Американская девственница

Американская девственница
Дора
Весьма вольный перевод с английского А. Новикова

Есть у нас в США такой штат-мечта – Вермонт. В этом штате мы и живем. Здесь не нужно никаких специальных разрешений на огнестрельное оружие и его ношение (скрытое или открытое). С малых лет я была без ума от отчима, его большого револьвера "Freedom Arms модель 555" и ревновала его к маме. Ну, не совсем с малых ревновала! Когда он появился, всего десять мне было…

Наш дом – типичный вермонтский коттедж, с красной жестяной крышей, которая блестит под солнцем, и белыми деревянными стенами, обшитыми сайдингом.
Стоит он на окраине городка, утопая в зелени кленов и сосен, с лужайкой спереди, где летом мы ставим гриль для барбекю, а осенью сгребаем опавшие листья в огромные оранжевые мешки.
В жару тут почти рай: веранда с качелями, где я люблю читать, попивая лимонад, и задний двор с гамаком, где мама иногда загорает.
Но этот рай портил наш черный кот, царапучий и кусачий, да еще отцовский ремень, что висел в шкафу, как напоминание о строгом воспитании.
В общем, наш домик – как сотни других в Вермонте: уютный, но без излишеств, с флагом США на флагштоке у крыльца и почтовым ящиком, раскрашенным в цвета звёздно-полосатого.
Моя комната на втором этаже – ничего особенного, но своя. Узкая кровать кровать, на которой я сплю и мама меня воспитывает, платяной шкаф, где я храню свои джинсы и футболки, да полка с книгами – от "Гарри Поттера" до старенького издания "Приключений Гекльберри Финна".

На полу пушистый ковер,  у стенки письменный стол с моим старым ноутбуком и кучей наклеек на нём. А ещё свой душ и туалет – роскошь для девчонки вроде меня! 
Кухня у нас открытая, с большой стойкой, где мы завтракаем, поедая панкейки с кленовым сиропом, который в Вермонте льётся рекой.
За стойкой – гостиная с потёртым кожаным диваном, старым телевизором и кофейным столиком, заваленным журналами про охоту и рыбалку. Уютно, но без понтов – всё, как у обычных американцев в наших краях.


На кухне открытой планировки достаточно места для хранения вещей, открывается вид на большую комнату и прилегающий уютный уголок для завтрака.
И в этом уютном домике не раз и не два я чувствовала себя босоногим Гекельберри Финном, которого папа воспитывал ремнем. 
Сколько раз, лежа животом на подушке, попой вверх на кровати, я думала, что девочек так сурово воспитывать нельзя, но жаловаться некому.
Порка детей по законам нашего штата разрешена так же, как и хранение и ношение оружия!
Еще жизнь мне портил наш домашний черный кот, считавший, что он в доме главный: царапался и кусался, писал на ковер и гадил в обувь.
Если бы не ремень и не тот кот, моё босоногое детство в нашем вермонтском домике было бы почти идеальным. Но, как говорится, в Америке свобода – это не только оружие, но и строгие правила. А я, как Гекльберри Финн, всё равно мечтала о приключениях, лёжа на своей кровати попой кверху после очередной воспитательной "беседы".
 В сущности, наш домик мало чем отличался от подобных же домиков, что разбросаны по всему штату.

А теперь немного о моей мамочке.
Ох, посматривали мужчины на мою мамочку! Высокая и стройная,  фигура как у античной статуи, кожа цвета бронзы и с жарким огнём в крови! Моя мамочка – настоящая красавица, хоть и полукровка. Высокая, под метр девяносто, с фигурой, как у моделей из тех журналов, что она иногда листает, потягивая кофе.
Волосы черные, как вороново крыло,, длинные, до пояса, и кожа бронзовая, будто она только что вернулась с пляжа в Майами.
Глаза её искрят, как угольки, особенно когда она смеётся или, наоборот, сердится. Мама в молодости играла в баскетбол за школьную команду, и до сих пор у неё в шкафу висит старая спортивная форма с номером 18.
Мужчины на неё заглядывались – на заправке, в супермаркете, даже в церкви по воскресеньям. Но, как она сама говорила, "кому нужна женщина с ребёнком и такой кровью?"
Я же в неё не пошла: рыжая, как дед-ирландец, с веснушками и кожей, которая краснеет от малейшего солнца. Мама всегда шутила, что я – её маленькая "ирландская фейри", но ростом я в деда.
Вдобавок, я рыжей уродилась, и кожа светлее, чем у нее. В дедушку пошла, наполовину ирландца!
Смотреть-то мужики на маму смотрели, но кому нужна женщина-полукровка с ребенком...
Отец, да хранит Господь его душу, с честью защищал права США в Ираке, да там его и зацепил снайпер!

И вот настала пора рассказать об отчиме и его револьвере.
Гроб отца под американским флагом нам в Берлингтон привез папин друг, списанный по ранению. Огромный, очень коротко стриженый мулат. Выше мамы на полголовы.
Отчим мой – совсем другая история.   
Огромный, как медведь, мулат с коротким ёжиком волос и шрамом на щеке, который он получил ещё в армии. Он выше мамы, а это редкость, учитывая её баскетбольный рост. Приехал он к нам в Берлингтон, когда привёз гроб отца, накрытый американским флагом.
Папа, да хранит его Господь, погиб в Ираке, защищая "свободу и демократию". Тот день я запомнила навсегда: отчим, тогда ещё просто друг отца, обнял маму, утешая, а я сидела в углу и ревела.
Он остался на поминальный обед – мама наготовила жареной курицы, картофельного пюре и яблочного пирога, как полагается у нас в Америке.
А потом задержался в объятиях моей мамы и утешал ее, как мужчины умеют. Потом он уехал по делам, и мы с мамой думали, что навсегда.
Мама тихонько плакала и сурово выпорола меня ремнем за небольшую, в общем, провинность.
Тогда, спуская трусики в ожидании воспитания, я думала, что получаю так строго из-за того, что мешаю маминой личной жизни! И очередной мужчина уехал, и именно из-за меня! Он не вернется, а мне – ремень!
А он, уладив дела, пару месяцев спустя вернулся и насовсем остался.
И я, в качестве довеска к маме, его не напрягала! Совсем! А вот наш черный кот решил доказать ему, кто в доме хозяин, и ошибся!

