Древо прошлой жизни. Том IV. Эмблема Создателя

 


                Назойливое отрицание источника земного
                хаоса — кармического возмездия в настоящей
                жизни за прошлую и в будущей — за настоящую,
                и дарованная свобода вероисповедания
                несуществующих законов одноразовой телесной
                жизни души и бездушного тела превращают
                бытие в театр абсурда и господство
                меньшинства над большинством.

                Автор



                Ещё более чем прежде — Лоре



                Автор выражает признательность Сергею
                Гонтарю (Россия) и Нинель Апельдимов (ФРГ)
                за помощь в работе над романом



Я ожидал Хельгу за крайним, ближним к церкви, столом кафе «Вулкан» и заметил, как чётко она припарковала машину.

– Добрый вечер, – она села напротив меня и кокетливо подпёрла кулачками лицо, – получилось красиво.

— Гутэн абэнт.

– О чём ты задумался?

– О том, правильно ли я сделал, что заказал пиццу, и о том, что, пожалуй, смог бы накропать душещипательный роман. Хотелось бы хоть раз заставить женщину рыдать.

– Правильно. Сможешь. А потом пойдём гулять.

– Принято. Щас подам знак половому, чтобы тащил дичь. Говорят, чтобы представить, каким был человек из того времени, – ну, скажем, первой трети XVI века, надо часами смотреть на огонь, вслушиваться в шум дождя и перебирать чётки. А ещё надо быть непосредственным в проявлении себя, как дети. Наверное, я уже большой мальчик и не смеюсь, когда кто-то плюхнулся в лужу.

– Современный человек давно утратил связь с природой. Но порой мы не прочь сбросить усталость, посмеяться и посмотреть в пламя костра. Иногда так надоедает Берлин, что сорвалась бы из него во всю прыть.

– Бывает. Участь узника урбанизации, удручённого удобствами. Есть ещё пара вещей, которых не заменят комары и печёная картошка.

– Каких вещей?

– Отношение к любви полов и церковных проповедников. Ведь слова Христа о любви, браке и семье тоже были вычеркнуты в первую очередь. Обет безбрачия у католиков возник не случайно, а потому, что любящим человеком дороже и труднее управлять. Миром правит любовь, церковники правят любовью, а церковниками не правит никто. Когда ты проезжала Виршем, я как раз ломал голову над моральным уродством церковников. 500 лет назад не могло быть того, что мы видим сейчас. При жестокости тогдашней поповщины и ублюдочности её главного догмата, извращение человеческой натуры вызывалось одним – подавлением.

– Ну, это время Реформации. Католический мир рушился...

– И достраивался лютеранскими церквами, освещая кострами инквизиции путь на несколько столетий в никуда.

– Папа Лев X имел непомерные амбиции, пытался обуздать еретиков, а казни и преследования проповедников нового учения лишь подливали керосина в огонь.

– А причина конфликта? Спутали святого отца с Создателем или Божий дар с инструментарием инквизиторов?

– Прихожане выступали против католиков и осуждали упадок нравов в Римской церкви, а папа желал окончательно подмять под себя светскую власть в Германии.

– Это ж в кого превратило учение о вечной преисподней попов, если прихожане стали в них пальцем тыкать да к совести призывать?

– У вас что-нибудь учат о Мартине Лютере?

– «Проходили», как же. Мариванна выставила мне за него «пять» – по вашей шкале, наоборот, и похвалила перед всеми двоечниками. Он считал, что прихожане и духовенство равны перед Богом и между собой, отчего папа Лев X совсем осатанел. Ты представляешь, если бы я этой Мариванне ляпнул, что декларация равенства в одноразовой жизни – это ровно две стороны одной антихристианской медали – лицемерия о равенстве и лжи о вечности ада, поскольку подлинное равенство людей гарантируется не Конституцией, а лишь осознанием реинкарнации душ?

– Что бы тогда случилось?

– Для того, чтобы в тот исторический момент чему-то случиться, надо было, как минимум, «въехать» в разницу между реинкарнацией, одноразовой телесной жизнью души и бездушного тела, а академики соображали не больше Мариванны. Наверное, отличники бы посчитали себя двоечниками, а двоечники – начитаннее Мариванны; она бы вызвала директора, а тот – меня. Затем бы оба с хорошо скрытым интересом поднатужились, чтобы уловить суть крамолы про аверс и реверс.

– Я бы тоже послушала.

– Ну, а я бы акцентировал внимание директора и классного руководителя на том, что вернувшееся в наше общество святое учение о вечном аде скрывает индивидуальные кармические причины несправедливости и неравенства, отрицает кармическую расплату в следующей жизни и делает идиотов из нормальных людей, что, собственно, и привело к разрушению одного строя, потом – другого, и к возвращению к тому, что было разрушено.

– Какой экстремизм!

– Ага. Хорошо, что в то легендарное время я был дитя и не понимал, что каждый Вселенский Шухер вызван отсутствием христианского смирения, которое необходимо для того, чтобы потом его потерпеть и кротко дожидаться следующего, чтобы не унестись с концами в Вечный Ад. Я бы на их месте сбрендил, да им бы одного этого на всю жизнь хватило. Впали бы в педагогический ступор и терзались до пенсии вопросом относимости услышанного к родной истории, вражеской пропаганде и клинической психиатрии. Не могу же я напоминать взрослым, что при справедливом социализме священников не было, а пришли буржуазные эксплуататоры, – они тут как тут, чтобы к христианскому смирению призвать, – как до Великого Октября.

– По-моему, это доказывает, что ключ к справедливости не найден.

– С церковным законом одноразовой жизни господина и слуги удобно развивать рабство, феодализм и капитализм и неудобно – социализм, а как присобачить пятое колесо к этой телеге, академики не додумались. По крайней мере, они за сто лет научились отличать материализм от идеализма, – за путаницу ставили к стенке.

Нам принесли пиццу с грибами и жаркое в горшочках, как просил. Хельга поблагодарила по-немецки, я – по-русски.

– Мартин родился в 1483 году в семье рудокопа, – начал я, – прожил 63 года. Основатель Протестантизма, вождь Реформации, богослов и религиозный реформатор, в юности испытал сильное религиозное потрясение. С 1501 по 1505 год учился в Эрфуртском университете и получил степень магистра. Через год постригся в монахи в монастыре августинцев. Любил музыку.

– Можно я тебя перебью? В 1510 году августинцы посылают его по делам в Рим, где он был потрясён языческим обликом города, роскошью папского дворца, распущенностью и невежеством клира и исповедников.

– Думаю, если спустя полторы тысячи лет от распятия Христа, Лютера потрясло то, что мораль святых отцов уложена ниже римской канализации, эти мастурбирующие дерьмососы бесили его одним упоминанием о своём непорочном происхождении от апостолов. Он же не мог не понимать, что такое переселение душ, как часть первоначального Учение Христа, и то, что Рим сводит верообразующую конструкцию к непогрешимости Святого Престола и к вечной раскалённой сковородке. Какой раб спросит у попа про переселение душ, если провинциальный монах через полторы тысячи лет от распятия Христа был поражён «языческим обликом» столицы?

– Дальше, Алекс, мы говорим о Лютере.

– Лютер понимал, что использование латыни позволяет держать в дураках все народы земли. Убедить в вечном аде не труднее, чем в том, что природные катаклизмы вызваны слишком малым числом сожжённых еретиков. В 1512 году он получил степень доктора богословия и стал профессором библеистики в университете Виттенберга, где занимал эту должность до конца дней. В 1517-м протестовал против продажи индульгенций в Германии, наводнивших всю Европу, и в Виттенберге прибил к дверям церкви 95 тезисов, где обличал корыстную торговлю прощением грехов; впоследствии излагал взгляды на грех и искупление. Папа, разумеется, понимал, что переселение душ не позволило бы ему впарить ни одной бумажки, но учение Христа к этому времени было вытравлено из Божьего раба навсегда.

– Да, и в 1520 году папа Лев X отлучил Лютера от церкви и назвал его антихристом.

– А Лютер в своём послании назвал антихристом папу. Был изгнан из церкви, его книги жгли на костре за 400 лет до нацистов, и в 1521 году папа предал Лютера и его сторонников анафеме, но так и не придумал, как его достать, заткнуть рот и поставить на кучу дров. В 1600 году в Риме сожгли Джордано Бруно, который некоторое время тоже преподавал в университете Виттенберга, из чего видно, что Святой Престол без пожизненной изоляции от Божьих рабов или подключения к нему тысячи вольт через рубильник в их руках, не исправим. Главное – Лютер перевёл Библию на немецкий язык, порвал с католической доктриной и пришёл к утверждению «личной веры», как единственного средства обретения Божьей Благодати. Из этого можно заключить, что церковь проповедовала не христианство, извратив его окончательно, а то, что абсолютно не могло им быть. Это была тщательно продуманная легенда подчинения людей со времён Константина Великого. Лютер видел, что церковь погрязла во лжи и коррупции, что римский папа утопает в роскоши, тёмных делишках и везде рассылает своих шпионов. Скрывался, чудом избежал застенков инквизиции. Этот человек сплотил нацию одним переводом Библии и книгами на родном языке, показав, кто Антихрист.

– Потрясающе. Я тоже ставлю тебе «пять» по твоей шкале. Государству была выгодна ортодоксия – когда общество основано на одной вере.

– Ага, так легче жить: одна вера, одна партия, одна жизнь и одна смерть. Католики здорово обделались перед народами римского евросоюза, хотя это не мешало им жечь еретиков ещё около 300 лет. У тебя есть намёки на попытку протестантов вернуть закон переселения душ?

– Нет. Думаю, всё хорошо спрятано. В 1530 году Библия на немецком языке была ещё вне закона, но князья империи – основная сила, были за Новую Веру, и она победила. Лютера прозвали «Виттенбергским папой», а в Саксонии, например, за него был народ. Обостряются споры и конфликты между верующими Католической и Лютеранской церквей, многие выступают против тирании Рима.

– Тирании? Как ты думаешь, если к этому слову добавить закон, который Спаситель не приносил, можно ли тогда считать историю Западной Церкви историей христианства?

– Думаю, христианским наследием Восточной Церкви является тот же закон.

– Охренеть! Три четвёртых эпохи прошло, и никакого консенсуса на христову мораль. И кто против кого дружил?

– Столкновения происходили даже по поводу праздников и дат. Деревне ближе Лютер, дворянам и феодалам – старая католическая церковь. Дело в том, что Лютер видел опору Реформации в усилении светской власти, которую считал гарантией порядка.

– Я бы тоже так делал. А что он хотел сделать с Церковью?

– Он хотел изгнать из храмов священников, преданных Риму. «Протестантский яд» появляется в книгах, лютеранские верования становятся всё твёрже. Католический клир считает ересью даже то, что каждый может обращаться к Богу без посредников, и искореняет протестантскую отраву железной рукой. И что ты ещё не знаешь?

– Ну, церковь считала, что душа важнее, чем тело, и если крамольные идеи – это чума, еретиков надо сжигать, как чумную одежду больного. Ясное дело, эти «святые пироманы» ради оправдания костров и незыблемости Вечного Ада маму продадут.

– О роли Инквизиции идёт полемика до сих пор.

– Интересно, папа и Лютер были суперграмотными людьми в своём деле, и, назвав друг друга антихристами, знали, что говорят. А в итоге, антихристианский верообразующий закон сохранился, и балом в обновлённых декорациях так называемого Нового Времени правит Сатана.

– Да. На всех, кто оспаривает доктрину церкви, идёт охота Инквизиции: достаточно обнаружения книги, чтобы попасть в её лапы, издателей обыскивают, еретиков казнят даже за несоблюдение постов. Церковь считала, что «человек не может творить добро из-за своей порочности, и в нём нет ничего, кроме милости, даруемой Господом». Инквизиция работала вовсю. После того, как Лютер прибил свои 95 тезисов к дверям церкви, они распространились по всей Германии. Открытое противостояние, мятежи и смуты начались не сразу, года через три. Лютер поощрял конфискацию церковных земель, погромы католических церквей и изгнание преданных Риму священников, хотя на словах это и осуждал.

– Не вижу противоречий. Во-первых, Рим не понял бы своих заскоков, если бы его толоконных лбов не взяли за задницу. Во-вторых, стихийные силы играют роль толпы и не умеют следовать букве первоначального замысла. Для части Божьих рабов папа превратился в опаскудившегося самозванца, а с точки зрения стратегии, римскую цитадель Католицизма следовало бы обнести забором не 1870 году, а с Началом Нового Времени и распространения лютеранства, и пусть бы потешали сами себя однополыми интригами и интерактивной игрой в жертву инквизитора. У меня давно сложилось ощущение, что надругательство над человеческой природой заметили лишь протестанты, которым не дали довести дело до конца, иначе бы, римского папу огородили не только стеной, а очертили мелом, как нечистую силу.

– Алекс, я хочу понять. Переселение душ заменили на вечный ад намного раньше, так?

– Это сделал император Константин Великий на I Вселенском Соборе, где собрались три с лишним сотни епископов. 325 год, уже нет учеников апостолов, донёсших истину до людей, но вера продолжает жить.

– А чем отличается церковная доктрина от доктрины Лютера?

– Он предложил считать единственным средством постижения Бога ощущение Его в себе, обращение к голосу души, личную веру. А что предлагает Вечный Ад? Ощущение страха, безусловное исполнение указаний под контролем поповщины, принуждение и наказание. Обеспечение принуждения нуждается в объединении со светской властью, – это и есть клерикальная мафия. История её завершилась с отделением Церкви от государства и закреплением свободы вероисповедания, однако никто и не собирался возвращать людям первозданный закон. Знаешь основной закон истории? Спустить любой Вселенский Шухер на тормозах. Всё? Съели-встали? Куда?

– Туда, – Хельга махнула рукой на площадь, на краю которой мы сидели. – Спасибо. В следующий раз я буду тебя кормить, у нас в Европе равноправие. Кстати, протестанты впервые заговорили о равенстве полов.

– О, моя добрая фройляйн, я заметил, протестантов тута, в вашей неметчине, хоть в поленницу клади. Через пятьсот лет стали носить шмотки «юнисекс» и заимствовать одежду друг друга. Прикольно, когда по подиуму косолапит средний род. Неужели зачатки гендерной деградации докатились с тех мрачных времён?

— Ну, что ты говоришь, Алекс. Лютер провозгласил основой религии семью.

– Ага. А спустя пять веков в Евросоюзе признают семью и брак устаревшим понятием, потому что или поэтому европопы венчают однополых супругов и домашних животных. Дьявол принял новую концепцию: после замены реинкарнации на инквизицию, он решил поменять принудительное католическое воздержание на скотоложство и инцест. Законодателями моды должны быть извращенцы, иначе целомудренные обыватели удавятся от тоски. Как летит время: не успеют подмести международную арену после перфоманса одних дегенератов, на смену спешат другие, и никаких проблем с идентификацией личности, – врубил ящик, и ругайся с ним до утра.

– Нет, Лютер говорил, что безбрачие – это плохо, лучший подарок мужчине – подходящая, «правильная» жена.

– В советские атеистические времена это было аксиомой. Или римские попы были ещё атеистичнее и учили, что правильная баба – хуже неправильной? А что, женщины тогда не мечтали о принце на белом коне?

– Мечтали, но проблема сойтись по любви была у тех и у других. Нравы, обычаи, имущество, церковь, наконец.

– Вычеркнули слова Христа о любви, браке, семье и переселении душ, и нормальная половая жизнь рода человеческого пошла под откос.

– Конечно, потому, что церковь решала всё, включая, с кем спать. С мужчинами проще, а если католичка не выходила замуж, она могла уйти в монастырь. Протестантки были вынуждены жить в семьях братьев и сестёр приживалками. Дамы из мелких, обедневших дворян устраивались гувернантками.

– Средневековая католическая поповщина внушала, что безнравственность секса имеет одну альтернативу – девственность и обет безбрачия, как сокровище, посвящённое Христу. В революционной России семью пытались выдать за буржуазный пережиток и обобществить женщин, как места общего пользования, но быстро очухались. Ты видишь сходство причин извращения взглядов на семью?

– Нет.

– Общие истоки всех религиозных и материалистических извращений в том, что естественный закон переселения бесполых душ в разнополые тела был заменён на вечную преисподнюю, которую ценой большой крови отменили большевики. С этих позиций видны все извращения в теории и практике, но попы из-за беспрецедентности содеянного ими «не спешат» это признавать.

– Разве на причины извращений указать больше некому?

– Политологам-метеорологам? Они не могут «въехать», почему возникли Святая Инквизиция и Красный террор, – одноразовые мозги не дают «вкурить», что на все «почему» отвечает только «отменённый» закон Христа, а не школьные учебники. Я ни разу от них не слышал, что римские попы IV века и идеологи материализма XX-го завязали обществу глаза и загнали его в тупик. Идиотизм тех и других был спущен на тормозах, поэтому общество опять ничего не заметило, – наоборот, – оно возрадовалось свободе от церковного тоталитаризма и свободе от казарменного социализма, – и увидело выход в ней. А затем свобода превратилась в абсурдный либерализм, слово с тем же корнем.

– Действительно, идиотизм.

– Оба ложных закона мог вытеснить только третий, истинный, о котором поповщина «ни гугу». «Метеорологи» в этой подоплёке разобраться не смогли. Здесь другое интересно: римо-католические приватизаторы Всевышнего жгли дотла своих Божьих рабов за идею земного предсуществования души несколько веков, а наши революционеры-материалисты «смирили» «бывших» Божьих рабов за несколько лет с бездушием тел. А когда атеистический социализм развалился, и «метеорологи» начали мусолить очевидные и без них причины его краха, возникла дилемма.

– О допустимости сталинских репрессий во имя самого гуманного строя?

– Нет, та недалёкая и циничная дискуссия, – много или мало убил Сталин или «разоблачивший» его Хрущёв, велась для того, чтобы считать или не считать социализм самым гуманным строем, а эта дилемма требовала иного подхода и не куриных мозгов. С одной стороны, в 17-м году Церковь со своим каноном смирения была полностью сметена во имя справедливости и равенства долгожданной Революцией, но ни справедливости, ни равенства достичь не удалось, то есть народ заплатил реками крови за то, чтобы зачинщикам воздавали почестями. С другой стороны, после 91-го года в стране возродили классическое буржуазное неравенство и прежнюю несправедливость наряду с исконной Церковью, ранее убив в людях веру и совершив преступление перед Богом.

– Это не дилемма – тут нечего выбирать.

– Согласен. Эта притча о двух разбитых корытах. Я специально поступил, как на семинаре со студентами, чтобы ты пришла к этому выводу сама. В приведённой задаче всего одно искомое неизвестное – справедливость и равенство, тем не менее, решения у этой задачи нет. Ленин и Ельцин крупно накосячили и выхода не нашли. Необходимо изменить условия достижения искомого, и тогда мы получим желаемый результат, а он заключается в создании такого общества, в котором стремление к справедливости и равенству для всех станет выгодным. А у нас всё наоборот.

– Ты что, знаешь решение, которое не нашли Ленин и Ельцин?

– Ага. Фиктивная церковная доктрина о грядущей посмертной вечности и наихудшая модель звериного капитализма для этого не годятся, хоть бейся задом о потолок. Но олигархам нужен именно такой капитализм, чтобы быстро богатеть, а церковникам – как раз такой закон, какой Спаситель не приносил. Подобный выбор исторического прогресса выглядит «идентично натуральному», однако ведёт не к равенству, братству и справедливости, как хотел Христос, а от них. Ты сама знаешь, что происходит с человеком, который действует вопреки Наставлениям Закона Реинкарнации, но попы здорово расстарались, чтобы мы смотрели на загробную тайну через мутное, грязное, закопчённое ими стекло. Разумеется, попы реинкарнируют вместе с нами, просто они не хотят, чтобы мы знали, что реинкарнируем вместе с ними, и понимали больше, чем им нужно.

– Тогда ничего нельзя изменить.

– Да, всё попадёт туда, куда запланировано: народное благосостояние одноразовых поколений – в офшоры, офшорная аристократия – в фиктивный вечный ад, смиренные прихожане – в фиктивный вечный рай; буржуи будут грести прибыль и гнать её за рубеж, а священники с наружным видом благодетели – проповедовать христианское смирение и одноразовую телесную жизнь души. Ничего нельзя изменить по двум причинам: всё это безобразие устроено дьяволом очень тонко, и об этих тонкостях, в которых и сидит дьявол, не знает большинство людей.

– Мне кажется, что я понимаю тебя всё больше.

– Если бы люди знали, что уже жили на земле, очень многое удалось бы изменить, но нет – не для того попом приватизирован Творец.

– Всё равно я слушала тебя очень внимательно.

– Ладно, с этого места я больше не буду тебя перебивать. Помоги, пожалуйста, разобраться, как любили в первые десятилетия XVI века.

– Ты не представляешь, как всё было просто и строго. Церковь считалась единственным местом поклонения Богу, а Лютер говорил, что молиться можно дома – в своей обители, и к святой истине может приобщиться любой, кто умеет читать Библию. Это бесило церковников, потому что подрывало устои католической церкви и папскую власть. Частое посещение церкви с продолжительными молитвами было обязательно, как и соблюдение всех постов.

– Пока ясно: зачем ходить в церковь, когда икона в красном углу. Но поповщина настолько ловко примазалась к Господу, что протестанты народились лишь спустя полторы тысячи лет. Лютера не выдумать, папу не закопать, истину не вернуть.

– Дело в том, что протестанты считали, что семья, общий стол и разделение обязанностей – это место, где можно служить Богу, что привело к пересмотру отношения к сексу – части брака, которую священники контролировали больше всего. То есть супружество должно стать лечебницей страсти, церковь же полагала, что без воздержания семья превращается в рассадник порока и греха. Семья вышла на передний план, где поклоняются Богу, отсюда основой религии должно стать не сексуальное воздержание в семье и телесные наказания за сексуальную связь вне семьи, а семья. Для святых отцов это было по-настоящему опасно, их могли послать подальше, чем они своих прихожан.

– А знаешь, почему в XXI веке путают любовь с занятием? Потому, что спрятаны закон эволюции души и учение о духовном родстве реинкарнирующих душ. Требуется много воплощений, чтобы довести духовную компоненту блуда до нулевых значений. Чисто западное выражение, что любовь придумали русские, чтобы не платить деньги, объясняется сокрытием закона реинкарнации, как бы складно не плёл поп. Встреча и любовь родственных душ на земле основана на законе реинкарнации и совместном выполнении земной миссии, от которых колбасит всякого попа. Я читал по курсу иностранной литературы, что поэты первыми подвергли сомнению, что любви в браке нет. Думаю, они не только указали на религиозных извращенцев, но и ограничили роль Сатаны. В принципе, вернуть закон Христа людям так же легко, как перевести Библию с латыни, не дожидаясь XVI столетия, так что всю свою историю они сами себя обгаживали.

– Ты всё понял. Жизнь в XVI веке управлялась строгими правилами, отрицающими романтизм и искореняющими сексуальную тоску. Для церкви самое оскорбительное – сексуальное удовольствие и разговоры о нём как в семье, так и вне её.

– А потому, что потерять контроль за инстинктами, значит потерять раба. А чтобы учредить власть, надо с умом наврать про загробный мир. Но у всей этой поповской разноголосицы есть всего один знаменатель – переселение душ. Скажу понятнее: если вернуть истинный закон, человек поймёт своё место на земле. Чисто гипотетически, в Европе при таких «христианских» амбициях на «подержать свечку» и «поиграть со спичками», в отсутствие поддержки церкви светской властью от папского дворца осталось бы ещё меньше, чем от Бастилии.

– Истребили бы?

– И к бабке не ходи. В дикой природе обман так же эффективен, как сила и скорость реакции, – это характеристика церкви, за счёт которой её саму не отправили на костёр. Да-а, Лютер здорово подкузьмил попам.

– Вообще, церковные наставления нередко были мерзкими. Священники отвращали свою паству от любви к любимым, вызывая к ним брезгливость, порой в жутких выражениях, чтобы управлять похотью, а сами столь же нередко изменяли с любовницами и чужими жёнами. Сексуальные отношения вне брака преследовались – священники налагали эпитимию и 3, 6, 12 ударов на площади за беспорядочные связи, и это было непреложным правилом. Фактически, они определяли место, время и обстоятельства секса, но самое противоестественное, они считали страстные отношения с женой прелюбодеянием и грехом.

– Хм. Как это? Попу рядом коврик что ли стелили – чтобы судил по силе звука о силе страсти?

– Низкая рождаемость указывала на распутство. Укрощение плоти доходило до абсурда.

– А-а, социологией занимались, блин, Клинтон. А «коктейль Молотова» изобретут только через 400 лет.

– Брак был нужен, чтобы охранять себя от греха наслаждения и иметь потомство, которое будет вечно благословлять Господа.

– Это же ответ на вопрос, почему церковным ублюдкам претила реинкарнация. Ну и козлы!

– Брак ещё был обязанностью, потому что заключался в интересах всей семьи без учёта личных привязанностей, – так воспитывали детей. Это всего лишь согласие семей о передаче собственности, в том числе, и жены, которую, как любую собственность, тоже осматривали. Святые отцы постоянно внушали, что любовь не имеет с браком ничего общего; супружество не имеет никакого отношения к влюблённости и тем более к физической любви, а любое страстное чувство оскверняет брачное ложе.

– Одно слово – педерастня. Хорошо, что наши попы были бабниками, хотя в 20-е их это не спасло, – перечудили с Божьим смирением, кротостью и справедливостью. А что, нельзя было одновременно любить и размножаться?

– Запрещено. Клирики вбивали в голову: муж, который «предаётся плотским утехам» с женой, как если бы не с женой, – странное выражение, если учесть запрет случайных связей, – ведёт себя не как муж, а как прелюбодей и распутник.

– Дурь какая-то. Они что, Святое Предание из фиктивной адской вечности высасывали? Попробуй, поноси благоверную на руках – сразу настучат в поповское гестапо. Но природу-то не пропьёшь, а её объясняет только спрятанный попами закон.

– Естественно. Поэтому, с другой стороны, нравы были весьма свободны, – женщины старались не упустить случая, развлечься всеми способами, несмотря на угрозу наказания. Мужчины не упускали случая пользоваться «удобным моментом». Отсюда берёт начало культура куртизанщины и литература, которая ещё больше засоряла юные мозги.

– Я говорил об этом. Если бы толоконные лбы не спрятали реинкарнацию, Человечество имело совсем другую литературу. Поповщина боролась с «обнажёнкой» в корыстных интересах, подчиняя людей через инстинкты, поэтому и в XXI веке многие думают, что она является борцом за нравственность и оберегает души, чтобы они не попали в вечный ад. Но нравственность определяет не лживая догма бесконечной преисподней, а Закон Реинкарнации, который раскрывает суть кармического возмездия, настигающего душу за безнравственность. Вот это и следовало проповедовать в каждом приходе на протяжении двух тысяч лет, а не тыкать в харю свой клерикализм под предлогом сохранения моральной девственности.

– Алекс, теперь я понимаю, чего на самом деле хотели священники. В замках обычно были купальни, где проходила церемония купания вместе с гостями. Это сильно критиковалось церковью, и, в конце концов, к концу века обычай сошёл на нет. Этикет и обычай требовали соблюдения строгих правил, а мораль была на низком уровне: люди жили мало и трудно, поэтому хотели наслаждаться жизнью.

– Народ спешил чувствовать, а тут ещё` реинкарнацию «отменили» и дали одно тело, – как хочешь, так и крутись. Современный клирик, «отделённый» от государства, уже не имеет безраздельной власти над душами людей, но по-прежнему не хочет, чтобы Нормы и Наставления Закона Реинкарнации в обход него самоопределяли нравственность людей.

– Почему?

– Боится утратить паству. Это сильный удар, если учесть, что он всю жизнь думал, что служит Богу. Слишком велика разница между истинным законом и вечной преисподней. Он и сам не знает, как открытие этой разницы повлияет на воцерковлённых и «прочих Божьих рабов».

– Да, понимаю. И всё-таки, о какой-то истории или легенде о любви в замке я слышала.

– Красавица, запертая в башне бессердечным феодалом от малоимущего жениха?

– Нет-нет, что-то трагическое, не помню. Что-то такое, оставляющее след в душе.

– Поспрашиваешь?

– Угу. Мне самой интересно: вечная любовь, озарённая вечным пламенем преисподней.

– А что? Отменное женское чтиво, Даниэла Стил отдыхает: застигнутую парочку выпороли на площади как сидорову козу за беспорядочное возлежание на прелом сене. Скажи, пожалуйста, как бы выглядела толпа того времени, если бы мы смотрели на неё из кафе?

– На мужчинах была бы одежда без рукавов, большие береты и повязанные на голове платки. В моде были кожаные безрукавки, холщовые рубахи и такие же штаны. Женщины одевались в белые чепцы, мешковатые юбки, безрукавки и фартуки. По всей площади была бы разбросана солома и навоз, стояла бы деревянная повозка, ну, не знаю, ржал бы конь. Приговор зачитывали перед всеми.

– Замечательно. Экзекуция за прелюбодеяние сопровождалась обнажением виновных и сексуальной тоской святого отца, чью задницу отхлестать, задрав рясу, было некому. Сколько жителей тогда было?

– Тогда не знаю, а сейчас три с половиной тысячи.

– Офигеть.

– Что?

– Истекло полторы тысячи лет, как Человечество избавили от Спасителя, и осталось четыреста лет до того, как на одной шестой суши разрушат храмы и поставят христианское наследие под запрет. Деградация учения о вечности преисподней.

– Ты даже не замечаешь свою оригинальность.

– Замечаю: уничтожить Церковь оказалась проще, чем вернуть в Церковь первозданный закон Христа, – это и есть неосмысленная одноразовыми поколениями историческая реальность. Современники Горбачёва и Ельцина не задавались вопросом, какая Церковь при них возродилась. Для меня эти два номенклатурщика не просто пара самовлюблённых баранов, не способных на бурной исторической переправе видеть судьбу и будущее страны, – они такие же виновники десятков миллионов исковерканных жизней, как и их многочисленные предшественники, внедрявшие в общество тупой закон одноразовой жизни бездушных тел. И то, что у этих баранов, как и у всего «руководящего» стада материалистов, была своя миссия, их не оправдывает. Мы давно могли бы выйти на историческую прямую, если бы отвергли «одноразовое» мышление материалиста и попа.

– Жёсткая оценка.

– А как по-другому? Мы же говорим о материалистах, а эти приматы – всего лишь исполнители, чего бы они о себе в зените мирской славы не возомнили. Чтобы объяснить историю российского материализма, надо вернуться к истокам – во времена, когда на Русь «завезли» фальшивый «одноразовый» антихристианский закон.

– А почему ты считаешь, что твои заключения очевидны?

– Из признания закона переселения душ следует, что христианство сфальсифицировано. Злоупотребление смирением и постулатом одноразовой жизни привело к Революции 17-го года и материализму согласно философскому закону отрицания отрицания. Факт возрождения после 91-го года фальсифицированного христианского закона вытекает из признания подлинности закона переселения душ.

– Логично.

– Логичнее не бывает. Существуют доказательства, причём прямые, сговора высших государственных и духовных лиц о сохранении в тайне от народа истинности Наставлений Закона Реинкарнации, чтобы Божий раб понимал не больше навозного жука.

– Ты делаешь из этого какой-то вывод?

– Пусть обвиняют в ереси друг друга. Где-то я подцепил фразу, которая заплела бы извилины академику и всему Политбюро ЦК КПСС: «Безмятежный народ благоговейно посещал храмы, пока гениальный вождь всех угнетённых не пришёл от них освободить».

– Ещё один неразгаданный парадокс?

– Не трудно сложить ещё сотню-другую афоризмов той же философской глубины: «Крепость веры в адскую бесконечность необходима, чтобы с христианским смирением преодолевать рабство, феодализм и капитализм», «Ересь переселения душ лишает их права обрести вечный рай», «Душа одухотворяет тело единожды во избежание безверия в вечный ад», «О свободе вероисповедания радеют только неверующие в святость Церкви и Христа», «Инквизиция была оправданной исторической необходимостью для физического наказания грешников, не желавших отправляться в вечный рай», «Церковь признавала святыми лишь тех, кому христианским примером служил Святой Престол».

– Наберётся на сборник. Но как можно не заметить столько абсурда!

– Любуйся: «Католические священники давали обет безбрачия, чтобы не плодить зло», «Святость Католицизма веками гарантировалась титулом непогрешимости Папы Римского и чистыми руками его Инквизиции». В башку не лезет: какой-то квадратно-гнездовой, приходской ушлёпок, напяливший рясу всего пять веков назад, совмещал наместника Небес, судью и работодателя палача. С орбиты космических кораблей можно было бы на него начхать, если бы оттуда видели разницу между Вечным Законом и поповской брехнёй и доводили эту разницу до людей.

– Действительно, бред неисчерпаем, как и твой сарказм.

Я остановился и слегка приосанился.

– Жители славного Мюнстермайфелда! Эти мужчина и женщина, называющие себя (прыскающее хи-хи-хи с переходом на противный фальцет) воз-люб-лен-ны-ми, приговариваются к 12 ударам и заочному сожжению на костре, если в течение года не докажут вам своего искреннего омерзения друг к другу! – продекламировал я и понизил голос. – Слушай, а можно, к примеру, установить, какой поп служил в нашей церкви 500 лет назад?

– Наверное. Я видела записи из церковных книг того времени. Мне даже запомнилось одно имя – какой-то Сильвестриус. Он служил в 20-30 годы, во времена Лютера. Алекс, ты интриган.

– Я-а-а? Да-а-а, – притворно согласился я. – Уже слышу, как читатель шелестит страницей: Владыки замка, мы вернулись, и теперь наши враги должны уйти или смириться! Мы найдём себе нового сюзерена, который станет союзником наших дел! Коварство и могущество победят тех, кто не подчинится, и на вершине не будет их знамён. Мы перебьём их по одному, а остальных посадим в низкие клетки, и пусть у их ног пищат голодные крысы! И тогда в замке останется лишь одна власть – ордена и братства, братства и ордена! – словно в театре у микрофона произнёс я. – Да здравствует папа римский, мать его, и его боевой авангард Инквизиции!

Хельга расхохоталась так, что на нас с одобрительным любопытством оглянулась проходившая мимо пожилая фрау с кошёлкой.

– А ты говоришь, женское чтиво. Везде политика и борьба за власть и бабло. Лично я от всей души навалял бы римским экзекуторам по самое не могу, чтобы на миллиметр изменить ход истории и показательно надрать уши Сатане. А теперь нам куда?

– Сюда. Пойдём по Райфайзенштрассе, мы там ещё не были. Ты опять о чём-то подумал, – у тебя всё написано на лице.

– Я подумал, что понятия о любви будут перевёрнутыми до тех пор, пока всесильное время не развеет в прах поповский закон одноразовой земной жизни души. Одно дело, когда об облагораживании полового инстинкта пишет скупой на словцо Чехов, а другое, когда сиё облагораживание вытекает не из учения о вечной преисподней, а закона переселения душ.

– Ты имеешь в виду родственных реинкарнирующих душ?

– Да. Думаю, что Владимир Ленин глубоко понимал, что заменить лживый поповский догмат адской вечности на липовый закон первичности материи будет легче, чем приобщить народ к абсолютным истинам, за что и вошёл в историю «великим» и «гениальным».

– Откуда ты знаешь, что он так думал?

– Иначе бы, он не засел за диалектический материализм.

– Ты отдаёшь отчёт о значении сказанного?

– Конечно. Христос знал, что Его так или иначе будут искажать. Если бы Константину Великому в IV веке не приспичило извращать сердцевину Учения Спасителя – верообразующий закон курсирования души между мирами, замена первозданного христианства на ленинское фуфло – теорию о бездушном теле, была бы невозможна. История могла бы пойти другим путём, однако одно «одноразовое» фуфло заменили на другое.

– Неужели, никто не хочет это признать?

– Никто. Спаситель принёс закон, Константин Великий его подменил, а Великий Ленин заменил оставленное Константином Великим, и концы в воду. Все довольны – в России разрешено верить в вечный материализм, в вечный скоропостижный рай, а я верю в то, что сокрытие закона справедливости к справедливости не ведёт. Ленин – не спаситель человечества, а Константин Великий – не распространитель христианства, поскольку является его фальсификатором.

– Что же тогда делать обманутому Человечеству? Получается, что его дурачили все: римские императоры, духовенство, революционеры...

– Нам не важно, запрещает ли Учение о Вечном Аде и однократности жизни бордели и однополый брак, разрешает их или научится с ними сосуществовать, потому что речь идёт о фикции попа. Обществу важно смотреть на мир с позиции скрываемого закона Христа – эволюции человеческой души посредством смены физических тел, и тогда всё будет становиться на свои места. Например, недавние покаянные слова папы о прошлом ущемлении интересов сексуальных меньшинств были восприняты гей-сообществом, как импульс к дальнейшей борьбе за бесстыдство, а такая борьба ведёт к вырождению человечества.

– Почему?

– Потому, что Конец Света придёт, когда люди утратят стыд, и потому, что отсутствие стыда меняет духовную природу человека. Мама учит сына не танцевать с мальчиками и не хочет отдавать его в школу, где учат выбирать пол и смене гендерных ролей, что напоминает принудительную запись в колхоз умалишённых. Гомосексуалы, отбыв срок в бренном теле, получат другое, но гендерная политика деградации одноразовых душ и тел рассчитана на длительную дезинформацию общества и победу Сатаны, и ни один поп, памятуя о «христианской дисциплине», не посмеет ставить под сомнение однократность земной жизни души. Ведь хорошо видно, как он прячется от публичных вопросов, а нам-то это «тихое мракобесие» зачем?

– Ты поэтому назвал тайну смысла земной жизни загробной?

– Ну, конечно. Душа предназначена не для вечного прозябания в посмертном мире, а для дальнейшей работы над собой, и скрывать это от человека, значит потворствовать Сатане. Ему выгодно, чтобы мы считали загробный мир местом безделья. Простейшим доказательством его наличия служат упорные усилия церковников, чтобы никто из нас не допустил мысли, что процесс духовного, нравственного развития будет активно продолжаться и за загробной чертой, поскольку это противоречит однократности земной жизни. На самом деле, – возьми неприжившийся тезис Лютера о равенстве, – поповщина считает себя выше прихожан, иначе бы, не наделяла себя правом заявлять от Имени Творца, что за загробной чертой нет ничего, кроме вечного наказания и ожидания, когда придёт Христос, чтобы всех судить.

– Почему реинкарнация всех уравнивает?

– Хотя бы потому, что земное положение ничего не стоит. Униженные возвысятся, и наоборот. Попы «не хотели реинкарнировать» в одной компании с прихожанами именно из-за того, что этот закон всех уравнивал, не давая помыкать и действовать силой, а теперь им не с руки признавать ложь. Реинкарнация исключает перевоплощение души с целью деградации, – это следовало объяснять людям на протяжении веков, а не выдумывать уловки...

– Какие?

– Дескать, Божьи рабы совсем испортились и решили возвращаться на землю для дальнейшего морального разложения. Это, разумеется, бесовский лепет, но хитрее попа на белом свете нет. Он как клещ вцепился в Директивы Вселенских Соборов, состряпавших фикции, и думает, что эти фикции служат Христу.

– А можно это доказать?

– Для этого надо перемахнуть через забор Монополии, но такой человек ещё не родился, ни на Западе, ни в России. Некоторые христиане, услышав про переселение душ, возражают тем, что никто не знает, что происходит за загробной чертой. По этой замечательной логике, они твёрдо знают то, о чём неизвестно никому, и даже не замечают, какую нелепость говорят. Дело не в разнице между верой и фактом, а в том, что к некритическому мышлению нас приучали, чтобы мы легко верили в ложь. Со священником трудно говорить – он использует преимущество следователя, то есть право не отвечать. Те, кто легко и сразу не верил и задавал «еретические» вопросы, за них проклинались, а теперь от этих вопросов прячутся, чтобы публично не отвечать. Человечество утилизируют, как расходный материал, потому что в своё одноразовое предназначение верят все.

– Да, логика странная, даже смешно.

– Смешного мало. Мировая Закулиса и её тайные общества всегда знали о порочности «одноразового» церковного закона и разработали комплексную стратегию по её использованию в деградации населения Земли. «Одноразовый дегенерат» в отличие от тибетского монаха, например, не понимает, что вопреки своим ожиданиям опять вернётся на землю, чтобы бороться с плодами собственной деградации, которые заботливо взращивал в прошлый раз, – я в нескольких словах сказал тебе то, что церковники продолжают скрывать от людей.

– Это выглядит, как чудовищный союз. Нужна ли Человечеству такая Церковь?

– Это выглядит так, как я сказал. Таковы правила обращения с фактами. У меня было время подумать, – более эффективного способа девальвировать роль личных нравственных усилий над собой в земных условиях, чем отрицание нравственных усилий за загробной чертой, я не нашёл. Всё упирается в противоречие Вселенскому Закону.

– Но ведь светская власть давно лишила церковников функции управления и запретила выносить приговоры.

– Дело не в приговорах, отменённых временем, когда стало ясно, что «жечь заживо – нехорошо», я говорю о другом. Перспектива загробного состояния бесконечно наказанной души загораживает стратегическую цель и стимул ослабления испытаний между воплощениями в теле и в следующей телесной жизни, а в этом и кроется смысл духовной эволюции. Да, Хельга Грот, замечательная фройляйн из Берлина, будет жить всего лишь раз, но это не мешает ей родиться снова и быть ещё более замечательной под другим именем. Навязав своё лживое, ублюдочное учение об адской вечности, церковники вынуждены отрицать реальность кармического воздаяния в форме каждой проживаемой судьбы и тем самым – упрятать от человека действительный источник его страданий и бед, а такая логика не лезет ни в какие ворота. На земле ещё не родился поп, который был бы способен вразумительно и публично изложить преимущества и целесообразность данной логики.

– В таком случае, опровергнуть эту логику было бы нетрудно.

– Это только кажется. Речь идёт о бывших людях из старейшей клерикальной мафии, которые, потеряв реальную многовековую власть, научились прикидываться дурачками и юлить. Отрицание кармических причин в прошлом души автоматически ведёт к отрицанию кармических следствий в её настоящем и предваряет ложную веру в фиктивную реальность её загробного будущего, – в этом вся гибельная суть поповского боготворчества.

– Ты смог бы привести аналогию?

– Вряд ли. Не хватит мозгов. Абсолютное отрицание того, что воплощённый Дух добровольно погружается в состояние земного искупления тысячелетних грехов прошлых телесных жизней, и полная замена данной реальности на вымышленную Божью кару не дают считать такой верообразующий закон христианским. Человек испытывает невыносимое страдания от текущих испытаний, а церковная доктрина не позволяет ему осознать, что они явились следствием, причина которого он сам. Здесь даже нет необходимости доказывать преступность цели и мотива, потому что рамки фальсификации говорят сами за себя.

– Но само злодеяние было совершено в далёком прошлом, за него уже некому отвечать.

– А разве мы говорим о наказании? Если проиллюстрировать содеянное на примере мошенничества с чужой недвижимостью, мы увидим, что мошенник заставляет поверить в мнимую принадлежность ему в прошлом продаваемой им квартиры. Только тогда потерпевший поверит в необходимость её покупки и передачи денег мошеннику. То же самое проделали с Божьими рабами, которых хитростью и принуждением отучили от веры в прежние жизни, чтобы они поверили, что в будущем за непослушание их ждёт вечный ад. Я могу заменить уголовно-правовые категории на апельсины и яблоки, но морально-этическую оценку деяния этим не изменить. Каждый сыскарь знает, что неотъемлемой чертой облика всякого мошенника является наружный вид благодетели, иначе бы, люди реже обманывались.

– Ты считаешь это мошенничеством?

– Это так важно? Церковь упрятала от Человечества истинное предназначение души, и тем потворствует очень опасным силам, в чьи планы не входит его щадить. Христианская кротость не имеет никакого отношения к борьбе с Сатаной. Речь идёт не о церковных таинствах, обрядах и песнопениях из клироса, а о полном выхолащивании Закона Бога, которое ничем нельзя оправдать. Поэтому церковникам не остаётся ничего другого, как отрицать его факт.

– В большую ложь легче верится, это известно.

– Особенно, если веками повторять ее многократно. Это объясняет, почему поп готов за неё лечь костьми. Слишком тяжёл и непредсказуем груз общественного порицания и отвращения. Эта плесневелая бредятина столь грандиозна, что я затрудняюсь сказать, на какое историческое расстояние от неё надо отойти, чтобы распознать и назвать вещи своими именами.

– Неужели нет никаких шансов на возвращение истины?

– По одной версии, – посвящённых, – церковники затягивают возвращение оболганного закона в ожидании ухода «старых поколений». Кстати говоря, это показывает, что факторы однократности земной жизни души и бездушного тела «годятся» для одурачивания одинаково. Именно это обстоятельство позволяет тёмным силам держать население Земли относительно реинкарнации в неведении. Принцип прост, как три рубля: кто не верит в Бога и Вечный Ад, тот атеист, а кто верит, – тот христианин, и наоборот. По моей версии, церковники, зная свою скандальную историю с I Вселенского Собора, из столетия в столетие «дотягивают до пенсии» по принципу «потопа после себя», чтобы не развивать представления о Вселенском Законе, который сами же прятали. Им претит корпеть над переделкой римских канонов и выслушивать невыносимую правду о себе.

– Какую правду?

– О зачатии Учения о Вечном Аде в пороке и лжи и о проклятии тех, кто не верил в одноразовую телесную жизнь души. Правда повлечёт такие последствия «христианского гуманизма», что мир вздрогнет. Современный клирик к этому не готов, его ум ювелирно заточен на уход от суждений о верообразующих постулатах, но он будет нести корпоративную ахинею без зазрения совести. И я не раз говорил, что за папертью эту «одноразовую» ахинею усваивают все, в том числе, те, кто ещё никогда не заходил в церковь.

– Алекс, а как это сказывается на тех, кто ещё не был в церкви?

– По-разному – ведь всё зависит от качества субстанции души, выполняющей земную задачу. Однако я почти не встречал людей, которые считали текущие испытания заслуженным искуплением преступлений прошлой жизни, – наоборот, многие презирают искажённый канон смирения, обвиняют в своих тяготах других и стремятся за их счёт решить собственные проблемы благополучия. Доказательства – вся кровь, пролитая в России за последние сто лет. А причиной неадекватного поведения на индивидуальном уровне является субъективность понятий о справедливости, основанных на фикции одноразовой телесной жизни Духа, отрицании Божьей справедливости кармического воздаяния в форме пожинаемой судьбы и извращении фундаментальных категорий загробного смысла земной жизни.

– Теперь меня не удивляют твои слова о том, что Всемирная История противоречит Вселенским законам, – их просто скрывали.

– В нашей истории участливое, задушевное наставление на «одноразовое» смирение раба перед господином обошлось дорого, – в 1917 году реки крови смыли и вечно «одноразовых» господ, и проповедников вечно «одноразового» смирения. Тебе не кажется, что я начинаю часто повторяться?

– Алекс, я могла бы слушать тебя целый день.

– Посмотри, к каким выводам мы с тобой, как два историка, пришли. Попытки Лютера хотя бы немного очеловечить христианскую веру, – что само по себе звучит клиническим бредом, – вызвали в ответ усиление борьбы с инакомыслием, которая продлится более трёх веков. Протестантов назовут еретиками и впишут в скрижали Истории непримиримыми противниками первозданного христианства – Католицизма. После разделения церквей на Западную и Восточную обе будут клясться и божиться, что учение о вечном аде, по сути – антихристианское, досталось им из рук апостолов, и дурачить паству всех континентов. Эпоха Реформации и Возрождения оставила после себя музейные экспозиции орудий пыток инквизиции, изготовленных в церковных мастерских гораздо позднее её окончания. Для наших выводов это важнее, чем шедевры Микеланджело и Рафаэля, поскольку судьбу человечества решают не искусствоведы, а обладатели тайны нашего рождения и смерти.

– Это не все выводы.

– Не все. Все будут, когда дослушаешь. Человечество не постигло загробную тайну смысла земной жизни, но не постояло за ценой, чтобы отпраздновать Красный 17-год, истребить священников и разделить слившихся в экстазе церковников и чиновников, однако глобальные проблемы верообразующих постулатов для современников остались незамеченными и нерешёнными. Римские папы нескончаемой чередой всё также сожалеют о нехватке любви и милосердия в нашей многострадальной, лишённой земного предсуществования жизни души, а бездушные одноразовые тела материалистов сочиняют теории о массовом проявлении человеколюбия и сознательности. При всём этом, всеведущие распорядители добра и зла продолжают скрывать от Человечества учение о кармическом воздаянии за телесное прошлое души и врать про её загробное будущее.

– Известно, что говорят пророчества?

– В пророчествах имеются неустранимые противоречия по поводу озарения человечества вселенской истиной. В одном говорится об установлении сенсационного факта подмены реинкарнации вечным адом, а в другом, – что факт переселения душ явится сенсационным открытием в результате развития представлений о Вселенной и Человечестве. Логика обеих версий подводит к тому, что сговор толоконных лбов о воспрепятствовании всеобщему осознанию закона духовного прогресса имел место в любом случае, и действие его не было доведено до полного исчезновения земной популяции с лица планеты по независящим от поповщины обстоятельствам.

– Разве такой вывод обоснован?

– Так-а-к! Спаситель приходил на Землю, чтобы дать людям истину?

– Приходил.

– Теперь смотри. Нравственная коллизия двух пророчеств заключается в том, что одно говорит об итогах накопления научных знаний о мире, а другое – о прямом сговоре с Сатаной. Мог ли Спаситель «перепутать» самопальную поповскую туфту, состряпанную канцелярскими ножницами Константина Великого, с постулатами закона, который будет открыт «научным путём»?

– Не мог.

– Конечно, не мог. Но тогда возникает вопрос, почему человечеству так долго пришлось ждать открытия истинного закона справедливости и равенства, который Спаситель не мог перепутать и не принести?

– Может быть, потому, что в Ветхом Завете о реинкарнации тоже ничего нет?

– Это не прокатит. Фиктивный и подлинный законы взаимоисключаемы, как правда и ложь об одном и том же, что однозначно указывает на причастность клира к подлогу и не требует новых доказательств виновности. Начнут огрызаться или запираться, – оппонентам в корректной форме напомнят дохристианские размышления Платона и Пифагора о переселении душ и спросят в толоконный лоб: они что, знали больше Спасителя? В любом случае канитель с подлогом закончится вопросом в сослагательном наклонении, – что сталось бы с хлебнувшим лиха Человечеством, если бы закон, принесённый Христом, не скрывался подавляющую часть христианской эпохи? Вот тогда и прояснится, почему прихожанин и поп безусловно равны между собой, что никто не давал Церкви права на «особое мнение» насчёт количества приходов душ на землю, и что против Человечества было совершено преступление без сроков давности.

– Возникает очень много вопросов.

– Да, но они решаемы. Зачем врать каждому прихожанину, что святые стали таковыми за одну жизнь? Зачем направлять на землю миллиарды душ, заведомо зная, что по возвращении их ждут вечные муки преисподней?

– Алекс, я никому не пожелаю быть твоим оппонентом.

– Ну, академики с помощью школьной линейки быстро установят, что из загробного мира никто с отчётами не возвращался. Если они считают, что истинность верообразующих постулатов не имеет значения для искомого пути прогресса, который они не могут высидеть, грош цена тому, что они высидели. Обе аксиомы одноразового тела – римо-поповская и марксистско-ленинская, завели в тупик, но «выжили», – потому я и сказал, что любой шухер история спускает на тормозах.

– Как ты думаешь, хватит ли твоих аргументов, чтобы вернуться к истине?

– Иногда хватает и одного, а иногда мало и десяти. Фиктивный закон поповщины изначально был подчинён перспективам принуждения и обмана; когда Церковь, спустя много столетий, отлучили от власти, никому и в голову не пришло, что за антихристианской фикцией скрывается тот закон, из которого человечество может делать далеко идущие выводы во всех сферах мирской жизни, а не слепо выполнять указания клерикалов. Пожизненная келья монаха-затворника не требует таких далеко идущих выводов; для человечества нельзя построить келью, – для него проблему справедливости нельзя перенести ни за стену кельи, ни за черту смерти, потому что ему приходится жить и отвечать за содеянное «здесь и сейчас» по законам Мироздания, а не попа.

– А в чём разница?

– В том, что хаос и испытания на земле – это уже есть реализованное наказание, следствие отрицаемых прошлых жизней; данное воздаяние вот так произвольно на фикцию не подменяется; приговор всё равно будет приведён в исполнение, и опять без нашего ведома.

– Я начинаю жить с чувством, что человечество обмануто с Начала Времён.

– Церковники сами говорят, что считают свою Церковь обществом грешников, – вот так и следовало её назвать, чтобы не сбивать с толку титулом «святой» и не сваливать в кучу святых инквизиторов, святых отцов и святых вознесённых, переставших реинкарнировать.

– Подожди. Мы живём в настоящем, чтобы справиться с грехами прошлых жизней; Церковь отрицает источник происхождения грехов в прошлых жизнях и расплату за них в будущих. Неужели, она продолжает лгать только для того, чтобы не уличили её во лжи и сокрытии закона перевоплощений?

– А что тебя смущает? Мотив? Можно придумать другой: самосохранение во имя просветления одноразовых потомков. Церковники помогают прозревать Божьим рабам, а сами любят слепых и недалёких.

– Разве вера в бессмертие души может быть настолько агрессивной и нетерпимой к её духовному прошлому и будущему? Это же чистый абсурд.

– Я назвал этот абсурд сокрытием загробной тайны смысла земной жизни. Из сказанного видно, что тайна скрывается узкой группой людей в корпоративных интересах. Утверждать бессмертие души, бесконечность её пути и целиком подменять её путь фикцией – это варварство, которое ведёт к разрушительным последствиям в обществе. Или что-то не так?

– Так, но выходит, Церковь играет роль, как бы, противоположную провозглашённой. Зачем утаивать то, что является наставлением на отношение к греху и борьбу с ним? Это больше похоже на козни дьявола.

– Дурдом, об этом мы уже говорили. Или опять вернёмся к мотивам сокрытия загробной тайны?

– Речь не об этом. Я только сейчас поняла, почему человечество остаётся заложником грандиозного обмана.

– Ну-ка, ну-ка, очень интересно, – я ещё никогда об этом не слышал.

– Человечество просто не может поверить в возможность такого абсурда, – он за гранью понимания, а тот, кто видит противоречие между ложью и истиной, не может осознать его роль.

– Разумеется, не может, хотя общество обзавелось армией «политологов-метеорологов». А как тут поверишь, если те, кто говорят о совести, берут её эквивалент – саму душу, и синхронизируют её бессмертие с безвылазным потусторонним заключением? Однако наши революционеры последствия абсурда хорошо видели, и потому «уконтропупили духовенство» в первую очередь. Это был варварский путь, положивший конец «клерикальной мафии». Проблемы христианского смирения копились на виду у самонадеянной «клерикальной мафии» веками, а закон подлинной справедливости – кармического воздаяния очередной судьбой, был скрыт от всех. Столь уважаемый сегодняшними коммунистами Ленин начал массовую расправу над священниками, Сталин планировал уничтожить последнего священника к 1943 году, а Хрущёв обещал показать последнего священника по телевизору, ну а там уже и до наших смутных времён не далеко. Вот тебе ещё один абсурд: советская ненависть к священникам и постсоветская тоска по старым временам и Сталину с Лениным.

– А почему в России до революции не прижилось религиозное учение Духов?

– «Клерикальная мафия» душила всё прогрессивное, цари превратили Православие в инструмент послушания людей. Насколько скурвился чиновник Российской империи, неплохо изобразили Грибоедов, Гоголь, Салтыков-Щедрин и другие писатели, – правда, в своей «школьной нетленке» они неизменно умалчивали, чем воздаётся на том свете сословному хамлу за барство и лихоимство. Думаю, классики понимали, что Церковь получает свою десятину за проповеди о потустороннем возмездии за посюстороннее ослушание чиновника и попа. Классики добросовестно описывали с натуры тяжкую жизнь общества, которая и привела к Революции, за что их бескорыстно полюбили Наркомпрос и Учпедгиз. Ну как невзлюбить стихи Некрасова о том, что до счастливой поры не дожить ни тебе, ни мне? И тут на тебе – Светлое Царство Социализма, карикатуры на попов и новенький букварь с крылатыми словами «Рабы не мы».

– Но ведь они были классиками и знали жизнь лучше других. Почему же они ничего не видели?

– А они не скрывали, что ничто человеческое им не чуждо, в том числе, и куриная слепота. Обрати внимание на одну «деталь». Историки никогда не экстраполировали Закон Реинкарнации на свой предмет, иначе бы, ученики узнали, как Церковь дурачит паству, раньше всех. С одной стороны, исторический путь Человечества пронизан поиском справедливости и борьбы за свободу, а с другой стороны, Церковь выдумала фальшивую догму, «опровергающую» Божий закон справедливости кармического воздаяния, и силами «клерикальной мафии» организовала «квадратно-гнездовое» принуждение. Ничего не заметила?

– Заметила, только слов нет. Абсолютный идиотизм.

– Тогда ты поняла, почему французы во времена революции написали на своих мэриях «Свобода, Равенство, Братство», и, невзирая на «титульную» святость Отцов Церкви, к чёртовой матери смели клерикализм. Достали! То же самое «Достали!» повторилось в России в начале XX века, поскольку, когда нечего терять, реакция на ложь и насилие у людей одна. Конечно, из России следили за крушением европейских монархий, но по сравнению со знанием того, что одна поповская догма отправила земную популяцию по другому историческому пути, такие новости из-за рубежа не стоили ничего.

– Я уже в этом не сомневаюсь.

— Ни будь этой лживой догмы, не было бы ни римского папы, ни его империи, не говоря об индульгенциях и кострах. Христианин не в состоянии этого понять, потому что он верит в своё земное одноразовое «я». Тут самое время напомнить, что в нашей классической литературе XIX столетия отражались причины Революции, которая явилась их следствием. Данные причины, в свою очередь, являлись следствием другой причины, на которую классики не указывали, а церковники скрывали за загробной чертой. Произошла типичная перестановка телеги и лошади, характерная для поповского верообразующего закона, как искусственной конструкции. Церковь отрицала прошлые жизни в качестве реальных причин, порождающих испытания Духа и социальные катаклизмы, бесследно подменяя их на Вечный Ад и одноразовое существование. В конце концов, «клерикальная мафия» перестала контролировать процессы в обществе, и они стали необратимыми.

– Как же всё просто: церковники скрывали истинные причины следствий, а революционеры увидели в этих следствиях причины зла, подлежащие уничтожению.

– Совершенно точно. Ментальное жонглёрство причинами и следствиями повлекло ошибочный вывод о необходимости революционного искоренения следствий, а не об устранении причин, с которыми революционным наскоком справиться невозможно.

– Невозможно, потому что душа проходит длительный путь нравственной эволюции?

– Да. Следовало обозначить эту дорогу столбиками и заменить церковную парадигму, да и какая она церковная, если все мы – жители одной маленькой Земли. Именно из-за ложной парадигмы был сделан ошибочный вывод, который привёл к большой крови. То, что попы грамотно оболгали Мироздание, ясно как день. Истинной причиной социальных бедствий, вызвавших Революцию, были устойчивые к внешним воздействиям духовные компоненты эгоизма, переживающие срок биологической жизни тела, а не их внешние проявления в обществе, которые в 1917 году решили уничтожить революционным путём. Эгоизм души «лечится» не революционным нахрапом и пулей в затылок и не вечностью поповской преисподней, а исключительно в теле, на Земле, многократно и на основе закона кармического возмездия во времени и пространстве.

– Что бы сказали на это клирики?

– Прежде всего, они бы приложили усилия, чтобы вообще на эту тему ничего не говорить. Меня не удивляет признание академиков, мыслящих «одноразовыми» категориями, что они не могут разобраться в проблемах «белых» и «красных», как, впрочем, и в замене «казарменного социализма» на «дикий капитализм». Какое-то время я не доверял их признанию, – всё-таки академики, а не облечённые властью бараны, – тем не менее, оно было искренним. Я дал исчерпывающий ответ на бесконечные идиотские вопросы «что делать?» и «кто виноват?» и окончательный комментарий церковного абсурда, до которого довело извращение Закона Христа. Легче, однако, допрыгнуть до луны, чем организовать открытое и конструктивное обсуждение этого ответа и комментария историками и философами. Поп ради сохранения своего лица плевать на это хотел, – ему нужно во что бы то ни стало сохранить фиктивную догму и комфорт.

– Вот видишь, – абсурд сокрытия загробной тайны был непостижим даже классиками.

– А что они могли сделать – засунуть Человечество в келью, чтобы избавить его от Вечного Ада? Я не могу представить, что, к примеру, наш Максим Горький в пьесе «На дне» написал бы, что его немытые-нечёсаные персонажи наказаны унижением за то, что в прошлых жизнях были бессердечными и высокомерными боярами да дворянами. Такие классики по тем временам и на хрен были бы никому не нужны – ни православному попу, ни православному царю, ни революционному безбожнику. На такую «пролетарскую пьеску» не сходили бы даже прихожанки с яичками в лукошке для батюшки и русские социал-демократы, кормившиеся со статеек о том, «что делать?» и «кто виноват?».

– Хорошо, но почему на этот абсурд не обратили внимания позднее?

– После закономерного развала атеистического социализма в СССР, Революцию и разрушение храмов оценили «отходом от Бога», хотя по существу это было уничтожением «клерикальной мафии». Верующим такая формулировка не по нраву, но она де факто и де юре доказана отделением Церкви от государства. Данный факт означал переход от религиозного тоталитаризма к свободе от него, но не к верообразующей истине. У вас в Германии исполнительная власть отделена от судебной и законодательной?

– Безусловно.

– А «клерикальная мафия» власть объединяла. Свобода не в том, что разрешено нести чушь, а в осознании внутренней необходимости говорить правду. Иначе, получится, что Церковь есть, свобода от Церкви есть, а правды нет. На Западе, в отличие от советских материалистов, церкви не взрывали. В западной социологии середины прошлого века высказывалась мысль, что тема физической смерти табуируется по этическим соображениям, но я думаю, и здесь не обошлось без церковников.

– Почему?

– Вслед за смертью тела объектом внимания честного исследователя становится развоплощённая душа и её дальнейший путь, и было бы странно, если бы церковники поощряли подобные изыскания. То они выдумывали посмертную вечность, из которой душа не возвращается, то сжигали на костре оболочку души, чтобы душа не вернулась, то объясняли природные бедствия малым количеством сожжённых. Существуют «утечки» значимой информации, рассекреченные материалы, открытые исследования серьёзных учёных, непосредственные источники сведений, и этого с лихвой хватит, чтобы опровергнуть порочное верообразование. Сегодня на российском телевидении одновременно «крутят» передачи про реинкарнацию и про веру в вечный ад, и, значит, в отсутствие религиозной цензуры и принуждения человек может сам делать выводы.

– А ты во что веришь, Алекс?

– Например, в то, что святой перестал возвращаться на Землю, а несвятой, даже если это Святой Отец, всё ещё ходит с нами по ней, и подмена процесса на результат не раз приводила к историческим трагедиям. Как говорится, на сарае было написано: «Дрова», а там оказалось неприличное слово из трёх букв или ещё хлеще – весь тираж индульгенций Непогрешимого Папы. Церковь ведёт себя крайне неискренно, и я уверен, что подлинный закон сможет изменить общество. Сама подумай: если бы церковники проповедовали Учение Христа, разве от нас могло бы быть столько тайн? Мы не настолько убоги, чтобы не понять, что секретные закрома Ватикана столетиями пополнялись не в интересах Человечества.

– Убедительно.

– На самом деле, загробная тайна смысла земной жизни не оставляет камня на камне от поповского учения об одноразовой телесной жизни души и материалистического учения об одноразовой жизни бездушного тела, а ничего другого у нас не было и нет. Это ли не достаточное основание, чтобы заключить, что последние сто лет Российской Истории, – сплошной абсурд? Разрушили одно, сломали другое, выбросили третье. Сколько можно?

– Но людям уже пора понять, что большую часть христианской эпохи проповедовался ложный закон, а этого почему-то не происходит.

– А как это понять, если от Имени Христа истина объявляется ересью, проклятие за которую не отменено до сих пор? Ты всё сказала верно – и про абсурд, и про то, что сегодня, как и 500 лет назад, проповедуется тот же липовый закон.

– Кстати, про то, что было 500 лет назад. Ты даже не спросил меня, какие новости я тебе принесла.

– Думал, у тебя не было причин их скрывать.

– Не было, – Хельга рассмеялась, – мне просто очень хотелось есть, а ты меня сразу заговорил.

– А что, новенькие сведения стыкуются со старенькими?

– Самым удивительным и загадочным образом. Я хочу, чтобы сначала ты вспомнил, о чём мы говорили в прошлый раз.

— Легко. Какой-то Карл Коддль, клистир ему через кларнет, возглавил рыцарский орден, действовавший на нелегальном положении. Дочь его, Федерика, выскочила замуж за некого Якоба Брутвельдта, 1519 года рождения. По мужской линии их род докатился аж до Хуго, отца искомого Отто Брутвельдта, почившего в 1841 году, аккурат в год свадьбы Эльзы, по совпадению, Оттовны. Перстень Клариссы Бельдербуш-Раден стоимостью с автопарк «мерседесов» по неустановленной траектории попадает из XV века к Агнес Берлиц-Брутвельдт в XIX столетие. С большой вероятностью можно заключить, что Агнес — жена этого Отто и мать Эльзы, а Кларисса, — на что указывает тот же перстенёк с выставки, — связана с древним родом Эльзена-Берлица. Ах, да! Коддля зарезал оруженосец какого-то Густава из линии Золотого Льва, и, следовательно, устранение заговорщика было выгодно представителям рода Берлицев. Экзамен окончен, фрау Грот?

– У тебя хорошая память. Твои рассуждения напоминают сериалы про полицейских.

– Да-а? Совсем не думал, что придётся расследовать дрязги пятивековой свежести. Меня учили, что миром правят «короли и капуста», хотя с историков взятки гладки; им довольно знания имён и дат, потому что исторические мифы для учебников диктует работодатель. А у нас с тобой за три сотни лет набралось фактов, что кот наплакал. И это в фешенебельном рассаднике феодализма, где все знали друг друга как колхозных собак.

– Ты решил пожаловаться мне на горькую судьбу историка?

– Как можно роптать на Провидение за избранную профессию? Каждый несёт или влачит свой крест, о чём гласит старинная притча. Просто лживый двучлен поповского верообразования наделяет «персональный крест» таким свойством, что меня перестало удивлять, почему толоконные лбы испоганили и выхолостили христианское учение на первом же «Межгалактическом» Соборе, будто договорились созвать его до Христова Рождества. От распятия Христа до приятия сего «исторического решения» прошли 300 лет, которые отделяют и Клариссу от Агнес, – сущие пустяки.

– Какую притчу ты имел в виду?

– Один человек в депрессняке пожаловался Богу, что у него непомерно тяжкий крест, разумея свою судьбу. Ему было предложено зайти в амбар судеб и выбрать какой-нибудь полегче. Он перебрал все и вышел с крестом, не заметив, что взял свой. «Это и есть твой крест, который ты хотел поменять», – был ответ. Думаю, сия притча иллюстрирует не только «одноразовое христианское смирение» перед клерикализмом, но и квинтэссенцию фальшивого боготворчества об «одноразовом кресте» и богохульстве вечной преисподней.

– Я этого не увидела.

– Ничего страшного, не ты одна. Того же не заметили миллиарды Божьих рабов, а всего, по данным учёных, 110 миллиардов человек расстались с бренным телом и «одноразовыми крестами», так и не сумев обменять ни одного. Естественно, каждый из них возвращался на землю за следующим крестом, но сочинять об этом притчу Церкви невыгодно, потому что заменить попа легче, чем крест.

– А где ты видишь обман?

– В «простом категорическом силлогизме», который преподают на первом курсе. Или у вас своя «немецкая логика»? «Крест» и «душа» – понятия, «у души один крест» – суждение, «душа воплощается один раз, потому что у неё один крест» – умозаключение. «Поражающим элементом» притчи выступает не то, что крест-судьбу нельзя заменить, – это ясно и без попа из словосочетания «переселение души», а то, что вечной душе даётся единственная судьба, чтобы смертный помнил и страшился загробной вечности. Если комментировать все «исправленные и дополненные» места Библии, я не успею уложиться в срок шенгенской визы.

– Но в самой притче нет никаких противоречий.

– И не должно, поскольку факты без контекста – труха, а те, что изложены, формируют в голове «эффект ожидания» вечной загробной награды за кратковременное земное смирение. В условиях отсутствия Инквизиции и клерикализма добиваться смирения труднее, но это вопрос другой. К слову напомнить, механизм «эффекта ожидания» используют мошенники.

– Если притча без контекста – ничто, что такое контекст?

– Их два: учение об одноразовой телесной жизни души и посмертной вечности и учение о переселении душ. В антитезах «вечный ад есть» и «вечного ада нет» ничего нового не найти. В первом случае человек абсолютно лишён возможности сознавать, почему и за что ему раз и навсегда досталась столь незавидная судьба, зачем он родился и в чём загробный смысл жизни на земле. Конечно, ему говорят, что на Другой Стороне его ждёт бесконечное развоплощённое состояние, но мы же исходим из того, что ни адской, ни райской вечности нет, а коли так, ответственность за богохульство и надругательство над смыслом земной жизни несёт толоконный лоб. Зачем обращать внимание паствы на то, что цикл рождений и смертей заканчивается вознесённой святостью, если Святой Отец ходит по земле? Дело в том, что загробным смыслом земной жизни никак не может быть ни ад, ни рай, даже вечный, – зачем делать из Всевышнего дурака? Плохо другое – извращённый смысл загораживает истинный, и оттого дела на планете идут наперекосяк. Не могут объяснить это посредством своей куцей «одноразовой» аксиомы и священники, – они будут дежурно ссылаться на неисповедимость Божьих путей, сводить к переносице глаза, задирая взор к потолку, и вдохновенно излагать притчу о бесполезности поисков «удобного» креста в сараях и закромах, призывая к «одноразовому» терпению.

– О чём думает человек, когда слышит эти слова?

– Человеку остаётся лишь посетовать на несправедливость участи, засомневаться в Божьем милосердии и сравнить свою долю с положением окружающих, у которых «жизнь удалась». Дальнейшее поведение зависит от исходных параметров компонентов энергетики Духа: человек будет «поправлять» своё благополучие за счёт других или смиренно нести крест до конца дней. Русский народ мог стерпеть жестокость, но не несправедливость. Чувство несправедливости вызывает отсутствие её причин, а такие причины не усматриваются ни из верообразующего закона, ни из притчи, ни из проповедей. О том, что происходит с душой до воплощения на земле, пастве не говорят.

– Из-за «отмены» закона переселения душ?

– Именно так. В конце концов, верообразующая ложь повлекла непоправимые последствия. Во всяком случае, тысячелетнее поповское наставничество на «одноразовое смирение» не убедило революционеров и от клича «Грабь награбленное!» не уберегло. Церковники доигрались – они проповедовали богохульство вечного ада и «неисповедимость одноразовой несправедливости» до тех пор, пока их не изгнали с амвона и не «возвели волю господствующего класса» об отделении Церкви в высший государственный закон.

– Тогда непонятно, кого и в чём убеждает эта притча.

– Никого и ни в чём. В ней не сказано, что настоящая судьба отражает персональное воздаяние за прошлые жизни, и о том, что испытания на Земле зависят от индивидуального духовного продвижения людей. Сама подумай, можно ли в сарае выбрать кармическое возмездие, которое ты не заслужил? По факту анализа заложенной информации, задача притчи – отучить задавать вопросы, порождаемые верообразующей ложью, и заставить всех жить, как все. И не важно, какой режим на дворе, будь то римское рабство, русское крепостничество или ельцинский капитализм. «Как все», – значит, что раб должен жить, как все рабы, а господин – как все господа, находясь в безразличии к загробным тайнам и духовным поискам. Главное, по-мнению отцов Церкви, чтобы рабы не прознали, что в следующий раз бывшие господа будут смиренно терпеть от них то же самое, что они смиренно терпели в прошлый раз. Кидалово! Всё это является следствием фальсификации верообразующих постулатов, выраженных в неприкасаемых догматах, и потому из поколения в поколение ложь невозможно пресечь.

– Тебе не кажется, что ты уравнял религию одноразовой земной жизни души с учением материалистов о бездушном теле?

– Они сами уравняли себя загробным «ни гугу» с того света, при чём здесь я? Идеи церковных фальсификаторов и материалистов о бесконечности загробного небытия «я-личности» страдают не только моральным уродством. Они грубо искажают картину мира, направляют умственный прогресс по ложному пути и тормозят моральный прогресс.

– Моральный прогресс? Чем?

– Сегодня западный поп венчает однополых молодожёнов, а завтра благословит резиновую бабу, запрограммированную на Камасутру. Когда земной ум освободится от обеих «одноразовых догм», человек поймёт, что его бессмертное «я», оставив изношенное тело, облекается в новое и возвращается назад.

– Ну, поймёт, и что это даст?

– Это поставит вопрос, может ли Божья искра возвращаться на землю, чтобы плодить «одноразовый идиотизм», скорби и печали. Можно ли жаловаться на свою судьбу, зная, зачем и почему она дана именно такой? Нужны ли подобные притчи, смысл которых укладывается в фиктивную однократность телесной жизни души, о которой столетиями врали церковники? Поп говорит, что судьба даётся для спасения от вечного ада, а повторность воплощений обусловлена необходимостью наращивания духовного потенциала Вселенной, и, когда-нибудь, человек перестанет возвращаться на Землю, чтобы самому стать творцом. У закрытого общества святых отцов «особое мнение»: после одноразовой земной жизни душ Всевышний собирает их в кучу, чтобы судить, и эта ахинея беспрепятственно доходит до ушей семимиллиардного населения земли. Доходит не разумное, доброе, вечное, а идея о неком Всеобщем Воскресении Мертвецов, необходимом для того, чтобы предстать перед Страшным Судом и выслушать пожизненный приговор. С церковником не клеится разговор, – как только хватаешь его за язык на его территории, он старается улизнуть на территорию Всевышнего.

– Скажи, Алекс, а чем эта притча противоречит второму контексту?

– Верхний предел страданий на земле не ограничен, как цена за подушку с одеялом в отелях, при этом из кармического цикла рождений и смертей нельзя вырвать ни одной судьбы; в памяти Бога записаны все поступки, слова и мысли. Церковники скрыли от паствы самое главное: зависимость тягот судьбы от кармы прошлых жизней. Снятие ответственности с Божьего раба за проступки его прошлых воплощений с лихвой компенсировалось жёстким принуждением клерикализма. Как только клерикалов выставили за дверь, человек остался и без ответственности за своё прошлое, и без проповедников «одноразового смирения», и без царя в голове. Ельцинский капитализм свободен от православного клерикализма и социалистического гуманизма, зато начался с незаконного, часто насильственного обогащения, и поставил на первое место деньги и личный успех.

– А что насчёт самой притчи?

– А её заслоняет бабло, я только что об этом сказал. Ты же не будешь возражать, что за деньги можно выбрать себе любой золотой крест на всю жизнь и не роптать на Провидение? Конечно, о том, о чём умалчивает притча, мог бы просветить священник, но ему с первого же съезда церковников запрещено об этом вещать.

– Бред какой-то.

– Да, служением Господу и обществу такое не назовёшь. Отклоняться от лживой верообразующей конструкции нельзя ни на миллиметр. Вернёмся к тому, о чём молчит притча. Все испытания заслужены нами в прошлых воплощениях, избраны нами до начала искупления в новом теле. Замечу, что одни испытания вытекают из обстоятельств судьбы, выбранных до рождения, а другие возникают в результате поступков настоящей жизни, хотя сути это не меняет. Конечная цель цикла перевоплощений известна, и плакаться в жилетку незачем. Дух иногда выбирает испытания не по силам, а это противоречит известному высказыванию о том, что Бог непереносимых испытаний не даёт, – оно не соответствует действительности, потому что вытекает из фальшивого верообразующего закона. Мотивы выбора бестелесным Духом более трудных судеб хорошо известны, – стремление в блуждающем состоянии к более скорому нравственному продвижению, искуплению вины и перевоплощению, поскольку Дух, в отличие от человека, не ищет лёгких земных путей, – это менее способствует его духовному совершенствованию. Слова «духовное продвижение» церковники недолюбливают, потому что они указывают на длительность нравственной эволюции, не укладываются в кратковременную человеческую жизнь и противоречат вечной адской сковороде и лжи об «одноразовом кресте».

– Но ведь в притче правда, а правду нельзя опровергнуть, нет?

– Формально, правда в том, что необходимо влачить крест, данный с рождения, а по существу такая относительная правда не лучше лжи, поскольку скрывает от людей существенные обстоятельства и формирует неадекватный взгляд на жизнь. Между тем, о вреде и последствиях «одноразовой» лжи чётко сказано в Книге Духов, критику которой Церковь обходит стороной.

– Странно. Нет, не то, что Дух и человек мыслят по-разному об одном и том же, а то, что веру можно свести к смыслу притчи и к тому, что для непослушных существует вечный ад. Не лучше ли объяснить людям так, как ты, без «амбарных аллегорий»?

– О, мой Горацио, о причинах, по которым скорее удавятся, чем пойдут на это, мы «тёрли» с тобой не один раз. Конечно, воцерковляющая сила оболганного закона настолько велика, что священнику достаточно сказать о нём правду, но ведь наладить производство квадратных колёс легче, чем круглых. С точки зрения реинкарнации, эта многим известная притча не имеет прежнего значения и смысла, поскольку каждый жалобщик на судьбу ещё до очередного рождения на земле сознательно выбирал свой крест сам, и, значит, одной церковной аксиомой были одурачены миллиарды людей. Ложная религиозная «интертрепация» этой нехитрой притчи послужила главной причиной, по которой у нас расстреливали священников и гноили их в лагерях. За что? За то, что клерикализм из века в век требовал нести «одноразовый крест» и не усматривал особой необходимости улучшать жизнь большинства. «Власть от Бога» кормилась за счёт смирения своего раба, и, в конце концов, его терпение от такой «божьей власти» лопнуло, и он решил, что выберет себе «удобный» крест сам. В 1917-ом ровно так и произошло, низы выбрали крест для верхов. Ты можешь представить, чтобы Спаситель называл себя Богом? Нет, потому что Его собственноручная рукопись, которую прячет Ватикан, начинается со слов «Я, Иешуа из Назарета – обычный человек». Доказать, до чего довели проповеди о «христианском смирении» так же трудно, как и опровергнуть, что большевики под руководством Ленина «отошли от Бога» ради счастья на земле простых людей.

– Тогда у тебя выходит, что все беды человечества от неправильного толкования одной притчи. Разве так может быть?

– Может! Может потому, что каждое явление или процесс обыденной жизни, как и та притча, с колокольни истинного и церковного закона трактуются противоположным образом. И когда сигналы лживых постулатов вызывают в коре головного мозга очаги возбуждения и торможения, человек созерцает мир набекрень. Могу привести пример, как набекрень выглядит целое Мироздание, а это куда круче, чем перипетии судеб отдельных людей. У вас в Германии общество развивается по спирали, синусоиде или кривой?

– По спирали, герр экзаменатор.

– С тем, что история развивается по спирали, то есть путём повторения исторических витков на более совершенном уровне, соглашаются независимо от вероисповедания, в том числе, и материалистического. Случается, историю запускают вразнос и превращают в фарс вроде второго пришествия нашего капитализма с клоунами на золотых унитазах, но тенденция такова, что мы склонны пересаживаться с лошадей на «Трабанты» и «Запорожцы», а не наоборот. Благодаря фальсификации церковников, Мироздание кажется с овчинку, и за пределами понимания «исторической спирали» остаётся то, что неблагополучие текущей человеческой жизни определяется заслуженным кармическим возмездием за предыдущую, – возмездием первого порядка. В свою очередь, игнорирование Закона Кармы в настоящей жизни влечёт новое воздаяние в будущей, – возмездие второго порядка. В христианстве об этом нет ни слова только по одной причине: переселение душ объявлено ересью и заменено аллегорией грешника на вечной пылающей сковороде. Поповский закон одноразовой телесной жизни души настолько узок, что роль и значение кармы в жизни личности, общества и всего человечества в его рамки не умещаются, причём, извращение Божьего Закона было допущено с прямым низменным умыслом.

– Ну и что? Развитие общества всё равно идёт по спирали.

– Катится, как придётся, а не идёт. Сейчас догонишь. Искажение кармического закона, который, собственно, заставляет каждого облекаться в новое тело и мучительно рассчитываться за грехи, влечёт следствие и для неверующих, – они тоже убеждаются, что им незачем возвращаться в бренный мир. Отсюда развитие по спирали идёт вслепую, через хаос и скорби, которые можно избежать. Понятие исторической спирали так же бесконечно, как действие закона кармы во времени и пространстве. Поп не любит слово «карма», потому что она неумолимо «заталкивает» душу в новое тело, определяет перипетии судьбы, а поп вынужден объяснять «неудачную судьбу» «от фонаря», чтобы не проговориться о переселении душ.

– От какого фонаря?

– Жизненные передряги объясняются неисповедимостью причин обретения тех или иных судеб и тел. Это нельзя отнести к верообразующему постулату, это фуфло, от которого следует отказаться немедленно. От того же «фонаря» разрушили один строй, затем другой, уничтожили Церковь, потом возродили, поставили памятники и снесли. Каждый промежуточный виток исторического развития выражает следствие ошибок прошлого витка и причину ошибок будущего. Мы не только переносим карму из одного тела в другое и страдаем от заслуженных испытаний вопреки лживому поповскому догмату, отрицающему закон нравственной эволюции души, – мы тем самым создаём рукотворный хаос в физическом мире, не сознавая его источника, следствий и причин. Поп доволен незыблемой «исконностью» аксиомы одноразового одухотворения тел, а «всенародные лидеры» тем, что она позволяет отчебучить всякую хрень и быть безответственными, оставив большинство в дураках.

– Допустим, ты прав, но спираль остается спиралью.

– Значит, ещё не догнала. Берём последнее российское столетие, потому что, чем дальше в лес, тем страшней. Вместо того, чтобы отработать «карму дореволюционного капитализма» и устранить революционные предпосылки, в 17-ом году разрушили государственный строй, умертвили свыше четырёх десятков миллионов «бывших людей» и новыми злодеяниями породили «карму социализма». Затем, не отработав её, вторично разрушили строй, и цинизмом, насилием и грабежом породили «карму постсоветского капитализма», но это не всё. Ельциноиды создали условия самовоспроизводства отрицательной кармы, и кармическому возмездию будут подвергаться грядущие поколения людей. Что отнести к «продвинутым» виткам спирали? Социализм, который нельзя было построить принудительно, исходя из непонятой духовной природы людей? А может быть, уничтожение и отсроченное возрождение капитализма, который культивирует личный интерес к прибыли и низменные инстинкты, исходя из той же непонятой духовной природы? Конца этому «одноразовому идиотизму» нет ни в личной, ни в общественной жизни. Активы страны выведены за рубеж и принадлежат иностранцам, а кремлёвские бараны крутят рекламу о том, что нефть и газ – народное достояние. Или, по-твоему, всё это не относится к виткам спирали развития общества?

– Относится. Они же провозглашали необходимость его совершенствования и снова рушили всё.

– А я уж думал, что разучился объяснять. Мы пришли в этот мир, чтобы отдать прошлые кармические долги и не наделать будущих, потому что были в нём раньше, и вернёмся опять. По сути, принцип развития общества по спирали относится к умственному и нравственному прогрессу, прогресс – к Закону Реинкарнации и Предназначению души, а они извращены и спрятаны церковниками. Это основная причина, почему после 17-го они не смогли избегнуть плачевной участи, а после 91-го развалился социализм. Нравственный закон таков, что карма будет подвергать нас невыносимым страданиям во всех телах, которые будет одухотворять наша душа. Это относится и к власть предержащим. Если бы в 90-е годы высшее руководство понимало Закон Природы, оно не посмело бы заявить, что предлагаемые реформы требуют пожертвовать жизнями миллионов людей, и нашло гуманный выход, который напрашивается теперь. Смирение перед законами кармы и перевоплощения душ – это и есть подлинное христианское смирение. Римские христопродавцы подменили верообразующие постулаты, потому что таким смирением невозможно злоупотреблять.

– На что это больше похоже – на открытие или изобретение?

– Насмешила. Нельзя открыть то, что знали и спрятали, и изобрести то, что создал Творец. И какая тебе разница, если академики соображают в пружинах нравственного прогресса не больше школьников? Ни один король не посмеет задрать штаны и перелезть через забор поповской монополии, а не то, что простолюдин, затрепетавший от бейджика с надписью «Святой Отец». Однако вознесённые святые с бейджиками в очереди за сардельками не стоят, потому что они столько раз ходили по Земле, что их на ней уже нет.

– Слушай, где ты всего этого набрался?

– В розовом детстве. Организовал кружок одного революционера и читал с фонариком под одеялом, чтобы не пресекли мой порыв. Вскоре меня осенило, что паровоз истории пустят под откос не революционеры-народовольцы, собиравшие на кухнях бомбы, а пара-тройка постулатов римо-поповского учения, иначе бы, ходьба паралитиков не напоминала историческую поступь поводырей. Доктрина церковников состряпана идеально, хотя, как историк, я обратил внимание на ряд нестыковок. Константину Великому удалось отыскать золотую середину, оставить шлейф славы и продлить римское разводилово на века. Мошенничество христопродавцев пришлось по вкусу клерикалам, то есть «власти от Бога», поэтому общество еле-еле «отмазалось» от них конституционной нормой об отделении чиновника от попа. Всё, что я говорил тебе, – правда, кроме того, что я читал с фонариком книжки. Любой человек придёт к тем же выводам, если без посторонней помощи ответит на вопрос, один или не один раз приходит на землю наша душа. Потом возникнут два вопроса: зачем она возвращается и почему? Оказалось, что официальных ответов на них нет, и я ответил тебе, как смог.

– Алекс.

– Да?

– Я бы ответить не смогла.

– А ты не пыталась. Утешься, теперь ты знаешь больше меня, обо всём и сразу. Мы отвлеклись от событий пятивековой давности.

– Вот, посмотри на это, – Хельга подала мне несколько листков, отпечатанных на компьютере на немецком. Первой была таблица с немецкими именами, переведёнными на русский язык:

DER STAMMBAUM RADEN.



В этот момент мы проходили мимо общественного туалета на Герренштрассе. Присесть было негде, нам пришлось остановиться, и я с изумлением увидел имена людей, живших в одно время с теми, кого я искал.

– Что это? – в лёгком замешательстве от прочитанного спросил я.

– Наиболее интересная часть родового дерева Раденов. Я распечатала её в виде таблицы. Что скажешь?

– А? XV, XVI века… офигеть… рассказывай.

– Посмотри в таблицу. Известные нам Федерика Коддль и её муж Якоб Брутвельдт, предок Отто, вывели через род Раденов к Клариссе Бельдербуш, первой владелице перстня. В XV веке тут, недалеко, в замке Раден, который есть во всех туристических проспектах, жили два брата: Эберхард Раден, – он под цифрой I, и Герлах Раден, – под цифрой II. Видишь, кто были их дети и внуки?

– Кто?..

Я посмотрел внимательнее: вот Коддль, мой враг по прошлой жизни, вот я, Густав, правда, почему-то под фамилией Берлиц, а вот моя Флора Раден, с которой мы погибли в один день. Оказывается, её отца звали Вольфганг. По данным гипноза, Тидо написал в записке, что князь Раден убит людьми Коддля, а по данным спиритического сеанса Эмилии Буати, – Коддль предал отца Флоры. Родственничек, блин. Охренеть и не встать! Нашлись даже брат Флоры – Альфред, за которого она боялась, когда мы покидали замок перед смертью, и её мать, – моя тёща Кларисса. Вам достаточно совпадений? Да от них сбрендишь! Представляете?! Наверное, ни черта. Как ни крутись, всё равно ; на Землю, «вертаться взад», мордой всего лица… Всё это пронеслось в голове за секунды.

– У Эберхарда Радена и Розы Блум был сын Конрад, который женился на Гизеле Коддль. От этого брака родился Дитрих, у которого был сводный брат Карл Коддль, – родной сын Гизелы, он же приёмный сын Конрада Радена, который вскоре умер или погиб. Карл Коддль получил титул князя от родного отца Бруно Коддля, погибшего после рождения Карла. Карл упоминается в хрониках, как человек с большими организаторскими способностями и хофмайер замка Эльзы.

Ну, большими организаторским способностями блещут все российские олигархи, даже те, кто до миллиарда не дотянул. Поэтому Карл Коддль перевоплотился в олигарха Кулешова, а я вожу свой портфель в маршрутках и электричках.

– Э-э… здесь написано, что Коддль был приёмным сыном Конрада Радена… вошёл в семью…

– Я привела не всех членов рода – это десятки, сотни фамилий, а выбрала тех, кто больше нас интересует. Что тебя смутило?

Так вот почему в состоянии гипноза я воспринимал Карла Коддля, — ещё один клистир ему через кларнет, «старшим сыном двоюродного брата фон Радена», — он был приёмным…

– А хофмайер – это кто?

– Ну, вроде лица, служившего управляющим недвижимым имуществом у дворянина.

– Не мелко для Коддля, – он же князь?

– Нет, это же имперский замок. Я нашла сведения, что он занимался внутренней и внешней охраной замка, ему подчинялись вся охрана и гарнизон. Помнишь, я говорила, что Коддль был убит Тидо-Ловким, который служил оруженосцем у Густава-Справедливого?

– Помню, ну и что?

Нет, вы только поглядите – несколько столетий назад три человека ушли на тот свет в один год, благодаря четвёртому, который отправился вслед за ними, и о существовании всех четверых я знал ещё в Москве!

– Да то, что Густав-Справедливый – это и есть Густав Берлиц, которого я нашла. В те времена прозвища просто так не давали, их надо было заслужить.

– А может, у него другая фамилия?

– Как это?

– Ну, по матери, например, или какая-нибудь двойная.

– Двойные имена и фамилии не были редкостью, и дворянин мог называть себя по фамилиям обоих родителей. Посмотрим, когда найдём его мать. Нет, он чистый Берлиц из линии Золотого Льва. Я даже видела старинную литографию – он на ней со своей женой Флорой. Литография находится в хранилище, я нашла изображение в компьютере.

– Сделай, пожалуйста, копию, если можно. Интересно.

– Постараюсь.

– Красивая парочка?

– Да ничего. В современные костюмы наряди, от современников не отличишь.

Прикольно, – подумал я, – взглянуть на фотку своего предка по Духу. Оказывается, Густав был пройдохой и «обманул» Игоря Львовича: назвался другой фамилией и скрыл свою – Берлиц. Я же точно помню, как «отрекомендовался» в состоянии транса, отвечая на вопросы доктора: «Я – граф Густав фон Рот, сын князя; моя жена – Флора фон Рот, урождённая Раден». Мешанина какая-то. Неужели, я действительно был одновременно предком и потомком настоящего и единственного владельца замка из линии Золотого Льва?

; У Густава и Флоры указан один год смерти – 1536. Ты говорила, что тайный рыцарский орден прекратил своё существование в то же время. Здесь должна быть какая-то связь. Кем мог быть Густав в этом возрасте? Кстати, мы с ним ровесники.

; По тем временам это солидный возраст. Продолжительность жизни была 45-50 лет. Была высокая детская смертность и смертность при родах. В среднем женщина рожала 4-5 раз, но выживали 2-3 ребёнка. Много умирало от эпидемий, в XV веке от чумы вымерло треть Европы, и это сильно затронуло Германию. Густав мог носить самый высокий титул, как в военной иерархии, так и на государственной службе, что было менее престижно.

– Ну вот, а у меня никаких титулов, и ношу я только портфель. Значит, он был «фоном»? Что это означало?

– Кем он был, я пока не знаю, но Густавом фон Берлицем себя называл. С середины XV века, когда прошла чёрная чума, унесшая от трети до половины немцев, партикль «фон» ставился перед фамилией при возведении в дворянский ранг. Если дворянская семья сохраняла титул, но меняла поместье, то партикль «фон» менялся на «цу». Но оказывается, «фон» обозначал не только дворянское происхождение. В северных землях «фон» означал «из», то есть указывал на место рождения или проживания. У простых людей эта частица не ставилась, например, – «фрау Вансенстайн, Верена».

– Как- то неоднозначно.

– Дворянство без этого партикля не обходилось. В устной речи дворянские имена произносились «фрау фон Вансенстайн» или «Верена фон Вансенстайн», а в церковных книгах или родословных книгах записывались так: «Вансенстайн, Верена фон», то есть партикль проставлялся после имени. А теперь я расскажу тебе самое главное, что удалось выяснить. Ты слышал о том, что ещё король Карл IV передал замок Эльзы в территориальную зависимость трирскому архиепископству и подтвердил это, став императором?

– Да, рассказывали на экскурсии. Замок окружали владения архиепископства, и, в конце концов, рыцари задумали выйти из «оперативного подчинения» Трира, чтобы не платить налоги, – как всегда, дело было в деньгах.

– Да, но Коддль стремился к тому же, учёл прежний опыт и пошёл своим путём. Ему не хотелось быть вассалом далёкого императора только потому, что замок имел стратегическое положение и контролировал торговые пути. Он пытался тайно узурпировать власть в замке, отодвинуть конкурентов и метил в курфюрсты, чтобы вести свою политику и распоряжаться казной. Коллеги рассказали мне, что наибольшим влиянием в замке тогда пользовался герцог Корнелиус фон Роттердорф, известный своими связями с трирскими князьями и архиепископом. По положению герцог стоит ниже эрцгерцога, курфюрста и короля, относится к высшей титулованной аристократии и исполняет роль управляющего и предводителя дворянства в своей местности, поэтому Коддль намеревался устранить в первую очередь его.

– Эка невидаль.

О том, что олигарх Кулешов, он же Карл Коддль, плёл интриги против императора Карла V и герцога, я сам рассказывал Игорю Львовичу ещё в Москве, во время гипнотического транса. И теперь я с нетерпением ждал, назовёт ли Хельга Густава-Справедливого, как главного врага Коддля, который в очередном воплощении расстарался меня достать.

– В те времена за рыцарский суверенитет боролись все дворяне. Обычно рыцари соседних замков собирались на совет, чтобы договориться, чей замок или землю захватить; противостояние между политическими группировками никогда не прекращалось. Враждующие стороны посылали друг к другу своих шпионов, которых ловили и бросали в ямы с крысами. Вооружённые конфликты случались постоянно, но Коддль шёл вразрез с имперскими интересами, интересами рода Эльзенов и организовал тайное братство для своих тёмных дел. За спиной стареющего герцога плелись смертельные интриги, и в один момент кончилось всё.

– Убийством Коддля?

– Да.

Ага, кончилось, держите шире карман, граждане двух стран. В той жизни, может, и кончилось, а в этой снова началось, потому что Коддль изменил фамилию, поменял тело и сохранил своё амплуа. И в том, что человечеству достались «одноразовые», «нереинкарнирующие» попы, оно может винить только себя. Паства слишком боялась «наместников» со спичками, сжигающих души еретиков на площадях.

– Как это случилось?

– Я пока не дошла до источников о деятельности тайного ордена, но установила, кто был оруженосцем Густава-Справедливого. Фамилия этого Тидо – Фогель, и, скорее, он из крепостных. Его фамилия в переводе с немецкого значит «птица». Он был настолько ловок, что мог вскарабкаться по отвесной стене, и его прозвали Ловкачом. Вас водили на экскурсию в спальню? Это та самая спальня, где он заколол Карла Коддля.

– Видел – один нужник чего стоит, – если бы он был размером с казарменный, в нём могло бы проводить заседания Политбюро ЦК КПСС. Правда, рядом был кабинет, но посмотреть на масляные лампы и гусиные перья нам не дали. Зато в туалет я украдкой заглянул, как какой-то маленький вассал. Они что там, на этой койке с балдахином по очереди спали?

– Почему по очереди?

– Ну, в Версале на одной койке сделали девятнадцать наследников, и ничего, выдержала. А койку передавали по наследству, чтобы сохранить правящую династию у руля, чего можно добиться одним способом, – затягивать разработку основ избирательного права и учреждение избирательной комиссии. С точки зрения лживого церковного закона, королевская власть – подарок судьбы и пожизненная привилегия, а с позиции реинкарнации, – наказание и громадная ответственность перед Небесами и людьми, но поповщина скрывала именно данное обстоятельство. Существенно?

– Безусловно.

– Когда зажравшаяся династия поставляет одноразовых монархов, помазанных Церковью на вечное одноразовое правление, ни одному «независимому кандидату» из народа на трон не проскочить, но главное – они принимают народ за личную собственность, иначе бы, не издавали высочайшие повеления о рабстве и крепостничестве. Кто виноват? Поп. Его сфальсифицированный верообразующий закон. Между тем, Политбюро ЦК КПСС со своей не менее ублюдочной «всесильной» и «верной» «одноразовой» идеологией будет покруче династии королей.

– Европейские династии правили столетиями, королевские дома существуют до сих пор.

– Да, и поповщина веками «плохо не понимала», что выдача ею бессрочного «семейного подряда» за «власть от Бога», после внедрения постулата одноразовой земной жизни души автоматически накладывала на неё ответственность за революции, их кровь и отделение её от людей вопреки «христианскому смирению» перед ней самой. Для монархов и церковников это имело серьёзные последствия – клерикализм был разрушен. Фактически, за отлучением власти церковников, то есть их местечковой власти, вооружённой самопальной доктриной и примазавшейся к власти Всевышнего, от светской власти, стоят вещи, о которых даже сегодня стесняются говорить.

– Какие вещи?

–Злоупотребления религиозно-светской мафии, разгул тайных обществ, влияющих на внутреннюю и внешнюю политику, и последствия внедрения антихристианского верообразующего закона в государственную и общественную жизнь. Тут приходится выбирать: или академики до этого не могут додуматься, или считают это несущественным, или со времён распятия Христа «ещё не всё спокойно в мире», чтобы вслух об этом сказать. Ты же понимаешь, что чехарда с религией, атеизмом и общественно-экономическими формациями под носом миллионов людей не случайна, и сама по себе указывает на злой умысел либо тупость элит. Или мы должны верить, что академик с шестью «верхними» дипломами не способен уразуметь, что все социальные катаклизмы крутятся вокруг парочки дебильных «одноразовых», исключающих друг друга законов и парадигм? На кой хрен нам такие светочи, которые не могут озвучить причину, почему вкусно ест и сладко пьёт лишь так называемая элита?

– Да уж, всё сводится к учению об одноразовой телесной жизни души и учению о бездушном теле.

– У антитез вечной преисподней и первичности материи общий диагноз – «крупно заврались». У нас это не понято до сих пор. После 17-го, – потому что учение материалистов о бездушном теле было непререкаемым под угрозой скорой расправы, а после 91-го, – потому что было некогда, так как верхушка занималась разбазариванием страны и отрицанием «доминирующих идеологем». Доминировало воровство, реинкарнации никто не боялся, поскольку Церковь вновь приступила к проповедям об одноразовой земной жизни души. Закон реинкарнации объяснял, почему и зачем народам даются одноразовые правящие ублюдки, а церковный закон делал из них «власть от Бога» и скрывал истоки зла, – взять, к примеру, тех же немытых-нечёсаных средневековых королей. Хитрож…м толоконным лбам было плевать, сколько веков прошло от распятия Христа – 15 или 19, потому что беспрекословное поведение Божьего раба определялось не кармой цикла рождений и смертей, а политикой клерикалов, указаниями попа. При этом те, кого они дурачили большую часть христовой эпохи, считались воцерковлёнными, братьями во Христе. Нюансы слишком тонки, чтобы ущучить эту хрень.

– Меня тоже это удивляет. Простой народ считал королей чудотворцами и чуть ли не святыми.

– Преклонение перед барином, раболепие, холуйщина пережили века, и всё потому, что закон реинкарнации был подменён на церковное фуфло. О том, насколько это фуфло осточертело, можно судить по его насильственной замене на «учение для даунов» – материализм. За это Ленина называют гением и сегодня.

– Ты хочешь дослушать историю в спальне?

– Конечно, Хельга. Извини, что перебил.

– На этой кровати спал герцог Корнелиус фон Роттердорф, старейший родоначальник линии Серебряного Льва.

Да, это он, безымянный персонаж из моего гипнотического транса, – машинально отметил я.

– Когда было совершено убийство?

– 18 июня 1536 года.

Через два дня после смерти Густава и Флоры, – подумал я про себя.

– Откуда такая «немецкая» точность?

– Я нашла донесение начальника охраны замка Венцеля Шрага, которого подняли по тревоге, и кое-какие документы. Поздним вечером Фогель выследил Коддля, и когда тот проник в спальню, зашёл следом и вонзил кинжал в сердце, даже не пытаясь бежать. Герцог проснулся, когда всё было кончено. Шраг предполагал, что целью проникновения Коддля в спальню могло быть не убийство герцога, а кража документов из его кабинета. Когда Фогеля уводили, он обернулся на труп и прокричал: «Это тебе за Густава и Флору, мерзавец»!

– Что с ним было потом?

Мы с Флорой, наши тела, в это время ещё лежали на дне реки Эльзенбах, – мрачно подумал я. – А спустя века я нацарапал стишок о разговоре двух утонувших влюблённых, и в этот «бред» не поверят никогда, потому что хитрые прохиндеи в рясах столкнули историю в кювет незаметно для всех.

– Не знаю. Его могли отвести в пыточный застенок и казнить, – он же поднял руку на фюрста.

– Значит, это был мотив мести… Густав-Справедливый уже не мог дать показаний в защиту оруженосца. Известно что-нибудь о Тидо, кроме того, кому он служил?

Уж своего верного Тидо я не забуду, хотя и не видел в трансе его лица. Об отношениях Густава и Тидо можно было сделать вывод по той записке, которую во время сеанса у доктора я прочёл.

– Да, он был молочным братом своего господина, у них была одна кормилица. Мальчики воспитывались вместе и были друзьями. Скорее всего, Тидо был сыном крепостной, – той кормилицы, и бастардом, незаконнорожденным от какого-нибудь представителя рода Эльзенов.

– Это что, было в порядке вещей?

– Бастардов звали ублюдками, официально их считали детьми, например, конюха и кухарки. Жёны знали о внебрачных детях своих титулованных супругов и ненавидели кухарок. Известен случай, когда один герцог подарил четырём внебрачным сыновьям титулы герцогов.

– Повезло. Титул даёт бабло, бабло – титул. Толоконные лбы считают необязательным объяснять, почему у одних есть титулы и бабло, а у других – ни хрена, потому что их лживый постулат вообще избавляет их от необходимости что-то кому-то объяснять, кроме одноразового христианского смирения и вечной раскалённой сковородки. История их сурово наказала, но вразумить не смогла. По их вине причины революций, вечной вражды богатых и бедных остались для Человечества неразгаданными.

– Ты хорошо объяснил мне, что наказание бедностью и богатством является тяжёлым испытанием.

– А власть, подневольный труд, любовь, наконец? Ведь искажено и оболгано всё, что можно. Поп отрицает, что очередная жизнь Божьего раба была спланирована им до своего рождения, однако отрицаемое является решающим фактором выбора человеком нравственного пути, и потому Церковь сама себя вынудила трусливо скрывать своё предпочтение антихристианского закона первозданному. Потому-то клирики так поднаторели в уклонении от неприятных вопросов и легко прикидываются невеждами. Твой пример с герцогами-бастардами – исключение. Как было на самом деле?

– Иногда незаконнорожденных отдавали в монастырь, где они могли дослужиться до священника и епископа. Права наследования они не имели. Кухаркин сын мог стать егерем и отвечать за состояние диких зверей, лошадей или псарни. В замках обычно работали от рассвета до заката, поэтому дело находилось всем. Я постараюсь разыскать сведения о Тидо, – не мог же он не оставить никаких объяснений и следов в летописях. Всё зависит от времени, потраченного на поиски.

– Мне кажется, надо более детально посмотреть на связь Раденов с Берлицами, тем более, что Флора вышла замуж за представителя их рода.

– Можно попытаться отыскать Агнес Берлиц среди потомков этой ветви, ведь она тоже из линии Золотого Льва.

– Правильно. И ещё надо до конца разобраться в заговоре. Я думаю, что среди уже известных нам людей найдутся участники тех событий.

Не сговариваясь, мы повернули в сторону отеля, до которого оставалась сотня шагов.

– Как ты смотришь на ресторан? Я присмотрел один – «Ландхауз Леффель», тихий, спокойный, опять же с музыкой. Не знаю ваших порядков, но если согласишься, закажу столик. Ближайшая суббота подойдёт?

Хельга медлила с ответом.

– Может, ты голодаешь?

– Нет, голодает Линда. Когда она садится в «вольво», он под ней проседает. Ты поэтому улыбнулся?

– На гламурном русском «голодать» означает перестать ходить в ресторан, то есть заказывать продукты на дом и не стоять с народом в очередях.

– Только я не знаю, что надеть…   Почему ты опять улыбнулся?

– Потому что мир не меняется, такова скорость изменения параметров оболганной души. Больше двух тысяч лет назад египетские женщины писали на папирусе, что им тоже нечего надеть. Ну что, договорились?

– С тобой хоть куда, Алекс.

– Я очень рад. У-у, да ты замёрзла совсем…

* * *

- По мнению некоторых, учение о перевоплощении разрушает семейные связи, возводя их за пределы настоящего существования?

«Оно расширяет их, но не разрушает. Так как родство основывается на предшествовавших привязанностях, то узы, связывающие членов одного семейства, существовали гораздо раньше. Оно увеличивает обязанности братства, потому что в вашем соседе или в вашем слуге заключается, может быть, Дух, который был некогда связан с вами узами крови».

- Оно уменьшает, однако, важность, приписываемую некоторыми своему роду, потому что Дух отца, например, мог принадлежать совсем к другому поколению, или иметь совсем иное положение?

«Это справедливо, но воображаемая важность рода основана только на гордости. Большинство людей ценят в своих предках их титулы, звание, богатство. Тот, кто гордится происхождением своим от развратного вельможи, стал бы краснеть, если бы имел предком своим честного и добродетельного сапожника. Но что бы люди ни говорили и ни делали, они не могут изменить естественного порядка вещей, потому что Бог основал законы природы, не соображаясь с их гордостью».



Книга Духов

* * *

НЕДОСТУПНОЕ ПРОШЛОЕ. Германия, замок Эльзы, 11 июня 1536 года

Густав задумчиво смотрел в окно на Эльзенбах, – туда, где русло реки скрывалось за высоким обрывистым берегом, уходя влево. Он привык стоять здесь в раздумьях с детства; иные окна выходили на склон лесистого холма и не давали любоваться лучами солнца на водной глади. В комнату тихо вошла жена, он обернулся.

– Ты занят?

– Очень, и всегда только одной тобой. Ты уже прочла эту книгу? Густав показал на книгу Лютера «О христианской свободе», лежащую на сундуке.

– До половины. Почему люди ненавидят зло больше, чем любят добро? Почему папа в Риме вместо того, чтобы прощать грехи из любви, берёт за это деньги?

– Рим боится, что Библия будет на немецком языке. Поэтому власти и сжигают его книги, он один пишет по-немецки. Говорят, Мартин Лютер – истинный проповедник Господа. Его называют «Виттенбергским папой», и народ не считает его дерзким еретиком. Пожалуйста, не оставляй её на виду. Я не потерплю, чтобы мою жену исповедовали грязные католические свиньи в том, что она выучилась читать, даже если к её ногам приползёт за исповедью папа римский.

– Хорошо, милый. Я знаю, отчего ты не в духе. Ты уже слышал про Матильду?

– Не всё. Я не был в городе несколько дней.

– Её приговорили к наложению эпитимии на пять лет и к шести ударам на рыночной площади. Приговор исполнили, когда собрался почти весь Мюнстермайфелд.

– За совокупление с сыном кузнеца в сарае?

– Но они любят друг друга.

– Прости, я ничего не мог сделать.

– А ещё Бутика рассказала, что священник вызвал Матильду после заката к себе и начал отвращать её от тяги к любимому.

– Это правда, что они хотят пожениться?

– Конечно. Сильвестриус сказал ей: «Представь, что он то, что есть под гниющей кожей, подумай, что он выглядит, как смердящий труп мертвенного цвета», а потом набросился на неё, повалил на пол и стал срывать с неё одежду, предлагая стать его любовницей.

– Он овладел ею?

– Нет, но сказал, что в противном случае, до того, как заживут ее раны на спине, наложит эпитимию на её сестру и заставит обеих ходить на исповедь после захода солнца через день. Матильда и её возлюбленный в отчаянии, – он дал ей на размышление несколько дней, до следующего церковного праздника. Знаешь, что она сказала Бутике? Нас защитит только Густав-Справедливый!

– Праздник через неделю?

– Да.

— Скажи Бутике, чтобы избегала его и не встречалась глазами в церкви. И пусть держится поодаль от Матильды и её сестры. Я поговорю с этим святым животным на его языке, и он станет смиреннее августинца.

– Я пойду к Арнольду.

– Я сейчас приду, – он ласково поцеловал жену и отвернулся к окну.

Флора ушла. Густав выждал минуту и запер дверь. Затем он встал на колени в левом углу комнаты, откинул край гобелена и нажал сверху на один из камней стены. Он ухватился за нижний выступ камня, вынул его и достал из углубления небольшой кожаный чехол. Последним спрятанным в него документом был список недругов, переданный ему отцом Флоры. Теперь там же был укрыт точный план места, где Карл Коддль хранил свою тайную казну. Это были несметные сокровища в нескольких сундуках, наполненных до краёв. Никаких сомнений в ловкости Тидо быть не могло.

Густав проверил, не оставил ли следов проникновения в тайник, и направился в комнату, где находились его жена и сын. Он немного приоткрыл дверь и прислушался, как Флора вполголоса читает Арнольду «Притчи о мирских делах», книгу Иоганнеса Паули 1522 года, но вслушивался не столько в содержание сказки, сколько в её голос:

– Вот, давай эту, про дурака. Шли однажды на войну, с оружием и обозом, попался им на встречу дурак и спросил, чем это они промышляют. А ему ответили, мол, идут на войну. Тогда дурак и спрашивает: «Что такое война?» А ему отвечают: «Жжёшь деревни, берёшь приступом города, губишь вино и хлеб и убиваешь кого ни попадя. «А зачем?» – спрашивает дурак. «А затем, чтобы наступил мир». Дурак и говорит: «А ведь лучше было бы сразу наступить миру, а всем этим бедствиям не случиться вовсе. Выходит, я умней ваших вожаков, потому как, по мне, лучше заключить мир перед войной, а не после неё». Вот какой дурак оказался – умнее всех.

Флора обернулась и встала со стула.

– Он заснул, – прошептала она, взяла за руку мужа и увлекла его в спальню.

– По-твоему, Арнольд уже понимает, кто дурак?

– Для этого я и рассказываю ему сказки. Дети понимают молча, совсем как мы друг друга, когда молчим.

– А какую сказку ты расскажешь мне?

– Ты сам моя сказка. Я хочу слушать её всю жизнь.

– Это я хочу слушать тебя всю жизнь. Я подумал, было бы не плохо вам с Арнольдом погостить в Аугсбурге у наших друзей. Ты и так не выезжала никуда больше года. Посмотри, какая погода.

– Но зачем нам ехать туда?

– У меня накопилось много дел, и я не смогу быть с вами вместе и врозь. К тому же, вероятно, мне тоже придётся уехать на какое-то время.

– Мне помогают Альфред и старая Берта.

– Твой брат не может всё время быть в замке, а старую Берту мы возьмём с собой. Тидо будет только рад тому, что его мать вырвется на время из нашей глуши. Месяц вдалеке от дома пойдёт на пользу, и, говорят, в этом городе правит только духовная власть.

– Я буду скучать.

– А если ты не поедешь в Аугсбург, не научишься скучать, и я никогда не отведаю сладость долгожданной встречи.

– Для меня каждый день с тобой слаще патоки.

– А по этому случаю, ты наденешь моё любимое платье, в котором мы танцевали менуэт, – то, с вышитыми по нижнему краю цветами чертополоха, и пусть все видят, как я носил тебя на руках весь день.

– Ты хитрец.

– Совсем маленький хитрец, но я буду брать у тебя уроки. Сколько возьмёт с меня за них моя госпожа?

– Всего одну ночь любви за каждый, мой господин.

– А ты собираешься исповедоваться в этих уроках Сильвестриусу?

– Никогда!

– Боюсь, тогда мне суждено стать на свете самым большим хитрецом! – Густав привлёк Флору и нежно обнял её.

Их тела сплелись в страстных объятиях, и они упала на кровать, неистово покрывая, поцелуями друг друга.

– Ты слышишь? Кто-то стучит.

– Это Бутика. Я открою.

– Стук тревожный, это не она.

Густав поднялся и пошёл к дверям. На пороге стоял его оруженосец Фогель.

– Тс-с-с. Идём в другую комнату. Тидо, на тебе лица нет.

– Анхен! Анхен! Беда, – запыхавшийся Тидо махал руками.

– Где она? – Густав тряхнул его за плечо.

– Я её спрятал, – Ловкач всё никак не мог отдышаться. – Вчера она убиралась в покоях этого негодяя Коддля, пока её не сморил сон. А когда она открыла глаза, в соседней комнате громко разговаривали двое – Карл и его помощник Филипп Нойгаут. Она знала, что на днях карета с сыном герцога Роттердорфа – Лесчека, сорвалась с обрыва и разбилась о камни, когда он возвращался от гостей. Филипп говорил Коддлю, что следующим за сыном к праотцам отправится старый шут. Коддль пригрозил ему, что, если тот допустит ещё одну оплошность, он его убьёт.

– Я подозревал, что это дело их рук.

– Анхен обмерла со страху и, немного помешкав, выскользнула из покоев, но была замечена Нойгаутом снаружи, а Коддль куда-то исчез. Она бросилась вниз по лестнице и натолкнулась на меня.

– Они не могли знать, что герцог останется в гостях, и Лесчек будет возвращаться в замок один. Видимо, они устроили засаду. Я знаю это место, оно удобнее других.

– Это они! Видел бы ты их скорбные рожи, когда священник читал молитву. Они стояли возле герцога и ему сочувствовали.

– Готовь трёх лошадей, укроем её в Майнце. Она в твоём доме?

– Да.

– Поторопись.  Охрана наверняка доложит Коддлю, что вы покинули замок вместе. Если что, встретимся в хижине дровосека, где всегда.  Я буду перед рассветом. Успокой её и скажи, что мы отвезём её к надёжным людям. Мы ещё погуляем на вашей свадьбе. Иди, брат.

Густав несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, и вернулся назад.

– Что тебе сказал наш Тидо-Ловкий?

– Он попросил меня помочь в одном деле, но не хочет трубить о нём на весь мир, и будет ждать меня на исходе ночи в своём доме.

– У него что-то случилось?

– Что у него может случиться, кроме глупостей, которые они с Анхен наговорят друг другу? Наверное, я вернусь на следующий день. Какой красивый у тебя перстень! Раньше я не видел его.

– Обними меня, тогда я признаюсь, кто мне его подарил. О! А-а-а... Это кольцо с камнем моих предков, оно... а-а-а… досталось мне от матери... я... а-а-а... не надевала его потому, что дала себе зарок, что достану его из свадебного сундука только тогда, когда почувствую, что счастлива. Густ! Ты сведёшь меня с ума... мне надо было надеть его сто лет назад… любимый...

– И никогда не снимать. Флора, мне необходимо навестить матушку и повидать Лепольдта, если он ещё не умчался к своей Айрин.

– Возвращайся скорее.

– И свеча не успеет догореть. А ты пока поговори с Бертой, какие вещи собрать в Аугсбург, она будет рада. Когда я вернусь от Ловкача, мне предстоит охота, а сразу после неё мы отправимся в путь.

– Хорошо милый.

Густав вышел и притворил за собой дверь. Он был должен предупредить мать о своём отъезде в Аугсбург перед возвращением отца.

* * *

Наступила долгожданная суббота. Я провалялся в номере весь день и в шестом часу при полном параде отправился встречать Хельгу.

– Здравствуй. Тебя не узнать, – сказала она.

– Привет. Это потому, что я без шляпы и рюкзака. У нас ещё уйма времени, можем не спешить.

– Я пойду, переоденусь. Мне нужно полчаса.

– Давай, увидимся здесь же, у кафе, а я пока прогуляюсь.

За эти полчаса я обошёл церковь, попетлял по кварталам и вернулся к кафе «Вулкан». Церковь находилась в нескольких шагах от крайних столиков кафе, и у меня не было сомнений, что по этой площади, Мюнстерплац, которая притягивала меня, как магнитом, не раз ходили и Густав, и Флора, и Тидо-Ловкач.

На Хельге было изумительное вечернее платье до колен и светлый плащ.

– Ты очень красива, даже слишком.

– Спасибо. А мне кажется, что слишком красив ты.

– Договорились.

Мы, не торопясь, подошли к заведению. В вестибюле нас встретил солидного вида метрдотель и провёл вглубь зала. Наш столик находился у стены, в нужном удалении от возвышения для музыкантов. Ресторан «Ландхауз Леффель» был заполнен меньше, чем на четверть, и сиял неброской роскошью. С нашего места была видна большая часть зала, нас же могли видеть не все.

– Здесь очень уютно, Алекс.

Подошёл официант, улыбчивый и корректный.

— Herr Ober, geben Sie bitter die Speisekarte, — обратилась к нему Хельга.

– Дай-ка мне карту вин, пока изучаешь меню, – попросил я, когда его принесли. – Выбирать и заказывать будешь ты, ладно? Мне как-то неловко тыкать пальцем в названия блюд.

– Хорошо. На обед немцы обычно заказывают одно блюдо, а суп – половина посетителей.

– У нас ужин. Мы не ограничены обеденным перерывом.

— Тогда слушай. Есть телятина, свинина с колбасками, тушёное мясо. Так… Fisch… Pilze…

– Салат и грибы ещё не забудь. А сладкое? С детства не люблю слово «дессерт».

– Фруктовый торт с ромовой пропиткой, слоёный торт и мороженое.

— Отлично, заказывай. Что берём, Wein или Sekt?

– Вино. Лучше вот это. И воду без газа.

Я поискал глазами официанта, он подошёл и принял заказ, что-то сказав Хельге.

– Что он сказал? Его комплимент приятнее, чем мой?

– Он сказал, что и когда подаст.

Возвышение для небольшого оркестра уже заняли музыканты, послышалась негромкая приятная мелодия. Наши руки невольно соединились, и мы впервые увидели своё отражение в наших глазах.

– Алекс, – не отрывая своей руки от моей, тихо сказала Хельга, – у меня есть новости. Тайный рыцарский орден действительно существовал.

– И главой заговорщиков был, конечно, рыжий Карл Коддль.

– Рыжий? С чего ты взял?

— Да так, вспомнился чего-то «Союз рыжих» Конана Дойля, — выкрутился я, допустив классическую оговорку «по Фрейду», на которой горят зелёные шпионы, мелкие уголовники и школьные обалдуи.

– Орден возник не на пустом месте, – у Карла с самого начала были сподвижники. Постепенно Коддль сформировал в замке совет из доверенных лиц – представителей рода Эльзен, удалил из него опасных и ненадёжных людей и начал претворять свои амбиции в жизнь. Ложь, лесть, лицемерие, – хоть роман пиши. В материалах, которые я прочла, чаще всего упоминаются имена его помощника Филиппа Нойгаута, начальника военного гарнизона Хайнриха Задля, начальника охраны Венцеля Шрага, их подчинённых и некоторых представителей ветвей семьи. Я распечатала на немецком целую стопку, и потом сделаю перевод.

– Все заговорщики установлены?

– Все или почти все. Кроме тех, кто имел отношение к роду Эльзен или служил ему, у Коддля было несколько влиятельных союзников, князей из других замков и округов. Они устраивали нападения на деревни, разоряли чужих вассалов и присоединяли земли силой. Дворяне жаловались на Коддля, но тому всё сходило с рук, словно охота на чужой земле. Заговорщики, из которых состоял совет, были связаны предательством интересов семей, но политические замыслы организатора заговора оставались тайной до самого разоблачения, – он не доверял даже ближайшему помощнику Нойгауту. Я прочла об этом в документе, где давалась общая характеристика заговора.

– Я видел предупреждающую надпись над выходом из Рыцарского зала, где они заседали. Что обсуждалось на их советах?

– Помимо обычной для тех времён хозяйственной деятельности, – планы грабежей, вымогательства, вопросы упрочения влияния внутри семей и захвата власти.

– Неужели, у них был секретарь, который вёл протоколы?

– Нет, конечно. Думаю, после смерти Коддля заговорщиков разоблачили и пытали, но исторические документы об этом предстоит ещё найти. Корнелиус Роттердорф, как глава рода, полностью доверял Коддлю во внутренних делах, сборе налогов и податей. Поступление доходов успокаивало герцога, хотя тайное стравливание вассалов Эльзенов между собой и интриги по разжиганию вражды между семьями вели к разорению и ослаблению кровных уз. Коддль сосредоточил в своих руках управление недвижимостью и сбор податей, и мне кажется, что он рассчитывал поставить в финансовую зависимость глав семей, чтобы добиваться от них услуг и поддержки. Он также безраздельно распоряжался тайной казной братства, истинный размер которой никто не знал.

– Как же они её пополняли, эту казну?

– Это отдельная история. Они контролировали дороги на имперской территории, брали деньги за проезд, будучи вассалами самого императора, но главной статьей дохода были вылазки на большую дорогу и разбой. Всё делалось тайно, и хотя роль Коддля и его соучастников, дворян, бывших в услужении у Эльзенов, сомнений в ограблениях не вызывает, ничего из похищенного найти не удалось. Грабили всех: крестьян и купцов, одиноких путников и всадников, кареты и повозки и даже именитых дворян, в том числе, в других округах. Все деньги и драгоценности стекались к Коддлю в секретную казну. О ней есть только упоминание, но, думаю, она была. Немного странно, что в тексте было сказано о ней как бы вскользь, а в других источниках ничего интересного я не нашла.

– Классика жанра. Удивительно, сколько может наворотить один негодяй, если заручится поддержкой предателей, полезных дураков и равнодушием окружающих. Общая картина ясна, хорошо бы добавить конкретику из фактов, событий и имён. На сюжет пока не тянет.

– Алекс, я думаю, что в развязке истории ордена главную роль сыграл Густав фон Берлиц.

– Тот, который Справедливый? Может быть. В любом кино должны быть и конфликт, и трагедия, и герой… Ты слышишь? Скрипка! Моя любимая вещь. Моя госпожа, Вы не откажете одинокому пилигриму в приглашении на медленный танец?

– Да, мой господин. Я уже устала этого ждать, видимо, пилигрим подвернулся немного бестолковый.

– О, как Вы великодушны, – я отодвинул стул и повёл Хельгу за руку в центр зала. – Вас не оттолкнули ни язвы и струпья, покрывающие моё дряхлое тело, ни чудовищный запах галльского парфюма, ни худые сапоги и лохмотья. Вы столь любезно и возвышенно назвали ничтожного бродягу бестолковым, что я буду помнить Вас вечно, мечтательно засыпая под ветром и дождём…

Я положил руки на её талию, она – мне на плечи. Мы говорили друг другу всякую приятную чепуху весело и непринуждённо, будто никакой другой, более серьёзной темы, несколько минут назад не было. Когда музыка стихла, она сказала:

– Так, как ты пригласил меня на танец, не смог бы сделать никто.

– Для этого надо быть немного бестолковым, – отшутился я. – Наверно, тебя окружают одни умники.

– Алекс, то, что я рассказала за столом, это не всё. У меня в сумочке есть кое-что поинтереснее.

Когда мы вернулись на место, нас ожидала часть заказанного, салат и вино. Хельга достала стопку отпечатанных листов, на первом из которых была изображена схема.

– Что ж, будем говорить и есть как все люди, – я разлил по стаканам и фужерам воду и вино. – За тебя, Хельга.

– И за тебя, Алекс. Я желаю тебе счастья.

– Трудно быть несчастным с такой девушкой, как ты.

Мы чокнулись и медленно, в несколько глотков, выпили вино и попробовали салат.

– Знаешь, мне удалось найти то, что ты хотел, – пересечение родов Раденов и Берлицев. Родителями Густава-Справедливого были князь Георг фон Берлиц и Эдита von Roht. Фамилия матери написана по-старому, через «h» –так читается длиннее. Посмотри.

— Откуда она?



ПЕРЕСЕЧЕНИЕ РОДА РАДЕН С РОДОМ ЭЛЬЗЕН-БЕРЛИЦ (линия Золотого Льва)

– Она была дочерью князя из герцогства Брауншвайгского.

– Значит, Густав мог назваться фамилией матери?

– Он мог называть себя как ему угодно, и даже тройной фамилией: Gustav von Elzen-Berlitz-Roht.

– Круто. Хотя длинно. Всё равно круто. Как думаешь, он умел скакать на лошади?

– Что? На лошади? – Хельга рассмеялась. – Вино в голову ударило?

– Я просто так спросил. Я, например, никогда не ездил верхом.

– Если добавить к его тройной фамилии прозвище, титул, надеть на него доспехи и посадить на лошадь, впечатлит ещё больше.

– О, да! Больше «Карла Великого на коне» с картинки из школьного учебника. А какой у него был титул?

– Его титул был указан в родословном дереве.

Я затаил дыхание. Титулы передавались по наследству от отца к старшему сыну, поэтому не все дети становились, например, князьями. Если отец Густава Георг фон Берлиц – князь, было непонятно, почему во время сеанса я назвался Игорю Львовичу графом.

– Он был графом. Оригинал был недоступен, но я посмотрела репринтное издание фолианта с родословной семьи Берлицев, – в копии сохранены все потёртости и детали, он ничем не отличается от него. Если Густав умер, титул князя мог унаследовать его младший брат Лепольдт. Дворянин мог удостоиться того или иного титула и сам или назваться графом по матери – урождённой графине такой-то.

– А Густав?

– Он был удостоен этого титула. Вообще, граф сначала был на ранговой ступени с князем, потом был подчинён князю и исполнял обязанности чиновника высокого ранга в княжестве и за это получал право на владение землей. Граф – изначально – «управляющий», собирал налоги, отвечал за суд в землях и раздачу прав. Со временем эта функция передавалась по наследству, и графы становились просто дворянами, имея титул без должности. Кроме того, дворянин мог получить графство и стать графом.

– Извини, не понял. Как Густав стал графом?

– Он получил титул за военную доблесть от курфюрста, но исполнял некоторые обязанности. В замке был определённый день разбора жалоб людей, которые в нём работали, – крестьян, торговцев, мастеров. Густав фон Берлиц разбирал вопросы, где пасти скот, где проходят границы земли и наделов, кто виноват в потраве посевов или беременности чьей-то дочки. Ещё он владел определённой территорией, и я не сомневаюсь, что установил на ней свои порядки.

– Он установил свою справедливость на отдельно взятом клочке земли?

– Скорее всего, его прозвали Справедливым за то, что помогал людям и защищал интересы обиженных.

– Возможно, – справедливость, она и в Африке справедливость. Меня другое интересует: что мы знаем о поступках Густава и его связи с заговором.

– Пока нам известно, что Густав и Флора погибли по вине Коддля и были вместе похоронены.

– Что-о? Где?

– Пока не знаю.

– Но откуда…

– Ты просто меня не дослушал. Я разыскала в компьютере ещё один источник – гроссбух, приходно-расходную книгу о финансовых делах тех лет. Она большая, но немного меньше фолианта с родовым деревом. Там я своими глазами видела запись о выделении 100 дукатов на захоронение Густава фон Берлица и Флоры фон Берлиц. А из фолианта я узнала дату их смерти – 16 июня 1536 года.

Чертовщина какая-то, – я даже слегка опешил, поскольку всё время ломал голову, как отыскать это место.

– Подожди. Где их похоронили?

– Неизвестно.

– Кто получал эти деньги?

– Георг фон Берлиц, отец.

– И это всё?

– Ещё указаны фамилии четверых крестьян, которым были выплачены дукаты. Надеюсь, они тебе не нужны?

– А из какой они деревни?

– Этого нет.

– 100 дукатов – большая сумма?

– Большая, если учесть, что работа делилась на четверых.

– Всё?

– Да, всё.

– Постой. А дата указана в гроссбухе?

– Конец июня, дату не помню.

– Ясно. Я думал, можно найти их могилу.

– Алекс, не расстраивайся. На тебе лица нет. Вряд ли это возможно. Сколько времени прошло.

– Ничего, ладно. Давай выпьем. Ты выбрала отличное вино, – я потянулся к бутылке и чуть не опрокинул фужер.

– Мы выпили. Я постарался прогнать дурные мысли и вновь посмотрел на схему, которую принесла Хельга.

– Вальдек, – я уже где-то слышал эту фамилию, – произнёс я, называя жену того, кто в той жизни был моим сыном, и думая о брате Лепольдте и родителях.

– Дружественный замок со времён Эльзенской распри.

– Да, конечно. Рэкетиры-попы наехали на имперских вассалов из замка Эльзы, потому что те не хотели «делиться» с архиепископом Балдуином и императором. Отгрохали форпост Трутцбург и начали лупить из него с 320 ярдов по форточкам собирателей податей вместо того, чтобы выслушивать исповеди и причащать.

– Видишь, как полезно ходить на экскурсии.

– Ага, ведь там я тебя и заприметил. Только нам не рассказывали, почему толоконные лбы занимались не своими делами и называли себя христианами.

– Почему же не своими?

– Потому что римские церковные ублюдки подменили христианское учение об избавлении реинкарнирующего Духа от греха антихристианским учением об одноразовой «врождённой греховности» и упрятали в неё все реальные и потенциальные грехи реинкарнирующей души прошедших и грядущих тысячелетий. Фокус так себе, не труднее, чем класть и тащить в темноте кролика из шляпы, однако миллиарды зрителей этого цирка одурачили как малых детей. Это серьёзная «предъява», которая возлагает моральную ответственность на каждого современного попа, потому что такая манипуляция элементами верообразующей конструкции искажает смысл земной жизни людей. Да, отношения между религией и наукой изменились, учёных перестали считать «вредителями» и жечь на площадях, однако толоконные лбы продолжают нести ответственность за последствия фальсификации и пропаганду мракобесия одноразовой земной жизни души. Эта ответственность перед обществом никак не зависит от того, докажут ли учёные физикалисты лживость их догм или нет. Башкой надо думать, а не поповской задницей. Пока будут выдумывать синхрофазатроны, миллиардам людей придётся созерцать земную жизнь через обе «одноразовые» парадигмы.

– Оригинальная мысль.

– Не то слово. Она сгодится, чтобы наставлять святого отца на путь истинный перед тем, как он залезет на амвон. Поповское передёргивание с врождённым грехом в свете аксиомы одноразовой телесной жизни души и учения об адской вечности не оставляет от изначальной веры ничего христианского. Согласно католическому учению, в Божьих рабов вдалбливали одноразовую врождённую порочность и ничтожность личности, сопряжённую с врождённой греховностью души. Немудрено, что после освобождения от церковной принудиловки многим стало наплевать и на врождённую греховность, и на будущие грехи тысячелетних перевоплощений, отрицаемых церковниками. Разве идеи Христа допускали осознание своего ничтожества, папской непогрешимости и святости инквизиторов? Если вспыхнет свет, общественное мнение не потерпит поповских фокусов. Толоконные лбы устроили так, чтобы у Божьих рабов всё было «врождённым» и «одноразовым»: ничтожность и греховность, нищенское, холопское положение и смирение перед имущими. Вывод: лживый верообразующий закон толоконных лбов – тормоз духовного, нравственного прогресса.

– Но в России же не было Католицизма.

– Был тот же липовый верообразующий закон, который подменял возмездие за прошлый грех в настоящей жизни грядущей загробной фикцией. Или ты думаешь, что отсутствие папы римского избавило русский народ от аксиомы врождённой ничтожности в одноразовой жизни и Крепостного рабства? Понятие клерикализма включает не только попа, но и суд, армию, полицию и чиновников. Поп вывернул все понятия земного бытия наизнанку, в том числе, врождённой греховности. Подумай сама, какой вывод напрашивается, если посмотреть на неё с двух точек зрения: реинкарнации и аксиомы одноразовой телесной жизни души. Я подскажу: этот вывод будет иметь значение, противоположное навязанному. Человеку говорили: ты дерьмо, ничтожество и сдохнешь ничтожеством и дерьмом. Я знаком со словесной формой выражения данного постулата и в XV, и в XIX веке, – за ней, кроме уничижительного отношения к человеку, кроется одна и та же незыблемая суть, и суть эта обусловлена одним и тем же фальшивым верообразующим законом.

– Значит ли это, что, отрицая переселение душ, Церковь была вынуждена иначе объяснять «врождённую греховность»?

– Бесспорно. Для управления людьми было необходимо их унижение. По церковным выражениям можно смело ставить психиатрические диагнозы. Причины несправедливости и неравенства, упрятанные отцами Церкви, объясняет только закон нравственной эволюции инкарнаций, и наши попы ненавидели его не меньше, чем ваши, западные. Многовековые проповеди об одноразовом смирении, скрывающие духовные причины несправедливости и неравенства одноразового врождённого положения угнетённых масс, настолько обрыдли, что никто даже не стал разбираться в богословском крючкотворстве, – священников уничтожали тысячами. Это расплата за то, что обычному человеку внушали его одноразовую врождённую ничтожность, порочность и лишали его необходимого для выживания минимума земных благ. Наш дореволюционный клир, конечно, тоже занимался стяжательством, о чём известно, но причиной революционных злодеяний было извращение Вселенского Закона и его сокрытие от людей, – осточертело одноразовое смирение перед «врождёнными» паразитами. И не я, а история доказала, что к их числу отнесли клир и начали его уничтожать. Категория «врождённой порочности» в свете признания ересью перевоплощения души – крайне серьёзное извращение веры, влекущее большие последствия. Я не знаю, как теория реинкарнирующих вассалов и сюзеренов примирила бы их друг с другом, зато истории известно, почему в XIX веке идеологию вечной преисподней отлучили от государственного управления и избавили государство от её ряженых носителей. Ненависть и жестокость – всегда ложный путь, но у нас выплеснули на священников несоразмеримую ненависть, так и не добравшись ни до её истоков, ни до сути веры своей.

– Ты никогда не рассматривал гипотезу о том, что «запрет на переселение душ» был наложен Церковью из-за того, что люди желали реинкарнировать, чтобы наслаждаться телесными удовольствиями на погибель своей души?

– Какое благородство, от умиления хочется расплакаться! Тем же благородством она оправдывала спасение души на костре, считая тело одеждой заразного чумного, хотя, зная о реинкарнации, уничтожала души еретиков, чтобы они не могли перевоплотиться вновь. Спаситель не мог сказать людям, что они перевоплощаются на земле для того, отчего Он их предостерегал, так что это не более чем негодная поповская увёртка, достойная их многовековой поскудной деятельности. Ты права в том, что такое объяснение действительно существует, однако поповщине лучше не заикаться на эту тему, – обделаются окончательно. Публичная защита или оправдание лжи – самое неблагодарное дело. В ближайшие лет сто клирики будут настаивать, что получили Учение о Вечном Аде из рук Христа. Это пустые разговоры, потому что в основе духовного прогресса человечества лежит критерий цели перевоплощения души, – достижение вознесённой святости. А в основу наставлений клирика положено отрицание цели и средства достижения нравственного прогресса, из чего ясно, что он видит их в чём-то другом, противоположном отрицаемому. Ну, будут мотивировать врождённую греховность теорией падших ангелов, грехопадением Адама и Евы и непорочностью Церкви-матери, – а дальше что? Опять аксиома одноразовой телесной жизни души, отрицание ответственности за её земное прошлое и будущее? Всё имеет свои следствия, Хельга. Следствиями церковной лжи об одноразовом земном бытии души заполнены почти две тысячи лет, а материализм, застилающий нам глаза, не даёт об этом задуматься и понять.

– Ты хотел бы, чтобы я продолжила поиски?

– Очень хотел бы. Нельзя останавливаться на полпути. Направление – Густав, Агнес и заговор. За смертью Густава и Флоры явно стоит тёмная история, иначе бы, Тидо Фогель не вытащил свой кинжал.

– У меня к этой истории тоже есть интерес.

– Думаю, Агнес Берлиц следует искать среди потомков Арнольда и Лепольдта, а на этой схеме указаны только их дети.

– Агнес может оказаться потомком члена рода Берлицев.

– Разумеется. Ты установила связь Клариссы Бельдербуш-Раден с родом Эльзен-Берлиц в XVI веке. Я не сомневаюсь, что в фолиантах XIX века отыщется Агнес Берлиц, и не одна, а с мужем Отто и дочерьми. Я тебе очень благодарен, Хельга, ты нашла бесценный материал. Честно говоря, я не ожидал, что это возможно. Шутка ли – истекли почти пять веков. А давай-ка допьём эту бутылку да попросим такую же…

– Расскажи мне какой-нибудь интересный случай с тобой во Франции.

– Около трёх недель назад я ехал на автобусе по Провансу, а из люка на потолке в лица пассажиров дул сильный, резкий ветер. Я встал и, дёрнув за ручку, в мёртвой тишине захлопнул люк. Наши бабы не видят особой разницы между толерантностью и равнодушием, и обязательно проворчали бы что-то вроде «хоть один мужик нашёлся» или заорали бы на шофёра и уж точно наплевали бы на стикер с зачёркнутым бутербродом над головой водителя и развернули рыбу с курицей. А мои «толерантные к сквозняку» попутчики враз, не сговариваясь, зааплодировали, – пришлось в знак признательности за внезапное и слаженное излияние чувств, достойное появления на трибуне вождя народов, картинно снимать шляпу и кланяться. Я был поражён оборотной стороной толерантности – нежеланием вступать в контакт и беспокоить ближнего даже в случае крайней необходимости, и могу привести ещё ряд примеров.

– У вас не так?

– Как, я сказал, и, надеюсь, в ГДР было так же. Терпимость к заведённому порядку – качество неплохое, если только людей не заставляют веками жить по принципу «не высовывайся». У нас ведь тоже чиновники путают статус хозяина и слуги, хоть кол на башке вытеши. В конце концов, когда-нибудь европейцев могут заставить потерпеть, пока перерезают горло, и никто не придёт на помощь, если не явится тот, кому зааплодируют все.

– Ты говоришь про Восток?

– Есть люди, которые не приемлют европейскую культуру и не умеют ничего, кроме как во имя Аллаха резать людей и заводить гаремы. Там, где забивают женщин камнями и вкладывают в детские руки оружие, Аллаха нет, но евротолерантность в качестве болезненного состояния несопротивляемости по вкусу, – легче убить неверного и отправиться в вечный рай. Когда, например, лондонцу говорят, что он зашёл не в свой квартал, даже мне как-то не по себе. А когда европейку называют шлюхой и свиньёй за открытые плечи в её же городе, и тут же готовы насиловать эту свинью и шлюху на молельном коврике, это напоминает не смирение правоверного, а грязное животное с инстинктами скотоложства, которое опасно выпускать на улицы городов. Вам нужна дешёвая рабочая сила? Вы не получите ничего.

– Да, я понимаю, о чём ты говоришь, но ведь так складывалось исторически.

– Истоки хвалёной европейской терпимости, которая нередко граничит с равнодушием и отсутствием эмпатии, можно созерцать в музее Инквизиции, где собраны изощрённые орудия многочасовых пыток. Мне омерзительно то, что испытывали предки «воцерковлённых» европейцев, бездушно, отстранённо и ненасытно тараща глаза на площадях во время казней, но шокированными историками многократно подтверждено, что эти регулярные зрелища, организованные Святой Церковью, в течение многих столетий были любимым развлечением её паствы. Состраданием здесь не пахло. Невозможно искренне проповедовать реинкарнацию, истинный закон, и уничтожать оболочку души на костре. Сначала отцы Церкви, – те, что принимали решения, избавились от учения о переселении душ, а позднее Святой Престол опутал континент сетью Инквизиции и вконец осатанел. В Православии Католичество зовётся ложным ответвлением христианства, но правда в том, что их роднит один и тот же самопальный верообразующий закон и общие верообразующие истоки. Учение Спасителя предназначалось всему Человечеству, а не кучке мошенников в рясах или сутанах, и нелепо думать, что Иисус мог обойти молчанием закон кармического воздаяния душе в её новых телах. Судя по некоторым пророчествам, я не исключаю, что новоявленные варвары проделают с сытой и толерантной Европой то же самое, что душевнобольная, «ложно ответвлённая» римо-католическая поповщина, проделывала с мусульманскими иноверцами.

– И что будет тогда?

– Они воспользуются евротолерантностью. То, что европопы и мусульманские экстремисты пользуются гнилым верообразующим законом, это не всё. В некоторых европейских странах запрещают носить на работе нательный крестик, чтобы не оскорблять чувства иноверцев. То же самое относится к уличной рождественской символике и даже к наряженной ёлке под Новый год. Но европейцам тоже приходится терпеть уборы и гаремные привычки мусульман, – с этим как? Почему абсурд политиканов остаётся незамеченным? Европейцы не столь терпимы, и перестают быть внешне благожелательными, когда какой-нибудь слон вторгается в посудную лавку их личного пространства, в отличие от нас, любящих жить нараспашку и поговорить по душам. Но в душу европейца никто не полезет, – его обломают снаружи, так же, как церковные ублюдки лишали паству сострадания на площадях, и так же, как начали приучать к однополым бракам и гендерным заскокам. Поэтому постепенное вытеснение христианских норм из внешней среды под предлогом толерантности есть не более чем шитая белыми нитками уловка еврочиновников для выхолащивания христианских самоограничений и подмены их понятиями антихристианских свобод.

– Я всё жду, свяжешь ли ты такую политику с фиктивным верообразующим законом.

– Связь прямая. Некие назойливые люди из европарламента и мутных общественных организаций, сколоченных мразью вроде Джорджа Сороса, преследуют далёкие цели и начинают кампанию не против коротких юбок, раздражающих мигрантов-мусульман, а крестика под блузкой, которого не видит никто. Какой идиот полезет его разглядывать, если этого супердостаточно, чтобы упечь за домогательство? Это не абсурд, здесь пахнет конспирологией, и мне плевать, о чём шепчутся в кулуарах офиса лиги наций на эту тему.

– Почему это становится возможным?

– Потому что запрет символа веры выступает одним из многих следствий универсальной «одноразовой» аксиомы, хотя это и не отвечает на твой вопрос. Из той же аксиомы «одноразового тела» выросли идеи коммунизма, терроризма, национализма и антихристианского гуманизма, и это ещё не всё, что из неё высосут. А из закона духовной эволюции, переселения душ и кармы вытекает следствие одно: чтобы вырваться из бесконечного колеса рождений и смертей, необходимо становиться святым. Когда священник сокрушается, что «люди не берут пример со святых», хочется ответить, что Церковь скрывает именно этот единственный путь – перевоплощений души, то есть попросту крупно врёт и верит в неприкосновенность своей самодельной доктрины.

– Мне кажется, здесь уже есть противоречие.

– И не одно. Если Дух человека привязан к телесному, материальному, земному, он вернётся на Землю вновь, эта привязка заталкивает его в новое тело, – так проявляет себя оболганный Церковью закон. А поскольку Церковь исключает повторное рождение на Земле, безудержное потребление телесных удовольствий не ограничивается ничем, кроме мошны, которая превращается в самоцель, и Церковь созерцает вокруг себя не только сладострастие и сребролюбие, но и плоды своего застарелого мракобесия и лживых, давно прогнивших догм. Постулаты одноразовой земной жизни бездушного тела либо души не могут служить методологией человеческого прогресса в силу многозначности толкования: первым пользуются апологеты марксизма-ленинизма и антихристианские либералы, проповедующие свободу телесных инстинктов, а вторым – смертники-террористы и святые отцы. Я пользуюсь логическим правилом классификации, идеологии тут и близко нет.

– Такие классификации не каждому по зубам.

– Они по зубам, просто церковники мнят себя выше других как во времена Мартина Лютера и ещё не доросли, чтобы что-то с кем-то обсуждать. Скрипучая телега «одноразовой» истории, гружённая рабами поповской доктрины, трясётся по ухабам в неизвестном направлении, и это единственный вид транспорта, у которого никто не спёр колесо. Знаешь, почему?

– Догадываюсь. Монополия на истину в последней инстанции, «всякая власть от Бога».

– Эту дичь, выхолостив реинкарнацию из Писания, сформулировал её распространитель император Константин. Если бы всякая власть была от Бога, – «на земле как на Небе», не было бы примазавшихся к ней мошенников-негодяев и власти дьявола. Эта римская сука бесследно вычистила из Библии и закон Божий, и Божью власть.

– Чувствую, ты готов перейти к глобальным последствиям содеянного.

– Угу. Глобальные центры силы Мировой Закулисы устанавливают планетарное господство и решают проблему демографии тем же путём, каким выводят крыс и бешеных собак. Паломники Ватикана проливают слёзы умиления при виде папы, а зловещие слуги дьявола в полной тишине стоят вдоль дорог и прощально машут флажками поколениям беженцев из рукотворного кошмара одноразовой жизни в спасительную вечность, обещанную Церковью. «Полный цвай», как говорят в том же городе Одессе.

– Что ты сказал?

– Я говорю, чего переживать, если каждому из 7 миллиардов смертных уготована безвылазная загробная обитель и одноразовая земная жизнь? Отвергая закон перевоплощения душ, клирики вынуждены отрицать врождённые идеи, умения, навыки и таланты прошлых жизней бессмертной души, которые беспрерывно востребуются для выполнения миссии на Земле, развития души, обеспечения прогресса и, в конечном счёте, для образования критической массы человечества, способной поставить Закулису под контроль. Думаю, нет нужды перечислять всё, чем насвинячила поповская аксиома. И бред, и вред.

– Я уже думала, что самое интересное от тебя услышала.

– Что же может быть интересного в том, что согласно закону реинкарнации, превышение уровня здорового потребления слепо и неумолимо возвращает человека в новое тело, а Учение о Вечном Аде не может служить ограничителем роста нездоровых потребностей на земле? Спроси носителя одного из семи смертных грехов – чревоугодника, собирается ли он отвечать за обжорство в вечной преисподней или нет?

– Справедливым будет и другой вывод: носители остальных шести грехов тоже туда не захотят.

– Христос когда-то сказал, – пусть камень в грешницу бросит тот, кто сам без греха, и никто не бросил. Из этого следует, что все мы грешны даже в момент смерти, но это должно восприниматься с позиций реинкарнации, а не одноразовой врождённой греховности. А с точки зрения аксиомы одноразовой телесной жизни души, мы обязаны верить толоконному лбу, что за своё врождённое несовершенство мы уже не достойны вечного рая, зато уже заслужили вечный ад, потому что каждый больше или меньше всё равно грешен и лишён морального права швырять камни в грешницу. А какая разница, больше ты грешен или меньше, если «за семь бед один ответ», и за тобой захлопнутся двери пожизненной камеры? Больше вреда обществу не причинила ни одна идеологема, чем эта, выставляющая Господа дураком. А что делать, если попа невозможно лишить «лицензии»? Это же не Джеймс Бонд «с правом убийства», которого можно лишить росчерком Её Величества. Католическая поповщина проповедовала одноразовую жизнь души, выгодную «врождённую порочность», и потому случай с грешницей из Писания не был вычеркнут. Реинкарнация объясняет врождённость идей и пороков, а поповская «врождённая порочность» дезориентирует, уничижает человека и не объясняет ничего, кроме того, что с ней «без конкурса» берут в вечный ад.

– Ты сказал «дураком». Объясни.

– Всевышний не может допустить, чтобы наша душа, будучи порочной и несовершенной, безвозвратно находилась в адской или райской ВЕЧНОСТИ, в этом нет смысла. Такая несуразица выгодна не обществу, а попу. Именно попы изображали Бога злым, жестоким, преследующим единственную цель, – сурово и навечно наказать. Выражусь «умно», «по-научному»: системно-структурный и функциональный аспекты центральной категории учения о душе – души, были цинично оплёваны и облёваны толоконными лбами на первом же Соборе, претендующем на звание Вселенского.

– Нет, обжора в вечный ад не захочет. Посмотри, как здесь вкусно кормят, – он обязательно вернётся сюда, и не один раз. Ещё я думаю, что Рокфеллер не страдает обжорством.

– Он организовал движение феминисток за равные права не из христианских побуждений, чтобы накормить голодных, а потому, что элементарный, как три рубля, открытый Марксом закон прибавочной стоимости и увеличение зарплаты женщинам сулили рост потребления, прибыли и налогов. Попы веками унижали положение женщины, и тут выискался благодетель, любитель нарубить бабла, у которого бабла куры не клюют. Зато какой побочный эффект имели массовые женские истерики по поводу пересмотра мужской и женской природы! Вплоть до попыток запретить в XXI веке крутить кино с демонстрацией традиционных гендерных ролей! Скоро книжки про традиционную любовь начнут сжигать на площадях. Ну, сбросили бы с себя шляпки-вуалетки, юбки «в пол» и расшнуровали «берцы», прыгнули в койку к мужьям и, сверкая пятками, в четыре руки показали фигу Рокфеллеру, так ведь нет – породистый крез пережил несколько поколений и надул всех.

– Дуры, – Хельга рассмеялась.

– Эти расфуфыренные начинающие эмансипэ малевали плакаты, что «женщина – тоже человек», и конспектировали Маркса, игнорируя домашний очаг и страдающих от сухомятки и воздержания мужиков. Вместо того, чтобы столетиями юморить над происхождением Евы из ребра Адама, что указывает на генетику, вычитали бы в Книге Духов, что один и тот же бессмертный Дух вселяется в тела мужчин и женщин, а эмансипация – это нарушение законов Творца. Почему поп прикидывается дурачком по данному поводу? Потому что скрываемый им закон игнорировать данное обстоятельство не мог. В то время, когда Рокфеллер задумывал эмансипацию из шкурных интересов, спиритуалистическая философия о переселении душ и их блуждающем состоянии распространялась по всему Западу, увеличивая число искренне верующих в Бога людей. Это было одной из многих причин, почему «призрак коммунизма» шлялся по католической Европе, а приютили Его в православных краях. Идеи скороспелого коммунизма столь же тупы, сколь идеи скоропостижного вечного рая, но их роднит бренность одноразовых тел, глобальность лжи и безграничный цинизм, – такой не вытащить за шиворот на майдан. С той поры прошло около ста лет, однако на нежелание жить по законам нравственной эволюции инкарнаций указывают «одноразовая» церковная доктрина и цепляние за коммунистическую идею-фикс.

– Выходит, Рокфеллер поспособствовал учреждению Международного женского дня, и угнетённой и без того слабой половине человечества это понравилось.

– Ага, только Мировая Закулиса на этом не остановилась и разработала глобальные программы половой деградации. Сегодня европейские мужики берут в жёны русских, а русские не женятся на европейках, потому что наша баба и борщ сварит, и краше, и налей ей полстакана водки, на трамвае прокати, – она твоя, поскольку сохранила природу. Она не оскорбится, если ей уступили место или пропустили вперёд, потому что ищет обычного, но своего мужчину, а не жертвенное чучело феминизма с евроконкурсов красоты, организованных всемирно известными уродами. Метаморфозы с полом – лучший способ контрацепции, разработанный «либерастами», а это чмо договорилось до того, что во избежание обвинений в изнасиловании целесообразно испросить письменное разрешение на соитие. Не находишь, что это слишком хлопотно? Ведь европеек уже вооружили острым словцом: дескать, «слово – тоже изнасилование».

– А что ты можешь сказать про обыкновенных мужчин?

– Таких, как я? Ох уж это женское коварство! Кстати, оно, как и любое другое, замешано на семантической разнице одних и тех же слов. Рядовой обожатель рождественской индейки, вечно находящийся в погоне за недостижимой частью абсолютного счастья, до конца не верит ни в то, что устремляется к новому рождению на земле, ни в то, что животные радости ведут на вечную сковородку, и потому всю жизнь стоит нараскоряку. Иногда он на всякий случай захаживает в церковь «сверяться» с Господом, недоумевая, почему одним удаётся стать святыми, а другим нет, и каждый раз тешит себя мыслью, что вокруг него копошится столько безнаказанных мерзавцев, что если вечная преисподняя существует, то вовсе не для него, любителя индейки, красивых женщин и слегка приврать. Действительно, за что макать его в неостывающий виртуальный котёл? За адюльтер на офисном столе и мелкий обман ближнего, когда вокруг лгут по-крупному? Он, конечно, не догадывается о том, что не сможет навсегда оказаться в том котле только потому, что его придумали церковники, и посему до последнего взмаха кадила будет стоять враскоряку и думать, что он не самый плохой, чтобы навеки в него попасть…

Оркестр вновь заиграл что-то медленное, щемящее. Звуки скрипки подхватили флейту и виолончель, мгновенно изменив настроение в зале.

– Слышишь? Это «Ностальжи». Можно я тебя приглашу? – спросила Хельга.

– Разве одинокий пилигрим вправе рассчитывать на милость благородной дамы? – я тут же встал и повёл её к танцевальной площадке. К нам присоединились ещё несколько пар разного возраста. Неужели, немцы, действительно, сентиментальны? Хельга положила руки на мои плечи и сказала:

– Ты меньше всего похож на пилигрима. Мне трудно сказать, кто ты… ты… необъятный…

– Ах да, я же тебе не представился. Коммивояжёр по душевым кабинкам подойдёт?

– Ирма и Линда просят меня, чтобы я их с тобой познакомила.

– Ну, ясное дело, большое видится на расстоянии. В переводчики хотя бы берут?

– Тебя ждет девушка?

– Ни одной, но это лучше, чем нарваться на кармическую стерву, в голове которой одно бабло. Судьбу не обманешь, число браков отмечается на ладони, – вот здесь, – показал я на её руке, – и включается в План души. Брат ждёт, да и то, наверно, уже устал. Однажды я вышел из квартиры, зацепив рюкзаком за дверной косяк, и больше не вернулся, оставил тысячи километров за спиной и встретил много разных людей. Если бы у меня кто-то был, я бы не рвал виноград во Франции, а сгонял бы за ним на базар, потому что ездить в одиночку, когда ты не один, неприемлемо. Я уже забыл, когда платил за квартиру, и, может быть, меня уже выселили на улицу, и перед тобой стоит пилигрим. А у тебя есть парень?

– Нет. Кто-то пытается ухаживать… Алекс, тебя невозможно сравнить ни с кем.

– Дальше не интересно. На нет и сплетен нет. Какие годы в ГДР были самыми спокойными?

– Как и у вас.

– У нас – семидесятые, до похорон Брежнева в 82-ом. Ещё десятилетие элита ухлопала на то, чтобы превратить жизнь в кошмар. Популяцию дураков может сократить только адекватная парадигма. А на деле Церковь вернулась к проповедям старой догмы, и бывшие коммунисты вернули нас в капитализм.

– Ты можешь сказать, почему развалился Советский Союз? Ведь в ГДР было справедливое общество, а теперь говорят, что даже рестораны у нас были другие.

– Разве мы не говорили, почему всё развалилось? В тех ресторанах, как сказал один профи, было мало завсегдатаев, сидела одна шваль и агентура, а теперь в них сидят завсегдатаи, агентура и шваль. Я не заметил в этом никакого цинизма.

– Я хорошо помню, что ты говорил, но почему отказались от идеи социализма?

– Потому что в руководящей башке прочно засела «одноразовая» парадигма бренного тела. От хорошего не отказываются, а вот причины отказа от плохого часто остаются невыявленными, – тут я имею в виду ту воду, которую толкут в ступе политологи. Социализм был сметён внутренней силой вещей, которые всегда были за пределами господствующей парадигмы и подчинялись закону развития Духа, а этот закон оболган материалистом и попом, проигнорирован и не учтён. Для меня это так же очевидно, как и то, что переселение душ не может не иметь значения для каждого смертного.

– Ты говорил, по вашей Конституции, не должна доминировать ни одна идеология.

– Житьё-бытьё без царя в голове. В моей стране неокоммунисты лишний раз не упоминают о религии, потому что веру уничтожали вместе с людьми и храмами, и теперь хотят, чтобы массовые уничтожения людей считались не более чем ошибкой на фоне Великих Достижений. Чем не доказательство того, что они не намерены связывать прогресс своей страны с духовной эволюцией инкарнаций? А поповщина не желает слышать о реинкарнации, потому что извращение Закона Христа никто ошибкой не назовёт. На осознание причин и следствий лжи уйдут сотни лет. Это замкнутый круг, который пока невозможно, да и некому разорвать.

– Разве другие времена ещё не наступили?

– Наступили. Эру Рыб сменяет эра Водолея. Капитализму вообще не нужен этот закон, ему нужно, чтобы люди рождались «по Рокфеллеру», «с бедностью», что, собственно, и является точным отражением западной церковной доктрины и аксиомы земной жизни души.

Только сейчас мы с Хельгой заметили, что мелодия закончилась, и мы, переминаясь, танцуем под следующую.

– У нас министр финансов одной области, на которую можно наложить несколько евростран, «скапитализдил» столько, что койки в больницах сократили на треть, и это далеко не весь ущерб. А сам экс-чиновник состоял в подчинённых бывшего генерала, губернатора, и теперь скрывается в Европе под предлогом преследования за политику, и его фуфлогоны, которым платят наворованными деньгами, вопят о невиновности подзащитного. И вот спроси себя, зачем нам такие поповские догмы, которые стращают ворьё не текущим воздаянием, реализуемом в теле здесь и сейчас, а несуществующей вечностью виртуального пламени, и вместо христианского закона проповедуют антихристианский, который не мешает воровать. Церковная доктрина скрадывает неотвратимость воздаяния за грех в телесной жизни души и переносит расплату за черту загробной вечности, тогда как небесная кара настигает каждого на земле. Если бы попы не держали выверенную дистанцию с обществом, их кустарный верообразующий закон давно был бы назван плодом мракобесия.

– Разве нельзя придти иначе к тому же выводу?

– С логической стороны, телесная жизнь души синхронизирована с ранее заслуженным, но текущим реальным возмездием, а по-поповски всё шиворот-навыворот, – в настоящей жизни реального наказания «из прошлого» нет, зато есть виртуально-загробное, вечное, у всех, поскольку душа приходит на Землю один лишь раз. Заврались настолько, что отрезали возвращение к правде навсегда, и теперь ждут, когда состоится пророческое «обновление христианства».

– Что же делать людям?

– Извини, музыка кончается, вернёмся за стол. Спасибо тебе, – я взял Хельгу за руку.

– И тебе спасибо.

– Ну… – я задвинул за Хельгой стул, – я бы задал этот вопрос Патриарху прилюдно, только в более корректной, не терпящей возражений и увёрток форме.

– Каким был бы ответ?

– Во-первых, для постановки данного вопроса заранее ненавязчиво устраняются все условия. Во-вторых, честный ответ не всегда зависит только от того, кому его задают, то есть зависит от тех, кто никогда и ни за что не будет честно отвечать. В-третьих, чтобы суть проблемы уловили все, надо сформулировать развёрнутый вопрос, что будет похоже на беседу, насчёт которой смотри параграф первый и второй. Я обычно готовлюсь к своим лекциям, и знаю, что наши разговоры можно уложить и в 5, и в 10, и в 15 минут, но церковный верообразующий закон противоречит ряду взаимосвязанных тезисов, и озвучить их в прямом эфире никто не даст.

– Неужели этого вопроса совсем не задают?

– Краткие вопросы типа «есть ли переселение душ?» не опасны и сходу нейтрализуются, хотя вызывают наблюдаемую реакцию в виде неподавленного возмущения. Вон, посадили в прямом эфире попа и материалиста, а им на вопрос, почему в обществе не прогрессирует христианская мораль, было нечего друг другу сказать. Абсурд? Нет, высший пилотаж, снимаю шляпу. Материалисту было неудобно признаваться, что мыслеформы нравственных принципов возникают исключительно в головах таких же «бездушных» людей, как он сам, согласно последним достижениям института Мозга, а священник посожалел, что христианская нравственность не прогрессирует потому, что люди не берут пример со святых. Не берут, и всё тут! Ну так дайте так, чтобы можно было взять, ибо смертный в этом кровно заинтересован. Думаешь, этот поп рассчитывал на рождение истины в беседе с материалистом, который бы ему «как родному» объяснил, почему люди не берут пример со святых?

– Вряд ли.

– Я на эти вопросы тебе долго и нудно отвечал, а вот мой сжатый ответ под прицелом телекамер сей клирик выслушивать бы не захотел ни за какие коврижки.

– Почему?

– Потому что знает, что найдутся телезрители, которые схватятся за голову, задолбают звонками в прямом эфире и засыпят мешками писем, и это будет началом конца его корпоративных «исконных корней». Нужна воля, – это и есть ответ на твой вопрос. Существует малоизвестное предсмертное предсказание Ванги из Болгарии, оно касается Президента. Суть такова, что ему всё равно придётся выбирать между ста богатыми и ста миллионами бедных, и каждый житель моей страны лучше всякого чиновника и теледиктора знает, сделан уже этот выбор или ещё нет. В обществе всегда существовал запрос на истинную и честную парадигму, и мы с тобой говорим именно о ней. Позади тысячелетие христианства на Руси, советский атеизм и беспринципность ельциноидов, – всё это вкупе с необходимостью делать такой выбор в XXI веке, указывает на многовековую тупость и подлость правящей элиты, её неспособность и нежелание выбрать данную парадигму прогресса, чтобы следовать её путём. Это доказывают «христианизированное» Крепостное рабство, революционный погром 17-го и мародёрство 92-го.

