Костер в лесу

Тимофей, тяжело дыша, шел по едва заметной тропинке, припорошенной снегом. Легкая курточка не спасала от холода - тело бил озноб, а руки без варежек посинели, но мальчик этого не замечал. Зимний лес в ранних сумерках черной стеной окружал его со всех сторон. Едва заметная просека, уже поросшая мелколесьем, светлой лентой уводила вдаль.
Где-то рядом каркнула запоздавшая ворона, Тимофей вздрогнул от неожиданности и втянул голову в плечи. Мальчик остановился и огляделся, стряхивая остатки кошмарного видения.
Он заблудился. Заблудился в зимнем лесу. Но это казалось не таким страшным, как то, что он оставил позади.
Дорогу вперёд преграждало поваленное толстенное дерево. Тимофей на негнущихся ногах доковылял до него, смахнул онемевшими пальцами сугробик снега скорее машинально, чем из предосторожности, и тяжело плюхнулся на ствол. Дерево чуть скрипнуло, но не дрогнуло. Да и веса в восьмилетнем мальчике было как в мешке с шелухой - так говаривала бабушка, которую он помнил смутно.
Ворона на дереве покрутила головой, удивленно рассматривая непонятное существо, потом взмахнула крыльями, тяжело оттолкнулась от ветки, сбрасывая на Тимофея залежалый снег, и взлетела, прощально каркнув.
Только сейчас Тимофей почувствовал, что очень устал и замерз. Да и не мудрено. Он проплутал целый день, а курточка, доставшаяся ему от соседского Антошки, который, в отличие от вечно голодного Тимофея, рос не по дням, а по часам, была совсем не по погоде, но Тимофей пробегал в ней всю зиму, ибо другого ничего не было. Зимние ботинки были малы и уже прохудились. Набившийся в них снег таял, обволакивая пальцы холодной влагой. К тому же, мальчик в спешке, даже не надел носков.
Тимофей подышал на окоченевшие пальцы, потер руки друг о друга и засунул их в карманы, тщетно пытаясь сжать в кулаки.
Что теперь делать? Куда идти? Скоро ночь. Дороги назад он не помнил. Можно попытаться найти ее по своим же следам, но быстро наступающие сумерки и мелкий снег, сыплющий весь день, не дадут это сделать. Это Тимофей понимал даже своим детским умом. К тому же никакая сила не заставила бы его вернуться домой.
Последнее, что он помнил в этот последний день уходящего года, перед тем, как оказался здесь в лесу на поваленном дереве, это кровь. Много крови. И мать с растерянно-безумным видом, сжимающую в руке нож. А на полу бездвижно лежал отчим с черной дырой в глазу. И много крови... До ужаса много крови...Темной, липкой. Она была повсюду: на полу, на стенах, на скудной кухонной мебели, даже пятно на плафоне лампы запечатлелось в мозгу как крик.
Тридцать первое декабря началось в их семье с похмельного мероприятия и проводами старого года. Тимофей уже давно не ожидал подарков к празднику, но надежда на маленькое чудо все же не покидала детских мыслей. Мальчик мысленно писал письмо не Деду Морозу, как большинство его ровесников, а братьям-месяцам из любимой сказки про двенадцать месяцев. Он желал только одного: обрести настоящую любящую семью.
В этот раз пьяный скандал закончился трагедией. Очередные ругань и крики подозрительно стихли, сопровождаясь загадочной возней, и мальчик осторожно выбрался из комнаты и заглянул на кухню…
Дикий, животный страх заставил тело судорожно дернуться, выворачивая пустой желудок наизнанку. Тимофей наспех оделся в то, что попалось под руку, и убежал, куда глядят глаза. В ближайший лес.
Вида крови Тимофей никогда не боялся. Он часто, как и все дети, попадал в передряги с царапинами и разбитыми коленками, но никогда не паниковал и не плакал, даже когда было очень больно. Слезы для чего? Чтоб тебя пожалели, помогли, успокоили. Это Тимофей знал, но так же знал, что никто не придет к нему на помощь, и привык справляться сам с таким. Он срывал лист подорожника, плевал на него, обтирал о штанину, счищая придорожную пыль, и прикладывал к ранке. Боль успокаивалась от прохлады, а кровь подсыхала. Этому его научил все тот же соседский Антошка, а бабка у него знала толк в таких делах.
Но сейчас, мальчик трясся, прибавляя дрожь к ознобу от холода, вспоминая море крови на кухне своего ветхого дома на окраине города.
