Марк Бэлдели. Чувствует ли Бог нашу боль?

ЧУВСТВУЕТ ЛИ БОГ НАШУ БОЛЬ?
Марк Бэлдели

Чувствует ли Бог вашу боль? Для многих из нас вопрос немного странный, как вопрос "Добр ли Бог?" или " Любит ли Бог?’ Обратимся к Иоан.11  и его описанию того, как Иисус был тронут плачем Марии и Сам плакал на месте могилы Лазаря. Обычно это используется как доказательство того, что Бог подвержен влиянию наших страданий, скорби и смерти: что он разделяет их и не стоит в стороне от них. “Не вините Бога, - неявно говорим мы, - Он переживает ту же боль и страдания, что и вы. Он заботится”. Немецкий богослов Юрген Мольтманн писал в " Распятом Боге: "...Бог, который не может страдать, беднее любого человека. Ибо Бог, неспособный страдать, - это существо, которое не может быть вовлечено. Страдания и несправедливость не влияют на Него. А поскольку Он совершенно бесчувствен, на него ничто не может повлиять и не поколебать. Он не может плакать, потому что у Него нет слез. Но тот, кто не может страдать, не может и любить. Так что Он тоже существо без любви” (Moltmann J. The Cruicified God. L.,1974. P.22).
Если вы невосприимчивы к страданию, тогда вы не можете быть связаны с людьми и не можете любить; поэтому только Бог, Который Сам страдает, является Богом, Который любит, поэтому очевидно, что Бог чувствует нашу боль. То, что значит для нас любить, - это определение любви, и поэтому оно должно применяться и к Богу. Таким образом, нечто глубоко истинное в нашем опыте становится нормой и критерием также и для Бога.
Те из нас, кто высоко ценит Священное Писание, обычно не соглашаются с такого рода богословскими аргументами в других областях. Мы не основываем теологию на человеческом опыте и не проецируем его на Бога, но помните, что между ним и нами существуют радикальные различия. Например, мы прощаем друг друга без какой-либо жертвы, но, хотя Бог является образцом нашего прощения, Он мог простить нас только на основе пролитой крови Христа (Евр.9.22, в контексте первосвященнического служения Христа в 9:23-28). Есть что-то совсем другое в том, как Бог свободно прощает во Христе, что упускается из виду, если мы предполагаем, что наш опыт прощения также является нормой для Бога. Бог - это не человек, и хотя Бог использует человеческие слова, чтобы открыть Себя, мы не можем просто внести человеческие понятия в наше знание о Боге. Бог не похож на нас. Так является ли "очевидной истиной" то, что Бог чувствует нашу боль и присоединяется к нашим эмоциям?

