Афган. Школа выживания

Самолёт, взревев прогретыми моторами, разогнался по взлётному полю и оторвался от земли. Он взял курс на Тбилиси. Вместо Афганистана Семён Морин направлялся в местечко близ города Лагодехи. О характере предстоящей службы ему не было известно вплоть до прибытия в часть.
Получив первые оплеухи в горах Афганистана, командование Вооружённых Сил СССР стало осознавать: нужны войска специального назначения. Одно из таких подразделений Генштаб ВС распорядился создать в Грузии.
Подбор кандидатур проводился очень тщательно, поскольку к офицеру спецназа ГРУ предъявлялись особые требования. 
Семён Морин был призван из запаса. Предложение послужить в Афганистане поступило от военкома на двухнедельных сборах по переподготовке офицеров запаса.
Во второй половине дня будущий спецназовец прибыл в военный городок. Рослый сержант на контрольно-пропускном пункте проверил документы, пропустил на территорию. Семён отыскал кабинет командира отряда и не без волнения подошёл к двери. В кабинете он предполагал увидеть стареющего полковника с лысиной на голове. Войдя в кабинет, обомлел. Перед ним сидел… бывший тренер по рукопашному бою.
- Что, земляк, не ожидал? – сияя ехидной улыбкой, спросил он.
- Никак нет, товарищ майор!
- Говори проще, Морин, не чекань.
Майор встал из-за стола и протянул руку для приветствия. Вид у него был усталый, лицо осунулось. Но глаза цвета свежей зелени светились нескрываемой радостью. В нём чувствовалась неиссякаемая энергия. Был он подвижен, по кабинету передвигался пружинистой походкой.
- Что, земляк, в зобу дыханье спёрло? В голове появилась сотня вопросов? Угадал? – забросал вопросами майор, внимательно рассматривая Семёна.
- Точно в десятку попали, товарищ майор.
- Ты прибыл в отряд спецназа ГРУ, Морин. Здесь всё иначе, чем в обычных войсках. Жлобов нет, дисциплина строится на взаимоуважении. Поэтому, можешь называть меня по имени. – Майор задумался на миг, потом уточнил:
- Когда мы с тобой вдвоём, естественно.
- Понял, товарищ майор! - отчеканил Семён.
- Ну вот, опять заладил своё, - пробубнил майор недовольно.
- Виноват, Михаил Игнатьевич, - повинился Семён. – Мне привыкнуть нужно.
- Привыкнешь. В спецназе ко всему привыкнешь, - в глазах майора запрыгали чёртики.
- Это ведь я тебя вытащил сюда. Увидел твоё заявление в военкомате с просьбой отправить в Афганистан и включил в список офицеров отряда. Надеюсь, не затаишь обиду на меня?
- Обиду? За что? – Семён искренно удивился.
- За то, что не пустил за «речку».
- Вы это сделали, я думаю, опираясь на свой опыт.
- Да, - согласился майор. – За «речку» рвутся многие. Только не знают они, что в горах война особая. Ей нас не обучали. Там – засады, внезапность. Моджахед коварен и жесток. Он у себя дома. Мы – пришлые, нежеланные гости. В горах воевать не обучены. Если бы я тебя не перехватил, то, как знать, сколько бы ты успел повоевать? Неделю, месяц? Ты же не кадровый офицер, а запасник. Партизан, как говорят в народе о резервистах.
- Спасибо, тов… Михаил Игнатьевич.
Майор достал из ящика стола пачку сигарет.
- Куришь?
- Ага.
В руках майора была пачка «Опала».
- Подойдут? – спросил он.
- Вполне.
Они закурили, с удовольствием затягиваясь ароматным дымом.
- Фамилию мою помнишь?
- Я её не знал, - признался Семён. – И никто не знал. Вы для нас были инкогнито. Да и не интересовала нас ваша фамилия – достаточно было имени и отчества.
- Да, ты прав, наверно. Спортзал-то в подвале нелегальным был – восточные единоборства в нашей стране официально запрещены. Да и у меня тогда был не лучший период в жизни – обстоятельства увольнения из армии сложились так, что разумнее было не светиться. О своей фамилии лучше было умолчать. Сейчас-то хоть знаешь?
- Да, прочитал на табличке.
- Хорошо, – Воронцов нажал клавишу громкоговорящей связи и отдал распоряжение:
- Сержант! Два чая, покрепче!
Забулькал телефон засекречивающей аппаратуры связи.
Воронцов взял трубку, лицо засветилось улыбкой. Наступила пауза. Трубка о чём-то поинтересовалась. Наконец, майор радостно сообщил:
- Да, Митя. Сегодня принял ещё одного. Из запасников. Но парень – орёл. Рвётся за «речку». Да, да. Конечно рано. Обучим. Всему. Они даже не представляют, какой сюрприз их ждёт. Да, сообщу. Всё. Пока. До связи, брат, – майор осторожно положил трубку.
Тихо булькнул отбой. В дверь постучали. Воронцов не ответил, но тотчас же на пороге появился рослый сержант. Волосатые лапищи держали маленький поднос. Пузатый чайник с восточной росписью красовался посредине. От кружек поднимался парок. Лёгким наклоном головы Воронцов поблагодарил сержанта. Детина развернулся через левое плечо и вышел.
- Короче, лейтенант, попал ты в очень интересное подразделение, однако. Меня отыскали на гражданке через военкомат и предложили создать отряд специального назначения. Я ведь до увольнения в запас ДШБ командовал, успел побывать «за речкой». Представители разведки объяснили, что к чему, и предоставили большие полномочия. Я согласился. Накануне отправки сюда я и увидел твоё заявление, ознакомился с личным делом. Считай меня своим крёстным отцом. Офицерам из запаса путь в отряд закрыт. Ты – исключение.
- Почему исключение? – поинтересовался Семён.
- Потому что ты подходишь для службы в спецназе ГРУ по всем параметрам, - сказал Воронцов. – Бывший десантник, мастер рукопашного боя, и, главное, мой проверенный подопечный.
Воронцов понимал, что Семёну нужно сказать всю правду, иначе тот рассудит сложившуюся ситуацию по-своему, и, возможно, неверно её истолкует.
Майор говорил убедительно, Морин сидел и молча слушал.
- Надо понимать, мне повезло? – спросил Семён.
- У тебя есть сомнения? – задал встречный вопрос майор.
- Если честно – были, сейчас улетучились.
- Очень хорошо, - подытожил бывший тренер и, выйдя из-за стола, опустился на стул рядом с Семёном.
- Скажи мне честно, что тебя толкнуло на такой шаг?
- Семейная проблема, Михаил Игнатьевич. Но о ней мне не хочется рассказывать, - проговорил Семён.
- Не говори, не настаиваю, - согласился Воронцов.
- В общем, жена нашла мне замену, семейная жизнь потеряла смысл, - добавил Семён, подумав, что не имеет права что-либо скрывать перед этим человеком.
- Поня-ятно, - протянул бывший тренер. – Тогда слушай дальше. В вашей группе двенадцать человек. Офицеры и прапорщики. Некоторые из них уже успели побывать в горах Афганистана.
Из вас будут готовить командиров разведгрупп. Полгода, на которые рассчитана подготовка, покажутся вам жестокой пыткой и кошмаром. Обучение пойдёт ускоренным курсом, и за этот короткий срок предстоит научиться выживать. Обычно на такую подготовку офицера спецназа ГРУ отводится несколько лет, вы же должны освоить премудрости разведчика за полгода. Времени на раскачку нет. Как этого достичь – научат инструкторы. Они – высококлассные офицеры-разведчики. Бывали в таких переделках, что и представить трудно. Через пару месяцев поймёшь сам. Спать будешь в казарме, вместе с бойцами. Всё. Сержант проводит тебя в расположение отряда.
 Майор пожал руку, и Семён направился в казарму.
«Воронцов прав, - принялся рассуждать Семён после отбоя, лёжа под чистой простынёй. – Меня учили ползать на брюхе, стрелять из нескольких видов оружия, прыгать с парашютом. И было много лет назад. Такого багажа в Афганистане, конечно же, недостаточно. Молодец, майор, предопределил мою судьбу. Война завтра не закончится, Афган подождёт».
Со светлой мыслью Семён заснул.
                ***
Месяц учёбы пролетел быстро. Всё было, как на срочной службе: подъём, физзарядка, завтрак и занятия на весь день. Ничего сложного, ничего необычного.
