Включи мозг! продолжение 7

Утром предстоял поход к следователю. Маша олимпийскими темпами вымыла спортзал и уселась в комнате для техперсонала поджидать Валерию Марковну, но на работу вышла другая вахтерша, словоохотливая хохотушка Валентина Владимировна. Маша пила чай и слушала «последние новости». Оказывается, вчера вечером приходил заместитель  ректора по хозяйственной части, собирал всех вахтеров и сторожей. Ругался. Читал новые инструкции. Университет огромный. Полицейские нашли несколько точек вероятной закладки наркотиков, отсматривают видео. Уже составлены списки подозрительных студентов. Будут проверять весь техперсонал, особенно тех, кто работает вечерами и ночью. Валентина понизила голос и почти шепотом рассказала, что девочка, которая разбилась, оказывается студентка мединститута. И, вроде бы предъявила кому-то претензии, в применении допинга. Якобы какая-то команда, после перерыва стала играть уж очень хорошо. Они, медики, выражают протест и требуют анализ крови на допинг. Валентина захлебывалась от информации. Одновременно пила чай, выдавала ключи от аудиторий, записывала фамилии преподавателей в журнал,  и говорила – говорила – говорила. Оказывается, у полиции много претензий к новому электрику и инженеру по видео. Половина камер не работает, много записей плохого качества, так как не все лампы освещения работают. В гардеробе много народа, мало света. Короче, нарушений выявили огромное количество. Все получат по шапке.
Когда прозвенел звонок на первую пару, Маша сорвалась с места и, почему-то, не призналась Валентине, что ее вызвали в полицию.

Отделение полиции было рядом, но осень стояла слякотная, кроссовки моментально набухли от воды. Ноги сразу заледенели, и по телу побежал озноб. Пришлось вытащить из рюкзака вторую пару кроссовок, которые предназначались для тренировок. Эти кроссовки были более новые, на тонкой резиновой подошве. Маша их берегла и при каждом удобном случае меняла на чешки.
Она сидела в коридоре перед нужным ей кабинетом и копалась в своем рюкзаке, выискивая сухие носки, когда дверь кабинета распахнулась.
– Здравствуйте. А что Вы делаете? – удивленно спросил Сергей Константинович, наблюдая, как Маша стягивает с ног мокрые носки.
– Ноги промочила. Замерзла. Надо переодеться, а то заболею. Она уже натянула сухие носки и растирала руками ступни. Я сейчас.  А где у вас туалет? Руки помыть надо. Маша уже прыгала в сухих кроссовках, одновременно запихивая в пакет мокрую обувь и носки.
– У вас ведь это обувь для тренировки?
– Ну, да. Сегодня тренировку прогуляю. Только бы до общаги добраться. Вы ведь мне напишите освобождение от занятий на весь день?  Маша робко улыбалась и смотрела на следователя. Тот машинально кивнул и указал направление к туалетам.
Маша  ушла, а следователь рассматривал пухлый рюкзак на стуле и пакет с мокрыми кроссовками, который сиротливо стоял на полу. Приткнувшись к ножке стула.
– На стул не положила, чтобы не запачкать, – машинально отметил он и вспомнил утренний разговор с дочерью, которая требовала новые сапожки. Они с женой договорились приструнить дочь, которая вдруг решила бросить свое медучилище. Она объявила родителям, что хочет снова попробовать поступить в мединститут и будет готовиться к поступлению.
Вернулась Маша, взяла свой рюкзак и махнула рукой на пакет, – пусть тут полежит. Кому он нужен?
– Нет. Нельзя оставлять бесхозные пакеты и сумки, в связи с угрозами террористов. Маша засмеялась, схватила свой пакет и прошла в кабинет.
В кабинете она пристроила свои вещички у входа и уселась на предложенный стул, придвинув его ближе к батарее.
– Вы так замерзли? Хотите чаю? Или кофе?
Маша кивнула головой, а Сергей Константинович щелкнул кнопкой чайника, выставил на стол две огромные кружки, банку с кофе, пакет с молоком и тарелку с сахаром и печеньем вперемешку. Маша бросила в свою чашку один кусок сахара, насыпала одну ложки кофе, дождалась, пока закипит чайник. Налила пол чашки воды, размешала ложкой и долила до верху молоком. Обхватила кружку двумя руками и отпивала маленькими глоточками, щурясь от удовольствия.
– Маша, мы сейчас с Вами поговорим, а потом оформим протокол. Маша кивнула головой.
– Вы сирота. Ваши родители погибли в той известной аварии, когда автобус с артистами упал с моста в реку?
– Да. И дедушка мой тоже погиб.
– Сколько лет Вы провели в детдоме?
– Два года. Восьмой и девятый класс. У нас не было других родственников. Только бабушка, но она попала в больницу с инфарктом и потом ей не разрешали оформить над нами опекунство, она почти два года этого добивалась.
– А потом, после девятого класса?
– А потом надо было выбирать себе училище и осваивать профессию. Выбора особого не было. Только училище. Только рабочие специальности. Маляр, штукатур, повар продавец. Я хотела в университет, как брат, но в детдоме учат только до девятого класса, а потом в ПТУ. И я выбрала профессию портнихи. Решила, что буду как бабушка, художник по костюмам. Модельер одежды. Но там готовили швей мотористок. Мы с утра до вечера шили наволочки и пододеяльники, строчили простыни и полотенца. О десятом классе и речи не было. Потом бабушка все же оформила опекунство, возмутилась, походила по инстанциям, и я стала посещать вечернюю школу. Год не доучилась, бросила эту швейную контору и два года отучилась в кулинарном училище. Получила профессию повара. Сдала экзамены за курс средней школы и поступила в универ, как и хотела.
