Вспоминания фронтовиков

ВСПОМИНАНИЯ ФРОНТОВИКОВ



1. Вспоминания Александра Михайловича Абросимова
В 1943 году я служил в должности командира минометного взвода. Часть наша стояла тогда в Каспийской низменности. В то время уже мин давали сколько угодно. Немцы засели в камышах этой каспийской низменности. По приказу мы каждый день стреляли по квадратам указанным в утреннем донесении. В общем, мы их выкуривали. С началом лета пошли в наступление. Впереди пехота, а мы обрабатываем им плат-сдарм, перед наступлением. Иногда с одной позиции вели стрельбу целый день. Ночью мы не стреляли.
Когда низменность была зачищена от фашистов, мы маршем пошли на восток и вышли к Каспийскому морю. Вот радости было. Грязные и чумазые все бросились мыться и стирать обмундирование. Нас было много – целый полк. Я, как и все бойцы никто, никогда не видел моря. Купались и резвились как дети. Разлеглись на песчаном пляже, загорали. Вдруг услышали шум самолетов. Все напряглись, но смотрим самолеты наши кукурузники. Некоторые вскочили и стали им махать руками приветствие. Самолеты сделали разворот, немного опустились, когда пролетали над нами, полетели бомбы.
Много бойцов погибло. Говорили, что это немцы на наших захваченных самолетах бомбили. Но многие уверены, что летчики, нас перепутали с немцами.

2. Вспоминания Василия Иосифовича Иванищева
Родился я, в Курской области. Там и прожил до 14 лет, когда началась война. Нас тогда подростков привезли копать траншеи и противотанковые рвы. Многие кто проживал в городе, лопаты никогда не видел. У них на ладонях скоро появились кровяные мозоли. Я каждое лето гостил у бабушки в деревне. Не только копать мог, но и лошадь запрячь и косой косить. Но ни кто не ныл. Рвали рубашки, и перевязывали больные ладони, и копали пока, хватало сил.
В тыл начали идти войска. Красная армия отступала. Когда послышался гром канонады к нам пришел офицер, приказал построиться. Нам выдали по полбуханки хлеба и по селедке. Он сказал: - вот по этой дороге бегом пока сил хватит. Там станция стоит эшелон. На нем вы доедете до Курска. А, там все по домам. Многие расхрабрились. Начали кричать, чтобы им выдали оружие, и они будут здесь защищать Родину. Но офицер был не приклонен. И нам ничего не оставалось, как выполнять приказ.
Нас было примерно около 20 тысяч человек. Если б кто то сказал, что после еды селедки нужно какое то время не пить. В общем, по пути этой 20 тысячной толпы все колодцы были пустые.
А, что потом было? Потом как беженцы я и моя мама уехали в Ташкент. Отца убило на фронте. В Ташкенте, окончил школу радистов, и на фронт. На фронт попал уже в 1943 году.
А, что у Вас с рукой? Вот и воевать, долго не пришлось. Попала пуля разрывная прямо в плечевую кость. Врачи думали, что помру, не выживу. Много крови потерял. Теперь рука и болтается как на веревочке.

3. Про фронтовика Николая Александровича Амбарова и его братьев Виктора, Леонида, Константина, Николая. Про мужа Анны Александровны Рыжковой (Амбаровой)
Помню в детстве в субботу, мылись в бане. У нас баня была на ремонте. Отец менял нижние сгнившие венцы. Мылись у родных. Дядя по линии моей мамы Николай Александрович Амбаров, пригласил нас к себе в баню. Для экономии времени в баню ходили по двое. Дядя Коля взял меня с собой.
Банька небольшая, но пару много. Вначале у нас парились, а потом мылись. Он начал поддавать пару, я убежал в предбанник. Там прохладней. Но на полу лед. Ко льду примерзший половик. Сверху сухой пока. Жду пока попариться. Уже замерз. Он выглядывает из приоткрытой двери и кричит: - давай иди мыться. Я забежал в баню. Он взял мочалку и давай меня ей тереть. Мочалка и липовой коры. Натуральная. Больно трет. Я, терплю. Потом сполоснул теплой водой. Ну, теперь ты мне спинку потри и беги домой. Я начал ему спину тереть и испугался. Его спина была сплошным шрамом. Внутренности, обтянутые кожей при дыхании двигались. Ребра на месте отсутствовали. Три сильнее! Что ты как девчонка! Силы что ли нет? Я из всех сил начал тереть ему спину. Вот так нормально. Теперь сполоснись и беги в дом пока не замерз, а то простудишься.
