Гибель застойной судьбы. Часть 2

       

               1

Максим всё же решил последовать совету директрисы и сходить к родителям своих учеников как классный руководитель. Начал с родителей Миши Бортника, как самого неуспевающего в его классе. Впечатления остались не самые приятные. В этой семье было четверо детей. Миша был старшим, но его почему-то сплавили бабушке. Как позже Максим узнал от коллег в школе, бабушкино воспитание было своеобразным. Например, принёс внучок бабушке ведро водички, а она ему стаканчик вина наливает. Наколол дровишек – снова стаканчик винца. Надо же внучка как-то отблагодарить, воспитать, так сказать, настоящего мужчину. Больше тут говорить, конечно, было не о чем. Какие умственные способности могут быть у этого малолетнего алкоголика? Наверное, и сама бабушка была не промах и любила к стаканчику приложиться. А почему бы и нет?
Мамаша Миши работала почтальоном в селе. Одна рука у неё была усохшей и вдвое меньше другой. И эта горе-родительница тоже жила в обнимку с зелёным змием. Когда она напивалась так, что не могла уже разнести почту по селу, на помощь ей приходил второй сын Андрей. Он был на год младше Миши. Учился тоже, естественно, плохо. Рос как беспризорник. Всю зиму, например, он проходил без шапки, в тонком плащике без тёплой подкладки и капюшона и в резиновых(!) сапогах. Думаю, что не каждый из нас в таком боевом одеянии способен выдержать зимнюю стужу.
Когда Максим зашёл в дом-избушку на кривых курьих ножках, то увидел, что семья ужинала. На столе был большой квадрат маргарина килограммов пять весом (наверное, на всю зиму запаслись едой) и буханка хлеба. И больше ничего! Неухоженные голодные дети сами, как попало, резали хлеб и мазали его маргарином. Это был шок! Удар током! Причём по голове! О чём можно было говорить с такими родителями, Максим не знал.  Да их самих надо ещё лет десять воспитывать в ЛТП*, а потом ещё доучивать в средней школе столько же. Их уровень, скорее всего, не выше плинтуса третьего класса. Чему они могут научить своих детей? Как помочь в учёбе? Папашка-механизатор, скорее всего, тоже любитель «водочно-острых» ощущений.
Ещё одно вынужденное знакомство, но уже с матерью другого ученика, Сергея Войтенко, произошло у Максима через несколько дней. Так, Максим добирался в школу, до которой из райцентра было 25 километров, сначала на дизель-поезде, а потом на велосипеде, который затаскивал в вагон. Таким же образом добирался и домой. Свой педальный транспорт оставлял в сарайчике возле школы, который на замок не закрывался. А зачем? Село, все друг друга знают. И вот однажды кто-то украл, сняв с велосипеда, насос. Максим провёл своё расследование среди школьников и узнал, что отличился его «любимый ученичок» Сергей. Тот заявил, что ничего не знает. Максим решил сходить к родителям своего «отличника». Встреча с матерью Сергея оказалась очень короткой. Мать в ответ на жалобу Максима о краже невозмутимо заметила:
– Серёжка, ты брал? Ну, то отдай.
О чём с ней можно было говорить? О воспитании, о моральных ценностях, или, в конце концов, об учёбе сына? Максим сразу понял, что и тут надо воспитывать ещё мать и долго объяснять, что такое хорошо, а что плохо.
Насос Сергей всё же отдал. Больше у Максима не было никакого желания общаться с родителями учеников как своего класса, так и школы. Но общаться всё же приходилось. И снова без особой радости.
Директриса Лидия Павловна старалась держать весь педколлектив в узде. Чуть ли не каждую неделю были какие-то собрания по вечерам с призывами улучшить, усовершенствовать или поднять… Но толку от этих «поднятий» было мало. Успеваемость в школе хромала, причём, на обе ноги, ничего не менялось, да и не могло измениться, и это Максима только раздражало. Однажды «шефиня» пришла к Максиму на урок русской литературы в восьмой класс. В нём учились трое детей – две девочки и мальчик. Если бы сам Максим учился в таком классе, то, скорее всего, стал бы круглым отличником. Тебя спрашивают и проверяют каждый день. Отвертеться, сидя на задней парте, невозможно. А тут просто «молчание ягнят». Максим попросил Андрея Волошина раскрыть образ Татьяны Лариной. Всё, что смог выдавить из себя восьмиклассник, очень озадачило молодого педагога. Так, Андрей заявил, что Татьяна Ларина любила Евгения Онегина, когда он к ней приезжал!
