Эпилог

МАЗГАН - КОНДИЦИОНЕР НА ИВРИТЕ.

На улице было жарко. Не просто жарко – а очень жарко.
«Как хорошо, что Арик поставил новый мазган», – подумала Лея, сидящая в своём закутке  на кухне и утирающая салфеткой слёзы.
«Неужели этот лук у них никогда не закончится?  – подумала она, не заметив, как к ней подошла красивая, молодая, рыжеволосая женщина. Обняв Лею, она сказала:
– Мамочка, я боюсь, что ты здесь простудишься. Пересядь – ты сидишь прямо под холодным воздухом.
– Ничего Ханна, здесь я хотя бы могу дышать. Боже, как тяжело с этими хамсинами! Твой дедушка Яша когда-то был прав, говоря, что от них можно сойти с ума. Скажи, Ханна, папа звонил?
– Да, мамочка, звонил. Сказал, чтобы ты не волновалась, что никаких терактов нет, и что он заедет на обед. 
– Слава Богу! Я уже не знаю, что думать. Мне так страшно, Ханна. За всех надо волноваться: за папу, за тебя, за Юрочку, за Давидика. Надо было откупить его от армии, Ханна. У нас есть деньги! Ты же жена! Как ты могла? Я спать не могу по ночам.
– Мама, о чём ты говоришь? Как бы я его выкупила?
– Откупила, а не выкупила.
– Мама, это его профессия. Он у нас военный, если ты не забыла.
– Скажи, доця, а у него есть жилетик?
– Есть, я тебе говорила.
– А у него есть шлем? Он надёжный?
– Есть мама. У него всё есть. Ты лук нарезала? Ребятам лук нужен. И зелень нужно помыть.
– Мама всё сделала, Ханна.
На кухне показался Арик. Он был совсем седым и с годами стал очень похож на отца.
– Лея, опять ты плачешь. Скажи-но, чего ты всё время плачешь? С твоими Ленивкером всё в порядке. Мы все живы здоровы. Никто из них не пострадал, слава Богу. Дети в школах.
– Арик, я плачу, потому что перерезала гору лука. И что ты такое говоришь! Трое мальчиков убиты, у них есть мамы, и у этих матерей сейчас горе. А значит и у меня горе. Передавали, что у одного мальчика здесь никого нет! Вэйз мир, кто придёт его хоронить? Моё сердце разрывается от горя! Скажи, это когда-то закончится?
– Лея, его придёт хоронить весь Израиль, за это не переживай.
– Хорошо, не буду. Иди, Арик. Позови Милочку.
– Лея, Милочка занята. Там людей миллион – у неё нет время сидеть тут с тобой.
– Арик, ты купил хороший мазган! У меня уже сопли пошли.
Поцеловав сестру в щёку, Арик ушёл.

Лея вымыла руки и лицо, вытерлась полотенцем и встала у окна.
«Мама, мамочка, если бы ты знала, как мне вас с папой не хватает! Вас нет уже десять лет, и все эти десять лет нет ни дня, чтобы я не вспомнила о вас. Я думаю, что вы там очень счастливы. Потому что вы вместе. Мамочка, я очень тебя прошу, попросите у Бога за нашего Давидика: Ханна скрывает, но она очень переживает за него. Мамочка, мой зять такой хороший! Он очень любит нашу Ханну. Юрочка сначала был против, чтобы они поженились – у него, видите ли, мама русская. Так они поехали на Кипр и там расписались! Мама, наш Юрочка такой еврей – больше, чем мы все. И ты знаешь, он здесь встретил своего единственного друга. Его зовут Миша Сандлер и он играет на скрипке. Они были в детдоме вместе. Миша приглашает нас на свои концерты. Совсем бесплатно. Он сказал, что сколько будет играть, столько мы с Яшей будем сидеть в первом ряду. Ви… Ва… Как-то он называется. Арик говорил, но я не могу запомнить… Сейчас…»

Лея пошла в зал: там она увидела Арика, говорящего с клиентом на прекрасном иврите. Арик взял язык сразу, как будто говорил на нём всю жизнь, в то время, как Лея еле понимала, о чём её спрашивают. Она подозвала брата кивком головы.
– Лея, что случилось, дорогая?
– Арик, я забыла, как называется, когда очень хорошо играешь на скрипке?
– Виртуоз, Лея! Сколько можно повторять! Запиши уже себе! – сказал Арик и вернулся к клиенту закончить разговор.

«Мама, он называется виртуоз. Знаешь, Арик с возрастом стал очень вредным. Иногда мне кажется, что я ему мешаю. Но я его понимаю: наше кафе такое счастливое! Как будто вы с папой там, наверху, нам помогаете. Я помню, как мы открывали его. Ты говорила, что идишская кухня здесь никому не будет интересна, и поначалу всё так и было. А потом к нам пошли русские евреи. Оказывается, им этого очень не хватало. Как вы с папой делали гефелты фиш – не делает никто а Израиле! И наши штрудели идут на ура: печём каждый день. У нас новый повар, мамочка. Очень хороший. Он так готовит, как Миша Сандлдер играет на скрипке. Ото тоже… Господи, ну что с моей головой! В общем, он как Миша. Только в кулинарии. Его зовут Лёва. Лёва Перец. Фамилия такая кулинарная, правда?