Прибежал в дом. Открыла его жена тетя Тоня. Спрашиваю, а что у дяди Коли со спиной? Его сынок на фронте из пулемета насквозь четыре пули пронзили. Он ведь в пехоте воевал. Чуть выжил. Пули то органы не задели. Только легкие насквозь пролетели. В госпитали комиссовали и домой отправили. А тут его вызывают в военкомат и говорят, что он дезертир. И справку из госпиталя сам смастерил. Хотели в штрафбат отправить. А как построились у военкомата, он упал в обморок. В больницу привезли, сказали от потери сил. Я, с документами, пока он в больнице лежал, в областной военкомат поехала. Там просмотрели документы и говорят, как только он жив остался. Потом нашего военкома сняли и на фронт отправили. Он погиб.
Старшего брата звали Виктор Александрович. Работал он директором школы в Работках. В июне пошел на фронт добровольцем. Назначили замполитом. Через неделю пришла похоронка. Разбомбили эшелон, в котором его везли на фронт. Он погиб.
После Виктора шел Иван Александрович. Иван Александрович в войну имел бронь. Работал директором Марьевского лесозавода.
После Иван Александровича шел Константин Александрович. Был в юности шибутной. Драчун. Солнышко на турнике крутил. Больше никто не мог. Воевал на Черном море в морской пехоте. Ему в бою оторвало руку. Погиб от потери крови, когда везли в госпиталь.
После Константина Александровича шел Леонид Александрович. Когда проходил комиссию признали язву желудка и освободили от армии. Как началась война, попал служить на балтийский флот. Воевал под Ленинградом на невском пятачке. Вернулся живым. Всю жизнь, как помню, был худой.
У Анны Александровны мужа звали Николай. За первую империалистическую у него было два креста. Семью их в 30-е годы их  раскулачили. Но когда началась война, он пошел в военкомат говорил «или грудь в крестах или голова в кустах». Погиб в начале войны.

4. Вспоминания разведчика Ермакова
В финскую войну служил в разведке. Зима холодно. За языком или просто за данными всегда ползком. Финны самые передовые в маскировке. Вижу сугроб, а вот только пар идет из одной точки. Нужно внимательным быть – это финн дышит через марлю и пар идет. Всего больше нас донимали их снайперы. Вернее снайперши. Даже бывает, в плен не брали, а сразу в расход. Много они наших положили. Сядет на дереве, в белом маскхалате не видно. Постреливает. Однажды сняли одну с дерева, а потом пристрелили.
Проще было языка притащить. Самое главное дотащить до своих окопов живого. Задерем ему одежду до голого тела и по насту тянем.  Притащим, а спина вся в крови. За то сразу дает сведения. Главное, когда его берешь не убить сразу. А, как Вы его брали? Вас приемам учили? Каким приемам? Я в своей деревне лучшим кулачным бойцом был. Бывало быка двухгодовалого нужно заколоть, то меня звали. Я ему кулаком в лоб (и показал свой сжатый кулак с мою голову) он сразу падает на колени и в обморок. Тут его и колят. А, мне за это ливер. Вот языку не раз ударю  в лоб и с концами. Бывало, не рассчитывал.
А, как война началась, то опять в разведку. И диверсии приходилось устраивать. Когда мост, взрывали, мне ногу оторвало по колено. Замотали. На дрезине в тыл. Хорошо, что госпиталь на станции был в эшелоне. Мне там сразу в поезде операцию. Потом в тыл. И комиссовали. Так я войну и закончил.

5. Вспоминания Софии Александровны Клюевой (Амбаровой)
В войну нам выдавали карточки на питание. По карточкам выдавали кроме продуктов мыло. Каждый день я ходила в магазин за хлебом. Это была моя обязанность. Шел 1942 год. Немцы рвались к Сталинграду. В нашем, Макарьевском монастыре организовали эвакогоспиталь. Школьники без рук не сидели. Ходили в госпиталь устраивали для раненых школьные концерты. В летние каникулы для госпиталя собирали лекарственные травы. Зверобой, подорожник. А самое главное собирали много шиповника, который рос в изобилии вдоль Волги.
В один из дней я как обычно встала в очередь за хлебом. Вдруг в небе раздался рев самолетного двигателя. Все стали смотреть в небо и приветствовать летчика. Когда самолет приблизился к земле, то из него стало вылетать пламя от выстрелов. Стрелял пулемет по людям из очереди. Попал в крышу магазина, та загорелась. Самолет улетел, но потом, опять на нас большая часть людей разбежалась, а кто то, уже недвижно лежал на земле. На стенах монастыря стояли зенитки и пулеметы. Они начали стрелять по самолету и подбили его.
Самолет с ревом начал падать и упал далеко в лесу. Искать его на машине НКВД с винтовками отправились. Потом пошли слухи, что самолет упал в клюквенное болото, и его поглотила трясина. Теперь это болото называется самолетное. Самолет вместе с летчиком до сих пор там лежит.
