12. Восточная война 1853-1855

Уж извините, но о предпосылках и причинах Восточной войны 1853-1856 годов я писать не буду. Кому интересно, вот такое вот издание:
Восточная война 1853-1856 годов. Сочинение члена Русского императорского Общества генерал-лейтенанта М.И. Богдановича. В 4-х томах. Издание второе, исправленное, дополненное. С-Петербург, Типография М. Стасюлевича, Вас. Остр., 2 лин., 7. 1877
http://www.adjudant.ru/crimea/bogdan00.htm
Приведу из него небольшой отрывок, чтобы показать какой сложный узел представляли собой отношения Российской Империи с Оттоманской Портой: «…со времени Адрианопольского мира, в продолжении многих лет, Император Николай не только не содействовал постепенному разложению Оттоманской Порты, но даже, напротив того, поддерживал ее существование. Имея в виду слова Веллингтона, что «легко было бы устроиться с Турциею, если б было два, а не один Константинополь», Русский Монарх не хотел иметь, вместо Турок, каких-либо других, более опасных, соседей, и потому два раза явился защитником Порты от нападений ее мятежного вассала — паши египетского. Признательность турецкого правительства выразилась заключением, в 1833 году, оборонительного трактата, на восемь лет, в Ункяр-Искелееси (близ Скутари), на основании которого Россия обязалась содействовать Порте, в случае надобности, таким количеством вооруженных сил, какое обе стороны признают нужным, а Оттоманская Порта, взамен помощи войсками, обещала не дозволять никаким иностранным военным кораблям входить в Дарданельский пролив, под каким бы то ни было предлогом. Когда же, после поражения турецкой армии Ибрагим-пашою при Низибе и по смерти Султана Махмуда, сами Турки отчаивались в спасении Оттоманской Империи, Россия, оставив без внимания исключительные выгоды, ей предоставленные Ункяр-Искелесским трактатом, вошла в соглашение с великобританским, австрийским и прусским дворами на счет ручательства в целости владений Турции. По конвенции, заключенной в Лондоне, 3-го (15) июля 1840 года, было условленно, чтобы союзные державы ввели в Босфор и Дарданеллы такое количество военных судов, какое потребуется Султаном для защиты его столицы. В следующем году заключена в Лондоне теми же державами, к которым присоединилась и Франция, другая конвенция. по условиям которой подтверждено древнее правило Оттоманской Импе-рии, закрыть для всех военных судов, какой бы то ни было иностранной державы, проход чрез проливы Босфор и Дарданеллы.
По достижении общей цели — неприкосновенности владений Порты. возобновилось соперничество Англии с Россиею. Хотя с обузданием властолюбивых замыслов египетского паши наступило на Востоке спокойствие. прерываемое лишь изредка внутренними волнениями разноплеменных подданных Турции, однако же не трудно было предвидеть, что достаточно было самой маловажной причины для возбуждения общей войны.
Случай к тому вскоре представился. В 1848 году, когда большая часть Европы была объята вспышками революций, во Франции был избран президентом республики на 4 года племянник Императора Наполеона I, Людовик-Наполеон. Будучи одолжен своим возвышением огромному большинству поданных в его пользу голосов (более двух третей), Людовик-Наполеон мог упрочить свое владычество, соображаясь с бывшим на его стороне общественным мнением; но зная. до какой степени оно непостоянно везде, и особенно во Франции. он решился принять совершенно иную систему. Чтобы приобрести власть, независимо от наиболее влиятельных людей и образованного среднего сословия, Людовик-Наполеон старался угодить рабочим и малоразвитому сельскому населению производством публичных работ в большом размере и разными мелочными льготами, привлечь на свою сторону войска щедрыми наградами и так называемыми военными банкетами и снискать расположение духовенства усердием к религиозным интересам и экспедицией, посланною в 1849 году в Рим, для восстановления там папской власти. Сначала президент республики хотел достичь продолжения вверенной ему народом власти законными средствами, посредством пересмотра конституции, открывшего ему путь к более продолжительному, либо даже пожизненному президентству; когда же подозревавшее его замыслы национальное собрание отвергло пересмотр конституции, Людовик-Наполеон прибег к насилию и совершил переворот в ночь на 20-е ноября (2-е-декабря) 1851 года.