«Блефовал майор, когда говорил про пытки и кошмар», - не раз думалось Семёну. Но он ошибался. Воронцов говорил правду. Однажды на построение он явился личной персоной. За ним следовал незнакомый капитан.
- Уважаемые разведчики, - с нескрываемой ноткой ехидства начал своё обращение майор. – Вчера был последний день вашего пребывания в этом санатории. Карантин закончился, вы окрепли физически, пора подумать и о душе. Я говорю о душе бойца спецназа. Она имеет много оттенков и этим отличается от той, которая находится в вас сейчас.
- Во, даёт! Стелет, как комиссар перед революционными матросами, - тихо проговорил Лисичкин – прапорщик с фигурой борца.
- Ага, - отозвался сосед справа. – Агитирует поработать в банке, который буржуи покинули.
В строю послышался смешок.
- Кончайте травить, дайте послушать, - цыкнул на них Новиков.
Воронцов, будто услышав подковырки подчинённых, закруглился.
- О тонкостях ремесла разведчика вам расскажет капитан Стойчев.
Офицер, чью фамилию назвал Воронцов, словно профессор на кафедре института, прогулялся вдоль строя. Свободная размашистая походка превращала капитана в сугубо гражданского человека. Он остановился напротив Семёна Морина.
- Сейчас я произнесу несколько терминов, о которых, возможно, никто из вас не слышал.
- Ещё один философ нашёлся, - не удержался, шёпотом проговорил Лисичкин.
А капитан тем временем продолжал:
- Первое. Психологическая устойчивость. Это означает, что боец спецназа должен быть готов убить врага любым способом. Убить, чтобы не быть убитым. Такую задачу на самом низком уровне отработает сегодня первая подгруппа. Второе. Брезгливость. Её нужно преодолеть, чтобы выжить в экстремальных условиях. Что это такое и как с этим бороться, предстоит узнать второй и третьей подгруппам. Остальные будут наблюдать. Вопросы есть?
Вопросов не было. Поступила команда: «По машинам». Группа загрузилась в бронетранспортёры и выехала из расположения городка.
Полигон располагался у подножия небольшой горы. Расстояние до неё составляло не более полутора километров, и БТРы, не успев разогнаться, как следует, тормознули и замерли. Неуклюжий бронированный корпус качнулся вперёд вместе с людской начинкой. Через несколько мгновений он начал выталкивать из своего чрева курсантов.
- Всем построиться! – скомандовал дежурный офицер с красной повязкой на рукаве. Он заведовал полигоном и с видимым удовольствием выкрикивал команды.
Подошёл капитан Стойчев, скомандовал первой подгруппе:
- Первая шеренга, два шага вперёд, марш!
Четыре человека, отхлопав подошвами кирзачей по песчаной земле, приблизились к капитану
- Ваша задача: подойти к собакам – их пять штук – и уничтожить выстрелом из пистолета. Стрелять в голову. Количество выстрелов – минимальное. Пятая собака привязана в стороне от остальных. Её убивает тот, кто освободится первым. Из вас четырёх поощрён будет только один. Вторая и третья подгруппы ведут наблюдение.
Стойчев развернулся в пол-оборота и, как бы нехотя, отдал распоряжение прапорщику:
- Чучалов, выдайте оружие.
- Есть выдать оружие! – с мальчишеской радостью принял распоряжение прапорщик.
Собаки были привязаны к столбам, врытым в каменистый грунт, и злобно рычали. Как только курсанты приблизились к ним, рычание перешло в многоголосый несмолкаемый лай. Животные, словно почуяв скорую кончину, зверели на глазах. Становились на задние лапы и хрипели от верёвки, сдавливающей горло. Потом отступали назад, приседали и вновь готовились к прыжку. Зрелище было не для слабонервных людей. Два прапорщика и два лейтенанта, одним из которых был Семён Морин, ждали команды.
- Чего стоим, кого ждём? – послышался за спиной вкрадчиво-ласковый, с издёвкой, голос капитана. – Приступайте.
С первого выстрела замертво упали две собаки. Рыжая, в которую стрелял Лисичкин, и старая восточно-европейская овчарка. В неё тщательно целился Семён, опасаясь промазать. Две другие были только ранены и пронзительно голосили. Лейтенант Иванцов растерялся, рука дрожала, и пистолет плясал. Пятый патрон заставил собаку замолчать, и она неуклюже завалилась на бок. Её пасть открылась в оскале навсегда. Сделалось тихо-тихо, будто все стоящие стали вдруг глухонемыми и могли общаться лишь жестами. Тишину нарушил спокойный голос капитана Стойчева:
- Вторая четвёрка, получить штык-ножи!
Старшина раздал ножи.
- Задача вашей подгруппы: ободрать шкуры, удалить внутренности, разрубить тушки на куски.
Четыре курсанта с подкатывающей к горлу тошнотой приступили к выполнению задачи. Капитан Стойчев с невозмутимым видом прохаживался перед курсантами третьей подгруппы.
- Лейтенант Суванкулов, - обратился инструктор с улыбкой к офицеру.
- Слушаю, товарищ капитан!
- Как вы думаете, что предстоит сделать вашей четвёрке, если вон там, - Стойчев показал рукой в сторону безмолвных БТРов, - лежат хворост и дрова?
- Разжечь костёр, товарищ капитан.
- Верно, лейтенант. Только слово костёр я бы употребил во множественном лице. Полагаю, вы догадались, какой будет следующая задача?
Суванкулов потупился, опустив взгляд в землю.
- Не решаетесь ответить? Тогда скажу я. Нужно забрать из БТРа котлы и установить на огонь. Будете варить собачатину. Действуйте.
До Суванкулова дошёл смысл предстоящих событий и он, часто моргая, уставился на капитана.
- Что-то неясно, лейтенант?
- Куда уж яснее, - насупившись, ответил курсант.
Если ясно – время пошло! На всё про всё – два часа с четвертью. Задержка ужина чревата последствиями.
После заключительной фразы капитана Стойчева всем стало понятно, с какой целью будет вариться «зверь», добытый в «бою». Двое курсантов не выдержали, стравили содержимое желудка на землю. Капитан, словно упиваясь властью над людьми, тускло произнёс:
- Бричиченькам советую проблеваться прямо сейчас. Два пальца в рот – и кишки пустые. Ужин пройдёт с успехом. Предупреждаю: увильнуть – равносильно наступить на мину и остаться в живых. Такой номер со мной не пройдёт.
- Слышь, Семён, кому он сказал проблеваться? – шёпотом спросил Лисичкин.
- Бричиченькам.
- Это кто такие?
- Не знаю.
- О чём шепчемся? – поинтересовался Стойчев.
- Бричиченьки – это кто?
- Вы все, если ваш организм отвергнет собачек.
Потом усмехнулся, пояснил:
- Маменькины детки – изнеженные, слабые, брезгливые.
- Местный диалект, - съязвил Лисичкин по этому поводу.
- Третья подгруппа, слушай меня! – обратился капитан-узурпатор к оставшейся четвёрке. – Ваша задача наиболее сложная. И ответственная.
Курсанты затихли, ожидая очередной пакости. Они были уже готовы ко всему.
- Что присмирели, орлы? Мысли заняты? Подыскиваете для меня подходящее прозвище? Напрасно.
Руки капитана ушли за спину и сомкнулись в замок. Туловище слегка наклонилось вперёд, он заходил, как гусак.
- Попробую пояснить, для чего ставятся подобные задачи перед бойцами спецназа. Командир вашего профиля, как пионер, с сегодняшнего дня должен жить под лозунгом: «Будь готов – всегда готов!» Краток курс в нашей школе, однако выпускник, находясь на задании, должен воспринимать любую неадекватную ситуацию, как обыденную. Для этого нужно перебороть себя, чтобы потом не угодить в психушку.
Капитан говорил легко, будто всю свою жизнь только и делал, что читал лекции по психологической устойчивости и придумывал практические занятия, одно заковыристее другого. Иногда он останавливался и делал длинные паузы. Курсанты в этот момент имели возможность осмысливать услышанное.
- Итак, продолжим урок. Его нам подготовит третья подгруппа.
Стойчев с деланным спокойствием плавно перешёл к теме занятия.
- Перед вами установлена кукла. Внутри тела спрятаны важные документы. Куклу предстоит облачить в форму пехотинца и плотно нашпиговать внутренностями животных. После этого отдых и подготовка к ужину. Вопросы есть?