Отчима ему не было жаль. От него он слышал только ругательства в свой адрес по поводу и без. Родного отца он никогда не знал. А мать он любил. Только не такую, какой он сейчас ее запомнил. Это была не она, а какая-то чужая для него женщина. Он любил мать, когда она еще не стала такой, когда она еще умела жалеть и гладить его по светлой голове, плести венки из одуванчиков, и делать петушков из травинок, когда она играла с ним в прятки и целовала в лоб перед сном. Это было давно. Очень давно.
До того, как появился отчим.  Вместе с водкой и пьяными компаниями, криками, скандалами, драками. И постепенно мать превратилась в такую же. Теперь для сына у нее находилась только ненависть и крики "подай-принеси-уйди с глаз долой". Тимофей принимал это, он даже не знал, что можно жить иначе, и всеми способами старался вернуть ту, прежнюю маму. Он был послушным: не канючил, не мешал, не просил ничего, исполнял все просьбы, заботился о том скудном десятке кур, что остались от былого хозяйства, но все попытки вернуть любовь остались незамеченными. Его забывали накормить, купить одежду взамен изношенной, и никто никогда не хвалил и не гладил по голове. Его даже не отвели в школу в семь лет. Кое-как помогали соседи: кто сунет пирожок в руку, кто обедом накормит, кто отдаст вещь с выросшего сына. Так и жил мальчишка до сегодняшнего дня. Одно еще светлое воспоминание было. Это тетя Рая. Сестра мамы. Она жила далеко. Вместе с большим добродушным мужем и маленьким Валеркой, двоюродным братом Тимофея, который был всего на год младше его самого. И однажды они с мамой ездили к ним в гости на поезде. Это единственное путешествие Тимофей запомнил как экскурсию в рай. Светлый город, уютный чистый дом и милая женщина с добрым лицом и ямочками на щеках, которая постоянно обнимала мальчика и приговаривала:
- Тимошка, ты как одуванчик. Сам тоненький, а голова светлая и пушистая. Я буду звать тебя Одуванчик.
И звонко чмокала в щеку. От нее пахло так уютно и нежно, что хотелось зарыться в ее руки и замереть надолго.
Тимофей даже улыбнулся при воспоминании об этой женщине.
Но что делать сейчас? Он замерзнет тут в лесу, и его обглодают дикие звери. Впрочем, уже было все равно. Мальчик уткнул нос в тонкий воротник и прикрыл глаза. Нестерпимо захотелось спать.
- Ц-ц-ц тя, - раздалось вдруг совсем рядом.
Тимофей нехотя разлепил веки.
- Ц-ц-ц тя...
Перед ним на снегу сидела белка, что-то стрекотала на своём беличьем языке и внимательно смотрела глазами- бусинками.
-Ц, - произнес Тимофей, едва шевеля потрескавшимися от холода губами.
-Ц-ц чок, - забубнила белка, сделала скачок в сторону и оглянулась на мальчика.
- Ты меня куда-то зовешь? - совсем не удивился Тимофей.
Белка радостно запрыгала вокруг кругами, продолжая цокать скороговоркой.
- Мне не до тебя, - сказал Тимофей, растягивая слова, и даже попытался улыбнуться. - Я скоро совсем замерзну и умру. Решай свои проблемы сама, белочка.
Но белка не отставала. Она снова прыгнула в сторону и призывно оглянулась, Тимофею даже показалось, что она махнула лапкой. Затем непоседа вернулась и взобралась мальчику на плечо, цепко держась за курточку. Застрекотала в самое ухо, обдавая Тимофея неожиданным теплом. И снова прыжок в сторону от просеки.
- Ладно, - нехотя согласился Тимофей. - Какая разница, где замерзать, но, может, сделаю напоследок доброе дело. Похоже, что у тебя что-то стряслось.
Казалось, что белка закивала головой с острыми ушками и еще сильнее зацокала.
Тимофей окоченело сполз с дерева и еле передвигая ногами пошел за шустрым зверьком.
Белка скакала вперед, возвращалась, будто проверяя, идет ли человек за ней, то вдруг появлялась на стволе дерева, юрко обегая его вокруг, то принималась чистить роскошный хвост, в ожидании, когда мальчик сделает шаг. И трещала без умолку.
- Иду я, иду, не суетись, - говорил Тимофей, разминая ноги. Кровь заструилась по онемевшему телу, и мальчик даже вдруг немного согрелся.
Нетоптаные сугробы замедляли ход, но снег был плотным и не позволял ногам проваливаться глубоко.
"Куда я иду?" - несколько раз задал себе вопрос мальчик, но продолжал путь под настойчивую болтовню животного.
