Глава 4. Аромат вечной осени

  В начале октября город затопило листвой. Алое Солнце уже не грело воздух, а только проряжало его холодным светом.
  Архип видел несколько раз таинственную незнакомку-художницу возле главного входа университета, и, несмотря на сильнейшее желание подойти и познакомиться, противился этой тяге, не уступая эмоциям. Разумом он понимал, что отношения ему только помешают жить свободно и творчески. К тому же, он успел возвести эту девушку в Идеал, и решил, что лучше созерцать ее красоту со стороны, нежели знакомиться, а потом разочароваться и разрушить тот образ, что он уже выстроил в своем воображении. На греческую статую лучше просто смотреть и восхищаться ею, а остальным пусть занимаются искусствоведы, - подумал Архип.
Осень всегда открывала новые дороги, она была предвестницей не только зимы, но и чего-то великого, вдохновляющего и буквально заставлявшего дерзновенно смотреть на мир совершенно иными глазами.
Было невероятно сложно понять, что же это, сокровенное, незримое и неосязаемое, дышащее ароматом оранжевого океана листьев, кружащихся в легком ветру; что же это? Тоска по ушедшим временам, погребенной под слоем времени жизни? Или, быть может, надежда на то лучшее, что может когда-то произойти?
Само ощущение какой-то новизны, непреходящего, потустороннего, готового вот-вот прорваться в наш мир, сказочного и незыблемого посещает каждого человека в любое время года и в любом месте, но Архип ощущал нечто подобное всегда лишь осенью. И пусть даже такое время никогда не настанет, он знал, что такие мысли посещают всех людей, и что он, по крайней мере, этой осенью не может быть одинок и не будет.
  И сколько своих отражений видел он в зеркалах этим летом, сколько мыслей проносилось вихрем в его голове, но только осенью вся информация о себе и о мире, накопившаяся за столь долгих, жарких три месяца, наконец-таки пришла в систему, она назревала, словно хорошее вино, способное теперь насытить жаждущего, но не как подзаборного алкоголика, а как завзятого, истинного эстета, решившего постепенно приобщиться к культуре древнего напитка.
Осень была подобна этому вину, но если человек знает, какой напиток употребить, он скрупулезно выбирает нужный ему аромат, то Архип не знал, что принесет ему эта осень; он не мог выбирать, ибо это была древняя тайна, способная затопить всего человека целиком, опьянить его до беспамятства, а потом вдруг резко вернуть ему всё с полна, да еще вернуть уже назревшие плоды и наполнить радостью настоящий момент времени.
  Вот за это он был влюблен до беспамятства в осень; порой ему казалось, что Вселенная должна была возникнуть в определенный момент, чтобы в ней было это чудесное время, и что именно он должен собрать все, что оно ему предложит, чтобы он и только он мог восхищаться и превращать увиденное и услышанное в это время года в нечто цельное, странное, красивое и по своему уникальное; он грезил о новых начинаниях, идеях, мыслях, которые стояли вот где-то на пороге его жизни, он думал, что любит осень больше, чем когда-то ее любил сам Великий Пушкин, что его Болдинская осень, в сравнении с Архиповской - всего лишь блеклое пятнышко, но ни в коем случае не умалял заслуги вечного ума поэта-классика, который облекал в стихотворную форму свою жизнь и свои плоды, собранные именно осенью. Что может быть лучше, чем сравнение себя и своего видения мира, творчества, с тем, что уже стало в обиходе мировой массовой культуры классикой?
Этот невероятный октябрьский воздух, напоенный ароматами листвы и светом утренней зари, был сутью самой свободы и творческой энергии, серьезных начинаний и грандиозных планов, носившихся буквально везде и всюду.
  С такими мыслями и ощущениями Архип шел в университет, стараясь дышать как можно глубже, чтоб до того как оказаться внутри здания, успеть напиться этой восхитительной краской столь любимого времени года.
Перед парой он вышел на улицу – еще немного подышать свежестью, словно перед смертью, и с огорчением принял свою участь бедного студента, когда звонок наконец-таки пронесся над просторами университета.
На занятии по зарубежной литературе он с упоением слушал рассказы о писателях прошлого, великих гигантах мысли, настоящих Атлантах, расправивших широкие плечи, которые целые столетия держатся в основе нашей культуры и цивилизации, подпирая ее основы, и гордо неся их дальше с надеждой, что нынешние, и новые поколения будут продолжать их столь не легкое дело.
