Я в весеннем лесу

Слова и музыка: Е.Д. Агранович

Я в весеннем лесу пил берёзовый сок,
С ненаглядной певуньей в стогу ночевал…
Что имел - потерял, что любил - не сберёг,
Был я смел и удачлив, а счастья не знал.

И носило меня, как осенний листок.
Я менял города и менял имена,
Надышался я пылью заморских дорог,
Где не пахли цветы, не блестела луна.

И окурки я за борт бросал в океан,
Проклинал красоту островов и морей,
И бразильских болот малярийный туман,
И вино кабаков, и тоску лагерей…

Навалилась война, искорежила жизнь.
Роковая судьба, мои беды вершит.
Но куда мне бежать, что мне делать скажи?
Что же мне совершить для спасенья души? *)

Зачеркнуть бы всю жизнь
и с начала начать,
Прилететь к ненаглядной певунье моей!
Да вот только узнает ли Родина-мать
Одного из пропавших своих сыновей?

Я в весеннем лесу пил берёзовый сок…

1954 г.

*) Куплет, не вошедший в исполнение.



Эта песня была написана для фильма «Ночной патруль» малоизвестным в то время переводчиком дубляжа на киностудии имени Горького для персонажа Марка Бернеса уголовника-рецидивиста «Огонёк». Приёмная комиссия посчитала текст предлагаемой песни, не соответствующей нравственному облику вставшего на путь исправления бывшего уголовника, и режиссеру было предложено заменить её на другую. Но колорит песни был настолько богат, что приглашённым для её замены композитору Андрею Эшпаю, поэтам-песенникам Леву Ошанину и Якову Хелемскому пришлось написать две песни, которые и были включены в фильм, вышедшем на экраны в 1957 г.

Песня в исполнении Марка Бернеса (Эшпай, Ошанин):

Я не знал, сам не знал, как я верен тебе,
О тебе горевал безутешной тоской,
От тебя уходил к неизвестной судьбе,
И не мог ни на час я расстаться с тобой

Нету свету, счастья нету,
Посреди чужих людей,
Даже птице не годиться
Жить без Родины своей.

Далеко, далеко я свободу искал,
И устал, от чужбины постылой устал,
На чужой стороне побратался с бедой,
И не знал, что свобода моя, лишь с тобой.

Даже птице не годиться
Жить без Родины своей.

Песня в исполнении Татьяны Окуневской (Эшпай, Хелемский):

За калиткою шумит прибой,
Я знакомой прохожу тропой,
Где бродили мы вдвоем с тобой
На пустынном берегу.
Занесло твои следы песком,
Я озябла на ветру морском
Только память о свиданьи том
Навсегда я сберегу...

Пора цветенья
Вспоминается вновь,
Проходит юность,
Не проходит любовь....

Этой памяти не изменю
Фотографию твою храню...

Песни не запомнились, но роль Марка Бернеса «Огонёк» чуть было не стоила ему жизни. Подлинных сведений об этой истории к настоящему времени не сохранилось, но существуют две легенды.

Легенда первая.