Бог всякого утешения

Второе послание Павла к Коринфянам начинается с напоминания читателям о великом утешении, ожидающем верующих. "Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, Отец милосердия и Бог всякого утешения, Который утешает нас во всякой нашей скорби, чтобы мы могли утешать тех, кто находится в любой скорби, тем утешением, которым мы сами утешаемся Богом. (2 Кор.1.3-4). Бог утешает нас в нашей скорби, чтобы мы могли утешать тех, кто страдает после нас. Мы утешаем их тем же утешением, которое получили сами.
Здесь Павел ссылается на истину человеческого опыта: страдание само по себе не дает нам возможности помогать другим, испытывающим страдание. Лишь переживание страдания и утешения дает нам ресурсы для утешения других. Человек, который не страдал, не получил утешения и поэтому не может помочь другим страдальцам. Точно так же человек, который страдает и не получил утешения, также не может предложить утешения. Не наши страдания помогают нам утешать других, а утешение, которое мы получаем от Бога, когда страдаем. Бог - Отец милосердия и Бог всякого утешения -неиссякаемый источник, который удовлетворяет нашу нужду и из которого мы черпаем утешение для других.
Но что значит сказать, что Бог есть Отец милосердия и Бог всякого утешения? Почему Бог таков? Есть две школы мысли. Первую иногда называют "реляционным" или "персоналистским" взглядом на Бога, иногда - "библейской позицией", а в своей крайней форме - "открытым" взглядом на Бога. Идея состоит в том, что Бог является источником всякого утешения, потому что Он испытал все страдания. Бог страдает. Он испытывает страдание от того, что был отвергнут человечеством, горе от того, что видел нашу ужасную судьбу, и сопереживающее страдание, потому что Он не стоит в стороне от наших страданий, а разделяет их. Бог страдал и продолжает страдать от боли, которая возникает из-за этого падшего творения; еще до воплощения Сын был "мужем скорбей и изведал скорбь" (Ис.53.3) таким образом, что ни один человек не мог сравниться с ним. С этой точки зрения страдание абсолютно необходимо для того, чтобы иметь возможность предложить утешение. Бог может утешить нас только потому, что он страдал; он может предложить милость, потому что Он испытал слабость и нужду. Он дает нам то, что Сам прежде испытал.
Точка зрения Павла, что страдание как таковое не приносит утешения, здесь не рассматривается. Утешение - это то, что дает нам утешение. Если Бог может утешить нас только по тем же причинам, по которым мы можем утешить друг друга, то страдающий Бог не более способен утешить нас, чем Бог безразличный. Только Бог, Который страдает и был утешен, может предложить утешение, если Бог похож на нас в этот момент. Но кто когда-либо был Божьим советником (Рим.11.34)? Кто когда-либо был Божьим утешителем?
Другая точка зрения обычно называется ‘классическим теизмом’, идеей о том, что Бог бесстрастен, что означает (словами статьи I из 39 Статей и главы 2 Вестминстерского исповедания) ‘без страстей’. Здесь идея заключается в том, что Бог не испытывает страданий. Бог не подвержен влиянию чего-либо вне Себя. Вместо этого Божьи качества милосердия и утешения - это просто часть того, кто есть Бог, кем Бог всегда был и всегда будет. Точно так же, как Бог просто есть любовь, истина и добро, так и Бог просто есть милосердие и утешение. Бог не приобрел эти черты через с трудом приобретенный опыт, как это приходится делать нам, людям, а просто является ими и всегда был ими. И именно потому, что Бог не страдает и никогда не утешался, и потому, что Он не растет в Своей способности утешаться от опыта страдания, Он способен быть неиссякаемым источником утешения для страдающего человеческого рода. Его отличие от нас - это ответ на нашу нужду. В отличие от первой точки зрения, которая подразумевает, что Бог должен был ждать существования творения и грехопадения, прежде чем Он смог предложить утешение, потому что сначала Он должен был испытать страдание сам, эта точка зрения утверждает, что Бог просто есть Тот, Кто Он есть и всегда был, что Он остался не измененным творением и грехопадением.
Эти две точки зрения совершенно по-разному трактуют описание Павлом Бога как Отца милосердия и Бога всякого утешения. Первая точка зрения рассматривает это как качества, которыми обладает Бог, приобретенные через опыт и которые (возможно) будут продолжать развиваться до тех пор, пока Бог страдает по отношению к творению; Бог-Отец милосердия и Бог всякого утешения в том смысле, что Он обладает этими качествами больше, чем кто-либо другой. Бесстрастный взгляд видит в этом описание того, Кто есть Бог, его фундаментальной природы. Бог есть Бог всякого утешения и Отец милосердия в том смысле, что Он и эти качества тождественны. Он не просто пример качеств, но и источник, из которого эти качества появляются в человеческой жизни. В одном Бог - превосходный пример человеческого страдания и утешения; в другом Бог совершенно Другой, и это различие является причиной того, что Он является источником каждого утешения, которое мы получаем и распространяем друг на друга.

