Глава XI. Сибелиус

Конечно не десять комнат, как в Петербургской квартире, а на целых две меньше, но, занимающая большую часть третьего этажа не так давно построенного здания для такого города, как Выборг, была несомненно хороша и роскошна. Два камина, отделанные изразцами, окна, выходящие на три фасада. Два балкона, с прекрасными видами, всё это выглядело ничуть не хуже, чем свой собственный дом. Иметь который никогда не собирались в этом городе. Но, кто ж его знал, что случится развал империи, повлекший за собой эмиграцию, протекающую теперь в этой, так своевременно купленной квартире. И, теперь, когда жизнь налаживалась, она казалась уже несколько тесной для их статуса и стремительно растущего положения среди значительно проредевшей после геноцида русских, городской знати.
Обед был назначен на четыре часа. Но, многие пришли раньше. Поэтому гостей развлекал игрой на рояле Фёдор Алексеевич, решив для себя; как только появится Сибелиус, тут же прекратит свои жалкие подобия музицирования.
Последнее время избегал случайных встреч. Хоть и выходил на улицу, но выбирал такие маршруты, где по его мнению было меньше прохожих.
- Лиза, я стал бояться людей, - как-то вечером, перед сном, впервые пожаловался Лизавете на свои страхи.
- Федя, не пугай меня, - не отнеслась серьёзно к словам, так, как не могла принять тот факт, что такой жизнелюбивый, каким знала его, человек, способен поддаться нелепым, пустым страхам. Думала, затянувшийся период, когда её супруг не считал нужным работать дело временное, никоим образом не связанное с каким-то заболеванием. Неужели сильнее его и должна успокаивать будто ребёнка. Нет, не могла позволить даже мысленно возможность такого.
- Ты мне не веришь. Впрочем, пока ещё как-то справляюсь со своими страхами. Слава Богу у нас есть деньги на безбедное существование, и я могу позволить себе не работать, - потушил свет прикроватной лампы.
Сегодня не испытывал смущения от ожидаемого гостя. Наоборот, был рад, что отвлечётся от навалившегося на него однообразия жизни, хотя бы на один вечер отогнав уныние.
В десять минут пятого, к подъезду подъехал Руссо-Балт. В нём было четверо пассажиров; Яке Хольмберт со своими престарелыми родителям, и Ян Сибелиус.
Через пару минут в дверь позвонили.
Сибелиус, собственной персоной, стоял на пороге. Его встречала Торбьорг Константиновна и Яков Карлович, выглядевший сегодня несколько помолодевшим, даже здоровый румянец отражался на его гладковыбритых щеках. Аккуратная, клинообразная бородка удлиняла его не особо мужественный подбородок. Поклонившись хозяевам, Сибелиус снял шляпу, ища глазами для неё место. Тут же подоспела новая горничная, что взяли в помощь не успевающей с возросшими обязанностями Илме, приняв у него головной убор, пальто и трость, что иногда, для солидности стал брать с собой.
Поцеловав протянутую руку Торбьорг Константиновны, пожал Якову Карловичу.
В прихожую выбежала маленькая Настенька. В нерешительности остановилась. Слишком уж грозный вид был у этого господина. Никогда ещё не видела, чтоб брили голову на лысо. Испугалась, но всеми силами старалась сдержаться, никому не показывая свой испуг, так, как многое переняла у своей матери. Поведение бабушки было ей не так близко, так, как та уделяла ей меньше внимания, больше занимаясь вопросами светскими, как и привыкла при жизни в Петербурге.
Опомнившись сделала книксен. Смущение дочери заметила Елизавета Яковлевна. Но, увидев, дочь справилась с ситуацией, решила позже поинтересоваться причиной её нерешительности.
- Detta ;r v;rt barnbarn Anastasia Fedorovna. (Это наша внучка, Анастасия Фёдоровна), - представила Торбьорг Константиновна по-шведски. Зная, композитор родился в шведской семье, старалась не столько сделать ему приятное, сколько лишний раз подчеркнуть своё знание его родного языка, в надежде, что поинтересуется откуда у неё такие знания.