А про колокола Вы помните, рассказать хотели. Про колокола? В 1927 году у нас в городе, а Макарьев был тогда городом, выбирали городского голову. Выбрали твоего деда – моего отца Амбарова Александра. В то время традиции, заложенные еще при царе батюшке, соблюдались. Каждое воскресенье после молебна игуменья шла пить чай к главе города. Там за чаем они обсуждали общие дела города и проблемы. В основном по благоустройству. Про политику было говорить непринято. А, я маленькая все под столом спрячусь и слушаю, о чем старшие говорят. Так вот отец и говорит игуменье, что через месяц придут чекисты и будут грабить монастырь. Соберут все. В основном золото и камни. В иконостасе в Троицком соборе было много жемчуга и камней. Самый большой изумруд был величиной с голубиное яйцо. Как во времена лиха иконы начали раздавать народу. Кто то, отказывался, боялся, что посадят. В то время это было просто. По легенде из монастыря было три подземных хода. Один под Волгой в Исадовскую церьковь, другой под углолвой башней к Керженцу, что бы во время осад по воду ходить, третий шел на Медолан в церковь.Там на Медолане скит был. Жили в нем монахи, которые провинились. Собирали мед в ульях и в дуплах – дикий мед. Была для них построена церковь, которая была соединена с монастырем подземным ходом. Потом в этот ход попала волжская вода, подмыла стены церкви, она и провалилась. А вода попала потому, что монашки в этот ход ценные вещи спрятали и открыли шлюз, чтобы затопить. Вот вода и подошла к церкви на Медолане (возвышенность в лесу до которой примерно три километра).
Приехали чекисты. Иконостас в Троицком соборе разобрали. Золотые оклады отдельно, камни отдельно, иконы отдельно и увезли в Москву. А, колокола, сбросили со звонницы на землю. Они раскололись. Колокола в Малине делали, город такой есть в Европе. Купцы макарьевские деньги платили. Погрузили их на две самые большие завозни (завозня – весельная лодка больших размеров для перевоза грузов по Волге) и на тот берег. Весь Макарьев стоял на берегу и плакал, смотрел, как колокола увозят. Когда завозни подошли к тому берегу, а там самое глубокое место вдруг взялась буря. Завозни перевернулись и утонули вместе с людьми. Никого потом не нашли. Долго искали. А, колокола и поныне там лежат! На этом месте сейчас всегда вода «рябит». Там очень глубоко. В то время ныряли дна не достали.
А вот в войну лепешки пекли из картофельной кожуры и хлеб из лебеды.

6. Вспоминания Степана Васильевича Воробьева моего отца
Отец родился 21 июля 1918 года в деревне Морки МАРИЭЛ. Говорит, что в деревне все были русскими. Его предков, когда то при Екатерине туда выслали. Когда ему было 1,5, года умерла его мать. Звали ее Наталья. Умерла она от сыпного тифа. Плохо ее помню. Помню, что она меня зимой одевала после бани. Нет, наверное, не помню. Когда мне было 8 лет, умер отец. Звали отца Василий. Братья, а их было двое, Николай и Михаил, жили не с нами. Хоронить помогли соседи. Я, один на улице весна. Во дворе корова и лошадь. Пек сам хлеб в русской печи. Доил корову. Варил похлебку, картошку с молоком. Весной начал пахать нашу землю. Положу хомут на землю. Вовнутрь кладу корочку хлеба. Лошадь нагнется за хлебом, а я раз на нее хомут. Запрягу и в поле. Так почти все вспахал, а потом за мной приехал старший брат. Он, почему запоздал. Потому, что работал на стройке в Сибири и не смог раньше не отпускали. Потом его перевели в Казань, и мы туда поехали. Жена брата меня не любила. Всегда была мной не довольна. Как учусь. Как веду себя. Я был смирный. Ни с кем не спорил. Ни с кем не ругался. Время было голодное. Чтобы как то помочь семье я, придумал продавать сигареты поштучно. Накопил денег на пачку сигарет. Сэкономил на еде. Пришел на рынок и начал продавать по одной. Смотрю дело пошло. Пол пачки продал. Подходят двое. Продай ка нам по одной. Я, достаю пачку. Они нагло эту пачку у меня отняли. А, будешь кричать зарежем.
На этом мой бизнес закончился раз и навсегда. Придя домой, я спрятался за печку, и проплакал, пока не заснул. Проснулся от крика брата на жену. Оказывается, они меня потеряли, и он подумал, что я из дома из-за нее убежал. Своих детей у них не было. На семейном совете было решено отдать меня в школу ФЗУ (фабрично-заводского ученичества). Учился я на слесаря. Учителя  (их называли мастерами) были опытные еще с царских времен. Сам мог напильником выточить молоток. Один раз сделал тиски. Топор и, т.д. Пришла пора мне закончить ФЗУ. Меня направили на работу в город Нижний Новгород на завод «Красная сосна». Родители дали в дорогу еды и посадили на поезд. Приехал в Нижний Новгород на Казанский вокзал. Завод находился на другой стороне реки Ока. Его было видно. Через наплавной мост я перешел на другую сторону реки и прямо на завод.