– Допустим, за тысячу лет Православия не были решены проблемы социальной несправедливости и неравенства…

– Ишь ты какая. «Одноразовое» христианство скрывало их истоки, я говорил об этом, не более.

– Почему же тогда отказались от идей совершенствования социализма? Понятно, что были силы, которые помешали развивать справедливое общество, которого хотело большинство.

– Всё верно – как раз то страдающее дубинноголовым материализмом общество, которое было сметено проигнорированной силой незримых вещей. Для того, чтобы строить общество справедливости, необходимо признать порочность учений об одноразовой телесной жизни души и бездушного тела и назвать истоки справедливости, а они определяются Божьим законом справедливого кармического воздаяния за содеянное в последующих жизнях, то есть посредством реинкарнации. Чиновники и священники реинкарнировать «не хотят», потому что им и так хорошо. Ответ на твой вопрос, почему не захотели строить справедливое общество, состоит из двух частей: не знали о законе справедливости и не хотели о нём знать, тогда как закон кармического возмездия в реальной земной жизни абсолютен и справедлив для всех. Почему церковники для приобщения к вере так любят примеры из христианской жизни вместо того, чтобы объяснить механизм кармического возмездия и кармические последствия разных уровней?

– Это будет противоречить верообразующим постулатам, что очевидно.

– Конечно. Потому что всё упирается в непреодолимость исконной лжи о вечности преисподней. Пространство и время многие тысячи лет соединяет и разъединяет наши души друг с другом, создавая сюжеты душераздирающих произведений, а поп твердит одно: окрестили, отпели, и нет пути назад. Разве стали бы физически истреблять священников, если их роль в обществе ограничивалась песнопениями и церковной службой? И разве не существует примеров, как и чем душа расплачивается в настоящей жизни за прошлую и в будущей за настоящую? Кого они намерены убедить примерами обретения святости? Человека, которому хотят впарить высшую математику без знания таблицы умножения и цифр?

– Я хочу возразить тебе. Иногда ложь убедительнее правды.

– Мимо цели, Хельга. Средством убеждения являются обстоятельства, источники сведений о них, отсутствие противоречий и наличие взаимосвязи между обстоятельствами, – я специально избегаю слова «факты» и опускаю правила их оценки. Церковникам просто не на чем выстроить аргументацию, потому что исходят из того, что перед посмертной вечностью у каждой души одна земная жизнь, и вся их аргументация всякий раз сводится к вечной преисподней. Можно пойти от обратного: «с Господом хорошо», но это не более убедительно, чем пример из жизни святых. Если бы скрываемый закон не мог ничего изменить, его бы не продолжали прятать после второго пришествия капитализма. Есть люди, от которых зависит принятие решения, но они в этом не заинтересованы. Верят ли они сами в это римское поскудство – вопрос другой, и сути дела это не меняет, хотя и на эту тему есть о чём поговорить.

– Ты ведёшь к тому, что социализм развалился и не перешёл в фазу своего совершенствования потому, что уровень развития душ не позволял жить по справедливости?

– Это так, но были и другие факторы.

– Какие?

– Внешнее противостояние, качество правящей элиты и обман людей. А куда деть низкий уровень жизни, ненависть к сталинизму, роль СМИ, льготы и привилегии кремлёвских маразматиков? Долго перечислять. Ещё минутку, сейчас всё поймёшь до конца. Западная доктрина управления, какой бы она не была, всегда направлялась на разрушение; Россия всегда выполняла миссию обуздания Тёмных Сил. Конечно, Горбачёва и Ельцина, подписавшего вопреки итогам Референдума за спиной народа согласие на развал СССР, можно и сегодня назвать идеологическими недоносками, но придурками они уже вошли в историю во веки веков. Доктрина Запада о развале России существует с XIX столетия, и это «очень плохо не понимали» те, кто долго стоял у руля, опираясь на фальшивые принципы и дремучую парадигму. Согласно идее «плана Даллеса», ещё в 50-е годы прошлого века было принято решение внедрять в советское и партийное руководство «агентов влияния», то есть не классических сексотов, вербанутых на жёсткой компре «медовых» и прочих ловушек, а использовать в качестве таковых падких на бабло высокосидящих деятелей советских и партийных органов. Эти малодушные люди продались за фальшивые ценности и помогли развалить страну во время Перестройки, выполняя заказ Запада, в первую очередь, Америки. Некоторые из них известны, о других даже сегодня предпочитают молчать. Как разваливали атеистический Советский Союз? Пропагандой западных ценностей и принятием нужных решений.

– Ты согласен, что борьба с Западом была оправдана?

– Да, но надо знать, как это делать. Запад знал, а дубинноголовые материалисты нет. Советское руководство понимало, что народ видит, что лишён того, что есть на Западе. Например, было начато производство пепси-колы, жвачки, джинсов и прочей дребедени, но всё это было несущественно. Существенным было одно – порочность марксистско-ленинской идеологии, материализма, который, согласно откровениям Книги Духов, следует безжалостно уничтожать каждому в своей душе. В 17-ом году столкнулись две внятных ублюдочных «одноразовых» парадигмы, во время Перестройки не было никакой. Среди мажоров – сынков деградирующей советской и партийной верхушки, которую даже элитой называть западло, положительно высказаться о своей стране мог или идиот, или сотрудник КГБ, который являлся олицетворением патриотизма. Эта фраза «из телевизора» хорошо объясняет, что случилось потом, а то, что случилось, явилось средней результирующей двух «одноразовых», порочных и взаимоисключающих друг друга парадигм – материалиста и попа. Надо очень не любить свою страну, чтобы через несколько лет, в 90-е, превратить слово «патриотизм» в злобное ругательство.

– Почему?

– Это же очевидно. Где искать ответы на эти вопросы? Там, в тех ложных законах, по которым дважды за сто лет развалились организованные по этим законам государства. В тех законах, в которые заставляли верить поповщина и коммунисты-материалисты, потому что в основу обоих самодельных законов был положен бред. И насильственная смена одного бреда другим в 1917-ом – бред, и попытка вернуть первый бред на место второго – тоже бред, и я бы послушал, каким бредом мне попытаются возражать. Сначала развалили строй и Церковь, а потом развалили строй, оставшийся без Церкви, и бросились в объятия лицемерному Западу, который праздновал победу и чеканил медальки. Оба учения, которые дважды привели к полному краху, заимствованы на Западе, но всё сказанное не понято до сих пор.

– Ты что-то начал говорить про советскую элиту, вернее, мажоров.

– Кстати говоря, закон реинкарнации обесценивает земное понятие элиты, бомонда и гламура, которые существуют при любом строе, и это указывает на бездонную пропасть тупости, заблуждений и «одноразовой» лжи. Эта беспринципная, гнилая, к тому же сопливая плесень, – сынки-мажоры, имеющие всё, чего не было у народа, считали, что элита должна обеспечиваться и жить по западным стандартам, а простолюдины – носить одежду фабрики «Большевичка» и обувь фабрики «Скороход». Что могли соображать эти митрофанушки, прикинутые в импортное шмотьё из спецмагазинов, о «противостоянии двух систем», законе нравственной эволюции инкарнаций и предназначении души? Ноль, как и их отцы-материалисты, которых бросало в пот от одного слова «идеализм». Разве это элита, совесть нации? Что до самих отцов этой сопливой прозападной мрази, которые пытались бороться против «Голоса Америки», «Свободы», «Свободной Европы», жвачки, «мальборо» и джинсов, они давно понимали, что социалистическое общество погубил их «всесильный», марксистско-ленинский материализм, привычно лицемерили перед народом, верившим в светлое будущее, и тихонько пользовались кормушкой, в которую никто не мог заглянуть. Дальше ты знаешь – маразматики были отгорожены от Запада Железным Занавесом, и в стране начался упадок по их вине, а когда перегородку сломали, упадок превратился в развал и хаос, так как ни в геополитике, ни в парадигме нравственного прогресса они не понимали ничего.

– И Горбачёв с Ельциным пошли на сделку с Западом.

– Которому ни в чём нельзя доверять. Кремлёвские материалисты были не в силах понять, что имеют дело с родовитыми сатанистами. Согласно одному пророчеству, Америка будет вынуждена признать духовное превосходство России, но для того, чтобы «надрать уши» Сатане, надо вернуть людям истинную веру, то есть первозданную верообразующую конструкцию, а не менять одну «одноразовую» парадигму на другую или один строй на другой.

– И что тогда?

– Народ сам пошлёт идеологию лавочников и «аристократии» к чёртовой матери, а слово «патриотизм» наполнится мощным смыслом. Родину можно любить всегда, а вот государство, где очередной чиновник за раз хапает несколько очередных миллиардов, любить трудно. Прости за банальщину: государство – это чиновники, они являются слугами народа, но считают, что народ их слуга, и если они этого не понимают, за тупость их надо выгонять. Так было во времена тысячелетнего христианства на Руси, и так было в тот момент, когда Советский Союз и ГДР перестали существовать. Не знаю, по какой причине у древних славян, живших между Небом и Землей, «сбилась программа», но убеждён в одном. «Одноразовое» христианство и «одноразовый» материализм поставили государство выше человека, развязали руки «государевым ярышкам» и загнобили «бесполезным управлением» вечно недовольный, «непонимающий своего счастья» народ. Запад боится «реинкарнации» Советского Союза, – об этом говорят открыто, однако пора бы нам понять, что от Вселенского Закона отворачиваться нельзя.

– Но ты же не будешь спорить, что при социализме человек был уверен в завтрашнем дне?

– Нет, не буду. Но ты лучше знаешь, сколько человек рисковало жизнью, перелезая через Берлинскую стену за «глотком свободы». А потом кругом завопили: хотим свободы и колбасы, как на Западе, потому что о «противостоянии двух систем» знали ровно столько, сколько позволял дремучий материализм, и теперь мучает ностальгия. Я назвал материализм учением для даунов не потому, что среди материалистов нет умных людей, а потому, что с его помощью нельзя достичь благоденствия, и практика это подтвердила. Материализм – это гордыня, и только материалист, отвергающий Бога, может гордиться своим умом. Бывшие страны социализма не только отказались от социалистической идеи, они начали заискивать перед Америкой, а суть этой страны видят все.

– А Россия могла выбрать другой путь?

– Для другого пути была нужна другая парадигма. Положения Закона Реинкарнации противоречили и идеологии мажоров, восхищённых Западом, и глупой кремлёвской идеологии их папаш-ортодоксов, и завистливым воплям из толпы о западной свободе и образе жизни. Ждали чуда, а дождались ельциноидов. В 90-е годы мы с лихвой хлебнули западной свободы и не знали, что с ней делать, потому что она была нужна не народу, а тем, кому негде было тратить своё бабло. Некоторые мажоры получили доступ к секретным зарубежным счетам своих отцов или поднялись, благодаря их связям, а подпольные миллионеры вытащили из подпола своё вечно зелёное бабло и развернулись в голодной стране во всю буржуазную удаль. Борис Николаич напакостил больше, чем смог, и меньше, чем хотел: разрешил открыть казино для «элиты» и поставить игровые автоматы в школьных дворах. Мало того, что его заменили вислоухим двойником, ещё и планируют выстроить одноимённый музей размером с Лужники.

– Какую роль тогда сыграла идеология?

– А что, была идеология? Конституция формировала плюрализм в одной голове, поскольку ни одна идеология не могла быть доминирующей. Сначала советский народ приучали к ощущению бездушного тела, потом начали прививать западную свободу потребления тела с жаждой личного успеха, и одновременно возродили мораль о христианском смирении в одноразовой телесной жизни души. Свобода от веры, советских порядков и ветер западной свободы давали выбор, и каждый делал его сам, но есть и пить хотелось всем. От человека по-прежнему прятали прошлое и будущее его души, извращали смысл одухотворения душой тела, в то время как многие обнищали, пытаясь выживать. В Москве каждую ночь звучали выстрелы, участились поджоги и погромы рэкетиров, и в такой оперативной обстановке было бы нелепо напоминать про Вечный Ад. Торжествовала буржуазная мораль, уравновешенная «одноразовым» христианским милосердием, по которой человек человеку был уже не брат. Появилась тьма злых анекдотов про новых русских, однако в них легко угадывалась неосознанная порочность обеих «одноразовых» парадигм. Абсолютная вакханалия!

– Ты как-то сослался на слова Аллена Даллеса о том, что если бы удалось сделать верующими половину населения Советского Союза, была бы свергнута Советская Власть. Он имел в виду то, что ты называешь учением об одноразовой жизни души?

– На Руси другого не было. Веру принесли из Византии, но конструкцию верообразующего закона сляпали задолго до этого на Западе. Через несколько столетий родился Володя Ульянов и заменил учение о вечности преисподней на «всесильное» учение об одноразовой жизни бездушных тел. Как можно класть у его памятника цветы и ставить в храме свечки? Можешь ответить?

– Нет.

– «Одноразовое» фуфло не даёт видеть перспективу и ограничивает духовно-интеллектуальный потенциал. Мы можем бесконечно мусолить глобальные заблуждения человечества, но исходной парадигмой человека будет вера или в бездушное тело, или в одноразовую телесную жизнь души, или в возвращение Духа на Землю для последующего завершения цикла рождений и смертей. Я напомню, что Сталин планировал к 1943 году уничтожить последнего священника, а его преемник Хрущёв – показать по телевизору. Этот факт говорит не только о том, кем были эти люди, если их так можно назвать, но и о том, в кого они превратили свой народ. В тупую скотину. Как назвать человеком того же Хрущёва, который дополнительно выколачивал у вождя пятитысячные бесфамильные разнарядки на расстрелы тех, чьи имена ещё не были известны, хотя исчислялись тысячами? Это что, человек? Или Сталин – человек? Но в чём тогда соль Земли и смысл жизни? Бесфамильные разнарядки на бессчётные тысячи выстрелов в затылок, превращение опричников в животных и населения – в стукачей – это не гуманизм. Я даже обсуждать это не буду, – стошнит от слов, что такое допустимо ради «великой цели». Я говорю тебе это не ради словца, а потому, что злодеяния советского режима будут неверно оценивать до тех пор, пока хрущёвых и сталиных не поставят на фоне истинной парадигмы, в которой не заинтересован никто, даже священники, которых истребляли тысячами.

– Сталинизм осуждают не только у вас, но ведь ты предлагаешь смотреть на него совершенно с других позиций. Чтобы смотреть на преступления против своего народа с высоты Вселенских законов, надо эти законы признавать.

– В том-то и дело. Один из видных историков страны недавно разглагольствовал о преимуществах социализма и своих репрессированных членах семьи. Это прямое свидетельство того, что он не подозревает о существовании трёх парадигм, о которых мы говорим, и далёк от понимания их разницы. Учёные труды подобных светил превращают нас в баранов, потому что наука заканчивается там, где побеждает первичность материи. Как-то я читал заключение психологов о переживаниях людей в кинохронике похорон вождя в 53-м. Это вызывает бурю эмоций даже теперь. У меня одно слово – омерзение.

– К чему?

– Ко лжи. К глобальной верообразующей лжи о жизни и смерти. Ко лжи тех, кто столетиями не меняет свой облик наружного вида благодетели или числится в великих лидерах нации. Ложь провоцирует и слёзы скорби, и кровь жертв, потому что нарушаются те законы, которые ещё предстоит признать. И причиной всего выступают обе «одноразовых» парадигмы, аксиомы одноразовой жизни, порочность которых не бросается в глаза миллионам! Да что там миллионам! Профессор истории вызвался покалякать о «мирном сосуществовании» преимуществ социализма с массовыми репрессиями. Бред какой-то!

– Ты опять разделался со всеми.

– Я опять хочу вернуть тебя к беседе того «недоумевающего» священника с материалистом, вызвавшим у меня жалость. Спроси последнего, откуда черпает свою мораль, он не ответит, потому что отрицает душу. Это значит, что, по его мнению, моральные нормы рождаются в голове человека в тех или других исторических условиях. Точно так же рассуждают и антихристианские гуманисты-либералы, высмеивающие загробный мир и оправдывающие суицид. В головах советских руководителей-материалистов созрели идеи, которые уничтожили миллионы людей. А голова, согласно достижениям института Мозга, и есть место зарождения мыслей.

– Мы об этом говорили.

– Академики ошиблись – мысли зарождаются в заднице.

– Ты меня насмешил.

– Почему в умах возобладала идеология материализма? Потому что церковный закон был грубо сфальсифицирован. Объяснение будет простым: упрятанное поповщиной переселение душ открывало такую тайну, которую нельзя проигнорировать ни ради поповских, ни ради материалистических идей. На компьютерной модели лжи об основных и сопутствующих элементах Вселенского Закона, извращённого толоконными лбами и материалистами, чётко видна цель, которую преследовали фальсификаторы.

– Как? Общую цель?

– Да. Они хотели того же, чего добивается дьявол: разорвать связь Неба и Земли и сделать человека зависимым от своих решений. Эту модель построили опытные программисты одного института по моей просьбе, причём, бесплатно.

– Алекс… ты далеко зашёл…

– Нисколько. Ты же сама спросила про Аллена Даллеса. Возьми период 90-х, когда орали о желании западной свободы и колбасы и требовали позакрывать спецраспределители элиты. Можно ли купить человека, понимающего законы кармы и реинкарнации, на обещание западной свободы инстинктов и псевдодемократии закулисных плутократов, жвачку и штаны пастухов? Никогда, однако, постсоветское руководство разбиралось в геополитических играх и аспектах Вселенского Закона не лучше советского. А вот с верой в вечную преисподнюю, по-мнению Даллеса, можно было свалить Советскую Власть и возненавидеть советский народ, как 70 с лишним лет его ненавидел верующий в бесконечную преисподнюю Запад, где Учение о Вечном Аде было позаимствовано. Против возвращения первозданного христианского верообразующего закона на историческом изломе так или иначе были бы все: и Запад, «пришедший на помощь» этому болвану Ельцину, позднее заменённому двойником, и «обездоленная» советско-партийная элита, лишённая руководящей роли вместе с эксклюзивной кормушкой, и прозападные либералы-«дерьмократы», и «офшорная аристократия» с мелкими лавочниками, и поповщина со своим исконным «одноразовым фуфлом». Все! И все слышали только один клич, подсказанный Западом Ельцину, – «Обогащайтесь!» Что такое 90-е? Множество ушедших из жизни людей, нищих, распавшихся семей, искалеченных душ, и никаких, – я имею в виду конструктивных, концов. Я много слушал политологов, обсуждающих причины распада СССР, но они ни разу не сказали о том, что слышишь от меня ты.

– Я впервые слышу такое.

– Не грусти по добрым отношениям между людьми при социализме, Хельга. Гораздо важнее знать и помнить, откуда они берутся, и почему так нужны.

– Откуда?

– Бог есть любовь, другого ответа нет…

Мы с Хельгой танцевали ещё два раза, последний раз – танго, за которое нам коротко и бурно поаплодировали. Когда мы вернулись к столу, она сказала:

– Алекс, я вспомнила, где слышала легенду о двух влюблённых. Через несколько дней после приезда из Берлина Рунк собрал в своём номере Ирму Шмутке, Линду Барч и меня. Он рассказал нам о задачах нашей практики, истории замка Эльзы и вскользь упомянул о ней.

– Что же ты молчала?

– Я только недавно придала значение тому, что Флора фон Раден и Густав фон Берлиц погибли в один год, ведь Рунк их фамилии не называл. Я разговаривала с Гельмутом сегодня. Подробностей он не знал, но имена их помнил. Я сказала ему, что ты историк и писатель из Москвы, очень интересный человек, и интересуешься этой легендой.

– Про интересного человека говорить было необязательно, потому что это субъективная оценка, а про писателя ты красиво приврала. Что он ответил?

– Сказал, разыщем, не такая это давняя история.

– Трудно возразить. Нашему Ивану Грозному через два месяца после их гибели стукнуло целых шесть лет. Он что, правда, собирается искать, и найдёт?

– О-о, Рунк такой энтузиаст. Он говорил нам, если вас не тянет к архивам, вам надо водить зевак вокруг лошади с королём Иоганном у Дрезденской галереи или зачитывать путеводители в автобусах с туристами. Мне нужно ещё немножко времени. Я и так не выхожу из-за компьютера и из библиотеки. Кое-что подсказывают коллеги, но ты же знаешь, сотрудники просят подменять их у входа в музей. Рунк даже поставил меня в пример Ирме и Линде, – вот как надо работать. Он же не знает, что я ищу материал не только для магистраторской работы.

– Ага, тебя оставят на второй год или отчислят и вызовут родителей, а я буду виноват.

– Не отчислят, я уже большая фройляйн и всё, что нужно, собрала. Алекс, завтра выходной. Ирма и Линда пригласили меня в Кобленц, по магазинам. Я не знаю, ехать или нет. Ты не обидишься?

– А-а, типа им тоже «нечего надеть»? Не обижусь. Привезёшь мне сладкого петушка на палочке?

– Обязательно. Я сразу зайду к тебе, когда вернусь, и расскажу, где была. Если мы уже уходим, пойду, попудрю носик, хорошо? Мы слишком много съели, надо немного прогуляться. Ты не против?

– Конечно. Иди, я пока рассчитаюсь. Я буду здесь или в вестибюле.

Мы встретились в вестибюле, где я помог Хельге надеть плащ.

– Порядок? Идём.

– Яволь, мой господин. Я буду следовать за вами, пока не надоем. Согласны?

– Не согласен! Такие госпожи… тьфу… хейрины… тьфу… фройляйны никогда и нигде не надоедят. Вперёд. Азимут – Башня-сова, там разливают из-под полы превосходный шнапс, и там, за вечно зелёными кустами, мы, наконец, выпьем на брудершафт, чтобы перейти на «вы».

– Хельга, а этот, как его, Густав, тоже был рыцарем? – спросил я, когда мы вышли на улицу.

– Густав фон Берлиц получил рыцарство по наследству, но рыцарями также становились по посвящению кайзера или короля и по принадлежности к рыцарскому, например, Тевтонскому ордену.

– Он что, этот потомственный рыцарь, всё время воевал что ли?

– Он из имперского замка, кто бы осмелился с его вассалами воевать? Во всяком случае, рыцарскую подготовку он прошёл и владел оружием не хуже других.

Вот какая жизнь у моего предка по Духу была, – защищать замок – это не на каникулах крапиву у сельмага струганой саблей крошить. В состоянии гипноза я видел, как учу своего брата Лепольдта драться на деревянных мечах, и место это было хорошо видно из кафе замка, где мы познакомились с Хельгой.

– Основой рыцарства было вассальное право, и каждый феодал его знал.

– Как это выглядело на практике?

– Возьмём большой замок рыцаря-сюзерена. Его вассалом будет рыцарь из замка поменьше, который является сюзереном для малоземельного, мелкопоместного рыцаря, и в конце находятся безземельные рыцари, наёмники.

– А-а, помню – вассал моего вассала – не мой вассал.

– В большом замке, – продолжила Хельга, – могло жить 170-200 человек, из них 100 – военный гарнизон, остальные – обслуживающий персонал, гости и их слуги. Мелкопоместный дворянин имел 1-2 деревеньки и мог быть рыцарем – профессиональным военным. У него мог быть небольшой гарнизон человек из 20, состоящий из безземельных рыцарей, наёмников и привлечённых крестьян, и он тоже защищал своего сюзерена, а тот – его. Безземельный рыцарь мог находиться на вассальной службе у своего сюзерена, более состоятельного дворянина. Он не хотел переходить в другое сословие – купца или крестьянина, и оставался на вассальной службе.

– А кто охранял большой замок?

– На посты в охране замка брали безземельных рыцарей – «фонов», из бедных дворянских семей, не имеющих права наследования, то есть вторых, третьих сыновей. Правонаследником считался старший сын, он и наследовал замок, землю и титул отца. Другие надеялись стать вассалами господина и получить от сюзерена земельный надел с несколькими крестьянами и создать семью. При нападении врага сюзерен обращался к вассалам, которые должны были сразу явиться к нему, но так было не всегда. Конфликты чаще всего возникали на почве вассального подчинения из-за разногласий. Все рыцари были обязаны участвовать в ежедневных учениях, и если платили мало, иногда переходили к врагу.

– Как становились вассалами?

– Им считался только тот дворянин, который лично поклялся в преданности сюзерену и согласился на личное подчинение. Могущественный сюзерен мог завоевать вассальную преданность с помощью финансовой поддержки или дачи привилегий. Иногда конфликт возникал на почве зависти, и другие вассалы требовали равного отношения. Сын, принявший наследство от отца, не был обязан следовать за сюзереном и разделять его политические взгляды. С другой стороны, если наследник не возобновлял клятву, то сюзерен мог военным путём заставить его сделать это или устранить его и поставить во главе территории своего человека. Если наследник отвоёвывал право на независимость от бывшего сюзерена, он всё равно был вынужден искать союза с другими дворянами, так как воевать приходилось постоянно. Если честь вассала была оскорблена, он не считал себя обязанным следовать за сюзереном, и искал нового покровителя, но это автоматически означало измену и военный конфликт.

– При таком жёстком структурировании массы вооружённых «смотрящих» и «авторитетов» ваша феодальная раздробленность смахивает на прообраз «немецкого порядка». У нас централизованное насилие власти над душой народа сопровождалось отрыжкой и ненавистью к несвободе, пока тысячелетний уклад не рухнул как карточный домик. По сути – ничего нового в истории нет: бесконечное крышевание, тёрки с разборками и вымогательство у низов. А если бы тогдашняя грёбаная поповская верхушка жаждала всеобщего милосердия, она бы не подменила закон кармического воздаяния в текущей жизни на своё загробное фуфло. Другого способа сделать человека безответственным за его поведение и навязать ему свою волю, будь он хоть трижды дисциплинированным, нет.

– Да, сюзерен мог требовать от своих вассалов беспрекословного подчинения, военной поддержки и оплаты налогов по первому требованию.

– Замечательно. «Военный феодализм» Священной империи. Наверху стояли недосягаемый император Карл V, архиепископ, назначенный непогрешимым папой римским, и курфюрсты. На местах экономикой заправляли епископы и князья. Основным занятием феодалов было взимание мзды у населения, захват друг у друга замков, земель и деревень для обеспечения роста доходов и защита означенного имущества от нападений, для чего и существовало доблестное немецкое рыцарство. В чём бы ещё их обвинить? В отсутствии гаджетов? Ах, да, – никакой романтической любви с фиалками в голове, – она вела к разврату прелюбодеяния и мешала прославлять Господа.

– Примерно так, хотя твоему сарказму можно позавидовать. Землёй, имуществом и деревнями с крепостными владели главы семей или совладельцы – главы ветвей. Между членами семьи распределялись деревеньки и даже отдельные домики. В каждой земле по-разному проявлялись остатки феодального строя, но крестьяне везде платили подати. Например, 2-3 деревни могли принадлежать сыну дворянина и платили ему деньгами и натурой. Он не претендовал на другие территории, но если подати было невозможно выплатить, крестьяне могли его прогнать. Один рыцарь в доспехах на коне мог разогнать несколько десятков недовольных крестьян. Комплект лат стоил приблизительно с деревню и весил 20-30 килограммов. Деревню по 2-3 дома могли поделить братья-дворяне и брать с крестьян налоги дукатами, флоринами и продуктами. Своему феодалу обычно платили частью урожая, в неурожайные годы продуктов было меньше, и платили деньгами и даже яйцами.

– Классический рэкет. Наши пацаны, поделившие рыночных торговцев ельцинской Россиянии, были тупыми выкидышами материализма, и потому им было не по соплям приспособить «христианский закон» одноразового смирения в эксклюзивную опору буржуазии.

– Таков был наш германский феодализм.

– Всемирную Историю определили не сюзерены с вассалами, а «исторические решения» I Вселенского Собора, на котором поповщина назначила время празднования Воскресения Христа и вычеркнула Его Учение навсегда, что само по себе звучит как бред сумасшедшего. Церковные христопродавцы положили в основу нравственного прогресса «одноразовых» рабовладельцев, феодалов и капиталистов не качественные изменения показателей одухотворяющей тело силы, а фиктивную вечность загробной кары, которая помогла скрыть духовные причины имущественного неравенства и сохранить сословный паразитизм. Ответы на эти два злободневных во все времена вопроса содержатся в Законе Реинкарнации и могут вызвать грандиозный скандал, поскольку современные клирики не могут об этом не знать. Это только кажется, что Учение о Вечном Аде профилактирует грешников всех времён. Учение об одноразовой телесной жизни души и учение о переселении душ формируют две разных верообразующих конструкции, два разнонаправленных вектора исторического развития и две морали. По одной морали господину следует проявлять к рабу милосердие, подчёркивая благородство легитимного статуса господина над рабом, а по другой – рабство есть порядок отношений, ведущих к деградации энергии души.

– Сильно сказано.

– Сильно, а кто поверит, что Православие благополучно сосуществовало с Крепостным правом, потому что оно проповедовало тот же самый лживый верообразующий закон? Подменили два элемента верообразования, и вот уже какое поколение за поколением созерцает мир через хитрую поповскую задницу, укрепляясь в христианском смирении перед одноразовой участью раба.

– Потому что господина тоже ждёт одноразовая участь?

– Ага, поэтому его с рабом водой не разольёшь. Когда Мартин Лютер высказал идею о равенстве прихожанина и попа, Святой Престол унял свою истерику с трудом. Из этого хорошо видно, что толоконные лбы считали себя перед Всевышним намного равнее других. А поскольку в XXI веке ублюдочный верообразующий закон не изменился, из него вытекают те же ублюдочные следствия, что и 500, 1000 и 1500 лет назад. Я могу долго перечислять неисповедимые пути боготворчества через мозговые извилины, хотя достаточно взять статистику предумышленных убийств на 100 тысяч жителей любой страны. Все боятся обжечься о горячую кастрюльку, и ни один убийца не убоялся гореть в вечном аду целиком.

– О чём говорит эта очевидность?

– O реинкарнирующей душе, благодаря которой мы потанцевали, выпили и говорим с тобой. И о том, что бесконечно держать взаперти провинившуюся душу выгодно исключительно толоконному лбу. Одна только правда может отучить человека причинять зло. «Одноразовое смирение» – это смирение перед всегда выгодным кому-то земным порядком вещей; подлинное христианское смирение – смирение перед Вечностью, в которой растворяется голос попа, потому что точкой отсчёта истины является оболганный им первозданный закон. Тем самым были скрыты истоки социальной несправедливости, в которых запутались ещё французские революционеры, пролившие столько крови. Духовное неравенство на земле, безусловно, существует, иначе бы, не было духовной иерархии в Мире Душ, но Церковь ввела в заблуждение и здесь, – использовала слова «непогрешимый» и «святой». Духовное развитие целых народов было поставлено в полную зависимость от поповского внутрикорпоративного вранья, и Всемирная История пошла ложным путём – через один эксплуататорский строй к другому. Когда исконное религиозное враньё осточертело, расправились не с ним, – поскольку в нём чёрт ногу сломит, а с носителями, и эксплуатация в её классическом понимании на некоторое время была прекращена.

– Почему на время?

– Потому что в Россию и на территорию ГДР вернулся капитализм, так как «загнивающий капитализм», при котором богатый всегда прав, оказался перспективнее «развитого социализма». Издержки «одноразовой» аксиомы.

– А что, историю было некому поставить на путь истинный?

– Только не католической поповщине, которую после большой крови отлучили от государства. Если бы буйные французские революционеры вовремя поняли, что их лозунги о немедленной свободе, равенстве и братстве достигаются переселением душ, нравственной эволюцией инкарнаций, а не щёлканьем гильотины, русский народ вряд ли познакомился с «величием» Ленина и Сталина, тем более, с недоносками вроде Горбачёва и Ельцина, и не проиграл XX век. Ленин и Сталин своим «научным гуманизмом» угробили сограждан в объёме населения большой европейской страны. Находятся те, кто выдаёт эти плоды обоих «гуманистов» за нормы естественной убыли, усушки и утруски при выполнении «ну очень важного дела», а под «делом» чаще всего понимают выход человека на околоземную орбиту и экономику, развалившую социализм. Вся эта галиматья указывает на три, как минимум, вещи.

– Интересно.

– На циничное отношение к человеческой жизни, на абсолютное незнание природы и предназначения души и оболганного учения Христа.

– Тогда ты должен знать, с чего всё началось.

– Я говорил. Чудовищная подмена церковной верхушкой Учения Христа на постулат одноразовой телесной жизни души, – а данная манипуляция относится к беспрецедентной подмене глобальных понятий, – привела к выводу, что бесконечная «одноразовая» несправедливость в обществе может быть устранена единственным и радикальным путём, – революционным уничтожением всех имущих, как класса, включая «слуг Господа». Это свидетельство того, как интересы человечества были преданы кучкой лиц в угоду корыстным корпоративным интересам. Чего бы ни вещал поп о христианском смирении, он столетиями распространял его на смирение перед законным правом господина иметь личного раба, оправдывал светский эксплуататорский закон и закладывал постулатом одноразовой земной жизни души мировоззрение поколений набекрень.

– Разве Церковь проповедовала необходимость эксплуатации?

– А чем, по-твоему, она занималась, если слова Христа о рабстве были вычеркнуты? Католическая Церковь являлась крупнейшим феодалом, а эксплуатация одноразовых рабов была объектом одноразового смирения, как необходимого ей постулата, вытекающего из фальсифицированной веры. Тебе напомнить, почему в эксплуататорском обществе нет брезгливости к эксплуатации чужого труда? Брезгливость к скотскому отношению к ближнему определяется степенью достигнутой нравственности, то есть закреплением позитивной трансформации энергии души в длинной цепи перевоплощений. Постулат одноразовой телесной жизни души не только скрывает это положение, но и пестует самосознание «одноразовой» сословности, элитарности и привилегированности слоёв общества, которые не хотят работать, а хотят эксплуатировать чужой труд. Другой вопрос, на кой, извини меня, хрен, кичиться своей «звёздностью» и принадлежностью к элите, если придётся «лечиться» от кичливости в теле сексуальной попрошайки или бомжа? Тем не менее, враньё об однократности пребывания нашего «я» на земле ведёт к ощущению сословности, которая и сегодня видна во всём: в отношениях пассажиров «мерсов» и электричек, самодовольных барыг и полунищих интеллигентов, не научившихся торговать.

– Говоришь ты убедительно, но что из этого следует?

– Ничего неизвестного истории. Подменой верообразующего закона Христа на «одноразовую» аксиому одурачили и замучили невероятное число людей. Глашатаи зачитывают указ самодержца о дальнейшем закабалении крестьян, рядышком поп помахивает кадилом, поодаль крестьяне в ожидании перепродажи более милосердному барину гнут спину, обливаясь потом до «Юрьева дня». Это и есть христианское смирение одноразовой телесной жизни души. На каком основании? На основании «одноразовой» сословности: я родился царём, ты попом, а ты рядовой мудак, каких и без тебя завались, и да будет так впредь во Имя Христа. Попробуй, раскуси эту вонючую одноразовую хрень, когда высочайшие повеления зачитывают в присутствии попа от Имени Всевышнего, карающего вечным огнём.

– Ваше Крепостное право было отменено до революции.

– А дело не в этом, а в том, что фальшивый верообразующий закон никто и не собирался отменять. Наши революционеры, свергнувшие Монархию и религиозные институты, эту одноразовую хрень так и не раскусили, иначе бы, не выбрали модель заранее обречённого социализма и не наломали дров. Ими руководила ненависть: к царю, имущим, духовенству и даже к своему народу, для «просветления» которого ему по-ленински «настучали по голове». Кстати, Ленин ненавидел русский народ, и на сей счёт есть немало его однозначных высказываний. Ничего не раскусили и академики, потому что потери Гражданской войны не могут ни списать, ни объяснить. Нашего последнего монарха убил его же семейный клерикализм, заложником которого он оказался. Он не мог не слышать голоса об отделении проповедников одноразового смирения от загнивающего уклада. «Обратный отсчёт» конца Империи был запущен, – как выразился один трепливый придурок на заре Перестройки, «процесс уже пошёл», но царю не хватало воли, здравого смысла, времени и много чего ещё. Страну тогда, в 17-ом, потеряли, и не в последний раз, потому что третий придурок, поднятый грязной пеной 91-го, соображал в «одноразовых» проблемах не больше первых двух.

– Смирение богатого и бедного перед своим положением в единственной, отпущенной им жизни... изменить положение невозможно... в следующей жизни они или кто-то другой на их месте будут думать точно так же...

– Ты всё поняла, зачёт. Только не забудь, что между земным статусом одноразовой телесной жизни души и статусом для выполнения миссии души, воплощённой в очередной раз, нет видимых различий, но из разницы этих понятий вытекает множество следствий. Вот одно: эксплуатация большинства меньшинством обществу невыгодна, потому что она порождается тем самым «сословным» эгоизмом меньшинства, который является главным врагом вечной души.

– Я поняла, что ты сейчас сказал. Аксиома одноразовой жизни порождает избранность, которая ставит себя на земле выше других.

– Если в Европе до сих пор некоторые удивлены, почему у нас после 1917 года искореняли христианскую веру, не ограничившись отделением Церкви от государства, это объясняется недоразумением в глобальной фальсификации первозданного христианского закона и патологической евротолерантностью, а говоря прямо, – хроническим умственным недомоганием. Мне однажды довелось задать несколько вопросов об Инквизиции видному европейскому историку, и я в этом убедился.

– Что он ответил?

– Его мнение о «святости» инквизиторов Святого Престола, на котором пересидели несколько непогрешимых пап, совпало с мнением обывателей и моим.

– Что же ты тогда хотел услышать? Что инквизиторы выполняли важную миссию в интересах человечества?

– Я разговаривал с ним на двух языках и уяснил, что в его обширных знаниях мировой истории и культуры нет и бледного намёка на подозрение в фальшивости верообразующего закона и на значение его фальсификации для Человечества. Он не различал причины одухотворения тела душой, не видел разницу следствий из него и мыслил «одноразовыми» категориями как обычный толоконный лоб, которого в космический век спросили, как он относится к сожжению европейцев на костре.

– Наверное, он сказал, что это «очень нехорошо»?

– Он так и сказал, но ведь чтобы так сказать, необязательно знать, что при высокой температуре уничтожается оболочка души, вихревые поля разлетаются по загробным просторам и никогда не облекаются в тело вновь. Человек не понимал очень простой и вместе с тем сложной вещи: для осмысления мировой истории важно знать, уходит ли наше «я» с Земли навсегда, как плетёт поп, или возвращается назад, чтобы совершенствовать себя и её.

– Может быть, ты ждал от него слишком многого?

– Не думаю, хотя ведь и для меня некоторое время назад подобные вещи были откровением. Элементарное сопоставление общего числа несовершенных душ с многократным пересечением ими черты худшего и лучшего миров говорит о том, что на скорое благоденствие планеты рассчитывать не приходится. Мы же не можем уповать на смену одних одноразовых поколений другими, более нравственными, или на ещё одно Возрождение в разгар Инквизиции. Философ и социолог обязан делать выводы из парадигмы одухотворённого тела и феномена переселения душ, поскольку посвящает свою жизнь исследованию смысла жизни Человечества. Никто за него эту работу делать не будет – ни изобретатель космической робототехники, ни священник, ни Петька-двоечник, а он о парадигме, феномене и факторах морального прогресса представления не имел. Для него стало откровением, что факторы нравственного развития земной популяции скрываются церковниками большую часть христианской эпохи. Чего тогда ждать от фантазмов футурологов-технарей, обывателей с распятием над изголовьем и Библией на тумбочке или попа, готового по-особому тарифу венчать прихожан на суках и кобелях?

– Это же крайность.

– Крайность – проявления гнилой середины, а гнилую церковную доктрину навязывают земной популяции уже семнадцать веков, большую часть эпохи Христа. Толоконные лбы давно научились считать, сколько раз бестелесная душа пересекает границу материального и духовного миров, поэтому их деяния досадным недоразумением не назовёшь. Историки справедливо писали, что Церковь являлась опорой всего феодального строя эксплуатации вообще, и верно писали, потому что прибавочная стоимость эксплуататора порождается эгоизмом души тех, чьи интересы охранялись учением об одноразовой телесной жизни души. Оборотной стороной непричинения зла другим людям в настоящем теле является неотвратимое испытание зла от других людей в будущем теле, и понять это так же нетрудно, как и проповедовать с амвона, поэтому ответственность за утаивание этой истинны лежит на Святой Церкви от начала до конца.

– Я правильно понимаю? Вечная преисподняя – внешний фиктивный стимул поведения, который Церковь использовала для управления и обмана, а совершенствование энергии души в разных телах – внутренний процесс, который был ею скрыт.

– Правильно. С точки зрения взаимозамены, оба понятия эквивалентны, иначе бы мошенничество не удалось. Допусти на миг, что системному изложению процесса изменения энергетики душ в цикле рождений и смертей была бы посвящена вся Библия, которую научились цитировать по любому поводу, римские попы, императоры и рабовладельцы схватились бы за голову. Одно дело, когда голодный подёнщик добровольно нанимается к сытому помещику заработать на кусок хлеба, и другое, когда поп говорит, что подёнщик должен быть бесплатным рабом до смерти, потому-де, что сытому помещику от роду незачем наниматься к подёнщику, и этого требует христианское смирение, ибо в противном случае, за непослушание «власти от Бога» его ждёт телесное наказание, а потом Вечный Ад. Именно так всё и было, когда наказывали, покупали и продавали крепостных. У нас почти до отмены рабства разлучали семьи крепостных, а это одно из самых жестоких издевательств, которое исключает сосуществование с проповедями первозданного верообразования.

– В каком смысле?

– Ты можешь вообразить, чтобы при императоре Константине или Юстиниане рабов и рабовладельцев собрал ушлый, как сто прогрессирующих чертей, поп и вещал им про духовную энергетику, кармическое возмездие и последующее переселение их душ в тела друг друга? Поэтому учение об одноразовой телесной жизни души – надругательство над Человечеством, прогрессом и душой. Нелепо видеть заслугу лживого верообразующего закона в том, что при рабовладельческом строе к рабам относились более жестоко, чем при феодальном, – за этим стоит отрицаемая эволюция души. Однако за идею о нравственной эволюции души жёстко карала Церковь, то есть поповщина была не за прогресс, а всеми силами боролась против него.

– Дикость.

– Помнишь беседу того материалиста со священником, в которой первый второму заявил, что христианство не сделало нас, людей XXI века, лучше? Он не совсем точен, хотя материалисту это позволительно. Поповская ложь пустила нравственное развитие под откос, а лживая верообразующая конструкция оболванила все грядущие поколения людей и обострила социальный антагонизм. На каком «христианском» основании? На том, что покупатели и продавцы живого товара освобождались от вечного горения в аду, потому что родились не рабами, а их продавцами и покупателями? На том, что одного угораздило родиться господином, а другого рабом?

– Чем оправдывали рабство ваши церковники?

– Тем же, что на Западе. Неисповедимостью Промысла. Бог, мол, не Тимошка, видит немножко, кому кем родиться, быть и умереть. На самом деле, выбор тела и прочих обстоятельств определяется законом кармы и задачами перевоплощения души, а это, как говорится, совсем не поповский коленкор. Ответственность перед обществом за внедрение порочного верообразующего двучлена в жизнь поколений несут те, кто его перенял. Про безответственную игру в «измы» мы говорили, приведу недавний исторический пример, до какого идиотизма, спустя тысячу лет после крещения Руси, довели страну кремлёвские маразматики позднего – «развитого», социализма: они считали возможным полное искоренение преступности и вынуждали правоохранительные органы заниматься укрывательством преступлений, – этим обеспечивался завышенный процент раскрываемости. Между тем, закон сохранения духовной энергии реинкарнирующих душ абсолютно опровергает возможность искоренения преступности. Это один из многих примеров игнорирования закона переселения душ, однако, в своём мракобесии советские материалисты были солидарны с церковниками. Кто спрятал закон переселения душ? Поп. Кто расправился с Церковью? Революционер-материалист, и в этом весь абсурд, которого добивались сознательно, а теперь не хотят признавать.

– Необычный вывод. Из него следует, что коммунист, борец за всеобщее благо, и священник, проповедник милосердия, – ярые противники прогресса.

– Ты хочешь, чтобы я поспорил? Я отвечу по-другому. Как можно улучшить будущую жизнь на Земле, если мы перетаскиваем в неё в своих телах совокупность кармических долгов и новых испытаний, и верим церковникам, что не вернёмся назад, чтобы опять наказать самих себя? Кто скрывал эту реальность? Борец за всеобщее благо и проповедник милосердия. Эту истину скрывали от Человечества с Начала Времён, но ответственность за конкретную фальсификацию несут авторы аксиом загробного небытия и однократного одухотворения тел. Не слабый парадокс, а? Толоконный лоб, выхолостивший Святое Писание, жил в IV веке, а человек XXI века, которому доступна мгновенная связь с другим человеком в любой точке мира, не может допереть, что тот поп подружился с Сатаной. Первый же поповский созыв не оставил от верообразующей конструкции в Писании и следа. Зато теперь под святостью понимаются не нулевые показатели греховности, а греховность, прицепившая бейджик о желании быть прижизненным святым типа непогрешимого папы, привязавшего себя верёвкой к Престолу, чтобы не вознестись вслед за Христом. Не знаю насчёт еврохристианских ценностей, но кабы пап на цепь сажали, да дерьмом её мазали, чтобы не перекусили, индульгенции бы европейцам не впаривали и про костры Инквизиции не слыхивали.

– Всё время ловлю себя на мысли, что не могу тебе возразить.

– А хочется? В наше время, время завоёванной свободы от Церкви, фальшивость аксиомы одноразовой жизни души продолжает сеять иллюзии и заблуждения о смысле жизни, а от него зависит будущее всех.

– Как такое возможно в век свободы?

– Возникают сомнения в справедливости устройства Мироздания, а они плохой советчик в том, в чём предлагают не сомневаться, или как правильно поступать. Что стоит за неоспоримым призывом церковников проявлять смирение, милосердие и жить по совести? Наши, извращённые ими, представления о Мироздании. Когда пророчества о неизбежном обновлении христианства, то есть о возвращении первозданного верообразующего закона на место, сбудутся, это будет понято всеми, потому что вопреки сегодняшней воле Святой Церкви, Человечество перестанет стоять на голове. Например, искусственное ограничение закона действия кармы однократностью человеческой жизни искажает восприятие ответственности за содеянное и влияет на цели и мотивы людей. Ложное верообразование влечёт сомнительные объяснения истоков «врождённой греховности», и это тоже определяет неадекватное поведение личности и её отношение ко всему. Возникает ряд неразрешимых противоречий по поводу равных возможностей и вообще возможности достижения святости за время биологической жизни тела, а также в связи с массовым игнорированием вечных мук преисподней, и это не может не вводить в заблуждение. Столь же очевидны для нас исторические факты лицемерия, лжи и злодеяний церковников, а их грязная, корыстная афера с прощением грехов за деньги, которую Святой Престол провернул лишь благодаря замене первозданного закона на фуфло, общество не может забыть до сих пор. Как можно за деньги попасть в вечный рай, если для этого нужны тысячи лет? Для чего душе дано бессмертие? Для спекуляции мракобесов?

– Парадигма хаоса.

– Сатана знал, что делал. Кроме того, всё более заметным становится противопоставление лживого верообразующего постулата положениям о реинкарнации других религий, эмпирическим и научным данным и сообщениям средств массовой информации, что вызывает недоумение и интеллектуальной раздрай, – разрыв шаблона и когнитивный диссонанс. Напрашивается краткое резюме: за что платили церковную десятину?

– Мне показалось, ты хотел сделать другое резюме.

– Конечно, хотел. Извращение загробной тайны смысла земной жизни превращает известный путь развития общества по спирали в знакомый штопор или тупик. Спрятав от Человечества феномен, причину и следствие возвращения на Землю души, спрятали от него столько же, сколько дубинноголовые материалисты в своём вечном загробном «ни гугу».

– Парадокс?

– На сегодня последний. Ваш отель, фройляйн. Прошу. – Я открыл дверь. – Надеюсь, скоротать ещё один серый осенний вечерок нам удалось.

Я проводил Хельгу до её номера и пожелал доброй ночи, собираясь идти к себе. Она поцеловала меня немножко выразительнее, чем требовало прощание на несколько часов, и я ответил ей тем же. Мы поцеловались вместе, нам понравилось. Неудержимо захотелось ещё, и последовало бурное продолжение. Так бывает не только в кино. Мы стояли, соприкоснувшись головами, Хельга – спиной к стене, держа ключ в левой руке, моя правая рука находилась рядом с дверным замком. Мы были уже готовы срывать одежду друг с друга, едва переступив порог, и оба знали, что через минуту нас ждёт чистое блаженство, потому что с первого дня нам было хорошо на расстоянии вытянутой руки. Обнимая её, я взял из её разжавшихся пальцев ключ, но с лестницы донеслись чьи-то шаги и заставили принять непринуждённые позы. Быть может, в эти секунды ей, как и мне, вспомнилась неоконченная легенда о жене и друге рыцаря, которые отгородились на ложе обоюдоострым мечом, но мы уже поняли, что кроме тех шагов, нас не разъединит ничто. Возможно, наше замешательство послужило бы катализатором страсти, но в коридор вошли довольные собой Ирма Шмутке и Линда Барч, – видимо, им, на ночь глядя, приспичило уточнить время отъезда в Кобленц. Мне оставалось незаметно вернуть ключ, ненавязчиво поприветствовать их поднятой рукой и уйти.

– Ну, я пойду, Хельга. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи. Спасибо за вечер, – ответила она и поправила сексапильный овал волос. – До завтра.

Лучше бы такое завтра, какое ожидало меня на следующий день, не наступило никогда и ни для кого. Я кивнул и, пожелав подругам Хельги приятного вечера, отправился на третий этаж. «Какая девушка!» – подумал я, отпирая свой номер и оставляя за порогом всё, что произошло за последние десять минут.

Ещё лучше было оставить за порогом трезвую голову, и я налил стакан водки до краёв, поискав, чем закусить. Затем я стащил пиджак с галстуком, врубил ящик в надежде увидеть карту погоды и пошёл умываться, не утруждая себя подведением итогов прошедшего дня. Не потому, что утро вечера мудренее, а потому, что всё было и так ясно, как день: участников драмы, рассказанной Хельгой, соединяла ненависть и любовь, которые протянулись в наши дни. Если вы ждёте, что я перед сном ещё раз напомню, что учение об одноразовой земной жизни души являет собой не имеющее мировых аналогов социально-вредное фуфло, вы ошиблись. Я думал лишь о том, что эта драма со многими неизвестными ещё не окончена, и её придётся доигрывать до конца. «Тидо Фогель был молочным братом Густава Берлица, а Карл Коддль был их смертельным врагом, и чего бы ещё не удалось раскопать, этот исторический факт не вырубить топором», – подумал я и уснул.

* * *

- Так как потомки одной и той же фамилии не составляют, как Духи, одной исключительной семьи или рода, то не смешно ли будет высказывать особенное уважение предкам?

«Без сомнения, нет, потому что должно считать за счастье принадлежность к фамилии, если только в ней воплощались высшие Духи. Хотя Духи не происходят один от другого, но они тем не менее имеют привязанности к тем, кто связан с ними семейными узами, потому что Духи эти часто бывают привлечены в то или другое семейство - симпатией или предшествовавшими связями. Но будьте уверены, что Духам ваших предков не доставляет никакого удовольствия ваше уважение, основанное на гордости; достоинства их тогда только отразятся на вас, когда вы будете следовать их хорошим примерам, и тогда ваши воспоминания о них могут быть не только им приятны, но даже полезны».



Книга Духов

* * *

Я проснулся в похмелье умеренной тяжести и, не размыкая глаз, нашарил на тумбочке часы. Было начало девятого. Хельга, вероятно, уже укатила с подругами в Кобленц. Как известно из фильма «Дело было в Пенькове» с участием молодого Тихонова, существуют сны без сновидений, но не бывает сновидений без сна. Мне приснилось, что разгадка тайны, ради которой я осел в Мюнстермайфелде, находится в угловой комнате верхнего этажа западной башни замка, под самой первой из трёх, левой, бело-красной фахверковой башенкой. «Ты должен забраться туда, даже если тебе придётся ночью карабкаться по плющу и пилить решётку», – командным тоном отдал приказание мой внутренний голос, словно ему было без разницы, окончился сеанс сновидений или нет. – «Иначе, за каким хреном ты сюда припёрся?» – чисто риторически напомнил он.

– Тебе легко говорить, – возразило ему моё первое воспитанное и законопослушное «я». – Но если я чего не так отчебучу, отвечать придётся обоим, потому что ты толкаешь моё тело на очень нехороший поступок.

– Много ты понимаешь в нехороших поступках, – высокомерно ответило моё второе «я» на трусливую попытку первого «я» увернуться от завязанных глаз Фемиды, – а сейчас почисти зубы и катись в «Вулкан» завтракать.

– Щас, – пробурчало вслух первое «я» и, деланно кряхтя, с отставленным задом пошаркало в ванную комнату.

– Умывшись, я попрыгал на одной ноге, чтобы влезть во вторую штанину, надел под рубашку тёплый облегающий свитер, набросил бессменный жилет и отправился выполнять самое лёгкое указание – заказывать яичницу с беконом, булочки, кофе и сок. Как ни крути, чтобы вписаться в новый блудняк, всякий раз приходится завтракать.

Спору нет, ориентир помещения, в которое предначертано залезть, несомненно, хороший, – не хуже того, что позволил установить прослушку на вилле Кулешова, – рассуждало моё первое «я», отхлёбывая за столом ароматный кофе.

– Хороший, хороший, – подобострастно отозвалось второе «я», – я показывало его тебе во время транса изнутри и снаружи, а потом специально повело тебя к замку более длинной дорогой, чтобы ты лучше рассмотрел западную стену своими телесными глазами.

– Спасибо, конечно, но у меня закралась догадка, что тебе известно больше, чем ты подсказываешь.

– Ишь, чего захотел. Извини, но свободу воли еще никто не отменял. Рекомендую захватить на дело свою подружку, – у неё нет и минуты, когда бы она ни думала о тебе.

– Что за манера говорить то, что известно без тебя? То, что она «сильно любить меня станет», мне ещё в Москве цыганка нагадала.

– Ты забыл, что цыганка после этих слов ещё кое-что тебе сказала, а то, что у твоей Хельги глаза красные от того, что она ночью по тебе плачет, и дни твоей визы считает, ты в упор не заметил.

– Да как же можно рисковать судьбой и злоупотреблять доверием влюблённого иностранного гражданина? – возмутилось первое «я».

– Ну, тогда лезь по плющу и пили решётку, умник, – строго отрезало второе «я». – Уж не думаешь ли ты, что ваше знакомство является «земной случайностью», должно пройти бесследно, и не было предусмотрено судьбою?

– Ладно, уговорило, обещаю подумать.

– А я и не сомневалось, – покровительственно закончило второе «я» и щёлкнуло кнопкой обратной связи, причём, в тот момент, когда у меня возникло ещё два вопроса: не помешает ли мне косметический ремонт на верхних этажах и чем «успокоится сердце» моей помощницы. «Ага, жди, – так оно тебе и ответит, проще сбегать к ясновидящей», – подумал я напоследок.

Допив эспрессо, я встал из-за стола и пошёл вниз по Борнштрассе, которая вела к капелле Жозефа, обозначенной на плане города. Мы с Хельгой исходили множество улиц и памятных мест, но до капеллы не доходили. В районе этой улицы на той же схеме были отмечены пять или шесть гастрономов, и на обратном пути я рассчитывал запастись продуктами.

Итак, что мы имеем? Для начала необходимо сопоставить данные о местонахождении искомого объекта, полученные из трёх разных источников: визуального осмотра западной стены при подходе к замку, результатов гипнотического транса, в течение которого я воспринимал замок изнутри и снаружи, и наблюдений во время экскурсии.

В центре западной стены имелась выступающая из неё молельня, а также небольшая открытая терраса, которые хорошо видны с большого расстояния и подножия замка. В левом верхнем углу этой стены, то есть в дальней от главных ворот стороне, верх прямоугольной башни венчали три круглых фахверковых башенки. Я точно помнил, что помещение спальни, в котором Густав наклонился к тайнику, было угловым, то есть геометрически образованным западной и северной стенами здания, и располагалось на его верхнем этаже. Находясь снаружи, можно сделать вывод, что эта комната имела одно или два узких высоких окна с металлической решёткой, считая от угла стыка западной и северной стен, и была искомым помещением. Это первое.

Чтобы попасть в апартаменты Густава и Флоры, состоящие из нескольких комнат, было необходимо пройти по коридору мимо молельни и террасы до конца и по лестнице подняться на самый верхний этаж здания, – именно этим путём шёл Густав в последний день своей жизни. Насколько высоко надо было подниматься, мне неизвестно, но скорее всего, в конце того коридора должна находиться боковая лестница. Я помню, когда на экскурсии мы вышли из Рыцарского зала, я спросил гида, на каком этаже находится молельня, и гид ответила, что она под нами, и мы будем проходить мимо неё. Потом мы спустились на этот этаж, и я заметил, что дальний конец коридора, где могла находиться предполагаемая боковая лестница, перекрыт до потолка временной металлической преградой. Если, как мне сказали, на верхних этажах проводится ремонт, нижние этажи могли не иметь аналогичной преграды, и, значит, через них можно было попасть на ту же лестницу. Я сразу не придал значения тому, что увидел потом, когда мы спустились в Знамённый зал с флагами, а затем ещё ниже – на первый этаж, в кухню, где добрая Херда давала лизать маленькому Густаву крем для пирожных. Там тоже был небольшой коридор, и этот коридор вёл в сторону дверей, за которыми была та самая боковая лестница. Лёгкие навесные замки открываются просто: поворотом ножки колченогого стула через дужку, а врезные – отжатием двери от дверной коробки отвёрткой, фомкой или топором. Мест проникновения в жилище моего предка по Духу было не менее двух, – та самая преграда на этаже с молельней либо двери на нижних этажах, ведущие к боковой лестнице. Вот только что скажет Хельга, когда я достану «набор взломщика»? Экскурсия закончилась осмотром кухни. Выход во дворик был рядом с ней, и он напоминал обычный чёрный ход. Помню, когда мы вышли на улицу, я посмотрел на здание со стороны внутреннего двора, на другой стороне которого, наискосок, находились два входа – к началу осмотра музея и в турбюро. Это второе.

Теперь третье, последнее...

Я прошёл до конца Борнштрассе и свернул влево на Жозефштрассе. Капелла представляла собой шестигранную башню красного кирпича с заострённым куполом высотой метров в шесть. Убедившись, что попасть внутрь и обойти её не удастся, я пошёл дальше, чтобы по Оберторштрассе вернуться обратно и зайти в продуктовый магазин. По этой улице можно было дойти почти до отеля, – она упиралась в туристический офис, в который я заходил в первый день приезда. Офис был вершиной треугольника из трёх улиц, последняя из которых вела назад.

Итак, последнее. Мне удалось побывать в замке ещё раз, мы с Хельгой поехали туда утром. Я попал на экскурсию с группой англоязычных туристов, осмотрел помещения, по которым нас водили, но ничего нового и интересного не обнаружил и к обеду вернулся в Мюнстермайфелд пешком. Представить расположение покоев Густава и Флоры я не мог, но полагал, что как только в них попаду, отыщу нужную комнату. Последовательность действий моего предка по Духу, запечатлённая в гипнотической регрессии, была такова. 16 июня 1536 года Густав фон Берлиц возвращается с охоты, идёт по коридору, фиксируя взгляд на молельне, и, дойдя до конца, поднимается по лестнице вверх, в северо-западную часть башни. Сначала Густав, или я, – как хотите, входит в «свою комнату» и сообщает об этом Игорю Львовичу. В комнате никого нет, и он предполагает, что Флора находится в спальне с Арнольдом или разговаривает со служанкой Бутикой. Из окон этого помещения Густав смотрит на обрыв, отвесно спустившийся к реке, выпивает бокал вина и находит записку Тидо-Ловкого о кознях Карла Коддля. Густав потрясён содержанием записки о смерти отца Флоры, осторожно покидает комнату и направляется в спальню, где жена поёт сыну колыбельную. Флора говорит Густаву, что отнесёт спящего Арнольда к старой Берте; он знает, что она скоро вернётся, и это существенно. Густав отвечает доктору, что спальня расположена в северо-западном углу башни, другого выхода из неё нет, и из узкого окна видит, как, река уходит влево за обрывистый берег, который пользуется дурной славой, – то есть он воспринимает тот же пейзаж, что из окна предыдущей комнаты. Он описывает Игорю Львовичу спальню, её интерьер и предметы. Затем возвращается Флора. Густав сообщает ей, что в хижине дровосека их ждёт Тидо, и просит её переодеться. Флора уходит вновь, а Густав бросается в дальний левый угол – у окон, к тайнику за гобеленом. В тайнике – кожаный чехол, опечатанный личной печатью, о чём он сообщает доктору. Этот тайник постоянного пользования находится на расстоянии двух ладоней от угла и одной ладони от пола, что примерно соответствует 35 и 17,5 сантиметрам. Густав решает оставить документы в тайнике, и в этот момент возвращается Флора. Очевидно, что помимо двух указанных помещений, есть, как минимум, ещё два – то, куда Флора отнесла Арнольда и то, где она переодевалась, однако сориентировать вход в апартаменты относительно внутренней планировки невозможно. Густав предупреждает Флору, что они должны покинуть замок как можно незаметнее, а это можно понимать так, что они уходили не коридором, а по боковой лестнице, и, оказавшись во внутреннем дворике, вышли через северо-западные ворота, обошли замок и перешли подъёмный мост. Смерть настигла обоих в последующие полтора-два часа. Я обязан разыскать эту девушку!

И всё же некоторые выводы о расположении помещений Густава и Флоры сделать можно. Окна комнат, где Густав читал записку своего оруженосца Тидо Фогеля и устроил тайник, выходили на злосчастный речной обрыв, и, значит, данные помещения могли быть смежными. Спальня, где находился тайник, была угловой, и слова Густава о том, что из неё не было другого выхода, могли означать выход в проходную комнату, одна из стен которой была продолжением стены северной. Другие помещения семьи также могли иметь северные стены, и эта часть замка была обращена к лесному склону. Ещё одним препятствием на пути в заветную комнату могли быть двери, ведущие в апартаменты с лестницы, но вряд ли их замок отличался большой надёжностью. Если строители, работающие там, запирают двери на ночь, избежать следов взлома не удастся, а чтобы сбить их с толку и не допустить вмешательства полиции, нельзя оставлять прочих следов.

Оставалась ещё одна задачка: что сказать Хельге? Что меня осенило посчитать скелеты в шкафу предков Эльзы? Вы представляете её реакцию, если сказать, что я прихвачу «на дело» кувалду, чтобы разнести метровую стену вдрызг? У вас есть предложение, как в чужой стране замотивировать кражу «секретных документов» пятивековой давности и нарушение права частной собственности под благородный поступок? Я вам больше скажу: до того, как воспользоваться посторонней помощью в заданных границах допустимости, не додумались бы компьютеры подразделения специальных операций, где о пределах дозволенного не заботятся. Я не мог использовать ни силу, ни шантаж, ни прямой обман, ни подкуп и не имел ресурсов, чтобы обставлять какие-то комбинации. Я не мог сказать Хельге, что ищу в этой комнате следы своей прошлой жизни, и не мог сказать ей о наличии в ней тайника. Желание взглянуть из окна той самой комнаты на обрывистый берег реки, который несколько столетий назад пользовался в окрестностях дурной славой, у меня, разумеется, было, но оно вызывалось не блажью, а серьёзными обстоятельствами. В общем, сомнений в том, куда и зачем лезть, у меня не было, как не было детального плана объекта, ключей, отмычек и помощников. Тот способ, на котором я остановился, требовал участия Хельги, сокращения риска и учёта всех мелочей. Ничего нового, чем бы ни пользовались магазинные воры советской эпохи, совершающие кражи по предварительному сговору с применением технических средств, я не изобрёл.

По дороге я зашёл в гастроном, купил продуктов и пару бутылок вина, которое в ресторане выбрала Хельга. Когда я вышел, небо совсем потемнело и начал моросить дождь. Я едва успел дотащить свои авоськи до крыльца отеля, как сверкнула молния, грянул гром и дождь полил как из ведра. Синоптики предсказали ненастье на ближайшие два-три дня. В номере я переоделся, лёг на спину и расслабился. Карабкаться по плющу и пилить решётку окна на высоте десятиэтажного дома под раскаты грома и блеск молний не хотелось. Я подумал, взяла ли Хельга зонт, прислушался к шуму беспрерывного ливня, дроби капель и сладко задремал.

Обед я проспал, и когда проснулся, дождь уже кончился. Захотелось выпить сладкого чая как в детстве, но в магазине я про него забыл. Бакалейная лавочка была под боком, я быстро собрался и спустился вниз. Асфальт на тротуарах был мокрый, мутные ручейки воды ещё стекали по булыжникам вниз, луж не было. Я вернулся в отель минут через двадцать, поднялся на третий этаж и перед дверьми номера шагах в восьми от моего увидел молодую худощавую женщину. Она была иностранкой, не немкой. На ней был элегантный синий дождевичок и голубые джинсы, на плече висела открытая сумка, из которой она пыталась что-то достать, запрокидывая голову, – очевидно, у неё из носа шла кровь.

— O, my god, some blood! — обречённо воскликнула она, тряхнув сумку. — O, no...

— What is happened with you?

— I’ve lost my key.

— Let’s go with me, I will give you napkin.

Она пошла со мной, зажимая пальцами нос, а я открыл свой номер и пропустил её вперёд, скидывая жилет.

— Sit down, please, — пригласил я, указывая на кресло.

Я зашёл в ванную, достал пачку влажных и обычных салфеток и передал ей:

— Take, please. Are you a native of England?

— No, of Ireland.

— Good, — ответил я и пошёл мыть руки.

В дверь постучали и тут же открыли. Я вышел на порог ванной, вытирая руки, и увидел Хельгу.

– Привет! А я тебе петушка на палочке... – она осеклась, заметив гостью; её лицо окаменело, голос дрогнул, и она бросила взгляд на столик рядом с креслом.

Натюрморт был подходящим: бутылка вина, которая не вошла в холодильник, стакан, кружка и пачка чая. Моя случайная гостья в этот момент перелицовывала салфетку.

– Подожди, Хельга...

Она демонстративно отвернулась и шагнула за порог, а потом хлопнула дверью с другой стороны, – не слишком громко, но настолько выразительно, что не заметить этого было нельзя. В общем, классическую фразу «это не то, что ты подумала» ввернуть я не успел, и, очевидно, моё расстройство легко читалось на физиономии.

— Tell me your name, please.

— Alex.

— Pamela. Excuse me, please. Thank you very much. I must to go.

— Yes, please, — я пожал плечами, мол, ничего, бывает.

Ирландка ушла. Может быть, спуститься к Хельге и постучаться в её номер? Мгновенное разочарование может быть таким глубоким, что в эту минуту к человеку бесполезно подходить. Глупо получилось, даже чай расхотелось пить, хотя с утра ничего не ел.

Чай, как известно, не водка – много не выпьешь. Я налил полный стакан, осушил до дна и задумался, что произойдёт раньше: сопьюсь, сойду с ума или закончится виза. У Хельги два пути – преодолеть разочарование и вернуться, чтобы пережить мой отъезд и последующую разлуку, или остаться разочарованной, порвать сразу и не тешить себя иллюзиями. Таков Закон Мерфи: всё, что хорошо начинается, кончается плохо, а то, что начинается плохо, кончается ещё хуже. Она не вернётся, – так ей будет легче, и она не может этого не понимать, поэтому предлагать ей соучастие в авантюре просто бессмысленно. Портье отеля мог бы выступить свидетелем, что Памела потеряла ключ или захлопнула его в своём номере, и произошло недоразумение, но эта овчинка не стоила выделки и ничего не могла изменить. Хельга, возможно, сохранит своё разочарование на многие годы, и я бы смог объясниться перед отъездом, но это вряд ли принесёт ей утешение. Ситуация казалась безвыходной, хотя вариантов, – один глупее другого, было три.

Если идти на дело одному, подходящий гвоздодёр, топорик, зубило и молоток можно приобрести в магазине, который я уже присмотрел. Для этого варианта необходима информация, которой располагает Хельга. Вариант второй: спрятаться на последней экскурсии за шкаф или занавеску и выйти, когда стемнеет, но в этом случае остаётся та же проблема с дополнительной информацией. Третий вариант: договориться с рабочими, которые проводят ремонт на верхних этажах, чтобы они дали мне осмотреть комнату, но даже если это удастся, вскрытие тайника в их присутствии исключается. А если я буду ходить на рекогносцировку, как на работу, примелькаюсь от шляпы до ботинок, и меня вычислят на следующий день. Планы рушились, а я всё больше пьянел и больше распалялся.

За именами, установленными в России, Франции и Германии, стояли реальные люди недоступного прошлого: Густав и Флора, их родственники, Тидо Фогель, Корнелиус Роттердорф, Карл Коддль и другие члены тайного братства, Отто и Агнес Брутвельдты. Разве этого недостаточно для того, чтобы считать мою задачу выполненной? Разве тайна потомков, которую завещала разгадать лично мне, ещё не рождённому, моя прабабушка, всё ещё остаётся неразгаданной? «Послушайте, вы! – пьяно заорал я, сам не зная на кого, и налил второй стакан водки, – у любого смертного есть пределы. Я и так сделал почти невероятное, – вы посчитайте людей в каждой стране, которые мне помогали, сколько из них я заставил работать втёмную и сколько раз рисковал!» – я опять выпил полный стакан, не закусывая, и грохнул дном стакана о стол. Да идите вы все к чёртовой матери! Попробуйте сами отыскать через полтыщи лет скелеты в своём шкафу и свою могилу. А если вы не сделаете полшага к истине, вам самим вовек не догадаться, что миллиарды людей одурачили всего две ублюдочных аксиомы. Вы и дальше будете превозносить своих кумиров за их порочные идеи, гордиться почётным членством в кворуме Буцефала и веками зализывать кровавые раны невыученных уроков, – медленно и невнятно договорил я и, не раздеваясь, повалился на кровать ничком.

Последним, что посетило моё затухающее сознание, были мысли, словно протянутые на магнитофонной ленте с низкой скоростью: я никогда не забывал слова цыганки о том, что спасти меня от неминуемой смерти может только Хельга. И я всегда помнил, что это могло случиться только в определённый день и при определённом положении звёзд...

* * *

НЕДОСТУПНОЕ ПРОШЛОЕ. Германия, Майнц, 12 июня 1536 года

Густав ещё раз постучал в тяжёлые двери церкви и вслушался, он чуял малейший шорох за много шагов.

Дверь отворил полный низкорослый человечек в мешковатом балахоне с капюшоном на огромном лысом черепе. Внутри было ещё темнее, чем на улице.

– Я пришёл с миром. Мне нужен викарий, мы знакомы. Передайте ему, здесь граф Густав фон Эльзен-Берлиц-Рот.

– Викария, к сожалению, нет, – держа ручки на животе, ответил тот, – он в отъезде. Тут его духовник, если ещё не ушёл. Позвать его?

– Просите, чёрт подери. Мы привезли даму, которая вот-вот лишится чувств.

Человечек со сложенными на животе ручками засеменил в темень и вскоре появился в сопровождении статного пожилого мужчины с грубыми чертами лица. На нём было чёрное в складку платье, придававшее суровый вид непреклонного служителя церкви.

– Добрый вечер, святой отец.

– Я не священник, но и вам – добрый вечер. Что вам угодно?

– Я хотел просить викария приютить несчастную женщину, которая едва держится на ногах. За ней гонятся преследователи. Викарий – друг моего отца.

– Это и мой друг. Где она?

– У крыльца, с моим компаньоном.

– Алоиз, – обратился мужчина к тому, кто открывал дверь, – пожалуйста, приведите даму и усадите на скамью.

– Негодяи хотят убить ее только за то, что при ней выболтали лишнее. Ее спасла одна милость Божья.

– Могу ли я ещё чем-то помочь?

– Я хотел бы исповедоваться.

– Я уже сказал, что я не святой отец.

– Кто же вы?

– Мартин Лютер.

– Вы?! «Виттенбергский папа»? Сам Лютер?

– Я отлучён от церкви. Вам лучше поискать священника. Вы католик?

– Я не хочу быть им.

– Почему же?

– Потому, что в своих книгах вы неплохо ответили на свой вопрос. Спаситель не создавал церквей и никогда в них не проповедовал. Мне стыдно быть католиком, – это грех?

– Грех в другом…

В дверях показались трое.

– Алоиз, у вас найдётся тихий уголок?

– Конечно, господин Лютер. Вы там были, он пустует.

– Проводите даму сразу туда. Возможно, она останется здесь надолго. С викарием я поговорю сам. Накормите её немедленно и дайте глоток вина.

Анхен взяли под руки и медленно повели к двери у алтаря. Граф сделал шаг к Тидо и незаметно передал ему кожаный мешочек с золотыми монетами. В церкви стоял полумрак, хотя горели несколько свечей.

– Не хотите ли пока присесть?  – спросил Лютер.

– Спасибо. Дорога была трудной.

– Я знаю, из каких вы мест. А если бы вы не умели читать, вам бы тоже не хотелось быть католиком?

– Мне довольно того, что я слышу, и моим глазам свидетели не нужны. Разве Господь создал бы Вечной Ад, зная, что все будут стремиться из ада земного только в него? Не кажется ли вам, что в Риме говорят и делают много глупостей?

– Вы слишком дерзки, молодой человек. Надеюсь, в вас говорит не одно ваше происхождение.

– Вот как! Вы усмотрели дерзость в рождении с серебряной ложкой во рту и в сомнении, что бессмертная душа обязана сделать за одну земную жизнь столько, сколько за дарованное бессмертие? Неужели, я смог задать вопрос, который непостижим доктором богословия и профессором библеистики, но всегда опережаем ответом святых отцов?

– И умны, – Лютер улыбнулся, его грубоватое лицо осветилось. – Только не задавайте подобный вопрос кому-нибудь другому, – на вас донесут и тут же забудут.

– Но я задал его вам и ничего не услышал.

– Вы пришли исповедоваться или исповедовать?

– А разве моё искреннее отношение к недоразумению и явной лжи не напомнило вам исповедь?

– Напомнило бы, если бы своё отношение вы заранее назвали грехом и ересью.

– Откуда же мне это знать, не будучи доктором и профессором? Чтобы назвать что-то ересью, было бы неплохо знать, является ли суд Святой Инквизиции Божьим Судом, а Папа – непогрешимее апостолов.

– А вам этого священник никогда не растолковывал?

– А вы в своих книгах пересказали то, что слыхали от священников? Вот если вы подтвердите, что бессмертная душа обретает бренное тело лишь однажды, чтобы вознестись в заслуженную обитель навсегда, я почту ваши слова за последнюю истину. Вы разделяете эту католическую истину с римским папой или критиковали индульгенции только потому, что за вечное место в раю следует расплачиваться с папой не гульденами, а беспрекословным послушанием?

– Вы же сами знаете ответ: от повторного рождения на земле нельзя откупиться золотом так же, как и от Божьего наказания за единственную жизнь.

– Тогда непонятно, почему это нехитрое правило не могут усвоить бишофы и фюрсты, – насколько я их знаю, они, скорее, удавятся за монету, чем швырнут её по ветру.

– Хотите, чтобы прихожане стали праведниками, которым было бы не за что платить Святому Престолу?

– Думаю, господин Лютер, такому невозможно случиться. Церковь учит, мы с рождения порочны и грешны, что не будет оспаривать даже слепой. Но если мы уже когда-то жили на земле в грехе и пороке и не обрели их там, откуда приходят в наш грешный и порочный мир лишь однажды, это влечёт ещё два вопроса, на которые вам опять не захочется отвечать.

– Какие? – спросил Лютер. Ему был симпатичен этот молодой человек, который прожил на свете почти вдвое меньше его. Послал же Бог путника, – подумал он. Ему не хотелось говорить о ереси, за которую случайному собеседнику пришлось бы отвечать перед первым же злобным святым отцом. На эту тему он мог разговаривать только со своими ближайшими сподвижниками и женой Катариной, но его спрашивали о том, о чём не мог бы спросить и каждый тысячный немец в своей стране.

– Если расплачиваться за грех всё равно придётся, важно знать, чем, поскольку вечного ада нет. И второй: если повторное рождение на земле неотвратимо, мы приходим в этот земной ад не ради того, чем нам морочат голову жирные епископы папы римского, а для чего-то иного, о чём они не хотят сказать. Очевидно, я безнадёжно глуп, ибо не понимаю, как уживаются святость и непогрешимость Святого Престола с жестокостью и злодейством, или же религия должна быть другой, и всех епископов, угодных Риму, надо согнать на площадь и отправить к римскому папе босиком, как скот.

Лютер окинул графа взглядом, его пыльные сапоги, меч на поясе и берет в его руках и неожиданно рассмеялся:

– Я бы тоже послал их босиком к чёртовому папе, а потом бы в своё удовольствие играл на лютне. Люблю, знаете ли, музыку.

– Неужели, вы хотите добиться переименования Священной Римской империи германской нации и избавиться от всевластия Сатаны? Думаете, немцы пошлют к чертям римского папу и пойдут по вашим стопам? Впрочем, не говорите ничего, я читал ваши книги. Ответьте мне на первый вопрос, и я пойму, будет ли нужна католическому священнику моя исповедь.

– А почему она нужна вам?

– Потому, что моих родственников окружают те, кто являются тайными врагами одних и близкими других. Я не в силах ни разорвать узы крови, ни укрепить их, а опасность братоубийственной войны растёт день ото дня. Мне предстоит тяжкий выбор, потому что моё созерцание зла становится грехом, если я не смогу предотвратить кровь.

– Я отвечу вам, но не потому, что я скромный профессор библеистики.  Вы даже по секрету не услышите этого от бишофов и курфюрстов, хотя один из последних спас мне жизнь.

– Я не видел среди них глупцов.

– А разве я их так назвал? Церковь учила переселению душ триста-четыреста лет, например, такие отцы христианской церкви, как Франциск Ассизкий, Ориген и многие другие. Величайшие представители Учения Христа продолжали признавать его реальность, но церковная власть решила по-другому: «Вы приходите в этот мир только один раз; это ваш единственный шанс. Если вы упустите его, отправитесь в адские условия навечно: адский огонь и сера, никакой пищи, никакой воды, ничего хорошего». Церковь пыталась побудить людей поклоняться из страха вечного ада. Люди стали считать, что переселение душ – очень хорошее дело, так как они возвращаются в мир, чтобы наслаждаться снова и можно откладывать духовную жизнь до будущих рождений.

– Превосходно! Глупая порочная чернь откладывает духовную жизнь и вечный рай до нового рождения и не поспевает за Святыми Отцами, которых с объятиями встречает Святой Пётр у Райских Врат. А римскому папе не приходило в голову, что паства предпочитает хотя бы изредка гостить на земле, чем вечно находиться в загробной компании осточертевших Святых Отцов? Вы же сами писали, что духовенство и простые люди равны между собой, а Отцы этого не хотят. Так что это не ответ, господин профессор.

Лютер посмотрел на графа в изумлении – он не мог понять, что тот имел в виду.

– Почему же?

– Потому, что неуклюжая причина подмены переселения душ на адскую вечность похожа на попытку не только оправдать ложь, но и убедить прочих, что она лучше правды. Равенство священника и прихожан не будет держаться на церковной лживости. Если потрясти священника за ноги с самой высокой кирхи, он возопит в своё оправдание эту неуклюжую ложь в первую очередь, лишь бы Сатана мог и дальше делать вид, что его нет. Вы не находите, что католическая забота о душе по пути в рай приятнее звуков лютны?

– Я отвечал на ваш вопрос о подмене. И совсем другое дело, почему Отцы Церкви пошли на неё в действительности. Около 553 года император Юстиниан вынес Оригену обвинение, и людям сказали, чтобы они не читали его книги, не верили в переселение душ, или же они попадут в ад. Приведу вам анафему на Оригена: «Всякий, кто отстаивает вымышленное предсуществование душ и невероятное возрождение, следующее из него, да будет проклят».

– Господин Лютер, правильно ли я вас понял: вы проповедуете идею равенства прихожан с теми, кто предаёт проклятьям за правду и определяет количество возрождений в силу своего равенства с Господом?

– Да… но…

– Чего ж тут не понять? Католики проклинали людей за возвращение в мир для наслаждений и придумали вечный ад, чтобы укоротить время греха. А когда мало времени, приходится поторапливаться, и, если вечный ад создан не Господом, а выдуман Святыми Отцами, мы снова вернёмся за наслаждениями в обществе святых лгунов, которые тащат на костёр за что хотят.

– Всё так и есть.

– Знаете, по земным обычаям, за куда меньший обман отрезают язык и вздергивают за ноги, поэтому непогрешимость папы вряд ли послужит индульгенцией. А если бы за каждую индульгенцию отрубали руку, как за воровство на ярмарке, у непогрешимого папы не хватило бы ни епископов, ни рук.

– Вы желаете этого?

– Нет, но вы напрасно пытаетесь отыскать во мне злость и ненависть, – их нет. Я думаю, что люди не представляют, как жестоко их надули, а хуже всего то, что благодаря этим святым животным, они не знают, как и за что придётся отвечать. То, что я слышал в церкви, и осуждалось в ваших книгах, я не могу отнести к Божьему Промыслу. Скажите, а нельзя ли было объяснить людям, что их души возвращаются на землю не за наслаждением, а для того, о чём говорит Спаситель? Или после 553 года церкви до небес уже строили не для этого?

– Нельзя. Его слова из Писания были вычеркнуты задолго до этого времени.

– Значит, церкви был нужен не Спаситель, а всего лишь Его Имя и лишь для того, чтобы Его Учение было заменено адской вечностью?

– Чтобы сделать паству послушной и управлять. Любая власть, правящая в обход Божьего закона справедливости, падёт и не принесёт ничего, кроме горя.

– Вы откроете мне тайну, чем будет наказан тот, кто прожил свою жизнь в грехе и пороке?

– Без этого наша встреча не имела бы смысла. Душевными муками после смерти и более суровой жизнью после рождения. Таков закон.

– Погодите. Выходит, распять Господа показалось мало. Рим проклял Дела Господни, апостолов и всех, кто любит Бога больше себя, и теперь повсюду правит не Божий, а антихристианский закон?

– Повсюду, достопочтенный граф, если вы спрашиваете о самом законе и мнящих в нём истину. Даже в бескрайней Русландии, где князья властвуют с помощью вечного ада уже пять веков, и насаждают у себя наше просвещённое крепостное рабство. Везде одна и та же антихристианская ложь, охраняемая силой страха и зла. Вы знаете ещё слишком мало, чтобы постичь суть вещей.

– Но я же не настолько глуп, чтобы не понять великую истину в нескольких словах. Люди не глупее меня и быстро поймут, что, если новое возрождение на земле необходимо для искупления старого, римский папа нужен им только для того, чтобы клеить индульгенции на задницы своих епископов.

– Четверть века назад я побывал в Риме и видел, во что превратилась Вера, и вернулся оттуда крайне потрясённым. Я видел тупость, невежество и разврат римского клира, который царит в столице и римских провинциях и доныне. А что до великой истины, она была заменена на вечный ад более тысячи двухсот лет назад. Это то, что вы, граф, хотели знать.

– А в этой Русландии есть свой «римский папа»?

– Русы – великодушный народ, однако их князья тоже навязали им веру в бренность тела и вечный ад «от Бога». Самозванные наместники везде одинаковы – им не выгодно посвящать чернь в тонкости богословской науки, потому что они переворачивают весь смысл жизни. При насаждении веры в вечную преисподнюю было убито огромное число русов, но в бренном мире забывается всё.

– Русландия... где она?

– Далеко, на Востоке. Суровая холодная страна, населённая сильными, благородными людьми. Тамошние князья и священники тоже хорошо понимают, что под вечный ад можно придумать любой мирской и религиозный закон. Когда я уличил Отцов Церкви во вседозволенности и богохульстве, они назвали меня антихристом, а христову истину – протестантским ядом и заразой.

– Невероятно…

– Настроить церквей до облаков, не значит изгнать из них дьявола.   Увы, в своих книгах я боролся с тем, что не могло бы сосуществовать с германской нацией, если бы первородное учение Христа не заменили на вечный ад. Этот постулат позволяет выдавать зло за добро и добро за зло, и потому его почти невозможно отменить. Он убивает справедливость. Однажды это поймёте и вы, а до той поры никогда не высказывайтесь вслух, – вы не сможете ни отделаться от божьего агнца в рясе, ни добиться его признания в самой явной лжи. Они больше чумы боятся, что Библия для немцев будет на немецком языке, потому что только тогда немцы начнут думать о Господе в себе, а не избегании костра. Если церковь не приблизится к Богу, нация постоянно будет во власти христопродавцев и антихристов, а вместо одного папы придёт другой.

– Значит, в Библии на немецком языке тоже не будет слов Христа о переселении душ, и то, что есть у нас, – это не христианство?

– Нет. Христианским может быть только один закон из двух, а Западная и Восточная церкви проповедуют Вечный Ад. Вы человек незаурядного ума, граф, тем не менее, постарайтесь не искать вокруг себя таких благосклонных слушателей, как я, – вас с удовольствием предадут, и, если будете упорствовать, сведут с палачом. Мне будет очень жаль, если пепел вашего бренного тела развеют над моей совестью.

– Что же мне делать?

– Боритесь и слушайте голос своей души и сердца, – Всевышний внутри вас, не ищите его на стороне. И стремитесь постичь разницу между внутренним смирением перед Господом и теми, кто зовёт себя Его слугами, источает сладкие речи с амвона, а сам является площадным изувером и врагом рода человеческого. Многие из друзей станут вашими врагами, многие из врагов подружатся с вами, и только равнодушные останутся вам верны, но только ваш выбор с кем быть, определит ваше будущее. Делайте, что должны, потому что Господь, если вы с Ним, с вами и пребудет.

– Меня тяготит то, что сказал пастве священник. Спасителя прибивали к кресту в присутствии матери и Марии Магдалины, после чего он давал наставления своему любимому ученику. Это так?

– Я не верю в это, даже если эти слова дойдут до наших потомков через много веков. Это немилосердно, любящему сердцу этого не выдержать. Такого просто не могло быть.

– Не слишком ли много небылиц среди наставлений на путь, который не является истинным?

– Извините меня, граф, мне давно пора идти. Прощайте, и не беспокойтесь за госпожу, – Лютер протянул Густаву руку.

– Спасибо. Прощайте, господин Лютер. Я запомню нашу встречу на всю жизнь.

– В следующей жизни мы будем такими, какими нас сделала последняя жизнь. Оглянитесь, – наша реальность – уже есть наше искупление прошлой жизни; любите в настоящем, и вас будут любить на земле в будущем, когда вы будете уже не вы. Утаить от людей предсуществование их души – всё равно, что призвать в помощь Сатану, какой бы рай он не обещал, – сказал Лютер и исчез в темноте. Он не мог знать, что его последние слова поразят графа больше всего и навечно осядут в недосягаемых временем глубинах его души.

Только теперь Густав заметил, что в углу у входа с понурой головой ждёт Тидо.

– Тидо, брат, всё будет хорошо, проводи меня к ней.

Мужчины вышли в сводчатый коридор и спустились по тёмной лестнице.

– Сюда, она здесь, – Тидо постучал в кованую дверь.

Анхен сидела на краю ложа, безучастно склонив голову. В комнате, похожей на келью, горела свеча, и были только стол и стул.

– Мне уже легче, спасибо тебе.

– Благодари своего Ловкача, он всегда вовремя подворачивается под руку то мне, то тебе. Потерпи, клянусь, мы заберём тебя отсюда, и всё будет, как прежде. Нам нужно время. Завтра к тебе зайдёт викарий, ты можешь довериться ему во всём, а пока за тобой присмотрит Алоиз. Дай ему золотой, он купит тебе новое платье. Тидо, мы должны возвращаться.

Оруженосец подошёл к девушке и обнял её за плечи.

– Анхен, мы вернёмся за тобой.

– Да, я буду вас ждать.

– Прощай, моя хейрин, возьми его. Это амулет моей матери Берты. Пусть он светит тебе, когда весь свет погаснет вокруг тебя...

Проделав большую часть пути, всадники подкрепились и напоили лошадей. Привал закончился, когда Тидо сказал:

– Я знаю, что надо делать. Мы перевезём сундуки Коддля и спрячем их в другом месте. Я всё продумал, надо только незаметно достать повозку.

– Мы не можем пойти на это.

– Потому, что чужое богатство не приносит счастья? Оно мне не нужно.

– Коддль догадается, и мы всех переполошим.

– Зато нам поверят, и посадят его в подвал.

– Никто не поверит, что близкие предавали их. Не всё так просто, как думаешь ты. Я знаю Карла – он опередит нас, и тогда против нас будут все. Надо обезглавить змею, и хвост умрёт сам. А ты предлагаешь наступить на одну змею, чтобы зашипел весь клубок.

– Что же тогда делать?

– Готовиться к свадьбе. Если бы ты не упрашивал свою Анхен выйти за тебя замуж, а женился на ней, она бы послушала тебя и не пошла в служанки к врагу рода Эльзенов, чья кровь течёт в твоих жилах. Но в тебе взыграло ложное благородство, а в ней – гордость, за которые будете страдать оба. Рыцарь недоделанный.

– Она бы снова не согласилась.

– Ну, конечно, куда лучше прислуживать какому-то мерзавцу, чем своему мужу, и ждать, когда её возьмут за руку и перестанут спрашивать глупости! Спроси у Бутики, о ком всё время говорит её подружка Анхен Берг.

Они вскочили в сёдла и продолжили разговор.

– Густав, Анхен сможет вернуться в замок?

– Скоро, но не раньше, чем мы используем то, что она услышала, и чем оттуда уберётся Коддль. Или его повесят, но в том не будет нашей вины.

– Если бы герцог знал, что я его сын, он бы поверил, кто столкнул в пропасть моего сводного брата.

– Не знаю, Тидо, но, если наши сердца хотят справедливости, и слабый может изменить будущее. Тидо, есть одно дело, от которого ты можешь отказаться. Я должен ехать на охоту и не успею сделать его сам. Эта охота важнее добычи. Мне удалось найти верного союзника, от которого зависит, поверят ли в коварство Коддля и Нойгаута или нет.

– Говори, брат мой.

— Надо прокрасться ночью в дом Сильвестриуса и попросить его забыть о Матильде. Надень маску и возьми верёвку, боли ему не причиняй. Бросишь его на пол и изрежешь его поганую рясу там, откуда торчат его толстые, короткие и кривые ноги.

– Он мне противнее, чем крики уличных продажных девок и торговок на ярмарке в Мюнстермайфелде.

– Это не всё, Tидо. Скажешь ему, что в следующий раз спустишь с него шкуру живьём и пригласишь на первое свидание к нему Матильду вместе с сестрой. И не забудь сказать, что будешь следить за ним в церкви, чтобы ближе трёх шагов к ним не подходил, и даже дома, когда он спит. А если он ещё хоть раз посмеет выпороть кого-нибудь на площади или нажаловаться своему римскому папе, ему заткнут глотку кляпом, как всем сожжённым, свяжут и забьют до смерти самого. Хорошо, что он не перепутает тебя с сыном кузнеца, иначе ему конец.

– Всё исполню в точности… Густав, ты не хочешь говорить мне о беседе с самим Лютером?

– Ну что ты! Когда я что-то скрывал от тебя? Я хотел знать, почему на свете нет справедливости.

– Что он сказал тебе?

– Что люди понимают справедливость по-своему, а Закон Божьей Справедливости от них скрыт.

– Кем?

– Римом. Очень давно – большую часть времени после распятия Христа. И, главное, если понять этот закон, можно открыть Господа в своём сердце.

– Тогда я совсем не понимаю, чему учит Сильвестриус и Папа Римский.

– Церковь учит послушанию и смирению перед тем, во что заставляет верить под страхом насилия и смерти, остальное ты видишь сам.

– Когда за колдовство сожгли красивую Сесилию, он назвал ее ведьмой и сказал толпе, что всех непослушных в аду ждёт такой же вечный огонь. А Сесилия была непослушна, и в городе поговаривали, что она не смогла смириться с домогательствами священника. Выходит, что Матильду избили за то, что она любит своего жениха, а Сесилию сожгли за то, что не любит Сильвестриуса. Не понимаю.

– Чего не понимаешь? Почему он говорит о красоте души и тут же больно щипает женщин за титьки? Но Тидо, Господь вовсе не такой жестокий, как они говорят, а они так говорят потому, что жестоки сами. Сжечь живое существо заживо или подло обмануть кого-то очень непросто, и не сможет каждый.

– Не каждый? Тогда почему они могут сжигать людей по всей священной империи? Может, ты не хочешь признаться себе, что в кирхах империи собрались только такие, как наш святой отец Сильвестриус?

– В душе таких людей скопилось много страха и ненависти, даже если они поселились в их сердцах тысячу лет назад.

– Разве они могли поселиться в сердце тысячу лет назад?  Не понимаю.

– Могли, и смогут опять. Душой ты понимаешь всё это, я же вижу, а если бы не понимал, копил бы в себе похоть и ненависть, как Сильвестриус.  Но если бы ты убил его, душа его осталась бы такой же чёрной, какой была, и когда он вновь родится на земле, будет всех ненавидеть. Душа возрождается в этом мире, чтобы научиться любить.

– Густав, а ты тоже возродишься на земле?

– Конечно, мой сердечный Ловкач. Только я не знаю, кем, когда и где. А если мне опять повезёт, где-нибудь рядом возродишься и ты.

– Почему ты сказал «опять»?

– Потому, что мне кажется, что я тебя знаю очень давно. И никакие сокровища Коддля не могут изменить ничего. Я хотел, чтобы Мартин Лютер объяснил мне то, что никогда не говорят первым встречным. А ты мне не первый встречный, и всё, что я услышал, обязательно будешь знать ты. Нам не стоит обсуждать всуе дела Господни, важнее которых на свете нет. Поговорим, когда я вернусь с охоты.

– Хорошо. Кому же не интересно знать, что думает о церкви сам Мартин Лютер?

– Пока меня не будет, спроси себя: пошли бы римские папы на неисчислимые бесконечные зверства ради нескольких лет роскоши своего дворца, зная, что вечном аду их ждёт неугасимое и невыносимое пламя, которое никогда не превращает в пепел, как Сесилию. Эти злобные, но очень хитрые твари пытаются нас убедить, что их гнусные злодеяния во Имя Христа позволяют им считать церковь святой, себя – христианами, и достигать райской вечности. Как бы ни так. Вперёд!

Всадники пришпорили лошадей и поскакали во весь опор. Каменистая дорога шла вдоль левого берега Мозеля и была знакома с детства обоим друзьям.

* * *

Два следующих дня я отлёживался тюфяком, почти ничего не ел и лишь во вторник вышел немного подышать. В среду вечером, в начале седьмого, кто-то постучал в дверь, – это Хельга, мелькнуло в голове, больше некому.

– Да, не заперто.

Постучали снова, пришлось вставать. За дверью стояла Хельга. Она казалась уставшей и подавленной.

– Добрый вечер. Проходи, пожалуйста, – я отступил.

Она перешагнула порог и осталась на месте.

– Что-то случилось или ты спешишь?

– Я хочу извиниться. Мне всё объяснила англичанка.

– Ну, объяснила и объяснила, порядочных людей навалом в любой стране. Сядь, пожалуйста, в кресло. В ногах правды нет, как и в головах.

Хельга села, но её поза выдавала напряжение и неуверенность.

– Сегодня утром она прикатила свой чемодан в мой номер и сказала, что её ждёт такси. Она не смогла найти меня раньше... говорила, что ты очень хороший и особенный...

– И ты поверила ей больше, чем своим глазам?

– Алекс, прости меня.

– Забудь. Я поступил бы точно так же. Энергия ревности одинакова у всех народов и не зависит от обручального кольца, её лишены только гаремы, публичные дома и «нормальные шведские семьи».

– Ты, правда, так думаешь?

– А ты, когда хлопнула дверью, думала иначе?

– Ты хочешь сделать мне больно?

– Три дня в одиночестве – для садиста невыносимая пытка, – некого мучить под предлогом желания добра. Мы оба знаем, что в стечении обстоятельств виноват только я. И мы оба знаем, что, если бы ты хлопнула дверью чуть тише, эта ирландка не поняла бы, что случилось, подумала, что ты ошиблась дверью и не стала тебя искать, но тогда бы больно стало мне.

– Мне стыдно...

– У вас тут что, старушка-Европа совсем в маразм впадает? Искреннее чувство – это стыдно, а когда народные евроизбранники внедряют групповуху и стирают в порошок гендерные различия доверчивых народов, – это политкорректно и этично. Тебе не кажется, что народу естественнее стыдиться порочного, шкодливого слугу, а не естественного проявления гендерных ролей?

– Ты, как всегда, оригинален и убедителен. Вчера и позавчера я допоздна работала, но думала только о тебе... Я всё равно бы к тебе пришла.

– И я бы к тебе пришёл.

– Почему?

– А почему я искал вино, которое тебе понравилось? Ты ужинала?

– Нет, я только приехала, оставила плащ в номере и поднялась к тебе.

– Хорошо, что в ваших отелях не клеют на дверях стикер с зачёркнутым сэндвичем. Мы разогреем консервированные сардельки, а остальное выложим на тарелки и съедим. Ты любишь ужин при свечах?

– Только с тобой.

– Смотри. Вот одноразовая посуда, нож, бумажная скатерть-самобранка и пара свечей. Стол маловат, но ничего. Ты сможешь всё приготовить?

– С радостью. Сейчас, вымою руки.

– Пристрой, пожалуйста, эту банку под горячую воду и сток в раковине закрой.

Пока Хельга была в ванной, я открыл бутылку вина и консервы.

– Мне понравилось, как ты выразился про естественность гендерных ролей. Я сама не понимаю, как им удаётся протаскивать тот или другой закон. Ведь для этого нужно сильное лобби, больше половины голосов.

– А можно я поваляюсь на диване и полюбуюсь тобой?

– Только вино открой.

– Уже открыл. Политика – легализованная проституция, ни отменить, ни искоренить; сначала косят под попрошаек, а затем берут плату за свою гнилую мораль. Если бы дьявол не вооружил человечество «одноразовой» аксиомой, твой вопрос не стоял. То, что поп машет кадилом, видят все, а то, что он машет им под самодельную аксиому, не видит никто, потому что земная популяция развивается по нравственному закону, который он объявил ересью и злом. В природе нет другого закона, определяющего нравственное развитие души, кроме того, который извратили и упрятали толоконные лбы.

– Прозвучало страшно.

– Ну, а теперь рассказывай, почему начала задерживаться на работе.

– Не вылезала из-за компьютера и полдня сидела в библиотеке над оригиналами, – ответила Хельга, нарезая ветчину и сыр. – Я нашла про историю ордена всё, что есть. Папка с бумагами в моём номере, я потом её принесу вместе с петушками на палочке. Материалы переведены на русский, в них все подробности.

– Какие источники ты использовала?

– Разные. Летописи, семейные хроники, всё, вплоть до упоминания в дневниках. Оказывается, в 50-е годы прошлого века по поручению владельцев замка группа специалистов провела фундаментальное исследование этой истории, которая заняла более 600 страниц. По его результатам был составлен итоговый отчёт, в котором изложены донесения тех, кто занимался разбирательством дела тайного ордена, показания современников и признания заговорщиков. Есть даже свидетельства тех, кто их пытал. Многих из братства ордена казнили, но секретную казну Карла Коддля так и не нашли. В этом документе приводилось много ссылок на первоисточники, некоторые из них я видела своими глазами. Это был огромный труд, ведь в то время источники систематизировались вручную, и компьютеров не было.

– Ты нашла что-нибудь про легенду о любви?

– К сожалению, ничего.

– Там упоминаются имена Густава Берлица и Флоры?

– Конечно, – их смерть была на совести заговорщиков.

– Какую роль играл Берлиц в истории ордена?

– Он пытался уничтожить его и разоблачить предателей.

– А ты могла бы пересказать самое интересное?

– Могла бы. Полсотни страниц – не так и много. А ты не умрёшь от голода вместе со мной?

– Бедная моя! Всё, открываю сардельки, банка согрелась. Оставить даму голодной за накрытым ею столом! Каков подлец! Скажи, ты простишь меня? Нет, ты ответь, простишь или нет, я жду!

Хельга расхохоталась.

– Не думала, что ты большой артист.

– Как говорил обо мне мой болгарский друг Радослав, «большой артист – Большой театр».

– За что мы выпьем?

– За Хельгу Грот, которая несёт свет исторической истины, и за просветление тёмных, забитых масс.

– Это ты тёмный и забитый?

– Я ещё и голодный. Зажигаю свечи и выключаю свет... За Хельгу Грот! – я поднял стакан.

– За просветление!

– Знаешь, в чём, на мой взгляд, главное злодеяние церковников? Помимо безверия, принцип одноразовой земной жизни души укреплял сословность и классовость общества, то есть служил гарантом социального неравенства, вёл к пренебрежению «маленьким человеком» и эксплуатации. Ты навеяла эти мысли своим экскурсом. Развенчать поповскую аксиому одноразовой телесной жизни души не смогли, но поступили иначе, – отделили поповщину от людей. Вот это и служит ответом на вопрос, «почему христианство не сделало нас лучше». В Книге Духов написано, что ни одно сословие или класс не могут быть счастливы, потому что жизнь даётся, как искупление или испытание. Я думаю, что без Закона Реинкарнации нельзя адекватно воспринимать земную действительность. Тот же фиктивный принцип оставлял общество в неведении относительно актов самосуда «во имя справедливости», вёл к субъективному восприятию справедливости по правилу «око за око», скрывал феномен кармического воздаяния в новом теле и плодил земную скорбь.

– Ты хочешь сказать, ничего не изменилось?

– А ты видишь смысл в том, что «времена не выбирают, в них живут и умирают»? Я – нет, просто кому-то понравилась рифма. Чем отличается наша жизнь в 90-е, от той, что была во времена Густава-Справедливого? Ничем, потому что мы говорим не о резиновых бабах и гаджетах, а о том, что порочная верообразующая конструкция церковного закона испоганила взгляд на жизнь.

– Будет ли корректным такое сравнение?

– Попробую объяснить. Наш фильм «Ворошиловский стрелок», в котором заслуженный дед покупает на базаре винтарь с оптикой и мстит подонкам за изнасилование внучки, посмотрели миллионы зрителей и все народные депутаты. Я не знаю ни одной дискуссии, где бы тему самосуда обсуждали с точки зрения возмездия душам между земными жизнями и в их новых телах. В чём причина бесплодности дискуссий на эту тему? В самопальном ублюдочном законе попа и в том, что энергетику ненависти нельзя побороть неотвратимостью уголовного преследования. Во-первых, для неотвратимости наказания необходима стопроцентная раскрываемость, что в принципе невозможно, хотя этого пытались добиваться искажением отчётности. Во-вторых, многие думают, что самосуд исчезнет, если общество увидит, что негодяй, будет наказан государством. Это тоже невозможно, поскольку жертва самосуда появляется в поле зрения мстителя раньше, чем государства, а упование на прочие факторы отличается ещё большей наивностью. Напрашивается библейское: ударили по одной щеке, подставь другую.

– Я тебя поняла. Месть считают справедливой, потому что закон истинной справедливости скрыт Церковью.

– Да, но если даже эксперты не понимают, как действует закон изменения и сохранения энергии души, оболганный Церковью, и в качестве фактора, останавливающего самосуд, не принимают во внимание кармическую расплату неблагоприятной судьбой, что может понимать в способах достижения справедливости общество, ведомое «одноразовыми» учениями попов и материалистов? Фильм «Ворошиловский стрелок» снял известный и уважаемый режиссёр, что вызвало огромное число дискуссий. Все они были бесплодны по одной причине: режиссёр умолчал о неотвратимых последствиях самосуда ровно столько, сколько не договорил автор «Человека-амфибии» о причинах невозможности построения справедливого общества на отдельно взятом морском дне. Моё убогое мнение заключается в том, что художник должен не только вызвать бурю эмоций, но и предложить конструктивное рациональное решение проблемы, чего не было совсем.

– Ты его знаешь?

– Легких решений не бывает. Рациональное решение лежит в плоскости социального управления тонкими энергиями человеческой души, а с закона трансформации духовной энергии свесили ножки клирики. В итоге, все зрители были на стороне «народного мстителя» и понимали, что так поступать нельзя. Конечно, фильм сделан талантливо, но ничего, кроме пустопорожнего возмущения беспределом 90-х, в обществе он не вызывал, потому что истоки данной проблемы ни политикам, ни обществу пока не по зубам. Это прямое указание на то, что учения об одноразовой телесной жизни души и бездушного тела превращают нас в общество дебилов. В случае с самосудом критерием истины является карма цикла рождений и смертей, но государство, допустившее беспредел 90-х, упорно не желает этого признавать. Очевидно, высокие чинуши до высоких материй ещё не доросли. Отсюда вывод: если закон Божьей справедливости спрятан Церковью, нет смысла звать на дискуссию о поисках справедливости попа. Тысячелетия пролетели, а богатый всегда прав, и поиски закона справедливости находятся в тупике. На кой хрен искать этот закон, если существует вечная преисподняя?

– Но тогда выходит, что Тидо Фогель совершил убийство Коддля из мести.

– Не отрицаю, хотя у него могло быть смягчающее обстоятельство.

– Какое?

– Ты говорила, что Коддль проник в спальню герцога Роттердорфа и вынашивал намерение избавиться от него, а это уже другой мотив. Для того, чтобы привести светские законы в соответствие с Божьими вечными законами, необходимо отказаться от ложного постулата одноразовой телесной жизни души, что вызовет недовольство толоконных лбов. Современная уголовная политика подчинена конъюнктуре, а не вечным законам, поэтому столь же бесплодны дискуссии о смертной казни. Честно говоря, мне порядком надоело слышать, что английские карманники шмонали карманы во время казней таких же воров, или про вынужденный характер исключительной меры социальной защиты.

– Ты привёл противоположные аргументы. Почему ты с ними не согласен?

– Потому что лишение жизни другого человека, мягко говоря, не проходит бесследно для души виновного ни после неотвратимой смерти, ни после очередного воплощения на земле, и ни тяжесть, ни справедливость кары обжалованию не подлежат.

– Хотела спросить. Если человек с рождения лишён памяти о земном прошлом души, как он может сознавать, что его неблагополучная судьба явилась, например, возмездием за убийство, совершённое в прошлой жизни?

– Он должен понимать, что текущие испытания были заслужены им в прошлых воплощениях, против чего борется Церковь. Человека учат тому, в чём нуждается его душа, хотя по характеру избранных испытаний можно догадаться, чему его хотят научить. В любом случае кармические испытания ослабляются по мере воплощений, поэтому Церковь, скрыв это, совершила злодеяние.

– Им бы не хотелось выслушивать публично такие формулировки.

– Учение о вечном аде скрывает объективную картину злодеяния и воздаяния за него, не говоря о предназначении души. Святые отцы и теоретики материализма проявили завидное единодушие, – они спрятали закон, по которому живут все существа обитаемых планет, и посмели навязать лживые принципы справедливости, не имеющие ничего общего с кармой рождений и смертей. И те, и другие были вооружены своим Писанием, подогнанным под кустарное верообразующее фуфло.

– У каждого своя правда и своё понятие о справедливости?

– Лучше всех научились «жить по понятиям» уголовники, но это крайнее проявление обыкновенной тупости, агрессии и материализма. Историю вершат в меру понимания своего, – так говорил нам, студентам, профессор Кадушкин, мой Учитель. Поповская доктрина имеет «двойное дно», она лицемерна, потому что её закон был задуман для известных целей. Понимаешь, какая штука, – Ленин сообразил, что для того, чтобы победить, надо вывести из игры Церковь, а для этого необходимы две вещи: насилие с опорой на принцип бездушия тел. Церковники проиграли потому, что заменили подлинный закон справедливости – посюсторонней материализации кармы инкарнаций, на мнимый – потусторонней вечности ада, в то время как Ленин говорил о социальной справедливости на понятном всем языке. Со словами Николая II на спиритическом сеансе о том, что Владимир Ильич его перехитрил, можно согласиться, – надо было не хлопать ушами с крещения Руси и самому вникать в несуразицу «исконных корней». В конце концов, население Российской Империи видело, что учение о вечном аде мирно сосуществовало с социальным неравенством и не мешало имущему меньшинству наживаться и угнетать большинство.

– В этот раз ты почему-то не сказал про лопнувшее христианское смирение.

– Вот, говорю: вечное загробное наказание за попрание норм социальной справедливости перестало устраивать большинство, которое хотело жить по справедливости на этом свете, а не на том. Ленин обещал дозагробную справедливость, и вместо церквей и кабаков, где заливали водкой лопнувшее христианское смирение, начали строить школы и больницы.

– Можно ли думать, что главную роль в причинах вашей революции сыграла Церковь?

– Главную роль всегда играет мировоззрение. На кой хрен пугать вора, обирающего народ, вечными загробными неприятностями, если он вернётся оттуда и будет отвечать за воровство в новом теле на той же земле? Тот факт, что церковники скрывают перевоплощение души, – её возвращение на землю, чтобы со смирением принять справедливое искупление и возмездие, важен для всех, но именно он превращает церковный верообразующий закон во врага человечества номер один. Римская поповщина сфальсифицировала верообразующий закон в I тысячелетии, когда считала, что её порочный клерикализм будет так же вечен, как её изобретение вечной преисподней. Спустя много столетий, «благородное» поповское учение об одноразовой телесной жизни души было «облагорожено» теорией естественного отбора сильных и борьбы за выживание, и ублюдочное мировоззрение Запада сложилось окончательно, – стало ясно, что смыслом одноразовой жизни является борьба, в которой побеждает сильнейший. Работников некоторых структура гонят прочь, если они не разделяют зоологию дарвинизма.

– А как это сказывалось на общественных отношениях?

– На таком дебильном верообразовании невозможно строить справедливое общество и принимать справедливые законы. Это не общество, а дикая природа, где научились есть вилкой и ножом, но ценят только обман, силу и скорость. Человек должен знать, зачем он пришёл на землю, и что нанятые им чиновники будут защищать его интересы, а это предполагает другую веру, право и мораль. Всё просто, Хельга: для того, чтобы знать, какими должны быть законы «здесь», надо знать, по каким законам, чем и за что человека накажут «там». Фальсификация христианства в IV веке преследовала упрятывание именно данной связи законов Неба и земли, и, в этом смысле, отделение Церкви от государства уже ничего изменить не могло.

– Почему, Алекс?

– Потому что оба учения об одноразовой жизни одухотворённого и бездушного тела преследовали эту цель. Поэтому под поповскую загробную доктрину и наворотили столько земного юридического дерьма.

– Юриспруденция требует научных доказательств.

– Замечательно, – словно попал на университетскую лекцию для первокурсников и ждёшь звонка, чтобы достать мамины пирожки. А что будем доказывать? То, что толоконные лбы ещё на плоской земле извратили школьный закон сохранения энергии души и научились им управлять во вред Человечеству? Неужели, ты всерьёз веришь, что политикам и академикам невмоготу проcчитать антисоциальные последствия откровенной бредятины? Да ей вертят, как хотят: от подмены вечной загробной кары на вечный загробный кайф в окружении девственниц до замены вечной души на кратковременное свойство высокоорганизованной материи, обречённое на небытие.

– Алекс, может, ты ещё нальёшь нам вина?

– Конечно, извини. Где твой стакан?

– Вот. Скажи, а в Книге Духов говорится о жестокости средневековых законов, нравов и обычаев?

– Да, довольно подробно, причём связывается с законом нравственной эволюции инкарнаций. А что? – спросил я, когда мы выпили.

– Меня увлекла история рыцарского ордена. Это не похоже на чтение учебника истории. Перед тобой как бы проходят живые, реальные люди прошлого. У них была любовь, дружба и ответственность за своих близких. Они страдали и радовались, совершали предательство и были верны. Взять хотя бы оруженосца Тидо, который после смерти Густава и Флоры остался им верен, или любовь к нему служанки Карла Коддля Анхен, – меня это потрясло.

– Хельга, а что стало с Тидо после того, как его увели из спальни герцога?

– Тидо хотели бросить в яму с крысами, но за него заступился Корнелиус фон Роттердорф, и он был заточён в подвал. Когда его заковали в цепи, он сказал одно: Карл Коддль и Филипп Нойгаут – предатели, они убили Густава и Флору, и он знает, где хранятся сокровища заговорщиков. Он ответил палачу, что будет говорить только после того, как Нойгаута посадят на цепь и привезут из Майнца его невесту Анхен Берг. Тидо молчал до тех пор, пока её не доставили в замок и не допросили. Анхен рассказала про подслушанный разговор Коддля и Нойгаута о том, как в обрыв вместо кареты с герцогом, сбросили его сына Лесчека Роттердорфа, и что в Майнце её спрятали от расправы жених и Густав фон Берлиц. Нойгаута посадили в подвал, а Тидо освободили, но помощник Коддля пытался свалить всю вину на мертвеца. Нойгаут признался в интригах и разбоях и в том, что попал в замок «из грязи в князи», благодаря Коддлю, и стал его правой рукой.

– Да, гены пальцем не размажешь. Довольно драматично.

– Кроме того, Тидо Фогель рассказал, что люди Коддля и Нойгаута накануне смерти Густава и Флоры совершили убийство её отца, князя Радена. Он показал место, где были спрятаны сокровища ордена. Оно находилось в пяти километрах от замка, но там ничего, кроме следов тайника, не нашли.

Я тут же вспомнил про записку Тидо об убийстве отца Флоры и опасности, грозившей ей и Густаву, которую с тревогой читал в гипнотическом трансе. Миг как вечность, вечность как миг, – если вы когда-нибудь соедините в себе прошлое и настоящее, то сможете это понять...

– Алекс, о чём ты задумался?

– Об этих людях, – ответил я, и это было правдой. – Давай-ка ещё по полстаканчика винца, а?

– С удовольствием.

– За тебя.

– И за тебя.

– Я не совсем понял. Если Тидо обвинил Коддля и Нойгаута в убийстве Густава и Флоры, и все соучастники признались, кто и как совершил их убийство?

– Коддль и несколько фонов из охраны, всего шестеро. Густав и Флора попали в засаду и предпочли броситься в Эльзенбах. Нойгаут в это время находился с другими головорезами недалеко.

В трансе я видел шестерых...

– А дальше? Куда делись их тела?

– Не знаю. Я выяснила только то, что их нашли и где-то похоронили.

– Ты читала признание Нойгаута?

– Под пытками он признался во всём – в убийстве Густава и Флоры, князя Вольфганга Радена, Лесчека Роттердорфа и в покушении на герцога. По его словам, Коддль ему не во всём доверял, особенно в том, что касалось избавления от власти Трира и политических планов. Он указал на то же место хранения сокровищ, что и Фогель, и рассказал, что Коддль перепрятал их незадолго до своей смерти и лично умертвил всех, кто ему помогал.

– Сколько же зла за те десять лет они совершили...

– Много. Если читать все 600 страниц, можно устать, поэтому я выбрала для тебя самое главное. В исследовании много места занимают перечисление преступлений и свидетельства членов ордена, которые уличали в заговоре друг друга. Фактически, к заговорщикам относились не только начальник охраны Венцель Шраг и начальник гарнизона Хайнрих Задль, но и многие наёмники из охраны и гарнизона. Каждого допрашивали с пристрастием, а потом решали его судьбу. Тех, кто в их делах не участвовал, просто разогнали. С союзниками Коддля из замков Рюдесбург, Вилдхайм, Шталек, Гюттенбах, Триттенрих и Бернстайн разорвали все отношения, но воевать никто не решился.

– В этих материалах есть что-нибудь про заговорщиков из рода Эльзен?

– Иоганна Роттердорфа из рода Серебряного Льва и Бертольда Тёрниха из Буйволиных Рогов с несколькими фонами, служившими у Эльзенов, казнили. Они сознались в тяжких преступлениях против своих семей, но у меня осталось впечатление, что далеко не все представители рода Эльзенов, входившие в тайный орден, были установлены.

– Ну, полной победы никогда не бывает. У нас, вон, одного нефтеналивного олигарха приземлили на парашу, а заказное мочилово – как с гуся вода. Из-за чего у тебя сложилось это впечатление?

– Историки, проводившие исследование, сделали вывод. Они обратили внимание на то, что в свидетельствах начальника гарнизона Хайнриха Задля имеется указание, что членами братства могли быть ещё, как минимум, трое представителей рода Эльзенов. Эти люди не присутствовали на советах Коддля и на правах тайных членов хранили своё инкогнито. Коддль к этому времени был уже мёртв, а Нойгаут ссылался на то, что других изменников мог знать только он, хотя, скорее всего, это была ложь. Пока он ждал на охапке соломы решения своей участи, у него нашли записку с требованием принять меры к его вызволению, но имя адресата в ней не указывалось. Для него всё кончилось неожиданно – спустились за ним в подвал и увели во двор. В общем, прочтёшь сам.

– Ты случайно не знаешь, в твоём турбюро или у коллег-историков есть карта замка? Что-то вроде поэтажной проекции помещений.

– Есть, о ней знают все, но сотрудники не имеют к ней доступа.

– А что так?

– Секрет. Зачем она тебе?

– Я не смогу тебе объяснить сразу.

– Тоже секрет?

– Нет. Мне нужно побывать в одной комнате, и я точно знаю, где она расположена.

– Тогда зачем тебе карта?

– Я не знаю, как попасть в замок в неурочный час.

– Очень интересно. А почему нельзя во время экскурсии?

– Туда никого не водят.

– Ты что-то скрываешь?

– Уже нет. Я увидел во сне комнату, гобелен на стене, сундук на котором лежала книга, кровать, чёрный обод со свечами под потолком и окно с крупной решёткой: два вертикальных прута и несколько горизонтальных.

– Тебе приснилась комната, и ты решил в неё залезть?

– Ну да, а что?

– Что? Ты с ума сошёл, Алекс.

– Не думаю. С какой стати мне тогда крутили немое кино о том, где она находится и зачем там надо побывать?

Хельга взяла паузу, – видимо, задумалась, про что спросить раньше, – про «где» или «зачем».

– Хорошо, зачем?

– Мне было сказано, что в этой комнате есть тайна, и когда я войду в неё, всё пойму сам. Я проснулся, а сон, будто не прекращался, – бессловесная информация и видения продолжались. Я оделся и в девятом часу пошёл в кафе завтракать. Ты в это время, наверное, была в Кобленце.

– Да, мы уехали около восьми. И что было в кафе?

– Там я стал размышлять, ради какой тайны я должен лезть чёрт знает куда. Может быть, это какая-то тайна ордена или его сокровищ? Мне чётко продиктовали, что тайну можно открыть, лишь находясь в этой комнате. Пойми, с тех событий минуло почти пять веков, мы с тобой постоянно о них говорили, и сон не мог быть случайностью. Всё было весьма зримо и даже назойливо, иначе бы, я ничего не запомнил.

– Где она находится?

– На последнем этаже башни «Дома Роттердорфа» под левой фахверковой башенкой. Это угловая комната с окнами, выходящими на западную сторону.

Хельга опять замолчала, только на этот раз было труднее судить, что происходило в её голове.

– Надеюсь, ты меня не выдашь полиции, но я должен там побывать. Я просто хочу знать, по какой лестнице можно подняться на самый верх.

– А потом ты захочешь узнать, какие двери нужно взломать, чтобы попасть на первый этаж, с первого на второй и каков режим охраны объекта.

– Могу не взламывать, – залезть по плющу, но боюсь, он оборвётся до того, как я ухвачусь за решётку. И потом, глупо держаться побелевшими пальцами за решётку, которую надо пилить, уж лучше отказаться на стадии приготовления к преступлению. Если ты мне поможешь, станешь соучастницей, но я бы тебя не выдал, – должен же мне кто-то носить передачи.

– Какие передачи?

– В тюрьму. Для этого ты должна находиться на свободе.

– Тебе не говорили, что ты сумасшедший?

– Нет, хотя постой. Одна фройляйн, которая не смогла отговорить меня от рокового шага, но обещала носить в тюрьму передачи. Скажи, пожалуйста, почему в замках так много гобеленов? Плохие отношения с Персией?

– Они сохраняли тепло, спасали от холодных стен и создавали уют.

– Во-от. А я только посмотрю, висит ли на стене тот гобеленчик, и сразу вернусь в отель тем же путём. Шесть вёрст туда и обратно по холодку для меня ерунда.

– И всё-таки, зачем тебе туда?

– Мы же убедились, что не все тайны ещё открыты, а тут такая подсказка. Не веришь – пойдём со мной, но тогда носить передачи будет некому. Ты же не рассчитываешь, что нам выделят одну камеру и двуспальные нары? Где тут ближайшая тюряга?

– В Кобленце, наверное, – рассеянно ответила Хельга.

– О-о, да это рукой подать. Ну как? Пойдёшь в пособники злоумышленника?

– Не вижу поводов для шуток. В замке работает внутренняя охрана, она всегда действует незаметно и не отличается от посетителей.

– Значит, надо лезть ночью, когда она спит в одно время с посетителями.

– Послушай, один из управляющих Клауса фон Берлица – герр Штубе, невыносимый зануда. Он имеет привычку обходить замок вокруг, появляться во дворе и цепляться к одиноким фрау бальзаковского возраста.

– Для мужика это нормально, разве нет?

– Да, но он цепляется к ним днём, а замок обходит ночью, и если что-нибудь замечает, обязательно записывает и докладывает хозяину.

– Тогда надо поступить, как подпольщики во время комендантского часа, – спрятаться за угол и переждать патруль. Кино и немцы. Сколько человек остаётся в замке на ночь? Я имею в виду работающих, которые бодрствуют.

– Сменный вахтёр. Его место в конце коридора за входом в турбюро. Снаружи есть кнопка вызова.

– Зачем он нужен?

– На случай непредвиденных обстоятельств или аварии. У него находятся ключи от помещений.

– А где твоё рабочее место?

– Надо пройти мимо него, повернуть направо – там кабинеты для гидов и сотрудников, которые обеспечивают проход туристов. Коридор по другую сторону от вахтёра ведёт к научным сотрудникам музея, в архив и библиотеку.

– Я проходил на экскурсию через двери, которые находятся слева от входа в туристическое бюро. У кого ключ от них?

– У вахтёра.

– Есть другой вход в музей?

– Не знаю, возможно. Ты же сам видел, сколько в закоулках дверей. На противоположной стороне двора, правее, если смотреть от дверей турбюро, есть чёрный ход, через который выходят группы.

– Не такой он и чёрный. Через него можно попасть в кухню, которой заканчивается экскурсия. У кого ключ от этих дверей?

– У вахтёра и в ящике стола, за которым я сижу. Сотрудники пользуются им, когда завершается последняя экскурсия.

– Ты сделаешь для меня слепок с ключа, чтобы было, как в кино?

– Зачем? Если вечером его взять, утром можно положить обратно.

– Ты что, уже согласна подвезти меня к месту преступления? Если пришьют предварительный сговор, конфискуют твой «фольксваген».

– Я пойду с тобой. Рисковать, так вместе. Надо быть осторожнее во дворе, – этот Штубе больше всего любит ходить через дворик мимо выставки драгоценностей и второй капеллы.

– Хельга, нам нужно уточнить план действий. Ты была на этажах этого здания?

– Несколько раз.

– Попробуй уловить суть задачи. Его коридоры проходят в сторону северной стены, где должна быть боковая лестница. Вероятно, на эту лестницу ведут двери в конце этих коридоров, кроме одного, – на экскурсии я видел, что он перекрыт временной стеной. Кажется, на этом этаже находится молельня. Если я всё правильно понимаю, в нужную комнату можно попасть с других этажей, но в любом случае, в жилые покои ведёт лестница, которую надо отыскать. Это необходимо уточнить, потому что найти её в темноте будет трудно. Я могу ошибаться с точностью до наоборот. В идеале – не оставить никаких следов.

– Я поняла. Когда мы сделаем это?

– Если проверишь завтра, то послезавтра. Какое время удобнее?

– Приблизительно с девяти до десяти вечера. Раньше не стоит, а позже – вызовет подозрение. С парковки отъедем после девяти, когда будет темно.

– Хельга, почему ты идёшь на это?

– Потому же, что и ты. Не хочу, чтобы ты заблудился. Я же вижу – никаких корыстных интересов у тебя нет.

– Нет, – подтвердил я, поднялся и обнял её за плечи.

Она встала с кресла, обняла меня, и я сильно прижал её к себе, – так, не шевелясь, мы стояли около минуты.

– Алекс, прости... я не могу сегодня... – прошептала она. – Уже поздно. Мне лучше уйти.

– Конечно. Спокойной ночи, – ещё тише ответил я.

– Спокойной ночи, – она поправила волосы.

– Алекс.

– Да?

– С тобой не соскучишься.

– В моём языке эта фраза почти всегда имеет подтекст.

– Я не умею говорить с подтекстом.

– Скучать вредно для здоровья, я понял это за последние 3 дня...

* * *

- Неприязнь существ, делавших нам зло на земле, прекращается ли с телесной жизнью?

«Часто они сознают свою несправедливость и сделанное ими зло; но иногда также преследуют вас, если Бог позволяет это, для того, чтобы продлить ваше испытание».

- Можно ли прекратить это преследование и каким образом?

«Можно, если молиться за них и платить им за зло добром, тогда они поймут своё заблуждение. Сумейте, впрочем, стать выше их козней, и они прекратят их, видя, что ничего не выигрывают на этом».



Книга Духов

* * *

НЕДОСТУПНОЕ ПРОШЛОЕ. Германия, замок Эльзы, 13 июня 1536 года

Карл Коддль окинул взглядом собравшихся, он был намерен перейти к самому важному. За большим столом Рыцарского зала сидели Иоганн фон Роттердорф из линии Серебряного Льва, Бертольд фон Тёрних – из Буйволиных Рогов, и ещё три постоянных члена совета, представляющие каждую из ветвей семьи. Слева от помощника Коддля Филиппа Нойгаута расположились начальник военного гарнизона Генрих Задль и начальник охраны замка Венцель Шраг. Единственным приглашённым на совет был князь Николаус фон Вилдхайм, доверенный человек в делах Карла Коддля за пределами владений рода Эльзен.

– Продолжим, господа. Два дня назад удалось перехватить секретное письмо курфюрста герцогу Роттердорфу. Посыльный был убит, и его исчезновение невозможно сохранить в тайне.

– Что было в этом послании? – спросил Иоганн Роттердорф.

– До Трира дошли слухи о вооружённых конфликтах между вассалами Эльзенов, – ответил Коддль, – это вызвало недовольство курфюрста и озабоченность архиепископа.

– Пока братство едино, мы все в безопасности, – взял слово Бертольд Тёрних, – наши границы хорошо охраняются. Мы не ссорились с Триром со времён Эльзенской распри и должны остановить междоусобицу.

– Вассалы прекратят набеги по первому требованию, но это не избавит нас от подозрений в разжигании вражды между семьями, – возразил Коддль. – В письме имеются намёки на внутрисемейные интриги, и, если в них станут разбираться, могут последовать обвинения в измене и предательстве. Не забывайте, что князья Трира поддерживают герцога и готовы оказать ему военную помощь не только в борьбе с внешними врагами. Если вопреки нашим усилиям семьи объединятся, нам дадут отпор, и никто из вас не пожелает, чтобы на рыцарском совете заседали ваши родственники. Угроза исходит не только от старого шута Роттердорфа, но и от Густава Берлица. Он вполне может оказаться тем, кого поддержит большинство членов семей. Я пока не понимаю, что он задумал, но вижу, что у него есть какой-то план, и он выжидает, чтобы нанести удар первым. Если мы не уничтожим врагов по одному – кинжалом, мечом и ядом, они уничтожат всех нас.

– Мы не дадим погибнуть ордену, – как всегда, с пафосом произнёс начальник гарнизона Задль. – Мы обязаны действовать, и, если нужно, убрать с дороги герцога.

– Сейчас это только навредит. Мы находимся в опасном положении и при этом вынуждены принимать меры безотлагательно. Где Потная подмышка? – обратился Коддль к присутствующим.

– Аксель Швайс пропал, – ответил Венцель Шраг.

– Вы получили мою депешу от Акселя Швайса? – Коддль посмотрел на фон Вилдхайма.

– Нет, Карл. О нашем собрании меня предупредил вчера другой гонец. Больше никаких сообщений я не получал, – ответил тот.

Коддль перевёл взгляд на начальника гарнизона.

– Мы отправили лазутчиков на следующий день, когда он не вернулся. Они опросили крестьян из деревень близ дорог. Сегодня утром стало известно, что Акселя Швайса взяли в плен люди князя Радена, – доложил Задль.

– Если это так, он уже выболтал всё, что знал, – с раздражением заключил Коддль. – Так больше продолжаться не может. Задль и Шраг займутся Раденом. Выследить и убить, где бы он ни находился. Убейте всех, кто будет при нём. Сначала прикончим Вольфганга Радена, а потом дойдёт очередь и до Берлица, иначе, они нас опередят. Пока герцог находится в неведении, что его сын Лесчек отправился на тот свет вместо него, нам это на руку. У него не должно быть сомнений в несчастном случае с сыном и в нашей преданности.

Нойгаут наклонился к Коддлю и что-то прошептал ему на ухо.

– Где сейчас эта девка, Анхен Берг? – спросил Коддль.

– Три дня назад её вывел из замка Тидо-Ловкий. Больше их не видели, – доложил начальник стражи. – Мы обыскали его домик, – там их нет, но мы оставили в засаде своих людей.

– Найти! Ей известно про убийство Лесчека и покушение на Корнелиуса Роттердорфа. Того, что она подслушала, хватит, чтобы болтаться всем нам на одной перекладине. В низкую клетку её, – приказал Коддль, – хотя нет, – обвините её в воровстве и утопите.

– Где? – спросил Венцель Шраг

– В корыте, болван! И не забудь задать ей вопросы перед тем, как твои ублюдки нальют в него воды. С Тидо Фогелем я разберусь сам, он для тебя слишком ловок. Ему тайно покровительствует этот каспер, герцог. Ты всё понял?

– Да, господин...

– Пошёл вон, – резко бросил Коддль начальнику стражи.

Шраг встал и направился к дверям, вышел и тут же вернулся с растерянностью на лице.

– Господин Коддль, он идёт по коридору.

– Кто идёт, болван?

– Граф Берлиц идёт.

– По какому коридору?

– По нашему коридору.

– Тьфу. Куда идёт?

– К нам.

– Простите, господа, – Коддль поднял руку, призывая к молчанию. – При посторонних – ни слова.

– Я могу идти? – спросил Шраг, когда Коддль вновь поднял руку. – Берлиц прошёл мимо.

– Иди. И помни, что если не притащишь эту суку, сядешь в подвал вместо неё.

Совет был продолжен. Когда совещание, наконец, окончилось, и все вышли, за столом остались Филипп Нойгаут и Карл Коддль.

– Карл, мы больше не можем медлить с Берлицем. Я давно говорил тебе, что он слишком близко подобрался к нашим делам.

– Признайся, ты сам во всём виноват. Если бы в пропасть улетела карета с герцогом, а не его сыном, ситуация не была бы такой угрожающей. Я учитывал доверительные отношения Корнелиуса Роттердорфа с Георгом фон Берлицем и Густавом, а ты из рук вон плохо выполнил мой приказ.

– Да, но если Швайс всё выложил Вольфгангу Радену, об этом уже знает Густав Берлиц, а они не только союзники, но и родственники.

– Берлицем займёмся мы с тобой. Мы не можем поручить это никому и допустить малейшей огласки. Сейчас он в замке. Предупреди Шрага, чтобы охрана срочно докладывала о его выходе и возвращении. Нам надо выследить его и выбрать удобный момент, но около него всё время трётся этот бастард, Тидо. Он может сорвать наши планы, и тогда всё пойдёт прахом. Поэтому запомни, – оруженосец Берлица не должен стать очевидцем его смерти и узнать о ней прежде, чем его спровадят в подвал.

– Яволь. Берлиц собирался на охоту.

– Когда?

– Завтра.

– Там нельзя его трогать. Придётся подождать.

– Хорошо, Карл, но я хочу знать, где теперь наша казна. Почему ты перевёз её без меня?

– Потому что было необходимо спрятать её в более надёжном месте. Ты что, не видишь, какие события грядут? О помощниках не беспокойся, их уже нет в живых.

– Я же сказал тебе, что хочу знать, где казна ордена. Ты не доверяешь мне?

– Конечно, Филипп, я тебе доверяю и сообщу место тайника, но не раньше, чем мы разделаемся с Густавом Берлицем. Он должен сдохнуть немедленно, так что поторопись. На кону судьба ордена и наша судьба. На следующий день после отъезда Берлица на охоту устроишь две засады. Одну – в лесной чаще у тропы к хижине дровосека, другую – у берега реки, ты знаешь, где. Ты лично отберёшь дюжину самых надёжных людей, имя Берлица назовёшь только командирам и предупредишь: ни одного живого свидетеля не оставлять. Пусть возьмут провиант на четыре дня.

– Что делать с трупами?

– Это будем решать потом. Главное, чтобы в его гибели обвинили кого угодно, только не нас.

* * *

- Имеют ли Духи влияние на события жизни?

«Без сомнения, потому что они подают тебе советы».

- Так как Духи действуют на материю, то могут ли они быть причиною некоторых обстоятельств, необходимых для известного события? Так, например, человек должен погибнуть: он всходит на лестницу, лестница ломается, и человек вследствие падения погибает. Духи ли сломали лестницу для того, чтобы исполнилась судьба этого человека?

«Совершенно справедливо, что Духи действуют на материю, но только для исполнения законов природы, а не для нарушения их, производя события неожиданные и противные этим законам. Если человеку суждено было умереть таким образом, то Духи могли внушить ему мысль взойти на эту лестницу, которая должна была сломаться под тяжестью его тела. Нет надобности прибегать для этого к чуду».

- Злоумышленный человек, стреляя в кого-нибудь, наносит ему лёгкую рану, но не убивает его. Мог ли добрый Дух отклонить от него смертельный удар?

«Если человек этот не должен быть убитым, то добрый Дух может внушить ему мысль уклониться от удара или может ослепить его врага, так что тот неверно прицелится; пущенная же пуля должна лететь по естественному закону природы».

- Что должно думать о заколдованных пулях, о которых говориться в некоторых легендах, которые неизбежно, как бы по роковому назначению, достигают цели?

«Чистая фантазия; человек любит чудесное и не довольствуется чудесами природы».

- Духи, располагающие обстоятельствами, могут ли встретить противодействия других Духов, желающих противного?

«То, что угодно Богу, то должно случиться; если встречается замедление или препятствие, то по Его же воле».



Книга Духов

* * *

Мы условились с Хельгой, что к автостоянке за церковью на Мюнстерплац подойдём порознь. Часы показывали 21.20, Хельга опаздывала на пять минут. Неужели, для того, чтобы влезть в нечто противозаконное, нужно тщательно накладывать макияж? Я стоял между углом здания кафе «Вулкан» и входом в церковь, глядя, как тусклые фонари освещают безлюдную площадь, когда в рюкзаке затренькал невыключенный мобильник. Звонил брат.

– Да, – ответил я как можно спокойнее.

– Не спишь?

– Укладываюсь. У вас там что, ввели среднеевропейское время? Что стряслось?

– Ничего. Почему-то не спится, хотел задать дежурный вопрос о возвращении.

– Пока не знаю. Мой друг Марк затаскал меня по достопримечательностям. Если осмотрю не всё, буду жалеть. И не беспокойся, я сам позвоню.

– Ладно. Ты не забыл, что Ленке дали задание составить родословную?

– Нашёл, блин, Клинтон, о чём напоминать. Вернусь, составлю. Передай, заработает по немецкой балльной шкале кол.

Мы пожелали друг другу спокойной ночи, отключились, и я снова посмотрел на часы. Может, Хельга передумала?

Вчера мы обговорили детали вылазки. Она подтвердила, что на верхних этажах здания идёт ремонт, и коридор, в котором находится молельня, действительно, перекрыт. В замок легче всего войти в те двери, через которые во двор выходят экскурсанты. Бригадир строителей получает ключ от этих дверей у вахтёра, затем рабочие поднимаются по боковой лестнице на верхние этажи. По окончании рабочего дня ключ сдаётся вахтёру. Главное, удалось выяснить, что с нижнего этажа, где расположена кухня, можно попасть на боковую лестницу, правда, до верхних этажей Хельга не поднялась.

Шаги на тёмной пустынной улице были слышны издалека. На Хельге была голубая спортивная куртка, чёрные брюки и повязанная на голове цветная лента.

– Привет. Сколько времени? – спросил я.

– Привет. 21.15.

– А у меня половина. Рурская магнитная аномалия, часы забарахлили. Подожди, переставлю стрелки.

– Зачем тебе рюкзак?

– Взял большую бутылку воды, в сумку она не входит.

Вода – не единственное, что я прихватил с собой. Вчера я купил две отвёртки: одну побольше и потяжелее, другую – потоньше и подлиннее, – для взлома дверей и простукивания стены. Зубило и молоток я покупать не стал, так как реакция Хельги на то, что я собирался делать, была для меня непредсказуемой. Кроме того, в рюкзаке находились прочие мелочи: пара рваных носков для уничтожения следов, пара полиэтиленовых пакетов, пара хозяйственных перчаток, пара запасных батареек к фонарику, нож и несколько шапочек для душа – надевать на ноги.

– Поедем на машине Рунка.

– Ты рассказала ему о поездке?

– Нет. В двигателе его «БМВ» что-то стучит. Днём Гельмут попросил меня послушать машину на ходу и дал запасные ключи.

– У тебя такой хороший слух?

– Брат научил. Я же говорила, что он автогонщик.

Мы сели в машину и пристегнулись ремнями.

– Скажи, ты кому-нибудь задавала прямые вопросы о строителях? Если станет известно, что кто-то побывал на верхних этажах, этот факт свяжут с твоим любопытством.

– Не свяжут. Вчера после экскурсии я попросила у вахтёра ключ, чтобы запереть дверь чёрного хода, он ответил, что его берут и сдают строители. Берут ли они ещё какие-нибудь ключи, я не спрашивала. Сегодня я поднималась на этаж, где находится Рыцарский зал, и убедилась, что дверь на боковую лестницу не заперта. Ещё вопросы будут? – Хельга развернулась и выехала со стоянки.

– Ты знаешь, что сказать вахтёру?

– Это не проблема. До завтрашнего утра дежурит герр Кляйн. Нам лучше зайти в бюро вместе, чтобы он не думал, что я тебя прячу.

– Конечно.

– Плохо, если нам встретится Штубе. Этот придурок докладывает про каждую обёртку от мороженого, брошенную мимо урны, но на такой случай я кое-что придумала.

– А что насчёт видеокамер?

– В коридорах их нет. Думаю, у службы безопасности есть комната, где ведётся запись из особо охраняемых помещений, но в текущем режиме её не просматривают.

«БМВ» выехал на Оберторштрассе и на перекрёстке свернул на улицу курфюрста Балдуина.

– Виршем… какой безлюдный. Это старая деревня?

– При Карле Коддле и его рыцарском ордене была. Тут всё старое: Пиллиг, Мёрц, Лассерг, Меттерних… там, куда мы пойдём, скорее всего, пустые комнаты и строительный мусор, ничего ценного.

– Главное – попасть. Боюсь темноты.

– Правда? На тебя не подумать.

– Я не в этом смысле. Тебе приходилось бывать в абсолютной темноте?

– Строители не могут работать в темноте. Какой-нибудь источник света у них должен быть.

– Возможно, но у нас на двоих один фонарик, хотя и мощный.

– Открой перчаточный ящик, у Гельмута был фонарь.

Я достал фонарь, проверил его и спрятал в рюкзак. Через несколько минут мы оставили позади обе автостоянки, и машина пошла под уклон.

– Почему ты не оставила машину на парковке, как обычно?

– Зачем подниматься пешком? Припаркуемся внизу. Видел перед замком дорогу, которая отходит вправо от основной?

– Да, на экскурсии сказали, что она ведёт на плодородный Майфелд. Оказывается, это очень старая дорога.

– Разумеется, ведь по ней снабжался Трутцбург, когда Балдуин осаждал замок.

– Он же в 70-80 метрах от этой дороги, а между ними течёт Эльзенбах.

– Вброд. Или на плотах.

Мы съехали вниз по прямой, по которой днём курсировал «фольксваген» с посетителями замка. Хельга повернула направо и сразу притормозила, но так, что задний бампер машины встал вровень с дорогой, с которой мы сворачивали.

– Ты поняла, что стучит в моторе Гельмута?

– Пока нет, – ответила она, снимая ремень. Надо послушать на высоких скоростях. Попробуем на обратном пути.

От дороги до моста было метров пятьдесят, до арки в конце его – ещё метров двадцать. Внезапно я испытал почти мистический ужас. Отсюда всё напоминало картину замка в лунную ночь, полотно, привезённое Эльзой в позапрошлом веке в Шато-конти: в разрыве чёрных облаков луна проливала мертвенный свет на тёмную громаду замка, казавшегося на дне лощины игрушечным; лунный свет отражался на поверхности реки, повернувшей своё русло туда, где я когда-то утратил жизнь; белая россыпь камней  на берегу всё так же доходила до водной глади; лес на высоких склонах, обступавших замок на заднем плане, выглядел совсем чёрным и таинственным, но отличие от картины всё-таки было, – в замке не было света ни в одном окне. Где-то крикнула ночная птица, и ещё больший ужас охватил меня, но я взял себя в руки, чтобы Хельга не заметила моё состояние.

– Между прочим, в России ваш «БМВ» расшифровывается, как «боевая машина вымогателя». Он же «чёрный БуМеР» – «боевая машина рэкетира».

– Не знала.

– Бренд 90-х. Наша братва ценила шик за животные понты, а те, кому пришлись по понтам «мерсы», кашмарили не базарных торговцев, а более продвинутых барыг.

Мы перешли мост и остановились у крыльца магазина «Сувениры».

– Алекс, делай вид, что ты просто меня сопровождаешь, веди себя спокойно, можешь показать, что ты куда-то спешишь.

– Понял, не дурак. Могу сыграть вторую стадию опьянения, я хорошо усвоил её признаки. Для конспирации.

– Не стоит. Кляйн – обычный пенсионер, он из городка Польх.

– Знаю. На северо-западе от Мюнстермайфелда.

Мы прошли через арочный вход, соединяющий здания, и вошли во двор. Хельга нажала кнопку звонка у двери турбюро и поправила сумочку на плече. Через минуту дверь открыл невысокий пожилой человек.

— Guten Abend. Das ist mein Kollege.

— Guten Abend, Helga. Was ist los?

— Alles ist in Ordnung, Herr Klein. Ich brauche meine Notizbuch. K;nnen Sie mir bitte B;roschl;ssel?

— Gut. Bitte.

— Danke.

Они пошли в конец коридора, а я заложил руки за спину и начал изображать вынужденное терпение. Хельги не было минут десять, что указывало на одно: она не может найти ключ. Наконец, я услышал шаги и короткий разговор с вахтёром. Хельга пожелала ему спокойной ночи, мы вышли на крыльцо, и господин Кляйн запер за нами дверь.

– Ты нашла ключ?

– Да.

– Я уже думал, всё сорвалось.

– Я тоже. Ключа не было ни в одном столе. Кто-то положил его на подоконник за шторы. Ты же предлагал сделать слепок.

– А если бы Кляйн вышел во дворик посмотреть на звёзды и заметил, как по нему крадутся две тени? – вполголоса ответил я. – Чтобы материализоваться в пространстве, в нём надо замотивироваться.

– Тебя учили этому в институте?

– Нет, я учился у шантрапы проходить в кинотеатр без билета. У всякой охраны есть слабое место. Как-нибудь расскажу, это очень смешно.

Мы спустились по ступенькам в нижнюю часть дворика и подошли к дверям. Ключ заскрежетал в замке так, что мы невольно перешли на шёпот.

– Тише. Запри изнутри.

– Сейчас.

Мы оказались в кромешной тьме и, не сходя с места, включили фонари.

– Видишь, слева по коридору дверь кухни? – я осветил её фонарём. – Там полно артефактов, всё закрыто, нам не пройти.

– Где вы спускались в кухню? – прошептала Хельга.

– Где-то за ней. Потом мы прошли через неё; она большая, в ней было две остановки. Когда мы из неё вышли, группа столпилась перед выходом во двор здесь, где мы стоим.

Я посветил в правую часть коридора. От него под прямым углом отходил другой, он был короче. Правая стена коридора имела две двери, в тупике его находилась нужная дверь.

– Ты говорила, дверь открыта и ведёт на лестницу. Проверим.

«Только бы не пришлось её ломать», – подумал я, но дверь открылась, и мы, держась за руки, перешагнули через порог. Небольшое пространство за дверью оказалось прямоугольной площадкой. Дважды повернув головы направо, мы увидели лестницу, которая поднималась к промежуточной площадке в направлении стены, имеющий чёрный ход.

– Где север?

– По левую руку. Интересно, что под этой лестницей? – прошептала Хельга.

– Ты же видела, там две двери. Теперь за ними хранятся вёдра и швабры, а в давние времена обе каморки облюбовали поколения жирных средневековых котов. Чёрт бы побрал эту средневековую архитектуру.

Дойдя до площадки, мы поднялись по второму лестничному пролёту и оказались на другом этаже.

– Знамённый зал на этом этаже.

– Да. Слева дверь в коридор, – Хельга приоткрыла её.

– Ага, – я посветил правее, на дверь, обращённую к лестнице. – Закрыто. Куда ведёт эта дверь?

– Наверное, в жилые апартаменты.

Я осветил лестничную площадку в поисках следующего марша, но вместо начала лестницы мы увидели стену с дверью, которая была заперта.

– Алекс, я думаю, эту дверь открывают и закрывают рабочие. За ней продолжение лестницы на верхние этажи, а там идёт ремонт. Не зря же коридор следующего этажа перекрыт.

– На следующем этаже находится молельня. Я уверен, что преграду мы обойдём. Свети под ноги, а я буду светить вперёд.

Мы медленно передвигались по коридору этажа Зала флагов, прижимаясь друг к другу и стараясь ступать как можно тише, но казалось, наши шаги раздаются по всему замку. А ещё мне казалось, что я иду в своё запредельное прошлое, и приехал в него не на «БМВ», а прилетел на машине времени, и не один, а с самой красивой девушкой.

– Стой! – Хельга остановилась и схватила меня за локоть. – Алекс, я услышала какой-то шорох…

– Обычное дело, – сказал я после минутной паузы. – Привидения повылезали посмотреть, кто пришёл. Врежут по башке бронзовым канделябром из-за угла, и привет семье.

Через несколько шагов Хельга снова остановилась и провела фонариком вдоль стены, видимо, желая сориентироваться.

– На экскурсии мы спускались сюда по винтовой лестнице с этажа, на котором была молельня. Она где-то в середине коридора, – а, вот она, идём, – я взял Хельгу за руку.

Поднявшись ещё на один этаж, мы увидели, что с северной стороны его часть до сводчатого потолка перекрыта закрашенным под цвет стен листовым металлом. В противоположной стороне коридора была молельня – углубление в западной стене, выступ которого хорошо виден снаружи. Я подвёл к ней Хельгу, вспоминая образы гипнотического транса, как проходил мимо неё в последний день своей прошлой жизни, и прошептал:

– Молельня находится примерно в середине западной стены, а нам надо попасть этажом выше, туда, где Рыцарский зал, – я задумался. – Так, сейчас вспомню. Во время экскурсии мы спускались сюда по какой-то лестнице, но не винтовой. До этого мы побывали в спальных покоях верхнего этажа, откуда спустились по лестнице на этаж, где расположен Рыцарский зал, и пробыли там довольно долго…

– Эта лестница находится в другой части коридора, почти в конце, – тихо сказала Хельга. – Я знаю, где она.

Лестницу на правой стороне коридора нашли сразу и поднялись по ней на два лестничных марша. Окна Рыцарского зала выходили на запад. Проходя мимо него, у меня усилилось сердцебиение. Нет, не от того, что хорошенько осмотрел его интерьер на экскурсии, а потому что знал, какую роль он сыграл в моей прошлой жизни, и запечатлел это помещение раньше, в состоянии глубокого регрессивного транса. Я так хотел взглянуть на этот зал ещё раз, что даже подёргал за ручку двери, чтобы удостовериться, что её заперли. То ли ещё будет, когда окажусь в комнате, которую когда-то считал своей.

– Кажется, здесь, – произнёс я, когда лучи наших фонарей сошлись в одной точке, – на дверях в другом конце коридора. – Я пойду первым.

Через дверной проём пахнуло незаконченным ремонтом. Я шагнул на лестничную площадку, Хельга – за мной. Вниз уходила лестница, похожая на ту, по которой мы поднимались на этаж Знамённого зала. С этой же площадки вверх уходил другой лестничный пролёт. На одной стене сохранились крепления для масляных ламп или свечей, на другой – имелись два небольших квадратных оконца на разной высоте для дневного света. Я взял Хельгу за руку, держа фонарик в правой руке, и мы двинулись вверх.

– Да-а, рояль бы тут не пролез. Да хрен с музыкой, здесь и с двухкамерным холодильником не развернуться. Прикинь, Хельга, как несладко жилось при феодализме: таскали шкафы на десятый этаж.

– У феодалов были крепостные.

– А я про что? Как изящно выразился один мой коллега, феодальное рабство – недоразвитый капитализм, а нежизнеспособный, саморазвалившийся социализм – высшая стадия недостижимого коммунизма. Народ негодный? А я думаю, вожди – подонки, иначе бы, не слюнявили Макиавелли с красным карандашом и не увлекались взаимоисключающими друг друга антихристианскими парадигмами. Казалось бы, элементарщина, а где собака порылась, даже академикам не сыскать. Бараны! До сих пор спорят, сколько угробили миллионов, будто от этого зависит, признавать социализм самым гуманным строем или нет. Я бы растапливал учебниками истории XX века печку, чтобы было неповадно кропать о «величии истории» всякую хрень. Гитлер положил в основу иерархии ценностей чистоту расы, Ленин и Сталин – классовую чистоту, а в основе духовных ценностей должна лежать иерархия чистоты Духа, обретаемой по мере перевоплощения души.

– Феноменально. Жаль, что ты не прочтёшь лекцию в Берлинском университете. В Европе некоторые ставят Гитлера и Сталина на одну доску. А куда вы ставите Ельцина?

– Борис Ельцин поставил во главу угла бабло и так понравился Кремлю, что после смерти его заменили двойником на второй срок. Если бы он был не в фаворе, вряд ли решили отгрохать одноимённый музей, больший по размеру, чем этот замок.

Мы уже миновали промежуточную площадку и ступили на последнюю лестницу. Я направил фонарик вверх. Перед нами, по ходу движения с лестницы, открылась верхняя часть дверного проёма без дверей. Поднявшись на площадку последнего этажа, мы увидели, что двери сняты с петель. Мы оказались в каменном мешке. Правая сторона площадки доходила до северной стены с похожим квадратным оконцем, с других сторон окружали стены, и нам осталось только два пути – вперёд, через зияющий проём, или обратно вниз.

– Всё, Хельга, дальше подниматься некуда.

Мы направили фонари через дверной проём и увидели, что стоим перед началом коридора.

– Думаешь, это здесь?

– Больше негде. Войдём? – предложил я.

Мы сделали несколько шагов, хаотично обшаривая пространство светом, и остановились. Левая стена была глухой, на ней остались следы крепления для свечей или ламп. Дальний конец коридора упирался в открытую настежь дверь. С правой стороны в коридор, бывший, очевидно, прихожей, выходили двери комнат, их было четыре. Луч фонаря зацепился за дальний правый угол, где последняя, четвёртая дверь, была распахнута.

– Алекс, тут очень грязно, мы наследим, весь пол в чём-то белом.

– Человека идентифицируют по элементам дорожки нечётких следов ног, но я об этом позаботился, не бойся.

– Что теперь?

– Теперь? Мы пришли. Вот оно, родовое гнёздышко классических угнетателей. В нём веками жили те, кто из поколения в поколение эксплуатировал обездоленные массы и приближал несбыточные мечты о Мировой Революции и реалии о Золотом Миллиарде избранных!

– Может быть, ты будешь говорить тише?

— А чего ты разволновалась? Что возмущённые князья и герцоги сочинят анонимную ябеду управдому? Эй, вы, там, наверху, — я погрозил кулаком в потолок, — на нас горшки с полок летят! В этих трёхметровых стенах хоть боевые стрельбы проводи, твой маленький Кляйн ухом не поведёт. Или ты не можешь смириться с тем, что идеологической первопричиной вселенского дерьма от революционеров и плутократов является самодельная парадигма христопродавцев? Замечательная троица, а? Христопродавцы, плутократы-стяжатели и революционеры-материалисты. Никто так не отравил жизнь на планете, как эти три категории граждан.

– С этим трудно спорить, но разве можно было отменить Крепостное право по взмаху руки царя или канцлера?

– Нельзя. Раб – имущество, а его не раздают, можно только отнять, и мы об этом говорили. Некоторые наши цари пытались отменить рабство, но останавливались, опасаясь бунта эгоистичных дворян. Уровень понимания ими сути христианства, – заметь, понимания, а не соблюдения канонов, – виден из отношения к крепостным: я богаче тебя, потому что на меня бесплатно работают и платят оброк пятьдесят душ, и я куплю ещё сорок, а у тебя их только тридцать. Я считаю, так способно выражаться животное, далёкое от представлений о первозданном христианстве, потому что бессмертная душа принадлежит только Всевышнему и никому больше. Дореволюционная Россия была наполнена звоном колоколов, а о купле, продаже и телесных наказаниях крестьян можно было судить по поговорке «каков поп, таков и приход».

– Подожди, Алекс. Объясни, для меня это очень важно. Что здесь не так?

— Дак всё не так, начиная с незаконного лишения свободы, поскольку от этого до понимания «свободы Духа» далеко, как до Луны. То, что рабство регулируется правом, ещё не говорит о непонимании христианства, а вот то, что не понимали, как действует подлинный верообразующий закон, подменённый на поповское фуфло, это факт. Если, например, про забитого до смерти крепостного, которому высочайшее повеление нашей «священной коровы», «переобувшейся» в Православие, запрещало жаловаться на издевательства помещика, говорят, что он во дворе на козлах испустил дух или из него вытрясли душу, но кроме него осталась ещё дюжина душ невыпоротых, что-то не так и с христианством, и с верообразующим законом, и с попом. Поэтому первый советский букварь начинался с категорического утверждения: «Мы не рабы, рабы не мы». А кто рабы? Потомки тех, кого князь Владимир тысячу лет назад загнал в иордань.

– Получается, рабов, которых могли законно пороть до смерти, называли словом «душа», относящимся к основным понятиям христианства?

– Да, крепостной раб – понятие одноразовое, приходно-расходное и для помещика, и для попа, потому что ублюдочный поповский закон скрывал Божественное предназначение реинкарнирующей души. Клерикализм – страшное явление. К этому так привыкли, что название романа Гоголя «Мёртвые души» связывалось с криминальной аферой их скупщика Чичикова, а не с тем, за что большевики расправились с Церковью. В советское время никто не задавался вопросом, почему на последнем веку христианства на Руси рабов считали подушно, признавая тем самым бессмертие души.

– Почему?

– Ты задала два «почему». В досоветское время поп считал законы кармы и реинкарнации, которые абсолютно опровергают постулат одноразового статуса господина и раба, тяжкой ересью, а в советский период издевательство над народом осознавалось, как пройденный этап. Большевики заменили вечную преисподнюю загробным небытием не потому, что поп врал насчёт переселения душ, а потому, что признание вечной души и необходимости смирения перед тяжкой долей являлось инструментом эксплуатации народа многие сотни лет. Даже если моя щадящая формулировка не совсем точна и корректна, большевики объявили «контрой» не пролетариат с беднейшим крестьянством, уже освобождённым от изжившего себя Крепостного права, а фабрикантов, помещиков и попов. Священников могло спасти от истребления одно – своевременное отделение Церкви от государства, однако Царь на это не пошёл. Церковь могла спасти себя возвращением к первозданной вере, но на это она не пошла. Христианское смирение – это достигнутое в ходе оболганной Церковью нравственной эволюции инкарнаций непреходящее состояние души. Следовательно, лживая аксиома одноразовой жизни согласуется не с состоянием души, а с терпением, то есть с временным ожиданием, поэтому чаша терпения рано или поздно будет переполнена. В итоге, одноразовую жизнь души заменили одноразовой жизнью тела и проколбасили целое столетие. Естественно, дело всегда в парадигме, иначе бы, её сторонники не цеплялись за неё, как верёвка за шею повешенного.

– Сегодня это поняли?

– Последнее, что я слышал, Церковь предложила покаяться народу в том, что произошло с Царём и Империей. Как можно было спасти Царя, Церковь и Империю, я сказал. Истиной. Дворянам было западло самим таскать свои шкафы на десятый этаж и зарабатывать на хлеб, поэтому за отмену крепостничества они бы скинули Царя за милую душу, хотя многие понимали, что русское рабство – сущий позор. Я уже высказывал свою гипотезу – Крепостное право можно было не отменять и поступить мудро, чтобы дворяне сами послали его к чёртовой матери.

– Больше похоже на фантазию.

– Учение о переселении душ было принесено на Землю две тысячи лет назад. В раннем христианстве его фантазией не считали, оно было верой, за которую «святое семейство» потом карало огнём. За фантазии не карают – в худшем случае сажают на аминазин… пока мы с тобой говорили, я осмотрел стены и коридор. С потолка и в углу торчат короткие провода, перемотанные изолентой. Возможно, рабочие пользуются генератором света, – я видел у входа свёрнутый кабель, но прибора здесь нет…

– А что насчёт фантазии?

– А зачем ссориться со спесивыми боярами и дворянами? Надо было собрать мироедов-помещиков и холопов в колонном зале и довести до сведения «вновь открывшиеся обстоятельства», как во времени и пространстве действует кармический закон и как в следующей жизни они «поменяются местами» и будут друг от друга страдать. Ясно, что на просвещение и осознание истинной веры ушло бы значительное время, гипотетически, лет сто или больше-меньше, но кто активнее всех сопротивлялся этому? Толоконные лбы. У нас процветал тот же клерикализм под римским слоганом «Всякая власть от Бога», вот и залили кровью всю страну, а клириков извели в первую очередь. Признать это сегодня – значит признать, во что превратили верообразующий закон христианства, и как надругались над многими поколениями людей. Народ в парадигмах бытия не силён и терпелив, но и он может устать, когда многовековое испражнение на вентилятор выдают за привилегию меньшинства.

– Ты ещё никогда так резко не выражался.

– А ты посмотри на рожу Джорджа Сороса, который хотел, чтобы в наших школах учили только писать и считать в тетрадках с портретами американских президентов, которые он впиндюрил под видом помощи. Пойми, дело не столько в нахальном присвоении подневольного труда, сколько в условиях формирования убеждения в законности права иметь холопа, чтобы присваивать его труд, а оно, убеждение, вырастает из различий в материальном статусе одноразовой телесной жизни духовного «я». Исходная причина данного заблуждения – фальшивый «одноразовый» закон попа. Ваша Церковь была крупнейшим феодалом, а безземельные «фоны» – обычными нищебродами, по спеси превосходившими крепостных.

– Сословность – это материализм?

– В чистом виде. Одноразовый холоп сознаёт, что родился от одноразовых холопов, а его одноразовый хозяин убеждён, что прав потому, что его вытащили из материнской утробы с пожизненным кнутом, которым его предки до седьмого колена стегали потомственных рабов. Рабство сделали легитимным две вещи: вычёркивание слов о нём Христа и вымарывание учения о переселении душ. История сохранила ворох свидетельств и признаний о том, что без фальсификации верообразующего закона верхушке было бы трудно управлять людьми.

– Тогда объясни, как сочетаются с эксплуатацией крепостных христианские проповеди о смирении и милосердии?

– В прямом контексте – никак, поскольку речь идёт об отрицании кармы инкарнаций, порождаемой априори нехристианскими отношениями между людьми. Светская и религиозная власть объединились не для того, чтобы дружить против рабовладельцев. Было бы нелепо, если бы слуги Господа разваливали государственный строй, требуя христианского смирения от имущих перед немедленным освобождением рабов, проклинали и жгли на костре жестоких эксплуататоров, как за ересь о переселении душ. Поп же не круглый дурак, чтобы учить одноразового багатея персональному спасению души для Жизни Вечной посредством срочного освобождения своих одноразовых рабов. Чтобы попасть в вечный рай, господину следовало проявлять милосердие в рамках обладания рабом, как вещью, а рабу – смирение перед тем, что его имеют, как вещь.

– Помню, ты это говорил.

– Иного толкования не существует, а то, которое есть, основано на фикции одноразового одухотворения тел и вызывает «революционную шизофрению». Цену милосердия и смирения определяет механизм кармы в череде рождений и смертей, а не епископы на Вселенском Соборе и не эгоизм меньшинства, которое не хочет отказаться от рабов и халявы. Если бы священники не опасались момента истины, они бы не выклянчивали у государства в XXI веке цензуру. Вопрос не в том, что при христианстве существовало рабство, а в том, что верообразующий закон был подло сфальсифицирован, чтобы оправдать мерзость и продлить её век.

– Резковато, нет?