Тимофей шел, еле переставляя ноги, как ему показалось, долго. Сумерки уже сгустились, лес выглядел черным пятном, и только белый снег под ногами давал понять, где низ, а где верх.
Вдруг белка затихла, и путник остановился в нерешительности.
Куда же пропала белка? Но, впрочем, этот вопрос уже не волновал Тимофея. Потянуло запахом дыма, а в уже ночной темноте показался огонек.
Мальчик оцепенело пошел на свет, не спуская с него глаз, будто тот мог в миг исчезнуть. Он не смотрел под ноги, отчего несколько раз упал в мягкий снег. Он поднимался, даже не отряхнувшись, и снова шел вперед, как завороженный. И хоть в своем детском уме он уже принял мысль о своей смерти, но инстинкт самосохранения взял свое. Свет - значит, люди. А люди - значит, помощь. Хотя на какую помощь он рассчитывал? Отогреться? А дальше что? Но так далеко мальчик не заглядывал.
- Ууу, Петрович, смотри, лес ожил. Сам леший к нам явился. Чего ему зимой не спится?
На утоптанной поляне у яркого костра копошилось четверо мужчин в тулупах и валенках.
Когда Тимофей предстал перед ними, то, действительно, мало походил на реальное существо: весь в налипшем снегу, с бескровным белым лицом и скованными движениями.
Говоривший мужчина лет сорока с аккуратной бородкой подбросил веток в огонь.
- Добро пожаловать, хозяин леса. К нашему шалашу, так сказать.
- Ванька, это не леший. Это ж мальчонка, - пробасил другой мужчина того же возраста в натянутой до бровей шапке.
- Да вижу я, не слепой. Это ж я так, смехом.
- Смехом? Да он же замерз совсем. Аж синий. Эй, пацан. Ты откуда тут ночью? Далеко от прогулок. Да не стой там, иди сюда к огню.
Тимофей проскрипел по снегу непослушными ногами. Жар костра обдал его как кипятком, но больно не было. Он подошел почти вплотную к костру и подставил замерзшие руки к огню.
- Эй, - окликнул бородатый. - Не стой близко к огню. Не заметишь, как загоришься.
Тимофей послушно сделал шаг назад.
- Эй, малец, на, чайку горячего, на травах, - произнес третий мужчина - длинный и худой как палка, протягивая мальчику  железную кружку с дымящимся напитком.
Тимофей взял горячую кружку обеими ладонями и сделал маленький глоток.
- Не обожгись, осторожнее, токо заварил, - запоздало предупредил длинный.
Тимофей судорожно сглотнул и снова припал к кружке. У него с утра маковой росинки во рту не было и ни глотка воды. Чай показался ему божественной пищей.
- Слышь, Петрович. Его покормить бы надо. Смотри, какой худой. Ты откуда, пацан?
Тимофей между глотками неопределенно махнул рукой в сторону.
- Понятно. Городской, значит, - подытожил бородатый. - А здесь-то как оказался? Вроде далековато забрел.
- Белка, - только и смог ответить мальчик. Голос его прозвучал почти шепотом.
- Вань, потом спрашивать будешь. Дай отогреться ребенку. Вот бутерброд возьми.
Тимофею протянули хлеб с самой настоящей колбасой, какой он и не помнил давно. Мальчик жадно накинулся на угощение.
Сзади что-то ухнуло, Тимофей резко оглянулся. Четвертый мужчина, на вид самый старший, с морщинистым лицом, водрузил сзади него кряж дерева.
- Садись, в ногах правды нет. Негоже гостю стоять у стола. Тем более, что ночь праздничная, особенная.
Тимофей невольно кинул взгляд вокруг. О каком столе говорит дядька? И только тут заметил, что рядом на снегу выложен лапником импровизированный стол, на котором красовалась нехитрая снедь.
- Эй, малец, как хоть звать тебя? - окликнул его Иван.
- Тимофей, - ответил мальчик сквозь набитый рот.
- Тимоха, значит, - задумался мужчина. - Моего сына так же зовут. Только не видел я его с пеленок.
- Почему? - вскинул глаза Тимофей.
- Потому... - уклончиво ответил Иван и отвернулся.
- Чего ты все пристаешь к нему? - посетовал длинный, которого все почему-то называли Профессор. - Дай оклематься.
- Ну-ка, Тимошка, промочи горло немножко, - в рифму усмехнулся Петрович. - На-ко глоток живительной влаги. Для сугрева нутра. И с новым годом, двенадцать-то уже вот прокуковало.