В ноябре 1958 года Хрущёв получил от МВД докладную записку:
«Согласно оперативным данным, в Казани прошла сходка воров в законе. На ней принято решение об убийстве одного из знаменитых и популярных деятелей культуры Советского Союза. Цель акции: отомстить государственным органам за развернутую кампанию по дискредитации и ликвидации криминального института воров в законе. Как сообщили секретные сотрудники, в качестве жертвы уголовными авторитетами избран один из главных исполнителей в фильме «Два бойца»».
Хрущёв впал в бешенство. Он заявил, что, если предполагаемые преступники не будут своевременно обезврежены, если у уголовного мира навсегда не отпадет охота «карать» любимцев советского народа, то дальше в стране начнутся криминальные беспорядки.
О проведении воровской сходки, милиции было известно из анонимного письма, отпечатанного на пишущей машинке и отправленного через московский почтамт. По счастью, на бумаге остались отпечатки пальцев предполагаемого автора. Так сыщики и вышли на автора. Им оказалась заслуженная артистка РСФСР Лидия Русланова. С 1949 по 1953 год она отбывала срок в ГУЛАГе за «антисоветскую пропаганду» и «присвоение трофейного имущества», так что отпечатки её пальцев имелись в архивах МВД.
В связи с тем, что непосредственная цель покушения не была обозначена, то предположили, что угроза расправы возможно обращена против Бориса Андреева. К нему приставили опытных охранников и посоветовали отменить все гастроли и спектакли, ограничить встречи с друзьями и знакомыми. А к Лидии Руслановой направили для приватной беседы сотрудника, к которому она благоволила (после лагерей и тюрьмы певица не жаловала представителей советских органов). Русланова сообщила, что когда-то в камере Владимирской тюрьмы она подружилась с некой Валентиной Назаровой, а затем судьба разбросала их по разным этапам. В 1958 году Назарова разыскала певицу. К тому времени Валентина была любовницей уголовных авторитетов, которые передавали её «по наследству». Назарова и поведала Руслановой историю о карточной игре «на пятого».
Это значило, что один из четырех карточных игроков, проигравшись, обязан был убить того, на кого ему укажут победители, – «пятого». Последний любовник Валентины, известный татарский вор, вместе со своими коллегами обыграл недавно освободившегося из мест заключения уголовника-рецидивиста. Свидетельницей этого и стала Назарова. Имени «пятого» вслух не произносили, просто передали проигравшему листок, на котором оно было записано: «Фильм «Два бойца» видел? Через три недели боец должен остаться один».
Русланова не называла ни Андреева, ни Бернеса, поскольку не знала, о ком из них идет речь. Выводы сделали сами сыщики. Изучив биографию Андреева, оперативники узнали, что в 1941 году артист, будучи в крепком подпитии, позволил себе ряд резких отзывов о руководстве страны. Последовал донос. Андреева закрыли в СИЗО, ему грозила 58-я «политическая» статья. Однако через несколько месяцев актёра освободили по личному указанию Сталина. Оперативники предположили: во время пребывания в тюремной камере Андреев мог крепко повздорить с кем-либо из крупных криминальных авторитетов, не исключено, что и «руку приложить» (за ним такое водилось). А теперь ему аукается.
О Бернесе даже не подумали. Долгие годы воровской мир считал артиста «своим». Ещё до войны Марк Наумович сыграл эпизодическую роль уголовника в фильме «Заключённые», а после картины «Два бойца», где Бернес исполнил роль бравого уроженца Одессы-мамы и спел про шаланды, полные кефали, его авторитет в блатном мире стал непререкаемым.
Но «пятым» оказался именно он. Дело в том, что, когда началась травля воровского сообщества в стране, «авторитетный артист» снялся сразу в двух популярных фильмах – «Дело № 306» (1956) и «Ночной патруль» (1957). В первой картине сыграл комиссара милиции, во второй – вора Огонька, который порвал с уголовным миром. Последний фильм постоянно показывали в местах лишения свободы, это породило волну протестов уголовников против «воров в законе». Так Бернес превратился в глазах воров в «суку».
Вскоре усилия оперативников принесли плоды: удалось задержать одного из участников карточной игры и узнать имя исполнителя – рецидивиста по кличке Бурлак (Бурляев). На поиски Бурлака поднялась милиция всей страны. Воровскому миру дали понять, что в случае убийства Бернеса война пойдёт на тотальное уничтожение – без судов и обвинений, просто «мясорубка».
Блатные бросились разыскивать Бурлака с не меньшим рвением, чем милиция. Затравленный и загнанный, Бурлак пошёл на позорное дело – кражу икон и церковной утвари в одном из храмов. То есть стал «клюквенником» – церковным вором. По воровским понятиям, это преступление считалось гнуснее, чем изнасилование, и каралось смертью. Во время кражи преступника заметили священники и вызвали наряд милиции. При попытке бежать Бурлак был убит.

Легенда вторая.