- Есть, товарищ капитан, - немного смущённо произнёс любознательный Лисичкин.
- Спрашивай.
- С какой целью закладываются кишки внутрь хэбэ? Неужели к поиску документов приступим ночью?
Капитан злорадно усмехнулся в усы и, растягивая слова, сказал:
- Ваши курсы, что многосерийный фильм. Следующая серия - занятия черед два дня. На них вы получите ответ.
- Но внутренности протухнут! – не унимался Лисичкин.
- В этом и заключается весь сюрприз.
После длительного перекура был ужин. Расположились прямо на земле. Подъехавший прапорщик с двумя бойцами раздал хлеб. Солдаты порезали сварившееся собачье мясо и разлили по мискам бульон. Вопреки ожиданиям, поужинали благополучно. Курсанты, бравируя друг перед другом, давились из-за подступающих спазм и глотали его, почти не жуя. Бульон пили из мисок через край. Лишь один прапорщик не выдержал, сорвался вдруг с места и отбежал в сторону, зажав рот ладонью. Послышался надрывный рык. Курсанты прекратили временно трапезу, но, собравшись с духом, опорожнили миски до дна.
На третий день те же бронетранспортёры доставили спецназовцев на полигон. Капитан Стойчев в начищенных до блеска сапогах, привычно расхаживал перед строем.
- Разведчики, - обратился он с пафосом, впервые назвав стоящих в шеренге курсантов таким словом. – Сегодня вы шагнёте на одну ступень выше по лестнице преодоления брезгливости. Через несколько минут четверо из вас приступят к поиску важных документов. Представьте на миг, что вам необходимо обыскать труп не первой свежести. От результата поиска зависит ваша собственная судьба. – Стойчев замолчал, магическим взглядом обвёл строй. – Представили? Очень хорошо. Задачу будет выполнять каждый из вас. Четверо первых – добровольцы. Для них ставится особая оценка.
Курсанты молчали.
- Сёма, пошли, - шепнул Лисичкин Морину. – Шарить в тухлых кишках придётся, так или иначе, так лучше уж в числе первых.
- Ладно, - нехотя согласился Семён и вышел из строя.
Едва приблизившись к чучелу, он почувствовал тошнотворно-смердящий запах. Одежда на «пехотинце» пропилась кровью и слизью. Захотелось уйти прочь от этого места. Семён скосил глаза в сторону товарища. Лисичкин отпрянул от куклы и остановился.
- Что за урод придумал такие испытания? – негромко выругался он. – На кой хрен нам всё это нужно?
- Не на хрен, а для командования. Важный документ надо найти как можно скорее, страна погибает, - съязвил Семён и, превозмогая рвотный позыв, запустил руку за отворот куртки.
Документ был спрятан надёжно. Потребовалось не меньше минуты, чтобы отыскать его в стружечно-травяной набивке. Всё это время зловонная слизь стекала по руке и густой соплёй зависала на локте. «Важным» документом оказался бланк удостоверения военного специалиста. Семён подбежал к капитану, доложил:
- Товарищ капитан! При осмотре трупа военнослужащего иностранной державы мною обнаружены важные документы!
Он протянул удостоверение, испытывая злорадство.
- Положи на табурет, - распорядился Стойчев.
- Нет, товарищ капитан. Документы должны быть переданы вам лично в руки, - не согласился Морин.
В глазах капитана засверкали яростные молнии. Он выдержал паузу. Молнии поутихли. Курсанты замерли, наблюдая за поединком.
- Лейтенант, если ты решил выплеснуть свой негатив на меня, то это не тот способ, уверяю. Не играй на публику. Сюжет твоего спектакля бездарный.
Капитан старательно сохранял безразличное выражение лица, но в его голосе исчез доброжелательный тон.
- Многие из вас видят во мне садиста. Это не так. Подготовка настоящего разведчика рассчитана на несколько лет. Ваш срок – полгода. Курс ускоренный, но скидок не дано. Все вы теперь дети спецназа, хотя и приёмные. Пройдёте шоковую терапию. Кто окажется слаб, будет немедленно отчислен. Убеждать больше не буду.
Взгляд инструктора ушёл в сторону и, словно отыскав в пространстве нужные слова, он скомандовал:
- Вторая четвёрка, выйти из строя!
Четыре человека из второй шеренги приблизились к капитану.
- Ваша задача – взять документ и спрятать вновь в потрохах куклы.
Кустистые брови Стойчева в ожидании вопросов поползли вверх. Никто ни о чём не спрашивал. Всё было ясно без слов.
- Выполняйте, - коротко бросил капитан и направился к БТРу. В этот день каждый курсант успел пошарить за пазухой враждебного «пехотинца».
Прошло ещё два месяца. Вспомнились слова Воронцова: «Поверь, полгода покажутся тебе пыткой и кошмаром. Но нужно научиться выживать».
И они учились. По нескольку дней ночевали в горах под открытым небом. Палаток не ставили, сооружали шалаш из подручных материалов. Осваивали минно-подрывное дело, таскали друг друга на себе под видом «раненого» по маршруту марш-броска. По пятнадцать часов сидели неподвижно в буреломах, маскируясь от своих же товарищей, задача которых – обнаружить и обезвредить затаившегося врага. В таких случаях завязывалась настоящая рукопашная схватка. Курсанты возвращались с задания с синяками и кровоподтёками. Учились грамотно убивать, используя своё тело и подручные предметы. Снятие часового снилось по ночам. Особенно выматывали Семёна марш-броски с полной боевой выкладкой. Маршрут пролегал по бездорожью, и протяжённость его составляла более тридцати километров. Пить разрешалось только перед маршем и в небольших количествах.
Единственной отдушиной была суббота. В этот день разрешалось посетить город. Курсанты незаметно для себя разделились на небольшие группы и подружились, как братья. Семён Морин сошёлся с двумя офицерами и одним прапорщиком. Сближение объяснялось, вероятно, разностью характеров.
Лейтенант Суванкулов, худощавый стройный парень из Ташкента, отличался восточной сдержанностью. Тонкие черты лица как бы подчёркивали его начитанность и остроумие.
Новиков, представленный к званию старшего лейтенанта ещё в родной части и не получивший его до сих пор, был родом из Сибири. В нём жил охотник, и поступки его отличались степенностью и продуманностью. Несколько тяжеловат с виду, он неожиданно для всех преображался на занятиях по физической подготовке, становясь подвижным и темпераментным.
Прапорщик Лисичкин оказался земляком Семёна, хотя между населёнными пунктами, именуемые в народе Родиной, было три лаптя по карте. Но в армии так заведено: земляк – это вовсе необязательно, чтобы человек был родом из того же города или района. При определении землячества участвовали регионы – Урал, Сибирь, край, округ или даже республика. Исключение составляли москвичи – чопорные и презрительно-надменные парни. Земляком у них признавался только коренной москвич, и даже житель Подмосковья являлся для них пасынком.
В одну из суббот все четверо отправились в увольнение. Заводилой выступал Паша Лисичкин.
- А не пора ли нам, товарищи офицеры, смазать заскрипевшие шарниры? – обратился он к друзьям накануне.
- Так уж и заскрипели? – как бы уточняя, переспросил Семён.
- А то! В любом суставе есть жидкость, а у нас её нет. Высохла, испарилась. Бегаем, как сайгаки, жрём лягушатину и собачатину! Разве не требуется при такой жизни заливать в организм жидкость для смазки и обеззараживания?
Лисичкин повёл крутыми плечами. Рельефно сыграли мускулы. Паша до призыва в армию занимался дзюдо и достиг результатов кандидата в мастера спорта. В отличие от узбека Суванкулова был словоохотлив и знал великое множество анекдотов. Отслужив срочную службу в десантных войсках, принял решение остаться на сверхсрочную. Тут и поступило предложение перейти в отряд спецназа ГРУ. Паша без колебания дал согласие. Ему было приятно чувствовать себя наравне с офицерами, которым ещё совсем недавно отдавал честь, приветствуя при встрече. А сейчас у него есть возможность пойти вместе с ними в увольнение и посидеть за одним столиком в местном кафе.
- И что ты нам предлагаешь? – спросил его Новиков.
- Что я предлагаю? И вы не догадываетесь? – Сузившиеся до щёлок глаза Паши смеялись.