  И всё это, казалось, было уже сказано миллионы раз. И осень уже неисчислимой попыткой хотела рассказать человеку о главном в его жизни, что всё прекрасное, живое и яркое рано или поздно угаснет; Солнце через пять миллиардов лет превратится в гигантский красный карлик, поглотив при этом Меркурий, Венеру и Землю; тогда Солнце будет по своему красивым сгустком энергии, но силой, которая, в конечном счете, погаснет. То же самое происходило и с предыдущим временем смены года, то же происходит сейчас, и будет происходить еще пять миллиардов лет. Изменится ландшафт, климат, появятся новые люди, если, конечно, человеческая цивилизация к тому времени не покинет Солнечную систему в поисках более приемлемых молодых планет, схожих с Землей.
  И не было конца и края этим размышлениям, хотелось объять мир целиком, испить ту чашу Грааля, что предлагало Бытие... Но в то же время у Архипа было смутное ощущение того, что постигать Истину, Абсолют – не стоит, ведь тогда у него пропадет цель в жизни, иссякнет источник его творчества и размышлений, хотя с другой стороны было бы неплохо впитать весь мир в себя и смаковать его остаток жизни. Архип подумал, что наверняка именно этим и занят сам Господь Бог, если он есть, ведь только ему под силу созерцание каждого атома в этой необъятной, чудной, смертоносной, и в то же время поразительной Вселенной.
  На парах Архип не вслушивался в слова лектора. Он открыл блокнот и сделал пару набросков новых стихотворений. Несколько строк вертелось у него в голове по дороге в университет, но оформились окончательно они только сейчас. Это был настоящий импульс, который нельзя было не заметить, а то и вовсе подавить внутри. Только за одну пару он написал около тридцати стихотворений. Перечитывая их на перемене, он оставил лишь четыре. Остальные отправились в мусорку.
  После звонка парень решил прогулять остальные пары. Он знал, что сегодня брат приболел и остался в общежитии. Олег был старше Архипа на два года и учился на физико-математическом факультете, однако увлекался поэзией и был готов, как представил Архип, оценить его новые стихотворения. Архип почти срывался на бег, – настолько ему хотелось показать свои творения близкому человеку, который понимал его лучше всех на свете, да к тому же любил читать работы новичков.
  Парень немного сбавил темп, когда осенние пейзажи вокруг вновь пробудили в нем свежие мысли. Он размышлял о сути слова. Почему людей тянет на созидание?
  Слово – просто абстракция, рожденная энергией мозга, и только оно способно менять ландшафты человеческого сознания? В сути своей сознание остается неизменным, но его глубинные слои у человека разумного меняются ежедневно. Ведь он питается новой информацией: впечатления, которые он находит под сочной елью на опушке леса, по новому взглянув на нее так, как никогда прежде; созерцая волны в пруду, разбегающиеся в разные стороны от брошенного камня; полет птицы, пикирующей вниз за добычей - всё это мы видим часто, но лишь поэтическое восприятие мира способно одарить человека новым.
  Сколько же ресурсов требуется на эту "новизну", где ее взять? Простой человек не понимает, что он испытывал нечто подобное в детстве, как и все люди этого мира, но сейчас он утратил энергию нового, хотя мог бы попытаться удержать ее. Архип осознал, что не стоит цепляться за это видение силой – иначе оно уйдет еще раньше, чем предначертано, однако быть в тонусе получится лишь тогда, когда человек сохраняет в себе внутреннего ребенка. Не нужно слишком много мнить о себе, не кричать на каждом углу о том, сколько книг ты прочел, скольких людей повидал, или сколько образований получил - это неважно, ведь в старости человек не будет помнить обо всех этих подробностях. В старости он заглянет в самые яркие моменты жизни, вспомнит, как достигал заветной цели, и какие инструменты использовал для этого. Он раскрыл себя посредством работы – а что в жизни еще может быть значительнее? Если человек находит себя, своё дело жизни, то неплохо бы спросить: как ты это сделал? И он ответит: я сохранил в себе ребенка, чувство новизны и парения мысли; поэта, чье призвание – искать истину в обыденном.
  Архип не заметил, как дошел до брата. Он немного волновался, передавая тому блокнот со стихами. Олег поставил чай, предложил Архипу присесть, а сам молча углубился в чтение. Его лицо было сосредоточенным, местами он как-то странно хмыкал, почесывая широкий подбородок и большой нос, временами хмурился.
