Встреч солнцу. Часть 2. Первая крепость

1

1765 год, город Рыльск, Вознесенский приход. Иван Герасимович Шелихов в приходе человек уважаемый. Все же купец гостиной сотни! Правда не только поэтому, да и купеческое звание ни его заслуга. Отец его Герасим столь был авторитетен в Рыльске, что на многие поколения Шелиховых хватит. Да и сам приход не существовал до него. Деньги на строительство церкви Вознесенской он и выделил!
Сам то Иван Герасимович не в отца пошел. Капиталец его не умножил. Сомнения даже имеются! Сохранил ли? Теперь все надежды возлагает на сына своего Григория. Тот приказчиком в лавки управляется неплохо. Умом и упорством бог не обидел парня.
- Опыта вот наберется малость, - не раз говорил Иван Герасимович, - все дела ему и передам.
Сегодня, как всегда, после доброй обеденной трапезы, купец просматривал почту. Оно было так заведено, есть почта или нет. Да и от куда ей взяться ежедневно в городе Рыльске? Чай не Петербург!
Но сегодня все обстояло, как положено. Еще с вечера ведомо было, что пришло письмо от вологодского купца Максима Порфирьевича Оконишникова, давнишнего приятеля и бывшего компаньона. Давненько они не виделись! Но воспоминания о совместных юношеских приключениях сближают людей крепко и надолго, да и долгов между ними никогда не водилось.
Аккуратно вскрыв конверт серебряным ножом, Иван Герасимович развернул лист письма.
- Уважаемый друг и компаньон, - прочитал он первую строку.
Его сердце залила истома крайней благодарности и признательности к Максиму Порфирьевичу.
- Надеюсь застать тебя в здравии, и добром положении дел твоих.
После второй строки уже слезы благодарности затмили взор Иван Герасимовича. Он даже был вынужден позвать в помощь своего сына Григория.
- Гришенька поди сюда, подсоби прочесть. Слеза взор замутила.
Григорий Шелихов оставив за себя служку, прошел к отцу, чей кабинет был рядом за стенкой.
Взяв письмо, он бегло прочитал текст, коей его крайне заинтересовал.
Пропустив пустое о том, что сыновей старый друг не нажил, а приказчики все сволочи и воры, Григорий зачитал самое интересное.
- Имея добрые связи в Санкт-Петербурге при дворе Ее Императорского Величества, имел честь получить задание купеческого характера от самой Императрицы. Велено мне матушкой Императрицей привести из за моря Восточного, для нарядов царских, ткани красной Японческой. Коли помнишь о дружбе нашей, то приезжай до меня в гости в город Вологду, да вези с собой сына своего Григория. Пускай служит у меня в приказчиках при столь важном для России деле!
Прочитанное известие крайне смутила мысли Ивана Герасимовича.
- Вологда все же не близкое место, но служить доверенным приказчиком при Вологодском купце Максиме Порфирьевиче Оконишникове дело весьма почетное и прибыльное. И сватами стать запросто можно ведь у Оконишникова девок полон дом.
Благо, что никто на этот момент даже близко не представлял, где она страна Японческая, иначе не бывать этой истории.