- Конечно же, нет, - не пытаясь играть в детскую угадайку, ответил Суванкулов. – Ты у нас диверсант, вот и предлагай место для диверсии.
- Ну что же вы, товарищи офицеры, - с укором продолжил Паша. – Пора нам чачи отведать, да на местных красавиц посмотреть. Живём, как затворники, но мы ведь не монахи, и в нас живут мужские желания.
Друзья заулыбались, без слов поддержав прапорщика. Добрались до города, нашли уютное кафе и расположились за столиком в углу. К ним подошёл сухонький юркий официант и застыл в ожидании.
- Давай, Паша, заказывай смазку для суставов, - предложил Новиков Лисичкину.
- Будь спок, ща всё будет!
Прапорщик взглянул в лицо официанта.
- Мясо по-грузински и пятьсот граммов огненной воды, - заказал он.
- Конкрэтнее, друг. У нас здэсь всё по-грузински.
- Шашлык есть? – вмешался Семён.
- Есть, дарагой.
- Ну что, друзья, по шашлычку?
Разведчики согласно кивнули головами.
- Водка есть? – спросил Паша.
- Нэт.
- А что есть?
- Ничего нэт.
- Как – нет? Шашлык и без вина?
- Вино есть. Тры литр сразу, мэньше нет.
Друзья переглянулись, не понимая ответа официанта.
- А чача есть? – безнадёжно поинтересовался Лисичкин.
- О-о! Чача есть! Чача всэгда есть!
- Так это же то, что нам нужно! Неси, дорогой! – воскликнул Паша обрадовано. – А говоришь огненной воды нет.
- Водка, коньяк – запрещён. Чача – нет. Чача – так, напиток. Национальный. Запрэтить нэльзя.
К удивлению курсантов, стол был накрыт довольно быстро. Паша наполнил рюмки.
- Шевельни языком, Марат, - попросил Лисичкин. – Твой тост будет красивым, говоришь ты мудрёно.
- Да ну тебя, - отмахнулся Суванкулов. – Скажешь тоже.
- Двигани речь, Маратик, не стесняйся. Народ хочет слышать тебя, - поддержал Миша Новиков.
 Марат посмотрел на Семёна.
- Я весь во внимании. Начинай.
- Ну, хорошо.
Суванкулов на миг задумался, что-то припоминая, и заговорил ровным голосом с восточной интонацией.
- Могущественный создатель мира наделил человека способностью мыслить и понимать происходящие события. Сделал он это для того, чтобы живущие на земле люди умели отличать добро от зла, истину – от тщательно замаскированной лжи, настоящих друзей – от шакалов. Сейчас я поднимаю свой бокал за то, чтобы мы, наша четвёрка, всегда помнили об этом, какие бы испытания не преподнесла нам судьба. Чтобы те жестокие навыки, которым нас обучают здесь, применялись только оправданно, когда нет другого выхода. Разум и только разум двигал бы нашими поступками.
Друзья отставили рюмки, зааплодировали.
- Ну, ты, блин, даёшь! – восторженно проговорил Паша. - Философ, однако.
- Молодец, Марат, - похвалил Семён. – Давайте выпьем за светлые мысли.
Все чокнулись и залихватски опрокинули рюмки. Шашлык был сочен и вкусен. Горячие куски мяса обжигали губы, но курсанты не замечали этого, уплетая за обе щёки.
- Давненько я так не оттягивался, - удовлетворённо сообщил Новиков.
- А может, это и не барашек вовсе? – подначил его Лисичкин. – Может, и здесь собачкой угощают?
- Иди ты, - обиделся Миша. – Не порти праздник, шутник хренов.
Будущие разведчики дружно рассмеялись. Выпили ещё по одной. Раскраснелись.
- Мужики, я вот что хочу сказать, - попросил внимания Семён, поднимая очередную рюмку. – За три месяца мы вросли в жизнь спецназовца. Научились таким вещам, о которых на гражданке и не мыслили. Обрели настоящую мужскую дружбу. Впереди у всех нас – Афган. Я не знаю, что тревожит меня больше: неизвестность, война, или же расставание с вами. Возможно, всё вместе. Вот если бы Воронцов не разлучал нас, тогда и чужая страна будет восприниматься иначе. Воевать с такими друзьями, как вы, не страшно. Давайте выпьем за то, чтобы в трудной ситуации каждый из нас мог надеяться на плечо друга.
Лица парней посерьёзнели, они встали и выпили молча. Пожелание Морина понравилось присутствующим, взволновало всех. Официант поставил на стол очередной графин с чачей.
- Надеюсь, последний? – спросил Марат и почему-то посмотрел на сибиряка Новикова.
- Я – как все, - виновато ответил Миша. – Хотя с большим удовольствием выпил бы ещё.
- Хорош, мужики. Опрокидываем графин и выкатываемся на улицу, - тоном, не терпящим возражений, подвёл итог застолью Семён.
- Совершенно справедливо. Мы кто: пьяницы или кавалеры? – весело сориентировался Паша. – Прошло три месяца с того дня, когда я последний раз видел женщин. А грузинок не доводилось встречать вообще. Какие они, эти очаровательные представительницы гор? Не знаю, как вы, а я очень хочу их увидеть и оценить.
- Смуглые и черноволосые, как узбечки, - усмехнулся Суванкулов. – Тебе не понравятся. Ты сам однажды сказал, что самые красивые женщины – блондинки. Или это не ты говорил?
- Пройдёт ещё три месяца, и любая женщина покажется мне красавицей, - ушёл от ответа Паша.
Перед глазами Семёна неожиданно всплыло лицо жены.
«Интересно, вспоминает она обо мне или уже забыла?» - подумалось ему.
Он не писал ей писем и не сообщал свой адрес.
«Так будет лучше, - уверял он себя. – Домой попасть смогу не скоро, зачем бередить душу?»
Семён тряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли.
- Всё, мужики. Встали и пошли, - скомандовал он и первым направился к выходу.
Время было позднее, когда разгорячённые курсанты вернулись в городок.
Учёба продолжалась. Нагрузка увеличивалась с каждым днём по геометрической прогрессии. Марш-броски стали делать по ночам, без указания дистанции и времени бега. Под утро наступало полное физическое истощение. Три часа сна и опять занятия. Приступили к воздушно-десантной подготовке: прыгали с парашютом. Изучали радиодело и английский язык. Вели беседы на фарси. Несколько человек не выдержали перегрузки, их отправили в госпиталь, а затем отчислили из отряда.
Иногда появлялся сам Воронцов, интересовался о чём-то у инструкторов. Он мог внезапно появиться в спортзале и лично провести занятия по рукопашному бою. Потом он куда-то исчезал, и его не видели в городке несколько недель.
Наступил февраль. Погода стояла отвратительная – слякоть и грязь. Курсы подошли к концу. Предстояли показательные учения. Все курсанты жили ожиданием этого дня. И вот он настал.
Десант выбросили в горной местности. Руководитель учений сделал это не случайно. Большая часть обучаемых в ближайшем будущем отправлялась в Афганистан. Руководство школы намеревалось испытать ребят в условиях, приближенных к горам Афганистана.
Выброску произвели ночью, и почему-то произошла задержка на полторы-две минуты. Семён прикинул: до места сбора придётся топать по острым камням в темноте. Километров десять, не меньше. В группе было двенадцать человек. Задача простая: разбиться на три подгруппы и к рассвету выйти в заданный квадрат. Там окопался «противник», которого нужно было молниеносным броском уничтожить и захватить «секретный прибор».
Спланировано всё было гладко. Задача действительно казалась несложной. Однако непредвиденная задержка с выброской круто изменила все планы. Время выхода в обозначенный квадрат не менялось, а путь удлинился на десять километров. К тому же, было неизвестно, как произошла выброска? Как далеко друг от друга разбросало разведчиков? Сколько потребуется времени для того, чтобы сойтись к месту сбора?
Семён приземлился неудачно. Несколько минут его волокло по каменистой земле. Ему никак не удавалось погасить купол парашюта. Много раз пытался натягивать передние лямки и всякий раз сильный ветер вырывал их у него из рук. Ладони горели, словно Семён долгое время держал ими раскалённую сковороду. Хорошо хоть под задницей имелась запаска, а то она, бедная, была бы изодрана в клочья. Наконец, уловив небольшое ослабление потока воздуха, Семён умудрился резко дёрнуть лямки подвесной системы и вскочил на ноги. Большим прыжком достиг купола и распластался на нём. Купол, рьяно сопротивляясь, всё же потух.