Осенью 1958 года на свободу вышел человек, в блатном мире известный под кличкой Лихой. И ничем бы не прославился этот вагонный ворюга, если бы на запасных путях железнодорожного вокзала в Котласе (Архангельская область) не сел он играть в буру с тремя бывшими зэками, освободившимися из лагеря в то же время.
Роковая игра на «пятого» состоялась 24 октября, и к 15 ноября 1958 года знаменитый актер должен был погибнуть от бандитского ножа. И он бы погиб, если бы в дело внезапно не вмешался еще один человек, тоже бывший уголовник. Этот человек, который был всего лишь невольным свидетелем той игры, был страстным поклонником Марка Бернеса. Когда он понял, что над его любимым артистом нависла смертельная опасность (а он-то знал, что такое карточный долг в среде уголовников), то решил во что бы то ни стало спасти своего кумира. Но как это сделать, если у него нет возможности опередить Лихого и предупредить артиста? И тогда ему в голову пришло простейшее решение. С городского телеграфа он позвонил в Москву одному из своих приятелей и объяснил создавшуюся ситуацию. С точки зрения уголовных традиций он поступал предательски, однако в душе он оправдывал свои действия не менее весомым аргументом: ведь Бернес не имел никакого отношения к преступному миру, он артист, который отлично сыграл роль в фильме. Короче, приятель звонившего все прекрасно понял и тут же поспешил предупредить артиста о грозившей ему опасности. Благо дом на Сухаревской, где жил М. Бернес со своей пятилетней дочкой Наташей (жена актёра Паола Линецкая умерла в 1956 г.), знали многие москвичи.
Когда Марк Бернес узнал от совершенно постороннего человека, что его собираются убить, он в первые минуты просто не поверил в это. Однако незнакомец был настолько убедителен в своих доводах, что артист в конце концов поверил ему, и он принял единственное правильное решение - в тот же вечер отправился к начальнику МУРа И.В. Парфентьеву.
Парфентьев был человеком легендарным и хорошо разбиравшимся в преступной среде. Однако даже он в первые минуты рассказа Марка Бернеса не поверил в возможность того, что уголовники приговорили к смерти любимого всеми артиста. Во всяком случае, в его практике такого еще ни разу не случалось. Но, несмотря на свои сомнения, он все же решил не рисковать и обещал Бернесу свою помощь. Поэтому в тот же день были выделены четверо оперов, которым было приказано посменно охранять Марка Бернеса везде, где бы он ни появлялся.
Дни с 26 октября по 15 ноября 1958 года можно смело назвать одними из самых драматичных в судьбе Марка Бернеса — он ограничил до минимума свои выходы из дома и все свои действия согласовывал с охраной. Операм тоже приходилось нелегко. Один из телохранителей, стоя на лестничной площадке первого этажа, контролировал парадную дверь, другой — стоял на пятом этаже, возле дверей квартиры актёра. Еще один телохранитель находился в самой квартире, рядом с «объектом». Однако убийца в те дни так и не объявился. Не пришел он и в последующем, хотя ждали его до конца месяца.
Одновременно с этим, муровцы по своим каналам проверяли всех уголовников, прибывающих в Москву, пытаясь таким образом вычислить возможного убийцу.
Что случилось с Лихим, так доподлинно и неизвестно. По одной из версий, по пути в Москву он попался в руки милиции, попытался бежать и был застрелен. Никаких документов при нем обнаружено не было, и его записали в разряд неизвестных.

Но вернёмся к романсу «Я в весеннем лесу…».