В отделе кадров на заводе меня встретили сначала с улыбками, а потом с сожалением. С улыбками потому, что у меня в корочках которые выдали по окончании ФЗУ, были одни пятерки. Но возраст мне было всего четырнадцать лет, не положено было работать на производстве. В отделе кадров начальник пожилого возраста посоветовал. Ниже по течению есть лесозавод в Макарьеве. Там начальником работает мой земляк. Тебе я напишу записку, чтобы он принял тебя на работу. Там не областной город, надзора меньше и рабочих квалифицированных не хватает. Точно возьмут. В бухгалтерии выписали мне проездные деньги на билет на пароход. Покормили в заводской столовой, и я с пристани сел на колесный пароход «Спартак». На следующий день утром причалили к пристани напротив Макарьева. На противоположной стороне большим белым лебедем парил, как будто, над рекой стоял православный монастырь. Аж, дух захватывало. Белой полосой раскинулись его стены. По углам виднелись башни. Внутри за башнями и на фасаде были церкви.
Через Волгу, в Макарьев, перевозили местные мужики на лодках. В последствие я узнал, что лодки эти были придуманы местными жителями и назывались великовражки. Брали за перевоз по копеечке. Подхожу к одному и спрашиваю: - как мне переехать на другую сторону. Он говорит, что занят. Показывает пальцем на мужика и говорит: - вон спроси  карася. Подошел и спрашиваю: - товарищ Карась перевезите меня, пожалуйста, на другую сторону, а он мне кто тебе меня рекомендовал? Я показываю вон тот. Карась покраснел, сжал зубы и говорит. Вон иди к лещу и может он тебя перевезет. Я уже с опаской подхожу и спрашиваю, а что, перевезете меня в Макарьев. Мужик отвечает: - вижу, что  ты не из наших мест будешь, а  издалека приехал? Да. В гости к кому? Нет на работу на лесозавод. На какую должность? Слесарем. Выучился в ФЗУ на слесаря. Да, нешто? Садись в лодку, поехали, отвезу. Да не доставай свои копейки. Нам сейчас позарез специалисты нужны. А, Вы работаете на заводе? Да, сейчас жену ждал, чтобы перевезти. Тебя отвезу и потом за ней опять подгребу. Контора прямо на берегу, там сам увидишь.
Я вышел из лодки на берег и пошел к домам расположенным стройным порядком вдоль берега Волги. В конце улицы прямо рядом со стеной монастыря стояла контора лесозавода. Над крыльцом виднелась вывеска. Нашел отдел кадров. За столом сидел мужчина средних лет. Одет он был в пиджак и косоворотку, на ногах начищенные до блеска кожаные сапоги. Я, поздоровался и протянул ему записку, данную мне в Нижнем Новгороде на заводе «Красная сосна».
Он внимательно прочитал. Посмотрел на меня. Опять прочитал. Будете работать в мастерской. В начале, устройтесь на квартиру. Там проживает кроме Вас еще несколько человек. С жильем у нас неважно. Сейчас идите в столовую. Вот записка. Отдадите повару. Он Вас накормит. Сегодня отдыхайте, а завтра вас проводят Ваши соседи.
Призыв на службу в армию
В те годы в армию брали служить, когда исполнялось 21 год. Меня призвали служить в 1939 году. Попал в танковые войска в учебную роту под Нарофоминск. Учился на водителя танка. Начали осваивать новую секретную технику. После окончания учебной роты перевели служить в танковый полк на танк КВ-1 (Клим Ворошилов).
В 1940 году мы в составе танкового полка вошли в прибалтику. Помню, командир скомандовал остановиться. Я открыл люк, смотрю, на лошади, едет лесник с берданкой. Оказалось, что это пограничник. Не помню, в какой город мы пришли. Стояли там несколько недель. Помню, поймали школьника с перочинным ножом. Спросили, что он тут делает? Он заплакал и говорит, что учитель им сказал, что у русских танки сделаны из фанеры. Подвели его к танку и предложили попробовать. Он поцарапал танк и сказал, что учитель все врал. Отпустили домой.