2

Тоже время. Остров Уналашка. Цепь Алеутских островов протянулась от Камчатки до Аляски более чем на две тысячи морских миль. Группа островов под названием Лисьи будет в аккурат самой западной в этом крупнейшем островном архипелаге и примыкает к полуострову Аляска.
По воли создателя, если на Командорских островах обилие голубого песца, то на этих оказалось обилие красных лисиц. Это пришлось по сердцу русскому промысловому люду, и они дали этим островам название Лисьих, что прижилось до сего дня. Крупнейшие из островов Умнак, Уналашка и Унимак.
Далее их, до сего дня русские промысловые ватаги не хаживали. Опасались до поры. Сильно уж люты были краснокожие аборигены Америки.
Уналашка самый крупный остров среди Лисьих, и обилен морским зверем, не менее чем красными лисицами. Местные островитяне, что прозваны алеутами, сами себя предпочитают называть народом Унанган и проживают на острове большим числом. От того видимо и вышло название острова Уналашка.
Все эти обстоятельства пришлись русским промышленникам по душе и остров стали посещать в году многие русские корабли, что везли сюда промысловый люд без счета.
В июне этого года к берегам острова Уналашка подошел бот «Святые Петр и Павел».
- Оно когда сразу два святых оберегают завсегда покойнее нежели один. - Так рассудил Иван Соловьев, что был на боте и за морехода и за передовщика.
Повезло Соловьеву несказанно. Видимо не ошибся мореход с названием, и лоции были дельными. Плавание оказалось легким.
Ранее Иван Соловьев уже хаживал на Уналашку с лейтенантом Степаном Глотовым. Ныне даже офицеры идут передовщиками на службу к купцам. Да и как не пойдешь коли купцы денег не жалеют. В десять крат больше получит офицер нежели на службе Ее Императорского Величеству, а риску, на Руси, везде предостаточно.
Соловьев на службе у купца Трапезникова. Пять паев обещал купец. Это не малая доля. Опытный промысловый и за пол пая соглашается.
В промыслах на Алеутских островах уже добрый десяток купцов участвует. Мелкоты среди них нет. Обзавестись морским ботом, да снарядить его на промысел, деньги нужны не малые.
Компания Никифора Спиридоновича Трапезникова самая крупная. Его галиоты «Святой Николай» и «Святая Троица» сейчас в аккурат здесь на Уналашке промышляют, а боты «Святой Иоанн» и «Святой Захарий» рядом недалече на острове Умнак. Но то уже людишки купцов из дома Кульковых. Вроде бы конкуренты, но у Трапезникова и там паи имеются.
В инструкции Ивана Соловьева не зря обозначено:
- На случай беды оказывать помощь ботам «Святой Иоанн» и «Святой Захарий» яко своим!
Ветер не переставал дуть от оста. Бот «Святые Петр и Павел» подошел к Уналашке с севера и по ходу пошел вдоль побережья. Все свободные от вахты сейчас на палубе. До боли в глазах пытаются разглядеть остров. Каждый хочет первым увидеть галиоты «Святой Николай» и «Святая Троица». Ветер несет плотную пасмурность, и берег чуть виден.
Ивану Соловьеву хорошо ведомо, что галиоты Трапезникова сейчас хоронятся где-то в глубине уютной бухты и с моря врятли глянутся. Более надежды, что его бот заметят с берега да вышлют байдару или знак какой дадут.
- Скоро воротить к югу, - подумал мореход, и что бы разрядить обстановку заорал, - Пошли все прочь от борта, марш в кормовой.
Малыми галсами бот с трудом стал огибать северо-восточный мыс острова Уналашка и воротить к югу.
- По старому опыту там имеется удобная бухта, закрытая скалами со всех сторон. Скорее всего в ней и стоят русские галиоты.
Зашли в просторный залив. Чуть разъяснило. Справа, в глубине острова возвышается огромный вулкан. К ним уже привыкли. Во всей гряде нет острова бес своего вулкана. Вяло покуривая, великан будто дремлет. Но бывает, что повернется старик, и вздрогнет земля. Вот тогда боязно, и то по началу. За годы промысла и к этому привыкаешь.
Вот сейчас Соловьев не отрывался от подзорной трубы, старался разглядеть в глубине залива небольшой остров, что носит название Амакнак.
- Опустить грот! Убрать гукор! Опустить шлюп на воду! – радостно скомандовал мореход, определив место бухты.
Вскоре бот «Святые Петр и Павел» буксируемый шлюпкой медленно заходил в небольшую бухту, что хоронилась за островом Амакнак. В записях Соловьева она значилась под названием гавань Иллюлюк.
По всем требованиям морского дела, это была отличная гавань. Остров Амакнак имеет вытянутую форму и расположился в глубине залива, так что одним концом оставив с берегом лишь небольшой пролив, где только шлюпке или байдаре пройти есть возможность.
От острова шла длинная с версту коса, что еще более уединяла бухту от залива.
- Место для стоянки и поселения преотличное, - решил для себя мореход и передовщик Соловьев.
Хорошее настроение немного портила досада на то, что и здесь не оказалась галиотов Трапезникова, и русские вовсе не давали о себе знать. А ведь их было без малого сотня человек. Да и сами островитяне, куда-то подевались. До селе, столь любопытный народец ныне вовсе попрятался. Все это крайне беспокоило передовщика.
Но пока было не до них. Определив место для лагеря, артельщики дружно принялись за разгрузку судна и оборудование стоянки.
Плавни сплошь покрывали берег. Залив оказался доброй для них ловушкой. Застучали дружно топоры. Русские отменные мастера и весьма охочие до строительства. Опытным мастерам было весьма любопытно до неизвестных пород древесины. А дивиться было чему. Океанские волны и течения принесли сюда плавни со всех концов света. Цветом, твердостью, структурой древесина настолько рознилось, что даже у бывалого столяра не хватит фантазии по ее использованию.

3

Лишь на третий день Соловьеву выдалась возможность оставить лагерь. С вооруженным отрядом на судовом шлюпе они пошли вдоль берега. Пройдя пролив с островом Амакнак они попали в просторную бухту, что была с противоположной стороны острова. Сея бухта значилась у Соловьева как Капитанская. Это название дали матросы, что первыми пришли на Уналашку под началом лейтенанта Степана Глотова. Было это шесть лет назад. Соловьев тогда был у Глотова матросом и хорошо помнил с каким почтением относились артельщики к своему капитану и передовщику. В честь него и прозвали бухту Капитанской.
Здесь, на месте первой стоянки, Иван Соловьев и обнаружили лагерь промысловых людишек купца Трапезникова. Все пусто, ни галиотов, ни людей.
Лагерь был брошен, а скорее разорен и разграблен. Обрывки одежды, поломанные предметы, разрушенные землянки говорили о недавнем погроме.
Передовщик с опаской оглядел окрестность и прислушался. Кругом уже привычные для глаз скалистые берега, сплошь изрезанные расщелинами, зияющие пещерами и гротами. Все окрашено в черные и изумрудные цвета.
- Дикари могут укрыться где угодно! – произнес Соловьев, и не напрасно.
Рядом просвистела стрела, и шлепнула о камень. Костяной наконечник надломился у основания и отлетел к ногам Соловьева. Тот четко увидел маслянистый сок на осколки моржовой кости, и даже почуял терпкий запах яда.
- Стрела отравлена, а вот стрелки хреновые! – мелькнула мысль.
В мгновение укрывшись за камнями, русские изготовились к стрельбе. Ни страха, ни паники. Лишь уверенность в своем превосходстве. Каждый промысловый вооружен до зубов. Помимо ружей, у многих были пистолеты, или ручницы, а для рукопашного боя ножи и сабли. На многих одеты еще дедовские кольчуги, латы и тегиляи. Ныне они ценились более чем в старину, становясь все большей редкостью. По Сибирской землице уж замерили инородцев, вот спрос и упал, а до Алеутских островов не многим дело есть Мало осталось кузнецов по острогам, что ковали эти средства защиты.
Не вышло напасть врасплох. Невидимый противник отошел тихо оставив лишь наблюдателей. Теперь каждый шаг русских будет известен алеутам, коих будем также называть унанган, что есть самоназвание этого народа.
Русские, не став искушать судьбу преследованием, тоже отошли к берегу и продолжили обследование Капитанской бухты.
Сужаясь, бухта уходила вглубь острова. Над баркасом темной громадой нависли береговые скалы. Несколько стрел, не долетев, шлепнулись об воду. Не выдержав, русские дали залп. Эффект на всех произвел должное впечатление. Мягкий скальный грунт, что вулканического происхождения рушился от пуль и крупными каменьями скатывался к воде. Толстые сочные стебли растений, срезанные пулями брызгали терпким запашистым соком. Слышны были крики боли и страха. Один из алеутов в растерянности потеряв осторожность, выскочил на тропу и кинулся вверх. Расстояние явно превышало трех сотен шагов, и стрелять из гладкоствольных ружей смысла не было. Промысловые с любопытством наблюдали как алеут, задрав подол парки из птичьих шкурок, мелькая голыми пятками, улепетывал прочь от смерти. Но видать не судьба. У Соловьева оказался в запасе заряженный штуцер.
Оружие нарезное, и в ближнем бою не удобное из за длительного заряжания. Но в данный момент самое подходящее. Из штуцера добрый стрелок за восемьсот, а то и за тысячу шагов поразит противника.
Унанганец бежал тропой в гору. Почувствовав безопасное расстояние остановился восстановить дыхание. Обернувшись к русским он стал что то кричать и пританцовывая. В этот момент и словила его пуля из штуцера. Разворотив грудь и на вылете спину она затерялась где то в траве острова, а печать удивления все же успело остаться на лице дикаря.
Передовщик Иван Соловьев ощутил странное чувство. Его обоняние будто многократно усилилось. Он даже раздул ноздри ощущая волнующий запах крови. Зрение улучшилось так, что он четко разглядел агонию убиенного им дикаря. Это было первые совершенное им убийство. Ощущение превосходства и могущества над этим несчастным помутила в эту минуту его разум.
Тем временем матросы развернули баркас, и пошли обратно по Капитанской гавани.
- Глянь! Мачта! - крикнул смотрящий.
В залив вошел галиот Трапезникова. Вернее то, что от него осталось. Обгоревшая, черная корма красноречиво свидетельствовала о не лучших для нее временах, а единственный уцелевший парус, треща на ветру, с трудом двигал громадину корабля. О том, что это тот самый галиот свидетельствовал лишь уцелевший выдвижной бушприт и остатки фок-мачты.
- «Святая Троица» - снова крикнул смотрящий, разглядев надпись по борту галиота.
Опустив парус, и выкинув несколько весел, галиот пошел следом за баркасом в гавань Иллюлюк. Старшим на нем был мореход Иван Коровин