Евгений Данилович Агранович родился 13 октября 1918 года в Орле. При последующем составлении документов дата была записана как 14 ноября 1919 года, и эта версия, как правило, указывается в разных документах и изданиях как официальная дата.
Детские годы Гесуни – так дома звали Евгения – прошли на орловских улочках: 4-й Курской, Новосильской, Дзержинского (теперь Покровской).
В 1929 г. семья переезжает в Москву.
В 1938 г. Евгений поступает в Государственный литературный институт.
В первые же часы войны Агранович подал заявление добровольца. Стал бойцом 22-го Московского истребительного батальона. В ноябре 1941 года он уже на действительной военной службе в редакции газеты «Бей врага» 10-й Армии.
В это время у него формируется поэтический сборник, в него входят и такие стихи, как «Раненый» (1941), «Первый в атаке» (1943), «После боя» (1943), «Старуха» (1943), «Контузия» (1944), «Мать» (1944), «Моему поколению» (1944), «Пограничный капитан» (1944).
На протяжении всей своей жизни Евгений Агранович обращался к песенному жанру. Так в 1941 г. он написал песню «Пыль». С первых дней войны эта песня разлетелась по всем войскам Западного фронта. Первые три строфы — по мотивам стихов Р. Киплинга в переводе Я. Ишкевича-Яцаны, остальные авторство Е. Аграновича:

День, ночь, день, ночь,
Мы идем по Африке,
День, ночь, день, ночь,
Всё по той же Африке.
Только пыль, пыль, пыль
От шагающих сапог.
Отпуска нет на войне.

Ты, ты, ты, ты —
Пробуй думать о другом.
Чуть сон взял верх —
Задние тебя сомнут.
Пыль, пыль, пыль
От шагающих сапог.
Отпуска нет на войне.

Я шел сквозь ад
Шесть недель, и я клянусь:
Там нет ни тьмы,
Ни жаровен, ни чертей —
Только пыль, пыль, пыль
От шагающих сапог.
Отпуска нет на войне.

Весь май приказ:
Шире шаг и с марша в бой,
Но дразнит нас
Близкий дым передовой.
Пыль, пыль, пыль
От шагающих сапог.
Отдыха нет на войне.

Года пройдут,
Вспомнит тот, кто уцелел,
Не смертный бой,
Не бомбежку, не обстрел,
А пыль, пыль, пыль
От шагающих сапог,
И отдыха нет на войне.

Агранович так вспоминал историю появления этой песни. В их роте почти все были студентами Литинститута; он был запевалой. А что петь? «Если завтра война»? «Гремя огнём, сверкая блеском стали»? Фронт катился к Москве. Закидательски-бодряцкие слова звучали как издевательство. На марше крутились в голове стихи Киплинга:
Пыль, пыль, пыль, пыль от шагающих сапог…
Отпуска нет на войне!
Я и не заметил, как из топота роты и хриплого дыхания сложилась мелодия. Стал напевать, соседи помогают. Стихи многие знали, а напев прими-тивно простейший, но по настроению в тон попал. И какой-нибудь знакомой музыки песня вроде не повторяла.
После войны Евгений Агранович вернулся в Литературный институт и окончил его в 1948. Работал журналистом в газете ОСОАВИАХИМа, где писал статьи о событиях в воинских частях по заданию редакции. Затем работал по договору на киностудии имени М. Горького, писал сценарии для «Союзмультфильма».
Из воспоминаний Аграновича:
«После войны я все-таки окончил Литинститут, работал корреспондентом в одной скромной редакции. Много ездил в командировки. Писал большими полосами. Но однажды что-то сострил в курилке по поводу борьбы с космополитизмом. Моментально настучали, в компании нашелся дятел. Из газеты вылетел с треском. Хорошо, что хоть на улицу, а не на лесоповал. Так я оказался на киностудии имени Горького в дубляжном цехе.
Моя должность называлась «автор русского текста песен дублируемых картин». До меня там работал Михаил Аркадьевич Светлов. Он полученный по договору аванс употребил на очень хороший пятизвездочный коньяк. Аванс вернуть не смог, а писать сценарий отказался наотрез. И его посадили. В тот самый дубляжный цех. Он довольно грамотно и пристойно субтитры переводил. Как только сумма заработка сравнялась с его долгом, он, буквально на той же строке, встал, откланялся и удалился. Я же для студии был находкой, как и они для меня. Высовываться же мне было никак нельзя. И так еле-еле выскочил.»