Нас погрузили на эшелон и повезли, куда-то на запад. Танки должны были следовать следом на платформах. Разгрузились в западной Белоруссии. Жили в палатках. Раздали книжечки «Как воевать на занятой территории». 22 июня было воскресенье нас, построили, сказали собрать вещевой аттестат скоро, мол, танки прибудут. Я с другом пошли на речку постираться и помыться. Успели постирать одежду, развесили сушиться. Вдруг трубят тревогу. Прибегаем все уже в строю. Командир объявляет, что утром немцы напали на нашу страну. Так началась война.
Танков так и не было. На весь полк была пушка 45-тка. Наводчики проходили на ней учебу. Что бы, не забыли. Оружия не было. На посту стояли с дубовыми «дрынами» вырубленными в местном лесу. Опять играют тревогу. Представители НКВД ведут связанного замполита и говорят, что он от единственной пушки в болоте утопил прицел. Яма была уже готова. При всех его расстреляли. А, мы, развернувшись на восток маршем, начали продвигаться в тыл. В первом же городке нас уже ждали немцы. Кто успел, добежал до ближайшего леса. В лесу мы собрались. Знамя полка не потеряли. Так мы шли лесами, а немцы на мотоциклах по дорогам вперед нас успевали. Воевать нам было не чем. В день проходили километров по 50. Мой друг сносил пятки до мяса. Сапоги через плечо. Я с ним. Стали отставать. На одном переходе нас догоняла артиллерия. Мы привязали его к лафету ремнями, чтоб под колеса не скатился, когда вдруг заснет. С тех пор ни слуха, ни духа.
Уже под Смоленском, кто выбрался, всех собрали, посадили на поезд и на восток.
Привезли в Нижний Тагил получать новые танки. Сформировали экипажи. Танк получили КВ-1. Экипаж 5 человек. Я водитель танка. Учились на полигоне недели две. Опять танки на платформы и назад на запад. Прибыли под Москву. Было начало ноября. Стояли холода. Под танк приказали копать котлован. Земля была уже как камень. А, машина КВ-1 большая. По очереди котлован выкопали за день. На следующие сутки все экипажи построили. И называют по командирам танка выйти экипажам из строя. В списке и наш экипаж. Все перепугались. Потому, что списки озвучивал НКВД. Неужели провинились. Если про отступление, то раньше бы расстреляли, думал я. А, там говорят, что названным экипажам запустить машины и колонной продвигаться к Москве.
Не доезжая Москвы, мы встали. Нам объявили, что идем на парад на Красную площадь. На этой площадке один день будут проходить тренировки.
Так я попал на парад 7 ноября 1941 года на Красную площадь. Сталина я конечно не видел. Смотрел через амбразуру. Только бы не ошибиться. Только бы танк не заглох.
С парада сразу на фронт. Рядом с нами стоял батальон тридцатьяетверок (танк Т-34). Ходили слухи, что Монголия поставила несколько эшелонов мяса и полушубки с валенками. Тридцатьчетверки готовили для демонстрации Сухебатору. Наморозили трамплин, с которого они на полном ходу должны были прыгнуть. Но до этого, слава богу, не дошло. А, вот строй экипажей и танков Сухебатор смотрел.
Нам выдали полушубки и валенки. Вовремя. Морозы стояли под 40 градусов. Под днищем танка у нас была оборудована специальная печка, которую топили углем. Грели днище. Пошли слухи, что скоро наступление. Мы взбодрились. Хотелось скорее наступать. Показать этим гадам, фашистам. Настроение было у всех боевое. Накануне перед наступлением за сутки приказали все валенки и полушубки сдать в тыл. Больше я своего полушубка не видел. Приказ заводить танки. При таком морозе грели и запускали дизель четыре часа. Без полушубков и, пошли в наступление. На некоторых участках перед наступлением работала артиллерия, а на нашем участке фронта ничего такого не было.
 Прошли несколько километров. За все время по танку попали два раза. Только в ушах звенело. Но в разгар боя ни кто не обращал на это внимания. Все жили одной мыслью – больше уничтожить фашистов. Был негласный приказ пленных не брать. Когда фашисты начали выбегать из окопов с поднятыми руками командир танка приказал: - вперед по траншее. У деревни, какой не помню, остановились и стояли там уже до конца февраля. На нашем пути стояла высота, с которой можно было контролировать большую территорию. Называлась высота Зайцева гора. Она переходила из рук в руки. То мы ее займем, то немцы. У подножия горы на нейтральной линии стоял подбитый наш подбитый танк командира полка. На этом танке была рация, которую было невозможно снять. Каждые сутки туда выставлялся пост. Охраняли танк и вели работу на радиостанции. Окурат перед горой было большое болото. При сильных морозах оно промерзло, и танки не проваливались. Командование и хотело занять эту высоту пока морозы. Немцы то в такие морозы вояки никакие.