4

Годом раньше. Остров Уналашка. Острова Уналашка и Умнак два крупнейших острова Лисьей гряды, и находятся вблизи друг от друга. Пролив, что их разделяет, не более двух, трех верст будет. В редкие ясные дни с высокого берега Умнак западный берег Уналашки хорошо виден.
С восточной стороны острова Уналашка находится залив Капитанский ставший надежным убежищем для русских кораблей. Это было место отдыха промыслового люда идущего встречь солнцу. Сразу за Лисьей грядой начиналась Аляска. Русские стояли на пороге Америки, уже настойчиво без стеснения пытаясь ступить на ее землю. Стучалась и требовала не Российская Империя, а русское купечество и промысловый ненасытный люд.
В этот год к Лисьим островам подошли сразу четыре русских корабля. Два из них принадлежали Никифору Трапезникову. Галиоты «Святая Троица», и «Святой Николай» пришли первыми и заняли Капитанскую гавань Уналашки.
Следом подошли боты «Святой Иоанн» и «Святой Захарий» купцов Кульковых, бросивших якоря у острова Умнак.
Невиданное многолюдство приключилось в тот год. Русского промыслового люда на Лисьих островах скопилось сто семьдесят пять мужиков.
Казалось настали лучшие времена. У Никифора Трапезникова казна ломится от прибытков. Вот и рискнул купчина, снарядил сразу два галиота на промыслы, да и у других купцов паи прикупил.
На Лисьих островах все шло вроде бы миром, но до поры. Алеуты уже привыкшие к пришельцам обиды сносили молча. Ну а русские промысловые не скромничали. И лучшие лежбища для промысла захватили, да и баб алеутских тягали без особых церемоний.
Все это как бы входило в норму поведения. Нравы и понятия знаете дикие. Пришельцы, коих островитяне прозывали салигунгин, что буквально означало на алеутском языке - носящие шапки, были для них врагами и несмотря на малое число уже показали не раз сколь смелы и опасны. Их огнестрельное оружие приводило островитян в трепет. Но русские не стремились к уничтожению алеутов как те народы, что приходят войной с большой земли. Лишь бесцеремонно навязывают островитянам свои порядки и веру. Но это для любопытных дикарей бывало за частую даже в радость.
Так бы оно и ладно, да приключилось нежданное. Для русских наказание кнутом дело обычное. На Руси секут всех кого непопадя. За любую провинность всю спину и зад располосуют.
В бараборах у салигунгин добра много. Разбредутся русские промысловые малыми бригадами по острову, порой и вовсе жилища без присмотру оставят. Соблазн великий. Вот и сперли островитяне кой чего из приглянувшегося.
Иван Коровин в тот вечер и вовсе был не в настроении. Замочился, промерз на промысле, да еще и ногу поранил. Все оно мелочь и дело привычное, но как раз и пропажа вышла. Вот под горячую руку и велел передовщик выпороть аманата, что бы другим неповадно было. А тот в аккурат оказался сыном местного тоена.
Особо не церемонясь, задрали казаки парню парку, да выпороли с превеликим удовольствием. Все, какое никакое развлечение, да и мастера в этом деле были отменные.
Слава богу у парня здоровья не убавилось, лишь сидеть да спать на спине первое время неможелось. Но дело оказалось не в телесных повреждениях. Сие происшествие оскорбило алеутов до чрезвычайности.
Буквально на следующий день, все салигунгин, что разбрелись как обычно на промыслы, подверглись нападению алеутов. Острова Уналушка и Умнак были охвачены восстанием. Отравленные стрелы разили русских по всюду. В несколько дней было убито более ста пятидесяти промышленников, и сожжено три корабля.
Оскорбление было так велико, что дикари даже не пожелали взять добычу. Все имущество русских было сожжено вместе с их бараборами.
Лишь Ивашке Коровину, с остатками своих людей, коих набралось не более дюжины, удалось пробиться к галиоту, потушить огонь и уйти от смерти. Можно понять его радость, когда он узрел русское судно, пришедшее на Уналашку.