Через одиннадцать лет (1965) после создания романса «Я в весеннем лесу…» во время съёмок кинофильма «Приезжайте на Байкал», случилась значимая история в судьбе романса во время дождя, который вынудил съемочную группу укрыться в нетопленой бане. Под рукой оказалась гитара. Когда одна из актрис спела «Я в весеннем лесу…», режиссер Вениамин Дорман чуть ли не до потолка подпрыгнул: «Это же песня для моего следующего фильма». Актриса назвала имя автора.
Так романс обрёл второе дыхание и был исполнен Михаилом Ножкиным во второй части «Возвращение Бекаса» фильма «Ошибка резидента». Но имя автора для полюбившей романс публики ещё долгое время было неизвестным, так как незаметно промелькнуло в быстро бегущих титрах.

В далёких 30-х поэт с грустью писал:

Я бы верил, что услышит завтра
Тот, кто нас не слышал до сих пор.
Только ведь неизданный – не автор,
Так же, как непойманный – не вор...

Заслуженная известность пришла к нему только на склоне лет.
Умер Евгений Агранович 29 января 2010 года. Похоронен в Москве на Востряковском кладбище.

ДОПОЛНЕНИЕ.

НЕНАГЛЯДНАЯ ПЕВУНЬЯ

В 1938 году начинающий драматург Алексей Арбузов на самодеятельных началах организовал свою собственную театральную студию. У нее было два руководителя: сам Арбузов — как драматург, и Валентин Плучек — как режиссер.
19 мая на квартире у Плучека в Мерзляковском переулке собрались десять человек, которые и решили создать свой театр.
Здесь Евгений Агранович знакомится с Николаем Майоровым, Павлом Колгановым, Александром Галичем, Михаилом Кульчицким, Михаилом Львовским, Сергеем Наровчатовым, Борисом Слуцким, Давидом Самойловым, Еленой Боннэр и Розой Тамаркиной.

Роза Владимира (Вольковна) Тамаркина (23 марта 1920, Киев — 5 августа 1950, Москва) — советская пианистка.
В 1939 году, в возрасте 19 лет, её избирают депутатом Моссовета. В 1940 году она с отличием заканчивает консерваторию и поступает в аспирантуру к Гольденвейзеру.
27.04.1937 награждена Орденом «Знак Почёта» за исключительные успехи в области музыкального искусства.
Творческая особенность Розы Тамаркиной (как и ее современника Якова Флиера) пользовалось горячим признанием публики. Людей подкупала непосредственность и полнота чувств, которые всегда отличали ее игру, увлекала присущая артистке окрыленность, приподнятость тона, очаровывала живая эмоциональность ее исполнения.
Тамаркиной, как художнику, была присуща изначально некая внутренняя гармония; об этом вспоминают едва ли не все, кто наблюдал ее с близкой дистанции. Любые диспропорции или преувеличения шокировали ее музыкальное чувство. И этого, естественно, нельзя было не ощутить в ее исполнительском творчестве. Ее яркий природный темперамент редко выплескивался за рамки вкуса и художественной меры, что отмечалось большинством критиков.
Искусство Тамаркиной, пожалуй, не знало затаенных настроений и обостренного нервного драматизма. Быть может, именно поэтому она всего более была склонна к произведениям полнокровным, без изыска и надлома; они были ближе ей, чем всё другое. Произведения, излишне аффектированные или нервноиздерганные, бесплотные и эфемерные ее мало привлекали, да, вероятно, ей и не удавались.
В 1940 году Тамаркина блестяще заканчивает московскую консерваторию – ее имя вносится на доску отличия. В этом же году она вышла замуж за пианиста Эмиля Гилельса. Будущее вырисовывается перед ней в самом радужном свете – ее волнуют новые творческие замыслы, концертные программы, гастрольные поездки…

Их случайная встреча в театр-студии не имела последствий, но образ "ненаглядной певуньи", очевидно, сопровождал Аграновича всю его жизнь, хотя в своих воспоминаниях он об этом не упоминал, очевидно, потому, что это было глубоко личное.