- Ett vackert barn. (Прекрасный ребёнок), - слегка присев на одно колено поцеловал маленькую ручку Сибелиус, - привстав же, всё-таки поинтересовался: - Var fick du s; bra kunskaper i svenska? (Откуда у вас такое прекрасное знание шведского?)
- Min farfar ;r fr;n Sigtuna. (Мой дедушка родом из Сигтуны.) – не без гордости призналась она.
- Det ;r ett vackert land, men jag g;r s;llan dit. (Прекрасная страна, но редко бываю там.) – уводимый в гостиную, подумал о предстоящих гастролях в Лондоне, где уже бывал, но почему-то никогда не тянуло его на свою малую Родину. Гораздо важнее было, родившись в Финляндии, получив там образование окончив университет, и став известным, находиться именно в этой стране. Но, что-то давно забытое, вспыхнувшее желтизной травы осеннего луга, а, затем, представшее перед глазами холмами, с редкими выходами скальных пород, бескрайними полями, протянувшимися в сторону Дании наполнило его память, на пару мгновений заставив забыть, где сейчас находится.
Америка, теперь Англия. Давно уже становился человеком мира, последние годы не уделяя внимания таким вещам, как особенности ландшафта, запах травы, шелест листьев. Нет, безусловно всё это замечал, но не то, чтоб не понимал, или не принимал, просто видел уже иначе, как состоявшийся композитор. Но, та поездка к дальним родственникам, случившаясся так давно, что не мог вспомнить подробности, лишь кратковременными, но яркими вспышками проявлялась в нём изредка, в самые непредсказуемые моменты. Вот, и сейчас, почему-то вернулся туда, в дни, когда был подростком.
Отец, Кристиан Сибелиус был врачом. Мать, Мария Шарлотта Борг стремилась дать детям ещё и музыкальное воспитание, как принято во всех аристократических шведских семьях. В десять лет написал своё первое музыкальное сочинение «Капли воды». Первые годы отдавая предпочтение стоящему в их доме роялю, лишь потом полюбил скрипку. Но, именно сейчас задумался; рояль, как никогда ближе своим музыкальным диапазоном и возможностями исполнения звуков к тому его состоянию, что, как только что вспомнил, посещало в детстве. Захотелось пройти к инструменту. Непреодолимое желание играть нахлынуло на него. Но, так нельзя. Не может теперь, когда известен, позволить себе такие пренебрежительные к окружающим поступки.
Пренебрежение? Разве есть оно в том, что желает поделиться частичкой своего душевного переживания? Нет, не сочинять, записывая возникшие буквально из воздуха, эфира, звуки хотел сейчас. А именно играть, что-то давно знакомое ему, неизвестное всем. С годами научился контролировать в себе тот момент, когда следует начать работать, словно включая тайную кнопку, отрешался от всего мирского, и получалось тогда. Будто писатель, уловивший мысль во сне, откладывал случайно возникшую мелодию до поры до времени, и имея возможность садился за работу.
Будучи представлен всем, поклонившись гостям, словно извиняясь перед присутствующими, подошёл к роялю. Сел за него, открыл крышку. Опустил руки на клавиши, еле коснувшись их. Не издали и звука.
Затем, будто вспомнив, находится среди множества мало знакомых, но хорошо знающих его творчество людей, сказал:
- Великодушно прошу прощения. Смею надеется, не очень разочарую всех, если сыграю сейчас одну маленькую вещицу. Она никогда прежде не исполнялась не только мной, но и никем. Впрочем, если не считать те года, что жил в родительском доме.
Приняв молчание за согласие, принялся играть.

Масонство.
Не понимал почему СССР судя по своей повсеместной символике, будучи полностью масонским государством, не может дать того уровня жизни своим гражданам, что присутствует в Финляндии. Почему масоны развивают его страну, в отличие от тех, что придя к власти в России, теперь превращают людей в рабов.
Сам не знал зачем вступил в их ряды. Почувствовав не просто потенциал, это и раньше можно было узнать, каждому, кто был с ним рядом, а приметив стремительный рост, как звезды мирового уровня, члены тайного общества сами вышли на него. Поддался уговорам? Да и не особо-то просили – сам проявил инициативу.