«На кой чёрт нам всё это? – подумалось ему. – Мы же не десантники, и задачи у нас ставятся по-другому». Но тут же отбросил дурацкие мысли, собрал парашют и затолкал его в сумку.
«Придётся бежать, иначе не поспеть к месту сбора, - рассудил Семён и рысью, почти на ощупь стал продвигаться на север. – Где-то поблизости должны быть Лисичкин и Суванкулов. Они прыгали передо мной». Семён ускорил темп.
«Разве это бег, когда тяжёлая сумка с парашютом ритмично долбит по спине? – подумалось ему. – Будто коленкой под зад. Где же ребята? Неужели провалим задачу?»
Начался крутой подъём. Всё, что висело на ремне, а это штык-нож, подсумок с двумя магазинами патронов, три гранаты, сапёрная лопатка, котелок и фляжка с водой – тянуло всё время вниз, прижимало к земле. Сумку с парашютом предполагалось оставить на месте сбора. Учитывая задержку с выброской, приходится тащить её на себе все десять километров. Он остановился, сориентировался.
«Иду правильно», - удовлетворённо отметил про себя Семён. Впереди что-то сбряцало. Семён изменил направление и побежал на звук.
- Паша? Мара? – тихо позвал он.
- Семён, ты?
- Я, - обрадовано откликнулся Морин.
Теперь бежали втроём. Дыхание было хриплым, надсадным. Никто не отпускал шуток. Не до этого. Кругом темень, хоть глаз выколи. Все трое пристально всматривались вперёд, желая, как можно скорее увидеть костёр – точку сбора группы. Сердце выскакивало из груди. Хотелось остановиться и броситься на землю – отдышаться. Наконец-то впереди замерцал огонёк.
- Ура! Мы ломим, гнутся шведы! – не сдержав ликования, продекламировал Паша.
Через несколько минут они были у костра. Две четвёрки были уже здесь. У костра стоял майор Воронцов. У него был расстегнут планшет, и он что-то рассматривал на карте.
- Морин, Суванкулов, ко мне! – громко и довольно резко прозвучал голос начальника отряда. – Сегодня вы – командиры подгрупп. В подчинение вам придаются бойцы срочной службы. Поведёте свои четвёрки так: Морин – сюда, - Воронцов показал карандашом направление движения подгруппы, - Суванкулов – сюда. А ты, прапорщик, будешь следовать за ними с двумя бойцами и страховать от всяких случайностей. Идёте скрытно.
- Понял, товарищ майор, - не удержался Лисичкин.
- Противник засел в скалах. Вот здесь, - Воронцов ткнул в карту. – В шесть ноль-ноль обе подгруппы должны быть в квадрате, где базируется «противник». Затем Лисичкин с бойцами обходит его с тыла, а Морин и Суванкулов молниеносным рывком сваливаются на «противника» сверху. Стреляйте, забрасывайте гранатами. Не исключён рукопашный бой. «Противник» по численности превосходит вашу группу в три раза. В затяжной бой не ввязываться. Не увлекаться уничтожением живой силы. Главное – прибор. Выполнение задачи рассчитано на внезапность. Берёте прибор и быстро сваливаете. Ясно?
- Так точно, товарищ майор! – в один голос ответили командиры подгрупп.
Воронцов смотрел на молодых офицеров, и у него вдруг возникло неожиданное желание быть вместе с ними, пройти этот нелёгкий путь среди скал, матерясь и чертыхаясь. Подавив необычное желание, сказал:
- Добро. Уверен, что не подведёте. Выполняйте.
Крепкий майор стоял на чуть кривоватых ногах, внушал доверие. От него исходила сила, целеустремлённость и уверенность в себе.
Семён и Марат подошли к солдатам, поставили задачу. То же самое сделал Лисичкин.
Переход был изматывающим. Пошёл мокрый снег, который усложнил выполнение задачи. Густая серая крупа залепляла лица. Одежда быстро намокала, становясь задубевшей и тяжёлой. Зачавкало в обуви. Скалы, тянувшиеся на несколько километров, казались бесконечной грязно-белой стеной. В темноте двигаться тяжело. В горах с полной экипировкой, где каждый шаг делается с особой осторожностью, ещё труднее. В любой момент можно загреметь вниз. Ускорить продвижение было опасно. Солдаты в горах были впервые. Велика вероятность оступиться на камнях и упасть, подвернуть или сломать ногу. Тогда задача невыполнима, срыв обеспечен. А этого допустить нельзя. Шли все вместе, на расстоянии вытянутой руки, чтобы в случае чего успеть подхватить товарища. Время неумолимо бежало вперёд, приближая час, когда предстоит совершить внезапный бросок сверху и ошеломить «противника». Гряду скал преодолели на пределе физических возможностей
И всё-таки не обошлось без «ЧП». В самом конце трудного участка, когда намечался спуск, и все облегчённо выдохнули, рядовой Лядов споткнулся и упал. Поднимаясь, опёрся на правую ногу и, громко ойкнув, тут же опустился на землю.
- Что? – спросил Морин озабоченно.
- Не могу встать, товарищ лейтенант. Боль такая, будто в ноге – раскалённые угли.
- Всё, приехали, твою мать, - выругался кто-то из солдат.
Семён не успел уловить, кто именно это сказал. Уточнять не стал. Ни к чему. Раздражение уставшего человека вполне понятно и оправданно. Стало ясно: Лядова не оставить и придётся тащить на себе. А сил оставалось только на бросок вниз. Соорудили нечто, похожее на носилки, и двинулись дальше. Перед броском Лядова оставили в небольшом гроте.
- Отдыхай, ты отвоевался. Завладеем прибором – вернёмся, заберём тебя, - успокоил Семён бойца. – Потерпи пару часов.
- Постараюсь, товарищ лейтенант, - вымученно улыбнулся Лядов. – Подвёл я вас. Желаю удачи.
- На войне – как на войне, без потерь не бывает, не терзайся, - ещё раз постарался успокоить Лядова Семён. – Жди с победой.
Лисичкин со своими бойцами присоединился к подгруппе Морина. Заметно рассвело.
- Однако успели, лейтенант! – радостно поделился прапорщик.
- Успели, - без эмоций согласился Семён и, взяв бинокль, стал изучать позиции «противника».
Его дозор располагался в ложбине. Туда пошёл Суванкулов с бойцами. Он должен отвлечь внимание на себя. На равнине, где стояло несколько палаток, было спокойно. Группу разведчиков не ждали. Всё произошло очень быстро. Как только Суванкулов «засветился», подгруппа Семёна в стремительном броске буквально слетела вниз по расщелине, расстреливая «противника» почти в упор и забрасывая гранатами. Рукопашная схватка была настолько скоротечной, что пехотинцы не смогли оказать никакого сопротивления. Они не владели приёмами рукопашного боя. «Противник» и глазом не успел моргнуть, как «прибор» оказался в руках разведчиков. Задание было выполнено.
- Киношная показуха, не более того, - подвёл итог Суванкулов, когда подгруппы воссоединились в горах.
- Ты думаешь, «духи» повели бы себя иначе? – поинтересовался Паша Лисичкин.
- Не думаю, а уверен на все сто, - сказал Марат. – Моджахеды – не солдаты первогодки из пехотного батальона. Они – горцы, воюют не один год. Охрана была бы понадёжнее. Я в этом убеждён.
Разведчики, подобрав Лядова, ушли в заранее обозначенный квадрат, где их дожидался представитель отряда. Погода утихла, и они загрузились в вертолёт. При разборке учений обе подгруппы получили хорошую оценку. Воронцов был доволен работой спецназовцов.
Ровно через неделю командир отряда пригласил к себе неразлучную четвёрку.
- Москва запросила у нас две группы для замены в кабульской роте. Я принял решение направить вас, - сообщил Воронцов без предисловия и окинул выпускников испытывающим взглядом.
- У нас есть право возражать? – осмелился спросить Лисичкин.
- Такого права нет. Документы уже оформлены. – Воронцов невесело улыбнулся. – По правде говоря, жаль, конечно. Рассчитывал уйти за «речку» с отрядом в полном составе. Ну, ничего. Даст бог, встретимся. Мы выступаем следом за вами. Да, кстати, - обрадовано вспомнил майор, - лейтенанта Морина я представил к присвоению очередного звания, временной срок в запасе позволяет это сделать. Обмывать это событие будете уже в дружественной нам стране. Всё.