Ереси время от времени

За последние 2000 лет эти две точки зрения пережили очень разные судьбы. В настоящее время трудно найти голоса в поддержку бесстрастности. Среди теологов, которые не являются евангелистами и в то же время не являются либералами, идея о том, что Бог пассивен - что Он подвержен нашему влиянию, что Он страдает и даже что он способен умереть, - является почти символом веры. Карл Барт, Дитрих Бонхеффер и Юрген Мольтман - лишь наиболее известные примеры из широкого круга деятелей, утверждающих, что христианский Бог - это страдающий Бог. Среди евангелистов эта идея пользуется сильной поддержкой во всех кругах, кроме самых классических теистов реформатских кругов, а такие парадигматические фигуры, как Джон Стотт и Д. А. Карсон, ясно и решительно отстаивают идею о том, что Бог страдает и подвержен влиянию Своих отношений с нами.
Однако до относительно недавнего времени такое представление считалось не просто неправильным, а ересью. Ранняя Церковь отвергла идею о том, что на кресте Христос страдал и умер в Своей Божественной природе, как теопасхизм, и идею о том, что Отец страдал и умер, как патрипассианство. Вряд ли нужно указывать на то, что если утверждение о том, что Бог пострадал на кресте, было ересью, то ранние верующие, безусловно, отвергали идею о том, что Бог страдает в любом другом контексте. Когда верующие вплотную познакомились с учением Писания, они пришли к выводу, что Бог бессмертен, поэтому Он не может умереть, будь то в воплощении или вне его. Бог, умирающий на кресте, не бессмертен ни в каком смысле этого слова. Он не просто смертный, который (по крайней мере, в случае Отца и Святого Духа) до сих пор избегал смерти. Почти два тысячелетия назад верующие пришли к выводу, что Богу удалось не только избежать смерти, но и что Он не может умереть. И вот что значит для Бога быть Богом: Он является единственным, Кто имеет жизнь в себе, Кто есть сама жизнь, и поэтому способен дать жизнь другим. кого бы Он ни выбрал. Аналогичное рассуждение последовало и в отношении страдания (страдание и смерть связаны, страдание - это предвкушение смерти); если жизнь не может умереть, а Бог не может умереть, потому что Он есть жизнь, то страдание также непостижимо для Бога. Точно так же, как Божья благость делает для него невозможными зло и грех, тот факт, что Бог есть жизнь, означает, что страдание и смерть невозможны для Бога. Страдающий Бог в течение почти 2000 лет был противоречием в терминах, попыткой создать Бога по нашему образу и подобию.