Многие из неприязненных ему депутатов и других влиятельных лиц были арестованы. и хотя в Париже произошло восстание демократической партии, однако же она, будучи лишена главных вождей своих, была подавлена силою оружия причем истреблено множество мирных граждан, и даже детей и женщин. Народ. под влиянием страха, внушенного военною силою, утвердил семью миллионами голосов избрание Людовика-Наполеона в президенты республики на десять лет. Затем, когда в следующем году был возбужден им вопрос: желает ли народ передать ему наследственное императорское достоинство, последовал, как и надлежало ожидать, утвердительный ответ около 8-ми миллионов голосов, т.е. почти всех французских граждан-избирателей. Людовик-Наполеон принял императорский титул, 20 ноября (2 декабря) 1852 года, под именем Наполеона III, но, сознавая непрочность власти, основанной насильственными средствами, чувствовал необходимость занять склонных к увлечению Французов делами внешней политики. С этою целью он, скрывая тщательно свои планы, объявил во всеуслышание, что «Империя есть мир» (l’Empire c’est la paix); но все его последующие действия, от возбужденной им в 1858 году коалиции против России до Седанской катастрофы, противоречили его торжественному обету. Без всякого сомнения, самою популярною войною для Французов могла быть предпринятая против издревле им ненавистных Англичан, но война против Англии требовала долговременных приготовлений, да и самый успех ее был подвержен большому сомнению. Неудача Булонской экспедиции оставила печальные воспоминания во французском народе, и предпринимать вторично такое же покушение было немыслимо еще не утвердившемуся на зыбком престоле властителю. К тому же, Людовик-Наполеон, гонимый в юности на материке Европы, нашел убежище в Англии; там он встретил сочувствие к делу Наполеонидов, казавшемуся несбыточным, и хотя, по своему характеру, он мало был доступен сердечным увлечениям, однако же не мог вдруг отрешиться от англомании, усвоенной им в первые годы своей политической жизни. Напротив того, он не переставал питать ненависти к России, которои усилия имели столь важное влияние на падение его дяди. К тому же — Император Николай признал Людовика-Наполеона Императором позже прочих европейских монархов и в такой форме, которая возбудила неудовольствие и злобу нового властителя. Наполеон III, решаясь возжечь пламя войны на Востоке, надеялся иметь на своей стороне Англию, постоянно там соперничавшую с Россиею. Повод к несогласию между французским и русским правительствами уже существовал, и Наполеон не замедлил им воспользоваться.
Издавна уже последователи православной и римско-католической церквей соперничали между собою, по поводу различных льгот и преимуществ, коими пользовались поклонники обоих исповеданий при посещении Святых мест, бывших поприщем земной жизни Спасителя. Решение возникавших между христианами спорных вопросов нередко затрудняло Оттоманскую Порту, навлекавшую на себя в чуждом для нее деле неудовольствие одной из сторон, а иногда и обеих. Еще в 1740 году, Франция успела исходатайствовать у Султана для латинской церкви новые привилегии в ущерб православию.
Но, впоследствии, при общем равнодушии Французов к религиозным делам, последователи греческого исповедания исходатайствовали несколько фирманов (указов), восстановивших древние права их: в таком положении оставались дела по Святым местам до половины настоящего столетия, когда Людовик-Наполеон, сделавшись властелином Франции, предпринял возобновить остававшиеся в забвении притязания латинской церкви.