– Поп – главный идеолог эксплуатации, подлежащий, по-мнению наших революционеров, планомерному уничтожению. А Балдуин, который оставил после себя название улицы славного городка и осаждал этот замок в XIV веке, был одновременно архиепископом и курфюрстом, то есть совмещал религиозную и светскую власть с эксплуатацией труда крепостных. Это и есть вышвырнутый на историческую свалку клерикализм.

– Всё равно, разве можно говорить об оправдании рабства?

– А как ещё назвать демагогию, придуманную специально для человека, лишённого свободы? По логике толоконных лбов выходило, что освободившиеся места умерших господ и холопов замещались новорождёнными одноразовыми холопами и господами, и этот долгоиграющий процесс завершался Вторым Пришествием Христа, чтобы «опосля» всех судить. Большевики не вникали в то, что нравственная эволюция инкарнаций стирает грань между угнетателями и угнетёнными, но бесконечность поповской хрени раскусили. Исторический коридор времени закончился окровавленной стенкой, у которой одни выразили то отношение, которое веками испытывали на себе от других. Многие противоречия, например, между эксплуатацией и милосердием, носят неразрешимый характер, и обусловлены фальсификацией элементов первоначального закона, поэтому церковники не допускают к богословию посторонних людей.

– Значит, жизнь человечества определяет несуществующий верообразующий закон?

– А ты сомневаешься? Закон тяготения гласит, что яблоко падает вниз, поэтому с колокольни лучше не взлетать. Закон вращения Земли, из-за которого Галилея чуть не приговорили к костру в той же церкви, где приговорили Джордано Бруно, объясняет смену времён года, и его отрицание сулит по вине мракобесов отмороженный нос. А если априори допустить, что поп скрывает от нашего первого «я», что наше второе «я» возвращается на землю, чтобы преобразовывать на ней жизнь и себя, его закон о безвылазной загробной вечности может признать христианским только душевно больной. Но если светский человек повторит то же самое монашке из монастыря, она вправе назвать его душевнобольным еретиком.

– Всё логично.

– Лучше скажи, где у нас север?

– Вот, – не задумываясь, Хельга указала светом фонаря в сторону стены, из которой в коридор выходили двери четырёх помещений.

– А где северо-западный угол башни «Дома Роттердорфа»?

– Там, – она указала на правый угол в конце коридора, правее которого находилась открытая дверь последней, четвёртой комнаты.

Мы стояли в середине довольно просторного коридора. Я ещё раз осветил фонарём правую стену и ту, что была напротив входа в апартаменты, и мне стало понятно всё.

– Хельга, постой, пожалуйста, я сейчас.

Я открыл дверь первой комнаты, второй и третьей, потом заглянул в четвёртую, которая, как я и думал, была проходной. Из неё я вошёл в смежную комнату, – она и была угловой, той самой, что я искал. Она имела два окна, из которых можно было видеть высокий берег и реку. Под потолком на цепях висел чёрный металлический обод для свечей, – я поднял руку и слегка качнул его. «Неужели, тот же самый? – подумал я. – Ну, тайничок, скорее всего, на месте, а вот того гобеленчика, который его закрывал, давно и след простыл». Я подошёл к окну и открыл раму. Меня обдало свежим воздухом, но я вгляделся вдаль и увидел то, чего ждал: силуэт речного обрыва, за которым поворачивало русло реки. Затем я вернулся в коридор и вошёл в комнату, что находилась в этом конце коридора напротив входа со снятой дверью. Луч фонарика выхватил два узких зарешёченных окна с овальным верхом, толщину стены не пробить даже из пушки. Я открыл раму окна и выключил фонарь, в лицо мне ударил порыв ветра. Вдалеке, в лунном свете я разглядел неясные очертания крутого обрыва, гладь реки и с удовлетворением закрыл окно. Это была та комната, в которой 16 июня 1536 года Густав-Справедливый читал послание Тидо-Ловкача.

– Говори, Алекс, не молчи, – попросила Хельга, когда я подошёл к ней.

– Все комнаты пусты. В первых трёх пахнет краской или штукатуркой, там закончен ремонт, но каменный пол везде грязный. Последняя комната с открытой дверью – проходная, смежная с угловой, которая похожа на ту, что снилась мне.

– Ты узнал её?

– Кроме внутреннего убранства комнаты, я видел во сне окно с решёткой и обод для свечей, подвешенный на цепях, – они на месте. В обеих комнатах собираются делать ремонт.

– А что в той, которая напротив входа в коридор?

– То же самое – там ещё не сделан ремонт. Это помещение отделяется\ от угловой комнаты стеной, и, естественно, их окна выходят на западную сторону.

– Что будем делать?

– Не знаю, нужно расслабиться. Я не хотел бы пока уходить отсюда.

– Я понимаю тебя. Время у нас есть.

У меня не было сомнений, что я когда-то здесь жил. Я испытывал уже известное мне ощущение «знакомого места», но на самом деле, не переставал думать об одном: как «обнаружить» и вскрыть тайник, который, вероятно, остался нетронутым. Моё нетерпение могло вызвать подозрение в обмане и навсегда разорвать с Хельгой связь. Одно дело, найти угловую комнату на последнем этаже, – Хельга, кажется, верила в мой «сон», другое, – поверить в случайность находки, пролежавшей в тайнике несколько веков. Если бы я заранее рассказал ей о точном расположении тайника, несмотря на искренние отношения, она бы помогать отказалась.

– Ты никогда не думала, как «воцерковлённые» дворяне совмещали разгульную жизнь в этих хоромах с обиранием крепостных?

– Нет, но я не слышу в твоих словах сарказма. Ложь о равных возможностях в достижении райской вечности очевидна и сейчас. Зачем спорить с лжецами после отделения церкви от государства, если можно пройти мимо неё?

– Мне сейчас вспомнилось, как один историк-гуманист похваливал с телеэкрана наше Крепостное рабство, сравнивая его с западным. Дескать, нашинские помещики нередко проявляли к крепостным отеческое отношение.

– Ты не веришь в это?

– Да нет, верю, я тоже читал Пушкина. А вот некоторые гуманисты с мировыми именами утверждают, что ничто так не укрепляло рабство, как отеческое отношение к рабу помещика и попа. То же значение имеют слова растроганных сталинистов о том, что вождь всех народов и времён умел по-отечески хвалить и награждать, а после смерти оставил в шкафу один пиджак, – видимо, такой же залатанный, в каком Ельцин до всенародных выборов прокатился на троллейбусе. Наши социологи озвучили любопытный феномен: степень равнодушия чиновников к народу зависит от меры притязаний нищего населения на помощь государства. А пока наш слуга народа, не попавший в книгу Гиннеса, прожирает месячную продуктовую корзину в обеденный присест. Статистика расстрелянных «бывших людей» контраргументом для вымирающих сталинистов не является, для них аргумент – пиджак в шкафу. Тогда, в начале XX века, спустить Вселенский Шухер на тормозах не удалось, и умылись кровью. На этот раз его причины коренились в неразрешимых противоречиях глобальной парадигмы мироустройства, в которой, кроме святых отцов, мало кто понимал.

– В чём была проблема?

– В том, что семантическая дифференциация понятий добра и зла на земле у старой и у новой власти не соответствует единству Божества, связанному с перевоплощением души, а ублюдочный принцип однократного одухотворения тел порождает субъективизм оценок «плохо» и «хорошо». Попу хорошо, когда ему по-сыновьи внимает паства, мол, Христос терпел и нам велел, а большевики считали, что пастве будет хорошо без попа, который дурманит опиумом «весь мир голодных и рабов». За большевиками пошли люди, которые под кумачом пели о тех, кто был никем, но станет всем, до основания разрушит весь мир насилья, и ежедневно созерцали тех, «кому на Руси жить хорошо». В причину, по которой XX век был веком потрясений, поверить почти невозможно: оба государства распались, потому что обе их парадигмы были антихристианскими. Мы же с тобой уже сопоставляли элементы верообразующей структуры между собой.

– И всё было напрасно: обе парадигмы об одноразовой жизни души в теле и тела без души опровергали друг друга и были ложными.

– Те, «кому жилось хорошо», вели счёт Божьим рабам, вроде того, что вёл гоголевский некрофил Чичиков, но, вопреки словам Христа, желали им совсем не того, чего себе. В конце концов, с ними поступили так, как они сами относились к подучётным Божьим рабам, что полностью отвечало положениям выдранного из Библии учения о переселении душ, которые складывал и умножал некрофил Чичиков. Тебе не кажется, что Божьего раба путали с рабом во плоти, а душу – со счётной палочкой? Приходской поп был поумнее Чичикова, Чичиков – умнее помещика, а Сталин – умнее их, и то ляпнул по Фрейду, что гибель миллионов – это статистика.

– Это было политикой нового государства.

– Верно, но уже не их государства, а того, которое стреляло людей, как собак, только за то, что они были бывшими. Именно так в 20-30-е годы прошлого века «бывшие люди» и думали по дороге к расстрельным ямам, которые их заставляли копать. Поэтому старое государство, устроенное по закону одноразовой телесной жизни Божьего раба, вместе с ними перестало существовать. А новое государство победивших «голодных и рабов», которых тоже не удалось накормить и освободить, обустроенное по закону одноразовой жизни бездушных тел, промаялось несколько исторических мгновений – срок жизни тела, и когда вновь до основания разложилось и засмердило, ни один по-советски образованный академик не успел сообразить, почему. Ведь если исходить из сказанного, становится очевидным, что возвращение в 1991-ом к тому, что было до основания разрушено в 1917-ом, противоречило здравому смыслу. Дореволюционный капитализм строился потом и кровью, а доставшуюся от социализма халяву могли только прокутить. Академики явно были не знакомы с Законом Реинкарнации и Кармы, потому что сделали обратный вывод и лазили не в те книжки.

– Ты считаешь, была нужна третья парадигма, истинная?

– Я однажды слышал, как один большой клирик посетовал на историю, – дескать, их не всегда слушали.

– Ты с ним согласен?

– Конечно. Не надо нести фундаментальную хрень. По той же логике, мы плохо слушали Владимира Ильича, иначе бы давно жили при коммунизме, раздули бы мировой пожар на горе всем буржуям и настроили в Италии и Франции санаториев. Трагедия 17-го, 20-30-х годов объясняется законами кармы и реинкарнации, а не тем, что одноразовые современники Революции допустили к власти лениных, сталиных и не пресекли Гражданскую войну. А если брать статичный срез предреволюционной ситуации 17-го года, созревавшей веками, он таков. На златом крыльце сидели царь – придурок, поп – проповедник фальшивой парадигмы бытия, челядь – избалованная бабёнка, не нюхавшая мужицкой портянки, чиновник – взяточник и плут, интеллигент – масон или трепло на тему «Что делать, и кто виноват», частный собственник – стяжатель-мироед, мещанин – обыватель с канарейкой, узнающий новости из газет.

– Ты не сказал про народ.

– Сказал. Это те, кому на Руси жить нехорошо. Карма у нас такая – глумиться над собой. Официальная национальная идея Николая II об одноразовой жизни Божьего раба породила Ленина и Сталина с их «бессмертной» идеей одноразовой жизни бездушных тел; эта «великая» идея довела до Горбачёва с Ельциным, которым удалось «возродить» прежних Божьих рабов в одноразовых телах. «Одноразовое» мышление, навязанное низам верхами, так и не подсказало, что делать: примазываться за деньги к родословным Волконских и Оболенских, как после развала Советского Союза, или не знаться с «белой сволочью», как после Великого Октября. В борьбе за «одноразовые идеалы» сжили со свету десятки миллионов людей, а философия та же – баба, она и есть баба, – нахлобыщет ещё, родину защищать…

– Я научилась у тебя видеть историческую связь прошлого, настоящего и будущего. История не может быть другой, но можно стать другими, если по-другому её понимать.

– Твоя мысль?

– Из того, что ты раньше говорил. Ты решил что-нибудь?

– Да, – твёрдо ответил я. – Пойдём в угловую комнату. Я хочу получше её осмотреть.

Проходная комната, через которую мы с Хельгой вошли в спальню Густава и Флоры, имела одно окно и была меньше. Я осветил сводчатый потолок с ажурной лепниной в середине, узкие зарешёченные окна с полукруглым верхом и навёл фонарь на правый, ближний от входа, угол спальни. Находясь в гипнотическом состоянии, я видел у стены справа от дверного проёма застеленную кровать, сейчас в этом углу находилась стремянка и початый мешок шпаклёвки «Knauf  ROTBAND». Рядом на плиточном полу лежали вещи, оставленные рабочими: строительные рукавицы, несколько шпателей, железный лом и пустая пластиковая бутылка; на стремянке висела спецовка из брюк и куртки.

– Алекс, эта комната похожа на ту, которая тебе снилась?

– Похоже, эта та угловая комната.

– Что ты хочешь делать?

– Попробую сосредоточиться, – ответил я, снимая с плеч рюкзак и стараясь не смотреть в дальний левый угол, где был тайник. – Подержи, пожалуйста, мой фонарик, он будет мне мешать. Дай молча постоять, – я встал в центре спальни и закрыл глаза.

Досчитав до 180, я перестал изображать экстрасенсорную концентрацию и медленно произнёс:

– У меня какое-то необъяснимое чувство, что в левой стене что-то есть.

– Где?

– Там, – я указал на дальний угол, правее которого было окно.

Я вынул из кармана нож, опустился на корточки, потом на колени и начал постукивать рукояткой в нижнюю часть стены, делая вид, что прислушиваюсь и сравниваю звуки на слух.

– Свети-свети и держи фонари крепче, а то пропущу место, где не стучал.

Я ударял в одно место по два раза, сначала справа, потом слева, а затем так же методично наносил удары ниже, заранее определив высоту. Мне уже почти удалось приблизиться к намеченной точке в 35 сантиметрах от дальнего угла и в половине этой длины от пола, как Хельга сказала:

– Фонарь Гельмута стал хуже светить.

– Держи-держи. У меня в рюкзаке свечка есть, до утра хватит, – я снова ударил по стене. – Тихо!

– Что?

– Ты слышишь? – я опять ударил в то же место два раза и дважды рядом.

– Нет.

– Звук другой, я же не глухой, – там пустота, – ответил я, положил напротив этого места нож и встал. – Посвети-ка мне, я видел тут один универсальный инструмент.

– Алекс, что ты делаешь? Зачем тебе лом?

– Зачем, зачем. Против лома нет приёма. Твоё дело – светить всегда, светить везде, вот лозунг твой и солнца.

Я взял лом, как трёхлинейку со штыком, нагнулся и долбанул в стену, как в мешок для имитации штыковой атаки. Лом оставил небольшую вмятину, и только. Тогда я перехватил его, как хоккейную клюшку и с размаху ударил рядом с отметиной так, что он промял стену и посыпались куски побелки, покрывающей каменную кладку.

– Что ты наделал?! Алекс, прекрати сейчас же.

– Ничего я пока не наделал, – ответил я, снова перехватил лом и долбанул туда же изо всех сил.

После третьего удара ломом из стены вылезла нижняя часть камня, а его верхняя ушла в глубь и провалилась, образовав узкую щель.

– Ты с ума сошёл! Уйдём отсюда, пока Кляйн не прибежал.

– Спросишь, как поживает его радикулит и внуки. Поздно пить боржоми. Все женщины хотят, чтобы мужики были добродетельными, а когда они становятся такими, перестают их любить. Ты же видишь, что здесь что-то есть. Хочешь, чтобы завтра это нашёл кто-то другой? Лучше посвети на камень, попробую его вытащить.

Я достал из рюкзака отвёртку и стал обковыривать камень по периметру, пока не усыпал пол кусками многослойного покрытия прошлых ремонтов и не смог захватить камень пальцами и вытащить. Камень был легче, чем могло показаться, – с его задней стороны находилась глубокая выемка, да и обтёсан он был иначе.

Хельга не вымолвила ни слова, глядя, как я надел перчатки и чуть ли не до локтя засунул руку в дыру. Я нащупал что-то твёрдое, но не как камень, а значительно мягче. Захватив предмет рукой, я медленно потянул его из отверстия и осторожно положил его на каменный пол.

– Что это? Откуда ты знал, что там?

– От верблюда. Посвети на него.

Это был заметно порченный временем кожаный футляр, похожий на небольшой тубус, какие использовались для хранения документов знатью в Средневековье, – сантиметров 6-7 в диаметре и около 30-35 в длину, причём с печатью, которая неплохо сохранилась.

– Дай фонарь, – я взял его, осветил каменную нору и вернул Хельге.

Она светила то на дыру в стене, то на предмет, который я извлёк из тайника, но выражение её лица и голос не предвещали ничего хорошего. Я достал из рюкзака два полиэтиленовых пакета – один для мусора, второй постелил на пол и переложил футляр на него.

– Свети и не мешай, я очень устал.

– Алекс…

– Я же просил тебя немного помолчать. Сейчас только от меня зависит, чем это кончится для нас обоих.

– Значит, ты всё знал…

– Послушай. Обратную дорогу я найду. Оставь мне фонарь и ключ от чёрного хода, утром поднимешься ко мне в номер и заберёшь. Ты же не хочешь, чтобы исчезновение ключа было связано с твоим приходом в офис?

Хельга замолчала, но уходить, явно, не собиралась, потому что полагаться на меня уже не могла. Я засучил рукава и принялся за работу. Первым делом следовало освободить отверстие от грязи, наслоений и установить на место потайной камень, чтобы его нельзя было вытащить.

– Решила остаться – свети, только молча. Поговорим на обратном пути, – ответил я, понимая, что любое необдуманное слово может вызвать непредсказуемую реакцию и довести ситуацию до критической.

Камень у меня проваливался, его нижняя часть выступала наружу, и я уже подумывал, не затолкать ли в дыру рабочую одежду, висевшую на стремянке, но догадался, что надо ставить его вровень с каменной кладкой стены и не давить.

– Я больше не верю тебе, не верю, что ты не знал, для чего сюда идёшь.

— Ладно, меня наняли спереть суперсекретный документ середины второй четверти XVI века, от которого зависит судьба вашего Фатерланда в третьем тысячелетии, и обещали достойную старость. Что там у вас вместо Штази, — БНД? Разумеется, ваши брутальные мачо в штатском с казарменной выправкой останутся в дураках. Я — охотник за древностями, обокравший полмира, за мной гоняются несколько разведок, Интерпол и околоточный уполномоченный по месту жительства, — так правдоподобнее? И я вовсе не Алекс, это только имя в одном из моих паспортов. Моё имя состоит из одной первой буквы английского алфавита — Эй. Эем я был всегда и никогда не был тем, за кого себя выдавал. Наше знакомство — всего лишь легенда, часть плана. Ты замазана по уши, детка, но ты научишься с этим жить. Тебе полегчало, Хельга Грот? А то есть мнение, что настоящие фройляйн не спят на горошине, визжат при виде мышей и могут без повода упасть в обморок.

– Ты отвратителен.

— Согласен, но мне пора воплощать мечту о собственной антикварной лавочке на окраине Амстердама. Ты даже не поверишь, сколько людей любят деньги меньше старого барахла. Не всем же барыжить на византийских портах, ниспадающих от лобка. Зато теперь я могу отправиться на аукцион Сотбис или Кристис, как раз успею к традиционным ноябрьским торгам потереть с мировыми спекулянтами. Не посоветуешь, откуда удобнее вылететь в Лондон, — Франкфурта или Кёльна? Давно там не был. Красные омнибусы, красные телефонные будки, «Красные дьяволы». Только не думай обо мне, что я настолько оле-зависимый, что скупаю футбольные дудки и трещётки или клубы, просто без тебя я бы не смог попасть, куда хотел.

– Какая же ты дрянь!

– Ну, ну, не будь такой наивной, ты ведь живёшь в буржуазном обществе. Богатство позволяет стать г…нюком, как и начертано природой.

Я пошёл в угол, где находилась стремянка, поднял пластиковую бутылку, разрезал её на две части, а в нижнюю часть плеснул из своей бутылки воды.

– Посвети, пожалуйста, нужно развести «Ротбанд», а он быстро твердеет, – попросил я, открывая мешок со шпаклёвкой.

Когда масса была размешана до густоты деревенской сметаны, мы с Хельгой вернулись к тайнику, и я с плохо скрытой издёвкой сказал:

– Твой работодатель Клаус фон Эльзен-Берлиц выложит за эту находку кругленькую сумму, особенно, если как следует подогреть его интерес. Надеюсь, ты сообразишь вовремя подсказать ему, что интересующую его вещь выставляет аукцион? Не дождусь, когда буду сидеть рядом с ним и задирать ставку, пока он не купит футляр по максимальной цене. Обожаю бескорыстных ценителей старины.

Хельга отвернулась, даже при слабом освещении было видно, как её красивое лицо исказилось ненавистью. Лишь бы проявила немного выдержки и дослушала, – её истерика могла довести до беды. И ведь где стоит, – как раз на том месте, где перед смертью стоял Густав Берлиц-Рот, там, где немного правее окна был свадебный сундук Флоры, на котором лежали книга о Фортунате и её рукоделие.

Я опустился на колени и сосредоточился на своей работе, – сначала обмазал слоем шпаклёвки внутреннюю поверхность отверстия, потом – камня, и установил его на место.

– Ты поставил под удар всю нашу группу, весь наш Университет, ты...

– Ой-ой-ой! Скандал в благородном семействе. Не переключайтесь, оставайтесь с нами, только у нас. Теперь Хельгу Грот разжалуют в сиделки краеведческого музея с протекающей крышей и сошлют в провинциальный Дрезден вязать внукам шарфики и носочки. Хотя нет, у вас за такие проделки в музейные смотрители не возьмут даже твоих внуков, а тебя определят в подметалы на пару с несостоявшимся профессором Рунком.

– Как ты мог меня обмануть! Я так тебе верила...

– Подойди ближе. Здесь требуется ювелирная работа. Свети.

Большая часть покрытия на внешней стороне потайного камня сохранилась, поэтому я смочил стену и приступил к шпаклёвке вокруг него.

– Что за глупости. Ничего личного – просто бизнес. В мире всего два с половиной миллиона островов, приходится торопиться, чтобы не достались самые бросовые, – с гнусом и лягушками, без молвы о пиратских кладах и затонувших кораблях.

– Какой же ты негодяй, ещё и шутишь.

– Ну, что ты, шутки кончились, во мне заговорило тихое обаяние буржуазии. Карл Маркс, конечно, сочинил галиматью, хотя насчёт того, что буржуй удавит любого ради 500-процентной прибыли, сказал верно. Правда, об этом хорошо знали ещё до нашей эры, но без него исчадие зла Калигула не перевоплотился бы в Ленина, и человечество осталось без «всесильного» марксизма-ленинизма. Предлагаю вместе махнуть в тропический рай и поселиться на сваях в экзотической хижине из тростника и бамбука. Будем грызть баунти под пальмой на белом песке у бирюзового океана и по очереди кричать в лазурное небо, что жизнь удалась.

– Это и есть твоя сущность.

– Лично я собираюсь коротать ночи напролёт в баре и через прореху в тростниковой крыше любоваться экваториальными звёздами. А в зной мы бы ходили в кинозал с кондиционером на «Серенаду солнечной долины», «Снега Килиманджаро» или «Касабланку» и лузгали попкорн прямо из ведра. Не хочешь на «Касабланку», шут с тобой, можешь и дальше пасти своих баранов, которые тыкаются по углам и блеют о достижениях феодализма, – не поворачиваясь, сказал я, очищая шпатель.

Хельга промолчала – она испытывала антипатию и растерянность. Потерпи, без твоей помощи мне не добраться до последней тайны. И прости за жестокость, но иначе мне тебя не переубедить, а если я этого не сделаю, нас ждёт скандал.

– А-а-а, тебе трудно вообразить себя гражданином мира? Хочешь, арендуем списанный «кукурузник» на острова Фиджи и там, в окружении размалёванных нудистов, украшенных перьями и бусами, перепрыгнем через метлу?

– Через какую метлу? – нимало не интересуясь, через какую, злобно процедила она.

– Ну, это вроде штампа в паспорте под марш Мендельсона, только на барабане, – так аборигены заключают брак. А если медовый месяц будет не слаще редьки, перепрыгнем обратно. Делов-то! Во времена соцреализма подобный ритуал позволял занимать двухкоечный номер, а это на фоне прочих прав и свобод, – не баран чихнул. У вас за Берлинской стеной к одиноким постояльцам тоже подселяли однополых механизаторов из Средней Азии?

– Ты ещё и пошляк.

– А не надо было спрашивать о сокровенном. Неужели, ты против зажигательных танцев под гавайскую гитару на досках из эвкалипта и секвойи? Моя гавайская рубаха надуется пузырём от легкого бриза, я буду глотать шестидесятиградусный гавайский ром прямо из бутылки и вприсядку, с сигарой в оскале, закатывая глаза, отплясывать «Казачок». А ты под завистливовосхищённые взгляды аборигенов, провонявших смолой и рыбой, спляшешь гэдээровскую «Барыню». Нет, зеленоглазой блондинке 44-го размера к лицу больше стриптиз, и на тебе будет столько фирменных шмоток, что им мало не покажется. Даю бесплатный совет: сорви с себя под музыку всё, что мешает сходить в душ, и отправь портфолио в «Плейбой», – наскребёшь на приданое.

– Да заткнёшься ты, наконец? Ты понимаешь, что ты, кретин, наделал?

– С твоей неоценимой помощью. Как говорится в интеллигентных кругах, сядем вместе. Держи фонари ровнее и свети туда, где я. Мы не должны оставить никаких следов, потому что мы – соучастники, и я бы без тебя ума не приложил, как впарить твоему боссу то, что ему и так принадлежит. Ох уж эти немцы, учатся считать пфеннинги в утробе матери. А я готов с тобой поделиться – чек или наличные? Чего затихла, реклама кончилась.

Рефлексивная игра входила в завершающую фазу.

– Я ещё никогда настолько не разочаровывалась в людях.

– Ай-ай-ай, какая тяжёлая утрата иллюзий, и, главное, – на месте собственного грехопадения! Только не утопись от разочарования в Эльзенбахе, мне что-то расхотелось идти в «Кронберг» пешком. Тебе надо было лучше слушать, что говорят дуры и стервы про идиотов и козлов, это бы тебе помогло.

Я доскоблил шпатель ножом, убрал его на место и тщательно собрал мусор у стены. Затем я намочил принесённые рваные носки и вытер ими пол, бросив их с разрезанной бутылкой и перчатками в полиэтиленовый пакет.

– Ну, раз я так похож на международного афериста и торговца краденым Эя, значит, найти то, что мы сегодня нашли, хуже, чем не найти.

– Ты заранее знал, что в тайнике документы! Что в этих свитках? Отвечай!

– О, чёрт! И за тридевять земель от родины та же байда с джигурдой. Какой идиот выдумывает анекдоты про женскую логику, – к ней ещё, как минимум, нужны мозги. И что такого, собственно, стряслось? Дыру в стене я замазал не хуже ваших гастарбайтеров из южного причерноморья, к утру всё высохнет, и никто ничего и никогда не узнает, – с нажимом сказал я. – Лучше подумай, как прошмыгнуть через двор, чтобы не застукал вахтёр. А теперь будь любезна и ответь мне, как ты, без пяти минут дипломированный историк, поверила в чушь, что кто-то заранее установил точное место тайника, устроенного полтыщи лет назад, вознамерился рисковать ради кота в мешке и заработать более чем сомнительным путём? Даже археолог не уверен, с чего смахивает пыль веков его кисточка, а ты видела, – тайник на момент прихода нарушен не был. И не корчи из себя «умнее одесского раввина», пожалуйста, обойдись без дальнейших оскорблений, с непривычки я слишком от них устал. Если будешь истерить как шопоголичка без десятой шубы, господин Кляйн позвонит в полицию, и ты не скоро увидишь любимого бойфренда и родной Берлин.

– Тогда как ты узнал о тайнике?

– Я говорил: сначала был сон, видение, как не назови, а потом ты видела всё сама. Это правда, Хельга. У меня есть железобетонное доказательство.

– Какое?

– Если бы всё было, как ты думаешь, я бы не расстался с футляром и нуждался в экспертах и покупателе и завтра же отправился в аэропорт. Ты заберёшь его себе.

– Зачем?

– Затем, что всё обнаруженное в замке принадлежит его владельцу. Я бы мог явиться к нему на приём, но не могу придумать ответ на вопрос, откуда у меня взялся этот футляр. Ты должна сказать Берлицу или Рунку, что во дворе к тебе подошёл невзрачный тип без особых примет, возраста и акцента и отдал пакет с футляром. Он уговорил тебя вручить его лично господину фон Берлицу, поскольку, с его слов, речь идёт о сенсационном историческом документе и членах рода «Золотого Льва». Надеюсь, печать на футляре убедит, что так и есть. Затем посетитель учтиво выразил восхищение экспозицией и поспешил к выходу.

Хельга молчала около минуты, – в уме её я не сомневался.

– Хорошо. Другого выхода я не вижу.

– Запомни главное. Незнакомец передал тебе пакет с футляром вчера вечером, а ключи от «БМВ» ты вернёшь Рунку завтра утром. По дороге на работу ты должна сказать ему, что, получив футляр, отнесла его на своё рабочее место и забыла, так как торопилась домой и никого из старших коллег не нашла. Сделай так, чтобы до прихода на работу он его у тебя не видел. Возьми пакет побольше, положи в него, например, свитер, в общем, замаскируй. Ты поняла меня?

– Да, поняла.

– Послушай, Хельга. Я не знаю, что мы с тобой нашли, но догадываюсь, что эти документы могут быть как-то связаны с историей тайного ордена. Думаю, фон Берлиц останется доволен, и радиоуглеродный, спектральный и ультрафиолетовый анализ его не разорит.

– В его распоряжении лаборатория.

– Мы поступаем правильно. Ты же не могла сказать Гельмуту, что твоему случайному знакомому приснилось, что в какой-то комнате что-то есть.

– Ты не случайный знакомый.

– Успокойся, мы должны тихо выйти из замка. Ты всё запомнила или тебе надо полистать книжку про шпионов?

– Прости меня, Алекс, – у Хельги выступили слёзы радости, и она уткнулась в моё плечо. – Мне так стыдно за мои слова…

– Пустяки. Нормальная реакция вымирающих праведников, которым самое место в музеях. Спасибо, что не ударила ломом, когда я штукатурил стенку. Если бы я очнулся в наручниках, переспорить двух полицейских не смог. Через тридцать-сорок минут мы будем в отеле, но зайдём врозь. Я бы не прочь выпить чайку. Возьми пакет с футляром, только не дави на него. Открывать не будем – можем повредить. – Я накинул рюкзак на плечи и повернулся к Хельге, – клади. Пакет с мусором тоже. Как будем уходить?

– Мимо второй часовни, через северо-западные ворота. Из коридора турбюро видно, кто проходит мимо дверей. Выходим через те же двери, я быстро запираю их снаружи, мы сразу идём налево и обходим замок вдоль западной стены.

– Значит, до машины останется ещё метров сто. Ты хотела на обратном пути послушать движок Гельмута на большой скорости, – я ещё раз осветил весь пол и проверил, не оставил ли каких-нибудь следов.

– Ты готова?

– Да.

– На, бери.

– Что это?

– Не видела шапочек для душа? Надень их на ноги в конце коридора. Не забудь снять перед выходом во двор, но не выбрасывай у замка, лучше по дороге. Одну минуту.

Я подошёл к окну, ещё раз открыл его и вгляделся вдаль. События в этой комнате казались мне ирреальными. Реальными были только обрыв над Эльзенбахом и тёмная гладь реки.

– Что ты видишь?

– Бесконечность. Уходим.

Мы спускались вниз тем же путём, что пришли. Я только что побывал в жилище человека, имя которого знал до приезда в эту страну; здесь его существование было подтверждено до того, как я нашёл то, что принадлежало ему, и этот человек был моим предком по Духу и хранителем моей души. Мне явилось то, что христианские клирики называют происками Сатаны и лжечудом, но меня учили, что исследователь не руководствуется случайными находками и мнениями заинтересованных лиц. Я немало потрудился, чтобы назвать лжечудом пренебрежительно-назойливое отрицание веры в реинкарнацию миллиардов людей, «одноразовую» историю и философию, псевдочиновничье государство и его «одноразовую» мораль, и не поставил бы на порочный двучлен «одноразовой» веры дореформенного медяка. Это всё, о чём я успел подумать, пока мы спускались с Хельгой на этаж кухни, по которой я бегал в прошлой жизни с перепачканным сластью ртом.

– Вставляй ключ, я посвечу.

– Открыла. Выключи фонарь.

Хельга заперла дверь снаружи, и мы направились влево, к выходу из дворика.

Северо-западный выход вёл к северной оконечности замка – мощёной площадке неправильной формы длиной около 30 метров. Я был тут лишь однажды, когда попал на экскурсию во второй раз, с англичанами. На площадке кое-где росли декоративные деревья, края её отвесно спускались выложенными камнем стенами, переходившими в заросший травой и кустарником склон. Внизу, петлёй огибающей замок, протекал Эльзенбах, к берегу которого опускался превышающий высоту замка лесистый склон холма.

Как вы думаете, сколько раз за свои 28 лет бренный носитель моей вечной души Густав любовался из окон зеленью этого холма? Вы скажете, что это неважно, а я усмотрел в возможности постановки этого вопроса недалёкость аксиомы одноразовой телесной жизни души. Потому что исконное право на существование подобных вопросов уводит Человечество за горизонты убогого земного «я» и диктует новые правила жизни, а философско-логическое свойство мнимой априорности «одноразовой» аксиомы лишает даже права задать такой вопрос. Виновато, разумеется, не какое-то абстрактное свойство, а конкретные отцы Церкви, которым хотелось, чтобы человек под их юрисдикцией шёл, как осёл за морковкой, привязанной в вершке от морды, и глупых вопросов не задавал. Победа над мракобесием не сводится к тому, чтобы «разговорить» одного-другого ушлого батюшку до чистосердечного признания в отсутствии внетелесной бесконечности нашего бессмертного «я». Подсобят ли такие откровения академикам найти общие корни революции и приватизации? Ведь они, что случись, такого навысидят, что батюшки опять схватятся за голову, потому как над академиком всегда есть непререкаемый погоняла или чайник, а над батюшкой — хоть шаром покати. Вот и попробуй, приди к консенсусу, когда ни крокодил не ловится, ни кокос не растёт, и плюют с досады мимо каждой урны, хотя вроде не бездельники и могли бы жить…

– Алекс, почему ты остановился?

– Так, засмотрелся на склон. Идём.

– Он же совсем тёмный. Ты не хочешь сказать мне, о чём думал?

– Ну, проблема смены старых и новых собственников кроется в жадности тех и других, а искать корни жадности в одноразовых черепных коробках так же непродуктивно, как в одноразовом обретении плоти душой.

– Думаешь, этого не понимают?

– Разве я когда-нибудь так говорил? Тебе знакомо выражение: понимает, как собака, только не может сказать? Есть учёные, которые думают точно так же, как я. Но публичное противопоставление подлинного и ложного законов – это сфера большой политики, куда не пустят абы кого.

– Но они могли бы руководствоваться истиной в решении социальных проблем.

– Это будет невыгодно до тех пор, пока новая парадигма не овладеет массовым сознанием. Замкнутый круг. Скажу больше. Академики понимают, что ни ложный, ни подлинный законы не могут быть обеспечены классическими научными доказательствами, а когда душа достигает высочайшего продвижения, она видит весь пройденный путь. Другое дело, что политику вершат далеко не святые, и так будет всегда. В 1917 году лоб в лоб столкнулись две порочные антихристианские антитезы одноразовой жизни, победила аксиома материализма. В 1991 году вернулась аксиома, которую победил материализм, так что на объективный закон переселения душ опасно плевать, дважды отхаркивались кровью. Ты хочешь, чтобы сторонники аксиом покаялись в своих ошибках?

– В чём же тогда правда?

– Правда в том, что нельзя скрывать истинный закон от людей. Пакостно выглядит.

Мы завернули за угол, и пошли вдоль западной стены «Дома Роттердорфа», миновали лестницу, по которой спускаются к реке, затем лестницу, ведущую в кафе, где состоялось знакомство с Хельгой. Мне казалось, это было так давно. Интересно, могла ли быть на её месте другая девушка?

– Алекс.

– Да, Хельга.

– А это? – она показала на шапочки для душа на ногах.

– Ох, забыл. Дай мне, положу в карман, а то насмешим портье.

Как я уже говорил, бывший дом прислуги с островерхой крышей располагался неподалёку от главного въезда в замок. Он стоял ниже прохода вдоль стены, и теперь до машины оставалось около сотни метров.

– Алекс.

– Да?

– Ты заставил меня задуматься. Выходит, по вине тех, которые исказили закон Христа, погибали миллионы?

– На Земле нет человека, который бы не знал о Христе. Из этого прямо следует, что если бы учение о карме и реинкарнации не вымарали, оно стало бы достоянием всего Человечества. Как? Через Писание, Предание, проповеди, Божественные откровения, через труды учёных многих народов и стран. Многие исторические трагедии удалось бы предотвратить. Я говорю не только о позорном Крепостном праве, Святой Инквизиции или мошенничестве папы с индульгенциями, – не распоясалась бы Мировая Закулиса, не было бы Революции и уничтожения храмов, но главное, две тысячи лет ушло бы на развитие знаний о законе, а не на латание дыры от него. Что мешало церковным проповедям о подлинном законе души, кроме самих церковников? Ничего. За две тысячи лет Человечество могло бы получить знания обо всём, к чему допустит Всевышний, – и о своём духовном доме, и о предназначении души на земле. А что вместо этого? Религиозное принуждение, клерикализм, полное дерьмо.

– Неужели, так могло быть, если бы закон искажён не был?

– Да, потому что закон говорит сам за себя, а толоконный лоб исходит из порочного двучлена и говорит про одноразовую жизнь и вечный ад. Спаситель знал, что Учение будет искажено теми, кто завладеет монополией на Писание. Судьбу Человечества решал вопрос, посмеют ли толоконные лбы притронуться к основным элементам верообразующего закона или ограничатся прочей отсебятиной, но случилось худшее. По теории «разбитых окон», если в доме разбито одно окно, будут разбиты все.

– Почему?

– По той же причине, по какой возникает свалка, когда кто-то первым выбросит мусор. В нашем случае, свалка не мозолит глаза, но фальсификация Библии повлекла эффект первого разбитого окна, а затем из «педагогических соображений» раздолбали всё. Библию правили 27 раз. Теперь никому не приходит в голову искать причинно-следственные связи между фальсификацией христианства и современным уровнем развития общества, но они, безусловно, есть. Их можно выявить социолгическими опросами и методами исторического анализа.

– Зачем, если важнее доказать факт фальсификации?

– Конечно. Церковь издавна совершала таинства очищения души, но земное «я» связывало их не с кармическим возмездием в новом теле цикла рождений и смертей, а с бесконечным загробным положением. Отсюда видно, что целью святых отцов никак не могло быть спасение от вечности преисподней, в силу отсутствия вечных кар. Они добивались, чтобы Божий раб уверовал в однократность жизни и убоялся вечного адского пламени, и это удалось.

– А потом?

– История пошла под откос с того момента, когда проповеди священников перестали опираться на закон переселения душ, безграничности кармы и подлинное отношение Христа к рабству и эксплуатации рабов, а людей начали проклинать за вымаранные идеи Спасителя. Сегодня получается, что Церковь, лишённая былой власти, белая и пушистая, а люди по невежеству игнорируют вечный ад. Толоконные лбы вбили в головы «одноразовую» фикцию, тогда как человека ждёт сокрытый от него необозримый путь переселения души, кармических страданий во многих телах и зависимость земных мучений от осознания этого пути.

– Невероятно. Это чудовищно.

Мы перешли мост и уже находились в 5-6 шагах от поперечной дороги, где оставили «БМВ», когда нас осветили фары автомобиля. Я не слышал выстрелов, зато увидел одну за другой две вспышки, – очевидно, пистолет был с глушителем. Стреляли из машины, которая притаилась в метрах тридцати от развилки. Мне обожгло левую руку ниже плеча, хотя боли в горячке я не почувствовал.

Время растянулось, словно всё происходило в замедленном темпе. За эти мгновения я успел вспомнить и слова цыганки о женщине, которая спасёт мне жизнь, и свой вопрос, почему Хельга не оставила «БМВ» на парковке. Не поставь она машину передом к дороге на Майфелд или разверни её в сторону стрелявшего, мы бы не успели до неё добежать. Моя рука сразу повисла, и я услышал крик Хельги:

– В машину! – и ещё две пули ткнулись в дорожное полотно и с визгом отрекошетили вверх, – этого гада специально учили ближнему бою и дважды жать на крючок.

Хельга заскочила на сиденье на миг раньше меня и тут же рванула с места. Около 150 метров дороги между пологим склоном справа и берегом Эльзенбаха внизу слева, за которым торчали обломки Трутцбурга, до правого поворота мы проскочили в мгновение ока, но в нас опять успели выстрелить дважды. Выстрелов было не слышно, но пули, ложившиеся в нескольких метрах перед машиной, заставляли втягивать голову. Пули, отскакивающие в днище автомобиля, убивают не хуже прицельных, – для этого требовались особые навыки стрельбы «под бампер», которыми убийца мог владеть. Стреляли, вероятно, из 15-зарядной «Беретты» с двумя запасными обоймами, из той, которую Совок наводил на меня в Сен-Тропе.

– Меня задело в руку.

– Кость цела?

– Вроде.

– Зажми рану.

Я достал платок и попытался это сделать, но мы не успели пристегнуться, и я хватался, за что мог, чтобы не удариться головой.

После первого поворота следующие замелькали так, что их было некогда считать, и меня бросало из стороны в сторону. Дорога ежесекундно меняла рельеф, направление и наклон, расстояние между машинами составляло не более пятидесяти метров. Я бросил взгляд на спидометр и ахнул, – я ещё не ездил на таких скоростях.

– Нас хотят подрезать, жми!

– Вижу, – ответила Хельга и выехала на встречную полосу, не давая нас обогнать, и добавила газу, поэтому выстрелов избежать удалось.

Мы выехали на прямую и увеличили дистанцию. Двухполосное шоссе пролегало по открытой местности, в отдалении, в низинах и на возвышенностях, светились огни разбросанных городков. Я не успевал читать указатели и совершенно потерял ориентировку.

– Что впереди? – спросил я.

– Ничего хорошего. Горы Айфель, хребты. Сорок четвёртый автобан на Трир с видеокамерами. Я не знаю, – почти выкрикнула Хельга.

В другое время я бы нашёл, как пошутить, но авария могла произойти по любой причине и в любой момент.

– Ты что, участвовала в ралли?

Мотор «БМВ» выдавал полные обороты, и сквозь рёв его я расслышал её «да». «Ей были одинаково к лицу красно-жёлтый комбинезон со шлемом и глянец обложки, но сейчас наша жизнь зависит только от неё», – подумал я, упираясь ногами в пол. Встречного и попутного транспорта было мало, и, если бы не гул двигателя, могло показаться, что мы летим. Наши преследователи не отставали, но и сократить расстояние не могли, а на таком – в 50-70 метров, лучше зря не стрелять и описанием природы не увлекаться.

Мы пересекли автобан на Трир у местечка Ulmen, единственного указателя, который я успел прочесть.

– Алекс, до Бельгии осталось километров сорок. Так мы от них не уйдём.

– Сколько у нас бензина?

– Хватит.

– Что ты предлагаешь?

– Второстепенную дорогу с развилкой. Если оторвёмся, в темноте они проедут мимо нас. Здесь много дорог.

– Давай, пусть будет с музыкой. Если что, не держи зла...

Хельга нажала на газ так, что в Бельгию мы бы въехали не позднее, чем через пятнадцать минут.

Этих пятнадцати минут хватило, чтобы оставить позади несколько поворотов и развилок, но преследователи не отставали, они стремились приблизиться на дистанцию надёжной стрельбы, хотя бы метров на десять. На такой скорости попадание в колесо означало неминуемую смерть и без контрольного выстрела, и с ним.

– Нас догоняют, – крикнул я, глядя назад и зажимая раны.

Мы мчались по прямой на предельной скорости, когда Хельга сбросила газ и начала тормозить, заставив меня ухватиться за ручку над головой.

– Держись, Алекс, поворот!

Слева, между срезом горной породы и дорожным покрытием, тянулась обочина. Впереди этот срез сужал её, подступая к дороге, которая делала крутой левый поворот. В дальнем свете фар я успел заметить то, что в первое мгновение принял за продолжение пути, – там отсутствовало ограждение.

– Чё-о-орт!

Всё произошло в считанные секунды. Чтобы погасить скорость и вывернуть руль влево, требовалось экстренное торможение. Нашу машину занесло настолько, что задние колёса развернуло за кромку, на которой не было отбойника, и мы едва не сползли вниз.

— Ш-ш-шайсе, — смачно, как в кино про войну, выругалась Хельга, повернула руль и вдавила педаль газа, рванув с места.

В тот же миг сквозь рёв мотора мы услышали, как позади завизжали тормоза, машину преследователей занесло и выбросило вправо, и через какие-то секунды раздался взрыв. Я обернулся и увидел, как ввысь полыхнуло пламя, озаряя окрестности, – видимо, в баке оказался критический объём паров и бензина. Лес и кустарник вдоль дорог нередко скрывают от водителя обрывы и огни населённых пунктов; «мерседес» опрокинулся вниз и перевернулся как раз там, где рабочие не успели заменить ограждение.

– Они улетели в кювет.

– Не я их туда отправила, – грубо бросила Хельга. – Да скажешь ты, наконец, что происходит?! – она раздражённо стукнула руками по рулю.

– Скажу, только держись за баранку, а то догоним тех, чей «мерс» догорает за поворотом, – они уже смотрят на него сверху. В машине были люди одного олигарха.

– Кто он?

– Доктор Зло. Финансовый демиург, постсоветское национальное достояние. Наши академики, как ни пыжились, не смогли стереть теоретическую грань между богатыми и бедными.

– Почему? Разве дело не в повышении благосостояния?

— Нет. Они не могут вкурить, откуда они берутся. Отрицание загробных причин ведёт к борьбе с земными следствиями, битью по хвостам. Наши учёные мужи исходят из поповского мракобесия о неисповедимости деления одноразовых Божьих рабов на нищих и богачей, а если поп не скажет, муж не догадается, вот страна и вернулась в грёбаный капитализм.

– Это тот олигарх, которому не понравились твои часы?

– Тот. Внимает блатную песнь о Мурке исключительно под арфу и вместо пера за голенищем таскает с собой кодлу профессиональных мокрушников. Обычно эту плесень набирают из бывшего гэбья и костоломов. При капитализме ценят за профессионализм, а бездельники и лентяи относятся к голытьбе.

– Дальше, – Хельга включила другую передачу, спидометр показывал около ста километров в час.

– Помнишь, я рассказывал про человека, которого сбила машина, ну, который потерял память? Прежде чем искать его родственников во Франции, я пытался найти их в Москве и установил адрес одного дворца. Наведался во дворец, а оказалось, что в нём правит тот финансовый демиург.

– Что он тебе сказал?

– Он не знал пострадавшего, а вот я, ничего не подозревая, узнал или увидел то, что знать или видеть было нельзя. За мной началась слежка, однажды я ушёл от неё и успокоился, а потом уехал во Францию. В машине, которая взорвалась, были те же люди. Теперь полиция осмотрит трупы и свяжется со смежниками.

– С кем?

– С контрразведкой. Её не могут не интересовать вооружённые иностранцы.

– Может быть, того человека сбили те же люди?

– Нет, это был случайный водитель, я видел, как он перепугался.

– Ты мне всё сказал?

– Всё кончилось, Хельга. Ты спасла наши жизни. Пьяные новые русские погибли в машине, в которой найдут огнестрельное оружие, и всё спишут на русскую мафию. Следствие закончено, забудьте... я навсегда запомню свою вину перед тобой.

– А если они трезвые?

– Какая разница? Если ствол выпал при опрокидывании автомобиля, его найдут в границах происшествия, и версия останется прежней. А через несколько часов установят, что один из погибших – выкидыш из ГэБэ. На нашей машине нет повреждений от столкновения. Нам повезло, потому что в том «мерсе» были хорошие шофёр и хороший стрелок, – такие обычно не промахиваются.

Рукав моей рубашки пропитался кровью, и мне всё время приходилось зажимать рану платком, от чего правая рука тоже была в крови.

– Мы далеко отъехали?

– Прилично. Ещё немного и продолжили бы гонку по скоростной трассе «Формулы 1». Нам надо где-нибудь перевязать твою руку. Я не вижу удобного места, нигде нельзя останавливаться.

По обе стороны шоссе мелькали перелески и поля.

– Вот знак, – воскликнула она, – кажется, впереди стоянка.

Через несколько минут мы свернули направо, к хорошо освещённой площадке с заправкой, возле которой располагался круглосуточный магазин.

Хельга поставила «БМВ» задом к лесу, окружавшему территорию. Теперь заправка было справа от нас, за ней – магазин, слева – большая часть стоянки, которая пустовала.

– Включи свет, – попросил я, – посмотрим, нет ли где капель крови.

– Не вижу, всё чисто. Сейчас не до этого, надо обработать рану. Рубашку не снимай, подожди, я достану аптечку Гельмута.

– Он догадается.

– Иди ты к чёрту, – Хельга вынула из аптечки какой-то флакон и упаковку марлевых салфеток.

– Уже иду.

– Дай руку, буду лить перекись.

– На.

– Нет. Сможешь завернуть рукав к плечу?

– Сейчас... давай.

– Замри... поверни... ещё раз, – она завинтила флакон, промокнула кожу салфеткой и ловко залепила пластырями раны с двух сторон.

– Всё?

– Нет. – Она стянула с себя лёгкую косынку. – Опусти рукав, завяжу сверху. Говори, туго или нет.

– Нормально, только потуже завяжи.

– Хорошо.

– Хельга, надо выйти и осмотреть машину снаружи, – сказал я, когда она закончила. – Пуля могла задеть вскользь. Открой рюкзак, там пакет с мусором и две отвёртки, положи их в него. Мой платок надо выбросить отдельно, лучше пакет вытряхни. Сначала достань бутылку с водой, отойдём за багажник и вымоем руки, а то я испугаю нашего портье.

Мы осмотрели кузов с фонариком, затем помыли руки и вернулись на место. Следов от пуль мы не нашли, теперь следовало избавиться от улик. В этот момент на площадку въехал белый полицейский «фольксваген» с зелёной полосой на борту и припарковался слева от нас в метрах сорока.

– Айн, цвай, драй полицай. Трое против двоих, можем не справиться, – сказал я.

– У вас не учат, что полицейский – лучший друг и помощник?

– Как-нибудь расскажу про дядю Стёпу. Смотри, один вышел, и идёт к нам, – ответил я, заметив, что мусорные контейнеры стоят на краю площадки между нашими машинами. – Чего мы ждём? Чтобы он приказал выйти, раскорячиться и положить руки на капот?

Полицейский подходил всё ближе. Белая фуражка, чёрная кожаная куртка, жёлтая рубашка с галстуком, зелёные брюки и сбоку воронёный пистолет в открытой кобуре.

Хельга вышла из салона с пакетом, – шагнув в его сторону, – по той же траектории она могла донести пакет туда, где находился мусорный бак. Видимо, у полицейского запищала рация, он что-то сказал в микрофон, а когда Хельга поравнялась с ним, сделал ей останавливающий жест рукой. Они говорили минуты две, но у меня похолодело внутри, я боялся, прежде всего, за неё. Полицейский направился в магазин, Хельга – к бакам.

– Порядок? – спросил я, когда она села за руль.

– Я слышала, как по рации передали про взрыв машины. Полицейский спросил, откуда мы едем, я ответила, что из Андернаха, он, с другой стороны.

– Значит, они уже знают про аварию?

– Да, они уже ищут свидетелей. Туда могут отправить вертолёт. Возможно, полиция уже там. Нам нужно уезжать. Не могу избавиться от чувства, что ты чего-то не договариваешь, – сказала Хельга, трогаясь с места.

– Я не в обиде, вечер сразу перестал быть томным. То же самое мне сказали бы полицейские в штатском, если бы услышали про покушение на убийство и находку пятивековой давности, хотя для этого им, как минимум, надо доказать факт совпадения места и времени. Но ты не полицейский, а очевидец. Никому в целом мире неизвестно, что мы находимся в десятках километров от тайника, и ни один человек в мире не знает, что в найденных документах, – для этого надо родиться несколько веков назад и дожить до наших дней. И никто, кроме тебя не поверит ни в моё незнание мотива покушения, ни в то, что мне приснилась комната, в который был тайник.

– Конечно, никто. У тебя уникальная способность находить приключения там, где обычный человек пройдёт мимо и ничего не заметит. То ты лезешь с невинным вопросом к какому-то олигарху, а потом в другом государстве тебя чуть не убивают, то срываешься в другую страну искать родственников безымянного пешехода, то пересекаешь границу двух стран по следам загадочной Эльзы и натыкаешься на тайник, Бог знает каких времён. А как можно забыть такое? Ты же представился мне писателем и пересказал увлекательный роман о судьбе человечества, который и писать не собирался! А твои весёлые рассказики о сельском батюшке? Это же надо такое придумать: попадут ли депутаты в вечный ад за легализацию проституции, и не освободит ли легализация проституции от вечного ада проститутку! Если у тебя вся жизнь такая, я очень мало знаю.

– Нормальная у меня жизнь, в быту я чистый библиотекарь. Таких зовут ботаниками. И потом, должны же народные избранники научиться отличать либидо от блуда, когда батюшки стращают вечным огнём.

– Не мужчина, а мечта Линды Барч. Я помню твои слова в день нашего знакомства: сорваться с обрыва и в последний момент ухватиться за куст, встретить сумасшедшего с пистолетом, который трижды промахнётся, и всё такое. Наверное, с таким библиотекарем любая девушка затоскует по принцу или умрёт от тоски.

– Я вычитал это в «Вине из одуванчиков» Рэя Брэдбери. Однажды его повесть посоветовали прочесть из лучшего мира человеку, страдающему по уходу родной души; это произведение реально помогает скорбящим, если наплевать на враньё о смерти, как о пути в один конец.

– Твои неизданные рассказы не так безобидны для чувств верующих.

– Вот как? А на судьбы неверующих с той же планеты и планету тебе плевать, да? Пусть нехристи сами спасают себя в последние годы одноразовой жизни для Жизни Вечной, так что ли? Разве Церковь не лукавит, что её постулаты касаются лишь воцерковлённых христиан и не диктуют, как жить всем остальным? Разве академиков не сбила с панталыку «одноразовая» аксиома? По-моему, попы занялись диктатом с тех пор, когда монопольно вмешались в дела Всевышнего, вывернули наизнанку закон о каждой телесной жизни души и начали проповедовать богохульство вечной загробной кары.

– Ты же сам говорил о свободе воли.

– Смешно. Свободу воли дарует Всевышний, а Церковь монопольно навязывает лживую глобальную парадигму всем, прекрасно зная, что альтернатива настолько далеко упрятана, что после отделения от государства её никто не будет искать. Или ты забыла, что отделение церковников от чиновников повлекло деление паствы на одноразовых верующих и неверующих? Порочный двучлен фиктивного верообразующего закона внедряется в сознание каждого невоцерковлённого, и каждый оплачивает поповское богохульство вечного наказания толикой своего равнодушия и безверия. Этот психологический механизм не замечается, о нём не говорят, но он есть, в XIX столетии о нём сообщили с Небес. Для невоцерковлённой публики нормы поведения проповедников, действительно, не обязательны со времён ленинского Декрета, но фальшивые элементы верообразующего закона однократности жизни и посмертной бесконечности выступают на земле в качестве безусловной данности, которая произвольно преломляется в головах. Собственно говоря, учение толоконных лбов об одноразовой телесной жизни души к тому, что в аду вечно плохо, а в раю вечно хорошо, не добавляет ничего конструктивного, поскольку отрицает нравственную эволюцию души после похорон.

– Это не отменяет свободу воли.

– Опять двадцать пять. Свободу воли не могли отменить даже церковники в отсутствие конституционной свободы от церковников. В тех ненаписанных рассказах я всего лишь хотел объяснить, что сознанием личности управляют всего две ложные антитезы одноразовой жизни, одна из которых была теоретически обоснована «лежачим недоразумением» из Мавзолея. Они соответствуют ублюдочным учениям об одноразовой телесной жизни души и бездушного тела. Наша методологическая зашоренность порождает кучу неразрешимых проблем и вопросов.

– Каких?

– Назову две, которые изменили жизнь и твою, и восточных немцев. Речь идёт о Гражданской войне, развязанной в 1918-ом против своего народа ради строя, который сам рассыпался, и приватизации 1992-го, когда Россию продали с молотка новым Волконским и Оболенским, стихийно поделили население на богатых и нищих и набрали кармических долгов, с которыми придётся расплачиваться всей стране. Оба Вселенских Шухера объясняются непониманием лживых антитез. Впрочем, насчёт непонимания я не совсем точно выразился, – имея дело с подобной очевидностью, можно лишь прикидываться дурачком.

– Ради чего?

– Ради сохранения «исконных корней» и «лежачего недоразумения». Или надо объяснять, почему и зачем? Предметом моего внимания явилась не вера собравшихся в храме, отделённом от государства, а парадигма государства и фиктивный двучлен обоих «одноразовых» законов, образующих эту парадигму. С законом бездушного тела и загробного небытия всё ясно – это абсолютная профанация мироустройства, а вот порочная идея о вечности загробных наказаний, по Книге Духов, является богохульством и плодотворнейшим источником неверия, материализма и равнодушия.

– Алекс, разве закон веры может работать против веры?

– Спасибо, что всё поняла. Апогей нашей тысячелетней парадигмы ярче всего выражен в образе дореволюционного жандарма, беспомощно присевшего с откляченным задом, вытаращенными глазами и свистком между надутых щёк. Это понимали ещё декабристы, нахватавшиеся в Европе масонского дерьма о скороспелом равенстве-братстве на земле, что есть лучшее свидетельство бесконечности «одноразовой» тупости. Декабристы победили посмертно – был построен атеистический Советский Союз, от которого народу не осталось ничего, кроме расстрельных ям. Думаю, академики ещё не способны связать вслух пару этих фактов с высокой материей. Конечно, эта толстая жандармская задница клерикальной власти ещё долго будет облагораживаться белогвардейской ностальгией по златоглавой Москве, конфеткам-бараночкам и румяным гимназисткам, но народ привык к другим песням. У нас стесняются говорить, что белогвардейская ностальгия – это тоска, замешанная на утраченном имуществе и праве паразитировать на большинстве. Неужели до тебя не дошло, почему бессмысленно вести доверительные беседы на эту тему с людьми благой наружности и почему я хотел написать эти рассказы? Мои персонажи замечали противоречия, спрашивали батюшку, а тот, как мог, отвечал. Что здесь крамольного? Я бы мог довести до читателя весь театр абсурда ещё быстрее, чем в том романе, который придумал за столиком в кафе.

– То, что ты объяснил, мне понятно. Альтернативу богохульству нашли в марксизме-ленинизме, который отменил богохульство вместе с верой.

– Богохульникам, – я имею в виду тех, кто положительно отвечает вслух на вопрос о вечности посмертных наказаний, плевать на истину, им главное, чтобы их не уличили в богохульстве публично, за папертью, и плата за это – молчаливое равнодушие и безверие людей. Более того, благодаря верообразующей лжи, мы не сознаём, что наказание за прошлые жизни приводится в исполнение в настоящем земном времени, и отрицание этого вызывает недоумение.

– Какое?

– По поводу целей святого отца и дьявола. Уже одно сокрытие от людей целеполагающих перспектив развития души – окончания суровых воплощений и запредельного источника мучений в теле, есть антигуманный и антихристианский акт, враждебный обществу, – тут спорить не о чем, а посему обсуждать этот акт с обществом не хотят.

– Было бы странно, если бы захотели.

– Да, но зачем лишать смертного знания азов бытия, если нет иных целей, кроме как избавить его от страданий и грехов? Абсурд? Нет. Абсурд не вызывает естественного чувства омерзения и гадливости. Вот этого отвращения и брезгливости к своей беспримерной лжи церковники и боятся, хотя и считают себя непререкаемыми. Думаю, они несколько поторопились прицепить бейджик с прилагательным «святой». За декларативным устремлением к святости крылось не только отсутствие данного качества, но и непогрешимый папа с Инквизицией. Неважно, во что верят академики, но они исходят из антихристианского постулата о неисповедимости деления на одноразовых бедных и богатых, господ и рабов, тогда как причина этого деления объясняется законом реинкарнирующей души. Надо создать условия, чтобы душа не проявляла себя на погибель, но для этого нужна правда про Закон, правда о том, что наше земное положение и мучительное искупление заслужены в прошлых жизнях, нашими руками и по собственной вине.

– Да поняла я, поняла. Свобода вероисповедания – это не выход.

– И отделение Церкви – не выход, поскольку отделили то, что было искусственным, фальшивым и не соответствовало объективной реальности. Выход в адекватной парадигме, а таковой ни у Церкви, ни у государства не было, и нет. Во времена клерикализма государство пользовалось церковной парадигмой, а после Революции – материалистической, опровергающей церковную. В итоге, общество загнали в тупик, но до сих пор в системе воззрений на объективную действительность не разобрались. Лживое и богохульное учение отцов Церкви и современных апологетов богохульства о вечном аде затронуло не только интересы воцерковлённых, а лживый ленинский материализм определил мировоззрение не только тех, кто лично истреблял священников, как «бывших людей», – обе фикции коснулись всех, втоптали в грязь закон Божьей справедливости, которую поголовно все ищут по сю пору, и сместили вектор духовной истории Человечества. Другой справедливости, кроме закона проявления кармы в цикле рождений и смертей, на Земле нет. У меня была мысль опубликовать открытое письмо руководству института Истории, – я бы посмотрел, как академики запрыгали в кабинетах, сочиняя ответ «и вашим, и нашим». Надеюсь, тебя учили, что историкам вменяется в обязанность искать связь исторических явлений с парадигмой. Такие отписки не доверят младшим научным сотрудникам и аспирантам, так что занимательное чтение гарантировано.

– А если бы они промолчали?

– Уклонение от ответа повлекло бы новую публикацию о факте преднамеренного отказа, более строгих аргументах в пользу актуальности проблемы и более категоричных оценках исторических фактов, бьющих по некомпетентности молчунов. В конце концов, я бы смог заставить их говорить с обществом, и навязал дискуссию о новом взгляде на историю и жизнь «простых людей», и он не остался бы незамеченным. Церковники бы, как всегда, заговорили о кощунстве посягательства на исконные корни и духовные скрепы общества, но значительная часть его была бы удивлена.

– Чем?

– А разве отсутствие в учёных кругах представлений о причинах повторного уничтожения государственного строя вследствие повторного игнорирования этих причин не достойно удивления? Академическая наука близка к созданию искусственного интеллекта, наделённого всеми пороками современников, включая сексуальных попрошаек, и не способна указать ни на причину дикого расслоения общества на бедных и богатых, ни на то, откуда они берутся.

– Из бедных и богатых семей, нет?

– Смешно. Смешнее, чем взять деньги в тумбочке. В 17-ом бедные семьи извели богатые и остались бедными, а когда снова появились богатые, они опять подмяли под себя всё, хоть снова их изводи.

– А тебе известно, откуда они берутся?

– А мне известно. Оттуда. Из тех же ворот, что и весь народ, – из «Круга Судьбы», из которого попадают в утробу матери, захватив с собой «план души». Богатство и бедность даются реинкарнирующей душе не для того, чтобы богатеть за счёт других или оставаться бедным по вине богатеющих паразитов. Эти разные испытания заранее избираются для того, чтобы душа обрела качества, которых у неё нет, и нередко потому, что человек в прошлой жизни роптал на бедность или использовал богатство во вред себе и другим. Из чего проистекает неадекватное мироощущение? Из поповской аксиомы одноразовой жизни, отрицания закона духовной эволюция инкарнаций и кармического возмездия за прошлую жизнь. Вразумлять следует на основе истинного закона и, начиная с него, а не с ложных посылок, которые ставят мозги набекрень.

– Как же это мешает обществу?

– Церковное учение отрицает кармическое возмездие и персональную ответственность за прошлые жизни, следовательно, причины имущественного неравенства и расслоения общества остаются невыявленными. Незаконное обогащение и «поиски справедливости» выражаются в социальном хаосе, причины которого неочевидны и, значит, борьба с ним не может быть эффективной. Сатана делает вид, что его нигде нет, потому что он и является автором порочного двучлена веры. Как-то нелепо утверждать, что чьи-то призывы к милосердию и благотворительности могут заменить Вселенские законы, скрываемые церковниками.

– Значит, за сто лет ничего не изменилось?

– Ничего, моя госпожа. Богатый всё также хочет обобрать бедного, а бедный – стать богатым. Они не мыслимы друг без друга, как раб хозяина и хозяин раба, и оба не воспринимают своё пожизненное одноразовое положение заслуженным искуплением на долгом эволюционном пути рождений и смертей. Ты же не глупее дедушки Рокфеллера, чтобы не понять его слов о рождении одноразовых изгоев с пожизненной бедностью, – у них тот же автор. Есть вещи похитрее. Америкосы, например, наживаются на собственной продуктовой помощи голодающей Африке, разоряют ею население и сельское хозяйство, и не спасли от голода даже детей одной африканской страны, а главное, обеспечивают этим бесконечность голода в целях дальнейшей наживы самих себя.

– Мне ближе социология, чем политика. Почему о рабстве, как о позорном явлении, заговорили, когда прошла большая часть христианской эпохи?

– Не хочу повторяться, но наши «христианские» помещики тоже были не дурнее того дедушки. Зачем бы им вникать в карму рождений и смертей, если поп учил помещика и крепостного одноразовому пожизненному смирению? Положение и испытание человека в очередном рождении определяются составом кармы, то есть тем, о чём попу строго-настрого запрещено говорить. А говорить об этом необходимо с назойливостью телевизионщиков, ежеминутно рекламирующих свои передачи ради денег и рейтингов. Крепостные рабы считали себя вещью помещика столько же веков, сколько существовало «одноразовое» христианство, пока его силой не заменили «одноразовым» материализмом. Знало ли население о фальсификации веры и подлинном верообразующем законе? Нет и нет. Почему Россию в 17-ом ждал антихристианский выбор?

– Разочаровались во власти?

– Потому что помещичьи приказчики, будто не читавшие Нагорную проповедь Христа об отношении к ближнему, до крови секли дворовых, цитируя Библию, а тех крепостных, которые отворачивались от «шоу», привязывали к тому же столбу, чтобы «воспитать смирение».

– Может, дело было не в христианстве, а в помещиках?

– Дело было в фальсификации христианства и его последствиях. Или надо доказывать, почему бывшие помещики, приказчики и клирики встретились на Соловецких островах? Можно привести тысячи исторических примеров и свидетельств, до какого отупения доводила население Российской Империи «одноразовая» аксиома. Душа меняется за тысячу лет, а из человека лепили идиота за жизнь биологического тела. Россия делала запоздалые прогрессивные шаги, однако неуклюжесть царских реформ не вписывалась в реальный процесс духовной эволюции инкарнаций, отрицаемый Церковью, что вызвало рост революционного движения и полный крах государственности. Если бы клерикальная идеология не имела отношения к эксплуатации, сохранились бы и церкви, и священники. Слова Христа о рабстве были вычеркнуты, владеть живым товаром, как предметом, было в порядке вещей, поэтому одноразовый статус господина и раба, несмотря на отмену Крепостного права, можно было вымести на обочину истории только вместе с «одноразовыми» общественными отношениями сословий и проповедями о смирении.

– Почему «только вместе»?

– Потому что одноразовое одухотворение тела, как и одноразовое бездушное тело, не мешало считать крепостного неодушевлённым предметом, который можно унизить и продать. Обыденная богоугодность рабовладения – это результат извращения верообразующего закона римскими христопродавцами. Подлинный закон неотвратимого изменения земного статуса души и сурового кармического возмездия в новом теле открывал глаза на нравственный прогресс искры Божьей, а римо-поповский – прятал его за загробной чертой, чтобы не мешать рабовладельцам и эксплуатации. Лично я верю кулуарным признаниям римских толоконных лбов и императоров, что они считали данное извращение необходимым условием эксплуатации рабов. Когда ты, наконец, уяснишь, что самопальная верообразующая конструкция обрекает на одноразовое самосознание «пожизненной избранности»? Толоконным лбам даже не пришлось объяснять, почему одним «повезло» родиться и умереть презренным рабом, а другому – его хозяином, – всё боготворчество пряталось за загробной неисповедимостью. Попы и помещики ловко устроились: первые за десятину взывали к милосердию одноразовых баловней судьбы, вторые мотались по парижам, паразитировали на одноразовых Божьих рабах и хлестали их прилюдно как во времена уже подзабытой европейцами инквизиции. Такое христианство вызывало возражения тех, кто после отмены Крепостного права начал собираться на конспиративных квартирах в революционных кружках и пришёл к вере в бездушие тел. Клерикализм – «синоним» эксплуатации, организованной государством, поэтому отрицать участие Церкви в этом «удобном» процессе или оправдывать «церковно-государственный союз» в том, что он не мог справиться с «жестокими эксплуататорскими классами», просто смешно.

– А что смешного?

– Возразить «клерикальной мафии» можно тем, что она руководствуется извращённым законом Христа. То, что издевательство и угнетение слабого ради корысти продолжалось без малого всю христианскую эпоху вплоть до Революции, соответствует скорости отрицаемой духовной эволюции инкарнаций и указывает на нравственную несостоятельность учения об одноразовой телесной жизни души в силу лжи. То, что крепостной за своё смирение перед кнутом помещика попадёт в вечный рай, считалось христовой верой, а то, что помещицу-садистку в следующей жизни отхлещут по морде, и не исключено, что на том же скотном дворе и тем же кнутом, – антихристианской ересью. Попробуй, сообрази, где зарыта собака, – в антихристианской вере толоконного лба или в «революционном материализме», избавляющем «голодных и рабов» от кнута. Задачка не для «среднего академика».

– Рассмешил. А какую реакцию ты ждёшь на свой вывод?

– Моральную самооценку апологетов обеих «одноразовых» фикций определит степень эмоциональной реакции общества. Она зависит от поведения научного сообщества, которое не больно-то хочет открывать рот. Упоминание реинкарнации в научно-популярном контексте весьма туманно намекает на длительность нравственной эволюции и предназначение души, особых эмоций не вызывает, а тем более, не связывается с социально-историческими аспектами.

– А что вызовет эмоции?

– Конкретная роль скрываемого Божьего закона в жизни общества, его значение для каждой судьбы, которое выведет из болота равнодушия и застоя. Никто же пока не говорит, что обе заведомых фикции заведомо повлекли тотальное насилие и явились причиной миллионов загубленных душ, спрятанных за «героической историей великого народа». Миллионы погибли и при «христианизации», и при «победном шествии» Советской Власти, и в обоих случаях ждал закономерный конец. И никто не говорит, что лишения, хаос и страдания текущей жизни мы переносим из своего запредельного прошлого и своими руками строим запредельное непредсказуемое будущее. «Зачем мне какое-то «чужеземное» переселение душ?» – вопрошает «одноразовый» христианин, не понимая, что настоящий хаос создаёт не тот, кто ходит в храмы, а тот, кто «реинкарнирует втёмную», создавая хаос в будущем.

– Интересная мысль.

– Мыслишка правильная, но куцая, поэтому «одноразовый» христианин нуждается в пространных комментариях. А самый краткий из них заключается в том, что в следующей жизни он воплотится в стране «одноразовых» атеистов и не исключено, что доживёт до возрождения «одноразовой» религиозной доктрины. В чём позитивная роль проповеди попа и «гениального» ленинского учения, если они преследовали сходную цель, – подальше засунуть загробную тайну смысла земной жизни? Я говорю о необходимости возвращения того, что было принесено Спасителем две тысячи лет назад, которое ни под каким соусом нельзя назвать «обновлением». Естественно, церковники никогда не сознаются, за что их в 17-ом вытурили с амвона и причислили к бывшему эксплуататорскому меньшинству, – это равносильно признанию в фальсификации христианства или ещё в чём похуже, поэтому они будут ждать пророческого «обновления христианства». Большевики в корне заблуждались, пытаясь строить общество на гегемонии бездушных «голодных и рабов», но они ясно понимали, что с поповской справедливостью и её носителями человечеству не по пути.

– Думаешь, сегодня люди мыслят так же?

– Сегодняшние академики и прихожане, которым священник поведал о безвозвратной дороге на тот свет, отвечают одинаково: с того света ещё никто не вернулся и ничего не рассказал. То есть оттуда вернулся только поп, который просветил всех в непреодолимости замкнутой окружности вечного бурлящего адского котла и ознакомил с назначением его наместником. Почему академики неспособны разобраться в правоте сторон Гражданской войны, причинах деления людей на бедных и богатых и пропасти между ними? Ведь ресурсов планеты и страны хватило бы на всех, а если я назову тебе более точную цифру нищих, ты даже не поверишь. Ты же не думаешь, что вся проблема сводится к алчности сытого меньшинства?

– Нет, но тогда почему академики не могут разобраться?

– Потому что Божья справедливость кармы инкарнаций и воздаяния в очередных телах игнорируется на высшем государственном уровне до сих пор. Дореволюционные академики верили в «одноразовую» поповскую доктрину, советские – в «одноразовую» доктрину диалектического материализма, а для нынешних ничего не придумали.

– Почему? Кажется, я задала смешной вопрос.

– Потому что у Вселенной исчерпан лимит на липовые парадигмы.

– Шутка?

– Нет. Таинство рождения и смерти, воплощения и развоплощения Духа, позволяет дьяволу сляпать только две, которые основаны на аксиоме одноразовой жизни. Он больше не в силах ничего изобрести, не хочет «засветиться», вот и взял паузу. Третья парадигма, истинная, позволяет объявить фикциями первые две и объяснить всё. Мы говорим о теоретическом решении проблемы, как о достижении ясности вещей, в которые толоконные лбы должны были посвятить правящие сословия и будущих некрофилов чичиковых ещё до крещения Руси. А они на первом же Православном Соборе XI века постановили исходить из Западной «одноразовой бредятины», и, прежде всего, из богохульства вечной преисподней, требуя тотального смирения и запугивая бесконечностью загробных наказаний и кар. Всё это, как всегда, решалось при закрытых дверях, втайне от людей, оттого и рухнул как карточный домик тысячелетний уклад.

– Привело к революции?

– Сталинские выродки увозили священников на Бутовский полигон, во многие другие места, и не щадили никого. А вне колючей проволоки не было сомнений, что главный выродок, Сталин, строит счастливое будущее рабочих и крестьян. Если бы «по-мнению Всевышнего», Высшим Благом были Беломорканал, великие стройки и снижение цен на колбаску, Сталина бы следовало причислить к лику святых, но мы вынуждены причислять к недоумкам его поклонников и разбираться, почему сухорукого параноика возлюбили больше, чем проповеди попа. Когда похваляют Ленина за гениальность, тоже путают Высшее Благо, составляющее загробную тайну смысла земной жизни, с порочностью его «одноразовых» идей «вывести и расстрелять», «повесить и взорвать». Что такое Высшее Благо, не понимали ни до 17-го года, ни после 91-го, иначе бы, некоторые политики не творили кумира из своего «лежачего недоразумения».

– А что такое Высшее Благо?

– Загробная тайна смысла земной жизни, часть которой я тебе рассказал. Крепче за баранку держись, шофёр. Далеко нам ещё?

– Не очень. Ты считаешь, прогресс общества возможен без смирения?

– Не меняй тезис на переправе, мы говорим о способах морального прогресса, которому тёмные силы пытаются мешать. Смирение – это труднодостижимое духовное состояние, внутреннее принятие испытаний душой. В одном фильме я видел, с каким смирением на лицах плыли пароходом на Соловки осуждённые священники, они были мужественными людьми. Парадокс в том, что сокрытие источника кармических испытаний – проявление вредоносной церковной лжи, которая противоречит сущности и целям нравственного прогресса. По поповской версии социально-исторического прогресса, выходит, что одноразовые Божьи рабы, приходящие на Землю на протяжении тысячелетий, по неисповедимой причине становятся лучше, – мы уже не тащим друг друга на костёр или к стенке, в расход.

– Разве не так?

– Это значит, что, будучи разделёнными друг от друга всё большим числом столетий, души обязаны попадать на вечные раскалённые сковородки с большей разницей температур, испытывая разную степень бесконечных мучений, иначе, прогресс на Земле вообще был бы невозможен. А на кой хрен нужна разница «температурных режимов», если «одноразовые грешники» будут вечно торчать в набитых под завязку адских обителях? На чём основано «температурное везение» одноразового Божьего раба, – на доставшемся времени рождения? По-твоему, это поповское фиглярство, шитое белым по чёрному, и есть формула вселенского прогресса?

– Да уж, не всякий человек за папертью способен на такой вывод.

– Человек за папертью? Если бы церковники не клеймили ересью то, что одна и та же душа раз за разом облекается в новые тела, чтобы нравственно расти, пожиная карму прошлых жизней, или успели отделить свою «одноразовую религию» от государства, человек за папертью в 17-ом их бы и пальцем не тронул, после полёта в космос не держал за объектовых стукачей на прихожан, отобрав подписку о негласном сотрудничестве, и не издавал Настольную книгу атеиста до деградации советской государственности. А что теперь? Один кандидат наук хвалит помещиков за великодушное отношение к своим рабам и широту русской души, другой – аж доктор наук, не устаёт повторять, что наши великодушные горемыки-царедворцы столетиями мечтали об отмене позорного Крепостного права, словно о полётах в космос, третий – целый академик, мудро изрекает, что ежели куда и было вертаться взад опосля 91-го, то не к тому, что сломали в этот раз, а к тому, что сломано в позапрошлый, потому как впереди ни дна, ни покрышки, но ежели держаться поближе к феодализму, авось, кривая вывезет. Это что, научный подход к прогрессу?

– Так и говорили?

– Ага, иначе бы, взад оглобли не развернули. Когда разбазаривали страну с молотка, парадигмы были по хрену, а когда окружили базы НАТО, раскололись, что о семантике слова «геополитика» даже не слыхивали. Какой же ты учёный, если прикинулся Соломоном, и у тебя правы все: и одноразовые белые с вечной преисподней, и одноразовые красные с загробным небытием? Никакой ты не учёный, а ровно то, что болтается в проруби от одного края к другому и обратно, как было в 17-ом и 92-ом.

– Дело в вере?

– В широком смысле, вера – синоним парадигмы, которая ведёт народ строго по азимуту через века. А у нас каждого самодержца или начальника всегда звали новой метлой, которая по-новому заметёт. И как бы все эти «веники» не мели, не выходила ни Богу свечка, ни чёрту кочерга.

– Неверная парадигма?

– А что, верная что ли? Одни обещали скорый загробный рай, другие – скорый земной, третьи не могут сообразить, почему так крупно обделались, и решили отменить приоритет парадигм, дабы не затащить народ в третий рай, мудаки. Скажи, пожалуйста, со студенческой колокольни, я доступно изъяснился?

– Более чем. В моём Университете тебя бы поняли. Ну, а Церковь тут причём, если правят самодержцы?

– Притом, что прогресс должна определять вменяемая и внятная парадигма, а обе парадигмы учений об одноразовой телесной жизни души и бездушного тела неадекватны и невменяемы. Иначе бы, не домечтались до революционной метлы, второго пришествия попа на амвон и убогости хорошо забытого старого, безудержной свободы хапать и потреблять. Прогресс определяется не только низкой скоростью нравственной эволюции инкарнаций. Как отнести к моральному прогрессу то, что толоконные лбы считали Инквизицию святой, Крепостное право – священным, незыблемым правом элиты? Христианская цивилизация ходила на голове вследствие того, что поповщине удалось выдать порочный двучлен веры за наследие Христа и апостолов.

– Это понятно. Непонятно, почему у вас никого не испугала кровь революции. Был же революционный опыт Франции.

– Ленин что ли должен был испугаться крови? Этот поганый ублюдок с детства ломал игрушки в состоянии исступления и истерично дрыгал ногами, катаясь по полу, хотя, думаю, кремлёвские маразматики засекретили докторскую о нём не только поэтому. Его душа воплощалась в Калигуле, от которого содрогались современники, глядя, как тот катается на спине по рассыпанному золоту. Я знаю все причины прихода к власти Ленина, о которых писали историки, но назову те, которые замалчиваются. Во-первых, фиктивная церковная парадигма довела народ до ручки, во-вторых, никакой идеологической альтернативы, кроме марксизма-ленинизма, не существовало; народ не смел думать, что христианство держалось на законе, сфальсифицированном церковниками, и, в-третьих, народу были обещаны блага, которых его лишали столетиями. Ленину оставалось вырвать «организующее начало» из рук клерикалов, для чего требовались два условия – фиктивный эквивалент порочного двучлена церковной веры, то есть порочный двучлен материализма – бездушное тело и загробное небытие, и ресурсы для уничтожения священников и церквей.

– И всё?

– Выстрел с «Авроры», взятие почты, телеграфа, мостов и почти бескровный захват Зимнего дворца. Кровь полилась потом. Термином «эквивалент двучлена веры», то есть одноразовой телесной жизни души и загробной вечностью либо одноразовой жизнью бездушного тела и загробным небытием, академики не оперируют. Это мои рабочие определения, но, судя по причинам Великого Октября, которые они приводят, для них это тёмный лес. А вот понятие «организующего начала» им знакомо, поскольку оно лежит на поверхности битую сотню лет. Глубинные причины крылись в другом, и толоконные лбы были виноваты перед народом в первую очередь, потому что дело не только в призывах, но и в том, на чём они базируются.

– Почему «в первую очередь»?

– Потому что вывод о чехарде эквивалентов двух фиктивных верообразующих законов основан на серьёзном историческом анализе прошлого и многих пророчествах о будущем человечества. Фальшивый поповский закон одноразовой телесной жизни души учил ИНДИВИДУАЛЬНОМУ СПАСЕНИЮ ОТ ВЕЧНОГО АДА через одноразовое послушание и смирение перед властью клерикальной мафии, что и было способом развития общества, который довёл народ до деградации, до блевоты. Если бы не мешало сослагательное наклонение, следовало бы затолкать порочный двучлен веры обратно в задницы римским толоконным лбам и императорам. Даже дьяволу было не по силам заживо похоронить христианство, и тогда стержень Учения – переселение душ, заменили посмертной вечностью, а потом столетиями латали дыру от выдранного. Истинный Закон Христа раскрывал внутреннее содержание прогресса и единственный путь улучшения жизни всех людей на Земле через перекодировку компонентов персональной энергетики души вплоть до обретения святости; он показывал негативные, но реальные последствия, которые ждут отступника в загробном мире и в следующей жизни на Земле. Клерикалы бы скорее удавились, чем стали проповедовать такой закон имущему меньшинству и голытьбе.

– Может быть, материализм победил потому, что революция уничтожила эксплуатацию?

– Большевики выбрали такой способ прогресса, который мог привести общество только к деградации, символом которой стал Горбачёв. Для этого «верные ленинцы» перечеркнули способ развития общества посредством подчинения клерикалам – «власти от Бога», и проигнорировали истинный путь прогресса общества по Христу. Я назвал тебе три факта, которые пока не собираются признавать, иначе бы, академики заговорили об этом первыми, они для этого довольно образованы. Подумаешь – тайна! Две фиктивных антитезы и одна упрятанная с концами истина.

– И что делать с этими фактами?

– Что делать... думают о своей шкуре – вот и вся тайна. Закон первичности материи вообще не нуждается в обсуждении в силу первичности извилин материалистов, но если мы не будем видеть разницу между законами материалиста, попа и Законом Христа о многократном пересечении границы миров развоплощённой душой, можно просидеть в дерьме ещё тысячу лет. Конечно, ещё одна тысяча лет исторического дерьма противоречит пророчествам, но я пока не вижу, что академики готовы взяться за ум. Народ не обременён властью, рясой или учёными лаврами, и обществу проще понять то, что понятно тебе. Церковь зовёт народ к покаянию за 17-й год, – прекрасно, покаяние необходимо всегда, например, в лживых причинах врождённой порочности. Но дискуссия о необходимости покаяния народа может привести к тому, что кто-то возьмёт кусочек мела и с помощью трёх кружочков изобразит на классной доске, как народ был одурачен парадигмами большевиков и церковников.

– Ты думаешь, общество готово поддержать дискуссию?

– Не сомневаюсь. Отвечая тебе, я даже не задумываюсь, что мы проживаем в разных государствах.

– Я с тобой этого не чувствую.

– Обществу бросается в глаза, что пути православных монархистов и сталинистов-ленинцев завели в тупик, но осознать причины этого оно не может. Разумного человека трудно заставить поверить, что 1917-й был годом «отхода» от Бога, 1992-й – годом «прихода», учитывая, что антихристианский закон был распространён на Руси тысячу лет назад. Меня удивляет, что ты усомнилась в своевременности прихода Христа. Кажется, мы говорили, что Спаситель не мог «забыть» о переселении душ, а переселение душ не могло не составить ядро первоначальной веры. Священники не любят вопросов на эту тему, а я не люблю увёрток и демагогии.

– Им хочется, чтобы народ испытывал вину за уничтожение вашего дореволюционного прошлого?

– Кто бы пошёл за каким-то Лениным, если бы Святая Церковь не дурачила общество и не скрывала, что феномен угнетения и паразитирования обусловлен причинами духовного и земного неравенства людей?

– Как это работало?

– Это работает и теперь. Берём самодельный поповский закон одноразового одухотворения. Есть породистый король и свинопас с дудочкой, непогрешимый папа и лох из очереди за свежими индульгенциями, априори святые отцы и нереинкарнирующие, но уже порочные с рождения грешники. Социальное положение, статус – такая же данность одноразовой жизни тела, как обладание единственной кормилецей – коровой; богатый всегда прав, порочный святой отец всегда святее потенциального еретика, порочного с рождения грешника, а в заповеди десятой так и написано: не пожелай ни раба, ни рабыни ближнего своего, ни его вола, ни осла, ни всякого скота его. Хорошенькое дело – свою рабыню купить и поиметь на подоконнике можно, а чужую – никак.

– То есть рабом владели как коровой?

– Однозначно. Если бы все рабовладельцы желали раба ближнего, на чём бы держалось рабство? На ослах и коровах? Правда, заповеди попали к человечеству ещё тогда, когда знакомить его с переселением душ считалось преждевременным, но когда Христос принёс Учение, попы сообразили, что рабам знать о реинкарнации необязательно, – начнут чудить, а там и до феодализма рукой подать. Это объяснимо: заповеди предназначались обществу, в котором процветали рабство и разврат, о чём было известно заранее. Фиктивный двучлен закреплял привилигированное положение одних и требовал христианского смирения перед непривилигированным положением, отсутствием имущества и прав от других. Такова «одноразовая» доктрина – родился без лошади – похоронят безлошадным, но до этого придётся всю жизнь пахать на хозяйских лошадях и быть подёнщиком или рабом.

– В этом вся причина эксплуатации?

– Нет. Церковные ублюдки были хитрее. Порочный двучлен толоконных лбов извращал и ставил с ног на голову всё, на что распространялся. Аксиома однократного одухотворения тела, ясное дело, не допускала тотальной эксплуатации рабов без души и требовала соединения власти Церкви и государства в клерикальную мафию, но это ещё полдела. Любое явление подчиняется закономерностям возникновения, развития и исчезновения, а реинкарнирующая душа и эксплуатация тела имеют прямое отношение к таким закономерностям.

– К закономерностям реинкарнации?

– Суди сама. Первое. Без попа и его «одноразовой» аксиомы не было бы вечной преисподней, а без неё туда некого сажать. За пожизненное право иметь и эксплуатировать раба этим местом не угрожали, а за попрание права рабовладельца, канона смирения и несогласие с бесконечностью адского пламени – дорога скатертью. Какую «оценку» поставили более демократичным и снисходительным эксплуататорам XX века в России, видно по первым годам Гражданской войны, – на зверства красных без ужаса нельзя смотреть. Это надо понимать, чтобы не ляпнуть глупость, что классовая ненависть вызревала в теплицах православной идиллии. Второе. Социальное неравенство и эксплуатация большинства исчезают по мере нравственного совершенствования души, а душа подвигается по мере реинкарнации, то есть не в срок, установленный фальсификаторами Библии. Отрицание переселения душ ведёт к сохранению антигуманных и антисоциальных процессов в обществе и к отказу от необходимости осознания нравственного совершенствования естественным путем со всеми вытекающими последствиями.

– Это называлось христианством?

– Твой вопрос в любой день эпохи клерикализма назвали бы бредом, а после учреждения Святой Инквизиции потащили бы на костёр, чтобы толпа посмотрела в твои честные глаза. Есть ещё третье и четвёртое. Коли мы говорили об отрицании длительности духовной эволюции, становится очевидным, что однократность телесной жизни души заставляла гордиться статусом развратного вельможи больше, чем положением честного сапожника. Ценился не бесконечный труд, продвижение и чистота души, а высокое одноразовое положение, знатность, от которой нет спасу и сейчас. Самое интересное, это знают все, но никто не понимает, что всё объясняется искоренением идей Закона Реинкарнации, благодаря которому наше «я» оказывается в разных телах. Отсюда три вывода. Поповщина добилась того, чего хотела: превратила в баранов людей; люди, занимающие высокое положение на земле, в загробном мире оказываются на дне небесной иерархии, не отдавая себе отчёта в этом, благодаря церковникам, поэтому руководящие кресла доныне нередко замещаются разнокалиберными подонками, которые заботятся не об обществе, а о себе. Для Всевышнего земной статус значения не имеет, но мы там и сям слышим про каких-то «великих лениных», «непогрешимых сталиных», кумиров и звёзд.

– А последний вывод?

– Отрицание реинкарнации ведёт к игнорированию кармического воздаяния в новых телах и постоянного воспроизводства хаоса в будущем. Поскольку одноразовый статус человека исключает воздаяние в следующей жизни, жестокий эксплуататор не понимает, что в грядущем воплощении может примерить шкуру униженного раба, и это указывает на грубое извращение воспитательной роли поповских проповедей.

– Что же тогда остаётся от христианства?

– Легче ответить, чего нет. Подменён верообразующий закон Христа.

– Что на это скажут священники?

– Ересь. Могу назвать с десяток причин, по которым им не захочется это обсуждать.

– А христиане?

– Ересь, ложь, но мы хотим выяснить причины социальных катаклизмов, а они – нет. Революция произошла из-за злоупотребления имущими власть и деньги своим положением и фикцией одноразовой телесной жизни души, которая позволяла стяжать деньги и власть. В своё время фальсификация верообразующего закона вызвала такие злоупотребления Святых Отцов, что христианская Церковь разделилась на Западную и Восточную, но закон так и остался ублюдочным, определив историю на много веков вперёд. Западную ждали Крестовые походы, Инквизиция и регистрация однополых браков, Восточную – Великий Октябрь и уничтожение. Вот о тех загробных истоках духовного и земного неравенства, стираемого в ходе реинкарнации, академики и помалкивают, – им, дескать, никак не удаётся вывести реинкарнирующих крыс и мышей. Они и не выведут, аргументы лежат в других местах, под ногами, в том числе.

– Хорошо, а главный вывод?

– Ты уже сделала его. Отсюда ясно, что Всемирную Историю запустили в разнос взаимоисключающие друг друга «одноразовые» парадигмы революционеров и «слуг Господа», которые сошлись во мнении, что главной преградой ко всеобщему счастью на Земле, является переселение душ. Если же они реинкарнируют «тайком», «втихаря», тем более, надо поставить в известность народ, чтобы он «зареинкарнировал» вместе с ними, авось, его перестанут держать за быдло и дурака. А если серьёзно, умолчание о причинах духовного и земного неравенства, втаптывание в грязь и выжигание огнём закона кармического воздаяния в духовном и материальном мирах – слишком грандиозная афера, чтобы её замечать. Потому и кажется, что всё идёт своим чередом, пока в обществе зреют новые катаклизмы. Я искал причины огромных жертв 17-го и 92-го годов и нашёл: жизнь по заведомо фальшивым законам и оберегающая их ложь. Не было бы ни Советского Союза, ни ГДР, ни нашей встречи с тобой на Земле, но знаешь, у каждого из нас есть вечное духовное имя. Оно даже звучит не по-земному, и совсем не похоже на те, что записаны в паспортах.

– Алекс, это же и есть суть загробной тайны. Никакие призывы о смирении, равенстве перед Богом и милосердии к ближним не могут открыть человеку столько, сколько ты сказал. Я смогла понять, почему у вас произошла революция: изменить фальшивую догму было невозможно, её можно было только сломать и заменить ценой крови и убийств «бывших людей».

– Значит, ты окончательно поняла всё. Уверен, через какое-то время ты сможешь подготовить блестящее научное сообщение о новом взгляде на историю человечества. Если оно будет логичным и убедительным, его не забудут никогда. Если бы в России завязалось свободное и широкое обсуждение двух ложных законов и одного истинного, церковники бы не посмели разбрасываться словом «ересь». Отмолчаться не удастся, и честная дискуссия, диалог, вынудит «фильтровать базар», и кто бы ни полез в бутылку, пусть пеняет на себя.

– Что это значит?

– Это значит, что здоровое большинство потенциальных участников дискуссии не будет испытывать затруднений при сравнении следствий, вытекающих из ложных законов и подлинного, и выскажет не дядино мнение, а своё. Я бы распесочил «одноразовое мракобесие» так, чтобы любые возражения «одноразовых апологетов» вызывали у здоровой части общества брезгливость, отвращение и желание высказаться.

– Почему же ты не опубликовал письмо?

– Перед отъездом в Европу у меня не было времени встретиться с Учителем, а он лично знаком с каждым из этих людей. Я не мог сделать это, не поговорив с ним, даже если бы моё письмо состояло из общеизвестных фактов и одних «почему», но поверь, каждое «почему» было бы подведено к общему знаменателю, – не отмахнуться. Что думают по этому поводу светская власть, церковная верхушка и ортодоксальная паства давно известно, но вектор дискуссии будет определять народ.

– Ну, я и говорю, чистый библиотекарь. А ты не думал, что в БНД не спросят, снилась ли тебе какая-то комната или нет?

– Для начала пусть спросят себя, существует ли раненый пассажир и машина со следами пуль и дорожного происшествия.

– Нам придётся отвечать, где мы находились с момента выхода из турбюро до взрыва машины.

– Чтобы задать такой умный вопрос, надо установить факт моего обращения в медицинское учреждение и обстоятельно меня опросить.

– Или меня с Рунком. Если будут проверять транспорт, который зафиксировали дорожные видеокамеры, установят, чей «БМВ». Полицейский, которому я ответила, что мы ехали из Андернаха и ничего подозрительного не видели, не рассмотрел номер машины и твоё лицо, но меня запомнил. А потом найдут вахтёра и портье из «Кронберга», и те подтвердят, что ты был со мной.

– Вряд ли на просёлочной дороге были видеокамеры. Точное время несчастного случая уже установлено. Зачем искать очевидцев образования тормозного пути на опасном повороте, если граждане привыкли звонить в полицию по любому поводу? У вас же заведено сообщать обо всех безобразиях, как в Швейцарии, – там не дают житья полиции, даже когда сосед спустит воду в унитазе после 22 чаcов.

– А если Рунк запомнил километраж, и спросит меня, почему у автомобиля такой длинный пробег?

– Ну, с Рунком проще. Смоемся на Фиджи и оставим его в счастливом неведении. Прыгать через метлу больше не предлагаю, потому что для того, чтобы перепрыгнуть обратно, нужна та же самая метла.

– Хватит об этом. Я верю тебе.

– Мы должны передать футляр и про всё забыть, хотя жаль, что мы не узнаем, что в этих документах. Смотри лучше на дорогу.

– И всё-таки, ты узнал комнату? Неужели, она была такой же, как во сне?

– Да, как говорил, но я видел её интерьер, как бы, в ином времени. Окна и обод для свечей под потолком были такими же, как во сне. Не уверен, но вначале мне казалось, что стену с тайником закрывал гобелен. А вот в ментальной информации о расположении комнаты в «Доме Роттердорфа» я не сомневался.

– Я помню: ты спрашивал меня о гобеленах. Рука болит?

– Терпимо. За разговором с тобой я забываю про боль. Главное, ты остановила кровотечение. Рубаха в крови. Как-нибудь загороди меня от портье, когда будем брать ключи.

– Надо быстрее заняться раной. Потерпи, всё будет хорошо. Ты мне веришь?

– Как себе. Не знаю, пошла бы ты со мной в разведку, а я бы с тобой пошёл.

– Успокойся, уже сходили. Подъезжаем.

Оставшуюся часть пути ехали молча. После встречи с полицией Хельга решила возвращаться в Мюнстермайфелд другим путём.

– Знал бы Рунк, какой тест-драйв испытал его «БМВ», – сказал я, когда мы припарковались за церковью.

– Он будет доволен, что никаких дефектов я не нашла. Я скажу, что у него стучало, ему понадобится ключ, кое-что завинтить... Алекс, послушай. Я не хотела тебе этого говорить... на моём «фольксвагене» мы бы от них не ушли.

– Тогда просьба Рунка не может быть простой случайностью. Нам повезло, что на машине нет следов пуль, иначе бы, не отвертелись. Есть ещё две «случайности»: обнаружение тайника, после того, как мы сели в «БМВ», и отсутствие ограждения в том месте, где взорвался «мерседес».

– А разве то, что пуля попала только в руку и не задела кость, – не случайность?

– Думаю, ничего случайного не было вообще. Если бы моё ранение было серьёзнее, ты бы потеряла драгоценные секунды, и они бы расстреляли нас в упор, не задумываясь. Ты обязана долго и счастливо жить. Я видел твою линию жизни на руке, когда мы были в ресторане.

– Я бы тебя не бросила...

– Хельга, я, правда, не знаю, как должен был поступить, чтобы сегодняшний день был другим. Те двое могли выследить нас в другом месте. Мне тяжело на душе от того, что был вынужден говорить тебе те слова в замке, и от мысли, что тебя тоже могли убить. Если бы не ты... ты больше не обязана мне помогать.

– Замолчи. Я никогда не пожалею, что была с тобой в этот день.

– Без тебя этот день точно был бы другим.

– Мы искренне рассмеялись, и только тогда осознали, в каком напряжении провели последние часы.

– В отель мы зашли вместе, без проблем взяли ключи от номеров и поднялись к Хельге. Закрыв дверь, я сказал:

– Осторожнее с футляром, он проминается. Кожа стала ветхой, можно повредить документы.

– Сейчас надо думать о себе. Необходимо срочно дезинфицировать рану, – она осмотрела руку и поправила повязку. – Завтра я тебя никуда не отпущу, а сейчас ложись и постарайся не двигаться. Жди, пока я не вернусь.

– Ты куда?

– За полицией, – она хлопнула дверью с другой стороны.

* * *

Я запер дверь и прилёг на правый бок, чтобы не испачкать постель. Снять рубашку и вымыть руку было нельзя, так как повязка была сверху.

Часы показывали половину второго. Итак, Хельга уехала за медикаментами, и теперь моё будущее опять зависело от неё. Несмотря на 44-й размер, девушку хрупкой не назовёшь, – я видел, с каким самообладанием она вела машину, уходя с линии огня, и не давала подрезать нас, заезжая на встречку. Теперь для меня окончательно прояснились слова цыганки, что женщина, которая влюбится в меня, спасёт от верной смерти. Стрелял, конечно, лубянский выкидыш с неперекусанной пуповиной Борунов, а за рулём сидел этот... как его... сипло-хрипатый каторжник, которому я вогнал нож в плечо. Неужели, месть? Выкидышу я изящно и чувствительно, – так, как учили в его конторе, – прищемил самолюбие. Эта закалённая гнида и глазом бы не моргнула, если бы её окунули башкой в ведро с дерьмом, как рекомендует опыт, но невзлюбила меня с первого взгляда, когда на Рублёвке шмонала мои карманы, чтобы допустить к Куличу. А о Совке и говорить нечего, – этому провонявшему кичей парашнику тоже хоть мозг вырежи, не поможет, – он топтал зону больше, чем я ходил. Обоих сближал род занятий, черты характера, подчинение Кулешову и давно заслуженный пожизненный срок. Для меня было очевидно, что «Галстук» Совка за человека не считал и терпел его из-за своего работодателя. Сеню с братаном повязали в Шато-конти за сопротивление французским полицейским, затем за вторжение в частную собственность и кражу серебряных ложек там же взяли дебила с бычьей шеей, Хруля. Фамильное серебро вернули, осадочек остался, – в камере, а теперь Кулич и вовсе осиротел. Что ещё?

«Мерс» Хруля под номером AB 102 QT, наверное, забрала полиция. Cовок и Борунов ослушались Кулича и поехали за мной в Германию на «мерсе» AB 431 NL, мстить. Я продырявил скаты этого авто в Сен-Рафаеле рядом с отелем «дэ Франс» и у госпиталя во Фрежюсе, в котором поправлялся раненый Совок. Он, конечно, наврал полицейским, что напоролся на нож в кухне, когда варил макароны олигарху, хотя оснований для мести выше крыши, даже если не считать найденных ими микрофонов прослушки и жирных кукишей, которые я показывал этой честной компании в разных странах и городах. Меня смогли вычислить из-за моей же оплошности, когда, ворвавшись в поместье Мелье, нашли мою записку с адресом немецкого замка, продиктованную Паликовским. Что мне с того, что этот хренов олигарх Кулешов лишился иллюзий на приданое Эльзы, обоих «мерседесов» и всех своих помощников? Трое парятся на французских нарах, двое остывают в немецком морге на секционных столах, – все при деле. Цыганка-то предрекала, что Хельга спасёт меня от смерти, а не от немецких полицейских, «лучших друзей и помощников». При таком ранении, если Хельга не достанет лекарств, мне придётся обращаться в больницу, – смерть одинаково неотвратима как от пули скурвившегося бойца невидимого фронта, так и от заражения крови. Тогда меня уложат в какой-нибудь госпиталь Св. Марты, и даже заслуженную ещё во французском госпитале клизму не предложат, – только полистают страховку насчёт того, кто кому и чем обязан, и уведомят полицию про огнестрел. Тут колики в животе по Станиславскому, как в живописных окрестностях Сен-Тропе, не прокатят, и на следующее утро, а скорее всего, через час-другой дверь белоснежной палаты откроет какой-нибудь типичный зануда, выбритый до синевы как Ален Делон в образе инспектора, обещавшего отменённую гильотину, и намекнёт на причастность к русской мафии, которая не даёт житья объединённой Германии. Я, конечно, могу возразить, что объединённой Германии не даёт житья ностальгия по разбросанным камням известной стены, раздутый бюджет НАТО, лишённого стратегического противника, и нержавеющая дружба с насквозь порочным заокеанским мальчиком, но это прозвучало бы политически дерзко и дипломатически безграмотно. Ничего не попишешь: дипломатическая феня в точности выражений, могущих избавить мир от половины заблуждений, по Декарту, традиционно уступает блатной, а полицейские, словно дети, любят конкретику. Затем мне вручат предписание убраться из страны в 48 часов как какому-то нашкодившему шпиону с дипломатическим иммунитетом, и выпишут чек за истраченную зелёнку и амортизацию пижамы в горошек и подскажут адрес российского консульства, где сообщат, что мне запрещено посещать эту страну пожизненно. Это, конечно, не хуже, чем у тех троих, которые на нарах, и двоих, которые на секционных столах, но мою историко-архивную деятельность пресекут и отправят восвояси до истечения срока визы, и тогда плакало школьное задание по составлению родословного древа моей племянницы. И хорошо, если только отправят домой, лекции читать, а не посадят за попытку выгородить «главную подозреваемую» Хельгу Грот в камеру.

Могут и в дурку посадить, если я «по секрету» расскажу, что приехал в Германию, чтобы взять из тайника то, что лет пятьсот назад в него положил. «Ну и как, взяли, что положили?» – вкрадчиво поинтересуются симптомами раздвоения моей личности, а это забавнее бормотания о величии пристёгнутых к койкам карлов десятых и наполеонов. Глядишь, подлечат до кондиции аминазином и вкатят на коляске в забитый студентами амфитеатр. Вот, мол, уважаемые коллеги, перед вами уникальный экспонат, «покоритель пространства и времени» из России, который уверяет, что пять веков назад оставил в одном из наших замков имущество, которое, представьте себе, ему даже удалось под покровом ночи забрать. Тут, конечно, добавят, что имущество и замок существуют лишь в мозгу пациента, который навязчиво бредит тем, что является инкарнацией какого-то Густава-Справедливого, и вновь явился миру, чтобы, ни больше, ни меньше, спасти христианскую цивилизацию (скрип перьев, ни одного «хи-хи») и с ног до головы опорочить, – что вы думаете, – Католицизм! (звуки, издаваемые при первом просмотре кадров самолётов, врезающихся в башни-близнецы). «Как печально, коллеги, – скажет профессор-конферансье, – молодой историк, начитавшийся книжек про всех выдающихся личностей эпохи, тронулся рассудком и нежданно-негаданно возомнил себя никому не известной исторической шмакодявкой, в то время как психически здоровые люди под гипнозом видят себя в прошлых жизнях не меньше, чем Карлом X, Наполеоном, а то и царицей Савской или Мерилин Монро».

В общем, раздвоение личности, или как оно у них зовётся, вот оно, сидит в коляске с трясущейся головой, глупо улыбается и хитро подмигивает будущим светилам психиатрии. А что ещё делать в шапито, если католические мозгоправы раскалёнными щипцами оберегали корпоративную аксиому одноразовой черепно-мозговой жизни души, а корпоративная аксиома породила христианскую цивилизацию с рождественской распродажей и ярмаркой? С католиками ясно, – по-мнению православных, они идут по «ложному ответвлению христианства», но совсем недавно один большой общественный деятель культуры, приглашённый, условно говоря, с улицы Мосфильмовской на улицу Останкинскую, ляпнул, что Ленин спас страну от неизбежного конца. Ляпнул, а не лаконично выразился в контексте вечного бардака в отечестве, потому что вряд ли понял, что сказал. Если бы понимал, должен был видеть в планомерном истреблении священников неотъемлемый элемент ленинского плана спасения и, как культурный человек, ужаснуться, а если полагал, что без планомерного истребления священников могли обойтись, не понимал ленинского плана, и незачем было открывать рот. Придурок? Нет, хуже, придурок бы добавил, что спасение заключалось в ликвидации «бывших людей» так же, как в ходе недавней спасительной приватизации. И то верно: какая разница, что мешает достижению благоденствия, – бывшие одноразовые души или бывшие одноразовые тела? Апологеты, похваляющие Ленина, обычно делают оговорку «но были и ошибки», чтобы не выглядеть полными идиотами, не слыхавшими о цене спасения, – жизнях миллионов «несознательных» «бывших людей». Как будто, если бы не было «ошибок», от которых захлёбывались кровью, был бы Ленин со своими сра…ми апологетами! Со Сталиным иначе, – похвалу за достигнутое кровью и потом вынуждены дистанцировать от массовых репрессий, которые невозможно назвать ошибкой, ибо и тут прослыть круглыми идиотами не хотят. Так ведь они и без того идиоты, потому что считают путь развития, выбранный своими кумирами, единственным. Помните: учение Ленина всесильно, потому что верно? Если сгрести дифирамбы в кучу, выходит, что Ленина-Сталина хвалят за великие достижения народа, и народ – за великий героизм, а на месте исторической оценки Гражданской войны до сих пор чернеет огромная дыра, от наполнения которой зависит, хвалить дальше или не хвалить. Здесь по Ленину и Сталину, как выражаются начальники на совещаниях, возникает много вопросов, за которые академику и студенту можно влепить на экзамене «неуд», поскольку их знания о причинах и надобности братоубийственного истребления одинаковы, потому что читали «Тихий Дон» Шолохова. Если хвалить Ленина и Сталина за достижения, надо хвалить и за развязывание Гражданской войны, без которой не было бы достижений, а если похвалить за ненапрасные жертвы, хрен его знает, как народ будет ценить Ленина и Сталина, так как всем известно, чем окончились их достижения, за которые хвалят теперь. Как-то, знаете, в падлу признать, что деды и прадеды рубились насмерть в Гражданскую за ваучер 92-го года, проданный за пару кружек пива, когда билета в Большой театр хватит на язву желудка и церроз. Вселенная имеет готовое решение по любому вопросу, и готова поделиться истиной, но как поделиться с академиком, который хочет изнасиловать истину со стремянки, прихватив линейку с микроскопом? У невразумительной постсоветской апологетики есть один изъян: хвалить день вчерашний, не зная, каким будет, если будет, завтрашний, а за туманными оговорками об «ошибках» на фоне великих достижений, уходящих в Лету, стоят обыкновенное невежество, неспособность видеть альтернативу, личные воспоминания о беззаботных деньках и примитивный, свойственный материализму, взгляд на мир. В итоге, мы слышим хвалу гениальному спасению утопленника в 17-ом, который в 91-ом спас себя от спасителей тем, что принародно утопился сам. «Хрен с ним», – подумал Борис Ельцин в Беловежской пуще и поставил закорючку на свидетельстве о смерти вопреки народному референдуму, на который наплевал, потому что утопленника хотели откачать.

Для того, чтобы ляпнуть, что Ленин спас страну, достаточно прочесть советский учебник для школьников или стихотворение Михалкова, в котором рифмуются слова «царь-букварь», в чём трудно отказать тому деятелю культуры. А вот объяснить, почему Ельцин спасал страну разрушением того, чего во спасение нагородил Ленин, школьного учебника и стишка мало. Нет, конечно, неисчислимые жертвы среди населения, вызванные в 17-ом и в 92-ом уничтожением и возрождением частного капитала и Православия в целях спасения народа и его Родины, понятны в силу объяснения идиотизмом, чтобы не сказать геноцидом. Непонятно, как сделать, чтобы не стало идиотов, которые дважды по-крупному обделались и опять несут дальнобойную хрень. Какой такой «закон нормальной жизни» ещё надо придумать, если перепробовано всё, что можно сделать с народом, Церковью и страной? Каменный век окончился не потому, что закончились камни, а идиотизм – не Каменный век. Ведь это же не история, которую призывают любить, а вандализм какой-то: сначала стёрли в порошок страну, в которой, как известно, всё население от коллежского регистратора 14-го класса до Николая II шло в ногу «по истинному ответвлению христианства», затем тот же «финт» «провернули» со страной, в которой всё было, как нигде в мире, «во имя человека и на благо человека», снова обделались и снова несут бездонную чушь. Казалось бы, до похвальбы ли, когда гибель мирного населения во имя спасения страны от себя самой несопоставима с потерями живой силы ни в одной войне с чужеземными захватчиками, а вот, поди ж, ты, – Ленин спаситель, и всё! Попробуй, докажи, что в 17-ом столкнулись две фиктивных антипарадигмы XX века, порождённые церковной фальсификацией верообразующих постулатов первозданного христианства, – и слушать не захотят, заплюют. А кто дурачил народ от крещения Руси до второго пришествия капитализма? Апологеты Высших Принципов жизни одноразовых шмакодявок, – они и грызлись в 17-ом и в 92-ом за нашей спиной, – не обижайтесь на шмакодявок, я сам из них. Что сделала Церковь? Десятая заповедь Ветхого Завета, обращённая непосредственно к рабовладельцам, учит их не желать чужого раба, из чего вытекает отсутствие запрета иметь и эксплуатировать своих рабов. А учение о переселении душ и слова Христа об отношении к рабству, изложенные в Новом Завете, мешали желать, иметь и эксплуатировать своих рабов, поэтому толоконные лбы их вычеркнули, и, следовательно, марксизм-ленинизм не мог считать Церковь защитником угнетённых и обездоленных. Из церковного учения об одноразовой телесной жизни души вытекает: есть раб, и есть рабовладелец, который не должен претендовать на чужого раба; их статус даётся пожизненно по неисповедимой Воле Всевышнего, и пусть оба ходят в многочисленные храмы Римской и Российской Империй слушать проповеди о вечном аде, смирении и милосердии, и тогда всем будет хорошо. Меня один батюшка как-то любезно проконсультировал в том, что отношения между господином и рабом должны были строиться на любви и милосердии к ближнему, пока через какое-то время они не откроют в сердце Господа и не станут возлюбленными братьями. «Спасибо», – ответил я и захотел напомнить ему, что, к сожалению, данные пожелания оформиться в тенденцию не смогли, и потому грянула Революция, освободившая от эксплуатации «голодных и рабов», – так пели в революционной песне те, которые не нашли общего языка со своими господами. Хрень, разумеется, я раскусил сразу, но не стал о ней говорить, поскольку именно за это древнее антихристианское хитрож…ие о мнимом равенстве священники и поплатились после 1917 года самым жестоким образом. Эта прогнившая «христианская идиллия» привела не только к поздней отмене Крепостного права в Российской Империи, она доныне сохранила «статусные» отношения между одноразовыми людьми и укоренила такое декларативное равенство, при котором одни всегда будут равнее других, что с точки зрения Реинкарнации и Кармы выглядит нелепицей. Ведь почему произошла Революция с её уравниловкой? Из-за хитрож…го поповского закона об одноразовом равенстве, приписанного Христу, и произошла. О равенстве на Земле после французской революции говорили все, кому не лень, однако закон реинкарнации, объяснявший причины земного и духовного неравенства, востребован не был. Поп, конечно, знает, откуда оно берётся, но он же не дурак, чтобы посвящать в тайну прихожан: так «зареинкарнируют» наперегонки, что хоть свечной заводик прикрывай. Вы что, хотите, чтобы церковники сознались, почему Маркс назвал их учение народным опиумом? А догадаться самим, без классиков дебильного материализма, – никак? Что сделал Ленин? Борец за освобождение от эксплуатации рабочего класса понимал бессмысленность разговоров со Священным Синодом и приходским батюшкой. Он сознавал грандиозность замысла, поэтому начал издалека и заранее сляпал лженаучную утопию о первичности материи, бездушном теле и загробном небытии, чтобы заменить ею Православие, основанное на ложных постулатах одноразовой телесной жизни души и её вечном загробном местонахождении. Ленин был далёк от того, чтобы вести долгие заумные и околонаучные разговоры с безлошадными крестьянами, – он говорил с ними о более нужных им вещах, поэтому слова Николая II на спиритическом сеансе о том, что «Ленин его обманул», кажутся недоразумением. Попробуйте обмануть клерикальную власть, которая тысячелетней парадигмой держала в узде всё население Российской Империи. Для такой аферы требовалась эквивалентная парадигма, а не три напёрстка с шариком. «Классик» видел то, что заметит слепой: оба разводилова сходились в однократности биологической жизни тела и внеземной бесконечности, простиравшейся за загробной чертой. «Раз так, – решил «классик», – какая на хрен разница для одноразовых «голодных и рабов», – вечно прозябать после смерти или перестать существовать, если дать им то, чего у них нет?» Действительно, какая разница, если на тот свет ничего не принести-не вынести? Это была большая игра умов, в которой он действовал согласно будущему лозунгу Сталина: если враг не сдаётся, его уничтожают, в данном случае, с парадигмой, господствовавшей почти тысячу лет. В небытие ушли проповедники одноразового одухотворения тел, помещики, торгующие одноразовыми душами, и скупщики мёртвых душ чичиковы.

Понимают ли это сегодня? Трудно сказать. И церковники, и Ленин в силу авторства, безусловно, понимали фиктивность своих искусственных верообразующих конструкций, затёсанных на одурачивание людей. Для одних людей даже элементарное сопоставление на классной доске строго очерченных понятий «одноразовая земная жизнь души», «загробное небытие», «бездушное тело», «вечное состояние развоплощённой души» может оказаться немыслимее, чем для других ментальная комбинация нечётких множеств для построения спекуляций, а третьи подумают-подумают, да сообразят, что четыре приведённых понятия образовали две лживых парадигмы, которые одурачили земную популяцию и определили уровень развития цивилизации на Земле. И вот нашёлся ещё один апологет, который похвалил «гения» за спасительный материализм. Фиктивные двучлены веры материалиста и попа есть взаимоуничтожаемые и взаимозаменяемые эквиваленты, за которыми кроется Истина, скрываемая с Начала Времён. С каких, я не знаю, но в 17-ом один порочный двучлен взял верх над другим, а после 91-го года оба начали сосуществовать, укрепляя наш «одноразовый менталитет». Разница в том, что раньше государство жёстко проповедовало что-то одно, – адскую вечность или загробное небытие. Безусловно, государство понимает, что если оно будет проповедовать то и другое, на него будут показывать пальцем и за глаза дразнить шизофреником, поэтому оно разрешило заниматься тем же самым обществу. Сегодня государство не проповедует глобальную парадигму, и, значит, адекватной вселенской парадигмы, «царя в голове», у него нет. Давайте прикинемся дурачками и спросим, как ему удаётся так ловко управляться с нами, но мы-то уже знаем, что оно скажет. «А зачем государству «царь в голове», если имеется свой, у которого голова на плечах?» Ну, допустим, на плечах что-то есть, а где ответ на вопрос? Выходит, для того, чтобы отделить от себя парадигмы, доказавшие свою порочность на практике, ума голове на плечах хватило, а придумать третью, поумнее, она пока не в состоянии? Честно говоря, были бы деньги, можно прожить и без парадигмы, просто зная, что находишься в точке невозврата между рождением и смертью, но вы же понимаете, что это тоже глобальная парадигма, из которой в Европе вырос антихристианский либерализм. Фокус в том, чтобы найти правильную парадигму, адекватную Вселенной, которая разделялась бы государством и обществом, а не такую, о какой меня консультировал батюшка: дескать, десяти процентам господ, прикарманившим девяносто процентов национальных богатств, и нищебродам надлежит прокантоваться по совести всего одну жизнь, и тогда, когда-нибудь, они станут «возлюбленными братьями». Ленина с Дарвиным в той же манере развернуть или уже смешно? Эти хоть неприятностями на том свете не угрожали, а тот еле сдерживался, чтобы не напомнить про вечный адский огонь. Охренеть! Один мой однокашник на первом курсе решил законспектировать «Капитал» Карла Маркса и свихнулся, не добравшись до истины и тех книжек, которые всем полезно читать. Доказательством плюрализма о белых и красных в одной голове служат страницы школьных учебников о трагедии Гражданской войны, развязанной «спасителем» Лениным, которая, по-мнению большинства историков, остаётся недооценённой и неосмысленной. За этими словами стоит честное признание невозможности извлечь исторические уроки о правоте враждующих сторон одного народа. Это признание в недоумении не может не настораживать, поскольку причиной вражды как раз и были лживые принципы тех, кто попросту отстаивал свою власть и прятал от своего же народа Истину. Белые и красные исходили из ложных парадигм разных государств, считая их истинными, хотя обе представляют собой вредную антихристианскую идеологему, критерием которой была практика, а этого даже сейчас никто не хочет признать. Как в подобных случаях говорил народ, лишённый горбачёвского плюрализма, молчи дурак – будешь умней. В подтверждение народной мудрости можно процитировать второго придурка, преемника «плюралиста», насчёт огульной раздачи самостийных суверенитетов регионам после потери власти КПСС, что едва не привело к окончательному развалу страны и явлению народу ещё одного спасителя-барана, при котором единый народ перестал бы существовать. Представляете, как в момент второй смены ложных парадигм всё было запущено? Второй! И опять ложных! Разве не очевидно: что ни спаситель, то тупее Ивана-дурака, носителя мудрости вечной души? А вы говорите, не имеет значения, сколько раз возвращается на Землю к этим «одноразовым баранам» наше бессмертное «я». У них же обе парадигмы замешаны на антихристианской фикции.

Если допустить, что верообразующий двучлен церковного и материалистического учений включает липовые исходные постулаты, возникает вопрос, сравнивали ли их между собой? Нет. Выводили ли из них следствия? Нет. Проецировали ли их на исторический прогресс? Нет. Выдвигали ли контргипотезу о наличии третьего, подлинного закона, который противоречит первым двум, считавшимся истинными? Тоже нет, однако, Ленин назван спасителем и поставлен в пример. Вот такой ответ можно адресовать тому деятелю культуры с Мосфильмовской улицы и тем, кто безнадёжно пытается сделать выбор между белыми и красными, их правотой. Эту задачку с двумя известными вообще нельзя решить, забравшись на стремянку, – для этого необходимо ещё кое-что: закон бесконечности духовной эволюции инкарнаций и безграничности кармы рождений и смертей, выражающий антитезу обоим «одноразовым» законам, за которые цепляются до сих пор. Карма у нас, у России, такая, а от неё можно избавиться только тогда, когда станешь безвозвратно вознесённым святым, переставшим реинкарнировать. Да, конечно, если парадигма, основанная на законе нравственной эволюции инкарнаций, возобладает в умах, ошибки будут тоже. Но тогда не будет идиотов, готовых публично выдавать кровь миллионов за ошибки, и не будет кумиров, спасающих народ ценой крови миллионов, потому что люди начнут спасать друг друга, то есть своих ближних, как самих себя. Это не фантазия – закон такой, подвигает каждого смертного к минимизации земных испытаний в будущих телесных жизнях души, так что с загробным небытием и вечными адскими сковородками придётся расстаться навсегда. Это реальность, а вечный рай после одноразовой жизни или коммунизм, который обещали построить за двадцать лет, – это не реальность, а клиника, серьёзный бред. Да, для этого придётся отказаться от порочных учений об однократно одухотворённых и бездушных телах, и говорить об этом вслух. А что такого? О «спасителях» и крови миллионов, пролитой во спасение случайно выживших, говорим, и ничего.

Мне надоело лежать на правом боку и на спине. Я встал, чтобы немного походить по такому же тесному, как у меня, номеру Хельги, попил воды из-под крана, пнул рюкзак в углу и задумался о другом.

Вопрос в том, как долго я смогу вешать лапшу на уши немецким полицейским, от которых в местных сериалах спасу нет, – в них респектабельные мокрушники умнее полицейских, а полицейские умнее самих себя, поэтому кино заканчивается щёлканьем наручников. Замок, где я был, стоит в одном месте, пуля получена в другом, трупы и волына с глушаком обнаружены в третьем, отель «Кронберг» находится в четвёртом. Имя Хельги нельзя называть ни за какие полицейские коврижки, даже если «злой» полицейский присоединится в сопереживаниях к «доброму» и предложит за чистосердечное признание кофе с булочкой. С полицейской точки зрения, для меня эта задачка спасительного решения не имеет, и, значит, искать его следует в комбинации очевидных обстоятельств с вымышленными. Проще всего будет выкрутиться, если в ближайшие два-три дня рана начнёт затягиваться, а полицейские ограничатся проверкой версии о несчастном случае и спишут папку в архив. Будь на месте Хельги другая фройляйн, она бы ещё во время знакомства назвала меня чокнутым или, вежливо допив кофе, удалилась в неизвестном направлении, но вы же помните, что такую бестолковую фройляйн мне не предсказывали. Почему? Потому что участие Хельги Грот в моей судьбе было предусмотрено заранее, и неведомый план, заставляющий принимать решения, простирался куда дальше границ европейских стран и консульских сроков. Иначе, «на фуфу», стряхнуть пыль веков мне бы не удалось.

Полиция уже наверняка обтянула лентой место аварии, замеряет тормозной путь, осматривает тела и выясняет личность погибших, а примерно через час судебный врач начнёт пилить ножовкой их черепные коробки. Затем поднятые с постели полицейские установят отель, где они проживали, и при обыске найдут записи обо мне, которые приведут в «Кронберг». Вопросы полицейских будут зависеть от того, как они на меня выйдут, – по данным осмотра вещей погибших, через Хельгу, которая была за рулём «БМВ» Гельмута, или в результате моего вынужденного обращения в больницу. Моя версия, которая сняла бы все противоречия в показаниях и объяснила картину событий наиболее приемлемым образом, была принципиально возможной, однако требовала детального сговора и грамотной вербальной реакции на уловки полицейских. Ситуация осложнялась неопределённостью и дефицитом времени, и потому любой шаг был рискованным, а в таких случаях остаётся только ждать. Если Хельга вовремя привезёт медикаменты и до утра ничего не случится, ничего не случится и завтра. Документы из тайника уже сегодня лягут на стол Клауса фон Берлица, и если уж я сейчас и желал чего-то, кроме скорой медицинской помощи, то лишь заглянуть в эти документы или хотя бы знать, что так тщательно скрывал от потомка Духа, скромного преподавателя истории, граф Густав фон Эльзен-Берлиц-Рот. Имелись и другие обстоятельства, которые хотелось прояснить до отъезда, но сейчас я о них и думать не мог.

Хельги не было около часа, когда она постучала в дверь.

– Как ты без меня? – в руках она держала большой набитый пластиковый пакет и никогда прежде не выглядела такой обворожительной. – Как рука? – она сбросила куртку.

– Терпеть можно, лишь бы не дергала. Кажется, у меня небольшой жар, значит, скоро будет озноб. Не хотелось бы бредить во сне, а то узнаешь, что я думаю о тебе. У тебя есть выпить?

Она открыла холодильник и подала бутылку какого-то крепкого напитка.

– Придётся потерпеть, ты же мужчина.

– Ага, вроде того, – я отхлебнул из горлышка десятую часть литра, поморщился и вернул бутылку обратно. – А что, будет больно? Когда в кино выковыривают пулю из брюшной полости, дают палку в зубы, глоток водки и держат за руки.

Хельга вытряхнула содержимое пакета на кровать. В нём была куча бинтов, флаконы с перекисью водорода, коробки с ампулами и одноразовые шприцы.

– А это что?

– Обезболивающее, дезинфицирующее и жаропонижающее.

– Откуда ты знаешь, что мне нужно?

– У меня мама врач, забыл?

– Не забыл. Отец – инженер, дочь – студентка, она же сестра автогонщика и дочь врача.

– Пойдём в ванную, надо обмыть рану, у тебя вся рубашка в крови. Она развязала косынку и бросила в угол.

– Снимай рубашку, я помогу. Осторожно, давай.

– Ой.

– Задела?

– Нет.

– Теперь футболку... наклонись над раковиной, пойдёт вода, – она сняла оба пластыря и начала смывать кровь с руки и вокруг ран.

– Я могу знать, где ты всё это взяла?

– Ирма Шмутке случайно показала ночную аптеку, когда мы ездили в Кобленц. Теперь давай вытрем тебя полотенцем. Повернись.

Ночная аптека – тоже «случайность», подумал я, вспомнив тот день, когда она приревновала меня к ирландке, и я напился в хлам.

– Всё, пошли в комнату, там светлее. Больно не будет, это перекись.

– Стало быть, я должен оставаться мужчиной по иным соображениям?

– Посмотрим.

Хельга обработала обе раны, а затем попросила подержать руку, чтобы наложить на марлевые тампоны бинт. Я немного поднял руку, почувствовал боль и скособочился. У неё была такая лёгкая рука, что если бы она не пошла на исторический факультет, стала бы хорошим врачом.

– Бинт завязан, не сползёт. Послушай. Инъекции необходимо делать три раза в день. Первую сделаем сейчас, перед уходом на работу – вторую, но днём сделаешь сам. Протрёшь место укола вот этой жидкостью, удалишь воздух из шприца и уколешь себя в бедро. Перед работой я ещё раз тебя перевяжу, чтобы осмотреть рану. Вечером опять сделаем перевязку и укол. И пожалуйста, следи за температурой. Алекс, ты всё понял?

– Да, Хельга. Меня знобит.

– Ложись на живот, я введу антибиотик.

– Куда?

– Туда, где не достанешь.

– Сколько дней колоть?

– От 7 до 10. Завтра будет видно, но мы успели вовремя.

Меня, правда, прошиб озноб, то ли от перенесённого стресса, то ли от раны, – кто бы знал? Я расстегнул брюки и лёг, глядя, как Хельга набирает шприц и прыскает жидкостью из иглы.

– Уколов не боишься?

– Нет.

– А крови?

– Только в исторических масштабах. Ну, коли, холодно же, Хеля!

Я уколола тебя до того, как ты назвал меня Хелей, но мне понравилось, – она рассмеялась. – Раздеться сможешь?

– Смогу. Хорошо, что жилет и брюки не выпачкал, – ответил я, неловко стаскивая штаны.

– Завтра они тебе не понадобятся, а рубашку я потом постираю. Футболку утром сможешь надеть. Ложись под одеяло, мне надо убраться. Мусор в номере лучше не оставлять. Ты понял меня? Завтра ты под арестом.

– Окстись, провидица.

Я разделся и лёг на спину, натянув одеяло до подбородка правой рукой.

Хельга вернулась минут через пятнадцать.

– Ты весь дрожишь, – она легла справа, накрыла одеялом и обняла меня. – Тебе нужно согреться, это необходимо.

– Знаю, читал про это в одной книжке про дикий Запад. Ясное дело, ничего личного, но я так не усну.

– Ты уснёшь, когда согреешься, – она положила согнутую ногу выше моих колен, руку на мой левый бок и коснулась губами плеча.

Вот они – парадоксы женской логики. У неё были удивительно нежные губы и мягкие волосы, источавшие то, что сводило с ума. Мы пролежали в молчании минут пять, я боялся шевельнуться и потревожить её, а потом она приподнялась надо мной и горячо поцеловала в губы. Я привлёк её к себе здоровой рукой и ответил долгим поцелуем, после чего она положила голову на моё плечо и стала медленно и нежно гладить меня.

– Спи. Всё будет хорошо, – её ладонь замерла на моей груди, и я чувствовал её тепло.

– Хеля, ты больше не обижаешься на меня?

– Я не могу на тебя обижаться, ты слишком хороший. Правда, иногда немного сумасшедший, но второго такого на свете нет.

– Да-да. Мечта Линды Барч.

– Не могу представить, что тебе никто этого не говорил.

– Что сумасшедший? Пусть только попробуют.

– Нет, – она поцеловала меня в плечо и ещё крепче обняла, что-то приговаривая нараспев по-немецки, – видимо, свою детскую колыбельную.

Я был очень благодарен ей и не находил подходящих слов, которые хотел сказать, может, оттого, что увидел, как просто уходят люди, когда наступит их срок. То, что случилось с нами за последние шесть часов, было невозможно представить ни в Москве, ни в Дортмунде, ни в Шато-конти. Я думал о замечательной девушке, которая была рядом, потому что благодаря ей остался на Земле. Я подверг её неоправданному риску по глупости, но не потому, что её роль в моём деле, как и моё дело, были спланированы до нашего воплощения на Земле, а потому, что отклонился от изначального плана и своими действиями спровоцировал людей олигарха на месть. Ведь Мишу выполнил обещание и остановил Кулешова, который был намерен, во что бы то ни стало, разделаться со мной. С другой стороны, роль Хельги в моём спасении была предсказана восемь месяцев назад – 16 февраля, в день, когда началась моя история и машина сбила бродягу, то есть, когда про вояж во Францию и Германию я и не помышлял. Уж теперь-то я знаю, как мог обмануть судьбу в тот февральский вечерок. Надо было сунуть конверт, выпавший из пальто бродяги, обратно в карман и без оглядки бежать домой, – тогда бы чёрта с два я напоролся на тайну стихов из двух тетрадей, – своей и прабабушкиной. Тем не менее, если бы я не установил прослушку на вилле в Сен-Тропе, не пришлось бы метать нож в Совка, в руке которого был взведённый пистолет; если бы я не ранил Совка, меня бы не стали пасти в Сен-Рафаеле у отеля «дэ Франс», и я бы не продырявил колёса «мерса» Борунова; если бы я не был вынужден тогда скрываться от него, полицейские не доставили бы меня в госпиталь Фрежюса, когда Совка навещали Кулешов с Боруновым, и мне бы не пришлось дырявить колёса их «мерса» ещё раз. Получается, кругом виноват я, потому что, уехав из Шато-конти, не послушал Мишу и не вернулся в Дортмунд. Франция закончилась для меня лёжкой на «конспиративной квартире» и скорым отъездом к Паликовскому. Разве стали меня искать в Германии, если бы всего этого я не сделал? Вот и разберись, планировал я земные глупости до своего рождения или нет. Вы же помните, что проснувшись поутру восемь месяцев назад, я знать не знал ни о какой Хельге; цыганка, которая вечером того дня скажет мне, что девушка «не из наших мест» спасёт меня от неминуемой смерти, ещё не спустилась в подземку на свой промысел, а узоры на моих ладонях существовали с тех пор, как я был рождён. Задним умом сильны все. Когда я получил от Светки Журавлёвой перевод письма бродяги, я был должен уехать в Шато-конти и не нарываться на приключения во Владимире и Москве. Если бы я вернулся из Шато-конти к Марку, смог избежать приключений в Сен-Рафаеле и Сен-Тропе, и тогда бы не было погони со стрельбой. Чего я добился, вернувшись из Шато-конти в Сен-Рафаэль? По своей незрелости и легкомыслию нажил себе смертельных врагов, которые погнались за мной и ушли на тот свет, поставил под угрозу жизнь человека, который стал мне дорог, во всём мне помогал, и теперь радуюсь, что благодаря ему, чудом уцелел. Неужели, для того, чтобы заглянуть в себя и увидеть, какой ты на самом деле, надо было нарваться на пулю, рискнуть чужой жизнью и столько лгать? Возможно, я был уже близок к разгадке запредельной тайны стихотворения прабабушки, но удовлетворения не было, потому что чувствовал перед Хельгой свою вину. Я никого не осчастливил, не осушил ничьих слёз, не совершил никакого подвига во имя ближних, а всего лишь проходил через заслуженное испытание, много раз ошибался и отдавал забытый кармический долг, не зная ему ни края, ни конца. В цепи странных событий, которые произошли в моей жизни, были ещё два удивительных. Один визит к Учителю привёл к тому, что я случайно обратил внимание на Книгу Духов, стоявшую на книжной полке, другой – к знакомству с Игорем Львовичем, которое сыграло важную роль в моём расследовании. Впоследствии я попытался определить структуру верообразующих законов глобальных парадигм, с незапамятных времён известных Человечеству, и сравнить их между собой. Выводы, которые мне удалось сделать, были ошеломляющими. Те из них, что Крепостное право могло быть отменено значительно раньше, страна могла избегнуть Великого Октября и нахальной приватизации, были далеко не единственными и не самыми шокирующими. Таким образом, Истории, как на неё ни смотри, были доподлинно известны и сами парадигмы, и вытекающие из них исторические события, над чем стоило поразмыслить. Встретиться с Сергеем Сергеевичем я не успел и решил обсудить эти проблемы по возвращении. Я позвонил ему перед отъездом и сказал, что ответил на два исконных русских вопроса «Что делать?» и «Кто виноват?», и вернусь в Москву в первой декаде октября. Старик не удивился, выразил учёное любопытство и ответил, что будет ждать. А кому ещё я мог позвонить, кроме него? В Академию наук и Священный Синод? Не смешите мои тапочки.

– Алекс, тебе снились те далёкие острова? – негромко спросила Хельга.

– Иногда мне кажется, будто я в закатанных до колен парусиновых штанах, рваном сомбреро медленно иду босиком по кромке песка и набегающей волны и смотрю, как чайки пересекают горизонт. Потом на джунгли острова опускается чёрная мгла, и надо мной загорается Южный Крест. Я привычно откидываю рыбацкую сеть у входа в бар, а из разбитого «Грюндига» с барной стойки разносится свистяще-орущий голос родины. Радио взахлёб и наперебой кричит о спортивных рекордах, которым рукоплещет весь мир, и бармен подброшенным вверх бокалом приветствует мою сопричастность к псевдопрестижу неведомой ему страны.

– It’s our russian national idea now, – киваю я на приёмник, – but my personal national idea is big and full glass of the better visky.

– O’key, sir, – чеканит бармен и ещё раз ловко бросает к потолку крутящийся стакан, подмигнув гринго…

– А потом? – она коснулась моей щеки и нежно провела ладонью по волосам. Хельга прильнула ко мне всем телом, и теперь я не так явственно ощущал озноб от раны.

– Мои пьяные слёзы капают в разогретый черепаховый суп, но я опять заказываю полный стакан виски, пью по-русски – залпом, и возвращаюсь в лачугу, где падаю ниц на ложе из терпких листьев и тут же засыпаю под шум прибоя. Я знаю, что все дни будут похожи, как пустые бутылки от виски, брошенные в угол.

– Ты плачешь по своему дому? – прошептала Хельга.

– Я мог бы нанять списанный «кукурузник» и за сорок долларов долететь до городка с набережной, а оттуда уехать поездом в ближайший аэропорт. Но это сильнее ностальгии. Я прочёл забытую кем-то на берегу океана книжку – «Пока смерть не разлучит нас...». Имя писателя стёрлось, первый лист вырван; думал, попалось женское чтиво, но роман меня потряс.

– Расскажи.

– Это пронзительная история в затаённо-романтических тонах, как через пространство и время вновь обрели союз на Земле две родственных души, знавшие друг друга с Каменного века. В ней ответ, почему все мы нуждаемся в безусловной любви друг друга, и зачем раз за разом приходим на Землю, где каждый из нас обречён только терять. Это история о том, что за погоней к земному счастью кроется неразгаданная человечеством тайна тайн – иллюзорность наших безвозвратных утрат и обретений, которые не нужны. Подлинный смысл названия книги в том, что пока смерть не разлучит с теми, кто останется на Земле, надо жить с ними по законам своего дома, откуда мы на неё пришли и вернёмся ещё. Но для того, чтобы люди не вспоминали об этих мудрых законах, им под страхом смерти, проклятий, вечного ада и сфабрикованных догм, от имени Создателя навязали миф одноразовой жизни. Миф – не реальность, – из него следуют совершенно иные правила, страхи и образы кумиров с идолами. Старый монах из Андорры, который приютил двух возлюбленных, не смог ответить на их вопрос, что является истоком зла и почему все люди вокруг делятся на добрых и злых, честных и лжецов, богатых и бедных, умных и глупых, красивых и уродов, здоровых и калек, и тогда они покидают его, обещая вернуться, если отыщут истину. Монах был умён и сразу понял, что эту дотошную парочку не урезонить отговоркой о неисповедимости путей и дежурным ответом с амвона о происках Сатаны и Промысле Божьем, и, накормив и обогрев, проводил с миром. Он знал, что настоящие духовные искания не терпят ложных истин, суеты и корыстной ревности к переметнувшейся пастве, а настоящая любовь преодолеет всё, и потому просто дал на дорогу воды и лепёшек. Молодые люди взялись за руки и пошли, куда глядят глаза. Им и в голову не пришло, что в прошлых жизнях они претерпели нечеловеческие страдания от того мифа, но Судьба уже незримо вела их, и они не заботились о выборе пути. Так они и шли, смеясь, озорно передразнивая замершие без ветра мельницы, и не думая ни о еде, ни о ночлеге...

– Они нашли её?

– Истину? Конечно, раз вместе охотились на мамонтов. По оплошности эти дилетанты оставили на разных материках в разные эпохи слишком много следов и пока отвечали на свой каверзный вопрос, замучились их собирать, – наткнулись даже на эпицентр ядерного взрыва две тысячи лет назад в Индии, знакомые до боли иероглифы в египетской пирамиде и одну средневековую церквушку в итальянском городке, с уютной комнатёнкой на втором этаже поблизости, где венчались, жили и родили детей. Не совсем приятно услышать от какой-то мегеры из муниципального архива, что вы когда-то были еретиками и сожжены инквизицией на соседних столбах, где сегодня за столиками едят мороженое, да дело прошлое. Ну а дальше пошло как по маслу, словно всё было вчера. Тайна приоткрылась – красотой, достатком, здоровьем, умом и благородством, за именитость и знатность родословной не одарят, – душа обязана трудиться в поте лица от рассвета пещерных времён, не в одном месте и между жизнями. При этом, у каждой души на очередное воплощение конкретное индивидуальное задание, смотря по способностям и потребностям в избавлении от пороков. Какие тело и судьбу заслужил, такие и получи, причём с персональными неприятностями и радостями, которые раньше причинял ближним. Но тогда зачем лишать душу одноразового тела, если она вернётся обратно в новом? Зачем издавать Библию на латинском языке, которого никто не знает, или представляться наместником Создателя, если тебя никто не уполномочивал? И тут по всему белу свету взбеленились церковники. Ну как служить Господу, если ты перед паствой не у дел, и у кого теперь снискать процент за посреднические услуги? И как венчать помазанников на царство Нукзарии и Вазгении, если без тебя решают, на кого нахлобучить корону, а на кого терновый венок, и кого нахлобучить просто так, от себя лично? А можно ли прельстить паству вечным райским блаженством за слепое послушание папе римскому, если ада вечного – и того нет, – вот же они, «вечные грешники», повылезали из вечных котлов со смолой и серой и явились целёхонькие; по всей римской империи толпами колобродят и спрашивают растерянно и печально: «Как же так, падре, как же так? Нигде нет вечности – ни на небе, ни в преисподней. Ты обманул нас!» Но никто, даже кузнец-богатырь Идальго, не взял святого отца за шиворот сутаны и не вытряс на паперть последние песо за пачку индульгенций, на которую сбросились всей округой. Потому что во всех, кто в этих краях растил виноград и разводил скот, ещё теплилась вера, что, согласно Библии, обычная бумажка очищает от грехов, а огонь, пожирающий тела на столбе за околицей, милосердно спасает душу, унося навеки к Господу. «Спаситель терпел и вам велел, убирайтесь прочь, христопродавцы, пока не накликали Инститориса», – завизжал разгневанный отец и укрылся за алтарём, моля своего бога о спасении от незваных, с того света, грешников. Потому что зваными грешниками были только Хуанита с Кончитой, которым он подал условный знак с паперти о тайной вечере под покровом ночи...

Хельга вздохнула, как всхлипнула.

– Алекс.

– Да?

– А чем кончается книга?

– Не знаю, может, эти чокнутые молодожёны догадались заключить брачный контракт о делёжке шкур супружеского ложа. Последние страницы были изъедены морской солью, – наверное, какая-то истеричка швырнула книжку с борта яхты за то, что её «идиот и козёл» не додал на шпильки, и удрала психовать к другому мачо с яхтой подлиннее. Жаль, что та стерва вытерла помаду с губ листом с именем автора. Ей же до лампочки, что пирамиды Египта старше на семь тысяч лет, и из-за такой ерунды придётся признать ерундой всю историю человечества. А какой академик перепишет свои книжки, за которые удостоен лаврами, а жена шубой?

– Признайся, ты же сам всё придумал, – тихо всхлипнула Хельга.

– Ага.

– Ты необыкновенный. Тебе кто-нибудь говорил об этом?

–Угу…

– Но они хотя бы вернулись к тому монаху из Андорры?

Но я уже провалился в сон.

* * *

МИР ДУШ. Где-то у Круга Судьбы, 1977 земной год

Мы плывём, соприкасаясь, в эфирном потоке света. В ней столько знания и любви. Мы уже много жизней вместе – с Каменного века. Я чувствую спокойствие, безмятежность и абсолютную любовь ко всему. Смотря в её глаза, делаешь это иначе, чем на Земле, и за ними видишь её ум – то, к чему не замечая, обращаются среди людей. Мы видим друг в друге свет, который узнавали всегда, и понимаем, что войдя в тела, нам не различить его, но наши души сами поймут всё, когда произойдёт встреча. Там, за плотной завесой и туманом амнезии, снова дано испытать d;j; vu, поразительное и пугающее ощущение двух родственных душ на Земле, их ментальное ликование: «Наконец-то это ты!»

– Что сказал Крофус после обсуждения Плана? – прикосновением спрашиваю я.

– Как всегда. Что ум не имеет врождённой нравственности, и ответственность за совесть несёт душа. А в той стране совесть для души долго определяли человеческие умы и тем отторгали душу. Он всё время повторяет, что людей надо принимать такими, какие они есть, а не рассчитывать, что твоё счастье будет полностью зависеть от них. Это же равносильно обретению Безусловной Любви – люди всегда мучительно страдают от земных привязанностей после потери близких. Он сказал, что вы уже немолодые души и не должны надеяться, что вам будут обязаны или будут обращаться справедливо. Вы должны помнить о тех, кого на Земле сочтёте врагами.

– Наш Крофус всегда прав. Нам потребовалась не одна жизнь, чтобы к этому привыкнуть. Но мы опять придём туда, где полно обид и возмущений, где всё время что-то навязывают, а лидеры враждуют между собой. Умственному прогрессу нашей планеты пока непостижима прелесть естественных законов – там принято искать смысл жизни в искусственных нуждах, в сиюминутном успехе эго. Там всё так же кичатся своим умом, особенно те, кто богаче и удачливее соседа.

– Он сказал, что избранный путь предлагает множество искушений и риска, но обещает более длительное пребывание наших душ рядом. Наша встреча произойдёт только после того, как с тобой случатся ключевые события, такова твоя миссия.

– Да. Пройти через то, во что не верят в этой стране, и начать то, чего не было. Мастера давно стремятся изменить правила игры на Земле. Рост населения планеты обгоняет умственные возможности, а те – нравственность. За последние столетия люди воплощаются чаще, а смысла в жизни понимают меньше.

– Ты видел, что тебя ждёт?

– Это был огромный город мира – Москва. Я видел дома, улицы, прохожих, повороты своего жизненного пути, важные решения, события и запасные варианты во времени. Я вошёл в несколько сцен со стороны и самим собой, но в какой бы год не попал, кроме условий выбора решений, Помощники, как обычно, не показали развязку даже второстепенных драм. Я видел наших родителей, ещё не состарившихся родственников и не родившихся друзей. Моему Учителю, от которого будет зависеть самое важное в судьбе, не было и сорока лет. Как часто и бывает, всё начнётся, когда моя семья поменяет место жительства, и я окончу школу. Мне предстоит встретить множество людей, чтобы найти тебя, и мы покинем Землю один за другим.

– Знаю. Сценарий принят, Знаки получены, и в этот раз задача встречи возложена только на тебя. Вскоре я последую за тобой.

– Я видел другой незнакомый город – не тот, где ты родишься и будешь жить. Там мне назовут имя человека, который укажет, где тебя найти, только по Плану наша встреча состоится гораздо позже, и до того мне многое суждено пережить. Я очень хорошо запомнил тебя, твою манеру смотреть, двигаться, говорить. И я запомнил студенческого приятеля Марка – он поможет мне оказаться в той стране, где мы тогда так мало прожили. А ещё – друг по институту, – он такой дерзновенный, – сразу умчался в Библиотеку изучать книги по хиромантии. Он и его друзья направят меня в нужную сторону, так что я тебя обязательно разыщу. А как узнаешь меня ты?

– Я буду просто тебя ждать. Ты войдёшь слегка рассеянный и утомленный, с рюкзаком за плечами. Меня позовут, я выйду и сразу узнаю выражение твоих глаз и аромат одеколона. Меня поразит твой умный притягательный взгляд и заставит с тобой заговорить.

– А самый важный Знак?

– Мы немного пройдём по улице, я услышу твой смех и после невольного прикосновения пойму: «Ты здесь». Ты с первого взгляда окажешься таким, как мне хотелось, ведь я буду ждать одного тебя.

– По какой бы причине я до тебя не дошёл, жизнь сложится по-другому, и не свершится главное, но, кажется, будет нелегко. Я видел в метро девочку шестнадцати лет. У неё в ушах были наушники, на ногах – ролики, и она готовилась к экзамену с ноутбуком на коленях, а одной рукой набирала сообщение на телефоне. Она не могла осмыслить прочитанное – всё тут же испарялось из ума, и при этом всё время порывалась заглядывать в модный журнал. А в её головке скакали мысли о нескольких свиданиях, звонках и магазинах, где хотелось приобрести какую-то вещицу, от которой «подруги сдохнут от зависти», и это было ещё не всё: она играла своим воображением – кто из пассажиров мог бы ссудить ей недостающую сумму денег. Немудрено, что в непрерывной суете не слышен голос души. Похоже, это место, где все хотят всё знать, схватить и повсюду успеть, но разучились замечать вечное и чувствовать. У них такой подход зовут клиповым мышлением, и у взрослых – то же самое, только они более замотаны, агрессивны и тяготеют к игрушкам побольше, а их телевидение, культура и образ жизни напоминают ту девочку из метро. Они нетерпеливо стоят в дорожных пробках, что-то безумолку кричат, без конца сигналят и стучат кулаками по рулю, но в действительности их подсознательно раздражает противоестественность навязанной жизни и осознанный страх лишиться свободы пресыщения тел. Они возят в машинах тяжёлые палки и небольшие иконы, чтобы защититься от враждебной среды, и Крофус по этому поводу выразился с присущим ему тонким юмором, напомнив правило воплощённой души, – относиться к жизни как к игре.

– А ты?

– Я спросил, как на Земле относятся к играм, на что он с юмором ответил, что я уже и сам всё усвоил. Лишь бы нам не заиграться в земные соблазны до того, как надо будет начать основное Дело. В том большом городе распространяется идея не о бессмертии и вечности души, а о продлении жизни тела в интересах тех, за кем стоят власть и деньги. Это одно из прямых следствий старых запретов веры в повторность рождений. Тело требует брать от жизни всё, но в двадцать первом веке Человечество способно понять, что радости животного не могут составлять цель множества воплощений Духа. В Третьем измерении, где пожизненное заключение, казнь, насилие и изуверство есть обыденность земного ада, не столь трудно поверить в заполнение преисподней навечно осуждёнными грешниками с Начала Времён. Уже скоро в Российской лаборатории измерят энергию души и установят невозможность её очищения за одну жизнь, и данный факт не будет предан широкой огласке – слишком многие на Земле хотят выглядеть праведниками. С другой стороны, церковь провозглашает равные возможности обретения райской вечности каждой душой за одну жизнь, и ей тоже претит правда. Цель перевоплощений – гармонизировать Вселенную через очищение Духа, смысл церковной доктрины – заполнить обители грешниками и праведниками, причём люди, от которых зависит толкование догматов, не могут не знать правды.

– Наставник посоветовал принимать помощь Работников Света – они всегда есть среди людей.

– Одного я очень хорошо знаю и даже возьму его с собой – это ты.

– Я выбрала рождение в семье художника, который провёл прошлые жизни в тибетских монастырях, с детства верит в реинкарнацию и напишет изумительные картины о нашем прекрасном мире. Мне будет легче понять, через какие испытания на Земле ты прошёл, чтобы нам вновь обрести друг друга. Ах, если бы те, кто остаётся безутешно скорбеть по ушедшим там, на Земле, могли знать, сколь мимолётна здесь тягостная разлука. Если бы они знали, как любит и ждёт возвращения с Земли их вечная духовная семья.

– Верно, Земля – ад, но ад, созданный невежеством. Решение войти в земную жизнь без близких душ своей духовной семьи влечёт необъяснимое, неистребимое и непереносимое чувство печали и одиночества до самой смерти. Поэтому такая душа ещё до воплощения ищет жизненные обстоятельства, на которые сможет опереться, как человек. К сожалению, на Земле препятствуют познанию и многих других духовных истин. Я был свидетелем, как молодую вдову, потерявшую в аварии мужа, священник утешал бессмертием души, жизнью вечной и уверял, что душа её близкого жива. Горе не давало женщине спросить, что и где делает её муж, и священнику не пришлось объяснять, что душа мужа стоит в очереди в ожидании Судного Дня, и, кроме Судьи и подсудимых, в лучшем мире никого нет. Другая прихожанка, которую привело в церковь глубочайшее несчастье, сделала после беседы со священником вывод: «Неужели бессмертие нашей души необходимо только для осуждения к вечному наказанию или вечной награде, и у Бога нет иных забот, как навеки осудить нас?» Мечту Иешуа о спасении души избавлением от страха заменили догматом о постоянном страхе перед вечным адовым огнём за непослушание и выдали его за веру Спасителя. Как только вопросы о бессмертии души касаются свободы Духа вне тела и от тела, беспрерывности духовного постижения Высших Законов, занятий, бытия и общения внетелесных Духов в надземном мире, пастыри устраняются от ответов, не допуская и мысли, что душе предназначено что-то ещё, помимо пассивного ожидания Страшного Суда. Они пытаются отрицать Закон перевоплощения от имени Христа и с сарказмом говорят о вселении души в пауков и червей.

– Мы должны опираться на Земле на тех, кто не желает быть в неведении, кто бескорыстен, искренен и свободен от любых идеологий, и только так найдём единомышленников. Вспомни, что было в Германии при Мартине Лютере, – его чуть не разорвали на части, когда предложил разрешить бюргерам молиться не только в кирхах, но и в домах, и протестовал против прощения грехов за деньги. Дошло до римского папы, который устроил распродажу придуманного фонда Христова всепрощения и требовал карать за самостоятельное обращение к Спасителю. В этой стране церкви до сих пор расколоты на католические и лютеранские. Иешуа не создавал церквей и не собирал пожертвований, Он искал и нёс Истину, а если фантазировать, не приди на Землю Лютер, в кирхах бы уже тогда поставили банкоматы. Истину всегда клеймят происками дьявола, когда она угрожает «чистоте веры», «святости догм» и личному карману, а Вечный Закон клеймят ересью.

– Я наблюдал, как церковь несёт веру. Она рассказывает истории о византийских священниках, русских святых, церковных праздниках и обрядах. Я улавливал абстрактный академизм богословов, множество общих слов приходских священников и чувствовал, что они не доходят до сердец. Люди умом не воспринимали суть, которую страстно ждут, – почему надо верить в Господа, и спрашивали об этом себя. Из многократных повторений, что за них пострадал Спаситель? Из страха попасть в вечный ад? Ради вечного блаженства? Как жаль, что до сих пор не находится подходящих слов о душе, которые станут ясны всем.

– Ты так опечален…

– Младенец начинает осознавать себя и игрушку умом, тянется к ней ручонками, чтобы потрогать и удовлетворить свой детский интерес. Затем он вырастает до мирового учёного и удовлетворяет интерес ума посредством линеек, весов и микроскопов. Оба мыслят по-человечески одинаково: «Я есть ум, потому что мне, а не тебе или ему захотелось потрогать игрушку». Сколько веков афоризму «Я мыслю, следовательно, существую» – пять, десять? Мы были очевидцами, как много столетий назад несчастных сжигали на кострах, уверовав, что бессмертная душа существует отдельно от временного тела с его земным, ограниченным умом. А потом лучшие умы «потрогали» Космос, и в стране, где мы будем жить, многие продолжают считать, что души нет, и человек является носителем ума, а это то, что верующие называют грехом гордыни. Там много лет не задумывались о существовании человеческой души, однако создали институт мозга, чтобы исследовать телесный мозг гениев в надежде раскрыть тайну разума. В том году, в котором мы соединимся, станут замораживать тела с надеждой на воскресение близких, но скорбящие не задумаются о Духе вне его временной телесной оболочки. Но мы с тобой знаем, что к абсолютной истине приближают не синхрофазотроны и коллайдеры, а истинная вера, и потому то, что утверждали ещё Пифагор и Платон, не будет доказана даже спустя двести лет, когда откровения полотен твоего отца оценит весь мир. Я надеюсь, что наши «врождённые идеи» будут сопровождать нас и там, на Земле.

– Ты хотел сказать, – там, где религиозная полуправда вступила в молчаливое соглашение с учёной гордыней?

– Я так и сказал, миленькая. Не забудь в одно прекрасное утро мне напомнить об этом. Потому что однажды, когда я буду собираться читать лекцию студентам, а ты завяжешь на мне галстук и поцелуешь до вечера, я так и не догадаюсь, за что твоего учёного муженька прозвали напыщенным дураком или хуже того – мракобесом...

* * *

Меня разбудил утром плеск воды – Хельга была под душем. Едва я протёр глаза, в дверь коротко постучали, и в незапертый номер ввалился Гельмут.

Я уставился на него, не отрывая голову от подушки.

— O, verzeihen Sie bitte!

Рунк тут же исчез, по-мефистофельски взмахнув полами плаща, через минуту из ванной показалась Хельга с полотенцем на голове.

– С лёгким паром. Заходил твой стремительный шеф. Он сделал понимающий вид, но я успел прикинуться ветошью.

– Как ты себя чувствуешь, Алекс?

– Не дождётесь.

– Ты метался и бредил ночью, звал какую-то Флору. Это твоя бывшая девушка?

Вопросик не для средних умов.

– Ничего не помню. Как говаривали райкомовские лекторы в сельских клубах, есть сны без сновидений, но не бывает сновидений без снов. Душа не пожелала отчитаться, где шаталась всю ночь.

– Прошу тебя, не выходи сегодня из отеля, дождись меня, – ответила Хельга, стряхнув волосы.

– Куда я денусь. Только не протирай футляр мокрой тряпкой, не разглаживай документ утюгом и не проговорись по Фрейду. Главное – соврать так, чтобы нельзя было проверить.

– Не тревожься, я прослушала университетский курс по обращению с глиняными черепками, – она наклонилась ко мне и поцеловала в висок, проверяя, нет ли у меня температуры, – Гельмут меня довезёт, и по дороге я всё ему скажу.

– Тогда смело переодевайся – я отвернусь. Мне доводилось видеть, с какой грацией женщины сбрасывают бронежилет и надевают кобуру.

– Смешно, – ответила она, максимально эротично избавляясь от халата. – Твою сорочку я постирала, вечером зашью.

– Спасибо, ещё ни одна женщина в мире не стирала моих прострелянных рубах. Вчерашняя прогулка обнадёжила, что всё ещё впереди.

– Пожалуйста, приготовь руку для перевязки, мне скоро уходить...

Хельга ушла, а я прокрутил в уме детали ночной вылазки. Нет, меня поразили не обнаружение старинной находки в стене комнаты со знакомым видом из окна, где Густав и Флора провели лучшие годы своей жизни, не готический запрет над дверью Рыцарского зала, запечатлённый в регрессивном трансе, или тому подобные вещи. Меня поразила жёсткая предопределённость некоторых событий моей жизни и возможность проявления свободы воли в любых обстоятельствах, о которых я часами думал, склоняясь над Книгой Духов. Нашу судьбу образует некая неотвратимость избранных перед воплощением материальных событий и испытаний, независимых от человеческой воли. Прочими событиями нашей жизни выступают следствия избранного положения, а также последствия поступков, обусловленных свободой личного выбора. Для актов морального – духовного выбора, зависимости от судьбы не существует, потому что по строгому определению Духов, единственная цель человека – в любых условиях творить исключительно добро. Подобным образом складываются жизни и у окружающих нас людей, вовлечённых в единый непостижимый замысел, и данная истина Книги Духов издавна ограничивала земное всевластие Церкви, ибо требовала неподконтрольных ей духовных исканий. Однако у каждого из нас на Земле имеется и некоторая особая цель. Например, я мог бы уехать за границу сразу после установления адреса родового гнезда на конверте письма Жозефины и прочтения стихов прабабушки, призывающих меня в это гнездо вернуться, и, посетив последний приют Эльзы на кладбище в Шато-конти, осмотреть замок, где стяжалось её приданое. А затем я бы вернулся в Москву в приятном заблуждении, что тайна написанных до моего рождения стихов прабабушки разгадана, и спокойно жил в ожидании получения миллионов, как конечной цели своего временного бытия. Промотать невесть откуда свалившееся состояние не проблема – для этого необязательно открывать Книгу Духов, посвятившую этому целые страницы. При этом спиритический сеанс у Эмилии Буати мог бы попросту не состояться, а фамилию Кулешова я бы впервые услышал в поместье Мелье и не заявился бы к нему на Рублёвку под надуманным предлогом. И единственной причиной, почему Борунов не вытряс из меня признаний и не закатал в цемент, бетон или асфальт на приусадебном участке Кулича, было то, что из его дома просматривалась машина, на которой я приехал, нацепив липовые номера. Кроме того, мне было вовсе необязательно устраиваться сборщиком винограда и плотником в Шато-конти, а тем более, нарываться на другие поводы скрываться от олигарха и его подонков. Я мог бы не обратить внимания на вырезку из газеты о пожаре, которая привела меня во Владимир, и случайная старушка, тащившая тележку с картошкой, не назвала бы мне адрес Гриши Кирия, без которого всё пошло бы с точностью до наоборот. И тогда бы я не узнал от него о погибших при пожаре стариках и московский адрес дома Кулешова, в котором висело на стене родословное дерево. А если бы я не столкнулся с цыганкой в метро, я бы не поехал к Петельскому за предсказаниями по руке и не познакомился с Тамарой, которая позднее провела спиритический сеанс с моей прабабушкой. И если бы я не связал одно из своих стихотворений со снами, я бы не обратился к Сергею Сергеевичу, и тот бы не натолкнул меня на мысль об истоках моей водобоязни и не свёл меня с Игорем Львовичем, чей гипноз открыл мне глаза      на многое. Наконец, если бы моего отца не перевели к очередному месту службы, я бы поступил в другой институт и никогда не встретил своего Учителя, рассказавшего мне о Книге Духов, которая расставила по местам в моей истории всё. Да что тут говорить – даже письмо Жозефины, с которого всё началось, и то было подобрано на улице в центре Москвы, где я оказался совершенно случайно. Одним словом, мистика. Какой-то командующий округом лет двадцать назад поставил закорючку на приказе об откомандировании моего отца в Подмосковье, – и вот я, спустя годы, забравшись ночью в древний замок в чужой стране, раздолбил стенку, чтобы достать из тайника секретный манускрипт, который был тщательно спрятан моим духовным предком несколько столетий назад. В силах ли был я, его духовные потомок, предотвратить всю эту чехарду событий, остаться в слепом неведении и не морочить себе голову переселением душ, а просто стать счастливым и не обременённым мистикой наследником евромиллионов? Или, как «истинный христианин», я должен был явиться за наставлениями по поводу лжечуда, сатанинских искушений и одноразового бытия, после чего плюнуть на всё и жить дальше? Конечно, нет, хотя от некоторых неосмотрительных поступков мне и следовало воздержаться. Нет, – потому что душа Густава обрела не только моё тело, но и выбрала обстоятельства моей судьбы, место моего рождения и окружение родственных мне душ. А самое важное, мой далёкий предшественник задумал для меня некую миссию, над которой я до сих пор ломал голову. Миссия, безусловно, существует, поскольку такую сумму, обладателем которой я стану через несколько месяцев, за здорово живёшь не дают, – судьба – это не мать родна.