Невозможность бесстрастия в современном мире

Почему возник этот поворот? Существует ряд факторов. Во-первых, Холокост оказал глубокое влияние на богословие за последние 60 лет, переосмыслив его в свете огромных страданий, которые произошли. Во-вторых, существует оптимизм в отношении человечества, который, со странным перерывом, строился в течение почти двух столетий. Это привело христиан к тому, что они предпочитают взгляды, которые ставят наши отношения с Богом на более равную основу (поэтому идея о том, что мы можем сделать Бога счастливым, становится привлекательной). Наши инстинкты состоят в том, чтобы видеть наши интуиции и переживания также нормальными для Бога. В-третьих, то, как мы думаем об эмоциях, глубоко изменилось с тех пор, как впервые были использованы такие слова, как "бесстрастный" и "страсти". Мы видим "Бог без страстей", читаем это как "Бог без эмоций" и думаем, что такую бессмыслицу можно отвергнуть, указав на любое из многих мест в Писании, где говорится, что Бог имеет эмоции и действует эмоционально.
Но "страсти" - это не "эмоции". "Страсти Христовы" означают не "эмоции Христа", а " смерть Христа’. Для нас эмоции более или менее отделены от разума - в христианских кругах мы часто говорим о ‘голове’ против ‘сердца’. Эмоции - это единое категория, которая включает в себя любовь, радость, горе, ненависть, похоть и гнев. Но для более ранних эпох было две категории. Одним из них были "страсти", вещи, которые мы испытываем, потому что на нас влияют внешние по отношению к нам вещи: смерть, страдание, романтическая одержимость, приступ ярости, похоть, жадность, ревнивая ненависть к сопернику и тому подобное. Такие вещи появляются без нашего выбора и, в случае таких вещей, как гнев, похоть и жадность, должны сдерживаться нашим самоконтролем. Христиане на протяжении веков ясно понимали, что такие вещи несовместимы с природой Бога. Вещи вне Его не влияют на Бога так; Он никогда не оказывается во власти непрошеных эмоций. Он никогда не страдает и не может умереть. Бог бесстрастен - Он живет без страстей, подобных этим.
Однако существовала и другая категория эмоций - привязанности. Это были, по нашим понятиям, "рациональные эмоции"  - любовь к другому человеку, ненависть ко злу, печаль по поводу чужих страданий, радость, возникающая от чего-то действительно хорошего. Это не просто случается с человеком, но является выражением Его устоявшегося характера и ценностей, и поэтому естественно сотрудничал с разумом и с фиксированными качествами добра и истины. Именно такие "эмоции" имеет в виду Библия, когда говорит о Божьем гневе, любви, жалости, горе и тому подобном. Это не изменения в Его внутреннем мире, навязанные Ему тем, что происходит с нами, это постоянные и неизменные выражения его позиции по отношению к добру и злу, жизни и смерти, человеческому роду, который Он любит, и врагам, настроенным против нас.
Отец может сердиться на своего ребенка, потому что он возмущен тем, что ребенок сделал, и просто находится в ярости. Это страсть, и эмоция в первую очередь связана с тем, что происходит в душе отца. Отец также может сердиться на ребенка, потому что он полностью против всего, что угрожает испортить жизнь и характер ребенка, и поэтому выступает против ребенка ради самого ребенка и его долгосрочного блага. Это привязанность, и здесь эмоция в первую очередь связаны с тем, что происходит в отношениях между родителем и ребенком, и с тем, как ребенок испытывает любовь своего отца, а не с изменениями в душе отца.
Эти два подхода трактуют библейский язык Божьего гнева, радости и горя в ответ на человеческие действия совершенно по-разному. Пассизм фокусирует наше внимание на внутреннем мире Бога и утверждает: "Бог чувствует то же, что и мы, и испытывает эмоции так же, как и мы. То, что мы делаем, меняет Его изнутри.’ Эмоциональный мир Бога находится в постоянном движении, поскольку на Него воздействует то, что происходит в каждой части творения.
Бесстрастие же направляет наше внимание на наши отношения с Богом, понимая, что только часть наших эмоций чем-то похожа на Его эмоции. В нашем переживании Бога Бог относится к нам полностью эмоционально, искренне опираясь на Свою собственную природу, хотя, строго говоря, нам никогда не дается окно во внутренний мир Бога, чтобы познать Его так, как Он знает Себя Сам. По мере того как мы меняемся, мы воспринимаем Бога по-другому, и наши отношения с ним характеризуются Его радостью, гневом, горем и жалостью, поскольку наши действия настраивают нас либо за, либо против Него, его доброты и света. Но все это в корне является выражением Его неизменной позиции по отношению к нам и к тому, что несет пользу или портит нашу жизнь. Божественные эмоции в первую очередь переходят от Бога к нам, а не, как в случае страстного Бога, от нас к Богу, когда мы своими действиями изменяем Его эмоциональное состояние.

Благая весть о бесстрастии

Есть много причин, по которым бесстрастие Бога - Его невосприимчивость к страданиям и неспособность поддаваться влиянию того, что находится вне Его, - является Благой вестью. Мы рассмотрим только два варианта.