В 1850 году, появилась в Париже брошюра отца Боре, весьма враждебная России и православию: в ней указан был путь, следуя которому, французское правительство могло положить предел мнимым посягательствам России на права латинской церкви. Вслед за тем, французский посланник в Константинополе, генерал Опик (Aupick) сообщил Порте ноту, в коей, на основании 33-й статьи договора (capitulation), заключенного в 1740 году между Францией и Турцией, домогался, чтобы католическому духовенству возвращены были следующие Святые места: большая церковь в Вифлееме: святыня Рождества Господня, с правом поставить там новую звезду, переменить ковры в вертепе и вообще иметь в исключительном владении гроб Пресвятой Богородицы и камень помазания; а также право сделать необходимые починки в большом куполе церкви Св. Воскресения и восстановить в ней все, как было до пожара 1808 года. Заметим, что в договоре, на который ссылался генерал Опик, не были исчислены помянутые святыни, а просто сказано, что французские монахи будут владеть теми Святыми местами, кои уже состоят у них во владении. Диван, вместо того, чтобы отказать в исполнении столь неопределительного условия, признал обязательным для себя договор 1740 года, но, желая ослабить его значение объявил, что вместе с тем, должно принять во внимание прежние и последующие документы, установляющие нынешнее положение дел в Святых местах. Когда же французский министр потребовал безусловного исполнения трактата, признанного обязательным Портою, Турки предложили составить комиссию из лиц уполномоченных от обеих сторон (une commission mixte), для обсуждения обоюдных прав, что было крайне опасно, по невозможности согласить противоположные притязания России и Франции. Впрочем, французское правительство, затеяв спор о Святых местах, по-видимому, имело в виду только угодить клерикалам, которые могли оказать влияние на предстоявшие выборы. Весьма естественно сделать такой вывод из отзывов французского министерства, заключавших в себе уверения, что «Франция нисколько не преувеличивает важность вопроса о Святых местах». После государственного переворота 2-го декабря, президент французской республики положительно объявил, что его представитель в Константинополе будет отозван за превышение данного ему полномочия, и что самое обсуждение вопроса о Святых местах отложено впредь до того времени, пока оно может быть разрешено дружественным соглашением обоих кабинетов. Но французский резидент, не смотря на то, еще настойчивее домогался, чтобы мнимые права католиков были признаны Портою.
Со своей стороны, Порта расточала пред нашим правительством уверения в ненарушимости прав, дарованных греческой церкви наследниками первых калифов и подтвержденных в недавнее время предместником нынешнего Султана; но, вместе с тем, обнаруживала явное пристрастие к Франции.
Если даже допустить, что обе стороны имели равные права на требуемые ими привилегии, то все-таки не должно упускать из вида, что обладание этими привилегиями было несравненно важнее для России, нежели для Франции, как по большему числу наших богомольцев, посещающих Иерусалим, так и потому, что Российский Монарх, будучи государем единственной самостоятельной страны, исповедующей учение греческой церкви, был природным защитником православия и православных. К тому же русское правительство не щадило значительных сумм на сооружение и содержание греческих и славянских церквей и монастырей, в чужих краях, и пользовалось справедливым сочувствием православных народов, связанных с Россией неразрывными узами единоверия и благодарности. Посягать на права их, значило — посягать на права России.»
       Ну а теперь к Смоленскому пехотному полку, и его участию в войне….
        1854 год застал войска 7-й пехотной дивизии в следовании с постоянных квартир Киевской и Волынской губерний в Бессарабскую область. Во время следования несколько раз менялось направление движения. Окончательно первая бригада стала на широких квартирах: штаб в г. Леове, а батальоны Смоленского пехотного полка: 1-й в Калараше, 2-й в Кожутне, 3-й в Бравичах и 4-й в Волчанце; кроме того, 2-я мушкетёрская рота находилась в г. Скуляны, для содержания караулов.
      Начальнику 7-й пехотной дивизии, генерал-лейтенанту Ушакову поручено было охранение всего низовья от Зейны до Сулина, как от покушений неприятеля со стороны Добруджи, так ровно и от вторжения с моря. Для этого ему были подчинены кроме войск вверенной дивизии, 3-я бригада 3-й кавалерийской дивизии, все местные войска и средства с крепостями Измаил и Килия и батальон Дунайской гребной флотилии. Таким образом задача, поставленная отряду Ушакова, сводилась вот к чему:
1. он должен был форсировать переправу выше мыса Четала, между Исакчей и Тульчей
2. овладеть устроенными против мыса батареями правого берега Дуная
3. угрожать Тульче, с целью воспрепятствовать отправлению оттуда турецких войск.
       К 7 марта отряд Ушакова сосредоточился у Измаила. 8 числа вечером войска, назначенные к переправе, выступили по направлению к Четалу и Красному мосту, чтобы 10 с рассветом начать переправу. Но когда полки уже были в движении, получено было приказание генерал-адъютанта Лидерса отложить форсирование на один день. Генерал Ушаков лично отдал приказание частным начальникам о предстоящих действиях, каждому назначено было надлежащее место и каждый получил наставление о способе действий.