За судьбой стоит реинкарнация, за законом Мировой Реинкарнации – судьбы народов, государств и правительств, история человечества, а как у нас переиначивают прошлое на бумаге, обманывая самих себя, знают даже школьники. Признание реинкарнации делает фальсификацию истории абсолютно бессмысленной, ибо для человечества остаётся только один путь, указанный в Книге Духов. Но когда на земле отрицают Вечные Законы, к земным временным законам начинают прикладывать руку большие и малые антихристы. За какую-то сотню лет в стране дважды – в 1861 и 1961 годы, – отменяют Крепостное право, в XX веке дважды строят капитализм, дважды сдавая учебники истории в макулатуру, потому что «историческим балом» на Руси второе тысячелетие правят бессменные плутократы. Достаточно вспомнить, как зрели русские революции. Разорённые крестьяне врывались в дворянские усадьбы, рубили топорами пианино, жгли барскую одежду и, ничего не забирая себе, бежали на заработки к фабрикантам пополнять нищий пролетариат. Ну а там, в городах, революционеров пруд пруди, а они враги плутократов, – тех, у кого есть всё. Новое поколение революционеров гонит прочь старых плутократов и занимает их место, после чего народ – «творец истории», как всегда, остаётся «на бобах», зато история сделала по кругу-спирали ещё один виток, о котором пора сочинять новый букварь. Но главное, все при деле – и революционеры, и творцы истории, и историки. Рубить топором пианино мог ещё не доросший до Мировой Революции доисторический дикарь, зато наш «вечно живой» автор «бессмертной идеи» «призвать Русь к топору», по сю пору вдохновляет сторонников «отдельно взятой страны» «гениальным учением», лёжа в Мавзолее. Когда замызганный кровью ленинец Хрущёв «разоблачил» репрессии и культ «непогрешимого» Сталина, в домах культуры на шестой части суши приколотили плакаты «Всё во имя человека, всё на благо человека». Когда над застойным брежневским лозунгом «Экономика должна быть экономной» народ со слезами отсмеялся, Горбачёв разослал обкомовских лекторов «разъяснять» «обленившемуся» народу, как сильно его развратили плакатики Хрущёва и Брежнева. А когда Горбачёв запустил вразнос экономику призывами «Даёшь ускорение и перестройку», Ельцин, не утруждая себя, бросил анархичный клич «Обогащайся, кто может». И круг замкнулся.  Полное отсутствие представлений о закономерностях развития природы, общества и познания, как сказали бы философы, было окончательно подтверждено критерием практики, – идеологическая несостоятельность «всесильного и единственно верного учения» налицо, – пролетарии всех стран не соединились, безземельные крестьяне, как раньше переселяются в города, а фабрики опять у буржуев, как в год Великого Октября. И опять та же ненависть к уже переодевшимся по моде толстопузым плутократам в цилиндрах и фраках, с сигарой в оскале, сидящим на тугих мешках вечно зелёного бабла, с давно пожелтевших карикатур 17-го. Не хватает разве что газетных заголовков «Религия – опиум народа», но их с лихвой заменяет антихристианский ветерок прозападного либерализма.

Если не забыли, группе специалистов при ООН из невидимого мира так и сообщили: ваши земные беды проистекают из того, что богатый у вас всегда прав. Прав не потому, что «богатый» значит диагноз, а потому, что в любую эпоху у него за душой на первом месте власть и всепробивающее бабло. Понимание скрытых условий прогресса оставалось почти на первобытном уровне, без преувеличения; истина же лежала на поверхности, и никто не был заинтересован её поднять, – ни так называемая элита, ни светская и религиозная власть. Элитное меньшинство, вкусившее со времён Адама и Евы земные прелести, не желает менять личное отношение к окружающим его материальным благам и к положению неэлитного большинства. И то, как меньшинство «по-своему» понимало и определяло общественный прогресс и участь большинства, показали последние сто лет. Никогда не оставалась в стороне от человеческого прогресса Церковь, которая руководствовалась решениями Святых Отцов, принятыми в древности: о единственной телесной жизни на земле, во что и так верили почти все, и о вечности огня для грешников в преисподней, в который верили только те, кто хотел. Однако если потомки научились у своих голых прародителей только прикрывать причинные места глобальных проблем фиговыми листьями каких бы то ни было искусственных догм, развитие общества пойдёт псевдопутём. Во всяком случае, церковные догматы одноразовой земной жизни и вечного адского пламени не испугали революционеров, – они просто разделались с Церковью и ничего прогрессивного в моральном отношении не достигли. Поэтому лепет в оправдание преступлений советских безбожников успехами в космосе, балете, дружбе народов или в чём-то ещё, в третьем тысячелетии больше похож на ползучий атеизм с материализмом, чем на ностальгию. Видите, где Бог, где Церковь и где рабы Божьи? Но что отличает естественный Божий Закон Книги Духов от того, что проповедуется с амвона? Хотя бы то, что он не нуждается, чтобы с амвона агитировали его исполнять. Уговаривать незачем, – это всё равно, что по закоренелой привычке меньшинства понуждать большинство дышать или ходить. О том и речь: где Закон, а где мы.

По Книге Духов, умственный, в том числе, научно-технический прогресс общества, всегда опережает прогресс духовный, нравственный, моральный; умственный прогресс без духовного творит для общества и отдельной личности новые скорби и сожаления; когда духовный прогресс общества догонит прогресс умственный, земля превратится в цветущий рай. Это общая, а вот специальная часть истины: духовный прогресс общества зависит от усилий по совершенствованию души человека на индивидуальном уровне. Степень и характер загрязнения и очищения души индивида измеряемы, как любое свойство физического предмета, но главное, они определяют наши страдания и поступки, что не безразлично всем. Доминирование «чистых» душ в обществе улучшает качество его жизни до неузнаваемости, хотя есть парочка нюансов. Первый в том, что отрицая в себе наличие бессмертной души, всемогущество Бога, Его вечные нормы нравственности и считая, что человек или общество вольны сами себе придумывать удобную мораль, невозможно очистить душу, и, следовательно, добиться прогресса общества. Второй нюанс в том, что совершенствование индивидуальной души происходит от воплощения к воплощению, а игнорируя всё многообразие законов реинкарнации, мы препятствием и личному, и общественному прогрессу. Ведь мы видим поступки окружающих и понимаем, что с позиции Церкви многие из них просто не успеют подготовиться к жизни вечной за одну земную жизнь, и тоже перестаём думать и заботиться о своей душе. Каким бы жестоким не казалось далёкое прошлое человечества, во все времена действовал тот же вечный закон нравственности. Духовная идея всегда будет умной, потому что ведёт к нравственному прогрессу личности и общества, а умная идея духовна далеко не всегда, даже если вы играючи надули сто человек или собрали в сарае из сенокосилки машину времени, чтобы обдурить сто прикольно одетых лохов из другой эпохи. Прикиньте, что случится, если сей аппарат сварганят не в начале четвёртого тысячелетия, как говорится в одном предсказании, а устроят распродажу перед ближайшими новогодними каникулами. Согласен, от абстрактности терминов «моральный прогресс общества» и «общественные отношения» иногда тошнит, но таковы уж плоды умственного прогресса, начиная с Ленина и кончая Ельциным. И если бы каждому человеку было дано увидеть, как стрелка карманного «грехометра» фиксирует скачок качества энергии его души к концу очередной жизни, мы бы иначе воспринимали моральную сторону общественного прогресса. Совершенствование своей души, по Книге Духов, ослабляет весьма болезненные кармические испытания и искупления в настоящем и всех последующих воплощениях и тем преобразует условия будущей жизни, в которых снова придётся жить нам, детям и внукам, чьи души связаны с нашей многие сотни лет. А чему служат идеи бесконечности наказания, одноразовой жизни и отрицания долговременного родства воплощённых душ, если они принципиально противоречат основным духовным законам вечности? Как бы поцензурнее выразиться, – извращения объективной реальности такого размаха встречаются разве в сказках, да и то по гуманистическим мотивам. Земля давно не стоит на трёх китах и никогда не была Камерой Предварительного Заключения перед вечным Возмездием.

Человек – любопытное создание, у него за сотни лет на земле скопилась тьма вопросов, и он, в конце концов, желает знать, почему души первых умерших людей ждут вечного наказания тысячи лет с начала времён, а души, прибывшие на Суд последними, будут наказаны без очереди. В чём справедливость смысла несоразмерного ожидания и отбытия наказания, исходя из мимолётности греха и скоротечности самой жизни? Есть много обычных скептиков, цезарей в себе, способных поверить в данную идею Отцов Церкви, Бог с ними. Есть те, кто скорее поверит в паралич тёмной комнаты небытия, чем в жизнь после жизни. Есть просто равнодушные ко всему на белом свете и за его пределами. Есть также недалёкие богобоязненные чудаки, алчущие из страха загробной милости. И есть те, кто «берёт от жизни всё», кроме даров веры, потому что они родом из весёлого и беззаботного «поколения пепси». Есть и те, кто верит, что пришёл на погибель своей души и душ ближних. Ещё есть немало тех, кто искренне верит и с радостью ходит в церковь. Среди тех, кто ходит под Богом, есть всякие, но точно нет никого, кто своим земным разумом смог бы проникнуть в замысел Создателя, схватить за бороду и безнаказанно нарушать Его Закон. Пожалуй, нет ещё одного – всеобщей веры в естественное устройство мира. Додумайте за меня, почему вера в естественные законы природы может и должна быть только всеобщей, как у жизнерадостной толпы с раскрытыми зонтиками в майский дождь. Эта концепция общественного прогресса исключает религиозное учение о вечности наказания и Страшном Суде, как искусственное, и проясняет, почему Церковь старалась «не замечать» Книгу Духов. Со времени «замены» перевоплощения вечным наказанием грешных душ было создано множество теоретических утопий о развитии общества, но все они не могли ни объяснить условия прогресса, ни указать к нему путь. А вы чего хотели – чтобы мракобесы с утопистами собрались на консилиум о будущем человечества и доказали гипотезу взаимосвязи обета безбрачия, гомосексуальных скандалов и сожжённого генофонда красивых баб? Да вы хоть в состоянии вообразить, сколько миллиардов душ на планете было загублено из-за того, что чьи-то представления о «правильном мире» не совпали с вечно неправильной реальностью, и чьи-то правильные представления о реальном мире были поперёк горла? В поисках тропинки к обществу всеобщего благоденствия испробовано всё: от теологических извращений до атеистического отрицания понятия человеческого Духа. Остаётся вернуться к складной на все времена версии историков о развитии общества по кругу, спирали и виткам. От головокружения не тошнит?

Когда-то римские священники со страха шарахались от подзорной трубы Галилея, глядя в которую на нерукотворный мир, можно было, якобы, «навредить Господу». Они так боялись расхождений между новыми идеями и Библией, что любое самостоятельное постижение Бога, могущее лишить их «единственной кормилицы», пресекалось угрозой Второго Пришествия и вечного наказания, вынесенного Страшным Судом. Само собой, прогресс путали с регрессом, но даже в это длительное по историческим меркам время пробивались зорко наблюдаемые Церковью ростки знаний, открытий и изобретений. У меня, как у историка, сложилось впечатление, что Церковь не столько боролась со своим мракобесием, идя в ногу с прогрессивной частью человечества, сколько гибко приспосабливала орудие власти согласно уровню интеллекта в обществе. Интеллект – это способность понимать и помнить прошлое, чтобы видеть будущее, и этим сказано всё. Раз признали, что грешно пытать паству и земля вертится вокруг солнца, признают и закон Божий – реинкарнацию. Теоретически допустимы лишь две причины отрицания этого закона – либо никакого переселения душ в природе нет, либо признание реальности закона необратимо нарушит комфорт Церкви, но вы же не считаете, что законы Божьи вредят человечеству? Я долго размышлял, применима ли к Церкви пословица «Благими намерениями вымощена дорога в ад», и в который раз нашёл ответ там, где и следовало ему быть. Инквизиция сжигала тело грешного человека под предлогом спасения его души, современная Церковь считает, что для спасения души необходим отказ от греховных мыслей о реинкарнации. Как вы думаете, это бескорыстная забота о душе ближних или что-то ещё? А как быть с тем, что мы, спустя две тысячи лет, всё ещё не отличаем регресс от прогресса и моральные достижения от умственных? Почитайте-ка Книгу Духов – там указаны всего два коренных препятствия истинному прогрессу – моральному, – эгоизм временного тела и материализм, и все космические законы нашего земного прогресса изложены без библейских иносказаний, к которым, сообразуясь с тогдашними нравами и временем, прибегал Христос: «Закон Божий, или естественный», «Закон поклонения», «Закон о труде», «Закон воспроизведения», «Закон общественный», «Закон самосохранения», «Закон разрушения», «Закон прогресса», «Закон равенства», «Закон свободы», «Закон справедливости, любви и милосердия» и Аксиомы Нравственного Совершенства, и это, не считая сотен ответов на вопросы, волнующие человечество до сих пор. А вот предисловие самих Высших Духов: «Нужно хорошо объяснить и развить эти законы, потому что людей, их понимающих очень мало, а исполняющих ещё менее»; «На нас возложена обязанность смущать гордых и обличать лицемеров, принимающих на себя наружный вид добродетели и религиозности с целью скрыть свои пороки»; «Наставления… должны быть ясны и без всяких двусмысленностей, чтобы никто не мог отговариваться неведением… чтобы никто не мог толковать закон Божий по влечению своих страстей и искажать смысл этого закона, преисполненного любви и милосердия»; «Никогда ещё не допускал Бог человека получать откровения столь полные, назидательные…».

Думаете, в церквах нашлись «понимающие» и «исполняющие», которые бросились со всех ног «хорошо объяснять и развивать эти законы»? Ни одного! Поразительно! Ещё никогда человек не был допущен к столь полным, назидательным откровениям, а люди с «наружным видом добродетели и религиозности» нам о них ни гугу. Может, для этих, с «наружным видом», пресс-конференцию какую в прямом эфире созвать, – не случилось ли у них чего из ряда вон, о чём полезно послушать всем? Ведь если в наличии оказались, будем говорить, целых два создателя, творца, не должно ли знать, каким из них лучше пользоваться?

Не знаю, подсчитала ли всуе христианская Церковь, сколько раз в Книге Духов наряду с законом перевоплощения душ упомянуты Имя Спасителя и Бог, но давно «крамольное» слово «спиритизм» было слишком созвучно изложенному в ней спиритуализму – учению, противоположному материализму. Спиритизм, по Книге Духов, не содержит учения, отличного от Учения Христа, – Бог и прежде давал законы людям через Моисея, и «вскоре признают, что спиритизм на каждом шагу вытекает из самого текста Святого Писания». Вся штука в том, что истину следует искать только в духовном мире, а она уже ясно показывает, что на земле слишком много людей, тяготеющих к материальным благам и изобретению собственных правил, – и эта мысль, извините, заимствована мной из той же Книги. Свыше были продиктованы целые симфонии и стихи, хотя чем могли навредить Церкви и её вере ноты с рифмами? А вот продиктованная спиритуалистическая философия подрывала церковную монополию на толкование Библейских текстов «по влечению своих страстей», и спиритизм осуждали и запрещали по той же причине, – мало ли кому чего «без нас!» ещё надиктуют, хватит, мол, и Библии на латыни. Ну, хватит-не хватит – вопрос спорный. О делах в потустороннем мире сообщалось не на латыни и столько, что не всегда удавалось разжечь костёр вокруг несчастного с кляпом во рту и приписать авторство бесам. А Святая Инквизиция Святого Престола развеяла по Священной Римской империи столько пепла «небогоугодных» еретиков, что неискушённому человеку впору усомниться, не служила ли бесам сама Святая Церковь, была ли святой и была ли вообще знакома с Библией. Эти тёмные времена, говоря словами Иоанна Златоуста, сопровождались «неизгладимыми преступлениями», и, оглядываясь назад, видишь, что злодеяния мракобесов растянулись на значительную часть Христовой эпохи, с первых её столетий. У нас, вон, с Конституцией 1936 года дотянули аж до второго пришествия капитализма, а через год, в 37-ом, из центра на места пришли бесфамильные разнарядки на десятки тысяч ничего не ведавших ни сном, ни духом граждан, и внеконституционное правосудие в незаконном ускоренном порядке вынесло неправосудные приговоры по наспех состряпанным делам с конкретными фамилиями. Правда, потом началась гипертрофированная забота о статусе обвиняемых, но в итоге – ни выданных тел, ни обнародованных дел, – мало ли какие хитросплетения с именами лишённых переписки породит оглашение имён стукачей, палачей и вертухаев? Разница только в том, что у нас определение «непогрешимый» означало душевное качество личности всего одного-двух вождей народов, а в Римской империи по решению Католической Церкви являлось официальным титулом любого ступившего на престол папы. И каких только помазанников, и наместников на волне непогрешимости Земля не носила!

Ради какой высшей цели чьи-то толоконные лбы Западной Церкви веками поддерживали устрашающий образ мстительного и злобного Бога? В каком месте Священного Писания вычитали, что насилие, ложь и страх являются лучшим средством поселить в сердце любовь к Господу? И ставилась ли извергами при этом такая цель – пробудить в каждом Господа и любовь к ближним? Или раскалённые клещи от Имени Христа применяли для чего-то другого? «Погодите, будет вам ужо Второе пришествие, нехристи!» Сумасшедший дом! Но с вывеской. С традицией. И с историей. Спросите тибетского ламу, что он думает о насильственном распространении веры и понуждении к нирване. Политика римо-католической церкви подвергать остракизму учение Христа о перевоплощении душ, вычеркнутое из Библии ещё в IV веке, преследовала единственную цель: укрепление церковной власти и абсолютное подчинение паствы. Для этого требовалось ни много, ни мало – упрятать подальше от неизбалованных конституционной свободой вероисповедания людей загробную тайну смысла земной жизни. Потому что тайна заключалась в духовной эволюции множества телесных существований, что исключало тотальное запугивание скорым и вечным адом, вредило неограниченной власти Церкви и было несовместимо с культом насилия и жестокости. Не сказано ли в Книге Духов, что жестокий владыка воплотится презренным рабом? Есть, правда, весьма оригинальная версия одного католического священника, что умудрённые Отцы Церкви «запретили реинкарнацию» из соображений нравственности, чтобы жизнь не казалась необразованным разночинцам патокой. Проговорился, сукин сын! Причём, не «по Фрейду», как шпион-троечник или нашкодивший оболтус, а как непогрешимый, непоругаемый и полномочный представитель Господа. Дескать, некоторые прихожане настолько поверили в неоднократность рождений, что «планировали» морально разлагаться земными благами не только в настоящей жизни, но и во всех последующих, а это, по-мнению поборников моральной чистоты, тормозило духовный рост и вызывало обеспокоенность. Ну, это как если сказать, что следственный аппарат Инквизиции был озабочен соблюдением европейской Конвенции о правах человека и свободы совести. Для духовной деградации хватит одной жизни, однако Церковь нуждалась не в духовном совершенствовании паствы, а её безропотном послушании, и потому «демографическая обеспокоенность» неоднократностью рождений быстро перешла в хроническую. Знаете, когда общество совершенствует себя и свои временные законы – это нормально, а вот когда Церковь берётся «совершенствовать» вечные законы и учит им общество, да ещё забывает сменить вывеску на своих дверях, это не смешно. В мирских делах, не облагороженных ореолом святости, должностной подлог, присвоение власти должностного лица и злоупотребление служебным положением обычно влекут юридические процедуры, включая публичное обвинение, строгую ответственность и устранение причин и условий содеянного. Очевидно, постигать Божественное труднее, чем на нём зарабатывать. Что касается наложения запрета на какой-то объективный закон природы, в котором, походя, за давностью веков, фактически, сознался католический священник, во Всемирной Истории к этому все привыкли, – так у нас исстари правили все цари, мы и сами ещё вчера «покоряли пространство и время» и складывали песни про «молодых хозяев Земли», которые чуть вспять не умыкнули реки. Но дело в том, что подобное объяснение причин злодеяния благими мотивами не совсем вписывается в каноническую церковную ложь об отсутствии теории перевоплощения душ в христианстве и оставляет чувство гадливости. Человек пытался, как бы, оправдать былые дела своей организации, и сам не понял, что сказал об одной из самых охраняемых Ватиканом тайн, затрагивающей общие истоки веры обеих христианских церквей. Здесь можно назвать имена католических святых, разделявших запретные верования. Получается, – то, что изначально входило в Учение Спасителя и было частью Веры, произвольно превратили в караемую ересь, за которую потом неумолимо преследовали. И после того, как история осудила патологическую жестокость Церкви, последняя продолжает клеймить первоначальную веру бесовской и от неё открещиваться. К длящимся деяниям сроки давности не применимы, и потому вряд ли можно рассчитывать на чистосердечное признание действительных причин «идеологического расхождения» с Бхагават-гитой и буддийскими текстами, которые без закона рождений и смертей так же бессмысленны, как приговоры инквизиции без Библии. Всё это не нравится Церкви, но обществу понравится ещё меньше. Тут ведь за лишнее словцо, если догадаются, к искреннему ответу призвать могут, почему за ту же самую веру у одних народов – сжигали дотла, а у других – разрешали постигать Господа безнаказанно. Так и спросят: Бог это любовь или это, когда дотла? И как любовь совместима с пожизненной каторгой? Учению Сына Божьего уже двадцать столетий, а пастыри ещё не научили своих «овец» отличать Божью благость от богохульства!

Доведение до общественности статистики сожжённых за римской околицей ведьм-фитотерапевтов выглядит не более, чем запоздалым, вынужденным и формальным элементом покаяния, тогда как рассекречивание до сего дня недоступных протоколов Инквизиции с обвинениями в ереси повторных рождений стало бы опасным шагом к признанию в казнях за истинную веру Христа и фальсификациях Библии. Сегодня известно постранично, зачем и какие конкретные сокращения, изменения и дополнения вносились в канонический текст, а от «выдранного» из него учения о реинкарнации остались лишь несколько нетленных строк об Илии и Иоанне Крестителе от Луки и Матфея. Вы же не думаете, что редактировать Писание было «морально тяжелее», чем учредить «фонд» всепрощения Христа, впарить «акции» грешным лохам и на «нетрудовые доходы» снарядить Крестовый поход, чтобы вырезать тысячи, и «провернуть» всё от Его Имени? Или эти святоши во главе с «непогрешимым в законе» паханом, не выпускающие из рук Библию, являли образец религиозной кротости, смирения и непоколебимой, неразрывной духовной преемственности с Учением Христа и Деяниями Апостолов? О том, как католические пастыри и их овцы по-разному относились к тому, что тогда ревностно мнили под христианством, показали природные катаклизмы. Церковь считала стихийные бедствия наказанием Всевышнего за недостаточное количество сожжённых еретиков, а верующие – за непомерное число возведённых на костёр Церковью. Ни намёка на консенсус – достали игрой со спичками. И это, между прочим, в стране, сопредельной Андорре, в сердце просвещённой университетами Европы XVII века, в разгар «охоты на ведьм». Вас тоже «озарило» что жизнь Вселенной по Вечным Законам была устроена «несколько раньше», чем наиболее предприимчивая часть человечества «догадалась» использовать Божье Слово в качестве дышла? Или этим «бизнесменам от бога» не был понятен изначальный смысл Библии? Священное Предание Отцов Церкви что-то гласило, Священное Писание о чём-то молчало, а проповеди о перевоплощении душ были запрещены высшим церковным органом за пятнадцать веков до упразднения Инквизиции. Широко разгулялись! Чуть ли не на всю христианскую эпоху и под чужим Именем.

После разделения Церкви в 1054 году на Западную, Католическую и Восточную, Вселенский Собор Православной Церкви 1076 года выразил прежнее отношение к закону реинкарнации, на которое привычно ссылаются и до сих пор. Правда, теперь, по прошествии многих веков, некоторым верующим кажется, что «бесовские идеи» перевоплощения душ навеяны современной модой с загадочной родины буддизма и индуизма, и никогда не имели ничего общего с традицией раннего христианства и с Библией. Имели! Путешествуя по Востоку в «Потерянные годы» – большую часть жизни, Иисус изучал тайные сокровенные знания и в Своём Учении о Божественном привёл их к общему знаменателю. Обычно за укором в бесовщине «восточного происхождения» вдогонку следует замечание об исконных корнях русской веры и патриотизме, будто речь идёт не о приоритете вселенских истин, а явке на комсомольское собрание в американских штанах в Карибский кризис. То есть, оказывается, что православный патриотизм – любовь к Родине, никак нельзя воспитать без исконных католических корней веры в пресловутую одноразовость жизни и вечный огонь под сковородками и котлами, коими пользовались и в реальности. Большую несуразицу трудно выдумать. Но в таком случае, придётся объяснять, как Святой Инквизиции, умеющей работать не хуже гестапо, удавалось шесть веков кряду без труда усматривать в Библии идеальное соответствие своей антихристианской деятельности и заметать следы самоотверженной преданности дьяволу. Как удавалось? Таким же голосованием при захлопнутых дверях, как за «непорочное зачатие», «блудливый облик» Магдалины или «презумпцию непогрешимости» папы римского и очень много чего ещё. Делов-то! Короче говоря, на огромной территории земного шара действовало закрытое акционерное общество с ограниченной уголовной ответственностью и под видом небесных откровений с корыстной целью несло отсебятину, обязательную для всех. Тут материала с избытком не на одну докторскую. Христос, не создававший церквей, был вознесён Церковью «путём распада на элементарные частицы», Его ученики погибли мучительной смертью за первозданную Веру. Затем уходили из жизни епископы – ученики Его учеников, и ученики учеников, и со временем человечеству достались офисы с правилами внутреннего распорядка и соподчинения служащих и право на одноразовую жизнь. Отхлестать с сегодняшней высоты чужие нравы седых времён историку, конечно, легко, а вот так, запросто указать на причинно-следственную связь конкретного атавизма с откровенным идиотизмом, это вряд ли, – не для того в офисах давеча вспоминалась польза цензуры. А Учение Высших Духов, ставшее достоянием человечества в XIX веке и историческим событием, не менее важным, чем Библия, Церковь искусно игнорирует, избегая открытой полемики. Это понятно: неземной язык и стиль Послания человечеству не допускают никаких кривотолков и ставят неисчислимые вопросы. И Священное Писание, и Книга Духов имеют Единый Источник происхождения, а вот, поди ж, ты! Выбор невелик: завести пластинку про спиритизм и бесов либо, наконец, признать шокирующую правду о Божественном Откровении. Разумеется, Церковь пойдёт до конца своим путём, на котором правда победит, когда перестанет быть правдой без её участия. И если вы подумали, что Церковь готова принять участие в читательской конференции по Книге Духов, значит, вы не в своём уме. Печально, но факт: доверие не вырастает даже на мелкой лжи, отход от истины сродни болезни. Плохо! Для русских истина всегда имела сакральный смысл и высшую справедливость, так что нам перенимать у Запада нечего. Как ни удивительно, но совсем недавно, – до того, как генетику с кибернетикой перестали считать продажными девками империализма и признали отсталость перед Западом в этих областях, и в науке тоже были запретные темы, своя сурово наказуемая ересь и свои инквизиторы. Казалось бы, теперь за достижения материализма тщеславие академиков лаврами не тешат, за «первичность идеализма» на чём свет стоит не бранят, и они могли бы засучить манжеты да заняться раскрытием загробной тайны смысла земной жизни, ан нет – в Россиянии «обратно случился» неподходящий исторический момент. После казуса ельцинской приватизации всё материальное приносит неплохое бабло и становится «первичным» пуще прежнего, когда нечего было присвоить и продать. А сегодня крутые бабки помогают спуститься на грешную землю и забыть о загробных тайнах самому неисправимому идеалисту, который тайком хаживал в церковь. И лишь одна девочка, повинуясь щемящему чувству переходного возраста, обратилась в редакцию детского журнала, начав трогательное письмецо с взрослого вопроса о смысле жизни. Она и не подозревала, что во всех нас в её годы просыпается и проявляет себя наш истинный Дух, много раз за тысячи лет приходящий на Землю с одним и тем же «врождённым» смыслом. А если это, действительно, так, с какой стати одни ближние позволяют другим морочить голову? Вот такая личная и профессиональная трагедия, такой вот, с загогулиной, исторического масштаба, пердимонокль. Типичный феномен «Кворума Буцефала», доскакавшего без устали до наших дней. А кто сказал, что через две тысячи лет от Рождества Христова будет легко? Мне попадались вблизи от святых мощей, на церковных прилавках, свежие брошюры с беспощадной и даже, как показалось, несколько агрессивной критикой реинкарнации, – они игнорировали, недобросовестно толковали и извращали факты, не выдерживали серьёзной аргументации и вызывали недоумение и досаду ловкой изворотливостью суждений, хотя могли ввести в заблуждение многих. Извините, но меня научили читать с карандашом, и мне не с руки брать на душу лишний грех за злонамеренную напраслину или небрежность бегло прочитанного. Не слишком ли неприглядны мотивы столь яркой нетерпимости (вплоть до странного предложения ввести цензуру инквизиционных времён вразрез с Конституцией) к вере, которая не иссякает в людях уже тысячи лет? Почему обычно спокойных священников подчас так раздражает естественный и обоснованный самой постановкой вопрос о пребывании бестелесной души в её вечной обители, – разве там занимаются чем-то непристойным? Или взамен скрываемой реальности не нашлось ничего, кроме столпотворения у ворот Страшного Суда, как конечной цели Создателя в отношении нас? Зачем вечной душе бессмертие – для бессрочного заключения в вечную Обитель? Не перестарались ли с наказанием навеки за несколько минут земной слабости? А может, то, что происходит в духовном мире «не совсем» согласуется с учением Церкви? Ничего личного, но что ещё можно предположить, дочитав последнюю страницу Книги Духов.

Как известно, неправда и ложь различаются между собой признаком прямого умысла на сознательное одурачивание тех, кто имеет право знать правду. И уж если в XXI веке сановный имярек чёрным по белому утверждает, что все испытуемые в состоянии гипноза сплошь величали себя в прежней жизни не иначе, как именами коронованных особ из школьных учебников, пусть изучит несколько сотен описанных случаев регрессивного транса в разных странах земного шара и убедится, что кроме Пупкиных или Позябкиных, пока не заговорил ни один отставной Чингисхан или Наполеон. И никаких Клеопатр и Дездемон – везде обычные Мэри и Луизы в штопаных чулках из рабочей слободки. А впредь во избежание нежданного конфуза, нелишне загодя поинтересоваться передовой практикой гипнотерапии патологий, возникающих в прошлых жизнях, а также многолетними данными нескольких тысяч гипнотических регрессий в период между воплощениями. В этих опытах испытуемые по всему миру подробно рассказывают об одних и тех же условиях своего пребывания в Мире Духов вплоть до совпадения частностей, в том числе, имён родственных друг другу на протяжении многих столетий душ. И тогда бы не пришлось опрометчиво заявлять, что горшки с монетами, зарытые в прошлых жизнях, откапывают на огородах только голливудские режиссёры. Знаете, в чём непорядочность этой книжки? Автору следовало бы сразу высказать мнение o неупомянутой им Книге Духов и умолчать обо всём, что написал. А он умолчал о том, чего представитель Церкви не мог не знать, и сделал это потому, что оно опровергнуло бы им изложенное, которое было опровержимо и без того, само по себе. Классический пример снятия диссертации с защиты без права повторного представления в учёный совет. Сочиняют хрень и требуют какой-то цензуры! Это что – борьба рекламы за покупателя, чего финтить? Неблагодарное это дело – опровергать факты переселения душ, начиная от Пифагора и Платона, да и бесполезное. Я что-то не слышал, чтобы кто-то открыто развенчал Книгу Духов, где рассказано о «Царстве, возвещённом Иисусом», и Вечных Законах. Но насколько вечно и незыблемо то, что всё больше и больше противоречит упрямым фактам, какими бы исконными и неприкосновенными не казались представления мутного прошлого? Вы сами-то верите, что наша блуждающая по измерениям душа, за мгновения пересекающая тысячи километров, единожды вселившись в младенца и выйдя из почтенного старца, с мановением кадила навсегда теряет одухотворяющую способность? Вы считаете милосердной справедливостью то, что наша несведущая душа ещё до своего первого и единственного воплощения на грешной земле, априори заслуживает тела с тяжкой участью садистов-убийц, детей-калек и безобразных уродов? Однако если подобные судьбы мы действительно заслуживаем в прошлых жизнях своими поступками, а нашу судьбу ставят вне прежних заслуг на земле, да ещё в невразумительную зависимость от чего-то вроде лотереи, в которой кому-то не повезло, представьте, в каком искаженном и перевёрнутом мире в угоду древней догме мы живём. Во что бы превратилась наша планета, если бы на смену одного поколения впервые воплотившихся душ приходило другое, – тоже без взятого на себя предназначения, багажа знаний и опыта, усвоенного в горниле прежних жизней? Мы бы даже велосипеда не изобрели до памятного выхода на космическую орбиту.

Как говорят в телесериалах бандиты, «не мы такие – жизнь такая». А какие вы – беспорочные с колыбели, с душой и ликом святых? Жизнь такая, какой вы её сделали для себя в прошлых жизнях своими руками, а для чего рождаются и попадают именно в бандитскую среду с её «стрелками», «тёрками» и «разборками», и что делать в ней, даже на это ответ в Книге Духов дан. В этой примитивной бандитская философии самооправдания и заложена вся ущербность современного восприятия церковного догмата «одноразовой жизни». Многовековое внушение пастве Церковью уничижительной «врождённой греховности» и бесчеловечное преследование за малейшую ересь послужили сильным инструментом нагнетания страха для «укрепления веры» в одноразовое существование, в которое крепче всех уверовали атеисты и негодяи. Услышать ли тихий голос вечной души, если со всех сторон его заглушают неукротимые инстинкты временного тела? И стоит ли вообще слушать этот голос, если телесные мозги полны образов и понятий «полного счастья»? Ведь «человек рождён для счастья, как птица для полёта», а «живём один раз» – «после нас хоть потоп». Но если следовать аксиоме Духов, что пользоваться на земле полным счастьем невозможно, потому что жизнь дана человеку, «как испытание или искупление» в длинной цепи рождений и смертей, куда заведёт «рождённых для полёта» «синдром одноразовой доктрины»? Мудрено ли, что в XXI веке человечество, как всегда, тешится преимущественно плодами технического прогресса? За две тысячи лет на загробной тайне смысла земной жизни спекулировали и зарабатывали все, кому была не в лень власть, включая самых дремучих апологетов загробного небытия. Одни до сих пор не верят, что сознание души существует отдельно от переставших генерировать мысли телесных мозгов, а другие лягут костьми за то, что душе позволено одухотворять тело всего раз, потому как это-де только начало пути Божьих рабов, который будет продолжен после Второго Пришествия Судьи и осуждения навечно Страшным Судом. А сразу – без отсрочки возмездия за содеянное, коли возмездие за содеянное бессрочно, как жизнь души, – никак? Но истина на всех только одна, и Россия, как гласят пророчества, первой её найдёт. А как же иначе, – ведь закон множественности телесных существований Духа, согласно Книге Духов, является основой, сердцевиной любых религий. Достигла бы успехов ядерная физика без знания атомного ядра? И знаете, о чем, скорее всего, спросит себя внезапно помудревшее человечество, когда поверит в своё «освобождение» от пожизненного заключения в ад или рай? Вот-вот, я тоже думаю точно так.

А знаете, как сказано об этом в Книге Духов? «Постарайтесь всеми зависящими от вас средствами преодолеть, уничтожить мысли о вечности наказаний, мысль богохульную против правосудия и благости Божиих, составляющую плодотворнейший источник неверия, материализма и равнодушия...». И ещё: «Возможность входить в общении с Духами представляет живейшее утешение, доставляя нам способ беседовать с нашими родственниками и друзьями, покинувшими землю прежде нас. Они помогают нам своими советами, выражают нам свою привязанность и удовольствие, испытываемое ими вследствие нашей памяти о них. Не дорого ли для нас знать, что они счастливы; изучать, благодаря им, подробности их нового существования и приобретать уверенность, в свою очередь, соединиться с ними».

Судите сами, почему и зачем Церковь никогда не забывала повторять, что со спиритами развлекаются только бесы. Неужели для того, чтобы послать людям Духов добрых, у Создателя не достаёт могущества и благости? Так что не сомневайтесь, за последние сто пятьдесят лет христианская Церковь изучила Книгу Духов вдоль и поперёк, и нюх на ересь не притупился. Или вы уверены, что разница между Божьей благостью и богохульством не влияет на общественный прогресс? А может, пора зачитать все толкования закона Божьего, ставшие догмами «по влечению своих страстей»? Ведь если одну только «богохульную мысль о вечности наказаний» каждому надлежит «преодолевать и уничтожать» в себе всеми доступными средствами, сколько сил и времени нужно для уничтожения и преодоления всего накопившегося за столетия богохульства и нелепицы? Или идея Второго Пришествия Судии к началу Страшного Суда над «воскресшими мертвецами» всех времён и народов перестала быть «плодотворнейшим источником неверия, материализма и равнодушия»? А вы говорите, моральный и умственный прогресс – одно и то же. Засуньте свой Интернет с «продвинутыми» гаджетами и «ай кью» впридачу, знаете, куда?

* * *

– В каком смысле надо понимать слова Христа: «Царство Моё не от мира сего»?

«Христос, отвечая так, говорил образным языком. Он хотел сказать, что царствует лишь над сердцами чистыми и бескорыстными. Он везде, где царствует любовь к добру; но люди, привязанные к прелестям мира сего и пристрастные к земным благам, не с Ним».

– Настанет ли царство добра на Земле?

«Добро воцарится на земле тогда, когда между являющимися населять её Духами добрые одержат верх над злыми; тогда на ней будут царствовать любовь и справедливость, источник добра и счастья. Путём нравственного усовершенствования и исполнения законов Божиих человек привлечёт на землю добрых Духов и удалит с неё дурных; но последние покинут её только тогда, когда будут изгнаны гордость и эгоизм».

«Преобразование человечества было предсказано, и вы касаетесь того времени, ускорить которое стараются все люди, содействующие совершенствованию. Оно совершится путём воплощения лучших Духов, которые составляют на земле новое поколение».

«Таким образом, Духи не являются опровергнуть религию, как то утверждают некоторые, напротив того, они являются подтвердить, осветить её неопровержимыми доказательствами... Вот почему в непродолжительном времени у вас будет более людей, искренне религиозных и верующих, чем в настоящее время».



Книга Духов

* * *

Я проснулся в начале шестого вечера, Хельги ещё не было. Немного болела голова, и хотелось есть. Я опёрся на раненую руку, она саднила, но не дёргала, жара не было. Пока я запивал обезболивающее из-под крана и умывался, в коридоре послышались шаги, постучали в дверь. Я открыл и впустил Хельгу, она сразу поцеловала меня, проверяя, нет ли температуры.

– Извини, не успел надеть брюки, – сказал я, снимая с неё плащ.

– А без брюк я тебя не видела. Как ты себя чувствуешь? – она взяла меня за руки.

– Спал до твоего прихода.

– А укол?

– Делал. А как ты? Ты ведь не выспалась.

– Нормально. День прошёл незаметно.

Мы обнялись и минуты две простояли, не шевелясь, не желая отпускать от себя друг друга и не произнося слов.

– Подожди, как всё прошло? – спохватился я.

– Приехала в замок, рассказала всё Рунку, как ты учил. Мы отнесли футляр вместе, Клауса Берлица не видели, он проводил совещание с управляющими. Я сказала, что взяла документы у неизвестного, который пояснил, что они относятся к истории рода Берлицев. О незнакомце ничего не спрашивали, помощник Берлица Вернер Шульц, с которым мы разговаривали, сдержанно поблагодарил и обещал передать шефу.

– А Рунк?

– Он был доволен тест-драйвом своего «БМВ» и поблагодарил меня. Сейчас я сделаю тебе перевязку, укол и поведу тебя кормить.

– Вот видишь, матёрые шпионы учат, что чем легенда проще, тем надёжнее. Как ты думаешь, они смогут прочесть то, что ты передала?

– Если догадаются при ярком свете побрызгать водой и разгладить утюгом. Дай мне свой ключ, принесу тебе другую рубашку, и пойдём в «Вулкан».

– Бери. Лучше свитер, он в шкафчике.

Когда Хельга вернулась, я сказал:

– Знаешь, мы обязательно погуляем сегодня, но должны вернуться пораньше, чтобы ты легла спать. Ты не против сделать перевязку и укол, когда придём?

– Конечно, так даже лучше, но завтра днём опять сделаешь укол сам. Я оставлю тебе свой ключ.

Хельга помогла мне одеться, и мы вышли в коридор.

– Алекс, а ведь я нашла Агнес Берлиц и её семью, – сказала она, закрывая дверь номера.

– И ты молчала!

– Мы же собирались ужинать. Я хотела сделать тебе сюрприз.

– Как тебе удалось так быстро её найти?

– Никто не отвлекал. Я сосредоточилась на линии Золотого Льва и проверила, не является ли она потомком Густава Берлица. В этой линии много членов рода Берлицев, поэтому надо было с кого-то начать.

– Ты взяла с собой материалы?

– Взяла. Давай, продолжим разговор в кафе.

– Ладно, только скажи, какая семья была у этой неуловимой Агнес.

– Её мужа Отто Брутвельдта мы установили раньше. У них было две дочери – Эльза и Валькирия, двумя годами моложе. Была ещё одна – Амалия, она умерла в детстве. Никаких сведений о сёстрах не нашлось. В семейном древе было отмечено, что девятнадцатилетняя Эльза в 1841 году уехала во Францию. Это мы уже знаем, а о судьбе Валькирии не было ничего. Думаю, если не был указан год смерти, её тоже сплавили на сторону, но в каком году она покинула родительский кров, и как сложилась её судьба, надо выяснять.

В кафе за столиками никого не было.

– Сядем за наш?

Я кивнул.

Едва официант принял заказ, у столика возник Рунк и приветливо поздоровался. В его руке была местная газета «Райн-Цайтунг».

– Здравствуйте, Гельмут. Вижу, вы несёте миру новости, – ответил я.

– Если вы имеете в виду архивы, ещё нет, а если прессу... – он сложил газету вдвое, – пишут, ночью перевернулся и загорелся «мерседес».

– Какой немец не любит быстрой езды. Тиха немецкая ночь, редкий «мерс» не долетит до середины пути.

– Это были русские. Кажется, одного звали герр Борунофф.

– Так и вижу заголовки: «Это сделали русские!» Живы?

– Найн, оба отправились к праотцам. Дорожная служба меняла ограждение, они не заметили знак... ладно, пойду. Был рад повидаться, приятного аппетита.

– Спасибо. Удачи, – пожелал я и, когда Рунк отошёл, спросил:

– Что он имел в виду, говоря про архивы?

– Наверное, то, что пытается найти следы легенды о любви. Он же знает, что ты ищешь. Вот, посмотри, – Хельга выложила на стол отпечатанные листы бумаги.



– У сына Густава и Флоры Арнольда было четверо детей. Агнес Берлиц оказалась потомком по мужской линии одного из них – Стефана. Потомков других детей я не указывала. Читай по горизонтали.

РОД ЭЛЬЗЕН-БЕРЛИЦ (связь «Арнольд Берлиц – Агнес Берлиц»)

– Ух, ты. Имён-то сколько! Ты отмечала год рождения только у тех, кто был звеном по отцовской линии до самой Агнес?

– Да, ты же видишь. В этой таблице нет Лепольдта, младшего брата Густава Берлица, но Арнольд и Лепольдт образуют две основных ветви семьи Эльзен-Берлиц внутри линии Золотого Льва и являются предками нынешнего хозяина замка – Клауса фон Эльзена-Берлица.

– То есть?

– Агнес – прямой потомок Арнольда, а он – предок владельца замка по прямой линии. Потомки Лепольдта дали ветвь родственников Клауса, некоторые из них здравствуют и сегодня. Их осталось совсем мало, но члены рода из линии Золотого Льва пережили всех.

– Ясно. Это потрясающе.

– В моём компьютере есть обе ветви – от Арнольда до Клауса и от Лепольдта до наших дней. Поколения обеих ветвей многие столетия пересекались с древними родами из других замков и земель.

– Удивительно, как ты успела сделать это после бессонной ночи. Ты сможешь распечатать для меня эти две ветви с титулами, датами и скинуть на флешку?

– Конечно. В ближайшие дни.

Подошёл официант и начал расставлять тарелки. Я сдвинул бумаги, принесённые Хельгой, на край стола и поставил на них солонку.

Круг замкнулся: известные мне имена носили люди, так или иначе связанные между собой. Получалось, что я был одновременно предком и потомком настоящего владельца замка… того замка, в окрестностях которого распрощался с жизнью, и чуть не распрощался с жизнью в той же стране. Неужели, сообщение Хельги и было разгадкой тайны строк стихотворения прабабушки, обращённого ко мне до моего рождения: «Надо не богатство предков отыскать, а своих потомков тайну разгадать»? Тогда всё, что я хотел открыть, приехав в Германию, лежало передо мной на столе, и лёгкий ветерок теребил края бумажных листочков, ради которых я приехал.

– Алекс, почему ты не ешь? Невкусно?

– Нет-нет. Всё хорошо, просто у меня есть к тебе одна просьба, я не знаю, как сказать.

– Ещё куда-нибудь залезть? Нет проблем. Что для этого нужно? Топор? Верёвка? Или будем брать сейф в кабинете Клауса Берлица?

– Кажется, ты обещала мне копию литографии Густава и Флоры. Тринадцать на восемнадцать, на качественной цветной бумаге.

– Гора с плеч. Принесу, если обещала.

– Тогда принеси заодно фолиант с родословным древом Густава и Флоры. Мне только посмотреть, выдирать листы не буду.

– Это невозможно.

– Тогда принеси его репринтное издание. Удобнее действовать поэтапно – сначала из библиотеки на свой стол, потом со стола в отель. Когда никто не видит, тогда можно.

– Алекс, это нарушение правил.

– Хельга Грот! Вы уже убедились, что я не торгую чужими артефактами и подделками. Вечером принесёшь, утром верну. Могу поклясться на этом немецком соусе. Репринт войдёт в пакет?

– Войдёт. Что-нибудь придумаю. Ешь, давай. Ты мой холодильник даже не открывал.

– Мы с тобой от чистого сердца, рискуя жизнью, вручили Клаусу фон Берлицу такой оригинал, какой он днём с огнём в своём доме не найдёт, а ты думаешь, что ему жалко дать посмотреть копию. Кстати, а если в футляре обнаружатся ценные документы, он может отблагодарить тебя крупной суммой денег?

– Вряд ли. В Германии так не принято.

– А как принято?

– Цветы, конфеты, книги.

– У нас говорят, книга – лучший подарок. Книга «Замок Эльзы» оставила бы хорошую память.

– А без неё я, конечно, забуду всё: и замок, и практику, и железку, которая стучала под капотом «БМВ» Гельмута, – она засмеялась.

– Главное, не забудь, почему не стало Советского Союза и ГДР.

– Мы так много говорили об этом, а я всё равно хочу, чтобы ты ещё раз повторил, почему.

– Слушаюсь, моя госпожа. Наследие Христа возлагало на человечество строгую, насколько строгой может быть карма, ответственность за цикл рождений и смертей, то есть персональную ответственность каждого человека перед Богом. Объективность Божьей ответственности и сурового возмездия в телесной жизни не может зависеть ни от учреждения вечной преисподней для грешников, ни от самонацепленного титула непогрешимости римских пап. Мы с тобой это «проходили»?

– Проходили.

– Каждый из нас сегодня получает воздаяние за прошлые жизни, и лишь от нас зависит, каким оно будет в жизни будущей. Церковные ублюдки «освободили» человечество от реальной кармической ответственности, скрыли её и заменили своей – перед властью клерикализма и несуществующей вечностью загробного наказания. Согласна?

– Согласна.

– Это первое и самое главное. Фальсификация верообразующих основ христианства, жёсткое религиозное принуждение, лицемерие святых отцов, имитация христианского образа жизни, закономерное отделение Церкви от государства – всё это черты «славного» католического прошлого, или не так?

– Так.

– Теперь смотри. Толоконные лбы выступали на стороне имущей части общества, иначе бы, мы не услышали от Маркса, что они за десятину торгуют опиум. Их фальшивый верообразующий закон обеспечивал в интересах господствующего класса две функции, которые без фальсификации первозданного закона были бы невозможны: пожизненный статус эксплуататора и эксплуатируемого и условия, в которых верх всегда одерживала низменная природа обогащения и стяжательства за счёт угнетённых и обездоленных.

– А Маркс и Ленин писали о фальсификации?

– От признания закона фальшивым до востребования подлинного закона недалеко, но они не были в этом заинтересованы. Маркс писал о том, как буржуи отнимают у пролетариев бабло, а Ленин, – как пролетариям отнять у буржуев всё.

– Это привело к обнищанию населения и борьбе против тирании, которую олицетворял Наполеон.

– К чёрту Наполеона. Обогащение и стяжательство привели к тому, что у одноразовых поколений имущего меньшинства становилось всё больше материальных благ, а у одноразовых поколений большинства – всё меньше и меньше. Я говорил, что члены духовного сообщества, или рода не перевоплощаются в одном и том же земном, генетическом роде, поэтому мы подразумеваем земные поколения людей. Поповский закон исподволь создавал перекос в социальном и экономическом неравенстве людей, декларируя равенство имущих и неимущих перед Господом. Этот процесс перераспределения богатств и расслоения общества длился столетиями и затронул все страны земного шара, но мы настолько отупели от хитрож…й поповской аксиомы, что нам даже в голову не приходит, что Церковь зарыла истоки неравенства вместе с идеей реинкарнации людей.

– Что же тогда можно отнести к христианской цивилизации?

– Мы о ней и говорим. Возьми испанцев, высадившихся в конце XV века на берегах Америки. Кто они? Зачинщики геноцида и алчные охотники за золотом аборигенов или учёные-первооткрыватели и распространители христианских ценностей? О чём идёт речь? О победном шествии Учения Христа по белу свету или о далёких предках современных грабителей колоний, приплывших из Старого Света, где давным-давно царила антихристианская религиозная доктрина, Инквизиция и безбожие?

– В чём же мы отупели? В том, что эпоху великих географических открытий прославил сброд корыстных завоевателей?

– Видишь, ты тоже не обратила внимания на ложность утверждения о распространении христианства по странам и континентам христианской цивилизации и, значит, выразила согласие. Чтобы наступить на хвост дьявола, надо исходить из того, что предоставленный им выбор всегда будет заведомо неприемлемым, а ты согласилась с тем, что он подсунул.

– А что здесь неприемлемо?

– Всё. Никакого распространения христианства не было, потому что в Европе в XV веке не было христианства, и нечего было распространять. Не было распространителей христианских ценностей, поскольку ограбление колоний поддерживалось Церковью. Наконец, не было христианских ценностей, потому что закон, определявший эти ценности, более тысячи лет тому назад был бесследно вытравлен церковниками. В те времена костры инквизиторов по всей Европе освещали дорогу к таким ценностям, от которых государство было вынуждено отделаться. Напомню, что мы говорили о роли фиктивного верообразующего закона в обогащении, стяжательстве, концентрации материальных благ в руках меньшинства и расслоении общества. Абсурд?

– Абсурд.

– Это второе. Идём дальше, к третьему. В 1917 году в России к власти пришли непуганые загробной истиной «одноразовые» бараны, неспособные разбираться в нюансах верообразующих конструкций, но желающие одним махом навсегда искоренить эксплуатацию людей. Они понимали определяющую роль поповской идеологии в господстве имущего меньшинства над неимущим большинством и решили проблему эксплуатации «механическим» путём – всё отнять и разделить.

– Ленин верил, что таким способом можно победить эксплуатацию и неравенство?

– Его вера в эту дурь вытекает из его слов, что народу надо как следует «настучать по голове», дескать, свыкнется, стерпится. Гений недооценил закон нравственной эволюции и предназначение души, вследствие чего социализм развалился. Это не даёт считать его гением, поэтому о его гениальности говорят те, кто не разбирается в духовной эволюции. То же самое можно сказать и о гениальности Сталина, который только и занимался тем, что продолжал стучать народу по голове.

– Это и есть третье?

– Да, только всё оказалось намного сложнее и глубже. Фальшивый двучлен церковной веры был заменён эквивалентом верообразующего двучлена ленинского материализма и атеизма, имущие классы и священники физически уничтожались, храмы разрушались, конвейер смерти работал безостановочно, и это видели все. Религиозно-государственное принуждение клерикализма сменилось революционным принуждением и казарменным социализмом, и это тоже было для всех очевидным.

– Ты говоришь о народе?

– Именно. Мы имеем дело с двумя противоположными феноменами развития государства и общества – с Церковью и без Церкви, что уже свидетельствует о серьёзных неполадках в головах власть имущих, неспособности организовать жизнь людей и отсутствии представлений, как этого достичь. Суть управляющей парадигмы осталась прежней – «одноразовой». С колокольни реинкарнации это видно сразу, но в обоих государствах говорить о ней было воспрещено. Оба исторических феномена объединяет постулат однократности биологической жизни тела и то, что относительно закона кармической ответственности за индивидуальное поведение, общество продолжало находиться в полном неведении. Данное неведение так и осталось тайной под обломками рухнувшего советского строя по сей день.

– В этом причины развала СССР и ГДР?

– Ключ к пониманию исторической трагедии. Я не знаю, что ещё придумают Тёмные Силы, чтобы держать Человечество в неведении относительно закона морального прогресса, запрятанного руками римской поповщины и советских материалистов, но на том этапе свою задачу они выполнили. Поскольку способ производства при социализме отрицал духовную природу человека, очень скоро выяснилось, что экономика, за которую до сих пор хвалят Сталина, пришла в упадок, стяжатели материальных благ, мечтающие о буржуазном обогащении, остались, но в стране уже было нечего стяжать.

– И тогда осталось одно – растащить общенародную собственность?

– Содружество социалистических стран, в котором жили по принципу французской революции «человек человеку брат», игнорирующему духовное неравенство людей и нравственную эволюцию их душ, развалилось гораздо быстрее Римской империи. Инквизиция пережила много поколений, а Советский Союз уложился в одну человеческую жизнь. Конец был предрешён не потому, что у власти находились дремучие люди типа Горбачёва, а потому что, когда страна могла возродиться под знаменем истинной парадигмы, правили люди не менее дремучие, чем он. Если сопоставлять пророчества с исторической обстановкой, это было возможно в начале прошлого века, но и тогда клерикализм толоконных лбов мог всему помешать. Я только добавлю, что французы начертали неосуществимую мечту о свободе, равенстве и братстве на своих мэриях, а Ленин теоретически обосновал эту идею-фикс в своих трудах. Мы – впереди.

– Ты опять не оставил от истории камня на камне.

– Камень на камень, кирпич на кирпич, умер Ульянов Владимир Ильич. А что, забыл погладить кого-то по головке? Так ведь некого. Все фигуранты от лицемерного Константина Великого до нетверёзого Бориса Ельцина шагали по линии времени, которая привела нас с тобой к развалу Советского Союза и ГДР.

– Нет, я со всем согласна. Причины краха наших стран сложились исторически.

– В жизни всё складывается исторически. Ведь ни один умник ещё не ляпнул что-нибудь похожее на мой ответ тебе. Ни один! Есть ещё один феномен, можно ли его считать причиной бурного XX века, суди сама.

– Человеческий фактор?

– Красиво, будто слушаешь новости о разбившемся самолёте, в котором сидела целая страна. Непроходимая тупость верхов, которая имеет обманчивое внешнее сходство с широко известным явлением «исторической амнезии». Амнезия – это, когда до основания сломали два строя и забыли, до чего они довели страну, а тупость – это неспособность понять, зачем это делали и почему. Беда-то какая – мало того, что память подводит, да ещё дурак дураком. С точки зрения отрицаемой церковниками кармы и реинкарнации, мы заслуживаем такие верхи, которых нам дают. У меня есть версия, почему русский народ, не посвящённый толоконными мракобесами в переселение душ, часто мечтал о добром царе, мол, вот приедет барин, барин нас рассудит.

– Почему?

– А он не понимал, почему тысячу лет угождал барину, как учил поп, а его за это в харю сапогом, сапогом.

– По-моему, глубокая мысль.

– Поживи с моё. Мудрость, которая приходит к нам в старости, зависит не от количества сериалов, просмотренных за день, а от зрелости и труда нашей реинкарнирующей души, но поп опять завопит про ересь и здесь. Что ты скажешь об этом? Берлинская стена рухнула в 90-ом, Советский Союз – в 91-ом, а в 92-ом у нас к власти пришли новые бараны, которым опять был недосуг разбираться в тонкостях верообразующих двучленов и парадигм. Я подробно говорил о несостоятельности их решений, с точки зрения кармы и реинкарнации, и напомню, что они натворили. Ельциноиды организовали передачу материальных благ большинства в руки меньшинства, развязали кровавую битву за жирные куски, перераспределение кусков криминалом и заставили неимущее большинство, брошенное на произвол, а порой и на вымирание, жить по принципу «человек человеку – волк». Народу явили второе наступление на грабли капитализма, от которых происходит фамилия Ельцина.

– Что же здесь нового, если два противоположных принципа были уже известны?

– Два отвергнутых старых принципа обычно требуют третьего, нового, до которого новые бараны «по-старому» не додумались. Из сути капитализма вытекает волчье, уничижительное отношение к ближнему, равно как из рабовладельческого и феодального строя, – везде господствует непостижимое и недостижимое «одноразовое» фуфло.

– Куда же делся советский гуманизм?

– А разве у лениных, сталиных, сусловых, андроповых и брежневых был гуманизм? Гуманизм определяется не вечной преисподней и первичностью материи, а конструкцией подлинного духовного закона, но у этих товарищей с кремлёвского погоста в черепных коробках по определению его не было.

– Ты отрицаешь мораль в обществе при любом строе?

– Сама напросилась. Разгул буйного капитализма ограничивается только рамками уголовных законов, да и то, если их не пишут полные идиоты. Способ производства, по Марксу, порождает известную волкам мораль, а буржуазную мораль не регламентируют уголовные законы. Это первое.

– Но существуют же какие-то нравственные устои.

– Если ты имеешь в виду Церковь, тогда сразу второе. Она исповедует мораль снятия кармической ответственности за поступки прошлой телесной жизни и отрицает кармическое возмездие в настоящей телесной жизни души, поскольку продолжает скрывать первозданный закон независимо от общественно-экономических формаций. Другими словами, имущее меньшинство на нищебродов плевать хотело, если это не нарушает Уголовный кодекс. Уясни простую вещь: клерикализм и казарменный социализм обладали огромным потенциалом психического и физического принуждения человека. Как только Церковь отсоединили от государства и выбросили на помойку труды Ленина и Сталина, обществу от этого исторического уродства досталась парочка лживых аксиом одноразовой жизни тела, из которых невозможно черпать мораль, и куча нерешённых проблем. Какую, на хрен, мораль можно вычерпать из вечной преисподней и загробного небытия? В XXI веке это смешно. Дебилы, б...

– Кто?

– Я что, не говорил про историческую амнезию и непроходимую тупость? Почему при сегодняшнем капитализме чиновники и церковники не хотят «включать» естественный фактор нравственного самоизменения и сдерживания антиобщественного поведения – закон кармического воздаяния в цикле рождений и смертей? Их от парадигмы кармического возмездия на Земле и нравственной эволюции инкарнаций то в дрожь бросает, то тошнит, они об этом даже вполголоса боятся говорить.

– А от Церкви в дрожь не бросает?

– От неё – нет. У нас, например, даже киллеры ходят ставить свечки, думая, что их простят так же, как библейского разбойника на кресте. При новых русских возродили старую религиозную доктрину, основанную на том же фальшивом законе, снимающем кармическую ответственность с души. Что бы Церковь ни говорила сегодня в защиту социальной справедливости и равенства, структура порочного двучлена веры продолжает действовать в интересах имущих классов сама по себе, потому что оставляет в тайне источник социальной несправедливости, насаждает мнимую пожизненную статусность одноразовой жизни и снимает ответственность, в которую верило множество замученных Церковью христиан.

– Ты считаешь, что выбор офисными придурками «статусных» часов или костюмов, – прямое следствие «запрета» реинкарнации?

– Ага, не менее прямое, чем запущенная вразнос история и реки крови, в которых академики не могут разобраться. Только следствием является не сам аксессуар, украшающий убогое земное «я», а изобретение термина «статусный», потому что пока ты носишь «статусные» котлы, ты «в статусе», а потерял или, не дай Бог, умер, – козявка. Будет время, почитай историю катаров в Южной Франции, увидишь, как выжигали идеи реинкарнации огнём из христиан, чтобы офисный придурок помечтал о «статусных» котлах. Не вижу оснований отказать православному батюшке, побеседовать с ним в прямом эфире за круглым столом.

– Что бы ты сказал ему?

– Сколько бы и чего не проповедовал священник, обществом руководят не его призывы, как принято думать, а порочный верообразующий двучлен, скрывающий карму рождений и смертей и отсроченное возмездие в телесной жизни. Этот порочный двучлен знаком всем детям, поскольку про вечный ад и рай и бабушку, смотрящую с Небес, как ребёнок ест кашу, слышали все. А вот про часы офисного придурка и порочный верообразующий двучлен слышат реже, и пусть телезрители послушают батюшку.

– А тебе не кажется, что общемировые тенденции изменили положение Церкви в обществе?

– Какой пассаж! Насколько я знаю, на Западе ещё не приступили к массовым обрядам венчания на крупнорогатом скоте и пересмотру структурных элементов веры, но тенденция отношений между большинством и меньшинством в рамках самодельного двучлена веры лишь усиливается. Разговор о распаде СССР и ГДР мы начинали с этой тенденции. Основная часть природных и финансовых ресурсов планеты находится в руках местных богатеев либо транснациональных компаний Мировой Закулисы и продолжает накапливаться. Я же не случайно сослался на колониальную эпоху «переносчиков христианских ценностей». В мировых масштабах тенденция концентрации власти и ресурсов власти прослеживается по немой экономической статистике, которой чужды романтические привязанности «Унесённых ветром» и «Поющих в терновнике». Мы, по-прежнему, не осознаём источник кармического возмездия реинкарнирующих душ и вектор духовного развития инкарнаций; зайдёшь в церковь, там, словно в Средневековье, запугивают Вечным Огнём, из которого вытекает однократность земной жизни высшего «я», только теперь те, кого это по разным причинам не устраивает, безнаказанно обходят её стороной. Ничего нового. Парадигмы всего две, и обе фиктивны, –классический заведомо неприемлемый выбор, подсунутый Сатаной. Я говорю о богохульстве вечного загробного наказания и загробном небытии.

– Если для меня всё, что ты сказал, убедительно, почему это не может убедить священника?

– Не вижу смысла обсуждать дисциплинарный устав чужого монастыря. История знает случаи, когда отдельные представители «святого семейства» в разных обстоятельствах были вынуждены пускаться в откровения и признавать, что переселение душ перестали проповедовать потому, что люди поверили, что жизнь даётся для того, чтобы наслаждаться в очередных воплощениях.

– Какое благородство!

– Наслаждения на погибель души Церковь допустить не могла, иначе, как тогда её можно называть святой христианской Церковью? Если во спасение души инакомыслящих сжигали их тела на костре, то соврать, сколько раз душа приходит на землю, было делом не менее благородным и не более утомительным.

– Мы когда-то говорили об этом.

– Да, но сейчас я отвечаю на твой вопрос, почему трудно убедить священника. Обрати внимание на то, что сначала нам лгут о том, что переселения душ не существует, и Христос говорил только про Вечный Ад, который исключает реинкарнацию. Затем какой-нибудь отдельно взятый поп признаёт, что переселение душ ранее всё-таки являлось предметом веры, но его были вынуждены «отменить» по благородным соображениям.

– Ну и что? Налицо проговорка или откровение, какая разница?

– Да не в этом дело. О реинкарнации есть тысячи книг, исследований и примеров, и никто не сомневается, что её могли вычеркнуть только церковники, а не пьяный сантехник Вася. Но этот клоун в рясе даже на людях не отдаёт отчёта, что объективные законы нельзя отменить, изменить или выдумать, и яблоко Ньютона не полетит вверх, даже если приказывать ему, раскачиваясь на абажуре. Он уже настолько деградировал под флёром своего корпоративного заговора, что за чистую монету выдаёт всё, что у него на уме: свою исключительность, безнаказанность, непогрешимость и мандат от Самого Господа. Солгав единожды об отсутствии объективного закона, теперь он лжёт вновь, – о каких-то благородных мотивах сокрытия объективного закона от людей, признавая тем самым его существование.

– Разве это не логично: объяснять некое следствие причиной?

– А каким образом кармическое возмездие в настоящей жизни за прошлую способно развращать Божьего раба вожделенным грехопадением в будущей? Это же идиотизм, нонсенс, рассчитанный на дураков. Если в Писании было сказано, что в будущих жизнях должно происходить суровое искупление вины за прошлые, а вовсе не продолжение погони за губительными наслаждениями, подконтрольная паства никак не могла путать кармическое возмездие с губительным наслаждением. Толоконный лоб же говорит, что переселение душ проповедовать прекратили, потому что оно дезориентировало верующих, и, фактически, сознаётся в фальсификации Писания. Интересно, когда люди начали путать неотвратимое наказание в грядущих жизнях с безнаказанными запретными удовольствиями, – до фальсификации Библии или после? Если до, возникает вопрос, как Христос мог допустить в своём учении такую путаницу, которую толоконные лбы были вынуждены устранять за Господом ножницами? Если после, спрашивается, за каким хреном вытравливали учение о переселении душ, которое возлагало неотвратимую кармическую ответственность? Вывод один: если бы не вычеркнули учение о переселении душ, не пришлось бы нести бред и вести себя, как нашкодивший кот на хозяйской кухне.

– Ты убедил меня и без этого объяснения.

– Я бы хотел пообщаться с подобным слугой Господа, хотя известные мне случаи связаны с католиками.

– Что бы тебе дало такое общение?

– Понять, чего в нём больше: желания выглядеть в свете своего признания круглым дураком или принимать за круглых дураков окружающих, но боюсь, он cкажется занятым или нездоровым.

– Почему?

– Потому что сам ляпнул глупость о «запрете» переселения душ и тем лишил себя возможности прикинуться ничего не слыхавшим о реинкарнации дурачком. Когда этот сукин сын сообразит, что «проговорился по Фрейду», будет поздно, – прокол обяжет его «внимать» всё, что я сказал о причинах развала Советского Союза и ГДР. А поскольку достойных аргументов найти невозможно, как кошку в пустой комнате, он будет вынужден симулировать утрату дара речи, напоминающую безумие.

– Катастрофа!

– Ага. Ещё менее продуктивным будет общение на ту же тему с черепной коробкой материалиста, потому что для симуляции утраты речи ему необходимо признать своё тело одухотворённым хотя бы раз, а это невозможно.

– Почему невозможно? Он бы мог это тоже симулировать.

– Нет, не мог. Обычно материалисты сразу отвечают, что в их черепной коробке возникают только те мысли, которые не мешают жить.

– Опять катастрофа!

– Ага. Давай, оставим деньги под тарелкой и пойдём гулять.

– Куда?

– Как всегда, кругами.

– Давай, а то уже стемнело.

Мы встали из-за стола и направились через площадь в сторону водонапорной башни.

– Алекс, ты объяснил причины распада СССР и ГДР, но почему бы эту часть нашей беседы не опубликовать в открытом доступе?

– Надо подумать. Конечно, люди должны знать об этом, и данная концепция должна прослеживаться во всех учебниках истории. Как методически это сделать? Это не проблема, но у нас наблюдается такой парадокс. Священники твёрдо настаивают на однократности телесной жизни души, а время от времени в телепередачах упоминается реинкарнация и приводятся её примеры.

– В чём парадокс?

– В том, что такие взаимоисключающие факты при их огромной априорной значимости не могут не сопоставляться и оставаться без внимания. Никакой реакции в информационном поле не возникает: церковная аксиома одноразовой земной жизни души, массив информации о переселении душ и учёные мужи с нерешённой проблемой «красных» и «белых» – существуют самостоятельно.

– Это же объяснимо. Слишком сложные вещи.

– Для учёных мужей? Не думаю. От государственных мужей ждать инициативы бессмысленно – не созрели, им времени с крещения Руси не хватило. Для того, чтобы придти к необходимости адекватной парадигмы и к историческому значению вытравления из Библии подлинного закона Христа, перво-наперво необходимо сформулировать сопоставимые элементы обоих липовых законов и гипотетически определить аналогичную структуру искомого, подлинного. Затем надо вывести из них сопоставимые следствия, сравнить их между собой и спроецировать полученные модели на историческую действительность, – вот тогда и вылезут «исконные корни» революций и приватизаций, по которым бесполезно бить дубиной. А кто возьмётся за эту неблагодарную «мелочёвку», когда жизнь диктует лишь «рыночные» изыскания?

– А ты видишь связь между фальсификацией христианства и историческими трагедиями?

– Тебе мало Инквизиции? Посмотри: Спаситель принёс учение о переселении душ две тысячи лет назад. А в 1991 и 1992 годах в России произошли события, которые вызвали огромные потери для населения, страны и поменяли расклад мировых сил. Развитие представлений о Законе Спасителя никогда бы не позволило принимать столь глупых и порочных решений о приватизации, а это значит, что верхушка до сих пор не желает данным знанием руководствоваться. Для нас с тобой такие выводы очевидны, потому что мы исходим из закона кармы реинкарнирующих поколений и можем проследить историческую ретроспективу причин и следствий.

– Какую ретроспективу?

– Приватизация – это переход к капитализму, к которому вернулись, потому что порочный верообразующий двучлен материализма доказал свою несостоятельность. Это «одноразовое» ленинское фуфло явилось непосредственной реакцией на эквивалентную фикцию одноразовой телесной жизни души, решение о которой принималось Церковью. I Вселенский Собор, на котором было принято решение о замене учения о переселении душ учением о вечности преисподней и однократности земной жизни души, напомню тебе, состоялся в 325 году в Никее, спустя три века от распятия Христа. Этот Собор был созван по инициативе Константина Великого, фамилии председательствующего и епископов, которые принимали беспрецедентное по своей подлости и мерзости решение, известны. Обывателям просто не приходит в голову, что тем самым было изменено мироощущение земной популяции, и история пошла другим путём. Ты же слышала про идею и главный лозунг Мировой Революции?

– «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»?

– Ага. Так вот, эта дурь, о которой на комсомольских собраниях орали громче, чем во время оргазма, никогда бы не докатилась до XX века, если бы Закон Христа сфальсифицирован не был. Случись что, ну, там Ленин или Троцкий какой, им бы объяснили, дескать, не надо, господа хорошие, пролетариев всех стран соединять, надорвётесь; мол, это не простые пролетарии, ковыряющие булыжники на континентах, а реинкарнирующие; они сегодня здесь, завтра там, – погонитесь за ними по белу свету, костей не соберёте. Вот и попробуй, выведи поповский консилиум на чистую воду, когда современный толоконный лоб с мобильником клеймит идеи реинкарнации сатанинскими происками.

– Неужели, они не понимают, как со стороны это выглядит?

– Они, разумеется, не могут не видеть, что проповедуют вечность преисподней среди телевидения, Интернета и распродажи книг по эзотерике, но отказаться от лжи не в силах, потому что осознают, что признание во лжи об одноразовой телесной жизни души ведёт к скорым последствиям. Отсюда мы не понимаем своей истории. Наше скоротечное благополучие в XX веке «инсценировали» негодяи, которых мы слепо превознесли до небес за то, что они нашими руками сломали православно-самодержавный строй и заменили его атеистическим, противоестественным. «Бьют барабаны, шкуры на них дали сами бараны» – это о нас. За такими деревьями не то что леса не увидишь, себя потеряешь. Когда выстроенное на фундаменте атеизма государство рухнуло, мы вернулись обустроиться на пепелище с остовами церквей и тысячами безымянных могил, потому что, по-мнению новых баранов, податься было некуда. На самом деле, бараны, как всегда, не соображали, «кто виноват» и «что делать», что было видно из запрета доминирующих идеологий в Конституции, писанной с помощью «американских друзей». Какие верообразующие конструкции, какие двучлены веры и парадигмы, – они лихорадочно соображали, как по дешёвке растолкать народное достояние алчущему меньшинству, ну и возродили Церковь, – должны же люди заливать одноразовое смирение в кабаке.

– Разве Церковь не права, говоря о покаянии?

– Преступление всегда требует покаяния, но, вернувшись на пепелище, обычно начинают с извлечения выводов. Оказалось, что сделать вывод труднее, чем распродать страну с молотка. Парадигмы, объясняющей, почему ценой крови миллионов дважды за столетие ломали и строили государство, у государства нет. Стремление к социальной справедливости и устранению истоков имущественного неравенства зависит от высоты Духа, а я всего лишь говорю о конструкции закона, который к ним ведёт, если его осознают. Вечное загробное небытие или прозябание такими законами быть не могут, поскольку обозначаются коротким словом «фуфло», и это обжалованию не подлежит.

– Может, у государства не было времени?

– Оно ссылается на занятость вторую тысячу лет. В последний раз оно была занято распродажей наследства с молотка. А в позапрошлый раз истошно картавило: «Отечество в опасности!» и «Промедление смерти подобно!». Естественный закон нравственной эволюции инкарнаций укладывается в парадигму о месте России во Вселенной, – он служит антитезой первым двум фальшивым законам и объясняет гораздо больше, чем закономерный исторический крах СССР и ГДР. Поди, найди иную парадигму, из которой сразу была бы видна контрпродуктивность обогащения за счёт других, ленинского материализма и богохульства о вечной преисподней. Что скажешь?

– Сказала бы, что гениально, если бы речь не шла о Творении Создателя.

– А между тем, если судить по истории, академики не видят эту парадигму в упор, хотя она объясняет прошлое, настоящее и будущее. Неудивительно, что политологи смахивают на несмышлёных детей, – их суждения крутятся между двумя дефективными аксиомами, которые дважды привели страну к разбитому корыту, и, видимо, у них нет нужды прикидываться незрячими дурачками. Чисто теоретически, из порочного круга «одноразовых» аксиом церковников и материалистов имеется два выхода: признание нравственной эволюции инкарнаций и свобода инстинктов одноразовых тел.

– Я всё же думаю, что твоя логика от фальсификации Учения Христа до разрушения стены в Берлине, понятная мне, для большинства людей непостижима.

– Ты начала не с того, о чём хотела сказать.

– Я хотела сказать, что Церковь бы только выиграла, если бы начала проповедовать закон кармической ответственности, ничтожность одноразового статуса инкарнаций и подлинную духовную эволюцию святых... нет, Алекс, нам сюда, на Франкенштрассе, а потом где-нибудь свернём.

– Ты не замёрзла?

– Нет. Знаешь, жаль, что не нашлось сведений о дочерях Брутвельдтов. Тебе что-нибудь говорили во Франции о судьбе Валькирии?

– Нет, только о старшей сестре. Возможно, сведений не было совсем или было мало. Валькирия могла выйти замуж за пределами Германии?

– Легко. Приехал какой-нибудь гость, посватался, и сыграли свадьбу. Немецкое титулованное дворянство, особенно высшая аристократия, с глубокого Средневековья было интернациональным и часто женилось и выходило замуж за иностранцев. Браки носили династический характер и устраивались с учётом происхождения, финансового состояния и политических интересов семьи, невзирая на национальную принадлежность. Жениться и брать в жёны можно было в любом конце Европы, главное, чтобы вероисповедание было одинаковым.

– И Всевышний был тем же самым. А если разное?

– Тогда один из супругов должен был перекреститься.

– Ну да, в мусульманском гареме нельзя стяжать любовь да совет по христианским канонам. Дрязги между завравшимися католиками и протестантами приводили к ссорам на семейной кухне, а чего перекрещиваться, если верообразующий закон всего один, да и тот самопальный?

– Это мешало, но дворяне, вообще, были космополитичным социальным классом. Всё объясняется отсутствием сильной центральной власти. Этим Германия отличается от других стран Европы и России.

– Насчёт центральной власти ты подметила верно, у нас с «космонавтами» разбирались круто и быстрее, чем приезжает «скорая помощь». В конце правления Сталина репрессиям подвергли так называемых «безродных космополитов», чтобы помнили про одну страну, «где так вольно дышит человек». И с вероисповеданием советским материалистическим была та же хрень: попробуй-ка, выйди замуж за иностранца, носителя буржуазной идеологии; приходилось «перекрещиваться» в веру неотделимого от мозга разума. Но это всё так – мелочи. Поражает другое – бесконечность извращений, порождённых какими-то историческими ушлёпками.

– Кем?

– Авторами аксиом одноразового телесного бытия души и бездушного тела. Ты могла бы рассказать, как вступали в брак во времена Густава и Флоры?

– Обручённые могли познакомиться и привыкнуть друг к другу в раннем возрасте. Помолвленную девочку-невесту могли отправить жить в семью будущего мужа в нежном возрасте, чтобы мать жениха могла дать наставления для супружества. В этот период нередко разыгрывались трагедии.

– Почему?

– Несовместимость. Девочкам найти хорошую партию было довольно трудно, так как мальчиков было меньше. Родители находили подходящую партию с учётом знатности и состояния, но это же не могло заменить счастья. Обручение могло состояться ещё в раннем детстве, а вступление в брак – чаще в ранней юности, как только обручённые достигали половой зрелости. Женитьба на двоюродных и троюродных братьях и сёстрах не поощрялась Церковью, хотя разрешение на брак с троюродными можно было получить у епископов земель. Поэтому выгодную партию искали вне замка, на стороне.

– Теперь понятно, почему о браке и любви столько писали классики: всё портили господствующие имущественные отношения, а они были не устранимыми.

– Конечно. Женщины без перспектив на замужество предпочитали терять свой титул, но не сидеть на попечении у родных, и основать семью с юристами, купцами, врачами, протестантскими священниками, госслужащими и даже с управляющими имений. Если умирал муж, вдове был нужен опекун – сюзерен, дядя или родственник мужа, потому что она не могла получить замок в наследство, а его надо было защищать. Право наследования могло поменяться, если владелец замка имел двух сыновей от умершей жены, и во втором браке тоже родился мальчик, но получить замок в наследство женщина не могла.

– На какие средства она жила после смерти мужа?

– В брачном договоре оговаривалась такая ситуация, чтобы обеспечить финансовое и социальное положение жены и не дать родственникам мужа выставить её за порог ни с чем. Договор обычно хранился в сундуке молодожёнов и составлялся юристом в присутствии священника и родителей.

– Прекрасно. Полная финансовая и социальная защищённость от живого супруга и от родственников мёртвого. Добро должно быть с кулаками, а любовь – с кошельком. А сейчас в Германии в ходу понятие «приданое невесты»?

– Есть, по-немецки, Mitgift.

– Оно обязательно?

– Нет. Когда любят, могут взять без приданого, – рассмеялась Хельга. – А у вас?

– У нас тоже берут даром, хотя иногда даром и возвращают. А бывает, когда родители помогают молодой семье, случаются ссоры между молодожёнами из-за того, чей родитель лучше помог, но родители не вечны, и ссоры утихают сами собой.

– И у нас так же, это же зависит не от юристов, а от самих людей. Но в те времена, о которых мы говорим, размер приданого определялся заранее.

– Где?

– В том же брачном договоре, составленном юристом, прообразе брачного контракта. В нём указывалось буквально всё: обязательства родить наследника, – если родилась девочка, могли развестись, обязательства по вопросу имущества, лояльности, веры и так далее. Родители невесты указывали размер приданого, а родители жениха – дома, деревни, земли, ценности, потому что браки заключались по расчёту.

– Мне не нравятся брачные контракты и свадебные флеш-мобы, от них воняет американщиной. Всегда в основе брака лежал расчёт?

– Как повезёт. Мужчины, естественно, брали жену со стороны – им равную, иногда выше, или по любви, а любовь – понятие обоюдоострое.

– Насколько я знаю русский быт XIX века, по принципу «стерпится-слюбится» за редким исключением жили все, а крепостных скрещивали, как собак. Все счастливые семьи счастливы одинаково, как писал наш Толстой, поэтому читать про это скучно. Нам подавай чтиво про несчастную любовь, где пары мучают друг друга по-разному. Может быть, мы читаем про неё для самоутешения?

– Не знаю. А реинкарнация отвечает на этот вопрос?

– Она, безусловно, отвечает, а я нет. Счастливые супруги – родственные души, которые знали друг друга много веков, любят друг друга одинаково на Небе и на земле и воплотились, чтобы совместно выполнять задачу, очерёдность которой отрицают толоконные лбы.

– А несчастливые?

– Я не знаю, Хельга. Иногда смертному в течение жизни дают таких невыносимых половин, что лучше совсем не думать о женитьбе, но природа человека и неисповедимость миссии, с которой он приходит на Землю, побуждают его принимать именно такой союз. Ясно, что это как-то связано с балансировкой кармы и с задачей, которую мы взялись в очередной раз решать, поэтому счастливый брак остаётся редкостью. Помнишь, я как-то говорил, что встречи на земле длятся столько, сколько нужно для выполнения «плана души»? Далеко не всем удаётся быть счастливыми вместе и умереть в один день, но, чтобы разобраться в этих проблемах, нам придётся отвергнуть аксиому однократного земного существования души и открытыми глазами постигать истину. Церковники лишены возможности посвятить нас в теорию родственных душ, потому что она противоречит загробной вечности и изобличает в основательной лжи. И ещё я знаю, что нам до воплощения известно, встретим ли мы на земле ту любовь, которую все ищут на земле, или только продолжим учиться любить других, страдать от других или от одиночества.

– Я никогда в жизни не слышала таких слов…

– Это так, первые подвернувшиеся мысли, не бери в голову. В действительности, вечной духовной связи наших половинок посвящено много серьёзных книг. Ты ещё не замёрзла?

– Нет.

– Тогда дойдём до Унтерторштрассе, повернём на Борнштрассе и вернёмся в отель. Кстати, я забыл спросить про самое интересное. Какое приданое давали в те далёкие времена?

– Для перевозки и хранения приданого использовались так называемые «свадебные сундуки». Во времена Густава-Справедливого ещё не было шкафов, секретеров и бюро, – они стали появляться в конце XVI века, а вот Эльза пользовалась этой мебелью и сундуками.

– И сколько сундуков с невестой могли отправить в дом жениха?

– Если приданое составляли деньги и пряности Востока, которые ценились очень высоко, два-три сундука могли увезти на одной повозке, в других случаях, повозок могло быть несколько. С XIII века в Священной Римской империи германской нации были в ходу различные монеты, стоимость которых постоянно менялась. Сумма зависела от договорённости, потому что в приданое могло входить всё, что угодно. Самыми распространёнными были флорины, дукаты, золотые гульдены, шиллинги, талеры, пфеннинги, динары, гроши. Когда я готовилась к экзамену, хотела сразить преподавателя, и заучивала: 1 грош – 12 пфеннингов, 12 пфеннингов – 3 виттена, а экзаменатор пошутил, что я не разобралась в инфляции.

Ещё бы, не пошутить с такой студенточкой.

– И что выставил тебе на экзамене этот старый хрыч? А чего ты смеёшься?

– Высший балл выставил. Ты назвал Гельмута Рунка хрычом!

– Да, пожалуй, экзамен на хрыча он не сдаст. Хочешь, угадаю? Размер приданого зависел от социального статуса невесты и семьи, в которую она входила. Если семья была выше по социальному положению, приданое должно быть намного больше. Правильно?

– Да, если не было исключительных обстоятельств, например, особых отношений между родителями пары. Если социальное положение жениха было ниже, чем у невесты, приданое могло быть довольно скромным.

– По-моему, это плохо сочетается с христианскими ценностями.

– А почему мы не можем рассматривать христианские ценности в качестве ориентира, к которому направлено совершенствование имущественных отношений между мужем и женой?

– Потому что подмена закона сохранения и изменения персональной духовной энергии инкарнаций двучленом веры в однократность земной и бесконечность загробной жизни зажала общество в тисках религиозно-светской власти и лишила его прежнего нравственного ориентира. Явление клерикализма порождено результатом фальсификации христианского верообразующего закона. Первозданный Закон Христа требовал одного, светский закон – другого, но, когда первозданный закон извратили, светская и религиозная власть соединилась, и образовался клерикализм.

– Ну, и что? Я не совсем поняла.

– Имущественные отношения между людьми составляют такие же незыблемые государственные основы тогдашней жизни, как существование рабства и отношений между рабом и господином. То есть всё это продолжает существовать, а прежнего христианского ориентира уже нет, он спрятан. Аксиома одноразовой жизни толоконных лбов утвердила статусность отношений и одновременно сняла кармическую ответственность за нехристианское поведение. О каких христианских ценностях в качестве нравственных ориентиров можно говорить, если к родителям жениха и невесты приходит крючкотвор-юрист, вписывает в брачный договор всё до последней деревеньки с невольниками, а толоконный лоб в качестве свидетеля, представителя Всевышнего, заверяет список барахла своей подписью? Этот «ориентир» прямо вытекает из аксиомы однократной телесной жизни души, которую вдул в уши епископам на их первом же сходняке никем не замеченный Сатана. Какой раб Божий начнёт жить по совести, если его принуждают жить так, как наместник Господа велит жить всем?

– Поняла.

– Если бы поняла сразу, не назвала ориентиром поповское фуфло. Сказать, где ты допустила ошибку? Ориентиром смертного, согласно Закону, оболганному Церковью, является конечное состояние Духа, завершившего цикл воплощений, если коротко, – вознесённая святость. Лукавство и лицемерие того священника, который сетовал, что люди не берут пример со святых, заключаются в том, что он не может и не хочет назвать этот ориентир, – за это изгоняют из Церкви. Церковники подменили данный ориентир несуществующей загробной фикцией, чтобы имущественные отношения, о которых ты сказала, а также существование рабства, эксплуатации, а позднее Инквизиции, не вступали в противоречия с кармической ответственностью души, христианскими ценностями, заповедями и проповедями, которые утратили первоначальное значение. Согласись, надо посидеть с карандашиком над заповедью «не убий», чтобы веками собирать Божьих рабов вокруг еретика, объятого пламенем инквизиции.

– Неужели, паства не замечала противоречий?

– Ну как, например, крепостная зависимость и эксплуатация потомственных невольников могла противоречить поповским ценностям, если это было способом организации паразитического образа жизни, который отцы Церкви вывели за рамки кармической ответственности цикла рождений и смертей? «Крепостным имуществом» распоряжались и частные лица, и государство, паразитирующие под поповские проповеди о христианских ценностях, но закон-то о кармической ответственности был скрыт. Плясать надо от печки – от извращённого двучлена веры попа, а он был готов защищать своё корпоративное фуфло с отчаянием обречённого. Пора бы задуматься, что понимать под «отходом от Бога», и почему битое тысячелетие народ держали за тупую скотину и не считали его главной ценностью.

– Я, правда, поняла, не сердись. Просто не подумала. Нравственным ориентиром служит кармический закон цикла рождений и смертей. Он отрицает значение земного статуса человека и возлагает на него ответственность перед законом, а не Церковью.

– С формальной точки зрения, аналогичную методологическую подмену ориентиров допускают все «одноразовые» христиане, отрицающие фальсификацию Учения Христа. Это только логика, однако, значение нравственной эволюции Духа находится за пределами понимания обществом и сегодня. Поповская аксиома одноразовой телесной жизни души обусловила категорию статуса, а статусно-элитное меньшинство наполнило его конкретным содержанием и определило вектор развития общества на столетия вперёд.

– В те времена это подтверждалось тем, что приданое переходило в собственность мужа и определяло положение женщины в новом фамильном окружение.

– Да, было не до любви, надо было прославлять Господа.

– Приданое играло ещё одну роль, – выставление напоказ социального статуса семьи невесты. Если приданое выдавалось не в полном объёме, предусмотренном брачным договором, невесту могли с позором вернуть в семью её отца.

– Личные вещи в приданое не входили?

– Нет, конечно. Кому нужны шпильки? У дворян приданое выдавалось деньгами, но чаще – поместьями с крепостными, земельными наделами, домашними животными и различными товарами.

– И поп, как член клерикальной мафии, ставил закорючку на договоре, как при получении церковной доли имущества казнённого Инквизицией или процентов от наследства, что и требовалось доказать. А что относилось к товарам?

– Редкие ткани, одежда, предметы обихода, постельные принадлежности. Богатые семьи могли позволить себе ювелирные изделия с драгоценными камнями, предметы искусства, книги, а также столовое серебро, посуду, кубки из драгоценных металлов и цинка. Ты же видел убранство замка. В приданое входили ковры, картины на ткани и мебель. На рубеже XV-XVI веков ценились стекло и зеркала из Венеции. Нет ничего такого, чего бы не хотели иметь современные молодожёны.

– Есть две вещи, которые меняются мало. Структура потребления тела и порочных запросов души. Поэтому я и говорил, что Мировая Закулиса всегда была заинтересована в «одноразовом» церковном фуфле.

– Почему?

– За порочным двучленом веры скрывается загробная тайна смысла земной жизни, сегодня открыт путь антихристианским либеральным ценностям, и это только начало. В данном случае, теория ненасытного потребления позволяет выводить финансы из мировой экономики, плодить нищету в мировом масштабе и обеспечивать духовную деградацию завышением потребностей тел. Мы настолько к этому привыкли, что не замечаем оголтелость рекламы и её антихристианский подтекст. Прогрессирующее расслоение населения земного шара – это и есть показатель вмешательства в реинкарнационные потоки землян.

– Алекс, мы с тобой втайне от всех забрались на колокольню закона эволюции инкарнаций и посмотрели на историю свысока.

– Не слишком ли громко сказано, моя госпожа?

– Нисколько. Это было замечательно. Не представляю, что в Университете кто-то мог прочесть такую лекцию.

– А вот и наш переулок. Зайдём к тебе?

Хельга поставила мне укол и перевязала руку. Она сказала, что рана не воспалилась, но с её заживлением будет понятно через день или два, и напомнила мне, чтобы я зашёл к ней утром и сделал укол днём.

– Ты даже не представляешь, как я устал, не сегодня, а вообще. Давай в ближайшие дни просто гулять по городу, а утром и вечером ты будешь меня лечить.

Мы обнялись с ней, не желая расставаться до утра.

– Ты просто перенервничал и устал, это пройдёт.

– Да, но тебе сегодня надо пораньше лечь спать. Сейчас половина десятого – как раз.

– Алекс, не отчаивайся, мы найдём следы Валькирии. Только нас предупредили, что в ближайшие дни опять привлекут для организации прохода туристов. Может быть, и Рунку удастся что-нибудь отыскать.

– Да, конечно. До утра?

Я вышел из номера Хельги, чувствуя себя опустошённым и подавленным. Нет, я больше ничего не смогу здесь раскопать, – подумал я, поднимаясь на свой этаж. – Если через 2-3 дня рука станет заживать, мне придётся прощаться с Хельгой навсегда, а этого не хотели ни она, ни я.

В номере я сел на кровать, чтобы собраться с мыслями и заставить себя умыться. Могла ли Хельга рассчитывать на моё предложение? Могла и, возможно, ждала его. Мы поладили бы с ней без всяких контрактов и приданого. Она бы закончила в следующем году Университет, приехала ко мне, и мы бы сыграли свадьбу осенью. О такой девчонке можно только мечтать...

В кармане затренькал сотовый телефон, я выхватил его, едва не сбросив вызов.

– Ну, здравствуйте, Александр, – это был бодрый, как всегда, голос Мишу.

– Здравствуйте, – в тон отозвался я.

– Как ваши дела?

– Да что со мной будет? Как там без меня поживает Шато-конти?

– Мы с Констанцией вспоминаем вас и ваш молодецкий задор. По-моему, вы уже заскучали по дому, не так ли?

– Продолжаю скучать, это моё нормальное состояние.

– У меня есть знакомый редактор одной немецкой газеты. Он позвонил мне, потому что знал фамилии людей Кулешова. Они погибли в аварии, но, думаю, охотились за вами. У них нашли оружие. Вы в курсе?

– Нашли оружие?  Нет. Где это случилось?

– От замка Эльзы далековато, я смотрел карту.

– А я как раз здесь, в часе ходьбы от него.

– Мы в этом не сомневались. Констанция о вас волновалась, думаю, вы понимаете, почему.

– Да, но выходит, что месье Кулешов растерял всю свою шантрапу.

– Выходит, что так. Берегите себя. Надеемся увидеть вас в будущем году, и не одного, а пока ждите от нас хороших вестей. Знаете, в чём тут проблема?

– Знаю. В оценке приданого Эльзы.

– Вот-вот. Лувр смотрится бедно. Как вам замок?

– Стоит как скала. Это самое интересное сооружение, какое мне довелось повидать.

Мы попрощались.

До крайней даты моего отъезда из Мюнстермайфелда оставалось больше недели, но меньше десяти дней. А что я должен был ответить Мишу? Что герр Борунофф продырявил мне руку за то, что я продырявил его колесо? Послать бы подальше весь этот прошлогодний снег, взять Хельгу за руку, да отвести в ЗАГС, без разницы, в какой, берлинский или московский. Прабабушка, ну, скажи мне, пожалуйста, всё ли я отыскал в чужих краях или ещё нет...

* * *

- Родители часто передают детям физическое сходство. Передают ли они также сходство моральное?

«Нет, потому что они имеют души или Духи различные. Тело происходит от тела, но Дух не происходит от Духа. Между членами одного рода существует только кровное родство».

- Откуда же происходят моральные сходства, существующие иногда между родителями и детьми?

«Это Духи, симпатизирующие друг другу и привлечённые сходствам склонностей».

- Почему у добрых и добродетельных родителей рождаются иногда дети с дурными склонностями? Или, говоря иначе, почему хорошие качества родителей не всегда привлекают доброго Духа для одушевления их дитяти?

«Злой Дух может просить себе добрых родителей - в надежде, что советы их направят его на лучший путь, и часто Бог вверяет его им».

- Откуда происходит сходство характеров между двумя братьями, в особенности у близнецов?

«Это Духи, симпатизирующие друг другу, которые сближаются вследствие сходства своих чувств и которые счастливы тем, что могут быть вместе».



Книга Духов

* * *

Хельга предупредила меня, что вечером следующего дня вернётся с работы позже обычного, и обещала зайти сама. Часы показывали около восьми вечера, когда в дверь кто-то постучал.

– Алекс, это я.

– Бегу-у, – я обулся и открыл дверь. – Привет.

– Здравствуй. У меня Гельмут Рунк, он что-то раскопал и просил позвать тебя.

– Идём. Как прошёл день?

– Как обычно. А потом нас собрал Рунк и провёл обсуждение промежуточных итогов практики. Я скучала по тебе, – тихо добавила она.

– Я тоже. Погуляем в другой раз.

Рунк сидел в кресле прямее швабры, положив руки на колени.

– Здравствуйте, коллега. Располагайтесь поудобнее. Расскажу, что смог узнать. К моему сожалению, записи легенды о Густаве и Флоре в архивах замка нет. Историки музея рассказывали мне, что двое влюблённых бросились в Эльзенбах в объятиях друг друга, но выяснить подробности драмы я не смог. Хотя указаний на легенду найти не удалось, я открыл тайну их гибели.

– Неужели? – произнесли мы в один голос с Хельгой.

– Я начал проверять данные о погибших в один день и год Густава фон Берлица и его жены Флоры, чьи имена были известны. Затем я изучил их окружение и вышел на некого Карла Коддля, виновного в их гибели. Среди множества различных документов, которые находились в моём распоряжении, отыскались свидетельства людей, бывших не только их современниками, но и участниками тех событий.

– Кого вы имеете в виду? – спросил я.

– Прежде всего, оруженосца Густава фон Берлица Тидо Фогеля, помощника Коддля Филиппа Нойгаута, а также служанки Анхен Берг и ряд других свидетелей. Эти данные прямо указывали на организацию тайного братства и обладание им сокровищами, которые так и не удалось найти. Можно полагать, что заговор в роду Эльзенов и послужил основанием убийства двух любящих друг друга людей. Удалось выяснить только дату их смерти – 16 июня 1536 года, правда, сведений о самом Густаве, его предках и потомках оказалось предостаточно. Он был обручён с Флорой Раден в год своего совершеннолетия, когда был посвящён в рыцари, и одно можно утверждать точно: существует три вида родства – по крови, по свойству, – например, браку, и близкой духовной связи. У этой пары было настоящее духовное родство, и не трудно предположить, что у некоторых окружающих столь редкое явление вызывало зависть и ненависть. То, что я читал между строк, входило в противоречие с такими понятиями, как «средневековые нравы» и «дальняя родственная связь». По средневековым меркам, их нельзя считать молодыми, по современным, – два любящих сердца погибли в расцвете лет, причём, как я понял, трагически. Не кажется ли вам, друзья мои, что это и есть легенда?

– А чем вы смогли подтвердить точное время их смерти? – не выдержал я.

– На него указывали записи церковной книги, и не только они. В одном из гроссбухов я обнаружил даже запись о деньгах за погребение.

– Где их похоронили? – опять спросил я.

– Это не отмечено. Членов семьи обычно хоронили недалеко от замка, но старое кладбище той поры вряд ли сохранилось.

– Гельмут, вы – гений.

– Не преувеличивайте, уважаемый коллега, – будь так, я немедленно сообщил бы Клаусу фон Берлицу о местонахождении сундуков с золотом, посоветовал запастись шанцевым инструментом и нанять надёжных помощников. А я всего лишь предположил, что последним известным обладателем несметных богатств через три столетия после тех событий был Отто фон Брутвельдт.

– Как? – удивилась Хельга, – нам с Алексом тоже знакомо это имя. Он муж Агнес Берлиц, отец Эльзы и Валькирии и стал известен в связи со свадьбой старшей дочери.

– Значит, пока вы знаете не всё. Работа заняла немало времени, но результат того стоил. И знаете, почему? Общая картина сложилась из несвязанных друг с другом источников, которые составлялись в разных местах и разных столетиях. Начну с того, что в 1820 году отпрыск беднеющего дворянского рода Отто Брутвельдт заключает выгодный брак с представительницей германского княжеского дома Агнес фон Берлиц, капризной, избалованной особой из замка Эльзы. В 1822 году от этого брака появляется Эльза, в 1824-ом – Валькирия.

– Гельмут, вы смогли проследить их будущее?

– Фройляйн Хельга, вы нарушаете логику изложения материала, подлежащего усвоению.

– Извините.

– Мы все историки, и хорошо понимаем, что исторические факты могут соединяться друг с другом самым причудливым образом. Я не мог связать их воедино, пока не понял, что точкой отсчёта событий является 1841 год – год отъезда Эльзы из замка во Францию в связи с предстоящей свадьбой, где следы богатства теряются окончательно.

– Но Гельмут, вы же не могли найти этому прямые доказательства, – усомнилась Хельга.

– Об отсутствии прямых доказательств позаботился Отто Брутвельдт, который провёл всех, но не смог избавиться от косвенных. Если бы за убийство наказывали только тех отравителей, которых хватали за руку, подсыпающую яд в бокал жертвы, в Средневековье умирало бы больше от ядов, чем от мечей и стрел. Думаю, Отто давно намеревался выдать дочерей замуж, избавиться от родовитой истеричной супруги и начать жизнь в другом месте, но был лишён возможности воспользоваться богатством тайного ордена. К тому же, не исключено, кто-то из членов ордена оставил своих потомков, которые знали, что искать.

– Любопытно. Как вы думаете, Отто знал историю происхождения сокровищ тайного ордена Карла Коддля? Я считал, что всё давным-давно было забыто.

– Знал. Люди вообще знают, кому принадлежит то, что они прячут, а кот – чьё мясо ест по ночам. Он получил ключ к богатству от своего отца Хуго, предком которого был Якоб Брутвельдт, муж Федерики, дочери Коддля. Мне пришлось серьёзно покопаться в иллюминатах, масонах и розенкрейцерах, прежде чем вывернуть наизнанку подноготную их родословной.

– Извините меня, Гельмут, разрешите мне задать всего один предварительный вопрос. Я был в замке и пришёл к выводу, что там не было возможности скрытно погрузить сундуки с краденым на глазах провожающих невесту.

– Брутвельдт всё продумал. Известно, что Эльзу, её служанку Анну сопровождал во Францию вооружённый отряд из двадцати человек и несколько повозок. Секретный груз состоял из сундуков, уложенных под видом подарков и приданого, которые погрузили на гужевой транспорт в условном месте. Люди Отто были проинструктированы, в чьи руки их передать, что и было сделано.

– Откуда вы знаете?

– Это уже второй предварительный вопрос, уважаемый коллега. А теперь ещё немного наберитесь терпения, мне необходимо сделать некоторое отступление. В те времена, – напомню, что была первая половина XIX века, – на правах приживалки в замке жила некая Магда Ридель со своим внебрачным сыном Губертом. Мы можем предположить, что она находилась под покровительством одного из членов древнего рода, вступившего с ней во внебрачную связь. В молодости она была красавицей, однако спустя многие годы превратилась в отвратительную полусумасшедшую старуху, пережила всех и умерла в преклонных летах в один год с Aгнес Берлиц-Брутвельдт.  Магду подозревали в колдовстве, поскольку она и являлась сущей ведьмой, но многие прибегали к её оккультным услугам, щедро оплачивали её помощь и смотрели на неё с опаской. Явление обычное, иметь в замке свою часовню и ведьму трудно запретить. Наступили новые времена; победное шествие Наполеона, крушение монархий и другое отношение к Церкви изменили консервативное лицо прежней Европы. Не могу утверждать, пользовались ли помощью Магды далёкие потомки выживших членов тайного братства, считающие себя законными наследниками награбленных сокровищ, или эта ведьма невзлюбила Отто и его семью по иным соображениям, но работая с историками замка, где наша Хельга проходит практику, я разыскал один документ – письменное донесение хофмастера господина Именхаузена главе семейства. Хельга, объясни, пожалуйста, нашему коллеге, что означала в замке его должность.

– Мажордом, ответственный за церемонии и за организацию торжеств, распорядитель.

– Спасибо. В донесении кратко описывался инцидент, случившийся примерно за месяц до отъезда Эльзы. Всё произошло у входа в зал, где семейство Эльзенов отмечало какое-то празднество. К Отто Брутвельдту, который стоял в коридоре и о чём-то беседовал с гостями, подошла Магда и стала его оскорблять, крича, что он присвоил себе какие-то сундуки, которые не принадлежат ему по праву, что он скоро за это поплатится и уйдёт на тот свет, если не избавится от того, чего не заслужил. Магду по указанию распорядителя вывели слуги, отобрали у неё клюку, но осадок остался, и, как знать, до чьих ушей долетели полоумные крики ведьмы.

– Строго говоря, приведённое вами доказательство, Гельмут, больше относится к прямому, чем к косвенному. Что у нас считается обстоятельством, подлежащим установлению в случае с Отто?  – спросил я.

– Наличие у него сундуков с драгоценностями на момент свадьбы дочери. Да, вы правы, но позвольте продолжить. Теперь речь пойдёт о том, что произошло после отъезда Эльзы. Как упомянул в хрониках летописец семьи Эльзен-Берлиц Йорген Вайс, только один человек из сопровождавших Эльзу Брутвельдт, – Рой Шлаттен, весь израненный и обессиленный, добрался до замка. Он рассказал, что на обратном пути из местечка Шато-конти отряд попал в засаду и был весь перебит. Тот же Йорген Вайс осенью 1841 года оставил ещё одну запись. Умерший от ран Шлаттен перед смертью просил передать лично герр Брутвельдту слова о том, что «подарки доставлены в сохранности и укрыты в надёжном месте».

– Красноречиво. Представляется, доставление в сохранности ящиков и коробок оказалось важнее, чем невесты.

– Согласен с вами, Алекс, – ответил Гельмут. – Особенно, если учесть, что вскоре после отъезда дочери Брутвельдт пропал при загадочных обстоятельствах.

– Что значит, пропал? – уточнила Хельга.

– Его нашли через несколько дней в окрестностях замка на берегу Эльзенбаха с проломленной головой.

– Ну, не Магда же проломила ему голову, – неуверенно произнесла Хельга.

– У ведьмы своё амплуа. Хотите дослушать историю с Магдой?

– Да.

– Да.

– Архив замка включает множество документов личного характера, и среди них я разыскал дневник, «книгу дня» Валькирии. Через считанные дни после исчезновения отца Валькирия решила навестить каморку Магды Ридель, чтобы та подсказала, что могло приключиться с её отцом. Искать пропавших людей и вещи той приходилось не впервые, но посещение завершилось быстро и неприятно. Когда Валькирия сказала, что у неё пропал отец, и она хотела бы знать причину исчезновения, Магда заорала: «Да, он сгинул навсегда из-за своих проклятых сундуков, и отныне ни ему, ни вам уже не нужно столько золота. А-а, тебе нужен его труп? Так подождите совсем немного, – вы с матерью его получите, только он будет дурно пахнуть», и, зловеще хохоча, – ввела девушку в полный ужас.

– Это имело последствия? – спросил я.

– Не знаю, рассказала ли она матери про посещение ведьмы, но запись в дневнике Валькирии я прочёл с содроганием. Тело Брутвельдта вскоре нашли и предали земле. Могу представить, что чувствовали Валькирия и Агнес, охваченные глубочайшей скорбью дочь и вдова. Убийство так и осталось нераскрытым.

– Блестящая работа, Гельмут. Снимаю свою видавшую виды шляпу. Хотелось бы понять, каким образом такие огромные богатства смогли пережить три столетия и попасть к зятю-приёмышу Отто Брутвельдту.

– Тут мы вынуждены вторгаться в область предположений, даже опираясь на факты, а факты таковы, что род Брутвельдтов владел тайной сокровищ всегда. Правда, он не сидел на них, а имел карту тайника, где они были надёжно спрятаны. После обнаружения трупа Отто в его бумагах было найдено письмо его отца Хуго, датированное октябрём 1829 года незадолго до его смерти, – там говорилось о необходимости проявлять осмотрительность и о карте, и я, наконец, понял, о чём шла речь.

– Но это не объясняет, как карта попала к самому Хуго, – возразил я.

– Алекс, вспомните, кто был повинен в смерти Густава.

– Карл Коддль.

– А кто был женой Густава?

– Флора Раден.

— Совершенно верно. Карл Коддль был приёмным сыном феттера её отца — князя Вольфганга фон Радена. Карл унаследовал титул князя от своего умершего отца Бруно, и, пользуясь родством Раденов с родом Эльзена-Берлица, втёрся в замок Эльзы. Как говорят в Германии, тухлое яйцо портит всю кашу. Эта паршивая овца, Коддль, испортил всё стадо. Я не успел изучить его планы, но он виновен в смерти князя Радена, его дочери Флоры, Густава и многих других людей. По всей видимости, в силу каких-то обстоятельств на тот момент, тайной места, где находились богатства заговорщиков, обладал один он. Я полагаю, что до своей внезапной смерти Коддль составил карту тайника, но не посвятил в это ближайших помощников. Когда подросли его дети Федерика и Пауль, секрет мог оказаться в их руках, однако ответить, почему этот секрет остался в забвении на три столетия, боюсь, не сможет никто.

– И не надо. У каждой семьи свои скелеты в шкафу, – ответил я. – Полтора десятка человек на сундук мертвеца. Теперь, благодаря вашему исследованию, мы знаем всё.

– Не совсем. Как сложилась судьба Эльзы во Франции, неизвестно, но, похоже, над родом Брутвельдтов тяготело проклятье, и он прекратил своё существование. Агнес Брутвельдт заболела тяжёлой душевной болезнью на почве трагедии с её близкими – насильственной смерти мужа, разлуки с Эльзой, навсегда покинувшей отчий дом, и несложившейся судьбы Валькирии. Младшая дочь вскоре вышла замуж за обеспеченного, но азартного прожигателя жизни, значительно старше её, который скоро вконец промотался и пустил пулю в висок, – об этом писали газеты того времени. Вскоре Валькирия отдала своё сердце обаятельному жизнелюбу, который оказался исполнителем смертных приговоров, и была вынуждена бежать от него без оглядки, однако в дом предков не вернулась и даже не оставила нам год ухода из жизни. Агнес умерла в 1863 году в инвалидной коляске у дверей «Дома Берлицер», куда сиделка вывела её подышать весенней свежестью. На память о ней остался перстень стоимостью в целое состояние, который экспонируется на выставке драгоценностей в «Доме Платтэльзен». По преданию, данное украшение принадлежало Клариссе Бельдербуш-Раден, – матери Флоры, ещё в XV веке, но это совсем другая история. Княжеский род Раденов был связан с родом Эльзена-Берлица тесными отношениями, и верная супруга Густава фон Эльзена-Берлица Флора, разделившая участь своего любимого, была из него. Из этого вытекает небольшой нюанс – в час гибели Флоры её перстень остался там, откуда она ушла навсегда. Кстати, знаете ли вы, что у Густава было прозвище «Справедливый», а у Тидо – «Ловкий»?

– Да, хотя я тоже пыталась отыскать легенду о Густаве и Флоре, и ничего не нашла.

– Знаете, о чём я сейчас подумал? – вмешался я. – О том, что люди искали справедливость во все времена, и борьба за неё требовала определённой ловкости. У этого широко известного аверса имеется неприметной реверс: монаху-отшельнику, посвятившему себя Богу и келье, чужды мирские проблемы справедливости, ловкости и борьбы. По своей звукоизоляции стены кельи и храма одинаковы, поэтому пора объяснить, почему миллиардам людей не нашлось места в келье, и прекратить нести многовековую чушь.

– Чушь? Что вы имеете в виду?

– Шайсе, – так будет понятнее. Порочный церковный догмат уравнивает нас исключительно в однократности отпущенной нам земной жизни души и игнорирует разницу в степени духовного продвижения, что, как ни парадоксально это звучит, скрывает подлинное равенство между разумными существами. Процесс духовной эволюции души растягивается на тысячи лет и протекает исключительно посредством перевоплощений. На Земле человек может быть всесильным, а, лишившись тела, занимает в небесной иерархии последнее место. Келейный монах, как правило, уже достиг более высокого или высочайшего духовного продвижения, его душа стремится к единению с Господом именно таким способом. Он ходил по нашей грешной планете не один, – множество раз, однако святые отцы продолжают настаивать, что наше вечное «я» живёт на земле всего один раз. Между тем, преобладание на Земле низкоразвитых душ делает жизнь невыносимой.

– Очень интересно. Никогда не думал, что Церковь скрывает от нас источники исторических потрясений.

– Всё верно. К историческим потрясениям приводит незрелость душ, а духовная зрелость достигается в ходе перевоплощений. Человек склонен делать из своего однократного телесного «я» неограниченное количество ложных выводов.

— Алекс очень много мне об этом рассказывал, — вставила Хельга. — Извините, что я говорю это своему старшему коллеге, но вы должны посмотреть на нашу историю в свете того, что Алекс сказал.

– Ну, хорошо, а как быть с остальными, которые не нашли покой в уединении?

– Для начала следует перестать вводить их в заблуждение, делая из Верховного Господа дурака, озабоченного накоплением душ в Своих обителях, перестать утверждать, что святые обрели святость в срок единственной биологической жизни своего тела, и просто объяснить всё, как есть. А если построить семь миллиардов келий и рассадить в них человечество, никто не сможет в них жить. Люди покинут кельи и опять будут вести борьбу за место под солнцем, отстаивать свою правду и справедливость. Борьба людей объясняется различием их духовных ценностей, духовные ценности образуют содержание души, а решение проблемы духовных ценностей спотыкается о лживый церковный догмат. Посмотрите на духовные ценности Америки: она готова сожрать весь земной шар, и послушайте хвалу американской свободе и демократии. Пока «дьяки курят ладан», надо начать с себя и разобраться, чем отличается «одноразовая» элита, подмявшая под себя большинство, от «реинкарнирующей». Закон объективен и независим от сознания атеистов, прихожан и церковников. Спросите себя, чьи интересы выше, – корпоративно-церковные или земной популяции? Церковь веками призывала к милосердию, а сама прятала загробную тайну смысла земной жизни, оправдывала богоугодность эксплуатации черни элитой и занималась чёрт знает чем. Наша Революция, Гельмут, имела целью свержение эксплуатации и «клерикальной мафии», а ваша ГДР – закономерный антипод тому, чего веками мутили попы.

– Чего мутили веками?

– Христос принёс закон, представления о котором следовало развивать. Уже через три столетия церковная верхушка его извратила, заменила в нём главный верообразующий постулат и начала размахивать самодельным жупелом – вечным адским огнём. Кармическая ответственность за будущее телесное существование поколений спрятана от правящих классов и низших слоёв общества, поскольку толоконные лбы выдумали для каждого дорогу в один конец. Если исходить из того, что каждый в состоянии обрести райскую вечность за одну жизнь, зачем проводить её в келье, отрешившись от судеб миллиардов людей? В конце концов, мракобесие церковников обернулось отделением их от государства, которое назвали одной из завоёванных цивилизацией свобод. Это что, шаг в постижении истины? По-моему, это больше смахивает на оберег от мракобесия.

– Вы считаете, это имеет значение для нас, историков?

– Если хотите, историография «одноразовых личностей» не даёт пищи для извлечения исторических уроков. Это кармические уроки, а карма существует столько, сколько бессмертная душа воплощается на грешной земле. Вот один из уроков. Чтобы уничтожить лживое учение об одноразовой телесной жизни души, материалисты были вынуждены разработать его антипод – фиктивный эквивалент: учение об одноразовой жизни бездушного тела. Куда завёл этот эксперимент, вы знаете не хуже меня.

– Логически вы, вероятно, правы. Но вы сказали об одной из тех глубоких мыслей, которые Человечество не осознаёт до конца, и потому дискутирует, должна ли справедливость пользоваться кулаками.

– Не могу не согласиться, но с одним дополнением. Там, то есть везде, где идёт вечная битва добра со злом, обе стороны пускают в ход свои кулаки и силу. Видимо, в пылу этой изнурительной битвы некогда оглянуться и заметить, что истина, скрытая Святой Церковью, всё время лежит рядом и ждёт нас. Вы же не будете отрицать, что абсолютной истины и справедливости, которые существуют в единственном числе, у Бога хватит на всех? Или вы считаете, что церковники и дальше должны проповедовать Человечеству справедливость вечности преисподней?

– Вы большой философ, Алекс. Такое мне ещё не приходило в голову, я задумаюсь над этим. Я вот что предлагаю. Старый герр Эльзен-Берлиц работает над многими документами и имеет свой архив. Я полагаю, что интересующие нас материалы о причастности членов его рода к тайному ордену Карла Коддля и о легенде находятся у него.

– Гельмут, вы хотите, чтобы он допустил нас в личный архив?

– Всё проще, Хельга. Я поговорю с его ближайшим помощником Вернером Шульцем, и, если что-нибудь на эту тему есть, попрошу поделиться информацией. Легенда о большой любви – вовсе не то, что люди скрывают друг от друга тысячи лет. Возможно, нам удастся нанести ему визит, – он встал с кресла и поправил пиджак.

– Спасибо, Гельмут, – мы пожали друг другу руки, – вы вызвали у меня большой интерес.

– Вы тоже вызвали у меня не меньший интерес, – подумать не мог, что когда-нибудь услышу такое. Я должен идти – хотел немного посидеть за компьютером, обработать материалы диссертации.

Обсуждать с Хельгой услышанное мы не стали, так как оба понимали, что Рунк нанёс последние штрихи на всю картину. На этом полотне не хватало того, что мог дать визит к хозяину замка, и тут от нас не зависело ничего.

– Не волнуйся, Рунк всё узнает, и я передам тебе.

– Конечно, Хельга. Спокойной ночи, – я слегка обнял её и поцеловал руку. – День какой-то… будто он прошёл без тебя. До завтра.

Она поцеловала меня в щёку и, нехотя, словно ожидая, что я останусь, выпустила за порог.

Я поднялся в свой номер, и ещё долго не мог уснуть. Настроение было мрачным. Приближался крайний день отъезда из Мюнстермайфельда, на душе было тоскливо и неспокойно. Мы виделись с Хельгой ежедневно, но сегодняшняя поздняя встреча и невесёлая беседа с Рунком заставили понять неизбежное: и целого мира мало, чтобы найти в нём то, что длится всегда. Меня пронзила такая боль и одиночество, что я чуть не вернулся к Хельге, но я знал, что причиню этим лишнюю боль обоим, и сдержал себя. Наверное, я очень слабая, неопытная и незрелая душа, – пригвоздил я сам себя, подумал о брате, о делах, которые меня ждали в Москве, и заснул.

* * *

- Человек во время новых существований своих может ли стать ниже, чем он был?

«Относительно общественного положения - да; а как Дух - нет.

- Душа добродетельного человека может ли в новом воплощении одушевлять тело злодея?

«Нет, потому что она не может ухудшаться».

«Духи улучшаются и не теряют приобретённого, когда постепенно возвышаются в иерархии Духов и не возвращаются в разряды ниже тех, которых они достигли. Во время различных телесных существований своих они могут иногда стоять ниже, как люди, но не как Духи. Таким образом, душа властелина может со временем одушевлять самого бедного ремесленника и наоборот, потому что общественные положения людей часто не согласуется вовсе с развитием нравственного их чувства. Ирод был царь, а Иисус - плотник».

- Сохраняет ли человек в своих новых существованиях следы нравственного характера предшествовавших существований?

«Да, это может случиться, но, улучшаясь, он и изменяется. Его общественное положение также может быть другое; если из господина он сделается невольником, то вкусы его будут совсем другие, и вам трудно будет узнать его».

- Человек сохраняет ли физические следы предшествовавших существований?

«Тело разрушается, а новое не имеет никакого отношения к старому. Но Дух отражается на теле, и хотя тело есть только материя, но оно образовывается сообразно со способностями Духа, которые придают ему известный характер, в особенности лицу его, и потому справедливо называют глаза - зеркалом души по той причине, что душа особенно отражается на лице; поэтому совершенно некрасивая наружность может нравиться, когда она есть оболочка Духа доброго, умного человеколюбивого, между тем как есть наружности очень красивые, к которым ничего не чувствуешь и даже питаешь некоторое отвращение».



Книга Духов

* * *

С той злополучной вылазки в замок прошло несколько дней. Мы с Хельгой каждый вечер ходили по городу пешком, в выходной съездили на её машине в Кобленц и даже осмотрели пару городков в окрестностях Мюнстермайфелда. Мы не могли наговориться, смеялись и рассказывали истории из своей жизни, однако, чем больше приближалась дата моего отъезда, тем больше Хельга становилась задумчивой и грустной. Невесело было и мне. Мы очень сблизились с ней, но не решались об этом заговорить. После встречи с Рунком прошло два дня, и вестей от него пока не было.

Далеко не всё зависит от нас, людей, и нельзя превращать жизнь в трагедию из-за нежелания признавать, что в этом мире, на самом деле, никто никому не обязан. Я относился к этому как к должному, чтобы не употребить туманное и редко кем осознанное выражение «по-философски». Если бы все люди относились к самодельным парадигмам церковников и классиков марксизма-ленинизма по-философски, философия уже оправдала бы призвание служить наукой о мудрости. Но мудрость проявляется в постоянной ответственности, а не в хронической лжи. Фикция загробной бесконечности нашего бытия либо небытия после смерти, отвергает наступление кармической ответственности на Земле за прошлые жизни, а императив самоконтроля телесного «я» основан на отрицаемой материалистом и попом неотвратимости отсроченного кармического возмездия. Извращение данной ответственности Церковью и Советской Властью привело к уничтожению храмов и деградации этой власти, и, значит, обе «загробных» философии завели в тупик.

Почему не желают замечать, что из обеих идеологем одноразовой жизни каждого осознающего себя «пьющим пиво» «я-тела», вытекают антагонистические представления о всеобщем благе и справедливости, которые не подводятся под единый, общепризнанный знаменатель нравственности? Знаете, как два жадных, но «честных» разбойника делили награбленные цацки? Один с позволения второго разделил их на две горки, а второй с позволения первого выбрал ту, которая казалась ему больше. С мошенниками такой фокус не прокатит, потому что оба хотят загрести всё. Толоконные лбы сознавали желаемые последствия извращения верообразующего двучлена, но просчитались с нежелательным «побочным эффектом». А Ленин понимал, что обманывает русский народ, пытаясь «отменить» Всевышнего, и остался самонадеянной букашкой. А теперь попробуйте идеализировать российскую монархию, рухнувшую от нескончаемых поисков справедливости, или достижения обанкротившегося социализма, спущенные «по справедливости» с молотка.

Многовековой сыр-бор всегда возникал из-за несправедливого распределения материальных благ между большинством и меньшинством, потому что обе идеологемы в области понятий о справедливости страдали изначальной порочностью. Порочность заключается в извращении и игнорировании Вселенского Закона справедливости, «отменённого» мошенниками. Вселенский Закон возлагает кармическую ответственность на Земле как за прошлую жизнь, так и за будущую, и другой справедливости во Вселенной нет. Зачем мошенники «отменили» Божью ответственность? Для того, чтобы установить свою ответственность за нарушение своих правил справедливости. Выведение Церковью непоругаемого закона Божьей справедливости за рамки отношений людей в эксплуататорском обществе – при рабстве, феодализме, капитализме, повлекло в 1917 году в России насильственное уничтожение социальной несправедливости, эксплуатации, Церкви и преходящее торжество материалистических идей. Отсюда вопрос: к какому ещё источнику мудрости надо припасть, чтобы не черпать её из порочных искусственных законов о вечном загробном пламени и небытии, в которых и заключена вся дьявольская суть?

Согласно двум липовым законам о жизни и смерти, философии всего две, и обе – абсолютное фуфло, из-за которого убивали миллионы людей, – вот и всё отношение к одноразовой жизни «по-философски». В 17-ом году лоб в лоб, условно говоря, столкнулись «красная» и «белая» философии, но ведь академики и в следующем столетии не додумались, что обе философии не могут обойтись без законов, на которых они основаны. А законы разбираются по винтикам, и тогда нетрудно догадаться, кто и зачем «свинтил» это философское дерьмо. Сначала уничтожили Церковь во имя социалистического гуманизма, потом уничтожили гуманный социализм, заменив его худшей моделью звериного капитализма, облагороженного возрождённой Церковью. Какое отношение варварство ХХ века имеет к учению Святой Церкви и «передовой теории» лениных-сталиных? Прямое, поскольку за отсутствие идей в голове столько не убивают. Можно ли «ради общего блага» «замочить» своих больше, чем чужих на войне? А чем отличается друг от друга вечное «ни гугу» загробного небытия и бестелесной души? Антитезы? Только на первый взгляд. А на второй – никакой разницы в бесконечном «ни гугу» нет, разве что фикция загробного небытия «отменяет» фикцию вечного адского огня за ненадобностью. Третью фикцию по объективным причинам Сатана не придумал, ибо третьего способа упрятать от людей закон нравственной эволюции инкарнаций, понятно, нет. Есть, правда, ещё один, «производный» от «гениального» ленинского материализма, – чтобы смертные высмеяли бессмертие души и заскакали на головах, но это уж как на цивилизованном Западе лукавому повезёт. Хотя, есть ещё один способ, тоже «производный»: душа в теле была, – тут всё в порядке, подкопаться не к чему, однако после его смерти она пересекает загробную черту и рассыпается вроде новогоднего конфетти по загробным просторам. А стоит ли обращать внимание на «недобросовестное» выполнение поручения от лукавого, когда бесконечный процесс духовной эволюции инкарнаций до сих пор пытаются затолкать в убогие рамки поповского закона одноразовой земной жизни души и грозят бесконечностью «высокотемпературных» мучений? Почему не дают путь очевидной истине? Потому что она мешает проповедовать свою. Обыкновенный шкурный интерес.

К чему мы вернулись после 1991 года, возродив Церковь? К публичному откровению священника о том, что люди не берут пример со святых, а он берёт. Не хотели брать пример со святых ни до, ни после 1917 года, когда начали громить десятки тысяч храмов, потому что храмы без священников и веры не нужны. Почему произошло такое варварство, выданное за беспрецедентный исторический гуманизм? Потому что церковники скрывали за своей «одноразовой» аксиомой и предназначение души, и путь, который преодолевает каждый святой. Разве хотя бы один поп после крещения Руси объяснил помещику и его крепостному, что по Замыслу Всевышнего вознесёнными святыми должны становиться все искры Божьи, которые ходили, ходят и будут ходить по земле? Нет, не объяснил, потому что это считалось и считается тяжкой ересью, и, следовательно, Всевышний для попа является наипервейшим еретиком. Каждого подучётного Божьего раба взяли за шкварник и вдолбили, что с разлучением души и тела начинаются бесконечные адские муки и прекращается моральный прогресс. Если там нет морали, здесь будет своя.

Решение заключается не в том, чтобы признать верообразующие двучлены веры в одноразовую жизнь бездушного тела и в одноразовую телесную жизнь души антитезами, а в том, чтобы признать их деструктивными эквивалентами и найти альтернативу многовековой лжи и заблуждениям. Толоконные лбы выдали за основной закон христианства фикции однократного одухотворения тела и вечного прозябания в загробном мире бессмертной души и извратили учением о вечном аде загробный смысл жизни на планете Земля. А постсоветские философы выбросили на историческую свалку основной закон смысла земной жизни советских апологетов загробного небытия, в котором так никому и не удалось побывать, и ничего не придумали взамен. Но они и не придумают, к бабке не ходи, – будут блистать перед первокурсниками эрудицией и цитировать древних мудрецов, сидя под звёздным небом вокруг костра.

Что заставляет философов блуждать в двух соснах и не даёт решить «научную задачку», условия которой лежат на поверхности? Философ – человек светский, с какого края напяливают рясу, не видавший, он не может взять да брякнуть, что основным законом светской философии, который идёт на смену закону первичности материи головного мозга, является религиозная ересь. А данной ересью является многократное, двустороннее пересечение бестелесной душой границы двух миров, образующее беспрерывные встречные реинкарнационные потоки, и другого решения для светских философов и святых отцов в Природе-матушке нет, поскольку Создатель с нами не посоветовался. После такого научного доклада не только корифеи Учёных Советов начнут валокордин по стаканам разливать, а все, какие есть, грешные святые отцы, устремлённые к святости, и свободные от вероисповедания граждане. Жили-были, не тужили, и вдруг нате вам, – «обратно взад», духовным фэйсом о земной тэйбл, – и, значит, опять плати за паровое отопление, за медицину, за образование, и хрен его знает, как новое тело обогреют, вылечат и выучат, потому как дипломы вручают не только в альма-матер, но и в метро. От церковной догмы одноразовой жизни отделались конституционной нормой, а от Вселенского Закона – шиш, даже если забиться под ветошь в отсеке инопланетного корабля. А может, правда, пора жить, как все реинкарнирующие инопланетяне? Вон, верующим в закон переселения душ славянам навязали диаметрально противоположный двучлен фиктивной веры, навсегда собрали реинкарнирующих предков духовного рода в одну загробную кучу и отпраздновали тысячелетие верообразующих корней. Или вы думаете, что славяне с радостью полезли в речку креститься, чтобы «почувствовать разницу» между вечной преисподней и перевоплощением души? Не смешите мои тапочки – слетят. Но тогда не стоит удивляться, почему потомки славян не берут пример со святых, не так, как раньше, почитают предков, и всё у нас до и после отмены Крепостного права шло наперекосяк. Прорабу Беломорканала и в страшном сне бы не приснилось, сколько костей умостили в болотах мастеровые Петра Великого, чтобы он медно гарцевал, и так на Руси было всегда. Христианство, лишённое истинного верообразующего смысла, – учения о переселении душ и кармическом воздаянии в прошлых, настоящих и будущих жизнях, явилось средством государственного управления, способом организации Божьих рабов и превращения в расходный материал. Человеческая жизнь, определяемая постулатами бездушного или однократно одухотворённого тела, стоила примерно одинаково – чуть больше, а иногда и меньше, чем ничего. Иначе бы, в беломорканалах и санкт-петербургах не усмотрели столько исторического величия, загородившего мерзкую историческую суть...

В конце концов, в течение двух месяцев мне удалось соединить в неразрывную цепь от себя до своего прошлого воплощения все поколения русских, французских и немецких предков. И пусть я не побывал у могильного камня, под которым покоились останки Густава и Флоры, и не услышал легенду об их любви и смерти, я считал свою задачу выполненной. Хельга ещё не знала точной даты моего отъезда, я наметил её, исходя из крайнего дня отправления автобуса из Дортмунда, и опоздать на занятия никак не мог. Я давно говорил ей, что уезжаю в Москву в первых числах октября, но к Марку я должен был выехать раньше, через три дня, то есть послепослезавтра.

Я провалялся в номере почти весь день и думал о том, как сложится этот, один из трёх оставшихся, вечеров. Моя рука уже начала заживать, пакет с медикаментами я перенёс в свой номер, и теперь Хельга заходила ко мне делать инъекции и перевязки. Утром она осмотрела рану и сказала, что всё обошлось без осложнений, и поехала на работу. Обычно она возвращалась в город в одно время, и я ожидал её прихода с минуты на минуту. Услышав её шаги, я поднялся с кровати и открыл дверь. Вид у неё был уставший, на плече висела сумка, в руках она держала большой пакет и коробку. Я забрал у неё всё, снял с неё плащ и туфли.

– Ну-ка, сядь. Что случилось?

– Ничего, соскучилась, – она обняла меня. – Я много о тебе думала.

– Много плохого?

– Хорошего. Алекс, сейчас мы будем пить чай. Я принесла пирожные. У меня болит голова, давай никуда не пойдём.

– Не пущу, и не проси, – я уложил её на одеяло и положил под голову подушку.

– Там пакет, достань, пожалуйста.

– Что это? – спросил я, вытаскивая из него стопку скреплённых листов, конверт средних размеров и большой фолиант.

– Это дополнительные материалы к родословной, о который мы говорили тогда в кафе, а в конверте – копия литографии Густава Берлица и его жены. В фолианте записана история родового дерева Берлицев из линии Золотого Льва. Густава и Флору найдёшь быстро, там всё идёт в хронологическом порядке. Это подлинник XVI века.

– Как подлинник? Ты хотела сказать, репринт?

– Подлинник. Я подменила его репринтным изданием из библиотеки.

– Хельга... зачем... ты же рисковала...

– Я хотела, чтобы ты подержал в руках подлинник. Утром его надо вернуть на место.

Она лежала на спине, и, видимо, у неё болела голова. Я опустился на колени перед ней, погладил её волосы и прошептал:

– Я знаю разницу. Я принесу его завтра утром.

– Я приду ставить тебе укол и заберу. Где аптечный пакет? – так же тихо ответила она. – Выложи, пожалуйста, пирожные, а я пока вымою руки и приготовлю шприц.

– Есть вести от Рунка?

– После обеда я его не видела, завтра спрошу.

Мы пили чай, пока не умяли все пирожные. Хельга ушла вначале девятого и сказала, что сразу ляжет спать. И в нашем долгом поцелуе на ночь было что-то такое, что запоминается на многие годы, а может быть, навсегда.

Первым делом я вынул из конверта снимок. Это была чёрно-белая копия старинной литографии, выполненная на плотной бумаге. На ней были изображены в профиль молодые мужчина и женщина в старинной одежде, с длинными волосами. Картинка довольно неплохо передавала правильные черты, выражение лиц и телосложение обоих, хотя не во весь рост. Имелась ещё одна особенность, которой, возможно, и добивался неизвестный художник: эти двое, стоящие в профиль, как бы незримо притягивались к друг другу, – о чём можно было судить по их взору и позе, хотя фантазировать можно до бесконечности. Я поставил копию на столик, чтобы смотреть издалека, – слишком ирреальным было моё ощущение от предмета, который я держал в руке. Такое же незнакомое чувство вызывал у меня древний фолиант с именем моего духовного предка. Я был не в состоянии осознавать, что для меня реальней: два месяца изматывающих скитаний вдали от дома ради этой минуты или отъезд через трое суток, который положит им конец, и должен был пройти испытание до конца.

Я устроился полусидя на кровати и с трепетом открыл тяжёлую книгу, от которой веяло стариной. Прежде всего, мне хотелось отыскать по хронологии то место, где были начертаны ветви рода с именами Густава и Флоры, и я их нашёл. Запись под их именами указывала на дату смерти – 16 июня 1536 года, названную мною Игорю Львовичу после вхождения в гипнотический транс. Затем я решил найти остальные имена из родословного древа, которые были известны от Хельги, и достал полуисписанный блокнот. Это занятие оказалось сложнее. У меня зарябило в глазах от написанных по-немецки имён и хронологии продолжателей рода. За графическим изображением древа следовали новые ветви-побеги с указанием титулов, имён и дат. Это был уникальный документ, подобных которому я ещё никогда не держал в руках. Когда я уяснил принцип построения родословной и нашёл все известные мне имена, отложил фолиант и пошёл умываться, чтобы вернуться к началу и до конца изучить весь род. Эта задача включала ознакомление с именами членов семьи, которые являлись предками, потомками и современниками Густава и Флоры. Эти два человека не могли восприниматься мною чужими людьми, трагически погибшими в чужой для меня стране.

Я умылся, лёг и принялся за кропотливую работу, приготовив ручку и блокнот.

В первом часу ночи меня начал одолевать сон. Вначале второго я окончил чтение и сделал последние заметки. От прочитанного меня охватило состояние чего-то тревожного, мистического. Я не мог отрешиться от мыслей о жизни и смерти, прожитых годах и земном сроке, отведённом предку моего Духа. Мы думаем, что мир крутится для нас и вокруг нас, что мы хозяева своей судьбы и планеты, но это следствие того, что постулаты однократного одухотворения тела и отсутствия в нём души равно не дают понимания места человека во Вселенной. На деле мы не отличаемся от букашек-однодневок, не способных понять ни загробного смысла телесного бытия, ни кармического источника земных страданий. Причина «неандертальского» самосознания людей на Земле заключается в хорошо организованных стараниях отцов Церкви, скрывающих суть вещей, которая при искреннем желании Церкви-матери могла быть объяснена в нескольких словах, – не менее доступно, чем закон тяготения или вытесненной воды.

Чувства, овладевшие мной сейчас, однажды были навеяны стихами прабабушки о приданом Эльзы, скрытый смысл которых разбудил моё воображение и открыл бездну таинственного. Такое же ощущение у меня когда-то вызвала поэма Эдгара По «Ворон», прочитанная в тишине полутёмной комнаты, и теперь строки этого безумного и гениального произведения, от которого люди теряли рассудок и сводили счёты с жизнью, явились ко мне без приглашения. Строчки упрямо лезли в голову, не давая переключиться, и тогда я решил проговорить их про себя, чтобы выпроводить. Читать всю поэму, выученную наизусть, я не стал, – для этого было достаточно вспомнить несколько строф.

Как-то в полночь, утомлённый, я забылся, полусонный,

Над таинственным значеньем фолианта одного;

Я дремал, и всё молчало… Что-то тихо прозвучало —

Что-то тихо застучало у порога моего.

Я подумал: «То стучится гость у входа моего —

Гость, и больше ничего».

Стихло сердце понемногу. Я направился к порогу,

Восклицая: «Вы простите, — я промедлил оттого,

Что дремал в унылой скуке — и проснулся лишь при стуке,

При неясном, лёгком звуке у порога моего» —

И широ;ко распахнул я дверь жилища моего —

Мрак, и больше ничего.

Мрак бездонный озирая, там стоял я, замирая

В ощущеньях, человеку незнакомых до того;

Но царила тьма сурово средь безмолвия ночного,

И единственное слово чуть прорезало его —

Зов: «Ленора…» — только эхо повторило мне его —

Эхо, больше ничего…

Чу! Провеяли незримо, словно крылья серафима —

Звон кадила — благовонья — шелест ног о мой ковёр:

«Это Небо за моленья шлёт мне чашу исцеленья,

Благо мира и забвенья мне даруя с этих пор!

Дай! — я выпью, и Ленору позабуду с этих пор!»

Каркнул Ворон: «Nevermore!»

От перевозбуждения заснуть сразу не удалось. Я долго ворочался, переворачивал подушку, вставал и пил воду. Сон был тревожным и неглубоким, вроде полудрёмы, и только под утро я, словно провалился, не в силах шевельнуть рукой.

Первыми звуками из внешнего мира было карканье вороны. «Почему ворона? – сквозь сон, не открывая глаз, подумал я. – Ведь она совсем не «жена ворона», другой особи, несмотря на внешнее сходство». В полусонной голове крутились обрывки строчек Эдгара По. Ленора... Лен-ора... Лена-Флора...

Тук-тук-тук – застучала клювом птичка за окном, стук-стук-стук – постучали в дверь, и через какой-то промежуток стук повторился вновь.

Тревожно билось сердце, я покрылся потом, всё ещё не размыкая глаз и не находя сил оторвать голову от подушки. Да, да... сейчас... сейчас... не уходите... простите... я сейчас...

Я с трудом разлепил веки и посмотрел на фосфорный циферблат наручных часов – было семь часов тридцать минут.

В дверь постучали в третий раз.

– Алекс, что с тобой? Это я.

Я сунул ноги в тапочки, набросил рубашку и открыл дверь, – за порогом стояла Хельга.

– Доброе утро. Ты очень долго не открывал, я стучала много раз. Я разбудила тебя?

– Могла бы вообще не уходить, – пробурчал я, обняв её. – Доброе утро. Как твоя голова?

– Прошла. Алекс, у меня Рунк. Он договорился о встрече с Клаусом Берлицем на девять часов. Ты спустишся ко мне?

– Буду через пятнадцать, нет, через десять минут. Возьми, пожалуйста, фолиант, – ответил я, засовывая его в пакет. – Секунду, закрою его газетой... вот так... держи.

– Без укола не уйду.

– Уже ложусь.

Хельга сделала укол, наложила свежий пластырь и сказала, что можно обойтись без бинтов.

– Алекс, мы тебя ждём.

– Я тебя догоню, – ответил я и поцеловал её, ещё не осознав новость, которую получил.

Хельга не успела дойти до своего номера, как я уже был одет, обут и чистил зубы. Затем я умылся ледяной водой и выскочил за дверь.

Гельмут стоял у окна, заложив руки за спину, Хельга переодевалась в ванной.

– Доброе утро, коллега.

– Здравствуйте, Гельмут. Примчался, как мог.

– Извините за ранее беспокойство, но Клаус Берлиц назначил встречу на девять ноль-ноль. Насколько мне известно, он начинает рабочий день намного раньше. Я вчера поздно дозвонился до Хельги, поэтому она не стала вас беспокоить.

– О чём вы? По сравнению с Мировой Реинкарнацией это мелочи.

– Поедем на моей машине. У нас в запасе один час и десять минут, но нам ещё нужно время дойти до стоянки. Хельга, у тебя найдётся кофе? Никто не завтракал.

– Сейчас приготовлю. У меня осталось три булочки. Апельсиновый сок будете?

– Отлично, будем. Садитесь, Алекс.

– Как вам удалось договориться о рандеву? – спросил я, усаживаясь на стул.

– Обычно хозяин не принимает посетителей музея и туристов, но вас вряд ли можно к ним отнести. Я сказал, что вы писатель из Москвы, интересуетесь легендой о его предке Густаве Берлице.

– Как мне вести себя с ним?

– Он строг, но доброжелателен. Можете говорить с ним по-английски или я буду переводить на русский. Ваше время – 20 минут, постарайтесь уложиться.

– Спасибо, Гельмут. За это время можно пересказать десятистраничный текст. Как следует обращаться к нему?

– Герр Берлиц. Хозяин не придаёт того значения титулам, какое можно в нём ожидать. Он простой человек, не любит церемоний и легкомыслия. Если поймёте не всё, что он говорит, я переведу, в общении он терпелив и снисходителен.

– Вы знаете английский?

– Да, можете говорить на нём, не волнуйтесь. К нему недавно попала интересная находка, связанная как раз с Густавом-Справедливым, это доставило ему массу удовольствия. Его помощник Вернер Шульц, назначивший время аудиенции, сказал мне, что всплыли неизвестные имена заговорщиков и новые обстоятельства истории о сокровищах тайного ордена. Нам с Хельгой будет весьма интересно послушать его рассказ. Возможно, он сам поделится открытием с вами, а если нет, напомните ему сами, ссылайтесь на меня.

Хельга поставила перед нами три чашки дымящегося кофе, стаканчики с соком, блюдце с булочками и присела на край кровати.

– Пожалуйста.

– Спасибо, Хельга, – поблагодарил её Рунк. – Скорее всего, ваш разговор будет проходить в присутствии Вернера Шульца. Он всегда сопровождает фон Берлица во время наездов в обитель предков. Нам повезло, что в эти дни они посещают замок. Кроме того, Шульц – редкий специалист в области истории, генеалогии и лингвистики, именно он изучал документы, которые оказались в руках его шефа. Полагаю, визит пройдёт успешно. И не стесняйтесь задавать вопросы, я уже сказал ему, что вы историк, а интерес специалиста не бывает праздным.

– Прекрасно, Гельмут. Нет ничего лучше, когда среди вселенского хаоса что-то разложено, как в шкафу.

Мы допили кофе и в восемь двадцать вышли из номера Хельги.

На стоянке Рунк предложил садиться в «БМВ». Хельга села сзади, я — рядом. Дорога через Виршем пролетела незаметно, мы молчали, глядя на убранные поля, но мы с Хельгой всё время держались за руку. Когда мы вышли из машины, Гельмут сказал:

– Вы идите, я догоню. Надо оставить машину на парковке.

Мы с Хельгой пошли по дороге, которая вела вниз, к тому месту, где неделю назад меня ранило.

– У тебя сейчас болит рука? – спросила она.

– Нет. Если только нечаянно задену рану.

– Наверное, нам уже можно перейти к двум инъекциям – утром и вечером. Таблетки пей до конца.

– Конечно, не беспокойся.

– Ты слышал, что сказал Рунк? В тех документах был список предателей, членов ордена.

– Да, и ещё что-то про богатство, которое не нашли. Думаю, разговор будет захватывающим.

– Мы с тобой не зря рисковали. Эти документы вызвали интерес.

– Не зря, хотя я бы предпочёл, чтобы ты никогда не пережила то, что испытали мы. Не подумай, что оправдываюсь, но я думал, что если заранее скажу тебе, что передам Клаусу Берлицу то, что найду, ты бы не поверила и могла помешать. Из-за этого я наговорил столько обидных слов.

– Из-за того, что не верил мне? Алекс... – Хельга остановилась. – У меня нет...

– Чего у тебя нет? – я тоже остановился, повернулся к ней и увидел в шагах пятнадцати Гельмута.

– Другого человека, которому я бы верила, как тебе... – она незаметно достала платок, отвернулась и приложила его к глазам, на которых навернулись слёзы. – Я не думала, что ты мне не доверяешь. Я была готова для тебя на всё и ждала, что ты всё объяснишь, а ты... мне так обидно...

– Давайте, ускорим шаг, – сказал догнавший нас Рунк. – Опаздывать неудобно. Хозяин – человек занятой, вероятно, поэтому он и назначил беседу на утро.

Я перехватил его взгляд, — он заметил, что Хельга прячет от него глаза, и, конечно, понял, что между нами что-то произошло, но не подал вида. Слова Хельги отозвались во мне болью, мне хотелось немедленно попросить прощения и утешить её, но сделать это в присутствии Гельмута я не мог.

Мы уже спустились по дороге к мосту, и нам оставалось лишь пересечь каменную арку, а затем дойти до проёма между зданиями, за которым находился внутренний двор.

Какой же ты болван! – упрекнул я себя. – На пустом месте обидел такую девушку, лучше бы промолчал. Она была готова сразу поверить тебе, что всё найденное в той комнате будет передано законному владельцу. А ты разыграл из себя какого-то дешёвого афериста Эя, начал куражиться над ней, потому что испугался, что она не позволит довести поиски до конца, не даст убедить себя в отсутствии у тебя шкурных интересов и разорвёт отношения с тобой. Она помогала, верила тебе во всём и едва не заплакала при Рунке из-за того, что ты ранил её своим недоверием. Она спасла твою шкуру дважды, ни в чём тебя не упрекала, ничего не требовала, и сейчас несёт пакет с фолиантом, выносить который из помещения строго запрещено. А что ты сделал для неё? В ресторане станцевал? Тебе надо принять правду, в которой ты боишься признаться самому себе. Она тебе любит, очень любит! И ты любишь её, поэтому сегодня же должен сказать ей, что другого человека, которому можно верить так, как себе, у тебя, кроме неё, тоже нет. Она никогда тебя не покинет, не предаст, и ей всё равно, сколько у тебя денег. Ты должен поговорить с Рунком, чтобы он сегодня же поставил жирный зачёт на её практике, увести её к Паликовскому, а от него – в аэропорт. А потом она вернётся в Берлин к началу занятий, окончит универ и приедет к тебе летом или осенью, но до этого обязательно будут звонки и встречи. Она сделает тебя счастливым, потому что светится от счастья, когда рядом ты, и ты сам счастлив, когда она с тобой...

Дворик замка был пуст. У входа в турбюро и у железных дверей, ведущих к началу осмотра музея, не было никого. Жилище хозяина находилось напротив, в левой стороне двора. Мы вошли через двери между двумя мраморными колоннами, Рунк провёл нас в небольшой вестибюль и вызвал лифт. Часы показывали без двух минут девять, – тика в тику, чтобы явить вежливость королей.

– Выходим, – сказал он, когда лифт поравнялся с неведомым этажом, и мы шагнули в коридор. – Тут есть несколько помещений, я в них не был, а вот его кабинет. Постойте, я скажу, что мы пришли.

– Не волнуйся, – успокоила меня Хельга, – я буду мысленно помогать тебе. Гельмут выручит тебя при малейшей заминке.

Рунк исчез за тяжёлой дверью и через минуту пригласил нас. Я даже не успел выдохнуть запах евроремонта «под старину», духов, кофе и чего-то такого, куда Макар телят не гонял.

Мы вошли в роскошный кабинет и поздоровались. Рунк представил меня внушительному человеку в костюме 56-го размера за большим письменным столом, и тот предложил рассаживаться. Интерьер включал кресла, стеллажи с книгами, ворсистый ковёр на полу и фикус, который я вообразил в самый первый день. Хельга и Гельмут уселись в креслах у стены, откуда было удобно смотреть за выражением моей физиономии, слева к столу примостился учёный помощник Клауса фон Берлица Вернер Шульц в мышином клетчатом пиджаке с заплатками на локтях. Меня предупредительно усадили на стул напротив хозяина под перекрёстные взгляды четырёх пар глаз и сразу лишили права выдержать паузу и промолчать. Мой потомок и предок в одном флаконе взирал на меня радушно, согласно презумпции интеллекта собеседника, не успевшего открыть рот.

– Позвольте поблагодарить Вас за то, что нашли для меня время. Господин Берлиц, я уже наслышан от своих коллег о тайном рыцарском ордене, его сокровищах и событиях той эпохи. Не будете ли Вы любезны поведать мне легенду о Густаве и Флоре? Если древнее сказание об их трагической судьбе существует, мне бы хотелось узнать его подробности, и связать их с причинами тех событий, – сказал я по-английски, понимая, что те двадцать минут, которыми меня почтили, обязывали сосредоточить извилины только на том, о чём я чопорно попросил.

– Да, – не отрывая от меня взгляда и рук от стола, ответил Клаус фон Берлиц, – вижу, Вы точно придерживаетесь цели своего визита, и такая легенда о гибели двух возлюбленных действительно существует. Более того, известные нам факты образуют не столько легенду, сколько реальные события, которые укладываются в общую картину жизни моих предков. Это быль, украшенная с течением времени неизбежными слухами и домыслами, а подобное происходит тогда, когда люди не могут оставаться беспристрастными. Мне передали, что Вы историк, и, значит, понимаете, что прошлое всегда нуждается в отделении его от плевел.

– Да, конечно, даже в таком месте, где историей дышит всё. Я также понимаю, что очистить прошлое от плевел иногда не удаётся ни через десять лет, ни через десять столетий. Одни прячут настоящее, чтобы оно не отозвалось в будущем, а другие – прошлое, чтобы оно не стало всеобщим достоянием настоящего.

– Только не в этом случае. Легенду о Густаве и Флоре в нашей округе знают все.

– Вот как! Весьма неожиданно. А я надеялся услышать от Вас некое откровение об их гибели, известное только Вам.

– Какую же тайну может представлять известная всем легенда? Если некая тайна в ней и была, она крылась в обстоятельствах гибели двух людей, но они давно перестали быть неизвестными.

– Да-да, несомненно, но это не умаляет моего интереса к ней.

– Впрочем, если бы Вы обратились к историкам из научно-исследовательского отдела или к их соседям из экскурсионного бюро, они вряд ли смогли бы сразу припомнить историю почти пятивековой давности. Слишком большой поток информации.

– Всё произошло где-то здесь, совсем рядом?

– Да. Тут вообще многое случалось недалеко от замка.

– Скажите, известна ли картина убийства этих двух людей?

– Тогда подходы к замку и выходы из него контролировались постами стражи через сложную систему сигналов. Некоторые из этих коммуникаций сохранились до наших дней, – их можно видеть, если идти сюда пешком. По всей вероятности, Карлу Коддлю, главному виновнику всех событий, доложили о выходе Густава и Флоры, и убийство было спланировано. В те времена замок покидали по высокому подъёмному мосту через естественный овраг поймы речной петли, внутри которой стоит замок. Со временем подъёмный мост заменили на арочный, из камня, и теперь по нему ходят все. Идя от моста по прямой дороге, можно и сегодня свернуть на тропу вправо и подняться по крутому склону. Там, наверху, раскинулось широкое поле. Слева и впереди стоит густой лес, справа поле заканчивается высоким обрывистым берегом, который виден из замка. Коддль с несколькими наёмниками своего отряда выследили Густава и Флору и преследовали их полем до обрыва, с которого они бросились в Эльзенбах. Вскоре произошли события, благодаря которым сохранить злодеяние в тайне не удалось. Можно сказать, смерть Густава и Флоры повлекла раскрытие заговора и много других последствий.

– Какая печальная история. Печальнее разве что Шекспир, – ответил я.

Клаус фон Берлиц поднялся со стула, я встал за ним.

– Подойдите сюда. Из этого окна можно видеть крутой берег реки и высокий обрыв, с которого они прыгнули.

– Да, вижу. Каких-нибудь 300-400 метров от нас. Точнее не позволяет определить рельеф.

– Противоположный берег Эльзенбаха представляет собой низину, долину, в которой стоит замок.

– Не сразу и поймёшь, что обрыв и замок находятся на одном берегу. Замок, как бы, в речной петле. Уникальное место.

– Вы правы. Замок обступают лесистые склоны, а дальше вы видите те же горы из твёрдой породы, – всё, как и тогда. За этим обрывом река даёт поворот влево, но тела унесло течением за него, и их вытащили из воды на другом берегу, в низине. Когда через четыре дня из реки достали их тела, они крепко обнимали друг друга, и, как гласит старая легенда, разделить их не смогли. По преданию, их так и похоронили крепко обнявшимися, неподалёку от места, где нашли.

– Я не ослышался в том, что это случилось через четыре дня?

– Нет. Правда, Эльзенбах в то время был более полноводным. Местные крестьяне прикатили на берег огромный валун, а каменотёс из соседней деревни выбил на нём их имена и год – 1536. Камень так и лежит на месте с тех пор, и слова на нём не смогло стереть даже время. Больших городов поблизости нет, и нет миграции населения. А в окрестных старинных деревушках люди жили поколениями и предавали всё из уст в уста. Так люди сложили легенду о большой любви тех, кого они уважали, и она дошла до современников.

– Знали Густава и Флору? – переспросил я, пока мы усаживались за стол.

– Да, без сомнения. Местный люд знал обитателей замка, тем более, храброго Густава, который был известен своей справедливостью, и его прелестную, скромного нрава Флору. Знали и их уже подросшего сына Арнольда, который приложил много усилий для сплочения семей. Известен и брат Густава Лепольдт. По тем временам мой предок Лепольдт был образованным человеком, окончил один из старейших университетов в Кёльне. Всё это факты, подтверждённые историческими документами, ведь я и сам их потомок. Ну, а в наше время это место посещает местная молодёжь. Гораздо позднее случившихся событий, – трудно сказать, когда, в окрестностях сложилось поверье. Если юноша и девушка хотят пожениться, они приходят к камню, чтобы положить цветы и попросить Флору и Густава, чтобы они помогли влюблённым никогда не разлучаться и умереть в один день. Люди верят в это, и не только молодёжь. Что ж, мой возраст позволяет судить о том, что вечная любовь – не только красивая легенда. Такие браки заключаются на Небесах, и камень этому доказательство. Память о Густаве и Флоре сохранили сердца многих поколений. Их брак не походил на другие и не был заключён по расчёту. Возможно, их останки не перезахоронили по этой причине, во всяком случае, на этом настояли отец Густава – Георг фон Эльзен-Берлиц и Эдита – его мать, – Клаус фон Эльзен-Берлиц замолк, словно давая мне время обдумать услышанное.

Я видел сцену прошлой смерти в гипнотическом трансе и мучительных снах, и вот теперь напротив меня сидел человек, который рассказал мне про неё, будто всё случилось несколько дней назад, а не несколько столетий! Я только что услышал про то, о чём когда-то писал в юношеских стихах сам, – реку, ветер, нестёртые временем слова на могильном камне и чьи-то цветы. Я написал о смятении душ, только что покинувших тело и стряхнувших с себя земной сон в другом мире, откуда они смотрели на тот, из которого вернулись назад... Господи, неужели вера в бессмысленность загробного тупика раба Твоего и впредь должна приниматься за Истину Веры Твоей?! Ради чего пошли на это, если со времён ещё не остывшей Земли, на которую первым ступило боевое охранение Твоих Полномочных Посланников, Ты не делил человечество на наместников и рабов?!

– Недавно нам стало известно, что память о Густаве и Флоре заслуживает от их потомков большего, чем простой камень. Такова наша история – многое до нас доходит спустя века. Но легенды нужны людям, и наши многочисленные гости должны об этом знать. Современники называли Густава Справедливым и были свидетелями взаимной любви, а во имя настоящей справедливости и любви человек готов презреть даже смерть. Камень останется.

– Вы, наверное, большой энтузиаст в области исторического наследия?

– Буду изучать то, что досталось нам от предков, пока хватит сил.

— Господин Берлиц, я понимаю, что моё время истекло, однако Вы упомянули, что смерть этих двух людей вызвала некоторые последствия…

– Ну, своим временем в интересах гостя я как-нибудь распоряжусь сам, – он посмотрел на своего помощника Шульца, словно тот выделил в его ежедневнике для меня столько времени, сколько нужно для делового звонка. – Зачем же Вам уходить со своим вопросом, если Вы пришли за моим ответом? Что именно Вас интересует?

– Не могли бы Вы вкратце рассказать, что было потом, после их гибели? Кроме того, господин Рунк сказал мне о недавнем открытии, связанном с Густавом, и, если это возможно, я просил бы им поделиться. Не сомневаюсь, что Ваши ответы прольют больше света на историю двух влюблённых.

Хозяин кабинета быстро спросил что-то по-немецки своего помощника Вернера, получил ответ и повернулся ко мне.

– Через два дня после гибели Густава и Флоры, когда их тела находились ещё в воде, Карл Коддль был убит оруженосцем Густава – Тидо. Вскоре схватили помощника Коддля Филиппа Нойгаута, который был его правой рукой. Он признался в том, что они с некоторыми членами семей организовали тайное братство, рыцарский орден для ведения своих тёмных дел, и располагали огромной казной, которая пополнялась разбоем во многих землях. И это в те времена, когда грабёж был образом существования, и здесь, в Германии, вору, попавшемуся на воровстве, отрубали руку. Деятельность ордена выходила далеко за рамки уголовных преступлений, и поэтому в неё были посвящены только избранные. Прежде всего, Коддль и участники заговора намеревались захватить власть в самом замке, что неизбежно привело бы к внутрисемейным конфликтам, пересмотру вассальных обязательств и перераспределению доходов, которые они давно присваивали. Выяснилось, что Коддль затевал внутрисемейные интриги с одними, грабил с другими, вёл политические дебаты с третьими, что было одним из важных занятий дворянства того времени. Коддль желал ослабить зависимость от трирских князей, архиепископства и даже метил в курфюрсты, и я не раз спрашивал себя, чем бы завершилась десятилетняя история ордена, если бы не Тидо Фогель и Густав.

– Известно ли, кто входил в заговор Коддля?

– Конечно, однако, о некоторых заговорщиках из рода Эльзен и союзниках ордена мы смогли узнать лишь из документов, совершенно случайно попавших в наши руки. За это следует ещё раз поблагодарить присутствующую здесь фройляйн Хельгу, которая проявила должную внимательность и порядочность. Очевидно, Нойгаут выдал не всех соучастников, надеясь, что они окажут помощь в его освобождении. Среди документов, которые мой помощник Шульц подверг исследованию, оказалось свидетельство союза между родом жены Густава Флоры Раден и родом Берлица из линии Золотого Льва, личные письма, а также, если так можно выразиться, донесения разведки князя Радена. Был изучен список предателей семей Эльзен – заговорщиков и союзников Коддля, – князей из некоторых замков земли Рейнланд-Пфальц, тогдашнего Оберрайнского округа, и ряда соседних округов.

– Где жил Коддль?

– Здесь. Его дети – в другом месте, недалеко.

– А где жил Густав? – затаив дыхание, спросил я.

– Тоже в этой башне, на самом верху. Там было несколько комнат, принадлежавших его семье. Родители его жили в «Доме Платтэльзен», где теперь сокровищница.

– Но почему Коддль и Нойгаут решили от него избавиться?

– Нойгаут показал, что Густав Берлиц стал для них опасен. Кроме того, им стало известно, что в их разоблачении могли сыграть роль Вольфганг Раден, которого они убили, и возлюбленная Фогеля Анхен Берг, – она указала на Нойгаута, как на организатора убийства одного из члена семьи Эльзен, замаскированного под несчастный случай. Недавно мы установили, что Густав знал, где были спрятаны сокровища тайного ордена, а также знал о его планах и именах входивших в него людей, и поплатился за это жизнью. Среди документов была карта тайника, составленная им незадолго до гибели. Нойгаут указал то же самое место, но там ничего не нашли. Он не знал, куда были перепрятаны драгоценности, видимо, Коддль ему не доверял, и вскоре был убит Фогелем, и тайна ушла в могилу. Я думаю, что Густав не придал должного значения растущей угрозе, а может быть, не успел нанести удар первым, и было уже слишком поздно. Он вступил в опасную схватку и поступил в духе того времени, – как рыцарь, давший клятву своему сюзерену.

– А как обошлись с теми, чья причастность к тайному ордену была установлена?

– Филипп Нойгаут был повешен во дворе замка, и нет сомнений, что те заговорщики из рода Эльзен, которые входили в тайный совет ордена и остались неизвестными, холодея от страха, видели, как ноги соучастника Коддля повисли в воздухе. Наёмники Коддля – мелкопоместные и бедные дворяне, находившиеся в услужении у князей Эльзен, были установлены. В основном они служили в военном гарнизоне и охране, некоторые из них входили в обслуживающий персонал замка. Служившие под началом Коддля подвергались пыткам и были казнены или изгнаны. Сурово были наказаны также члены семей, совершившие предательство своего рода, с которым были связаны кровными узами. На этом тайное братство прекратило своё существование. Так или иначе, Густав фон Берлиц стал известен нам, как честный человек, пытавшийся противостоять злу и защитить честь рода Эльзен. Этот молодой человек был моим предком, которым следует гордиться, и не только потому, что мой род был продолжен через него, и я стал его далёким потомком.

– Наверное, это были жестокие времена...

– Да, но предателей не жалуют ни в одной стране мира, предательство, особенно, в отношении близких, всегда ведёт к трагедиям и оставляет болезненные раны. Не будем забывать, в какие времена жили наши предки, и, может быть, если бы мы жили в то же время, сами поступали точно таким же образом, не так ли? Не потому ли Христос завещал нам не судить других, чтобы не быть судимыми?

– Разумеется, мы поступали бы так же, как наши далёкие предки. Они исходили из господствующей тогда морали и считали, что действуют адекватным ей способом. Человек не мог жить на идеологическом безрыбье даже во времена охоты на мамонтов, и под сегодняшней луной ничего нового не найти. Однако те же самые слова о том, что в давние времена мы бы и сами поступали точно так, я нашёл в одной Книге, продиктованной Свыше. Из неё следовало, что эти слова можно комментировать несколько иначе, и это меняет всё.

– Даже так? Как именно, герр…

– Алекс. Просто Алекс. Поскольку Вы сами спросили меня, согласен ли я с ними, позвольте ответить. Смена моральных ценностей в моей стране, размечтавшейся о прелестях свободного мира, возродила недалёкий афоризм: «Не мы такие, а жизнь такая», то есть такая, которая диктует нам поступать так, как она велит. Если Вы разумели, что поступки предков диктовало время их жизни, то с этим нельзя не согласиться. На самом деле, данный афоризм применяют в целях самооправдания независимо от эпохи.

– О каком самооправдании Вы говорите?

– О самооправдании попрания Заповедей «ни убий», «ни кради» и восьми других, которые мы с Вами гипотетически собрались нарушать в одной компании с пращурами. Дело не хитрое: повернул ключ зажигания в «машине времени», и отвёл душу, задирая юбки, разбивая морды и сдёргивая скатерти со столов. Не в этом ли буквальное понимание нашей духовной идентичности с предками?