Майор пожал на прощание руку каждому и куда-то заторопился. До отъезда они больше не виделись.
***
В Термез группа прибыла на рассвете. Тишина и уют большого города позволили расслабиться личному составу. Ещё в дороге Семён расспросил Марата об этом городе. Из рассказа следовало, что Термез когда-то был крепостью. Потом сюда прибыли русские поселенцы и переделали, перестроили её на свой лад. Сейчас город во многом отличался от обычных среднеазиатских поселений. Стоял февраль, и деревья были ещё обнажены, но стоило бросить беглый взгляд на аккуратные домики, и можно было легко вообразить, как выглядят они в окружении цветущих яблонь, как ласковые солнечные лучи пробиваются через их кроны.
Прибывших разведчиков встретил подполковник с петлицами мотострелка. Он вышел из «уазика», представился:
- Подполковник Смирнов. Уполномочен встретить вас и временно расквартировать в нашей части. – Он протянул руку, поздоровался.
- Старший лейтенант Новиков. Возглавляю прибывшую группу, - ответил на приветствие и представление Миша.
Подполковник пожал руку каждому офицеру и прапорщику Лисичкину. Они представились и отошли, встав в полукруг.
- Трое суток придётся позагорать, - сообщил Смирнов. – Подойдут мотострелки и десантники, будете двигаться сводной колонной. Задача на сегодня: снять БМП с платформ и отогнать в часть. Вопросы есть?
Голос подполковника прозвучал высокомерно и повелительно. Спецназовцам это не понравилось. Командовать группой могли лишь несколько высокопоставленных лиц из штаба сороковой армии. Только по причине того, что разгрузка и расквартирование было поручено холёному подполковнику, разведчикам пришлось смириться и промолчать.
- Чупеня, ко мне! – раздалась властная команда Смирнова.
Прапорщик Чупеня, низкорослый, стриженый под «ноль» увалень на кривых ногах, вывалился из «уазика» и подбежал к командиру.
- Свяжись по рации с Тихонюком, пусть вышлет автобус. Поедешь вместе с ними. Палатки поставили вчера, сам видел. В общем, расквартируй и поставь на довольствие. Меня отвези в часть.
- Есть! – отозвался Чупеня ретиво.
- Спасибо за заботу, товарищ подполковник. Автобус не нужен. Оставьте прапорщика, мы прибудем на броне, как только выгрузимся, - вежливо поблагодарил Миша Новиков.
От подполковника не ускользнул оттенок иронии, полной сарказма. Его глаза бешено завращались, он с негодованием выпустил воздух. Не привык, видать, офицер, чтобы ему возражали.
- Что значит, автобус не нужен?
Язык подполковника зудил от сильного желания повластвовать над прибывшими, приказать им, заставить подчиниться, унизить за скрытую насмешку. Увидев, как невозмутимо держатся офицеры спецназа, он махнул рукой.
- Чёрт с вами! Было бы предложено. Чупеня! Отставить связь с Тихонюком!
- Есть! – прапорщик козырнул и вновь уставился на подполковника с преданностью раба.
- Чего лупишься? Поехали! – раздражённо выпалил Смирнов, и «уазик» укатил.
С трудом согнали с платформ БМП. Приданные разведчикам механики-водители оказались зелёными первогодками, навыки вождения у них почти отсутствовали.
- О чём только думают наверху? – возмутился Новиков. – Ладно, не дали БТРов и подсунули сраные БМПэшки, так ещё и посадили в них желторотиков. Перебьют при первом же задании!
Механики виновато хлопали глазами и с удесятерённым усердием старались доказать старшему лейтенанту, что они не такие уж неумехи, как думает о них он.
К палаточному городку, где отряду предстояло переждать три дня до окончательного формирования колонны, подлетели почти на предельной скорости. Прапорщик Чупеня показал палатку, где прибывшим спецназовцам предстояло провести трое суток. В палатках были установлены буржуйки, и вечером ощущалась духота, а под утро стало холодновато.
На следующий день разведчики, позавтракав, пошли знакомиться с городом. На небольшой площади стояли лавки. Перед ними на длинных печах дымились котлы с пловом и шурпой. Неподалёку были устроены навесы из плетёного камыша. Под навесами стояли столы и скамейки. Новиков предложил присесть.
- Миша, ты завтракал час назад. На кой хрен тебе эта жирная баранина? К тому же с утра? – попытался отговорить его Лисичкин. – Идем лучше в центр. Там Марат покажет нам узбечек без паранджи и шаровар. А пожрать всегда успеется. Армия гарантирует нам пайку.
На лице Суванкулова мелькнула добродушная усмешка.
- Сегодня, к сожалению, ты не прав, прапорщик Лисичкин. В жизни всегда есть место подвигу, а в желудке – хорошему плову. Ведь это не какая-то перловка – для брюха уловка, а настоящий восточный плов! Семён, ты согласен со мной? – спросил Новиков, пытаясь заручиться поддержкой.
- Полностью, - ответил Морин. – Готов питаться впрок, как верблюд запасается водой. Ты уж прости Пашу за недальновидность. Он молод, перспективы не усматривает. Подрастёт – поймёт.
- Старики нашлись, - надулся Паша. – Недальновидный, перспективы не усматриваю! Один брякнул не по делу, и все балдеют. Я давно заметил: у вас всегда есть желание набивать свои курдюки жратвой, а потом срочно упасть в постель.
- Разве это плохо? – спросил Морин.
- Отвяжитесь вы от меня. Я своё предложение внёс, - всерьёз обиделся Лисичкин и насупился.
- А моего мнения не требуется? – вмешался Суванкулов, молчавший до сих пор.
- Неужели ты против того, чтобы твои друзья отведали национальное блюдо? – спросил Миша, изобразив на лице удивление.
- Вот чертяка, зацепил. Сыграл на самолюбии, что называется, - поморщился Марат незлобиво. – Ладно, пошли, любители узбекского плова.
Разведчики разместились под навесом. Средних лет узбек принёс плов. Новиков виртуозно извлёк из бушлата фляжку и, подняв её над головой, воскликнул:
- А вот и святая водица! Друзья, не желаете ли вы напиться?
- В этом и заключается моя недальновидность, да? – Лисичкин в сердцах сплюнул.
- Догадливый воин, но не до конца. Как принято говорить в мужской среде о женщинах? Не знаешь?
- Много чего о них говорят, - пробубнил Паша себе под нос.
Бывалые мужики говорят, что некрасивых женщин не бывает. Бывает мало спиртного. Так-то вот, салага! – довольный своим высказыванием закончил Миша диалог с Лисичкиным.
Тот замолчал и отвернулся в сторону.
- А вы, товарищи офицеры, что умолкли? На днях мы покидаем Союз, так неужели среди вас найдется такой, кто откажется окропить свою душу перед войной?
Лица разведчиков расплылись в улыбке.
- Где успел раздобыть? – весело поинтересовался Семён. – А, главное, когда?
- На то я и разведчик, чтобы все операции проводить скрытно. Учитесь у профи! – Новиков, торжествуя, окинул снисходительным взглядом сидящих.
Фляжка пошла по кругу.
- А знаете ли вы, какую информацию я раздобыл? – глаза Миши засветились превосходством.
- Ну, не томи, шпион непревзойдённый.
Три взгляда уставились на лицо старшего лейтенанта.
- Наши группы под Кабулом будут временно. Потом переведут в другое место. Это так, для адаптации.
- И что? – спросил Семён.
- А то, что Воронец наш следом идёт. Только другим маршрутом. Через Кушку. Отряды будут слиты в отдельную бригаду. Не всё потеряно.
- Что-то сомнительна твоя информация, - раздумчиво проговорил Паша. – Нахрена тогда нас выперли сюда раньше? Какова цель?
- Вот этого-то нам и не дано пока знать, - подытожил Миша.
- Думаю, что это обычная деза, - развеял надежду Суванкулов. – Служить будем пока в кабульской роте.
- До посинения или опупения, - съязвил Паша.
Просидев под навесом часа три, друзья пошли бродить по городу. Глазели на молодых узбечек и толкались на большом восточном базаре. Поздно вечером вернулись в палаточный городок.