5

Вести полученные от Коровина изрядно поразили Соловьева. Такого он никак не ожидал услышать.
- Трудно даже на веру взять! Полторы сотни мужиков в пустую сгинули! – молвил чуть слышно Соловьев.
- Да мы же не ведали, что так обернется! Без всякой оглядки на промыслы разбрелись! Ружья под доглядом в землянках оставили. В руках одни колотушки да нож в сапоге, - оправдывался Коровин.
- Как же ты уберегся? – без всякого, из любопытства спросил передовщик.
- От того и уберегся, что рядом с байдарой был, да стрелки плохие достались. Берегом еще пятерых подобрали. Галеон чудом удалось затушить. Видать кто то из Святой Троицы сподобился да дождь добрый наслал. Сбил пламя, а мы уж уголья в воду покидали.
Будто сник Ивашка, вспоминая недавние события.
- Надоть примерно наказать дикарей. Всех под чистую вывесть.
- То дело говоришь, - согласился Соловьев, - прошлого дня и в меня стрелку ядовитую пускали. Алеуты вовсе страх потеряли. Неужто все из за поротого аманата?
- Оно так? Матрос у меня имеется, алеут, он же и за толмача. Вот и сказывал.
- Веди его до меня, - повелел Соловьев, чувствуя себя главным на острове.
Вскоре действительно появился алеут – матрос. Стриженный на русский манер, он мало отличался от промысловых, среди которых мелькали и якуты и камчадалы. Одежда, подогнанная по размеру, сидела на нем ладно и привычно. Он по мужичьи сдернул шапку с головы и поклонился в знак почтения. Во всем чувствовалось, что с жизнью дикаря он давно распрощался, и все русское для него стало много ближе.
Это понравилось передовщику Ивану Соловьеву. Он все более входил в роль господина и хозяина острова Уналашка. Власть над людьми их судьбами и даже жизнью пришлась ему по вкусу, а предчувствие большой войны будоражила кровь до крайности.
- Как тебя кличут? – вопросил он.
- Петр Неводчиков – на чистом русском ответил алеут, - по батюшке Михайлович.
- Вот как! Михайло Неводчиков тебе крестным приходится! – удивился Соловьев. – Наслышаны о сем славном мореходе! А сам с каких краев будешь.
- Я родом с острова Атту. Темнак, сын тоена Гидгиха . Так меня звали до крещения.
- Поведай нам сын тоена, а то в толк не возьму. Отчего твои сродственники войной пошли? Ведь дело пустое. Алеута выпороли! – наскучив болтать попусту, спросил Соловьев.
- Люди унанган с острова Уналашка мне не сродственники. Они враги Аттуанцам. Еще за долго до прихода русских на остров Атту, мой народ непрерывно вел борьбу с ними. Они многочисленны и считают себя господами на островах. Выпоротый алеут обыл сыном тойона, а сему наказанию у островитян не подвергались даже калги. Презренные рабы и те наказываются смертью. Наказание розгами, никогда ими не слыханное и не виданное, дикари почли за великое бесчестье. Теперь над всем племенем унанган с острова Уналашка будут смеяться даже калги. Оскорбление для унанган страшнее самой смерти.
Все замолчали. Так уж устроены люди. Сколько им не пиши заповедей, все истолкуют на свой лад. Вот и сейчас один Темнак, в глубине души, был горд за кровников. А все остальные размыслили по своему. Одни посчитали это дикой глупостью, другие тупой гордыней.
- И что же далее! Не смерятся вовсе?
Темнак лишь отрицательно мотнул головой. Иван Соловьев поднялся на ноги и все в ожидании решения передовщика затаили дыханье.
- Не гоже нам ватажники обращать внимание на дикие законы островитян. Мы русские и будем жить по своим законам. Дикари либо примут русскую веру и станут нам братьями, либо будут калгами. По моему разумению они совершили страшное душегубство. Полторы сотни православных душ загубили. Их воровские делишки привели в разор нашего благодетеля купца Трапезникова. И нам продолжают грозить стрелами. Здесь на берегу бухты Иллюлюк поставив острог, подготовим дружину и пойдем войной на дикарей.
- Из чего острог ставить собрался? Глень, какое безлесье! Тут не Сибирь – матушка! – послышались сомнения среди промысловых.
- Плавни соберем, каменья, - Соловьев чуть помолчал решаясь. - Галиот «Святую Троицу» разберем. Все одно, по морю он не ходок. «Святых Петра и Павела» дай бог уберечь!