– Позвольте уточнить, герр Алекс, что же Вы всё-таки имеете в виду?

– Ничего заумного, собственно. Человек рождается и умирает в одиночку, а его тело и душа платят по именным счетам. А теперь я назову причины самооправдания в том, что запоздалое общественное мнение единодушно считает мерзостью. Святые отцы солгали дважды: в том, что земные испытания не являются наказанием за прошлое телесное воплощение души, и в том, что душа не может понести наказание в будущем телесном воплощении. То, что фальсификаторы Священного Писания совершили тягчайшее преступление против Человечества за всю Всемирную Историю, осознают немногие, а то, что наше телесное «я» осознаёт себя лишь в настоящем, понимают все. Возьмём тот афоризм. Из него вытекает, что человек ищет оправдания своих проступков как раз в тех условиях жизни, которыми Всевышний его наказывает. И этим афоризмом в XXI веке руководствуется великое множество людей.

– Да, в логике Вам не откажешь.

– Не откажешь, хотя я привёл логику абсолютного абсурда. Как видите, этот абсурд уложен в церковную логику одноразовой жизни тела и противоречит феномену переселения душ, за который священники проклинали истинных христиан.

– В таком случае, абсурд очевиден. Хорошо, и какой же вывод из этого следует?

– Прямой. Нетерпимость к жестокости и предательству, лишению чужой жизни или банальному воровству постигается душой в длительной нравственной эволюции, посредством обучения во множестве тел, в череде многих столетий. Религиозный постулат однократности земной жизни души и земной дуализм субъективных понятий добра и зла велят поступать не согласно целям объективной эволюции нашего Духа, а в соответствии с убогими правилами одноразовой земной жизни нашего «я», на страже которых долго стояли клерикалы. Цель данных правил – скрыть роль духовной эволюции в совершенствовании Духа, придать пожизненный социальный статус членам общества, привить мораль привилегированной его части и поделить людей на одноразовых господ и рабов, богатых и бедных, сильных и слабых, чтобы одним жилось значительно лучше, чем другим. Блюдо так себе, на любителя, но как говорят, о вкусах не спорят – каждому своё. И если это блюдо сдобрить призывами к милосердию, любви к ближнему и аллилуйщиной клинических инквизиторов, его будут потреблять все, потому что на Земле другого не подают. Я хотел объяснить, что церковное учение об одноразовой телесной жизни души скрыло Божий Закон Эволюции, оно консервировало пожизненный статус феодала и крепостного от рождения до смерти и распространяло его на жизнь грядущих поколений до тех пор, пока выслушивать проповеди о милосердии и любви к своим подневольным ближним стало необязательно. Дело с клерикалами закончилось бесславно, – история вымела их на обочину, но до истины так и не добрались.

– До истины? До какой?

– До абсолютной и первозданной, конечно. Той, которую приносил Христос. Церковную истину о вечности преисподней доводили до всех большую часть христианской эпохи. Насколько я помню историю средневековой Европы, Католическая церковь взбесилась от одного заявления Мартина Лютера о том, что все люди, включая клир, равны между собой. Это случилось через полтора тысячелетия после распятия Христа, когда только представитель высшего слоя общества считал себя человеком, а остальных приравнивал к животным. Нелепо допускать мысль, что Христос не говорил о равенстве людей, и что европейская знать желала реинкарнировать под руководством римского папы в одной компании с нищими оборванцами. Отсюда риторический вопрос: допустимо ли считать верообразующий закон Святых Отцов христианским и первозданным? Мне как-то трудно согласиться, что Спаситель завещал нам такой Вселенский Закон, из которого вытекала необходимость всемерного развития Крепостного права и Инквизиции.

– Интересно. А что Вы сами понимаете под христианским законом?

– Многократное, двустороннее пересечение границы земного и духовного миров бесплотной душой, устремлённой к завершению цикла перевоплощений. Такое целеполагание противоречит религии Средневековья и эксплуатации человека человеком. Кто будет отрицать, что отделение Церкви от государства превратило Инквизицию в бодливую корову с отпиленными рогами? Ряженые оборвыши? Извините, что занял время.

– Нет-нет, думаю, Вы правы. Передо мной открывалась жизнь целых поколений, и это нередко побуждало меня задумываться о том же самом. Когда из столетия в столетие видишь одни и те же пороки и страсти, поневоле задаёшь себе вопросы. Итак, эволюция?

– Да, господин Берлиц. Эволюция искоренения одних и тех же пороков, известных смертному исстари. Для каждого одноразового феодала, бюргера, бауэра и пастора, да ещё с переменой мест слагаемых, образующих сумму души. Кто же позволит до Второго Пришествия, если верить в него, воплощаться в теле только богатея или бедняка? Да и нужно ли дожидаться Пришествия Судьи, если мы сами осуждаем себя ко всё более строгому наказанию в каждой последующей жизни, считая свои испытания незаслуженными? Мне тоже хотелось бы задать Вам риторический вопрос: в чём проблема суждения о том, что мы поступали бы пять веков назад, как наши предки, если спустя те же пять веков перед потомками, балансирующими на грани фола, стоит тот же непростой выбор? Наш современник, одухотворённый более высоконравственной душой, поступил бы более нравственно и пятьсот лет назад. Я думаю, что в наши дни, через пятьсот лет со дня смерти Густава Берлица и Карла Коддля, оба этих человека повели бы себя характерным для них образом: одному бы опять претило воровство и убийство, а второй бы снова занимался тем и другим. Если мы можем поставить себя на место людей, живших половину тысячелетия назад, что мешает нам поставить их на наше место, плечом к плечу с нашими современниками? Никаких препятствий для повторного воплощения души в теле нет, однократность её земной жизни была сфальсифицирована. В противном случае, мироустройство и бессмертие души утрачивают всякий смысл. Церковь околпачила всех.

– Должен признаться, Вы подводите к нетривиальным выводам.

– Ну, в том, что на индивидуальном уровне вечная душа человека определяет его земные поступки, секрета нет. А вот одноразовые поколения, лишённые духовного кругозора фальшивой церковной парадигмой, были способны на такие социальные катаклизмы, которые высекались зубилом на скрижалях эпох и не учили ничему новому. То рубили головы отдельно взятым королям, то уничтожали тысячи священников, то заносили миллионы людей в безымянный список врагов народа, и всё ради того, чтобы написать на стягах и мэриях скороспелые лозунги о недостижимой свободе, братстве и равенстве. Откуда проистекают рецидивы этого социального буйства? Из сокрытия закона подлинной справедливости, которым столетиями занимались церковники. Из ограниченности искусственной аксиомы одноразовой жизни души, которую, как колпак из чёрной тряпки, нахлобучили на человечество под лицемерную присказку о вечности преисподней, любви к власти и смирении перед ней. Знаете, достаточно зайти в храм, чтобы увидеть, что святые и праведники жили во все времена, но ни в храме, ни где-либо ещё, никто не скажет, что святые не возвращаются на Землю потому, что ходили по ней с Рассвета Времён. Поэтому то, как человек вёл себя пятьсот лет назад, зависело от того, имел ли он душу Карла Коддля или Густава.

– А разве люди не должны проявлять себя по-разному?

– Должны. Иначе бы, мы, возможно, поумирали со скуки ещё до того, как закулисные глобализаторы сделали бы нас одинаковыми. Однако ребёнок останется добрым, если в прежних жизнях был добр, или станет злым, если накапливал в прошлых существованиях зло, и тогда, после утраты облика младенческой невинности, из него вырастет Коддль. Из этого следует, что бессмертие души не предназначается для преждевременного бесконечного местонахождения в посмертных обителях, обещанного святыми отцами. И только на земле, вооружившись руками, ногами и головой, можно разучиться ненавидеть и научиться любить.

– Любопытное заключение.

– Его включало первозданное христианство, извращённое приватизаторами Учения. Они превратили земную популяцию в одноразовых пешек с одноразовой ролью в клерикальной игре, которая для нашего земного убогого «я» не имеет ни начала, ни конца. На религиозной доктрине, скрывающей загробную тайну смысла земной жизни, основано столько недоразумений, что в 1917 году в России предпочли не разоблачать её, а искоренить и заменить на загробное небытие и дозагробное бездушие тел. Из 56 тысяч храмов разрушили 49 и выдали умерщвление священников за гуманизм. Насилием и ложью нельзя бороться против них. Стоит ли задаваться вопросом, «кто начал первым», когда речь идёт не о потасовке двух мальчишек, а о тех, кто исповедовал заведомые фикции о вечном аде и загробном небытии, обладал абсолютной монополией на насилие и в угоду своей лживой идеологии замучил миллионы людей?

– Вы убедительны.

– Всё это относится к предмету веры и вряд ли проверяется экспериментальным путём. Как преподаватель истории, я пришёл к выводу, что её предметом является не только результат проявления свободы воли, но и пока неосознаваемого кармического воздаяния поколениям за прошлые жизни. Нравится это кому-то или нет, на прошлое больше нельзя смотреть, как на продукт жизнедеятельности одноразовых тел. И пока ложные доктрины об одноразовой земной жизни души и бездушного тела будут конкурировать, Человечество не поймёт источник земного искупления, не откроет путь к прогрессу и не увидит свою сопричастность с Вечностью, – закончил я.

– Что ж, Вы высказали мне немало идей, которые я с удовольствием обдумаю. Искренне рад, что наша встреча состоялась. Могу ли я ещё чем-нибудь быть полезен?

– Да, господин Берлиц. Ещё несколько минут, если позволите. Вы сказали, у Густава был преданный оруженосец по имени Тидо. Выходит, что именно он отомстил Коддлю. Известно ли что-нибудь о его судьбе?

– Да, и то, что о нём известно, тоже есть продолжение легенды, ведь, фактически, смерть Коддля привела к разоблачению заговорщиков. Тидо Фогель со своей Анхен до конца дней счастливо прожили в домике, который подарил ему Густав. Он сделал их свободными людьми, так как они оба были крепостными. Их часто видели у камня, под которым лежали тела дорогих им людей, и они хотели, чтобы их похоронили в одном месте. Однажды так и произошло, ведь Тидо был знаком с теми крестьянами, которые любили Густава, и его воля была исполнена. Последний раз я был там около двух лет назад. Их могилы не сохранились, но останки всех четверых покоятся рядом.

– Трогательная история. В сущности, она даёт понять, что время не властно ни над родством душ, ни над их бессмертием.

– Да, время, время. Прошло ещё одно столетие, за которое замок пережил немало драматических событий. Поколения семей Эльзен были ввергнуты в пучину Тридцатилетней войны, но это уже не только семейная история, а история Германии. Одни события заслоняются другими и навсегда стираются из исторической памяти, а легенда о двух влюблённых пережила века и сохранилась в памяти поколений.

Я понял, что аудиенция закончена, и встал.

– Благодарю Вас, господин Берлиц, за интересный рассказ. По правде, я услышал больше, чем мог рассчитывать, и удовлетворён полностью.

Мы попрощались с ним, а затем я пожал руку Вернеру Шульцу. «Danke, спасибо. Вы имели к этой встрече самое непосредственное отношение», – сказал я ему. Как-никак, он не только сумел прочесть документы из тайника моего предка по Духу, но и заполучил их с помощью потомка Духа, который перед ним стоял.

Гельмут открыл дверь, пропустил меня и Хельгу, и мы вышли в коридор.

– Вы довольны, Алекс? – спросил он.

– Более чем, хотя я до конца не был уверен, что наш визит состоится. Мне трудно подобрать нужные слова, но вы и Хельга – первые, кого я должен благодарить. Такое не забывается.

– Ты был бесподобен, – шепнула Хельга, наклонившись ко мне.

Когда мы вошли в лифт, Гельмут сказал:

– Рыцарей не предавали земле без почестей, скорее всего, близкие не хотели беспокоить останки. Если бы Флору и Густава захоронили там, где издавна покоились его предки, мы бы никогда не услышали легенду. Теперь о ней заговорят туристические проспекты и гиды. Что скажешь, Хельга?

– О, я уже столько о ней знаю, что смогла бы заговорить сама.

Во дворе мы встретили Линду Барч и Ирму Шмутке, и они с Хельгой завязали оживлённую беседу.

– Алекс, я рад, что смог вам помочь. Отойдём в сторону, пока болтают фройляйн, – их практика подходит к концу.

Я был погружён в себя настолько, что слова Рунка доходили до меня с трудом.

– Послушайте, Алекс, – он дотронулся до моего плеча. – Вы ведь искали самого себя, не так ли?

– Так.

– Об этом не узнает ни одна душа, даже Хельга. Она очень хороший человек, я знаю её семью. Вы на многое открыли мне глаза в тот вечер, в её номере.

– Как вы догадались?

– По вашим вопросам в отеле «Кронберг» и по вашему лицу во время аудиенции. Мне важно другое. Я хотел высказать вам свою позицию: Церковь крайне отрицательно относится к переселению душ и предсуществованию родственных связей между ними. Я полагаю, что такая религия для человечества неприемлема и наносит ему вред. Люди не игрушки, чтобы наделять их удобным предназначением на своё усмотрение. Когда-нибудь та эволюция Духа, о которой вы говорили, приведёт к тому, что жители Земли свяжут себя неразрывными духовными узами и станут братьями. Мне жаль, что Церковь руководствуется какими-то своими мотивами и продолжает мыслить догматически, но не стоит думать, что все безразличны к истине. Произошло какое-то чудо: на следующий день Хельга сказала мне про некую Книгу Духов, которую вы упоминали в разговоре с ней. Я легко нашёл её и сразу натолкнулся на то место, где говорилось именно об этом. Я так увлёкся ей, что читал её всю ночь. Возьмите мою визитку, – он достал кусочек картона из внутреннего кармана пиджака и аккуратно вложил в карман моего жилета, – он понимал моё состояние.

– Спасибо.

– Поверьте, у нас многие понимают, кто выкормил нацистов, и почему американский ботинок топчет базу Рамштайн. Я знаю, что сейчас вы пойдёте туда, к камню, и вам лучше побыть в одиночестве. Могу лишь догадываться, какие испытания вы пережили на своём пути. Я скажу Хельге, что вы не хотели вмешиваться в её беседу с подругами и собирались встретиться с ней вечером.

– Спасибо за ваш такт, Гельмут, спасибо за всё, что вы сделали.

– Вы знаете, не каждый человек способен на то, что удалось вам. И не всякому дано осмыслить значение того, что потомки Духа являются его предками. У меня не было времени, чтобы над всем поразмыслить, но, по-моему, отданное на поругание укажет, куда должен двигаться наш хаотичный мир. Я внимательно слушал вашу беседу и сделал вывод, что вы сказали самое главное. Насколько я понимаю, ваша задача в Германии выполнена. Рассчитываю увидеться с вами перед отъездом. Удачи.

Я молча кивнул ему. Мы обменялись рукопожатиями, и я пошёл к выходу из дворика. Я знал, что в другом конце его можно выйти к северным воротам и площадке перед замком, но хотел сделать жест Хельге, чтобы она поняла, что я решил не мешать её общению, и наше свидание, как всегда, состоится вечером. Через несколько шагов я оглянулся. Линда стояла лицом ко мне, Хельга смотрела мне вслед.

Я дошёл до магазина «Сувениры» и свернул направо, к проходу вдоль западной стены замка. Грубо отёсанная, отполированная временем горная порода фундамента переходила в стену. Прямо надо мной находился выступ молельни, мимо которого я проходил в последний день своей прошлой жизни, а ещё дальше, на самом верху, – перед углом северной стены, – окна комнаты Густав и Флоры, в которой я побывал с Хельгой в тот поздний злополучный вечер. Белая металлическая цепь, что перегораживала проход раньше, была снята, и я смог пройти ещё дальше, вперёд, где, не доходя до площадки на северной оконечности замка, в низину спускалась каменная лестница. Пространство от лестницы до реки поросло травой, редким кустарником и занимало метров тридцать. Спустившись за крепостную стену, я пошёл по тропе к мостику, который был в метрах сорока. На другом берегу реки находились два луга, к которым плотно подступал лес. Ближний луг располагался напротив замка, второй – к югу, в том месте, где правый рукав Эльзенбаха, образуя незамкнутую петлю, приближался к левому, после чего оба расходились в противоположные стороны. Огибая второй луг, русло правого рукава сворачивало направо, вдоль обрыва противоположного берега, и отсюда было хорошо видно, что злополучный обрыв и замок находятся на одном берегу реки. За лугом, примерно через сто пятьдесят-двести метров, Эльзенбах делал левый поворот за этот обрыв. Я поднялся на мостик и посмотрел вниз, – от него по течению река обнажила узкую, метров в сорок, песчаную косу. Где-то в вышине над лощиной завывал ветер. Наступивший октябрь разбросал по её зелёным склонам золотые и багряные краски осени. Прежде чем идти дальше, я посмотрел назад. Восходящее солнце освещало сланец на крышах замка и вершины превосходящих его холмов. Тропа, ведущая от мостика, сразу углублялась в лес. Через десяток шагов она круто завернула влево и, скорее всего, пошла вдоль реки. Я прикинул расстояние до места, где русло делало поворот за обрыв, так как знал, что тела Густава и Флоры унесло течением за него. Я уже прошёл по лесу не менее сотни метров и находился примерно там, где река, огибая луг, брала направо. В этом месте пути расходились, – вторая тропа шла через лес правее, но мне следовало держаться левой стороны, чтобы идти ближе к берегу. Если эта тропа круто возьмёт налево, значит, река сворачивает за обрывистый берег, и тропа рано или поздно выведет меня на открытое место, к воде, куда нужно идти. Так и получилось – тропа завернула влево, и я начал считать шаги. Отойдя от поворота тропы с полсотни метров, я прошёл вперёд ещё столько же и вышел на низкий пустынный берег, заросший травой. Дальний берег, наоборот, был высок и обрывист. Я посмотрел правее и в метрах двадцати заметил одинокий камень, – он был таким, каким я всегда его представлял. Моё сердце замерло и учащённо забилось. Я подошёл ближе, остановился перед ним и дотронулся рукой. Камень-валун уже давно врос в землю и пережил не одно поколение потомков моих добровольных могильщиков. Где тлеют их тела, в каких мирах теперь блуждают их души? Как знать, ведь от многих из нас на земле не остаётся и камня.

У подножия камня лежал принесённый кем-то букетик уже увядших цветов, а правее него, как бы обнимаясь, сплелись между собой два куста белых и красных роз. С отрешённостью и смешанными чувствами я смотрел на собственный могильный камень, под которым лежали истлевшие кости Густава и Флоры. Он был мне по пояс, на его передней плоской стороне сохранились высеченные, нестёртые временем знаки, которые можно было прочесть: «Gustav Flora Jahr 1536». Слово «Jahr» – год, стёрлось больше, но в именах и цифрах ошибиться было нельзя. Камень был тёмно-рыжего цвета, словно выгоревшим под солнцем, и кое-где тронут разноцветным мхом. Я обошёл его, остановился напротив надписи и прикоснулся к его поверхности вновь.

Вот он, тот самый камень. Вот чьи-то цветы, а вот река, и ветер гонит по ней лёгкую рябь. Вокруг ни души, и мне хотелось плакать и петь, петь и плакать, быть может, оттого, что в стихах о разлучении души с телом и двух возлюбленных я безотчётно написал то, что видел и чувствовал сейчас:

Но где-то есть камень могильный, —

Там плещет речная волна

И ветер гуляет всесильный,

На камне остались слова.

У этого камня большого,

Где времени слов не стереть,

Цветы появляются снова,

И хочется плакать и петь!

Я оглянулся кругом – река, полоса каменистого берега, поросшего невысокой травой, и подступающий к нему лес. Где-то здесь, рядом, похоронен верный оруженосец Тидо и Анхен, могилы которых не сохранились. Я снова обвёл взглядом берег и только тогда заметил, что слёзы неудержимо текут из глаз. Тидо... теперь я знаю, что ты пережил меня и до конца дней был счастлив со своей Анхен, которую мы успели спасти. Так устроен наш мир: никому не дано знать тайного часа возвращения домой и быть с теми, кто ещё на Земле.

И будет дух твой одинок,

Под серым камнем сон глубок, —

И никого — из всех, из нас,

Кто б разгадал твой тайный час.

Церковь, пойдя на беспрецедентный подлог, без зазрения совести навсегда отняла у Человечества возможность возвращения к истине. Если бы у нас были прошлые жизни, мы бы их помнили, – так сказал один православный священник, поднаторевший в Писании и писательстве. Неподражаемо – неподражаемее спёртых Паниковским и Балагановым двухпудовых золотых гирь, которые противоестественно отливать из чугуна! Но если бы всё было так, как он говорит, мы бы помнили, зачем и почему перевоплотились на Земле, и час своей смерти, и тогда бы наша жизнь утратила механизм саморазвития, заложенный в нас Творцом, и превратилась в хаос и бесконечную глупость, сравнимую с глупостью бесконечной преисподней, навязанной церковниками. Наш убогий телесный ум, не обременённый врождённой моралью, был бы немедленно лишён свободы воли в принятии решений, ответственность за которые, по Замыслу Создателя, несёт душа. В этом и заключается неотъемлемое условие духовного самоизменения, поэтому невозможно допустить, что о нём не известно ушлым святым батюшкам. Сколько же неприкрытой тупости и лицемерия ради неприкосновенности фальшивой догмы одноразовой жизни души на земле готовы проявить толоконные лбы, если механизм блокировки памяти, – забвения прошлого при воссоединении Сверхсознания с телом, был известен ещё в древности. А кто тайком, как вор, фальсифицировал Писание, кто вычеркнул из него учение о переселении душ, кто публично жёг людей на площадях за перевод с латыни давно сфальсифицированной Библии и кто, наконец, спустя две тысячи лет от распятия Христа, откровенно держит людей за идиотов, обязанных верить в богохульство вечного адского огня лишь потому, что у них «плохо с памятью»? Что следует ответить тому недалёкому попу, который высказал эту глупость, полагая, очевидно, что богословская наука существует лишь для избранных? Пусть чаще повторяет её при большом скоплении людей, чтобы разбудить память о сопричастности к Вечному, и, может быть, Церковь быстрее станет другой. Что же ещё, кроме правды, может открыть сердца людей, которых второе тысячелетие пытаются наставлять и воцерковлять богохульством, постыдной ложью и неискренностью? Ведь, если они не верят Церкви в том, что она проповедует, значит, они не верят и в неотвратимость реальной ответственности, которая их ждёт, и тогда богохульство вечной кары превращается в злодеяние против жителей всей Земли, не имеющее сроков давности.

Я подумал о загадочном предназначении своих юношеских стихов, удивляясь их потаённому смыслу, и про себя, не шевеля губами, проговорил:

Упрямо память повторяла

Черты далёкого лица,

Воображение искало

Пути начала и конца.

Прожив не много и не мало

Секунд, минут, часов и лет,

Я был как книга без начала,

В котором кроется ответ.

Но то, что раньше позабылось

И с днём грядущим стало врозь, —

Всё вновь опять соединилось

И зримым сделалось насквозь.

Ну, вот я и нашёл его, ответ на то, почему написал эти стихи, и он заставил вспомнить цыганку в метро, которую я встретил в тот день, когда началась эта история. Она предсказала, что мне суждено где-то далеко найти то, что никто никогда ещё не находил и не найдёт, да разве мог я тогда придать её словам какое-нибудь значение? Мне так и не удалось расспросить гадалку, что означали её странные слова, – я не раз проходил коридором подземки это место, но больше её не видел, словно она месяцами дожидалась, когда я к ней подойду, и, дождавшись, растворилась в огромном городе навсегда. Я остановил взгляд на камне и уже вслух, вполголоса, проговорил последнее четверостишие:

Но если предстоит, как прежде

Искать начало тех дорог,

Я буду жить и быть в надежде,

Как был и жил последний срок.

И вдруг я осознал, что за эти долгие месяцы так много встретил разных людей и увидел, столько узнал и понял, что уже не смогу смотреть на мир, как раньше. Я буду стараться быть лучше и добрее к людям, потому что на Земле нельзя жить, не делая ни добра, ни зла. Вот почему Высшие Духи сообщили, что виноградная лоза означает эмблему творения Создателя: Все материальные начала, которые лучше всего могут изобразить тело и дух, соединяются в ней: тело – это лоза, дух – это зерно. Трудясь над виноградным соком, человек улучшает его; точно так же, трудясь во время телесной жизни, Дух приобретает познания. Я понял, почему в стихах о приданом Эльзы, посвящённых мне до рождения, говорилось, что главным являются не найденные богатства предков, а разгадка тайны своих потомков – тайны самого себя. Такова великая и священная истина, в которую трудно поверить только потому, что она слишком милосердна и хороша для всех, чтобы дойти до нас первозданной и неоплёванной. Мы обладаем священным правом знать, что наше высшее «я» имеет безграничное прошлое, будущее и Отчий Дом, откуда раз за разом уходит в безумный мир сфабрикованных иллюзий и догм и возвращается, чтобы приобрести бесценный опыт, стать творцом и когда-нибудь остаться в нём навсегда.

Ко мне вернулись мысли, посетившие ещё на кладбище замка в Шато-конти. Духи всё время наблюдали за мной, оберегали меня и подсказывали мне путь. Разве смог бы я в одиночку ступить на него и пройти до конца, если бы мне не встретилось столько хороших людей, – Игорь Львович и Гриша Кирий, Констанция и Мишу, Вера и Эмилия Буати, Хельга Грот и Гельмут Рунк? Пусть чистые и добрые Духи всегда будут с нами, и пусть они присматривают за нами, – вдруг у них для нас есть что-то срочное и важное, а мы постараемся прислушаться только к ним.

Я поднял голову вверх и долго недвижно смотрел в небо, испытывая необыкновенное очищение и облегчение. Мне удалось отыскать некое начало, которое поможет лучше понять то, что всегда следует за ним, и теперь я мог с лёгким сердцем вернуться домой. Высоко-высоко кружили ласточки, предвещая ясный день без дождя. Слёзы текли сами, не перехватывая горло. Ну, вот и всё, уже скоро, ровно через пять дней, я достану ключ от двери и скажу: «Здравствуй, дом».

Мне вспомнился день, когда я впервые подошёл к замку, в котором прошла моя жизнь. С левой стороны арочного моста, ведущего к нему, имелась боковая лестница, по которой можно было спуститься в низину, чтобы подойти к мостику на реке. Я решил не заходить в замок и вернуться в город этим путём. Приближался полдень, и тень от камня исчезала на глазах. Я взглянул на него в последний раз и, не оглядываясь, направился в обратный путь...

Моя прошлая жизнь не была первой на Земле. До того, как доктор погрузил моё сознание в Германию XVI века, я воспринимал несколько отрывочных видений, о которых уже говорил. В трансе запечатлелось одно из рождений, первый крик и жёлтый диск луны в окне; передо мной мелькали знакомые люди, картины хорошо известных событий и мест. Некая сила, которой было невозможно противостоять, швыряла меня то на привал вооружённых людей у реки, то на поле жестокой битвы, то в боевые порядки воинов Ричарда I Львиное Сердце у стен города, и откуда-то я знал, что нахожусь на Святой Земле, и, значит, это был Иерусалим. Я дрался на мечах посреди скрежета металла, гортанных криков и стонов умирающих людей, словно наяву чувствовал, как неприятельский меч входит в спину, разрывая тело болью, и глаза застилает темнота. Наверное, я бы сейчас не вспомнил мелькающих образов той более ранней инкарнации воина Ричарда I, идя по дороге от своего могильного камня другой жизни, но однажды студенты задали мне трудный, если не для академиков, то для меня, вопрос, что же на самом деле является подлинной движущей силой истории. «Ишь, чего захотели, – притворно заворчал я, – а к классикам материализма обращаться не пробовали?» Как известно, «материалистический идиотизм» называл движущей силой безликие массы с вилами и кольями, а понимание роли личности в истории сводилось к запросу движущей силы на историческую роль подходящего вожака. Данная трактовка «вечного двигателя истории» учила тому, что история не должна пускаться вразнос и ломиться на обочину блудняком, а гладко стелиться верной дорогой между ободряющих придорожных баннеров, с которых из-под кепки, закрывшей лысину, хитро прищурился изобретатель «вечного двигателя».

В качестве объяснения я, как обычно, задал вопрос с лихо закрученным задом наперёд ответом, а затем пересказал то, что писали христианские хроники второй половины XII века про это буйное, похотливое и сребролюбивое мурло, Ричарда I, – графа, герцога и одного из английских королей эпохи Крестовых походов, собиравших пристающий сброд, и дальнейшего созревания исторических предпосылок для учреждения Святой Инквизиции по прямому распоряжению Сатаны. Поскольку коллективные туры в это беспокойное место и тогда были не из дешёвых, а транспортно-десантных самолётов для переброски живой силы и техники ещё не было, Ричард I, собирая бабло на военную амуницию, использовал Англию в качестве дойной коровы, хотя современники утверждали, что он продал бы и Лондон, если бы нашёл покупателя. Сей христианин, – а он им был, организатор того самого III Крестового похода (в котором меня насадили на меч), был к тому же злостным обладателем привычки похищать жён и дочерей своих подданных, что позволяет сравнивать его с Лаврентием Берией и прочими трудноуловимыми маньяками. Пасти овец на дождливом острове ему было не по нутру, зато баталии за тысячи километров во имя христианских ценностей непогрешимого папы были для него как сласти для ребёнка. Он построил замок в Нормандии, всю жизнь преследовал цель личного обогащения, долго мечтал о III Крестовом походе на Иерусалим, и в 1190 году его мечта (вероятно, вместе с моей) сбылась. До того, как его насмерть пришибли сковородой по голове из-за сокровищ, он всю жизнь боролся за титулы и власть и истребил три тысячи мусульман, которые мешали ему верить в Христа. Вот и пойми, что является движущей силой истории и что стало бы с бедной историей (и лично со мной), если бы этого христианина удостоили чести пасти овец на туманных берегах или посадили на цепь как диалектического материалиста Берию, чтобы сподручней всадить пулю в лоб.

Я ответил студентам, что движущей силой любого действа всегда является Дух, качество индивидуальной или коллективной, совокупной духовной энергии людей. Вектор повышения качества энергии Духа определяется объективным законом эволюции инкарнаций, тогда как замещающая его аксиома одноразовой телесной жизни души и вечная преисподняя исключают возвращение Духа на Землю в целях самоулучшения и позволяют выдать за христианина натуральное исчадие зла, спекулирующее на христианском смирении, скоропостижном обретении вечного рая и христианских заповедях. Другая проблема заключается в том, что исчадие духовного зла невозможно убить даже мастерски поставленным ударом сковороды по голове. «Почему?» – с недоумением школьника, образованного западными блокбастерами о супергероях, спросили меня. – «Потому что исчадие вернётся в новом обличье и снова поведёт за собой массы обманутых людей, и ни один телезритель не сможет его опознать». Я даже не успел испачкать руки мелом у классной доски, пока объяснял, что «отмена» святыми отцами и классиками марксизма-ленинизма закона переселения душ не избавляет нас от возвращения на землю, чтобы расхлёбывать заслуженные неприятности и строго отвечать за зло, допущенное в прошлый раз, равно как отмена психиатрии не убережёт общество от душевнобольных, выдающих себя за дееспособных и вменяемых благодетелей Человечества. Кроме того, в лживом постулате церковников и классиков об однократности жизни земного, одухотворённого либо бездушного «я», заложен неисчерпаемый потенциал разделения людей на хороших и плохих, откуда проистекают бесконечные конфликты, убивающие любовь к ближнему. Если Бог есть любовь, вечность адского пламени есть злобное и богохульное извращение, порождённое не совсем здоровой психикой, которое привело к искажению представлений об отношениях между Богом и людьми и смысле местонахождения на Земле, хотя бы ввиду отсутствия смысла с Начала Времён навечно запирать неопытные, незрелые и несовершенные души умерших в загробных обителях. Эту недалёкую хрень могли выдумать лишь предшественники тех, кто через несколько столетий додумаются торговать на европейских площадях сертификатами на размещение в райской вечности и спасать души еретиков в кострах Святой Инквизиции. Сбрендили, ясное дело, крупно – крупнее не бывает, но речь о другом: вытекающее из постулата однократности жизни постоянное деление всего земного на «плохо» и «хорошо» противоречит ЕДИНСТВУ БОЖЕСТВА и не позволяет академикам сделать однозначный вывод о правоте «белых» и «красных», разделённых Великим Октябрём. Для объективного заключения им необходимо признать реинкарнацию Вселенским Законом и ложность учений об одноразовой телесной жизни души и бездушного тела, а затем дать оценку тысячелетнему сосуществованию христианства с Крепостным рабством, причинам краха данного уклада в 17-ом и Советской Власти в 91-ом, и определить направление развития государства. Слышали когда-нибудь причитания отчаявшегося человека о том, почему «Бог так немилостив и жесток»? Это прямое следствие многовекового укрывательства церковниками закона кармического воздаяния в цикле рождений и смертей, возмездия в настоящем за прошлое и в будущем за настоящее, не дающего осознать, что источником неприятностей судьбы являются действия рук самого человека. Чем заменён реальный источник наказания бессмертного «я» в теле, то есть на Земле? Фиктивной внеземной карой, синхронизированной с вечным загробным существованием нашего бессмертного «я», и, значит, остаётся ответить, в чём святость такого самопального верообразования, кому оно было выгодно и зачем. Вот поэтому академики и не могут «догадаться», кто «правее» – красные или белые. История знает немало поводов к хождению на голове, и мы сами называем нашу планету сумасшедшей там, где готовимся придти на неё в очередной раз. Вера в одноразовое местонахождение на Земле имеет следствием многовариантность поведения человека; закон повторного рождения на Земле требует подчинения стратегической цели перевоплощения душ, и других вариантов у нас нет. «Таким образом, – подвёл черту я, – одни пускают паровоз истории под откос, губят миллионы душ и за своё неуёмное буйство попадают во все энциклопедии, а другие, – взять хотя бы вашего покорного слугу, – всю жизнь разрываются между домоуправлением, супермаркетом и окошком бухгалтерии, пока чёртиком из коробочки не выскочит какой-нибудь Великий и не устроит Вселенский Шухер, от которого целые народы не могут придти в себя».

Само собой, мой ответ вызвал вопрос, когда на планете иссякнет движущая сила войн и других геополитических катаклизмов, на что я ответил, что это произойдёт по мере духовной эволюции реинкарнирующих поколений, то есть посредством перевоплощений и улучшения одних и тех же душ с последующей высылкой неисправимого остатка на более сумасшедшую планету. Что учудила римская поповщина? Вместо того, чтобы напоминать одним и тем же Божьим искрам про индивидуальный путь в цикле рождений и смертей, их заставили верить, что на землю всякий раз приходят новые Божьи рабы, лишённые права соваться со своим уставом в чужие монастыри. В миру подобного жонглирования хватит, чтобы засадить мошенника на полную катушку, но попробуйте «без протокола» «потереть» об этом с наместником Самого Творца. Поскольку низкая скорость роста нравственной кривой согласно объективному Вселенскому Закону Католическую Церковь не устраивала, а святее папы в римском евросоюзе всё равно бы никого не родилось, в IV веке «отменили» закон нравственной эволюции, принесённый Христом, чтобы поторопить грешную с рождения паству скоропостижным наступлением фиктивной адской вечности; с IX века, продолжая c распятия Христа пытки еретиков, начали практиковать материальную заинтересованность в конфискации имущества и сожжении на костре, а несколько позднее, выполняя директиву Сатаны, учредили квадратно-гнездовую структуру Святой Инквизиции, якобы, для борьбы под руководством римского папы с происками Сатаны среди морально неустойчивых Божьих рабов. Каждый Божий раб состоял на учёте, с каждого могли взыскать за неявку на сожжение еретика или молитву, и говорить о каком-то несмирении перед послушанием просто смешно. В XIX столетии за контрпродуктивную деятельность святых отцов Церковь отгородили от государства, а так как незадолго до того Инквизицию предусмотрительно упразднили, разбираться во Вселенском Законе скорости роста кривой нравственности никто не захотел. А зачем, если святые отцы взялись за ум и перестали жечь за безнравственность еретиков? «А почему в этой кривой не стали разбираться у нас?» – не в бровь, а в глаз задал вопрос отличник с передней скамейки. – «Когда именно? Перед крещением Руси, когда князь Владимир был занят её объединением? Перед Революцией, когда Ленин имел готовый эквивалент двучлена веры в одноразовую жизнь биологического тела и загробное небытие? Перед Приватизацией, когда Ельцин собирался распродавать народное достояние? Вы сами поймёте это, когда разберётесь в разнице аксиом одноразовой телесной жизни души, бездушного тела и стратегической цели перевоплощения души», – ответил я, чтобы приобщить аудиторию к самокопанию в нечётких множествах.

Конечно, разговор на такой неутешительный ноте закончиться не мог, тем более, студенты сгорали от нетерпения, желая знать, как я стал обладателем тайны, которую по странному стечению обстоятельств прятали от Человечества те, кто попадал в исторические хроники, энциклопедии и словари, одним словом, поводыри Человечества. Разумеется, я сослался на Книгу Духов, источник откровений Свыше о законах развития реинкарнирующей души, которые христианские церкви земного шара, где не прекращаются войны, эпидемии и голод, называют антихристианской ересью и злом. К концу семинара многие заподозрили существование неизвестной Человечеству загробной тайны смысла земной жизни, которую прячут, чтобы земная популяция как можно дольше оставалась в дураках, и я этому возражать не стал. Кое-кто даже вызвался с этим как следует разобраться, подсобить Человечеству и подготовить к следующему занятию реферат. В этом боевом настрое я отпустил их на перерыв и задумался, что бы я вещал на данную тему, если бы не запечатлел в ходе гипноза, как на поле брани из моей груди, прикрытой толстой кожей, цвет которой я помнил до сих пор, вылезает остриё меча, и я самоотверженно погибаю за христианские ценности Святого Престола и этого сукиного сына, Ричарда. Наверное, мои представления о движущих силах истории не слишком бы отличались от марксистско-ленинских, хотя о других пока не слыхал. Так бы и нёс с кафедры, что широкие круги трудящихся, идя на поводу своих чаяний, делегируют историческую роль подходящей личности за её адекватные чаяниям понты и разрезают красную от крови ленточку Новой Эпохи. За сим вечный двигатель мумифицированного изобретателя ржаво заскрежетал, звякнул какой-то отвалившейся деталькой и заглох навсегда. Понты утихли, а те, кто возлагал на них чаяния, поплелись на своих двоих к следующему историческому витку, похожему на очередное кармическое возмездие за беспредел.

Впервые за Всемирную Историю монопольную фикцию одноразовой телесной жизни души заменили монопольной фикцией одноразовой жизни бездушного тела и добились сомнительной и временной победы одной глобальной лжи над другой. Как водится, сначала заностальгировали, потом стало доходить, что былого не вернуть; посмотрели вперёд и ничего не увидели, потому что всё было сказано Христом две тысячи лет назад, а то, что было написано пером, стервозно вырубили топором. Ничего путного, кроме безвылазной загробной вечности и посмертного небытия, со времён римских императоров с отломанными мраморными носами до второго пришествия капитализма и богохульного верообразующего двучлена о вечном адском огне, «открыть» не удалось, поскольку меньшинство отбрыкивалось от истины, предназначенной всем, как могло. А если хотите знать главную причину многовекового запрета и преследования идей переселения душ, то она вот: реинкарнация не позволяет принимать решения в пользу господства элитного меньшинства над большинством, гарантирует равенство перед Богом и ставит неодолимый барьер козням Сатаны.

В том, что верообразующий двучлен церковного учения скрывает от «я-личности» перевоплощение его высшего «я» и значение устройства духовного мира, ничего удивительного нет: принудительный характер давно изжившего себя тоталитаризма выражался в активном укрывательстве загробной тайны смысла земной жизни души вопреки интересам и прогрессу всего Человечества. Толоконные лбы IV века, обладающие монополией на Библию, в извращении верообразующей конструкции руководствовались одним: целесообразностью дебилизации паствы с целью постановки под тотальный контроль и господства меньшинства над большинством.

Блуждающий Дух между земными жизнями продолжает работать, учиться, жить и отдыхать в окружении родственных душ, набирается опыта у духовных наставников и постигает высшие законы своего подлинного дома. Каждый из нас, находясь в Мире Душ, обладает истиной дальнейшего нравственного совершенствования, испытывает более или менее острую потребность в исправлении ошибок и очищении, и тогда, набравшись сил и определив земные условия и задачи, мы снова устремляемся в материальный мир. Там нам опять твердят о необходимости воцерковления в лоне Церкви-матери, однократности земной жизни души и Страшном Суде, который после смерти поставит точку на нашем духовном совершенствовании. Разве это не является причиной, по которой мы, искры Божьи, находясь в суровых земных условиях, должны понимать, что мир, откуда мы пришли, не сводится к загробному безделью, выраженному в вечном сидении на раскалённой сковороде и прогулках по райским кущам? Речь идёт не о том, во что сами верят или не верят святые отцы Церкви-матери, а о Человечестве, которому с убогими мыслеформами лубочных картинок не по пути.

Жизнь после физической смерти продолжается на разных уровнях: от высших сфер, наполненных любовью и светом, до тусклых нижних миров, которые лишены света, любви и тепла. Любящие Бога и служащие своим ближним, живут в неописуемой красоте, а эгоистичные души попадают на нижние уровни. Все материальные достижения на Земле, в том числе, порождённые умственным и техническим прогрессом, ничего не значат в сравнении с тем, как относиться к людям, – любовь и доброта есть единственное мерило успеха и поражения в земной жизни, даже если ты умудрился затолкать себя в плоский телевизор, чтобы все подивились, как ты красив, успешен и умён. Почему в это, главное, слабо верят, и умственный прогресс по-прежнему обгоняет духовный, моральный, нравственный? Потому что в фальшивые рамки однократности телесной жизни души не вписывается эволюция нравственного пути, отрицаемая Церковью, и мир воспринимается не таким, какой он есть. Положительная перекодировка нравственных компонентов Духа, согласно закону духовной эволюции инкарнаций, происходит медленно, а выживание в материальных условиях единственной жизни души, «освобождённой» церковниками от кармического воздаяния на Земле за её прошлое в настоящем и в будущем за настоящее, стимулирует умственное развитие за счёт нравственного. Истинный закон о предназначении и развитии души определяет «баланс» умственного и морального прогресса личности на земле, однако Церковь, зная об этом, продолжает называть идеи реинкарнации ересью и грехом, словно хочет затащить человечество в IV век. Понимаете, какую незадачу породило древнее боготворчество святых отцов, устремлённых к святости? Если мы с концами уходим на Тот Свет, многим по хрену, что будет на Земле после них, а если возвращаемся обратно для заслуженных искуплений и испытаний на своей шкуре, от которых Земля ходит ходуном и нарушает покой мирных граждан, надо об этом предупреждать. Как? Хотя бы раз в квартал, в прямом эфире за круглым столом, по графику.

Фактически, церковники скрыли две вещи, если не сказать, что они вообще скрыли всё, что относится к верообразующей структуре: то, что происходит с нами на Другой Стороне, – за порогом смерти, и то, как настоящая жизнь в теле определяет и может сделать невыносимой нашу будущую земную жизнь. Можно ли такое рукотворное верообразование назвать христианской верой, если оно настолько выхолощено, что полученный результат находится за гранью первоначальной логики? Будет ли это верообразование подвигать к любви и милосердию, если учение о вечном аде задумывалось для целей, противоположных Божественным? Или на то и поп, чтобы скрывать прошлое и будущее души, кармическое воздаяние судьбой на земле и предназначение искры Божьей? Не слишком ли много «специфических пробелов» набралось в Учении? В конце концов, сколько не собирай верующих в одноразовую жизнь вокруг амвона, ничто не мешает неверующим за папертью приходить на Землю вновь и вновь. Нас не наградят и не накажут – просто наши чувства, мысли и действия определят уровень существования, заслуженный количеством любви, сострадания и доброты, которое на Земле мы проявили. И если мы ничему здесь не научились, в духовном измерении жизнь не будет иной. Церковь не может нам этого объяснить, потому что тогда ей придётся признавать фальшивость учения о вечном аде. Но Церковь не может объяснить нам и то, что наши неприятности и «несправедливость» судьбы есть дело рук самого человека в прошлых жизнях, поскольку тогда придётся признавать отрицаемую реинкарнацию, длительную ложь о лжи, и, значит, ей выгодно, чтобы тяготы судьбы, которые мы часто считаем незаслуженными, воспринимались «одноразовым фантиком» от Создателя. За верой в закон перевоплощения души стоит естественное стремление и объективная возможность её совершенствования; за проповедью об одноразовой земной жизни души – гнетущий страх угодить в несуществующую адскую вечность за несколько минут земной слабости и отчаяние пословицы «Семь бед – один ответ».

Мне было нечего добавить к тому, о чём я размышлял в течение долгих месяцев. Говорят, наша цивилизация включает 50 поколений, однако, загробная тайна смысла земной жизни Великого Учения Христа до нас не дошла, потому что лживый постулат Вечного Ада противоречит истине переселения душ, как единственному пути духовного развития всех людей. Бессмысленность загробного стяжательства с Начала Времён душ умерших людей выдаётся за Промысел Божий и скрывает от нас, живых, закон духовного прогресса Вселенной на отдельно взятой Земле. Но даже если Будущее Земли записано на невидимых скрижалях в готовом виде, оно будет зависеть от возвращения похищенной истины в людские сердца…

В отель я вернулся в растрёпанных чувствах и до вечера провалялся в кровати, тупо глядя в потолок. Хельга не появилась ни в шесть, ни в половине седьмого. В семь часов я спустился на второй этаж и вошёл в её номер. Она лежала, отвернувшись к стене, и тихо всхлипывала. О том, что случилось, спросил бы только круглый дурак. На полу, в ногах у кровати, лежала красиво изданная книга «Замок Эльзы». Я поднял её, посмотрел на дарственную надпись Клауса фон Берлица и положил на тумбочку.

Я присел на краешек кровати и молча положил руку на её плечо. Ей было очень горько, она ждала утешения, и оставила незапертой дверь.

– Я не могу без тебя, – прошептала она сквозь душившие её слёзы.

– Да, но ты понимала, что день моего и твоего отъезда когда-нибудь подойдёт. Мировая Революция не победила и не стёрла границы между странами. Всем раздают паспорта, штампуют визы, проставляют сроки. Об остальном нам спрашивать разрешения у чиновников не обязательно.

– Я люблю тебя, – её сотрясали новые рыдания.

– И я люблю тебя, – сказал я со всей нежностью, которую испытывал к ней. – С первой секунды, ещё до того, как назвал тебя фрау вместо фройляйн и пошутил про сковородку. Или ты считаешь себя настолько противной, что тебя бы могли убедить только животные домогательства? Хотя нет, у противных двух десятков поклонников в университетских кулуарах не наберётся.

Хельга чуть не заревела.

– Ну, прости за глупость, просто мне тоже очень больно, ты плачешь, а больно мне. Но ехать надо и тебе, и мне. Через несколько дней ты тоже уедешь отсюда, и совсем ничего не нужно забывать ни тебе, ни мне. А ещё через несколько дней будет хорошо от того, что мы оба будем помнить, что в Москве – я, а в Берлине – ты. Вообще-то, мы не планировали проводы в последний путь, и хоронить друг друга навсегда. Только покойника нельзя воскресить, но оба наших «я» продолжат жить и переживут любые надежды, казавшиеся рухнувшими. Мы с первого дня видели будущее. Чтобы убедиться, что оно лучше прошлого, сначала ты напишешь отчёт о своей практике, а я прочитаю первую в этом году лекцию, а потом нам захочется вспомнить этот удивительный месяц. Вспомнить его вместе, и ничего на свете, – слышишь, ничего, – не помешает нам созвониться и сделать это вместе, потому что добро помнят всегда, и только потом решают, как с ним быть.

– Я люблю, тебя-а-а, – она снова зарыдала, поднялась и крепко обвила меня руками.

– Я тоже обнял её и погладил её волосы, и так, не шелохнувшись, мы просидели несколько минут. Я говорил очень тихо и ласково, – так, как не говорил ещё ни с кем.

– Ты необыкновенный, – прошептала она, утерев кулачком слёзы и не убрав прядь, закрывшую её милое заплаканное лицо.

– А ты?  Хельга Грот из бывшей ГДР совсем не похожа на музейную сиделку с недовязанным чулком и склерозом, ей не к лицу чулки и склероз.

– Почему? – всхлипнула она.

– Хороший вопрос. Чтобы его задать, надо знать половину ответа. Потому что, когда моя душа ушла в пятки и глаза стали по семь пфеннингов, я видел, как она держит руль и несётся по крутым поворотам на шальных скоростях. На таких скоростях не врезаются в отбойник, а перелетают его, и приземляются там, где лучше, чем здесь. Я знал, кто сидел за тем рулём, – у него водительский стаж в разы больше твоего. Ты знаешь, что если бы не твои антибиотики, раздобытые посреди ночи, мы бы сейчас не разговаривали? Ты ела что-нибудь?

– Нет, я начала плакать, как только вернулась в отель. Я всю дорогу вспоминала, как мы впервые пришли на автостоянку, как я боялась, что ты в тот день не придёшь к арке моста.

– Я же пришёл. И всегда говорил тебе то, что хотел слышать от тебя, и, значит, ты можешь мне верить, как себе. Пойдем-ка, поедим чего-нибудь, а я расскажу всё, что о тебе думал, и на кого ты похожа.

– Ты скажешь правду?

– Только правду, и она тебе понравится, если пойдёшь со мной.

– Ты подождёшь меня? Я только умоюсь.

– Не торопись, успеем. Ты видела? Осень наступает, зонтики у кафе уже убрали. Туристам холодно сидеть с видом на площадь, где когда-то избивали и унижали за любовь. А мы с тобой войдём в зал и съедим то, что принесут сразу, и будем гулять по улочкам, пока не замёрзнем и не начнём украдкой зевать. А потом я затащу тебя в бар и прикажу подать грога, пунша или горячего вина, и мы кое-как приползём в отель и с улыбкой проспим до утра, а утром на душе будет светло-светло...

– Если бы ты знал, как я хотела услышать от тебя эти слова.

– Неужели, ты думала, что в Москве мне не будет никакого дела до моей прекрасной восточной славянки Хельги Грот? Ты ещё не забыла, что спасла мне жизнь и зашила мою простреленную рубаху, и теперь ответственна за мою судьбу?

– Я купила тебе новую рубашку.

– Рубашкой не отделаешься, Хельга Грот.

– Саша, когда ты уезжаешь?

– Послезавтра. Это последний срок, иначе на границе будут неприятности. Мне бы не хотелось прослыть персоной нон грата на весь Евросоюз.

– Я провожу тебе обязательно.

– Эх, ты-ы. Думала, что я сбегу от тебя по-английски? Поезд на Дортмунд отходит утром.

– Поедем на машине.

– А это не слишком опасно?

Хельга улыбнулась, и я подумал, что это хороший знак.

Мы могли бы не вернуться из той поездки, и, если бы с ней что-то случилось, я бы никогда этого себе не простил.

– Я сама пристегну тебя ремнём и поеду очень тихо. До Кобленца недалеко, Гельмут меня отпустит. Пойдём?

* * *

- Как смотрит Дух на тело, оставленное им?

«Как на одежду, стеснявшую его, он счастлив, что избавился от неё».

- Какое чувство испытывает он при виде своего разлагающегося тела?

«Почти всегда равнодушие, как к вещи, которою он более не дорожит».

- По происшествии некоторого времени узнаёт ли Дух кости и другие принадлежности оставленного им тела?

«Иногда. Это зависит от более или менее возвышенного взгляда его на всё земное».

- Присутствует ли Дух при своём погребении?

«Очень часто, но иногда не может себе дать отчёта в том, что в это время происходит, если находится ещё в состоянии смятения».

- Доставляет ли ему удовольствие стечение народа при его погребении?

«Более или менее, смотря по чувству, привлекающему присутствующих».

- Духи, забытые всеми, могилы которых не посещаются никем, являются ли, несмотря на это, и испытывают ли сожаление о том, что никто не вспоминает о них?

«Что им за дело до земли? Только сердечные чувства могут привлекать их к ней. Если нет на ней любви к нему, то ничто не призывает к ней Духа: вся Вселенная принадлежит ему».



Книга Духов

* * *

Отъезд в Кобленц был назначен на 8 часов утра, и сегодня я покидал Мюнстермайфелд навсегда. А ещё через сутки я навсегда уеду из страны, где на каждой урне пишут «Danke!», начинают разговор с «пожалуйста» и заканчивают «спасибо», и никто никогда не нахамит. Тут нет двух одинаковых домов, каждое утро стригут газоны и подметают листву, и жильцы имеют персональные ключи от мусорных контейнеров. Здесь на улицах размечены дорожки для детей, инвалидов и велосипедистов, в трамваях отведены места для инвалидов-колясочников, велосипедов и даже почтовых ящиков, а электронные табло на остановках уведомляют о прибытии транспорта с точностью до минут. В этой стране не устраивают серийное мочилово одиноких стариков за квадратные метры, не принято торговать вредными продуктами и фальшивыми лекарствами, а платная медицина обходится дешевле, чем наша, бесплатная, а меня тянуло домой, потому что соскучился по дорогим людям и два месяца не видел на кухне свою ржавую раковину.

В наших подъездах не спускаются за почтой в белых носках, но у нас всё равно лучше. Дома всегда уютнее, несмотря на то, что слова «не мы такие – жизнь такая», «вывести в лес» и «сходить в баню» приобрели омерзительное значение, и в телепередачах «С добрым утром» ежедневно предостерегают от мошенников широкого профиля. Сбрендили? А разве нам говорили, что тысячу лет из поколения в поколение страна жила и живёт по законам развития общества, в Природе не существующим? О том, что общество, хоть лопни, априори не может развиваться по законам дубинноголового материализма и вечной поповской преисподней, нам никогда не говорили, зато весьма назойливо учили обратному. Понимаете, что это значит? Подлинный Вселенский Закон развития был преобразован церковниками и материалистами в две разновидности вымышленной объективной реальности. Обе мнимых реальности не отражали истинного процесса развития природы и общества, противоречили его внутренней сущности и друг другу, зато отвечали личным целям фальсификаторов и способствовали их достижению, независимо от того, чем эта руководящая отсебятина официально мотивировалась. Представляете размах римо-поповского и марксистско-ленинского надувательства? Если нет, поясню: земная популяция развивалась не по Божьим законам, которые Книга Духов называет естественными и нравственными, а по законам фальсификаторов, ненавидевших естественность и нравственность. Парадигм, выражающих глобальную объективную реальность «Бог-человек», всего две; обе реальности – мнимы, обе парадигмы – фальшивы, и скрывают загробную тайну смысла земной жизни, то есть, собственно говоря, Божий закон. С точки зрения невинной школьной логики, это просто нескладуха, а с точки зрения того, что эта нескладуха длится вторую тысячу лет, – «высший пилотаж» Сатаны, которого, как известно, днём с огнём не сыскать. За ложной реальностью, выраженной в учениях об одноразовой телесной жизни души и бездушного тела усердно прячут истину: то, что мы посеем в этой жизни, в следующей жизни будем пожинать сообща на Земле. В обоих случаях фальсификаторы сознавали, что творят липу, и к чему их липа ведёт. Если бы на исторической переправе 90-х это понимали, то выделенная Германией денежная компенсация узникам нацистских лагерей и 4,8 миллиардов долларов из Международного Валютного Фонда для стабилизации ельцинской экономики не исчезли бы бесследно, будто в тартарары, где не с кого спросить. Общество бы не позволило беловоротничковому жулью запускать руки в отстроивший себе дворцы по всей стране Пенсионный Фонд, гнать офшорной аристократии бешеные деньги за рубеж и не допустило бы много чего ещё, например, странноватого обозначения широких слоёв населения «нищебродами» и «звёздами».

Есть ли смысл говорить о покаянии в Гражданской войне, массовых репрессиях, грабительской Приватизации XX века, как о свершившемся факте, если обществу не известен Вселенский Закон, который битое тысячелетие остаётся оплёванным и нарушенным? Или вы думаете, что нравственное сознание общества можно пробудить, жонглируя ублюдочными фикциями вечного загробного бытия и небытия, придуманными врагом рода человеческого? Кто же будет уповать на Бога, если Его благость и милосердие всё время пыжились загораживать то вечной преисподней, то первичностью головных извилин и прочей материи? Но чего бы в оправдание этого хронического системообразующего бреда его сплочённые апологеты не наплели, ответ будет один: обоих навязанных обществу законов в Природе-матушке нет, и, следовательно, отпадает общественно-полезная необходимость в их фуфлогонах-проповедниках. Нет законов, по которым заставляли жить общество, – нет, и всё тут, хоть вокруг люстры, придерживая шапчонку, спляши.

Какое покаяние иметь в виду, если академики, разложившие молекулы на атомы, до сих пор не могут разобраться ни в правоте «белых» и «красных», ни в истоках гегемонии новых Волконских и Оболенских, ни в причине столкновения двух липовых антипарадигм в 17-ом, ни в законе кармического возмездия, настигающем страну из поколения в поколение? Разумеется, церковники и сегодняшние продолжатели «дела Ленина» в отличие от академиков знают ответ, но в чём тогда каяться? В пренебрежении аксиомами однократно одухотворённых и бездушных тел? Логичнее покаяние в тупости, насилии и лжи и признание в игнорировании Вселенского Закона, который противоречит закону церковному и материалистическому. Ничто, помимо материализма, так не отдаляет искры Божьи от Божественного, как фиктивная посмертная бесконечность и безвылазная преисподняя. По нашим-то временам на такой трухлявый канон о вечном загробном огне, ни сесть, ни слезть, да и на другой не перелезть, и оттого, случается, истерят. А как не истерить, коли раб Божий вопреки святой воле Церкви-матери знать будет, что возвращается в тело, чтобы построить рай на своей Сумасшедшей планете, а уж потом мечтать о райской вечности на Небесах? Нет, такого разочарования Божьи рабы не перенесут, – ведь это ж надо: опосля собственных похорон ни вечного рая не обрести, ни в аду навечно не застрять, и хрен его знает, что придёт им в голову, когда откроется «страшная поповская тайна» и перестанут созерцать мир набекрень. Так? А не так, – круглый стол в прямом эфире всегда готов, только в следующий раз в качестве оппонента за него может присесть не глухонемой материалист, чтобы помогать лепить из Всевышнего дурака, а те, кто искренне и внятно объяснят, для чего на самом деле даётся бессмертие душе. И потом, дело не только в отупляющих «одноразовых» аксиомах толоконных лбов и марксизма-ленинизма, – это всего лишь рабочие производные Тёмных Сил. Главная тайна скрыта в кратком термине ХОД ИСТОРИИ, а на вектор ХОДА ИСТОРИИ Тёмными Силами наложено строжайшее табу, чтобы одноразовые поколения человечества не понимали, как правильно жить, иначе бы, Европу не охватила эйфория антихристианских радостей. До тех пор, пока в умах общества будут господствовать ублюдочные аксиомы одноразовой телесной жизни души и бездушного тела, ХОД ИСТОРИИ будет оставаться для земной популяции тайной за семью печатями, и Мировая Закулиса продолжит то, что начала. Схорониться в посмертной вечности от закулисных приготовлений к заключительному акту никому не удастся, – вся земная популяция, облачённая в очередные тела, окажется в первых рядах и поплатится за свою «одноразовую» доверчивость. До третьего звонка к началу «перфоманса» верующие всё так же будут мечтать о скоропостижной Жизни Вечной, материалисты – наслаждаться тем, что материализм не мешает им жить, а религиозные индифференты, – довольствоваться тем, что в бесконечном загробном «ни гугу» верующих и материалистов не видят никакой разницы, на чём и стоит незыблемый план тёмных сил. Библию, которую можно цитировать по любому поводу, давно превратили в инструмент мирового господства, а сегодняшние защитники мирового пролетариата каждый год 22 апреля носят цветочки к Мавзолею и на всю расхристанную Россиянию бубнят о великом наследии марксизма-ленинизма, одарившем благодарное человечество верой в загробное небытие, бездушие тел и вечный коммунистический рай. Эти апологеты загробной нежити, которых не вразумил «рассекреченный» солженицынский «Архипелаг ГУЛАГ», будут и дальше черпать псевдовдохновение в полном собрании сочинений мёртворождённых идей, призванных одним махом осчастливить на обломках капитализма всё человечество. Они всерьёз верят, что их наследное учение, основанное на первичности мозгов, оторванное от Божьих законов, отрицающее внутреннюю духовность человека и пролившее кровь миллионов, знаменует эру гуманизма и прогресса на Земле. О чём, кроме хвалёного плюрализма в одной голове, свидетельствует наличие парламентских партий коммунистов и капиталистов? О том, что корабельная команда верит в одноразовую телесную жизнь души и бездушного тела и прокладывает среднерезультирующий «одноразовый» курс корабля; им невдомёк, да они и знать не хотят, что общество развивается по диаметрально противоположным законам, игнорирование которых лишь за последнее столетие неоднократно приводило страну на край гибели. Если уж в кремлёвских кулуарах один державный муж нашептал одному учёному мужу, что нас окружили натовскими базами ровно потому, что при смене курса в 90-е мы не понимали слово «геополитика», не пора ли засадить элитную публику за книжки для среднего школьного возраста? Впрочем, тогда с курсом лекций о загробной тайне смысла земной жизни, по дидактическим соображениям, придётся повременить, – пусть для начала вызубрят буквари по истории с географией с картинками.

Если вы ментально воспринимаете конструктивные различия двух фиктивных законов и одного подлинного, значит, и попы с материалистами не могли их перепутать между собой. И тогда вы увидите не только разницу выводимых из них следствий, но и различное влияние на нравственный прогресс. На Западе нет понятия «нравственность», – только «мораль», а у нас есть. Мораль и её нормы – внешний фактор, а нравственность – качество состояния души, того, что внутри нас. Позаимствованный нами западный поповский закон и наш доморощенный материалистический закон бездушия тел в силу конструктивных особенностей верообразующего двучлена допускают навязывание извне любой выгодной кому-то «одноразовой» морали. Это понятно из массовых примеров стремления смертников-террористов к райскому наслаждению вечными девственницами и поголовного стукачества в советские времена. Подлинный закон нравственной эволюции души выражен философом-мудрецом: две вещи поражают больше всего – звёздное небо над головой и нравственный закон внутри нас. Сказано не только красиво, чтобы вспомнить старину Канта под звёздным небом, глядя в пламя костра, но и точно: ну, нет вне нас, хоть тресни, ни ленинского загробного небытия, ни вечного ада толоконных лбов, которого должны убояться подучётные Божьи рабы. Следовательно, внутри нас есть подлинный нравственный закон – искра Божьего подобия, а не порочное «одноразовое» фуфло. Задачей каждого воплощения на земле является постепенное соединение целей наших обоих «я», однако и это противоречит верообразующим двучленам материалиста и попа, поскольку для соединения двух «я» необходимы обретение святости и не одна телесная жизнь. Одним словом, напакостили с размахом, снаружи и внутри, от земли до звёзд. На каком основании? Думали, что не тронут? Так ведь тронули – закопали своих больше, чем сожгли в нацистских лагерях. Западный закон одноразовой жизни и вечной преисподней импортировали на Русь примерно тысячу лет назад, а ленинский закон одноразовой жизни и загробного небытия был внедрён «вчера», чтобы вытеснить поповский и навязать «снаружи» другую мораль. К этому выводу легко придти после ознакомления с писаниями древних славян о предназначении реинкарнирующей души, поэтому от перемены мест двух убогих «одноразовых» слагаемых воз останется там, где стоял. Вы догадываетесь, почему во времена принудительной христианизации славяне смеялись над назначенными попами? В славянском учении не было указаний на бесконечную преисподнюю, и оно не обещало вечный скоропостижный рай. Как мы жили после крещения Руси? Крепостная неволя, раболепие, невежество. Ну, а потом ради мечты иметь всё, бесплатно и по потребностям, заставили возлюбить загробное небытие и материализм, который и привёл к краху коммунистической мечты. Откуда же в стране взяться адекватной парадигме, если попытки конструктивного обсуждения проблемы «одноразовых» аксиом с апологетами вечного загробного бытия и небытия вгоняют их в ступор недопроявленной кондрашки? Тут дело не столько в том, верят ли они сами в своё несостоятельное «одноразовое» фуфло, сколько в том, что им выгодно, чтобы в него верили все. Вот такой дореволюционно-постсоветский, клерикально-казарменный пердимонокль ...

Я проверил ящики шкафа и тумбочки, чтобы ничего не забыть, и сел на кровать, – позвонить Марку. Гудки были долгими, наконец, я услышал его сонный голос:

– Ja, Palikowsky.

– Марк, это я. Доброе утро.

– А-а, здравствуй, мой блудный друг. Симпозиум закончился? Рассказывай.

– Рыцарские турниры закончились в связи с изобретением пороха. Железный конь с двигателем внутреннего сгорания пришёл на смену крестьянской лошадке. Человечество размечталось о звёздных войнах на просторах незагаженных планет и торгует инопланетными сотками. Сегодня буду у тебя.

– Не верю.

– Зря. До Кобленца не больше тридцати километров, выезжаю в 8 часов, поезда идут каждый час. Как возьму билет, сразу позвоню. Устроит?

– Встречу, Людмила будет на работе. Жду звонка, давай.

– Завтракай и запрягай.

Мы отключились. На часах было без пятнадцати восемь. Я набросил рюкзак, по привычке попрыгал, оглядел номер как старого приятеля и вышел за дверь.

Мы столкнулись с Хельгой на площадке между нашими этажами.

– Доброе утро, – я поцеловал её руку.

– Доброе утро. Гельмут уже там, он звонил.

Мы вышли в переулок и свернули на Борнштрассе, к Мюнстерплац. Как я говорил, парковка находилась у каменной ограды, слева от церкви, в десяти шагах от угла кафе «Вулкан». Мы прошли там, где ещё недавно были столики, и я в последний раз посмотрел на бело-зелёную вывеску кафе. Чтобы отвлечь Хельгу от грустных мыслей, я спросил её:

– Когда ты уезжаешь домой?

– Через неделю.

– Как же я найду тебя?

– Ты хочешь этого?

– Зачем бы тогда я спросил?

Мы подошли к Рунку, он стоял, держась за открытую дверцу «БМВ».

– Доброе утро, коллеги.

– Доброе, Гельмут. Вам бывает грустно, когда приходится уезжать?

– Трудный вопрос. Впрочем, лёгких вопросов вы не задаёте даже себе. Зависит от того, откуда, куда, на какой срок приходится уезжать, и с кем. Мне, например, компанию до пункта назначения составляет автомобиль. Садитесь.

Мы с Хельгой сели вместе, Гельмут включил зажигание и нажал на газ.

Мне запомнились слова одного ребёнка-индиго из книжки про таких же необычных детей. Он сказал, что вы (мы, люди на Земле) постоянно вмешиваетесь по разным поводам в судьбы друг друга, чего делать нельзя, потому что у каждого в нашем грубом мире своя задача на очередную жизнь и свой путь. Этот мальчик помнил свои прошлые жизни, и потому рассуждал не так, как большинство людей, усвоивших тот или другой «одноразовый» верообразующий двучлен. Я где-то читал, что шестилетний Моцарт просил руки Марии-Антуанетты у её матери, правительницы Австрии Марии-Терезии, но будущей «мадам Дефицит», предлагавшей народу перед французской революцией за неимением хлеба есть пирожные, было предначертано стать женой французского короля Людовика XVI, и впоследствии за «пирожную демагогию» обоих обезглавили. Обезглавили за глупость, порождаемую «одноразовой» церковной доктриной, хотя христианство к тому времени существовало без малого 18 веков. Люди встречаются, женятся, разводятся и нередко отклоняются от своей очередной миссии на Земле, а на деле им предназначался совсем другой человек, и так уж задумано на Небесах, что, идя прямо, мимо него не пройдёшь. Мы договариваемся о встрече со своей половинкой до нашего воплощения в теле, и такие «встречи с первого взгляда» происходят на Земле каждый день. Нравится нам это или нет, но лживая, хитрая и глупая аксиома одноразовой телесной жизни души, которой пытаются наставлять, не позволяет понять, что заранее избранные нами обстоятельства будущей жизни подчинены совершенствованию реинкарнирующего Духа, а такими обстоятельствами могут быть и смерть на эшафоте, утрата самых близких людей и много чего ещё. Отсюда видны и «побочный вред», причинённый человечеству «учреждением безвылазной преисподней», и глубокое осознание «учредителями» святости своего порочного боготворческого труда. Вечность адского пламени — это не только патологическая жестокость и богохульство толоконных лбов, — это длящееся преступление перед человечеством, которое заставляет его спотыкаться и блуждать, независимо от того, отвоёвана ли конституционная свобода от Церкви, и в какую сторону машет кадилом поп. Видимо, только неискренний человек может утверждать, что принципиальное извращение глобального верообразующего закона является залогом обретения Господа в сердцах людей. Но люди достаточно разумны, чтобы избегать в жизни тех, кто не откровенен, недоступен в общении и патологически лжив. В данном случае, искажение глобального постулата не даёт верить в абсолютную истину просто потому, что её проповедовать запрещено.

Мы с Хельгой полюбили друг друга и могли бы преодолеть все расстояния и границы, чтобы быть вместе, но имелось одно обстоятельство, о котором было известно только мне. В нескольких часах езды от Москвы находился маленький городок, в котором ждала судьба. На этот городок указывали данные прослушки на вилле Кулешова, комментарии Петельского узоров на моих руках, предсказание цыганки в метро и слова Эмилии Буати после того, как она закончила спиритический сеанс. Я не искал судьбу, я старался разгадать тайну посвящённых мне строк, и разгадку пришлось искать на территориях трёх стран.

Мы держались с Хельгой за руку и, глядя на мелькающие дорожные развязки и поля, думали об одном, – о нашей разлуке и о том, какой неизгладимый след оставили проведённые вместе недели в нашей судьбе. Мне было трудно признаться этой самой лучшей немецкой девчонке, что наше время быть рядом истекло, и с ноющей болью в сердце могло справиться только время, которому в мире бесконечных обретений и потерь подчинялось всё ...

Рунк подъехал к стоянке рядом с шестиэтажным отелем «Континенталь».

– Прибыли. Hauptbahnhof – воказал.

Привокзальная площадь Кобленца была покрыта брусчаткой, имела несколько автомобильных парковок, велосипедных стоянок и позволяла въезжать на неё с разных улиц. В стороне от «Континенталя» находилось тёмное пятиэтажное здание отеля «Гофман». Здание вокзала было причудливой формы из крупного тёмно-жёлтого кирпича, с дальней от нас стороны перпендикулярно к фасаду примыкала левое крыло из стекла. Мы направились к центральному входу в здание и остановились под навесом у дверей.

– Вы постойте снаружи, а я всё узнаю и вернусь, – сказал Рунк.

Он исчез за дверью вокзала, и мы с Хельгой отошли к стене. У неё было расстроенное лицо, казалось, она вот-вот заплачет.

– Можно я буду звонить тебе?

– Хельга, ну, зачем ты спрашиваешь? Разве после того, что мы пережили, можно оставаться чужими людьми? Оставь мне свои телефоны, вот здесь, – я протянул ей листок бумаги и ручку, – я думал, ты дашь их ещё вчера, и в любом случае оставил бы тебе свой телефон.

Она записала телефонные номера и передала мне.

– У меня будет другой мобильник, номера пока нет, а это домашний. Секунду, допишу код.

– Я отдал ей листочек и прижал её к себе.

– Послушай, что бы со мной не случилось, я буду помнить тебя и каждый наш день. Пожалуйста, не плачь, я позвоню тебе сразу, как вернусь домой.

– Ты позвонишь? – она подняла на меня свои грустные зелёные глаза.

– Сразу, как вернусь, и это будет не один звонок. Я буду очень рад, если ты приедешь, и обязательно тебя встречу. У нас тоже много исторических мест, и я буду водить тебя по ним, пока не надоест, – я старался подбирать слова, чтобы к её горлу не подступил предательский комок. – Помни, я позвоню тебе в тот же день.

Она уткнулась головой в мою грудь, и мы обнялись.

– Береги себя, – прошептала она и всхлипнула.

– И ты.

Больше мы не произнесли ни слова, потому что слова были не нужны. В голове крутились строчки песни про сиреневый туман, кондуктора и прощание навсегда, и на душе было тягостно, так, что хотелось выть. Я не думал ни о доме, где не был уже два месяца, ни о работе, где ждали меня, ни о Марке, а только о стройной девушке с безумно красивыми глазами, которая могла стать моей женой.

– Гельмут появился через несколько минут и сказал:

– Всё в порядке. Есть два поезда. Ближайший проходит в 9. 32. Мы успеваем. Он идёт от австрийской границы из Пассау до Гамбурга. В Дортмунд прибывает в 11. 55.

– Подходит, – ответил я. – Идём в кассу?

– Пошли. Хельга, возьми, пожалуйста, у Алекса пакет.

В пакете находились вещи, которые не вошли в рюкзак, и собранная в дорогу Хельгой еда.

Кассовый зал был в правом крыле основного здания. У касс стояли по два-три человека, но я заметил кассовый аппарат.

– Подождите, Гельмут. Боюсь, этот «однорукий бандит» поймёт меня не больше, чем живой кассир. Если не затруднит, возьмите, пожалуйста, мне билет, – попросил я, доставая деньги.

– Конечно, коллега, но это не единственная сложность, которая может ждать в пути. Поэтому мы с Хельгой не успокоимся, пока не засунем вас в вагон с головой.

– Весьма признателен, теперь вы убедились, что я не русский шпион.

Рунк засмеялся и подошёл к автомату. Он так долго нажимал на разные кнопки и табло, что я задался вопросом, выручило бы меня знание языка.

– Да, не совсем просто, вы правы, – обернулся он.

Наконец, он получил два листка: план поездки, сам билет и вложил их в конверт, взятый со стеллажа.

– Отъезд в 9.32, билет без места, зона посадки «В».

– В смысле?

– Перрон делится на буквы, в этом месте надо садиться в вагон. Пойдёмте, я уже видел на табло третью платформу.

Мы прошли через коридор в середине вокзала и поднялись по лестнице на перрон. Начал моросить дождь, мы дошли под навесом платформы до литеры «В» и остановились под вывеской «Koblenz Hbf». Отсюда было видно здание, похожее на старинную крепость, стоящую на горе. Я уезжал из города, в котором в прошлой жизни наверняка бывал. Мой поезд должен был подойти через несколько минут, на другом пути стоял тепловоз с пятью красными вагонами.

– Алекс, когда зайдёте в вагон, внимательно посмотрите на названия станций посадки над свободными креслами, – они указывают, где нужно садиться, если в билетах не проставлены номера мест.

– Спасибо, Гельмут.

– Счастливого пути, коллега. Я был рад нашему знакомству, и, если снова буду в Москве, обязательно вас найду.

– Я тоже был рад, Гельмут. Мой телефон у вас есть, звоните в любое время. – Я обратился к Хельге, – я обязательно тебе позвоню, как приеду, и после твоего возвращения в Берлин.

– Береги руку, – она поцеловала меня.

– Не волнуйся, у меня ещё остались твои пластыри. Всё будет хорошо, – ответил я и услышал звук подходящего поезда.

Это был состав из восьми серебристых вагонов. Когда двери за мной закрылись, я поднял руку и держал её, пока Хельга и Гельмут не скрылись с глаз. У меня на душе скребли кошки, потому что если бы я из тамбура протянул Хельге руку, она бы подала мне свою и перед закрытием дверей сделала шаг ко мне. Этот шаг стал бы выбором общей судьбы, который поддержал бы Гельмут Рунк. В моих силах было поступить так, как требовало сердце, и сейчас мы могли бы сидеть рядом, и нам было бы плевать на всё. Вечером я проводил Хельгу до номера, и она сказала, что бросила бы Университет и уехала со мной, куда позвал. Что ж, одни люди способны на безумные поступки, а другие считают безумием безбилетный проезд. Я не стал говорить Хельге, что ехать, куда глаза глядят, лучше с университетским дипломом, и ответил, что дипломы обычно не мешают взять билет и устроить свою жизнь. Я помнил слова цыганки о том, что не смогу ответить ей взаимностью, но это не облегчало мою боль. У меня навернулись слёзы, я смахнул их рукой и проглотил комок.

Электронное табло в тамбуре показывало набранную скорость и промежуточные остановки, следующей был Бонн.

Кресла с откидными столиками располагались по два от прохода. Я закинул рюкзак на полку над незанятыми сиденьями справа по ходу и сел к окну. На торце полок были обозначены станции, на которых пассажиры могли занимать соответствующие им места, но я на них даже не взглянул, позвонил Марку и назвал время приезда.

Поезд миновал кварталы Кобленца и пошёл берегом реки. На дальнем берегу Райна стояли отдельные дома и деревеньки среди полей. К деревням с торчащими пиками кирх, спускались лесистые холмы и виноградники. Поезд прошёл через тоннель, пробитый в породе, и вынырнул среди разноцветья полей, которые прерывались заметно пожелтевшими лесами. С левой стороны мелькали дома в два-три этажа, кладбища и заросшие лесом косогоры. Затем поезд прошёл через какие-то городские кварталы. Железнодорожный путь обступали крыши двух-трёхэтажных домов с буровато-коричневой, чёрной и серой черепицей, над которыми возвышались шпили и купола церквей. Крыши... крыши... я был настолько эмоционально вымотан, что не мог думать ни о чём, кроме крыш. Справа открылся вид широкого Райна с плывущими баржами. На другом берегу дома подходили к самой воде, а за ними были невысокие пологие горы и остатки разрушенного замка на самом верху.

В 10.15 состав подкатил к Бонну и, простояв минуты две-три, пересёк его тихие кварталы, тронутые осенью. За городом с обеих сторон потянулись зелёные и чёрные поля с убранной кукурузой и населённые пункты, увенчанные над аккуратными домиками колокольнями католических и лютеранских церквей. До недавнего времени мне казалось странным, что католическая и протестантская паства до сих пор подмечала различия веры друг друга, и не видела разницу между фиктивным верообразующим двучленом «одноразового» закона и подлинным законом нравственной эволюции душ. Замелькали перелески, огромные прямоугольники производственных цехов и складов, и поезд начал сбавлять ход. Я взглянул на часы – в 10.38 должна быть четырёхминутная стоянка в Кёльне. Мы подъезжали к вокзалу мимо высотных домов, парка, затем через близкоподступившие дома, и, казалось, что из поезда можно дотянуться до их окон и крыш. Поезд въехал под купол из металла и стекла и остановился так, что я оказался напротив, в сотне метров прямой видимости от знаменитого кёльнского кафедрального собора с его остроконечными башнями. Всё, что я знал про него, – там хранились святыни, связанные с жизнью Христа, но читал про их подлинную историю в книге «Путь Иисуса», продиктованной Свыше.

Поезд не успел выехать из-под купола вокзала и пересечь Райн, как супружеская чета вежливо предъявила мне билеты с местами и указала на надписи о предназначении кресел пассажирам, едущим из Кёльна. Подвернувшийся служащий-контролёр с красными нашивками на рукавах проверил мой билет и послал в следующий вагон, – оказалось, в нём была указана зона посадки на участке платформы «А» и «В». Пока за окном тянулись пригороды, корпуса производств и пересечения автобанов, я перешёл в другой вагон и отыскал своё законное место.

Поезд приближался к городу, расположенному в окружении пологих гор, заросших лесом. Это был Солинген, куда мы были должны прибыть в 11 часов. Я увидел большую католическую церковь и подумал, что большинство церквей – величественных памятников архитектуры, вызывающих ныне трепет и восхищение, были построены в мрачные времена, когда церковники вызывали страх и содрогание. А могло ли быть это отношение другим во времена клерикализма? И теперь, глядя спустя века на эту музыку в камне, труд зодчих, каменотёсов, каменщиков, резчиков и художников, в упор не увидать, что стоит за великолепием храмов, олицетворяющих мощь Церкви и многовековое лицемерие аллилуйщины. Однако, если, по-мнению Православия, Католицизм является «ложным ответвлением» христианства, закон одноразовой телесной жизни души является преступлением в отношении всего Человечества. Я говорю не о хроническом мракобесии, вызывающем у адекватного человека отвращение, а о том, что все, почти все храмы были выстроены уже после того, как первозданный верообразующий закон Иисуса Христа был выхолощен и больше не проповедовался. То есть храмы строились для религии, которая не проповедовала первозданный закон, и отделение Церкви от государства явилось юридической защитой от следствий извращения закона первозданного. Сами посудите, зачем обществу закон существования на планете, который поп выдумал «под себя», и зачем попу что-то обсуждать с обществом, если он обзавёлся монополией на законы Всевышнего? Все злодеяния на земле, признанные человечеством таковыми, нуждаются в осмыслении их с высоты Божьего закона, извращённого поповщиной, и, следовательно, укрывательство его подпадает под признаки деяния против человечества и не имеет сроков давности. Ведь что означают искажение происходящего в посмертном мире, предпринятое вопреки реальному процессу духовной эволюции, и многовековые проклятия за идею земного предсуществования души? Такое же прямое, максимальное содействие Сатане, как и методичное уничтожение Святой Церковью душ в пламени высоких температур. Фактически, деградация святых отцов привела к тому, что логика их внутрикорпоративного решения о проклятии «собственных» Божьих рабов распространялась на миллиарды людей, столетиями исповедующих по всему миру переселение душ, о котором человечеству было известно со времён доисторических, и этим двуличным выродкам, превратившим христианство в антихристианство, поверили. Вы где-то видели попа-недоумка, который сознался и покаялся в заведомой несостоятельности корпоративных проклятий?

Камень, у которого я побывал два дня назад, символизирует идею, ненавистную поводырям Человечества. Они априори виновны перед обществом, потому что посмели оболгать вечные законы и, возвысившись над поколением современников, оставленных ими в неведении, передавали эстафету умолчания очередным преемникам, которые продолжали безнаказанно дурачить Человечество и огрызаться на попытки пробиться к истине. Но истина – это не сало в шоколаде, которым можно тайком давиться в одиночку, вытирая грызло, чтобы не ущучили. Чего же мы хотим? Чтобы те, кто навеки упрятали от нас путь нашей бессмертной души за загробной чертой, Христа ради открыли нам её предназначение, и начали оправдываться в корыстном богохульстве, многовековой лжи и деградации?

Впереди снова показался город в окружении лесистых гор. Поезд остановился под куполом вокзала Хагена в 11.33. Разволновавшись, рискуя отстать от поезда, я успел покурить за три минуты стоянки и заскочил в тамбур. Следующая остановка была моей. За окном мелькали прямоугольные коробки заводов и деревни, похожие на города. Поезд шёл через леса, затем начались кварталы частных домиков. Я думал, что мы подъезжаем к Дортмунду, но опять замелькали перелески, и через несколько километров показались высокие старые дома.

В моём кармане лежал билет на автобус до Москвы с открытой датой, который следовало зарегистрировать сегодня, чтобы не сорвался завтрашний отъезд. В 11.55 я ступил на розовую плитку перрона, освещённую солнцем через прогалы свинцовых туч. Над городскими крышами выглядывала позеленевшая медь остроконечных шпилей церквей. Вдоль платформы навстречу мне спешил Марк. Ну, здравствуй, друг. Здравствуй, и прости.

* * *

Марк припарковал «опель» у железнодорожного вокзала. Мы втроём – он, его жена и я выпили в кафе по чашке кофе, и дошли до платформы, от которой отходил автобус «Дортмунд – Москва». До отъезда оставались минуты, сдавать рюкзак в багаж я не стал.

– Марк, когда будете в Москве?

– Отпуск в мае, как соберёмся, я тебе позвоню. Домой тянет?

– Не то слово. На работу успеваю впритык.

– Ты у нас совсем мало погостил, – сказала Люда. – Maрк очень хотел показать тебе замки.

– Обстоятельства. Зато обещаю вам торжественную встречу, не отвертитесь.

– И не мечтаю, – ответил Марк.

– Где остановитесь? Хотелось бы у меня. Люблю спать на надувном матрасе в кухне, но мне редко везёт.

– Скорее всего, у родственников. У нас будет две недели, так что время найдём. И Вовку Малова предупреди.

– Конечно. Я вам очень благодарен, ребята. Простите, если что было не так.

– Всё было так. Жаль, я тебя по замкам не повозил.

– Саша, позвони нам, когда доберёшься, – сказала Людмила.

– Обязательно. Ну, мне пора, все уже заходят.

– Давай. Ждём звонка, – Марк подал руку.

Я вошёл в автобус, предъявил билет и сел на своё место у прохода на верхнем этаже. Через две-три минуты мы тронулись, и я махнул друзьям рукой. Вот и всё. Я положил рюкзак под сиденье и уставился в окно. Впереди меня ждали две ночи, которые надо было как-то пережить. В салоне набралось десятка четыре пассажиров, но несколько мест оставались свободными. Большинство людей, как и я, возвращались домой. До вечера было далеко, я опустил спинку кресла и решил подремать, так как мы с Марком допоздна засиделись за столом.

Мы уже ехали по бывшей территории ГДР, когда автобус остановился у посадочной платформы небольшого городка. Различие между Западной и Восточной Германией было заметно до сих пор – и в территории между населёнными пунктами, и в городской черте. Стоянка была короткой, я вышел из автобуса размяться и покурить. Наш водитель укладывал чемодан пожилого человека лет семидесяти в багажный отсек. Мужчину в костюме провожала супружеская чета немцев лет пятидесяти. Я бросил окурок в урну и полез в автобус.

Место этого пассажира оказалось рядом с моим.

– Здравствуйте. Кажется, мне к окну, – сказал он.

– Здравствуйте. Пожалуйста, – я поднялся и пропустил его.

Мужчина и провожающие помахали друг другу рукой, и автобус отъехал, а мой попутчик выждал, когда он выедет за пределы города, достал какую-то русскоязычную газету, надел очки и принялся за чтение.

– Н-да, ничего нового, – произнёс сосед, заталкивая газетку в карман переднего сиденья. – Четыре века назад бояре усадили на трон Лжедмитрия, а сегодня сами провернули отрепьевщину и косят под дурачков! Да ещё конец той смуты предложили праздновать.

– В каком смысле? – я повернул голову.

— Послушайте, ребята, что вам расскажет дед. Земля наша богата, порядка в ней лишь нет. А эту правду, детки, за тысячу уж лет смекнули наши предки: порядка-де, вишь нет.

– Я правильно вас понял? Когда ж вступил Владимир на свой отцовский трон, da endigte fur immer die alte Religion. Он вдруг сказал народу: «Ведь наши боги дрянь, пойдём креститься в воду» и сделал Иордань. «Перун уж очень гадок! Когда его спихнём, увидите, порядок какой мы заведём!». Послал он за попами в Афины и Царьград, попы пришли толпами, крестятся и кадят. Поют себе умильно и полнят свой кисет; земля, как есть обильна, порядка только нет. Умре Владимир с горя, порядка не создав. За ним княжить стал вскоре Великий Ярослав.

– Вы верно поняли, молодой человек. Перейдём к сути. Настал Иван Четвёртый, он Третьему был внук; калач на царстве тёртый и многих жён супруг. Иван Васильич Грозный ему был имярек за то, что был серьёзный, солидный человек. Приёмами не сладок, но разумом не хром; такой завёл порядок, хоть докати шаром!

– Тогда стоит говорить о заметных фигурантах. Царь Пётр любил порядок, почти как царь Иван, и так же был не сладок, порой бывал и пьян. Он молвил: «Мне вас жалко, вы сгинете вконец; но у меня есть палка, и я вам всем отец! Не далее как к святкам я вам порядок дам!» и тотчас за порядком уехал в Амстердам. Вернувшися оттуда, он гладко нас обрил, а к святкам, так что чудо, в голландцев нарядил. Но сон объял могильный Петра во цвете лет, глядишь, земля обильна, порядка ж снова нет.

– Народ всяких повидал. Тут кротко или строго царило много лиц, царей не слишком много, а более цариц. Весёлая царица была Елисавет: поёт и веселится, порядка только нет. Какая ж тут причина и где же корень зла, сама Екатерина постигнуть не могла. «Madame, при вас на диво порядок расцветёт, – писали ей учтиво Вольтер и Дидерот, – лишь надобно народу, которому вы мать, скорее дать свободу, скорей свободу дать».

– «По матери» вышло интеллигентно. Он же член-корр. Таких уже не делают. За ней царить стал Павел, Мальтийский кавалер, но не совсем он правил на рыцарский манер. Царь Александр Первый настал ему взамен, в нём слабы были нервы, но был он джентельмен. Когда на нас в азарте стотысячную рать надвинул Бонапарте, он начал отступать.

– Впрочем, до сути так и не добрались. Оставим лучше троны, к министрам перейдём! Но что я слышу? Стоны, и крики и содом! Что вижу я! Лишь в сказках мы зрим такой наряд; на маленьких салазках министры все катят. С горы со криком громким in corpore, сполна, скользя, свои к потомкам уносят имена. Их много, очень много, припомнить всех нельзя, и вниз одной дорогой летят они, скользя.

– Увидя, что всё хуже идут у нас дела, зело изрядна мужа Господь нам ниспосла. Ходить бывает склизко по камешкам иным, итак, о том, что близко, мы лучше умолчим, – закончил я.

Собеседник протянул руку.

– Николай Степанович, сельский учитель истории на пенсии.

– Александр, преподаватель истории. Из Одинцова, – добавил я, протянув свою.

– Домой?

– Да, от друга. А вы? Я видел, как вас тепло провожали немцы.

– Это потомки тех, кто знал моего отца. Он здесь воевал, погиб в мае 45-го.

– Трогательно.

– Очень хорошие люди, выросли в ГДР. Они помогли мне найти могилу отца. Давно, больше четверти века назад.

– Значит, уже не в первый раз?

– Нет. Они тоже бывали у меня. Знаете, не перестаю удивляться разнице между западными и восточными немцами.

– И то, и другое объяснимо.

– Объединение состоялось, а старики затосковали по Берлинской стене. Уж они-то точно знают, что немецких женщин в 45-ом насиловали американские солдаты, а не Красная Армия, как врёт Запад.

– А разве мы не ностальгируем?

– Вы правы. Кто же знал, что у наших народов наступит другая жизнь.

– Надо было улучшать свою жизнь и не завидовать Западу, хотя вина лежит на руководстве. Коммунисты считали свою парадигму всесильной. По сути, социалистический блок гавкнулся потому, что в нашей дореволюционной и советской парадигмах не разобрались, а теперь мы удивляемся, почему у нас другая жизнь.

– Вероятно.

– Что вероятно? То, что обе этих парадигмы были изначально лживыми и порочными?

– Эк, куда вас повело.

– И куда? Николай Степанович, а что вы имели в виду насчёт отрепьевщины?

– К несчастью самозванец, откуда ни возьмись, такой задал нам танец, что умер царь Борис. А в 90-е сначала умер Борис. Да вот, сунули мне в дорогу газетку, знали, что заинтересует. Про «труп у власти» слыхивали?

– Меня занимал узкий вопрос.

– Вот как? Какой же?

– Располагали ли депутаты достаточным поводом, чтобы инициировать расследование. Сроков давности нет, вот и косят, как вы сказали, под дурачков. Избраннички!

– А что, были сомнения?

– Только в том, разберутся ли эти бараны в парадигмах «белых» и «красных». Для этого надо признать, что обе аксиомы – одноразовой земной жизни Духа и бездушного тела, представляют собой лживое фуфло, из-за которого погибли миллионы людей. Потому они и покрывают захват власти и государственный переворот. Букет уголовных статей. В конце концов, спрятанное злодеяние указывает на непонимание той парадигмы, которой должна придерживаться страна, и я не думаю, что даже сегодня найдётся хотя бы один депутат, который не слышал, что страной управлял не Ельцин, а двойники.

– Интересный подход – через противоположные парадигмы. То есть вы считаете исторический эпизод с «трупом у власти» доказанным?

– А вы? Или прикинемся фуфлогонами из адвокатской конторы, обсудим презумпцию невиновности и будем делать вид, что вопрос о доказанности события и виновности решается только в суде? Вы же не думаете, что по заявлению Васи Пупкина какой-то депутат накалякает ябеду в Королевский Аппарат и поставит вопрос ребром? Что сделали организаторы отрепьевщины? Они заказали съёмку фильма «Внучка Президента» с милейшим Олегом Табаковым в главной роли, – дескать, внучка бы растрезвонила о подмене дедушки всем, и доблестные чекисты вернули бы дедушку. Вообще-то, это смешно, если исходить из круга людей, которых задействовали в кремлёвской авантюре. Держат народ за идиотов, вот и всё.

– Помню, была серия нелепых статеек, чтобы рассеять подозрения в обществе. Поиронизировали даже насчёт вмешательства инопланетян.

– Когда поднялась шумиха о «ненастоящем царе», кукловоды задёргались не по-детски. Президент не имеет права передавать полномочия никому, кроме премьера, да и то в оговоренных случаях. В общем, чуть не обгадились. Второпях тиснули в «Комсомолку» какую-то лабуду о двойниках Ленина, несколько раз крутили по НТВ сюжет о том, что ЦРУ проверяет на компьютере уши всех коронованных самозванцев по миру. Дело, мол, для демократии рядовое, если что, америкосы бы нашему братскому народу глаза на правду открыли. А в «МК» в январе 98-го появилась дебильная статейка о клонировании и «охоте на двойников», очевидно, чтобы на депутатов указывали пальцем, как на шизофреников. Думаю, СМИ применили стандартный приём – сведение правдивой информации к абсурду. По ТВ зачем-то показали какого-то пожилого мужика из провинции, похожего на Ельцина, – вот, мол, нашли одного, и других у нас нет.

– А я думаю, усадив на трон Лжебориса, власть поставила себя вне закона, захват власти – не какое-то ля-ля. И контроль за дееспособностью президента возложен на Думу Конституцией. Суд неизбежен, и когда депутатов будут допрашивать, они будут вопить, что не верили, что в сговоре было столько людей. Дума, безусловно, в полном составе знала, что Россией «управляет» двойник, а тем временем кукловоды грабили и уничтожали страну. В голове не укладывается. Разумеется, этих клоунов обучала «хорошим  манерам» дочь Ельцина, двойника обцеловала Наина Ельцина, а дети и внуки с ним фотографировались.

– Можно подумать, живой Ельцин управлял страной. Он всегда жил на всём готовом – от пайка до решений ЦК КПСС. За рубежом напивался в сиську, мочился как свинья, дирижировал оркестром, но никогда не проявлял неуважения к Западу. Запад им и управлял, когда не стало ЦК. Я читал опубликованную стенограмму его секретных переговоров с Клинтоном, где Ельцин говорил, что Черномырдин будет продолжать курс Гайдара, и что по распоряжению Клинтона он оставил министром иностранных дел Козырева. Даже «Колю – два процента долю» оставили в премьерах, а когда тот ушёл в отставку, скурвился насовсем, – оппозиционер хренов. Так что со смертью Ельцина для России ничего не поменялось. Принцип тот же: чем больше подохнет, тем больше достанется выжившим.

– Лучше спросите себя, какое значение имеют договора за подписью клоуна. Писали, например, что Ельцин принял в Кремле Масхадова и заявил о независимой, свободной Ичкерии. Помните, чем потом за это расплачивались?

– Помню, взрывами многоэтажных домов, хотя мы и это проглотили. Вы посмотрите, сколько депутатов и политологов трётся на телеканалах, – и ни один про «труп у власти» не заговорил. Они не хотят называть тех, кто принимал решения за труп.

– Вот-вот. И ни одна газета, имеющая корреспондентов в Думе, ни один телеканал, ни одна радиостанция не сообщили о запросе депутата по фамилии Салий, а его запрос мог изменить жизнь страны. СМИ решили, что читателям и зрителям информация о смерти Ельцина и его двойниках не нужна, электорату подавай, с кем трахается одна из потаскух, не вылезающая со страниц жёлтой прессы. Как зовут эту дуру в неглиже с вечно раздвинутыми ногами... ну, ту, которая всегда возмущается тем, что о ней сплетничают? Склероз.

– Насколько помню, шум о клоунах поднялся, когда пресса жевала тему о принцессе Диане.

– Да, СМИ умеют отвлечь обывателя от насущных проблем, причём самым идиотским способом, – к примеру, сообщают, что за скандалом с какой-нибудь звездой следит вся страна. Депутат Салий внёс предложение создать Комиссию и выяснить, правда ли, что президент Ельцин умер в 1996 году, и его обязанности исполняли двойники.

– Ну, о двойниках Ельцина писала даже американская пресса, а она получила сведения от официального представителя США. И Клинтон знал от ЦРУ, что вместо Ельцина его обязанности исполняют двойники, и его смерть не будет сопровождаться официальным сообщением. А о том, что наши депутаты обладали информацией о замене президента клоуном, свидетельствовала служебная переписка Госдумы. Только народ ничего не знал – ни к чему.

– Всё верно. Такой тупости не было даже при маразматиках из Политбюро. В Думу обращался экипаж самолёта, который летом 1996 года вывозил в Германию цинковый гроб. Самолёт был посажен на немецком военном аэродроме, а гроб встречали Наина Ельцина и канцлер Гельмут Коль. Вы в курсе, какими доказательствами могло бы располагать следствие?

– Вообще? Исчерпывающими. Ну, Ельцин исчез на фотографиях с середины 1996 года, после этого вместо него по всему миру ездили клоуны. Наличие двойника Ельцина, – а он был не один, – было замечено до начала выборов того же года. Фиксировались неадекватное изменение физического состояния, различия в лобных линиях морщин, объёме черепа, весе, манере речи, длине шеи и пальцев, форме кистей рук. Кое-что было не так с отсутствующими пальцами левой руки и шрамом на подбородке. Да какое значение это имеет, Николай Степанович? Фотографий клоунов сотни, в сотнях миллионов экземпляров. Провести фото-техническую экспертизу, портретную идентификацию не составит труда, и депутаты Госдумы любого созыва обладают полномочиями, чтобы всё было проведено немедленно. Там же нет ни одного избранника, который смог бы прикинуться дурачком.

– Всё так. К моменту запроса депутата Салия в Генпрокуратуру и внесения им в повестку Думы проекта постановления об образовании Комиссии Думы по проверке сведений о захвате власти, газета «Дуэль» уже около двух лет писала, что Ельцин умер, и его заменяют двойники. Газета приводила тьму доказательств несхожести Ельцина и клоунов и обвиняла Администрацию президента в захвате власти, а депутатов Госдумы – в пособничестве этому преступлению. И, что интересно, никаких ребят в чёрных плащах с наручниками.

– А результат?

– Тогда, летом 98-го, на запрос депутата о проведении расследования по фактам подмены Ельцина Генпрокуратура ответила коротко и ясно. Данный вопрос находится вне компетенции органов прокуратуры.

– Жалованье платят как раз за компетентность, нет?

– Как сказать. Например, один депутат, вождь системной оппозиции, заявил, что изучение чьих-то ушей – не его обязанность. Замечательный парадокс: оппозиция не пожелала в удобный момент свалить режим из-за того, что не барское это дело. Личный комфорт превыше всего.

– Это потому, что в его предвыборную программу не входило изучение ушей клоунов. Этот баран, видно, не догоняет, что всю эту компанию в 450 человек при грамотном соблюдении юридической процедуры можно обвинить в пособничестве, соучастии и приземлить на парашу оптом, причём в соответствии с Конституцией, налагающей на них обязанность разбираться в президентских ушах. Если бы у меня была возможность сказать по ТВ всего одну фразу, я бы спросил, как народные избранники борются с Ельциным и его режимом, зная, что того нет в живых. Ну, и ещё бы один вопрос задал, если успел: считают ли они себя честными слугами трудящихся или плохо спят по ночам?

– В том-то и дело. За создание такой Комиссии Думы по проверке сведений о захвате власти, за предложение Салия от 8 июня 1998 года, проголосовали 168 депутатов, а для принятия решения требовалась 226 голосов, поэтому предложение не прошло.

– Вы помните, в чём была заминка?

– По Конституции, следовало начать процедуру по обвинению Ельцина в преступлении, предусмотренном 285 статьёй УК, – злоупотребление полномочиями. Для этого было нужно всего 150 голосов, но этого не сделали. И потом, функцию той Комиссии, которую предлагалось создать, Конституция поручила Верховному Суду, и для решения вопроса о возбуждении уголовного дела депутатам следовало обращаться только в него.

– И депутаты тоже этого не сделали.

– Если бы они уяснили процедуру, дело могли возбудить ещё тогда. Что скажете? Мне интересно ваше мнение.

– Скажу, что бюрократизм не освобождает от уголовной ответственности, и депутаты не исполнили долг перед народом, так как знали, что власть осуществляет незаконная банда. Согласно Конституции, они являются пособниками и соучастниками совершённого преступления. А люди, причастные к афере с Ельциным и его двойниками, – обычные алчные мерзавцы, которые развалятся на первом же допросе, как только им предложат вилку «тюрьма или жизнь».

– Я ожидал от вас несколько другого ответа.

– Говорите, мы оба откровенны.

– Нас считают тупыми. Когда многие из нас поймут, за каких трусливых идиотов нас держат, когда многие заговорят об этой афере, ничего скрывать будет невозможно, и депутаты будут вынуждены принимать меры. Иначе, другой России у нас не будет.

– С тем, что считают тупыми и идиотами, – согласен, правда, не до конца ясно, за кого Администрация президента держит депутатов и ФСБ. С тем, что когда ничего скрывать станет невозможно, депутаты будут вынуждены принимать меры, – тоже согласен, поскольку инстинкта самосохранения никто не отменял, даже если думский предводитель коммунистов поклянётся в бесстрашии на Библии. И с тем, что пока банда проворачивает подобные дела за спиной народа, другой России не будет, согласен двумя руками. Сложнее с тем, «когда поймут и заговорят», даже если учесть, что к деянию этой банды не применят сроки давности.

– Не верите?

– Знаете, Николай Степанович, первозданный верообразующий закон Христа вывернули наизнанку и оставили за пределами первоначальной логики около 17 веков назад. Лично вы верите, что поповское боготворчество назовут богохульством?

– Не знаю. Хотелось бы верить.

– А я верю, потому что аксиомы одноразовой телесной жизни души и бездушного тела писаны для тех, кого тоже принимают за трусливых идиотов и тупых. Если бы парадигмы однократности жизни одухотворённого либо бездушного тела исторически не были связаны с умерщвлением миллионов, может быть, мне было бы плевать на верообразующие конструкции приходского попа и идола в Мавзолее. Но варварское разрушение государственных устоев и жизненных укладов сопровождалось очевидным противостоянием двух фальшивых парадигм, поэтому сторонники бреда не могут служить авторитетами. Что же говорить про депутатов, если академики не допёрли, нужен был Великий Октябрь народу, который отстреливали как бешеных собак, или нет? А теперь они не понимают, нужна ли была приватизация 92-го. Дебилы, б...

– По-моему, мы мыслим одинаково.

– Не совсем. В начале XX века с Небес видели, к чему приведёт Первая Мировая, Революция и Гражданская, и всё закончится образованием и распадом содружества социалистических стран. В одной Книге я нашёл ответ, почему рассыпется социализм и, следовательно, чем окончится холодная война, так что поповская доктрина и марксизм-ленинизм – это бред. Бредом я называю верообразующие, искусственные двучлены законов, на которых эти учения основываются. Это значит, что каждый участвует в борьбе Светлых и Тёмных Сил и не отдаёт отчёта, что мы живём по парадигме, навязанной нам Сатаной. Верить на слово власть имущим, что они для нас и за нас всё устроят, – чистый инфантилизм. Тот, кто способен на большой обман, способен на любой.

– Дума это доказала. Что вы понимаете под верообразующим двучленом?

– Два элемента обозначаемой реальности – до загробной черты и после. Человек не может жить без веры. Если бы в те времена, когда депутаты спотыкались о свои же регламенты, люди написали, хотя бы один плакатик «Кукловодов – к ответу», который было видно из окон думских кабинетов, мы бы, возможно, имели несколько иную страну. Власть бы не посмела через несколько лет одурачить льготников монетизацией, втрое увеличив смертность беззащитных людей. Понимаете, в термине «малоимущий» выражен не только цинизм, но и глупость миросозерцания власть имущих. Я видел по ТВ глаза ответственных за монетизацию лиц, – в них было больше растерянности и страха, чем раскаяния и переживания за людей.

– Нет, русский мужик рубаху на себе не рванёт. Это слова писателя Валентина Распутина.

– Когда я сказал, что мы с вами думаем не совсем одинаково, я имел в виду, что светская и религиозная власти зас…ли наше мировоззрение своими «одноразовыми» парадигмами, а вывести это двойное фуфло на чистую воду посложнее, чем довести до власти отдельную житейскую мысль.

– Какую, например?

– Любую. Например, о том, что повышение пенсионного возраста будет вызвано безудержным воровством и попустительством воровству.

– Кажется, я начинаю вас понимать.

– Мы в глубокой яме, Николай Степаныч. Тут плакатиком о кукловодах и их месте у параши не отделаться.

– Наверное. Хотя, казалось бы, чего проще: дай в прямом эфире выступление депутата о захвате власти Администрацией президента, и всё завертелось бы само собой.

– Так ведь у нас не жизнь, а «одно сплошное телевидение».

– Думаете, никого не посадят?

– Этого не будет никогда, замазаны все. Поезд ушёл. Ну а потом какой-нибудь корифей изольёт в учебнике истории шнягу про Лжедмитрия III и многострадальный народ. Гришку Отрепьева сожгли и пеплом выстрелили из пушки. А где взять пушку такого калибра, чтобы зарядить?

– Что, даже Царь-пушка не подойдёт?

– Да вы что, Николай Степанович? Держите их за дураков? Будь это так, вечному меньшинству было бы не по соплям парочкой «одноразовых» парадигм веками колпачить целый народ. Это же элита. Правда побеждает, когда перестаёт быть правдой, но и на это правило управа есть.

– Не вполне вас понял. С правдой ясно – она является, когда уже не нужна, стало быть, вы нашли управу на элиту?

– Ну, почему? Сегодня она элита, а завтра будет менять фамильное серебро на хлеб, а вот правда не побеждает никогда. Правда в том, что смена элит не улучшает народную жизнь, история показала, что меньшинство всегда живёт за счёт большинства. Истинное место элиты среди народа указывает только скрываемый от народа закон нравственной эволюции реинкарнирующей души и конечная цель загробной тайны смысла земной жизни. Екатерина, конечно, дурой не была, но она не понимала не только этой тайны, она даже не понимала, как технически дать свободу обществу, в котором рабами были все, кроме элиты. Черчилль как-то сказал, что вся европейская культура не стоит даже одной печальной русской песни. Видимо, наши царедворцы соображали меньше отпрыска Мальборо. Если вы соедините в голове сказанное про закон и песню, сможете понять, что речь идёт о новой идеологии, с которой будет не страшна ни внешняя, ни внутренняя мразь. Иначе, элита будет продолжать жить для себя, а Церковь – сидеть, как собака на сене, и охранять лживое, испытанное во всех эксплуататорских формациях верообразующее фуфло. Нет, сегодня церковники не проповедуют угнетение, эксплуатацию и наказание розгами, – они призывают к одноразовому, пожизненному смирению тех, кому не повезло, кто родился одноразовым, пожизненным рабом.

– Признаться, я нахожусь в некотором изумлении от услышанного, хотя со словами Черчилля давно знаком.

– А я – со словами Валентина Распутина. Будет, о чём поразмышлять.

– Отдохнём?

– Давайте, здорово укачивает.

– Новая идеология, говорите?

– Ага. С самого начала мира истина скрывалась только затем, чтобы иметь власть над людьми. Нас же не спрашивали, надо ли тратить на музей Ельцина миллиарды рублей.

– Неужели, вы знаете историческую альтернативу?

– Она вытекает из другой парадигмы. Стараюсь её преподавать. Историческая альтернатива основана на парадигме того Вселенского Закона, который является антитезой поповскому закону о вечной преисподней и закону всех материалистов о бездушии тел. Кроме того, Вселенский Закон чётко указывает путь развития России, а церковный и материалистический, – дорогу в загробный тупик. От дореволюционной и советской парадигм не остаётся камня на камне. Нас держат за скот. Реальным курсом сегодня является обогащение элит, если судить по статистике роста миллионеров, а не по словам.

– По телевизору говорили, наши стилисты подсчитали, что для того, чтобы мужчина хорошо выглядел, ему надо шестьдесят тысяч долларов, а депутаты высчитали, что нашему пенсионеру положены одни трусы на три года и одно пальто на весь срок дожития. Мне не надо «мерседеса», у меня билет на электричку, льготы бы не отобрали. Только вот названия магазинов раздражают – «Магия», «Мания», «Мир», «Клондайк», «Рай».

– Обыкновенный материализм. Повышение пенсионного возраста повлечёт сокращение срока дожития, и тогда отпадёт необходимость носить пальто и трусы.

К вечеру заметно похолодало. Немцы пропустили автобус быстро, но во время проверки паспортов на польской стороне пограничники высадили двух пассажиров и куда-то увели. Женщина, имея трёхмесячную шенгенскую визу, пробыла у дочери в Германии две недели и решила, что имеет право въехать в Польшу с истекающим сроком визы, так как не использовала всё время поездки. Вторым оказался парень лет двадцати пяти на костылях. Выяснилось, что, будучи в Германии, он сломал ногу, и когда его шенгенская виза истекла, немцы дали ему национальную, дающую право покинуть страну самолётом, не въезжая на территорию других стран.

– Дурни, – прокомментировал мой сосед. – Непостижимое русское авось.

– Дурни. Оштрафуют, лишат права въезда лет на пять, и заставят оплачивать билет до Москвы. Надо выспаться, завтра тяжёлый день.

Варшаву проезжали утром, около 8 часов. Видимо, ночью прошёл дождь, асфальт был мокрым.

– Что ж, давайте завтракать, – Николай Степанович опустил столик на кресле и достал пакет с едой.

– Пора бы, – я сделал то же самое. – Вам сделать чай?

– Спасибо, выпью на остановке. Моё поколение, – начал он, разворачивая бутерброды, – прозвали в хрущёвскую оттепель интеллигенствующим быдлом, шестидерастами, породившими диссидентов. И в 90-е звали шестидерастами за то, что клеветали на Сталина. Дескать, вождь бы младодемократов и близко к власти не подпустил. Наши диссиденты были честнее политических уголовников.

– Не берите в голову. Так вас называли в кругах секретарей обкомов и райкомов, а эти люди боялись Сталина за то, что он хотел ограничить их власть. Он же понимал, что партноменклатура не разбирается в конкретных делах и хочет только руководить, – ну, там, когда сеять-пахать, куда запускать космические корабли. На кого обижаетесь? На носителей первичности извилин, обиженных тем, что их не дозахоронили на Красной площади? Я вас умоляю.

Примерно через полчаса после выезда из Варшавы я заметил дорожный указатель: «Тереспол 179 км». Это был польский населённый пункт на границе с Белоруссией. Вскоре мы свернули с дороги на площадь перед гостиницей «Эдима», похожей на огромную барскую усадьбу.

– Идёмте, Николай Степанович. Посмотрите, сколько удовольствий собрано в одном месте, – и сувенирные лавочки, и напитки, и ватер-клозет. И времени вагон, почти минут сорок.

– Идёмте… мне показалось, вы не допоняли. Нас обвиняли в том, что мы развалили социализм.

– Круто. А я думал, с этим справилось их всесильное и верное учение, и они лишились комфорта, о котором для них не мечтал даже вождь пролетариата. И как же вам это удалось? Вы что, ночью, при свете рубиновых звёзд вынесли Сталина из Мавзолея и срезали с его кителя золотые пуговицы? Так ведь Россия никогда не была образцом нравственного поведения из-за многовекового существования Крепостного права, которое постоянно укреплялось верхушкой. Мы до сих пор боимся подойти к барину, не то, что поспрашивать о погоде. А чем екатерининский барин отличался от советского?

– Ничем. А что сделает для страны офисный планктон и «социально-ориентированный» бизнес?

– А-а, вот в чём вас обвинили. Выходит, вы своими руками посадили на трон их же партийного выкормыша Ельцина, отменившего руководящую роль партии, и потребовали разбазарить народное достояние. Партноменклатура никогда не блистала особым умом, он же, согласно единственно верному учению, неотделим от задницы. Неужели, это элитное, недозахороненное в кремлёвской стене быдло, считает Бориса Ельцина сотворённым вами кумиром?

– Вы же знаете, что нет. Капитализм лишил их привилегий и кормушки.

– А разве народ от капитализма что-то выиграл? Ответ дала одна телепередача, посвящённая разнице между Москвой и остальной Россией. Правда, там умолчали о том, какие идеи несёт столичный образ жизни. Один перец в галстуке, говоря о состоянии райцентров, деревень, пьянстве и безработице, заявил, что если провинция хочет жить лучше, она должна работать так, как Москва.

– Глупость. Как можно пускать таких баранов на экран.

– Эта глупость говорит о том, что ни у советской элиты, ненавидевшей шестидесятников, ни у постсоветской элиты, присвоившей народное достояние, нет и не было адекватной парадигмы.

– Откуда же взяться патриотизму, если чиновники и олигархи имеют двойное гражданство, Елены стали Хеленами, а Петры – Питерами?

– Премудрость в том, что капитализм – это способ производства и распределения материальных благ, а не парадигма. У советских руководителей она была, однако построить коммунизм в соответствии с ней было невозможно.

– В каком смысле?

– Плод не появляется раньше цветка. Коммунизм – плод, цветок – духовное состояние всех и каждого. Для материалистов духовное состояние, душа – это идеализм, за который лишали жизни. А духовное состояние обретается в ходе нравственной эволюции инкарнаций, отрицаемой Святой Церковью.

– Но где это видано, чтобы молодая соплячка заявляла с телеэкрана, что плясать на столе в Куршевеле – это норма, а посетить бабушку в рождество – примитив и отклонение? И где вы видели, чтобы чиновник говорил друзьям, что взятка – это норма, а жить на зарплату – извращение. Или вы считаете, что депутаты в костюме за 10 тысяч долларов и при часах за 20, думают о народе?

– Что такое норма, мы уже выяснили. Поведение соплячек, чиновников и депутатов можно критиковать бесконечно. Честно говоря, я нашёл ответ в том, что ни у досоветской, ни у советской, ни у постсоветской элиты не было адекватной парадигмы. За одно столетие в России находились у власти три элиты, а шестидерастами вас назвали те, кто считал сознание свойством высокоорганизованной материи. И головы постсоветской элиты тоже сделаны из той же материи, только она умнее и не говорит об этом вслух, чтобы было удобнее посещать храмы. Представляете чиновника-материалиста или офшорного плутократа в храме?

– Нет. Верующих стало больше, а живущих по вере меньше. Это слова режиссёра Говорухина.

– А я не представляю, что у шестидесятников была адекватная парадигма. Строить волчий капитализм вы не планировали, – этого хотела всякая подпольная шантрапа, которую никогда не любил народ, а концепции эффективного социализма с человеческим лицом и изобилием товаров народного потребления у вас не было. Самиздат Солженицына и разговоры на кухне – это ещё не парадигма. На кухне или пьют чай, или обсуждают захват власти, как делали революционеры, пережравшие Маркса. Но у тех людей была ленинская парадигма материализма для замены парадигмы дореволюционных клерикалов, и они победили. Часы поменяли на трусы, ничего путного не достигли, но истина в том, что тогда было что на что менять, а сейчас нет.

– Мы боролись за гражданские права.

– Поглядывая на цивилизованный Запад? Ну, допустим. Судоплатовщина и абакумовщина кончились до вас, Сталина и Берию отправили на тот свет без вас, Хрущёв «разоблачил» культ личности в секретном докладе при закрытых дверях, и даже маразматиков, начиная с Брежнева, снесли на кремлёвский погост без вас. Справедливости для, надо отметить, что «развитой социализм» был построен при вас, – тут у вас алиби нет, но больной умер от тяжёлой и продолжительной болезни сам, и ваша диссидентская совесть чиста. Кстати, правозащитники тоже исходят из какой-то парадигмы – либо загробного небытия, либо вечной преисподней, поскольку третью озвучить не удалось. А дальше наступил капитализм, зверства которого не снились ни шестидесятникам, ни народу, потому что ни дореволюционный клерикализм, ни советский материализм никто так и не раскусил. С «ельциноидами» всё элементарно – это идеология мародёров и ворья на базе материалистических представлений. Николай Степанович, нам надо возвращаться, все уже заходят.

– Да-да, пошли. Знаете, Саша, хотел бы с вами поспорить, да что-то не получается.

– Так ведь спорить не о чем. Вы же видите, что нынешняя власть не способна прекратить даже вывоз леса и загаживание Байкала, берега застраивают, а прежняя власть не смогла накормить народ, который, попадая в западные супермаркеты, облизывался. В 90-е вдребезги разбились все идеалы, всю историю приходится переосмысливать и по косточкам собирать. Откуда возьмётся национальное самосознание, если с одной стороны, воруют, а с другой, – одновременно славят имена выдающихся «красных» и «белых»? А между прочим, эти выдающиеся граждане олицетворяют две взаимоисключающие друг друга парадигмы, которые привели к Гражданской войне и репрессиям. Это указывает на многовековую тупость власти и уровень самосознания в обществе. Посмотрите сериалы, в которых много стреляют. Портретики Ленина и Сталина в кабинетиках сняли, а Железный Феликс висит, как висел, потому что боятся утратить почву под ногами. В башке-то доминирует «одноразовое мышление». А что было записано в ельцинской Конституции? Ни одна идеология не может быть обязательной.

– У меня ответа нет.

– Люди тупые? Нет, потому что одну идеологию власти «занёс» князь Владимир, а другую – Владимир Ленин, и обе, как на подбор, оказались «одноразовыми», и оба раза всё плохо закончилось. А чем мы умнее школьников, которые считают историю предметом о датах, событиях и именах? За кем идти? За тем, кто первым вскарабкается на броневик или танк с пламенной речёвкой о колбасе и свободе?

– И где же, по-вашему, «порылась собака»?

– Думаю, порылась аккурат там, где закопали загробную тайну смысла земной жизни, потому что верообразующие двучлены толоконных лбов и классиков противоречат пути, по которому проходит душа каждого. Случайно можно разбить окно мячом и даже изобрести порох вместо эликсира бессмертия, а испражнения, о которых речь, исключают неосторожную форму вины и косвенный умысел. Если максимально упростить обе известные обществу парадигмы, на одной, – о человеке, как о бездушной твари, можно выстроить образ любого будущего, кроме коммунистического. Во времена клерикализма, то есть до отделения Церкви от государства, всякая власть на земле считалась властью от Бога, и смысл второй заключался в смирении перед властью во избежание вечной преисподней. Ладно бы соврали в чём-то одном, но ведь соврали во всём: и в том, что они – непогрешимые наместники Божии, и в свойстве бесконечности преисподней, где вечно страдают грешники. А за окном, как видим, разыгрался капитализм, который на всё, кроме прибыли, хотел начхать. На смирение перед несуществующей вечностью преисподней начхали ещё в 17-ом, если не раньше, а постулат о бездушной твари капитализму с его разгулом телесных страстей никогда не мешал, так что Ленин потрудился над диалектическим материализмом на необозримую перспективу. Как-никак классик, не баран чихнул.

– Вы сделали вывод о теоретическом тупике.

– Да, но вижу, вы с ним почему-то не собираетесь спорить. Большую часть нашей христианской истории существовало позорное Крепостное право, а затем «власть от Бога», которой рабство особенно не мешало, сменил Гегемон, и его диктатура пролетариата завершилась закорючкой Ельцина в Беловежской пуще. Историческая практика отмела клерикализм и материализм, поэтому в прошлом, кроме ошибок и заблуждений, искать нечего. Ключевой вопрос в том, почему власть постоянно загоняет историю в тупик, создаёт хаос и действует вопреки Вселенским законам? Можно проще: почему власть пользуется самопальными законами?

– Вы заставили задуматься. В России всегда было две проблемы: свобода и собственность.

– Начнём со свободы, поскольку раба считают собственностью. Александра II прозвали Освободителем за запоздалое освобождение крестьян от рабства. Проходит всего 40 лет, в России начинается Революция, и к власти приходит ещё один «освободитель народа» – «гениальный» Ленин. Из одного лишь названия «Союз борьбы за освобождение рабочего класса» ясно, что борьба разгорелась не на шутку. При таком решении проблемы «давать свободу народу или не давать?» логично заключить, что страной тысячу лет правили полные идиоты, не заинтересованные в народном благополучии. Если бы толоконных лбов не отделили от государства, от одноразовых королей бы до сих пор рождались одноразовые короли, а от одноразовых сапожников – одноразовые сапожники.

– В устройстве эксплуататорского общества секрета, в общем-то, нет.

– Только на первый взгляд. Но мы берём не доисторическое рабство, а рабство, крепостничество в странах, считающих себя христианскими. Рабство не является наказанием за содеянное, – это обусловленный эгоизмом меньшинства и установленный государством образ жизни, который трудно назвать христианским. Если процитировать одного из коронованных европейских умников, государство – «это я». Добавьте к нему закон «одноразового христианского смирения», и получите квинтэссенцию христианской цивилизации – клерикализм, от которого избавлялись вилами и кольями. Клерикалы рьяно следили за крепостью и чистотой веры в вечную преисподнюю. Что заявили клерикалы в 17-ом, когда большевики отменили сословность общества и «опиум для народа», религию? Они назвали отмену самодержавного «я» и вечной преисподней отходом от Всевышнего. Имущие классы полностью устраивали «семейный бизнес» царской фамилии, фикции однократности предзагробной жизни и бесконечности загробных мучений грешников. Это и есть секрет эксплуататорского общества – христианство «приспособили» к интересам меньшинства.

– Думайте, секрет в этом?

– Усовершенствовать клерикализм было бессмысленно, поэтому Церковь и Монархию уничтожили без следа. Трудно судить, но если бы Церковь успели отделить от государства, есть вероятность, что этого бы не произошло. Лозунг «Долой эксплуатацию и буржуев» сомнений не вызывал, а церковный канон смирения, основанный на вере в фикцию одноразовой телесной жизни души, раздражал исторической бесконечностью. Если бы современные политологи говорили об этом секрете вслух, они бы выглядели не так смешно, извлекая уроки из приватизации и Великого Октября.

– Многие из наших царей сознавали необходимость отмены Крепостного права.

– Какая приятная неожиданность! А на каком основании эти царствующие бараны решили, что пожизненный статус господина и государственный строй держатся на законном обладании рабом и его христианском смирении? На основании однократного одухотворения тел раба и господина? Или на основании нежелания правящей камарильи признавать, что Божий закон проявляется в изменении земного статуса инкарнаций? По-моему, эти бараны, по их же признанию, правили «легко и бесполезно» и не морочили себе голову «высокими отношениями». Удобная религия! К своему одноразовому рабу должно проявлять христианское милосердие, а чужого – не трожь, и тогда попадёшь в вечный рай.

– Кто же виноват?

– Тугодумие дорого обошлось. Клерикалов – Церковь и Монархию, стёрли в порошок, а потом стёрли в порошок «не оправдавший высокого доверия» социализм. Не будем юродствовать над властью от князя Владимира до «правящего трупа» Ельцина, а просто укажем на её главные заслуги перед обществом. Исторический путь государства простирается от извращения предназначения души до признания её несуществующей и от насилия и эксплуатации большинства до уничтожения «бывших людей», которых дважды за столетие сочли лишними и ненужными. Или на ударных стройках Петра Великого и Великого Сталина было иначе? Власть, говоря о величии истории и народа, не желает брать ответственность за их трагедию. Разве вам не кажется, что причины многовекового глумления над народом лежат на поверхности?

– Да, тупости немало. Вон, по ТВ провели акцию «Выбирай себе имя, Россия». В первую семёрку-восьмёрку попали Ленин, Сталин, Иван Грозный и Пётр. Это что? А Сахаров и Солженицын не попали, это как?

– Согласен, убогое просвещение властей. Казалось бы, если существует понятие «Святая Русь», именами России могли бы быть имена святых Сергия Радонежского и Серафима Саровского, но нет, – акция выявляет одноразовых подонков. Кажется, Василий Блаженный предсказал трёх жестоких правителей, которые зальют кровью страну, – их он и предсказал. А как их не выбрать, если на них держится история, которую надо любить и знать? Все неизлечимые, пожизненные шизоиды, а где взять здоровых? Я подсчитал число жертв Советской Власти, реформ 90-х и предложил студентам дать оценку с точки зрения постулатов вечного загробного небытия, бытия и переселения душ. Господа студенты пока думают, надеюсь скоро узнать много неожиданного.

– У вас есть ответ?

– Разумеется, есть. Во Вселенной существует иерархия духовных ценностей, и критерием этой иерархии никак не может выступить липовая поповской аксиома одноразовой телесной жизни души. Слушайте, если бы мы знали, что они станут кумирами и гордостью трудящихся, доведённых до ельцинской ручки, надо было сунуть их по очереди в бадью с креозотом на чёрный день, – глядишь, пригодились бы на безрыбье.

– И в чём же, по-вашему, феномен? В их выдающейся исторической роли?

– Думаю, да, историческая роль затмила нравственную сторону личности, и давать подобные оценки необходимо с точки зрения упрятанного поповщиной закона эволюции душ. Сталин уничтожил столько, что не сосчитать, подозревал каждого и был отравлен Хрусталёвым. Пётр I, по выражению Блаженного, «с усами, как у кота», казнил любовника жены и заспиртовал голову в банке, поставив её в покоях; отрезал голову своей любовнице и поцеловал. Есть версия, что он не умер от простуды, а был отравлен. Иван IV, он же Иван-Мучитель. Законченный садист, не испытывал удовлетворения, если пытал меньше нескольких часов; постоянно мерещились заговоры и убийцы-бояре; даже люди с улицы говорили, что был отравлен.

– Думайте, народ не знал про паранойю?

– А не в этом дело. Представления о «настоящем царе» определяла та же поповская доктрина одноразовой жизни и тезис «Всякая власть от Бога». Так оно на самом деле и есть, но это справедливо лишь с позиций реинкарнации, а не поповских извращений. Иван и Пётр, как и Сталин, что-то делали для государства, которое служило себе, впрочем, как и сейчас, а Горбачёв и Ельцин – для себя, вот и нашли, чьи имена золотом выбивать. Меня другой «Гондурас беспокоит». С точки зрения реинкарнации, мы заслуживаем тех царей, кого нам послали, но ведь это положение от народа скрыли, заменив слоганом «Всякая власть от Бога». Отсюда возникают вопросы: заслуживаем ли мы таких, как, например, Сталин или Горбачёв, и всякая ли власть от Бога? Конечно, заслуживаем, – карма определяет испытания будущих жизней, отрицаемых Церковью, только ведь и власть способна на «отсебятину от лукавого», – с этим-то как быть?

– Как?

– Так, как трактует подлинный закон. Почему толоконные лбы спрятали закон переселения душ, который существует в восточных религиях? Потому что спрятанный закон предполагает ответственность за свои действия, а не перед царской палкой и властью попа. Кстати говоря, большевики расправились с клерикалами именно поэтому, – им было необходимо вырвать из их рук организующее начало для управления народом, и они вырвали его «с мясом» – с «одноразовой» идеологемой, на которой держался тысячелетний уклад.

– Про забитость народа много писали русские социал-демократы, хотя они так и не ответили на то, кто виноват и что делать.

– Всем известно, что каждый из нас несовершенен, но попробуйте объяснить наше несовершенство тем, что душа не прошла весь путь эволюции, – вам тут же заткнут рот. Власть от Бога не может быть несовершенной, – вот это и пытались нам доказать. Наша-то родная Церковь исконно цыкала за крамолу о переселении душ, как за тяжкое грехопадение, а сегодня на людях боится лишний раз об этом сказать.

– Почему?

– Потому что верообразующие двучлены учений об одноразовой земной жизни души и бездушного тела – фальшивые эквиваленты, место которым на свалке исторического мракобесия. Об этом нетрудно догадаться, если их сопоставлять. Зачем же напоминать про вечную преисподнюю и огрызаться? Могут ведь и пальцем у виска покрутить.

– Интересно, и что?

– Ну как, что? Прочие инкарнации данных фигурантов известны, они указывают на промежуточные состояния души, некие вехи её нравственной эволюции, то есть на скрываемый вектор морального прогресса. Мы же имеем дело не с тупыми ретроградами, а мракобесами из интеллектуалов, которые стремятся любой ценой удержать власть. Дело в том, что с точки зрения одноразовой земной жизни души, вне контекста её эволюционного пути развития и кармического воздаяния в многочисленных телах, личности и прогрессу будет даваться совсем другая оценка, извращённая, но желательная, понимаете? Ленина, знай мы истину, давным-давно записали в идиоты и забыли, что был такой. В нашем случае дана положительная оценка личности негодяев, на которой держится преклонение перед властью, воспитание раболепия, история государства и народа. Коли вы патриот, пойдёте ли вы против традиционных оценок истории своего народа, которую вас призывают любить и знать? Думаю, нет, и это вы понимаете не хуже меня. Осознать вектор исторического развития, ход истории, чтобы изменить их, никто не даст, как никто не даст переосмыслить историческую роль князя Владимира или Ленина. А Сталина будут поругивать за репрессии и похваливать за достижения страны, но в рамках лживых парадигм это не меняет в жизни страны ровно ничего. Коммунисты оправдывают Сталина тем, что он уничтожал «пятую колонну» и уголовников. А уничтоженных священников мы тоже должны относить к «пятой колонне» и уголовникам?

– Вы же должны понимать, почему сегодняшние коммунисты защищают Сталина с Лениным. Без них они никто. До войны по Москве ездили фургоны «Хлеб» и «Советское шампанское» и собирали на расстрел, расстреливали даже 12-летних детей. За что лишали жизни? «Хранил икону», «не донёс на соседа», «отправил посылку батюшке», «удалился с митинга». А в 90-е эти недобитки предложили сделать песенку Любови Орловой о вольно дышащем народе гимном России! И это несмотря на то, что её начали петь в тот год, когда началась новая волна массовых репрессий.

– Боюсь, эту «неодушевлённую» публику ничем не проймёшь. Грубо говоря, чтобы перестали верить в идеи Ленина и Сталина и их материализм, надо, чтобы все поверили в Бога. А чтобы поверили в Бога, надо, чтобы перестали верить в вечную преисподнюю. Но вы правильно сказали – «без них они никто». Вы задумывались, что свобода вероисповедания допускает веру в материализм, то есть в двучлен бездушного тела и загробного небытия?

– Это очевидно.

– Да, конечно. А то, что поповский верообразующий двучлен одноразовой телесной жизни души и безвылазного посмертного прозябания имеет в качестве противоположного эквивалента двучлен материалистов, уже менее очевидно. И знаете, почему? Ленин знал, что церковный двучлен фиктивен в силу того же закона реинкарнации и что народ реинкарнацию не примет, – ну как же, другая вера. Оставалось одно – создать собственный фиктивный эквивалент и принудительно заменить одну глобальную парадигму другой. Его интересовала не истина, а захват власти и подчинение народа революционным властям. Я думаю, он пришёл к тому же выводу, что и я: третий эквивалент глобального закона сформулировать невозможно.

– Любопытно. Автор знал, что его учение фиктивно?

– Ага, гений же. Я прочёл каждый том его сочинений ещё в институте и хорошо усвоил, что он писал о гегемонии, диктатуре и соединении пролетариата всех стран. В Мире Душ существует иерархия Духов по степени их совершенства. Это означает, что ни один класс общества не может быть выше другого, никакой класс нельзя назначить передовым, и соединить в рамках одного класса членов одной духовной группы невозможно. И совсем не очевидно, что оба двучлена представляют собой абсолютную фикцию, и толоконные лбы без своей фикции о вечной преисподней, как и коммунисты без своей веры в загробное небытие, тоже никто. Обе гнилых парадигмы с их нелепыми верообразующими двучленами символизируют низменную борьбу за власть и спущены на землю Сатаной.

– Почему вы сказали про обе?

– Они делают механизм нравственного прогресса посредством реинкарнации неочевидным и скрывают предназначение души в духовном мире и на земле. Попробуйте заставить апологетов этой хрени публично выслушать то, о чём я говорил, – надорвётесь. У них нюх на неудобные вопросы, и, значит, форум с этой публикой надо проводить в другой плоскости, там, где их демагогия окажется бессмысленной. Кардинально изменить взгляд на историю может только одно – осознание подлинного закона реинкарнирующей души. Церковь и светская власть этого не хотят, будут и дальше косить под дурачков.

– Вы правы, Саша. Вы удивительно правы. Признаться, до таких размышлений я не поднимался.

– Установить подлинную роль одноразовых кумиров в нравственном прогрессе не позволяют фальшивые парадигмы одноразовой жизни поколений, зато Россия выбирает себе имя, которое прозвучит гордо и патриотично. Да ещё и демократия налицо – сами выбрали, или не так?

– Так.

– Церковь скрывает путь духовного развития своим «одноразовым фуфлом», но такая крамола никому и в голову не придёт, свыкнуться с уничтожением миллионов, не задумываясь о первопричине, оказалось проще. А переоценить зловещую роль Ленина вообще невозможно, потому что его дубовая фикция первичности материи и загробного небытия была антитезой церковной фикции, благодаря чему этот психопат поставил страну на дыбы и победил. Мы настолько отупели, что до сих пор не можем распознать, что лучше, – дореволюционный клерикализм или теория советского гуманизма, хотя и то, и другое – рукотворное твердокаменное фуфло.

– Вы пришли к этим выводам логическим путём?

– Другого нет. Ленин в прошлой жизни был Калигулой, от которого содрогались и шарахались современники, но, если игнорировать качественный прогресс инкарнаций, его лжеучение и дальше будут называть вечным и гениальным, закрывать глаза на истребление людей, и он останется в памяти уникальным борцом за справедливость. Мне как-то один священник привёл изумительную аргументацию: уникальность каждого человека служит первейшим доказательством однократности земной жизни души. Я даже не поверил своим ушам. А когда он конкретизировал свой бред, у меня сложилось впечатление, что я посетил умалишённого, а не храм. Это пример того, какую логику священники проповедуют своей пастве. Нового одноразового благодетеля в облике кучерявого херувимчика не дождёшься, вот-вот буржуи последнее сожрут, а Ленин – вот он, весь такой уникальный, «такой молодой», «живее всех живых», и попробуй тронь, – он же одноразовый, единственный и неповторимый.

– Ну да, кто ж его посадит, – он же памятник. Почему бы его не захоронить?

– Вынос его из Мавзолея для его идолопоклонников будет символизировать окончательные похороны социальной справедливости, потому что материалистам невдомёк, откуда она берётся, а берётся она из энергетических компонентов души, реинкарнирующей, вопреки поповским догмам, тысячи лет. Ларчик может открываться только в одну сторону. Реинкарнация указывает на эволюцию души, которая ведёт к искомой справедливости. Как же можно объяснить людям, что такое прогресс, скрывая реальность кармического возмездия в теле, то есть в настоящей жизни за прошлую и в будущей за настоящую?

– Извините, уточню. В чём выражается возмездие в теле?

– В испытаниях, искуплении, нравственных страданиях, наконец. Кармические наказания ослабляются по мере искупления воплощённой душой своей вины, и только на Земле.

– То есть вы хотите сказать, что это стадо баранов – монархов, генеральных секретарей, ельциноидов, вообще не понимало, что такое прогресс?

– Ни на йоту. Материализм противоречит здравому смыслу, прогрессу и гуманизму, а духовенство упрятало решение нравственных проблем за загробной чертой, внутри вечно кипящего адского котла. Дважды за срок человеческой жизни уничтожили все уклады и устои, собираются «канонизировать» Ельцина – строить музей...

Мы замолчали и оба посмотрели в окно. Автобус ехал через кварталы польского городка – Минска-Мазовецкого.

– Посмотрите, на улицах идёт обычная жизнь, – сказал Николай Степанович. – На балконах одни цветы, никаких сломанных лыж и ящиков. Никому и в голову не придёт выставлять на них стеклотару или старое барахло.

– А меня в Германии удивило, что в подвалах многоэтажных домов устраивают прачечные и сушилки. Я предполагаю, что русский человек плюёт мимо урны от идеологической тупости и безысходности. Обух недалёкой власти плетью народной мудрости не перешибёшь. Я просмотрел километры хроники 20-40-х. Энтузиазм. Дебилизация населения. Мёртворождённый строй. А ведь когда в Европе лили помои из окон, годами не мылись, и по улицам бегали крысы, разнося чуму, русичи ходили в баню, и это не было чем-то особенным. Знаете, почему европейцы носили шляпы с широкими полями?

– Чтобы защитить лицо от помоев, которые выливали из окна.

– Замечательный пример воспитания в европейцах чувства толерантности, не так ли?

– Ту же воспитательную роль сыграли европейские инквизиторы. Меня заинтересовали ваши слова о законе эволюции души. Где была допущена методологическая ошибка, если можно так выразиться?

– В фальшивом поповском законе одноразовой телесной жизни души, который был заменён порочным эквивалентом ленинского закона, материализмом. Верообразующий двучлен материализма – бездушное тело и загробное небытие. Если до и после 1917 года государства дремучих клерикалов и воинствующих атеистов принудительно насаждали что-то одно – аксиому одноразовой телесной жизни души или бездушного тела, то после 1991 года государство любезно позволило обманутому народу держать обе «одноразовых» аксиомы в одной голове.

– Такое в одной голове невозможно.

– Зато возможно в одноразовом обществе. С точки зрения эволюции инкарнаций, бессмертие душе необходимо для накопления опыта и знаний, следовательно, в том, чтобы законопатить нас навечно в загробную кутузку за недоученные уроки и прогулы, как считает Святая Церковь, смысла нет. Пациенты доктора Моуди, побывавшие после выхода из тела в «тоннеле со светом», в один голос утверждали, что единственным смыслом жизни на земле является обучение. А с точки зрения материалиста и попа, знания, полученные на земле, некуда девать, так как каждого ждёт загробное небытие либо бытие взаперти.

– Можно возразить тем, что знания, открытия и изобретения остаются на земле и передаются новым поколениям.

– Можно. Так и говорят те, кто отрицает реинкарнацию. Футурологи делают обоснованное предположение, что в третьем тысячелетии будут меньше цениться душевные качества, но больше – те знания, которые конвертируются в прибыль, а это указывает на отставание нравственного прогресса от умственного и укладывается в рамки однократности жизни «я» на Земле и влечёт неутешительный вывод.

– Какой?

– Ну, значит, нами и дальше будут править одноразовые бараны, – футурологам-то виднее. Есть пророчество, по которому в России каждый будет жить и реализовывать себя для ближних, но ведь это и есть новая идеология. И правда, на хрена бессмертной душе учёба, если уму-разуму научит Идеологический отдел ЦК или поп? А народ думает душой: «Век живи и век учись, дураком помрёшь». Мы остаёмся в душе славянами, которые до христианства на Руси, якобы, были дикими племенами. Тем, кто так считает, не по нутру признавать, что славяне верили в реинкарнацию до того, как к ним «откомандировали» поповщину. Подобных извращений не счесть, однако факт, что обе доктрины оглупляют общество, указывает на непрерывную череду одноразовых руководящих баранов, плохо понимающих законы мироустройства и свой народ. И вот результат: сначала выхолостили христианство, превратив его в орудие порабощения, а затем на Красной площади увековечили материализм. Ельцин, действительно, был ограниченным человеком, если не сказать, что туп. Он не понимал, что посеянное им пожнёт народ, и кармическая расплата будет скорой и долгой. Церковь просветить его не могла, – она скрывает, что карма поколений реализуется на земле, в теле, во времени и пространстве. Если, например, число убийств при ельциноидах превысило довоенный уровень в десять раз, это может аукнуться на земле через несколько десятилетий. Категории одноразовой жизни материалиста и попа объяснить этого не могут, поскольку их выдумали для дураков. Кармическое возмездие реализуется в материальном мире между прошлым и будущим, поэтому мы веками не вылезаем из дерьма. Замкнутый круг, по которому нас гонит Сатана.

– Подождите, о реинкарнации было известно тысячи лет назад, ещё до Христа. Почему бы не допустить, что человечество пыталось жить «по Черномырдину», хотело сделать, «как лучше», и придумало вечную преисподнюю, а затем марксизм-ленинизм?

– Так ведь элита всю историю жила «по Черномырдину», чтобы для народа получалось «как всегда». Вы просто ещё не успели дойти до мысли, что люди, занимающие на земле высокое положение, после смерти оказываются на самом дне Мира Душ, а потом возвращаются в оболганную попом реальность, чтобы расхлёбывать своё дерьмо. Главным вредным постулатом для человечества является фикция однократного пребывания «я» в теле и необратимого ухода в загробное «ни гугу». Правда, эту ахинею выдумали не черномырдины, гайдары и чубайсы, а римские толоконные лбы и классики марксизма-ленинизма, но людям-то что с того, если элита жирует, а они живут, как всегда?

– Похоже, что так…

– Минутку, я не досказал одну важную мысль. Решение довести учение о законе переселения душ до Человечества было принято до прихода Спасителя. В Ветхом Завете его не было, хотя издавна существовала десятая заповедь, запрещавшая рабовладельцу претендовать на чужого раба, рабыню и скот.

– Странно. Сколько раз читал Заповеди и не обращал на это внимания. Это же явное обращение к рабовладельцам.

– А что странного? Вы что, думаете, с Небес не видели, кому предназначаются заповеди? Теперь прибегнем к «высшей математике» и увидим, что, если из Нового Завета вычесть закон реинкарнации, в Библии останутся одноразовые пожизненные рабовладельцы с рабами и рабынями и слившиеся в экстазе со светской властью святые отцы. Эта пьеска давно просится в «театр у микрофона».

– Инцест религиозной, исполнительной и законодательной власти. Ну и мошенники.

– Ага, если этих извращенцев так ласково называть. Когда современный поп, – я как-то слышал это по телевизору, – говорит об исторической роли христианства и о том, что рабовладельцы должны были проявлять христианское милосердие к рабам, он ставит вне христианского закона не само рабство, а отсутствие милосердия к рабу, которого можно иметь как ручную кладь. В данном контексте священник уже отрицает фальсификацию учения Христа и подчёркивает облагораживающую роль сфальсифицированного. Ничто так не укрепляло и не продлевало рабство, как ласковое отношение к рабу. Всё, что требовалось от толоконных лбов, – сказать, что в последующих жизнях жестокий угнетатель воплощается в положение презренного угнетаемого. И ещё одно, чтобы поставить жирный крест на «облагораживающем» влиянии поповского двучлена, – о святости, обретаемой в горниле смертей и рождений. Конечная цель перевоплощений противоречит желанию иметь и эксплуатировать раба и пожизненному статусу одноразовых рабов и рабовладельцев. Поп лишил нас права об этом знать.

– В таком случае, ограниченность старых представлений о мироустройстве будет сохраняться после переустройства государства и общества.

– Хорошо сказано. На верообразующей парадигме основано управление государством и обществом, поэтому значение двучлена веры выходит за пределы церковной монополии. Но одно дело, организовать узкий кружок верующих в безвозвратный уход на Тот Свет или в сознание, неотделимое от задницы, а другое, – превратить кружок в государство и силой навязать веру обществу. Христос никак не мог опустить повторность рождений в верообразующем законе, поэтому моральная ответственность церковников не имеет сроков давности.

– Церковь поплатилась за создание условий эксплуатации наряду с эксплуататорами.

– Отделением от государства, когда эксплуатация рабовладельческого строя сменилась присвоением прибавочной стоимости? А кто виноват? Дидро с Вольтером, которые не смогли вразумить нашу «священную корову», не вылезающую из-под фаворитов? Екатерине повезло, что не дожила до залпа «Авроры», хотя, быть может, её бы канонизировали, как православную мученицу пьяной революционной матросни. Времена не выбирают – в них приходят, когда созревает «план души» на очередную земную жизнь. Кто-то из правящей династии всё равно бы пострадал в 17-ом, когда сбылась мечта декабристов.

– Я тоже считаю их мечтой Революцию. Конечно, они затевали зло.

– А Пушкин разве не мечтал о падении самовластья? Декабристы нахватались масонского дерьма о всеобщем братстве и равенстве в той же Франции, после Отечественной войны 12-го года. Видимо, им не объяснили, что социальное равенство невозможно в силу неравенства духовного, а последее стирается в ходе эволюции инкарнаций. Они сочли, что опыта французской революции хватит, чтобы устроить бедлам, «разбудивший» Герцена. А дальше началась романтическая история о жёнах декабристов, собравших чемоданы. Вот что значит отсутствие передовой революционной теории по захвату мостов, банков и телеграфа.

– Почему же мы сейчас живём без идеологии?

– Потому что церковный закон и ленинский закон одноразовой жизни индивидуального «я» отделены от государства, а третий придумать невозможно, – креатив Сатаны ограничен Творением Создателя. Обществу остаётся один – истинный закон, который положить в основу идеологии не хотят, потому и пудрят мозги традициями верообразующих корней, – о бесконечности преисподней.

– Значит, два фальшивых закона положить в основу идеологии хотели, а подлинный – нет?

– Не мне вам объяснять, чем отличается советский материализм от дореволюционного клерикализма, и чем они отличаются от Божьего закона переселения душ. Джордано Бруно сожгли 400 лет назад не просто за идею реинкарнации, – он был глыбой эпохи Возрождения и желал вернуть христианству тот вид, который до его извращения проповедовал Сам Спаситель. Одновременно это указывает на длительную устойчивую ненависть к первозданному закону. Даже сегодня информация о Бруно подвергается негласной цензуре, – она опасна для обеих Церквей. Нынешние власть имущие хитрее. От мирного сосуществования «одноразовых» фикций власть только выигрывает. Она видит, что верообразующий закон духовной эволюции инкарнаций не нужен никому: ни им, ни Церкви, ни олигархам, ни любителям посещать по праздникам Мавзолей. Мы живём в мутной воде.

– Да, не поспоришь. Что вас натолкнуло на столь оригинальные мысли?

– Теперь трудно сказать. Возможно, беглый взгляд на ход истории. Несмотря на её хаос, мне удалось разглядеть в ней некую линию. Я обратил внимание, что Всемирная История не просто ломится блудняком, исторические личности всё время пытались вытолкнуть её на обочину, что приводило к неисчислимым жертвам. Неисчислимы были и вопросы. Объяснения школьных учебников о происхождении рабства или революционном освобождении масс меня не устраивали. Сколько бы ни выдвигалось «теорий благоденствия», всё сводилось к двум абстракциям: есть душа в теле или нет. На постулате бездушного тела базируются ценности антихристианского либерализма мировой закулисы и мёртворождённого, казарменного социализма лениных и сталиных. Наличие души в теле предполагает альтернативу однократности или многократности его одухотворения. Однократное одухотворение тела указало на низменные мотивы фальсификации христианства и фикцию вечности преисподней, многократное – на скрываемый вектор нравственного прогресса инкарнаций, который заканчивается святостью вознесённой души. Иными словами, поповское и материалистическое «одноразовое» верообразование сляпано «по Черномырдину», чтобы получилось так, как всегда.

– Вы так спокойно об этом говорите...

– А как говорить, когда учения об одноразовой земной жизни души и бездушного тела ниспослал Сатана? Найдётся немало охотников довести идею надрать ему уши до абсурда. Мировая Закулиса обеспечивает воплощение деградирующих душ в генномодифицируемые тела, чтобы создать дисбаланс встречных реинкарнационных потоков и сжить со свету 6 миллиардов из 7, а приходской поп клеймит переселение душ ересью. Люди должны знать Загробную Тайну Смысла Земной Жизни, поскольку с её колокольни наша жизнь представляет хождение на голове.

– Наверное, если бы вы мне об этом не рассказали, я бы и до конца жизни не узнал. А ведь к моим урокам ребята всегда проявляли неподдельный интерес.

– Я бы не мог придти к таким выводам, если бы не прочёл откровения Свыше, Книгу Духов. Запомните название, отыщете её без труда.

– Книга Духов?

– Да. Написана во Франции около 150 лет назад.

– Это серьёзное обвинение против Церкви.

– А обвинения в идиотизме 17-го, 92-го годов и афере Кремля с «трупом у власти» – легкомысленны? Потому мы так и живём, хоть рви на себе рубаху, хоть не рви, слишком грамотно упрятаны все концы. Как думаете, было бы полезно прокрутить нашу беседу в «театре у микрофона»?

– Безусловно. Люди смогли бы многое понять. Ваш термин о векторе нравственной эволюции инкарнаций и развития страны противоречит церковным проповедям и всему, что делала с народом светская власть. В невероятное, даже если оно очевидно, поверить трудно. А разве не очевидно, что в кремлёвской стене увековечен материализм, и духовный прогресс загорожен адской вечностью? – Николай Степанович откинулся на кресло и запрокинул голову. – Невероятно... вы нашли объяснение всему, подвели к общему знаменателю всю историю Земли.

– Не я, Николай Степаныч. Я только заметил, что Ленин выбил старую идеологию своей, как клин клином, чтобы захватить власть, а сделать вывод о существовании третьей идеологии и третьего закона, определяющего путь прогресса, было несложно. Вечное загробное ничегонеделанье и небытие схожи в том, что пресекают дальнейшее развитие вечного «я» и всего общества. Обе идеологии скрывают загробный смысл земной жизни не случайно.

– Эта мысль мне понятна, но вы немного скромничаете. Я тоже смотрю телевизор и слышу, что городят о прогрессе страны, роли революции и приватизации в этом прогрессе. Из этой, извините, брехни складывается мнение, что история развивается методом «научного тыка». Мол, самодержавие загубило страну, попробовали революцию; не помог социализм, давайте снова всё приватизируем. Ну, с коммунистами и церковниками понятно, а остальные-то чего ходят вокруг да около? В любом случае, оппонентов искать не придётся.

Я не ответил и посмотрел на мелькающий пейзаж за окном. Можно ли называть проповедников фальшивых и порочных идей загробного небытия и вечной преисподней оппонентами? Кому они оппонируют? Со вселенской колокольни, все эти мироустроители одноразовой жизни – местечковые отщепенцы, одурачившие популяцию на отдельно взятой Земле. Как выразился священник по поводу существования различных религий? Каждый кулик хвалит своё болото...

Наконец, автобус прибыл в Хорбув, местечко в сельской местности, где я побывал два месяца назад. Нас пригласили отобедать в том же кафе, где уже были накрыты столики. Мы с Николаем Степановичем побродили у магазинчиков рядом с заправкой и вернулись в автобус. Этот населённый пункт находился в получасе езды от границы с Белоруссией, пункта Тереспол.

На белорусской стороне собрали по пять евро для таможенников, чтобы они не досматривали багаж. Из 41 человека деньги сдали 31. Белорусы проверили паспорта с визой и пропустили.

– А почему вы не сдали деньги? – спросил меня Николай Степанович.

– Пускай шмонают. У меня, кроме грязных тряпок, только копия меча графа Густава фон Эльзена-Берлица-Рота с квитанцией из сувенирного магазина.

– Кто это?

– Один рыцарь печального образа, могилу которого я посетил. Погиб в 1536 году, похоронен в окрестностях самого посещаемого замка Германии.

– Наглецы. Сначала собирают паспорта и убеждаются, что в салоне нет немцев, а потом собирают на молочишко и чай. В советские времена такое было невозможно.

– Тогда было невозможно смотаться в Париж по делам срочно. У нас, вон, в одном месте уложили мордой в пол весь состав депутатов, а в другом – всех заместителей главы районной администрации, и ни хрена. Да ну их, остолбенели...

– Мне понравился Брест, – сказал я, когда мы ехали по улицам города.

– А вы знаете, что всех оставшихся в живых героев крепости после войны загнали в лагеря?

– Говорили, погибли все.

– Говорили.

– Неудивительно. Я читал, как в НКВД «записывали» во власовскую армию. Энкавэдэшники вписывали в протокол, что человек воевал на стороне Власова, избивали его до полусмерти и требовали: «Подписывай, ты что, не доверяешь Советской Власти?!» Как думаете, надо писать об этом в учебниках или отделываться «перегибами на местах»?

– Надо. И ещё надо заменить термины «культ личности» и «незаконные репрессии» более точными определениями.

Едва отъехав от города, автобус остановился у супермаркета и заправки. Стоянку окружали аккуратные леса, газоны и дороги.

– Пойдёте размяться? – спросил я.

– Нет, посижу.

– А я пройдусь. Следующая остановка будет нескоро, да и вечер близко. Стоять будем минут двадцать.

Та же чистота и аккуратность бросались в глаза и в супермаркете, куда я заглянул. Окружающие леса заметно пожелтели. Я поднял голову, услышав в небе крик журавлей. Они летели на Юг сложным клином – из трёх одинаковых клиньев поменьше, соединённых между собой: один впереди и два за ним. Я проводил усталых птиц долгим взглядом и подумал, что так провожают своё прошлое.

Я в чужой стороне,

Словно гость нежеланный,

Слышу крик журавлей,

Улетающих вдаль.

Ах, как сердце болит,

Ах, как хочется плакать,

Перестаньте кричать

Надо мной, журавли…

Оставалась ещё одна ночь. Стоянка окончилась, пассажиры начали занимать места. Автобус вырулил с площадки и направился на Восток. Нас обогнал автобус, сзади которого была табличка: «Вуперталь-Камышин», он тоже шёл домой…

Николай Степанович вышел рано утром, когда мы въехали на территорию московской области. Оказалось, что его дом не так далеко. Я почувствовал, что заснуть не удастся, достал наушники и включил плейер. Несравненная Мэри Хопкин, британка с русской внешностью, пела мировой хит 1968 года «Вот это были дни», рвавшийся когда-то через советские радиоглушилки. Так называлась наша песня «Дорогой длинною».

Those were the days, my friend?

We thought they’d never end,

We’d sing and dance forever and a day,

We’d live the life we choose,

We’d fight and never lose,

For we were young and sure to have our way.

La-la-la…

Я дослушал и включил ту же песню на русском языке. Мало кто знает, что наш шедевр «Дорогой длинною» имеет массу вариантов, в том числе, и такой:

Ехали на тройке с бубенцами,

А вдали мелькали огоньки…

Эх, когда бы мне теперь за вами,

Душу бы развеять от тоски!

Дорогой длинною,

Да ночкой лунною,

Да с песней той,

Что вдаль летит, звеня,

И с той старинною,

Да с семиструнною,

Что по ночам

Так мучила меня.

Да, выходит, пели мы задаром,

Понапрасну ночь за ночью жгли.

Если б мы покончили со старым,

Так и ночи эти отошли!

В даль родную новыми путями

Нам отныне ехать суждено!

Ехали на тройке с бубенцами,

Да теперь проехали давно!

Горячо поддерживаю слова товарища Уинстона Черчилля о том, что вся европейская культура не стоит даже одной русской грустной песни, только комментировать их некогда. Культуру-то создаёт душа, а ей не прикажешь стать бывшей, фиктивной или одноразовой, будь ты, хоть трижды идиот.

Ехать до конца не было смысла, и я спросил водителя:

– Вы сделаете остановку у ближайшего метро?

– Как обычно, на проспекте Мира.

Через час я вышел из автобуса и посмотрел на часы. Если повезёт с электричкой на Белорусском вокзале, можно успеть в Одинцово до обеда и по дороге зайти в магазин.

* * *

- Отчего происходит желание увековечить память о себе надгробным памятником?

«Последнее проявление гордыни».

- Но не зависит ли роскошь надгробных памятников чаще от родственников, желающих почтить память усопшего, чем от него самого?

«Тогда это гордость родственников, желающих прославить себя. Да, не всегда производят такие демонстрации для умершего: это делается из самолюбия и для света, для выставки своего богатства. Неужели ты думаешь, что память дорогого человека менее жива в сердце бедняка, если он может на его могилу положить только цветок? Или тебе кажется, что мрамор спасёт от забвения того, кто был бесполезен на земле?»

- Итак, вы абсолютно осуждаете роскошь похорон?

«Нет, если она чествует память человека добродетельного, тогда она справедлива и служит добрым примером».



Книга Духов

* * *

СКРЫТОЕ НАСТОЯЩЕЕ. Аэропорт Шереметьево. Астрономическое время – за сутки до окончания действия

На временном КП зазвонил телефон, человек в штатском взял трубку.

– Товарищ подполковник, это с Рублёвки, «Афоня». Есть сообщение для инициатора. Только что в телефонном разговоре Кулешов предупредил помощника, что вылетает из Швейцарии по расписанию, и его должны встречать вдвоём.

– Что ещё?

– Объекты «Сутулый» и «Седой» приняли решение о выезде в аэропорт. Нам желательно поменять транспорт.

– Снимайтесь после передачи объектов в аэропорту и возвращайтесь на базу. О выезде встречающих сообщи дополнительно.

– Есть сняться после передачи и сообщить о выезде.

– До связи.

Человек отключился. Через два часа он позвонил по номеру, по которому ответила женщина.

– Где вы? – спросил он.

– На Ленинградском шоссе, на пути к вам.

– «Столпа» будут встречать двое, номер «мерседеса» тот же. Готовность после контрольного звонка.

– Поняла, отбой.

Спустя час с лишним после второго звонка на КП с Рублёвки, один из сотрудников наружки доложил:

– Внимание всем, я – двадцать пятый. «Мерседес» прошёл в направлении терминала.

В здании аэропорта и перед ним в радиусе около ста метров рассредоточились не менее полутора десятков людей, которых ни по возрасту, ни по одежде и манерам нельзя было причислить ни к одной общности. Иногда кто-то из них дотрагивался рукой до уха, маскируя жест привычкой или нуждой, изображал нетерпеливое ожидание радостной встречи или регистрации билета и улыбался сам себе, что-то бубня под нос. Разве у людей мало навязчивых мелодий и слов, приходящих в минуту хорошего настроения?

– Десятый пятнадцатому. Вижу двух мужчин, по приметам – «Сутулый» и «Седой». Припарковались на открытой стоянке. Идут к терминалу. Приём.

– Пятнадцатый десятому. Вас слышу. Нахожусь у входа. Встречаю двоих.

– Двадцатый, я пятнадцатый, к тебе двое. В руке «Седого» газета.

– Пятнадцатый, я двадцатый. Объекты в зале прилёта.

– Я десятый, у меня чисто, работайте.

К чёрному «мерседесу», из которого вышли мужчины, подвалила какая-то развязно-разодетая молодёжь и начала фотографировать друг друга, кто-то порывался открыть бутылку шампанского и шутливо замахивался на кого-то рюкзаком. С одной стороны, загораживая открытое пространство перед «мерседесом», подъехали видавшие виды «жигули», из которых вышли мужчина и женщина. Мужчина пнул ногой колесо и открыл капот, а женщина, состроив недовольную мину, упёрла руки в бока, раздражённо спрашивала мужа, что стряслось. С другой стороны подошла солидная супружеская чета, толкая тележку с импровизированным багажом, и так же солидно начала что-то объяснять друг другу, закрывая обзор случайным прохожим. Одновременно с блокированием подходов к «мерсу» к нему прошла молодая пара. Она рассказывала ему про тёплые острова, с которых вернулась, а он неуклюже поправлял на своём плече дорожную сумку девушки и пытался её поцеловать. Наконец, они оказались рядом с «мерседесом», и он её приобнял. Сумка съехала с плеча молодого человека и упала, а девушка испугалась за сувениры. Оба мгновенно присели и тут же подняплись, – им хватило секунд, чтобы прицепить взрывчатку к днищу авто, встать и застегнуть молнию сумки. Они обрадовались, что сувениры, лежащие на дне сумки, остались целы. Девушка взяла парня за руку и потащила в сторону, весело хохоча, а её спутник взял её за плечи одной рукой, а другой указал путь характерным жестом вождя пролетариата, и доложил:

– Семнадцатый десятому. Пальто надето.

– Понял, семнадцатый. Уходите.

Через некоторое время в эфире прозвучал краткий доклад:

– Двадцать второй пятнадцатому. Багаж получен. Идут к выходу. Два плюс один, у «Столпа» кейс.

– Понял, двадцать второй. Оставайтесь на месте.

Три мужчины сели в машину, оставив дверцы открытыми. Возможности прослушивания на расстоянии были ограничены из-за припарковавшейся рядом машины, однако и так было видно, что настроение у них не праздничное. Тот, кого встречали, испортил его до того, как развалился на заднем сиденье, положив рядом кейс. Самой мелкой неприятностью для него был шустрый автостопщик, избежавший его расправы, из-за которого он потерял сокровища Эльзы и всех своих людей. Он хотел закопать его с первой встречи, когда тот заявился к нему на Рублёвку под нахальным предлогом, но «обугленный покойник» Борунов его отговорил, и вот результат: трое на французской киче, двое в цинковых гробах. Если вопреки обещанию тому французу, Мишу, он прикажет свернуть автостопщику шею, в его европейские дела вмешается Интерпол, а если они передадут звукозапись прослушки на вилле в Сен-Тропе кому следует, его заставят пожизненно ходить в позе орла. Так его по телефону этот Мишу и предупредил. А теперь самой крупной неприятностью являлось возвращение в этот ссученный сверху донизу город с пустыми руками, потому что неожиданно сорвавшиеся сделки вели к упущенной выгоде, за которую придётся отвечать перед серьёзными людьми из Белого Дома и посредниками. А какой дурак в этой стране живёт на свои? Нищеброды с заниженным вдвое советским прожиточным минимумом, который и через двадцать лет не дорастёт до нормального? С кем теперь работать, как оправдываться и кто посадит его после прокола в депутатское кресло, уже оплаченное? Но олигарх тревожился напрасно – время, отпущенное ему на постижение разницы между добром и злом, уже истекло, и ни деньги, ни жизнь уже не принадлежали ему.