Зачем?
Пал перед грамотно льющейся, словно елей на голову хвальбой его, как композитора. Безусловно, выросший не в роскоши, но, благодаря родителям получивший музыкальное образование, не был избалован благами цивилизации, ценя аскетичность, впитанную с молоком матери.
Просто любил излагать на нотных листах свои мысли. Они не прекращали зарождаться в его голове, придя впервые ещё до того, как был ознакомлен с предметом композиция. Но, легко повёлся на те, как видел теперь, глупые, даже смешные доводы, предъявленные ему в процессе завладения лакомым кусочком. Давно уже, в основном из-за прогремевших революций и войн, не пополнялось тайное общество лидерами такого уровня, как он. И, теперь, многие в той ложе, к которой принадлежал, были несказанно рады победе.
Не связан ли с этим его перерыв в написании новых произведений? Всегда волновало и тревожило; сможет ли закончив очередную вещь, приступить к новой. Очень боялся тех спокойных дней, недель, а иногда и месяцев, вкрадывавшихся в его жизнь, так и норовя отвлечь от главного, для чего родился на свет. Но, как бы ни переживал за возможность опять вернуться к любимому делу, всегда возвращался, да и с куда лучшими результатами.
Что же произошло с ним на этот раз? Неужели существует некая связь, между масонством и творческим путём, ведь не так много времени отнимает у него новое увлечение? Может изменился сам образ восприятия тех невидимых волн, что настроен был ловить его мозг из эфира, записывая музыку? И, теперь, когда считался главным масонским композитором финляндии, писал уже по-иному, в рамках тех требований, что предъявляло тайное общество. 
Всегда избегал рамок, обходя все ограничения, преподносимые ему жизнью. Теперь же добровольно не покидал их. Но, что за перспективы открылись ему благодаря новому увлечению! Гастроли по всему миру. Да какие! Везде, ни тени сомнения не было у него в своём успехе. Всегда оставался уверен в оном, как в чём-то заранее оговоренном.
Как странно объединились в нём все противоречия. Никогда ранее не стремясь к успеху, теперь озарён им и от этого чрезмерно рад, хоть и тянулся к уединению. Неужели стал настолько тщеславен, что больше никогда не сможет стать прежним?
Всё же дороги ему эти капли, что падают с неба на землю, тихо барабаня по деревянным ступеням крыльца дома его родителей. Пожалуй, сейчас и не заметил бы глубину их звучания, в детстве так поразившую его.
Давно не играл эту миниатюру. Но, именно сейчас стала намного дороже его сердцу, нежели, в детстве, когда ничего ещё не было написано. Как бы хотел сейчас вернуться в те времена, ведь безмятежны были для него, не нёс на себе груза ответственности, что тянул ныне.
Пять дочерей воспитывал он.

Сам не заметил, как закончилась, словно пластинка мелодия. Руки зависли в воздухе, не получая больше импульсов из мозга. Там ничего не было, кроме нового, приобретённого с годами, от чего бы с лёгкостью избавился, как понимал теперь.
- Droppar vatten? (Капли воды?) – словно спрашивая у кого-то тихо произнёс. Затем аккуратно, словно была сделана из стекла, закрыл крышку. Встав, поклонился и отошёл от инструмента.
Вся гордость Торбьорг Константиновны от победы ушла на задний план. Будто растворилась в простой манере держаться во время игры на инструменте. Да и сама мелодия, что слышала впервые, не просто понравилась своей наивностью. Скорее заставила задуматься, вот так вот ни с того, ни с сего, только лишь войдя в квартиру начав играть, прежде всего сделал мир иным. Вся его опасность, расчётливость, лицемерие, холодность и игра, были унесены первыми звуками мелодии. И, теперь Торбьорг Константиновне стало легко, как никогда прежде не было. Впрочем, в те годы, когда ещё музицировала, нечто подобное сегодняшнему ощущению посещало её. Но, о Боже, как давно это было. Неужели ощущает вновь ту лёгкость с которой шла по жизни прежде, в молодости, не завися от обстоятельств, с годами, взявшими власть над ней.