Отчим со мной подружился быстро и объяснил правила:
– Твой отец, – говорил он, пристрелив нашего черного кота, домашнего тирана и негодяя, – был настоящим мужчиной! Но его больше нет, а мне вот повезло!
Мне тогда показалось, что выстрел был как гром, запах пороха висел в воздухе, а я стояла, разинув рот.
– Без мучений умер, – сказал он, убирая револьвер. В комнате запахло порохом и кровью.
– Этот револьвер – его гордость, огромный, блестящий, с гравировкой орла на рукояти.
– Пять патронов, каждый может поднять три тонны на метр!  – хвастался он, показывая мне, как чистит его после стрельбы.   В общем, умер кот без мучений, а хоронить в саду почти ничего не придется!
***
– Сэр, а коту нашему почему так не повезло?
– А ваш кот плохо себя вел! – он убрал свой огромный револьвер, погладил меня по рыжим волосам и собрал то, что осталось от кота, в мусорный мешок. – Кот должен знать в семье свое место! Не расстраивайся! Мы заведем другого кота, доброго и ласкового! В обувь гадить, поганить ковер, царапаться в кровь я никому тут не позволю! В доме должна царить дисциплина и порядок!
– Сэр, а вы меня тоже убьете или будете, как мама, ремнем драть, когда я не буду слушаться? – мне стало страшно.
– Ты не кот, а человек. Дочь женщины, которую я очень люблю! Надеюсь, мы подружимся и всегда сможем договориться! – он строго посмотрел на меня и добавил: – Пропылесось тут всё, проветри и уберись как следует, а я провожу кота в последний путь!
Вот так в доме у нас в доме появился настоящий мужчина, а домашний чертик исчез навсегда.

Новый котик у нас тоже вскоре появился. Рыжий, полосатый, толстый, прожорливый, ласковый и ленивый. Не царапался и не хулиганил, а когда меня наказывали или я включала пылесос – уходил на кухню.
– Котик, ты меня понял? – отчим показал и дал понюхать ему револьвер, а потом посадил на лоток. – Будешь царапаться, прыгать на обеденный стол и гадить в обувь – пристрелю! Понятно?
Котик чихнул, поморгал глазами и, к моему с мамой изумлению, оказался понятливым, кошачью дурку включать не стал! Он признал мужчину главным хозяином.
Отчим, по-военному разобравшись с нашим первым черным котом и принудив к чистоте и послушанию нового, не только показал мне, что может натворить револьвер, но и начал водить меня в тир.
С первого похода я полюбила стрельбу, хоть в тот, первый раз, ни одна пуля в мишень не попала.

– Мой револьвер "Freedom Arms Model 555" самой что ни на есть классической конструкции и формы, – отчим показал мне, как надо целиться и спускать курок, – однако рукоятка всё же позволяет уменьшить отдачу на руку и запястья стрелка. И никаких дульных тормозов, гидравлических откатов и прочего. Только классика, только хардкор! Вот только для тебя он пока тяжеловат!
Его тяжелый револьвер мне тогда и двумя руками не удержать было, и мне в тире он брал пистолет напрокат, но за хорошую учебу купил мне "Smith & Wesson Bodyguard 380" – компактный полуавтоматический пистолет за четыреста долларов.

Даже не представляете, как было приятно взять его в руки. Непривычная и какая-то очень сильная тяжесть.
– Это самовзводное оружие считается одним из самых безопасных, – объяснял отчим, показывая мне, как разбирать и чистить мой пистолет, – а его рукоятка с зазубринами для пальцев и накладкой "рыбная чешуя" делает ее очень удобной, емкость магазина на шесть патронов. И не смотри, что он кажется таким миниатюрным, что даже тебе по руке. С ним служат и военные, и полицейские.
И запомни: "Оружие любит смазку и ласку"! Теперь стрелять будешь в тире из своего оружия!
Вот такой пистолет купил он для меня, хоть и по своим документам.

Жили мы дружно, призрак чёрного кота к нам не приходил, а потом, после поездки на озеро Шамплейн, я стала ощущать что-то похожее на ревность к маме.
Наш Вермонт – это не только клены, из которых сироп варят, и красные амбары, разбросанные по холмам, но и такие места, как Шамплейн, где вода сверкает под солнцем, а вокруг – леса и горы, будто сошедшие с открытки.
Летом там собираются все – от местных фермеров до туристов, которые таскают с собой фотоаппараты и заказывают кленовые конфеты в местных лавках.
Воздух пахнет соснами, жареным мясом и озёрной свежестью, а по выходным на набережной играет живая музыка – то фолк, то блюграсс, под который местные потягивают крафтовое пиво.
А потом была первая совместная поездка на озеро Шамплейн.
Мы поехали втроём на нашем старом пикапе "Ford F-150", с кузовом, заваленным одеялами, кулером с лимонадом и пакетом углей для гриля. Зона для пикника на берегу – это деревянные скамейки и столы из прочного материала, похожего на керамзитобетон, лёгкого и вандалоустойчивого, как раз для таких мест.
Вокруг – сосны, запах озёрной воды и дым от грилей, на которых жарят сосиски и бургеры.
 Отчим разжёг огонь, поставил решётку и начал готовить: кукурузу в початках, рёбрышки, замаринованные в соусе барбекю, и форель, которую сам поймал накануне, а мама сидит с ним рядом в купальнике и смотрит на него влюбленными глазами, гладит свой округлившийся животик, а я сижу поодаль, чтобы не мешать…
Повезло же мамочке! Отчим умен, статен, силен, потрясающе овощи с мясом и рыбу на гриле жарит! Кроме того, он метко стреляет! Он двухметровый мулат – потомок белого и негритянки.

Мама, в ярком зелёном купальнике, сидела рядом, и, как мне показалось, светилась от счастья – они ждали малыша, и я это знала.
Она смотрела на отчима влюблёнными глазами, смеялась его шуткам, а я сидела поодаль на одеяле, жуя бутерброд и чувствуя, как внутри закипает что-то странное. Маму, как мне казалось тогда, он любил, даже слишком, наверное… А я… Ревность? Может быть.
Повезло же мамочке! Отчим двухметровый мулат, статный, как герой боевика, с коротким ёжиком волос и шрамом на щеке, который он получил ещё в армии – умный, сильный, статный, готовит так, что пальчики оближешь, и стреляет, как снайпер. А я… я просто рыжая девчонка, которая должна убираться в доме, помогать на кухне и не мешать их счастью.

Отчим  работал в охранном агентстве, приносил в дом приличные деньги, а по воскресеньям, после церкви, потягивал пиво "Heady Topper" – местное, вермонтское, из банки с яркой этикеткой.
Он честно платил налоги, жертвовал на церковь, косил лужайку и обожал свой револьвер "Freedom Arms Model 555", который чистил  за кухонным столом, пока я делаю уроки, ходил в тир и на стрельбище.
Подружившись со мной, он честно старался со мной договариваться, учил стрелять и обращаться с оружием.