Возможно, что под образом "ненаглядной певуньи" скрывается Руфь Мееровна Тамарина (урождённая Гиршберг; 21 июня 1921, Николаев — 11 июня 2005, Томск) — советская поэтесса.
В 1939 году поступает в Московский литературный институт им. Горького.
В институте познакомилась и дружила со студентами столичных вузов, выдающимися впоследствии поэтами Ярославом Смеляковым, Александром Галичем, Борисом Слуцким, Александром Яшиным, Павлом Коганом, Сергеем Наровчатовым.
В 1940  с введением платы за обучение перевелась на заочное отделение института и стала работать в детской библиотеке.
Среди участников театр-студии была и юная поэтесса Руфь Тамарина. В то время в Москве она жила одна: ее родителей арестовали, а младшего брата отправили в детдом. Училась в Литинституте на семинаре Ильи Сельвинского. Среди однокашников Руфи по семинару были Борис Слуцкий, Сергей Наровчатов, Павел Коган, которые приходили в Арбузовскую студию читать свои стихи.
Стихотворение «Письмо» Руфь посвятила Людмиле Нимвицкой и Белке, ее героине из спектакля «Города на заре», девушке из интеллигентной московской семьи, которая отправилась строить Комсомольск. В «Городе на заре» Людмила Нимвицкая была создателем и исполнительницей роли Белки Корневой.

ПИСЬМО
                Вы простите.
                Я Вас не знаю.
                Слышала: Белка,
                Белочка…
                Ходит насвистывая,
                Грустит.
                А Вы оказались девочкой.
                Маме в колени б,
                Как Наташа Ростова:
                — Мама, какая Вы…
                А Вы по сцене пустой проходите,
                И глаза, точно капли,
                Такие раскрытые,
                Будто видят людей впервые,
                И слова плакатные,
                И губы заплаканные.
                А в жизни увидела:
                — Вы ли?
                Вы с трибуны о чем-то рассказывали,
                А на экране беленых стен,
                Появлялась, покачиваясь,
                Угловатая тень:
                Женщина была в кожанке,
                С кольцом волос вокруг головы,
                Она понимала, наверное, лошадиное ржанье
                И любила ломать стеблинки сухой травы.
                А она не успела прожить,
                Написать не успела,
                И свалилась в тифу,
                В горячей ознобной мгле.
                И Ларисы Рейснер
                Строгое тело
                Друзья и товарищи
                Предали твердой земле.
                Вы простите,
                Я Вас не знаю,
                Но такой Вы приснились мне,
                Когда я невнимательно слушала
                Ваш голос с трибуны.
                Я тогда поняла:
                Вы еще не самая лучшая,
                Но совсем,
                Навсегда — самая юная.
                А тогда я пошла по улице,
                Ветром пронизанная,
                И узнала весну,
                По тоненьким каплям с карнизов,
                Я тихонько запела
                Песенку нашего «Города
                На заре»,
                Начинающего коммунизм:
                «Прилетели птицы с юга,
                На Амур пришла весна…»
                Я хочу для Вас много радости,
                Много горя
                И друга.
                Я Вам верю,
                Как верится вещим снам.


Поэтесса Руфь Тамарина, автор лагерных мемуаров «Щепкой — в потоке», за свою жизнь получила три срока заключения:
первый, учась в Литинституте, за опоздание на работу (два месяца общих работ), второй был во время войны и обернулся для нее штрафбатом,
третий, в ГУЛАГе, длился с 1948 по 1956 год.

Нимвицкая Людмила Борисовна (1916 - 2002) — актриса студии Арбузова, впоследствии театровед, одна из основателей театра юного зрителя в Перми в 1950-м году, вместе с Львом Футликом и Исааком Кастрелем.
Захоронена на Новодевичьем кладбище.
Исключать её, как прообраз "ненаглядной певуньи" нельзя, но фактов на это указывающих я не нашёл.