Как сейчас помню, что 30 марта было ровно 30 градусов мороза, шел 1942 год. Мы пошли в наступление. На этот раз обошли гору и пошли дальше на врага. Остатки, немцев на горе, добивали наши штурмовики и катюши. На следующий день резко повысилась температура. Дороги раскисли, мы встали. Дальше танки двигаться не могли. Немцы этим воспользовались. Самолет у них был фокевульф-190, мы их звали фокерами. У него на крыльях бомбочки маленькие, но много – зараза. Как начнет кидать, а он пикирует и кладет бомбы, прицельно. Нашему танку перебило гусеницу. Я, как механик-водитель через нижний люк вылез из танка, лопаткой прокопал небольшую траншею, чтобы экипаж смог вылезти. Передали мне ведро. Воды я зачерпнул в болоте, разжег костер и стал варить в ведре кашу из концентратов. Не ели почти сутки. Как только прилетают бомбить, я ставлю ведро под траки не перебитую гусеницу. В это же время вставил штырь, чтобы подтянуть и собрать гусеницу. Опять летят бомбить, я под танк. Взрывной волной меня забросило под танк еще дальше, и я застрял. Весь рот в земле. Проплевался. С трудом вылез. Смотрю, к броне трехлинейка прислонена. Я ее схватил, и наизготовку, передернул затвор. Сидит солдат и ест мою кашу. Я ему: - руки вверх. Он зачерпнул сначала каши, а потом поднял руки и встал. Я с передка. Бойцы за жратвой послали уже больше суток ничего не ели. Иду, а тут как в сказке каша готовая целое ведро. А, у меня ложка всегда с собой. Ну, я и принялся. Отдай мою винтовку, а то меня расстреляют за потерю оружия.
Через несколько минут он сидел у нас под броней в гостях. Рассказывал, как в пехоте воюется. Тылы отстали, и еды нет. Вам хорошо на колесах, а в рюкзаке много не унесешь. Все пешком да бегом. Тяжело. Накормили, дали на дорогу еще еды. А, сами принялись натягивать гусеницу. На помощь, нам прибыли легкие танки только, что с завода из Горького. Земляки. Их пустили вперед в болото. Сразу налетели фокеры. Первый от нас танк задымился, из него выскакивал экипаж. Один побежал в нашу сторону. Я открыл люк подвинулся к стрелку чтобы его затащить, но тут свистит бомба и… Разрубило пополам тело. Несколько шагов ноги одни бежали…
Дальше стояли все в обороне. Немцы рвались к Сталинграду. Там воевал мой брат Михаил. Там и погиб. Перед войной Михаил уехал работать в Донецк шахтером. Один раз у них завалило шахту. Погибли люди. Перепуганное начальство обвинило тех, кто был ранее в забое. Его посадили за вредительство. Попросился добровольцем в штрафной батальон. А, вот старший брат Николай погиб еще в начале войны. Они видимо отдали свои жизни, чтобы я жил.
Следующие бои меня ожидали на Курской дуге. Наш полк (40-я танковая дивизия) воевал со стороны железнодорожной станции Поныри. Как обычно КВ-1 впереди, а за нами Т-34. Под станцией под башню попал снаряд. Я очнулся уже в госпитале в городе Оренбург. Госпиталь лечил раненых с ранениями в голову. Смотрю а, под кроватью «утка». Значит я в туалет без сознания в «утку» ходил. Стало стыдно. С трудом встал с кровати и по стенке, как было возможно, побрел в коридор, чтобы найти туалет. Навстречу идет боец у него то же, как и у меня, голова вся в бинтах. И как треснет меня кулаком в голову. После этого очнулся, рядом сидит санитарка. И ругать меня. Вы что себе позволяете! Вам три операции сделали на череп, а Вы самовольничаете. Вам с кровати вставать нельзя. Хотел возразить, мол никого не было когда очнулся. Она убежала, услышав крик раненого бойца.
Так через некоторое время сам стал ходить, весной на улице гулять. А, потом к нам из ближайшей деревни одна женщина молоко приносила. Ей начальник госпиталя за молоко лекарства выписывал. Я как то подошел к ней и предложил помочь в сенокосе. Время как раз было сенокосное. Середина лета. Так я целый месяц помогал кость траву и сено заготавливать. Мне за это молока давали. Молоко я все не пил, а носил в госпиталь для раненых. На базе госпиталя были организованы различные курсы. Я записался на курсы радистов. По выписке из госпиталя написал рапорт, на штурмовик стрелком-радистом. Председатель комиссии, посмотрев дело, написал в тыловые части. Или при госпитале. Говорит, коров заведем, будешь за ними следить и молоко для госпиталя запасать. Тебе посте такого ранения на фронт путь запрещен. Ну, пока на год. Я стал упрямо всякий раз, когда приезжали в госпиталь набирать контингент проситься на фронт. И вдруг мне повезло меня взяли стрелком-радистом на ИЛ-4 на бомбардировщик.