– А когда не приезжал, то не любила?.. Покажи в учебнике те страницы, которые ты читал, готовясь к уроку. Найди то место, где описывается образ Татьяны Лариной.
Андрей несколько раз перелистал злосчастный учебник, но никакого «места» не нашёл. В его голове была сплошная каша. Одет он был в старый грязный костюмчик, из которого уже с год, как вырос. А шея была такой грязной, что на ней уже можно было писать пальцем иероглифы. Директриса посоветовала вызвать мать в школу. И мать пришла. В том одеянии, в котором работала дояркой на ферме: в грязной коричневой юбчонке, пожёванной синей кофточке и кедах на босу ногу. Она пахла навозом, который так же был в виде тёмных жирных пятен и на её одежонке. О чём с ней можно было говорить, о какой успеваемости? Лучше ставить тройки и не травмировать свою психику. Так всем будет лучше. Три ставим, два в уме.
*Лечебно-трудовой профилакторий (ЛТП) в СССР — вид лечебно-исправительного учреждения, предназначенного для тех, кто по решению суда направлялся на принудительное лечение от наркомании и алкоголизма.

                2

Хотя Максим и пытался первое время добираться на работу из города на перекладных, ему всё же пришлось снять жильё в селе. Однажды рано утром он даже залетел в овраг на велосипеде, так как было ещё темно, и поцарапал лицо. Повезло ещё, что овраг был узкий, а то бы мог и руки-ноги поломать. Директриса поселила его у некоей бабы Дуси. Та выделила для него летнюю кухню. Было неплохо, но скучновато. Максим не знал, что делать по вечерам, и, от нечего делать, читал художественную литературу. И тут баба Дуся, как спецагент и доморощенная сваха, проявила активность. Она сообщила Максиму, что рядом с ней, у её подруги, снимает жильё незамужняя девушка. Она тоже молодой специалист, в селе по направлению после окончания то ли вуза, то ли техникума. Работает агрономом, передаёт привет Максиму и не прочь с ним познакомиться. Наш педагог как-то очень спокойно к этому отнёсся. Сельская романтика не очень его вдохновляла, тем более что девушка была приезжей и в любой момент могла улизнуть домой. Так оно и случилось. Дама ещё несколько раз передавала приветы Максиму через «связную» бабу Дусю, но он так и не клюнул на эту удочку. Примерно через полгода эта молодая особа сбежала из села, но перед этим почему-то зашла в школу. Может быть, и специально. Чтобы напоследок посмотреть на Максима что ли? Кто его знает? А у Максима в этот день был выходной. В школе девушка забыла перчатки, а перед уходом заявила, что если не уедет домой, то, скорее всего, здесь и зачахнет. Значит, местные женишки её не впечатлили. Что и не мудрено.
Вообще-то, все вокруг почему-то хотели женить Максима, хотя он их об этом не просил. Теперь в роли свахи выступила уже «тяжёлая артиллерия». Это была директриса. Лидия Павловна вскоре после прихода Максима на работу в школу оформила пионервожатой смазливую девушку Марину. Позже выяснилось, что она какая-то там её родственница. Образованием Марина не блистала, зато в 17 лет успела выскочить замуж за разведённого балбеса, у которого от первого брака уже было двое детей. Вскоре родила мальчика, которому уже года два, и, по её словам, развелась, так как муженёк оказался обыкновенным алкашом. Его чуть ли не каждый день заботливые друзья приносили домой в непотребном виде, как вязанку дров. Сейчас он живёт в другом селе, а она у матери.