– Меткость стрельбы из пистолета зависит от множества твоих качеств, как от будущего стрелка! Надо тренировать ноги и руки, иметь чувство баланса, знать технику и провести очень много часов за тренировкой и за практикой. В тире и на природе! Каждое утро, перед школой, он заставлял меня делать зарядку: отжимания, приседания и махи гантелями, которые он сам мне купил – лёгкие, пятифунтовые, чтобы "не испортить девчачью фигуру", как он шутил. Если я ленилась, он грозился не брать в тир, а это было хуже  ремня.
Вот так меня воспитывал мамин, можно сказать, идеальный семейный мужчина, герой, о таком муже могут только мечтать повзрослевшие девочки!

Но всё же я росла бедовой девочкой. А что вы хотите от рыжеволосой мулатки с примесью ирландской крови? Поняв это, отчим, к удивлению моей мамы, взялся не за ремень, когда я проказничала, а брал меня на пробежку по тропинкам вдоль озера или учил приёмам самообороны.
– Ты не просто девчонка, – говорил он, – ты моя напарница!
И я, как могла, старалась: бегала, отжималась, училась держать пистолет ровно, хоть руки и дрожали.
А по вечерам, когда мы возвращались домой, мама пекла блины с кленовым сиропом, отчим включал старый проигрыватель с пластинками Джонни Кэша, и мы сидели в гостиной, смеялись и планировали новую поездку – может, в горы Адирондак или на ярмарку в Миддлбери.
И всё-таки, глядя на них, я иногда думала: "Вот бы мне такого отчима… то есть, мужа, когда вырасту". Но это уже другая история.

– Девочка должна не только ковры пылесосить, но и уметь стрелять и драться! – говорил он маме. – И не пускать в ход кулаки по малейшему поводу и без повода!Может в Чирлидинг ее отдать?
Но прыгать в группе Чирлидинга — с помпонами в руках по сравнению со стрельбой из пистолета – это не то! Пистолет круче помпона!
– Сэр, не бейте меня, пожалуйста! – просила я, показывая отчиму очередной результат школьного теста.
– За это с тобой мама разберется! – отвечал он, строго посмотрев на меня, – а в тир со мной сегодня ты не пойдешь! Твои школьные тесты очень меня огорчили!
Чаще всего мне за шалости доставалось от мамы: когда пару шлепков по попе, как за школьный тест в тот раз, а более основательных наказаний – отцовский ремень.
Помню, проехала на велосипеде на красный свет, случилась на дороге заварушка, хоть и без битых машин, но с вызовом полиции, а вечером… Шлепками тут не обошлось!

Напрасно я молила маму о прощении! Бедная моя попа! Не понимаю, как она не лопнула, а я от боли не умерла!
И неделю без тира и без велика! Но в кемпинг на озере они меня с собой взяли.
Оказывается, за ночёвку в кемпинге надо заплатить. Мы приехали на место, оставили машину на парковке, отчим выбрал свободное место для палатки и оплатил карточкой контролёру в будке.

Потом отчим разжёг гриль, и мы пили колу из огромных пластиковых стаканов. Он жарил лосося, завёрнутого в фольгу, и овощи – кабачки, перец, кукурузу.
– Жирная рыба вроде лосося – это чистое удовольствие, – говорил он, подбрасывая угли. – Масло не нужно, фольга всё сделает". Рыба таяла во рту, а запах гриля смешивался с озёрной свежестью, но потом… Ночью мама с отчимом легли спать в большом двуспальном мешке, а я в своем, отдельно.
Тут я впервые почувствовала, что ревную его к маме.
А потом ранним утром мне надо было собрать весь мусор и отнести его в контейнер и не заходить в палатку, а любоваться красотами природы снаружи.
Судя по звукам, доносившимся оттуда, они были сильно заняты, а я была третьей лишней!

Мама искренне считала, что меня надо держать в строгости, а пистолет "Smith & Wesson", хоть и небольшой, по моей руке, вообще ни к чему!
Но муж сумел убедить ее, что занятия с пистолетом и рукопашному бою идут мне только на пользу: результаты моих школьных тестов стали гораздо лучше, но вот с поведением оставались проблемы.
А что прикажете делать? Я не белая и не черная. Цветная, хоть и гораздо светлее мамочки, и волосы рыжие, непослушные! Хулиганила, да и драться в школе приходилось частенько! Спасибо отчиму, научил не только с грилем управляться!
– Тренировка по рукопашному бою стоит из двух частей: технико-тактической подготовке и физической подготовке, – рассказывал он, –  в драке на улице или на войне придётся на каждой тренировке шлифовать азбуку боя и постоянно пробовать что-то новое! Будешь и на растяжку упражнения делать, и на скакалке прыгать!
Понятно, что после тренировок тело ныло, мышцы болели, но занятий я не бросала. Одновременно он учил меня и стрельбе.
***
– После того, как ты освоила правильную стойку стрелка, –  он ставил меня босиком на ковер или на лужайку перед домом, и заставлял подолгу держать незаряженный пистолет двумя руками, –  необходимо отработать хват оружия. Именно от него в дальнейшем будет зависеть точность  стрельбы!
Мама видела наши тренировки по обращению с оружием и рукопашному бою. Она их не приветствовала,  но и не мешала, считая – место девочки дом и хозяйство, а не носы в школе разбивать и не палить из пистолета.
А я с первого похода в тир я обожаю стрелять! Это так здорово держать в руках и приручать свою стреляющую машинку. И в моей мишени дырок все больше и они все ближе к яблочку! Никаких мохнатых помпонов с которыми прыгает школьная команда Черлидинга я не признавала! 

– Оружие девочки – пылесос! И место ее на кухне! – говорила нам мама, после очередного похода в тир. – От вас порохом пахнет!
– Ну и что, у нас дома душ есть! А жарить на гриле я сам ее научу! – отчим не видел в запахе пота и пороха ничего плохого.
–  Отжимание, пресс, приседание по тридцать  раз, только потом разрешу пистолет взять! А потом будем осваивать гриль!
После тренировок в тире на нас оставался слегка кисловатый запах, напоминающий нечто среднее между дымом от  горящих хвойных иголок и сосновых стружек, а после рукопашного боя от нас несло потом так, что никакая "Rexona"  не помогала.
– Немытых и пахучих за стол не пущу! – строго говорила мама, отправляя нас отмываться после тренировок.
***
Лето у нас в штате теплое и влажное, и дома мы все ходили босиком. Теперь прятать голые ноги от кота не было надобности.
Я в футболке и маленьких шортиках, подарках отчима, или в коротком платье, мама в платье по колено, а он в футболке камуфляжного цвета и джинсовых шортах чуть выше колена.
– Пистолет всегда нужно держать только по направлению к мишени, – учил он, –  не опускай  ствол вниз и тем более не направляй оружие в сторону человека, даже, если он не заряжен! А не будешь слушать маму или плохо учиться – только теорию учить будешь! А теперь отработай  ударов руками – прямой «джеб».
Он надевал себе на руки специальные рукавицы-подушки, чтобы я  била в них до седьмого пота.