Бог, Который творит, повелевает и спасает из любви и благодати

Во-первых, это сохраняет библейское учение о том, что Бог действует по отношению к нам из любви и благодати. Когда мы смотрим на отношения Бога с творением, действует ли Бог просто и только для того, чтобы делать нам добро, или это отдача и взятие там, где Бог ищет Своего блага и славы? Действует ли Бог только из любви и благодати?
Если на Бога влияют его отношения с миром, то Его жизненный опыт был глубоко обогащен актом творения. На протяжении многих веков Бог находился под влиянием Своих отношений с бесчисленным множеством человеческих существ, переживая вещи, которые иначе были бы невозможны. Богу гораздо лучше оттого, что Он сотворил мир. Или возьмем роль Бога как законодателя для человечества. Бог определяет, как должны жить люди, и критерии, по которым Он будет судить о нашей жизни и поступках. Главная из его заповедей - требование, чтобы мы любили Его, служили Ему и прославляли его. Если мы воздействуем на Бога, то Он страдает, когда человек не может этого сделать, и обогащается, когда кто-то исполняет это обязательство. Качество Божьего жизненного опыта также зависит от того, прославляем ли мы Его.
С такой точки зрения трудно утверждать, что Бог ставил на карту только наши интересы, когда создавал нас, и что Его забота о собственной славе мотивирована исключительно любовью к нам. Можно еще возразить, что, поскольку Бог есть Бог, только Он  может действовать для Себя и при этом быть добрым, создавая людей так, чтобы они были предназначены для поклонения и прославления Его. Однако это далеко не соответствует тому, что исторически утверждали христиане: что Бог был не просто добр, сотворив нас и повелев нам прославлять Его (хотя это верно и важно), но что Библия также учит, что Бог есть любовь и благодать, и поэтому все действия Бога направлены на нашу пользу, а не только Его. Страстный Бог ищет добра для Себя.
Рассмотрим Бога как Того, Кто спасает, Кто в конце концов полностью спасет Свой народ от присутствия и последствий греха: Он отрет всякую слезу с их глаз, и смерти больше не будет, и не будет больше ни плача, ни плача, ни боли, ибо прежнее прошло (Откр.21.4). Что означал бы этот отрывок, если бы Бог испытывал страдания и печаль от отношений с охваченным грехом миром? Мы страдаем, потому что живем под властью греха. Если мы влияем на Бога, то Он также страдает, потому что он входит в наши греховные страдания. Подобно нам, Он плачет, чувствует боль и жаждет грядущего искупления, которое освободит Его Самого от этого нынешнего рабства. Когда Он наконец избавится от смерти и отрет каждую слезу с глаз Своего народа, Он также спасет Себя, вытрет каждую слезу из Своего собственного глаза, избавив Себя от буквально невообразимого количества страданий и горя. Его спасение все еще благо, но оно уже не является, по словам Никейского символа веры, “для нас, людей, и для нашего спасения”. С этой точки зрения, Бог действует для Себя так же, как и для нас, когда он спасает нас. Спасение - это уже не свободный акт, а нечто необходимое, действие, которое Бог должен был совершить ради Себя.
Бесстрастие, в той мере, в какой оно противоречит нашим культурным инстинктам, является выражением убежденности в том, что Бог творит, повелевает и спасает “для нас, людей, и для нашего спасения”. Он действует только ради нас, а не ради Своего блага; это чисто акт благодати и любви. Еф.1.3-14 является хорошим примером этого, где подробно перечисляются спасительные действия Бога, и все они объявляются “в любви” (ст. 4b). Но этот отрывок - лишь верхушка огромного айсберга; Божья любовь, благодать и спасение характерно связаны. Бог спасает нас не для того, чтобы избавить Себя от последствий греха.
То же самое можно увидеть и в Божьем повелении прославлять Его. Бог повелевает нам служить, но Он Сам ничего не получает от нашего служения: “Или кто дал Ему дар, чтобы Он получил воздаяние?” (Рим.11.35). “Бог, сотворивший мир и все, что в нем, будучи Владыкой неба и земли, не живет в храмах, созданных человеком, и Ему не служат человеческие руки, как будто Он в чем-то нуждается, так как Он Сам дает всему человечеству жизнь, дыхание и все остальное” (Деян.17.24-25).
Богу не служат человеческие руки. Ему ничего не нужно от нас, потому что Он Тот, Кто дает все, что у нас есть. Отношения идут только в одном направлении - Бог воздействует на нас в Своей неисчерпаемой благости. Мы никогда не влияем на Него и не даем Ему даров. И если мы никогда не влияем на Бога положительно, то странно утверждать, что мы влияем на Него отрицательно, отнимая что-то у Бога своим отказом прославлять Его. Бог ни в чем не нуждается; Он дающий, сотворивший мир и все, что в нем. Роль Бога как Творца показывает, что Он не является бенефициаром нашего служения, и (неявно), что само творение было свободным актом благодати, а не чем-то сделанным, потому что Он был в какой-либо нужде.
Это означает, что Божье повеление любить, служить и прославлять Его предназначено для нас, а не для Него. Бог ищет Своей славы не потому, что Он упускает ее, если Его имя не освящается, а потому, что это делаем мы. Служить Богу - значит ходить в Его свете, а те, кто ходит во свете, освобождаются от тьмы, озаряются светом и получают саму жизнь. Божье повеление прославлять Его является выражением Его великой любви к нам именно потому, что Он бесстрастен: всегда дающий, никогда не принимающий. Его слава не противоречит Его любви к миру.