Привезли на территорию западной Украины. Там были сосредоточены аэродромы дальней бомбардировочной авиации. Территория заселена кучно. Маленькие поселки и городки шли практически один за другим. Аэродром нам расположенный в ближайшем лесу имел усиленную охрану. Дело в том, что в лесах засели бендеровцы. Спокойно спать нам не давали. То и дело пропадали офицеры без следно. Ходить разрешалось только по двое. В ближайшие населенные пункты ни шагу. Через небольшую речку был мост. Этот мост, взрывали почти каждую ночь. Комендант нашел выход. Он пришел в первую попавшуюся хату и сказал, что если сегодня ночью мост взорвут, то заберет корову и всю скотину. И чтобы передали по всей деревне. Хозяйка вместе с детьми ночевать на мост. Придет бендеровец, а она ему и говорит, что если взорвет, то вместе с ней и с детьми. А, завтра ее муж придет развираться с его семьей. С тех пор взрывы моста прекратились.
Кормили, так я за всю войну ни разу не ел. На первое суп или щи, на второе котлета. Первого можно и добавки было брать. После вылета давали по 100 грамм фронтовых.
Летали бомбить Варшаву и Кениксберг. Однажды попали под сильный зенитный обстрел. Осколком разбило фонарь и он мне врезался в шею сзади. Перебил, какой то нерв. Вытащили прямо в нашей санчасти. Второй раз ранили посильнее. Осколком от зенитки. Он попал в левую лопатку. Тут уже меня отправили в госпиталь. Осколок удалили. Через месяц опять поехал в часть. А, тут и война закончилась.
Служил еще до 1946 года. После демобилизации приехал назад, а Макарьев.

7. Вспоминания Шевелева
Я воевал в десантных войсках. В 1944 году меня и несколько бойцов вызвали в Москву и начали обучать некоторым вещам, про которые даже спустя время говорить не имею права. Обучали венгерскому языку, расположению Будапешта. Будапешт состоит из двух половин. Одна называется Буда, а через реку Дунай называется Пешт. Нас выбросили на парашютах в Пешт. С ходу атаковали немцев, закрепились и держали оборону до прихода основных воинских частей. Какой объект обороняли, не скажу. Дальше так и служил в Венгрии до демобилизации. Помогал коменданту Будапешта в организации населения.

8. Вспоминания Валерия Михайловича Баданова
Службу в войну проходил в разведке. На передовой и за языком приходилось ходить. А, когда пересекли границу, то всегда в городе ночевали. Однажды, было это уже на территории Германии, нашли старый замок. Замок стоял на берегу небольшой речки. На реке была оборудована небольшая плотина и видимо на ней была установлена гидростанцция, т.к. в замке было электричество. В замке никого не было. В подвалах вино в бочках и бутылках. Колбаса висела на крючках копченая, сколько хочешь. Вот только хлеба не было. Командир и два автоматчика поехали в штаб с докладом, а мы в это время в подвал, пока командира нет. Посуда вся была из стекла. В корзинах еще и бутыли литров на 20 стояли. Ну, мы с них и начали.
Когда прибежал часовой Громыко, и спросил, когда его будут менять, мы уже порядочно напились. А он и говорит, что де хватит вам идите и проспитесь, а то не того командир вот-вот приедет. Поднялись наверх. Огромный зал был пополам разделен лестницей, из  какого то камня. Ступени каменные. По Бокам на стенах картины. У одной стены огромная печка без трубы. Но, хайло - как у русской печки большое. К вечеру стало прохладно, и мы решили протопить печь. Топили бумагами и всякими папками, что были разбросаны по полу. Потом в ход пошли стулья. Натопили и хотели уже спать ложиться. Тут бежит часовой и кричит: - тревога на дороге, что идет к замку колонна немецкой техники. Броневик и две машины. Наверное, с солдатами. От реки, на которой стоял замок, шел туман и в сумерках видимости никакой. В ночи слышно было лязг гусениц и шорох покрышек машин об дорожное полотно. По слуху, похоже, что танк был один или может два не больше. Сколько машин определить невозможно. Все с напряжением ждали приказа сержанта Быстрова. Я, его был старше и по званию и по возрасту, но по приказу в отсутствие командира взвода Быстров его заменял. Фамилия соответствовала темпераменту и поведению. Все быстрее. Все сразу. Там посмотрим. Без командира и автоматчиков нас осталось восемнадцать человек. С небольшим боезапасом. Думали не на передовую едем. Кто знал, что так приключиться?