Сейчас нашему бывшему президенту Байдону выговаривают, что он дочь в душе мыл.
Ну и что из этого? Отчим в душ ко мне не лез, давно в душе сама мылась и помощи ни от мамы, ни от отчима мне не требовалось.
А жарить мясо и рыбу он на гриле он взялся меня учить. Вроде не хитрое дело, но надо вовремя перевернуть, вовремя сбрызнуть водой и вовремя снять.
– Филе-миньон, объяснял он мне,  — стейк из филейной части. Он по праву считается самым нежным и нежирным. Никогда не готовится с кровью, а твоя мама не любит с кровью. – Мариновать стейк необязательно: просто поперчи, посоли и смажь маслом, чтобы создать плёнку, по которой будет равномерно распределяться жар.
Интересно, что сколько бы мы с мамой не старались, самый вкусный стейк получался у отчима.
Впрочем, летом был не только гриль на лужайке, место под который отчим аккуратно выложил булыжниками.
Мы всей семьей поливали друг друга на лужайке из шланга, а отчим заставлял меня при этом "летнем душе" прыгать на скакалке, держать пистолет, чтобы я не обращала внимания на мокрые погодные неприятности и не теряла равновесия, стоя или прыгая в крохотном  купальнике, босиком в мокрой траве.

– Сэр, а ремень обязательно будет? – спрашивала я, переворачивая мясо на решетке гриля, зная прекрасно, что я в очередной нашкодила, с волнением ожидая, что на этот раз он все-таки возьмет ремень.
Почему-то наказание с его участием мне часто снилось, а в реале мне его совсем не хотелось.
– Это, как мама решит! А пока переверни мясо и побрызгай на него водой из бутылки. Вообще стейк можно запекать на кухне в духовке, но на гриле, на свежем воздухе он самый вкусный! А на кухне буду учить тебя печь шарлотку с яблоками и взбитыми сливками!

Мама, как поедим, будет поливать тебя из шланга водой, а ты возьмешь пистолет! Удерживай его правой рукой. Левой рукой, согнутой в локте, поддерживай кисть правой.  Левая нога, на которую перенесен вес, лишь немного выступает вперед. Правая нога почти прямая, ступня развернута на 45 градусов. И все! Стрелять пока не пойдем! Не заслужила!
– А что я заслужила?
– Убраться на лужайке, все помыть и почистить! Наряд на уборку вне очереди! А наш гриль, великолепно подходит для стейков. Его главная особенность — наличие крышки. Она помогает достичь идеальной готовности мяса: не превратить внешнюю часть в уголь и не оставить внутреннюю сырой. Приготовить сочный стейк на гриле — задача, с которой даже ты справишься, если не будешь зевать и отвлекаться.
Мама, строго глядя на нас и наши упражнения с грилем и с пистолетом,  не вмешивалась.

Шарлотку с яблоками я тоже освоила под его руководством. Несмотря на свою простоту, это блюдо популярно и любимо многими, не исключая меня, мою маму и отчима.
Ну, а за косяки по-прежнему рассчитывалась моя попа…
Мамочка, выйдя замуж, воспитывала меня всё тем же старым кожаным ремнём из сыромятной кожи — память о моём папочке, царство ему небесное. Эта штука жалила, как оса в жаркий июльский полдень.
А вот отчим? Этот мужик — двухметровый бывший вояка, крепкий, как вермонтский клён, и в два раза суровее.
Он меня пальцем не трогал, стейки не отбирал, да и шарлотку с яблоками из нашего сада, да с взбитыми сливками с местной фермы, всегда оставлял мне честную долю. Но, чёрт возьми, он запирал мой любимый "Smith & Wesson" в сейф и в тир меня не брал! После прыжков со скакалкой и холодного душа на заднем дворе так хотелось пострелять. Ну просто кошмар!
По ночам я слышала, как они с мамой в соседней комнате ворковали, страстью пылали, а я лежала и завидовала, аж зубы скрипели. Им — любовь, а мне — ремень или лишение радостей жизни. Обидно, черт возьми!

Все знают, что от смешанных браков рождаются красивые и здоровые дети. Так и вышло — у меня появился братишка. Я помогала маме с малышом, на кухне орудовала, в саду копалась, с пылесосом управлялась, как заправский ковбой с лассо. Но стоило мне в школе вляпаться в неприятности, как из шкафа доставался папин ремень. Отчим, правда, баловал меня по мелочи: если я приносила хорошие оценки, он пёк мою любимую шарлотку, такую, что корочка хрустела, как первый снег в Вермонте. А если я косячила по мелочам, он заступался, говорил маме: «Погоди, не только попа должна за её шалости отвечать».
Он никогда не спорил с мамиными методами воспитания, но за всё время в нашем доме ни разу меня не отлупил и вообще телесно не наказывал.
Самое страшное наказание –  Отменить поездку в тир или тренировку по стрельбе и рукопашке. Но я, как назло, всё равно умудрялась влипать в неприятности, и мама снова тянулась за папиным ремнём.
Зато пистолет с каждым разом всё лучше становился продолжением моей руки, слушался, как верный пёс. У нас в Вермонте к оружию относятся с любовью. Хоть взрослые и голосуют за демократов, которые вечно пытаются урезать права стрелков, к огнестрелу тут относятся спокойно, как к старому другу.

Всё изменилось после нашего семейного похода. Пока мама возилась с младенцем, отчим взял меня на Аппалачскую тропу. Мама отпустила нас, но строго-настрого велела слушаться его беспрекословно.
Отчим экипировал меня, как рейнджера: новые кроссовки, военные «неубиваемые» носки, кобура, подсумки, пояс — всё по высшему разряду.
—  Стрельба по мишеням на государственных землях разрешена, — сказал он. — Там и будем тренироваться, на землях Бюро по управлению. Специальное место для таких, как мы, стрелков!
Настрелялись мы там вдоволь!   
– Стрелять надо не только в тире, но и на природе. Учись стойке, хвату, плавному спуску, –  учил он –  Мишени разные бери. И привыкай к кобуре — пистолет должен стать частью тебя. Пора, малая!»
Ночевали мы в палатке. Так хотелось забраться к нему в спальный мешок, но я постеснялась даже заикнуться об этом. А потом я знатно накосячила: обиделась, что он взял для себя больше патронов, чем для меня, и рванула в лес. И, конечно, потерялась. Сижу, реву, думаю: «Сейчас найдёт и пристрелит, как нашего чёрного кота, чтоб в другой раз неповадно было!»
Патронов у него полно, на меня точно хватит. Может, самой застрелиться, чтоб волки не сожрали? Страшно, стыдно, а жить-то хочется! Остался один патрон в магазине. Помолилась я, выстрелила в воздух. И слава Богу, что он есть даже для рыжих мулаток! Отчим нашёл меня по звуку выстрела.