– По льготе, как сирота?
– Нет. Сама все сдала и поступила на общем основании, по конкурсу. Все мои льготы кончились после кулинарного училища, как только мне исполнилось восемнадцать лет. Государство  вырастило, дало профессию, дальше сама. Бабушка мне только место в общежитии как-то устроила. У нее с нашим ректором какой-то блат. Кажется мама ректора и моя бабушка подруги. Я точно не знаю, но бабушка мне сказала, то если возникнут какие проблемы – иди к ректору и все расскажи. Вот я пошла и устроилась вечерней уборщицей.
– Много платят?
– Двенадцать тысяч в месяц, плюс стипендия пять пятьсот. Летом с братом поеду на стройку. Подзаработаю и куплю все необходимое. Вы мне лучше расскажите про конверт из моей сумки.
– Конверт вызвал много вопросов. Во-первых: – в пакетике синтетический наркотик кустарного производства. Из новых. Сильно разбавленный. Вес почти пол грамма. Во-вторых: – Ваших отпечатков на пакетике нет. Обнаружили два отпечатка, но пока не ясно, кому они принадлежат. В общем то все удивлены, что обнаружили отпечатки. Обычно на таких находках пальчиков нет. В третьих: – теперь придется взять отпечатки пальцев у вашей бабушки, у брата и его девушки.
– А у них то зачем?
– Как зачем?  Вы ведь от них приехали в университет. В субботу и воскресенье весь университет обшарили вдоль и поперек. Две собаки работали. Много чего интересного  нашли. Этого конверта не было. Сто процентов. В понедельник появляетесь Вы и появляется конверт. Откуда он появился? Уже в субботу и в воскресенье весь техперсонал университета был оповещен о происшествии и о работе полиции. Все аудитории и туалеты заперты на ключ. Ключи выдаются строго под расписку. На ночь все двери запирались. Сторожа все проинструктированы. Казалось, все вокруг чисто. Откуда появился конверт? Кто-то принес. Кто? Есть версия, что это – Вы. Вы не знали о происшествии. Вы пришли рано. Вы убираете триста восьмидесятую аудиторию, где нашли наркотики. Вы постоянно нуждаетесь в деньгах. Да и о конверте Вы рассказали не сразу. Долго размышляли. Ведь так?
Сергей Константинович произносил эти слова и внимательно наблюдал за Машей. Она явно испугалась. Отрицательно качала головой и безотрывно смотрела на него. Глаза все больше расширялись  и наливались слезами.
– Не надо плакать. Тушь потечет.
Но слезы уже текли прозрачными дорожками. Маша дергала веревочки рюкзака, шмыгала носом и трясла головой.
– Вот возьмите. Следователь придвинул к ней коробку с салфетками.
Вместо «спасибо» Маша опять затрясла головой, схватила две салфетки и прижала их к глазам.
– Это не я! Клянусь памятью родителей. И дедушки. Я не приносила этот конверт. Где я могу взять наркотик?  И я не крашусь.
Она высморкалась в мокрые салфетки, скатала их в шарик и кинула куда-то в рюкзак.
– Почему Вы не краситесь? Все молодые девушки красятся.
Маша оторопела от вопроса. На секунду застыла, удивленно глядя на следователя.
– Какой смысл краситься? Тренировки два раза в день. Пол мою два раза в день. Пот ручьем. Душ принимаю два, а то и три раза в день. Постоянно переодеваюсь.
– А косметичку такую огромную зачем с собой носите?
– Как зачем? Мыло, мочалка, шампунь, крем для рук, крем для ног, пластыри всякие, бинты.
–  А крем для ног зачем?
– Как зачем? Ноги болят. Мозоли, ушибы. Там и массажный крем, и заживляющий, и смягчающий. Если за ногами не следить, скоро ходить вообще не сможешь. Постоянно покупать приходится и стоит все это не дешево.
– Вот. Отсюда и вытекает версия о Вашей причастности к этому конверту.
– Нет. Маша покачала головой. Это не я.
Она уже спокойно смотрела в лицо следователя и рассуждала:
– Если принять за истину тот факт, что я конверт не приносила, значит, кто-то из персонала. Кто?
– Правильно. И этот кто-то был в том крыле раньше Вас. А потом зачем-то засунул этот конверт к Вам в сумку. Попал в запертое помещение. Рисковал, вдруг Вы вернетесь. Зачем? Где взял ключ?
 Маша во все глаза таращилась на следователя.
– А камеры наблюдения?
– Половина камер не работает.  И, оказывается, на ночь камеры внутри помещения вообще отключают. В общем, версий несколько. Все проверяются. Сейчас я Вас отведу в другой кабинет, для составления фотопортрета того парня, что на Вас кричал в туалете. Потом Вы мне оставляете телефон и адрес проживания Вашего брата. Подписываете протокол. Получаете подписку о невыезде, и я попрошу, чтобы дежурный отвез Вас в общежитие. Вы ведь сегодня на занятия не пойдете?
– Нет. А вы дадите мне справку, что я была у Вас весь день?
– Дам. А Вы сегодня пойдете пол мыть?
– Нет. Сегодня не пойду. Надо кроссовки высушить. Позвоню Марковне и предупрежу, что завтра с утра все вымою. Приду пораньше и вымою.