6

Сентябрь 1765 года. Остров Уналашка, бухта Иллюлюк. Застучали на Уналашки топоры. Шибко русский люд охоч до работы. Особливо строить горазд. Оно конечно за частую не до красот, но вот добротно за всегда.
Сибирский свежесрубленный острог хорош, слов нет. Тут тебе и частокол, сторожевые башни и добротные срубы. Все из вековых сосен да листвяка. Все добротно, крепко и уютно. А уж дух идет добрый, не надышишься.
Тут же, на Уналашке, стены пришлось сложить из каменьев. Черным кольцом оградили они избы. Вот только избами едва ли можно назвать сии сооружения. С виду толи полуземлянка, толи хижина. Тут главное чтобы надежно укрыться от ветра и дождя, чтобы в сухости и тепле отдохнуть и ночь скоротать. Алеуты прозывают русские жилища бараборами. Бог знает, что бы это значило, но название самое подходящее. Ведь как не взглянуть барабора и вышла.
Против крепости поставили бот «Святой Петр и Павел». Его фальконеты грозно смотрят на море. Кто кого стережет не понятно. Толи крепость свой бот, толи бот крепость, но в паре всегда спокойнее. Караульные ныне по всюду, слава богу народа хватает. По берегу в скрадах хоронятся и на боте у пушки караул стоит.
Алеуты рядом. Их дух порой даже ветром заносит, и стрела нет, да упадет у стены. А резкий запах варившегося мяса морского льва говорил о крупном скоплении дикарей вокруг крепости.
Промысловый люд рвется в бой. Желание отомстить велико, и добычу ждут не малую. Кто байдарой или каяком алеутским завладеть мечтает, а кто и попросту бабу словить в полон.
Но Соловьев не торопиться. Закончили крепость ладить так велел щиты плести для защиты от стрел. Благо, что ивняка хватает на острове, а уж плести из лозы дело знакомое.
Сентябрь на Уналашке, месяц самый благостный. И ветра тише, и дней ясных по более прочих. Но в то утро выдался туман. Еще до рассвета он пришел с моря плотно укутав поверхность и берега Капитанского залива.
Над Иллюлюком он навис так плотно, что караульные, все свое внимание сосредоточили на звуках. Без того тихая бухта, сейчас будто замерла.
На боте у заряженного фальконета стоят на карауле двое промысловых. Оба напряженно вслушиваются в эту звенящую тишину, тщетно пытаясь что либо разглядеть. Но несмотря на рассвет туман на столько плотный что еле просматривается борт до воды.
Фальконет установлен прямо на борту бота, на этаком вертлюге, что позволяет вертеть это грозное по тутошним местам оружие. Сея пушка хоть калибра и не большого, но способна пальнуть столько картечи, что добрая сотня ружей лишь осилит.
- Вроде что то плеснуло? - молвил тот, что без конца трогал орудие, и повернул фальконет в сторону звука.
Второй подошел к нему, и тоже прислушался. Казалась перепонки этих двух сейчас лопнут от напряжения. По крайней мере боль пошла от головы по шее расплываясь по обеим плечам
- Вновь плеснула!
- Я тоже сейчас слышал, может морской зверь балует!
В тумане мелькнула чуть видимая тень.
- Я сейчас ему побалую, - не выдержал мужик, зажег фитиль и приложил к запальному отверстию.
Фальконет рявкнул и выплюнул в туман горячий смертоносный свинец. Громкий выстрел орудия повторило еще более громкое многократное эхо.
Подобного грома на Уналашка еще не слыхали. Даже при извержении вулкана, все рокочет и грохочет как то скромнее.
Морские птицы Капитанского залива поднялись со скал и устроили жуткий переполох. Морские животные, оставив уютные лежбища, в панике бросились в открытое море.
Русские промысловые кинувшись к стенам крепости, учинили такую пальбу в сторону моря, что только вмешательство Соловьева заставило их остановиться.
Стрельба прекратилась. Вновь наступила мертвая тишина. Туман продолжал закрывать всю округу, люди в напряжении оставаясь в укрытиях готовы были вновь открыть огонь по малейшей на то причине. Но таковой не последовало.
Наконец туман стал подыматься вверх, рассеиваться и унесенный ветром исчез вовсе. Вся округа ясно предстала десяткам любопытных глаз. И представшая картина надо заметить ни чуть их не разочаровала.
Прибойная волна уже выбросила на берег остатки разбитых боевых байдар, среди них, на черном песке Иллюлюкской бухты, валялись десятки убитых дикарей.
Во как! – удивленно выдохнул один из промысловых.
Видимо густо шли! – высказал кто-то предположение весьма близкое к истине.
Большую часть убитых накрыл фальконет, положив картечь прямо в гущу идущих к берегу байдар.
Молодежь бросилась посмотреть на мертвых алеут. Но гордиться особо не пришлось. Обнаженные тела поверженного врага, прикрывала лишь легкая парка шитая из шкурок морской птицы. А из оружия луки, вида неказистого, напоминающие те мальчишеские поделки, что мастерят на Руси повсеместно, да небольшие копья или гарпуны. Кто их разберет. Костяные наконечники, слабы для любой, самой хилой защиты. Самый дряхлый тегиляй доставшийся от деда без трута защитит хозяина.
Даже не верилось, что дикари с этаким вооружением, могли перебить почти две сотни русичей.
Подсобрав этакие диковины, притащили в крепость, для всеобщего лицезрения. Хоть и ладно сделанные копья были до того легки в руке, что Соколов более в шутку заявил.
- Этакими костяными спицами лишь воробья зашибить можно.
Все дружно засмеялись. Молодые дружинники даже устроили соревнования по метанию алеутских копий. Подозвали и Петра Неводчикова. Алеут, уже далеко не юноша, и в меру характера не разделял всеобщего веселья. Как чистокровного унанганца, этот смех даже оскорблял его.
- Неводчиков! – кликнули его, - Покажи русскому человеку! Как твои родники собрались воевать с нами этими спицами.
Все опять дружно рассмеялись, а на душе Темнака заскреблась обида. Он молча взял в руки единственный, оставшийся целым гарпун, и пошел к берегу. Все с любопытством последовали за ним.
Там он подобрал незаметную дощечку, тоже принадлежащую убиенным, и стал высматривать в воде морского зверя.
Достойную мишень предложил сам передовщик Иван Соловьев. На мелководье в двух сотнях, а то и более шагов, вода сильно скрадывает расстояние, паслась морская корова. Молодой самец, медленно переваливаясь с боку на бок пожирал морскую растительность, что огромными деревьями подымалась из бездны и застилало ковром поверхность моря. Его бездонное брюхо набитое пищей отливало темно коричневым цветом, а бугристая кожа казалась непробиваемой броней.
- Убей того самца, и докажи, что алеуты достойный народ, - распорядился передовщик.
Услышав такое некоторые даже ахнули.
- Шутка ли! Тут и с фузеи можно маху дать, - буркнул кто-то из молодых.
Все затаив дыхание стали следить за Темнаком.
- Для такой крупной цели нужен яд борца, - заявил он
Вскоре, в зарослях, что укрывались в расщелине, он отыскал большой желтый цветок. Тот источал тяжелый ядовитый дух.
Переломив мясистый стебель, Темнак выдавил сок, и обильно смочил костяной наконечник.
Затем он вложил гарпун в дощечку с костяным упором, а другой конец с отверстиями и углублениями для пальцев удобно взял в правую руку. Дощечка, что он подобрал на берегу, оказалась метательным приспособлением.
Сосредоточившись, Темнак метнул гарпун. Дощечка, не более чем с руку длинной, видимо многократно увеличила силу броска, и гарпун, описав дугу, вонзился почти сверху в спину морского зверя.
Тот даже не почувствовал жалкого укуса и продолжал заниматься своим делом, но гарпун надежно торчал из спины животного.
- Я никогда не был лучшим охотником! – тихо, скрывая гордость, произнес Темнак.
- Ты хочешь сказать, что любой дикарь метает гарпун ни хуже тебя? – удивился передовщик.
- Морские бобры звери пугливые. Охотники унанган бьют их с большого расстояния. В главной улягаме у каждого охотника есть мясо и шкуры морского бобра.
К вечеру мужики разделали тушу. Убитое животное выбросило на берег волной. Темнак заверил, что действие яда закончилось, и для убедительности проглотил кусок мяса.
Морские коровы водились на Алеутских островах во множестве. Их мясо сильно напоминало говяжье и даже превосходило по вкусу. Оттого стало основным видом заготавливаемых припасов. Это и погубило морских коров. Их стадо за пять десятков лет было истреблено русскими промышленниками и исчезло с лица земли.