В течение трёх дней разведчики «загорали» - бездельничали и ждали команды на выдвижение колонны. Успели познакомиться с офицерами группы спецназа из Чирчика. Старший лейтенант Фомин и капитан Семёнов – бывшие выпускники Рязанского воздушно-десантного училища, закончили факультет специальной разведки. Они-то и прояснили кое-что о предстоящей службе под Кабулом.
В конце третьего дня друзьям всё надоело и они, вернувшись в городок раньше обычного, завалились спать. И правильно сделали. На рассвете четвёртого дня поступил приказ на выдвижение.
Заурчали, заревели заводимые моторы, послышались выкрикиваемые команды на различных уровнях и, наконец, бронированная колонна-змея вытянулась на дороге. Через понтонный мост пересекли «речку» и оказались на сопредельной стороне.
«Вот и Афган, - подумалось Семёну. – Неизвестная страна с дикими обычаями. Как всё просто: написал на бумажке несколько слов из заветного желания и ты, как по щучьему велению, оказался вдруг среди чужих гор и людей в диковинных одеждах. И всё это не во сне, а наяву. А бумажка-желание, этот волшебный фант, осталась лежать в военкомате, в тощей папке твоего личного дела. И не вернуть её назад, чтобы вновь написать тем же убористым почерком, чуть пониже: хочу назад, в родной посёлок. Не нужна мне война, не могу лишать жизни людей в диковинной одежде. Но война – не сказка. Ты добровольно выбрал путь мужчины-воина, бойца, разведчика, и возврата нет. Всё. Концы обрублены. Впереди семисоткилометровый марш до Кабула».
Длинная колонна боевых машин, словно большая ленивая змея, медленно ползла по степи между небольших холмов. Дорога часто петляла, но была относительно ровной. К полудню добрались до первого афганского города – Мазари-Шариф. На горизонте показались глинобитные мазанки со сферическими крышами. Не сбрасывая скорости, проследовали мимо мечети с двумя изумрудно-зелёными куполами.
- Второй раз иду через этот город, - прокричал на ухо Марат, – и второй раз вижу его унылым. Будто чумой он охвачен. В тот раз я перегонял технику. С нами афганец был. Сказывал, что в этой мечети похоронен Али – зять основателя ислама Мухаммеда. А город в переводе на русский называется Благородная гробница.
Семён почти не слушал Суванкулова. В мыслях он был далеко отсюда. Во время коротких остановок офицеры открывали люк и смотрели по сторонам. Зима здесь, казалось, уже закончилась, лишь кое-где за холмами виднелся не растаявший снег. Земля вспухла по-весеннему от влаги и потемнела, но за бронёй завывал холодный ветер, в небе висела серая тяжёлая мгла.
«Как там, в посёлке? – подумалось Морину. – Наверно, много снегу. Обычно февральские заносы утомляли людей. Сугробы разгребали два раза в день: с утра – до завтрака, и вечером – после ужина. Что делают сейчас старики?»
Письма от них приходили редко. Отец всю жизнь не любит бумагу марать, а мать отвечала лишь после того, когда получала весточку. От жены-изменницы – ни слова. Семён не сообщал ей свой адрес и запретил родителям делать это. К своему стыду, а может, и к радости, очень скоро стал забывать Катерину. Удивляясь столь быстрым переменам в себе, стал размышлять: действительно ли он любил Катю? Может, ошибался в своих чувствах, когда произносил слова признания в любви к ней? Почему за шесть месяцев разлуки с женой, она не приснилась ни разу? Чем это можно объяснить? Подсознательным отторжением за измену? Ответа на этот вопрос не нашлось. Зато дочь Анютка, наоборот, вспоминалась довольно часто. Приходила во сне даже тогда, когда он, смертельно уставший, падал в кровать. Как говорят в спецназе, засыпал при падении. Двадцать второго февраля ей исполнится шесть лет.
«Сегодня пятнадцатое, ровно через неделю», - отметил про себя Семён.
Всплыл в памяти её прошлогодний день рождения. Тогда он обронил нечаянно, что пять лет – это первый её юбилей. И чуть не пожалел о своих словах. За две недели до радостного события Анютка стала спрашивать:
- Папуля, а когда наступит мой юбилей?
Широко открытые зелёные глаза вопросительно смотрели на отца. Он отвечал:
- Скоро. Будильник должен разбудить меня на работу пятнадцать раз. Потом он прозвенит для тебя и напомнит о дне рождения.
- Зачем ты меня обманываешь? – удивилась дочь. – В выходные дни будильник не звонит, значит, он будет будить тебя не пятнадцать раз, а меньше.
- Ты права, дочка. Про выходные я как-то не подумал. Получается одиннадцать раз.
- А как он напомнит? – спрашивала дочь, не понимая.
- Прозвенит утром и скажет: «С днём рождения, Анюта. Сегодня тебе исполняется пять лет».
- Но он не умеет говорить.
- В этот день ты поймёшь его будильничий язык.
- Хорошо, папочка. Я буду считать эти дни на палочках.
- А ты умеешь считать до пятнадцати? – спрашивал Семён дочь.
- Умею. Слушай.
Она принималась считать на пальчиках, пропуская несколько чисел.
- Э-э, так не пойдёт, - останавливал он её. – Если так считать – день рождения наступит раньше.
- Ну и пусть. Вы с мамой быстрее вручите мне подарки.
 Катя и Семён смеялись от души над своим чадом. Сквозь смех разъясняли поочерёдно, что так поступать нельзя. Анютка внимательно слушала, кивала головой и неожиданно спросила:
- Что такое юбилей?
- Ну, это пятая годовщина твоей жизни, только более значимая, чем обычный день рождения.
- А что такое годовщина?
- Дата, показывающая, что прошел год, и ты стала взрослее, - пытался ответить Семён доходчиво.
Подобная дискуссия повторялась изо дня в день, две недели, пока не наступил долгожданный день рождения.
Было это всего лишь год назад. Сейчас этот срок воспринимался целой вечностью. Семён скучал по дочери и мучился её потерей.
«Если я оставил жену навсегда, то Анютка, естественно, будет жить с ней. Мне же, в лучшем случае, остаётся надеяться на редкие встречи с дочерью. А будут ли они, эти встречи? Когда я ещё вернусь? Да и вернусь ли вообще? А вдруг вернусь инвалидом, что тогда? Нужен ли Анютке такой отец?»
Колонна внезапно остановилась, и Семён очнулся от размышлений. Сидевший рядом боец поморщился, как от зубной боли. В его наушниках слышался сильный треск.
- Что там? – спросил Морин солдата.
- Остановка на обед. Можно сойти с брони, перекусить и оправиться. Кухня разворачиваться не будет.
Экипажи неторопливо спрыгивали с брони, закуривали и делали замысловатые движения, разминая затёкшее тело. Присаживались, кто где, и вспарывали ножом банки с кашей или тушёнкой, тянулись к термосам с горячим чаем. Укрыться было негде и всё здесь происходило одновременно: ели, пили, курили, смеялись, ругались, сидели на корточках, справляя нужду, механики осматривали машины. Один из бойцов, стесняясь справить нужду на виду у всех, сокрушался:
- До гор рукой подать, ё-моё, дотерпели бы. Там хоть валуны и кусты есть. А тут и задницу пристроить негде, садись на показ всем.
- Дурак! Боишься, что ветер насифонит в отверстие? Прыщами покроется твоя бледная красавица? А то, что душман распишется на ней из «калаша», ты не подумал? Навалить не успеешь, как к Аллаху отправишься вместе с г…!
- Ну да! – не соглашался солдат. – В этом районе «духи» не появляются, сам слышал.
- От них самих? – подтрунивал старослужащий. – Или по рации передали?
- Да пошёл ты… - выругался первый и принялся стаскивать штаны.
Отработанная пища требовала выхода.
Обед с перекуром длился недолго. Послышалась команда: «По машинам»! Механики заводили моторы, прапорщики ругались и что-то кричали. Рык первых взревевших машин заглушал их голоса и они, плюясь и матерясь от злости, взбирались на броню.
Колонна двинулась дальше. До вечера сделали ещё несколько остановок. Наконец, на горизонте показались горы. Они медленно подплывали к колонне и когда очутились совсем рядом, бронированный караван свернул в степь. Пройдя с полкилометра, он остановился на ночлег.