Всем построиться! Только быстро. Где Шмаргун? Кто его видел последним? Так он в подвале комплектует пропитание для взвода. Быстро за ним! ВЫ, двое быстро на мост. Во дворе стоит машина с ящиками набитыми взрывчаткой. Зачем? Может замок взорвать хотели? Пару ящиков заложить под мост. Самим окопаться на безопасном расстоянии. Как только первая машина или танк войдет на мост – взорвать. Бегом.
Вы, двое на плотину. Там можно оборудовать хорошую пулеметную точку. Выберете угол обстрела, чтобы простреливалась дорога за мостом. С собой пулемет и по четыре гранаты.
Привели Шмаргуна. В одной руке колбаса в другой бутылка вина. Лыка не вяжет. Как только услышал о приближении противника сразу4 протрезвел. Докладаю: - провианта на взвод на неделю скомплектован, заместитель командира взвода по хозяйственной части старшина Шмаргун.
Так, Шмаргун в подчинении к Баданову. На чердак с пулеметом. Бутылку оставить. Колбасу можешь взять с собой. Быстро, бегом наверх.
Остальные за мной на улицу, будем рассредоточиваться по периметру.
Мы с Шморгуном по лестнице поднялись на второй этаж. Далее была дверь в башню и по винтовой лестнице начали подниматься. В темноте было трудно попасть на крутые и местами стертые ступеньки. В некоторых были глубокие выбоины. Мы это чувствовали ступнями. Я, впереди тащим пулемет, сзади Шмаргун нес ящик с лентами патронов. Дегтеря – так мы звали свой пулемет я берег. Много стволов пришлось сменить, но в основе пулемет был родной. В проеме появился свет, и мы попали на площадку башни. На уровне груди в стенах были бойницы. Угол обстрела просматривался на переднюю часть замка, которая выходила к реке и на часть стены со стороны окружавшего леса. На площадке башни стояло несколько высоких корзин. В ней оказалась плотно утрамбованная солома. Вот: - говорит Шмаргун, видимо зажигали для подачи сигнала. И высыпав из одной солому прилег. Давай по очереди нести вахту. Как на корабле, на котором я служил в Одессе. Нет уж, встать к амбразуре. Я теперь старший и ты мои команды выполняй! Твой сектор обзора стена с выходом на лесной массив. Никакой вахты немцы на подходе смотри свой сектор обстрела! И не курить. Дивись, че то там в кустах? Вместе стали присматриваться из кустов показались фашисты. Стрелять или рано? Метров триста. Давай метров да двести пусть подойдут. Я беру левый фланг ты правый. Огонь! В ночи засверкали очереди. Я стрелял из «дегтеря», а Шмаргун из ППШ. С первых выстрелов трое уразу упали без движений остальные залегли. Хорош палить, прокричал я, береги патроны! Со стороны мельницы начали стрелять. И раздался выстрел, а потом прогремел взрыв. Стрелял танк. По стене башни забарабанили пули. Посыпались мелкие камни выбитые пулями, которые залетали от рикошета. Нужно обложиться корзинами с соломой. Будет так защита от рикошетных пуль. Выглянут из амбразуры, один стрелял с колена, остальные лежа. С места не двинулись. Осторожно вставляю пулемет в вырез и даю очередь. Наповал. Остальные отползают в лес. Вдруг из леса по ним стрельба. Положили всех. Сидим. Ждем.
Прибегает Быстров. Все кончено наши им в тыл пришли и добили. Спускайтесь вниз, там командир вернулся.
Построились. Объявляю всем благодарность. Эти не заблудились, а шли сюда целенаправленно. Тут в подвалах спрятаны предметы искусства. Картины и всякое…
Пленных в подвал. Утром допросим. Всем отдыхать. Быстрову расставить посты.
Утром по очереди сходили на речку помыться. Прямо в камине варили колбасу. До чего вкусно. Никогда такого не ел. После завтрака командир развел взвод на поиск предметов старины. Меня выбрал отвести в штаб пленных. Вернее пленную.
Оказалась переводчица. По национальности белоруска. Одета она была, в немецкую форму. Юбка и пиджак. На голове ничего не было. Видно в бою потеряла.
Замполит, вновь приехавший с командиром (до него замполит погиб в бою), взялся помочь ее проводить да штаба. Говорю, сам справлюсь. Языков таскал один, а тут с бабой не справлюсь?
Приказы не обсуждаются, тем более ты не знаешь куда идти. Вы тут в разведке смотрю, совсем от рук отбились. Ну, ничего, наведу я у вас порядок.
Ты Баданов идешь впереди, а я замыкающим. Ориентир вон та дальняя сосна, а потом скажу куда дальше.
Подошли к ручью. Она попросила попить. Что ж попить всегда можно. Она наклонилась к ручью. В это время замполит достал ТТ и когда она наклонилась, выстрелил ей в затылок…