— Я твой "Smith & Wesson" из тысячи других узнаю! — говорит. — Жива, Рыжик мой!  Обнял, поцеловал в щёку, растрепал мне косички и поцеловал свой нательный крест. «Но дома разберём твоё поведение. Я же больше патронов взял, чтоб приучать тебя к большому пистолету. А теперь… отложим это. Надолго!
 «Дура я, дура!» — что ещё я могла о себе подумать? Сама всё испортила.
Нашёл он меня, домой привёз, но обещанную разборку устроил. Рассказал маме о моей выходке, и из шкафа сам достал  ремень. Сам он, правда, не стал меня пороть.
Я просила прощения, клялась, что буду самой лучшей девочкой на свете.
В этот раз он не ушёл из комнаты, как обычно, за котом, когда мама задрала мне платье и спустила трусы. Я сама дегла животом на подушку вытерпела заслуженную порку, не издав ни звука. А его слова: «Хватит, моя медовая» — стали самыми лучшими в моей жизни.
Такой вот у меня отчим! Добрый, но строгий и справедливый. Мамочке с ним повезло, и мне, чёрт возьми, тоже!

Ремень от отчима

Взрослые говорили, что по статистике в нашем штате цветных детей чаще порят. Я тогда толком не знала, что такое статистика, но что такое порка знала очень хорошо! Я тогда не шибко разбиралась, что такое статистика, но уж про порку знала всё, и не понаслышке!
Спустя пару лет мне всё-таки довелось отведать ремня от отчима. Как мне относиться к маминому мужу?
Я звала его «сэр» — у нас в Вермонте так вежливо обращаются к мужчинам, — любила маму, хотела, чтоб она была счастлива, но, чёрт возьми, уже мечтала урвать кусочек её счастья для себя. Только как это сделать, я пока не раскусила. Делилась я своими мечтами только с рыжим котом. Этот мохнатый приятель сидел у меня на коленях, мурлыкал, пока я гладила его и выкладывала все свои секреты. Он-то не проболтается!

И вот я опять влипла. Сама виновата, конечно! Нарвалась по-крупному. Воспользовалась уроками отчима по рукопашке. Шла я одна, а их было четверо — шайка местной шпаны. Они решили проучить прыщавого лопоухого ботана, который осмелился угостить меня яблоком с фермерского рынка прямо при всех. Потом они выследили нас. За дружбу белого парнишки и мулатки, вроде меня, они собрались его отмутузить.
Очкастый ботан, даром что чистокровный янки, шансов против них не имел. Но тут всё пошло не по их плану. Они не знали, что драться придётся не с ним, а со мной. А я, благодаря отчиму, была тренирована, как заправский рейнджер: руки-ноги крепкие, могу бить и с правой, и с левой, да ещё и равновесие держать, как он учил для стрельбы.
Драться я умела — без разговоров, в кровь и наповал! У них численное преимущество, а у меня — хладнокровие, расчёт и выучка отчима. В свои двенадцать я, конечно, никого не покалечила насмерть, но оставила им такую память, что до сих пор, небось, вспоминают рыжую мулатку из школы!
Так я и набедокурила. А мама в это время лежала в больнице с моей новорождённой сестрёнкой…

Отчим, прочитав записку из школы, глянул на мои сбитые кулаки и разбитую губу, спокойно велел мне идти в свою комнату, как только мы уложили братишку спать. А дальше… дальше мне было стыдно до чёртиков.
Он сказал только «заголись», но я, как дура, разделась догола. Думаю, раз хватило смелости разобраться со шпаной, то и с отчимом справлюсь. Но мысли о том, что сейчас будет, лезли в голову, как мухи на варенье.
«Неужто он меня из своего здоровенного револьвера прикончит, как того чёрного кота?» — мелькнуло в башке.
Рыжий кот, увидев меня без одежды и догадавшись, что сейчас начнётся, шустро смылся на кухню.
Мы с отчимом коротко потолковали, и я честно выложила всё про школьную заварушку: и про шпану, и про очкастого ботана с его яблоком и про то, как я дралась одна против четверых.
— Поступок, можно сказать, геройский, но против закона, — отрезал он. — Придётся тебя, защитницу слабаков, наказать, и сурово. Даже кот твой и тот сбежал, бесстыдница!
 Он оглядел меня с ног до головы, не повышая голоса, но выговаривая за провинность и за моё «бесстыдство».
Честно говоря, мне было стыдно — аж уши горели. Это тебе не в купальнике под летним душем на заднем дворе плескаться. Я стояла, прикрывая низ живота руками, а он строго спрашивал, понимаю ли я, что он вынужден так поступить из-за моего поведения, раз мама в больнице и не может сама заняться моим воспитанием.
— Да, сэр! Вы можете меня наказать! — кивала я, бормоча «йес», и сама согласилась на порку, думая, что после этого он меня ни в тир, ни на тренировку больше не возьмёт. От его голоса у меня мурашки бежали, а сердце колотилось где-то в пятках. «Вы можете наказать меня, сэр!» — выдавила я, глядя ему в глаза.
Он велел лечь на кровать и достал из шкафа папин ремень.
— Сейчас будет больно!  — подумала я, покорно ложась животом на подушку, отчего попа задралась кверху.
«Нарвалась, сама же и согласилась!»
Отчим придерживал меня за поясницу второй рукой. Последние секунды перед поркой — как перед дракой: нервы на пределе, смесь стыда, страха и какого-то странного, почти сладкого ожидания. Я ведь сама, добровольно, дала добро на это наказание! А что делать? Мама вернётся — ещё круче всыплет!

И вот началась моя первая порка от отчима.

Первый удар был такой, что мамин ремень показался бы лёгкой щекоткой. Зад вспыхнул, как вермонтский лес в пожаре. Я дёргалась, мотала головой, сучила ногами. После двадцати ударов он дал передышку, тяжело дыша, и велел перевернуться, чтоб «располосовать равномерно».
Я подчинилась, встала, снова легла — и опять больно, чёрт возьми, до слёз! Я извивалась, виляла попой, но вытерпела молча. Братишка, слава богу, так и не проснулся.
— Достаточно! — после сорока ударов, по десять за каждого драчуна, отчим остановился. Сама порка удовольствия не доставляла, только ожидание и подготовка вызывали какой-то странный трепет. Но боль перебила всё — никакого кайфа, только жжение.
— Я не слишком жесток, — сказал он, глядя как-то странно, будто сам перепугался. — Ты не только носы им разбила, но и доброе дело сделала!
— Да, сэр, вы вправе меня наказывать, — ответила я. — Я сама согласилась. Заслужила, но, чёрт возьми, сурово вышло!