Максим вяло слушал словоизлияния болтливой пионервожатой и не очень рвался познакомиться с ней поближе. Зачем ему эта дама с прицепом? Он хочет своих детей. Пусть сама тащит свой груз. Да и о чём она раньше думала? Где были её глаза? Птицу видно по полёту. Она что, думала своего не первой свежести муженька исправить? Отдать в стирку и потом перелицевать? Характер – это не пятно на одежде. Его вывести невозможно. Напрасный труд. Человек обычно не меняется, а, если и меняется, то очень медленно и с большой неохотой.
Марина всё же не прекращала настойчивых попыток укротить строптивого коллегу. Пыталась непринуждённо общаться. Масла в огонь подливала и директриса, которая всегда расцветала, видя Максима и Марину рядом и не забывая нахваливать её. Накануне прихода Нового года пионервожатая предложила Максиму принять участие в праздничном утреннике в качестве Деда Мороза, а потом вместе с ней исполнить вальс. Он долго отнекивался, но потом всё же решился её поддержать. Видя, как дама слишком резво к нему прижимается во время танца и пылает свадебным огнём, Максим, как бы невзначай, запачкал кровью ей щеку случайно порезанным пальцем на уроке труда. Марина обиделась, сбавила обороты, но не успокоилась.
Окончательно развеял сомнения Максима муж одной из учительниц. Однажды, придя в школу, он, посмеиваясь, заявил, что бывший-то муж Марины регулярно раз в неделю приезжает к ней на ночь. Очевидно, темперамент дамы не знал меры и требовал выхода. После этих слов Максим окончательно к ней охладел. Вот и пусть с ним «общается».  Как бы жарко Марина теперь не дышала возле него и не пыталась непринуждённо общаться, его уже это нисколько не волновало. Хороша Маша, да не наша! И, вроде как напоследок, желая Марину позлить, Максим в конце учебного года привёл бывшую искусительницу с несколькими учениками в отцовскую однокомнатную квартиру. Была какая-то там олимпиада в райцентре, до отправления автобуса в село оставалось ещё около двух часов. Глаза Марины хищно заблестели:
– Да, хорошая квартирка. Если бы у меня была такая, то я бы и горя не знала.
                3

                Из дневника Максима Горячёва 
                Мой друг Серёга

Будильник громко и пронзительно зарычал, и я неохотно разлепил глаза, повинуясь многолетней привычке рано вставать. Половина восьмого – пора начинать день. Я немного понежился в постели и быстро встал. Андрей и Олег уже пошли умываться, а Серёга, как всегда, продолжал спать. Первая пара – лекция, значит, будить Серёгу не надо. Я быстро оделся, наскоро перекусил, обжёгшись чаем без сахара, но с хлебом с маслом, и рванул в институт. На большой перемене прибежал в общежитие за забытой книгой. Сергей по-прежнему блаженствовал в объятиях Морфея, уткнувшись носом в подушку.
– Вставай. Староста по секрету сообщила, что будет деканатская проверка.
– Ах, варвары, –  сонно протянул Серёга.  –  Чтоб им всю жизнь выспаться не давали! То проверка, то деканатская проверка, а то ходят скулят под дверью и стучат, как молотком, общаговские проверяльщики. Все ли на занятиях? Житья просто нет.
Серёга вскочил, как при пожаре, быстро оделся и, не обременяя себя умыванием, повесил на свои близорукие глаза очки без оправы и побежал на занятия. Придя на факультет, он забрался на самый верх двухэтажной аудитории и, забаррикадировавшись, принялся читать какую-то книгу. Преподаватель размеренно, монотонно и без лишних эмоций отрабатывал свою лекцию, навевая зелёную тоску и сладкую дремоту, так что я тоже принялся читать. Деканатской проверки не было, и многие из нас, отчаявшись её дождаться, дружно на третью пару не пошли.