Тимофей послушной взял протянутый складной стаканчик и поднес к носу. На него резко пахнуло знакомым запахом спиртного. Мальчик испуганно протянул стакан назад.
- Я не буду это, - ответил он хмуро.
- Два глотка. Чтоб разогреться изнутри, - настойчиво произнес Петрович, пристально глядя в глаза. - И скидывай одежду.
Тимофей отшатнулся.
- Петрович, - Иван встал посередине, прикрывая мальчика. - Не пугай пацана.
- Заболеет, что делать будем с ним? - пробубнил Петрович, примирительно отворачиваясь.
Иван развернулся к Тимофею.
- Не бойся, пару глотков, это на травах. Одежду просушим, ты мокрый весь насквозь. И надо растереть тебя, пока окончательно холод не пробрался внутрь. - И обернувшись добавил: - Петрович, с пацаном надо обходительнее, а не как ты.
Тимофей сдался. Он снова понюхал жидкость, которая вызывала в нем омерзение. Запах знакомый и в то же время что-то еще было в нем - мягкое и успокоительное. Мальчик осторожно глотнул, чувствуя, как внутри пробежал огонь. Он поморщился, но, послушно сделал и второй глоток. В желудке зажгло, и тепло поплыло по всему телу.
- Вот и молодец, - Иван забрал недопитый стакан из рук мальчика.
Через секунду Тимофей почувствовал, как подкашиваются ноги. Иван, заботливо стягивающий с него куртку и штаны, еле успел подхватить почти невесомое тельце. Закутал его в невесть откуда взявшееся теплое одеяло, заботливо растерев перед этим остатками спиртного, усадил к себе на колени, и прижал к груди как родного сына.
-Эх, и откуда ты свалился на нашу голову, Тимоха? - вполголоса произнес мужчина, подозрительно шмыгнув носом.
И тут Тимофея прорвало. То ли от случайной ласки, то ли от выпитого, но мальчик сначала осторожно всхлипнул, а потом разразился слезами, и сквозь водопад вдруг выложил незнакомым дядькам всю свою недлинную жизнь, и почему оказался зимней ночью в лесу. А выговорившись и наплакавшись, так и заснул на руках Ивана таким крепким сном, каким не спал дома в вечном ожидании непоправимой беды.
_
Утро разбудило Тимофея звонким синичьим щебетом. Он обнаружил, что лежит укутанный в походной брезентовой палатке. Откуда она взялась, мальчик не понял. Ночью он ничего такого на поляне не заметил. Впрочем, было уже темно.
- Ух, растрезвонилась, - Тимофей узнал голос четвертого мужчины, которого все величали просто Дед. - Знаю, что скоро весна. Не за горами она. Эхе-хе.
- Дед, мне придется задержаться тут, - раздался рядом голос Ивана.
- Из-за мальчонки? – просопел старик. – Да как такое возможно? Ты же знаешь, что у нас всего сутки.
- Возможно, я справлялся, - ответил мужчина.
- А чем питаться будете? – не унимался Дед.
- Профессор краеведением занимался в свое время, знает места схронов военных лет, да и Потапыч бывалый рыбак.
- УУ, вижу, что вы уже все сговорились, - обиженно пробубнил Дед. – А я, значит, не в счет.
- Ты и так намаялся за столько лет.
- Нет уж, я тоже хочу еще потоптать эту землю. Не отделаетесь от меня.
- Как знаешь, - согласился собеседник.
 – И сколько?
- До первой грозы.
- Уууу, роскошь, - Тимофей почувствовал, что старик улыбается.
- Только… - несколько осекся Иван.
- Что? – нетерпеливо спросил Дед.
- Это в последний раз, если…
- Да понял я, понял. А чего теряем? Костер в лесу? Ну его к лешему. Не жили кровно и начинать холодно, - ответил старик, делая ударение в рифму на втором слоге слова. – Только глупо все это из-за одного мальчонки.
- Не просто так он тут, чует мое сердце. И не можем мы его сейчас не проводить, не отпустить… Ладно, пойду на разведку, на сколько болото отпустит, - сказал Иван, и на поляне все стихло.
Тимофей подождал еще, вслушиваясь, не скажут ли мужчины еще чего, но слышны были только пыхтение Деда и птичьи песни. Он встал, обнаружив рядом просохшую одежду, и оделся. Выйдя наружу, сощурился от яркого солнца.
- О, проснулся, постреленок. Иди с завтраком помогать, - Дед улыбнулся Тимофею одними глазами, отчего от них разбежались лучики-морщинки чуть ли не до висков.