7

Время неумолимо, и как бы Соколов ни сдерживал начало конца старой Уналашки, этот миг наступил.
Месяца не прошло, как бот «Святые Петр и Павел» бросил якорь в бухте Иллюлюк. А как все преобразилось! Ведь на берегу стоит русская крепость. Самая дальняя и самая первая на тех землях, что скоро назовут Русской Америкой.
Народец, в ватаге передовщика Соколова, самый разный. Тут и вояки отменные, это более из казаков. Есть Вологодские крестьяне, эти на все руки мастера. Немало и гулящих людишек. Ни кола ни двора, счастье по Сибири ищут. Народ лихой, баламутный, но закаленный и смелый до отчаяния. Таких держать в узде тяжело.
Сам Иван Соколов, тоже крут не в меру. Власть любит и держит ее крепко. От того сразу и Коровина к себе не допустил, велев ему в крепости хозяйством и караулом заниматься. Тот мужик пуганный, сам спать не будет, караул проверит.
- Слово дело! Пора и честь знать. Отомстить за братков промышленников убиенных, да твердой рукой утвердить на острове власть русскую, имперскую, - так заявил Соколов на общем сходе, и повел русскую дружину на ворога.
Наступивший октябрь особых изменений в погоде ни принес. Да и какие тут изменения, если круглый год осень. Сырость круглый год к ней привыкаешь, а редким солнечным дням радуешься. Вот только к ветрам привычка не появляется. На Алеутах их ненавидят. Ветер слабый, охотятся и радуются, средний или сильный тоже охотятся с большим риском, а если с ног сшибает, и каяк ломает волной, то в улягамах хоронятся.
Но сейчас все по другому. Алеутские мужчины все заняты войной. Да такой, что и старики не припомнят.
Русские на острове Уналашка появились лет пять назад. Салигунгин, так алеуты прозвали пришельцев. Хоть и малым числом объявились, но страху на островитян напустили, более чем соседние племена.
Все бы ладно. Добра невиданного привезли. На шкуры бобровые меняют не скупясь. Вера их православная пришлась по сердцу островитянам. Только вот пришельцы не в меру самонадеянны и вовсе не считаются с обычаями островитян.
Лучшие места охоты заняли. Алеуты теперь с оглядкой выходят в море. Не дай господь на старшего брата нарваться. В улягамы явятся, так все что по нраву себе заберут, хоть то припасы съестные, хоть девки красивые.
Все это понятно островитянам, завоеватели всегда так поступали. Но у каждого народа есть струнки которые нельзя трогать. Когда для него становится жизнь не мила. Надо бы пришлым знать это. Гордость и обидчивость заставила алеут перешагнуть страх перед смертью.
Не раз бывало на островах такое, что и при мирной жизни от стыда семьями гибли. Добыть пропитание дело простое. Но вот охота удел мужчин. Если что случится, или охотник вовсе сгинет в море, в семье наступает голод. Вроде, чего проще во время отлива выйти к морю и собрать на мелководье всяческой твари морской. Но это занятие не достойное, удел одиноких стариков. Да и те стараются делать это таясь от посторонних глаз. Смеяться будут. Так ожидая охотника с добычей, от голода и гибнут, предпочитая смерть насмешкам.
Главного тойона Уналашки звали Талик за его сильные руки. В молодые годы он был лучшим гребцом на острове. Его каяк разгонялся на воде как пущенная стрела, а гарпун метал дальше и точнее других.
Русские нанесли ему оскорбление, выпоров его сына как последнего презренного калга. То, что такого наказания народ унанган не видывал, лишь усиливало трагизм происшедшего.
Тойон Талик опытный воин и свой остров знал в совершенстве. Его воины разбившись на мелкие отряды, хоронясь от пришельцев не спускали с них глаз изучив их повадки и места охоты. В назначенный час они напали как чайки, что молниеносно пикируют на рыбу и хватают ее так мгновенно, что та при всей своей проворности даже не успевает увернуться.
Русские были истреблены в несколько дней. Малейшее ранение и яд борца вызывал парализацию конечностей, а затем и остановку сердца.
Но месть тойона на этом не закончилась. Добра на галиотах и в русских бараборах было не мало. Только оружие и металлические изделия представляли сказочные богатства для островитян.
Тут Талик и проявил верх своей изощренной мести. Ведь убить это пол дела, он решил оскорбить и на века опозорить русский род. Тойон Талик сжег их добро вместе с бараборами и галиотами, а все, что было из металла, утопил в море. Это была не виданная по жестокости месть. Русские никогда не смоют сей позор. Так считал Талик, и так считали все унанганцы острова Уналашки.