          Состав войск, предназначавшихся для переправы через Дунай в райне Чатала:
пехота
Смоленский пехотный полк                3 с половиной батальона
Могилёвский пехотный полк                4 батальона
Витебский егерский полк                4 батальона
Полоцкий егерский полк                4 батальона
4 рота 5 сапёрного батальона
артиллерия
Батарейная № 1 батарея                12 орудий
Батарейная № 2 батарея                12 орудий
Лёгкая № 1 батарея                6 орудий
Лёгкая № 2 батарея                12 орудий
Конная № 6 батарея                8 орудий
кавалерия
2 бригада 3-й лёгкой кавалерийской дивизии            16 эскадронов
Донской № 1 полк                6 эскадронов
        10 числа была придвинута к разделению рукавов Килийского и Сулинского гребная Дунайская флотилия в числе 15 канонерских лодок.
         Вся пешая артиллерия была расставлена около места переправы для обстреливания неприятельского берега на случай появления турецких войск; конная № 6 батарея – на берегу напротив Сомово Гирло (рукав Дуная) для воспрепятствования туркам уничтожить мосты на этом рукаве, а равно и поражать войска, которые двигались бы из г. Тульча по берегу Дуная. Вся артиллерия была замаскирована. Штуцерники от всех полков поставлены между орудиями; пехота укрыта была в камышах, позади артиллерии.
        Турецкий берег у Четала был сильно укреплён батареями с глубокими болотистыми рвами. Турки считали свои укрепления неприступными и спокойно ожидали приближения наших войск.
        11 марта в 5 с половиной часов утра был открыт огонь с наших береговых батарей и флотилии. Артиллерийский огонь ослабил до того выстрелы с турецких батарей, что около 10 часов утра можно уже было приказать десантным судам двинуться к месту переправы. Перевозные лодки дошли на бичеве вверх по Килийскому рукаву, но здесь по причине мелкого дна должны были огибать мель на вёслах. Турки усилили огонь по десантным судам, но последние без всякого урона прошли к месту высадки.
       В 11 часов утра были посажены на суда вторые батальоны Могилёвского пехотного и Полоцкого егерского полков с 4-мя орудиями лёгкой № 2 батареи, которые, переправившись, без выстрела заняли часть неприятельского берега. За ними постепенно перевозились: весь Полоцкий егерский полк, Витебский егерский полк и остальные орудия лёгких батарей. По мере выхода войск на берег, устроившиеся части – 2 батальона Могилёвского пехотного полка с 2-мя орудиями, под командой полковника Тяжельникова – были двинуты направо для наблюдения за действиями неприятеля, а Полоцкий егерский полк с 4-мя лёгкими орудиями, под начальством генерал-иайора Копьева – налево к Сомову Гирлу. Лишь только определилось неприятелю место переправы, турки начали скапливаться на высотах Старой Тульчи и в камышах возле Сомова Гирла, на склоне горы установили батарею из 8-ми орудий. Генерал-майор Копьев, прикрываясь стрелковой цепью, под выстрелами турецкой батареи, быстро продвигался вперёд; в цепи завязалась перестрелка, застрельщики стремительно атаковали турок, которые не выдержали натиска и поспешно отступили за Сомово Гирло, не успев разрушить мосты, захваченные нашими застрельщиками.
          Неприятель, однако, готовился к упорному сопротивлению; часа в 4 дня на высотах Старой Тульчи показались значительные турецкие силы; в то же время получено было известие о движении неприятельских войск из крепости Исакчи. Чтобы предупредить противника и обезопасить всой фланг, генерал-лейтенант Ушаков приказал взять штурмом береговые батареи, которые казались совершенно ослабленными действиям нашей артиллерии. Два батальона Могилёвского полка двинулись на штурм.
          Ближайший турецкий редут, обороняемый одной пехотой был тут же взят 2-м батальоном Могилёвского полка, но лишь только голова колонны, по занятии редута, двинулась вперёд, как была встречена сильнейшим картечным огнём 6-ти олрудий и ружейными выстрелами из-за обширного сомкнутого укрепления, которое казалось издали открытой сзади батареей.
         При первом залпе были ранены: командир Могилёвского пехотного полка полковник Тяжельников, командир первого батальона подполковник Амантов и генерального штаба капитан Вагнер. Начался кровопролитный бой; неприятель обнаружил упорное сопротивление и после отчаянных усилий оттеснил штурмующих. Могилёвцы залегли во рву укрепления и оттуда продолжали сильную перестрелку, а дивизион лёгкой № 2 батареи (подполковник Храповицкий), подскакав на 300 шагов к укреплению, осыпал противника картечью.
          Видя тщетные усилия 2-х батальонов против столь сильного, как оказалось укрепления, генерал Ушаков двинул для усиления могилёвцев только что переправившиеся 3-й и 4-й батальоны Смоленского пехотного полка.