  – Выпьем чаю? – на лице брата появилась снисходительная улыбка. Архип сразу всё понял, и от чая отказался.
  – Ты не обижайся, друг, но... – Олег едва заметно вздохнул. – Архип. Честно скажу – это просто штампованная ерунда. Стиль неплохой, но метафоры заезженные. Ты уж прости за прямоту. Хотя нет, не буду извиняться. Правда есть правда.
  – Согласен. Благодарю за отзыв. Зная тебя, я даже не обижусь, хоть это и первый комментарий к моим первым стихам.
  Олег почесал затылок и приподнял густые брови:
  – Первым? Ого. Тогда беру свои слова назад. Для первого раза очень даже неплохо, а вот последний стих меня прям-таки за грудки схватил.
  – Да ты издеваешься? – недовольно пробурчал Архип.
  – Нет. Я порой бываю вредный, но сейчас говорю правду. Относительно профессионалов тебе еще расти, но что касается первой работы это действительно стоящая тема.
  – Ладно, спасибо. Учту и буду работать дальше.
  – Конечно. Я в этом нисколько не сомневаюсь. Ты и правда сможешь стать великим поэтом.
  Архип оставил брата в его комнате. Олег оказался недостаточно чутким! Он оценил искренне, как смог, но не увидел философского подтекста. Последний стих поразил его, но остальное он будто нарочно упустил из виду, а далее обратил внимание только на технические недостатки.
  Мрачные мысли овладели Архипом. Брат был прав – совершенству нет предела. Надо как-то выйти за нынешний рубеж сознания, подняться выше, а потом...
Стоило только подумать о будущем, как он вспоминал деревенский туман, который, казалось, до сих пор где-то там, поджидает его мечты и ломает волю к движению вперед.
  Выйдя на улицу, он медленно побрел домой, вспоминая утренние впечатления и размышления по дороге в универ. Освещение на улице было довольно тусклым, а над фонарем, под которым сейчас проходил Архип, и вовсе не было света.
  Внезапно откуда-то из-за угла здания вынырнул черный джип; Архип хотел было отскочить в сторону, но не успел – машина чуть прыгнула на кочке и слегка отбросила его в сторону. Парень ощутил боль в правом бедре, и, скривившись, медленно поднялся. Джип остановился. Водительское стекло опустилось вниз, и Архип разглядел в тусклом свете ладонь, сжимающую руль, а так же золотые часы на запястье. От часов вверх по коже до самых пальцев, словно молния, лежал довольно вульгарный шрам.
  Архип прищурился, пытаясь разглядеть лицо водителя, но кто бы это ни был, он не то что бы не вышел из машины, но даже не высунулся из окна, узнать, всё ли в порядке с пострадавшим.
  – В следующий раз, если он повторится, смотри по сторонам, идиотина, - послышался из глубин салона чересчур спокойный голос. Холодный тон говорил лишь о безразличии к происходящему.
  – Эй, я, вообще-то, сильно ударился! – крикнул Архип и быстро захромал в сторону джипа. – Может, вы выйдете? Иначе я...
  Стекло поднялось, и машина, прошлифовав на месте, резко сорвалась с места и исчезла где-то в конце улицы. Номер рассмотреть не удалось. Архип остановился, огляделся, не видел ли еще кто аварию, но так и не нашел свидетелей; буквально через минуту из другого корпуса вышла та самая девушка, – Афина Паллада, которую он возвысил над всем миром и над собой прежде всего. Она смотрела в телефон, заметно хмурясь, но затем пошла в ту сторону, куда отъехал джип. Архип спрятался за деревом и стал наблюдать: через пару минут в конце улицы машина появилась вновь, и девушка быстро прыгнула в нее.
 Архип весь скривился от отвращения. Да, он не был с ней знаком и не собирался идти на сближение. Да, она красивая студентка с худ.фака, и имеет право на личную жизнь, но это...
  – Если она ездит в одной машине с такими типами, значит, я был прав: лучше смотреть на богиню со стороны, не влезая в ее темный и пошлый мир.
  Он сказал вслух, чтобы поставить жирную, эпическую точку в их "отношениях". Потер ладонью ногу, которая от прикосновения заныла сильнее, затем отряхнулся и, прихрамывая, понурив голову пошел домой.
***