Потом он взял боевые перчатки и поставил меня, всё ещё голую, на спарринг.
— Ну, бесстыдница, боль ты вытерпела достойно, теперь докажи, что можешь дать сдачи! Прямо так, без штанов, отрабатывай джеб — справа, слева!
 Мы бились долго, хоть попа и ныла, как после верховой езды на старом седле. Только потом он отправил меня в душ, а после позвал пить чай с мёдом из местных ульев.
— Ты честно отхватила своё, но показала, что из тебя растёт настоящий боец, — сказал он. — Защитила слабого, вытерпела ремень, дралась, несмотря на боль и стыд. Шоколадку ты заслужила. Маме про школьную драку и порку я сам расскажу, но про спарринг — ни слова. Если она узнает, что я не лишил тебя тренировки в наказание, нам обоим влетит, и тира с походами на Аппалачскую тропу надолго не видать!
— Да, сэр! — ответила я. — Но раз тренировка не отменяется, то и тир не отмените? И, может, заедем в "МакДак" за бургерами, если я покажу хорошие результаты? А ещё лосось на гриле, когда мама вернётся?
Кот глядел на меня с сочувствием, будто понимал всё.
— Наказание и прощение! Второй раз не наказываю! — отрезал отчим. — Будет тебе и тир, и "МакДак" за меткую стрельбу, и лосось на гриле, когда мама из больницы вернётся. А в каникулы — снова в горы, на Аппалачскую тропу!
— А шарлотка? — не унималась я.
— Шарлотку сама испечёшь, с яблоками из нашего сада! Маму порадуешь, да и меня заодно!
Ночью я долго ворочалась, не могла уснуть. Мама, узнав про школу и порку, не разозлилась ни на меня, ни на отчима. С тех пор они разделили обязанности по моему воспитанию. А я и не возражала! Отчима я зауважала ещё больше. В тир он меня взял, в «МакДак» заехали, лосось на гриле был пальчики оближешь, а шарлотку я и правда испекла — хрустящую, как вермонтская осень.

***
Прошло три года, мне стукнуло пятнадцать. Звёзды над Вермонтом горят, как фонари над Мейн-стрит в Берлингтоне, младшие братишка и сестрёнка сопят в своих кроватках, а моя попа после очередной честно заслуженной порки уже не так горит. Мама с отчимом в своей комнате постанывают, а я, как последняя грешница, стою у их двери, в чём мать родила, подслушиваю, ласкаю себя руками. Между ног жарко и мокро, а в груди — сладкое томление, как от маминой шарлотки с кленовым сиропом. Прислушиваюсь к звукам и стонам и ласкала сама себя... До разрядки! И все!Хорошо, что они слишком заняты друг другом, чтоб застукать меня за этими ночными вылазками. Всыпали бы ремнём так, что мало не показалось бы, и в поход на Аппалачскую тропу точно не пустили!

Мы снова отправились в поход, только я и отчим. Мама осталась дома с малышами, наказав мне слушаться его, как заправский сержант. Маршрут шёл вдоль хребтов Зелёных гор, по Аппалачской тропе, где пахнет соснами и свободой.
На озере я надела свой новый купальник — четыре треугольника ткани на верёвочках, такой, что у местных парней челюсти отвисли бы. Думала, хоть на отчима подействует! Он же видел меня голой, да и без мамы рядом я уже не та мелкая девчонка — подросла, формы округлились.
Но этот двухметровый мулат даже бровью не повёл! Обливал меня водой на лужайке, как ни в чём не бывало, будто я всё ещё пацанка с косичками. Обидно, чёрт возьми! Зато когда местные придурки-подростки попытались затащить меня в кусты, они узнали, что такое кулаки, отточенные тренировками с отчимом. Без всяких пистолетов мы с ним их раскидали, как дрова для костра. Он даже разрешил мне ввязаться в драку.

— Вижу, не зря я тебя учил, Рыжик! — сказал он вечером, пока мы жарили оленину на костре и запивали её ледяной пепси из походного холодильника. — Девчонка из Вермонта должна уметь за себя постоять!» Мы чокнулись банками, будто отмечали моё «боевое крещение» под звёздами Зелёных гор.

Но, как водится, я опять накосячила. Прожгла почти новую нейлоновую палатку — случайно, но кто ж поверит? Дома ждала порка, и я знала, что от неё не отвертеться. Почему маме достаётся всё вкусное — любовь, страсть, а мне только папин ремень? Мама с сестрёнкой опять в больнице, братишка сладко спит, и мы с отчимом вдвоём. Ну, если не считать рыжего кота, который косится на меня, будто знает, что сейчас будет.

Я ждала его в своей комнате, лёжа на спине, голая, как в день рождения, с раздвинутыми ногами. Отчим вошёл, держа свою электробритву, и сказал, что волосы «там внизу» я не заслужила, раз веду себя, как мелкая девчонка, которую надо учить уму-разуму. «Да, сэр!» — пробормотала я, а меня аж трясло от этой бритвы, что жужжала, как рой вермонтских пчёл. Стыдно было до чёртиков, но, Господи, прости, как же сладко! Сердце колотилось, кожа горела, а я только и думала: «Сейчас перевернуться велит…»

«Сэр, я готова!» — сказала я, вытягиваясь на кровати, подсунув подушку под живот, чтоб попа торчала, как мишень в тире. Не впервой же! Первый удар ремнём обжёг, как раскалённый уголь. Я дёрнулась, но осталась лежать. Новый удар — ягодицы сжимались и разжимались, а внизу живота загорелось сладкое жжение, будто кленовый сироп разлили. Боль и щекотка мешались, и я, грешница, еле сдерживалась, чтоб не застонать.

Где-то после пятого шлепка боль уже не отпускала — пульсировала, то затихая, то вспыхивая с каждым новым ударом. Я стиснула зубы, виляла попой, но молчала, как партизан. А потом… он наклонился и поцеловал меня прямо в горящую попу, будто ставя точку. «В душ, Рыжик!» — велел он. Я чуть не задохнулась от этой смеси стыда, боли и чего-то дикого, первобытного. В душе, под струями воды, моя попа дрожала, ягодицы сжимались, а я, грешница, намазала мятной пастой клитор, помогла себе пальцами и… о, Господи, это было, как фейерверк на День независимости!

Когда я вышла, отчим уже заварил чай с местным мёдом и поставил на стол тарелку с шоколадным печеньем.
— Ты честно  получила своё, но держалась, как боец, — сказал он. — Прожгла палатку, но в драке показала себя. Маме про это я сам расскажу, но ты молчи про… ну, ты поняла. Если она узнает, что я не лишил тебя тира за косяк, нам обоим влетит, и Аппалачскую тропу до следующего лета не увидим!

— Да, сэр! — ответила я, пряча улыбку. — Но раз тир не отменяется, может, заедем в "МакДак" за чизбургерами? И лосось на гриле, когда мама вернётся?»
Кот смотрел на меня с таким видом, будто я только что стащила его миску с кормом. — Наказание и прощение, Рыжик, — отрезал отчим. — Второй раз не наказываю. Будет тебе тир, "МакДак" за меткие выстрелы, и лосось на гриле. А в каникулы — снова в горы!

— А шарлотка?  — не унималась я.
— Шарлотку испечёшь сама, с яблоками из нашего сада. Маму порадуешь, да и меня заодно!

Ночью я ворочалась, прокручивая в голове этот день — боль, стыд, поцелуй, душ… Мама, узнав про палатку и порку, не рассердилась. С тех пор они с отчимом окончательно поделили мои «воспитательные моменты». А я? Я только сильнее зауважала этого здоровенного мулата, который учит меня быть бойцом, но не забывает про кленовый сироп и тир.
В «МакДак» мы заехали, лосось был обалденный, а шарлотку я испекла — хрустящую, как вермонтский снег.

Наше грехопадение.
 

— Мне стукнуло шестнадцать, мамы дома не было и я, наконец, решилась:
Сегодня или никогда! Хватит маме одной всем наслаждаться!» После душа наскоро расчесала свои рыжие волосы, стянула их в   хвост, накинула махровый халат на голое тело и шагнула на кухню, зная, что могу запросто нарваться на папин ремень и лишиться тира, «МакДака» и всех походов по Аппалачской тропе навсегда.
Из кухни уже тянуло манящим ароматом — на подносе дымились кружки с чаем, а вместо шоколадки стояла моя любимая шарлотка, пышная, с яблоками из нашего сада и взбитыми сливками, которые отчим готовил так, что пальчики оближешь, но только по особым случаям, вроде Дня благодарения или четвёртого июля.

— Сэр, вы по маме скучаете? — спросила я, сбрасывая халат одним движением и облизывая губы, будто слизывая кленовый сироп. Кот хрустел своим кормом в углу, косясь на нас, а я почувствовала, как краснею до корней волос, будто попалась на краже яблок с фермерского рынка.
— Ты же знаешь, Рыжик, я по ней чертовски скучаю, но так девчонкам вести себя нельзя! — голос отчима дрогнул, как сосна на ветру в Зелёных горах.

— Да не бойтесь, сэр! Братик спит, мама в больнице, а кот у нас не трепло! — подмигнула я. — Я никому не проболтаюсь, и вы меня не обидите. По законам Вермонта я в возрасте согласия, и, поверьте, я создана, чтоб доставлять удовольствие!
— Не обижу, медовая…  — пробормотал он, и в его глазах мелькнуло что-то, чего я раньше не видела.
— Тогда, сэр, разденьтесь и вы! — выпалила я, чувствуя, как сердце колотится, как после спуска с горки. — Покажите, чем вы сделали мне братишку и сестричку! А я в благодарность поцелую… и в ротик возьму, обещаю!

— Возьми баллон со сливками "Bianca Lieve", — сказал он, и я заметила, как он начал расстёгивать рубашку.
—  Вот оно, моё!  — мелькнуло в голове. Поркой это точно не закончится. Кот, наш единственный свидетель, жевал корм, будто смотрел кино, но нам было плевать.

Момент был волнующий, как первый выстрел в тире! Сливки оказались как раз в тему — жирные, лёгкие, сладкие, как вермонтский мёд. Я наконец-то поняла, почему мама так часто покупала эти сливки, а шарлотки пеклись только по праздникам! Отчим гладил моё тело, пылко целуя ухо, шею, соски, спускаясь всё ниже… «Сэр, сделайте мне то же, что я вам!» — подсказала я, дрожа от предвкушения. Он полил сливками моё выбритое местечко, и его губы тут же нашли мои, но не те, что на лице… Кот пялился с интересом, но не лез.

Я задёргалась в неистовстве, стонала, но не от боли, а от восторга! Сливки сделали всё в сто раз круче — зубная паста в душе и рядом не стояла. Он попал в мою «мишень» с первого выстрела, как снайпер! Шарлотка со сливками после этого чаепития была не просто вкусной, а божественной. Истратив полбаллона сливок друг на друга, мы выдохлись, а кот начал требовать добавки корма и лизнуть сливок. «Мне надо поспать и подумать, — тихо сказал отчим. — Покорми кота и проверь братишку».

На следующий день в тире я попросила его револьвер — здоровенный, как его самого, — и выбила результат лучше, чем он. Отчим только хмыкнул, а вечером нажарил оленины на гриле, пахнущей дымком и свободой. «Мало кто берёт такие «пушки», чтоб реально стрелять, — сказал он, похлопав меня по плечу. — Обычно хвастаются. А ты, Рыжик, сегодня в яблочко! Заслужила поход в "МакДак" за чизбургерами!»

«Одним чизбургером и стейком не отделаешься!» — подумала я, уже предвкушая вечер. Ночью я сама пробралась к нему в спальню, прихватив баллон сливок из холодильника.
— Сэр, братишка спит, а я хочу не только с вашим револьвером управляться, — сказала я, входя ночью к нему голой. — Дайте мне вашу штучку, сделаю сливочный десерт, поцелую, расцелую… Обещаю не кусаться!

— Моя медовая грешница, не буду противиться!  — он погладил меня по голове, как кота. Я поливала сливками, слизывала, целовала, прижимала к щекам, но нарочно не доводила до конца. «Сэр, введите его в меня, хоть разочек!» — взмолилась я.

— Так и быть, проказница, но только со сливками и в попку!  — отрезал он, смазывая всё кремом. Я сама раздвинула ягодицы, позволяя ему войти, и гладила себя, пока он двигался. Это был полный восторг, хоть потом и пришлось пулей бежать в туалет!

Вся неделя прошла в таком ритме — сливки докупали трижды! Я затащила его в душ после тренировки, и мы там не только пот смывали. Хорошо, что он больше не порол меня, даже когда я этого заслуживала. Но потом вернулась мама и влепила мне ремня, несмотря на то, что я к её приезду испекла шикарную шарлотку с яблоками и сливками. Мой кулинарный шедевр не спас меня — мама выпорола меня, почти взрослую, как мелкую девчонку! Обидно до чёртиков, но я под ремнём не проболталась ни словом. Братишка, если что и слышал, ничего не понял, а кот, наш верный свидетель, держал язык за зубами.

Отчим, замученный мной, нажарил с мамой лосося на гриле, и они провели ночь в пылкой любви, пока сестрёнка хныкала, а братишка отказывался засыпать, раз мама дома. Я впервые не подслушивала — не хотелось. Жаль, конечно, но с маминым возвращением я потеряла партнёра наших диких, почти невинных забав.
Но скучать не в моих правилах. Тот прыщавый ботан с яблоком, помните?