8

Во второй половине октября русская дружина выступила на островитян. Вел дружину сам передовщик Иван Соколов. Пол сотни дружинников, погрузившись на байдары пошли войной на немирных инородцев. В крепости Иллюлюк оставались хворые, да Ивана Коровина с небольшим гарнизоном.
Русские вышли из Капитанского залива и пошли вдоль побережья на юг. Переполненные байдары опасаясь волны шли осторожно, удаляясь от побережья лишь при крайней необходимости. Плетеные из лозы щиты, обтянутые сивучьей кожей, расставленные вдоль борта, надежно защищали дружинников от случайной стрелы.
Обогнули северо-восточный мыс изрезанный мелкими бухтами, и попали в обширный залив, уходящий вглубь острова. Шли осторожно, скрываясь за прибрежными скалами и рифами.
Заметили первых островитян. Алеуты увлеченные охотой на бобра даже не заметили русских, быстро укрывшихся в небольшую бухту, а те с любопытством стали наблюдать за промыслом островитян.
Алеуты в одноместных крошечных каяках сновали среди рифов. Охота на бобра шла полным ходом. Эти животные, поймав рыбу, поедают ее на воде, забавно лежа кверху брюхом. Брюхо в этом процессе служит удобным столиком. В таком же положении бобры любят и отдохнуть, даже дремлют покачиваясь на воде.
В такие минуты охотник и атакует. Выскочив из за рифа, камня, скалы каяк стрелой несется к животному. На бесшумно скользящем каяке островитянин на ходу достает небольшой гарпун и с помощью метательной дощечки посылает его в сторону бобра. Точность и расстояние броска удивительная. А самое главное соседние бобры не пуганы. Нырнут, отплывут чуть в сторонку и далее кормятся.
- Во дают! Нам бы в артель таких охотников с десяток человек! – подумалось передовщику в эти минуты, и добавил вслух. - Ежели будут сдаваться, пущай сдаются. Сгодятся.
Выстрел разорвал тишину, бесцеремонно нарушив первозданный покой. Так вышло, что один из дикарей, увлеченный погоней, совершенно неожиданно влетел на своем каяке в бухту, где укрывались русские. Вот кто-то и пальнул.
Пугливые бобры молниеносно растворились в морской пучине. Чайки со скал поднялись в небо, подняв неистовый гам, а алеуты стрелами ушли в глубь залива скрывшись за многочисленными береговыми уступами.
Единственный трофей, убиенный алеут-охотник, в перевернутом каяке качался на воде. Его отбуксировали к берегу и вытащили на песок.
Сильно привлекло внимание русских шляпа охотника. Этакое кепи с очень длинным козырьком, что клюв у цапли. Главным ее украшением были усы морского льва, что во множестве топорщились по сторонам. Выполненная из цельного куска дерева, раскрашенная яркими цветами, она выглядела очень необычно.
Нельзя сказать, что сея шляпа выглядела нелепо и не к месту. Наоборот она предавала охотнику вид необычный, стремительный и даже магический. Это был предмет древнего культа охотников, смысл которого уже затерялся в веках.
На этом алеуте, поверх парки из птичьих шкур, была одета еще камлейка, шитая из кишок сивуча, она была надежной защитой от непогоды и брызг морских волн. Копешон и рукава плотно затянуты вязками. Также крепкая вязка затягивала пояс гребца, соединяя его в единое целое с каяком. Так что переворот ни чем не грозил гребцу, лишь требовалась сноровка перевернуться обратно.
Дружина себя обнаружила, и теперь любое промедление на руку врага.
- Идем в глубь залива. Глянем куда подевались беглецы. – Велел Соколов, и ватага двинулась далее.
Залив казался бесконечным. На многие версты он уходил в глубь острова, и сам по себе оказался замысловатым лабиринтом. Кругом изрезанный скальный берег со множеством бухточек. Из-за каждого утеса могла выскочить вражеская флотилия боевых байдар. С великой опаской, осторожно русская дружина продолжала свой путь вглубь залива.

9

Главная улягама Уналашки. Тоже время. Залив, по которому шла дружина Соколова, разделяет остров Уналашку на две половины. Там где они сходятся, перешеек не более версты. Здесь, по прямой, от северной к южной стороне идет лог. Он до такой степени забит растительностью, что не представляется ни какой возможности для прохода. Любая борьба человека с этими растениями, лишь вызывает еще большую активность роста. Слишком мало на острове мест защищенных от ветров. И растения Уналашки не собираются отдавать даже малость.
Поэтому набитая тропа идет недалече от лога, скальными ступенями, и уходит на плато где находится пресное озеро. Здесь на ее берегу и располагается главная улягама народа унанган острова Уналашка.
Главная она считается от того, что самая большая среди улягам, и в ней проживает вождь племени, главный тойон Талик.
В понятии Талика его улягама совершенная защита от любого врага. Там большие запасы пищи и воды, там склад, где лежат тысячи стрел, а построена она из деревьев, что растут неподалеку в логу и эта редкостная роща является гордостью его племени.
Улягама огромна! Это огромная землянка, где потолок стоит на множестве опорных столбов. Со стороны видны лишь отверстия. Это входы – лазы. Они узкие. Любой враг пожелавший забраться в улягаму, будет без труда заколот защитниками. Разобрать или разрушить небольшим числом людей ее не возможно, для этого понадобится много времени.
Сообщение о том, что сюда идут салигунгин не сильно тревожило его. Он знал слабость врага. Их уверенность в себе, беззаботность уже помогли одолеть большое число салигунгин. А эта малая кучка пришельцев ему не страшна. В главной улягаме три сотни воинов, и еще две сотни ждут у тропы в засаде. К этому отряду будут подходить воины с других улягам. Их станет много больше.
Хитроумный план тойона заключался в том, что бы заманить салигунгин сюда к главной улягаме. И тогда второй отряд охватит пришельцев внешним кольцом и салигунгин окажутся в ловушке. Им придется повернуться спиной к унанганским стрелам. Это будет великая победа, о которой будут слагать песни и прославлять доблесть Талика.