«Мерседес» тронулся. Из машины наружного наблюдения, стоявшей в метрах пятидесяти от него, десятый передал:

– Пошло движение. Перестраиваемся.

Через несколько минут «мерседес» выехал с территории терминала на шоссе и резко набрал скорость в умеренном потоке транспорта. За ним, соблюдая дистанцию, последовали несколько машин. В этот момент гружёная фура, занимая правый ряд, ударила одну из машин, преследующих «мерседес» олигарха, которая сместилась влево, чтобы обойти автотранспорт, идущий впереди. От удара тяжёлой махины легковушка перевернулась, вылетела за отбойник и, сделав ещё кувырок, опрокинулась колёсами вверх. В те же секунды впереди, в нескольких сотнях метров, раздался взрыв, разметав по дорожному покрытию обломки железа и стекла, – в перевернувшейся машине сработал пульт дистанционного взрывателя, которому не помогла тройная «защита от дурака». Автомашина со взрослыми и детьми, следующая параллельно «мерседесу», потеряла управление и на полной скорости врезалась в отбойник, распугав стаю птиц непрерывным гудком. Тормозивший грузовик занесло, и он остановился под углом к разметке, перегородив скоростную трассу, и едва не лёг боком на дорожное полотно. Шофёр обречённо положил голову на руль и на мгновение оцепенел. Он торопился на собственную свадьбу и хотел быстрее доставить груз.

Тело водителя перевернувшейся машины было раздавлено. Голова женщины вывалилась из открытой передней дверцы, касаясь влажной земли. У неё не было крови, и только из-под съехавшего каштанового парика выглядывали светлые волосы. Что-то тихо капало, еле слышно шуршало колесо, а из переговорного устройства доносился спокойный голос десятого. Разобрать его слова было нельзя даже с вытянутой руки, но женщина поняла: экипаж бригады скрытого наблюдения, непосредственно ведущий объекта «Столп», следовало поменять на другой за поворотом с Международного шоссе на Ленинградское до пересечения кольцевой. Рядом валялась дамская сумка с подарком на день Рождения дочери. Уже теряя жизнь, женщина вспомнила нечаянно подслушанное в детстве предсказание цыганки о её ранней смерти, о котором она рассказала тому удивительному парню. Она вспомнила лицо Эя, – ему совсем не был нужен адреналин, как ей, он искал что–то неизмеримо большое и важное для всех, – она видела это, общаясь с ним, но так и не могла понять до конца. Славный парень. Она не дала ликвидировать его ни своим коллегам, во избежание расшифровки, ни бывшему, работавшему на «Столпа», и успела подумать, что сделала тогда доброе дело, предотвратив бессмысленную смерть...

Шесть тел, принадлежавших погибшим в течение минуты, доставят в морг, двух раненых – в ближайшую больницу. Сотрудники бригад наружного наблюдения оперативно–поискового управления оформят сводки скрытого наблюдения за объектом «Столп», фото-таблицы негласной съёмки и детально ответят на множество вопросов уполномоченных лиц. Следователь начертит схему места происшествия, изымет вещдоки, назначит массу экспертиз, отправит допрошенного шофёра-дальнобойщика в камеру перед заключением под стражу и даст отдельное поручение об установлении свидетелей-очевидцев. Официальный представитель следственного аппарата с тремя звёздочками старшего лейтенанта посвятит съехавшихся корреспондентов в обстоятельства скорости, направления движения участников ДТП и разброса их осколков и частей на всем протяжении аварийного пути. Когда осмотр места происшествия будет завершён, дорожная служба устранит все напоминания о событии на участке трассы, и только по окончании обыска в доме гражданина Кулешова на Рублёвском шоссе, где ничего, кроме списка ряда высокопоставленных чиновников, имеющих двойное-тройное гражданство, не найдут, закончится этот нервозный день.

Но это не всё, потому что даже одной смерти под силу изменить жизнь оставшихся на Земле, и никакой «защиты от дурака», включая внутреннее устройство и внешнее назначение «ядерных чемоданчиков», в области гуманитарной, социальной, общечеловеческой до сих пор не изобрели. Более того, вдохновлённые и окрылённые мощью своего убогого телесного разума, люди запугивают себя сенсацией создания искусственного интеллекта, способного принимать самостоятельные решения об уничтожении человечества и взбеситься наперекор воле своих создателей.

Впрочем, парочку рецептов во спасение и защиту общества от дураков всё же надумали. Правда, первый негодный рецепт – о вечной загробной преисподней, пришлось заменить вторым, не менее негодным, – об отмене вечной преисподней для дураков в связи с их вечным загробным небытием, что в принципе не вело к сокращению их дозагробной численности, поскольку обретение святости есть долгий эволюционный процесс. В 17-ом и 91-ом эти рецепты привели к закономерному развалу государств, деградации власти, возвращению на пепелище и гибели миллионов. Был исстари ещё один рецепт, вытравленный калёным железом, – закон духовной эволюции бессмертной души и кармического возмездия инкарнаций, однако «дураки» его вскоре раскусили, и он остался в памяти далёких потомков местечковой восточной ересью. Он заставлял строго и неотвратимо отвечать вечное «я» в каждой своей последующей телесной жизни за содеянное в жизни предыдущей воплощением в непреодолимых обстоятельствах и превращал каждый виток спирали развития социума в неисповедимое воздаяние потомкам за прошлый, уже забытый всеми идиотизм. Поскольку в связи с забытым идиотизмом в отсроченном будущем постоянно возникали необъяснимые социальные передряги и разборки, последние влекли новый идиотизм в настоящем, который по спрятанному «дураками» кармическому закону причин и следствий, вновь приводил к непредсказуемому будущему ничего не подозревающих людей. Однако закон этот не нуждался в изобретении, потому что являлся Творением Создателя, и его невозможно нарушать безнаказанно. Зачем одноразовому смертнику-террористу «тротиловый эквивалент», понятно, – он для своего наставника-имама потому и одноразовый, что грезит побегом в безвылазный вечный рай, где вокруг него захороводят вечные девственницы в прозрачных шароварах с люрексом, а он займётся виртуальной разборкой «Калашникова», любовно расстелив под ствольную коробку и возвратную пружину виртуальную тряпочку. Разумеется, животом в люрексе, которым оболванили «мученика», трясти перед ним не будут, и он снова вернётся в земной ад, созданный своими же руками, откуда сбежал, усвоив поповский наказ о невозможности повторных рождений, а вот «государству с непредсказуемым прошлым» такой «эквивалент» на кой? Чтобы его граждан, как того «мученика» в виртуальном банном халате, тоже в очередной раз шмякали духовным фэйсом в земной тэйбл, пока не прочувствуют всю тупость и многогранность «одноразовой» парадигмы? Или государство, обещавшее ценой миллионов жизней скоропостижный коммунизм, сменило приоритеты и теперь тащит подданных из загробного небытия по безвылазным загробным обителям? Вспомним, хотя бы, что говорил про избранный путь скоропостижного буржуазного благоденствия доморощенный премьер с «лошадиной фамилией» всадника, скачущего впереди. Чем быстрее вымрет одна часть постсоветского населения, тем быстрее наступит благоденствие для другой. Кто назначает этих одноразовых свинорылых баранов – ельцины? А кто назначает нетверёзых ельциных – народ? Тогда кто и за что регулярно назначает народу великие потрясения – одноразовые свинорылые бараны, назначенные непросыхающим ельциным? Вон, Мировые Премьеры-трезвенники, не вчера слетели с катушек и давно обещали, что во имя благоденствия на планете оставят от земной популяции одну четырнадцатую, и они не пощадят ни однократно одухотворяемые головы, ни стоеросовые, из высокоорганизованной материи. Но если наше бестелесное «я» многократно и в обе стороны пересекает границу сопредельных миров, и каждый переход сулит по обе стороны неотвратимое заслуженное возмездие, не пора ли ознакомиться с этими простыми и полезными правилами?

Жил у нас во второй половине XX столетия пророк, поведавший о долгом кошмаре постсоветских времён, о том, что обыкновенных, нормальных людей останется очень мало, и над ними будут смеяться, считая ненужными на Земле. Он диктовал учёным длинные математические формулы устройства Земли, разговаривал с животными и птицами, объяснял, почему так часто будут разбиваться самолёты и вертолёты, кто является покровителями сильных мира сего, и что первым, но не последним документом от Сатаны, будет ваучер. Он предсказал развал СССР, судьбу Горбачёва и Ельцина, взрывы в Москве, две войны на Кавказе, провал под землю ниже звезды московского Кремля вместе с Москвой и уничтожение в Нью-Иорке башен-близнецов. Он часто повторял, что весь мир погубит выгода, и среди его откровений есть такое: «Один святой (завершивший цикл рождений и смертей – авт.) ценится больше, чем вся земная наука, и дороже многих священников, вместе взятых». Больше и дороже, видимо, потому, что за этим стоит труд многих тысячелетий святого, оболганный толоконными лбами и материалистами, породившими закон одноразовой жизни на Земле.

Никакой идеологии, кроме идеологии одноразовой жизни тела, у государства не было. Главным содержанием одноразовой телесной жизни после 1991 года были объявлены личное обогащение, личная выгода и личный материальный успех, так что, если нас куда-то и потащили из «развитого социализма», то исключительно в жёсткие рамки бренного тела, независимо от того, существует ли наше индивидуальное сознание отдельно от него для того, чтобы с концами уйти в загробный тупик, или его ждёт вечное загробное небытие. «Дуракам» выгодно, чтобы народ смиренно тянул лямку временщика на своей исконной земле и содержал жирующее за счёт него «элитное» меньшинство, незаинтересованное в обнародовании законов нравственного прогресса души.

Имели ли события, происшедшие в районе аэропорта Шереметьево, последствия? Имели, – они «замотивировались в пространстве» и вписались в повседневную жизнь страны не хуже неброских тарантаек безликих филеров в осенний пейзаж после отлёта грачей. А с чего ждать сенсаций, если не искать в рекламе и прессе про смех и грех?

Шофёр-дальнобойщик, виновный в ДТП, отложит свадьбу, которая не состоится, а его невеста будет сожалеть, что не дождалась жениха. О том, что ДТП со смертельным исходом и отбытие наказания были включены до рождения в «план души», и какой вариант, – совместного или раздельного пребывания на Земле, был более предпочтительным, их души узнают только после возвращения назад.

Гибель сотрудника ФСБ Ирины Гореловой и её коллеги признают трагической случайностью и похоронят с воинскими почестями. Малолетней дочери Гореловой не вручат обещанный подарок и скроют от неё гибель матери. Её отцу по каналу СВР сообщат о смерти жены и передаче дочери под присмотр матери Гореловой. Через год она сядет за одну парту элитной школы с мальчиком, сыном объекта «Сутулый», и, возможно, они подружатся.

Сотрудники ФСБ извлекут из искорежённой машины пульт радиовзрывателя, документы прикрытия, оружие и переговорные устройства ещё до того, как следователь начнёт её осмотр. Служебное расследование в отношении сотрудников, проводивших операцию в аэропорту, будет прекращено за отсутствием каких-либо нарушений ведомственных инструкций и упущений в оперативно-служебной деятельности; моральные оценки действий подчинённых и сведения о вечной преисподней для злостных нарушителей заповедей либо отсутствии таковой из «источников, близких к Господним кругам», не явятся предметом служебного расследования.

Следствие по факту взрыва Кулешова и его помощников будет приостановлено за неустановлением обвиняемого. Олигарха похоронят на престижном кладбище, где у роскошного монумента его помянут те, с кем его связывали деньги и концы, спрятанные в подмосковных лесах. Ввиду отсутствия родственников, заявивших права на наследство, его дом и имущество будут выставлены на торги и распроданы; остальное растащит авторитетная братва по решению воровских сходняков.

Фигурант оперативной разработки «Столп» окажется единственным обладателем кодов доступа к финансам, которые навсегда осядут мёртвым грузом на зарубежных счетах, а в его обгоревшем кейсе обнаружат грязное бельё, оплавленный набор от швейцарских шоколатье и глянцевые проспекты смазливых баб. Средства, выведенные из строительства, медицины и Пенсионного Фонда канут в чёрную дыру теневой экономики и будут частично возмещены бюджетными средствами, однако на повестку в очередной раз будет вынесен вопрос о сокращении бюджетных коек и увеличении пенсионного возраста. Среди заинтересованных чиновников, причастных к хищениям, начнётся цепная реакция, запущенная утраченной выгодой, нежеланием иметь завтра меньше, чем вчера, и объективным законом возвышения потребностей деградирующей души. Те, кто пожелали немедленно восполнить потери, станут ещё больше и наглее красть, а те, кто с трудом сводили концы с концами, просто заживут хуже и откажутся от электрочайников и комнатных обогревателей.

Хищения бюджетных средств и несостоявшиеся махинации за границей повлекут возбуждение уголовных дел, смену насиженных кресел чиновников и налаживание новых преступных схем увода миллиардов долларов за рубеж. Когда круги по воде разойдутся, все дела о воровстве в особо крупных размерах, говоря киносценарным языком, будут «закрыты», то есть за недоказанностью прекращены, и в места лишения свободы никто, кроме шофёра-дальнобойщика, не попадёт.

Если бы нам показали на экране, как закон нравственной эволюции бессмертной души тесно переплетает судьбы поколений, делает жизнь людей зависимой друг от друга, определяет условия будущих воплощений любой человеческой общности и общую цель прихода на Землю всех душ, мы бы, наверное, поразились убогостью церковного верообразования и тем, что привычная аксиома одноразовой жизни нашего высшего «я» искажает причинно-следственную связь материального и духовного миров, скрывает законы развития и стратегическое предназначение души и подменяет текущее воздаяние реальной судьбой на фиктивное загробное, отрицающее кармическое возмездие за прошлые воплощения и его неотвратимость в будущих, Эта глобальная фальшивая, засевшая в умах многовековая дрянь с ярлыком «одноразовой аксиомы», исключает заблаговременность индивидуального плана «явки на Землю» и ставит поведение личности и заданность условий телесного существования Духа в зависимость не от закона кармического воздаяния, заслуженного в прошлой жизни, а от искусственных рамок однократности человеческого бытия, под которые произвольно подгонялись любые моральные нормы проповедников загробного ничегонеделания и небытия. Всё это доказано мировым историческим, в том числе, религиозным опытом, иначе бы, в кострах Святой Инквизиции не подвергали распаду плазменную оболочку реинкарнирующих душ еретиков, не взрывали храмы, объявляя сознание свойством бездушной высокоорганизованной материи, и не бросались от религиозной фикции к материализму и обратно в течение срока короткой человеческой жизни, уничтожив миллионы людей. Может ли священник не сознавать, что утаивание кармического искупления души обстоятельствами текущей жизни за прошлую и отрицание расплаты в будущей жизни за настоящую, обусловлены их подменой на богохульную фикцию адской вечности? Или, может быть, и Владимир Ленин, разобравшись в сути восточных религий, не сознавал, с какой целью вознамерился присобачить грядущим поколениям стоеросовые головы из высокоорганизованной материи? Мы уже основательно подзабыли, что поверить в невозможность той и другой загробной реальности, нас заставили посредством лицемерия, насилия и лжи.

Для того, чтобы подойти к пониманию, каким должно быть государство на службе общества, нанимающего чиновников, вера должна раскрывать деятельное бессмертие и целеполагающую стратегию души, а не проповедовать лживую догму об однократности посещения душой Земли, имеющую единственную цель, – «законопатить» её навсегда в безвылазные загробные обители, словно толоконные лбы пристроили Всевышнего в своём причте вечным кладовщиком. В конце концов, если мы до сих пор не изобрели для самих себя «защиту от дурака», но вот-вот закрутим последнюю гайку в какой-то самостийный исскуственный интеллект, априори готовый бесконтрольно сбрендить и разнести вдрызг среду обитания, не пора ли посмотреть в корень – на истинную причину соединения вечной души с телесной, легкоразрушаемой материей? Скорее всего, от такой идеи завизжат, как резаные, в защиту убогой верообразующей конструкции и сирой, без духовного роду-племени души. А как ещё назвать наше вечное «я», если ему отказывают в многовековом родстве с теми, с кем оно столько раз коротало на Земле трудные времена?

Это что, парадокс третьего тысячелетия от распятия Христа такой – два глобальных, взаимоисключающих друг друга верообразующих двучлена, и оба – полное «одноразовое фуфло»? Но парадокс не бывает случайным, а их странности со временем находят объяснения или в глубоком добросовестном заблуждении, или в хорошо обдуманном зле.

* * *

«Могила есть сборное место всех людей; тут безжалостно оканчиваются все человеческие различия. Напрасно богач хочет сохранить свою память роскошными монументами: время разрушит их, как и его тело. Таков закон природы. Но память о его добрых и злых делах менее тленна, чем его могила. Роскошь же похорон не омоет от его прегрешений и не возвысит его ни на одну ступень в духовной иерархии».



Книга Духов

* * *

Дом встретил приветливо. Соседка с нижнего этажа встала с лавочки и помогла открыть дверь – мои руки были заняты пакетами из супермаркета. Я зашёл в подъезд, вызвал лифт и нашарил в кармане ключи от дверей.

В квартире стоял привычный запах, лампочка в прихожей загорелась, телефон не был отключен, кран не тёк. Я сбросил рюкзак и отнёс продукты в кухню, надел тапки и пошёл умываться. Меня не было дома два месяца, и первые минуты своего возвращения я ценил.

В коридоре зазвонил городской телефон, после третьего звонка я отбросил полотенце и схватил трубку.

–Да?

– Привет Чарли Чаплину от одесских пионеров!

– Славка, ты что ли меня подкараулил?

– Я. Ты куда делся? Даже брат не знал, сказал, на очередных перекрёстках планеты. Неужели, ты столько времени по Франции рюкзак таскал?

– Таскал. Я только вошёл, руки не успел вытереть.

– Ну, как там Париж, Лувр, Венера Милосская? Можешь кратко, своими словами.

– Своими? Вуаля.

Ставит рожки Апполон

Барыне Милосской

Ради девушки с веслом

В парке под берёзкой.

– Ясно, пиит, А стихов про Афину под осиной у тебя нет? Да ну тебя, Сашка.

– Это что ещё за обиды? Забыл, что сам мне по руке нахиромантил? В твоих пророчествах ни Лувра, ни Венеры Милосской не было, были одни катаклизмы, которые не каждый вынесет. Вот о них и расскажу, если почтишь собой.

– Ладно, ладно, пилигрим-одиночка, никто больше меня не обрадуется, что ты ещё жив. А правда, как там?

– Я был месяц во Франции и месяц в Германии. Франция здорово смахивает на карту-восьмикилометровку. Домики жёлтые-жёлтые как наша пресса, небо голубое-голубое как море, а море глубокое-глубокое как карман жуликов, которые любят, когда их ласково зовут олигархами.

– Понятно, а горы у них, наверное, как у нас инфляция? – начал обижаться Вячеслав.

– Не, горы и инфляция у них, как у нас сроки дожития и уровень жизни. А их уровень жизни как пик Коммунизма, но это ненадолго. Мир поглотит большая депрессия, после которой он никогда не будет прежним, хотя мы останемся теми же и будем возвращаться на Землю-старушку расхлёбывать собственное дерьмо. Сказал же, расскажу.

– А куда бы ты делся? Я же тебе большое счастье нагадал, если выживешь. Отчитаешься, как мой прогноз сбылся.

– Отчитаюсь, не обижайся. Я тебе камушек из Сен-Тропе привёз, по которому ступала нога потомственного миллионера. Так, всё, Славка, а то начну грызть сырые макароны. Моя яранга – ваша яранга, так Тамаре и Вадиму и передай, что жду всех.

Мы обещали созвониться и попрощались.

Я уже звонил брату из автобуса, когда подъезжал к Москве, и обещал перезвонить, как войду в квартиру, но он меня опередил.

– У тебя телефон был занят.

– Петельский соскучился. Так, в одном ботинке с ним и разговаривал. Шучу.

– Всё хорошо?

– Всё, только новые ботинки придётся купить.

– Купим. Что думаешь делать с домашним заданием Ленки?

– Тут сложнее. Нужно пару листов ватмана, чтобы нарисовать, а бегать по канцелярским бутикам времени нет. Ну, ничего, стрельну на работе, прибью сверху-снизу реечки, сверну в трубочку и привезу.

– Когда ты заедешь?

– Лёш, понятия не имею. Завтра с утра лекции, а потом всё глухо, никаких окон в расписании. Разве что ты заедешь, и то по предварительной записи. Не знаю, когда пыль смахнуть и полы вымыть. Весь октябрь буду вести занятия в двух местах, кругом нарасхват. Родословную изготовлю не раньше, чем недели через две, к концу месяца точно.

– Я тебе телефон купил.

– Спасибо, Лёш, буду радио слушать, а этот тебе верну.

Я решил сказать брату самое главное, включая историю с завещанием денег со счёта Жюля потомкам сестёр, и оставить на потом всё, что связано с приданым Эльзы из Германии, и, конечно, опустить приключения.

– Послушай, Лёш. У нашей мамы была бабушка, Мария Антоновна Петрова, в девичестве Борисова, ты сам читал её тетрадь. У неё была младшая сестра, Елена Антоновна, тоже Борисова. Летом 1914 года...

Брат слушал меня, не перебивая, двадцать минут, а потом сказал:

– Спасибо.

– За что?

– За то, что не свернул себе шею и не позволил говорить о себе в прошедшем времени. Два месяца! В голове не укладывается. Ладно, как-нибудь потом об этом поговорим. Так ты что, ездил во Францию родословную составлять?

– Не совсем. Хотел разобраться с одной тёмной историей, ну, с теми стихами из тетради нашей прабабушки.

– Разобрался?

– Ага, но ты правильно сказал, потом как-нибудь об этом поговорим, если сейчас с голода не дашь умереть. Да, забыл. Ты вернул тетрадь в Одессу?

– Да, когда прочитали.

Брат рассказал мне последние новости, и мы попрощались. Я достал из рюкзака все материалы, собранные во Франции и Германии, которые тянули не только на родословное дерево, но и на роман с продолжением, и отправился варить макароны, думая, где разжиться двумя листами ватмана. Суета, а не жизнь. И почему мне не дали родиться в деревне на смоленщине или рязанщине?

После обеда надо было позвонить Хельге. Я вытащил из рюкзака записку с её телефонами, проверил по справочнику код Германии и набрал номер. Дозвониться удалось с третьей попытки, срывался выход на международную станцию.

– Ja, – ответила она.

– Хельга, это же я, здравствуй, дорогая.

– Алекс... я так рада. Здравствуй. Ты уже дома?

– Да, добрался, ещё в душ не сходил и рюкзак не разобрал.

– Алекс, говори, я пока во двор выйду, здесь шумно.

Я представил двор замка, его лестницы, по которым мы крались с фонарём, и ту ночь, когда смерть прошла стороной...

– Ты на работе, в бюро?

– Да, последние дни практики. Мне тебя очень не хватает, я всегда так ждала возвращения в отель... Линда сказала, что я не похожа на себя...

– Хельга, ничего, всё образуется, скоро ты вернёшься в Берлин. Мы же будем с тобой созваниваться.

– Мне плохо без тебя. Скоро поеду в «Кронберг», а тебя там нет...

– А ты думай о хорошем, о чём мы с тобой говорили. Ты очень быстро поймёшь, что всё было не зря, и нам это было нужно... ты поняла меня?

– Да, – у неё изменился голос.

– Когда вы уезжаете?

– На следующей неделе.

– Всё будет хорошо, Хельга. Звони и жди звонка. Гельмуту привет, ладно?

– Обязательно. Береги себя. Как рука?

– Как на собаке. Завтра у меня уже первая лекция. Целую.

– И я тебя.

Связь закончилась. Люди не всегда чувствуют, что могут расстаться, и не всегда знают, быть им вместе или не быть. С того дня, когда я побывал у могильного камня и застал плачущую Хельгу, прошло всего пять дней. Как же я устал! Мне стало грустно.

Сведения о Кулешове, полученные во Франции, было необходимо передать Ирине Гореловой. Речь шла о нескольких убийствах, организованных Куличом, к тому же, я хотел выяснить, удалось ли ей что–нибудь сделать для восстановления Гриши Кирия в органах. Я разыскал визитку с телефоном Ирины, но мне ответили, что набранный номер не существует. Даже если оперативная разработка олигарха была бы реализована, за экономические преступления давали смехотворные сроки, а за убийства ему светил пожизненный, – рассудил я, и набрал номер дежурного УФСБ по области.

– Дежурный по управлению майор Калашников.

– Здравствуйте. Вы можете помочь мне связаться с вашим сотрудником?

– Представьтесь, пожалуйста.

Я представился.

– С кем именно?

– С Гореловой Ириной. У меня для неё важная информация по её делу. Её звание мне не известно.

– Вы с ней знакомы?

– Мы обычно знакомы с теми, кому звоним.

– Ждите, вам перезвонят, – трубку положили.

Вот манеры – ни да, ни здрасьте, а номер уже определён. Ни слова в простоте.

Мне перезвонили минут через пятнадцать, я даже не успел сообразить, что приготовить на завтрак с вечера.

– Да, говорите.

– Вы хотели связаться с Гореловой?

– Да, я.

– К сожалению, она умерла. Вас связать с её руководством?

– В этом нет необходимости.

– Всего доброго, – ответили мне и положили трубку.

Это было неожиданно. Я даже не уточнил, когда и как это случилось, – подумал я и поплёлся на кухню варить яйца.

Затем я позвонил во Владимир Грише Кирию, но его жена сказала, что Григорий Михайлович приходит с работы поздно, после восьми. Я попросил передать ему, что звонил Александр из Одинцова, и обещал перезвонить вечером.

Рабочий день ещё не закончился, и я решил наудачу позвонить в Склиф, лечащему врачу бродяги, которого бродягой уже не считал. Его звали Кулешовым Дмитрием Афанасьевичем, он был родным братом олигарха, и я знал только то, что это один и тот же человек. Я нашёл телефон Зиновия Петровича и, дозвонившись сразу, напомнил ему о поводе, по которому мы не один раз разговаривали. Соколов вспомнил пациента с долговременной амнезией, но сказал, что обнадёжить ничем не может.

– Его перевели в институт Сербского. Там есть специальное отделение, где такие больные находятся месяцами, – ответил он.

– Подождите, когда это случилось?

– Около двух месяцев назад, точно не помню, надо смотреть. Где-то в начале августа.

– А каким было его состояние? – спросил я.

– Физическое состояние было удовлетворительным, точнее, его подлечили, и оно пришло в норму.

– Видите ли, в чём дело. Я узнал, как его зовут. У меня появился шанс найти его родственников, хотелось бы знать, где его найти, если мне повезёт.

– Это очень хорошо. Значит, будет возможность преодолеть амнезию. Думаю, это поможет... сейчас найду... пишите?

– Пишу, – он продиктовал мне телефон и адрес. – Спасибо, Зиновий Петрович. Спасибо за то, что подняли его на ноги.

– Многое будет зависеть от его близких, от прежнего окружения и отношений. Желаю успеха.

– Спасибо, до свидания.

Я присел на диван и задумался. Телефонный разговор с Кирием был сегодня необходим. Я включил телевизор, узнать погоду на завтра, так как собирался выходить рано. На экране замельтешили взбалмошные картинки начала криминальных новостей, сопровождаемые оглушительными ударами под режущую какофонию, и возникло знакомое лицо диктора.

Страшная авария с участием нескольких транспортных средств произошла вчера на Международном шоссе. Аварийную ситуацию создал «мерседес», следовавший из аэропорта Шереметьево, который взорвался на проезжей части. В машине находились крупный бизнесмен Валентин Кулешов, его водитель и помощник, все они погибли. По предварительным данным, в автомобиль было заложено взрывное устройство мощностью не менее ста граммов в тротиловом эквиваленте. По версии следствия, на причастность к убийству будут проверяться лица из числа бизнес-конкурентов и политических соперников Кулешова в связи с баллотированием его в Государственную Думу от партии «Верные патриоты Отчизны». Напомним, что Валентин Кулешов известен значительным вкладом в экономику страны, и являлся учредителем благотворительного фонда «Солидарность и согласие плюс».

Кадры видеосъёмки демонстрировали отрезок шоссе с транспортными средствами, получившими повреждения; какой-то старший лейтенант в синей форме, официальный представитель того, чего не позволили дочитать мелькнувшие титры, давал интервью об обстоятельствах случившегося, после чего жизнелюбиво заголосила реклама, отбив охоту дослушать и досмотреть.

…водитель легковой автомашины, находящейся в непосредственной близости от взрыва, потерял управление и на большой скорости врезался в дорожное ограждение, в результате чего погиб один человек и два получили серьёзные повреждения. Ещё одна авария в то же время произошла на этой трассе… шофёр грузовой фуры врезался в едущий впереди легковой автомобиль… оба пассажира погибли на месте… мы будем следить за расследованием этих дел.

Так! Как же ещё поймёшь, что вернулся на родину? А с утра пожелают приятного дня и напомнят, какие мошенники встречаются по дороге в офис и обратно. Закручено «по-взрослому»: о том, что причина дурдома в паре гнилых парадигм, а не в полудурке коммунисте-капиталисте Ельцине, вовек не догадаться. Хрен с погодой, посмотрю утром на градусник, – решил я и вырубил ящик, поскольку рассчитывал, хотя бы по диагонали пролистать лекционные материалы и отутюжить пиджак. К тому, что у нас налево и направо готовы мочить за «вклад в экономику» и «политическое соперничество», давно привыкли. Но то, что бизнес-конкурентам или политическим соперникам было невтерпёж дождаться, пока «заслуженному благотворителю» приспичит войти в сортир, и они замочили всех без разбора посреди дороги, это уже заскок, потому что в попутном направлении едут и не причастные к большой политике и значительному вкладу в экономику граждане.

Внезапная гибель олигарха, совпавшая с моим возвращением, поражала ещё и судьбами людей из его окружения, – по крайней мере, семеро из него были выведены. Это означало одно – Кулич доигрался. Итак, Кулешова больше нет, но дело Карла Коддля и Луи Морвиля живёт, и из Книги Духов напрашивается один вывод. Если часть того, что олигарх награбил в прошлой жизни, попадёт ко мне, я буду обязан распорядиться ей на благо всего Человечества, – иных вариантов нет, и, очевидно, данный вывод распространяется на всех потенциальных наследников. Дело не только в том, что огромное богатство дало о себе знать из моей прошлой жизни, а в том, что человек в принципе отвечает за расточительство, и тогда деньги, которые казались ему наградой судьбы, неизбежно превращаются в отсроченное наказание. Отсроченность воздаяния до следующего воплощения отвергается лживым учением о вечности ада, но, если бы олигархи боялись бесконечного огня, они бы не закатывали куршевельские оргии, а министр финансов под началом губернатора-генерала не крал десятками миллиардов, разваливая во вверенной губернии социальную сферу и здравоохранение, обрекая людей на тихое вымирание. Если бы всё было так, как говорит поп: родился, обокрал целый регион, умер и очухался в безвылазном адском котле, земные невзгоды уходили бы в него с проворовавшимися олигархами, министрами и губернаторами, словно в прорву. Однако закавыка в том, что толоконные лбы упрятали туда источник бесперебойного земного хаоса лишь «понарошку», и потому он всякий раз снова оказывается на Земле и генерирует хаос между нашим прошлым и будущим. При этом, вся эта антихристианская хрень, включая нечестность святых отцов, валяется на поверхности, как и примитивность закона первичности материи. Остановить маховик воспроизводства социально–экономического хаоса в жизни грядущих поколений можно только одним путём: довериться разуму людей и рассказать им о внешнем проявлении индивидуальной кармы души в условиях текущей материальной жизни, истоках кармы в прошлых существованиях и кармическом искуплении в будущих. Церковники категорически отрицают отсроченность кармического возмездия в теле за рамками его биологической жизни, но речь не об их «одноразовой» галиматье и не о том, что ни одному крезу не удалось протащить бабло на Тот Свет. Инкарнация Луи Морвиля пыталась заполучить сокровища своей прошлой инкарнации – Карла Коддля, и, значит, в истории Эльзы финал не наступил. На приданое Эльзы можно выстроить целый город, и я уже начинал понимать, что мог бы сделать своими руками и головой. Это было Дело, которое могло бы сдвинуть с мёртвой точки обыденную жизнь большого количества людей. Правда, Ленин выражал эту мысль с несколько иным пафосом, но он полагал, что с помощью самодельной парадигмы одурачит всех, а кого не одурачил, – будут тащить к стенке и ломать кости десятки лет. Вы думаете, среди смертных есть уполномоченный, который вправе навязать остальным вечное загробное небытие, вечный загробный огонь или мгновенный распад души после пересечения загробной черты? Или вам мало того, что разрушитель-Ленин построил разрушенное Ельциным, и погибли миллионы?

После новости о смерти Ирины, телевизионной какофонии и вздрюченных комментариев о гибели олигарха захотелось влезть под душ, от которого стало легче. Звонок в Одессу тоже был необходим, однако, чтобы мои новости не вывели тётю из душевного равновесия, их следовало подавать спокойно, избирательно и дозированно. Что такого в том, что я прочитал тетрадь со стихами моей прабабушки – бабушки моей тёти, Марии Антоновны, и поехал во Францию? Ничего. А что такого в том, что у прабабушки оказался покойный брат, Жюль Мелье, участник французского Сопротивления? Ничего особенного не было и в том, что он завещал некую сумму со своего счёта своей без вести пропавшей сестре, её потомкам. О приданом Эльзы упоминается в стихотворении из тетради прабабушки, тетрадь возвращена братом в Одессу и лежит в моей любимой комнате – библиотеке. Разговор о предках Марии Антоновны, Мари Мелье, – Эльзе и Жераре, Филиппе и Жозефине, Антуане и Элизабет, был преждевременным и требовал отдельного подхода, и потому не стоило на нём зацикливаться. Бабло есть бабло, оно вроде палки, которая может огреть двумя концами, и винить придётся только себя. Совладать с большими деньгами, несоразмерными с обыденным образом жизни и доходами, не так просто, к тому же, они накладывают на обладателя кармическую ответственность за своё бесконечное будущее, а часть его мы проводим снова в теле и на земле. Другими словами, мотивировать траты денег напропалую тем, что жизнь всего одна, – вредить, прежде всего, самому себе. Обдумав то, что хотел сказать, я набрал домашний телефон тёти и услышал голос сестры, Аллы.

После радостных междометий и удовлетворительных новостей о здоровье под кастрюльный звон из загадочных глубин коридора мы обменялись сведениями о делах. Я сказал Алле, что сегодня вернулся из Европы, но с утра выхожу на работу, и поинтересовался:

– Как поживает Бася? – в коммунальной квартире, отделённой от других, было два туалета, и этот кот-хитрюга пользовался тем и другим.

– Этот припоцанный (придурок) с видом на море и обратно (с дурацким видом) научился только фицкать сармак (спускать деньги) и влезать в чужие базары (встревать в беседы). На днях подслушал маму с соседкой, прокрался по лабиринту и щедро наделал в её туфли на каждый день, а туфли стоили дороже, чем война Гитлеру (дороже ширпотреба).

– Это какой соседке?

– Они обе цвай (два сапога – пара), имеют, чем сидеть (и так ясно).

– Да-а, это есть феномен. Намекни ему, что отдашь в цирк, пусть содержит.

Алла, конечно, специально так выражалась, чтобы позабавить меня местным фольклором. Сославшись на то, что уже одета и куда-то опаздывает, она попрощалась со мной и передала трубку маме.

– Здорово, племянничек!

– Привет! Я ужасно соскучился. Когда мы созванивались, месяца три назад?

– Кажется, в конце июня.

Мы поговорили о семейных делах, и я, не дожидаясь вопроса, когда состоится моя свадьба, перешёл к цели звонка.

– У твоей бабушки Маши была сестра Елена и родители. В 1914 году, летом, перед самым началом Второй Мировой...

Я вкратце изложил ситуацию, упомянул, что разыскал во Франции семью прабабушки по письму, адресованному её сестре в Россию в 1915 году, и предупредил, что, проживая в доме Мелье, дал им номер телефона. «Ты не волнуйся, если позвонят, – успокоил я. – Они хотят одного – исполнить волю близкого человека, завещателя. Говорить будут по–русски, но то, что для них это важно, видно из того, что их не устроит ни устный, ни нотариальный отказ от наследства, – отбрыкиваться я пробовал. Расходы они берут на себя, вы сами решите, как поступать».

Закончив разговор с тётушкой, я включил утюг, чтобы отгладить пиджак, и достал из шкафа коробку с демисезонными ботинками. Уборку пришлось перенести на завтрашний день, так как на письменном столе меня ждали материалы к лекциям. Я рассчитывал, что на подготовку уйдёт часа полтора. Мне осталось разобрать рюкзак, бросить в стирку одежду и сделать последний звонок – Григорию Михайловичу. Сколько же я сегодня разговаривал по телефону? А что будет, если таскать мобилу постоянно? Все, кому надо, и так знают, что после работы я дома, пусть достают. Ну, ладно, если братец купил мне мобильник, буду оставлять его дома, а вечером перезванивать, хотя вечером могли бы и сами перезвонить на городской телефон. Тьфу ты, мобилы ещё нет, а уже проела всю плешь...

Кирий позвонил сам, до девяти вечера.

– Давненько мы с тобой не говорили, а сколько водки могли бы выпить за это время, – сказал он после приветствия.

– Гриш, я два месяца метался по Европе, но об этом отдельно и в другой раз, ладно?

– Ладно, как там за границей?

– Ты не хуже меня знаешь, что заграница – миф о загробной жизни, только этого не поняли и тогда, когда нас окружили базами НАТО. Сначала не понимали из-за Петра, Великого, как вся наша история, потом из-за великого забора шестой части суши, теперь из-за великого переизбытка либеральных идиотов-западников. Даже Тютчев стихом про особенную стать не вразумил.

– Согласен. Западникам подавай шенгенскую зону, они не ездят по Золотому Кольцу. Надеюсь, была причина ехать туда?

– Веская. Про Кулешова слышал?

– По телевизору, в кабинете.

– Извини, не спросил, как дела на работе.

– Меня же в органах восстановили, только в другом отделе.

– Поздравляю. Как это получилось? – удивился я, отметив про себя, что Горелова выполнила мою просьбу.

– Не знаю. Неожиданно вызвали в кадры УВД, предложили вернуться на службу и отправили на медкомиссию. Назначили старшим опером, правда, пока и.о. В общем, порядок, доволен.

– А как же тот начальник?

– Отправили на пенсию. Будет поливать грядки, хотя дошли слухи, что один банк принимает его на работу. Он от увольнения только выиграл, а банк – это ОПГ, знаешь сам.

– Ты, наверное, мобилу завёл?

– Без неё злодеев трудно ловить. Пиши номер прямо сейчас.

Я записал.

– Давай свой.

– Я бы дал, но мой телефон для заграницы. На днях поменяю и сообщу.

– Лады. Чем могу помочь, Саша?

– Помнишь, перед тем, как мы с тобой упились в усмерть и начали горланить, я тебе про бродягу рассказывал?

– Конечно. Ты же с этим ко мне и приходил.

– Тогда слушай. Этот бродяга – брат олигарха. Когда тебе твой товарищ, кажется, Виктор, позвонил и сказал, что в Суздале жил Кулешов Дмитрий Афанасьевич, выписанный из адреса после смерти, я этот адрес не записал, но не в нём дело.

– Ты что, установил, что бродяга и Дмитрий одно и то же лицо, в Европе?

– Да, во Франции, причём в трёх местах, так уж вышло.

– Ну, ты крутой. Тебе надо идти в сыскари, а не портфель с книжками носить. Он ещё без памяти?

– Да, в Сербского. Надо найти его родственников, но о Дмитрии нельзя никому сообщать. Нужна проверка по тому адресу, где он жил, в домоуправлении и по адресному бюро проживавших с ним членов семьи. Необходимо выяснить, есть ли у Дмитрия дочь, где живёт и работает, я должен её найти. После гибели дяди ей уже ничего не угрожает, но я бы попросил сделать это побыстрей.

– Усвоил.

– Гриша, ещё не всё. Придётся работать не по телефону, а ногами, и лично беседовать в адресах. Самое главное, никто не должен заподозрить, что выясняется круг родных Дмитрия Афанасьевича. Нельзя мотивировать предлог опросов гибелью Кулешова-старшего, могут пойти слухи о начале борьбы за наследство, а этого тоже нельзя допустить.

– Я понял, о чём ты говоришь, в дебильные времена живём. Не стоит будоражить людей.

– Да, но ты же работаешь не в Суздале.

– У меня есть, кого напрячь.

– Тогда исполнитель должен исходить из того, чтобы никто ни о чём не догадался. Пусть пока все считают Дмитрия Кулешова умершим.

– Я предупрежу. Если старший Кулешов считается официально умершим, об этом знают все, хотя «воскресить» человека у нас труднее, чем похоронить. Ты подожди несколько дней. Утром я свяжусь с кем надо, проверят. Только учти, что окольные пути улучшают качество, но удлиняют срок. Не волнуйся, кого-нибудь найдём.

– И дочь.

– И дочь. Жена зовёт, кормить. Был рад, что ты нашёлся. Я как-то звонил тебе, но тебя не было. Ну, пока?

– Спокойной ночи, Михалыч, жду ответа, как соловей лета.

– Давай.

Дело было сделано, осталось завести будильник, потому что две ночи в автобусе я плохо спал. Спохватившись, я вспомнил, что забыл позвонить Марку, что доехал. Трубку сняла его жена Людмила, так как Марк был на улице. Я сказал, что звоню из дома, уточнил месяц, когда они собираются в Москву, поблагодарил за гостеприимство и попросил передать Марку привет. Единственным человеком, кому я не позвонил, был Володя Малов, и я отложил звонок ему на завтрашний вечер. Затем я приготовил сумку и пошёл в ванную. Умываясь, я обдумывал проблему бюрократов, для которых «оживить» мнимого покойника на бумаге труднее, чем снова закопать. И ещё я подумал о регулярных телепередачах, где постоянно обсуждают делёжку наследства знаменитых людей с приглашением заинтересованных родственников и вначале напоминают, что за этой историей «следит вся страна». Они и правда, думают, что очередная свара интересует население больше всего. В общем, «вся страна» собирается в новогодние каникулы на горнолыжные курорты Франции, Швейцарии, Италии, лечится трижды подорожавшими в эпидемию лекарствами, а потом красит вдвое подорожавшие к Пасхе яйца, чтобы потом в полном составе отпраздновать День Народного Единства и Независимости. В том же составе страна единогласно разделяла религиозную несуразицу однократного одухотворения бренных тел и происхождения земной власти исключительно от Бога или материалистическую бредятину неотделимости сознания от высокоорганизованной материи, предназначенной к небытию. Одного не разделяла «вся страна»: возвращения каждого на землю после своих похорон для вытеснения хаоса естественным порядком, которого всё нет. Низзя, – не согласуется с величием героической истории, исконными корнями веры и торжеством идей марксизма-ленинизма.

Что сказать завтра студентам о чехарде дореволюционного капитализма, социализма и постсоветского капитализма? Что в советских гостиницах не было мест, зато подушка с одеялом стоили полтора рубля, а при капитализме – в сто раз больше, зато в номер можно привести бабу, не записанную в паспорте?

Экономическое различие двух «измов» в том, что при одном пытались регулировать цены на потребительские товары вплоть до всеобщего удовлетворения по потребностям, а при другом — стяжают частный капитал, пока стихия базара позволяет создавать прибавочную стоимость, «разоблачённую» Марксом. Когда социализм развалился от тотального дефицита, академики пообещали, что возвращение к капитализму мгновенно завалит рынок дешёвым товаром, но кроме скорого обогащения кучки дельцов, обнищания и низкой покупательной способности большинства, ничего не добились. Это очевидно для всех, а что до академиков, они и сейчас не понимают причины. Если проблема лишь в объективных экономических законах, например, можно разориться, продавая товар ниже себестоимости или выше рыночной цены, — значит, академики их «плохо не понимают», что доказала грабительская приватизация. Гораздо хуже то, что они «плохо не понимают», почему не совершилось обещанное «экономическое чудо», и страну разбазарили с молотка. Они проигнорировали другие законы, тоже объективные, по которым растёт или деградирует во временном теле вечное «я», и это тоже доказано грабительской приватизацией, когда судьба народа была вверена потенциальным мародёрам и спекулянтам, которые погнали прибыль за рубеж. Экономическим светилам, увенчанным лаврами, оказалось слабо принять во внимание то, что столетиями удавалось скрывать рядовому приходскому попу. То есть у попа были фальшивые аргументы, опровергающие кармическое возмездие в настоящем за прошлое и в будущем за настоящее, а лауреаты не разглядели их даже в электронный микроскоп с 500-кратным увеличением и вынесли учёный вердикт: «Приватизация обеспечит мгновенное изобилие в стране». Какие же неумейки эти коммунисты, не дожившие до бесплатных магазинов, когда все люди на Земле станут братьями! Но тут всё решали «припоцанные» младодемократы-реформаторы, у которых была одна ориентация — Запад. Ну, и завсегда выпимший Ельцин, переизбранный под оплаченные агитки всеядных «звёзд», — этим вообще фиолетово, на чьих столах спеть и сплясать. Безусловно, такие законы существуют, и когда-нибудь мы убедимся, что учение об одноразовом бездушном теле и вечном загробном небытии и учение об однократном одухотворении одноразового тела и вечном загробном бытии являются их грубыми умышленными извращенииями, которые и определили бурный XX век. Но не могли же академики не отдавать никакого отчёта в том, что Ленин заменил фиктивный поповский верообразующий двучлен своим порочным верообразующим двучленом. Или вконец отупели от проповедей первичности материи? Скорее всего, они не верят, что карма, заслуженная в настоящей жизни, реализуется в будущей судьбе, и потому не видят, как новые витки исторической спирали превращают будущее в кошмар. Весь трагизм столетия определили две нелепых парадигмы, несостоятельность и лживость которых не желают признавать. И порочный верообразующий закон одноразовой телесной жизни души, и закон дубовой первичности материи марксизма-ленинизма до сих пор определяют мировоззрение и являются инструментом власти, которую не хотят выпускать из рук. А кто возьмёт на себя ответственность за то, что произошло в XX столетии? Ленинская партия большевиков и Священный Синод, которые в 1917 году не поделили лживую «одноразовую» парадигму?

Обычный человек сразу заметит отсутствие «золотой середины» между капитализмом и социализмом, однако, вряд ли ответит, что она спрятана за двумя непримиримыми фиктивными законами бесконечного загробного «ни гугу». «Золотая середина» основана не на примитивных «измах», несуществующих законах и ложных парадигмах, а на естественном Законе Кармы и Реинкарнации, который отражает подлинный исторический прогресс, хотя этот Закон Природы не приемлет ни материалист, ни поп. Представляете реакцию на явный абсурд? На предлагаемую концепцию Новейшей Истории могли возразить её недоказанностью и, следовательно, доказанностью «исконных корней веры» и «гуманизма марксизма-ленинизма», но я долго выстраивал логику аргументации «золотой середины», чтобы воспринимать подобный лепет всерьёз. Тот факт, что мы сегодня пытаемся одновременно героизировать некоторых представителей белогвардейщины и краскомовщины, то есть олицетворять ими мнимое историческое Величие Родины, свидетельствует о неосознанной мешанине двух лживых мировоззренческих парадигм в одном обществе и о неспособности увидеть за братоубийством искомую парадигму подлинного, нравственного прогресса и то, что прежнее самосознание заставит нас смотреть назад, а не вперёд. Слишком много было лжи, слишком долго отучали нас здраво мыслить, отупляя «одноразовыми» аксиомами власть имущих, чтобы вести народ как телка на верёвочке.

Если успею, попрошу ребят из учебной части сделать звукозапись этой лекции. Ничего не стоит послать копии в местную Епархию, фракции олигархов и коммунистов Госдумы и «минобраз». А ещё я могу опубликовать её в Интернете и в любом ВУЗе, который её возьмёт. И что со мной сделают? Отлучат от педагогической деятельности за псевдонаучные измышления или от Церкви-матери – за то, что обидел прохиндеев, извративших в позапрошлом тысячелетии закон Христа? А вы представляете, во что обошлось Человечеству одноразовое миросозерцание набекрень?

* * *

- Имеет ли право человек на отдых во время старости?

«Да, он обязан трудиться, но не сверх своих сил».

- Что же делать старику, который не имеет уже сил, а между тем должен трудиться для поддержания своего существования?

«Сильный должен трудиться для слабого; человеку одинокому общество должно заменить собою семью: это закон милосердия».

- Есть люди, впадающие в разорение и в нищету по собственной вине; ответственно ли за это общество?

«Конечно! Мы это уже говорили. Оно часто и является первою причиною их ошибок».



Книга Духов

* * *

Неделя промелькнула, не успел оглянуться. Моя лекция прошла успешно, и весь перерыв мне задавали вопросы, которые не закончились и после следующей пары, хотя подобный материал осмысливается студентом только со временем. Я был полностью загружен делами и с трудом выкроил время, чтобы разобраться с коммунальными платёжками, не говоря о том, чтобы съездить к брату. Вчера вечером из Берлина позвонила Хельга. Мы оба чувствовали, как начала засасывать работа, но наш разговор прошёл на хорошей ноте, и мы договорились созвониться позднее.

В последние дни я был невесел и сосредоточен только на занятиях. Постепенно исчезало напряжение дней, связанных с моей поездкой, и всё-таки какая-то грусть точила душу, лишая меня покоя. Может быть, мне следовало напиться, выговориться или куда-нибудь сходить, – ведь поделиться тем, что со мной происходило два месяца подряд, было не с кем. Было бы неплохо навестить моих друзей автостопщиков, – они песней Маши Распутиной про «Увезите меня в Гималаи» и своим жизнелюбием развеселили бы и мёртвого, но для встречи с ними или со Славкой Петельским у меня не было времени.

Наступил четверг, 13 октября. На последующие три дня выпадало единственное окно в плотном расписании занятий, и, вернувшись из института после пяти вечера навьюченным пакетами из супермаркета, я обдумывал, как лучше распорядиться этим временем. Гриша Кирий обещал позвонить сам, и напоминать ему о просьбе я не хотел. Если он сообщит мне какие-то данные, за которые можно зацепиться, после выходных, моя поездка в Суздаль состоится не раньше, чем в конце месяца. Допустим, я найду девушку, которая в прошлой жизни была моей женой Флорой, отдам ей золотой кулон, переданный мне Констанцией, и скажу о том, что нашёлся её отец, и о наследстве – приданом Эльзы, а дальше что? Надо вспомнить, что сказала Эмилия Буати. Где-то были записи...

Медиум говорила, что своих родителей сжёг заживо младший внук Элен, – его дух жил в теле Карла Коддля, который предал отца Флоры, – как я установил в Германии, – князя Вольфганга фон Радена. Дух Флоры теперь воплощён в теле дочери старшего внука Элен. Мне известно, что у братьев, внуков Элен, Валентина и Димитрия Кулешовых, была разница в пять лет, Валентин – младший, Дмитрий – старший. Что ещё перевела Вера, когда мы уходили от мадам, и я чуть не навернулся с лестницы? Медиум пожелала мне найти Флору, однако это пожелание могло быть связано с тем, что ей грозила опасность со стороны дяди. Из результатов прослушки Кулешова с Боруновым в Сен-Тропе ясно, что Валентин заказал убийство Дмитрия из-за приданого Эльзы. С исполнителями тоже всё понятно, – их устранили другие киллеры, нанятые олигархом после внезапного исчезновения Дмитрия, тело которого олигарху предъявлено не было. Кроме того, Борунов поделился с Кулешовым опасением, что того может выдать дочь брата, Дмитрия, и предложил отправить её вслед за отцом, признанным без вести отсутствующим и позднее объявленным умершим. Кулешов и Борунов приняли смерть в автомашинах, – в одном случае, причиной была взрывчатка, в другом, – взорвался бензобак. Мне на память остался шрам, который любой врач идентифицирует как дырку от пули, но о мёртвых, как говорится, либо хорошо, либо ничего. Что из этого следует? Только одно. Я не знаю, кто эта девушка, но кто бы она ни была, теперь ей ничего не угрожает.

Меня терзали неразрешимые догадки о чертах её характера, и я уже не был уверен, что, если две души любили друг друга в прошлой жизни и после смерти, их любовь продолжится в новом воплощении. Как знать, у кого какой «план души» на эту жизнь, если я и о своём только догадываюсь. Мишу в Шато-конти говорил, что события со мной всё равно бы произошли, то есть даже в случае, если бы я не подобрал в центре Москвы старое письмо Жозефины, не прочёл тетрадь со стихами своей прабабушки, не встретил цыганку в метро, Петельский не нагадал мне "дорожные катаклизмы", а братец не купил карту Франции... Кроме того, я не знал об этой девушке ничего – ни имени, ни возраста, ни адреса, не знал даже того, вышла ли она замуж после того, как её отец пропал без вести.

Напрасно вы подумали, что лучше быть богатым и одиноким, чем одиноким и бедным. Вопрос так не стоит, поскольку одиночество и богатство – тяжкий груз с туманными перспективами на будущее, а испытания богатством и бедностью могут быть одинаково тяжёлыми. Я приеду в Суздаль и отправлюсь искать эту девушку, она окажется вовсе не такой, какой представлял. Например, продавщицей секс-шопа или интим-салона, которая в ожидании покупателей почитывает «независимую» эротическую газетку «Ещё» или последний выпуск «Секс-экспресса». Когда я войду, она будет сидеть на фоне стенда для геев перед россыпью искусственных вагин и фаллоимитаторов, среди развешанных хлыстов и наручников. И все её обязанности сводятся к тому, чтобы надуть резиновую дурнушку, проставить штампик в гарантийном талоне и упаковать её с «бесплатным подарком» – брошюркой «Дикая попутчица»...

Не исключено, эта девушка без адреса крутит рулетку в окружении потенциальных душевнобольных в казино, торжественно открытом в купеческом особняке позапрошлого века, и тогда мне придётся немного подождать, пока она освободится, чтобы поговорить с ней в кафе, которых в этом городке, наверняка, достаточно. Там я для начала скажу ей, что восхищён городом, бывшим в XII веке столицей Ростово-Суздальского княжества. Она поднимет на меня удивлённые глаза и ответит, что впервые об этом слышит, и предложит взять коньяку или шампанского, после чего пожалуется: «У нас здесь такая провинция, и так хочется в Москву». Я подумаю о том, что она вполне может быть счастлива и в провинциальном борделе, а она для порядка спросит, что такое зодчество, – рисунок или скульптура. Затем я признаюсь ей, что у меня областная прописка, и она разочарованно протянет: «Значит, ты обыкновенное ЧМО – человек московской области». После этого я расскажу ей о цели своего приезда, но так и не вспомню, что в моём кармане, застёгнутом на молнию, лежит медальон, всю жизнь хранимый Жюлем Мелье в память о своих родителях…

Возможно, этой девушкой окажется скромная чесальщица или мотальщица с валяльной фабрики, где производят эксклюзивные валенки. Наверное, до того, как мне удастся её разыскать, я исхожу все местные достопримечательности, буду валиться с ног и соглашусь переночевать за какой-нибудь ситцевой занавеской. Я расскажу ей всё, что должен, и лягу спать, а утром буду есть руками печёную картошку прямо из кастрюльки и отвечать на дополнительные вопросы о найденном отце и свалившемся наследстве. Ей вообще не будет интересно, были ли у неё и у меня прошлые жизни, потому что они мешают валять валенки. Как валенок может помешать постижению данного феномена, если не вложить в него кирпич и не шарахнуть им со всего размаха по башке, догадаться трудно. «Валяльщицы мы. Простые русские валяльщицы», – скажет она после моего рассказа о могильном камне, а я доем картофелину и уйду с осознанием того, что хотя бы одного человека на земле смог осчастливить. За час я доберусь до Владимира, за три-четыре – до Москвы, за полчаса – до Одинцова, и напьюсь в хлам. Может быть, причина моего настроения была в этом? А ведь я мечтал о возвращении домой каждый день...

Есть хорошая поговорка «От сумы и тюрьмы не зарекайся», поскольку графом Монте-Кристо можно стать в любую эпоху, со всеми вытекающими из Книги Духов последствиями. Человек сможет тратить деньги на рестораны, до ежедневного посещения которых, наконец, «дорос», как, однажды сказала та золоторуная овца по ящику, или на «голодающих» шопоголичек, дважды в день посещающих парикмахерскую. Когда эта телеовца заявила, что по ежедневному посещению кабака можно судить, «состоялся» ли человек в этой жизни или «не состоялся», я подумал, что подобное умозаключение ей не по соплям, – она просто гонит кремлёвскую философию ельциноидов, сформулированную после 1992 года, и с тех пор ещё более укоренившуюся. Но зачем тогда на кого-то учиться, если всем этим можно заниматься без хлопот и того дела, которое тебе нравится? Ведь был же я счастлив, шатаясь по ночным вокзалам, только от того, что кто-то скоро заберётся на долгожданную полку и уснёт под стук колёс и запах недоеденной курицы. Я остался таким же, но внутри стал совсем другим, потому что за последнее время много узнал и понял, – ровно столько, сколько мог переварить, если вы успели подумать, что я ищу кого-то глупее себя. Что до этой «состоявшейся» «сучки крашеной», её бы за такую «социологию» народ выкинул из трамвая на первой же остановке потому, что трамвай не телевизор, из которого не выкинешь. Нет, те, кто писал в 1993 году Конституцию, глупыми не были и в трамваях не ездили. Их не вводило в ступор мудрёное словечко «парадигма», потому что они понимали, какую систему воззрений на объективную реальность закладывают в сознание постсоветского общества. Как преподаватель истории, я вынужден смотреть по телевизору обсуждение актуальных внутренних и внешних проблем политологами, и всякий раз стараюсь уяснить верхнюю планку понимания ими обсуждаемого.

В ельцинской Конституции, писанной с помощью заезжих америкосов, не было статьи о том, что целью государства является благосостояние граждан. Три, пусть даже десять процентов населения, владели всем, а остальные влачили и продолжают влачить нищенское и полунищенское существование, так что цитировать крашеную овцу нет необходимости. Написать, что целью государства, особо не скрывавшего, что около 30 миллионов граждан вымрут от реформ «дерьмократов», является всеобщее материальное благополучие, было немыслимо, и потому это не могло быть случайностью. Какие могли быть случайности, если потери в Великой Отечественной Войне составили 27 миллионов, а кремлёвским баранам было некогда разбираться в сходстве и различиях парадигм одноразовой земной жизни душ и бездушных тел? В этой, мягко говоря, странной Конституции, где было трудно разглядеть тупость, алчность элиты и непривычный клич «Человек человеку – волк», не было ещё одного, – того, что государственные чиновники являются слугами, нанятыми обществом, хотя сиё не вызывало сомнений ни у кого, кроме самих, попутавших берега чиновников. В поздние советские времена было проще – чиновника на чёрной «Волге» за глаза называли слугой народа с издёвкой, до 17-го года чиновники служили так, что понадобилась Революция и пожизненное клеймо «бывших людей», государевы люди на Руси столетиями выворачивали наизнанку печёнку каждого. У нас даже термин возник – «синдром вахтёра», обозначающий патологию проявления максимальной власти на минимальной должности. И вдруг объявили нью-капитализм, брюлики на амбарных весах взвешивают, длину яхт десятками метров измеряют, дворцы размером с деревню строят, – и всё сравнивают, у кого тяжелее, длиннее и больше. И всё это чиновники, которые в нашу продуктовую корзину по два грамма чая и по три крупы отмеряют, а сами хранят в подполе мешки из-под сахара, набитые хрустящими купюрами. Было дело, даже какого-то Холодковского на нары приземлили за неуплату налогов с народного достояния, так ведь он и не был чиновником с мешками в погребе. Кто же посадит чиновника – он же памятник! А теперь подумайте, какой дурак стал бы голосовать за Конституцию, понимая, чем обернётся отсутствие слов о благосостоянии людей и функции чиновников. Вот вы бы проголосовали за Конституцию, в юридическом соответствии с которой Высшая Власть допускает вымирание до 30 миллионов соотечественников? Второй раз за столетие объявили народу, мол, родина в опасности, необходимо до основания рушить прежний строй и строить другой, и снова обделались. Можно бы в сибирские леса податься как при Иване Грозном от налогового бремени, так ведь прописку потребуют, затем уплаты каких-то налогов, потом ещё какую-нибудь хрень. Говорил же Ленин, что жить в обществе, и быть свободным от общества нельзя. Нельзя, и чо? У народа задача совсем другая: не в лес сбежать, а защитить себя от Высочайших Повелений хронических идиотов, в основе которых превалирует геноцид.

Из отсутствующих формулировок, опущенных в Конституции умышленно, никак не может вытекать идея о том, что многомиллиардное чиновничье воровство является государственной изменой и предательством интересов государства и общества, – это азбука, на которой и провели народ. Тело – это сосуд хранения души, нуждающийся в 3-разовом питании и обладании необходимыми благами, но в Конституции нет норм, что целью чиновников, образующих государство, является благосостояние и духовное развитие членов общества. Следовательно, в 90-е годы речь шла о естественном отборе и борьбе за выживание. Иными словами, чиновники навязали нам обычный дарвинизм, материализм и обрекли людей, трудившихся всю жизнь на государство, на вымирание, а сами начали обогащаться и спускать народное достояние, используя своё положение. Быдло, которое берёт многомиллионные взятки, ворует миллиардами и назначает себе выходное пособие, на которое можно содержать регион, прекрасно помнит, что советская буфетчица в накрахмаленном кокошнике, не дорезавшая сыр для бутерброда копеек на 5-6, прощалась со свободой на год-полтора и навсегда теряла доступ к закромам. Об этих животных, которых иначе не назовёшь, о расслоении общества и бесследно исчезнувших миллиардах бюджетных рублей регулярно сообщалось в СМИ, но я ни разу не слышал, чтобы хоть в одном падеже упоминалось о безнравственности. На самом деле, прижучить лояльное отношение к тотальному воровству не настолько сложно. Я говорил об этом в своей лекции и видел, что меня поняли правильно. Из отсутствующих положений в Основном Законе о морали и нравственности невозможно сделать прямой вывод, что те или иные решения власти противоречат духовному, то есть нравственному развитию каждого, иначе бы, к примеру, народ сразу увидел, на чью государеву макитру нахлобучить все эти казино, интим-салоны и секс-шопинги. Что стало с благосостоянием, духовным развитием и чиновниками, видит весь народ. Думаете, статьи Конституции о благосостоянии, духовном развитии и месте чиновников написать забыли? Нет, эти люди никогда ничего не забывают, они помнили про «план Даллеса» даже тогда, когда проводили Приватизацию под руководством цэрэушников, награждённых медальками «За победу в холодной войне», при живом ещё Ельцине. Конституция, в которой сознательно избегли указаний на цели государства о гарантированной социальной защите, всеобщем благосостоянии, особой ответственности чиновников и нравственном развитии членов общества, не имеет никакого общественно-полезного значения, а попытки толкования её социальной роли превращаются в демагогию и обман. Дело не только в тупой пьяной суке Ельцине и мрази в его окружении, а в том, почему меньшинство богатело за счёт обнищания большинства, и далеко не все понимают это даже сейчас, когда посмертные двойники Ельцина покинули Кремль вслед за его новогодним поздравлением. Я ответил студентам на это «почему», – по той же причине, что дважды разрушали государственные устои и гробили людей, считая, что «бабы нахлобыщут ещё». Ответ заключён в двух дебильных «одноразовых» парадигмах и третьей, от которой шарахаются Церковь и светская власть, и это именно то, что желали знать все. Я приложил все силы, чтобы объяснить студентам, почему идейные материалисты любого толка и толоконные лбы готовы удавиться, лишь бы ведомые ими массы верили в неотделимость сознания от тела и однократность соединения тела с душой, и ничего кроме отвращения и брезгливости эти объяснения у них не вызвали. Да, студенты – они такие, хотя и максималисты, зато, если увидят истину, ни за что её не продадут; на них бесполезно давить научным и административным авторитетом, если заметят фальш. А в данном случае, замеченной истиной явилось то, что феномен бездушного тела или однократного одухотворения, согласно детальному раскладу причин, выгоден не народу, а тем, кто им «легко и бесполезно» рулит. Сами видите, неадекватные глобальные парадигмы не сочиняют в интересах большинства, иначе бы, власть не обделалась в 17-ом и 92-ом. А где гарантия, что власть имущие или олигархи опять не выпишут каких-нибудь кренделей? Или социальные гарантии были в Конституциях 1936, 1977 и 1993 годов? Напомню, что после 36-го началась волна очередных репрессий, после 77-го обанкротился «развитой социализм», а после 93-го теоретически допускали вымирание многих миллионов людей, честно трудившихся всю жизнь. Честно говоря (мне не нравятся два этих слова), я бы с интересом послушал вопросы из лекционного зала, если бы в нём сидели не студенты, а депутаты, священники и весь кабмин, – по их вопросам поймёшь больше, чем из ответов на свой вопрос, но они, зная это не хуже меня, отделаются невнятными, злобно-вопросительными репликами, потому что входным билетом этой публики явился глобальный, незамечаемый ими абсурд. А с другой стороны, попробуй, собери их в кучу, если они не только публичных нотаций, но и вопросов в свой адрес допускать не хотят. Не хотят, и хрен с ними. Мне тоже не очень-то хотелось слушать невнятные реплики.

Каждому очевидно, что мы вынуждены покидать в своё время земной мир несовершенными, и в этом кроется философская проблема огромной важности. Адекватная оценка этого очевидного факта зависит от правильности исходной посылки: проходим ли мы несовершенными точку невозврата за загробной чертой или же наше несовершенство является единственной причиной возвращения и нового воплощения на Земле. Я даже не буду объяснять, какое значение имеет сказанное для понимания нравственности и морали, что ясно и ребёнку. Если поп навязывает ложную посылку для вывода, в основе которого лежит очевидный факт всеобщего несовершенства жителей Земли, он совершает злодеяние, несовместимое со святостью, поскольку своей сфабрикованной галиматьёй формирует ошибочное умозаключение, – фактор неадекватного поведения. И в самом деле, чего страшиться загробной кары, если все мы несовершенны, один несовершеннее другого, и «свято верим», что текущая жизнь не является возмездием за предыдущую, и будущие земные жизни и возмездие в новом теле, как давеча отмечал поп, абсолютно исключены? Все, как говорится, туда навсегда уйдём – как-нибудь устроимся. Там-то, конечно, как-нибудь устроимся, но снова окажется, что на земле всё устраивали неправильно, и снова придётся возвращаться назад, чтобы в этот раз всё устраивать правильно. А на каком основании святые отцы Святой Церкви-матери «корректируют» вечные законы и ставят набекрень сознание общества, которому принадлежат нанятые им чиновники? Попробуй найти глухого чиновника, который не слыхал поповской аксиомы про вечное посмертное заточение. С нами-то, убогими, ладно, – от нас ничего не зависит, а что исторически происходит с этой братией? То она делит со святыми отцами бывшие в употреблении пожитки казнённого еретика, то избавляется от наместников Всевышнего заодно с «бывшим населением», а потом чёртом из табакерки выпрыгивает новый глашатай, велит начать с чистого листа и ставит кляксы, пока его преемник не затолкает обратно в табакерку.

Известно, что с одной стороны, верхний предел проявления несовершенства личности ничем не ограничен, исторические критерии неадекватного поведения субъективны, противоречивы и неустойчивы, а с другой, – все мы несовершенны, и, согласно церковной доктрине, любая степень несовершенства однократно воплощённого Духа карается, логически, вечной преисподней без права на дальнейшее исправление. Из факта всеобщего несовершенства вытекает три неумолимых вывода – об отсутствии Вечности Ада, причинах церковной лжи и существовании скрываемого закона нравственной эволюции всех людей. Другими словами, о законах нравственного совершенствования людей людям знать крайне нежелательно. В этом религиозном абсурде, порождённом безнаказанной фальсификацией верообразующего двучлена, и созревали предпосылки русской Революции, в ходе которой революционеры-материалисты заменили поповский абсурд своим абсурдом – атеистическим. Вместо того, чтобы сплотить общество и дать ему истинное представление об истоках человеческого несовершенства, ему навязывают порочные взаимоисключающие аксиомы бездушного тела и однократности наделения человека душой. Все художественные произведения мастеров слова XIX и XX столетий кишат пороками, известными в дохристовую эпоху, и после их прочтения остаётся один короткий вопрос: «Ну, и что?» А где и в чём загробная тайна смысла земной жизни? Оба абсурдных учения – об одноразовой земной жизни души и бездушного тела, в клерикальном и атеистическом государствах были обязательны для всех членов общества, и только после того, как в XX веке дважды растоптали жизненные уклады и государственные устои, добились неисчислимых людских потерь, в 1993 году ельцинская Конституция признала их мирно сосуществующими, оставив тот же вопрос: «Ну, и что?» Что сказать тем, кто в третьем тысячелетии пытается цепляться за неадекватные парадигмы и сохранять их в неприкосновенности? Двойной абсурд – это феномен исторический, вколоченный намертво, особенно, если учесть, что Спаситель был распят, его ученики, кроме Иоанна, зверски замучены сразу же, как только в мир была принесена абсолютная истина, необходимая для всех людей. Жизнь, смерть и загробная тайна смысла жизни являются монополией Всевышнего, но никак не «приватизаторов» или «классиков» типа лениных-сталиных. Мы слишком привыкли к заявлениям очередной метлы, что в отличие от старой, она будет мести правильно. Такого не может быть, хотя бы потому, что господствующие парадигмы переживают и перемалывают десятки своих апологетов-преемников, и все преемники, как никто другой, всегда были заинтересованы в сокрытии от общества подлинного закона нравственной эволюции, чтобы их неадекватность и моральное уродство не были замечены современниками. Так они будут вести себя до тех пор, пока не поймут, что Вечные Законы имеют приоритет над любыми амбициями. Если моральные нормы базируются на векторе нравственной эволюции инкарнаций вплоть до обретения Духом святости, а не на каких-то несуществующих в природе явлениях, проповедникам загробного небытия или вечной преисподней нельзя отказать в снискании участи изгоев, сектантов и мошенников.

Скорее всего, к следующей Конституции «подоспеют» статьи об экологии, защите животных и индексации урезанного вдвое Ельциным советского прожиточного минимума. Вероятно, окончательно скурвившимся чиновникам, наконец, запретят хранить наворованное бабло в иностранных банках и иметь паспорта других стран, поскольку они до того очумели от возможностей украсть и удрать, что раздражают население, как только оно включает радио. Все эти решения мог вынести ещё Ельцин до того, как стал «трупом у власти», не дожидаясь принятия своей Конституции. Выходит, подавляющая часть населения не сводит концы с концами не из-за того, что эта падаль ворует за присест десятки миллиардов рублей потому, что она падаль, а потому, что этой падали есть, куда удрать. Нет, господин безфамильный Законодатель, отписаться ещё одной Конституцией «на фуфу» не прокатит, – это прямой путь к увеличению пенсионного возраста и повышению цен. Достаточно посмотреть, какие «материальные достижения» на родине эта падаль безнаказанно выставляет в Интернете, и станет понятно, как не поднимать пенсионный возраст старикам. Пусть сделают то, что государству не будет стоить ни копейки: создадут духовную атмосферу, в которой оголтелое чиновничье воровство выглядит тягчайшим государственным преступлением, изменой своему народу и уличным эксгибиционизмом; пусть показывают эту падаль в качестве прокажённых отщепенцев во всех СМИ на фоне обобранных инвалидов, матерей-одиночек и пенсионеров вместо кружевного исподнего гламурного сброда и не стесняются повторять, что моральные нормы общества необходимы, как кислород. А что не даёт включить в Основной Закон главную цель государства, обязанного действовать исключительно в интересах членов общества, – всемерное создание условий духовного развития реинкарнирующей души? Неужели, великое христианское учение о Вечном Аде и гениальное ленинское учение об одноразовой Стоеросовой Голове? Слушайте, а почему народ должен вечно доказывать, что он не верблюд, и формулы прогресса пишут для него идиоты? Ну, сами подумайте, откуда чиновникам черпать моральные нормы и какую мораль способно провозгласить это племя? Ленинское учение противоречит нынешнему строю, который ранее, в 17-ом, растоптали и оплевали вместе с Церковью, а церковное – проповедует закон христианского смирения перед незыблемостью одноразового тандема нищебродов и господ во избежание вечного адского пламени, что само по себе звучит бредом и деструктивной глупостью, которая довела от капитализма до Великого Октября. Буржуй и в Африке буржуй, он из христианского милосердия разве что медяк подаст, блестящий, словно плевок из рассказа Зощенко.

Ах, да! Спрашиваете, как насчёт морали в Конституции записать? Дык так и записать, чтобы ни одна падаль, лишённая права соваться в зарубежные сберкассы, топором не вырубила: «Моральные нормы граждан Российской Федерации основаны на неотвратимости Божьего Закона Кармы инкарнаций, определяющего заслуженное искупление в настоящей жизни за прошлую и в будущей за настоящую», если, конечно, учёные и государственные мужи не сообразят, как круглее изложить. Потому что, если в Конституции просто написать о традиционной приверженности Всевышнему от крещения Руси до Великого Октября, тут же вспоминаются дореволюционные карикатуры на современных буржуинов в цилиндрах на тугих мешках бабла, красно-белое братоубийство Гражданской, сброшенные кресты, переплавленные колокола и образ Просвещённого Запада, который перед тем, как на кого-нибудь напасть и загрызть, обязательно кладёт переднюю лапу на Священное Писание и грезит чужим баблом. А ещё вспоминаются многовековое Крепостное рабство и письмецо Вольтера Екатерине о его отмене, вероятно, из опасения, что в следующей жизни ей тоже могут исполосовать задницу. Я даже не буду возражать, если в Мавзолей рядом с Лениным уложат князя Владимира, потому как только им мы обязаны тем, чем они нас идеологически вооружили. Да и Ельцину со своими посмертными двойниками в этом Пантеоне Глобальных Заблуждений самое место. Заслужили! Двое из них заставили всех жить согласно порочным, взаимоисключающим друг друга верообразующим законам, а глуповатый третий разрешил верить в оба, оставил долгоиграющий раскардаш и приказал долго жить. Ну, и пускай насчёт свободы вероисповедания тоже что-нибудь напишут: «В России гарантируются свобода вероисповедания и права меньшинств, верующих в загробное отсутствие Стоеросовой Головы и Безвылазную Преисподнюю». И тогда все будут при деле: и чиновники, и клирики, и мавзолейный идол несоединившихся пролетариев всех стран, может, и нам, грешным, чего перепадёт. Рынок же царит окрест – что нравится, то и выбирай, не то выбрал – пеняй на себя, а не на приказного ярышку. А при «одноразовых» доктринах материалистов и попов какой рынок? Умер один раз, и плевать сто раз на индексацию урезанного прожиточного минимума там, куда больше ни за какие коврижки не придёшь. Всё это, разумеется, шутки, но я верю в людей с чувством юмора, чистым сердцем и незашлакованной головой, которые понимают, как мы сами себе морочим голову. Глядишь, таким макаром уравняемся с чиновным людом не только перед Господом, но и мирским судом, который даже пьяного чиновничьего отрока за рулём пожурить не может, а там посмотрим, кто есть ху и с какого ярышки спрашивать. А иначе нельзя, – иначе, как пить дать, «обратно» одурачат, если решиться угробить до 30 миллионов сограждан ради будущего процветания офшорной аристократии, – что два пальца об асфальт. И эти люди с зарубежными паспортами будут учить народ патриотизму! Дебилы, б...

Почему насчёт Приватизации и Конституции советовались с америкосами, которые потом нас военными базами и бактериологическими лабораториями окружили? Потому что в парадигмах прогресса «ни бум-бум», стремились на перепутье 90-х вписаться в ценности мирового сообщества, которое похлопывало по плечу и тактично умалчивало об умственной отсталости. В итоге, ничего, кроме отсроченного кармического воздаяния Первого и Второго порядка и пропасти между богатыми и бедными, заполненной пренебрежением к «неудачникам», обвинениями в зависти, безысходностью и отчаянием, не выкопали. То есть у кормила российской власти в критический момент находились те, кто не только не разбирались в положении страны и ПАРАДИГМЕ ДУХОВНОГО МИРОУСТРОЙСТВА, они не понимали даже значения фиктивных аксиом однократно одухотворённых и бездушных тел и всей их порочности. Ведь секрета-то нет — принципы бездушного тела и загробной бесконечности не отражают содержательную сторону процесса нравственного развития человека, а закономерности развития одухотворяющей его субстанции, скрываемые клириками и материалистами, определяют на Земле индивидуальное и коллективное кармическое возмездие и всю нашу жизнь. Что превратило в дебилов лиц, принимавших решения о разбазаривании страны и общенародной собственности? Загробное небытие материалистов? Церковное учение о загробном «ни гугу»? Отсюда уповать на то, что страдающее обжорством меньшинство поделится с голодным большинством деньгами прежде, чем начнёт макать их в лохань со сметаной, — многовековой идиотизм, обусловленный «одноразовой» парадигмой. Понимают ли это сегодняшние чиновники и плутократы? А вы как думаете? Совершенно очевидно, что если бы толоконные лбы не упрятали закономерности развития и предназначение души за своей «одноразовой» фикцией, у Ленина не было бы объективной возможности заменить её эквивалентом своей, абсолютно дебильной и несостоятельной, и не возникло бы «исторической необходимости» скрывать от народа смерть Бориса Ельцина и отрезать пальцы его двойникам после того, как дважды за столетие превратили в руины государственный строй и надругались над людьми. Вы бы доверили кошелёк тому, кто отдал команду пилить пальцы трупову двойнику? Решение проблемы материального благополучия, бедных и богатых было скрыто западной религиозной парадигмой, которую князь Владимир приволок на Русь и которую Владимир Ленин заменил на своё «одноразовое» дубовое фуфло. И теперь, благодаря Ельцину, в обществе циркулирует не одно глобальное верообразующее фуфло, а целых два, как ни крути. Рано или поздно масштабы воровства приведут к увеличению пенсионного возраста, и старики не смогут доживать до пенсии; урезанный вдвое советский прожиточный минимум будет индексироваться с поправкой на инфляцию, но он так и останется урезанным вдвое минимумом, на который невозможно прожить. Разве людей можно убедить, что повышение пенсионного возраста вызвано увеличением продолжительности жизни, а не воровством?

Говорят, чтобы начать жить по-новому, надо покаяться. Для того, чтобы покаяться, надо, чтобы Власть перечислила народу свои грехи. Что ж, список длинный, послушали бы. Хотя, как известно из расшифровки имени «Дуня», «дураков у нас нет». Дураки бы не смогли уничтожить столько народа во имя заведомо гиблых идей, назвать его Великим и плясать на его костях…

Звонок. Один. Второй. Я мыл посуду на кухне, бросился к телефону, чуть не зацепившись ногой за ковёр, и схватил трубку.

– Ал-л-ё-ё!

– Привет, Александр. С наступающим.

– Привет, Гриша. С чем ты меня?

– Завтра же 14 октября, Покров.

– Пресвятой Богородицы. Совсем забыл. И я тебя поздравляю, прости, закрутился.

– Ладно, возьми, чем записать.

– Беру, – я вытащил блокнот из-под аппарата и щёлкнул ручкой.

– У меня есть новости, но они разные.

– Плохие и хорошие?

– Ты записывай лучше. Улица Советская, 21, квартира 12, двухкомнатная. Трёхэтажный панельный дом с одним подъездом, у подъезда каштан. Там таких несколько, найдёшь.

– Записал.

– Старший участковый Зыков, мой кореш, мы с ним в одной учебке до Афгана были, пошёл по адресу и сделал установку. Не бойся, никто ничего не понял. Соседи сказали, что там жил Дмитрий Афанасьевич Кулешов, но он не умер, а пропал в 1998 году. Розыскное дело в райотделе было прекращено через пять лет, после объявления умершим в суде. Выписан в 2003 году.

– Есть, дальше.

– Жил с женой, Юлией Анатольевной. Кстати, она одного года рождения с олигархом. Врач, умерла в 2000 году.

– Есть.

– Дочь – Елена Дмитриевна, моложе тебя на 2 года. Сестёр братьев нет.

– Замужем?

– Нет, соседка бы знала. В паспортной службе РОВД значатся все, кроме дочери. Форму номер один на неё не нашли.

– Это дядя постарался. Где работает?

– Где-то в центре, уточнять было не с руки. Может, торгует чем-то, врать не буду, наверное, как все.

– Хорошо, Гриша. Это всё?

– Нет. Понимаешь, дочь не замужем, только…

– Гриша, да говори ты уже, не тяни! – чуть не крикнул я.

– Ей соседи сочувствуют. Сначала в пожаре погибают родители её отца, помнишь тех стариков с Красноказарменной, 22? Затем происходят события с отцом. После этого Юлия заболела и умерла. Семья была дружная, приветливая. Видишь, как бывает. В общем, по адресу на Советской никто не живёт, но Елена иногда заходит, последний раз её видели с неделю назад. Запиши, пригодится. Соседка из трёхэтажки, у которой дверь напротив, говорила, что на Большой Скучилихе в частном доме живёт тётка Елены, младшая сестра матери – Вольская Екатерина Анатольевна. Лена живёт с ней. Кроме того, есть ещё одна тётя – Надежда Анатольевна, живёт в Москве, установить адрес и фамилию не представилось возможным.

– А известен номер дома на Скучилихе?

– Нет, но это не проблема, Зыков просто не успел. Хочешь, позвоню ему, сходит по адресу, посмотрит на Елену Дмитриевну под предлогом проверки домовой книги?

– Спасибо, Гриша, это ничего не меняет.

– Говорить спасибо рано, я тебе ещё про её отца не досказал. Та соседка говорила, что Дмитрий Афанасьевич работал в суздальском художественно-реставрационном училище, адрес – Ленина, 106. Там у них 4 года учатся на отделении дизайна и 5 лет – на художественно-педагогическом. Ну, Зыков и наведался туда.

– Небось, в форме да на машине с мигалкой?

– Обижаешь, Александр. Он по всем правилам зашифрованный разведопрос провёл. Взял какую-то упакованную картину и явился туда, сказал, что когда-то Кулешов отреставрировал ценную картину его знакомых, мол, хочет обновить свою. Дмитрия Афанасьевича помнили, он вёл предмет «Реставрация живописи», участвовал в реставрации икон и местных церквей.

Вот почему на конверте письма Жозефины исследование обнаружило следы темперной краски, – с ней работают художники высокого уровня, – отметил я про себя.

– Сказали что-нибудь?

– Там преподавателей человек тридцать. Отзывались положительно, он закончил Академию художеств Репина в Питере и был очень талантлив. Про дочь тоже вспомнили, но больше ничего сообщить не смогли.

– Ясно.

– Будем продолжать?

– Нет, хватит. Я найду её. Знаешь, я никогда не был в Суздале.

– Тебе понравится.

– Слушай, а там есть интим-салоны и казино?

– Да ты что, кто же эту мразь туда пустит? Ну, ладно. Всё, значит, всё. И заезжай ко мне, посидим не хуже, чем в тот раз.

– Обязательно посидим, Григорий Михайлович, обещаю тебе. И спасибо тебе.

– Свои же люди. Всех благ, бывай.

– Удачи, пока.

Первым делом, чтобы не забыть, я достал медальон из Франции, открыл его и посмотрел на изображение Антуана и Элизабет, исчезнувших в России в 1914 году, и уложил его во внутренний карман рюкзака. Хорошо, что Гриша позвонил именно сегодня. До понедельника было три выходных дня, и как бы они для меня не сложились, я рассчитывал где-нибудь остановиться, осмотреть городок, и завёл будильник на половину пятого утра, твёрдо решив ехать. До того, как ложиться спать, надо было собраться, всё-таки это была другая область. Я включил проигрыватель и пошёл умываться, а из комнаты донеслись голоса Распутиной и Киркорова.

Золотится роза чайная

Как бокал вина,

Между нами дверь стеклянная,

Между нами тишина.

Мы губами прикасаемся

К льдинке тонкого стекла,

Мы согреть её стараемся,

Но не чувствуем тепла.

Ты не слышишь меня…

Я не слышу тебя…

Между нами беда как холода,

Зимние холода.

Ты не слышишь меня…

Я не слышу тебя…

Неужели, понять мы не сможем друг друга?

Не вернуть нам дня вчерашнего —

Тает он в ночи.

Как же мы от счастья нашего

Потеряли ключи?

Неужели, розу чайную

Выпьет кто-нибудь за нас?

Неужели, дверь стеклянную

Не откроем мы сейчас?

Я лёг и быстро заснул. Мне снилось напудренное лицо Эмилии Буати, напоминающее то ли клюкву в сахаре, то ли клубнику со сливками. Она загадочно улыбалась, поглаживая чёрного кота с красным бантом, и, словно желая подбодрить меня, по-русски произнесла то, что Вера из Саратова переводила с французского: «Предначертание свершится».

Тем же вечером и в это же время в кухне одного из домов на улице Большая Скучилиха в Суздале кто-то включил старенький магнитофон, и голос той же певицы негромко запел:

Год за годом, день за днём

Как обычно мы живём

И в привычной суете

По течению плывём.

Кто устал, а кто ленив,

Кто единым хлебом жив,

Но раздался под окном

Незатейливый мотив.

Песни, судьбы, города —

Музыкант в пути всегда,

Часто пуст его карман,

Только это не беда.

Играй, музыкант, я буду верить

В то, что лучшие дни к нам придут,

Играй музыкант — настежь двери,

Где в печали и в радости ждут.

Скоро большой и маленький города уснули.

* * *

- Могут ли воплощённые Духи сообщаться, когда их тело вовсе не спит?

«Дух не заключён в теле, как в ящике, и поэтому может сообщаться с другими Духами даже наяву, хотя это для него труднее».

- Отчего у двух не спящих лиц является в одно время одна и та же мысль?

«Это два взаимно симпатизирующих Духа, которые сообщаются между собою и видят мысли один другого, когда тело не спит».

- Два человека, знакомые между собою, могут ли посещать друг друга во время сна?

«Да, и очень многие, считающие себя даже незнакомыми, собираются и беседуют между собою. Ты можешь, нисколько того не подозревая, иметь друзей в другой стране. Посещать во время сна друзей, родных, знакомых, людей, могущих быть для вас полезными - такая обыкновенная вещь, что вы делаете это сами, почти каждую ночь».

- Какая польза может быть от этих ночных посещений, если их не помнят?

«Обыкновенно остаётся от них какое-то смутное сознание, которое рождает внезапно, по-видимому, являющиеся мысли, но которые в действительности почерпнуты в этих беседах».



Книга Духов

* * *

НЕДОСТУПНОЕ ПРОШЛОЕ. Россия, Южный фронт, 1919 год

Гражданская война 1917-1922 годов была вооружённой борьбой между большевиками, захватившими власть в стране, и различными силами, отказавшимися признать Советскую Власть. Ядром сил, боровшихся с большевиками, стали царские офицеры и казачество. Во время войны погибло около 12-13 миллионов человек, что сопоставимо с цифрой потерь населения вследствие «мирного» перехода после 1991 года от социализма к капитализму и указывает на порочность идеологии и беспомощность российских властей.

Противостояние двух непримиримых фальшивых парадигм старой и новой власти выражалось в зверствах белых и красных, ненависти среди населения, разрухе промышленности и сельского хозяйства, приводивших к голоду, обострению классовой борьбы и репрессиям, конец которым положила лишь смерть Иосифа Сталина, спустя более трёх десятков лет.

Летом и осенью 1919 года Красная Армия отразила новый поход, подготовленный белогвардейцами. Войска Южного фронта разгромили армии одного из организаторов Белого движения, генерал-лейтенанта Деникина под Орлом и Воронежем и к марту 1920 года оттеснили их остатки в Крым.

– Красноармеец Передядько!

– Я!

– Значится, так. Бери Мерзлюка и Батыгайло, забирайте беляка из сарая и ведите его в штаб, к Суханову.

– А штабс-капитана куда?

– Никуда. Кокнули его вчера. Возьмёте у Суханова два ящика патронов и ящик гранат, он даст.

– Есть, – Передядько выпрямился перед командиром и надвинул папаху с красным околышем.

Через десять минут из сарая вывели пленного без фуражки, в шинели без погон, в сапогах. Мерзлюк и Батыгайло скрутили ему руки верёвкой за спиной.

– А ну, пош-ш-ёл! – Передядько повёл штыком винтовки в сторону выезда из села.

Стоял конец августа. Просёлочная дорога вела через перелески, среди оврагов и заброшенных полей. От отряда красных было пройдено километра три – оставалось столько же. На опушке леса, почти без промежутка, раздались два револьверных выстрела, и два тела упали на траву. Офицер оглянулся только через несколько секунд – он ещё ждал выстрела в спину или в затылок, но успел подумать, что умрёт без молитвы, так и не зная, где его жена и дочь.

– Не оборачиваться, – крикнул Передядько. – Вперёд!

Прошли шагов двадцать, через сотню метров дорога снова уходила в лес.

– Эй, Ваше благородие, может, мне и вас туточки уконтропупить Именем Революции? Своя-то рубаха завсегда к телу ближе, когда место на печке припасено. Али не признали, Вашскобродь?

– Отчего же, признал. Не всякий дважды от себя сбежит и жизни лишит.

– А я и третий раз сбегу. Жаль только, что ридикюль тех французиков не мне, а земляку моему достался. Утёк он с ним, сучий потрох, чтоб ему пусто было. С немцем-то как, удалось тогда повоевать, в 14-ом?

За пакгаузом железнодорожного разъезда, у сложенных брёвен лежали мужчина и женщина средних лет. У мужчины изо рта шла кровь, но он уже не дышал, женщина корчилась, зажимая ножевые раны на животе. Ридикюль с деньгами, билетами в Крым и документами на имя Антуана и Элизабет Мелье был украден.

Дезертир Передядько, покинувший воинский эшелон, следующий на фронт, перепрыгивал с вагона на вагон поезда в сторону густого леса. Следом за ним, щёлкая пустым барабаном нагана, бежал офицер, наперерез им мчались солдаты комендантского отделения, но убийцу догнать не удалось. Что  стало с телами  убитых, офицер  так и не узнал, вскоре была отдана команда на погрузку в вагоны, и всё, что он мог сделать, – составить донесение начальнику.

– Чего молчишь, барин? Сапог сносился, погон свалился, табак скурился? И тебе щас туда же.

Передядько клацнул затвором трёхлинейки, собираясь выстрелить после того, как пленный снимет с себя сапоги, но чья-то пуля, выпущенная с тысячи шагов, отпустила на Суд его, хватившую через край жестокости и зла, грешную душу.

Офицер обернулся. В четырёх шагах от него, глядя в небо неподвижными глазами, лежал Передядько. Офицер освободился от верёвки, закрыл глаза конвойному и перекрестился и, не поднимая оружия, удалился в лес. Это был репрессированный в 1937 году за шпионаж прадед Алекса, 1884 года рождения, офицер царской армии, отец Натальи Андреевны, 1918 года рождения, жены деда Алекса – Михаила Александровича, 1916 года рождения, который был сыном Мари Мелье, Марии Антоновны Борисовой и Петрова Александра Тихоновича, расстрелянного в 1929 году по делу об антисоветском заговоре и вредительстве.

Тела родителей Элен и Мари Мелье захоронят на кладбище в нескольких километрах от неизвестного разъезда, и об их безымянной могиле не узнает никто из рода Мелье.

У отошедшей в Воронежских лесах души было два пути – стать ещё более жестокой, чтобы дойти до предела и вернуться в нормальное состояние и, быть может, испытать на себе положение жертвы, или оказаться в обстоятельствах, которые помогут осознать зло и повернуться к благодетели. И душе этой было суждено воплотиться в приходского священника автокефальной православной церкви, отца Питирима, являть человеколюбие, кротость и смирение, проповедуя вечный огонь преисподней и одноразовую телесную жизнь души...

* * *

Поезда во Владимир уходили с Ярославского и Курского вокзалов. Поездом дальнего следования можно было добраться за два с половиной и три с половиной часа, электричкой – за два с половиной или за три. Я собрался за тридцать минут и выбежал из квартиры, чтобы как можно быстрее попасть на станцию Комсомольская.

Приехав на Ярославский вокзал, я убедился, что электрички нет, метнулся от расписания в зал и чуть не налетел на железнодорожницу тётошного вида.

– Ой, извините. А где можно взять билет во Владимир?

– Мужчина! Всё написано, чтобы не спрашивали. Откуда я знаю?

– Женщина! Ответили бы по-одесски: «А я знаю?», и я бы не морочил себе голову, откуда вы знаете, а откуда – нет.

– Мужчина, кассы вон там.

– Спасибо, надеюсь, вежливость была взаимовыгодной и бесплатной.

Я помчался в кассу и взял билет на поезд до Нижнего Новгорода, времени для посадки оставалось в обрез.

Моя плацкарта находилась через одну от купе проводников. За столиком сидела женщина лет под пятьдесят.

– Доброе утро, моя верхняя, мне до Владимира.

– Доброе утро, мне до конца.

Когда я разделся, положил рюкзак на свою полку и присел, напротив нас остановились два мужчины.

– Вот наши места, – сказал один.

Мужикам было лет под сорок, они чем-то напоминали научных сотрудников или социологов. Оба в очках без оправ, худощавые, одного роста, с дипломатами и коробкой, – как офисные братья, только у одного был чёрный дипломат, а у другого – коричневый.

Первый «социолог» снял пальто и спросил, можно ли повесить его на крючок с левой стороны, второй сделал то же самое и повесил пальто с правой, после чего они сели напротив друг друга.

– Я Евгений, ты Евгений, я не гений, ты не гений, доставай, сделаю тебе мат.

Второй щёлкнул замками и достал из дипломата дорожные шахматы.

– Садитесь к столу, за ним удобнее, – предложила женщина.

– Иннокентий, пошли, настаивают.

Скоро я понял, что имена у них разные, но «социологическое происхождение» одинаковое.

Состав дёрнулся, вокзал поплыл. Минут через пять подошла проводница, собрала билеты и предложила постельное бельё, от которого я отказался.

– Кофе принесёте или подойти?

– Как желаете, когда освобожусь.

– Есть ложь, наглая ложь и социология, построенная на статистике. А что говорит статистика? Как повезло тем, кто удрал в провинцию, – важно изрёк первый, делая ход на доске. – Как мы.

– Ты в корне не прав, Иннокентий. Повезло тем, кто возвращается в провинцию, как домой, – задумчиво ответил второй, делая ответный ход.

– А разве можно прожить на продуктовую корзину в провинции и не мотаться на заработки в столицу, чтобы за квартиру платить? – вмешалась женщина.

Сами напросились.

– Критерий прожиточного минимума сформулирован так, чтобы за чертой бедности был минимум населения, – ответил один из «социологов», не отрывая глаз от шахматной доски.

– Да? Для чего? Чтобы у населения не испортилось настроение? Да пусть подавятся своими льготными пенсиями и выходными пособиями, – зло, но спокойно выдавила она. – В богатейшей Корякии смертность на первом месте в мире, средняя продолжительность жизни – 40 лет, а в Зимбабве – 41. Природные богатства там валяются под ногами, а 70 процентов живут за чертой бедности.

– Согласен, но говорить, что люди живут за чертой бедности, – неправильно.

– А что правильно? – не выдержала пассажирка, скрестив руки на груди и не повысив голоса. – Каждый день ездить на такси, ходить в ресторан и куршевелить на горнолыжных курортах?

– На самом деле, речь идёт о черте гибели, и люди находятся за чертой гибели, то есть на грани вымирания. Слишком много грамотных референтов, им выкладки учёных ни к чему. Вы думаете, все учёные поддерживали чубайсов и прочих либералов, обозванных дерьмократами?

– Вот бы посмотреть, как чиновники развешивают продуктовую корзину, – не унималась она.

– Прожиточный минимум – это минимум физиологический. Ельцин взял его из советского прошлого и занизил в два раза, то есть тех, кто за этой чертой, гораздо больше, и никакие индексации с поправкой на инфляцию ничем не помогут. На каждый рубль, добавленный бедному, богатый получает несколько, разрыв между ними увеличивается. Вначале 90-х решили, чтобы старшие поколения поскорее ушли в прошлое, – новому обществу и руководству были не нужны люди с прежними идеями, даже если они проливали кровь за свою страну и честно трудились всю жизнь.

– Я что-то ничего не поняла: старое общество, новое общество. У нас что, народ, люди и земля, политая их кровью, перестали быть людьми, тем же народом и землёю? Я уже не говорю про родину и страну, – этими словами власть всегда любила в рожу тыкать, а сама дворцов за границей напокупала. Это как они для нас старались, что без войны столько народа извели? Сначала, после Октябрьской революции, уничтожали ради новых идей, пока они не устарели, а теперь опять всё заново, пока не устареют, так что ли? – у неё на лбу было написано высшее образование. – Верхи как жили для себя при любом строе, так и живут.

– Вы, конечно, правы, – то, что досталось людям, не могло заставить их держаться за долголетие и жизнь. Нормы, которые определили, как минимальные, необходимы для примитивного выживания. Они не учитывали, что человеку требуется заведение семьи, детей и передвижение на дальние расстояния или удовлетворение культурных потребностей, – билет в театр и всякое такое. Цель этого подхода – минимизировать затраты на социальные нужды, чтобы говорить о соблюдении интересов людей и социальном государстве.

– После того, что с народом сделали? А зачем минимизировать социальную функцию государства, – это что, покроет волчью суть? Какой же это прожиточный минимум, если его не всегда хватает на оплату коммунальных услуг? Себе-то ельцинская семейка сколько нахапала?

– Ельцина давно нет.

– И что? А зачем тогда те, кому он позволял хапать, предлагают строить ему музей, – как у Ленина, который разрушил капитализм? Церковь вернули, Царя канонизировали, цветы к Мавзолею носят, в пионеры начали принимать. Для чего передавать наши пенсии частным банкам? Мы же видим, что экономикой заправляют чубайсы. Люди до пенсии не доживают, а время от времени ходят слухи, что пенсионный возраст всё равно будут поднимать, хотя и отвечают, что этот вопрос не обсуждался.

– Слухи – неподтверждённые официально сообщения по межличностным горизонтальным каналам. Даже если завтра повысят пенсионный возраст, – а его рано или поздно повысят, – сегодня ни один чиновник этого не подтвердит.

– Это почему? – спросила женщина.

– Крайне нежелательно раньше времени признавать, что ухудшение положения граждан и повышение пенсионного возраста обусловлены хроническим дефицитом, хищениями бюджетных средств с выводом их за рубеж и неумением руководить страной. Дело в том, что социализм и приватизация – противоположные вещи, всё больше напоминающие эксперименты, которые ни к чему хорошему не привели. Мы не можем ругать Ельцина десятилетиями, если узкая группа лиц продолжает присваивать национальный доход.

– Ты не совсем точен, – поправил его коллега, – Ельцина лучше вообще не ругать, в противном случае, народ догадается, что его завели из одного тупика в другой.

– Денег не хватает – воровать надо меньше. Я забыла, по телевизору говорили, сколько разворовывают одни губернаторы.

– Двадцать процентов, если иметь в виду официальную статистику. А ещё есть мэры, районное начальство, даже мелкие чиновники пилят бюджет.

– Пропади они пропадом. 80 процентов всех денег в Москве, столько же богатых, ещё и миллионные взятки берут. Забрали всё себе, а регионам шиш, сидят в нищете. Москвичи из другого теста что ли? Раньше они всегда возмущались, что к ним ездят за колбасой, теперь тем, что «понаехали» за них подметать, штукатурить и торговать. Зато в магазинах всего везде завались.

– Всего завались, потому что Госплана нет. В СССР был такой анекдот. Что будет, если Госплан поместить в пустыню? Сначала ничего, а потом начнутся перебои с песком.

– По-вашему, это смешно, и золотой середины между Госпланом и диким рынком, социализмом и капитализмом, быть не может? Если бы эту золотую середину вообще искали, ещё бы сто лет назад поняли, как народ сберегать, ещё до того, как этот негодяй Ленин пришёл.

– Ну, до него вряд ли. Крепостное право веками существовало, а оно не лучший способ народ сберегать. Если уж в Кремле за тысячу лет о золотой середине не слыхивали, я тем более не знаю, хотя ясно, что с приватизацией серьёзно ошиблись. И не все москвичи одинаковы, – мы вот с коллегой едем в командировку в Нижний и радуемся, что будет возможность поговорить с людьми.

– И какие же москвичи, по-вашему? По всей России проблема еды и работы, а у вас – парковок и выбора, в какой банк вложить деньги и в какой развлекательный центр сходить. Ведь это ж надо – какое-то искусство шопинга вместо авоськи изобрести.

– В эпоху электричек за колбасой, при дорогом Леониде Ильиче, москвич был несколько тороплив, слегка капризен и раздражителен. А сейчас у него доминируют необязательность, равнодушие ко всему, желание любым путём заработать деньги, постоянный страх потерять работу и не выплатить кредит. Это отмечают психологи.

– А зачем брать кредиты? Не отдашь – не бери. Те, кому дают кредиты, получают зарплату, а вашим пенсионерам доплачивают к пенсии, значит, речи о выживании нет.

– Закон возвышения потребностей. Это же Москва, реклама, погоня за удовольствиями, зависть.

– Закон? Это когда хочется всё больше и всё мало? А Приватизацию тоже проводили по этому закону? И страну чуть не потеряли тоже по этому закону?

– Вон, вчера один участник телепередачи отчитал среднестатистического московского адвоката, назвал его «решалой» и заявил, что в его профессии совесть на последнем месте, а на первом – деньги, чтобы купить ещё одну машину или дом. В вагоне метро москвича легко угадать по разговору – в жизни – суета, в голове – деньги, свободное время – посвящено только себе. Это тоже вывод психологов.

– Вот и пусть наводят порядок в своей голове и не заражают остальную Россию.

– Так не бывает, уважаемая...

– Вера Ивановна.

– Уважаемая Вера Ивановна. Москвичи больше адаптированы к современной социальной среде, они более терпимы к непотребным услугам и злачным местам, их больше устраивает текущий порядок вещей.

– Бардак это, а не порядок. Их устраивают возможности, которых нигде больше нет.

– Да, иногородние, наоборот, чаще жалуются на безобразия, возмущаются миллионными хищениями и взятками.

– Может быть, у иногородних больше совести? Или вы думаете, что они больше возмущаются потому, что у них меньше денег?

Я встал и пошёл к проводнице за кофе, не дослушав ответ на вопрос, на который давно есть ответ: в одних условиях Дух деградирует, а в других растёт; существуют кармические следствия Первого и Второго порядка, отрицаемые Церковью, которые в качестве возмездия за содеянное проявляются на земле. Выходит, что совесть реинкарнирующей души, – это обещание не совершать на земле прежних поступков в новом воплощении, и это тоже отрицается церковниками. Кто упрятал понятие совести реинкарнирующей души? Они. Почему? Захотелось. После того, как Сталину не удалось уничтожить последнего священника к 1943 году, Хрущёв пообещал показать его по телевизору и построить коммунизм за 20 лет. Никита Хрущёв стал последним человеком в Высшей власти страны, который искренне верил в возможность построения коммунизма в СССР. Все его последователи, включая Политбюро ЦК КПСС, более четверти века паразитировали на гиблых идеях Ленина и обманывали свой народ. Их выкидыш, Борис Ельцин, по определению не мог иметь представлений о парадигме истинного прогресса и оказался способен вернуть лишь волчий капитализм, распродав страну с молотка.

При всём этом, тот капитализм, который существовал в России до 1917 года, потребовал спасения государства от неминуемого краха, и спаситель явился. Ленин развязал Красный террор и Гражданскую войну, Сталин – «незаконные репрессии», которые прекратились лишь в связи с его кончиной, по которой рыдал весь народ. Что было до Ленина? Почти тысячелетие христианства на Руси и Крепостное право, основанное на фальшивой догме однократности земной жизни души, в течение которой статус раба и господина, согласно канону о христианском смирении, закреплялся пожизненно. На земле статус господина и раба определяется не церковными фикциями, приводящими к неизбежным злоупотреблениям, а законами кармы и реинкарнации, которые объясняют сущность Божественного и загробную тайну смысла земной жизни, однако и то, и другое было тщательно упрятано Церковью. Поэтому отмена Крепостного права за четыре десятка лет до первой русской революции 1905 года не решила проблемы «статусного» насилия и эксплуатации и ознаменовала предреволюционный раскардаш в головах. Для того, чтобы этот раскардаш закончился победой коммунистических идей, надо было вытравить порочный двучлен веры в одноразовую телесную жизнь души и загробную вечность, заменив его порочным двучленом одноразовой жизни бездушного тела и загробного небытия тех, кто считал себя Божьим рабом. Иначе бы, приютить «призрак коммунизма», шатающийся по Европе, «гениальному» Ленину не удалось. Правда, после 17-го верхи не сразу «смогли», а низы «захотели», но истребление миллионов сограждан этому помогло, – зааплодировали и запели так, что хоть святых выноси.

С тех времён, когда декабристы нахватались французских революционных идей, прошло около двух столетий, а к истине и на пушечный выстрел не подошли. Как же можно признать, что исконные корни веры – не истинные корни, а идеи ленинской социальной справедливости – утопия и фуфло, – ведь тогда в сознании общества возникнет мгновенный разрыв шаблона и долгий когнитивный диссонанс, мешающий управлять. Знаете, грустно. Набогословили так, что ни сесть, ни слезть...

Мне не хотелось встревать в разговор, потому что и женщина, и её собеседники были правы. Но когда в душе человека наболело, он нуждается в уверенности в завтрашнем дне и здравомыслии тех, от кого зависит его жизнь. Примитивная трактовка прогрессивной роли очередной «новорусской элиты» и ненужности старших поколений не отражала уверенности в будущем и загробного смысла земной жизни души, и потому не давала ответа, к чему должен быть устремлён каждый человек. Как известно, смысл определяется идеологией, а идеология – так называемой элитой, а не молотом и серпом.

Я немного поболтал с проводницей о её родном городе и вернулся к себе.

– Хоть бы инопланетяне, какие прилетели, что ли, – сказала женщина.

– Для чего? – уточнил первый «социолог».

– Подсказали бы, как наладить жизнь. А что может сделать правительство со страной, если не в состоянии в одном городе порядок навести?

– Ты не знаешь, когда к нам прилетят летающие тарелки? – спросил он коллегу.

– А что, существуют летающие тарелки? – отозвался второй.

– О них уже разрешили рассказывать космонавтам, – вставил я.

– Неужели, во Вселенной есть Разум? – спросил первый.

— Есть, — ответил я. — Один мужик открывает в кустах бутылку вина, а к нему подходит другой и говорит: «Здравствуйте, я пришелец». Мужик отбулькал треть и ответил: «Как пришелец, так и ушелец». А его, между прочим, хотели предупредить о Конце Света, так что мы для инопланетян, как тот мужик в кустах.

Все рассмеялись.

– Ну и как, скоро наступит Конец Света? – уточнил второй.

– Не знаю про всеобщий, но в отдельно взятой деревне повидал. В одном местечке на Южном Урале то ли метеорит в озеро упал, то ли метеоритный дождь прошёл, но все окна в домах и квартирах побило к чёртовой матери. В областном центре и окрест не гречка и соль подорожали, а доска и оконное стекло, и начали торговать стеклом втридорога, если точнее, – в два с половиной раза. А потом это космическое тело растащили по частям и начали с космической скоростью продавать, – даже Академии наук не досталось. По телевизору обращались, – дескать, помогите академикам, успели к шапошному разбору. А у телевизора собрались спекулянты и стекольщики и стали толкать булыжники под видом метеоритных камней. Академики ещё в XVIII веке благословили уничтожение метеоритов во всех музеях Европы.

– Интересно, почему? – спросила женщина.

– А они сделали научный вывод: «Камни с неба падать не могут».

– Н-да, менталитет, – изрёк один из «социологов».

– А с другой стороны, – продолжил я, – лучшего времени для Конца Света, когда все говорят только про бабло, не найти.

– Экономически мыслишь, космовед. Зачем космосу устраивать абзац, если справляемся сами, – заключил другой.

– Это ещё что, – ответил я, – в одном благодатном краю за ночь нарисовались круги на гречишных полях.

– Сами что ли нарисовали? – спросила женщина.

– В том-то и дело, что настоящие, а для «сами» нужна только палка с верёвкой и дурь. А потом собрали урожай и продавали «чудодейственную» гречку в три раза дороже.

Посидели молча. Мне удалось немного подремать.

– Скоро Владимир, чей билет? – к нам подошла проводница.

– Мой, спасибо.

– Командировка? – спросил «социолог».

– Экскурсия в Суздаль, рассчитываю на гостиницу.

– Я там был. Вам понравится, потому что там нравится всем.

Поезд уже подъезжал к городу, в котором я был ровно пять с половиной месяцев назад. По-мнению некоторых историков, если бы не было татаро-монгольского ига, столицей Руси стал бы Владимир, а не Москва.

– Владимир, пассажиры, кто до Владимира, стоянка пятнадцать минут, – объявила проводница.

Я пожелал попутчикам счастливого пути, надел куртку и пошёл в тамбур.

Сойдя на перрон, я направился к ближайшему выходу, спустился по лестницам и вышел через зал на улицу. Напротив белокаменного вокзала, в метрах ста пятидесяти, находился автовокзал, от которого отправлялись автобусы в Суздаль. Слева на холме сияли купола Успенского собора. Справа за площадью был выезд в город по поднимающейся дороге, левее неё наверх шла деревянная лестница, которую я видел в прошлый раз. Слева от вокзала, если повернуться к нему лицом, находился павильон прохода к поездам, за ним, также вдоль путей, на вечном приколе застыл чёрный паровоз. Напротив него стоял бортовой «ЗИЛ-130» с бело-голубой кабиной, возле него копошился шофёр. Я приехал довольно рано, ещё не было одиннадцати, и не спеша пошёл к грузовику.

– Привет, далеко? – спросил я

– В Суздаль. Откуда?

– Пресса.

– Красная или жёлтая?

– Зелёная. Какая речка в Суздале?

– Каменка.

– Сгодится, напишу об экологии.

– Она чистая.

– Тогда за сувенирами. Давно хотел посмотреть город. Возьмёшь?

– Залазь, вместе веселей.

– Александр.

– Владимир.

– Сколько до города?

– Двадцать шесть. Движок чего-то не тянет.

– Придётся перебирать.

– Да уж надоело. Наследие советского прошлого, блин.

– А ещё наследие 90-х и вечные козни Запада.

– Ага, как у плохого танцора. Поехали.

– Сам-то местный, из Суздаля?

– Третий год. В Мытищах жил. Жена отсюда была.

– Это же Москва. Переехали?

– Развёлся. Привёз её в свою квартиру, ей понравилось. Потом ей денег захотелось, однажды сказала: «Ах, ты, такой-сякой, немазанный икрой, безмасляный, сухой». Я ей – словами из Бальзаминова – богатый останется богатым, а бедный, как его не поворачивай, всё равно останется бедным, ну и развелись.

– А живёшь где?

– Мы поменялись. Она там, я в её добротном доме в Суздале, с её мачехой. Хочет меня сосватать, подходящую невесту найти. Я не внакладе, дом оформлен на меня.

– Атипичный случай.

Мы свернули на другую улицу. Какой-то мужик нетвёрдой походкой шёл через дорогу.

– Во блин, совсем наглость потерял, с утра нажрутся и лезут... да нормально всё, заработать можно и здесь. А она прошла все мастер-классы, тест-драйвы, живёт по бизнес-плану и работает пиар-менеджером по имиджу. Офисный планктон, тихое помешательство. Машину недавно поменяла, – парень открыл и на ходу плотней захлопнул дребезжащую дверь.

– Не пожалел, что из Москвы сюда перебрался?

– Да у меня всё есть. Когда на машину накоплю, буду ездить без пробок, куда хочу. Кому нравится, пусть возят дубину в багажнике. Сам подумай, Александр, что может дать Москва? Возможность раскрыть талант? Заплатил бабки и стал «звездой». Заработать? Тогда ради чего? Другое дело, работа держит, родственники. А если всё есть, зачем иметь больше? Чтобы почувствовать разницу? Я без этих комплексов.

– Прав ты, конечно, Володя. Необходимое иметь надо, а в Москве многие живут ради кредитов, – взять-отдать. Ты так выразился, что не возразить. Неудобства мегаполиса компенсируются лишним, а оно враг необходимого.

– Я всегда был равнодушен к городской суете, а Суздаль понравился сразу, думал, будем здесь жить. Любой город Золотого Кольца завешен рекламой, а этот нет. Сидел бы сейчас в Мытищах, смотрел восьмичасовую рекламу товаров на фоне голой задницы и думал, как побольше денег срубить. Как бы Рублёвка не расползалась, Суздаль опоганить не дадут.

– А ты знаешь, что в Сергиевом Посаде квартиры и земля стоят, как в Москве?

– Платить за духовное наследие не запретишь. Спекулянты есть везде. Знаешь, сколько тут москвичей приезжают на лето? Месяцами живут.

– Ладно, а как насчёт ограниченных культурных возможностей?

– Ухлопать жизнь на один билет в Большой? Мне всегда есть, где в столице остановиться. Интернет есть, если на то пошло. Религия Арбата, воспетого Окуджавой? Он в течение пяти веков славился атмосферой злачных мест, – от его ауры у экстрасенсов мигрень.

– Со всем согласен, но вряд ли тут работу найти легко.

– Это – да. Я могу шоферить, ещё кое-что. Многие во Владимир ездят, он рядом. Не пропаду.

– Ты не знаешь, когда последний автобус до Владимира?

– В восемь вечера. Ты нервничаешь чего-то. Боишься опоздать?

– Некуда опаздывать, никого не знаю, кроме тебя.

Мы выехали за город. Впереди, за дорожной развязкой, на окраине, застроенной многоэтажными домами, показалась автобусная остановка.

– Это дорога на Суздаль?

– Ага, прямая. Ух, ты, Будулай идёт.

– Кто?

– Будулай, – так этого деда зовут. Колоритный дед.

К остановке ковылял какой-то старикан.

– Давай его захватим, он, наверно, у кумы или у своих ночевал, – шофёр остановился рядом с ним. – Открой дверцу... эй, дед!

Я вылез из кабины, чтобы его пропустить. У него была борода и усы как у Толстого, глаза живые, цыганские, лицо русское. Он влез, кряхтя и подбирая полы дождевика, я сел с краю и захлопнул дверь.

– Здрасьте вам. Спасибочки, уважил. Думал, опять будет жабья погода, сапоги надел. Весь климат изгадили бомбами, нормальную одёжу не напялить.

– Ты чо злой такой, Семён Данилыч, солнце светит, хоть загорай. Кума что ли не опохмелила?

– Какое там, у дочери в городе ночевал, вчера к глазному врачу ходил.

– Что случилось?

– В пятидесятых на полигоне под Семипалатинском не в ту сторону поглядел.

– А что тебе доктора говорят?

– Не учи, говорят, отца стараться, обратно записали приехать.

– Ты не рассказывал. Я по телевизору видел, при Хрущёве, который Царь-бомбу взорвал, испытывали бомбы в Оренбургской области. В 1954-ом заставили солдат идти в атаку на эпицентр. Селян тоже много погибло. А после накрыло облако, стали умирать.

– Дык это долго продолжали, с конца 40-х. А потом затеяли ядерными взрывами русла северных рек проложить, вспять повернуть, значит. Без ума-то шибко неловко. Денег не хватило, перед горбачёвской перестройкой заглохло всё. Не поздоровилось бы.

Асфальтированная дорога шла среди полей и полуоблетевших лесов. Кое-где попадались жухлые поля с ещё неубранными стогами сена.

– Не ту страну назвали Гондурасом.

– Да ну их, сам знаешь, куда. Ну что, успокоилась бывшая твоя, пишет?

– Данилыч, щас никто не пишет – звонят, и то, если сильно приспичит. Ей вообще всё по барабану, не до меня.

– Ширше триплекса глядеть надо было, парень. Уехал, и правильно сделал. На хрена тебе баба, которая с тобой только в Москве хочет жить? Вот моя – свадьбу в ситцевом платье сыграла, картошку и щи на стол поставила, – и до сих пор счастлива.

– Повезло тебе, Данилыч.

– По-вез-ло, – передразнил дед. – Понимать надо, что для облегчения даётся, а что во вред. Вы же, пока геморроя в голове не наживёте, дурные совсем. Вон, внук мой, Володька, тёзка твой. Приедет из города, вылакает пива с деревенскими и гоняет на скутере. А я, говорит, Тропаря на дорожку прочитал. Бесенёнок.

– Ну и настучать ему по харе валенком.

– А внучка? Отучилась во Владимире, захотела учиться в Москве, – щас, мол, три диплома – как советский один. Мудрость, говорю ей, она изнутри прёт, а не снаружи, откуда запихивают. И что тебе эта Москва, говорю, там мошной живут, как мы дышим, насилу с матерью отговорили. Что за такие девки пошли!

– Правильно, что не пустили. Бизнес-вумэн, вумэн-бизнес, блин.

– Гляди вон, сельское хозяйство совсем угондошили – бензину не на что купить, а на угодьях одни дворцы. Раз газ-нефть – национальное достояние, почему народу не по карману своё себе?

– Не дави на мозоль, дед, а то про запчасти вспомнил, – он включил музыку. Раздалась песня Гарика Сукачёва.

Я ми-илого-о-о узна-а-а-а-ю-у по походке-е-е.

Он но-о-си-ит, носит брю-ю-ки-и галифе-е-е-е-э-э,

А шля-пу он но-осит на па-ана-аму,

Ботиночки-и он но-оси-ит «Нарима-ан».

– Откуда ты, сынок? – обернулся ко мне дед. – Вижу, нездешний.

– Московский, – ответил я.

– А-а. Тяжко живётся, наверно?

– Почему тяжко? По-разному.

– Так у вас же там всё скупить хотят, даже то, по чему человек ходит, а это дано всем.

– Ну да, уже скупили. Теперь друг у друга перекупают, чтобы продать.

Зачем я вас, мой род-нень-кий, узна-ала-а?

Зачем, зачем я полюби-ила ва-а-а-ас?

А раньше я ведь эт-того не зна-ала-а,

Теперь же я страдаю каждый ча-а-ас.

И днём, и ночью страдаю!

Раньше я ведь э-этого не зна-ала-а,

Теперь же я страдаю-у каждый ча-ас.

– Ещё у вас там Царь-пушка и Царь-колокол есть. Пушка – мощь, а колокол – духовность. Колокол-то со щербинкой размером с грузовик, вот в неё всё доброе и ушло. Моя Людмила Марковна треснутую чашку в доме не держит, а тут символы державы. Пока колокол с изъяном стоит, – всё туда утекать будет, как в прорву. Вот так-то, сынок, потому и спросил, не тяжко ли.

Вот, мальчик мой уехал — не вернё-ё-тся,

Уехал он, как видно, навсегда, навсегда-а.

Домой он бо-ольше не вернё-ё-тся-а,

Оставил только ка-арточку свою-у.

Да-да-да!

Домой, в Москву он бо-ольше не вернё-ё-ё-тся-а,

Оставил только ка-арточку свою-у.

Э-э-э-э!

– И, кстати, Царь-пушка никогда не стреляла, и, стало быть, мощь государства ещё не реализована.

– Ну как же, никогда? А Гришкой Отрепьевым, Лжедмитрием I, которого в 1605 году боярская Дума признала настоящим царём? – возразил я.

– Раз для пушки не считается. И создавали её в одном храме, место нашли. Пушка, сделанная в храме, впрок не пойдёт, потому как в храме нельзя мастерские открывать.

Но я милого-о-о узна-а-а-ю по походке-е.

Он но-осит, носит брюки, брюки галифе-е-е-э-э,

А шля-пу он но-осит на пана-аму-у,

Ботиночки-и он носит «Нариман».

Эх, со скрипом ботинки!

А шля… э-э! он но-осит на па-ана-аму-у,

Ботиночки-и он но-осит «Нарима-ан».

– У нас же, ёшкин кот, окромя того, и герб безголовый: одна голова – на Запад, а другая – на Восток, и между ними корона без башки. Так, без башки, и жили, пока храмы не стали рушить да народ переводить.

Ща-ас как спросит меня, не историю ли я, часом, в столице преподаю, и не пора ли мне взяться за что-нибудь другое, вилы и грабли, например. Я никогда не задумывался, что эти три символа можно воспринимать именно так, – незвонивший колокол, нестрелявшая пушка и герб с безголовой короной, да ещё обращённый в противоположные стороны. В мистику дефективной символики верить необязательно, обязательно видеть очевидное: смена символики после 1917 и 1991 годов была сопряжена с уничтожением миллионов людей по причине тупости и порочности идеологии трёх элит, романовской, ленинской и ельцинской. Ну, дед! А что бы он сказал насчёт погоняла премьера «Коли – два процента доли», правления двойников мёртвого Ельцина и трогательной фотографии его родственников с чужим дяденькой? Что ж теперь, чтобы любить историю, надо знать погоняло каждого элитного ублюдка?

– Скажите, Семён Данилович, в Суздале много храмов?

– Кто говорит, полсотни, кто – меньше, есть же и недействующие. Купишь схему в киоске, в ней пишут.

– А разве здесь церкви не разрушали?

– Разрушали. На Руси, где рядом подлинные верующие жили, церкви не уничтожили. Писано же, и конец света не достигнет того селения, в котором будет хоть несколько с истинной верой. Вера есть вера, только и к ней нужна корона с башкой, а иначе, как говорят, можно и лоб расшибить.

Мудро сказано, враз не раскусить. Есть вера, как состояние человека, противоположное неверию, а есть вера, как верообразующая конструкция Объективного Вселенского Закона. И помимо искажённой конструкции Объективного Вселенского Закона, существует не только власть без башки, но и власть с ненавистью в башке к Объективному Закону, что, собственно, и образует полный исторический расклад. Надо бы как-нибудь задать студентам сочинение на тему «Встретились сообразить на троих Николай II, Ленин и Ельцин», заспорившие, кто из них больше пользы народу принёс. Первый довёл до Ленина, второй – до Ельцина, третий – до ручки. А ещё есть большие и маленькие глашатаи, которые, хлебом не корми, любят поговорить о величии державы, народа, стоящих перед ним задач и героическом преодолении трудностей. Этой шантрапы много, очень много в любую эпоху. Народу-то какая разница, какие трудности преодолевать, – строить на болоте город, долбить в мерзлоте канал или умножать валовой продукт на проданных чужестранцам заводах. Знаете, в чём конспирология расправы с «опиумом народа» в 17-ом и недостроенного коммунизма, ради которого в лагерную пыль стёрли миллионы людей? Ленин отдавал отчёт в подмене церковной фикции на свою, а истинный верообразующий закон опровергал обе фикции и возможность построения коммунизма в любой отдельно взятой стране. То есть поповский закон не объяснял ничего, кроме вечной преисподней, а истинный закон объяснял фикцию вечной преисподней и принципиальную невозможность построить коммунизм. Конспирология, она такая, – указывает на скрытые источники зла и тупости, хотя тупость и зло видят все.

Конституционная отмена обеих «одноразовых» парадигм в качестве императивных средств тотального управления обществом была вынужденной ввиду очевидности их деструктивной роли в государствах клерикалов и «верных ленинцев». Мнимая свобода от обеих фальшивых парадигм в отсутствие истинной альтернативы оставляет наше первое «я» в неведении о повторном возвращении на землю второго «я» и лишает выбора между ложью и истиной, что уже является принуждением. До тех пор, пока парадигмы одноразовой земной жизни индивидуального «я» не развенчаны, они будут использоваться и впредь, поскольку данную истину скрывали для управления людьми с Начала Времён. Декларации, вытекающие из «одноразовых» аксиом о жизни и смерти, ничего не стоят, как ничего не стоили «высочайшие повеления» престольных крепостников, лениных и ельциных. К вере, сказал дед, нужна башка. Иначе, людей можно привести к вере в скоропостижный вечный рай, заслуженный рабским смирением, или в скороспелые плоды коммунизма перед загробным небытием бездушных тел. Вот и пускай студенты напишут сочинение на тему: «Компромисс найден: историческая встреча товарища Ленина со Священным Синодом 23 октября 1917 года в Смольном». А что могли сказать друг другу одноразовые атеисты и одноразовые верующие накануне залпа «Авроры»? Ничего. Поэтому начали строить социализм на костях, и его закономерная деградация неизбежно привела обратно, в капитализм. Вот вам и всесильное учение классиков...

Мы проехали небольшое село с церквушкой и пересекли за ним речку Чендярёвку.

– Далеко ещё, Володя?

– От речки до автостанции – минут пятнадцать-двадцать, как ехать.

Вдалеке, с левой стороны, открылась панорама части города с блестевшими куполами монастыря. Затем переехали Каменку, реку, протекавшую через Суздаль. Справа росли ёлочки, слева – берёзки. С левой стороны показалось здание автовокзала.

– Автовокзал не по чину строили – к Олимпиаде 80-го, показать иностранцам старинное лицо родины и веротерпимость безбожников.

– А сами выпускали «Настольную книгу атеиста» до горбачёвской перестройки. От него далеко до города?

– До центра километра два, а так ближе. К нему прямая улица ведёт, не заплутать.

Въехали в город, удалившись от автостанции на большую часть этого пути.

– Всё, друг, мне за Васильевским монастырём налево, в центр нельзя. Мы щас на Васильевской, если по ходу пойдёшь, – упрёшься в Торговые ряды, а нам с дедом в Михали, – он остановил «ЗИЛ» у перекрёстка, через дорогу от белых монастырских стен.

– А не знаешь, как найти Советскую улицу?

– Да вон, направо от нас Садовая пошла, она перейдёт в бульвар Всполье. Когда дойдёшь до Гоголя, за ней будет пустырь. Сворачивай по ней направо, и увидишь впереди панельные дома. Старый новый микрорайон.

– Спасибо. Пока, дед, удачи, – я спрыгнул на обочину.

– И тебе. Бывай.

По Садовой улице я не пошёл, решил дойти до центра по Васильевской, между одноэтажных деревянных домов. Метров через триста-четыреста я увидел с правой стороны сквер, в котором стоял памятник и горел вечный огонь. Впереди открылось белое двухэтажное здание Торговых рядов и площадь, мощённая булыжником, перед ней проходила улица, видимо, главная. Не переходя её, я прошёл мимо сквера и остановился на углу какого-то переулка, отделявшего от квартала сквер. Суздаль оказался не таким, как я его представлял, – он был лучше.

– Скажите, пожалуйста, что это за улица? – обратился я к первому же прохожему.

– Ленина, бывшая Екатерининская.

– Спасибо.

И зачем я сюда шёл, если адрес был в другой стороне? Пришлось топать обратно – мимо сквера, по Васильевской улице до Садовой. Свернув на неё, я сообразил, что она идёт параллельно улице Ленина, и взглянул на часы. Мне следовало идти прямо до пересечения с улицей Гоголя.

Денёк выдался солнечный, безветреный, с ясным голубым небом и последним осенним теплом. Я с удовольствием наступал на осеннее золото и наблюдал, как кружат листья, неслышно отрываясь от веток. Торопиться было некуда, хотя некуда было и идти. Мне был известен только адрес Лены Кулешовой, по которому никто не жил. Зря я не попросил у Кирия номер телефона участкового, он бы помог узнать номер дома её тёти на Большой Скучилихе. Я уже начал представлять, как вернусь в центр, устроюсь до утра в гостинице и уеду обратно, как дошёл до мальчишек с велосипедами, загородившими тротуар.

– Эй, вторая смена, в школу не опоздаем? До Гоголя далеко?

– Минут двадцать, если быстро, – ответил один.

– Чо врёшь, тридцать, – сказал другой.

Пацаны отчаянно заспорили.

– Так, олухи. Сколько будет двадцать плюс тридцать, делённое на два?

– Двадцать пять, – ответил первый.

– Хватит дойти?

– Хватит, – сказал второй. – А вам куда, дяденька?

– Я ищу панельные дома на Советской.

– Повернёте направо, увидите.

– Спасибо.

Улица, по которой я шёл, была застроена, в основном, одноэтажными деревянными домами. Примерно на середине пути она перешла в бульвар Всполье. Кое-где, по обе стороны и впереди, стояли двух-трёхэтажные дома белого кирпича. До улицы Гоголя я дошёл минут за тридцать. Улица, названная в честь классика, пересекала бульвар наискосок и, скорее, напоминала пригородную трассу, за которой тянулся огромный пустырь. Свернув по ней направо, в метрах четырёхстах я увидел жилой массив многоквартирных панельных домов и ускорил шаг, расстояние до центра города показалось не маленьким.

Я перешёл улицу, за которой начинался жилой массив, и оказался между блочных, в два-три этажа, домов под черепичными крышами. Слева и справа в том месте, где я пересёк дорогу, вдоль неё стояли два дома с номерами 14 и 19, между ними, торцом – 18-й. Микрорайон выглядел необычно – домики были, словно игрушечными, везде проложены подъездные дорожки, разбиты газоны и росли кусты. Я остановился на небольшой детской площадке, на которой был установлен каркас глобуса диаметром в метра три из металлических труб, и осмотрелся. Нумерация зданий была хаотичной, спросить не у кого. Ближайшими ко мне были четыре дома, слева и справа – двухэтажных четырёхподъездных, между ними – два трёхэтажных одноподъездных, похожих на кубики. Я направился от площадки к дальнему домику и увидел у подъезда каштан и нужный мне 21-й номер. На двери имелся кодовый замок без домофона, с кнопками без потёртостей. Я поднёс руку к замку, расслабился и одновременно нажал пальцами две – «3» и «8». Замок сработал, и я потянул ручку двери на себя. Хороший знак. Такой фокус удавался мне во второй раз в жизни.

В подъезде было чисто, почтовые ящики целы, стены аккуратно выкрашены и не исписаны. На лестничную площадку выходили двери четырёх квартир: две – слева и справа, две – между ними. Я поднялся на третий этаж, затаил дыхание и позвонил в девятую квартиру, где жила соседка Кулешовых, с которой беседовал участковый. Мне открыла дверь женщина лет шестидесяти с шалью на плечах.

– Добрый день.

– Здравствуйте, вам кого?

– Вообще-то, я ищу Кулешовых, мне нужна Кулешова Елена, а в 12-й квартире никого нет.

– А Леночка здесь не живёт, только иногда заходит. На днях лекарства приносила мне.

– А где она живёт?

– С тётей, Екатериной Анатольевной на Большой Скучилихе. Только номера не знаю, зрительно помню, а номера не скажу. Проходите, пожалуйста, я объясню.

– Если можно. Я впервые в вашем городе.

– Пойдёмте в кухню.

Я переступил порог, снял рюкзак, сбросил ботинки и стащил куртку.

– Чай ещё горячий, будете?

– Не откажусь.

– Садитесь. Вот, – сказала хозяйка, наливая чай в красную в белый горошек кружку на блюдце, – берите, – она подвинула мне вазочку с печеньем и сахар.

– Спасибо. Как вас зовут?

– Варвара Тимофевна.

– Скажите, Варвара Тимофеевна, а название Большой Скучилихи от чего пошло, от большой скуки?

– Нет, что вы, Скучилиха – это бывшая слобода на землях Спасо-Евфимиева монастыря. Когда-то давно там селились переселенцы, крестьяне. Одним словом, всё в кучу – дома, обозы, люди. Пейте, пейте чай. Сейчас... погодите, карандаш найду.

– А это далеко?

– Нет-нет. Вы сюда шли по Ленина или Всполью?

– По Всполью.

– Тогда, чтобы не заблудиться, пойдёте по улице Гоголя, пока она вас до Ленина не доведёт. Когда на Ленина влево свернёте, идите по левой стороне, потому что потом, на правой стороне, Спасо-Евфимиев монастырь будет. Длинный такой, с коричневыми стенами. Вот, смотрите, монастырь ещё не пройдёте, на вашу сторону выйдет Скучилиха, а за ней будет Пожарского, – она провела до улицы Ленина две линии карандашом на тетрадном листе.

– Спасибо, я возьму.

– Только Большая Скучилиха называется улицей Шаховского.

– Декабриста, что ли?

– Его, его. В советское время так назвали.

Фёдор Шаховской представлял себя в тайном обществе цареубийцей, и, спустя почти век, в ипатьевском доме его мечта сбылась, – историю декабристов, разбудивших сонливого Герцена, я почитывал.

– А потом куда? – я снова отпил из чашки.

– В середине улицы на правой стороне увидите такое круглое болотце, оно там всегда есть. А наискосок, на другой стороне, дом Екатерины. Голубенький такой, с резным петушком на коньке и штакетником. С улицы дуб растёт, а через забор к нему рябинка наклонилась.

Ай да Варвара Тимофевна, – не бабуля, а цельный шпион, – намекает и на меня посматривает, не свататься ли явился.

– А других-то дубов нету рядом, вдруг спутаю?

– Нету, нету, да и рябинка одна-одинёшенька. У них во дворе собака, не пугайтесь, она ласковая, её ещё отец Леночки приютил, когда щеночком была.

– Спасибо за чай, Варвара Тимофевна, пойду, издалека ехал.

– На здоровье. Только Леночка сейчас, наверное, на работе, в аптеке.

– А где она?

– Когда пройдёте улицу Пожарского, так и идите вдоль домиков. Потом городской парк слева пройдёте, и дальше, на той же стороне увидите большую площадь, где наша Администрация. Справа, напротив Красной площади, стоит Ризоположенский монастырь, который все по кино знают. Сразу за ними Ленина пересекает Нетёка, Нетёку перейдёте, – слева увидите кафе «Ландыш». Как квартал начнётся, так аптеку и увидите. Леночка там работает.

– Найду.

– Вы лучше пешком идите, погода-то хорошая. Остановку, наверное, на Советской видели – там 1-й и 5-й автобусы ходят, но редко, быстрее так дойти.

– Понял, спасибо.

Я оделся и вышел из квартиры.

– До свидания, Варвара Тимофеевна.

– До свидания, милок. Ты мужчина видный, найдёшь.

Женщина закрыла за мной дверь, когда я спустился на второй этаж. Я вышел из подъезда и поспешил к улице Гоголя.

Сначала я дошёл по пыльной обочине до бульвара Всполье. Расстояние от бульвара до улицы Ленина оказалось ещё больше, но срезать угол было нельзя, мешало нагромождение домов. Стены монастыря я увидел после поворота на улицу Ленина и пошёл вперёд по левой стороне, вдоль череды аккуратных домиков с резными карнизами, наличниками и воротами. Монастырская стена тянулась долго и со стороны улицы имела четыре башни. Улица Шаховского выходила к тротуару между второй и третьей башнями, метров через двести я дошёл до улицы Пожарского и увидел на углу белую старинную церковь. Как следовало из доски на храме, это была Смоленская церковь конца XVII века. Напротив неё, на другой стороне улицы располагались сквер с памятником и вход в монастырь. Идти пришлось довольно долго. Я миновал городской парк, вход в который был в глубине между домами широкой улицы, затем какую-то гостиницу, питейное заведение и ресторан. Последним зданием квартала перед широкой площадью местной Администрации было Художественное училище за чугунной оградой по улице Ленина, 106, где работал отец Лены, – Дмитрий Кулешов. Я прошёл мимо Красной площади по тротуару, глядя направо, – на Ризоположенский монастырь, показанный в фильме «Женитьба Бальзаминова», и, насколько я помнил, с тех пор его не перекрашивали. Затем я пересёк улицу Нетёку и слева увидел кафе «Ландыш», о котором говорила соседка; на другой стороне улицы Ленина, на самом углу, висел фонарь и вывеска харчевни. В последний раз я смотрел на часы на углу улицы Шаховского, до этого места дошёл за двадцать пять минут.

Я увидел аптеку в нескольких шагах от угла квартала. К дверям с широкой аркой над ними вела одна ступень, но я остановился, так и не найдя слов, с которых мог начать разговор. «Аптека №15, ул. Ленина, 94», – прочёл я, и решил пройтись. На противоположной стороне находились две небольших церквушки, по обе стороны улицы тянулись белые двухэтажные, сдвинутые вплотную дома, какими обычно застраивали центральную часть городков в стародавние времена Российской империи. Это был купеческий город, в котором до сих пор работали трактиры, закусочные, винные погребки и лавки, а его улицы радовали глаз отсутствием дебильных рекламных слоганов и опрятными, украшенными резьбой домиками. Вот-вот у булыжной площади появятся Бальзаминов с маменькой, проедут цыгане с песней, и патриархальную тишину нарушат цоканье копыт и крики извозчиков. Ещё Бонапарт границу не переполз, декабристы на Сенатский майдан не выскочили и не «разбудили» задавших спросонья вопросы «кто виноват?» и «что делать?» – не жизнь, а застойное болото самодуров-крепостников, огороженное «высочайшими повелениями».

Минут за пятнадцать я прошёл квартал до конца и оказался там, где уже был, – на углу улицы Ленина и того сквера с памятником, почти напротив двух храмов, стоящих на другой стороне улицы, у Торговых рядов. Дошёл – и встал на углу, обдумывая, куда идти, – возвращаться к аптеке или зайти в кафе. Видимо, моё лицо отражало нерешительность не хуже зеркала, и я услышал чей-то голос:

– Ищите что-то?

Я увидел батюшку в скуфье и в чёрной брезентовой куртке, надетой поверх рясы. У него была чёрная борода, но лицо выдавало человека не старого.

– Нет, так, думаю, стою.

– А-а.

– Есть у меня, вообще-то, одно дело, только не знаю, с чего начать. Не скажете, где тут можно пообедать?

– Тогда пойдёмте, пообедаем, дело-то и решится.

– Чего ж не пойти, пойдёмте, – мне на самом деле хотелось есть.

Мы прошли от угла по улице метров тридцать, свернули влево на несколько шагов, и я увидел калитку в металлической ограде. От ограды до скверика было каких-то с полсотни метров. За калиткой находиться храм.

– Батюшка, как называется эта церковь?

– Храм равноапостольного Царя Константина. А рядом Скорбященская церковь.

Мы прошли левее, в трёх метрах от первого храма находился второй. Вход был за углом. Мы вошли в коридор, и я увидел помещение с образами и подставками для свечей, – в нём располагалась купель для крещения. Смежное помещение, обозначенное каменным овалом по стенам и потолку, служило трапезной. В нём стояли длинные столы, застеленные бело-голубой клеёнкой.

Нас встретила женщина, вышедшая из дверей трапезной, и доброжелательно поздоровалась. Она была в чёрном, открытым было только лицо, но платок прикрывал лоб.

– Здравствуйте, батюшка Питирим, – она низко поклонилась и поцеловала его руку.

– Здравствуйте. А мы пообедать.

– Сейчас подам, – женщина удалилась за дверь, в кухню.

– Садитесь, – пригласил батюшка.

Я снял рюкзак, мы разделись и сели на деревянные скамейки напротив друг друга.

Женщина в чёрном принесла нам тарелку с нарезанным серым хлебом и по миске овощного супа. Отец Питирим встал с торца стола и начал читать молитву, прерывая её крещением и поклонами. Я тоже стоял, подражая ему, и мы приступили к обеду.

– Как правильно вас называть – отец Питирим или батюшка? – спросил я.

– Так и называйте.

– Как вас звали в миру, батюшка?

– Трофим Захарыч, только теперь это имя слух режет.

– А учились где?

– Тут, духовное училище посещал.

– С отрывом или без отрыва от работы?

– Это что значит?

– Ну, с отрывом – учатся и на работу не ходят, а без него – когда учатся после работы.

– Тогда, значит, без отрыва. Но потом перестал.

– Давно в Суздале?

– Давно. Жил я в одном городке, в Мордовии, болен был. Мне посоветовали – иди в храм, вот и ушёл из мира. Пришёл сюда пешком, ещё по молодости. Пристроили меня в монастыре, так и остался.

– А сколько вам лет?

– Тридцать четыре.

– Выздоровели?

– Выздоровел. При монастыре живу, служу в двух монастырях, и тут дважды в неделю служба. И питаюсь тут.

К нам подошла женщина в чёрном, убрать пустые тарелки.

– Можно ли нести второе, батюшка?

– А что на второе?

Оладьи из кабачков и тушёная капуста.

– А можно ли мне принести только оладушек? – попросил я, – сыт уже, да и путь у меня сегодня дальний.

– Тем более, нужно поесть, – улыбнулась женщина.

– Ну, тогда, если можно, самых маленьких.

Она ушла и снова вернулась, поставила перед отцом Питиримом тарелку со вторым, а передо мной – с оладушками.

– Они все одинаковые, – с улыбкой сказала она.

– Спасибо, видно, что вкусные.

Мы начали есть второе, и я спросил:

– У вас есть родные?

– Остались в Мордовии.

– Ездите?

– Да.

– В какой одежде?

– Одеваю мирскую. Пристают с глупостями. Вот вы, если спрашиваете, видно, что действительно интересуетесь.

– Семью иметь можно?

– Бывает, можно. Только человеку на всё даётся время на выбор. Я вот без семьи.

– Скажите, тот, кто решил отказаться от служения... ну, вернуться в прошлую жизнь, что с ним может случиться?

– Старые привычки вернутся, засосут.

– И кара может постигнуть?

– Всякое бывает. Человек, если бросит служение, сам себя наказывает, – его привычки и соблазны, от которых он отошёл, ещё более одолеют. Тогда и жди беды.

– Но что-то же должно вести к семи смертным грехам?

– Власть, богатство, чувственные наслаждения.

– А самые тяжкие грехи?

– Самоубийство, убийство. Ещё предательство и воровство.

– Понятно. В Суздале много храмов?

– Около тридцати, десять принадлежат Синодальной православной автономной церкви, я в ней служу.

– Чем же вы отличаетесь от Русской Православной Церкви?

– Большей догматичностью. Мы не признаём Московскую Епархию, её верхушка погрязла в ереси и экуменизме.

– Про экуменизм наслышан. Так ведь его же с двух сторон критикуют.

– А кто вы по специальности?

– Историк. Преподаю историю в Москве.

– Видел как-то один исторический фильм, документальный. Рассказывали о храмах, духовных памятниках и традициях прошлого. Духовный фильм, но таких мало. Больше ничего не смотрю.

– И правильно. Одна галиматья да «звёзды», но я бы не сказал, что фильмов про христианские храмы и традиции мало, есть даже специальные телеканалы. Не кажется, что надо больше о христианском законе говорить? Ну, чтобы понятно было, почему его надо соблюдать.

– О каком?

– Ну, есть, например, закон мытого яблока: отпустил черенок – оно не на потолок упало, а на пол, и надо опять мыть. Ушла душа из тела праведника или, наоборот, неправедника, – что с нею потом стало? То, что душа может выйти из тела Иванова и Петрова лишь однажды, – это ясно, как дважды в реку не войти, а с душами что будет? То, что с ними будет, то и есть закон.

– По совести надо жить – вот и весь закон.

– Не хотите услышать? Есть сказ про то, как жить, а есть про почему. По совести или не по совести живут на земле, а мы говорим не про короткое «на земле», а про длинное «потом». Читал, до революции поп мог нехристю подзатыльником про совесть объяснить, а как подзатыльники отменили, объяснять стало нечем. Знаете, батюшка, есть такое изречение: хорошая девушка пойдёт на Небеса, а плохая – в ночной клуб.

– Очень правильно.

– Если правильно, было бы полезно замечать разницу в привлекательности зла и духовной культуры.

– И это верно. Побольше бы таких фильмов, о которых я сказал.

Опять двадцать пять.

– Но тогда бы надо знать, что происходит с душой после смерти, а такое православное кино, к сожалению, не отвечает, по какому закону живёт душа. Может быть, плохим девушкам просто не рассказывали, чем будет заниматься их душа после смерти?

Батюшка красноречиво промолчал. Я выражался так, что меня понял бы любой необразованный человек.

– Куда уходит душа и что делает там, куда уходит? Может, возвращается на землю или в какие-то иные миры?

Теория Джордано Бруно о множественности миров была связана с реинкарнацией и представляла для мракобесов беспрецедентную крамолу.

– Человек живёт на земле один раз, – твёрдо, почти скороговоркой, произнёс отец Питирим.

Отвечать, что делает душа там, куда уходит, священнику явно не хотелось, – очевидно в его лексиконе не было глаголов.

– Один так один, а потом куда? Сливается с общим духовным началом? А зачем надо, чтобы с этим началом сливались негодяи, если приходили на землю негодяями?

– Неведомо. Надобно почитать столпов-богословов, а то, как бы не придумать новую ересь.

А-а, вон, в чём проблема, – как бы чего не ляпнуть про безвылазное загробное бытие, тут ведь, что не брякни, всё одно придётся отвечать о целесообразности вечного адского огня-пламени, затрагивать тему милосердия, богохульства.

– Зачем придумывать, если все верующие и неверующие о том просто знать должны? И потом, если душа живёт на земле всего раз, до этого-то она где была? Неужели, тоже бездельничала? Если и до, и после душа в безделье, на землю ей зачем?

– Столпы-богословы знают.

– А паства и непаства – нет. Здорово придумано: верить в то, что знают столпы-богословы, и ничего у них не спрашивать. Я думал, каждый священник знает о загробном положении души, как «Отче наш». Если вера заключается в неведении о привлекательности, как же можно сделать духовность и веру привлекательными?

Сейчас поставит телегу впереди лошади.

– Крепостью веры.

Ну вот, поставил, – куда-то же надо заначить пятнадцать веков земной жизни души. Набогословили!

– Крепостью веры? Такой, как у столпов-богословов? А что первично – крепость веры или её привлекательность? Разве крепость веры обретается не через её привлекательность? Если человек прекращает своё служение и возвращается к своим делам, возможно, ему не хватило крепости веры, но это не ответ.

Мы доели второе, после чего был принесён алюминиевый чайник. Чай был сладкий, и мы пили его из гранёных стаканов, взятых на краю стола с подноса.

Понять, сознавал ли отец Питирим очевидную нелепость такой логики, невозможно, но, скорее всего, он верил в то, что говорил. Я много раз убеждался, что все разговоры со священниками заходят в тупик именно в этом месте, – хоть кол на башке теши. Или им уже и про вечность преисподней рассказывать лень? Проблема обретения крепости веры связана с опытом души, получаемым в ходе реинкарнации, и большая ложь влечёт логические нестыковки. Немало приходских священников и монахов верят в однократную земную жизнь души, но их не волнуют глобальные проблемы Человечества. Люди продолжают делить всех на одноразовых верующих и неверующих, и, следовательно, считать воцерковление и обращение в веру не обязательным. А попы «поют себе умильно», «крестятся и кадят». Бред какой-то.

– Спросить хотел, батюшка. Сколько жителей в Суздале?

– Тысяч двенадцать. Число не меняется.

– Ехал я как-то в электричке, познакомился с мужчиной в рясе. Назвался Михаилом Яковлевичем, помощником звонаря. Человек интересный, всю дорогу проговорили, а когда я спросил, где его найти в Суздале, ответил, что везде. Чудно мне как-то стало.

– Понимаю. Знаю я его. Вообще, звонари есть не во всех храмах и монастырях.

– А Михаил Яковлевич кто?

– Послушник. Хороший звонарь, с душой.

– Значит, есть такая должность – помощник звонаря?

– Есть. Монах-звонарь – в подряснике, послушник – нет. Чтобы звонарь-послушник носил подрясник, ему нужно получить благословение от Владыки. Послушники иногда не доживают до монахов.

– Значит, за одну жизнь можно и до вечного рая не дожить?

– Конечно. Одному Господу о том известно.

Ну вот – опять удрал со своей территории на территорию Господа.

– У послушника, помощника звонаря, всегда учитель есть. Работа эта тяжёлая – колокол в порядке держать.

– Что приходится делать?

– Подтягивать верёвки колоколов, летом подметать, зимой скидывать с колокольни снег.

– Вон как.

– У вас дело какое к нему?

– Нет. Просто ищу одного человека. Вроде нашёл… не знаю, что и сказать...

– Всё обретается нами, если Бог захочет, не иначе. Из Москвы сюда, значит? Давно не виделись?

Что ответить-то, что с прошлой жизни?

– Да сказать, что давно, не подходит. Узнаю ли теперь?

– А почувствуете, ежели не узнаете.

– Как это?

– Так и есть, сами поймёте.

Мы допили чай, вышли из-за стола, и я поблагодарил женщину и батюшку. Она поцеловала его руку и поклонилась, и мы пошли к выходу.

– Чистые помыслы у вас. Потому и поговорить с вами захотелось. Вы к нам зимой приезжайте, здесь красиво. Храмы стоят так, что их с любого места видно.

– Мне бы хотелось, да не знаю, как день пройдёт.

– Иди, будет Бог с тобой. Пока иду к себе, помолюсь.

Расставшись с отцом Питиримом, я направился к углу квартала, где с ним столкнулся, по-прежнему не зная, с чего начать разговор. «Неужели, так трудно найти для человека простых слов, что нашёлся его отец?», – укорил я себя и пошагал к аптеке, не смотря по сторонам.

Словно на автопилоте, я дошёл до крыльца и открыл дверь. Из коридора вели две двери, слева – в оптику, справа – в аптеку. Я вошёл в аптеку и оказался в зале. Напротив входа во всю стену располагался отдел №2, с окном выдачи, посередине левой стены – застеклённая касса, вдоль правой стены – другой отдел, тоже за стеклом, с двумя окошками. В дальнем правом углу между отделами имелся проход в подсобные помещения и, очевидно, туда, где делали лекарства.

За кассой сидела жёлтоволосая смешливая пышка, которая громко хохотала, отсчитывая кому-то сдачу. Она окинула меня проницательным взглядом с ног до головы, – от заляпанных грязью ботинок до рюкзака и головы, с которой я заранее снял балбеску, и, оставшись довольной мной, отвела глаза. Народу было немного, но мне казалось, что на меня смотрят все, хоть пирамидон в кассе пробивай. Я встал в очередь в рецептурный отдел, непринуждённо засунул руки в карманы куртки и стал нервно мять перчатки.

Мною заинтересовались быстрее, чем я ожидал.

– Давайте рецепт, молодой человек.

– Зачем?

– Что зачем? Это рецептурный отдел. Что у вас?

– Извините, мне нужна Кулешова.

– А зачем вы в очереди стояли?

– Я… забыл рецепт у врача.

– У врача? Это что-то новенькое, – женщина в белом халате посмотрела на меня так, будто решала, не отправить ли меня к врачу. – Эх вы, молодёжь, собранности вам не хватает. Сейчас позову, – она покачала головой и ушла туда, где готовят лекарственные формы.

Через минуту сотрудница вернулась на место, а я отошёл в угол и повернулся к окну.

Лена Кулешов вышла в зал в белом халате минут через пять и оказалась прямо передо мной, со спокойным ожиданием глядя на меня и мой помятый вид, но я не думал о том, как сейчас выгляжу. Наверное, я вообще ни о чём не мог думать, и молча смотрел на неё, совершенно не чувствуя, как летят эти важные секунды, и даже потом не мог вспомнить, сколько их истекло. Быть может, если бы моё оцепенение длилось всего мгновенье, девушка подумала бы, что в ожидании её я о чём-то глубоко задумался, но время для меня остановилось, и я продолжал смотреть на неё в упор, не сводя глаз. Я был поражён той, которая стояла рядом, и, казалось, что знал её всегда. Я не зря побывал на краю света, чтобы найти воплощение Флоры фон Раден-Берлиц. Конечно, она была не той, которую я видела в трансе у доктора. Ей можно было дать на вид года 22, хотя я знал, что она моложе меня на пару лет. У неё был идеальный рост, очень складная фигура и русые волосы. Её душа, словно светилась через глаза. Мне никогда не снилось её лицо, но она была лучше, чем я мог представить, и в эти секунды я даже вспомнил своё изречение о лицах некоторых характерных актёров, – если человека с такой внешностью не было бы на свете, его следовало бы выдумать. Её природную красоту не могла бы скрасить ни одна косметика, её движения были просты и заставляли любоваться. Её причёска, ногти на руках были ухожены так, как мне нравилось. В ней была какая-то уютная гармония души и тела, и всё, что я разглядел в ней за эти секунды, тронуло меня до глубин души.

Меня вернул в аптеку её удивительный, успокаивающий голос, который, как и глаза, открывал её душу, которую я хорошо знал, – странно, но когда я вернулся в реальность, первое, что я заметил, на нас никто не обращал внимания, как будто прошла всего одна секунда или две...

– Извините меня, вы, наверное, приехали издалека?

– Ну... да... но вы на работе. Знаете, вам бы отпроситься сегодня. Лучше на весь день.

– Подождите, пожалуйста, я скоро вернусь.

– Да, конечно.

Лена ушла, а я был совсем сбит с толку. Сколько же времени мы смотрели друг на друга? Минуту? Две? Или три? Ведь она тоже смотрела на меня всё это время, ожидая каких-то внятных слов. Она даже не спросила, кто я, небритый со вчерашнего утра мужик в не совсем начищенных ботинках, и зачем её искал. Может быть, она тоже почувствовала что-то особенное или догадалась, почему я здесь? Ведь любой человек хочет знать, по какой причине к нему пришли. Попробуй, рыпнись в любую столичную дырку, враз начнут с «откуда, куда, зачем». А что я ей скажу? Что путь к её аптеке пролегал через дальние-дальние страны? Надо было как-то перейти к новости о её отце, но как, я пока не знал.

Лена вернулась быстро и сразу сказала, что отпросилась до завтра. Она была в скромном элегантном пальто, которое сидело на ней грациознее, чем мантия на королеве, не говоря о «вешалках с подиума». На плече её висела небольшая сумочка. В её голосе не было ни нетерпения, ни любопытства, и всё было естественно, будто муж зашёл к жене на работу, чтобы вместе идти домой.

– Идём? – спросил я.

– Идём, – ответила она, точно рассчитав интонацию, и в этот миг я понял, что мы не будем на «вы» уже никогда.

Не сговариваясь, мы перешли на другую сторону к двум церквам напротив аптеки и свернули в центр.

– Лена, как называются эти церкви?

– Лазаревская и Антипьевская. Хочешь, сходим к Торговым рядам? – разумеется, она понимала, что её имя было известно мне до того, как я приехал в Суздаль и пришёл к ней.

– Конечно, я там ещё не был.

Можно было сделать так, чтобы она сама спросила о цели моего приезда, например, сказать, что я здесь впервые, но я решил подождать. От того, что мы скажем и услышим в ближайшие минуты, будут зависеть две судьбы.

– Извини, я не назвал своё имя. Александр.

– Очень приятно, Лена, – она улыбнулась и посмотрела мне в глаза, – дескать, другого имени, кроме уже известного мне, у неё нет.

И опять точно выверенная интонация. Это было непостижимо. По ста причинам! По тысяче! Хотя бы потому, что кому-то иногда бывает страшно от того, что он мог бы не приехать в этот город, не пошёл бы этой улицей и не постучался в эту дверь. Попробуйте сами увести незнакомого человека с работы, не сказав, куда и зачем, и не услышав вопросов, зачем и куда. Знаете, есть такие мужья и жены, которые обсуждают эти вопросы каждый день, – как с америкосами, заверяющими в мирном сосуществовании и миролюбии.

Мы дошли до кафе, которое называлось «Бальзаминов дворик». Часы показывали четверть третьего.

– А я случайно не оставил тебя без обеда? Мы могли бы сюда зайти.

– Нет, мы уже обедали на работе. А ты?

– Меня твоя соседка Варвара Тимофеевна чаем с печеньем напоила и сказала, что ты на работе. Это, наверное, Центральная аптека?

– Коллектив большой, двадцать человек. Все друг друга хорошо знают, привыкли. Правда, раньше всё было по-другому, а потом стало напоминать магазин.

– Магазин?

– Цены на лекарства растут, мы их не поднимаем, но тогда вмешиваются конкуренты, – к ним же никто не приходит. Нет, ничего хуже, чем спекулировать на человеческом горе и беде. Когда начинается грипп, тоже поднимаются цены, и нам стыдно смотреть людям в глаза.

– Уж так всё устроено, что крайнего дядю не найдёшь.

– Мне нравится работа, но больно смотреть, как старики отдают последние копейки за лекарства, когда им нечего есть. Они же не стоят таких денег.

В прошлой жизни она жалела персонажей «Фортуната и его сыновей», – подумал я.

– А чем ты занимаешься на работе?

– Изготовлением лекарств, составлением договоров с поставщиками. Химиком-аналитиком начала работать, когда заочно окончила пермский фармацевтический институт. Там же училась моя начальница, Нина Александровна. Обычно мы работаем в две смены по два человека.

Мы прошли угол квартала, – здания отдела внутренних дел, и поравнялись с краем Торговых рядов. Между тротуаром и этим зданием росли большие деревья, а дальше начиналась Торговая площадь.

– Да уж, слова про аптечный и образовательный бизнес звучат дико, – сказал я.

– Медицина не может быть бизнесом, ведь здоровье зависит от Бога, а не от лекарств.

– И с образованием то же самое. У нас до сих пор не понимают, что оно не может быть услугами, иначе бы, для начала поменяли терминологию, хотя, кажется, в ней разбираются не хуже нас.

– Я тоже так думаю, но на что поменять?

– Заменить слово «бизнес» словом «Дело». Чистая лавочка. Присядем?

– Давай. Бизнесом называют всё – от лекарств до наркотиков.

– Как и флеш-мобом, – от массовых беспорядков до детских утренников. Абсолютный раздрай в башке.

– Как ты думаешь, почему?

– В основу жизни заложен принцип, по которому честным быть невыгодно и оставаться трудно. Не важно, понимали ли это кремлёвские деятели 90-х или нет, созданная ими модель работает за них. А сегодня пытаются устранить внешнюю разруху, не думая о разрухе в головах.

– Тогда ничего нельзя изменить, пока работает модель.

– Ну, как-то так. Но если есть принцип, по которому честным быть невыгодно, значит, существует и диаметрально противоположный, а иначе, приходишь к выводу, что Мироздание тоже строил какой-то кремлёвский деятель. Монастырь может жить по своему уставу – это дело добровольное, а в отдельной стране установить свои порядки нельзя, – потому Россию и сопровождали катаклизмы.

– Интересная идея, только не маленькая, вблизи не рассмотреть.

– Не маленькая, поэтому будут спотыкаться об неё и делать вид, что её нет. В действительности, ответ в смысле всего и вся. В начале прошлого века его скрыли за бездушием тел, теперь самый надёжный способ его скрыть – навязать обществу потребление, а для него требуются деньги, к которым легко сводится главный смысл.

– Ещё интереснее. Выходит, есть то, о чём никто не знает?

– Ага, решение на поверхности. То, что не двигает людьми, не прошло через их черепную коробку, а коробка для шляпы это место зарождения мыслей, в том числе, и навязанных. Это по Марксу, согласно достижениям института Мозга. Поставщикам навязали аптечный бизнес, они и зарабатывают. Бизнесом стало даже получение взяток чиновниками.

– Хорошо, а почему нельзя навязать «правильные» мысли?

– У Ленина же не получилось. Ну а поскольку в природе есть принцип или закон, по которому честным быть выгоднее, чем нечестным, остаётся его найти.

– Я поняла. Можно ждать, пока колесо истории до него доедет, а можно просто его найти и по нему жить. Найти и положить в черепную коробку, правильно?

– Не без этого. То, что не прошло через коробку, не будет двигать телом. Если этого не сделать, в жизни всё останется так, как всегда. Знаешь, пару лет назад у меня на работе сложились такие обстоятельства, что я ничего не мог изменить, и сильно разозлился. У нас в институте несправедливо обидели одного заслуженного человека. Все это понимали и знали, кому это было выгодно, но промолчали. В итоге, выяснилось, что бурю в рукомойнике затеяли из-за денег, которые некоторые мужи не могли поделить. Обстановка на кафедре стала неблагоприятной, и я перешёл работать в другое место. Не хотел видеть дрязги и сплетни каждый день.

– Да, включишь телевизор и видишь, что это превратилось в род занятий.

– Бытие всё ещё определяет сознание. В Москве – это образ жизни, как говорят социологи и психологи. Я тогда даже выплеснул негодование на бумагу, и, наверное, правильно сделал, потому что нельзя всё время на что-то злиться и носить в себе.

– Ты помнишь, что написал?

– Помню. Сейчас...

Среди мирской обычной суеты

Я подлецов разглядывал черты,

Но оказалось, в нашей суете,

Что подлецы давно уже не те.

Всё изощрённее становится язык

И всё труднее клеить им ярлык.

Не в том беда, что трудно распознать,

Мы научились крыть и потакать.

Деля людей на чуждых и своих,

Мы для себя легко отыщем их,

Но позабыв про совесть и мораль,

Считаем, что их где-то, в чём-то жаль.

– Ты выбрал особенные рифмы и очень искренне написал. Странно.

– Что?

– Когда я говорила, думала о том же самом. А какой предмет ты преподаёшь?

– Историю.

– Всегда любила её. Было интересно знать, чего добивались люди.

– Ну, и как-то я заметил, что её пишут задним числом, как бы, рассказывая, как пролетел вчерашний день, и совсем не говорят, куда катится этот голубой вагон, где весело поют, что сегодня было лучше, чем вчера, а завтра будет лучше, чем сегодня. Разве что одна Церковь не скрывает, что куда идёт. На Земле всё закончится Концом Света и Всеобщим Воскресением Подсудимых для Страшного Суда, но при такой нехватке времени длиной в одну короткую человеческую жизни только успевай потреблять, – а вдруг чего не дохапал. Ещё пройдёмся?

Мы поднялись со скамейки.

– Я не верю, что душа живёт на земле один раз. Тебя смутили мои слова? – Лена посмотрела на меня.