Тимофей без лишних слов стал деловито нарезать хлеб на ровном пеньке, не забыв расстелить перед этим чистую тряпицу.
- У, какой домовитый, - опять улыбнулся лучиками Дед. – Скока годков тебе, малец?
- Восемь будет летом, - серьезно ответил Тимофей.
- Совсем большой, однако. А по виду не скажешь. Уж больно ты жидкий.
Тимофей невольно улыбнулся такому сравнению. Он никогда бы не применил слово «жидкий» к человеку. Но Дед вообще изъяснялся странновато. Как сказочный герой, что мальчик однажды видел в фильме, когда у них еще был телевизор.
Тут на поляну вышли Иван и Профессор, неся тяжелый рюкзак. Тимофей заинтересовался содержимым. Мужчины вытряхнули из него железные банки с тушенкой, местами покрытые ржавчиной.
- Добытчики, - похвалил Дед.
- Да этого добра тут навалом. Главное, знать, где искать, - ответил Профессор.
- На то ты и Профессор, - пробубнил Дед, рассматривая банки. – Хорошую раньше продукцию делали. Не то, что ныне.
Тимофей ничего не понял из разговора, но был несказанно рад, поняв, что мужчины здесь обосновались надолго. Лишь бы его не прогнали.
- Ну-ка, прочитай, что здесь написано, - попросил Тимофея Дед. – Стар стал совсем, зрение не в дугу.
Тимофей вдруг покраснел.
- Я не умею, - еле слышно признался он.
- А что, мальцов нонче не принято грамоте обучать?
Тимофей покраснел еще больше так, что уши запылали.
- Дед, ты ж слышал вчера, - встрял Иван. – Не ходит в школу он. Дремал что ли ты?
- Ить, в мое время и школ не было, а начальную грамоту пытались освоить.
- Да ладно, все можно поправить, - вступился Профессор. – Тимофей – парень смышленый, я гляжу. Так что азы он усвоит в раз. Ну-ка, Тимоха, я букву нарисую, а ты повтори.
С этими словами Профессор веткой на снегу нарисовал палку с поперечиной вверху.
- Это буква «Т», - радостно воскликнул мальчик. Первую букву своего имени он знал отлично.
- Вот видите, - гордо сказал мужчина и пририсовал еще одну букву.
Тимофей не знал ее, но, поняв, что пишут его имя, с поспешностью сказал:
- И.
Загвоздка произошла с буквой «Ф», Тимофей не знал, как назвать ее самостоятельной, но Профессор подытожил:
- Он усвоит азбуку в месяц, ручаюсь.
- Ты - Профессор, тебе видней, - пробубнил Дед.
- Слово даю, я научу, - азартно воскликнул мужчина. – И мой статус тут ни при чем!
Тимофей понял одно, что его никто отсюда не прогонит. Эта мысль наполнила его ликованием. Ему впервые в жизни было хорошо и спокойно с этими четырьмя мужчинами. И почему они живут в лесу, он даже не задавался вопросом.  Они взрослые. Значит, так надо.
Тут появился Петрович, с перекинутой через плечо огромной щукой.
- Аааа, по щучьему велению, по моему хотению, - запричитал Дед. – Уха солдатская и шашка казацкая при мне – значит, победа в войне.
И все засмеялись.
А позже ели наваристую уху и слушали рассказы Деда о былых временах. Он рассказывал все так, будто сам был участником событий далеких лет. Временами срывался с места, изображал в лицах. Причем отрицательных персонажей всегда озвучивал дурным голосом, а герои всегда выпячивали грудь вперед и вещали в рифму. Так весело Тимофею еще не было никогда.
- Ну, что, сын полка, остаешься пока с нами? – спросил серьезно вечером Иван. – Легкой жизни не обещаю, но компанию хорошую обретешь.
Тимофей радостно закивал головой и вдруг обнял мужчину, едва доставая ему до пояса. Иван осторожно погладил его по голове и смахнул набежавшую слезу.
И так пошли дни за днями. Тимофею на быструю руку состряпали новую одежду из запасов мужчин. Что-то укоротили, что-то навертели. Смешно было, но тепло и уютно. Проблема была только с обувью. Размер у Тимофея маленький. Но Петрович придумал, как и с этим справиться: обрезал пару валенок, раскроил задники, ушил по пяткам и натянул на ботинки мальчика наподобие калош. Немного было тяжело в них, но зато ноги были всегда в тепле, да и привык Тимофей к ним быстро.
Через месяц мальчика было не узнать. Воздух, спокойствие и обильная еда сделали свое дело. Он подрос, округлился, а физические нагрузки сделали его сильнее и крепче. Он постоянно сопровождал мужчин в их походах. Многому научился, многое узнал. Он узнал, как ловить рыбу без удочки, как расставлять силки на зверя, как использовать природные дары себе во благо, как оказать первую помощь себе и товарищу, как выжить в экстремальных условиях. Освоил всю азбуку, и даже научился писать, пусть пока печатными буквами. Он полюбил этих сильных и добрых мужчин, он обрел семью, о которой мечтал. Больше всего он прикипел к немногословному Ивану. Тот изредка, как-то робко иногда клал руку ему на голову и теребил волосы. Тимофей становился размякшим, и почему-то хотелось плакать в такие моменты. Но чаще всего Иван просто молча наблюдал за мальчиком и погружался в какие-то свои думы.
Тимофею иногда казалось что-то странным в этой четверке мужчин, но ему было с ними так комфортно и хорошо, что мальчик просто не копался в своих сомнениях. Какая разница, если у него есть настоящая семья, которая  приняла и полюбила? Значит, он не зря писал письмо в уме братьям-месяцам.
Так прошла зима, и вот уже весна во всю прыть пыталась прорваться на ее место. Солнце стало ярче и жарче, песни птиц звонче, а снег почернел и просел.
Как-то вечером, сидя у костра, Дед произнес:
- Скоро нам пора уходить. Вопрос в том: что делать с Тимохой? С собой его не забрать.
Все погрустнели.
Сердце Тимофея учащенно забилось. Что значит, пора? Почему его не возьмут с собой? Он так привык к новой семье, что думал – это будет продолжаться вечно.
- Дяденьки, родные, не бросайте меня, - сорвался в крик Тимофей. – Я с вами, я хочу быть с вами.
Все напряженно молчали.
- Да что же это такое? Почему вы все молчите? Я что-то сделал плохое? Почему вы хотите меня бросить? - Слезы душили мальчика, мешая говорить.
Иван подошел к нему и положил руку на плечо.
- Нам пора, сынок. И тут мы не властны. Мы полюбили тебя как родного. Случай привел тебя в это место. Это тоже не от нас зависело. Но, значит, так было нужно.
- Кому нужно? Зачем нужно? – сквозь рыдания спрашивал Тимофей, отказываясь верить, что счастью пришел конец. – Вы не можете меня вот так бросить. Как щенка ненужного.
- Конечно, мы тебя не бросим просто так, - Иван обнял Тимофея. – Но нам нужно расстаться. Поверь, все случилось не просто так. Придет время, и ты все узнаешь. Не суди нас строго.
- Но куда я денусь? Кому я нужен? – не унимался Тимофей, голос его сорвался.  – Мамка точно в тюрьме, а в детский дом я не хочу. Не хочуууу.
- Ты поедешь к тете Рае. Ведь ты помнишь тетю Раю? – спросил вдруг Иван.
Слезы высохли в момент.
- Откуда вы знаете про тетю Раю? – прозвучал удивленный вопрос.
- Послушай, Тимофей, - Иван присел на корточки перед мальчиком, сделав жест товарищам, чтоб они оставили их вдвоем. Те послушно скрылись в ночной темноте. – Я давно смотрю на тебя, слушаю твои рассказы, и понял одну вещь.
- Какую? – спросил Тимофей, осознавая, что сейчас услышит что-то важное.
- Ты мой сын, - прямо в лоб сказал мужчина.
- Что? Но почему?.. – окончание вопроса зависло в воздухе, но оно и так было понятно.
- Я не бросал тебя, так вышло, - склонил голову Иван. – И будь в моей власти, то я никогда бы не пошел на ту рыбалку. Я бы был рядом, когда ты родился, я бы шагал рядом всю твою жизнь. И с мамой не случилось бы того, что случилось. Но иногда в жизни приключаются непредвиденные вещи, и мы уже ничего не можем изменить.
- Я не понимаю… папка, - Тимофей сразу принял на веру слова мужчины и обвил его шею руками. Он всегда чувствовал невидимую связь с этим мужчиной. Он только сейчас это понял, - ну почему я не могу остаться с тобой?
Сердце мальчика рвалось от непонимания происходящего и от тоски по тому, что должно неизбежно случиться.
- Я уже не прежний, - загадочно ответил Иван.
_
Прошло три долгих дня. Тимофей постоянно задавался вопросом, когда и почему они расстанутся. Он ходил тенью по пятам за отцом. Тот нарочито небрежно обходил его вниманием. Как-то вечером собралась гроза. Небо нахмурилось после полудня, предварительно прожарившись весенним солнцем.