Крест меняет правила игры

Во-вторых, бесстрастие поддерживает идею о том, что крест меняет все, а не является откровением чего-то, что уже было истинным. Те, кто продвигает страстного Бога, указывают на крест и напоминают нам, что это откровение Бога. Из этого они делают вывод, что крест раскрывает Бога как Того, на Кого может повлиять то, что вне Его, Кто Сам страдает. Они проявляют нетерпение к подходам, различающим человеческую и Божественную природу Христа, которые приписывают определенные вещи только одной или другой природе. Если Христос умер, утверждают они, то Он умер как Бог, так и человек. И если он умер как Бог, то Бог принципиально смертен: способен умереть.
Такой взгляд лишает крест его уникальности. Фундаментальным для библейского представления о кресте является то, что он глубоко изменил вещи; что все изменилось, когда это произошло. Это уникальный момент. Но с пассистской точки зрения в этом очень мало уникального. Нет ничего необычного в страданиях Христа или даже в Его смерти, потому что крест открывает нам только то, что истинно о Боге даже вне его - что Бог страдает и может умереть.
Признание бесстрастия Бога позволяет гораздо лучше понять, как Писание связывает воплощение и страдания и смерть Христа в таких отрывках, как этот в Послании к Евреям. "Но мы видим Того, Кто на короткое время стал ниже ангелов, а именно Иисуса, увенчанного славой и честью из-за страданий смерти, чтобы по благодати Божьей Он мог вкусить смерть за всех. Ибо подобало Ему, для Которого и Которым все существует, приводя многих сынов к славе, сделать Основателя их спасения совершенным через страдания" (Евр.2.9-10)
Здесь мы видим, что Иисус был ненадолго сделан ниже ангелов - ссылка на воплощение и Его земную жизнь. Это произошло для того, чтобы Он мог умереть за всех и совершенствоваться через свои страдания. Но если Бог способен умереть и все равно невообразимо страдает, трудно понять, почему Иисусу вообще было необходимо стать ниже ангелов. Совершенство через страдания и смерть для всех было тогда возможно без воплощения.
Нечто подобное можно увидеть в том, как этот вопрос рассматривается в ст. 14-15, где говорится, что Христос разделил плоть и кровь, чтобы чтобы иметь возможность избавить нас через смерть, и ст. 17, где Иисус может предложить умилостивление за грехи, потому что Он был во всем подобен нам. Все эти отрывки предполагают, что воплощение создало глубокое изменение, так что вещи, которые не были возможны для славного Сына Божьего, такие как страдания и смерть, стали возможными, когда Иисус принял нашу плоть и кровь. Чтобы спастись от наших грехов, нам не нужен был страдающий Бог. Мы нуждались в славном Сыне Божьем, чтобы Ему стать человеком, и как следствие стать совершенным Спасителем через Его страдания и смерть за нас. Крест как уникальный акт искупления, а не просто откровение того, что в любом случае истинно, основан на бесстрастной природе Бога и последующем чуде воплощения.
Бесстрастие - это гадкий утенок в современном богословии, подвергшийся нападкам как философски мотивированный отказ от эмоционального языка Библии для описания Бога. В эпоху, когда "чувствовать - это по-человечески" - почти наш лозунг, любой намек на ослабление эмоций в Боге встречает стойкое сопротивление. Но бесстрастие Бога - это не погашение подлинных эмоций от Бога, а просто дисциплинирование того, как христиане читают Писание, а затем думают и говорят о Боге на эту тему. Оно отвлекает наш интерес от внутреннего мира Бога, который Он никогда не приглашал нас исследовать, и прямо фокусируется на том, как Бог пребывает в Своих отношениях с нами. Учение делает несомненным, что то, как Бог относится к нам, основано на Его собственной природе и сущности. Божественные эмоции, о которых свидетельствует Писание и которые мы испытываем, реальны, даже если они не являются изменениями в психическом состоянии Бога, вызванными нашими действиями. Более того, бесстрастие поддерживает две самые важные библейские истины: что Бог действует в любви и благодати, когда Он творит, повелевает и спасает; и что крест - это не просто откровение того, что в любом случае было истинным, но и коренным образом изменившее  мир дело нашего искупления.

Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn