Сочинение
Сочинения давались мне туго. Надо было вспомнить все, что говорил учитель. Потом перечитать то, что писали о произведении именитые рецензирующие. Потом подчеркнуть самые важные моменты, если удастся их найти. Это не с первого прочтения удавалось. Частенько надо было идти в библиотеку и там искать нужные статьи… Потом искать в них важные моменты и списывать себе на листочек. Очевидно, что мне это тоже не нравилось совершенно, потому что уроков и помимо литературы было полно. А самым отвратительным было то, что сложить с трудом добытые нарезанные отрывки в одно целое, логически связанное - было просто не-ре-аль-но. Ничто не согласовывалось ни по смыслу, ни грамматически. И еще в итоге – бамс! - надо было излагать мысли как-бы от своего имени, а не просто переписывать цитаты по цепочке одну за другой. В общем, написать сочинение для меня было так же трудно, как закатить в гору тяжеленную бочку.
Раз в году на головы выпускников школ с эффектом гильотины падали темы сочинений, о которых нам, ученикам помладше, так или иначе становилось известно. Я брала эти листочки дрожащими руками и читала темы прошлых лет. Смысл этих тем ускользал от меня так же упорно, как сейчас он ускользает при прочтении длинных юридических документов. Я в бессилии закрывала глаза и считала оставшиеся мне дни.
Потом я случайно написала страничку текста про Ахматову. Как домашнее задание.
Через некоторое время я про Ахматову писала небольшое сочинение. Одна фраза из прежнего удачного домашнего задания никак не хотела запоминаться в голове, и я подстраховалась предварительно, положив тетрадь с заготовкой в школьном туалете. В кабинке, что всегда была закрыта - там хранились, по видимому снизу, швабра и ведро. Тупея во время урока, я просилась сами понимаете куда, и восполняла пробелы чтением из припрятанной тетради. Пара фраз, донесенных быстрым шагом от заветной кабинки до кабинета литературы, спасла мое положение. Я даже умудрилась вставить в свою работу что-то собственного производства, а не только перефразированные чужие мысли…
Сочинение было признанно очень неплохим. Но уверенности в целом мне это не прибавило, потому что в темах сочинений прошлых лет про Ахматову было ни слова.
Наступила последняя школьная весна. Мне было уже почти 16. Школа-школой, а надо было и о себе подумать, поэтому значительную часть времени я проводила за швейной машинкой. И как раз к весне мне попался такой вариант выкройки в «Бурда-моден», и такая ткань в серо-розовый цветок на белом фоне, что в итоге получилось восхитительное легкое длинное платье с двумя разрезами спереди (по одному на каждой ноге). А на спине была тонкая шнуровка из той же ткани, которая утягивала платье точно по моей узкой юной талии. Короче говоря, получилось неожиданно великолепно. Даже мама была в восторге, когда шла последняя примерка... И платье теперь висело на вешалке в спальне как символ моей надежды на светлое беззаботное будущее, летнее тепло и скорейшее окончание школы.
В день написания сочинения, лежа на диване, мама предложила мне надеть это платье. -!!!? Это было так неожиданно, что я просто не могла поверить ушам… Мало того, что в школе был дресс-код (белый верх, темный низ), так моя мама, будучи педагогом в лицее, всю жизнь была крайне строга. Обычно не то, что какой-то код… мы с сестрой не могли себе позволить даже разрешенные вольности, например химию на голове, хотя она уже была почти у всех… Но мама еще раз утвердительно сказала, что платье мне очень идет, что сегодня прекрасный теплый день, и что в таком платье очень нужно идти именно сегодня именно на последнее сочинение. И даже вытащила свои босоножки на высоченном каблуке, которые состояли из двух тонюсеньких чуть бордовых ремешков, и заставила меня их надеть. Они мне были почти в пору и очень стройнили утянутую шнурочками фигуру.
При выходе на улицу платье струилось сзади меня как невесомые шарфики у кинозвезд в романтическом кино… Неумело ступая на каблуках, я шла в школу, почти не касаясь земли. Людей почти не было. Идти было очень непривычно, но достаточно легко, и я была сосредоточена на себе, на ощущении теплого ветра на коже и трепета листьев молодых берез… Все как будто слилось в одно. Вокруг распускалась весна. «Девушка, это полный джаз!!!» - неожиданный прозвучал восторженный вздох от незнакомого молодого мужчины, проходящего навстречу по алее, и эта фраза еле слышным эхом отдавалась во мне всю оставшуюся дорогу…
Полный…
Джаз…
Я не знаю, как я выглядела на фоне витражных окон школьного холла, где собрались все приговоренные к написанию сочинения… Фотографий не осталось. Но эффект был. Я чувствовала себя среди бело-темной бурлящей толпы выпускников как спущенный сверху инопланетный объект.
К моему удивлению, меня никто не отправил домой переодеваться, и никто даже не упрекнул. Да я как-то даже и забыла вспомнить о такой угрозе, как переодевание... Но все подтвердили, что платье великолепно. И я впорхнула в класс и села писать.
То ли платье, то ли высокие босоножки, от которых мои ноги удлинились вдвое, и от которых сидеть за партой было так необычно… То-ли уже свершившееся поступление в институт нулевым потоком еще в феврале… Но что-то повлияло на меня к тому моменту. Так долго живущий во мне страх вдруг растворился, а на его место пришло ощущение свободы и легкости.
Конечно, я «подвела» одну из тем на доске под творчество Ахматовой. Конечно, я ходила к заветной кабинке, где около ведра технички лежала моя школьная тетрадь. Но эта прогулка по светлой школе, с пустыми свободными лестницами, наполненными воздухом и солнечными лучами окнами была так далека от предполагаемой цели, что я даже не стала торопиться. Я прошлась по этажам и пролетам, где мне встретился только один странно знакомый парень и наша молодая учительница по английскому… Я по-дружески, как-то почти на равных поболтала с ней минут десять-пятнадцать… Посмотрела в окна, покружилась немного на каблуках, чтобы ощутить эту наполнявшую меня волшебную легкость полнее, и снова вернулась в класс, дабы проверить уже готовую работу на предмет пропущенных запятых.
Конечно, за время проверки сочинений «матрицу» уже переписали, и в стихотворных цитатах запятые оказались совсем не на тех местах, где они были в день сочинения. Но за литературную часть было пять. Однако меня уже это не так и волновало, потому что с тех пор жизнь моя уже пошла по другому пути. Я уже обрела ощущение себя самой, которое до сих пор приходит иногда ко мне во сне (очень редко и очень желанно). Я обрела то ощущение себя, которое я ношу внутри как единственно истинное, хотя вижу совсем другое изображение в зеркале и на фото, и которое, я надеюсь, вернется когда-то, когда я пройду последний «выпускной» рубеж на этой планете, и смогу снова оторваться от Земли.
Я более-чем уверена, что у каждого человека есть подобное ощущение, запечатленное в какой-то определенный момент его жизни. И оно определяет его внутренний образ раз и навсегда. И не важно, сколько проходит лет, и как внешне меняется этот человек… Более того, такое ощущение живет в нас и относительно других людей. В какой-то момент в душе остается отпечаток увиденного родного или близкого человека, и "привязывается" к нему, вызывая одну и ту же ассоциацию в памяти, даже если этот человек совсем другой теперь или до этого момента был другим. Но чудо случилось, хотели вы этого или нет, и теперь это невозможно изменить.
Такой образ мамы в легком платье, на невесомых босоножках, с вьющимися темными волосами и счастливой улыбкой живет во мне с дня выпускного у детей ее класса, проходящего на площади, когда я стояла там еще ребенком в толпе и любовалась ею. И теперь моя мама навсегда останется для меня в этом почти белом платье, с тонюсенькими двойными бретельками на плечах цвета какао - легкая, воздушная и счастливая, хотя сейчас ей уже за 70, и я вижу ее постоянно в теплице в какой-то пиратской спецодежде или зимой в теплых штанах с лопатой для снега.
А на фото - уже середина лета. И уже сданы все экзамены, и все школьные невзгоды давно позади... Мой день Рождения, законных 16 лет, и наше фото с подругами до того, как все упорхнули кто-куда и в этом полном составе уже, как мне кажется, и не встречались больше.
P.S.: В продолжение темы можно утверждать, что иногда к создавшемуся в нашем сознании образу какого-то человека мы дорисовываем и некоторые черты его души и характера, хотя на самом деле он может ими и не обладать. И тогда образ и сам человек разъединяются в нашем понимании, и становятся двумя самостоятельными единицами. Одна живет в вашей памяти, а другая – где-то в реальности, и при случайной встрече вы можете отчетливо видеть, как много в них разного. И вы удивляетесь, как вы могли когда-то сплести эти два совершенно разных типа в один. И уходите, мысленно отодвинув от себя реальность и прикрыв свое воспоминание от «посторонних глаз». Пусть живет внутри. Само по себе. Пусть… Пусть печалит и греет одновременно. Пусть даже вызывает иногда тоску и боль. Теперь это уже ваша частичка, и вашей души лучик, а не образ того, кто стал причиной его появления.
Свидетельство о публикации №222041301449