Дед взглянул на сгущающиеся тучи и произнес одно слово:
- Сегодня.
Повисло тяжелое молчание.
- Что сегодня? – затеребил за рукав Тимофей стоявшего рядом Профессора, хотя и сам догадался обо всем. Но все еще никак не понимал связи между погодой и неизбежным расставанием.
Иван подхватил приготовленный заранее рюкзак, кивнул товарищам и подошел к Тимофею.
- Сынок, я провожу тебя.
- Нет, я не хочу, не хочуууу, - закричал Тимофей и ринулся в лес. Если его бросают, то какая разница, что с ним станет.
- Тимохаа, - закричал Иван и ринулся вслед.
Первые тяжелые капли дождя лениво упали на землю.
Мальчик бежал, не разбирая дороги. Дождь уже хлестал вовсю, смешиваясь на его лице со слезами. Разве можно вот так? Разве можно бросать того, кто тебе стал дорог?
Земля под ногами осклизла, и Тимофей растянулся во весь рост на бурлящей от ливня грязи. Хотел тут же подняться, но почувствовал острую боль в ноге.
- Тимофей, - раздался рядом голос Ивана. – Черт, ты, похоже, повредил ногу. Держи меня за шею.
Иван подхватил мальчика на руки и быстро понес.
- Папка, но почему? Почему ты опять меня бросаешь? – Тимофей уткнулся лицом в плечо мужчины.
Странно, но он почувствовал запах болота и тины. Мужчина тяжело дышал и молча продолжал путь.
Через какое-то время он остановился и опустил сына на землю. Лицо его было искажено неимоверной гримасой боли.
- Слушай меня, Тимофей. Не хотел говорить и пугать тебя. Но дальше мне нельзя идти. Болото не отпустит. Сегодня первая гроза, а значит, я исчезну. Исчезну навсегда. Раз в год в новогоднюю ночь нам разрешалось провести сутки на земле в виде живых людей. И так было долго, но теперь и этого не будет.
И Тимофей вдруг все понял.
- Вы пожертвовали этим ради меня? – спросил он, чувствуя, что слезы снова потекли по лицу.
- Это не важно, но ты можешь помочь нам.  Поверь, я очень тебя люблю, и не хотел бы вот так расставаться. Помоги мне, прошу. Упокой мою душу. Моя любовь останется с тобой вечно. Я всегда незримо буду рядом, мальчик мой. Все у тебя будет хорошо. Только верь мне. Спаси меня и сохрани.
- Папка, что я должен сделать? – Тимофей понял, что услышит сейчас нечто ужасное.
- Мы не люди. Вернее, мы были людьми, пока не провалились в это чертово болото. Дед уже двести лет в нем, Профессор, в погоне за одному ему ведомому растению, тоже сгинул, ну а я и Петрович тогда на рыбалку пошли, и путь сократить хотели. Нас всех засосало болото. Мы мертвецы. Но не упокоенные. Понимаешь?
Тимофей с ужасом смотрел на отца во все глаза.
- Я рад, что повстречался с тобой. Я счастлив. Прошу об одной малости. Расскажи о нас. Пусть найдут наши останки, ты знаешь это место. Пусть предадут нас земле или хотя бы прочитают заупокойную молитву на этом месте. Чтоб мы успокоились. Это невыносимо так существовать, это страшно и трудно.
- А как я пойму, что все получилось? – судорожно цеплялся за последние минуты Тимофей.
- Костер в новогоднюю ночь…
Начал говорить Иван. И тут полыхнула молния как огонь сварки, на миг осветив мужчину. Это уже не было добрым лицом отца. Это было похоже на поросшую тиной корягу, с которой свисала клочьями тина и стекала зловонная жижа. Тимофей зажмурился от ужаса и закричал.
- Аааа-аа-а.
Иван ринулся прочь.
- Сынок, запомни, что я сказал. Помоги нам, родной, - крикнул он на ходу и исчез между деревьями.
- Аааааа, - еще долго вопил Тимофей, пока не потерял сознание…
_
Очнулся Тимофей от того, что чьи-то руки поправляли на нем одеяло. Он слегка приоткрыл глаза и заметил около себя женщину, заботливо склонившуюся над ним. На всякий случай мальчик не показал признаков жизни. Он находился в больничной палате.
Тихо скрипнула дверь.
- Я же просила не беспокоить, - недовольно отозвалась женщина, и Тимофей даже через столько лет узнал мягкий голос тети Раи. Это была она.