Впереди, у головной машины выстроилась группа офицеров. Посовещавшись, они разошлись, отдавая приказания. Вдоль колонны выставили часовых. Стало тихо. В небе горели далёкие звёзды, подмигивая продрогшим людям. При заглушенном двигателе в машине стало совсем холодно. При работе он давал всё-таки хоть какое-то дополнительное тепло.
Семён достал из сумки свитер из козьей шерсти и поддел под бушлат. Немного потеплело. Прикорнул у стальной стены, прикрыл глаза. Сон не шёл. День пребывания в железке усталости не принёс, и в теле чувствовалось странное возбуждение. Все, кто был в машине, еле-еле скоротали её.
Ещё толком не рассвело, когда в шлемофоне радиста послышался треск, шум, потом среди этих звуков прорезался командирский голос. Пробуждение не требовало длительного промежутка времени. Быстро завелись моторы бронемашин, и колонна двинулась в путь. Бронированная змея, изгибая по дороге неповоротливое туловище, тащилась неравномерно по времени. Машины то ускоряли свой бег, а то вдруг переходили на замедленное движение, останавливались и подолгу стояли перед входом в ущелье. Никто не понимал, с какой целью это делалось.
Рядовые солдаты слушали непосредственных командиров, а те, в свою очередь, исполняли команды вышестоящего руководства. Одним словом, механизм подчинённости замыкался на начальнике колонны. Ему, в конечном итоге, доверил свои судьбы и жизни личный состав большого каравана. Никто не роптал, все повиновались беспрекословно.
Перед тоннелем на Саланге вновь остановились. Передний дозор проверял безопасность движения. Люди в машинах знали, в значительном большинстве, насколько опасен этот участок. Сидели в молчаливом ожидании.
Получив приказ двигаться дальше, в тоннель зашла одна машина, за ней другая, третья… Будто неповоротливый варан, колонна заползала в большую нору. Спустя некоторое время, хвост колонны выполз из тоннеля. Наступило всеобщее облегчение.
К концу третьего дня показались вершины высоких холмов-ориентиров близости Кабула. Ещё небольшой бросок – и вот уже окраины города.
- Слышь, Семён, перебирайся на броню, предложил Миша Новиков. – Поедем по Кабулу, как наши предки по Берлину.
Семён принял предложение и выбрался наружу. На первых улицах города завертели глазами по сторонам.
- Смотри, Семён, и запоминай. Магазины, базарчики, фрукты и овощи. Плакаты и реклама. Ты у себя на Урале видел такое? – спросил Новиков друга возбуждённо.
- Врежется в память, факт! Как на киноэкране, честное слово!
Пестрела необычными цветами одежда афганцев. Слышались разноголосые крики уличных торговцев.
- Миша, а для чего дрова на улице? – удивился Семён.
- Как для чего? Продают. Большой дефицит и хороший бизнес. Не раз ещё вспомнишь о них.
Семёну Морину – таёжному жителю, слышать такое было необычно. Слышались русские слова. Их выкрикивали афганцы. Несколько лет пребывания «шурави» сделали своё дело. Словарный запас афганцев пополнился русскими выражениями, в том числе и солёными. Колонна приостановилась на перекрёстке, к машине подбежали подростки. Они что-то кричали на своём языке, и только два слова, одно из которых русское, повторялось несколько раз.
- Купи чарс! Купи чарс! – кричали пацаны.
- Что они хотят продать нам? – спросил Семён у Новикова.
- Чарс. Видишь, у них в руках тонкие чёрные сигаретки?
- Вижу.
- Это наркотики. Анаша или опий.
- Откуда ты всё знаешь?
- Через месяц и ты будешь знать всё. Я ведь как-никак второй раз в Афгане. Правда, не успел толком повоевать, но вот жизнь познать успел…
Он помолчал, думая о чём-то своём. Потом продолжил:
- Дурь распродают здесь повсюду. Среди солдат две болезни: летом – желтуха, зимой – наркота. Хотя и летом башку одурманивают.
- Ты пробовал? – полюбопытствовал Семён.
- Было дело. Один раз.
- И что? Как?
- Хреново. Потом как с похмелья, только ещё хуже. И жрать хочется до одури, всё подряд: хлеб, консервы, рыбу, сладости – лишь бы забить брюхо.
- На кой чёрт курят, если плохо, - не удержался Морин.
- На кой чёрт пьют? – поддел его Новиков.
Оба расхохотались.
- Ты тоже попробуешь от искушения. Захочется хоть раз попробовать. Закрыть глаза и как бы наяву увидеть обнажённую женщину, послушать сногсшибательную музыку, плывущую непонятно откуда. А больше всего будешь ржать. Без причины вовсе. Хотя, у каждого – свои глюки.
- Ты это серьёзно? – удивился Семён.
- Поживём – увидим, - неопределённо ответил Миша.
За Кабулом колонна разделилась. Группы спецназа направились к склону недалёкой горы. Там, в двух десятках палаток, обнесённых колючей проволокой, располагалась рота. Машины остановились. Механики, газанув раз, другой, заглушили моторы. Прибывших разведчиков окружили кабульские «аборигены». Солдаты принялись искать земляков. Офицеры подходили друг к другу, знакомились через рукопожатие.
Вскоре, загнав машины в автопарк – кусок территории, обнесённой по периметру всё той же колючей проволокой, – и сдав их под охрану, разместились в палатках. В прорезиненном замкнутом пространстве – дым и копоть. Дневальный, матерясь, ковырялся в «системе отопления». Печка – буржуйка по причине дефицита дров работала на солярке. Благо такого топлива было предостаточно. Над ней висел бачок с горючим, вниз опускалась медная трубка. Прямо в топке стояла обыкновенная солдатская миска, наполненная песком. Туда по капле стекала солярка. Система была настолько примитивной, что её эксплуатация не требовала особых навыков, тем более знаний. Всё наглядно, на виду. Главное – вовремя чистить дымовую трубу, быстро обрастающую сажей. Иначе нарушалась тяга.
- Твою мать! Салабон грёбаный! Я тебе покажу, как дневалить нужно! – чихвостил дневальный какого-то солдата из предыдущего наряда. – Сделаю из тебя классного трубочиста! Это ж надо – деда нагнул! Долго помнить будешь, сучара!
- Перепачканный сажей служивый стучал по трубе металлическим прутком, надеясь таким способом отбить наросты сажи. Офицеры сгруппировались в углу палатки, на тумбочке появилась бутылка виски.
 - С прибытием! – произнёс один из офицеров с короткой стрижкой. Он давно ждал замены и сейчас, увидев воочию прибывших их Термеза, был безмерно счастлив. Как же, на дублёра уйдёт недели две, не больше, и он улетит в Союз. Война для него закончилась, и памятью о ней останется лишь глубокий шрам на подбородке. Отрада – таков был позывной офицера – посмотрел в лицо Семёна и спросил:
- Позывным проштампован?
- Зови Партизаном, -  ответил Морин неожиданно для себя.
- Ну что, Партизан, скажи что-нибудь, - обратился к Семёну Отрада.
- Чтоб пройти нам свой срок без смертей, - Семён поднял кружку перед собой.
- Война без смертей не бывает, - заметил Суванкулов. – Если нет погибших, значит, войны не было, а имело место всего лишь урегулирование конфликта.
- Философ, - отметил Отрада, не подозревая, что попал в точку с позывным Суванкулова.
- А я предлагаю выпить за удачу, - добавил Паша Лисичкин своё пожелание. Разведчики выпили, выдохнули, крякнули, закусили.
- А ты как обзываешься, прапорщик? – спросил Пашу Отрада, задавшись целью окрестить всех прибывших.
- Пока не определился, – пожал плечами Лисичкин, кожа на лбу собралась в комок задумчивых морщин.
- Мужики, быть нашему прапорщику Удачей. Баста, - заявил новый знакомый.
Офицеры допили бутылку и легли спать. Через минуту Паша-Удача повернулся к Новикову и спросил:
- Миш, а почему тебе не нашлось позывного у старлея?
- Почему, почему – по кочану! Спи.
- Нет, Миша, без позывного ты не заснёшь, - не отступался прапорщик. – Я видел, как ты протопал по палатке. Пыль до сих пор не села. А коли так, значит, ты кто?
Новиков молчал и не шевелился, никак не реагируя на болтовню Паши. Тому явно не хотелось спать.
- Слон ты, Миша, вот кто.
Марат и Семён тихо хохотнули. Новиков не реагировал. Он уже спал. Впереди у них была полная неожиданностей служба в Афганистане.