Шалости в мотеле

Тот прыщавый ботан, что когда-то угощал меня яблоком, стал моим тенью, После той школьной драки он тенью ходил за мной, как верный пёс с фермы. Я вертела им, как хотела, дразнила, как кошка мышку, и он глотал каждую мою улыбку, как кленовый сироп на горячих блинчиках.
Вот я и решила, что пора показать ему, что такое настоящая вермонтская шалость. — Поехали в мотель, — шепнула я ему однажды после школы, подмигнув. — Но не жди главного приза, ботан. Это только для мужа, и только после свадьбы. А будеш в школе болтать — оторву! Ты меня знаешь!

Мы сняли номер в старом мотеле на окраине Берлингтона, где неоновые вывески мигали, как звёзды над Аппалачской тропой, а простыни пахли дешёвым стиральным порошком и мечтами о свободе.
Я прихватила баллон взбитых сливок "Bianca Lieve" — как без них? — и потащила его в душевую, где вода шумела, как ручьи в Зелёных горах.
— Снимай свои очки, герой, — хихикнула я, сбрасывая футболку. — Сегодня я научу тебя паре трюков, но не переступай черту! И не дай бог, вь школе проболтаешься!

Я поливала в душе его тощие плечи, шею, грудь, слизывала их, хохоча, пока он краснел до ушей и дрожал, как подросток, впервые укравший пиво из отцовского холодильника. А портом дошел черед и взбитых сливок. Спасибо покойному отчиму, научил!
Его глаза сияли, будто он вкусил запретный плод с яблони в нашем саду. Я дразнила его, водя пальцами по его мокрой коже  шептала:
— Это тебе не код писать, ботан. Чувствуешь, как Вермонт оживает? — Мы возились под душем, вода смывала сливки и его семя, а я держала его на грани, не позволяя зайти дальше.
Он стонал, умолял, но я была непреклонна.
—Главный приз — только после свадьбы, — сказала я, глядя ему в глаза. — Если хочешь меня, бери по правилам, но хорошенько подумай! Я честная мулатка-полукровка. Нужна ли тебе такая или родители дочку из хорошей семьи тебе найдут?

Он был на седьмом небе, как мальчишка, укравший первый поцелуй на школьной вечеринке.
— Я женюсь на тебе, Рыжик, — клялся он, пока мы вытирались полотенцами, пахнущими мотельной хлоркой. — Только ради этого приза я готов ждать хоть до конца света!  Я рассмеялась, шлёпнув его по спине.
— Тогда терпи, ковбой. В Вермонте всё по-честному, а умереть от спермотоксикоза я  тебе не позволю.
С моим «сливочно-десертным» опытом я вертела им, как хотела, дозируя ласку, как кленовый сироп на блины. Он был моим теленочком, и лизать себя я тоже его научила,  но я держала его на коротком поводке, позволяя ровно столько, сколько считала нужным.
И он, чёрт возьми, терпел. До самой свадьбы, три года я выдаивала его теленок корову, он держался, как настоящий джентльмен из Зелёных гор, хотя я дразнила его нещадно — то сливками, то взглядами, то невинными касаниями.
Главный приз — поездка в мотель. Он знал мои правила и играл по ним, как заправский стрелок, целящийся в мишень. А я? Я уважала его за это. Не каждый ботан выдержит такую вермонтскую игру.

Наказание за грехи

Прошло три года, и я, представьте, вышла за этого ботана замуж. Девственницей, чёрт возьми! Мама так и не узнала о наших с отчимом шалостях — тех диких, почти невинных ночах со сливками, которые до сих пор всплывают в памяти, как запах жареной оленины на гриле. Наш рыжий кот, хранитель всех секретов, не дожил до этих дней — сорвался с крыши, бедняга, как будто унёс с собой кусочек моего детства. А с отчимом у нас осталась одна тайна на двоих, и он забрал её с собой в могилу.
Его пристрелили в спину, когда он возвращался с работы по тихим улочкам Берлингтона. Какие-то подонки забрали кошелёк, кредитки и его верный револьвер — Freedom Arms Model 555, гордость Вермонта. Убийц поймали, осудили, засадили за решётку, но что толку? Маме не вернёшь мужа, а мне — отчима, который учил меня держать стойку, метко стрелять и держать язык за зубами. Вермонт, говорят газеты, один из самых безопасных штатов в Штатах — убийств, ограблений и нападений у нас почти не бывает. Но эта статистика не вернёт мне того здоровенного мулата, который пёк шарлотку и учил меня быть бойцом.

P.S. Теперь я сама блюститель порядка — служу в полиции Вермонта, и в кобуре у меня   тот самый Freedom Arms Model 555, точь-в-точь как у отчима. Тяжёлый, как его характер, но надёжный, как его слово.
Мой ботан, которого я когда-то защищала от школьной шпаны, давно избавился от прыщей — моими стараниями. Теперь он программист, носит контактные линзы и сидит дома, кодит что-то умное и нянчится с нашими детьми, пока я патрулирую улицы.
Сводный братишка подрос, и мы с ним частенько выбираемся в тир. Я подарила ему мой старый "Smith & Wesson" — в память об отчиме.
Парень уже выбивает мишени не хуже меня, и я вижу в нём тот же огонь, что горел во мне, когда отчим учил меня держать пистолет.
В нашем холодильнике всегда стоит баллон взбитых сливок "Bianca Lieve". Иногда я открываю дверцу, смотрю на него и улыбаюсь — это как привет из тех диких лет.
На службе у меня позывной «Рыжик» — в честь отчима, который так меня звал. Каждое Рождество мы с братишкой печём шарлотку с яблоками, поливаем её сливками и ставим на стол. Мама улыбается, но в её глазах я вижу тень той боли, что осталась после отчима.
Я поднимаю кружку с чаем, пахнущим вермонтским мёдом, и тихо шепчу: «За тебя, сэр».
Где-то там, в Раю, Зелёных горах, он, наверное, хмыкает и говорит: «Молодец, Рыжик. В яблочко».
***
Перевод второго рассказа Доры "Испорченный день рождения" здесь: http://proza.ru/2022/02/21/1638

Теги: порка, эротика, секс со сливками, секс с падчерицей, анальный секс, оральный секс.


Рецензии
Что же, и ТАКОЕ случается между отчимом и падчерицей. Она сама так захотела. Насилия не было. Р.Р.

Роман Рассветов   28.08.2024 12:31     Заявить о нарушении
Да, случается. И у меня были такие студентки.
Одна в прошлом голу наконец-то закончила институт. Училась с большими перерывами. мама вышла замуж, родила вух детей, потом умерла от рака, а девушка залезла к отчиму в постель еще при живой маме, и у них теперь двое общих детей.
В детстве он драл ее ремнем, а теперь она вьет из него веревки...

Алекс Новиков 2   28.08.2024 14:30   Заявить о нарушении
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.