- Простите, Раиса, - извинился вошедший мужчина. Сквозь приоткрытые веки Тимофей заметил на нем под белым халатом форму полицейского. – Пришел узнать, не очнулся ли мальчик.
- Сан Саныч, я же сказала, что сообщу вам немедленно, когда это случится.
Но пришедший не торопился уходить.
- И все-таки не понимаю, где мальчик был почти три месяца. Мы не думали найти его живым. Очевидцы говорят, что ушел тогда в лес. Мы искали, но тщетно. Прожить столько времени в лесу зимой в его возрасте маловероятно. И эта странная одежда на нем. Он вполне здоров.
- Вы называете это – здоров? – Рая махнула рукой в сторону мальчика.
- Ну, нервная горячка, какое-то потрясение. Так врачи говорят. А так. Растяжение связок на ноге. И все.
- А у вас не было бы нервного потрясения, если бы на ваших глазах, глазах восьмилетнего мальчика, мать убила бы отчима? – голос тетки прозвучал как сталь.
- Это да, но прошло столько времени. Не Маулги же он. Не с волками же жил.
- Может, и с волками. Или еще с кем пострашнее, - ответила Рая, снова поправляя одеяло на Тимофее.
- Я расскажу все, - вдруг подал голос Тимофей.
Полицейский и Раиса обернулись к нему.
- Тимофей, ты очнулся. Но ты еще слаб, - голос тети стал снова мягким.
- Нет, тетя Рая, я должен. Я обязан. Чтоб успокоились их души, - твердо заявил Тимофей.
_
- Это невероятно, - заявил полицейский, после услышанного. – Тимофей, а ты не сочиняешь?
- Сан Саныч, вы не верите? – возмутилась Раиса. – Лично я верю каждому слову Тимофея. И… это так похоже на Ивана. Я помню его.
- Ладно, - согласился мужчина. – Тут много еще вопросов.
- А можно я задам вопрос? – спросил Тимофей. – Как вы меня нашли?
- Вот тут тоже, брат, без чудес не обошлось, - улыбнулся полицейский. – Зимних любителей рыбалки привели к тебе белки. Мужики возвращались домой, когда целая толпа пушистых прямо атаковала их и заставила свернуть с тропы. Недалеко и обнаружили тебя. Ничего не знаешь про это?
- Почему-то я не удивлена, - ответила Рая вместо Тимофея. – Этот лес всегда был загадочным. С детства помню рассказы о нем. Чистым душой людям он всегда помогает.
- Тимофей, а ты можешь точно описать место, где ты встретился с…
Сан Саныч затруднился подыскать слово.
- С семьей, - подсказал Тимофей. – Они все моя семья.
- Хорошо. Ты можешь показать?
- Да, но моя нога.
- А на карте? – Сан Саныч зашуршал бумагами. – Это последние снимки местности.
- Да, вот поваленное дерево, - ткнул пальцем Тимофей, после внимательного изучения. – Потом я пошел за белкой в сторону от просеки. Вот тут река, болото. А на этой поляне стоянка.
- А имена?
Тут Тимофей задумался. Иван, Дед, Профессор, Петрович. По сути, имя он знал только отца.
- Хорошо, фоторобот составим?
_
Перед самой выпиской из больницы, Сан Саныч снова появился в палате Тимофея.
- Невероятно, но, похоже, что мальчик правду сказал. По фотороботам мы определили давно пропавших без вести троих людей, что исчезли в этой местности. Загвоздка оказалась с Дедом. Похоже, что он давно тут. Но это сути не меняет. Мы нашли останки четверых людей. Все примерно в одном месте.
- Я же говорила, что мальчик не врет, - подытожила Раиса, обнимая Тимофея.
_
- Тетя Рая, а что теперь будет со мной? – спросил Тимофей, когда они остались одни.
- Все будет хорошо, Одуванчик. Все хорошо, - улыбнулась тетя. – Мне бы раньше поинтересоваться тобой. Но мы поругались с твоей мамой очень давно, и она не выходила на связь.
- Что с ней сейчас? – спросил Тимофей, внутренне сжавшись. Он боялся услышать страшное.
- Она в больнице, - ответила тетя, снова обнимая мальчика. – К сожалению, это надолго. А ты поедешь ко мне. Будешь жить с нами. Ты помнишь, что у меня большой просторный дом? Места хватит. А еще муж, Валерка, три кошки и собака Пикадор. Они тебе понравятся, вот увидишь.
- А мы будем в новогоднюю ночь разводить костер в лесу? – уткнулся Тимофей в рукав Раи и всхлипнул.
- Обязательно, Одуванчик.