Ой, чуть не забыла, Сын Арика, Натанчик, – вылитый папа. Он даже прихрамывает. Его уже обследовали во всех больницах и нашли, что у него от рождения одна нога короче другой.  Но его Рут это совсем не мешает. Они скоро сделают Хупу. Она ни слова не говорит по-русски, мамочка. И я тебе сейчас что-то скажу, но папе не говори. Она чёрненькая. Не совсем, как ночь, но почти. Я однажды с ней столкнулась в нашем тёмном коридоре – чуть с ума не сошла: на меня шли одни глаза. А так она девочка хорошая. Было знакомство с родителями у нас в кафе. У неё мама белая, а папа совсем как ночь. И знаешь, они очень любят друг друга. Это сразу видно. Арик мне сказал, что её предки были рабами. Потом вышли из Египта.
На свадьбе будет человек семьсот. Здесь так празднуют свадьбы.
А ещё,  мамочка, я осень люблю, когда Юрочка возит меня на мёртвое море. И ты любила. Я помню, как ты, сидя в воде на стуле, перевернулась и чуть не умерла, хотя папа тебя предупреждал, чтобы ты не ворочалась на стуле. А стул как этот, который из воды торчит, когда рыбу ловят…  Забыла. Подожди…»
В этот момент к Лее забежала Ханна взять начищенную морковь.
– Ханна, как называется это, что торчит из воды, когда рыбу ловят?
– Опять с бабушкой разговариваешь? Поплавок. Мамочка, ты ей уже сто раз рассказывала про стул, с которого она перевернулась, когда купалась в Мёртвом море.
– Это неважно Ханна. Давидик звонил?
–Ты уже пять раз спрашивала.  Звонил.
– И что?
– Привет тебе просил передать.
– Это хорошо… Слава Богу, доця!
 
«Мамочка, это называется поплавок. Я знаю, что ты всё это сто раз слышала… Но мне так спокойно, когда я с тобой разговариваю, как будто ты рядом. И папа рядом. Так что не переживай за нас. Интересно, какого цвета будут детки у Натанчика?»
Лея встала, подошла к окну и увидела вышедшего из машины Юрочку. Она подошла к зеркалу, достала из кармана фартука губную помаду, поправила некогда ярко-рыжие, теперь покрашенные в бронзовый цвет волосы, и стала ждать мужа. Поздоровавшись со всеми, он прошёл в закуток, где сидела Лея и крепко обнял её. Это был ритуал: когда Юрочка уходил на работу, или ещё куда-нибудь, пусть даже на полчаса, при возвращении он всегда обнимал свою Лею. Это означало на языке их любви: «Тебе нечего бояться, родная. Тебя всегда есть кому защитить и от внешних врагов, и от внутренних…»
***
А в это время, Сара и Яша, наблюдая сверху за всем, что происходит там, на Земле, были абсолютно спокойны и счастливы. Они знали, что дети устроены, что они любимы и любят, что семья ширится и растёт, что дело их жизни в надёжных руках. Ленивкеры умерли один за другим, с разницей в несколько часов: сначала Сара, потом Яша. Сара буквально уснула на его руках: с улыбкой глядя на единственного мужчину в своей жизни, которого любила больше, чем саму жизнь.
«Яшенька, – сказала она ему перед смертью, – знаешь, что для меня самое большое счастье?»
«Что, фэйгеле моя?» – спросил её Яша, вытирая льющиеся из глаз слёзы.
«Уйти первой… Я не выдержала бы, если бы это был ты…» – сказала Сара и улыбнулась. Не было боли, не было смерти: впереди была целая вечность.
Она так и ушла, с улыбкой.
Когда Яша понял, что его Сарочки больше нет, он попросил Арика не вызывать  службу и закрыл дверь. Он сел возле кровати, взял в свою руку ещё тёплую руку Сарочки, и прошептал:
«Сара, ты всегда была эгоисткой! Но я прощаю тебя, родная…»
Когда Арик постучал в дверь, ему никто не ответил. Тихонько приоткрыв дверь в комнату, где вот уже несколько недель лежала мама, он всё сразу понял. Арик чувствовал, что всё будет именно так: соединённые когда-то на небесах, они были обречены уйти в вечность вместе. И не было ощущения того, что они с Леей осиротели: родители подарили им так много счастья и света, любви и заботы, что их незримое присутствие будет освещать всю их жизнь, до самого конца.
В руке у отца был сложенный вчетверо листок бумаги из тетради его стихов. Видимо, он что-то написал прямо сейчас, перед тем, как уйти. Арик развернул лист и обнаружил там всего четыре строчки:

«Мы не прощаемся, мы вечно с вами будем!
И я хочу дать маленький совет:
Когда еду готовите вы людям,
Любви щепотку бросьте. В ней секрет…»
****
КОНЕЦ.
КЛАЙПЕДА, ЛИТВА, 2022.

Эту книгу я посвящаю своему папе, Леониду Моисеевичу Фельдману. Он научил меня всему в этой жизни: умению дружить, любить, уважать и прощать. Он подарил мне умение писать, петь и играть на нескольких музыкальных инструментах. Он понимал и чувствовал юмор, как никто другой. При небольшом для мужчины росте, у него была огромная еврейская душа…
 Папы не стало 22 сентября 2020 года, но я по нему не плачу: он оставил так много любви и света после себя, что мне кажется, будто  он и сейчас рядом: направляет, ведёт, светит. Мой папа – маяк в океане моей жизни…

Я посвящаю эту книгу моему мужу, Евгению Львовичу Тараховскому, потому что он – моя вторая половина, моё дыхание, моя радость, моя опора и моё счастье. Нас сосватали, как это бывает в еврейских семьях, и это оказалось провидение Господа. Нет лучше друга, мужа, отца, чем мой муж. Он принимает активное участие в написании этой книги. Он первый, кто её читает. Он научил меня многому: бороться за жизнь, любить, прощать, принимать всех людей такими, какими они есть. У моего мужа развит отцовский инстинкт больше, чем у меня материнский. Он подарил мне троих уникальных сыновей. Мой муж – мой проводник и поводырь по жизни…


С любовью, ваша Ася Котляр (Майя Тараховская)