Одевался Серёга всегда стильно и по моде. Он носил фирменные джинсы «Wrangler», которые стоили в то время 200 рублей, целое состояние для студента, приталенные рубашки и качественные свитера. Его светло-коричневые туфли всегда были тщательно отполированы. Он был худым, выше среднего роста и имел немного птичью, с заостренным носом, физиономию. Несмотря на свою кажущуюся добродушность, мой внезапный друг у большинства однокурсников не пользовался симпатией, особенно у девчонок. Серёга всегда хотел выглядеть каким-то необычным, из-за этого часто растягивал слова, как будто что-то декламируя на экзамене, и дёргался всем телом, заламывая руки. Он как бы жил в своём замкнутом мире с очерченным кругом, добиваясь величия и почитания, в который старался никого близко не подпускать. 
В нашем областном центре известный артист Олег Табаков открыл свою школу-студию и начал набирать в неё учеников. Я попробовал в неё поступить, выучил для этого басню Крылова, но с треском провалился. Тогда я предложил Серёге тоже попытать счастье. К моему удивлению, он без проблем поступил. Страна нашла своего героя, так как позёрство и мнимое актёрство были уже его сущностью и коньком.   
В общежитии Серёга, с невинным видом попрошайки перекусив в соседней комнате, где жили девочки с нашего курса, одолжил у меня, как обычно, электробритву, побрился, сходил в душ и снова немного отдохнул. Потом, устроившись поудобнее перед зеркалом, он в течение получаса сам себе строил глупые рожицы и усиленно растирал физиономию различными не всегда ароматными мазями и кремами, точно продажная женщина перед выходом к клиентам. Я устал это лицезреть и поплёлся на кухню готовить обед с тем настроением и желанием, с каким провинившиеся в армии солдаты отбывают наряд вне очереди. Со временем из-за моей электробритвы у меня с Серёгой вышел небольшой скандалец. Мне надоело был спонсором его мужской красоты, и я предложил ему купить себе тоже бритву. Он обиделся и стал ежедневно клянчить бритвенный станок у другого «спонсора» с нашего этажа. Через некоторое время тот тоже психанул и подарил ему свой станок.
Готовил я с «братьями по разуму», т.е. со студентами, проживавшими в нашей комнате, по очереди. У нас был «общий котёл», для этого мы раз в неделю сбрасывались деньгами. Кроме того, Андрей, который был родом из села, привёз ещё для общего пользования мешок картошки. Сегодня была моя очередь что-нибудь сварганить. Серёга сразу отказался с нами сотрудничать. Не царское это дело кастрюлями греметь. Мы с ребятами, конечно, не обиделись. Но Серёга нашёл оригинальный, по его мнению, выход из этого положения. Утром он пил чай с булочкой, не всегда своей, днём «падал на хвост» в какой-нибудь комнате на обед, а поздно вечером, когда мы уже спали, подчищал наши съестные запасы, как таракан.
Мои кулинарные способности резко уменьшались пропорционально возрастанию аппетита, благо я постоянно придерживался того принципа, что студент – не свинья, всё съест. Мало задумываясь над тайнами приготовления пищи и названиями получавшихся блюд, часто полагался на интуицию. Меня всегда утешала навязчивая мысль, что лучшие повара – мужчины. Когда у меня «фирменное» блюдо не получалось, а это случалось очень редко, то я подкармливал общаговского кота. Он, конечно, был избалован и изнежен всеобщим вниманием и не всегда, жирный дармоед, был рад моему угощению. Часто отворачивался и снова лез на батарею, чтобы ещё лишний разок вздремнуть. Если что-нибудь шло у меня не так, то я добавлял немного перцу и приправ в своё «ество», и всё получалось «так».
Моими любимыми блюдами были суп и каша, иногда – жареная картошка. Блюда мои не дышали оригинальностью и как-то получались сами собой. Если крупа вперемешку с картошкой не загусали настолько, что их можно было на следующий день перемешать, то это был суп, в противоположном случае – каша. Иногда по праздникам, или в День стипендии, ежемесячном радостном торжестве, учреждённым великодушным деканатом, но, к сожалению, не для всех желающих отметить это волнующее событие, я баловал себя ухой. Рецепт ухи изобрёл сам и очень этим гордился, так как у меня его часто копировали полуголодные первокурсники. В кипящую воду с картошкой я добавлял немного какой-либо крупы и выливал парочку любых рыбных консервов. В магазине «Океан» периодически выбрасывали по 20 копеек просроченные консервы, и можно было хорошо затариться.