– Нисколько. Из-за того, что в нас вдолбили, что до Конца Времён никто не реинкарнирует, мы и не можем приблизиться к смыслу всего и вся. Кому-то очень выгодно, чтобы мы думали, что душа не возвращается на землю, потому что тогда сразу станет понятно, что потребление не может быть главным смыслом жизни. Повторность рождений определяет иное миросозерцание.

– А в чём он, смысл?

– В постижении загробной тайны смысла земной жизни и Божьего Закона, писаного в совести. Проблема философов в том, что у них в кармане два вселенских закона, – один церковный, об одноразовом одухотворении, а второй о неодухотворённой стоеросовой голове, и оба липовых. А проблема человечества в том, что ему принудительно навязали веру в одноразовую земную жизнь души до того, как оно освободилось от принуждения. В результате, в возвращение нашего вечного индивидуального «я» в материальный мир не верит никто. Исключениями можно пренебречь, так как вера должна быть всеобщей, как в скорый вечный рай или коммунизм.

– Ты имел в виду отделение Церкви от государства и свободу вероисповедания во всё, что хочешь?

– Да. Свободу веры разрешили, продолжая скрывать первозданный закон Христа. Что значит объявить свободу веры в оба липовых закона, спрятав первозданный? Ложь. А ложь лишает правды и образует состав принуждения. С верой материалистов в загробное небытие произошло несколько иначе, – от неё освободились после развала СССР и власти КПСС, но материалистов, верующих в отсутствие души, немало и сейчас. Вроде, не глупые люди, а ходят со стоеросовой головой. К обоим учениям об одноразовой жизни нашего «я» относятся по-разному. Я нашёл слова апостола Павла о постижении Божественного через ослабление кар и наказаний по мере перевоплощений на земле.

– Мне интересен твой вывод.

– Оба липовых учения – продукт тёмных сил. Они повлекли ленинскую революцию, ельцинский капитализм и запустили Всемирную Историю кувырком. В нашей стране было две «одноразовых» идеологии. Мне осталось сравнить их с третьей и придти к выводу о её подлинности.

– И кто же, по-твоему, виноват?

– Думаю, «стыдливость». Во времена Политбюро ЦК КПСС в секретных лабораториях душу «стыдливо» называли «полевой структурой», а при дореволюционном клерикализме попам было «стыдно» говорить, что душа возвращается на землю совершенствоваться, иначе, её не за что сажать в вечный ад.

– Вот это да!

– Что-то не то?

– У тебя получилось, что если два известных всем закона неверны, правильным будет закон возвращения души в тело ради достижения какой-то важной цели. Если человек не может поступиться этой целью ради того же потребления, значит, это и есть тот закон, о котором должны знать все. При мне ещё никто не делал таких открытий. Разве это не тот закон, по которому выгодно быть честным?

– Гм… ну, значит, как-то так. И потом, реальное возмездие ожидает в новой телесной оболочке за прошлые жизни на Земле, а Церковь отрицает и прошлые, и будущие телесные жизни вечной души. Фактически, от человека, который считает, что честно жить не выгодно, скрываются три вещи: обретение святости, как конечного состояния реинкарнирующей души; кармическое возмездие в настоящей жизни за прошлую и возможность воздаяния за настоящие проступки в жизни будущей. От веры церковников остаётся только вечность адского огня, которая противоречит закону множественных перевоплощений души. Нас заставляют думать, что святые стали ими за одну жизнь. Тебя не смутили мои слова?

– Совсем нет. Как же можно стать святым без переселения душ? Удивительно, что этого не замечают.

– Ты считаешь это утверждение глупостью?

– Да, только не вижу смысла спорить с батюшками. Мы с папой раньше много разговаривали на эту тему. Он изучал западную и восточную философию и не только преподавал живопись, но и участвовал в реставрации церквей. У него было немало знакомых среди священников, – она вздохнула.

– Мы уже дважды прошли вдоль Торговых рядов туда и обратно, и я у неё спросил:

– Лена, а вон у рядов стоят две церкви, как они называются?

– Воскресенская и Казанская. Смотри, бабушки ещё торгуют. Им приятно посидеть, день тёплый. Ты когда-нибудь слышал про наш «День огурца»?

– Да, конечно, это же город самых вкусных огурцов!

А мы шли и шли по Суздалю, городу, где растут самые вкусные огурцы на свете и где устраивают по этому поводу весёлый праздник – «День огурца», без политики, кумача и обязаловки. Мы уже сменили несколько тем, а беседа наша скользит, как лодка под лёгким ветерком, будто мы давным-давно знакомы, наговориться не можем, и не хочется останавливаться. Мы спустились с лесенки Торговых рядов и свернули на улицу Кремлёвскую, а я всё никак не могу сказать Лене о самом главном, о чём она, вероятно, и думать перестала, хотя, как о таком забудешь?

У здания ЗАГСа, не доходя сотни полторы шагов до белокаменного Кремля с голубыми куполами, я, наконец, решился.

– Лена, я хотел сразу сказать тебе, зачем приехал. В феврале я случайно столкнулся на улице с твоим отцом, и только недавно смог выяснить, что его зовут Дмитрием Афанасьевичем. С ним всё в порядке, но у него амнезия, утрата памяти, и, видимо, давнишняя. Прости меня, я просто не знал, как тебе об этом сказать. Я не мог сообщить об этом в аптеке, развернуться и уйти. Мне надо очень много тебе сказать.

– Папа жив?! Где он? – она повернулась ко мне.

– Сначала он лежал в институте Склифосовского, потом его перевели в филиал центра Сербского. Пойдём обратно, я провожу тебя до дома и по дороге всё расскажу.

– Я поеду к нему.

– Обязательно. Адрес я взял с собой. Там условия санаторного типа, в них могут находиться только те, кто в состоянии себя обслуживать, я узнавал. Мне сказали, что шанс вернуть память есть всегда, а там работают специалисты с мировыми именами. Лена, ты не волнуйся, твоему отцу нужен покой. Мы попробуем всё – и встречи с близкими, и фотографии, но если бы вернуть память было так просто. Я обещал его лечащему врачу из Склифа, что найду его родных, и он сказал, что это тоже будет много значить.

– Саша, как ты меня нашёл? – она впервые назвала меня по имени.

– Вчера вечером мне позвонил мой хороший знакомый из Владимира, Гриша Кирий, и сообщил мне данные о твоём отце, о тебе и адрес на Советской улице, где вы жили. Я решил ехать утром, потому что с понедельника у меня опять будет много занятий, вот я и приехал сегодня.

– А как папа оказался в Склифе?

– Ты знаешь, где Одинцово?

– Где-то недалеко от Москвы.

– Да, полчаса до Белорусского вокзала, я там живу. 16 февраля я поехал к брату, а вечером, когда возвращался домой, переходил в центре Москвы улицу. Передо мной шёл мужчина. Ну, и какой-то водитель на «жигулях» задел его. Вызвали «скорую», я поехал с ним, он был без сознания и вряд ли меня запомнил. Травмы оказались серьёзными, лечение было длительным. Через несколько дней доктор сказал мне, что у мужчины нашли амнезию, и он останется на излечении. Потом я уехал, меня не было в Москве два месяца, а неделю назад, когда вернулся, доктор из Склифа сообщил мне, что твоего отца перевели в Сербского. Во всяком случае, доктор заверил, что физическое здоровье пришло в норму.

Мы с Леной шли медленно, и я видел, что она о чём-то серьёзно задумалась.

– А как ты смог узнать, что это папа?

Этого вопроса я ждал в первую очередь. Рассказывать сейчас Лене про поездку в Шато-конти, спиритический сеанс мадам Буати и прослушку на вилле её дяди во Франции было бы чересчур.

– Когда работники «скорой помощи» несли твоего отца в машину, из его пальто выпал конверт. Я подобрал его, положил в карман и поехал в Склиф, а когда вернулся домой, нашёл его.

– Конверт?

– Да, письмо в конверте, только очень старое, из Франции. Оно было в прозрачном полиэтиленовом пакете.

– Из Франции? – задумчиво переспросил Лена.

– Да. Письмо было отправлено из поместья Мелье некой Жозефиной на имя Борисовой Элен в город Мелекесс в марте 1915 года. Название французского города стёрлось, но позднее текст письма удалось восстановить и перевести. В нём упоминалось несколько имён – дед Филипп, Жюль, Прасковья, Антуан и Элизабет.

– Это письмо было у папы. Борисова Элен – это прабабушка, Елена Антоновна Кулешова, меня назвали в её честь. Другие имена я слышала от родителей, только имени Прасковьи не помню.

– Прасковья Борисова жила в том маленьком городке на Волге. У наших родственников в Одессе сохранился адрес в Мелекессе – улица Сударинская, 10. По этому адресу в 14-15 годах прошлого века проживала моя прабабушка – Мария Антоновна Борисова, и тот же адрес был на конверте Жозефины. Я обратил внимание на конверт из-за этого. Мари и Элен были сёстрами, француженками. Ты знала об этом?

– Да, я ещё от родителей слышала, что у прабабушки была сестра Мари, которая умерла в России, в ту войну. Моя прабабушка умерла в 1975 году.

– А моя – в 1966-ом. Они потеряли друг друга и прожили долгую и трудную жизнь, но это ещё не всё. В пакете, который я поднял, находилась маленькая вырезка из газеты. В ней сообщалось, что в деревянном доме на улицы Красноказарменной был пожар, и в огне сгорели два человека. Ни названия газеты, ни города, ни фамилий, ни номера дома, – он стёрся.

– Саша, – она снова назвала меня по имени, – это были мои дедушка Афанасий и бабушка Раиса. Они погибли в марте, а через два месяца пропал мой отец, – она чуть не заплакала и прильнула к моему плечу. – А через два года умерла мама, она была очень хорошим врачом. Мне было так тяжело.

Мы остановились на тротуаре недалеко от её аптеки. Я обнял её. В этом минутном безмолвии и шорохе падающей листвы слилось всё – утешение в потере близких людей, желанность нашей встречи и надежды на будущее.

– Спасибо тебе.

– Всё будет хорошо, Лена. До дома твоей тёти Кати осталось с полчаса. Давай подумаем, что ей сказать, а я пока расскажу, как я тебя нашёл.

– Тётя Катя обрадуется. Она его обожала.

Мы перешли улицу Нетёку.

– Кстати, почему Нетёка?

– Если без исторических подробностей, когда-то давно по ней не текла вода.

– Смешно, мог бы и сам догадаться. Славянское название – не политизированное... И вот на этом французском конверте я заметил номер телефона с кодом неизвестного города и имя с отчеством. Дозвонился, трубку сняла женщина во Владимире. Имя и отчество принадлежали её покойному отцу, которой работал путевым обходчиком. Приехал к ней, у неё сын оболтус, ездит на бензиновом драндулете и смотрит телерекламу крутящихся колёс. В общем, этот Генка отвёз меня к какому-то деду Митричу, который жил недалеко от Боголюбского монастыря и мог бы что-нибудь рассказать. Этот Митрич вспомнил, что в тот год, на день Победы со своим приятелем, отцом той женщины, собирался на рыбалку. Он рассказал, что на берегу реки Нерль, у самой воды, нашёл хорошо одетого мужчину. Он был без сознания, имелись травмы. Эти рыбаки вызвали «скорую», и его увезли в больницу.

– Он сказал, в какую?

– Сказал. На улице Горького, но мне там ничего узнать не удалось. 9 мая того года в 23.50 в неё был доставлен мужчина с сотрясением головного мозга и множественными ушибами. Состояние быстро пришло в норму, он мог разговаривать, узнавал персонал и вёл себя адекватно, но своего имени и адреса не помнил, а документов при нём не нашли. В общем, медики констатировали амнезию в результате ряда травм, и через несколько дней больной попросил одежду и ушёл, не сняв бинты. Ниточка оборвалась, но я подумал, что могу использовать ещё одну возможность.

– Как долго ты меня искал… – еле слышно прошептала Лена.

Мы перешли площадь, где находилась городская и районная Администрация, и остановились у входа в Художественное училище.

– А вот это папино училище.

– Я знаю, Лена. Медсестра владимирской больницы, с которой я разговаривал, сказала, что Дмитрий Афанасьевич оставил впечатление сильного и благородного человека. Знаешь, сколько добрых людей помогали мне найти тебя? Всё будет хорошо.

– Что было потом, Саша?

– В тот день я продолжил поиски во Владимире. Красноказарменную улицу уже снесли, поэтому я посетил городскую службу территориально-строительного планирования. Я нашёл на плане эту улицу и поехал туда, но увидел только пустырь. Найти людей, живших по соседству, было невозможно, но мимо проходила какая-то бабушка, она и подсказала мне адрес бывшего участкового Гриши Кирия, который жил в многоквартирном доме напротив. Он рассказал мне всё, что знал, и оставил ночевать, а на следующий день начинались майские праздники, и я вернулся домой. Кирий назвал мне номер сгоревшего дома на Красноказарменной улице и имена тех, кто в нём жил, – Афанасия Васильевича и Раисы Максимовны, – родителей Дмитрия Афанасьевича и Валентина Афанасьевича Кулешовых. Он также помог мне установить московский адрес и телефон Валентина и то, что твой папа значился в адресном бюро умершим и выписанным. Мне довелось побывать в доме твоего дяди, он жил на Рублёвском шоссе. От него я узнал только одно – о смерти его брата, Дмитрия Афанасьевича, что совпадало с тем, что узнал Кирий. Дядя сказал, что его брат умер, и родственников у него нет.

Я замолчал, чтобы Лена могла осмыслить услышанное. У меня не было никакого морального права говорить ей о том, что её дядя заживо сжёг своих родителей и заказал убийство её отца.

– Твой папа находился в больнице Склифосовского до моего отъезда. Ну, а потом я уехал, а когда вернулся, попросил Григория Михайловича найти родственников твоего отца по-прежнему месту жительства. Оказалась, что твой отец вовсе не умер, а был объявлен умершим, и у него есть дочь.

– Я всегда чувствовала, что папа жив.

Думая о случившемся в жизни Лены, я хотел, чтобы она могла выговориться и ей стало чуточку легче, чтобы она думала о встрече с отцом, отвлекая себя от тяжёлых мыслей. Она нисколько не подозревала, какую роль в её драматической истории сыграл дядя, Валентин Кулешов. Мы всё шли и шли по улице Ленина, вдоль полуоблетевших деревьев и газонов, покрытых золотом осени. В палисадниках домов краснели ягоды рябины – вся улица горела красным огнём, и, хотя эта красота предвещала холодную зиму, она обещала сохраниться в нашей памяти навсегда.

– Дядя Валя всегда хотел быть бизнесменом и давно уехал в Москву. Он почему-то не любил семью, даже не хотел общаться с братом и родителями и совсем был не похож на своих родственников, а теперь... теперь никто не знает даже его адреса...

Я подумал, что адрес дяди Вали как раз хорошо известен, – очень престижное кладбище, эксклюзивный гроб, элитный участок с уникальным сооружением на нём.

– Лена, я хорошо понимаю тебя, потому что видел этого человека. Бог не делит уголовников по телогрейкам и галстукам, и теперь ни в твоей, ни в моей жизни его нет.

– Сначала погибли дедушка с бабушкой, потом исчез папа и умерла мама. За два года я потеряла всех. А дядя Валя даже не приехал, когда не стало мамы, а когда папа пропал, хлопотал, чтобы через год его признали безвестно отсутствующим, а потом умершим. Не хочу о нём говорить, мне до сих пор не по себе от последней встречи. Теперь, кроме тёти Кати, у меня никого нет... Саша, мы скоро придём.

На углу улицы Пожарского, напротив Смоленской церкви, на столах и в бревенчатом киоске торговали медовухой и сувенирами. Мне хотелось закричать или прошептать Лене, что она больше никогда не будет одна, но я взял её за руку и слегка сжал её.

– Скажи, папу искали?

– Да. У него было какое-то дело. Я слышала, как дня за два он говорил маме, что должен встретиться с кем-то во Владимире.

– С кем?

– С какими-то спонсорами, которые обещали помочь в реставрации церквей. Дядя Валя в это время ненадолго уезжал за границу. Ещё я знаю, что спонсоры сами позвонили отцу о встрече. Это было накануне дня Победы, а мама с утра заступила на дежурство в больнице и сменилась на следующий день. Я говорила обо всём Денису Андреевичу, и он сказал, что тоже думает, что это случилось во Владимире.

– Кто это?

– Начальник уголовного розыска, майор. Дело завели в Суздале, но у нас слишком маленький город, спокойный. Потом он говорил, что отца видели в каком-то селе московской области. Туда ездили, но никого не нашли и решили, что обознались, а имени того мужчины выяснить не смогли.

Мы уже повернули на Большую Скучилиху и прошли метров двести.

– И где тут у вас маленькое круглое болотце?

Лена улыбнулась.

– Сейчас увидишь.

Резной петушок на крыше и дуб у голубенького дома были заметны издали. К дереву из-за штакетника наклонилась рябина, за забором был сад. Из дома на улицу выходили четыре окна, правее находились калитка и ворота. Лена открыла калитку и пропустила меня. Навстречу нам с радостным визгом бросилась собака и стала облизывать хозяйку.

– Тихо, тихо, Мольберт, свои пришли. Саша, не бойся, он не кусает.

Собака и впрямь была разноцветной, как мольберт художника, – чёрного, белого и коричневого цветов. В дальней части двора я заметил собачью будку и поленницу.

На крыльцо из дома вышла женщина лет за пятьдесят, в спортивном костюме и жилете.

– Здравствуйте, молодые люди! – радушно поздоровалась она

– Катя, у нас гость издалека, с хорошей новостью.

– Добрый день. Александр или просто Саша, – назвался я.

– Екатерина Анатольевна, тётя Лены.

– Очень приятно, Екатерина Анатольевна.

– Катя, папа нашёлся!

– Ой, Леночка, Господи, как же это... – она поднесла руку к сердцу.

– Только не волнуйся. Папа в Москве, здоров, но у него потеря памяти. Саша рассказал, как нашёл его и нас.

– Господи, Саша, вы видели Дмитрия Афанасьевича? Что с ним?

– Я видел его до того, как его перевели в Сербского. Я оставлю вам адрес и телефон, и вы сможете к нему наведаться. Доктор сказал, что самочувствие у него нормальное.

— Да что же я на улице вас держу? В дом, в дом заходите, руки мыть, вы же с дороги, да не кормленный. Ай-ай-ай, вот же какое дело…

Мы зашли в прихожую, я помог Лене снять пальто, она стянула с шеи косынку и дала мне тапочки. Екатерина Анатольевна захлопотала на кухне, а мы с Леной пошли мыть руки.

– Садитесь, садитесь ребята, – пригласила к столу она. – Сейчас будет чай, а потом сядем ужинать, – она повернулась к Лене, – Леночка, надо ехать, Нина Александровна тебя отпустит. Завтра и поезжай, Сашу положим в дальней спальне. Саша, не волнуйтесь, у нас места хватит всем.

– Катя, я поеду сегодня, ещё пяти часов нет. Завтра суббота, люди поедут в Москву. Лучше сейчас, а утром я буду у папы.

– Куда же ты, на ночь глядя, да ещё и одна? Саша, вы, наверное, хотели Суздаль посмотреть, у нас оставайтесь.

– Нет-нет, Екатерина Анатольевна, я поеду с Леной. Я только для этого к вам и ехал. Пусть будет так, как решила Лена, так будет лучше.

– Хорошо, Леночка, езжай, правильно. Я позвоню Наде, чтобы тебя ждала. Надя – это моя старшая сестра, она живёт в Москве, – объяснила она.

Лена промолчала, но я уже твёрдо решил, что мы поедем ко мне, а я отправлюсь ночевать к брату, и никаких вторых вариантов не допущу.

– Вы уж, Саша, пожалуйста, нашу Леночку не бросайте, проводите, время-то позднее.

– Ни за что не брошу. Мы позвоним, когда доберёмся, вы не волнуйтесь.

– Катя, Сашу надо накормить, он приглашал меня в кафе, а я отказалась.

– Всё, всё поняла, ставлю борщ со сметаной, галушки и компот. Постойте, смотреть альбом уже некогда, я принесу фотографию Димы, Юли и Леночки.

Екатерина Анатольевна вернулась с фотоснимком и положила его на стол.

– Это было за год до исчезновения папы, – пояснила Лена.

На снимке была запечатлена семья в домашней обстановке – Дмитрий Афанасьевич, симпатичная женщина, мама Лены, и Лена, которую было не трудно узнать.

– Это Дмитрий Афанасьевич, сомнений нет, – сказал я.

– Всё, Катя, накрывай, я пошла собирать сумку. Позвони вечером Нине Александровне, попроси оформить неделю, скажи, я в Москве.

– Позвоню, не волнуйся. Не забудь фотографию и паспорт. Свитер теплее возьми.

– Хорошо. Саша, пойдём, я покажу тебе дом.

Мы вышли из кухни в коридор.

– Ты, правда, не хочешь остаться в Суздале? – тихо спросила она.

– Правда, Лена. Я ещё вчера знал, что поеду к тебе, и нашёл бы тебя, где бы ты ни жила.

– Вот здесь у нас зал, из него вход в спальню. А вот это проходная комната, справа ещё одна спальня, а слева папина мастерская, – Лена открыла дверь. – Заходи, тут всё осталось так, как было при папе.

В мастерской не было ни пылинки, окно её выходило в сад. В углу стоял ящик с кистями и красками, у стены – небольшой диван, стол и стул и несколько пустых рам. Остальное пространство занимали две подставки с подрамниками для холста и картины, которые были везде – лежали на полу, висели на стенах и стояли у стен. Над столом, на гвоздике висела палитра с засохшими красками белого, чёрного и коричневого цветов, – по окрасу собаки, встретившей во дворе.

– Папа хотел написать Мольберта?

– Да, подбирал краски.

– А что на этих мольбертах?

– Там две картины, – она сняла с них полотняную ткань и убрала на стол. – Мы их не снимали. Пойду, соберусь, хорошо?

– Я посмотрю их и накрою.

Обе картины меня поразили. На первой был портрет мужчины со знакомым до боли лицом. Это был помощник звонаря Михаил Яковлевич, с которым я познакомился несколько месяцев назад в электричке из Можайска. Он был изображён в звоннице, колокольне собора, стоя, будто выбирал, в какой колокол ему ударить. Вторая картина поразила ещё больше. Мне показалось, что я впал в состояние барана, который смотрит на новые ворота, не находя сил оторвать взгляд. На полотне хорошо угадывались, как бы спящие человеческие лица с полуоткрытыми глазами. Силуэты тел, будто длительное время находившихся без движения, полускрывала серо-голубая дымка, выписанная в сложной гамме различных тонов. Она окутывала фигуры этих полуспящих или пробуждающихся людей и открывала бесконечность дальнего плана сцены. И, наконец, самым удивительным было изображение далёкой и одновременно близкой Земли, – такое, какое возможно, если смотреть на неё из космоса. На этом изумительном полотне не было космического корабля, но он бы послужил лишним намёком на то, о чём и так можно было догадаться. Познания художника, создавшего такой шедевр, простирались куда дальше воплощённого им замысла. Это объясняло мне, почему Лена не верила в одноразовую жизнь души на Земле…

– Где вы, молодёжь? Пожалуйте за стол, остынет, – услышал я голос из кухни и завесил мольберты полотном.

Лена собрала небольшую спортивную сумку и переоделась, – в джинсах и свитере она выглядела восхитительно.

Когда мы расселись за столом, Екатерина Анатольевна сказала:

– Лена, расскажи Саше, как мы в сентябре ездили в Москву разгонять тоску.

– Лучше ты расскажи, у тебя смешно получится.

– Ладно. Приехали мы, значит, на выходные к Наде, а утром, в субботу, решили съездить на рынок, поискать туфли на слякоть. Идём по рынку, примеряем, всё не то, в конце концов, нашли. С продавцом расплатились, он нам всё в коробки упаковал, завязал и в пакеты положил. Мы уже уходить собрались, а продавец – кавказец, говорит, а ну, женщины, дайте мне ваши туфли обратно. Мы подумали, размеры напутал или две правых положил, коробки открыли, а он взял по одной, и так, двумя левыми туфлями свой товар и перекрестил. Сказал, чтобы быстрее продавался.

Мы рассмеялись.

– И смех, и грех. Сегодня же Покров, большой праздник. Пусть ваша дорога будет лёгкой.

– Екатерина Анатольевна, я видел в мастерской Дмитрия Афанасьевича портрет звонаря, вы его знаете?

– Его многие знают, Михаилом Яковлевичем зовут. Человек душевный, никогда в помощи не откажет. Как-то, прошлый год, целую машину дров мне наколол. А вам он знаком, Саша?

– Я ехал с ним в электричке в Москву где-то в конце зимы, так и познакомились. Михаил Яковлевич возвращался в Суздаль, я помог ему дотащить до вокзала коробку. Он говорил, что у него был знакомый художник, и его жена спасла ему жизнь.

– Да, Саша, – вздохнула Екатерина Анатольевна, – Юля, мама Леночки, была хорошим хирургом, от Бога. Царствия ей Небесного.

– Папа закончил этот портрет незадолго до исчезновения, а потом сказал: «А напишу-ка я нашего Мольберта, каким он будет, когда вырастет, а потом сравним», – добавила Лена.

– А вторая картина?

– Он хотел написать её много лет. У неё два названия – «Застывший материалист», и «Пробуждение», – я тебе обязательно о ней расскажу.

– Ну, что же, вам пора, думаю, доберётесь.

– Спасибо, – сказал я, вставая из-за стола.

– На здоровье. С Богом. Вы, Саша, за Леночкой присмотрите.

– За это не беспокойтесь, я не отпущу её ни на шаг.

Я помог Лене надеть куртку с капюшоном, и мы вышли во двор, где к нам сразу подбежал Мольберт.

– Пока, дружище, – он лизнул мне руку.

Екатерина Анатольевна проводила нас за калитку и помахала рукой.

– Лена, автобус до автостанции ждать долго, а пешком до неё далеко, – сказал я и взял из её рук сумку, – где стоянка такси?

– Дорого же.

– Ну, точно не дороже денег. До города 26 километров, значит ехать с остановками почти час, ещё полчаса прождём автобус. Куда идти?

– Лучше к парку, где вечный огонь, стоянка за ним.

– Ясно, нам в центр.

Мы ускорили шаг, и дошли до улицы Ленина. Нам надо было идти тем же путём, каким мы шли к дому, но я рассчитывал, что встретится такси. Транспорта не было, до парка дошли за полчаса с лишним. Я подбежал к такси и спросил водителя:

– Свободны?

– Да.

– Тогда запрашивай взлёт. Жэ дэ вокзал.

– Понял.

Мы с Леной сели сзади и пристроили сумку с рюкзаком.

– Как вы думаете, в Москву попадём?

– А куда вы денетесь? Попадёте.

– Ну, давай. Одно колесо здесь, другое там.

– Мы доехали за полчаса и побежали смотреть табло отправления поездов.

– Есть Новый Уренгой до Курского вокзала и Нижний Новгород до Ярославского. Раньше на Курский приходит электричка, до неё двадцать минут. Электричка?

– Да.

Я взял билеты и перевёл дух.

– Всё. У нас первый путь. Где он?

– Вон там, вниз не нужно.

Мы прошли на перрон.

– Где Москва?

– Там.

– Идём к началу поезда, от него ближе к метро.

– Идём.

Через десять минут мы уже сидели в полупустом вагоне, устроив вещи над головой.

– Повезло.

– Конечно, ты такой молодец. Я столько времени провела на вокзалах, когда ездила к тёте Наде. И когда приезжала, и когда ждала электричку, иногда очень поздно.

– Я тоже часто бывал на вокзалах в позднее время и подолгу гулял. А ты случайно не помнишь даты, когда приезжала и ждала электричку?

Лена посмотрела мне в глаза.

– Нет, но это было много раз, – засмеялась она, засмеялась так, что не хотелось отпускать её ни на шаг.

– Лена, почему ты не спросила меня, зачем я пришёл?

Она ответила тихо и очень серьёзно:

– Потому что, когда увидела тебя, поняла, что это важно для нас.

– Я долго смотрел на тебя в аптеке?

– Не больше минуты, – она опять улыбнулась, – как и я. Наклони, пожалуйста, голову.

Она коснулась губами моего уха и прошептала:

– Ты забыл, что мы снова на Земле.

Слова были похожи, если не на удар током, то на наваждение или сон. Я слышал голос родной души, которая в прошлой жизни сообщила о переходе за черту миров:

Ты видишь: и солнце, и звёзды

Нам светят над чистой водой,

Но это не сон и не грёзы,

Нас нет уже, милый, с тобой…

Это был момент посмертного смятения наших душ, о котором я бессознательно написал в стихах про разлучение души с телом и могильный камень. Две развоплощённые души видят ум друг друга насквозь, им не мешают физические обличья, светские условности и тысячи земных причин. Ощущение, захватившее меня с первой минуты знакомства с Леной, было столь явным, что я невольно закрыл глаза, и вновь услышал её голос, не выходивший из головы:

– Саша, ты сегодня рано встал. Поспишь? Обещаю честно сторожить.

За окном электрички уже сгустились сумерки.

– Нет, что ты, я вспомнил картину, ту, на мольберте... череда застывших лиц, уходящая куда-то вдаль...

– У папы не одна картина о тонком мире.

– А почему она называется «Застывший материалист»?

– Мне больше нравится «Пробуждение». Эти люди стали, как бы, жертвами собственных ограничений на Земле.

– Они верили в посмертное небытие и бездушие тел?

– Да. Нам воздаётся за любую привязку к материальному, и в новом воплощении приходится её преодолевать.

– Как это происходит?

– Свойства внутренней жизни человека переносятся в тонкий мир и возрождаются в виде воображаемых ограничений и непреодолимых преград. Если люди придавали значение земным искусственным меркам, в духовном, естественном мире они будут страдать.

– Искупить вину можно только на Земле?

– В новом теле.

– Но ведь из этого следует, что Церковь тщательно скрывает источник страданий и путь искупления вины, прошлую и будущую жизни души...

– Внутри Церкви это понимают, но вынуждены так поступать. Ты же сам мне объяснял это днём.

– Люди страдают на Земле и вне Земли, процесс искупления кармы сопровождается земным хаосом, выданным за величие истории и героизм обманутых людей. Рамки однократности жизни допускают бесконечность жизненных смыслов, не давая осознать суть вещей, а Церковь всегда права. Ты видишь в этом «не суди – не будешь судим»?

– Это только констатация, она не опасна.

– Расскажи, пожалуйста, о картине.

– Такое посмертное состояние относится к наиболее тяжёлым.

– Но люди же не впервые возвращаются в духовный мир, неужели, это не меняет их сознание на земле?

– Они недостаточно работают над собой в обоих мирах, их духовное сознание развивается медленно. Материалист, находясь в грубом мире, не в состоянии это осознавать, а изменение духовного сознания возможно только в телесной оболочке. На земле кажется, что ушедшие становятся всезнающими, но это не так, – потусторонняя жизнь всего лишь продолжение земной жизни. Поэтому люди, которые не верили в реинкарнацию на земле, и после смерти могут не знать, что много раз жили в телах. Человек, не знающий о том, как действует Закон, лишает себя возможности получать ответы в духовном мире. Состояние его Духа не побуждает к постижению истины, и в том же состоянии он облекается в новое тело.

– И на земле всё повторяется вновь: люди встречаются и сбивают друг друга с толку... но не могут же они не помнить свою последнюю жизнь после смерти?

– Они помнят её довольно ясно, но всё, что было раньше, осознаётся смутным, чем-то похожим. Каждая жизнь во плоти имеет свои задачи, что важно понимать. Нужно всегда сохранять сознание и память, с момента перехода в другой мир, и восстанавливать воспоминания о прошлом – это помогает строить своё будущее. Человеку, думающему, что он умрёт и не вернётся, трудно строить его, а это главное в его самосовершенствовании.

– Я читал, что прошлые жизни вспоминаются, как станции, пройденные путешественником.

– Конечно, и надо прикладывать к этому усилия. На Востоке говорят, что пока вы не понимаете, что входите и выходите из плотной материи, вы никогда не научитесь преодолевать материю. Как тут опять не вспомнить Церковь, правда? – Лена посмотрела мне в глаза.

– Уже вспомнил.

– Хочешь, скажу, почему?

– Конечно, хочу.

– Ты чётко объяснил себе все причины, почему она так поступает, и, поскольку у тебя сильно развито рациональное начало, не можешь согласиться ни с одной из них. Тебе это кажется абсурдом, но так считаю и я. Фальсификация Закона преследовала совсем другую цель, вследствие чего первоначальная цель была утрачена.

– Да. В противном случае абсурдом следует признать религии Востока, до которых не дотянулась рука фальсификаторов. Священники стараются обходить эти вопросы стороной. Ведь одно, сказать, что реинкарнации нет в христианстве, а другое, – громко заявить, что её нет вообще. Начинается лавирование вокруг отличия религий, чтобы умолчать про верообразующий закон. Сначала я думал, что священники не понимают, как их увиливание бросается в глаза, а потом дошло, что для сокрытия лжи просто нет слов.

– Многие жители Востока, для которых вера в перевоплощение души естественна, вспоминают свои прошлые жизни потому, что были уверены в возможности их помнить. Это позволяет освобождаться от пут материи.

– Например, от пут рекламы, кредитов и мнимого успеха в мирской суете. Есть немало тех, которые считают переселение душ недоказанным и недоказуемым, как будто Церковь спит и видит, как его доказать.

– А чем доказать закон Церкви о том, что душа приходит на землю один раз? Тем, что так говорит Церковь? Дети лет до 5-7 часто рассказывают родителям о прошлых жизнях, а мамы принимают это за фантазии и загоняют внутрь. Когда такие рассказы поощряются, активизируются подсознание и память ребёнка. Точно так же важно, чтобы в реинкарнацию верили родители, это помогает настраивать сознание. Мне знакома одна семья, в которой сын стал материалистом, потому что его родители были потомственными материалистами, – у них дома есть «Настольная книга атеиста», в которую заглядывают всей семьёй.

– Чаще всего материалисты оправдываются тем, что материализм не мешает им жить.

– Они не могут сказать ничего другого.

– Я уверен, что Дмитрий Афанасьевич верит в реинкарнацию.

– Одна из его прошлых жизней прошла в тибетском монастыре. Он давно говорил мне, что знает о своих прежних воплощениях. В это верила и моя прабабушка Лена.

– Моя прабабушка Маша была медиумом и даже знала свою судьбу.

– Почему ты улыбнулся?

– Вспомнил. В средневековой Европе супруги могли быть из разных стран, главное, чтобы они были одной веры, – они должны были перекрещиваться. Я подумал, как быть, если один супруг верит в одноразовую телесную жизнь души, а другой – в бездушное тело, загробное небытие и диалектический материализм. Отсюда видно, что мы ещё недавно жили в Средневековье. Известно, что Ленин был знаком с восточной религией.

– Иначе, он не смог бы со знанием дела написать труды по материализму. В него же верили по-настоящему, особенно, когда ушли старшие поколения.

– Это значит, что люди, поверившие в его материализм, в буквальном смысле ощущали себя стоеросовой головой, что «помогало» им жить. Один человек погрузил в спячку целую страну, одну шестую часть суши, и был признан Великим Гуманистом и «вечно живым».

– Этому и была посвящена картина «Пробуждение». Люди находятся в состоянии глубочайшего сна, их лица лишены выражения, и душам, которые приближаются к ним, не удаётся их разбудить.

– Это те, которые отрицали своё бессмертие?

– Да, они отрицали всё – отделимость своего сознания от тела, вечность своего «я», кармическое воздаяние в цикле рождений и смертей, и верили только в безжизненность материи. Мужчины и женщины остаются в бессознательном состоянии для нового воплощения. Однажды я спросила папу, что теперь с ними будет. Он сказал мне такое, что я запомнила его слова на всю жизнь. Чтобы вырвать их из этого состояния, необходимо противодействовать силе, которая держит человека в таком сне. Для этого надо нарушить зарок, который человек наложил на свою душу, требуя для себя бессознательности и уничтожения.

– Значит, нужна воля?

– Воля Учителя. Для пробуждения необходима серьёзная причина, например, проявление добра в прошлом воплощённой душой. Тогда Учитель встаёт между добрым поступком и законом причин и следствий, который человек самовольно привёл в действие.

– Что ему говорят?

– Ему говорят: «Душа человека бессмертна». Наверное, это длится какое-то время. Существо, внешне мёртвое, без признаков жизни и выражения на лице, испытывает непреодолимое повеление, приоткрывает глаза, и тогда ему говорят: «Встань!». Тело не имеет веса, но по его лёгкой оболочке видно, что для выполнения повеления требуются усилия, чтобы вырваться из состояния летаргии.

– Он сразу приходит в себя?

– Это происходит постепенно. Слова, обращённые к нему, напоминают о его прошлом, о заблуждениях в своих представлениях и о том, что смерти нет. Ему говорят, что небытия нет, есть только закон, побуждающий душу вступать в плотную материю и выходить обратно.

– Так же, как наше сознание выходит из сна в бодрствование?

– Подходящее сравнение, но пробуждением дело не ограничивается. После возвращения сознания человеку объясняют его положение, и Учитель передаёт его одному из своих учеников.

– Для закрепления?

– Да, ученик делает это до тех пор, пока понятия вечности и бессмертия души не запечатляются прочно в сознании.

– То есть в духовном сознании запечатлевают то, что в христианских церквах признают тяжкой ересью, за которую веками предавали проклятьям, и не только им. А потом?

– Это тоже поразительно. Проснувшийся возвращается на Землю. Он должен будет убеждать сомневающихся и неверящих в вечности и бессмертии.

– Ты специально сказала, вместо «неверующих» «неверящих»?

– Ты же понимаешь разницу. Равновесие нарушенной правды может быть восстановлено тогда, когда человеку в новом воплощении удастся обратить к сознанию бессмертия столько людей, сколько он совратил. К этим поступкам относится распространение материалистических идей о смерти, но я думаю, учитывается тяжесть вызванных последствий. В любом случае, богословская наука и официальные институты Церкви не могут этого признавать.

– Удивительно. Если бы римские попы не завертели своей урезанной доктриной, Человечество давно бы разобралось со своим предназначением на Земле. Вот ещё одно сослагательное наклонение. Я хочу спросить тебя о том, о чём много думал в последние месяцы. Что могло бы произойти, если бы истинный Закон во всей полноте был бы доведён до всех, скажем, с первого числа или с понедельника?

– Люди бы начали поступать так, как велит их сердце и разум, как позволяет уровень развития их душ. Мы все несовершенны, но ведь главное – строить свою жизнь в правильном направлении. Понятиями вечного ада и загробного небытия можно манипулировать по своему усмотрению, а Закон сохранения и изменения духовной энергии в колесе рождений и смертей один на всех. А пока верующие и неверующие поступают, исходя из того, что их сознание находится на Земле один раз, и им не придётся возвращаться в тела. Такая искусственная посылка гарантирует множество производных идей и произвольных поступков и мешает постигать единство Божества. Хаос в обществе проще всего объяснять «недостаточным воцерковлением», тогда как его объясняет истинный Закон.

– Я думал так же, как ты. Всё это следствие того, что Церковь издавна «приватизировала» духовный мир ради монополии власти на земле.

– Знаешь, возможно, самые счастливые люди в духовном мире – это живописцы.

– Почему?

– Папа рассказывал мне, что субстанция тонкого мира настолько невесома и пластична, что легко преобразуется в формы, которые может позволить творческое воображение. Там тоже создают замечательные картины. Многие художники стараются передать свои полотна внутреннему зрению художников на Земле и радуются, когда это удалось. Он говорил, что подобное происходит в любом творчестве, например, с открытиями, техническими изобретениями или поэмами. Может быть и так, что поэт «проигрывал» её в мире первообразов до тех пор, пока его земной собрат вырастал на Земле, чтобы воплотить произведение в жизнь. Всё, что нужно сделать истинному творцу, – найти подходящего человека на Земле и передать ему вдохновение…

Я вспомнил ночь перед тем, как побывал у могильного камня Густава и Флоры. Меня преследовали строки поэмы «Ворон» Эдгара По, и у меня не было сомнений, что это произведение было написано во взаимодействии двух миров.

Лена наклонила голову и прислонилась к моему плечу. Я обнял её и не шевелился оставшийся час пути, чтобы не разбудить. Я думал про этот длинный день, про нас и завтрашний день, и так, под стук колёс, мы доехали до Москвы.

Электричка прибыла на Курский вокзал.

– Мы приехали? – Лена открыла глаза.

– Да, всё хорошо, – я набросил рюкзак и подхватил сумку.

Мы дошли до метро Курская и спустились вниз.

– Саша, мы куда?

– Ко мне.

– Только надо позвонить тёте Наде и Кате.

– Обязательно.

Мы вышли на Белорусской кольцевой, и нам опять повезло, – через несколько минут мы уже сидели в одинцовской электричке.

– Ты помнишь, какое метро рядом с папиной больницей?

– Преображенская площадь. – Я достал листок с адресом, – вот, смотри. Филиал центра Сербского, улица Потешная. Этот телефон отвечает с девяти утра. Надо садиться в последний вагон из центра и выходить на Преображенке в сторону Краснобогатырской улицы.

– От метро далеко?

– Не очень, около километра, идти пятнадцать минут. На обороте маршрут. Сначала надо пройти Преображенскую церковь, Префектуру, затем Каначикову дачу, ой, больницу Ганнушкина, и дальше будет филиал. Вход через проходную. Возьми, пожалуйста, я помню адрес.

Полчаса до Одинцова пролетели как трамвайная остановка. Мы быстрым шагом дошли до дома и застали лифт на первом этаже.

– Мы дома, Лена, – я снял с неё куртку, – проходи. Это кухня. Вот моя ржавая раковина, чайник и холодильник, он забит до потолка. Телефон в коридоре, номер московский. Это твои ключи, – я положил их у телефона.

– Ты хочешь уйти, Саша?

– У меня есть ещё одно спальное место. Тебе будет удобно здесь, – я положил на диван одеяло, постельное бельё и полотенца.– Лена, я не хочу, чтобы ты в чём-то стесняла себя. Я поеду к брату, не был у него с тех пор, как вернулся в Москву. Буду утром, постараюсь пораньше. Справишься?

– Хорошо. Я понимаю тебя. Просто не хочу, чтобы ты уходил, уже поздно.

– Завтра увидимся, всё равно надо спать. Так, рюкзак возьму с собой. Пожалуйста, позвони своим и не забудь про холодильник – в нём найдёшь всё.

– Да. Не беспокойся.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи. До завтра.

Я захлопнул дверь и влетел в лифт. Теперь надо было как можно быстрее попасть к брату, что в принципе, было не так и далеко.

Дверь открыла братец.

– Что-нибудь случилось?

– Ну, ты прям как дежурный по МЧС.

– Надеюсь, не на вокзалах гулял?

– На вокзалах? Там вообще нечего делать, – сдерживая ликование, ответил я. – Я был в Суздале.

– Как он?

– Сен-Тропе отдыхает.

– Есть, пить или спать?

– Спать.

– Утром поговорим.

– Абсолютный консенсус.

Перед тем, как провалиться в сон, я подумал о Лене и вспомнил, что золотой кулон из Франции так и остался во внутреннем кармане рюкзака.

* * *

- В чём состоят миссии воплощённых Духов?

«Наставлять людей, помогать их развитию, улучшать их деяния прямыми и материальными средствами; в то время, как Дух очищается чрез воплощение, он и в этом виде содействует исполнению целей Провидения. Каждый имеет свою миссию на земле, потому что каждый может быть полезен в чём-нибудь».

- В чём может состоять миссия людей добровольно бесполезных на земле?

«Есть действительно люди, живущие только для себя и не умеющие быть полезными ни в чём. Это - бедные, достойные сожаления существа, потому что дорого искупят они свою добровольную бесполезность; скука и отвращение к жизни часто бывают для них наказанием, начинающимся ещё здесь, на земле. Это позже они поймут все невыгоды своей бесполезности и сами будут просить возможности вознаградить потерянное время».

- Люди, имеющие важную миссию, предназначаются ли к этому прежде своего рождения и знают ли об этом?

«Иногда знают; но чаще всего это бывает им не известно. Они являются на землю с какой-то неясной целью; миссия их обнаруживается после их рождения и смотря по обстоятельствам. Бог направляет их на путь, на котором они должны исполнить Его предназначения».

- Когда человек делает что-нибудь полезное, бывает ли это исполнением прежде возложенной на него миссии или же он может получить миссию непредвиденную?

«Не всё, что человек делает, бывает результатом предназначенной миссии, он часто бывает орудием, которое Дух употребляет для исполнения того, что находит полезным. Например, Дух находит, что нужно написать книгу, которую он бы написал сам, если б был воплощён; он ищет писателя, наиболее способного понять и исполнить его мысль, даёт ему понятие и руководит им при исполнении. Нужно заметить ещё, что во время телесного сна воплощённый Дух сообщается непосредственно с блуждающим Духом, который может рассуждать с ним об исполнении его плана».



Книга Духов

* * *

На следующее утро брат подвёз меня к метро, но как я не торопился, всё равно опоздал. Лены дома уже не было, диван был собран, на кухонном столе лежала записка: Саша, я у папы. Всем позвонила, завтракала, пожалуйста, не волнуйся, буду к вечеру. Лена. Она была написана на тетрадном листе, который вчера мне дала Варвара Тимофеевна, и, значит, вчерашний день не был сном. Я открыл холодильник и закрыл, сел на табуретку и встал, потом залез в шкаф, вытащил надувной матрас, одеяло и подушку и отнёс их в кухню. Мне осталось только «подпоясаться» и доехать до ближайшего метро, чтобы пересесть в последний вагон в сторону Преображенской площади. Главное – быстро добраться до метро, Лена, наверное, уже в пути или подходит к проходной...

Выскочив на Преображенке в сторону Краснобогатырской улицы (какой из Ильи Муромца пролетарий, да ещё красный?), я забежал в магазин, купил фруктов, йогуртов с булочками и Савраской помчался на Потешную улицу. Медицинские учреждения занимали площадь между набережной Ганнушкина и Потешной. Свернув на неё, я дошёл до пятиэтажки из силикатного кирпича и увидел на другой стороне проходную. Слева от неё были решётчатые ворота, по обе стороны – каменный забор, выкрашенный в белый цвет.

Вход через проходную загораживала вертушка. Просьба о проникновении без согласованного повода влекла заведомый отказ. Главное, чтобы запал поперечного «вершителя судьбы» иссяк до того, как его отказ примет необратимую форму и заставит лезть через забор под видеокамерой или искать более сговорчивых людей.

– Здравия желаю, – с негражданского приветствия начал я. – В Сербского лежит пациент, у которого сейчас находится его дочь. Вы могли бы пропустите меня к ним?

Ничего сложного: два понятия, одно суждение, требующие посильного умозаключения о нехватке данных для принятия решения.

– Как фамилия больного?

Логично – налицо готовность помочь.

– Видите ли, он пропал без вести несколько лет назад и утратил память об имени и прошлой жизни. До сегодняшнего дня его считали умершим.

– Как я вас пропущу, если вы не знаете, к кому идёте? – без тени озабоченности положением в Гондурасе обезоружил вахтёр.

Тоже логично, но трижды глупо и нахально. Он трижды намеренно пропустил сказанное мимо ушей, – проигнорировал, что пациент не помнит своего имени, к нему уже прошла дочь, и два родных человека встретились, спустя годы. Это отнюдь не доказывает, что он не способен служить вахтёром, потому что указывает на обратное. Слышали о парадоксальном мышлении? Например, то, что, якобы, делается для людей, всегда оборачивается против них, потому что всегда хотят, чтобы так было всегда. Как говорят знающие люди, в России живём.

– Извините меня, пожалуйста, я что-то «плохо не понимаю», как могу помочь вам пропустить меня, если назову фамилию больного, не известную даже ему?

– Никак.

– Что же мне делать? А может быть, вам помогут его приметы? Точно! – я просветленно хлопнул себя по лбу, – приметы нельзя забыть, их же видно в зеркале! – радостно осенился я, чтобы прикинуть, сколько в нём мозгов.

– По приметам не положено.

Елдырин какой-то! Кто бы сомневался, что держава вяжет только фирменные веники.

– А в чём проблема? В том, что вы пропускаете только к больным, которые помнят свою фамилию, или в том, что пропущенный посетитель никого по приметам не нашёл? – я не оставил ему ни одной лазейки для возражений, но он уже догадался, что я перестал изображать дурачка.

– Не положено, приходите в понедельник.

Наверное, я слегка перестарался и дал ему почувствовать себя идиотом, и, значит, на моё «извините» и «пожалуйста» он уже начхал, как и я на его правила в радиусе ста лет.

– На «не положено» в некоторых случаях, знаете, что кладут? Вы только что пропустили к пациенту его дочь. Что вы тут голову морочите понедельниками? Её фамилия Кулешова, как у отца, она у вас записана, значит, я их найду, – максимально напористо ответил я.

– А почему вы приехали не с дочерью?

Охренеть! Оказывается, в дурку запускают парами. Может, так и спросить?

– Она иногородняя, ей дорог каждый час, а я приехал, как смог. Не скажете, во сколько она прошла?

– В девять. Кто они вам?

Вопрос стандартный и очень надёжный, – типа «А кто ты, блин, такой?» Исконно русская формула отношений, подразумевающая «статусность» персонажей картины «Боярыня Морозова». Это та, которую зверски замучили из «христианских побуждений» за неправильно сложенные пальцы, причём, в полутора часах езды от Москвы.

– Мы близкие друг другу люди. Отца после многих лет неизвестности сегодня нашла дочь, и в эту минуту мы должны быть вместе. Вы, правда, не понимаете, какое событие произошло в нашей жизни, или прикидываетесь социопатом? Ну, свяжитесь с дежурным врачом, если он дежурит не только по понедельникам, вам объяснят, – у меня в запасе была ещё пара аргументов до того, как лезть с авоськами через забор, и я навис над ним тучей, не собираясь уходить.

Я мог бы изувечить его самомнение жёстче, чем на райкомовских случках, хотя бы за то, что плевал на людей и без объяснения причин выставлял меня прочь. Эти вон, как их назвать, чтобы не обидеть нынешних преемников, – советские коммунисты, взыскивали с подчинённых за бездушное отношение к заявлениям и письмам трудящихся, а сами безнаказанно волокли к стенке проповедников милосердия и души и завещали преемникам гениальный материализм.

– Ладно, у вас есть паспорт?

– Вот.

Проще под шизу закосить – скорее прокатит. Чиновника-ярышку столетиями дрессировали отказывать просителю, чтобы не гневить кормильца. При Иване Грозном жалобами ходоков топили кремлёвскую печку, а обращение «Не вели казнить, вели слово молвить» эволюционировало в «Разрешите доложить». Помните, как у Чехова маленький чиновник нечаянно начхал мокротой на лысину большого, пришёл домой и умер от угрызений совести? А вы говорите «братья во Христе», любовь к народу, отеческое отношение помещиков, разлучавших семьи крепостных. Вера основана, в том числе, на объективных последствиях греха, попам мешал проповедовать истину вечный огонь под сковородой.

– Извините, а Кулешову пропускали лично вы?

– Нет, мой сменщик, – не отрываясь от записей, ответил вахтёр.

Первый же уточняющий вопрос чиновника требует от вас такого ответа, который автоматически затачивается под формальное основание отказа, даже если не является прелюдией к вымогательству. Этот поганый, якобы, неизвестно откуда взявшийся менталитет, веками держался на двух прогнивших аксиомах: одноразовом Божьем рабе и первичности государства над людьми...

– Всё? Могу идти?

– Да.

– Спасибо.

Крылатый парадокс «от Черномырдина» о том, что «хотели, как лучше, а получилось, как всегда», отгадывается единственным путём. Чего бы ни за хотели черномырдины, «как всегда» будет выходить до тех пор, пока постславянская парадигма превращает человека в одноразовый расходный материал Его Преосвященства и Его Величества короля. Кураж больших и маленьких недоумков, наделённых правами над людьми, будет продолжаться до тех пор, пока критическая масса общества не увидит между ним и лживой парадигмой прямую связь. Принципиальная разница между манипулятивным поповским и естественным первозданным законами на Земле столь же трудноразличима, сколь и двусмысленность постулата «Всякой власти от Бога» над одноразовым и реинкарнирующим рабом, однако загробный смысл власти и духовной эволюции на Земле определяет не манипулятивный, а естественный закон. Спрашивается, почему поп предпочитает истине галиматью?

За проходной на шестах висела схема территории, на которой располагались филиал НИИ психиатрии и больница имени Ганнушкина, с десяток зданий, или корпусов. Отделение экзогенно-органических расстройств находилось в конце, за больничными зданиями. Я прошёл почти двести метров прямо и свернул направо, пройдя ещё не меньше ста, и решил найти приёмный покой или регистратуру.

Лену и её отца я встретил у лечебного корпуса номер 10. Дмитрий Афанасьевич был выше среднего роста, одет в демисезонную куртку, кепку и чисто выбрит.

– Здравствуйте, Дмитрий Афанасьевича, я тоже к вам.

– Папа, это Саша. Без него я бы не нашла тебя. Он ехал с тобой в «скорой» в институт Склифосовского, это было зимой. Ты помнишь его?

– Здравствуйте, очень приятно. Да-да, помню, – ответил Дмитрий Афанасьевич, к нашему удивлению. – Когда носилки вытащили из машины, я ненадолго пришёл в себя. К сожалению, лицо узнать не могу, – виновато улыбнулся он.

– Саша вчера приехал за мной в Суздаль и привёз в Москву.

Отец Лены кивнул, но было видно, что он опасается задать какой-нибудь неловкий вопрос.

– Очень благодарен вам, что вы нашли моих родственников.

– Папа, послезавтра к тебе приедет тётя Надя, она живёт в Москве, – видимо, Лена уже говорила про сестру матери. – А через неделю приедет из Суздаля её младшая сестра, тётя Катя, и привезёт одежду, которую ты носил, и твою любимую книгу. Все твои картины находятся в её доме, в твоей мастерской, и мы будем вместе их смотреть.

– Хорошо, дочка, мы обязательно их посмотрим. Знаете, иногда меня тянет взяться за кисть, но пока доступен карандаш.

– Мы привезём тебе альбом для рисования и карандаши, – пообещала Лена.

Мы отошли от корпусов центра имени Сербского, и медленно прохаживались по дорожкам между зданиями больницы. Лена терпеливо рассказывала отцу про Суздаль и родственников, напоминала ему разные случаи из жизни, говорила о его друзьях и работе. Скорее всего, она уже сообщила ему о смерти Юлии Анатольевны, но о его родителях и брате не стала упоминать. Со стороны было заметно, что Лена старается навести отца на мысль, что его жизнь протекала спокойно, в окружении близких ему людей, которым он дорог, несмотря ни на что. Когда встречаются два приятеля, которые не виделись несколько лет, они обычно спрашивают о жизни друг друга. Дмитрий Афанасьевич ориентировался в событиях жизни, хотя старался больше слушать Лену, и, если что-то спрашивал, то лишь уточнял.

– Папа, какой у тебя режим?

– Врачи советуют прогулки, хороший сон, и избегать стрессов. Какие же стрессы могут быть в санаторных условиях? В комнате со мной живёт ещё один мужчина – вместо того, который выписался месяц назад. Ты не беспокойся, дочка, здесь хорошо, я уже привык.

– Папа, тебе всегда было хорошо дома. Потерпи немного. Когда у тебя обед?

– В час.

– Уже почти час. Может, ты пойдёшь, а мы с Сашей тебя подождём?

– Хорошо.

– Дмитрий Афанасьевич, возьмите, пожалуйста, – я протянул ему пакет с фруктами, – вы же зайдёте к себе.

– Спасибо, спасибо. Куда же так много? Соседа угощу. Вы тоже сходите пообедать, а если я вернусь раньше, подожду.

– Увидимся здесь же, перед твоим корпусом, – сказала Лена.

– Мне повезло, – сказала она, когда Дмитрий Афанасьевич ушёл, – меня не хотели пропускать даже с паспортом. Хорошо, что сегодня дежурит один из папиных врачей, – его наблюдают невролог и психиатр, Павел Викторович. Я попросила его предупредить, чтобы завтра пропустили.

– Мне тоже повезло, сначала не пускали. Ты говорила с врачом?

– Я не знаю, что делать. Я с ним долго разговаривала, шансов очень мало, – у неё выступили слёзы. – Папа смотрит осмысленно, задумывается, иногда кивает на то, что я говорю, но видно, что он этого не помнит. Когда врач привёл меня к нему, я его сразу узнала, а он меня нет.

– Другого не могло быть. Что сказал врач?

– Сказал папе, что его нашла дочь, реакция была нормальной. Потом мы пошли с Павлом Викторовичем в кабинет, и он рассказывал мне про амнезию. Так называется нарушение процесса запоминания или воспроизведения полученной ранее информации. Папа запоминает всё, но не может вспомнить, что было до его доставления с берега Нерли в больницу во Владимире, о которой ты говорил. Я напомнила ему, что он поехал из Суздаля во Владимир на встречу со спонсорами, но он ничего вспомнить не мог.

– Павел Викторович сказал что-нибудь определённое?

– Сказал, что воспоминания могут возвращаться к больному постепенно, но иногда происходит стремительное восстановление всей информации о жизни. Точный механизм дисфункции не известен, возможно, органическое поражение височной доли головного мозга или блокировка нейронных путей.

– Существуют какие-нибудь сроки лечения?

– Сколько времени понадобится на восстановление памяти: день, месяц или год, не скажет никто, и надёжных методик лечения амнезии нет. Папу перевели сюда в августе, а динамическое наблюдение, со слов врача, требует не один месяц.

– Лена, но ведь есть какая-то статистика. Ты спрашивала об этом?

– Конечно. В его случае восстановление может быть спонтанным. При классической патологии и тотальной потери воспоминаний амнезия всегда является временным отклонением. Оно длится от 2 недель до 6-12 месяцев, хотя были случаи возвращения памяти через 5 и 10 лет. А в пожилом возрасте клетки плохо восстанавливаются, – она едва не заплакала.

– Погоди, Ленушка, послушай меня. Шансы есть всегда. А в нашем случае он сохранил бытовые навыки, может заботиться о себе, всё осознаёт и адекватно обращается с окружающими. Ты же знаешь, что отношение к близким проявляется на уровне души, и важно то, что душа к ним испытывает. И потом, он находился вне своей жизни, а теперь вернётся в неё. Это немало. Гипноз пробовали?

– Да, врач сказал, что мозг хранит мельчайшие детали. Воспоминания полностью не утрачиваются, переходят в сферу бессознательного, но гипноз ничего не дал. Обычно используется тактика выжидания, ему назначили нейролептики, ноотропы. Мне не говорили всего.

– Значит, у Дмитрия Афанасьевича утрата всех воспоминаний обо всех событиях прошлой жизни, и он не может вспомнить события до известного нам дня, так?

– Да. Но психический статус и физическое состояние в норме, он адекватен, психика устойчива. Я поняла, что он сохранил основные и профессиональные навыки, других отклонений нет. Он не помнит имя и прошлое, не может осмыслить себя и реальность через конкретные воспоминания. В таком случае пациенты меняют образ жизни и место проживания.

– Они могут полноценно жить, Лена, и жить дома. Для него изменились обстоятельства, нам надо немного подождать.

– В любом случае, папа пробудет здесь ещё не меньше месяца. Павел Викторович сказал, что когда наводящие вопросы человеку не помогают, можно использовать новый ассоциативный ряд из его жизни. Он расспрашивал меня, кто входил в его окружение, какие отношения были, дал мне свой телефон и попросил связаться в ближайшие дни.

– Может быть, попробовать то, что Дмитрий Афанасьевич больше всего любил?

– Он любил маму и меня, своих родственников и работу, и его любили все.

– Ты спрашивала о причинах амнезии?

– Спрашивала. Психотравмирующую ситуацию и опухоль они исключили. Вероятнее всего, черепно-мозговая травма и сотрясение головного мозга.

– Ой, Ленушка, мы забыли про обед. У меня в сумке четыре бутылки йогурта и булочки. Давай прямо здесь?

– Давай. Только немного отойдём.

После возвращения Дмитрия Афанасьевича мы гуляли по территории часа полтора. Лена заметила, что он немного устал, и сказала, что завтра утром приедет опять. Мы проводили отца Лены до его корпуса и направились к проходной.

– Как ты думаешь, врачи помогут? – спросила она.

– Теперь мы поможем врачам, а дома и стены помогут. Посмотри, как он выглядит. Он же здоров. И вообще, первая встреча подействовала благотворно.

– Я тоже так думаю, – Лена взяла меня под руку. – Так хорошо, что ты приехал.

– Твой отец – сильный человек, это видно по тому, как он смотрит и говорит. Завтра воскресенье, мы поедем к нему вдвоём, и ты будешь рассказывать ему про всю жизнь. Больше говори и смейся, а мы будем тебя слушать и спрашивать. На следующей неделе я буду приезжать к вам после занятий, и мы вместе будем возвращаться домой. Тебе холодно?

– Да.

– Побежали, согреемся. Метро близко.

Мы приехали домой к ужину и накрыли стол.

– Саша, можно я после ужина сварю суп?

– А мы вместе сварим его. Лена, доктор что-нибудь говорил о том, можно ли отпустить папу домой?

– Сказал, что это зависит от состояния пациента. Физическое состояние позволяет, но они хотят закончить начатый курс, а потом необходимо пройти обследование. Ещё врач говорил, что они попробуют использовать известные обстоятельства из его жизни, а раньше сделать этого не могли.

– Как отнёсся врач к тому, что ты приехала?

– Очень хорошо.

– Как ты думаешь, папа хочет вернуться домой?

– Хочет, только не как человек, который знает, какой дом его ждёт. Он смог бы жить и у тёти Кати, и там, где жила наша семья.

– Он бы нашёл себе дело. Говорят, в шестьдесят жизнь только начинается, а ему шестидесяти ещё нет. Вот войдёт в мастерскую с окном в сад и подумает: «Сколько же я написал!»

– Я бы очень хотела, чтобы было так, как ты сказал.

– Леночка, по-другому и быть не может. Ты показывала ему фотографию?

– Нет, только сказала, что мамы нет. Врач по фотографии его узнал, но предупредил, что придётся доказывать своё родство.

– Как?

– Не знаю, может быть, с помощью фотографий, документов или родственников. Не думаю, что это будет трудно. В понедельник приду к Павлу Викторовичу, и он всё объяснит. Но у папы нет документов, удостоверяющих личность, и он объявлен в судебном порядке умершим...

– Это значит, необходимо ещё одно решение суда. Надо начать с него и узнать, какие документы будут нужны.

– Я не знаю, как он смог всё вынести.

– Папа говорил, что с ним было за это время?

– Да. Сначала он попал в Московскую область и устроился на лесопилку, где не спрашивали документы. Когда работа закончилась, он чуть было не попал к современным рабовладельцам, которые держали в неволе людей. Потом его приютила какая-то женщина, и он разукрашивал сельские клубы. Это было около двух лет.

– А потом?

– Его поселили при одном монастыре, где он выполнял разную работу и общался с послушниками и монахами. Как-то он увидел икону и понял, что сможет её отреставрировать. Его стали звать в другие монастыри и  храмы, где он расписывал фрески, ему начали привозить на реставрацию иконы из других мест. Он даже написал по заказу несколько картин.

– Лена, он помнит, как оказался в Москве в тот день, когда его сбили «жигули»?

– Настоятель монастыря дал ему рекомендательное письмо к одному влиятельному человеку из Москвы и сказал, что его знакомый посодействует отцу в лечении и решении проблем.

– Это письмо не нашли. Врач из Склифа, Зиновий Петрович, мне бы сказал.

– У него всё украли в троллейбусе в тот день, когда сбила машина, разрезали карман пальто. Когда папа назвал мне фамилию и должность человека, которому было написано письмо, я обомлела. Они были давно знакомы и бывали друг у друга в гостях. Я помню, как он к нам приезжал.

– Ты сказал об этом ему?

– Нет. Но если бы они встретились, можно было избежать большой беды... ой, Сашенька, забыла. Утром я звонила тёте Наде и Кате, они же не знают, что с отцом, и ждут звонка.

– Срочно звони, я тоже хорош, не догадался.

Я услышал, что Лена начала телефонный разговор со слов «всё хорошо» и «звоню от Саши». Вернувшись, она сказала, что ей оформили отпуск на неделю.

– Здесь буду я и тётя Надя, а потом вернёшься ты.

– Мне надо взять отпуск и быть с ним. В Суздале придётся ходить по инстанциям, подавать заявление в суд, идти в ЗАГС, в отдел внутренних дел, может быть, ехать в областной архив. Если всё сложится хорошо, я вернусь в Москву через неделю.

– Лена, сегодня и завтра выходные, в понедельник мы будем знать, какие документы нужны. Мы составим список бюрократических дел и будем расправляться с бумажками по одной.

– Я очень постараюсь всё успеть. Когда я уеду в Суздаль, Катя привезёт отцу тёплую одежду, у него, кроме той куртки, ничего нет. Я хотела отдать ему свой шарф, но он сказал, что у него есть. Катя и Надя обязательно захотят приехать к тебе в гости. Что ты думаешь об этом? – она посмотрела на меня.

– Справимся, – улыбнулся я.

– Тогда давай варить суп. У нас есть большая кастрюля?

Мы сварили суп и убрали со стола.

– Ты сегодня очень устала. Я жаворонок, рано встану и приготовлю завтрак, а ты будешь спать, пока не проснёшься.

– Но я тоже жаворонок, Сашенька, – улыбнулась Лена. – Я не смогу тебя переспать.

– Нам сегодня очень крупно везёт.

Ночью я проснулся от сильного ветра и дождя. Я тихо вошёл в комнату, достал плед и укрыл Лену. Она безмятежно спала, и на её лице была еле заметная улыбка. Я снова лёг и проспал до утра...

В этот день мы с Леной никуда не спешили, я был дома, а у Дмитрия Афанасьевича подошло очередное плановое обследование.

– У папы будет занят весь день. Томография, энцефалография и консультации, – сказала Лена. – Я поеду завтра утром.

– Выйдем вместе, а к обеду я подъеду.

– А что у тебя завтра?

– Всего две пары лекций, и свободен.

– Ты куда-то уходишь, Сашенька? – спросила Лена, видя, что я укладываю в портфель Книгу Духов. – Я с тобой.

– Ну, что ты, без тебя я никуда не уйду. Понимаешь, нам выпал свободный день, и мне надо вернуть эту книгу моему Учителю, Сергею Сергеевичу, – я повесил на шею галстук

– Дай мне. Я завязывала папины галстуки.

Я подошёл.

– А где он живёт?

– У Белорусского вокзала. С площади видно его дом, я иногда машу рукой в сторону его окон. Забавно – столько людей приезжает из разных мест, смотрит на них и не знает, кто за ними живёт. Сделаем ему сюрприз.

– Тогда я тоже одеваюсь. Готово.

– Спасибо. А потом можем погулять.

– Конечно.

Мы вышли из подъезда и повернули к железнодорожной станции.

– Знаешь, где мы познакомились со звонарём Михаилом? Я садился в электричку на этой станции, а он ехал из Можайска и вёз огромную коробку. Мы с ним так разговорились, что дотащили эту коробку до вокзала, откуда он уезжал во Владимир. Неужели это было случайностью? Значит, папа давно закончил его портрет?

– Да, перед тем, как пропал.

– Я к тому, что было бы неплохо, если бы он смог навестить его. Меня удивила его харизматичность и простота, и портрет их передаёт.

– Ты точно его описал. Он смиренно позировал, пока папа этого не добился. Я поговорю с ним, когда приеду в Суздаль. Нужно сообщить коллегам, что папа нашёлся, они тоже его навестят.

– Всё будет хорошо, Лена. Ему необходимо окружение близких людей. Он столько перенёс.

Мы успели на первую электричку после перерыва, и, сойдя на конечной, говорили по дороге о профессоре К;душкине. Я рассказывал Лене, что однажды в перерыв на заседании кафедры Сергей Сергеич высказал интересную гипотезу.

– Ты когда-нибудь слышала про «Историю государства российского» в стихотворном изложении А.К.Толстого? – спросил я.

– Да, читала. Это же там было написано, что кто бы Россией ни правил, опять порядка нет. А что бы он написал, если бы дожил до Революции и пережил Приватизацию?

– То же самое: «Опять порядка нет». Корни нашей разухабистой истории не столько в том, что верхушка не понимает, почему на Руси большинство плохо живёт, сколько в нежелании перестать паразитировать и начать жить на благо большинства. Если наши цари были таким прогрессистами, им ничто не мешало освободить государственных крепостных и подать пример помещикам. Верхушке было выгодно держать население в рабах, – их число доходило до 95 процентов. Откуда взялось рабство? От «диких», не знавших христианского гуманизма славян?

– Исторически, рабство признавалось некараемой данностью, а милосердие к рабу, обязанному проявлять смирение в «должности», – христианством.

– Удобно. Вопрос в другом – сознавала ли верхушка, что антихристианская фикция одноразовой телесной жизни души позволяет элитному меньшинству безнаказанно находить тысячи причин, чтобы игнорировать общее благо и действовать из эгоизма исключительно в своих интересах?

– Можно не сомневаться, иначе, наши батюшки не считали бы реинкарнацию ересью. Внизу власть тьмы, вверху тьма власти – это про что? Про священное право иметь своего раба и поступать из личной выгоды. Эгоизм влечёт карму.

– Тогда открыт главный секрет недееспособности власти, – почему при каждом помазаннике не было порядка, и любое благое решение выходило боком, «по Черномырдину», – «никогда такого не было, и вдруг опять».

– Почему, Саша?

– Думаю, в рамках парадигм одноразовой жизни порядок недостижим, потому что человеку трудно запретить поступать вопреки своим мнимым интересам. Даже те исторические личности, в чьих силах было развенчать фиктивную парадигму, не хотели делать этого в ущерб себе.

– Но тогда теоретическую проблему ты уже решил.

– Я? Как?

– Браво! Ты же сам говорил, что человеку воздаётся в настоящем за прошлое и в будущем за настоящее, – в этом и есть безусловное преимущество подлинного интереса над мнимым, в основе которого лежит эгоизм. Это и скрывалось Церковью. Как она может этого не знать?

– Да, но кроме гипотезы, высказанной Сергеем Сергеевичем, меня не меньше удивили другие слова. Он сказал, что если соскоблить информационные наслоения, – все эти «фейки», «фрики» и «хайпы», которые бесконечно жуют телевидение и СМИ, и сказать правду, она стала бы очень быстро понятна всем.

– Так и есть, только это равносильно практическому решению проблемы.

– Помню, он процитировал строки о князе Владимире и изрёк своё слово, – мол, порядка никогда не было потому, что сбили программу развития народа и подсунули фальшивую «одноразовую» парадигму, никейскую фикцию IV века, а исконной парадигмой была славянская, о реинкарнации. Его гипотеза не давала мне покоя, и постепенно я выучил это произведение.

– Наизусть?

– Угу. Спаситель такого верообразующего закона не приносил. Небеса не могли дать народам Земли противоположные законы, и посему за поповские извращения им приходится отвечать. Кровь и идиотизм не могут оставаться в истории безнаказанными. Растащили Создателя по религиям, и хвалят свою как рыночные торгаши. Ответом на бред является книга, которую я хочу вернуть.

– Им же никто не указ. При Царе нельзя было обсуждать проповеди о вечной преисподней, потому что её объявили национальной идеей, после Революции – потому что отменили вечную преисподнюю, а после Приватизации – потому что Церковь от государства отделена.

– Когда в ряде телепередач обсуждался смысл русской революции, на шоу не позвали ни одного попа. О тысячелетней участи народа пел Шаляпин в песне про дубинушку, которой в 17-ом году ухнули по Самодержавию и национальной идее вечной преисподней. А сегодня некоторые ностальгируют по временам клерикализма и носят между тротуарами портреты Царя.

– В этом нет решения. Народ всегда зависел от элиты, а она никогда не понимала народ.

– Согласен. Но элитой называют тех, кто ставит народные интересы выше своих. Мы имеем не элиту, а каждый раз новое меньшинство, которое по Закону Реинкарнации всегда господствует над большинством в собственных интересах и вписывает его в очередной исторический блудняк, – смуту, раскол, переворот, – не важно, во что. Наша элита симпатизирует Западу с МГИМОшных яслей и никак не возьмёт в толк, что мораль относительна, и абсолютны лишь значения Духа, безвозвратно вознесённого ввысь.

– Тогда у тебя уже есть свой ответ.

– Ну, я думаю, что русскому народу близка грандиозная идея, мечта, ради которой он будет творить для всех; он меньше других тяготеет к материальным благам, которыми всегда был обделён, – на этом сходились многие, кто писал о русской душе. Другое дело, ничего путного народу не предлагали, кроме метлы, которая всегда по-новому метёт, да придворной камарильи, порочнее которой был разве что публичный дом. Славянской идее развития духовного рода через реинкарнацию и жизни для ближних противоречили оба фиктивных закона одноразового «я» – церковный и ленинский. Русская жизнь XVIII-XIX веков – застой, безысходность, тоска, преклонение перед барином и тупость верхов, но и Революция ничего не дала, потому что Ленин придумал ещё одно «одноразовое» фуфло.

– Ты ответил сразу на два вопроса: почему элита не понимала народ, и как им управлять, – душе навязали закон, который она не могла принять. Внутреннему протесту противопоставлялся канон христианского смирения, многовековое нарушение социальной справедливости повлекло народные волнения.

– Вот и я говорю, неотёсанные болваны, – прислуге «тыкали», а в будуаре называли друг друга на «вы». И всё по-христиански: тебя угораздило пожизненно чистить серебро, а нас – на нём жрать. К ним народ с конюшней по наследству переходил. Один Царь, не буду указывать пальцем, в XIX веке так и сказал: народом управлять легко, потому что бесполезно. По-моему, это доказывает недалёкую правоту Черномырдина о том, что «хотели, как лучше, а получилось, как всегда».

– Не зря же русский народ зовут многострадальным.

– О том, что вся еврокультура не стоит одной грустной русской песни, догадался только какой-то Черчилль, который полвека назад хотел оставить воронку от Кремля. Несмотря на то, что народ веками ломали через колено, он сохранил душу, а иначе, откуда в нём столько скрытой печали, фатализма и нерастраченных сил? А кто в поводырях? Князь Владимир, притащивший религию вечной преисподней, и Владимир Ленин со своим «всесильным» учением о загробном небытии и стоеросовой голове. Ты когда-нибудь спрашивала себя, что считать самым тяжким деянием, если богохульство вечного огня и атеизм не относятся к таковым?

– Нет. Это же риторический вопрос.

– По-видимому, не так и важно, что существует часть проповедников, которые не верят в своё «одноразовое» фуфло.

– А что важно?

– Нерушимость установки. Хитрые учения об одноразовой жизни души и бездушного тела определяют современное мировоззрение на Земле. Постулат однократности жизни тормозит духовный, нравственный прогресс тем, что скрывает многократность выхода из материи и возвращения в материальный мир. Ты говорила, что без осознания этого закона нельзя прогрессировать и избавляться от материальных пут. Но тогда возникает вопрос: в силу какого такого добросовестного заблуждения вытирали ноги об Истину так называемые поводыри?

– Не важно, важно то, что это уводило от постижения единства Божества, то есть искажение закона не могло преследовать благую цель.

Незаметно для себя мы вошли во двор знакомого мне дома, и я уже хотел нажать кнопки домофона, чтобы открыли дверь, но в это время из подъезда, где жил Сергей Сергеич, выходила какая-то холёная дама, держа в руках разодетую в бисер и парчу комнатную собачку.

Поднявшись на нужный этаж, я посмотрел на жёлтую пластину дверей: «Профессор К;душкин А.Ф.» «Это его дед», – шепнул я Лене, протянув руку к звонку, но рука невольно застыла. Дверь была немного приоткрыта, и я потянул ручку на себя. Вешалки в прихожей были заняты одеждой, в квартире чувствовалась какая-то необычная атмосфера. В коридор, вся в чёрном, вышла жена Сергея Сергеевича.

– Здравствуйте, Алевтина Викторовна.

– Здравствуй, Саша здравствуйте, – поздоровалась она. – Спасибо, что пришли. Сегодня Сергею Сергеевичу сорок дней.

– Всей душой соболезнуем вам. Извините, мы не знали. Меня не было в Москве больше двух месяцев.

– Он очень ждал и вспоминал тебя. Ничего. Проходите, пожалуйста. Проходите.

Мы разделись, и Алевтина Викторовна ввела нас в просторный зал. За большим поминальным столом сидели человек десять-двенадцать.

– Это самый талантливый из учеников Сергея Сергеевича, – представила она меня, и я испытал неловкость, – Александр.

Я молча кивнул всем, и нас с Леной усадили на свободное место, поставили чистые тарелки и налили водки.

Рядом с вдовой сидели дети – взрослые дочь и сын, по другую руку от неё – Игорь Львович, который нам молча кивнул. Присутствовали также коллеги Сергея Сергеевича и пара знакомых лиц из Академии наук.

Выпили, как принято, не чокаясь. Пока закусывали, обнаружилось, что через двух выступающих в память об Учителе, подойдёт моя очередь, но я уже знал, что должен сказать.

За столом, как водится, говорили о разном, чтобы подбодрить близких, переживавших тяжёлую утрату. Каждому было, что вспомнить о честности и принципиальности Учителя, его вкладе в отечественную науку, и ещё больше о том, как его любили и уважали коллеги и студенты, и о всяких забавных и весёлых случаях из его жизни. Моё внимание привлекло поведение Лены. Она не тяготилась тем, что ей пришлось сидеть с незнакомыми людьми, не проявляла нетерпения и вела себя более чем естественно.

Часа через полтора ко мне подошла Алевтина Викторовна.

– Саша, Сергей Сергеевич оставил вам записку, – она в его кабинете.

– Лена, извини меня, я сейчас.

– Да-да, конечно.

В кабинете Алевтина Викторовна подала мне незапечатанный конверт, я достал записку и прочёл: Саша, если не встретимся, оставь книгу себе. А насчёт «кто виноват?» и «что делать?» ты прав. Я молча кивнул и убрал записку в карман.

– Саша, он закончил труд, но не успел его издать и просил передать его лично вам.

– Да-да, я помню, какой. Когда я был у вас последний раз, рукопись лежала на этом столе. Алевтина Викторовна, вы должны радоваться тому, что он его завершил. Вы не знаете, у Сергея Сергеевича была договорённость с каким-нибудь издательством?

– Да, в папке конверт с электронным носителем. Там же письмо от издателя, адрес и телефон.

– Сделаю всё, чтобы его книга была опубликована.

– Спасибо вам... тебе.

– Это мой долг перед ним. Я всегда звал его Учителем с большой буквы. Вы можете положиться на меня во всём. Прошу звонить мне по любому вопросу, я приеду сразу.

Мы вернулись за стол, и через полчаса Игорь Львович собрался уходить, попросив прощения у вдовы. Мы решили уйти с ним, и пока они беседовали, я подошёл к книжному шкафу и поставил Книгу Духов туда, откуда когда-то взял, – между корешками двух старинных книг. Я помнил слова Сергея Сергеевича о необычной истории этой Книги, – она всегда возвращалась назад, пусть так будет и в этот раз.

Попрощавшись со всеми, мы вышли из квартиры втроём. Оказалось, Игорь Львович поставил свою машину во дворе. Открывая её, он мельком посмотрел на меня, затем на Лену и бросил многозначительный взгляд на меня.

– Присаживайтесь. А давайте-ка, я подброшу вас прямо к дому.

– Игорь Львович, это далеко.

– Одинцово? Говорите адрес, молодые люди.

Я назвал.

– Игорь Львович, как это случилось?

– Последний инфаркт. В начале сентября попал в больницу, и всё. Как у самого дела?

– Был в Европе, износил ботинки до дыр. Очень соскучился по дому, а когда вернулся, сразу приступил к занятиям.

– Так и должно быть, Саша.

– Что вы имеете в виду?

– Встречи, расставания и изношенные ботинки...

Доктор подвёз нас к подъезду. Лена вышла из машины первой.

– Спасибо, Игорь Львович, – поблагодарила она.

– Не за что, – он повернулся ко мне. – Это она. Держись за неё двумя руками.

– Понял.

– На свадьбу пригласите?

– Обязательно. А вы придёте?

– Отложу все свои дела.

Мы пожали друг другу руки.

– Сашенька, всё хорошо, мы вместе, – сказала Лена, увидя моё невесёлое лицо, когда Игорь Львович отъехал.

– Да, Леночка, хорошо, и я верю, что твой папа обязательно вспомнит всё. Если бы ты знала, какого человека мы потеряли. Это был Учитель... я так хотел навестить его вместе с тобой, и опоздал.

– Давай, сходим к нему вместе.

– Мне сказали, как найти. Я только выполню его просьбу, и сходим. Ты устала?

– Я не устану быть с тобой.

– А я устаю, когда рядом нет тебя. Нам нужно сегодня в магазин?

– Только за молоком, но я могу сходить потом.

– Лучше сейчас, я не хочу тебя отпускать...

– … а потом мне помогли восстановить адрес на конверте Жозефины. Я втайне надеялся, что во Франции мне удастся кого-нибудь разыскать, и это поможет выяснить имя пострадавшего, у которого находилось её письмо. К тому времени стало понятно, что Элен и Мари Борисовы являлись сёстрами и проживали в Мелекессе по улице Сударинской, 10. Их связь с Францией оставалась для меня загадкой, и я принял решение о поездке в Шато-конти.

– Саша, там помнили их?

– Более чем. Подожди, пожалуйста, кое-что принесу.

Мы с Леной устроились на кухне, и я хотел рассказать обо всём, опуская ненужные подробности своих злоключений. Я взял с письменного стола незаконченную часть родословного древа и вернулся к ней.

– Это имена родственников Элен и Мари, которые с давних времён проживали в поместье Мелье. Посмотри таблицу.

– А немецкие имена? – Лена указала на Брутвельдтов.

– Отто, Агнес и их младшая дочь Валькирия жили в Германии, а старшая, Эльза, вышла замуж за Жерара Мелье в 1841 году и стала прабабушкой Элен и Мари. Я был на семейном кладбище и видел её могилу. Тебе знакомы чьи-нибудь имена?

— Да. Прабабушка Лена умерла до моего рождения, но многое я слышала от Афанасия Васильевича и Раисы Максимовны, — моих дедушки и бабушки, и от отца. Её сестра Мари умерла от тяжёлой болезни в 1915 году, брат Жюль остался во Франции, а их родители — Антуан и Элизабет, исчезли в России в 1914 году. Про Филиппа и Жозефину я помню потому, что они упоминались в письмах из Франции, которые хранила прабабушка. С именем Эльзы в нашей семье была связана одна необычная история, но она похожа на слухи.

— Эти письма сохранились?



– Нет, сгорели во Владимире, когда погибли дедушка с бабушкой.

– Прости меня.

– Ничего.

– Я должен вернуть то, что хранилось в вашей семье. Возьми, пожалуйста, – я достал из папки полиэтиленовый пакет.

– Это то письмо, которое было у папы?

– Да. И перевод на русский язык. Лена, вот это принадлежит тебе по праву, – я протянул ей золотой медальон в виде сердечка с золотой цепочкой. – Там внутри изображения пропавших родителей Жюля, Элен и Мари.

Лена открыла его и долго рассматривала миниатюры, а потом спросила:

– Во Франции сохранились письма от Мари и Элен?

– Не только сохранились. Их хранили, как самую ценную реликвию, берегли, как самую дорогую память. Мне рассказали о трёх письмах из России.

– Кто, Сашенька?

– Сначала мне придётся сказать, кто живёт в поместье Мелье. Жюль, брат Элен и Мари, был участником французского Сопротивления и умер десять лет назад. Констанция, член семьи, верная любовь Жюля, посвятила меня в историю семьи. Мишу, приёмный сын Жюля, сын русских, погибших в борьбе с фашизмом в конце войны, часто приезжает в поместье, но живёт в Шато-конти. Мишу и Констанция являются исполнителями последней воли Жюля и хранителями памяти его семьи. Кроме них, в поместье живут родственники покойной жены Жюля, Изабель, – супруги и двое взрослых детей. Понимаешь, Ленушка, это очень трогательная история. Констанция любила Жюля всю жизнь, с детства, и часами рассказывала, какой героической личностью он был, как любил свою семью и до последнего вздоха искал пропавших родителей и сестёр. Ты что-нибудь знаешь об их исчезновении?

– Только то, что летом 1914 года они потерялись в России.

– Они поехали в Крым. Началась Первая Мировая война. По дороге поезд остановился, Антуан и Элизабет вышли из него и, по-видимому, были убиты и ограблены каким-нибудь отребьем. Документы и деньги были похищены, и их захоронили в безымянной могиле. Констанция рассказала мне, что первое письмо во Францию Мари написала в декабре 1914 года. В нём сообщалось о том, что родители пропали по дороге в Крым, и они с сестрой не могут вернуться на родину. Так они оказались в небольшом городке, Мелекессе, в котором их приютила Прасковья Борисова, которая вскоре умерла. Она и помогла им стать Борисовыми, а затем они выучили язык. У твоей прабабушки был акцент?

– Говорили, нет. А что было во втором письме?

– Второе письмо было датировано концом марта следующего, 15-го года. Элен написала о смерти Мари. Письмо Жозефины, которое было у Дмитрия Афанасьевича, указывает на то, что она ещё не знала о смерти старшей внучки. Вероятно, произошло непреодолимое стечение обстоятельств, так как Мари осталась в живых. Она находилась в горячке, когда её увёз мой прадед Александр. Элен также сообщила, что бросит дом и поедет в Москву искать друга отца, Жиля.

– Наверное, прабабушка никого не нашла, а потом в Россию пришёл хаос.

– Сёстрам не было суждено вернуться в родное гнездо. Ответственность за вступление России в войну и русскую смуту лежит на царе-придурке, которого не раз и не два предупреждал Григорий Распутин, чтобы тот не ввязывался в игры с англосаксами. Убийство старца организовали англичане, союзнички, а по его предсказанию выходило, что Николай II тащил Россию в красный 17-й год кратчайшим путём.

– Судьба?

– Для свободы воли судьбы нет. Последнее письмо Элен отправила за несколько дней до холостого залпа «Авроры», в октябре. В нём она передавала привет деду Филиппу и Жюлю, подтверждала недавнее получение письма Жозефины и писала, что судьба занесла её во Владимир и свела с Василием Кулешовым.

– Они поженились.

– Да, я узнал об этом от Констанции и Мишу. Элен Мелье родилась в 1900 году в Шато-конти, Василий Кулешов – Базиль, как она звала его, – в 1896. В 1921 году у них родился Афанасий Васильевич, который женился на Раисе Максимовне 1922 года рождения.

– Откуда им известно об этом?

– Твой дядя Валентин Кулешов явился к Мелье за наследством, деньгами Жюля, который завещал их потомкам своих сестёр. Он приезжал в Шато-конти два года назад и получил, что хотел.

– Я не знала об этом, но теперь понимаю, почему он добивался судебного решения о смерти отца.

– Лично у меня эта история, в которой судьбы людей переплелись с войнами, революциями и приватизациями, оставила неприятный осадок. Абсолютное впечатление того, что в XX веке народом управляли не простые недоумки, а квалифицированные, которые не оставили после себя истинных нравственных принципов и плохо кончили. Эту компанию нельзя оценивать по тем шкалам, которые навязывались преемниками предшественников, и это совсем не та история, какую предлагают любить и знать по букварям.

– Люди многое понимают, но разве можно что-нибудь изменить.

– Горбачёв, к примеру, Перестройку даже не начинал, – он был агентом влияния Запада и выполнял агентурное задание по развалу страны. Ленина называли «немецким шпионом»; предавшего его идеалы Ельцина, – пьяницей, а единственным «другом народа» прослыл Сталин, по которому отрыдались в 56-ом, правда, не до конца. Теперь спорят, больше или меньше на миллион было уничтожено людей за его спиной. Шизофрения. Ты слышала, что твой дядя погиб в начале октября? Это передавали по телевизору.

– Нет, Сашенька, я не знала ничего. Как это произошло?

– Подложили взрывчатку в его автомобиль. Ленушка, мы с тобой разберёмся во всём, но дело в том, что в Шато-конти имеются документы, которые представлял Валентин Кулешова для вступления в права наследования. Из них следовало, что твои родители умерли, а иных родственников у них нет. Тебя нет, понимаешь? Паспорт у тебя есть, а карточки первой формы в паспортной службе РОВД не оказалось, и та же история с отсутствием записи может быть и в паспортном столе. В областной картотеке адресного бюро данные о твоих родителях имеются, но твои придётся восстановить. Это не трудно. Квартира на Советской приватизирована?

– Да.

– Тогда предъявишь паспорт, и всё. Я думаю, Валентин всё зачистил, когда оформлял документы. Может быть, ты вспомнишь, не происходило ли в те годы чего-нибудь необычного или подозрительного?

– Это было примерно за полгода до пожара. Родители говорили, что дедушку и бабушку разыскали адвокаты Жюля и направили им какое-то письмо или уведомление о наследстве. Папу это не интересовало, но он говорил, что его родители составили своё завещание в его пользу. А позднее случилась ещё одна история. В конце января или в феврале, за месяц-полтора до пожара, я гостила во Владимире у дедушки и бабушки. От них я узнала, что недавно они уезжали на несколько дней в Муром, а когда вернулись, увидели, что кто-то залез в дом, как будто что-то искал. На следующий день, – это было при мне, из Москвы приехал дядя Валя и начал скандал.

– Он требовал чего-то конкретного?

– Сначала он только спрашивал, почему ему ничего не сказали про письмо из Франции, которое прислали адвокаты брата прабабушки, а затем стал кричать, что если она оставила письмо, написанное перед смертью, он тоже имеет право его прочесть. Я не знаю, чем закончились его требования, он сразу уехал, а я вернулась в Суздаль.

– Красноказарменная улица, – задумчиво произнёс я. – Я говорил тебе, что там был. Теперь это место нельзя узнать. Скажи, пожалуйста, а кроме писем из Франции, сгорели другие документы? Я имею в виду предсмертное письмо Елены Антоновны, уведомление французских адвокатов Жюля Мелье и завещание твоих дедушки и бабушки в пользу твоего отца?

– Да, сгорело всё. На пепелище был только папа, маму он не пустил.

– Я сопоставил время пожара на улице Красноказарменной, 22, внезапного исчезновения Дмитрия Афанасьевича, объявления его умершим и получения Валентином Кулешовым наследства во Франции. Ты подозреваешь дядю?

– Я не знаю, Саша. Он же обеспеченный человек.

– Ну да, его вилла на Средиземном море – не баран чихнул. Хорошо. Ты упомянула, что с именем Эльзы в вашей семье была связана какая-то необычная история.

– По словам прабабушки, эта самая Эльза из родословного древа, которое ты показал, была родом из немецкого замка. Был какой-то слух о большом богатстве, которое Эльза привезла во Францию и где-то спрятала. Папа никогда не придавал этому значения, а дядя Валя слухами однажды интересовался. Кому придёт в голову завладеть сокровищами позапрошлого века в другой стране, о которых ходят слухи?

– Этого мало, но ты говорила, что дядя интересовался письмом, которое твоя прабабушка написала перед смертью. Что это было за письмо?

– Я знаю, что оно было написано незадолго до смерти. Оно не могло быть завещанием, потому что прабабушке было нечего завещать, кроме правительственных наград и дома.

– В письме могли быть изложены обстоятельства, связанные с сокровищами Эльзы?

– Не знаю, Сашенька. Письмо сгорело, но если у Эльзы были какие-то сокровища, зачем Елене Антоновне о них писать? Мне кажется, это маловероятно, ведь прошло очень много лет.

– Я думаю, твой дядя охотился за ними.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что обе сестры знали, что сокровища Эльзы существуют на самом деле, – я достал из папки лист бумаги. – Моя прабабушка писала стихи. Мари Мелье не только знала о сокровищах Эльзы, она посвятила стихи о них своему ещё не родившемуся правнуку. Тетрадь со стихами долго хранилась в Одессе у моих родственников, и я подумал, что найду в ней какую-нибудь зацепку. Зацепок оказалось несколько, но тайн – ещё больше, и это подтолкнуло меня к поездке в Шато-конти. Лена, прочти, пожалуйста, если можно, вслух.

Лена взяла листок и прочла:

Ты вернёшься к предкам, ждёт тебя очаг, —

По дороге трудной встретят друг и враг.

Тот очаг у двери, а за ней проход, —

Открывай смелее, — и шагай вперёд.

В этом кулуаре видно впереди

Узкую площадку, — ты туда иди.

Погоди немного, ниже загляни —

Семь ступеней спуска, — и по ним шагни.

Дальше ты увидишь длинный коридор, —

Двадцать метров прямо, — и стена в упор.

Тридцать метров вправо, — на полу порог, —

За порогом будет первый закуток.

Но сюда не надо, — стену не пройти, —

Лучше оглядеться в поисках пути.

Скоро ты заметишь новый закуток, —

Нужен только третий, помни этот слог.

В тупике последнем, если счёт ведёшь,

Приданое Эльзы за стеной найдёшь.

Золото, каменья — в старых сундуках —

Ждут давно решенья, в чьих же быть руках.

Найденным сокровищем не отдать долгов,

И земным могуществом не сорвать оков.

Надо не богатство предков отыскать,

А своих потомков тайну разгадать.

Только не понятно, — стоило ли ждать, —

Если вход и выход разом потерять.

Только не известно, — стоило ли жить, —

Чтобы вход и выход камнем заложить.

– Это правда, Сашенька?

— Правда, — равнодушно ответил я. — Я стоял на этом месте, сундуки открывали после моего отъезда из Шато-конти. Жюль Мелье завещал эти сокровища членам семьи и потомкам своих сестёр.

Я рассказал Лене историю сокровищ и предания Эльзы.

– Констанция и Мишу считают себя исполнителями воли завещателя. Я поступлю так, как скажешь ты. И ещё одно, Лена. Об этом нельзя не сказать, но сразу же надо забыть. Ты сможешь сделать это?

– Смогу, Саша.

– У меня есть доказательства того, что к пожару и покушению на твоего отца причастен Валентин Кулешов.

– Мы никогда не скажем об этом папе.

– Никогда. И больше никогда не будем об этом вспоминать.

– Франция очень красива?

– Очень.

– Расскажи, где находится Шато-конти. Какой он?

– Где-то между Арлем и Тулоном к северу от побережья. Средневековые кварталы, нарезанные, словно торт, белокаменные лестницы, домики абрикосового и лимонного цвета под черепицей, городок прячется в зелени окружающих гор и долин.

– Как же ты нашёл его?

– У меня был компас и карта. Я доехал электричкой из Ниццы до Сен-Рафаеля, заночевал в гостинице, а потом добирался на попутках и пешком. Я переночевал в волшебном лесу с родником, а затем перешёл горы и видел, как наравне со мной парят орлы. Один раз я даже чуть не сорвался вниз, а когда спускался с последней горы в безлюдную равнину с виноградниками, вдруг увидел на шоссе дорожный указатель Шато-конти.

– Ты, наверное, очень обрадовался.

– Ещё как! Весь изодранный и уставший, я сбежал по склону и обнял его от радости и к вечеру дошёл до городка. Знойный ветер доносил до меня пьянящий аромат трав и далёкий колокольный звон, а потом я сидел за столиком кафе на площади и любовался огоньками домов, взбиравшихся по зелёному склону до отвесной горы, под которой раскинулся вечерний город. Что может быть романтичнее кофе с круассаном под чёрным южным небом для бродяги, которому негде приклонить голову? Недалеко от площади находилась церковь. Она была уже закрыта, но это была та самая церковь, где венчались Эльза и Жерар Мелье, прожившие в любви и согласии долгую и счастливую жизнь. Было уже поздно, и мне повезло, что меня приютил на ночлег один замечательный парень по имени Анри. Он подсказал мне, что поместье Мелье лежит в двух километрах от города, и утром я дошёл до него пешком. Я не знал, как объяснить своё появление людям, которые жили в этом большом доме, похожем на замок или дворец, и устроился к ним работать сборщиком винограда. Мой закадычный приятель из Нормандии Жан-Мишель, такой же вольный подёнщик, как и я, скрашивал труд под палящим солнцем до тех пор, пока меня не перевели на более квалифицированную работу в тени с сохранением прежнего жалования, – ничего, что я так живописую?

– Невероятно, – засмеялась Лена, – мне захотелось собирать виноград.

– Как-то утром Констанция проходила мимо домика виноградаря, где я жил, и предложила мне изготовить в винном подземелье деревянные полки, ну, ты видела – для бутылок. Хозяйский плотник, месье Жак, был в отпуске, я согласился и сделал свою работу, а потом произошёл один случай, который помог заговорить о Мари и Элен. После этого меня приняли, как гостя, и мы много беседовали про свою жизнь.

Мы с Леной сидели за кухонным столом и не сводили друг с друга глаз.

– А правда, что Франция похожа на её цветное кино?

– Правда. У неё нежно-абрикосовые крыши и розовый асфальт, а однажды я видел зелёный. В ней так много солнца и оранжевого цвета, что хотели сделать оранжевым даже небо, но потом передумали и назвали один из городов Оранж.

– Как ты мог столько преодолеть, ты же был совсем один.

– Я встретил много хороших людей и думал над тем, почему Жюль завещал наследство потомкам Мари и Элен. Он любил свою семью и до самой смерти искал пропавших родителей и сестёр. Констанция подарила мне на память кисет его отца и медальон матери, которые он хранил с письмами всю жизнь.

Лена молчала, задумчиво сжимая в руке медальон, а потом тихо произнесла:

– Сашенька, моё единственное наследство и сокровище – это ты.

Я взял её за руку и посмотрел в её глаза.

– А для меня – ты. Там, во Франции, мне удалось установить, что Дмитрий Афанасьевич – твой отец.

– Ты долго пробыл в этой стране?

– Долго, Лена. Намного больше, чем думал. Иногда мне казалось, что теряю счёт дням, мой дом дальше, чем за тридевять земель, и у меня какая-то другая жизнь. А потом я переехал в Германию, – туда, куда вели следы Эльзы.

– Ты нашёл в Германии следы Эльзы?!

– Не только. Её родословное древо уходило далеко вглубь веков, к тем, кого я хотел найти... там, где из Франции в Райн несёт свои воды Мозель, где на склонах его берегов и полях в окружении городков с игрушечными домиками зреет виноград, стоит замок, в котором родилась Эльза, прабабушка Мари и Элен. Замок огибает некогда полноводная река Эльзенбах. Неподалёку его русло прячется за высокий обрывистый берег, не изменившийся за сотни лет. На другом берегу стоит одинокий могильный камень с высеченными именами, которыми мы называли друг друга в прошлой жизни, и годом – 1536. Когда-то давным-давно в окрестностях сложилась легенда о любви тех, кто под ним похоронен, и рядом с ним до сих пор кто-то кладёт цветы. Стоя у этого камня, мне хотелось плакать и петь, потому что я знал, какие слова мы произнесли перед смертью, – то, что сказала ты, и то, что ответил я…

Лена не задала мне ни одного вопроса, она обняла меня и прошептала:

– Я никому тебя не отдам.

– Ты хотела бы поехать туда? – шёпотом спросил я.

– Я поеду с тобой на край света.

Наши головы соединились, и я невольно вспомнил слова Петельского и улыбнулся.

– Твоя улыбка... она может свести с ума. Что ты тогда будешь делать со мной?

– Тут же стану сумасшедшим, выкрутимся. Я вспомнил друга, Славу Петельского. Однажды он объяснил мне, что могут почувствовать двое, слегка соприкоснувшись головами.

– Что ты почувствовал, Сашенька?

– Что никому тебя не отдам...

– … и жила с ощущением, что ты придёшь.

– Очевидно, по-нашему соглашению, я был должен тебя найти. Ты помнишь, кто подвозил нас после поминок Сергея Сергеевича?

– Кто, Сашенька? Ты говорил, что это доктор, Игорь Львович.

– Он гипнолог, психотерапевт и тот, кого зовут экстрасенсами. Благодаря этому человеку, я увидел в трансе Густава и Флору – нас с тобой. Я видел, как и где мы жили и погибли, спасаясь от того, кто не перестал и в этой жизни быть врагом. Его уже нет на Земле, но нечто из нашего прошлого перешло в сегодняшнюю жизнь. У меня есть ощущение, что в этот раз мы приняли на себя некое Дело, от которого зависят судьбы многих людей.

– Тогда мы должны через это пройти.

– Ты понимаешь, что наследство, деньги из Шато-конти, не могут быть случайными? Я не могу даже представить эту сумму, – такую не всякий банкир или олигарх держал в руках.

– Да. Я всё понимаю. В этой истории деньги не могут быть главными, тем более, наградой. Ты веришь мне?

– Как себе. Когда мы ехали в Москву, ты говорила, что пока человек не отдаёт отчёт, что его Дух входит и выходит из плотной материи, он не сможет освободиться от её пут и, значит, будет находиться в пределах досягаемости Тёмных Сил. Их первым шагом было устранение из Святого Писания глобального верообразующего закона, а также слов об истинном отношении к рабству Христа. Однократность бытия стала аксиомой, возник пожизненный статус господина и раба.

– Это вело к религиозному принуждению и безверию людей. Они воспринимали Бога жестоким и мстительным.

– Да, фальсификаторы Библии направили историю по другому пути. Этот этап продлился довольно долго – до тех пор, пока Церковь не была от государства отделена. Следующим шагом послужило дальнейшее отделение веры от общества и постепенное вытеснение духовного материальным по обе стороны от загробной черты, – прежде всего, за счёт доминирования инстинктов тела над душой и высмеивания и отрицания Мира Душ.

– В чём ты видишь конечную цель Тёмных Сил?

– Прекращение жизни на Земле. Исчезновение условий прогресса духовной энергии на отдельно взятой планете. Наша маленькая Земля для Вселенной так же важна, как каждая душа для Бога. Поэтому третьим шагом явится процесс необратимой деградации душ и тел населения Земли, а Россия – единственная страна, которая сможет этому противостоять.

– Мы с тобой думаем одинаково.

– Отучить попа запрещать возвращение души в материальный мир не легче, чем приучить материалиста жить после похорон. Тот факт, что умышленное сокрытие повторности рождений извращает и меняет смысл жизни, и какие-то бараны навязывают спасение в революциях и приватизациях или в чём-либо ещё, нельзя спускать. Теоретический ответ должен быть точным и жёстким. Нам придётся надрать уши Сатане.

– Мы справимся. У тебя есть решение?

– Я думаю, исторический расклад будет зависеть от того, увидит ли общество единую причину многовековых испытаний. Ведь если бы Константину Великому не вбрендило заменить подлинный верообразующий закон поповской фикцией, Великому Ленину было бы незачем выдумывать свою, – в истории такую связь называют причинно-следственной. Это был величайший в истории Человечества парадокс: Ленина назвали гением за то, что он теоретически обосновал превосходство своей фикция над фикцией толоконных лбов, воспользовавшись их отрицанием реинкарнации.

– Иначе, он не смог бы добиться своей цели?

– Логически, он бы не смог сконструировать подходящий эквивалент, но лучше придерживаться фактов. Он изучал феномен реинкарнации и понимал, почему поповщине она не выгодна, иначе бы, ничего не смог нахимичить. Как только общество осознает эту «химию», вектор истории, включая строительство государственности на насилии и бесконечной лжи, Революцию 17-го и Приватизацию 92-го, окажется за пределами здравого смысла. Традиционная нарезка исторических этапов указывает на очевидное отсутствие их преемственности, неразрешимые противоречия и слепое шараханье элит, всегда преследующих цель «избранного» меньшинства. Шампанское по утрам не запретишь.

– Разве это не объясняет, почему народ тысячу лет находится в бедственном положении?

– Объясняет, но должна быть причина бедственного положения. Академики, например, ссылаются на большую протяжённость территории, суровый климат и низкую плотность населения. Весь этот клинический бред вылезет при первом сопоставлении господствующих парадигм с истинной парадигмой и с фактами, известными всем. Если бы в академических институтах не прикидывались стоеросовой головой, озабоченной «ускорением» «экономной экономики», Принципы Подлинного Прогресса могли быть преданы гласности ещё под пустозвонными лозунгами инсценированной Горбачёвым Перестройки. В то смутное время общество было занято подсчётами жертв сталинизма и льгот партократов, но если бы такого гипотетического воробья выпустили, ни один поп или кремлёвский баран не изловчился его поймать. Эта пустая риторика объясняет, что удобного момента зрить в корень не наступит никогда.

– Кроме задач, нужны средства их решения.

– У меня есть несколько идей, но действовать ещё рано. Что ты понимаешь под средствами?

– Доведение правды до людей оптимальным путём. Сразу должно быть ясно, что из закона перехода Духа на Другую Сторону и обратно, вытекают следствия, которыми нельзя пренебречь. А элиты навязывают народам следствия, вытекающие из парадигм и законов, которые обеспечивают интересы элит. Труднее всего доказать контрпродуктивность ложных законов и парадигм.

– Я думаю точно так же. За «одноразовую жизнь» будут цепляться до последнего, они же всё отлично понимают. Надо завязать дискуссию, которую будет невозможно остановить. Свобода от веры в ложные парадигмы и несуществующие законы не отменяет доминирования аксиом одноразовой земной жизни душ и бездушных тел в сознании людей. Бредово звучит, правда?

– Очень. Особенно, «свобода от веры в несуществующие законы».

– Она нисколько не мешает меньшинству ловить рыбку в мутной воде, – жизнь-то, как ни крути, остаётся одноразовой, хотя есть нюанс: за призывами к достижению вечного рая, социальному равенству и справедливости в обход закона нравственной эволюции инкарнаций почти невозможно распознать деструктивность лжи, но именно фиктивные законы обеспечивают господство жирующего меньшинства над большинством.

– Вечный рай, равенство и справедливость уже являются деструктивной ложью, – как будто никто не слышал про французскую революцию. В нашей стране и на планете столько лжи, что люди уже не помнят, зачем живут.

– Ну, так объяснили бы людям, что фиктивность этих трёх понятий основана на парочке лживых учений, известных каждому. Телеразвлекухой и шопингом можно дезорганизовать массовое сознание в любой стране. Если судить по происходящему в Европе, – по однополым бракам, стиранию гендерных ролей, изменению пола, передаче детей из нормальных семей в «нетрадиционные» и прочим заскокам, тайная война Человечеству уже объявлена. Европейцы ещё не осознают, почему в их странах побеждают ползучий материализм и привлекательность либеральных ценностей.

– Я думаю, в основе любых извращений – однополых семей или роли элитного меньшинства, лежит один и тот же «одноразовый» закон. Римо-католическая Церковь никогда не пойдёт на то, чтобы вернуть первоначальный закон.

– Это указало бы на мнимую святость инквизиторов и преданность римских пап Сатане. Ватикан – самый злобный шарж на цивилизованную Европу. То ли дело у нас. Мы не докумекали до сущих пустяков, – откуда взялись Крепостное право, Красный Октябрь и Мародёрство 92-го. Пока мы заняты нашими текущими проблемами, Лена, решение к нам придёт само. Люди примут истину, всё зависит от того, насколько методически последовательно её излагать.

– Есть ещё одно препятствие.

– Вопли апологетов? Им нечем крыть, побоятся обгадиться. Они слишком боятся публичных вопросов и дискуссий на эту тему. Нужен фундамент для обсуждения в обществе, который будет интересен всем.

– Нет, другое. Трудно поверить в грандиозность лжи.

– Мы не будем начинать с предумышленности глобальной лжи и заведомой порочности фальшивых законов.

– А с чего?

– С самой уязвимой лжи учения об одноразовой телесной жизни души, которое явно противоречит само себе, исторической правде и другим религиям. С самых очевидных связей этой лжи с историческими заблуждениями и трагедиями. Мы объясним главную причину тяжёлого положения большинства на протяжении столетий и поставим ложь в заранее проигрышное положение, лишив её возможности возражать. Необходим такой «театр у микрофона», который заставит оппонентов молча выслушивать историческую правду и, скрипя зубами, её терпеть.

– Если у обоих «одноразовых» законов общая структура, они должны иметь сходный механизм обмана людей.

– О, конечно, это самое важное. Их структура и функция противоречат истинному закону, который опровергает всё, что напроповедовали революционеры и попы. А иначе, зачем подгонять в вечный рай кострами Инквизиции и обещать скорый коммунизм? Ничего личного – только актуальные проблемы позорного Крепостничества, Гражданской войны 1917-1922 годов, продолженной в сталинских застенках, недостроенного коммунизма и тотального разбазаривания ельциноидами своей страны. От декабристов до исполнителей их мечты коммунистов и разбитого корыта. Оппоненты спохватятся тогда, когда общий знаменатель будет подведён под многовековой идиотизм. Ведь то, что дважды за столетие стёрли в порошок жизненные уклады и миллионы людей, а после 91-го вернули государственные устои на круги своя, – не от ума, а от лживых, непонятых парадигм. Знаешь, Леночка, почему в России всегда «стрелочник виноват»?

– Нет, слышала только про вину стрелочника.

– Потому что парадигма не может быть виновата, и за неё всегда грызли глотку и топили в крови. Правили через пень-колоду, а виноватых искали в низах.

– XX век для этого подойдёт, – его трагедия явилась следствием порочных идеологий верхов.

– Его трагедия вызревала с тех пор, как князь Владимир приволок на Русь учение о вечном адском огне. Из материализма можно высосать любые фантазии, а из поповского догмата о вечном пламени – шиш. Помимо истинной альтернативы – доведения параметров энергии Духа до идеальных значений, существуют две ложных, и свобода воли предопределяет выбор из двух зол. Мне кажется, что обе фиктивных парадигмы следует разоблачать, подведя их под общий «одноразовый» знаменатель, который противоречит нравственному закону души.

– Отсюда последуют далеко идущие выводы, только как это сделать?

– А вот как. Попы IV века, лженамеренно извратившие суть христианства, не были дурачками, тем не менее, в XX столетии Ленин их перехитрил. В противном случае, его бы не записали в вечно живые гении, хотя то, что сейчас будет понятно тебе, было понятно далеко не всем. Вождь мирового пролетариата понимал, что народ поверит в простые лозунги о национализации заводов, земле и хлебе, но одним захватом мостов, банков и телеграфа ему не обойтись.

– Ему мешал «опиум народа», религия.

– Ну, конечно. Посмотрим крупным планом. Уничтожение священников и церквей за ненадобностью было внешней, наблюдаемой стороной событий. Для того, чтобы выиграть битву за умы людей, ему было «архи-необходимо» противопоставить поповскому фуфлу самопальный верообразующий эквивалент, и он это фуфло сляпал качественно.

– Объясни, пожалуйста, слово «качественно».

– Его «гениальное» мошенничество послужило оправданием крови миллионов людей. На сознательное оправдание такого способен либо недоумок, либо законченный дегенерат, и пусть почитатели его таланта об этом задумаются. Я интересовался у своих старших коллег, сдававших кандидатский экзамен по философии в советские времена, замечали ли они, что законы одноразовой земной жизни души и бездушного тела не только являются фикциями, но и взаимоисключают друг друга и влекут диаметрально противоположные следствия. Их типичные ответы: нет, не замечали. Дескать, есть отделённая от государства Церковь, которая «по-своему права», есть Основной закон философии о первичности материи – бездушном теле с неотделимым от него сознанием, и есть великие стройки социализма ради счастья всего прогрессивного человечества, освобождённого от «религиозного опиума» и буржуазной эксплуатации.

– Сашенька, может, я глупая, мне не совсем понятны их ответы.

– Это потому, что именно так они и отвечали. На самом деле, они знали разницу между телесным и духовным сознанием по критерию отделимости от тела, но не представляли её до такой степени, чтобы вывести логические следствия, сравнить их между собой и сделать категоричный вывод о фиктивности обоих законов. Обоих! Я скажу, почему. Программа по философии включала лишь вопросы о телесном и духовном сознании, ограниченном сроком биологической жизни тела. Реинканирующее духовное сознание предполагает «замену тел», совершенно иные цели, смыслы и выводимые следствия, а такого «ужасного» слова, как «реинкарнация», не было ни в одном советском словаре. Другими словами, Владимир Ильич качественно обставил всех, и теперь, в XXI веке, мы не понимаем, за что принимать конституционную свободу от веры в несуществующие Вселенские законы, – достижение христианской цивилизации или абсурд.

– Я поняла. Из двух «одноразовых» сознаний невозможно сделать обоснованный вывод, потому что обе исходных посылки являются ложными.

– Я подумал так же, но мы с тобой должны вывести следствия из того, что реинкарнирующее духовное начало порождает такие реалии, которые нельзя игнорировать, иначе, не удастся ничего доказать. Заметь, что на мой вопрос отвечали «доценты с кандидатами», и «полные профессора», но что тогда говорить о населении, которое через несколько лет, в 90-е, в одночасье стало полуголодным и нищим? Из него сделали обманутый сброд, которому крутили кино про бандитские разборки и конкурсы красоты, которая спасёт мир, – полный аут при безудержном воровстве.

– Академики тоже недалеко ушли?

– Они ушли туда, куда пришёл народ. Казалось бы, обе самодельных верообразующих и взаимоисключающих конструкции состоят всего из двух элементов порочного двучлена дозагробной и загробной реальности, но разобраться в них никто не пожелал. Дело в том, что у материалиста и святого отца нет общих тем. Поп скажет, что черпает моральные нормы в Боге и душе, а материалист – в голове, причём, его не смущает, что сумасшедшие и подонки делают то же самое каждый день и в удобный момент пересаживаются с табуретки на трон. Народ превратили в быдло, и разбираться в парадигмах было некому, но, если какого-нибудь ортодоксального апологета ткнуть мордой лица в его теоретическое фуфло, он тут же завизжит резаной свиньёй.

– Хотелось бы понять, в чём слабое место фиктивных учений, если его не заметили даже академики.

– Мудрый вопрос. Надо сделать так, чтобы общество заметило его раньше тех, кто заинтересован в обратном. Попробуй увидеть сама, я хочу понять, насколько безупречна концепция двух фиктивных взаимоисключающих парадигм. Смотри. Мы имеем два учения и закона – одноразовой земной жизни душ и бездушных тел, зная, что состряпать подобное фуфло не дано средним умам. Фактически, контрпродуктивная и жестокая теория социалистической революции и классовой борьбы, увенчанная крахом «развитого социализма», выстроена на заведомо тупой и лживой фикции первичности материи, но этого не хотят замечать.

– Почему?

– Первая причина заключается в том, что построение идеального общества невозможно в силу закона реинкарнации несовершенных душ, который скрывается Церковью, но об этом знают немногие. Во-вторых, ленинский материализм впервые в истории провозглашал для ущемлённого большинства гуманную цель улучшения условий жизни, альтернативы которой нет. Отказ от этой лжи является отказом от лучшей жизни, что для гомо сапиенс не свойственно.

– Саша, а со вторым законом было иначе?

– До Революции народ видел ухудшение своего положения и не мог не понимать сути бесконечного христианского смирения. Двупорочное церковное верообразование, совмещённое с государственной монополией на насилие, доказало свою контрпродуктивность. Не буду описывать механизм лопнувшего народного терпения, – его характеризует отделение Церкви от государства и почти полное уничтожение религиозных институтов. В 90-е годы заговорили о её возрождении, священники предложили народу покаяться, но мы говорим сейчас о другом. Житейская мудрость гласит, что мы «отделяем» от себя те правила, которые привели к неудаче, и больше ими не пользуемся. «Клерикальную мафию» уничтожили одним росчерком пера – конституционной нормой о свободе вероисповедания, однако заведомую фиктивность церковного верообразующего двучлена тоже никто замечать не захотел.

– Почему? Скажи, это важно.

– Конечно, это можно объяснить тем, что людям великодушно позволили безнаказанно верить в посмертное небытие и вечный ад, или тем, что для сравнения пары фиктивных верообразующих двучленов надо лезть в высокие материи за счёт личного времени. Я думаю, что одни люди недопонимают роль адекватной парадигмы в обществе, а другие верят в заслуженную посмертную участь и неотвратимость смерти, альтернативы которым нет. Любой нормальный человек понимает, что загробная участь подонка и праведника не может быть одинаковой, и, значит, терзаний совести не избежать. Как ты думаешь, нужна такому человеку ещё какая-нибудь парадигма?

– Наверное, нет.

– Я тоже думаю, нет. Однако Церковь скрывает не терзания совести того, кто грешит, а нечто другое, – то, что кармическое возмездие за прошлое настигает грешника в новом теле и приводит к совокупному хаосу на земле. В IV веке поповщина щёлкнула ножницами, а последствия растянулись на века. Христиане и материалисты, погружённые в общий земной хаос между прошлой и будущей телесной жизнью, категорически не желают об этом слышать, но на свете проживают миллиарды людей, которые желают знать Истину, чтобы улучшить Будущее Земли. Не могу удержаться от издёвки: зачем что-то улучшать там, откуда сбежишь?

– Это не издёвка, Сашенька. Это оборотная сторона неведения в том, каким путём достигается прогресс на Земле, но чем больше я думаю, тем больше у меня вопросов.

– Ты заметила слабое место обоих учений?

– Да, фиктивность и контрпродуктивность законов. Во-первых, оба закона противоречат истинному и позволяют навязывать желаемое поведение большинству, чего естественный закон не допускает. Во-вторых, они ставят заведомо недостижимую цель: в одном случае, невозможно достигнуть благополучия в обществе из-за нравственного несовершенства его членов, в другом, – обрести посмертную вечность, так как душу ждёт перевоплощение на земле. Мы с тобой понимаем, что это превращает жизнь в сплошное недоразумение, но ни верующий в бесконечный рай, ни материалист, никогда не захотят признать абсурд и изменить положение вещей. В-третьих, эти законы противоречат и друг другу, и данным, накопленным Человечеством за тысячи лет. Их сохранение объясняется только тем, что на них была наложена строгая монополия, за посягательство на которую грозила смерть. Уже одно это доказывает связь лжи и трагедии людей, но пока мы не построим многоуровневую систему доказательств на проверяемых следствиях, критика будет не убедительна.

– Да, складывается впечатление, что человечество обзавелось святыми отцами и профессиональными борцами против угнетения, чтобы специально навредить самому себе.

– Уничтожение храмов после революции и основ социальной справедливости социализма после распада СССР ни к чему хорошему не привело, это увидели все.

– Вандалы этого не скрывали.

– Дважды был уничтожен государственный строй, мы нашли причину, – она скрыта в двух фиктивных законах и игнорировании истинного. И всё-таки, здесь чего-то не хватает.

– Может быть, не хватает следствий игнорирования объективной реальности? Фиктивные законы дезориентируют общество и порождают хаос на земле. Хаос очевиден, а его причинно-следственную связь с ложными парадигмами не видит никто. Если указать на эту связь, картина несостоятельности обоих фиктивных законов будет логически завершена. И всё чин-чинарём: поп, как ему положено, читает проповедь о христианском смирении, король обещает подданным сытую и развесёлую жизнь, а подданные заливают смирение дешёвой водкой, которую нечем закусить.

– Тогда надо понять, каким способом возникает хаос, с точки зрения глобального закона.

– Попытаюсь. Социальный хаос создают не природные явления, а действия людей в рамках парадигмы. Я пришёл к выводу, что карма прошлого влечёт, условно, последствия Первого порядка в новом воплощении. Если человек не искупает вину в текущей жизни, в будущем теле ему воздаётся последствиями Второго порядка. Заслуженные испытания судьбы верхнего предела не имеют, и снизить их можно только в теле между прошлым и будущим. Оба фальшивых закона «снимают» с человека ответственность от рождения до смерти и «освобождают» его от кармического возмездия в настоящей жизни за прошлую и в будущей жизни за настоящую. Проявления компонентов эгоизма души устраняются единственным путём – кармическим воздаянием обстоятельствами материальной жизни, иначе бы, ей не приходилось облекаться в новые тела. Земное воздаяние – это не виртуальный ад, от него страдают прямо здесь и сейчас, и в этом, и в следующем воплощении.

– «Отмена» кармической ответственности души и сокрытие источника хаоса... это же безумие.

– Поповское фуфло и ленинский материализм подложили Человечеству большую свинью. Сокрытие источника хаоса не беспокоило проповедников «одноразовой» идеологии, поскольку религиозный тоталитаризм и революционная дисциплина обеспечивали беспрекословное послушание. Огромные массы людей поступают произвольно, идя на поводу эгоизма и следуя за своими заблуждениями, и таким путём хаос вторгается не только в личную жизнь, но и в жизнь целых народов и стран.

– Если это принять за гипотезу, она должна подтверждаться примерами.

– «Их у нас есть», «будем посмотреть». На аксиоме одноразовой телесной жизни души выросли идеи баламутов-сектантов и смертников-террористов, а на аксиоме бездушного тела – идеи антихристианских либеральных ценностей, изменения полов, стирания гендерных ролей. Список можно продолжать вплоть до татуированных приматов с врождённой корыстно-насильственной мотивацией и любимых вождей, уничтожавших свой народ. В иерархии истинных ценностей человеческая жизнь занимает особенное место. В России одноразовую жизнь человека не ценили никогда, даже состояния считали десятками крепостных душ. Есть ещё один важный момент, о справедливости. Вследствие отрицания испытаний, заслуженных в прошлых жизнях, человек пытается восстанавливать «попранную справедливость» и вместо того, чтобы искупить прежнюю вину, создаёт новую карму, умножая тяжесть воздаяния на земле. Обе аксиомы одноразовой жизни превращают земное бытие в бесконечный процесс кармической расплаты поколений и воспроизводства хаоса с вечными вопросами «что делать?» и «кто виноват?»

– Мне кажется, ты гениально ответил на вопрос, почему люди столетиями безуспешно ищут на Земле справедливость, не желая пользоваться той, о которой говорят в церквах.

– Почему? Я же не знал, что гений.

– Ты же сам только что сказал о «снятии» с человека ответственности и «освобождении» его от кармического возмездия в теле, – это и есть та справедливость, которая была украдена Церковью у людей. Другой на Земле нет.

– Ты, правда, считаешь, что это изменит жизнь?

– Правда. Если об этом понятно сказать. Кто же захочет усложнять себе жизнь?

– А тебе когда-нибудь приходилось слышать, что некоторые философы-дуболомы приписывают русскому народу историческую миссию слепых поисков справедливости?

– Да, писатель Проханов, например, так говорил.

– Товарищ мог бы напомнить, чем ему не угодила универсальная справедливость вечной преисподней, за которую уничтожали священников.

– Это же ясно, правда, поиски спрятанной от себя справедливости замечаются не больше, чем конституционная свобода от веры в тот и другой несуществующий закон.

– Ты только вдумайся, Ленушка, до какой тупости доводит материализм. Церковь спрятала Высшую Справедливость, чтобы русский народ её искал, а товарищ Проханов назвал хаос остервенелых поисков исторической миссией. Попа, что ли, хотя бы позвали, он бы живо про «побочный эффект» миссии объяснил.

– Кажется, с «генезисом хаоса» мы разобрались.

– Подведём итог. Чем больше кар и наказаний постигают отдельного человека и поражают общество, тем больше хаоса возникает за счёт порядка в будущем. Ослабление кармических испытаний происходит через искупление вины в очередных телах согласно закону реинкарнации, который Церковь относит к «служебной тайне» и «не спешит» разглашать; сознательное укрывательство механизма данного закона образует состав длящегося злодеяния против Человечества; в росте хаоса на планете, «очагах напряжённости» и невежестве людей заинтересованы Тёмные Силы, и вряд ли церковное мракобесие и тотальное невежество, поддерживаемое традицией «исконных корней», поможет их обуздать.

– По-моему, логика безупречна. Нарушение Вселенского Закона кармы и отрицание переселения душ ведут к тому, что в хаос может погрузиться земной шар.

– Разумеется. Например, причины мирового экономического кризиса заключаются в эгоизме и ненависти трансатлантической олигархии, которая подмяла все ресурсы планеты, рассчитанные на всех. А неведомые экономические законы всеобщего благоденствия основаны на истинной парадигме нравственного прогресса Человечества, которую невзлюбили толоконные лбы. Люди на земле беднеют, все ресурсы выводятся из общего пользования, а Мировая Закулиса делает всё, чтобы об истинном законе духовного прогресса и векторе истории никто не знал.

– Народы Земли не могут сформулировать свои требования, им во многом мешают религии, вернее, их различия.

– По прогнозу футурологов, через 200 лет на Западе будет легализована охота на людей, как коммерческая услуга для имущих воротил. Если многовековое существование рабства, Крепостного права и Инквизиции не помешало называть папские государства христианскими и относить их к христианской цивилизации, что помешает называть христианской ту страну, где за деньги разрешено убивать людей? Говорят, мир сошёл с ума, но это не совсем так, – он находится в руках тех, которые знают, чего хотят, и так было всегда. В одной прибалтийской стране какая-то идиотка высказала мнение, что человек, который не в состоянии заплатить квартплату, имеет право на эвтаназию. Не буду фантазировать, как аптечные торговцы будут рекламировать по ящику свой яд, или католические попы – услуги по венчанию однополых браков, но на Западе ещё не раскусили, куда ведут либеральные свободы и ценности.

– Там никогда не понимали этого. В ответственность воплощённой души за прошлую жизнь и в зависимость будущей жизни от смирения перед искуплением вины верят миллиарды людей. Я думаю, что Человечество начнёт понимать, что Вселенские Законы не могут быть установлены по чьей-то прихоти.

– Пока что на вопрос о законе реинкарнации священники лукаво отвечают, что в христианстве её нет, как будто спрашивающий об этом не знал и не спрашивал об объективном законе. Это что, – не прихоть?

– Ты не заметил, что опять сделал открытие?

– Какое? На Нобелевскую тянет?

– Ты объяснил источник хаоса на планете. Церковь утаивает от людей закон духовной эволюции, кармического возмездия на Земле и смысл телесной жизни души. Мы с тобой исходим из того, что хаос на Земле не могут создавать души, которые облекаются в тело в первый и последний раз, и это возлагает ответственность на священника. Они же запутывают людей по всем вопросам, на которые им запрещено отвечать. Если проповедник отрицает, что кармическое возмездие заслужено собственными руками и вершится на земле, он теряет моральное право на проповедь. Они же не могут не понимать, что снятие ответственности с души за прошлые жизни было актом прямого потворства Сатане.

– Времена клерикализма и подзатыльников на паперти кончились. Способ сохранения «одноразовой» доктрины один – избегать публичных обсуждений и случайных вопросов тех, кого соберут. Могу назвать ещё один источник хаоса. Американцы являются творцами теории искусственного хаоса и управления им по всему миру. Об этом знают все народы земли, потому что дядя Сэм не любит гармонию и не скрывает свои теории и амбиции. Разве это не замечательно? Америкосы создают общепланетарный хаос и проводят жёсткий курс на ограбление и сокращение реинкарнирующих землян с семи миллиардов до одного, а святые отцы сетуют на недостаточную крепость веры и халатное подражание святым.

– В чём ты видишь противоречие?

– Липовая аксиома однократности земной жизни души предусматривает бегство в загробное безвылазное «ни гугу». С точки зрения теории рефлексивных игр, обе этих западных стратегии не являются противоположными, – они дополняют друг друга и обеспечивают выигрыш одной стороне, да и автор у них один – Сатана.

– Превосходство в ранге рефлексии? Что-то я об этом читала.

– Ну, конечно. В данном случае, один противник учитывает, как использовать закон переселения душ для сокращения населения планеты, а второй делает вид, что этого закона нет, игнорирует и отрицает его. Обычная многоходовка в достижении сложной цели. Тайные общества всегда обладали тайными знаниями о реинкарнации. Революционные лозунги о скороспелом равенстве, братстве и справедливости, недостижимые в силу реинкарнации душ, французам спустили из верхнего яруса масонской ложи, после чего гильотину остановили с трудом. Постулат одноразовой телесной жизни души не разоблачили, в Европе ограничились тем, что огородили забором Ватикан. Ленин сообразил, что в России французский опыт не прокатит, и «придумал» одноразовое бездушное тело, уходящее в никуда.

– А как могут быть использованы знания о реинкарнации теперь?

– Теперь Тайное Мировое Правительство располагает комплексной технологией синхронной деградации энергии душ и генетики тел, которую «одноразовым мышлением» не охватить. Одноразовому телесному сознанию был непостижим даже термин «геополитика», и мы оказались в окружении американских баз. Эту операцию активировали с подписания Горбачёвым некоторых документов. Она пока не завершена, но травля России будет нацелена на духовные ценности людей.

– Свобода вероисповедания освобождает от ответственности за безверие в оба фиктивных закона, но ничего не даёт взамен.

– И не даст, Лена, потому что третью липовую парадигму высосать из пальца нельзя. С Начала Времён понимали, – чтобы управлять людьми, надо что-нибудь складно наврать про загробный мир. За загробной чертой места хватит всем. Главное, чтобы одноразовый смертный не разгадал загробную тайну смысла земной жизни и поверил в безвылазное загробное «ни гугу». Человек не осознаёт ни богохульства вечного адского огня, ни разрушительности поисков мнимой справедливости. Он не в состоянии представить, что когда-то заслужил текущие испытания на земле своими руками и является не только причиной земного хаоса, но и его переносчиком в очередных телах. Как ты думаешь, людям будет интересно то, о чём мы говорим?

– Конечно, Сашенька. Потому что предназначение нашей души и загробная тайна смысла земной жизни и есть самое главное, о чём нужно рассказать всем...

Ранним октябрьским утром я провожал Лену на Курский вокзал. Мы стояли на краю платформы, обнявшись, и шептали, что друг без друга не можем жить. Когда двери электрички открылись, пассажиры увлекли нас внутрь, а я усадил Лену у окна и вернулся на перрон. Мы угадывали слова через глухое стекло и обещали звонить каждый день. После отхода поезда я машинально опустил руку в карман и вынул листок, на котором соседка Лены начертила Большую Скучилиху. На обороте были четыре слова: я тебя очень люблю…

До возвращения Лены я рассчитывал прочесть рукопись Сергея Сергеевича, чтобы передать её в издательство, и доделать родословное древо, потому что обещал племяшке выполнить домашнее задание до первого ноября. Во вторник я собирался навестить Дмитрия Афанасьевича, а потом встречать гостей – Екатерину Анатольевну и Надежду Анатольевну, которые, по-нашему с Леной мнению, посетят будущего родственника наверняка. Главное, чтобы у Лены всё получилось, и ей не помешал бюрократизм. По дороге домой, в метро и электричке, я думал только о ней и о том, что услышу вечером её голос, с которым засну и проснусь, чтобы слышать его всегда.

* * *

- Тот, кто начал с полезною целью какое-либо важное дело и не успел окончить его за смертью, сожалеет ли об этом в другом мире?

«Нет, потому что он видит, что другим суждено окончить его. Напротив, он старается внушить другим людям желание продолжать это дело».

- Сочувствуют ли Духи воспоминаниям о них тех, которых они любили на земле?

«Больше, чем вы думаете; воспоминания эти увеличивают их блаженство, если они счастливы; если же несчастливы - служат облегчением».

- День поминовения умерших имеет ли какую-нибудь особенную важность для Духов? Готовятся ли они посещать тех, которые должны будут молиться на их могилах?

«Духи являются на призыв мысли в этот день, так же, как и во всякий другой».

-  День этот бывает ли для них временем свидания на их могилах?

«В этот день их собирается больше, потому что больше бывает лиц, их призывающих; но каждый из них является только для друзей своих, а не для толпы равнодушных».

- Посещение могилы доставляет ли Духу больше удовольствия, чем домашняя молитва?

«Я сказал уже вам, что молитва освящает ваши поминовения; место ничего не значит, лишь бы молитва сказана была от сердца».



Книга Духов

* * *

Моего научного руководителя, профессора К;душкина заслуженно считали Учёным с большой буквы, далёким от безответственности и оригинальничанья. Впервые открыв папку с его рукописью, я удивился трижды, – когда увидел название труда, фамилии рецензентов и оглавление.

Название труда на титульном листе – «Развитие капитализма в России. История второго скачка», не только напоминало об одноимённой работе В.И. Ленина 1899 года, но и подразумевало иронию над повторным выбором буржуазного пути развития и обещанным скачком. Старик не был чужд юмору и сарказму по поводу блудливости истории, её движущих сил и роли личностей, и с первого курса повторял нам, что историк не должен ограничивать кругозор общественно-экономическими формациями. Он, как никто, мог привить любовь к своему предмету, и на одной из первых лекций заинтриговал нас тем, что, возможно, нам, вчерашним школьникам, предстоит открыть три тайны истории: зачем она началась, куда идёт и чем окончится. Мы-то думали, что всё просто – родился, и живи себе, ан нет, – есть те, кто знают, как жить, и живут, как хотят. А позднее выяснилось, что есть такие, которые знают, как жить, и хотят, чтобы так жили все. Ну а потом и вовсе всё запуталось: оказалось, есть такие, которые знают, как правильно жить всем, но хотят, чтобы все жили, как надо им, и думали, что живут правильно. Когда это разнообразие жизненных смыслов стало очевидным, я пришёл к выводу, что начало истории задумал тот же, кто и её конец, и, значит, существует оптимальный Ход Истории, которым должны следовать все. Оставалось понять «мелочи»: заданный Ход Истории и причину, по которой «особо одарённые граждане» всю дорогу запускают её вразнос.

Сергей Сергеич слыл человеком лояльным, но мимо откровенной лжи и тупости равнодушно не проходил. У читателя его произведения могло сложиться личное отношение к известным заклинаниям любить и знать свою историю, гордиться её величием и помнить её уроки. Какие уроки из дореволюционного капитализма извлёк Ленин, а из ленинского социализма – Ельцин, можно было судить по тому, как эти прагматики дважды стёрли в порошок государственные устои и искалечили души и судьбы миллионов людей. В учёном сообществе гипотезой признаётся предположение о связи между явлениями или процессами. Профессор К;душкин первым указал на зависимость многовекового положения народа от мракобесия искусственных законов одноразовой жизни индивидуального «я». «Одноразовые» доктрины церковников и материалистов «снимали» кармическую ответственность за мерзкое отношение к народу с властей и порождали перед ним ответственность и обязанности.

Содержание рукописи включало четыре главы, которые, вероятно, могли удивить не только меня, но в пояснении не нуждались: «Парадигмы российской государственности», «Закон реинкарнации и основы государственного управления России в XIX-XX веках», «Идеология проводов социализма в капитализм» и «Россия будущего». Этот труд был не просто изложением второго витка капитализма, превратившегося в фарс, а принципиально новым взглядом на тысячелетнюю историю огромного государства. В течение одного столетия было сброшено ярмо капитализма, державшегося на христианском смирении и солдатских штыках, потом ценой неимоверных усилий был возведён строй, опиравшийся на дремучий материализм и лубянскую опричнину. Запрягали долго – аж с X века, в начале XX рванули быстро и в никуда. В конце XX века рванули ещё быстрее и, как оказалось, опять в никуда: криминализация и люмпенизация страны, коррупция и вывоз капитала, насильственный отъём и распродажа предприятий иностранцам, крайнее обнищание и расслоение населения, и неотвратимость повышения пенсионного возраста.

В качестве эпиграфа к своей книге Сергей Сергеич избрал две выдержки из Книги Духов:

«Бог не мог дать человеку потребность жить, не дав ему средств к жизни: для этой цели Он одарил землю способностью производить всё, что необходимо для её обитателей, потому что необходимое только полезно, излишество же никогда пользы не приносит».

«Земля всегда производила бы необходимое, если бы человек умел только довольствоваться им. Если она и не удовлетворяет всех его нужд, то потому, что человек употребляет в излишестве то, что могло бы быть отдано другому, как необходимое».

Сентенция вроде «наверное, мы никогда не будем жить хорошо» звучала в отечестве по разным поводам столько раз, что мы уже не задумываемся о её происхождении. Ответ на вопрос, почему в России меньшинство употребляет в излишестве то, что могло быть отдано большинству, как необходимое, и большинству никогда не жилось хорошо, на самом деле, проще, чем кажется даже образованным академикам. Потому что в России до сих пор существует статусность членов общества, как превознесение мнимой ценности, и расслоение населения по признаку имущественного положения всегда имеет тенденцию к увеличению. Русский помещик, например, всегда стремился прикупить или выиграть в картишки лишнюю деревеньку и десяток крепостных душ, чтобы поднять свой материальный статус, и противопоставлял себя крепостному быдлу, которое доставалось ему на халяву от предков-эксплуататоров в одноразовое пожизненное владение. С точки зрения парадигмы одноразовой земной жизни, в материальном мире имущественное положение важнее прочего, а в духовном мире земной статус вообще не имеет никакого значения. В ублюдочной парадигме одноразового земного «я» статус материальной независимости постоянен и неизменен, он даётся так же пожизненно, как статус «нищеброда-босяка», и любой проповедник одноразового христианского смирения Божьего раба со своим пожизненным статусом это подтвердит. В парадигме переселения душ и кармического воздаяния в теле всё выглядит совершенно иначе, чем столетиями вещает с амвона поп: земной статус в цепи рождений и смертей – величина переменная, в нравственной иерархии реинкарнирующих душ значения не имеющая, а кармическое возмездие в очередном теле зависит от того, насколько правильно человек относился к своему «высокому материальному положению» и определяла границы лишнего и необходимого его душа. Вся штука в том, что поп и рядом с этой истиной не стоял. Христианство имущим классам пришлось по душе, – оно не требовало категоричного отказа от лишнего, – той же деревеньки крепостных душ, не стращало реальным воздаянием на земле и позволяло держать в смирении неимущее большинство. «В святые меня, может, и не запишут, а мимо вечного пламени уж как-нибудь прошмыгну», – такой менталитет имущих привёл к Революции и новой тупости, – всё отнять и разделить, несогласных – расстрелять.

Я испытал удовлетворение от того, что рассуждения моего Учителя совпадали с моими. Он редко и осторожно использовал сослагательное наклонение в своих выводах, однако допускал мысль, что, если бы Великий Октябрь наступил до отмены Крепостного права так называемым Царём-Освободителем – Александром II, последствия Революции могли быть более непредсказуемыми и катастрофичными. Куда уж катастрофичнее, если Советская Власть рабочих и крестьян к 1929 году ликвидировала кулачество, как класс, и планировала расстрелять всех священников до последнего! Кстати, вы не заметили психическую неадекватность тысячелетнего мышления, когда я привёл имя Царя, отменившего рабство на Руси? Его назвали Освободителем, как будто потомки гордых славян находились не под гнётом потомственных вседержителей, а чужеземных захватчиков или злобных инопланетян. Абсолютные самодержцы Всея Руси, «мечтавшие» об отмене Крепостного права, не могли «вздрючить» ни своих помещиков за привычку к рабству, ни пропагандистов «одноразового образа жизни» вечной души. Поэтому революционно настроенные массы, ворвавшиеся в Зимний дворец, гадили в его «коммуналках» прямо на пол, а затем приступили к уничтожению церквей. Страна у нас такая – запустит человека в космос посреди атавизмов Крепостного права, и бровью не поведёт.

Исконными русскими корнями всегда являлись защита отечества и семья, а не благосостояние и нажива. Россия обладала почти третью мировых богатств, но олигархи, получившие их в своё распоряжение, заявили, что пришли надолго, и они были правы. Во-первых, потому что гнали прибыль за рубеж и не опасались «революционной экспроприации экспроприаторов» после распада Советского Союза. Во-вторых, стяжательство не имеет границ, как и скрываемый возрождённой Церковью закон непрерывного кармического возмездия грядущим поколениям и духовной эволюции инкарнаций. То, что было сказано в данном эпиграфе, не было постигнуто ни одним царём, генсеком, президентом. Если вдуматься в то, что сказали Высшие Духи, парадигмы церковников и классиков были лишены всякого смысла. В основе справедливого распределения благ и удовлетворения потребностей лежит закон отсроченного кармического возмездия в других телах, а не извратившие земную и загробную реальность верообразующие двучлены попа и материалиста. Как можно жить впроголодь в самой богатой стране мира, если только в ней не правят хронические болваны, вооружённые тупой «одноразовый» парадигмой? Ну, допустим, ельциноиды спасли страну от идиотов, построивших обанкротившийся «развитой социализм». Тогда от каких и скольких идиотов спасали отечество ленины и сталины? Вектор российской истории всегда работал на укрепление личной власти и подавление людей, загнанных с этой целью в рамки лживых «одноразовых» парадигм. Это означает, что предержащие власть не разбирались ни в принципах нравственного, общественного прогресса, ни в первозданном христианстве, как таковом, иначе бы, мы не отмечали каждый раз отсутствия всякой преемственности в их самодержавном правлении и шараханья. А уж про интриги, заговоры, казнокрадство, хроническую «распутицу» и говорить нечего, – «одноразовой» камарилье было не до черни, слишком зажралась в своих дворцах.

Сегодня, когда набирается всё больше и больше сведений от контактёров с представителями других цивилизаций и высшими сущностями других миров, Человечество всё яснее осознаёт мысль, которую стараются до него довести. Они говорят, что природные и социальные катаклизмы являются следствием нарушения духовных законов Вселенной, и заинтересованы в росте нашего самосознания и в понимании нами того, что мы являемся частицей Мироздания, законы которого распространяются на всех живых существ. С этих позиций, так называемые законы однократности телесной жизни душ, а также загробного небытия бездушных тел, чем бы они не мотивировались, невозможно отнести к человеческим заблуждениям. Эти законы были сформулированы предумышленно узкой группой лиц для того, чтобы ограничить самосознание людей, поставить под контроль их разум и воспрепятствовать духовному, нравственному прогрессу на Земле.

В главе «Парадигмы российской государственности» Сергей Сергеевич анализировал парадигмы, о которых я немало размышлял в Германии. Речь шла о законах одноразовой телесной жизни души и бездушного тела, только они были обозначены несколько иными терминами, не менявшими сути порочности власти и её многовекового противостояния большинству. В «одноразовых» парадигмах российской власти был сделан заведомый акцент на сокрытии духовного потенциала личности и на том, чтобы русский народ ни при каких обстоятельствах не жил хорошо, потому что конструктивные особенности искусственных законов заведомо обеспечивали эгоистические интересы меньшинства и его господство над большинством с помощью ряда социально-психологических механизмов. К ним, к примеру, относилась подмена кармической ответственности ответственностью перед властью, манипуляция глобальными жизненными смыслами, замена нравственной структуры души установленными моральными нормами и правилами, фальсификация образа источника власти, – я даже подивился скрупулёзности подхода автора, и, пожалуй, мог бы добавить к этому неполному перечислению только то, что эти характеристики касались обоих законов, верообразующие двучлены которых, по существу, являлись фиктивными. Он понимал под нравственной структурой души объём знаний Сверхсознания, вступающих в противоречие с навязанными нормами и правилами поведения, и относил к фальсифицированному образу источника власти присвоение Церковью власти Бога и делегированную государству народом власть, поскольку Церковь и государство употребляли власть вопреки Божьему Замыслу. Кое в чём аргументация несостоятельности «одноразовых» парадигм совпадала с моей, но, дочитав последний параграф второй главы «Реинкарнация и основы государственного управления…», я пришёл к заключению, что автор учинил полный теоретический разгром и основ управления, и управленческих парадигм. Одно дело, заниматься любимым делом профессуры и сочинять книжки по истории, которая «не может быть другой», и иное, – не прибегая к сильным выражениям, объективно показать тысячелетний исторический идиотизм и идиотизм тех, кто регулярно его воспроизводил. С выводом автора о том, что церковный закон однократного одухотворения тела тысячу лет служил дезориентации и дезорганизации российского общества на пути прогресса и не имел ничего общего с подлинным законом духовного прогресса, который возлагал кармическую ответственность на власть от ярышки до царя, я был согласен полностью. Ленин, разумеется, раскусил поповскую фигню и понял, что для всеобщей реорганизации тысячелетнего жизненного уклада потребуется ещё один самопальный закон, а также теория захвата власти и новые государственные основы – советы депутатов трудящихся.

Я разбирал и собирал то и другое «одноразовое» фуфло по винтикам с закрытыми глазами и пришёл к тем же выводам, что и Сергей Сергеич. Фиктивные законы одноразовой жизни не могли улучшить жизнь большинства просто потому, что в «одноразовом» обществе всегда побеждает хорошо организованный эгоизм меньшинства и «одноразовая статусность» так называемой элиты, – по этой причине деградировал дореволюционный капитализм и советский социализм. Закон отсроченного кармического возмездия в очередных телах отвергает значение «одноразовой» земной статусности и ставит на первый план самоискоренение эгоизма согласно скрываемому закону изменения и сохранения энергии души. Осознанное проявление статусности, в том числе, высокомерия, чванства или паразитизма, свидетельствует о том, что индивид живёт по «одноразовым» законам и относит себя к «избранным», противопоставляющим себя большинству. Это хорошо заметно по придворной челяди, партсоветским функционерам, обогатившимся приватизаторам и прочим любителям поглазеть на ближнего свысока. Что за нужда затыкать напудренный носик надушенным платком вблизи базарного точильщика ножей, если фрейлина усвоит, что в следующей жизни переродится в его пьяную хромую супругу, которую он зарежет свеженаточенным тесаком? Какое препятствие для своих грандиозных планов усмотрел в казусе с фрейлиной Ленин, догадаться несложно, а вот какую крамолу распознал в казусе не подозревающий о его планах поп, ничего не скажут или соврут. Наконец, сходство деструктивных функций законов однократности жизни одухотворённых и бездушных тел заключается в том, что они скрывали подлинный закон духовной эволюции инкарнаций, и в этом качестве препятствовали постижению сути духовного прогресса на Земле. Лично я бы записал этот вывод во введении к учебникам истории для общеобразовательных школ, и пусть те, кто его проворонил, бесятся, как хотят.

Закон перевоплощения души считался ересью задолго до разделения Церкви на Западную и Восточную, однако это не даёт оснований полагать, что православные и католики получили Учение о Вечном Аде из рук Христа и апостолов. Даже отдельные представители Католицизма признавали, что идеи реинкарнации были нещадно вытравлены, и было бы нелепо думать, что при сложившейся жёсткой монополии и злоупотреблениях властью уверения в вечности адского пламени чего-то стоили. Высшие иерархи всех конфессий однозначно сходятся на феномене перевоплощения души, но мы – не они, и потому нас обязывают выслушивать беспросветную «одноразовую» чушь и всё, что из неё растёт. Хрен бы с ней, с чушью, да позавчера из-за неё одним выстрелом с «Авроры» превратили всё в разруху, вчера распродали родину до самых недр и получили аналогичные результаты, не считая того, что произошло в головах. А что для истории значит «вчера-позавчера»? Один только миг между прошлым и будущим развоплощением, за него и держись, потому что «защиты от дурака» во власти всё равно нет, даже если в избиркомах честно подсчитывают галочки.

Если исходить из исторической хронологии, проблема выбора религии была решена князем Владимиром, которому приглянулись догмы «усовершенствованного» христианства. Гонцы его рассказали, что, оказавшись в византийском храме, были настолько поражены торжественностью богослужения, что не сразу поняли, где находятся, — на земле или на Небе. Ну, попутали категории сущности и явления, формы и содержания, — так обычно бывает, когда лень чертить в блокноте квадратики, кружки и чёрточки. Эмоции взяли верх над разумом, о чём я уже говорил, — только что это меняет? Вот если бы гонцы довели до сведения князя, что Божий закон подменён на «одноразовое» фуфло, князь мог бы сделать отметку на командировочных удостоверениях гонцов: «Задание выполнено», и размашисто, как до этого жил, расписаться. Крещение Руси, описанное позднее историком Василием Ключевским, произошло в X веке, когда на Востоке вера в реинкарнацию уже существовала много веков, однако свобода вероисповедания на европейском континенте была немыслима. Русские земли постоянно подвергались вражьим набегам и требовали объединения и централизации власти, то есть исполнения приказов. А какому военачальнику по нраву, если военнообязанные призывники заведут персональных духовных учителей, разбегутся медитировать, погружаться в Нирвану и шастать по астралу, где нет намёков на вечную преисподнюю? В решении политических задач надо быть прагматиком, не размазнёй, но прагматизм признаёт истиной не то, что соответствует объективной действительности, а то, что даёт практически полезные результаты. Прагматизм не может застраховать от того, что придётся кривить душой и поступать против совести, то есть вопреки интересам других людей, зато люди будут аплодировать результату. Тем же словом называют поведение, вытекающее не из принципиальных соображений, а из корыстных побуждений. Прагматикам, скорым на руку «здесь и сейчас», всегда мерещится упущенная выгода, и необходима конкретика, иначе, они начинают «плавать», «дёргаться» и «терять лицо». А тут! Никакого невнятного бормотания под нос в позе лотоса, зато есть всё, что нужно. И непорочное зачатие, и падшая женщина, и предатель на тайной вечере, и обрывок секретного разговора накануне драматической развязки в Гефсиманском саду, и внезапное исчезновение с вознесением, и (о, жемчужина кладези!) неотъемлемая от ада вечность с тремя тысячами чертей, которую приблизить к непослушному Божьему рабу, что на скаку плюнуть с лошади. К этому времени Западная Церковь уже разродилась учением о Страшном Суде, упрятала за ним Вселенский Закон и подумывала над заманчивым предложением Сатаны обзавестись боевым авангардом Инквизиции, простите, — Святой Инквизиции, для укрепления веры в вечную преисподнюю. Учение о вечном аде римских толоконных лбов послужило эффективным средством объединения, управления и расширения Римской империи, — оно не имело с первозданным христианским законом и организацией жизни по Христу абсолютно ничего общего.

По логике прагматика, без фиктивного двучлена попа не возникла бы Русь, без ленинского материализма не запустили бы человека в космос, без сталинских репрессий народ лишился бы родины, и, главное, каждый прагматик говорит словами нашего доцента Пискунова: «Тогда это так было нужно!» (Нет, зря мы ему перед экзаменом залили в графин четыре пол-литры водки, – надо было вылить пару литров слабительного и «закрыть вопрос».) Так или иначе, посланцы князя Владимира вернулись и доложили, что задание выполнили:

– Кажную буковку сочли, аж до Второго морковкиного заговенья, когда, как сказывал ихний толмач, Страшный Суд состоится, – донесли князю потрёпанные исконным бездорожьем гонцы и чего-то замялись, переступая с лаптя на лапоть.

– Ну?! – грозно вопросил он.

– Ну, ещё в евонном граде, то ись толмача ихнего, поведали, что на Суд тот Страшный, будто бы все покойники с Начала Времён должны в прежних телах и обносках воскреснуть.

– За каким хреном в прежних обносках? – с недоумением переспросил князь.

– Чтобы, значит, когда предстанут, по кажному воскресшему увидели, кого куда сажать, – хихикнул державший ответ. – Да вот ведь незадача: отдавшие концы в Начале Времён очередь занимали, а какой-то вчерась, аккурат перед Судом, испустивший дух на колу Ванька, будет норовить свиным рылом в калашный ряд без очереди. У нас вона, и на свежетёсаный кол сесть кажный томиться, аки каравай в печи, да и где энто видано, чтобы на том свете какой-то Ванька порядки определял? Зато, окромя того, – всё гладко, комар носа не подточит, Библия-то по-бусурмански писана, бес её разберёт, – опустив головы, промямлили гонцы, не ведая, доживут ли с такой новостью до вечера.

– М-да, несправедливо и, как бы, некультурно, ежели кто без очереди свиным рылом с выпученными глазами с кола да на Суд… а-а, хрен с ними! Авось, не смикитят.

– А чего не смикитят-то? – глупо осмелел один из гонцов, Маклашкин, чуть свет прискакавший из вотчины папы римского.

– То, что опосля очереди на кол придётся и там тоже в очереди до Второго морковкиного заговенья простоять, бараны вы стоеросовые. И токмо опосля всех разом на сковороде черти начнут до бесконечности жарить, а ежели кто ещё про энту очередь с Начала Времён хрень какую сморозит, того на энтом свете сами на вертеле зажарим! – рявкнул князь Красное Солнышко. – Ишь, олухи, совсем мне голову заморочили. Да кому какое дело, кто исчез, куда вознёсся и зачем в старой одёже воскрес, ежели в огне вечном будет не до того?

– Так ить они там путаники, каких свет не видывал, и сами от одной токмо медовухи нашей выболтали, что ихние Святые Отцы такого нагородили, что через тыщу годков не расхлебать, – спас всех Маклашкин, у которого едва не подломились колени. – А пуще всего, сказывали, остерегайтесь, чтобы про какую-то реинтаркацию или реинкартацию не проговориться, потому как из-за энтой ретаркации не оберёшься хлопот.

– Энто каких же?

– Тады придётся еретиков прямо тута адским огнём уразумлять, чтобы не рекартировали.

– Ладно, так и быть, – миролюбиво ответствовал князь, – небось и сам, без ихних попов опосля разберусь, кого для вечного огня-пламени, а кого для скорого рая сподобить.

На том и порешили, – не вырубить языческим топором. Насчёт «ретаркации» не проговорились, а из-за «неправильно сложенных пальцев» раскол устроили, кого бросили в яму, кого сожгли, кого забили. Так было? Не так? А как? Не разобрались в «одноразовом» фуфле, и загнали народ в речку, крестить, или разобрались, и всё одно – в речку? Говорят, не совсем так, – в «христианскую коллективизацию» немало душ загубили, но что это меняет, если Ульянов-Ленин состряпал свой дубовый эквивалент бездушного тела и загробного небытия точняк под липовый поповский двучлен, и в основе преображения жизни на Земле лежит духовная эволюция многочисленных перевоплощений души, которая и станет идеологией её жителей?

С тех пор, как по указанию «гения» в далёком 1922-ом «философский пароход» с недорасстрелянными «идеалистами» отчалил от Родины к чужим берегам, ничего нового с вечной преисподней не случилось, – на вечных сковородках исправно скворчат всё те же одноразовые грешники. Пароходик погудел и растаял в тумане, знаменуя пиррову победу ленинской партии – «Ума, Совести и Чести нашей эпохи», которая, если когда и закончится, то не раньше, чем в «научно обоснованный» материализм вобьют последний осиновый кол и перестанут считать сознание свойством высокоорганизованной материи. Исторический маятник, растратив потенциал в амплитуде казарменного строя, симметрично раскачался к огульному либерализму и возрождению разрушенных «гением» церквей, проповедующих вечную преисподнюю. Почему постсоветские коммунисты прославляют Ленина-Сталина и их достижения? Они не хотят видеть и принимать правду о том, что лозунги, провозглашённые на заведомо порочных идеях материализма, теряют своё созидательное значение. «Прагматик» – не синоним «дурака», и потому понимает, что такие «методологические ошибки» легко подводятся под знаменатель мракобесия, за которое могут спросить за любым круглым столом.

Переход от социализма к капитализму творился в лихорадочной спешке, горячке, опьянении и угаре, как будто дело касалось не великого государства с тысячелетней историей и общего достояния, а умыкнутых с чужого воза пожитков. Насчёт тысячелетней истории не ошибёшься, а вот насчёт того, что власть великого государства вывернула своё вечное духовное нутро, надо разбираться публично и в свете «одноразовых» парадигм, чтобы не уворачивалась. В этом оголтелом и безумном растаскивании страны было что-то разбойничье, воровское, постыдное, – потому и торопились, чтобы не схватили на месте преступления. Мелкое кремлёвское жульё провело сделку мирового размаха, превратив население в жертву своего политического авантюризма, хотя, конечно, этот сброд таких сдержанных выражений не заслуживает. Россия потеряла исторические земли, оставила за границей десятки миллионов русских, обратила дружеские чувства в ненависть к себе и разбила огромное количество человеческих судеб. Зачинщики грабежа посеяли карму, создали условия её долговременного воспроизводства, но непрерывность кармического воздаяния не заставляет ждать себя. В конце концов, надо признать Вселенский Закон, который противоречит «одноразовому образу жизни», или ждать возникновения ситуаций, в которых опять никто не виноват.

90-е годы навеяли образ голого короля пера Андерсена: свет рампы освещал совершенно голое тело либерального интригана, посаженного на сцену театра абсурда среди древнерусских муляжей и лубочных картинок довольных и трудолюбивых крестьян. Зрители воспринимали его глашатаем социальной справедливости и долгожданной свободы. Имиджмейкеры и пиар-уполномоченные велеречиво расхваливали фальшивые декорации и платье короля, и только какой-то малец с галёрки в изумлении прокричал: «Смотрите, а король-то у нас голый!» И тут публика заметила – очередной король был гол, словно извращенец по вызову богатой дамы, а державный фон вокруг него грубо размалёван дешёвой краской, наспех покрывшей нетёсанные доски. И всех пронзила одна и та же мысль – да он же совсем гол, гол! И действительно, на извращенце, ставшем жертвой заезжих мошенников с Запада, не было ничего, кроме короны да бутылки за спиной, к которой он прикладывался перед каждым актом. Свита являла на лицах озабоченность, а растерявшаяся стража, не в силах дотянуться до галёрки, начала хватать всех, кто подвернётся под руку. Какие-то закройщики из королевского аппарата предлагали прикрыться чем-то блестящим, режиссёры-спичрайтеры пытались на ходу переписать пьеску, заявленную в программке, но зал уже брезгливо отворачивался, и даже завзятые театралы бежали к вешалке с криком: «Изы-ы-ди-и!»

Мальца, как известно, на галёрке не нашлось. Поезд ушёл в капитализм, ушёл вопреки воле большинства, которое хотело сохранить Советский Союз, стать лучше и сильнее. Не получилось, потому что король был не только гол, но и глуп. Кто-то из пассажиров на поезд опоздал, кто-то вышел на полустанке в тапочках, трениках и отстал, а кто-то до сих пор трясётся на боковушке у туалета, не зная, где сойти. Меньшинство вышло на своей станции, потому что заранее знало, куда мчится поезд и зачем.

Что следует сказать о главе третьей – «Идеология проводов социализма в капитализм»? Разве что напомнить норму Конституции о том, что отныне в Россиянии ни одна идеология не может иметь преимущество перед другой. На кой ляд преимущество, если победила идеология новых Волконских и Оболенских? Спустя 75 лет после Декрета об отделении Церкви от государства, принятие такой нормы означает декриминализацию свободы веры в одноразовую жизнь бездушных и одухотворённых тел, поскольку сляпать ещё одно хитрое идеологическое фуфло не позволил креатив Сатаны. Какое великое завоевание: меньшинство позволило народу безнаказанно верить в то, чего в Природе-матушке нет! Лучше бы бесплатно покрасили какой-нибудь забор.

Зеркальным отражением булгаковского «сортира в голове» 90-х служит «свободная» пресса. Как далее пишет журналист и исследователь Ю.И. Мухин, она считает, что если читатель покупает именно эту газету и зритель смотрит данный канал, СМИ дают потребителю то, что он хочет. По-мнению СМИ, на критерий достоверности и жизненной необходимости потребляемой информации указывает голосование рублём, то есть пресловутый рейтинг. Голосовать рублём можно и за порнографию и неплохо на ней зарабатывать, поскольку любой порок можно превратить в бизнес и дело всей жизни. Подлог заключается в том, что для принятия правильных решений необходима информация, которую для начала нужно узнать. Но если пресса будет писать об очередном звёздном скандале сиськиной с писькиным и смаковать дрязги в передаче «Звёзды собрались», а важная информация игнорироваться, читатели и зрители не смогут принимать правильных решений. При полной информации можно прийти к верному и ошибочному решению, а при отсутствии или искажении информации приходят к выводу, который навязывается. Так было с навязанным дремучим материализмом, на котором держалась рухнувшая однопартийная система советского тоталитаризма, и так было со всеведующей распорядительницей добра и зла Церковью, которая позвякивала ключами от Ада и Рая и бравировала апостольской роднёй до тех пор, пока не вымели на историческую обочину деградировавший тоталитарный клерикализм.

Производитель новостей сам решает, что является жизненно необходимым, – купил ящик, – смотри новости про сиськиных и писькиных вперемежку с кормящей телевизионщиков рекламой или выключай. Таковы законы «одноразового образа жизни», в которой порочность внешней среды и внутренней духовной энергии притягиваются к друг другу, мешая индивидуальной нравственной эволюции людей, и на этом построена современная «одноразовая» жизнь. Можно ли устроить так, чтобы было невыгодно культивировать пороки и следовать «одноразовым» путём в истории и в быту? Можно, только придётся разобраться в порочности «одноразовых» верообразующих двучленов и выбросить из головы глупости о вечной преисподней и загробном небытии раз и навсегда. По-другому не получится, потому что речь идёт не об отдельном верующем в персональный скоропостижный и вечный рай, а о большом количестве людей с различной степенью нравственного продвижения реинкарнирующей души, так что мы обманываем сами себя. Для того и существует истинная вера, чтобы понимать, что если у человека в душе есть неизжитые за прошлые жизни компоненты энергии воровства, его нельзя назначать сторожем на склад, а это сложнее, чем не пустить козла в огород. Поскольку отказаться от реинкарнации невозможно и, как говорится, «танцуют все!», обществу нужен подлинный закон, позволяющий поддерживать друг друга в достижении общей духовной цели, а не его липовый эквивалент, отрицающий кармическое возмездие.

По данным одного исследования, только 14 процентов населения способны пересказать текст простой статьи и лишь 8 процентов способны понять вывод, обоснованный автором. Вера обывателя зависит от веры толпы; в то, во что не верит толпа, не поверит и обыватель. Ведь случись чего типа простенькой статейки о разводилове целых народов, континентов, а не ровен час, и всей земной популяции, – и поверить будет некому. «Ну что вы, такого не может быть, потому что не может быть никогда, – скажет обыватель, воспитанный на рейтингах, – разве мы похожи на наивную нанайскую девушку, выигравшую прогулку по Красной площади?» А на кого мы похожи, если дважды кряду дали навязать себе диаметрально противоположное и противоестественное загробное фуфло, уверены, что встречные реинкарнационные потоки наших измученных душ, пересекающих границы миров, относятся к области смертного греха или психиатрии и выучили наперечёт всех сиськиных и писькиных? Почему запросто позволяем недоумкам оправдывать массовые репрессии днепрогэсами и магнитками, как будто без 44 миллионов загубленных душ у нас никогда бы не было магниток и днепрогэсов?