10

Тропу уходящую вверх, обнаружили без труда. Она хорошо просматривалась с воды. Веками набитая островитянами, она представляла удобный подъем с террасами и ступенями. Трудно было разобраться где поработала природа а где люди.
При подходе к берегу русская дружина была атакована дикарями. Стремительно подлетев на каяках, алеуты пустили стрелы и тут же исчезли. Десятки стрел пропали впустую. Одни застряли в плетеных щитах, а большая часть попросту упало в море.
Русские успели дать залп. И картечь разнесла несколько каяков вместе с гребцами. Залп дали более для собственной уверенности, что бы лишний раз убедиться в своем превосходстве.
Превосходство было огромным. Новейшие системы гладкоствольных ружей, с использованием зарядных гильз, позволяли опытному стрелку делать в минуту до трех выстрелов. При этом оставаясь совершенно неуязвимыми для стрел с костяными наконечниками. Щиты, и кольчуги, надежно защищали каждого дружинника.
Подъем по тропе дался тяжело. Сверху летели камни и стрелы. Под их градом приходилось нести поклажу и обороняться. Появились раненные. Любая царапина от стрелы могла оказаться смертельной. Чтобы не дать смертоносному яду проникнуть вглубь организма, приходилось на ходу пускать и отсасывать из ран кровь.
Соколов шел впереди отряда. Прекрасный стрелок, единственный вооруженный штуцером, он был опасен. Горе тому, кто попадал на его мушку. Штуцер убивает на повал с огромного расстояния, когда жертва даже не чает опасности. Единственная беда у стрелка, та, что штуцер крайне тяжел при заряжании. Пуля в нарезной ствол забивается шомполом с большим трудом.
После каждого залпа, толпа алеутов откатывается прочь, с удивлением видя десятки павших родников. Пока дружина поднималась на плато, вся тропа была устлана трупами дикарей.
Просчитался Талик. В открытом бою его воины оказались опасны для русских не более чем котики на лежбище. Весь его заградительный отряд, на который возлагались большие надежды, пал от пуль салигунгин не причинив им ощутимого вреда.
Столь быстрого появления врага у главной улягамы Талик не ожидал. Перед ним были совершенно другие салигунгин. Куда только подевалась их бесшабашность. Небольшая по количеству, но хорошо защищенная и вооруженная огненными стрелами русская дружина была не уязвима и несла страшные разрушения и смерть. Залпы десятков ружей следовали один за другим. Свинцовая картечь, разила на повал все живое. Деревянные укрытия разлетались в щепки. Даже островные скалы, сыпались песком под градом пуль.
Русские наступали. Их натиск был не удержим. Спасаясь от пуль, дикари укрылись в улягаме, надежно закрыв из нутрии все входы и выходы.
Осада. Для русских это была возможность перевести дух. Окружив улягаму, скрываясь за камнями, стрелки зорко следили за дикарями, тут же пресекая любую попытку вылазки.
Дело шло к вечеру. Ночная мгла, туман это союзники унанганцев.
- Надо кончать с ними до вечера, - буркнул кто-то из старых вояк. – В сумерках разбегутся. Где их потом сыщешь?
- И то верно! - подал голос передовщик. - Тащите братцы пару бочонков пороха. Бомбу чинить будем.
- Эх жалко порох переводить! Погодь жечь! Для промыслов опосля не хватит! – послышалось резонное замечание.
- Чего годить! А то опосля и не понадобится. Окурят дурманом, да кончат спящими.
- А но так! – согласились многие.
- Разболтались! Мать вашу так! – выругался передовщик.
По его команде дружинники приспособили к бочкам фитили и заложили заряды по углам улягамы.
Промысловый люд ушлый. Все знают и все умеют. Такая уж жизнь. То промысел, то война. Ко всему привычны.
Мощные взрывы прогремели один за другим. Земля дрогнула так, что даже бывалым воинам стало не по себе. Вверх поднялись столбы земли и разрушений. Обломки улягамы, с частями человеческой плоти разлетелись по округе.
Получив сильные повреждения, целостность замысловатой конструкции улягамы нарушилось. Все многочисленные стойки, балки пришли в движение и рухнули на головы оставшихся в живых унанганцев.
По самым осторожным подсчетам в главной улягаме Уналашки погибло до трех сотен алеутов. Те, кто все же уцелел, не желали сдаваться, и были зарублены саблями. Кровопролитие при сей бойне было ужасное.
От ныне на месте главной улягамы Уналашки, будет пустошь. И островитяне на века запомнят этот страшный по жестокости урок, и никогда не будут противится салигунгин.
Но сейчас смерть продолжала гулять по острову. На обратном пути русские байдары столкнулись с целой флотилией боевых байдар унимакских алеутов. Это были воины с соседнего острова спешащие на помощь своим родникам.
Столкнулись нос к носу. В русских полетели стрелы и гарпуны. На этот раз были убитые и раненные. Благо, что алеуты не успели снабдить оружие смертоносным ядом. Для русских все могло оказаться гораздо хуже. Но последовал залп ружей, который с близкого расстояния в щепки разнес остов одной из байдар, а другие в панике бежали восвояси.
Уничтожена была и улягама небольшого острова Спиркин, возле которого русские начали промышлять бобра.
На этом трагедии Уналашки заканчиваются. Отныне здесь встала первая русская крепость Иллюлюк. Твердой рукой обозначив русское владычество на острове, ставшее надежной гаванью для кораблей и убежищем для промыслового люда. Здесь останавливались русские купеческие корабли перед последним переходом к Американской земле. От Аляски, Уналашку отделял лишь последний пролив.
Соколов после двухлетнего пребывания на Уналашки, вернулся на Камчатку. Военные баталии помешали промыслу, и добыча его ватаги изменить положение купеческого дома Трапезникова не смогла.
Убытки компаний, снарядивших суда на Уналашку, по официальным данным, составляли восемьдесят девять тысяч рублей, а по сведениям купца Кулькова, они превышали сто тысяч руб. Особенно пострадал богатый иркутский купец Никифор Трапезников, игравший на Алеутских островах главнейшую роль в организации пушного промысла.
Гибель трех судов во время бунта туземцев, крушение в 1768 г. его бота «Святые Петр и Павел», банкротство некоторых его должников превратили Трапезникова в бедняка, чья старость прошла почти в полной нищете.
Но эти трагические по своей сути годы стали переломными. Алеутские племена полностью подчинились русскому владычеству. На всех островах Алеутского архипелага встали Православные кресты, а на острове Уналашка появилась первая русская крепость Иллюлюк. Российская Империя готова была ступить на Американский континент.