Мой друг Серёга уже успел закончить свой немного затянувшийся предобеденный туалет и с явным удовольствием повёл носом, чувствуя дармовую добычу.
– Что там у нас сегодня? Уха? – спросил он, потирая руки.
– Да, уха, – ответил я. – Угощайся. Я чуть позже. Пусть немного остынет.
Серёга, не боясь обжечься, с аппетитом пообедал, раздувая ноздри и, схватив сумку с ремнём через плечо, скрылся за дверью. В послеобеденный период он, как будущее театральное светило, посвящал своё драгоценное время чуть ли не ежедневным занятиям на актёрском поприще в школе-студии. В те случайно-благословенные минуты, когда Серёга не спал, не ел и не растирался, я имел редкую возможность прикоснуться к его неповторимому и неподражаемому таланту великого мастера. Он воздевал руки к небу, смешно хмурил брови, нелепо морщил лоб и в каком-то экстазе декламировал прерывающимся от внутреннего трепета голосом вызубренные монологи. Правда, приступы актёрского мастерства продолжались не очень долго, что меня радовало, напоминая конвульсии эпилептика. Но, может быть, по глупости и молодости я был несправедлив к своему другу, и в нём действительно была божья искра и жил великий талант, постоянно вырываясь наружу из клетки условностей и шаблонов, как могучий гейзер из недр земли. Как бы там ни было, но любовь к искусству наложило свой непреодолимый отпечаток и на отношение Серёги к учёбе. Изредка присутствуя на лекциях, он всегда держался сосредоточенно одиноко и независимо, словно как бы подчёркивая своё превосходство над толпой. Когда нашего актёра вызывали на семинарах отвечать, разыгрывалось целое представление. Серёга начинал немного заикаться, растягивая слова, как жвачку, и непроизвольно дёргался, словно кланяясь при каждом неудачном обороте в предложении, и усиленно жестикулировал руками. Мне Серёга казался пародией на актёра в захудалом драмкружке умирающего села. Чувствовалось, что он выдавливает из себя слова и мысли, как сок из неспелого мандарина, и блуждает со спичками по тёмным и непонятным для него закоулкам науки. В те мгновения, когда мокрая спичка всё же загоралась, проблески мысли озаряли его лицо, и появлялось какое-то понимание. В данном случае спичками были чужие конспекты и банальные подсказки. Преподаватели, наверное, думали, что присутствуют при потугах рождения новой великой истины, и обычно ставили будущему гению дохленькую четвёрку. После получения оценки Серёга сразу преображался и переставал заикаться. Его очки мутно отражали блеск улыбающихся глаз, как бы говоря, мол, слава богу, спихнул, можно и расслабиться.
День медленно, но неуклонно сжимался, готовясь замереть в тишине. Темнело продрогшее небо. Как щёлки глаз, сужались краски дня. Все цвета сливались в один – чёрный. Солнце, в последний раз лениво вспыхнув розовым закатом, спряталось за дальними домами, и только нахальная луна, точно назойливый сосед, продолжала издалека заглядывать в наше окно.
Я расправился со всеми своими делами и читал, готовясь скоро нырнуть в постель с головой для сна. Ребята уже спали. Вскоре обнял подушку и я. Серёга остался верен себе и вернулся домой около полуночи. С полчаса он гремел посудой, доедая остатки нашего ужина, и скрипел дверью. Потом, не церемонясь, тронул меня за плечо:
– Ты законспектировал?..
– Да, – ответил я полусонно. – Конспект на тумбочке…
Серёга взял конспект и удалился в читалку.
«Не забыть бы его завтра разбудить, – подумал я, снова засыпая. – Первая пара – практика».