По данным тех же СМИ, реформы 90-х по «мирному переходу» от социализма к капитализму повлекли смертность 11 миллионов граждан, хотя существуют и иные приблизительные цифры. А Гражданская война 1917-1922 годов, ознаменовавшая переход от капитализма к социализму, повлекла гибель 12-13 миллионов, если верить энциклопедиям. Для чего существует Вселенский Закон эволюции инкарнаций, – для того, чтобы многомиллионная страна перепрыгивала через него по хотению лениных и ельциных? Тысяча лет – достаточный срок, чтобы разобраться, что скрывал неоднократно отредактированный текст Библии, – этого попросту не желали делать по корпоративным соображениям. С приведёнными цифрами полезно ознакомиться не только любителям изысканного выражения о том, что в 17-ом большевики подняли власть, которая валялась на петербургских мостовых, – похоже, что от «одноразовой» усталости. А в 91-ом, уже на московские мостовые, от «одноразового» переутомления свалилась последующая власть, и позднее выяснилось, что сограждан, погибших от рук «одноразовых» властей за столетие, набралось гораздо больше, чем от иноземных захватчиков, и по сему поводу мало грязно выругаться, потому что упрямее цифр и фактов могут быть только идиоты и злоумышленники. Вы думаете, те, кому положено, бросились вскрывать «системные неполадки» в сбережении народа после отмены Крепостного права и просвещать общественное сознание? Отнюдь. Выдвинули версию о величии истории, героизме народа, ненапрасных жертвах, устремлённости к социальной справедливости под руководством народных вождей, и всё, что противоречит этой версии, утаили, уничтожили, замаскировали и сфальсифицировали. Николая II носят на хоругвях, за Лениным ухаживают в Мавзолее, Ельцина удостоили музеем размером с парк культуры и отдыха и спустили ещё один ВСЕЛЕНСКИЙ ШУХЕР на тормозах у самого края пропасти. Между тем, корни обеих трагедий XX века кроются в двух фиктивных законах и парадигмах российской государственности, и если ты в упор не видишь порочность их верообразующих двучленов и не способен предвидеть неотвратимость и последствия кармического возмездия за свои безответственные решения, какой же ты Президент? Так, голый король и такой же номенклатурный придурок-материалист, как и все твои бесславные предшественники. Или мы как наивная нанайская девушка должны поверить обещаниям первого встречного барана насчёт колбасы и свободы в одном флаконе после открытия «Макдоналдса»?

С точки зрения реинкарнации, экспроприация и приватизация – это противоположные процессы, любой из которых заканчивается обретением колбасы и свободы только элитным меньшинством, – таков закон. С колокольни одноразовой жизни бездушных и одухотворённых тел, эту арифметику не раскусить, и потому на исторической переправе 90-х кремлёвские недоумки ввергнули в хаос и разбазарили всю страну. Тысячелетняя неспособность власти к востребованию истинного верообразующего закона и нравственной парадигмы выражалась в ненависти к народу и навязыванию ему фиктивных законов и парадигм, которые обеспечивали превосходство избранного меньшинства над обделённым большинством. Разве мы понимали, куда потащит народ ещё живой, «переобувшийся» из несгибаемого коммуниста в православного буржуя Ельцин, разве могли представить страну, где расследование прекращается, когда становится известно имя заказчика убийства, которое страшно произносить?

В сентябре 1999 года в Москве было взорвано два дома с использованием гексогена, взрыв третьего дома был предотвращён жителями. Затем был взорван дом в Волгодонске, дом в Буйнакске, наконец, как пишет журналист Юрий Мухин, на которого далее ссылался Сергей К;душкин, сотрудники ФСБ были пойманы после заминирования жилого дома в Рязани.

22 сентября в 21.15 житель 12-этажного одноподъездного дома 14/16 по улице Новосёлов, позвонил в Октябрьский РОВД Рязани и сообщил, что 10 минут назад видел у подъезда своего дома «жигули» с московскими номерами Т534ВТ77RUS. Из неё вышли двое мужчин и женщина, и все трое начали перетаскивать через подвальную дверь внутрь какие-то мешки, после чего сели в машину и уехали. Прибывшие в 21.58 сотрудники милиции обнаружили в подвале дома три 50-килограммовых мешка из-под сахара с введённым в надрез детонатором – электронным устройством, проводами и часовым взрывателем, установленным на 5.30 утра. Бомбу, естественно, обезвредили и всё зафиксировали.

Допустим, ФСБ тут ни причём и трое неизвестных лиц временно пристроили обычный сахарок для конспиративного самогоноварения, а я, читая рукопись Сергей Сергеича, возьму на себя роль адвоката, который постарается «отмазать» героическую контору, разоблачить поклёп и переложить вину на самогонщиков. Ну, допустим, это был сахар, и только. С чего начнёт адвокат? С вопросов, которые задаёт сам себе. Например, почему экспресс-анализ, сразу же проведённый на исправной аппаратуре квалифицированными специалистами, указал на гексоген? Почему содержимое мешков не было похоже на сахарный песок, и свидетели в один голос утверждали, что в мешках было вещество жёлтого цвета в гранулах, напоминающих вермишель, как и выглядит гексоген? Почему 23 сентября Пресс-центр МВД сделал заявление о том, что при исследовании вещества обнаружены пары гексогена, и взрывное устройство было именно обезврежено? Почему в ночь на 23 сентября эксперты МВД определили, что взрыватель был боевым, готовым к применению, а «сахар» – взрывчатой смесью, которую нельзя перепутать с тем, с чем пьют чай? Почему начальник Октябрьского РОВД заявил, что угроза взрыва была реальна? Почему начальник местного УФСБ поздравил жильцов дома, построенного 20 лет назад, со вторым рождением? Почему гражданину Картофельникову, сообщившему о бомбе, от имени администрации города вручили цветной телевизор, – за то, что он предотвратил столько реальных смертей? Почему, по словам оперативного дежурного МЧС РФ, найденный взрыватель был установлен на 05.30 утра? Почему начальник местного УВД сообщил, что установлены марка, цвет и номер автомобиля, на котором привезли взрывчатку и скрылись? Почему в 4 утра взрывчатку привезли в гараж подразделения МЧС Рязани, и спасатели, охраняющие мешки, поговаривали, что экспертиза показала примесь гексогена, и попить чайку с таким сахарком было бы невозможно? Почему утром 23 сентября информационные агентства страны передали новость о предотвращении теракта, и с 8 часов утра телеканалы начали передавать детали сорванного злодеяния, включая состав взрывчатки – гексогена? Почему в 13 часов начальник Октябрьского РОВД заявил, что ведомственные взрывотехники подтвердили наличие гексогена, после чего мешки с гексогеном были отправлены в московскую лабораторию ФСБ для дальнейшего заключения?

В 19 часов того же дня «Вести» сообщают по ТВ, что по грозненскому аэропорту нанесены авиаудары. Пока в Рязани ищут террористов, российские самолёты «мочат в сортире» организаторов теракта, и СМИ благодарят бдительных граждан за предотвращение взрыва. И всем известно, что с Ичкерией подписано мирное соглашение, после которого боевики начали проявлять опасные сепаратистские тенденции.

А дальше начинается «кино».

В тот же день, 23 сентября 1999 года, пресс-секретарь ФСБ официально сообщает, что по предварительному заключению экспертов ФСБ, гексогена в обнаруженных мешках не было, а были «похожие устройства с дистанционным управлением»; взрывателя тоже не было, и можно утверждать, что это были всего лишь «некоторые элементы взрывателя». О как! Вы думаете, это было сказано, чтобы телезрители сами додумались до учений ФСБ по проверке гражданской бдительности? Нет, это было сказано, чтобы для начала поставить нараскоряку мозги телезрителям. То есть утренние газеты сообщают 24 сентября подробности предотвращения теракта, а заявления ФСБ об учениях ещё нет, и только в полдень того же дня директор ФСБ объявляет происшедшее в Рязани учениями. В руках директора – три мешка взрывчатки и боевой взрыватель, которые не спутаешь с «куклой», и, ясное дело, эти «не-куклы» поступили к нему с милицейской сопроводиловкой. (Кому «читать мораль» – генералу Патрушеву и двойнику Ельцина? Вызвать обоих да врезать по столу кулаком, чтоб графин задребезжал, и пусть колются в присутствии Премьера и Спикера, как допустили и пресекли в Чечне сепаратизм, «перед лицом товарищей»?).

Допустим, это были учения, но тогда адвокат этих малахольных исполнителей должен задать себе новые «почему». Например, почему всей стране объявлено, что местное УФСБ провело задержание двух террористов? Почему представитель местного УФСБ сообщил, что поиски террористов после обнаружения взрывчатки в Рязани не прекращались, и заявление директора ФСБ об учениях явилось для рязанских чекистов полной неожиданностью? Вы представляете, в какое бабло влетит налогоплательщику поиск злоумышленников по полной программе силами двух ведомств? Да что там какое-то бабло, когда речь идёт о нескольких домах и сотнях жизней!

После объявления типовой операции «Перехват» сотрудница АО «Электросвязь» Юханова зарегистрировала звонок в Москву одного из исполнителей «учений». Из служебного помещения московской ФСБ ему ответили: «Выезжайте по одному, везде перехваты». Получив инструкции, один из террористов выехал на машине 23 сентября из Рязани и бросил её в районе Коломны, и вечером того же дня она была обнаружена. Если директор ФСБ не врёт насчёт учений, почему эта машина числилась в розыске? Почему об учениях не знали, хотя были обязаны знать, губернатор области, местные управления МВД и ФСБ, о чём было заявлено официально? Рязанское УФСБ, официально признавшись, что было не в курсе учений, заявило, что сообщение об учениях последовало в тот момент, когда места проживания террористов были выявлены, и готовилось их задержание. А из Москвы последовал приказ террористов не задерживать, поскольку, «оказывается», это были учения. 25 сентября директор ФСБ в телеинтервью заявил о том, что террористы находились среди вышедших по тревоге на улицу жильцов дома, в котором обнаружили взрывчатку; эти люди участвовали в составлении своих фотороботов, разговаривали с сотрудниками правоохранительных органов. На самом деле, террористы, заложив взрывчатку, разбежались по конспиративным квартирам, а когда местное УФСБ доложило директору о скором задержании террористов, он отдал приказ их не арестовывать и объявил происшествие в Рязани учениями. После этого директор дал своё первое в те дни интервью телекомпании НТВ. Он врал во всём – в том, что инцидент в Рязани не был предотвращением взрыва, что это были учения, что в мешках был сахар, а не взрывчатка. Террористов – сотрудников ФСБ, для страховки, естественно, задержали в Рязани и с «ксивотой прикрытия» передали коллегам из центрального аппарата, которые приехали их забрать. Дело из местного УФСБ с указанием экспертов на состояние боевого взрывателя и гексоген было изъято; имелось множество свидетелей подготовки взрыва как среди действующих сотрудников, так и граждан, и пресса писала об этом не один раз. Профессионалы не могли спутать взрыватель с имитатором, и на учениях не мог быть использован гексоген.

Согласно положению, ФСБ имеет право проверять только себя, а никак не людей в пижамах, согнанных на улицу. Не было ни плана учений, ни взаимодействия с иными органами власти, ни законодательного обеспечения, ни материалов, отражающих ход учений и их результат. Сказанным не исчерпываются все фактические данные о преступлении против своего народа, – их было достаточно и на последующих страницах исследования Ю. Мухина, на которое ссылался С. К;душкин. Я не называю их доказательствами, потому что таковыми оперируют только после «открытия» уголовных дел и только на следствии и в суде. Дочитав всё до конца, вплоть до профессионального «заметания» следов, разбросанных во внешней среде, я остановился на словах руководителя депутатской группы Госдумы РФ Олега Морозова, который прокомментировал эфэсбэшные учения в прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы». Он посетовал, что людям в Рязани нельзя было платить такую цену за проверку действий ФСБ и бдительности граждан. Народный избранник заявил, что действия ФСБ можно будет простить, если она гарантирует, что теракты больше не повторятся. Это был тончайший намёк обделавшемуся с ног до головы директору: мы не трогаем вас и забываем про взрывы, а вы прекращаете «мочить в сортире» россиян. Тут ведь и дурак поймёт: гарантировать стопроцентное предотвращение терактов можно лишь в одном случае, – если не отдавать приказов взрывать свой же народ. Только вот из наших свободных СМИ не понять, кто будет прощать действия по проверке бдительности заспанных людей в пижамах: исполнительная власть сама себя, народные избранники, скрывшие преступление против народа, или чужой дядя с трогательной фотографии в окружении Наины Ельциной, детей и внуков? Ну, а дальше вы знаете: через три месяца двойник покойного Бориса Николаича поздравил всех с Новым годом, сказал, что уходит на покой, распахнул дверь своего кабинета, чтобы впустить преемника, и исчез с экрана радаров в ожидании объявления ему даты торжественных похорон.

Я завязал папку с рукописью и оставил её на столе. Эта книга никогда не устареет, какие и кто бы учебники истории не писал. Когда-нибудь люди откроют её и увидят, какой дорогой шла наша страна, но главное, – этот труд не даст лгать и навязывать ложные оценки событий, игнорируя истину, если, конечно, люди его прочтут. А ещё я думал о том, что послезавтра, в понедельник 31 октября, поеду на вокзал встречать Лену. Мы соскучились и звонили каждый день. Мне осталось дочитать завтра последнюю главу рукописи Сергея Сергеевича, а сегодня я собирался ехать к брату и привезти то, что давно обещал.

Я отправился в Серебряный Бор на маршрутке, с пересадками, так было ближе.

Атмосфера за столом была особенно тёплой и радостной. Наверное, и Духи, глядя на нас, радовались тому, что мы собрались вместе.

Мы пили чай с разрекламированной «Причудой», а моя племянница Ленка обрадовалась тому, что я, наконец, принёс обещанное дополнение к её домашнему заданию по генеалогии.

– А где оно? – спросила племяшка.

– Сейчас, – я вытащил из портфеля два больших склеенных листа ватмана и разложил на полу.

– Ого! Мам, пап, имена какие-то странные.

– Ну, смотри, вот эти и эти поколения родом из России, вот эти – из Франции, а эти, что ниже, – из Германии.

– А кто такие Густав и Флора? – спросила она, похрустывая «Причудой», и указала в нижнюю часть листа.

– Это корни древа прошлой жизни, – ответил я, вынул из портфеля кофейные кружки с цветным изображением замка и развернул. – Они когда-то жили в этом замке. Кстати, я могу даже их тебе показать.

– Шутишь?

– Нет, – я достал копию литографии и положил её на стол. – Это они.

– Какие красивые!

– Вроде ничего. А будешь хорошо себя вести и слушать старших, скоро я тебя с ними познакомлю.

– Ты шутишь?

– Хороший вопрос. Тебе тоже так скажут, когда принесёшь в школу своё домашнее задание и развернёшь на столе...

* * *

- Узы, симпатии, соединяющие Духов одного и того же порядка, являются ли для них источником блаженства?

«Союз Духов, которые симпатизируют друг другу относительно добра, является для них источником величайших наслаждений, ибо им нечего опасаться, что союз этот омрачится эгоизмом».



Книга Духов

* * *

Прошло полгода. Отца Лены выписали из больницы, и он вернулся в Суздаль. Екатерина Анатольевна и её сестра настояли на том, чтобы он поселился в доме на Большой Скучилихе, и это было правильно.

Трудно сказать, что послужило причиной возвращения памяти к Дмитрию Афанасьевичу, – использование ассоциативного ряда из его прошлой жизни, назначение медицинских препаратов или иные обстоятельства, поскольку длительность утраты функции мозга и возраст оставляли ничтожный шанс на выздоровление. Сначала у больного начали отмечаться первые проблески воспоминаний, но эти отрывочные явления не позволяли врачам сделать окончательных выводов, однако несколько позднее он смог вспомнить всё. Во всяком случае, они сказали, что произошло чудо. Это случилось месяца через два после того, как звонарь Михаил Яковлевич посетил его во второй раз и привёз картину «Пробуждение», которую повесили в его комнате на стене. Все, кто заходили к нему и видели это полотно, неизменно спрашивали автора, что на нём изображено. Дмитрий Афанасьевич, как мог, отвечал на вопрос своими словами до тех пор, пока не произошло то, что врачи и мы с Леной назвали чудом. И, если, по-мнению специалистов, оно, действительно, произошло, нет необходимости его оспаривать.

Дмитрий Афанасьевич вспомнил свою прошлую жизнь, в том числе, то, что произошло в тот далёкий майский день, когда он был доставлен во владимирскую больницу с берега Нерли. Он рассказал нам, что его напоили в ресторане люди, назвавшиеся его спонсорами, которые говорили, что вскоре должен подъехать его брат, но тот на деловую встречу так и не явился. Зная, что Валентин был посредником этих людей, Дмитрий Афанасьевич обо всём догадался и мужественно принял всё, что было связано с ролью его погибшего брата. Мы с Леной решили ничего не говорить на эту тему, чтобы все испытания, выпавшие ему, как можно быстрее остались в прошлом. Он уже получил паспорт и настолько оправился, что подумывал возвращаться на прежнее место работы, тем более, его решение было поддержано и нами, и коллегами по Художественному училищу.

Моей племяннице Ленке «зачли родословную», хотя она ограничилась родственниками, проживавшими во Франции. Это было правильным решением, поскольку родословное древо до XV столетия на фоне иных домашних заданий выглядело бы слишком вызывающим, и мне это послужило примером того, что зрелость решений зависит от зрелости души, а не от зрелого возраста. Из Шато-конти пришло большое заказное письмо от Мишу и Констанции. Я не раз говорил с ними по телефону и стал чаще об этом задумываться.

Начну издалека. Маркиз Ривайль превратился в Аллана Кардека, автора Книги Духов, следуя указаниям Духов, – по их утверждению, это имя принадлежало одному из его предыдущих воплощений. Подготовка совместного с Высшими Духами труда являлась миссией Аллана Кардека, которая имела и имеет огромное значение для всего Человечества. Об этом свидетельствует, хотя бы молчаливое, если не трусливое, отношение Церкви к данному источнику Откровений и то, что говорят о нём посвящённые. Тут следует отметить, что миссия есть у каждой воплощённой искры Божьей, поскольку без миссии люди на земле не рождаются. Отрицание и сокрытие наличия миссии реинкарнирующего Духа удалило Человечество от понимания Хода Истории, сущности нравственного прогресса и положило начало антихристианской, псевдогуманистической деятельности церковников. Дело в том, что, невзирая на содержание церковных проповедей, источник лживой информации, порождённый фальсификацией верообразующей конструкции в IV веке, продолжал функционировать объективно, независимо от отделения Восточной Церкви от Западной, отделения Церкви от государства и от уничтожения Советской Властью церквей и священников.

Миссию, например, имеют все бизнесмены из ежедневных телесериалов, планирующие заказы, наезды, тёрки и разборки, «уважаемые» пацаны, обложившие данью рынки и торговые точки, и более «авторитетные» дяди с предъявами к более крупному бизнесу, однако лихоимство в этой туповатой блатной среде не имеет никакого отношения к миссии. Существует миссия, типовые и индивидуальные задачи на очередное воплощение души, и кармическая ответственность Первого и Второго порядков в настоящей телесной жизни за прошлую и в будущей – за настоящую, и здесь больше говорить не о чем. Мы не можем прекратить межрелигиозные распри на земном шаре иначе, как договориться и объявить религию личным делом каждого, но и этого пока не получается. А с другой стороны, мы не можем единожды родиться на земле для того, чтобы грабить и убивать, и если мы этого не понимаем, то лишь потому, что толоконные лбы очень грамотно «развели» и отучили воспринимать текущую жизнь звеном длинной цепи перевоплощений и шагом на пути нравственной эволюции. У нас, вон, и государство за тысячу лет в толк не возьмёт, рядиться ему в слугу или господина своих подданных, не говоря о значении персональной миссии вечного Духа в Божьем Замысле, упрятанном от людей церковниками. Откуда течёт «недоношенная» парадигма? От монополиста-попа, и это не такой уж большой секрет. А что светская власть противопоставила «одноразовой» религиозной парадигме? Ничего, если не считать «одноразового» материалистического дерьма, которым опоскудили мировоззрение нескольких поколений, и физического уничтожения священников. За что палача Сталина вынесли из Мавзолея, – за отступление от «ленинских норм»? Охренеть! Ни власть имущим, ни классу богатеев истинный закон невыгоден, и это давно пора усвоить наряду с тем, что лицом западной демократии является обнажённая задница и фальшивый Католицизм.

Моя прабабушка Маша знала, что я вернусь в дом её предков и после обнаружения сокровищ Эльзы буду поставлен перед главным выбором своей жизни, и этот выбор был сделан. Я соединил все поколения предков от себя настоящего до своего прошлого воплощения и сделал вывод, что тот и этот «я» – один и тот же «я», делающий шаги в каком-то одном направлении. Мне удалось установить, что основным содержанием моей прежней жизни являлась борьба с Карлом Коддлем и его соучастниками, которая должна была завершиться разгромом ордена заговорщиков и смертью Густава и Флоры Берлицев. С точки зрения исторической, эта жизнь, борьба и смерть были мгновением в процессе становления централизованной власти в Германии и объединения её земель. С той же степенью очевидности о задаче настоящей жизни позволяло судить то, что драгоценности, награбленные членами тайного рыцарского ордена, могли попасть ко мне, и я должен был окончательно понять, как распорядиться ими правильно. Их нельзя было просто хранить или транжирить, и, значит, они должны служить на благо общества, и вот над этим очевидным выводом пришлось задуматься.

Существует немало серьёзных исследований о значении денег для человека, их особенной роли и энергии, но в них почему-то опускаются вопросы реинкарнации и кармы, как будто речь идёт о рекомендациях по обогащению. Одни говорят, что не в деньгах счастье, а другие, – что, если счастье не в деньгах, то отдайте их соседу. Помимо бедных и богатых, есть люди, которые счастливы без денег, и те, кто несчастливы даже с деньгами. Есть те, кто не знает, куда их деть, но это задачка посложнее, чем найти средства для побелки потолка или пополнения гардероба и обувной полки. А ещё есть те, кто деньги украл, заработал или нашёл и размечтался от минимума до максимума, исключающего границы лишнего. Хитрая поповская аксиома одноразовой жизни позволяет бедным падать в финансовую пропасть и мечтать о деньгах пожизненно, а богатым – пожизненно ими пользоваться и преумножать. Говорят, Небеса дают деньги тем, которые знают, что с ними делать, но это, как писано в Книге Духов, далеко не так, поскольку свалившиеся откуда-то деньги всегда являются испытанием и никогда не служат средством удовлетворения прихотей. Прихоти имущих не раз доводили общество до революций, но на самом деле, в истории человечества почти не было примеров того, чтобы найденные сокровища улучшили чью-нибудь жизнь, и, по утверждению Книги Духов, богатство – это не добрый жест судьбы, а испытание искушением, которое является составляющей избранной миссии. Выбор миссии обусловлен законом реинкарнации, закон реинкарнации – целями повторных рождений, и потому миссию и реинкарнацию не хотят признавать. Тот, кто плодит бедность, отбирая у бедного последний кусок, будет сурово наказан в будущем воплощении, но бедность – тоже испытание, и бедный может быть наказан в новом теле за ропот на Провидение по поводу своего положения. «Учреждение» Церковью вечного загробного тупика, в том числе, бесконечной преисподней, изменило критерии поведения и отношений на земле и осталось незамеченным, иначе бы, в прошлом столетии имущие власть болваны не натворили столько бед и глупостей. Человеку после смерти приходится отчитываться за добро, которое можно было сделать деньгами, но не сделано, и за слёзы, которые можно было осушить, но не осушены, и за деньги, брошенные тем, кто в них не нуждался. Такой жест называется расточительностью, а расточительность является противоположностью бескорыстия. Одним словом, – реинкарнация, никуда не денешься. Искупление прежней вины богатых и бедных происходит на грешной земле, а вовсе не там, куда указывают церковники, «запретившие» кармическую расплату в повторных рождениях, что существенно.

Книга Духов и посвящённые говорят одно и то же: человек должен довольствоваться только необходимым, иначе, за лишнее придётся отвечать. И если каждый человек выполняет миссию, он должен понимать, куда лишнее деть, потому что богатство, как и бедность, априори является раннее заслуженным испытанием. Судя по тому, как отпрыски плутократов видят черту между необходимым и лишним, яблоко от яблони не откатывается. С точки зрения аксиомы одноразовой жизни, наличие лишнего имущества представляется таким же неотъемлемым атрибутом однократности бытия, как и пожизненность статуса имущих и неимущих. Таким образом, толоконные лбы вытравили искупительную и созидательную составляющие миссии и плана души вместе с механизмом кармического воздаяния богатством и бедностью за прошлые жизни. Это нельзя назвать иначе, как абсолютным выхолащиванием первоначальной верообразующей логики и дебилизацией людей из низменных побуждений, сколько бы веков после фальсификации Писания не истекло. Неудивительно, что мы пребываем в неведении о том, что расточительный богач может превратиться в бедняка, чтобы понять, как тому живётся, а бедняк, который роптал на свою бедность, – снова перевоплотиться в бедняка, поскольку в прежней жизни не прошёл испытания бедностью, и вынужден доучивать свой урок. «Одноразовая» церковная аксиома не в состоянии этого объяснить, зато пословицу о том, что «лишних денег не бывает», усвоил «самый бедный офшорный аристократ». В итоге, примитивные «одноразовые» парадигмы не позволили открыть формулу человеческого прогресса и дальше капитализмов и социализмов народы не увели. Фиктивный поповский двучлен веры охранял интересы имущих при клерикализме, а после отделения Церкви от государства продолжал «снимать» кармическую ответственность инкарнаций за злоупотребление богатством и ничего не объяснял. Церковь, вероятно, сможет и впредь обходиться числом прихожан на литургии, однако скрываемый ею Глобальный Объективный Закон остаётся за пределами внимания не только обособленной группы верующих в одноразовое земное существование, но и всех невоцерковлённых людей.

С момента получения наследства я отвечал не только за зло, которое мог допустить или не предотвратить этим богатством, но и за всё добро, которое мог сделать, но не сделал. Этот вопрос был связан не только с личной кармой и с судьбами близких мне людей, но и с Делом, которое предстояло начать, и я надеялся на помощь Игоря Львовича и на его добрый совет.

Согласно завещанию Жюля Мелье, потомки Мари и Элен и его родственники, включая Мишу, Констанцию и Этьена, наследовали равные суммы с банковского счёта наследодателя. Наследником Элен был Валентин Кулешов, который ранее получил всё. Сумму в 5,2 миллионов евро наследовали потомки Мари, половину – моя тётя, и столько же – мы с братом.

Сокровища Эльзы делились аналогично, на пять равных частей, включая наследника Элен, Дмитрия Кулешова. Жюль не оставил указаний, в каком виде будет передано наследникам так называемое приданое Эльзы, да и не мог этого сделать. Это кропотливое дело взяли на себя Мишу с Этьеном, и всё, что я знал из письма, от наследников, проживавших за пределами Франции, требовались соответствующие документы о праве наследования.

После моего отъезда, как уже говорил Мишу, из подземелья в Шато-конти извлекли девять сундуков, большая часть которых была наполнена старинными драгоценностями, настоящими шедеврами мирового ювелирного искусства. Среди них оказались золотая и серебряная посуда и другие изделия из золота, а также слитки. Особенно много было украшений из драгоценных металлов и камней, – кольца, перстни, браслеты, броши, колье, подвески, кулоны и десятки драгоценных камней – изумрудов и бриллиантов. В некоторых сундуках нашли монеты тех столетий – флорины, дукаты, талеры, гульдены и шиллинги, – большинство из них были золотыми и представляли самостоятельную историческую ценность, а мелких монет – пфеннингов, динар, грошей, виттенов, не было совсем. Общее количество предметов исчислялось тысячами, а общая стоимость приданого Эльзы, выраженная в приблизительном денежном эквиваленте, по скромным подсчётам, могла составлять сотни миллионов долларов.

Мы с Леной разработали проект под рабочим названием «Институт Духа», – по аналогии с известным институтом Мозга. Я рассчитывал на поддержку Игоря Львовича, консультационную помощь некоторых известных мне учёных и привлечение к работе Петельского и его друзей.

Теоретической основой «Института Духа» являлась «Концепция духовного развития общества», определяемого истинным законом природы, и система основанных на ней шагов по внедрению её в жизнь. Концепция содержала два аспекта:

1. Морально-этический аспект включал характеристику основных положений, структуры и функций закона кармического возмездия и нравственной эволюции инкарнаций и фиктивных законов одноразовой жизни однократно одухотворённых и бездушных тел.

2. Социально-исторический аспект отражал вопросы истории и жизни общества в свете фиктивных и подлинного верообразующих законов.

Кровавый церковный раскол середины XVII века, известный по картине «Боярыня Морозова», выражался в столкновении «менее строгих» и «более строгих» религиозных канонов в рамках одного и того же порочного двучлена одноразовой телесной жизни души, который до сего дня вызывал неразрешимые вопросы, оставался незыблемым и пережил Революцию и Приватизацию. Сущность «более строгих» правил поведения сводится к тому, что в течение одноразовой телесной жизни души они наиболее способствуют достижению райской вечности. В общем, адептам скоропостижной райской вечности, «перепрыгнувшим» закон переселения душ, строить рай земной было некогда, в силу чего классики дубинноголового материализма заменили мнимое загробное благополучие загробным отсутствием всего и вся. Второе пришествие капитализма состоялась тогда, когда увидели, что прежняя тупорылая идеология завела страну в беспросветный тупик.

В соответствии с Концепцией, предлагалось организовать широкую дискуссию в обществе о:

1) пересмотре фиктивных законов одноразовой жизни однократно одухотворённых и бездушных тел ввиду их несоответствия закону кармического возмездия и нравственной эволюции инкарнаций;

2) пересмотре исторических оценок дореволюционного клерикализма и советского материализма вследствие фиктивности законов одноразовой жизни однократно одухотворённых и бездушных тел;

3) идеологической несостоятельности постсоветского капитализма, вытекающей из фиктивных законов одноразовой жизни однократно одухотворённых и бездушных тел;

4) национальной идее духовного развития общества, основанной на законе кармического возмездия и нравственной эволюции инкарнаций.

Над этими материалами, изложенными на полсотне страниц, предстояло ещё серьёзно работать. Дальнейшая разработка и внедрение Концепции требовали системного подхода и привлечения многих ресурсов и людей, но мы верили, что открытая дискуссия о причинах Революции 17-го и Приватизации 92-го и очевидной порочности «одноразовых» законов поможет изменить взгляд на историю и будущее страны. Разумеется, мы понимали, насколько эти идеи опережают время и какое количество вопросов и возражений повлечёт их обсуждение, однако мы предлагали обществу честный взгляд на причины катаклизмов бурного XX века, обойдённые учебниками истории, и не собирались навязывать решение, – решать должен был народ. Или вы считаете причины варварского уничтожения десятков миллионов сограждан уже установленными? Если так, посидите со мной на экзамене или полистайте трижды переписанные за столетие учебники.

Наше бракосочетание с Леной состоялось в начале мая. Мы расписались у стен Кремля и сыграли свадьбу на Красной площади. Это было в Суздале, и, как принято, гуляли три дня.

В ЗАГС, расположенный в жёлтом двухэтажном особняке на Кремлёвской улице, мы подали заявление в феврале – через год после начала этой истории, и объявили о нашей свадьбе. Нас предупредили об испытательном сроке, но мы попросили отодвинуть дату регистрации на первые, выходные дни месяца, – какое значение имели лишние дни, если наш испытательный срок длился целые столетия?

Все гости, приглашённые на торжество, приехали утром или накануне. Родственники Лены остановились на Большой Скучилихе, а мы с Леной на Советской улице. Поскольку многие прибыли издалека, мы заранее сняли несколько гостевых квартир, и места хватило всем. Не считая наших родственников, подруг и коллег Лены и, конечно, звонаря Михаила Яковлевича, в Суздаль приехали Игорь Львович, Гриша Кирий с женой, мои друзья Володя Малов, Славка Петельский с Вадимом и Тамарой, а из Германии – Maрк и Люда Паликовские. У них немного сдвинулся отпуск, и они прилетели в Россию на несколько дней раньше, и раньше должны были улетать. Выяснилось, что Марк прочёл Книгу Духов, и Люда сказала по секрету, что не могла оторвать его от Книги, и он обещал прочесть её во второй раз.

Петельский с Тамарой, Кирий и Паликовский с жёнами оборвали лепестки нескольких букетов алых роз, и, когда мы с Леной выходили из ЗАГСа, обсыпали нас, едва мы ступили на крыльцо. А потом мы возложили цветы к вечному огню в парке, и обвенчались. Венчание произошло неподалёку от него, в церкви Валентина, – Цареконстантиновском пятиглавом храме, построенном в 1707 году, в котором обычно венчали молодожёнов.

В нескольких километрах от Суздаля была Кидекша, деревенька, около которой через Нерль проходил автомобильный мост. По этому мосту жених должен пронести невесту на руках, но получилось так, что одна часть гостей присутствовала на венчании, а другая – ожидала на Красной площади и участвовала в подготовке торжества. Лена сказала, что заставлять гостей ждать неудобно, и мы направились к свадебному столу. Место празднования предложил и заказал папа Лены, и оно было удобно для всех. Свадьбу устроили в столовой номер 1, на втором этаже здания, где находились Администрации города и района.

Было немного душно, и через час-полтора мы с Леной тихонько спустились на улицу слегка передохнуть от громкой музыки, непрерывных криков «Горько!» и заводного Петельского, который назначил себя тамадой, никому не давая передышки. Он заранее обзавёлся беспроводным микрофоном и шпаргалкой, чтобы чередовать прибаутки с серьёзными заявлениями об «уникальности новой ячейки общества», отчего всем хотелось веселиться и плясать.

На краю площади, невдалеке от нас, стояла тёмная иномарка, такси. Решение возникло в ту же секунду, и я, попросив Лену чуть-чуть подождать, подошёл к машине.

Водитель открыл дверцу и сказал:

– Занят. Конец смены, извини.

В лице шофёра было что-то знакомое.

– Володя, ты что ли? Я Александр, ты вёз меня в Суздаль, помнишь?

– А-а, конечно, друг.

– Ты что, поменял 130-й «ЗИЛ» на легковушку?

– Давно хотел. Твоя невеста?

– Да.

– Поздравляю, осенью ты был холостой. Увезёшь?

– Уже увёз. Слушай, говорят, у Кидекши есть мост через Нерль, по которому переносят невест. Сколько до него?

– Километра четыре или пять. От автовокзала два километра, это точней.

– Длинный мост?

– Метров пятьдесят-шестьдесят, справишься.

– Да я не об этом. Ты сможешь высадить нас у дальнего конца моста, развернуться и ждать нас на ближнем?

– Запросто. Садитесь, пока вам «Горько!» не кричат.

Я вернулся к Лене.

– Леночка, извини, пожалуйста, это тот парень, который впервые привёз меня в Суздаль. Он говорит, нам обязательно надо поехать с ним.

– Тогда поехали, – засмеялась она.

На углу улицы Ленина и Ризоположенского монастыря Володе посигналил коллега, и он притормозил.

– Ты куда?

– Невесту украли, прятать везу.

– Давай, прячь.

Лена поняла, куда мы едем, когда мы свернули у автостанции.

– А потом? – улыбнулась она.

– А потом начнётся самый длинный в мире мост, – ответил я.

– А если хватятся гости?

– Петельский нас выручит, споёт песню про зайцев.

Десяти минут не прошло, как мы доехали до реки. За мостом я взял Лену на руки, перенёс на другой конец и усадил в подъехавшее такси.

– Всё, Володя, гони на пир.

– Поздравляю вас, теперь всё, как у людей.

– Поздравлением не отделаешься. Мы тебя очень просим быть с нами. Тобой займутся наши друзья, скучно не будет.

– Спасибо. Только машину поставлю, нужно пять минут.

– Спасибо тебе.

Гости встретили нас протяжным «А-а-а» со всех сторон. Мы с Леной подвели Володю к Малову и Паликовскому. Они заставили его выпить штрафную и живо усадили рядышком с блондинкой Ольгой – пышкой-хохотушкой, кассиршей из аптеки, а потом нам снова закричали «Горько!», опрокинули рюмки и пустились в пляс. Оказалось, пока нас не было, Петельский успел рассмотреть узоры на руках Ольги и что-то ей наговорил. После этого пышка-хохотушка танцевала только с Володей и весь вечер смеялась как сумасшедшая...

На третий день часть гостей начала разъезжаться. Игорь Львович спешил к своим пациентам, но у нас с ним состоялся важный разговор о Деле, в котором он полностью поддержал меня и обещал оказать содействие. Гриша Кирий с супругой уехали во Владимир – его отозвали на службу в связи с совершением какого-то дерзкого преступления. У Марка с Людой заканчивался отпуск, и они обещали встречать нас с Леной в Германии. Остальные гости «разбрелись по достопримечательностям», а мы впятером – Лена, я, Петельский, Тамара и Вадим дошли до кафе «Ландыш» на Нетёке, где я решил изложить суть Дела за столом.

– Позвольте озвучить вам то, что уложится в три минуты, – начал я, когда нас усадили за стол.

– Мели, Емеля, твоя неделя, – сказал Петельский.

– Мозг, если не все в курсе, – это не только часть тела, но и непосредственное место зарождения мыслей. Таково открытие учёных института Мозга. Я предлагаю учредить «институт Духа» и вооружить Человечество антитезой одноразового бытия – парадигмой эволюции инкарнаций со всеми вытекающими из неё социально-историческими и морально-этическими следствиями, включая кармическое воздаяние за прошлую жизнь. Для этого мы предложим мирную дискуссию, от которой будет невозможно отказаться, и пригласим раскинуть мозгами всех свободных от вероисповедания граждан вплоть до самых образованных академиков. А затем мы предпримем комплекс долговременных мер, чтобы общество само увидело, к чему эта дискуссия привела. Я закончил.

– Леночка, – обратился Славка к моей жене, – хоть один человек на планете смог выразить мои чаяния, и этот человек не где-то на пыльных дорогах Европы, а вот он, – совсем рядом с тобой. Имей в виду, после такого заявления он принадлежит не только тебе, но всему Человечеству.

Лена рассмеялась:

– Не страшно, я тоже им принадлежу.

– Могу сказать одно: давно пора, – резюмировал Петельский, и его поддержали Тамара и Вадим.

– Тогда повестка исчерпана, – подвёл черту я. – Для обсуждения стратегии и тактики встретимся на пленарном заседании в Москве. Формы и методы предварительно обсудим в рабочем порядке до конца летних каникул, тезисы к осмыслению я пришлю.

– В конце концов, если из любой бездари можно раскрутить «звезду», что помешает называть истину истиной? Надо бы выпить за удачу, – предложил Вадим.

– Как насчёт шампанского, аристократы? – спросил я.

– Ребята, нас просили не объедаться, – нам готовят общий обед, – напомнила Тамара.

– Только шампанского, – ответил я, – и чего-нибудь к нему.

– Слава, а что ты нагадал по руке нашей Ольге, что она хохотала два дня? – спросила Лена.

– О, ничего грустного, – теперь это смешная тайна будет сопровождать её всю жизнь. А то, что я нагадал позапрошлой зимой твоему суженому, вы теперь знаете не хуже меня. На руке заранее начертан «план души», и тот, кто выступает против заблаговременного плана души, всегда будет против прогресса, хиромантии и закона переселения душ...

– Объясни профанам, причём тут рисунок на руках, который ясен только специалисту, и противники естественного закона, – попросил я.

– Так кажется только на первый взгляд. Они не хотят, чтобы люди понимали, что закон переселения души противоречит всем правилам земного мироустройства, и тщательно следят за всем, что может привести к этому выводу. Всякая информация, полученная вне Церкви спиритическим путём, всегда признавалась только бесовской. Будь их воля, они бы сожгли все астрологические календари, чтобы никто не знал, в какие лунные дни сажать лук и петрушку.

– А чем не угодили садоводы и огородники?

– Повышенным вниманием к звёздному пути астрологии и неканоническим пророчествам. Твою идею поняли все, как только ты её произнёс. Она вполне очевидна, – он обратился ко всем, – но мы сразу увидим, что бразды правления реальностью в руках тех сил, которые выступят первыми, когда поймут, что по их интересам наносится глобальный удар. Если бы в нашей стране до Революции исповедовали первозданный закон Христа, не сложилось бы условий и необходимости дважды дурачить себя и всё разрушать.

– Ты хочешь сказать, что если бы общество представляло себе естественный закон, ничто бы не заставило дважды прыгать через него? – спросила Тамара.

– Об этом я и сказал. Искажение закона веры порождало злоупотребления властью, безысходность и неверие, и, в итоге, ненависть, антипод любви, и бесплодные поиски справедливости. Вообще-то, друзья мои, о будущем обновлении христианства давно написано в пророчествах. Послушайте мудрого Петельского, он знает, как выманить эту двурожую братию на яркий свет...

Через два дня мы с Леной сидели на высоком берегу Каменки за Торговыми рядами, провожали закат и говорили о завтрашнем возвращении в Москву.

А потом наступила середина мая. За окном шумел проливной дождь, сверкали молнии и гремел гром. Мы с Леной по приглашению Констанции и Мишу готовились к отъезду во Францию, а из динамиков на всю квартиру неслась песня Маши Распутиной «Дождь сумасшедший»:

Пили звёзды ночную росу,

Ветер с яблонь цветы обрывал,

Ты сказал: «Я тебя унесу»,

А куда унесу, не сказал.

И упали на губы мои

Поцелуй, как капли дождя.

Ты остатки зимы прогони,

Ты печаль отгони от меня.

Дождь сумасшедший, как и ты, дождь сумасшедший,

В начале мая из-за туч ко мне пришедший,

Дождь сумасшедший, как и ты, дождь сумасшедший,

На самый край земли меня с собой уведший.

А когда от небес до земли

К нам протянется радуги мост,

Посмотри мне в глаза, посмотри, —

Ты уже не увидишь в них слёз.

Только бег сумасшедших дождей,

Сумасшедших дождей, как и мы,

Значит, в жизни твоей и моей

Больше долгой не будет зимы.

Дождь сумасшедший, как и ты!

Голос певицы заглушал раскаты грома и шум дождя. Я укладывал походный рюкзак, а Лена мыла посуду в ржавой раковине и плакала. Она плакала от счастья.

* * *

ВМЕСТО ЭПИЛОГА



В Дортмунде нас встретили Паликовские.

– Наконец-то, женился, не запылился, – весело сказал Марк, когда мы уселись в его «опель».

– Ещё как запылился, я перед этим две страны исходил.

– Ладно, говорите, по каким местам сегодня поедем, – по злачным или историческим.

– Дык мы сами люди не местные, нам одно другому не мешает, это у вас тут всё разложено, как в шкафу.

– И когда вы собираетесь от нас удрать?

– Через восемь дней самолёт в Ниццу, во Франции нас уже ждут. Марк, Лене надо показать замок, отвезёшь?

– Надолго?

– На пару ночей.

– Съездим. Вернётесь поездом. Откуда летите в Ниццу?

– Из Кёльна, он от тебя ближе, чем Франкфурт.

Мы с Леной специально заказывали авиабилеты до Ниццы, а не до Марселя, чтобы остановиться на три дня в Сен-Рафаеле и заехать в Сен-Тропе.

После обеда нас повезли показывать город. Вечером я позвонил от Паликовских Хельге и Гельмуту. «Поздравляю вас, Алекс и желаю вам большого счастья, и помни, что у тебя в Берлине есть друг», – сказала Хельга, когда мы заканчивали разговор. – «А у тебя в Москве – теперь два, и мы всегда будем тебе очень рады», – ответил я. Гельмут Рунк обрадовался неожиданному звонку и сказал, что если осенью состоится запланированная поездка в Москву, мы непременно должны встретиться, и уточнил мой телефон.

Через два дня Марк привёз нас с Леной в Мюнстермайфелд. Он дождался, пока мы устроимся в отель, пообедал с нами в кафе «Вулкан» и уехал в Дортмунд. Номер в «Кронберге» оказался на третьем этаже, рядом с тем, в котором я прожил без малого месяц. Оставшуюся часть дня мы с Леной прогуляли по городу и решили с утра отправиться в замок.

Мы попали на экскурсию в числе первых. Нам удалось присоединиться к русской группе туристов, вернее, к русскоязычным немцам, проживающим в Германии. После завершения осмотра замка мы вышли из «Дома Роттердорфа» во двор, и я спросил Лену:

– На выставку драгоценностей или туда?

– Конечно, туда.

– Нам к северным воротам.

Мы вышли к проходу вдоль западной стены и запрокинули головы, чтобы рассмотреть молельню и окна комнат на верхнем этаже, где жили Густав и Флора. Затем мы спустились по каменной лестнице в низину, к реке. На мостике через Эльзенбах мы оглянулись на величественные стены замка, который так много видел и так многих пережил, и, сойдя вниз, пошли через лесную чащу по тропе.

Выйдя на пустынный берег, мы замедлили шаги, и подошли к камню. У его подножия, по-прежнему, лежал принесённый кем-то букетик увядших цветов, а правее него сплелись два куста белых и красных роз, и мы подошли поближе, чтобы рассмотреть высеченные на нём знаки.

Мы стояли перед камнем и думали о том, о чём подумали бы все люди в этом месте, – о том, что вечная любовь существует. Так мне говорил старый хозяин замка, а он, благодаря своему возрасту, имеет право судить об этом. Мы, две песчинки, растерявшиеся в бескрайнем океане Мироздания, отыскали друг друга и поняли эту истину. Повинуясь силе нахлынувших чувств, мы посмотрели в глаза друг друга и одним взглядом передали то, что бессмертные души знают о любви, жизни и смерти. И, если то, что мы переживали в эту минуту, было правдой, значит, правдой, существующей вопреки любым разновидностям зла и бесконечной лжи, было и всё остальное. Надо только понятно рассказать людям об этом, и они обязательно поверят и смогут вытеснить зло на Земле любовью, поскольку другого средства в нашем грубом мире не предусмотрено. И тогда жизнь на планете станет намного спокойнее, легче и начнёт превращаться в рай. Так сказали Высшие Духи, потому что плод не появляется раньше цветка, и мир, в который раз за разом приходят наши оболганные души, устроен по вечным законам любви и справедливости.

Ветер донёс до нас чей-то говор, мы обернулись и увидели, что к нам идёт пожилая немецкая чета в сопровождении гида из туристического бюро музея, и мы немного отошли в сторону. Мы с Леной были одеты в бейсболки, лёгкие куртки и джинсы и ничем не отличались от других посетителей.

Гид начала что-то объяснять семейной паре, а потом сделала жест в сторону высокого дальнего берега реки, – видимо, указала место, откуда в Эльзенбах прыгнули возлюбленные. Лена приложила палец к губам и прислушалась.

– Тс-с… по преданию… легенда гласит… и тогда крестьяне прикатили на берег этот камень...

Когда гид закончила свой рассказ, мужчина и женщина поблагодарили её, обошли камень и долго стояли на берегу.

– В прошлом году экскурсоводы к этому месту никого не водили, я узнал о нём от владельца замка Клауса фон Эльзена-Берлица, – тихо сказал я. – Ленушка, ты разобрала что-нибудь?

– Она рассказывала, что, по преданию, возлюбленные прыгнули в реку с крутого обрыва на том берегу, и местные жители вытащили их тела из воды крепко обнявшимися. Крестьяне похоронили их и прикатили на берег камень. Они не знали год рождения погибших и выбили на камне только год смерти. Легенда о любви двух сердец гласит, что где-то рядом с могилой рыцаря Густава-Справедливого и его жены захоронены его оруженосец Тидо-Ловкий и Анхен Берг. Густава и Флору не перезахоронили, потому что родственники не захотели беспокоить их прах. Я не всё разобрала, Сашенька.

– Ты перевела почти всё, что я тебе рассказывал, Ленушка.

– Меня тронуло это место и твои стихи о камне и о том дне...

От могильного камня мы с Леной возвращались через мостик, лугом, по лестнице на арочный мост. Некоторое время мы молчали, держась за руку, и оба знали, что думаем об одном.

– Я хочу рассказать тебе, о чём думал, когда искал разгадку нашей истории.

– О чём, Сашенька?

– О том, смогу ли тебя найти, какая ты теперь, и ещё кое о чём, если ты не будешь смеяться.

– Никогда.

– Я хочу упасть с тобой в стог сена и проспать в нём, пока нас не разбудит первый солнечный луч.

– Я тоже. Мы с тобой обязательно найдём этот стог, когда вернёмся, и я точно знаю, где и когда. Это будет на День огурца, в середине июля.

– Потому что огурцы любят тёплые ночи?

– Потому что я люблю тебя.

Мы дошли до отеля и поднялись в номер. Едва закрыв дверь, мы обнялись и заговорили почти шёпотом:

– Я люблю тебя, вечно, за то, что ты есть.

– Это я тебя люблю.

– А зачем я нужен тебе?

– А так, чтобы был, и всё...

В этот миг мы уже не были двумя песчинками, затерявшимися в безграничной ВСЕЛЕННОЙ, – она вся принадлежала нам.

Неделимая ВЕЧНОСТЬ расступилась перед нами и распалась на две бесконечности – наше ПРОШЛОЕ и БУДУЩЕЕ.

ПРОСТРАНСТВО и ВРЕМЯ обрели у могильного камня с именами Густава и Флоры свой изначальный, первозданный смысл.

В это время со стороны замка налетел майский ветер и погнал речные волны. Вечернее солнце осветило полустёртые буквы. Двое влюблённых положили на землю букетик цветов и о чём-то подумали про себя. Они верили, что для двух существ, чьи тела лежали здесь, обнявшись, ЛЮБОВЬ не кончалась никогда.

КОНЕЦ

ПОСЛЕСЛОВИЕ



Мой знакомый, вернувшись с Тибета, рассказал такую притчу. Один прихожанин, только что начавший посещать церковь, услышал, что Спаситель обещал каждому грешнику Вечный Ад. «Уж я-то туда не попаду, потому что грешить больше не буду», — подумал он и услышал голос Свыше: Не верь, это богохульство! Бог по милости Своей никого навечно не наказывает. «Ну, если так, можно немного и погрешить, — вон сколько грешников вокруг церкви», — решил человек и стал пропадать в злачных местах и предаваться плотским утехам. И снова услышал тот же голос: Это материализм! Ты будешь наказан за то, что живёшь так, будто Меня нет. Плюнул человек на всё, поселился в лесной хижине подальше от греха и живёт в одиночестве только для себя, а голос Свыше ему и говорит: Это эгоизм — твой злейший враг, за который тебя обязательно накажут. Задумался человек и начал ходить в церковь снова. Я ответил приятелю, что подумал о том же, когда дочитал Книгу Духов. «В церкви её, естественно, не упоминают, хотя при случае не забывают предостерегать паству от ереси о переселении душ. Вот ты реинкарнировать научился?» — «Кажется, стало получаться немного лучше», — рассмеялся он.

Почему в церковь не идут все или идут, в основном, те, кто присутствует на службе? Потому что не верят в достижимость райской Жизни Вечной за несколько лет. Потому что не верят в вечность наказания за несколько минут земной слабости. Не верят потому, что убеждены в невозможности стать святыми за короткую жизнь, и потому, что нагрешив до края, на вечно раскалённую сковородку уже наплевать, так как за семь бед один ответ, и за папертью ходит множество людей, рассуждающих сходным образом. И главное, – где Бог, когда рушится вся жизнь, и нет помощи ниоткуда, – уж тут точно будет не до вечного адского пламени, особенно, если привык думать, что человек рождён для счастья как для полёта воробей. Результатом многовековой лжи является бесконечная риторика типа «за что мне всё это?», ибо на вопрос об истоках собственноручно заслуженного искупления отвечает карма цикла рождений и смертей, а не дежурное нравоучение священника о неисповедимости Божьих путей в определении наших неприятностей.

Достаточно объяснить людям всё, как есть, и станет излишним агитировать за недостижимый скоропостижный и вечный рай и сокрушаться, что «люди не берут пример со святых». Врать не надо, тогда возьмут и не «отморозят уши назло бабушке». Лично мне, как частному лицу, хотелось бы видеть именно такую ОБЪЯСНЯЮЩУЮ Церковь, где не лгут о самом главном в вере, – о предназначении бессмертной души, и говорят на доступном языке, и не только о неисповедимости путей, смирении и недостаточной крепости веры. Сами-то где обретали её крепость – в своей единственной жизни? Неужели, не понятно, что религиозные нормы поведения, основанные на постулатах одноразовой земной жизни души и многочисленных переходов Духа из тонкого мира в плотную материю и обратно, не могут быть идентичными и равноценными? Церковь, безусловно, не может того не понимать, однако допущенная ложь настолько глобальна, что попытки обойти истину сказываются на содержании и убедительности проповедей. Зачем, например, утверждать, что у католиков, ступивших на ложную стезю, грехи заслоняются верой в Спасителя, тогда как Православие, помимо веры, требует реального духовного самоизменения, и при этом умалчивать, что нравственное самосовершенствование достигается исключительно посредством реинкарнации? Разве от указания на очевидную необходимость становиться лучше, верообразующий двучлен перестаёт быть лживым, вводить в заблуждение верующих и неверующих и дезориентировать относительно Хода Истории? Что предосудительного усмотрели толоконные лбы в том, что для строительства рая на земле, как на Небе, души будут знать, что им приходится возвращаться обратно снова и снова? Или святые отцы планировали строить нечто другое, за что их и отделили от чиновников?

Та же нелепица имеет место вокруг понятия «врождённой греховности», поскольку ложь о врождённом грехе порождает следы, подлежащие вторичному утаиванию. Одно дело, если у души действительно единственная земная жизнь с последующей «загробной изоляцией», и другое, – когда она переносит свои пороки из прошлой телесной жизни в настоящую, из настоящей – в будущую, и умножает тяжесть искупления и хаос в обществе. Или вот ещё одна исконная белиберда, – насчёт «всякой» и «невсякой» власти от Бога. Справедливость Божьего наказания в цикле рождений и смертей проявляется в законе отсроченного кармического возмездия на Земле, переселения душ и отработки кармы в новой телесной жизни. А согласно фикциям одноразовой телесной жизни души и бездушного тела, источником карающей власти на Земле является не Всевышний, а «историческая шантрапа», – святые отцы Святой Инквизиции, непогрешимый Сталин с Берией и кремлёвские кукловоды посмертных двойников Ельцина. Откуда берётся «загробное разночтение»? Из того, что было скрыто, оболгано и сфальсифицировано ради власти над людьми, «отобранной» у Всевышнего. Потому и доигрались, – сначала в 17-ом году, а затем в 92-ом, дважды перевернув вверх дном страну с людьми. И теперь, в XXI веке, один известный в своих кругах богослов напоминает нам о преимуществе Православия перед Католицизмом, – «эксклюзивном» постулате, требующем обязательного духовного самоизменения Божьего раба. Иначе, как можно догадаться по аксиоме одноразовой жизни, хана, – вечная преисподняя, в которой алчные приватизаторы 92-го встречаются с кровожадными революционерами 17-го. Круто. Круче безлюдного загробного небытия классиков марксизма-ленинизма, на котором, как ни крути, не снискать насущного хлеба ни одному попу.

На рубеже XX-XXI столетий нашей вороватой элите, уставшей от тоталитарной советской системы, запрещавшей иметь больше, чем у других, приспичило «сладенького и пошалить». Обе «одноразовых» идеологии прошлого века были порочными, несостоятельными и недальновидными, держались на принуждении и скрывали естественный вектор развития страны, так что «шалость» меньшинству удалась. В обществе распространилась уголовная мораль: «грабь награбленное», «не мы такие – жизнь такая», и виной тому, что ей было нечего противопоставить, кроме вечной преисподней, служил ублюдочный «одноразовый» постулат и профанация цикла рождений и смертей, в которой большую часть христовой эпохи были заинтересованы церковники. Или вы думаете, что они ни хрена не соображали в этих тонкостях?

Оба верообразующих двучлена: «однократности телесной жизни души и посмертной бесконечности», «однократности жизни бездушного тела и посмертного небытия», не только формируют в сознании извращённую взаимосвязь земной и загробной реальности, – на протяжении многих веков они являлись базой множества спекуляций, злоупотреблений и средством замещения естественного закона нравственной эволюции и предназначения души. Бытующие представления, как правило, не выходят за рамки этих убогих конструкций. Я даже не говорю о принципиальном различии следствий социально-исторического и морально-этического порядка, выводимых из двух лживых законов и одного истинного, – такие логические операции кажутся нам запредельными, сумасбродными либо вовсе ненужными. Результат налицо – Россия проиграла XX век сама себе.

Почему же за последнее столетие погибли десятки миллионов сограждан, в том числе, клириков, и страна веками прозябала в невежестве и крепостном рабстве, если православные священники постоянно декларировали необходимость духовного самоизменения в отличие от католиков? Не хотят брать пример со святых? Это не ответ, потому что возникает новый вопрос «почему не хотят?», и на него опять надо отвечать. Трудность ответа вызвана тем, что вследствие сложившейся монополии, поп упрятал от земной популяции Закон скорости эволюции Духа, устремлённого к вознесённой святости, а связь между историческим и хроническим идиотизмом остаётся неочевидной и труднодоказуемой. Ведь если вдуматься в то, что было сказано ранее, в христианстве до сих пор существует дилемма в СПАСЕНИИ грешника от несуществующей вечности преисподней, – достаточность только веры в Христа либо обязательность внутреннего преображения, при редком единодушии в необходимости клеймить ересью духовную эволюцию инкарнаций. В чём состоит цель реинкарнации? В доведении до нулевых значений каждого человеческого греха, образующего состав души. Набогословили – не расхлебать, а между тем, указанное боготворчество переворачивает с ног на голову основы первозданной веры и сеет в освобождённом от веры обществе безверие и раздрай. О богохульстве вечной преисподней и его последствиях прямо говорится в Книге Духов, и если поп отрицает инкарнации святых, по его мнению, Создатель является наипервейшим еретиком, а Его Закон – ересью. Или поищем более «приятный» ответ?

В учебном заведении, которое я когда-то окончил, больше всего мы уважали тех преподавателей, которые не просто нас чему-то учили, но и умели доходчиво объяснять и заставлять думать, для чего нам всё это нужно, а не выставляли двойки за неусвоенный материал. Нам, юнцам, едва научившимся мотать портянки и совмещать кокарду с носом, уже тогда казалось важным вникать в причинно-следственную суть вещей, поскольку от качества будущих решений зависит качество любой деятельности, особенно, такой, в которой по недомыслию можно причинить непоправимый вред.

Помню одну из первых лекций по профилирующей дисциплине курсе на втором. «Встать!» – скомандовал старшина, и все недружно, вразнобой поднялись, выполнив последующую команду «Смирно!» секунд за десять. В зал вошёл подтянутый подполковник, слегка склонив голову набок, немного иронично выслушал краткий рапорт и чуть заметно кивнул. Прозвучало «Садись!», но и сели мы тоже не одновременно. И вдруг, едва мы клушами приземлились за пюпитры, подполковник как рявкнет: «Курс, встать!» Мы разом вскочили и вытянулись. – «Да нет, инстинкт оперативный, вроде есть, а вот правды – правды в ногах точно нет, – нельзя ими уши заменить. Уши, – мягко сказать он, – специально к голове приделаны, а ноги, сами знаете, поближе к чему. Дурная голова часто ногам покоя не даёт, – продолжил он словами второй поговорки, – бегаешь, бегаешь впустую вместо того, чтобы посидеть, приоритеты расставить, а время уже ушло. Сограждане ждут, начальник с женой соскучились и даже тёща в ожидании состарилась. Вывод: ушами следует пользоваться чаще, тогда ноги сами куда надо приведут, и на болтовню уйдёт меньше времени. Садитесь», – он потратил две минуты, но наше внимание переключил.

Мы сели, не создав лишнего шума, но это ещё не всё. Он поощрял нас задавать любые вопросы и отвечать за него, и на одном из групповых занятий кто-то спросил: «А почему вы сказали, что нет правды в ногах? Это как-то связано с тем, что в католических церквах скамейки есть, а в наших – нет? Не лучше ли слушать проповедь на своём языке сидя, чем пение на церковнославянском несколько часов стоя? Вот вы же нам понятно рассказываете, с толком».

Возникла пауза – нас заинтересовало, что ответит «легенда сыска» на вопрос «не по теме», и мы бы услышали пролетевшую муху.

– Места мало, лавки негде поставить, чтобы проповеди читать, про Библию рассказывать, – высказал кто-то свою версию.

Наша некоторая развязность, далёкая от внутренней непринуждённости, была ещё заметна на фоне приобретённой заправки-выправки.

– Привычка делать поверхностные выводы ведёт к тому, что такой работник будет искать следы только там, где светит неразбитый фонарь, и, не научившись делать свои выводы, будет пользоваться чужими, то есть складной дезой, – ответил преподаватель. – А на вопрос о скамейках к концу семестра вы попытаетесь ответить сами, а я, если будет чем, дополню, – закончил он, и, как положено, записал исполнителя, форму контроля и срок, хотя Устав требовал доклада о выполнении без напоминания, автоматически.

Никто не засмеялся, но то, что «в ногах правды нет», «дурная голова ногам покоя не даёт», и зачем «уши приделаны к голове», запомнили хорошо, а про фонарь и дезу – подавно.

Вопросик о лавках, которые негде поставить, по тем временам был не из лёгких. Интернета не было, «клиповый менталитет» ещё не сформировался, книги на развалах не лежали, а о том, что приближающийся хаос будет нарастать, не закончится и через три десятка лет, представить не могли, – всё ещё во что-то верили. Куда пойти, у кого спросить, где вычитать? Но сыщик при любом раскладе тогда сыщик, когда у него есть о чём поговорить с любой категорией сограждан, а среди них не только скучающие домохозяйки в бигуди с напластанными на лицо огурцами, – такие экземпляры попадутся, – вместо сухого отчёта книжку можно написать. И если сыщику приходится вникать в чужую жизнь, то это делается без интереса к низменному, которым заполнено постсоветское телевидение. Ну, какую книжку можно написать про светскую львицу, которая украшает себя татуировками дат интимных встреч, забила шкаф ровно сотней шуб и ровно сотней кроссовок, и вещает об этом на всю страну прямо из телеящика? Сразу и не сообразишь, кто на федеральном канале умнее: татуированная овца, бараны на скамейках или шоумены-затейники с рейтингами привлекательности низменного. Случается, с молодой профессорской женой во сто крат труднее говорить, чем с тёртым блатным, с профессором – легче, чем с причёсанным сантехником, а здесь «цельный поп» с басом, с каким затрещины раздают. И вопрос-то, в сущности, почти плёвый, рутинный, – вроде того, почему в клубе, куда кино завезли, завхоз лавки не поставил? Можно, конечно, сочинить «легенду», отутюжить гражданку в бытовке и, «проверившись» на всякий случай, «как учили», перед входом в храм прикинуться дурачком. Но народ-то, – он в массе мятый и индифферентный ходит, пивом и футболом интересуется, а тут: «Вишь, какой наглаженный-начишшенный шпиён отыскался, – где скамейки, почему присесть негде? Тьфу!» В общем, сплошная оперативная срамота. Ну, расспросишь ты какого-нибудь церковного служку, но подполковник халтуру вряд ли одобрит. Да и можно ли принять за ответ кого и повыше служки с метлой: «Лучше хорошо стоять, чем плохо сидеть»? Такая информация устроит разве что прихожанина, которому кратко, намеренно уклонившись от историко-философской сути, раз и навсегда дали понять, что «у них» плохо сидят, зато «у нас» хорошо стоят, – всё, как десять веков назад, и как теперь: «Наш бог лучше ихнего». Осознанный нерелевантный ответ, вызывающий дополнительные вопросы, с точки зрения обычной логики, вообще, является не ответом, а попыткой умышленно увести от истины, и не может удовлетворять сыскаря ни при каких обстоятельствах. Правда заключается не в очевидности кем-то сказанного и сделанного, а в истинных мотивах сделанного и сказанного, и тогда может выясниться, что по каким-либо причинам вам навязывают свои правила в духе детской игры в чепуху. Мир не терпит простофильства, как и не приемлет гордыни, иначе, приходится расплачиваться. Ульянов-Ленин сформулировал фиктивный двучлен бездушного тела и загробного небытия не потому, что стремился к истине, а с тем, чтобы выбить им, как клин клином, фиктивный религиозный двучлен и уничтожить основы клерикальной власти.

Мир задуман таким образом, что одни ищут абсолютную истину, а другие довольствуются относительной; одному и целого мира мало, а другому и в крошечной келье не тесно; кому-то нужен весь мир в кармане, а кому-то Христос в сердце. Но то задание всё-таки было выполнено – точно и в срок. Подполковник только некоторые исторические даты уточнил, черту между Православием и Католичеством провёл, чуть заметно улыбнулся, кивнул, и всё. Он показал нам, что истина, которую придётся искать, не валяется под фонарём и находится в неожиданных местах. Это был небольшой, но запоминающийся урок, который для многих из нас протянулся в бесконечность познания неисчерпаемого мира.

Взгляд на мир зависит от того, с какого ракурса на него смотреть, а их не так много, так что нечёткие множества, вызывающие растерянность, нетрудно просеять и сопоставить сухие остатки между собой. Многотомные советские словари определяли Библию, как «книгу о мифах и догматах религии». Что должен был подумать среднестатистический гражданин об умственных способностях авторов самой читаемой на Земле книги, если академики понимали под мифом «нечто фантастическое и нереальное», а под догматом – «слепо принимаемое на веру положение, не подлежащее критике»? Ну, выразились бы о религии согласно идеологическому заказу Политбюро ЦК КПСС, – «мракобесие самодуров», «бред душевнобольных», как вытекает из энциклопедических статеек, так ведь нет, – добивались, чтобы под Богом понимали возведённую в абсурд нереальность, критиковать которую нормальному большинству запрещают сами верующие, и до общества дошло: душевнобольных влечёт к душевнобольным, а здоровых – исключительно к классикам марксизма-ленинизма и их прогрессивным кремлёвским последователям. Сегодня прошлое академическое шитьё белыми нитками распознаётся мгновенно, будто сходство выражений лиц с предвыборных баннеров компартии, а тогда кремлёвское мракобесие ничем не отличалось от самой прогрессивной идеологии на планете Земля. В отупляющем мышлении кремлёвских атеистов заложены корни зла, как бы мы не ностальгировали по последним десятилетиям советского прошлого и писанному с маленькой буквы слову «бог». И вот как-то перед началом послеобеденных занятий мы обступили подполковника, и один из нас задал ему вопрос, который мы уже по философии «проходили»:

– Зачем, вообще, нужна эта религия? Ну, форма общественного сознания, ну, вариант какого-то смысла жизни, но ведь считают за бред.

– Какой-то вариант? Бред? – переспросил наш преподаватель, который, согласно педагогической этике, не был обязан отвечать на этот вопрос, а мог бы переадресовать его коллегам, принявшим у нас экзамен по философии.

– Какой смысл в жизни – всем и так ясно, – подлил кто-то масла в огонь.

– У каждого свой смысл жизни, – плеснул керосинчика другой, – сколько людей, столько и мнений.

– Смысл жизни определяет Основной закон философии, диалектический и исторический материализм, – выдал третий.

– Вижу, философию уже сдали, но ещё не забыли. Погони, засады, перестрелки, – вот где настоящая жизнь. «Платон мне друг», но на захват преступника не пойдёт и спину не прикроет, так? А смысл такой, – жёстко сказал подполковник, затянувшись сигаретой. – Одни считают, что у человека нет души, – главное, – голова, – ею думают и едят. Материалисты решили, что материя – первична, и потому сознания вне тела нет. И только тогда, когда материализм прочно утвердился в головах, и поверили в коммунизм не за горами, прекратили расстрелы священников и разрушение церквей. «Сознание вне тела» может подсказать, что строительством государства на крови руководит дьявол. Я не видел убийц, которые верят в заповедь «ни убий», и воров, верящих в заповедь «ни кради», но это не мешает им искать себе оправдание. Другие думают: тело, конечно, умрёт и его съедят черви, а душа отправится туда, где её ждёт вечность наказания или награды, и, следовательно, живёшь один раз. Факт отсюда всего один: жил да был, однажды состарился, пришёл домой, лёг на диван и умер. Был человек – нет человека, и, значит, душу его ждёт бесконечность наказания или награды. Третьи считают, что душа вселяется в тела до тех пор, пока не сделает на земле всего, ради чего её сюда посылают, – очищения и опыта, а за это время проходят десятки тысяч лет. Отсюда вопрос: чего же мы успели достигнуть, если живём в первый и последний раз? Не глупо ли похваляться друг перед другом своим умом?

Мы стояли, как вкопанные, опустив руки по швам, – такого по философии нам не говорили.

– А какой смысл самый правильный?

– Ага – быка за рога? Ну, есть и пить приходится всем землянам, и уже потому главным смыслом жизни это никак быть не может, не так ли?

Мы рассмеялись.

– Сущность смерти не в явлении признаков мёртвого тела, которые на месте происшествия видит эксперт, а в том, что с нами, с душой, произойдёт потом. При этом, верят в то, что душа живёт в теле один раз, и главный смысл сводят к ожиданию заслуженной вечности. Идея одной земной жизни души с акцентом на боязни гнева и жажде милости Всевышнего возникла много позднее завещания Спасителя, реального человека с именем Иешуа, и, понятно, для людей посвящённых глупа и несостоятельна. Она насаждалась жестоким принуждением и в такие времена, когда жизнь человека вне «юрисдикции» Церкви была немыслима. Христос всегда был против любого насилия, страха и лжи, и, тем не менее, богохульная идея о вечном аде оказалась живучей и дошла до наших дней. Вот вы же не собираетесь работать ради наград или только во избежание взысканий? Значит, и это не может быть вашим главным смыслом, верно? Другое дело, – мужественный взгляд в холодный зрачок пистолета, кого-то спасти, вытащить из беды, но не за одну только зарплату или по требованию Закона, Устава и Присяги, – существует что-то ещё, что внутри нас под звёздным небом над головой. Оно движет сильнее земных наград и наказаний и возвышеннее земного позвякивания ключами от вечного ада и рая.

– Значит, остаётся третье?

– Выбрать одно из трёх легче, чем из десяти, но только тогда, когда понятно, что исключать. А вам решать задачи с десятью неизвестными из десяти…

– А что потом, когда всё сделаешь… на земле?

– Присоединишься к Тому, о Ком не подобает упоминать всуе. Мы рождались и умирали много раз и в каждой новой жизни страдали от того, что в старой заставляли страдать других. Но если вы хотите найти свой смысл, и, что бы ни делали, – делать правильный выбор, – поищите ответ всего на один вопрос.

– ??

– Один?

– О разнице взглядов на жизнь того, кто верит, что жизнь у него одна, и того, кто понимает, зачем и почему приходится возвращаться на землю снова и снова. Если сможете сделать это, обязательно поймёте смысл жизни. Борьба за жизненные смыслы идёт на всех уровнях, и вы находитесь на передовой.

За несколько минут подполковник сформулировал для нас, уже «получивших высшее образование по философии», то, о чём бы многие из нас не успели задуматься и за всю жизнь. «Он побывал во многих переделках, рисковал жизнью, и знает, что говорит, значит, так оно и есть», – подумалось нам, и, вернувшись на свои места, мы ещё не могли успокоиться. Мы ещё мало чего понимали в жизни, но чувствовали, что из услышанного вытекает нечто более важное, чем Основной закон философии о первичности материи и парные категории, выбор из которых заведомо делался за людей. А с другой стороны, чем был плох свободный выбор между Вечным Раем и Адом, если большевики разрушили тысячелетний уклад и обещали, что завтра будет лучше, чем вчера? Тогда я подумал, что проблема решения не имеет, и на многие годы о ней забыл. Правда, потом кое-кто всё-таки за разъяснениями на кафедру философии бегал, и ему что-то, по-горбачёвски, словоохотливо объясняли про «всеядность» веры во что угодно и факты, доказанные строгим научным путём. Но это совсем другая история, и к «строгому научному пути» я ещё вернусь.

Вначале 90-х встала глобальная проблема, которую Карл Маркс не дорешал. Круг замкнулся, – все «измы» от первобытной скотской жизни до попытки выстроить коммунизм, перепробовали, а впереди – ни зги, ни «защиты от дурака». Ещё народную частушку «Хочешь быть счастливым снова – голосуй за Горбачёва» от безысходности не пропели, а в головах начался полнейший хаос. Судя по брошенному лозунгу «Обогащайтесь!», никаких представлений о базовых закономерностях проявления кармы в череде инкарнаций, источнике социального хаоса и векторе исторического развития страны российская власть не имела, и роль воинствующего атеизма в прежней советской жизни поколений не учитывала. Кроме того, данный лозунг априори предполагал, что у элиты «снесёт крышу» от доступа к материальным ценностям, и так называемые реформы приведут к гибели миллионов соотечественников, – именно так, благодаря «одноразовой» тупости и животной природе принимавших решения, всё и произойдёт.

В скором времени нам откроется, что наша хмурая загадочная душа всегда жила нараспашку, а западный человек способен с часок приветливо болтать о погоде, но никому не позволит вторгаться в личное пространство; разрыв в доходах превращает нержавеющую дружбу в мимолётную встречу глухого со слепым, а наши официальные лица ненавидят наши вопросы и уходят в защиту околесицей, лишь бы не пострадали рейтинги. Конечно, на переправе 90-х, когда даровали свободу веры в фикции первичности материи и вечности преисподней, объединяющей национальной идеей могли бы стать не строительство в головах новых сортиров и деньги, а возрождение страны на основе адекватной парадигмы. Однако тысячелетнее «одноразовое мышление» вело к объявлению руководящих идей только сверху и только тех, которые были выгодны власти, а народ продолжал заниматься исконным делом – выживанием.

Было ли известно кремлёвской верхушке когда-либо о существовании «адекватной парадигмы» или она считала обе аксиомы одноразовой жизни одухотворённого и бездушного тела вершиной человеческой мысли? Каждая «новоявленная метла», придя к власти, продолжала «мутить» что-то своё, и это ясно прослеживается по любым учебникам истории. Думаю, ответ на этот вопрос дан в романе «Древо прошлой жизни», – если бы власть этого хотела, непременно бы сделала, невзирая ни на какие исконные традиции. В последнее десятилетие XX века «накосячили» так, что обратиться к народу о спасении Отечества от своих дураков не пришло в голову, и, разбазарив общее достояние, бросили людей на произвол. Третье «одноразовое» идеологическое фуфло по объективным причинам изобрести невозможно, и потому были вынуждены возродить давно разрушенный строй. Обе тупорылые «одноразовые» парадигмы указывали дорогу в один конец, позволяли навязывать желаемый образ власти и скрывали источники хаоса и прогресса на земле. Ход Истории определяется единственным путём – нравственной эволюцией инкарнаций, но этот путь был упрятан от земной популяции спустя три века от распятия Христа. А на кой смертному Ход Истории, если его ждёт дорога в один конец? В римском праве издавна существовал вопрос: «Кому выгодно?», который уместен и здесь.

Больше мы подполковника о смысле жизни не спрашивали, стремились вникать в своё ремесло и доходить до сути во всём. Задание получено – об исполнении доложить самому себе. Хороший был человек, предмет свой знал и всегда мог со знаниями в других областях связать, только ему уже синхронным залпом, как положено, отсалютовали. В церковь на склоне лет ходил, и как-то раз я его с батюшкой заметил, – разговаривали, между прочим, сидя и неспешно, поскольку правды в ногах, действительно, нет, а понимание приходит, когда беседу ведут на понятном языке. На ногах-то обычно стоят, когда указаниям высокого начальства внимают, а оно, как известно, привыкло доводить их на своём, понятном только ему языке, – его же заботит исполнительность, а не понятливость. Посмотрите, как в храме, стоя и терпеливо, слушают многочасовые песнопения на церковно-славянском, – на живое слово проповеди времени нет. В предназначении вечной преисподней, в сущности, нечего объяснять. Высунул башку из бурлящего котла, и по ней тут же кочергой, кочергой. А вокруг церквей народа несопоставимо больше, и, чтобы каждый порог храма не единожды преступил, всем надо объяснить правду, как Спаситель на известной картине, причём, объяснить предельно доступно и на его, а не просто на русском языке. В храме принято молиться стоя, потому и лавок нет. Потщимся и мы, как говаривали в старину, не в расспросах о месте преисподней, а как навечно в неё не попасть. Что же удивительного в том, что вопросы о кармическом наказании в повторных рождениях и в третьем тысячелетии нашей эры раздражают святых отцов?

Вначале работы над романом о судьбе главного персонажа, рассказавшего мне свою историю, я уже представлял, какой бесконечной мудростью может открыться нам Книга Духов, если пропустить её абсолютные истины, хотя бы через личный относительный опыт.

Мне было необходимо проконсультироваться по ряду положений Книги с «независимыми философами», и я назначил встречу своим давним знакомым, которые преподавали этот предмет. Дело в том, что христианскому и материалистическому учениям, по-мнению Алекса, соответствовали его термины о законах учений об одноразовой телесной жизни душ и бездушных тел и, не разобравшись с ними, не стоило браться за роман. Данные законы являлись антитезами учению Высших Духов, и, естественно, такое антагонистическое противоречие нуждалось в более глубоком осмыслении. Наше индифферентное отношение к некоторым спорным вопросам марксизма-ленинизма и религии объясняется неведением, однако заявление о том, что какие-то прохиндеи водили Человечество за нос сотни лет и пустили историю по ложному пути, требовало точных формулировок и обоснований. Для начала я опросил несколько знакомых, читали ли они Книгу, но получил отрицательные ответы и полез в Интернет. Там нашлось множество самых высоких оценок этого совместного труда Духа и человека, хотя они были довольно краткими, впрочем, как и единственное отрицательное мнение одной монахини: «Ересь». Люди, оставившие на интернет-форуме весьма положительные отзывы, со всей очевидностью считали ересью и фикцией тот закон, в который верит монахиня, а также закон о бездушном теле и загробном небытии, «открытый» Владимиром Лениным, и я возложил надежды на сведения от людей, знающих больше, чем я, и независимых. Именно независимых, и потому с научными сотрудниками Академии наук, представителями Епархии и депутатами коммунистической фракции встреч искать не стал.

Безусловно, свобода веры в обе парадигмы, основанные на несуществующих законах природы, за нежеланием признавать третью, истинную, – тоже парадигма, – глупости, однако меня устраивал только конкретный и обоснованный ответ. Сатана, как всегда, перехитрил и заставил молчать всех: если признать одну парадигму истинной, другая будет ложной, – налицо «картельный сговор» против большинства; если признать обе парадигмы ложными, конституционная норма о свободе веры в заведомую чушь укажет на сомнительность всего исторического пути, а если обратиться к норме Конституции, что отныне обе парадигмы не являются для «освобождённого» народа обязательными, последует вывод о плюрализме в одной государственной голове, в которой не достаёт истины. Представляете, какой пердимонокль? Ни сесть, ни слезть, ни крикнуть, ни смолчать в тряпочку.

В свете тысячелетней «игры в парадигму» и рефлексивного управления сознанием миллионов, напрашиваются вопросы, давно имеющие право на существование. Например, как можно перепутать Божью кару, постигающую человечество на Земле, с абсолютно другим, изолированным от неё местом, – несуществующей вечностью преисподней? Сколько, извините, вчера выпили? Да верьте, вы, хоть в преисподнюю на морском дне, но кто дал право от Имени Бога «отменять» вступление приговора в законную силу с момента рождения на Земле и отрицать реальные причины кармического искупления в телесной жизни? Ещё вопрос: поскольку мы имеем дело с длящимся укрывательством кармического возмездия в настоящей жизни за прошлую и в будущей – за настоящую, на какую святость претендовали церковные богохульники, и куда они собирались вести общество? Боюсь спросить: не явился ли материализм неадекватным средством избавления от этой религиозной путаницы, спрятанной в другом измерении? Разве до прихода воинствующих безбожников к власти в 1917 году для Святой Церкви было тайной, что отрицание и игнорирование кармического воздаяния в настоящей жизни за прошлую и в будущей – за настоящую, из поколения в поколение ведёт к росту хаоса и усилению тяжести земных испытаний? Оставим вопросы без ответа – они риторические. Вечную преисподнюю и загробное небытие для того и выдумали, чтобы никаких вопросов не задавать.

В итоге, как я не старался, услышать каких-либо конструктивных суждений от независимых экспертов не удалось. Получалась какая-то нелепица: дескать, перед нами, философами, все истины равны, а к хождению земной популяции на голове следует относиться «по-философски» – «фиолетово». Я был слегка раздосадован, – и «независимые» страдают от переедания относительной истины, считая за истину абсолютную школьный примерчик с «научно установленной» датой рождения Наполеона. Я-то думал, что Основной закон философии существует, чтобы не ходить на голове, а оказывается, для того, чтобы смотреть на это фиолетово, и помру дураком, каким был.

В судопроизводстве, например, презумпция невиновности действует, пока предмет доказывания не превратится в абсолютную истину, изложенную в приговоре, а в 30-е годы, в период сталинских репрессий, под доказательством понимались не сведения о фактах, а сами факты, априори вовлечённые в логику обвинения. Если пользоваться научным аппаратом теории доказательств, большинство косвенных, промежуточных фактов укладывались в прямую связь с Главным фактом совершения преступления подсудимым, то есть в доказательственную базу: поездка за границу означала вербовку и измену, исчезновение без вести на поле боя – дезертирство и предательство, и так далее, вплоть до школьной неприязни заподозренного к убиенному.

В действительности, фактические данные на следствии игнорировались, поскольку указывали не на факт причастности обвиняемого, а на факт, не имеющий к ней отношения и находившийся в связи сосуществования, как в огороде бузина и в Киеве дядька. Это позволяло «оптимизировать» произвол массовых расправ по бесфамильным разнарядкам обречённых, исходивших от Сталина. Другой ублюдок, академик Вышинский, придумал куцую формулу доказательства и вооружил ею следователей НКВД. Затягивать процессуальные сроки проверкой доказательств, когда строители «развитого социализма» планировали уничтожать народ тысячами, было «непроизводительно». Увенчивали эту советскую «юриспрудикцию» «царицей доказательств» – признанием обвиняемого, выколоченным под официально разрешёнными пытками и угрозами в отношении его близких.

Мои собеседники впали в противоположную крайность и применили к донесённым до них абсолютным истинам излюбленную демагогию фуфлогонов, «судебных решал». Они заявили, что в «научном плане» приведённые мной положения нравственной эволюции инкарнаций (дефиниция Алекса) представляются недоказанными. Их вывод основывался на использовании мной недостоверных фактов, сведений об этих фактах, источников этих сведений и взаимосвязей с искомыми положениями, – другими словами, – вот выведешь в лаборатории реинкарнирующую крысу, тогда и поговорим. Зря они так, – факт повторного облачения Духа в тело основан на жёсткой комбинации совокупности данных, не опровергаемых логическим путём. В свою очередь, это опровергало и церковный закон, и Основной закон философии, о котором мои оппоненты предусмотрительно умалчивали.

– О как! – ответил я. – Выходит, существование прежде любимого вами учения материализма, Революция 1917 года и причинно-следственная связь между ними – факты доказанные, а то, что материализм – высшая стадия диалектического и исторического идиотизма, пока нет?

– Пока нет, потому что вера в идеализм, отрицающая материализм, по определению, бездоказательна, так как любая вера не может служить доказательством и считаться доказанной истиной, – ответили мне, будто перед моим приходом ночь напролёт листали книжки.

– Вера, конечно, не может быть доказательством, но тогда и материалисты, поверившие в способность неодухотворённых стоеросовых голов порождать сознание, подменяющее сознание души, ничего своей верой не доказывают, – ни отсутствия души, ни отсутствия реинкарнации.

– Ты прав, материализм – тоже вера, – «добили» они меня, – только хорошо обоснованная классиками. Ты же сам назвал доказанным фактом создание учения материализма, а не материализм.

– Хорошо обоснованную ложную теорию принято считать обманом, фикцией. Ленин знал о существовании души и реинкарнации, но придумал фикцию бездушного тела, чтобы вытеснить церковную фикцию однократно одухотворяемых тел. Он «доказал» бездушие народа невидимостью души и заменил её свойством мозга генерировать мысли.

– А какая разница? От этого то и другое учение не перестаёт быть верой, а вера не подменяет доказательства.

– Ишь вы какие! А откуда вы черпаете мораль? Между загробным небытием и вечной преисподней? Тогда, хотя бы одно из учений должно быть фиктивным, и негативно отразилось на истории.

– Ну и что? В твоей практике, наверняка, был случай, когда подозревались двое, а выбрать для предъявления обвинения было некого. Следовательно, исторический негатив, о котором ты сказал, невозможно связать ни с одним учением.

– А ещё был случай, когда не могли предъявить обвинение обоим соучастникам, на которых чётко указывали оперативные данные.

– Если ты намекаешь, что в обоих учениях, вообще, невозможно разобраться, пора объявить тебя агностиком.

– Меня нельзя. Агностик бы никогда не предложил вам третье учение. А если вы из трёх учений не можете выбрать ни одного, вы и есть натуральные, фаршированные, чем попало агностики, в собственном соку. Как же вы, друзья мои, преподаёте философию непознанного мироустройства? Нанизываете мудрые изречения древних на парные категории? Где закон, который подчиняет всех и диктует единый смысл мимолётной жизни? Вы что, так и говорите студентам, что их ждёт вечное загробное бытие или небытие? Или вы делите их на потоки верующих и неверующих, имея два Основных философских закона?

Философы не обиделись и отнеслись к подначке по-философски, фиолетово. Они предложили выпить за единый смысл жизни и начали резать колбасу.

Я хотел возразить, что вера в бездушие тела, равно как и в душу, требует доказательств иного порядка, поскольку визуальная невидимость души не является доказательством туповатого материализма, и гипотеза о неизвестном явлении часто подтверждается наличием вполне познаваемых следствий. Кроме того, нужно учитывать закономерности возникновения, собирания, исследования, оценки и использования фактических данных, но попробуй воспользоваться логикой, когда перед тобой умный и ещё умнее, признающие только вещественные доказательства, вроде окровавленного топора за пазухой. Кстати говоря, учреждение Святой Инквизиции, оскотинившей христианские ценности европейцев, было теоретически обосновано совсем не материальной аргументацией, а наличием «незамеченной» материалистами души, – не могли же Святые Отцы заявить пастве, что будут сжигать её дотла, потому что им хотелось жрать и пить лучше прихожан. Проблема не в невозможности убедиться, есть в нас душа или нет, а в желании негодяев спекулировать как на её наличии, так и отсутствии, – вот это и определяет качество философии, которую нам преподают. «Научный материализм» оказался не только почвой пустопорожней теории борьбы за угнетённых и обездоленных, но и сегодняшних европейских антихристианских ценностей, и это факт.

Посвящённым, достигшим экстрасенсорного восприятия причинно-следственных связей духовных явлений, в силу их очевидности каких-либо доказательств не требуется. А вот людям обычным, в том числе, образованным философам нужны классические доказательства, иначе, факты и сведения о них образуют предмет веры, которую, пользуясь монополией, нетрудно фальсифицировать и навязывать. Или подождем, пока семь миллиардов жителей земли станут посвящёнными, чтобы просветить философов?

При всём этом мои эксперты, заметно отягощённые многовековой вселенской мудростью, пару раз органично ввернули, что «разумеется, знакомы с источником» (Книгой Духов), и что «ни Конфуций, ни Сократ, ни даже Церковь и большевики так и не смогли переделать человечество, – неужели, старик, ты этого не заметил?» – по-доброму посмеялись надо мной, сославшись на действительность за кухонным окном, и так же органично «пресекли» дальнейшие попытки разговорить и «уличить» их в том, что они не держали «источник» в руках. «Ну как же, заметил, – отбился я от «верующих сразу во всё». – Роль дореволюционного клерикализма и постсоветского капитализма в игнорировании объективного закона духовной эволюции инкарнаций не заметит только ленивый. А вы заметили, почему правящим классам тысячу лет этот закон был невыгоден?» Ответа я не получил, хотя о переселении душ слышали почти все жители земли. Ну как с ними быть, когда пропускают доводы мимо ушей и гнут своё?

Прощаясь, я с невинным видом спросил, должен ли Закон Божий быть положен в основу верообразующего закона религии и Основного закона философии, и они густо помрачнели. Уж им-то было хорошо известно, что Основной закон философии и церковный закон, как говорят в Одессе, – «полный цвай», из которого ничего не вылепить и не выстроить. «Бедняги, – ступив на коврик за порогом, подумал я, – когда-если их коллеги засядут за новый Основной закон, им же придётся перелицовывать весь предмет и все хрестоматии, включая самую «передовую» в мире советскую философию, чтобы поменять местами материю и сознание. А это не какой-то рефератик к следующему занятию, слепленный на продажу за один интернет-присест». Их философский воз и ныне увяз в первичности материи, как «объективной реальности, данной в ощущениях», они просто стесняются признаться в этом, – прости, Господи, если соврал. В главном, – в том, что скорость нравственной эволюции подлинного закона прямо связана с хождением земной популяции на голове с Начала Времён, убедить бескорыстных любителей мудрости не удалось.

Если элементарный вопрос, должны ли Закон Всевышнего, религиозный верообразующий закон и Основной закон философии выражать суть одного и того же глобального явления, вводит в замешательство, за любовь к какой мудрости, господа философы, вам начисляют аванс и получку? К подарочному изданию мудрых изречений? Так ведь ими торговали и в советские времена драконовской цензуры, которая вычёркивала слово «реинкарнация» из каждого словаря.

Моя философия, то есть философия реального Алекса, сходившего время от времени с компьютерных страниц, основывалась на загробной тайне смысла земной жизни – законе многократного пересечения границы двух сопредельных измерений развоплощённой душой, претерпевающей следствия поведения в физических телах, а вот каким законом философии руководствуются философствующие философы? Разницу между приведённым законом и законами одноразовой жизни бездушных и одухотворённых тел невозможно не заметить, а следствия из них, тем более. Похоже, новую истину учёные мужи пока не придумали, и пребывают в тихом замешательстве, – какими свойствами её наделить и какие критерии к ней присобачить. Разве не очевидно, что два самодельных закона одноразовой жизни задуманы для подчинения большинства меньшинством, а третий закон подчиняет только Силе, которая уносит нас из тела и снова возвращает в него, заставляя входить и выходить из плотной материи? Отсюда выражение «исконные корни веры» указывает на длительность тотального оболванивания глобальной ложью и на историческую ответственность фальсификаторов и господствующего «элитного» меньшинства. Сломали тысячелетний уклад, свернули набекрень мозги миллионам и оставили в наследство шиш да парную категорию «добра-зла».

Парные «чёрно-белые» категории, наподобие «добро-зло», есть во многих философиях, но, когда создавался мир, у Творца под рукой «парного дуализма» не оказалось, и Он устроил его по закону любви, который ушлые толоконные лбы спрятали за богохульством Адской Вечности. Дуализм изобрели люди, чтобы как-то наладить своё бытие в грубом подлунном мире, причём, по своим понятиям добра и зла, и не удивительно, что недоразумением и путаницей, возникшей из аксиом одноразовой жизни, давно и успешно пользуются мерзавцы. Философии не позавидуешь – стоит в растерянности, как мальчик без компаса в дремучем лесу, и мудрость не помогает, а тут ещё пару раз за столетие деревом во время грозы пришибло. А если не знать, в каком направлении дом, и компас бесполезен.

Посмотрите, что происходит на самом деле. Римская поповщина выдумала фиктивное наказание, заменила им Божью кару, объявленную вне закона; воинствующие материалисты уничтожили Церковь, объявили загробное небытие, в котором места Богу нет, и утратили власть, а теперь нам позволили безнаказанно верить в поповский и материалистический бред. В обоих случаях меньшинство использовало ради власти над большинством заведомый глобальный обман. Дело вовсе не в отсутствии доказательств истинного закона, а в личном интересе тех, благодаря кому царствует глобальная ложь, и пресекаются попытки её обсуждать. Ход Истории определяется законом нравственной эволюции инкарнаций, и всё лежит на поверхности: верхушка направляла развитие государства и общества вопреки этому пути. Или народу не важно, почему в XX столетии власть извела десятки миллионов людей?

Работая над «Древом прошлой жизни» я не мог ограничиться действиями персонажей по дороге Алекса к месту останков тела, которое «носила» в прошлой жизни его душа, – в этом случае, читатель понял бы не больше, чем я почерпнул от «независимых философов». А жизнь у нас такая же, как по ТВ, – назойливая самореклама, суточные сводки происшествий, непрерывный разбор грязных скандалов и сплетен, делёжка наследства ближних, самолюбование широких слоёв «звёздной» публики и смертельная битва за чемодан баксов с одним и тем же калибром, политой кетчупом жертвой за полицейской ленточкой и крылатой фразой переутомлённого сыскаря: «Работал профессионал». Одним словом, хрень, полный идиотизм, и потому песню: «Я люблю тебя, жизнь, и хочу, чтобы лучше ты стала», давно перестали петь. Видимо, хотеть не вредно. Вернулся я домой от своих знакомых, которые между Мировой Реинкарнацией и Мировой Революцией никакой разницы не усмотрели, и решил, что в произведении и дальше будет только то, о чём рассказывает Алекс, и никакой отсебятины. Мне даже поначалу взгрустнулось, – никому ничего не нужно, а все, кому нужно, давно во всём разобрались, иначе бы, откуда возникли симптомы хронической аллергии? Ведь если исходить из бесспорности положений Книги Духов, они будут просто мешать кое-кому жить. Наш ограниченный земной ум не имеет врождённого нравственного ориентира, и, следовательно, выбор решений определяется степенью развития совести, то есть души. Хорошо бы крупицы добра, собираемые вторым «я» в каждой жизни, не растерять, чтобы не возвращаться к несделанному и не терять время, – слишком долог наш путь, гораздо дольше, чем нас пытаются убедить, умышленно искажая истину. Потому и сникли философы, когда я спросил их о соответствии философского, религиозного и Божьего законов. Нет такого соответствия ни в жизни, ни в философии, и ещё долго о нём не напишут. Святые отцы будут клясться на отредактированной Библии в вечности преисподней, философы – ожидать доказательств первичности сознания и выведения реинкарнирующих крыс, а общество – пользоваться свободой веры в то, чего в Природе-матушке нет.

Игорь Львович, с которым меня в порядке консультации по ретроспективному гипнозу познакомил Алекс, произнёс по этому поводу замечательную фразу: «Не буди спящего, накорми проснувшегося». Выходит, я зашёл к «спящим» философам и пытался их растолкать. «Что можно насильно затолкать в спящего? – пояснил доктор, – только чреслами взбрыкнёт, чтобы одеялом с головой накрыться; вокруг стоит храп, как в казарме перед воплем дневального «Рота, подъём!», и каждый норовит вопиющего по уху съездить. Дух-то находится в плену телесной тюрьмы, потому и врезать друг другу норовят». Мировой мужик – «видит», к примеру, что люди, пришедшие к нему, были вместе в своих прошлых жизнях и прихватили оттуда свои проблемы. Узнав, что я начал писать книгу, он рассказал несколько захватывающих историй из прошлых жизней родственных душ, которые пересекали пространство и время, чтобы опять соединиться на Земле. Такие встречи назначаются заранее, и мы способны чувствовать, что знакомы друг с другом давным-давно. Мудрено ли, что философы схоронились за уютными грудами скопившейся мудрости, – одни уши торчат? Всё равно вылезать придётся, – о «любви к мудрости» целой России речь идёт, о стране, о которой один из наших царей в XIX веке сказал, что ей легко, потому что бесполезно, управлять. Тут один из лысо-волосатых монархов прав: способы реализации «одноразовых» принципов управления, внедрённых в X веке, народ не принимал душой и смеялся над попами до тех пор, пока фальшивое учение о вечном аде не перешло в разряд непререкаемых аксиом. Другой «одноразовый» принцип управления, внедрённый Лениным-Сталиным посредством уничтожения десятков миллионов людей, тоже оказался бесполезным и менее живучим, и строй развалился сам. Здесь можно вспомнить ту монахиню, которая назвала Наставления Высших Духов ересью. Наверное, она искренне верит, что Ход Истории с его асфальтовым катком обойдёт её келью стороной, но нам-то куда податься, если до кельи не доросли? Эволюцию инкарнаций пока никому перепрыгнуть не удалось. Поэтому оставление смертного в неведении о кармическом воздаянии неблагоприятной судьбой в настоящей жизни за прошлую и в будущей – за настоящую, есть злодеяние против общества, морального оправдания которому для Церкви нет.

Видимо, оттого, что в ходе работы мы с Алексом уделяли немалое внимание изложению реальной обстановки в местах действия, у меня зрело неодолимое желание побывать там, где произошли события романа. «Поезжай, будешь доволен», – проговорил вполне живой, на час-полтора оживший со страниц герой, и обещал проводить на вокзал, а я, влекомый романтическим предвкушением, решил посетить Париж, Сен-Рафаель, Сен-Тропе и Ниццу и задним числом осмыслить, ради чего уже извёл столько бумаги. А чтобы лучше вжиться в шкуру умника, только что ускакавшего от меня по каким-то делам, способным всколыхнуть прогрессивное Человечество, я предпочёл рюкзак чемодану на колёсиках, походную одежду с дюжиной карманов и начал собирать пожитки, включая тяжёлые ботинки и шляпу. Втайне я мечтательно рассчитывал на увлекательную рефлексию, знакомую всякому писателю, бесцеремонно ставившему себя на место то одного, то другого несуществующего персонажа. Говорят, настоящие писатели делают то же самое в обратной последовательности. Например, они сначала ищут между Сен-Рафаелем и Сен-Тропе достойный их пера косогор, на котором герой дня поставит палатку, вылакает бутылку виски, и будет застигнут полицейскими, а затем обостряют сюжет его бегством от врага из прошлой жизни и продолжением неприятностей в другой стране. И только потом, сообразуясь с рельефом местности, обогатив образы беглого симулянта с коликами в животе, парочки добрых полицейских и недостающих аборигенов разыгравшейся фантазией, автор вернётся с чужбины и возьмётся за подаренное к юбилею перо.

Мне было незачем фантазировать над книгой, в ней рассказано обо всех шагах героя к той правде, которую он искал и, благодаря упорству и мужеству, нашёл. Но знаете, что показалось мне наиболее занимательным? Во Франции, на фасаде мэрий, правда, есть слова «Свобода, Равенство, Братство», имеющие не пустой звук для всех жителей Земли. Поколения за поколением сменяют друг друга, одни и те же души приходят на планету, а слова эти так и остаются для них недостижимой мечтой. Если человек достиг определённого нравственного продвижения в своём прошлом воплощении, в следующем он не может быть хуже, однако Дух подвигается в развитии медленно, во всяком случае, за короткую жизнь Жизни Вечной не заслужить, – придётся возвращаться и снова, как ни в чём ни бывало, смотреть на те же слова о свободе, равенстве, братстве и задавать тот же вопрос, почему они не достижимы даже кровавым революционным путём, описанным в учебниках всех народов и стран. Появление Книги Духов в середине XIX века во Франции не случайно, – бессмысленность французской революции должна была послужить примером всем народам Земли, но этого не произошло, и в России была создана «передовая» революционная теория, и вновь полилась кровь.

Возьмём нашу оголтелую Приватизацию в конце прошлого века, и увидим, что в основе её причин лежит то же неведение о Законе, извращённом церковниками, что и в основе Революции в начале столетия. Контрпродуктивность обоих грандиозных событий для России, с точки зрения Закона кармы-реинкарнации, очевидна, тогда как по данному поводу мы слышим лишь топорные «одноразовые» рассуждения, лежащие на поверхности. Между тем, некоторые ответы на эти вопросы содержатся в феномене «Кворум Буцефала», других размышлениях моего героя, и они нуждаются в дальнейшем исследовании. Есть некая данность, которую необходимо учесть, и пока эту данность будут от нас скрывать, мы будем изо всех сил биться о стену головой, а те, кто эту данность скрывают, будут продолжать свою демагогию. Карма, сопровождающая цикл рождений и смертей, проявляется на земле независимо от воли человека, а категория несуществующей вечности преисподней, отрицающая этот цикл, как путь бессмертной души, изначально была положена в основу управления людьми и завела в тупик всю историю. Идентифицировать Божью власть с властью клерикалов или материалистов и их порочными законами невозможно, поскольку они отвергали истинное предназначение, ответственность и загробный смысл земной жизни души. Вот уж что действительно смешно, так это требовать от апологетов «одноразовой лабуды» чистосердечного признания в оболганном Мироздании. А стоит ли тогда обещать человеку вечное райское наслаждение или наказание, если задача его сделать свою душу в настоящей жизни лучше, чем в предыдущей, согласно Божьему Замыслу? Допустимо ли в столь существенном вопросе так долго и грубо лгать, когда естественным законом можно наставлять заблудших, а рукотворный закон априори существует исключительно для того, чтобы вводить в заблуждение людей?

По догмату одноразовой земной жизни души, человеческий прогресс обеспечивается не посредством перевоплощений и «внутреннего» накопления опыта душой, а в ходе «внешней» передачи опыта разовых поколений. В условиях отмены «руководящего и направляющего» церковного тоталитаризма эта фундаментальная ложь ведёт к многовариантности поведения членов общества, то есть к хаосу, сопровождаемому длящимся утаиванием единственного, указанного Богом, нравственного пути. Очевидно, толоконные лбы и королевские династии грамотно прикидывались дурачками, если об этом до сих пор не пишут в школьных учебниках.

Как известно, дуракам закон не писан, а если писан, то не читан, если читан, то не понят, если понят, то не так. В нашем случае, закон писан не дураками, причём, шиворот-навыворот и абсолютно для всех, потому что другого закона, кроме свободы вероисповедания, ни у кого нет. Никому и в голову не приходит, что прижизненное воздаяние заменено посмертным фуфлом. Представляете, какая хрень в головах? Для одного человека фактором поведения служит поповский вымысел про несуществующий жупел вечного кипящего котла с серой, а для другого, например, террориста-смертника, – поповская ложь о посмертной невозможности возвращения в земной ад. Соединить две глобальные лжи в одном верообразующем законе и назвать его христианским, способен либо злоумышленник, либо профан, но, оказывается, этим проблема не исчерпывается. Как минимум, найдутся ещё три группы «верующих». Первые, материалисты, крепко верят в загробное небытие, вторые, агностики, крепко уверовали в непознаваемость всего, что ждёт за загробной чертой, а третьи на долгом пути эволюции успели крепко поверить только в бренность своих легкоразрушаемых тел. Бренность – тоже важный постулат, к тому же, исходный и невинный, поскольку на нём нагородили столько, сколько человечество успело о чём-либо задуматься. Таким образом, какой-никакой консенсус христианской цивилизации, устремившейся к самоуничтожению и поверившей святому отцу насчёт одноразового житья бренного тела, всё-таки был. После изобретения ядерной супердубины остаётся приладить к ней коробочку с искусственным интеллектом и стереть перечисленную хрень в голове сбоем в этой коробочке.

Мне неизвестно, дотянет ли человечество до пророческого обновления христианства, получив обратно то, что Спаситель приносил на Землю две тысячи лет назад, но статистика жертв обмана и насилия – мошенничеств и убийств, зашкаливает показатели предшествующих десятилетий. Всё это – не отработанные кармические следствия Первого и последующих порядков, о которых говорил мой герой. При равных прочих условиях, в советские времена над «средним» уголовником, – не признанным судом особо опасным рецидивистом, – довлели общественное осуждение и Моральный кодекс строителя коммунизма, а в нынешние – мораль ельциноидов с баблом во главе угла и дебильная формула самооправдания «не мы такие – такая жизнь». Из сказанного напрашивается вывод, что о кармическом возмездии в настоящей жизни за прошлую и в будущей – за настоящую, невзирая на исконную святость «одноразовой» аксиомы отцов Церкви, пора поговорить.

В происхождении общепланетарного хаоса путём непрерывного «наматывания» неусвоенных кармических уроков на бесконечную историческую спираль, как на снежный ком, консенсуса нет, а тот, который есть, восходит к пещерным временам, когда посмотрели, что находится внутри мамонта. Христианская Церковь почти всю христианскую эпоху прятала кармический закон реинкарнирующих душ и преследовала тех, кто пытался его вернуть, причём, долгожданная конституционная свобода от проповедников любви, кроткого нрава и несуществующего закона природы стала для Человечества «красным днём календаря» и праздником победы над мракобесием. Закономерное отделение Церкви от государства произошло потому, что церковный закон, подменивший Закон нравственной эволюции инкарнаций, порождал на практике очевидные противоречия, и после отделения противоречия сохранились, поскольку альтернативы в обществе не нашлось. Скрывая феномен реинкарнации, её «следообразующий механизм» в физическом мире, Церковь скрывает непосредственные истоки и первопричины зла, корни невежества, ненависти и жестокости, не говоря об источнике хаоса, – кармическом воздаянии в настоящем за прошлое и в будущем – за настоящее. Именно в этом причина уклонения церковников от обсуждения давно назревших вопросов. Они не хотят признать, что их фальшивый, поставленный с ног на голову верообразующий двучлен, способен отвращать от истинной веры других людей. Тот же самый объект укрывательства имеет «гениальный» ленинский материализм, отрицающий наличие в нас души. Его тупорылая, дубинноголовая методология сгодилась лишь для зачатия выкидыша потливого социализма и удобрения почвы западных антихристианских ценностей. Христианская цивилизация завершилась открытием нового Театра Абсурда, потому что для проповедей христианского милосердия и смирения проповедникам было необязательно оболгать Мироздание целиком.

Вы когда-нибудь ощущали атмосферу взаимопонимания «глухонемых»? То, о чём я расскажу дальше, при иных обстоятельствах могло бы остаться немой сценой, что было бы естественно для людей, не владеющих общим языком, но мы смогли понять друг друга, потому что предварительно этого захотели. Произошло это в чужой стране, где я не отличал йогурт от кефира на прилавках, не мог прочесть каждую пятую вывеску и, заметив букву «М», чуть не потрусил к ней, думая, что это не метро. Чудно; передавать содержание беседы, облекая в слова не звуки, а приписанные собеседнику мысли, хотя, используя родную речь, мы постоянно занимаемся теми же рефлексивными упражнениями. Вероятно, за это додумывание за других мы и любим детективы, имитируя в черепной коробке непринадлежащие нам мысли и чувства, чтобы предугадать шаги противника.

Приземлившись в Ницце, я доехал поездом до Марселя, второго по величине после столицы, города. Несмотря на сентябрь, мучила субтропическая жара, хотелось пить, есть, выбросить рюкзак и принять душ и ещё как следует выспаться под вентилятором. Слегка недобро поминая бессонную ночь в Шереметьеве и нервотрёпку в аэропорту Рима, ровно через два с половиной часа я сошёл на вокзале Сен-Шарль и, взглянув с его высокой точки на раскинувшийся внизу город, спустился по широкой, словно дворцовой, лестнице. Две высотных гостиницы, расположенные у подножия вокзала, были мною самонадеянно проигнорированы, и я, пройдя пару кварталов, свернул на улицу Сен-Базиль, не отдав отчёта, зачем. Метров через триста до меня дошло, что смертельно голоден, идти некуда, и от усталости не могу ни ступить вперёд, ни вернуться назад. Жутко, как у прокажённого, чесалась спина, пот лил ручьём. Я вытер лицо шляпой, как это однажды сделал в романе Aлекс, и перебросил снятую куртку через походную сумку. «Будешь доволен», – вспомнилось его напутствие мне. Чёрт бы побрал его принципы автостопа: «нечего есть», «негде спать» и «некуда идти».

Сен-Базиль – улица как улица, две подводы разъедутся, старинные дома в районе вокзала, где всё вызывает неподдельный интерес. До старого порта, где причаливал на «Фараоне» Эдмон Дантес, ходьбы минут двадцать, а пройдёшь немного правее узкого рукава залива, увидишь с берега замок Иф, где чалился будущий Монте-Кристо. Из мусорных баков торчал картон, который мог бы послужить неплохим лежбищем. Все окна прикрыты ставнями от палящего солнца, двери со стороны тротуара заперты на замки с кнопками и фамилиями жильцов, подворотен нет, вход во дворы внутри подъездов, а те на замке. Прилечь негде, ватер-клозета – набрать воды, нет, магазина с кондиционером – остыть, нет, скамейки – и той нет. И в довершении пот стекает градом, в животе бурчит, ноги в ботинках ноют, а рюкзак на левом плече шатает своего владельца, как забулдыгу. Даже глоток воды в аэропорту перед посадкой отобрали, во рту пересохло, и остаётся погрызть печенье, чтобы набраться сил. А настроение поначалу было радужным, – Эдит Пиаф под нос насвистывал и песенку про охлаждённый «берёзовый фреш» родины. Надо было к тому клошару на асфальте обратиться, которому полтинник положил, – он бы пристроил на ночлег, – вместе веселей. Я немало общался с «независимыми» бомжами-пилигримами; летом они ночуют, привалившись к дереву, зимой – в картоне и снегу, а через несколько лет заболевает спина. Что я, не смогу прислониться к дереву на какой-то месяц? Обрасту «по Марксу», выучу язык, и пусть писателю разок позавидует его персонаж. «Откуда ты, брат?» – спросят меня бомжи Подмарселья и пригласят погреться у огня, шуруя в костре обугленной палкой. – «Russia, Putin, – отвечу я, – может слыхали? Это у нас ваших «Трёх мушкетёров» перевели лучше, чем Дюма написал, и бесконечно экранизируют. Это мы ваших Бальзака, Мопассана и Жюль Верна на пуды газеток с пустыми речами выменивали, а вы, басурманы, в 1812-ом на нас полезли. У вас самих винограду завались, а вы, cher ami – милый друг, по-нашински, шаромыга, в 1854-ом наш Крым хотели отжать, чтобы из нашей Одессы хлеб в марсельские доки на халяву складывать». – «А почто ты сам, мил-человек, в фирменную «Коламбию» вырядился, али, в чём есть, из дома выперли?» – рассыпется кто-то из них дробным смешком умалишённого. – «Типун тебе на язык. А давай, не глядя, шмотками махнёмся, а вечером я тройным одеколоном и настойкой боярышника не обижу. У нас, к примеру, по вопросу выпить чего завсегда все люди – кровно заинтересованные братья, а у вас от Испании до Германии все мэрии сверху о братстве исписаны, как о несбывшейся мечте. Есть среди вас доктора или, на худой конец, кандидаты? Между прочим, ваш Ипполит Леон Денизар-Ривайль писал, что братство возникает и развивается в результате перевоплощения наших душ, а не политтехнологий и пиаркампаний. Да если бы у нас вашего маркиза заместо случки материализма Фейербаха с диалектикой Гегеля, хоть на раз прочли, мы бы ваших дурацких революционных привычек рубить головы в общественных местах не нахватались, в мавзолеи кого попало не укладывали и гениальных поэтов Революции не выпестовывали. Потому как Наполеон ваш под красным мрамором лежит, и ещё не успели все современники его помереть, как дух его мятежный в нашего Сталина вселился, и теперь по белу свету ищи-свищи. А мало ли мест на земле, где почтут за честь бренные останки очередного Вождя Всех Времён в элитный пантеон уложить? И пока вы тут разглагольствуйте, как бы до утра не окочуриться, уже лет на сто вперёд определено, какое братство на земле мы заслужили и сколько земного равенства и свободы нам отмерить. И надежды на скорое достижение свободы, братства и равенства нет, потому что революционная погоня за ними была спровоцирована липовым законом одноразовой жизни, хоть все стены мэрии лозунгами испиши. Ладно, не серчайте, это я так, к слову, – мы тоже верим, что удерём из земного ада навсегда. Ну, за сбычу вашей «одноразовой» детской мечты о братстве-равенстве! Вы мне только подскажите, в каком подвале ночь переспать, и где тут киоск с африканским фастфудом, что-то в брюхе урчит».

Я тоскливо плёлся по чётной стороне улицы Сен-Базиль и приметил единственную открытую дверь в доме под десятым номером. То была антикварная лавка, – на столах, полках, подставках лежала всякая всячина, – предметы быта очень и не очень далёких веков, не подлежащие перечислению, но слой пыли покрывал всё помещение. В глубине его, наверху, – конторка с лестницей, за столом что-то писал пожилой француз, на наших холёных старьёвщиков не слишком похожий. Спускается, доброжелательно и вопросительно смотрит и сразу догадывается, что мне совсем не до его запылённого старья. Видит дорожную пыль на измождённом лице, по которому стекает струйка пота, тяжёлый рюкзак на плече и понимает, что я только что снизошёл к нему по лестнице от вокзала Сен-Шарль, на который мог свалиться даже с луны. И чувствует, что пришелец из знойной пустыни шагнул в живительный оазис.

– Добрый день, месье, извините меня. Я просто посмотрю и уйду, – тихо сказал я по-английски, сделав извинительный жест от себя в сторону выхода.

Его доброжелательное выражение лица не изменилось, но свет его, будто заполнял неловкость паузы. Мои слова он явно не понял, но точно понял интонацию и состояние гонимого бродяги, почуявшего ванильно-шоколадные запахи из кондитерской.

Я перевёл дух и стянул с плеча рюкзак, – под его тяжестью рука бессильно скользнула к полу. Может, он мне подскажет, куда пойти?

– Вы говорите по-английски, месье?

– Нет, – по-французски ответил он и добавил что-то ещё. Дескать, я бы был рад вам услужить, если бы знал, как.

Да услужить-то немудрено, – не найдётся ли никелированной кровати с тумбочкой и славянским шкафом поблизости, в ярдах пятидесяти, чтобы доковылять, – мысленно отозвался я, подыскивая слова для ответа.

– Понимаете ли, я только прибыл на вокзал Сен-Шарль, немного устал и абсолютно не знаю, где остановиться (я сложил руки крышей домика над головой) и выспаться (я склонил голову набок и подсунул под неё сложенные подушкой ладони), – продолжил я на английском, непонятном ему, исконное «так хочется есть, что негде переночевать». «Я ищу какой-нибудь отель где-нибудь здесь, поближе», – досказал я, сделав круговые движения рукой над пыльными артефактами.

Антиквар ответил мне каким-то неопределённым жестом, произнёс два-три французских слова, – мол, погоди, посмотрим, что из этого выйдет. Что же ты мне сразу о своей беде не сказал, ведь загнёшься, как клошар на пороге запертой кухни. Раз уж некуда пойти... – всё это было прочитано мной на его лице.

Он присел в дальнем углу пыльной сокровищницы за стол с довоенным телефоном, набрал номер и поговорил с кем-то минуты две, а затем встал и обратился ко мне на своём языке, иллюстрируя речь жестами. Основное сделали мимика и интонации. Думаете, я понял, хоть одно слово? Одно понял – «женщина» – «фемин». Остальное тоже понял, но не понятно, как.

Оказалось, он позвонил какой-то знакомой, которая сдавала квартиру и скоро должна подъехать, так что, возможно, с ней удастся договориться. О том, что я спрашиваю его имя, он догадался со второго раза, – месье Жайо. Мне стало интересно, сколько ему лет, и я спросил об этом по-русски и по-английски. Взяв со стола затёртую квитанцию, Жайо нацарапал на ней: «66». – «А той женщине?» – спросил я. Он показал на пальцах, около сорока, причём, «около» – с помощью выражения глаз. Как не старался я говорить с ним по-английски, он, не понимая ни слова, отвечал на французском и с видом, будто перед ним стоит завсегдатай лавки древностей.

– Месье Жуё... простите, месье Жайо, это всё продаётся?

– Да, всё, – непонятными словами ответил он, вздохнул, сделал два коротких жеста рукой, оглядев лавку (прямо не знаю, что делать со всем этим барахлом, море работы).

– И этот чернильный прибор времён французской революции?

– Да, – он без коммерческой пытливости дружелюбно и предупредительно смотрел на меня, – тридцать евро, – «изобразил» он.

– А мадам скоро приедет? – я помог ему жестом, взглядом на дверь и прикосновением пальца к своим часам.

– Через десять минут, – на пальцах показал он.

С улицы донёсся рёв мотоцикла.

– А вот, кажется, и она, – хозяин сделал жест в сторону дверей.

– Се манифик – чудесно, – с деланым облегчением выдохнул я и вытер рукавом высохший лоб.

Жайо с каким-то неповторимым обаянием улыбнулся, услышав «чудесно» на родном языке, и через минуту в магазин вошла женщина лет тридцати, если приглядеться, – под сорок. Она поговорила с месье, поглядывая на меня, и подошла ко мне.

– Здравствуйте, мне сказали, вы ищете крышу над головой, – «почудилось» мне.

– Бонжур – здравствуйте. Ещё как ищу. Мне нужно любое жильё на неделю, – ответил я, продублировав ответ семью выставленными пальцами, – а что я ещё мог ответить по-английски, если спросили на французском?

В итоге, разбавив бессмысленную речь мимикой и жестами, я уяснил, что если буду курить не в кровати, а у окна, за умеренную плату получу в своё распоряжение меблированную квартиру на нужный срок. Здорово, когда за тысячи километров от твоего дома тоже пользуются григорианским календарём и арабскими цифрами.

– Се манифик. Я согласен, мы можем идти. Мерси – спасибо, месье Жайо, ваш французский был очень хорош, – поблагодарил я его.

Жайо приветливо махнула рукой, – иди да радуйся.

Дверь подъезда была в пяти метрах от магазина. Позднее выяснилось, что хозяин лавки древностей жил на последнем, четвёртом этаже, делал там ремонт, хотя ночевал в другом месте. Мы со Стефани, как она назвалась, поднялись по винтовой лестнице на третий этаж, куда выходили две двери, и зашли в однокомнатную квартиру с высокими потолками. Французские окна до пола с неизменными ставнями, дающими прохладу и полумрак, выходили на улицу и в узкий двор, стена между кухней и комнатой имела окно с прилавком в виде барной стойки для подачи блюд, с высокими стульями перед ней. Мне было показано всё, чем можно пользоваться. Я расплатился, внёс сумму, которую мне обещали вернуть в обмен на ключи, и Стефани умчалась на байке.

Дважды я заходил к антиквару, он приглашал меня покурить, нимало не тяготясь общей «глухонемотой», и любезно показывал свои безделушки, для кого-то настоящий клад. Я даже приобрёл у него вазочку жёлтого металла в виде кленового листа, чтобы доставить ему удовольствие, изумляясь ценам, – может быть, слой пыли на всём означал закат его бизнеса?

Ранним утром, когда я уезжал, месье Жайо подкатил к дому на мотоцикле и, увидев мой рюкзак, поднял в прощании руку. Самым ценным, что я успел рассмотреть в антикварной лавке этого месье, были его глаза, в которых отражалась глубина понимания жизни, свойственная всем мудрым людям, независимо от места их жительства и национальности. Дело не в поводах общения с людьми, а в том, что они при этом чувствуют. И весь философский смысл бытия сводится к тому, устремляется ли он к бесконечной духовной эволюции нашего индивидуального «я» или упирается в конечность телесной жизни, за пределами которой исчезает всякий дальнейший смысл, в связи с чем мне придётся сделать небольшое отступление.

В 1917 году столкнулись две неправды, – две заведомо фальшивых парадигмы одноразовой жизни. После распада Советского Союза конструктивных выводов сделано не было, и обе неправды, – оба заведомо ложных верообразующих двучлена, выражающих земную и загробную реальности противоположным и противоестественным образом, начали мирно сосуществовать. Почему я уже не в первый раз вынужден повторять эту мысль, обращая внимание на способ сохранения лжи в обыденной жизни? Потому что о том, что с Творением Создателя можно бороться двумя путями, было известно со времён Атлантиды: столь привлекательной, сколь и губительной, создающей хаос, борьбой за свободу, равенство, братство, и разъедающей души страстью к стяжательству и деньгам, истинный смысл которых будет скрыт от человечества. Замысел чёрных жрецов о мировом владычестве, порабощении и уничтожении земной популяции подразумевал то, что нам известно о строительстве недостижимого коммунизма (свободы, равенства, братства), волчьего капитализма, как антипода, и сопутствующих им «одноразовых» доктринах, уводящих от истины. Они замышляли растворить носителей губительных идей в народах Земли и в долговременной перспективе привести в исполнение свой дьявольский план, что и явилось причиной затопления Атлантиды Светлыми Силами («Атланты держат небо на каменных руках», – красиво сказано, а?). Итак, можно констатировать две идеологемы, образующие современное мировоззрение общества: «местечковый менталитет» одноразового Божьего раба и «всесильное учение» о стоеросовой голове из высокоорганизованной материи. Признаюсь, с этими материалами я ознакомился не без содрогания и не без удивления тому, что причины сбрендившего XX века никто толком не объяснил. Если не верите, поспрошайте академиков, насоветовавших Ельцину Приватизацию, – они «плохо не понимают», кто из «белых» и «красных» был «правей».

Принято считать, что СССР распался по идеологическим причинам, и это, конечно, так, хотя бы потому, что «сортиры в голове» ни к чему хорошему не приводят. Однако факт, что социальные катаклизмы XX века объясняются антагонистическими противоречиями двух заведомо лживых и порочных идеологем, ловко обходится стороной, лишь бы истина осталась невостребованной.

К идеологическим причинам разложения и краха государственных устоев после 1991 года относится также открытие границ и проникновение веяний гнилой западной псевдосвободы и псевдодемократии. Кстати, из материалов по Атлантиде видно, что «демократия» – это спецсредство, фикция и мина замедленного действия, от которой ещё предстоит взорваться самой Америке, а, по-мнению Алекса, героя романа, она является реализацией формулы «Кворум Буцефала», то есть одурачивания большинства. В 90-е годы наши либерасты-дерьмократы проповедовали американскую демократию в качестве образца, а среди этой публики были люди, желающие больше, чем скушать гамбургер в «Макдоналдсе» или забычковать «мальборо». На какое-то время мы, как измотанный боксёр на ринге, открылись Западу, в результате чего нам «помогли» распродать имущество и окружили военными базами, и, когда мы спохватились, были вынуждены увеличивать военный потенциал. Уровень нравственной деградации и воровства достиг точки, за которой мировые хищники могли раздербанить Отечество за несколько месяцев.

Понятно, что материалисты Горбачёв с Ельциным про Атлантиду не читали и не соображали в верообразующих двучленах о реальности сопредельных миров, но почему так произошло? Потому что в тот момент никакой, тем более, истинной идеологии, в стране не было, а юридическое признание необязательными прежних государственных «одноразовых» парадигм вовсе не означало, что кремлёвские бараны 90-х перестанут руководствоваться их тупостью и ограниченностью. Кроме того, гипотетически, объявление двух идеологий заведомо порочными презюмировало бы наличие идеологии истинной, в которой не был заинтересован никто. Вот с этой «одноразовой колокольни» и пишутся школьные и вузовские учебники истории, которую предлагается любить и знать. Мне, например, трудно представить, что при многовековом крепостном и сталинском рабстве историю творил и писал народ, – это просто смешно, если не принимать во внимание, что от манипуляции двумя парадигмами погибли миллионы. Мой узкопрофессиональный, полицейский взгляд на любые причинно-следственные связи улавливает в этом призыве скрытое лукавство и недопустимое разночтение: «любить и знать» следует устремление к абсолютным истинам и то, как они воплощаются среди нас, а не абстрактный продукт исторической деятельности людей или конкретную заведомую ложь. В учениях об одноразовой жизни души и бездушного тела абсолютной истины нет, хотя за таковую их выдают, и именно они определили в XX веке трагический путь страны. По поводу самочинного «конструирования» двух несуществующих законов природы можно выругаться, а вот как быть с очевидной связью липовых законов с полным уничтожением жизненных укладов и десятков миллионов людей? Тут вам и рта не дадут открыть, поскольку истина угрожает комфорту меньшинства, господствующего над большинством.

Однажды Алекс пригласил меня на открытую лекцию о феномене «Кворума Буцефала» и о том, «с чем его едят». Напомню, что около 70 процентов населения Земли составляют низкоразвитые души, а в «президиумах Кворума» всех уровней неизменно заседают люди, преследующие цели меньшинства. В зале собрались студенты с разных потоков и несколько его коллег. Мы с Леной, женой Алекса, сидели на последнем ряду и вносили заметки в блокнот. Я ещё не видел, чтобы по окончании лекции слушатели задавали столько вопросов, на которые пришлось отвечать. Среди заданных вопросов, которые мы дословно фиксировали, прозвучал такой: «Если большинство землян обладают недостаточно развитой душой, какой смысл Творцу, по-мнению Церкви, помещать большинство в Вечный Ад?»

Много лет назад я прочёл роман Паоло Коэльо «Алхимик», об алхимии бессловесного взаимопонимания на Земле. Быть может, влюблённым не нужны никакие слова именно потому, что они необъяснимо нуждаются друг в друге. Когда один из них погибает, обмен духовной энергией прекращается, и оставшаяся душа начинает страдать. Пока на планете существует взаимное притяжение и понимание лишь между родственными душами, воплощёнными в один отрезок времени, но Книга Духов утверждает, что так будет со всеми живущими на Земле людьми. Речь идёт о понятии безусловной любви, о которой говорил Спаситель, а безусловной любви противоречит многовековое богохульство, вечная преисподняя, ложь о предназначении души и ненависть. Шоры фальшивого догмата одноразовой телесной жизни души будут сброшены естественным ходом нравственной эволюции инкарнаций, когда закон кармического возмездия в земных жизнях души станет бессмысленно скрывать; произойдёт всеобщая перекодировка энергетики человеческих душ, и тогда Свобода, Равенство и Братство, борьба за которые была призвана сеять хаос, наступят на Земле сами собой. И пусть мы пока не знаем, на чём будет ездить, летать и плавать Человечество в те времена, важнее понять, во имя чего на земле кипит жизнь, и я твёрдо верю, что не ради обещанного нам скоропостижного безделья загробной вечности. Эх, фантасты! О чём бы вы писали, если бы не опережающий научно-технический прогресс, – плелись в хвосте морального, который и вообразить не в состоянии? Даже самое гениальное техническое решение в принципе не требует постановки нравственных вопросов, между тем, отсутствие души и вечную преисподнюю «изобрели» для того, чтобы мы не задумывались о законе духовной эволюции инкарнаций, потому что он не выгоден поводырям. Какие плоды принесёт умственный прогресс необозримого будущего, если люди, ограниченные «одноразовым мышлением», будут состязаться не во взаимопонимании и добре, а в зависти и ненависти? Думаю, иных причин сознательного утаивания закона нравственного прогресса, кроме низменных, не может быть.

Следующим пунктом назначения был Сен-Рафаель, в котором я был намерен исходить все улицы, упомянутые в романе. Внешний облик двухзвёздочного отеля de France почти не изменился. Раньше, судя по фотоснимку, на его длинной белой вывеске красовались бордовые буквы, теперь цвета поменялись местами, и справа от входа не было шкафа с прохладительными напитками и столиков. Никого из прежних сотрудников отеля, описанных Алексом, встретить не удалось, а стойка портье была переделана. На месте приземистого строения автостанции, откуда можно было уехать в Сен-Тропе и аэропорт Ниццы, стояло бетонное здание автовокзала с просторным кассовым залом.

В Сен-Тропе, прежде всего, я отыскал дом номер 9 по улице Террье, где жила Эмилия Буати, постоял у дверей на тротуаре и пошёл к морской бухте. Обойдя череду пастельных домов вдоль набережной залива, я прошёл за невысокую башню, которой завершалась панорама. Узкая дорожка у воды, омывающей торчащие камни, где Алекс встретил пожилого контрразведчика с женой, стала шире и была уложена плоским декоративным камнем, а рядом с башней появились две скамейки. Чуть поодаль, где герой подобрал в воде камушек и предавался размышлениям, деревянного пирса уже не было, – его сменил бетонный. Дом, напротив него, у которого сохло бельё и играли дети, был снесён, и вместо него был построен другой, красивее и больше. Я тоже подобрал камушек у берега, собираясь взять его на память, а потом размахнулся и швырнул его в средиземноморскую волну в сторону Сент-Максима, – есть время разбрасывать камни и время их собирать. После этого я направился обедать в ресторан на набережной, где Алекс с Веркой из Саратова заказывали пиццу, и попросил подать то же самое, не забывая о том, что должен подняться на крутой берег у городского кладбища и с высоты посмотреть на город и пройти возле знаменитой на весь мир жандармерии. К сожалению, она была огорожена забором, – на ней меняли крышу, а рядом, в киоске, стилизованном под жандармский пост, продавали вино с изображением знаменитого жандарма на этикетке.

Внешний вид автостанции Сен-Тропе тоже изменился. Площадка для автобусов, некогда посыпанная белым щебнем, теперь была заасфальтирована, здание отремонтировали, и вход в кассы находился с другой стороны. На месте облезлой ремонтной мастерской «Ямаха», где герой набирал для питья техническую воду, располагалось длинное строение магазина одноимённых мотоциклов и аксессуаров, выставленных на улице, – очевидно, владелец разбогател и открыл более прибыльный бизнес. Как я и написал со слов Алекса, через дорогу от автовокзала стояло угловое здание. Одна улица шла слева от него, вдоль моря и лодочных паркингов, другая – вела к жандармерии, до которой было метров пятьдесят. В этом угловом здании находилось кафе Зары – «конспиративная квартира», где герой провёл двое суток перед тем, как пересечь французско-германскую границу. Теперь за входом с угла в здание вместо кафе находился магазин сувениров, среди которых продавалось двадцатисантиметровая фигурка жандарма-комика. Продавщицы – две француженки средних лет, подтвердили, что в их помещениях раньше было кафе, однако имён Зары и Латифы они не слышали.

Констанция Боден скончалась в прошлом году и была похоронена на семейном кладбище. Мишу с семьёй переехал из Шато-конти в поместье, где ныне здравствуют родственники Жюля Мелье по линии его жены Изабель. Закончив дела в Сен-Рафаеле и Сен-Тропе, я вернулся в Ниццу и отправился в Париж. Там я остановился в двух станциях метро от кладбища Пер-Лашез, где похоронены многие известные всему миру знаменитости. За входом в это историческое место установлены щиты с указанием имён и местонахождения могил и склепов, поэтому я смог отыскать то, что хотел, – место упокоения Аллана Кардека. Перед могилой высилась груда свежих цветов. На два каменных столба выше человеческого роста была уложена каменная плита, передний торец которой покрывал текст. Внутри сооружения находился прямоугольный постамент с металлическим бюстом автора Книги Духов, оставившего величайшее наследие Человечеству.

Было 3 октября – день Рождения Аллана Кардека, известного под именем маркиза Льва-Ипполита Ривайля, писателя, просветителя, основателя Парижского спиритического общества, и несколько в стороне от надгробия собралась группа его почитателей. Мне было известно о пренебрежительной семантике определения «спирит», и я подумал, что Высшие Духи, передавшие абсолютные истины лучшим медиумам того времени, не пользовались уничижительным земным термином. Ближе всех ко мне стояла женщина лет за пятьдесят, поражавшая своим красно-чёрным одеянием, – как выразился Алекс, описывая визит к Эмилии Буати, она была одета в «полный Стендаль». Мы случайно встретились взглядом и улыбнулись друг другу. Я сделал навстречу ей четыре шага, она один.

– Здравствуйте. Извините, пожалуйста, что отвлёк вас, – произнёс по-английски я. – Извините ещё раз за вопрос: вы из Сен-Тропе?

– Уи – да, – улыбаясь, ответила она по-французски, продолжая на меня смотреть.

– Вам хотел бы передать привет мой друг Алекс. Вы его, наверное, не помните, но я только хочу сказать, что он разобрался с тем делом, в котором вы помогли ему несколько лет назад, и нашёл Флору.

Мне показалось, что она поняла то, что я сказал.

– Мерси – спасибо, – ответила она.

К ней подошёл мужчина с тростью, по виду француз.

– Эмили, пойдём, – позвал он, поведя тростью в сторону, где стояли их друзья.

Мы вежливо кивнули друг другу, и Эмилия Буати отошла.

Я ещё немного постоял у памятника и прошёлся по соседней аллее, вспомнив двух потомков Духа, побывавших здесь до меня, – Сашу и Лену, с которыми меня познакомила судьба. Наверное, где-то на земле есть и мой камень, под которым лежат истлевшие останки. Надо ли нам, смертным, знать о месте последнего приюта, или нам важнее помнить то, что выражено в Эмблеме Создателя?

В книжке, которую я продолжал писать, виноградная лоза, символизирующая предназначение человеческого Духа, упоминается трижды, – в ходе визита Алекса к своему Учителю, во время сбора винограда во Франции и у могильного камня в Германии. Всё это время, сжимая авторучку, я думал о том, до какой степени надо ненавидеть людей, чтобы выдумать два фиктивных закона, лишь бы загробная тайна смысла жизни оставалась неразгаданной человечеством. Нет, от сторонников содеянного бессмысленно ждать откровения, потому что злодеянию всегда сопутствует ложь, а лгать, как известно, прекращают тогда, когда ложь становится контрпродуктивной и бессмысленной. Вроде бы, стихи о том, что «душа обязана трудиться и день, и ночь», известны всем, а вот, поди ж, ты: скорее удавятся, чем поведают о виноградной лозе и загробной тайне смысла земной жизни. На что рассчитывают?

Развернувшись, я направился к выходу кладбища, думая о том, что Аллан Кардек объяснил то, что скрывают фальшивые законы одноразовой телесной жизни душ и бездушных тел, – разве не поразительно то, что враги рода человеческого занимались укрывательством истины о жизни и смерти целенаправленно? Церковники и «диалектические материалисты» настолько преуспели в сокрытии загробной тайны смысла земной жизни и одурачивании людей, что мало кто догадывается: и те, и другие изготовители самопальных законов лучше нас знали, что верообразующие двучлены их учений являются глобальным обманом и злобным пасквилем на Мироздание, и, значит, им следует вменить исключительно прямой умысел. Существует ли в природе прощение многовековой злонамеренности, тупости и жестокости фальсификаторов? Да, – это неотвратимое кармическое искупление на земле, претерпеваемое народами из поколения в поколение, которое пытаются от них скрывать. Буйство XX века объясняется тем, что одни скрыли закон бесконечного кармического возмездия, другие поставили страну на дыбы в 17-ом и в 92-ом и вопреки этому закону породили кармическое воздаяние на необозримое будущее, а третьи не желают видеть причины исторической трагедии народа и несут по её поводу чушь и околесицу. Ведь если бы мы понимали закон многократного двустороннего пересечения границы сопредельных миров нашим вечным «я» и последствия кармического возмездия в настоящей жизни за прошлую и в будущей – за настоящую, давно бы могли осознать всю несостоятельность дореволюционного клерикализма, бессмысленную жестокость революционного уничтожения «бывших людей», Красного террора, репрессий, близорукость грабительской приватизации и вымели весь этот идеологический мусор на историческую обочину, но нет, – словно кто-то хочет, чтобы люди рождались и умирали в заблуждении. Вы видели, чтобы об этом прямо и публично говорили историки и философы? Неужели, мы думаем, что зализав раны XX столетия и увековечив память о лениных и ельциных, с прежними «одноразовыми» парадигмами можно зажить по-новому? Не потому ли в своих бесплодных попытках осмыслить историю и обрести национальное самосознание мы скатываемся к воспоминаниям о любви последнего царя к семье, скромности гардероба вождя всех народов и отеческом отношении к крепостным наших помещиков?

Мир устроен так, что отрицательная карма прошлых жизней и разность духовных потенциалов людей выступают предпосылками вражды и соперничества. Тем не менее, противоречия человеческих интересов, порождающих хаос, подводятся под общий знаменатель и могут быть устранены естественным путём. Таким универсальным знаменателем является скрываемый Единый Духовный Закон, по которому развиваются живые существа всех планет. Порочная аксиома одноразовой жизни скрывает истинный закон свободы Духа и обеспечивает исполнение воли эгоистичного меньшинства, что в давние времена привело к такому государственному устройству, как клерикализм. Церковники не «планировали» своего отделения от государства, – оно произошло в результате деградации клерикализма и выразилось в свободе вероисповедания, то есть от церковников. В России Церковь утратила влияние с началом Революции и была, фактически, уничтожена первым в мире государством рабочих и крестьян, а через «несколько исторических мгновений» исчезло само государство, и в наследство народу достались два ублюдочных закона – одноразовой телесной жизни душ и бездушных тел. А чем отличается однократно одухотворённое тело от бездушного, если со времён Атлантиды упрятали смысл земной жизни и навязали загробную дорогу в один конец? Руинами клерикализма и социализма? Вы что, хотите, чтобы поп сознался, что не разделяет Божий Замысел, потому что Церкви видней? Мой книжный герой полагает, что третий бредовый глобальный закон выдумать невозможно, впрочем, как и признать Закон истинный, который скрывается с Начала Времён. Мы много раз говорили с Алексом на эту тему, и я согласился с ним, что отрицание подлинного Закона свободы Духа в XXI веке – это адаптированный к современным реалиям старый бред.

Власть, религиозная либо атеистическая, никогда не желала «делиться» со Всевышним «организующим началом», – на это, в частности, указывает учреждение Святой Инквизиции, злобные истерики времён Реформации по поводу молитв вне церкви, равенства прихожанина и священника и разрушение храмов советскими атеистами в XX веке. Богохульство вечной преисподней и материалистическое отрицание души никак не могут быть признаком «власти от Бога» и относятся к личной власти, которая тяготела над Человечеством испокон веков. Сегодня в мире скопилось слишком много зла, однако власть по-прежнему не желает уравновесить его истиной, вооружив ею людей. Между тем, суть истины, открытой Алланом Кардеком, умещается на одной странице текста, и те, на кого давно пора указать пальцем, возвращения истины не хотят, и потому, когда от прямых вопросов нельзя отвертеться, им приходится заученно врать.

Светская власть отгорожена от Церкви конституционной свободой совести, Церковь проповедует отрицание кармического возмездия в цикле рождений и смертей, а населению огромной страны даровали свободу веры в несуществующие законы одноразовой жизни одухотворённых и бездушных тел. Это всего лишь констатация, но в теории раскрытия преступлений аналогичное построение обозначают оперативной комбинацией мероприятий, обеспечивающих неверное восприятие обстановки и преследующих общую зашифрованную цель, в данном случае, – сокрытие источника воспроизводства хаоса на Земле, нравственной деградации и господства паразитирующего меньшинства. Ничего другого «комбинаторам» не остаётся: тотальное воцерковление, как при инквизиторах, так и без них, невозможно, клерикальная мафия разгромлена, противоестественный атеистический социализм изжил себя, а источник хаоса в обществе удаётся сохранять в тайне, поскольку такую причинно-следственную связь без участия государства невозможно распознать. При наличии доброй воли озвучить источник хаоса не составляет особого труда. В Духовном Мире это видят и называют Землю планетой Безумия и Сумасшедшим Домом Вселенной, потому что балом Кворума Несовершенных правит всё тот же Буцефал.

Существуют люди, в природе которых заложены ненависть, разрушение и причинение боли окружающим. После утраты флёра младенческой невинности такие качества начинают проявляться в полной мере, и тогда по человеку видно, какой в прошлом теле была его душа. В упрятывании Закона сохранения и изменения энергии реинкарнирующей души была заинтересована не только Церковь, которая пошла на его фальсификацию в IV веке, но и тайные сатанинские общества, развивающие идеи мирового господства в христовую эпоху. Не буду перечислять все отличия истинного Закона от самодельного, но некоторые назову, – он отличался силой целеполагания, справедливостью, реальностью возмездия за нарушение, объясняющей и наставляющей функцией и исключением возможности «примазаться» к власти Всевышнего, из чего видно, кто был подлинным автором глобальной фикции, с помощью которой толоконные лбы планировали дурачить Человечество. Теперь можно выдохнуть и посмотреть, что случилось дальше.

Как овладеть властью над миром, да не так, как пыжились македонские, чингисханы и шикльгруберы, а так, чтобы народы земли об этом не догадывались? Посеять хаос посредством непримиримой борьбы различных групп людей за животрепещущие интересы, прежде всего, за жизнь, физическую свободу и материальное положение, как условие выживания. Как спровоцировать борьбу за диаметрально противоположные интересы? Ограничить свободу большинства социальным статусом одноразовой жизни, организовать изначально несправедливое распределение материальных благ и пожизненную эксплуатацию, сделать людей бедными, больными, жалкими и целиком зависимыми; выдать свободу Духа за свободу тела, объявить свободу удовлетворения телесных инстинктов и ненасытное стремление к материальным благам высшей ценностью одноразовой жизни; инспирировать любые доступные способы и средства сокращения населения – войны, голод, эпидемии, генную инженерию, фармакологию, подмену традиционных ценностей, стирание гендерных ролей и различий и тому подобное. Упоминать об этом приходится не потому, что оно не укладывалось в дебильные парадигмы лениных и сталиных или горбачёвых и ельциных, а потому, что это не тот триллер, который дёрганьем шнура из розетки можно вырубить. Согласитесь, в свете изложенного, религиозные каноны смирения перед фикцией вечной преисподней и одноразовой телесной жизни души, а также принципы материализма о бездушном теле и загробном небытии, приобретают весьма неоднозначное, если не сказать странное значение. Согласитесь ещё раз, – в том, что противопоставление учений об одноразовой телесной жизни души и бездушного тела, которые после Конституции 1993 года разрешили исповедовать безнаказанно, планам Мировой Закулисы, стяжавшей почти все финансовые и природные ресурсы планеты, обеспечивающей переселение деградирующих душ в генномодифицирующие тела и взявшей под контроль двусторонние реинкарнационные потоки землян, вызывает недоумение и массу вопросов к тем, кому было бы крайне неприятно их публично выслушивать. Мы-то думаем, что вырвались из скудного ассортимента материализма к изобилию, а на деле остались в «одноразовой» плоскости, как в анекдоте про двух зэков: один ходит по камере, второй лежит на нарах, и оба сидят, потому что есть начальник тюрьмы, а есть его начальник, над которым начальника нет. Вы же не подумали, что такие анекдоты можно вычитать в тюремной библиотеке? Да и вопросы такие в расхристанный эфир задать не дадут, хотя почти вся многочасовая радио- и телереклама обращена либо к потребностям бездушного тела, либо к телесным потребностям, грамотно выданным за духовные, и не сомневайтесь – хаос идёт по плану.

Укрывательство от Человечества Вселенского Закона справедливости кармического возмездия в настоящей жизни за прошлую и в будущей – за настоящую, и нравственной эволюции инкарнаций повлекло в XX веке четыре основных следствия: деградацию самодержавной «клерикальной мафии» и её уничтожение революционным путём; возведение на костях и саморазвал априори нежизнеспособного социализма; позорную Приватизацию и создание условий воспроизводства отрицательной кармы в грядущих поколениях людей. Четвёртым следствием явилось патологическое нежелание признавать низменность побуждений содеянного и собственную тупость, единую причину указанных следствий и ошибочность тысячелетнего исторического пути. Рассматривать роль правящих элит вне рамок навязанных ими обеих «одноразовых» парадигм смысла нет, поскольку критика «одноразового» мракобесия в течение тысячелетнего издевательства меньшинства над большинством преследовалась вплоть до лишения жизни и гражданских прав. Если «политологи-метеорологи» и авторы учебников истории сочтут данное признание в XXI веке крамольным и несвоевременным, пусть потрудятся размотать клубок лжи и увидеть, с чего она началась. С таким изяществом суждений, какое отличает власть, да не замечать фальш взаимоисключаемых верообразующих эквивалентов, всё равно, что пройти мимо дяденьки-педофила, трущегося у забора школ. Слишком долго в перевёрнутом мире мы живём, и мне кажется, что любой просвещённый скрываемой правдой человек давно бы понял, как перестроить жизнь, даже если сразу бы, в силу естественной инерции, и не смог.

В ходе работы над романом мне приходилось общаться с большим количеством людей, выполнявших свои земные задачи, и я встретил одного социолога, знакомого с Книгой Духов. Он спросил меня, знаю ли я о том, что священники наставляют заключённых в местах лишения свободы. – «Вы знаете, я бывал по долгу службы в СИЗО и ИТК. А как вы смотрите на то, чтобы обеспечить библиотеки этих учреждений экземплярами Книги Духов в расчёте на весь контингент», – ответив, спросил я. – «Весьма положительно. Это могло бы сыграть значительную, если не решающую в раскаянии роль, – ответил он. – У меня даже сомнений нет».

Я думаю, что твердолобые воры в законе, блатные авторитеты, хронические «офшорные несуны» и взяточники не считают жизнь «по понятиям» заблуждением. Вследствие чрезмерной гордыни и неосознанной неполноценности своего «я», они не в состоянии вообразить, что в мире, где они преднамеренно из удовольствия творят зло, всё устроено не так, как они думают. Людей с подобной психикой можно сравнить с умалишённым, который в припадке бьётся с разбега головой о стенку до тех пор, пока к нему не вызовут санитаров или он не потеряет сознание. Что ж, есть и такие, но большинству из нас достаточно просто открыть глаза на истину и принять личные заблуждения, свойственные каждому. Одно, впрочем, вызывает сомнение: наставление бесконечными муками преисподней на путь истинный, ибо сначала фундаментальная ложь выдаётся за истину, а потом ею пытаются наставлять. Вера не исключает логику убеждения разумного человека, но, когда её ограничивает искусственный верообразующий двучлен вымышленной реальности, наставление может быть неубедительным. Это нетрудно заметить, если предварительно вывести логические следствия из фиктивного и подлинного законов, а затем сравнить их между собой. Примерами в ряде случаев могут служить обстоятельства, касающиеся потери близких людей, чувства мести и восстановления справедливости, имущественного и социального положения, причинения умышленного и неосторожного вреда окружающим и так далее, а причина неубедительности – в абсолютной невозможности объяснить человеку его ситуацию с позиций Закона, который считается Церковью ересью и грехом. Зачем же, например, твердить страждущему о неисповедимости путей, в отношении которых Небеса дают исчерпывающие ответы? Понятие «крепость веры» существует, однако в логическую основу её обретения положен не фальшивый, а подлинный закон, извращённый церковниками. Следовательно, констатировать отсутствие крепости веры у человека – всё равно, что констатировать отсутствие денег у нищего, и поскольку в обществе должны быть созданы условия для искоренения нищеты и укрепления веры, та и другая констатация являются лицемерной болтовнёй.

Отцы Церкви «затолкали» многовековую эволюцию воплощаемой души в срок биологической жизни тела, синхронизировали бессмертие Духа с загробной бесконечностью, сформировали неисповедимый пожизненный «статус господина и раба» и предпосылки хаоса борьбы за свободу, сфальсифицировали Писание, уничтожали рукописи о Спасителе, назвали себя святыми отцами, и это далеко не полный перечень. Ничего не напомнило? Или кажется, что невозможно держать Человечество за дурака? Да легко! Поэтому прежде, чем разобраться с закулисной шантрапой, придётся разбираться с вечными адскими котлами и сковородками, а это посложнее, чем оторвать государство от попа. В конце концов, нельзя быть «немножко беременной»: либо у каждой души должна быть объективная возможность стать нравственно совершенной за одну жизнь, чтобы не оказаться в вечном аду, либо душа многократно воплощается в теле, чтобы стать безвозвратно вознесённой и святой. И этот теоретический вопрос, согласно древним пророчествам, необходимо решать до Второго пришествия Судьи на Страшный Суд, который Церковь, будучи частью государства – «клерикальной мафии», назначила на Конец Времён.

Перед вылетом в Москву я заглянул в аэровокзальный бутик с товарами в дорогу. Внимание привлекла дорожная сумка цвета, в какой нередко окрашивают дома этой страны. – «Скажите, пожалуйста, это вещь для мужчин или женщин?» – спросил я продавщицу. Девушка поняла мой вопрос, так как я произнёс слова «мужчина» и «женщина» на французском, но неуверенно пожала плечами, не ответив ни да, ни нет. – «Может быть, вещица – «юнисекс»?» – по-английски предположил я. – «Уи, уи» – да, да, – радостно закивала она от того, что покупатель догадался сам. – «Такие времена», – ответил я, видя, что поняли мой ответ. Получается, что фасончик среднего рода придумали для тех, для кого в официальных документах введена графа «средний род», а носить его смогут все, чтобы отшлифовать гендерные различия и положить конец жизни на Земле. Это, конечно, метафора без гиперболы, но таким незатейливым, а часто изощрённым и назойливым путём, закулисные дегенераты пытаются навязать новое мышление и начало конца. Игрушками, вызывающими умственную дисфункцию и эмоциональные расстройства, куклами с гениталиями, вспоротыми кишками или игрушечными виселицами на каждом углу пока не торгуют, но «толерасты» из правящих и «некоммерческих» структур Запада не перестают истошно вопить, что Россия является изгоем «мирового сообщества», на присоединение к которому ориентировался Борис Ельцин и его беспалые клоуны. А если не делать из этого деревенского недоумка козла отпущения за всю центурию, придётся признать, что российские элиты XX века руководствовались двумя ложными антагонистическими идеологемами, от противостояния которых погибло больше, чем в ходе двух Мировых войн, и я пока не слышал, чтобы об этой очевидности заговорили по ТВ чуткие на крамолу политологи, историки и философы.

Первая идеология, принесённая на Русь князем Владимиром, спекулировала на фикции одноразовой телесной жизни души и подмене земного воздаяния несуществующей вечностью загробной кары, в чём абсолютно невозможно «опознать» первозданный закон христианства; вторая идеология представляла отрицание Бога и несбыточные спекуляции «лежачего недоразумения» на заведомо лживой аксиоме загробного небытия и бездушных тел. Какого же прогресса мы ждём, если руководящий баран из одного пророчества сидел на баране из другого, столетиями испражняясь на вентилятор своими повелениями? Вся эта «одноразовая», предержащая власть братия, — от недалёкой николаевской камарильи, стёртой с лица земли советскими выродками-атеистами, до плотоядных ельциноидов, в одночасье распродавших страну за кордон, несёт ответственность за бурный XX век, оставивший у разбитого корыта свой народ. Прошлое загнившего дореволюционного клерикализма сменилось «светлым будущим» социализма, вызревшим на крови Гражданской войны, Колыме, и окончилось мародёрством и предательством элит, — и всё из-за «одноразовой» тысячелетней тупости, которую боятся признать. Но тогда не стоит удивляться, что тупое отрицание Святой Церковью заблаговременного выбора пола и прочих обстоятельств судьбы между воплощениями, превратилось на земле в одно из условий массовой деградации душ и тел. Сами видите, корпоративное враньё до хорошего не доводит, — «Кворум Буцефала» категория универсальная, приложимая к любому «элитному» меньшинству, как ни крути. Эка невидаль, — перед тем, как провалиться в вечные тартарары, мир сбрендил и начхал на мудрые правила поводырей!

Через какое-то время по возвращении домой я решил посетить N-ский монастырь, расположенный в соседней области, в южном направлении от Москвы. Работа над романом была ещё не завершена, и мы с Алексом встречались, чтобы обсудить очередной рабочий вопрос. Он передавал мне новые материалы, делился воспоминаниями и размышлениями, а я уточнял и переспрашивал, чтобы свести к минимуму вымысел. Казалось, нашим беседам о загробной тайне смысла земной жизни, истории и будущем страны нет конца, и как-то перед моим отъездом он сказал: «Знаешь, в нашей стране слишком много консервативных сил. Эти люди никогда не признают, что в результате противостояния двух фальшивых законов меньшинства в прошлом веке умертвили больше, чем в течение двух Мировых войн, но когда-нибудь народы Земли поймут всё. Ты скоро закончишь работу, и где-то в невидимых скрижалях Вселенной, Памяти Бога, отразится ещё одна понятая правда. Рано или поздно она окутает Землю и станет достоянием всех».

Настоятель монастыря был известен на всю Россию, и его посещало множество людей, в том числе, известных всей стране. Мне рассказывали, что он, словно видит посетителя насквозь, а также его ситуацию и вопрос, с которым к нему пришли. К батюшке обращались по поводу житейских невзгод, проблем в бизнесе, тяжёлой болезни членов семьи и отношений с близкими. На момент моего приезда, в очередь на приём записались более семидесяти человек, и я понял, что не успею к нему попасть. В списке ожидающих следовало отмечаться дважды в день, многие приезжие подолгу снимали угол в частном секторе, и, само собой, очередь никто не нарушал.

Я желал исповедоваться, нашёл священника, имя которого мне назвали в монастыре, получил от него советы, что необходимо предварительно сделать, и выполнил то, что он рекомендовал. В назначенное время я пришёл на исповедь, покаялся в своих грехах и в конце признался, что пишу о реинкарнации роман.

– Это грех, большой грех, – в ответ сказал он, после чего исповедь окончилась, так как добавить что-либо к сказанному я не смог.

Куда же мне, исписавшему несколько тысяч страниц «вселенской крамолой», за которую проклинали и сжигали на кострах, податься после исповеди? Сжечь рукопись назло чертям, исписать во искупление ещё столько же бумаги о вечной преисподней и снова явиться на исповедь к священнику? А не многовато ли целлюлозы уйдёт на изложение одной лубочной картинки грешника в безвылазном котле? Не такой уж я словоохотливый резонёр, и потому выражусь лаконично: хаос на земле порождён сокрытием истины смысла жизни с Начала Времён, мотивами грубого извращения первоначального христианского верообразующего закона, необузданным упрямством и многовековой недальновидностью обособленной группы лиц, овладевших монополией. Позиция церковников почти неуязвима: любое проявление хаоса может быть объяснено неисповедимостью Божьих путей, отсутствием христианского смирения, недостаточностью усердия и крепости веры, низкими показателями воцерковления и тем, что люди не хотят брать пример со святых. Замечательно!

От священника, исповедовавшего меня, не укрылась застарелая мозоль от моего изношенного пера, поэтому он не мог не высказаться, хотя бы кратко, и промолчать о грехе перевоплощения моей души, иначе бы, я мог подумать про «устав чужого монастыря» Бог знает что.

Выйдя из ворот, я отправился на берег живописной речки старорусского городка, к месту, где когда-то замучили боярыню Морозову, и подумал: «Выходит, Церковь превратилась в заложницу собственной лжи, и, если каждый явится с подобной исповедью, она будет вынуждена признать, что Спаситель проповедовал реинкарнацию две тысячи лет назад». Подумал-подумал, да и выкинул из головы, решив, что с утра отправлюсь домой.

На следующий день произошло необъяснимое: я не уехал, пришёл в монастырь, и мне чудом удалось пройти к настоятелю и задать вопросы, которые хотел, – так, по воле Высших Сил, сложились обстоятельства. Я не знал, что ответят мне, потому что вчера позиция Церкви была продемонстрирована мне однозначно: люди должны исповедоваться и причащаться и не должны забивать голову крамольным вопросом о существовании реинкарнации и причинах перевоплощения их душ. Социологи слово «люди» не употребляют, потому что изучают только группы людей, а вот в одноразовую телесную жизнь души были обязаны поверить все люди на земле, поскольку учение о вечной преисподней, якобы, даровал Христос. В общем, голова нужна, чтобы выслушивать указания, дышать и есть, иначе бы, не удалось построить клерикализм, а затем его свергать. Я вошёл в распахнутую дверь комнаты на втором этаже, поздоровался и спросил:

– Батюшка, есть ли грех с моей стороны в том, что я пишу свою книгу?

– Нет, – улыбнулся он.

– Нужна ли людям книга, которую я пишу?

– Да, очень нужна.

– Стало быть, ЗАКОН есть?

– Конечно, есть, – доброжелательно ответил он.

В помещении находилось много икон, горели лампады, и было не очень светло. Я поклонился, поблагодарил и вышел. Для меня его слова означали, что он видел разницу между церковным и истинным законами и понимал её практическое значение, тогда как все приходские священники, с которыми мне доводилось беседовать, этого не понимали и не видели или не хотели видеть и понимать.

Верующие уверовали в однократность земной жизни и в объективно недостижимую за одну жизнь райскую вечность, неверующие – в оправдание поступков объективными факторами внешней среды и в то, что отсутствие души в их теле не мешает им жить, что нередко служит зримым примером для окружающих. Пока наше телесное «я» видит своё предназначение в том, чтобы навеки схорониться от ада земного за гробовой доской, адекватного переосмысления прошлого и выбора будущего в обществе не произойдёт, даже если часть проблем от растаскивания страны меньшинством будет преодолена большинством. Именно эта категория одноразового бытия смертных была положена в основу плана Тёмных Сил по созданию хаоса на Земле, однако даже Сатана имеет ограниченный креативный потенциал.

Помните изречение женщины с пятилетним стажем торговли церковной утварью? Дескать, душа отправляется на землю один лишь раз, но иногда, – в некоторых случаях, её направляют повторно, как бы, для «пересдачи экзамена» на вечный рай. Звучит полным бредом, не так ли? Если вы прислушивались к некоторым словам Главного Первосвященника, в его речи можно было уловить тончайший намёк о недопустимости критики церковного закона под предлогом его «западного происхождения», понятный только посвящённым адресатам. Непосвящённым же в данном намёке слышится предостережение в нападках на истинное учение Христа, тогда как подразумевается сохранение в неприкосновенности верообразующего двучлена вечной преисподней и одноразовой телесной жизни души. Тем не менее, нет никаких сомнений, что Патриарх подтвердил бы слова о ЗАКОНЕ, которые я услышал от настоятеля монастыря.

Двойственное отношение к объективному закону Природы переворачивает с ног на голову мировоззрение огромного числа людей, которым свойственно задумываться о жизни, смерти, жизненных смыслах и противоречиях парадигм. Речь идёт не о какой-то мелкотравчатой критике политологами «двойных стандартов» сатанинской природы западного истеблишмента, а о принципах мироустройства и о лживом верообразующем двучлене, позаимствованном после разделения Церкви на Западную и Восточную, и этот факт невозможно изменить. Людей нельзя держать тысячелетиями за бессловесный скот по каким бы то ни было корпоративным соображениям, – даже животное чувствует, когда его тянут в убойный цех, а крови из-за несогласия с навязанными принципами организации бытия пролилось предостаточно. По-моему, тут, вообще, нечего обсуждать: было допущено фундаментальное извращение реальности, и теперь не знают, как выкручиваться. Церковь может быть удовлетворена либо не удовлетворена количеством своих прихожан, однако народ столетиями ждал, когда жизнь станет предсказуемой. Для того и необходим истинный закон, а не его «идентичный натуральному», выданный за истину эквивалент. В истинном же законе кармического воздаяния в цикле инкарнаций, как законе справедливом, милосердном, нравственном и единственном, не заинтересованы ни священники, ни верующие в одноразовую земную жизнь души, ни религиозные экстремисты и индифференты, ни материалисты, но в таком случае, правда победит тогда, когда перестанет ей быть, став обыденностью. Если первый встречный поп будет называть Замысел Создателя «большим грехом», наша голубая планета окончательно погрузится в хаос и превратится в большой клозет. Подмена церковниками переселения душ однократностью статуса господина и раба, вычёркивание слов Христа об отношении к рабству из Нового Завета, в свете канона христианского смирения и Заповеди десятой Ветхого Завета (не пожелай раба и рабыни ближнего своего) привели к многовековой эксплуатации, социальному неравенству, борьбе за свободу, хаосу на Земле и закономерному отделению государства от церковников.

В конце концов, какую сверхзадачу поставил передо мной герой романа? Объяснить причины катаклизмов бурного XX века с позиций Учения Высших Духов, и я в силу скромных возможностей их объяснил. Каждому гражданину страны известно об «исторической привычке» разрушать до основания одно и строить другое, и причину остервенелого вандализма давно пора назвать. Или на причины исторической трагедии народа кто-то вправе накладывать табу только потому, что они объясняются нелепостью самопальных парадигм, извращающих вселенскую действительность? А если кто-то считает, что причиной миллионов загубленных душ послужило то, что в 17-ом отошли от Церкви-матери или в 91-ом – от Программы построения коммунизма, и носит по улицам портреты последнего монарха и первого социалистического вождя, ничего не попишешь, – нынче от Москвы до окраин воцарился «одноразовый», «красно-белый» плюрализм. Одни до сих пор гордятся графами и фрейлинами в родословном древе и поют про румяных, пьяных от мороза гимназисток и звон колоколов, а другие – про вихри враждебные и разрушение мира Волконских и Оболенских, где звенели колокола. Правда – не червонец, чтобы нравиться всем, но это не основание держаться за старые принципы и отвергать существование одной правды для всех. Помните слова уличной песни 17-го «Отречёмся от старого мира», не утратившие актуальности в 92-ом? Пора бы и честь знать! Какие бы декларации ни сопровождали законы одноразовой жизни нашего «я», – конструкции их верообразующих двучленов позволяют искажать образ Божьей власти на Земле, манипулировать жизненными смыслами и господствовать над большинством.

Вот и всё, чем я хотел бы закончить постскриптум к истории двух любящих сердец, назначивших встречу на Земле. На следующий день после визита к батюшке я доехал до ближайшей железнодорожной станции, где сел в электричку, и прибыл на Киевский вокзал, а вечером позвонил Саше и Лене и сказал, что вернулся домой, дописывать роман. Проверять, горят ли рукописи в огне, я не стал.



                Александр Гельманов, Франция — Германия — Россия