Впрочем, наша полусемейная идиллия с Серёгой продолжалась недолго. Мне надоело быть заботливой нянькой, и я прекрасно видел и молчаливое недовольство ребят поведением нашего ночного воришки. Когда он в очередной раз загремел в темноте посудой в поисках добычи, я не выдержал и сказал, мол, хватит подчищать наши запасы. Ты хотел питаться отдельно, вот и питайся! Проснувшиеся ребята снова молча меня поддержали. После этого случая Серёга кровно на меня обиделся и почти не разговаривал. В беседе с другим сокурсником он как-то заявил, что с таким, как я, не пошёл бы в разведку. Ну, и хорошо. Я тоже бы с ним не пошёл. И не собирался! Шаровик-затейник!
               
                4
Баба Дуся оказалась той ещё штучкой! Максиму, конечно, не нравилось, что она была большой сплетницей и чуть ли не местным шпионом, но он не думал, что всё зашло так далеко. Да, он, конечно, замечал, что она постоянно его контролирует и при случае перетряхивает вещи, заглядывая в самые потаённые уголки его жизни, но не придавал этому никакого значения. 
Однажды к Максиму в гости приехала его бабушка по материнской линии. Как говорят в Одессе, она умела делать деньги из ничего. Сейчас бы её назвали на новый лад бизнес-леди. Так, баба Лида решила убить двух зайцев: повидать внучка и заодно «толкнуть» в селе пару икон, которые клепал дед, делая рамки и вырезая стёкла для них, а «очень верующая» бабуля приклеивала фотографии святых угодников, украшая их фольгой и искусственными цветочками. Иконы наша труженица быстро продала и зашла на квартиру к внучку. Это было несложно сделать, так как в любом селе все друг друга знают, кто, чем дышит и чем занимается. Максим был ещё в школе. Решила пообщаться с бабой Дусей. И тут наша шпионка её прямо-таки огорошила:
– А что, у Вашего внука какие-то проблемы с желудком? Что-то не в порядке?
– Да вроде бы нет, – растерянно ответила баба Лида.
– А я вот пару раз заглянула в туалет, а у него вроде бы как расстройство… Понос что ли…
Баба Лида, вспыхнув, так и обомлела, потеряв дар речи. Этого ещё не хватало! Мало того, что вещи перетряхивает по рассказам внука, так ещё и в туалет заглядывает! В самую бездну! Да уж…
Узнав от бабушки, как его «пасёт» баба Дуся, Максим сразу решил уволиться из школы и написал заявление по собственному желанию. Директриса еле его уговорила забрать, пообещав, что приструнит не в меру активную бабу Дусю. На переговоры в село приехала и мать Максима. Вскоре всё утряслось, и наша шпионка на время притихла, но тайных происков своих не оставила.
Второе действие драмы с бабой Дусей в главной роли произошло примерно через месяц. Начало холодать, и летнюю кухню, в которой жил Максим, надо было уже отапливать. Колхоз выделял сельским учителям бесплатно уголь, так что можно было спокойно пережить зиму. Но баба Дуся, как настоящая рачительная хозяйка, захотела решить эту проблему по-своему. Однажды в понедельник, когда Максим приехал из дому, она заявила, что он будет жить уже в другом помещении, чуть ли не сарайчике, состоявшим из одной комнатки.
 –  Вот тут на печке я буду варить еду свиньям, а за этим столиком ты можешь делать уроки. И тут же будешь спать на кровати.
У Максима не было слов. Этого ещё не хватало! Дышать каждый день парами с кормом для свиней! Она что, его тоже за свинку держит? Брать деньги за жильё и уголь и относиться, как к говорящей хрюшке! Это было уже слишком!
Максим снова рванул к директрисе. Лидия Павловна его поддержала и, как бы оправдываясь, сказала, что у неё уже были инциденты с бабой Дусей, и многие не советовали селить у неё молодых учителей, но она как-то не сделала правильных выводов. Временно она поселила Максима у другой бабули, которая была не лучше бабы Дуси, а потом определила его к бабушке Текле. В паспорте она была записана Фёклой, но все почему-то называли её Теклей. Здесь Максим уже прижился, и никаких недоразумений у него с хозяйкой уже не было. Ещё его радовало, что она жила прямо возле школы.