          «Отрадно было видеть этих молодцов – замечает очевидец – которые с такой отвагой ринулись в бой».
          Бегом бросились смоленцы на помощь своим боевым товарищам и, приостановившийся было бой, закипел с новой силой.
          Соединившиеся полки 7-й дививзии двинулись на штурм, овлдадели главным валом и оттеснили турок во внутрь укрепления к цитадели. Уже совсем стемнело, когда на место битвы подоспел 2-й батальон Смоленского полка. Командир этого батальона, подполковник Вознесенский, со знаменем в руке, бросился впереди всех на бруствер цитадели, извергающей снопы огня из амбразур. Его пример воодушевил и увлёк штурмующих. С криком: «братцы, не выдавать знамя!» все бросились на штурм и после отчаянного сопротивления со стороны турок, ворвались наконец в облитый кровью редут.
         Храбрый подполковник Вознесенский заплатил кровью за совершённый подвиг: контуженный при штурме наружной поверхности бруствера, он был ранен пулей в плечо навылет в самом укреплении, но войска отомстили за своего начальника: весь гарнизое цитадели был переколот штыками.
       В 10 часов вечера бой прекратился и редут был взят окончательно.
       Турки, потерпев поражение, бежали к Бабадагу, где собраны были главные силы их армии. Даже сильно укрепленные позиции у Тульчи и Исакчи в ту же ночь были ими оставлены. В цитадели было взято: 9 орудий, множество снарядов и огромные запасы пороха, которые, впрочем, пришлось затопить из опасения взрыва горевших внутри укрепления казарм.
       Начальник укрепления Али-Мазим-Бей, 3 офицера и 90 человек рядовых были взяты в плен. Урон турок простирался до 1000 человек.
     Потери Смоленского пехотного полка при переправе 11 марта:
убито – 3 офицера (командир 11 роты подпоручик Маковецкий, батальонный адъютант 4-го батальона подпоручик Гурский и прапорщик Нестерович, фельдфебель – 1, унтер-офицеров – 8, рядовых – 44 .
Ранено-офицеров 6, подпрапорщик 1, унтер-офицеров – 19, барабанщика 2, горнист 1, и ряжовых 180.
        Подполковник Вознесенский, получивший тяжёлую рану в плечо, после перевязки возвратился к своему батальону, который он лично повёл на штурм цитадели. Только по окончании боя, когда разбитый неприятель бежал к Бабадагу, неустрашимый штаб-офицер согласился отправиться в госпиталь для излечения. Прапорщик Протопопов, получив рану пулей в глаз на вылет, обратился к товарищам со словами: «поздравьте меня, господа, рана ведь Кутузовская!». Придя на перевязочный пункт, он настоятельно требовал, чтобы сначала подали помощь другим, по его мнению, сильнее раненым и нуждающимся во врачебной помощи. Генерал-лейтенант Ушаков в донесении Главнокомандующему Дунайской армией князю Грчакову о кровопролитной битве при мысе Четала, говорит: «все чины вверенного мне отряда, с начала канонады и до окончания последнего штурма, старались превзойти друг друга храбростью и отвагой. Солдаты рвались в бой. Смоленского пехотного полка унтер-офицер Игнат Горелый, получив рану в шею и наскоро перевязав свою рану, поспешно вернулся к роте, чтобы ни на шаг не отстать от своих товарищей, и такое рвение усматривалось во всех.»
         За оказанные подвиги мужества и храбрости 2-м и 3-м батальонами Смоленского пехотного полка при переправе через Дунай 11 марта 1854 года, Всемилостивейшее пожалованы им Гергиевские знамёна с надписью: «За переправу через Дунай 11 марта 1854 года», с сохранением 2-му батальону и прежней надписи: «за взятие французских знамён в горах Альпийских в 1799 году.»
         На взятом у турок укреплении были оставлены 3 батальона Смоленского полка и 2 батальона Могилёвского при 4-х лёгких орудиях. 
           13 марта в 30-30 утра тронулась с мыса Четала через Сулинский рукав гусарская бригада с конно-лёгкой № 6 батареей, Донской № 1 полк, а за ними Смоленский пехотный полк с двумя батарейными батареями. По прибытии в Тульчу полк присоединился ко второй бригаде. 15 марта отряду предписано было перейти из Тульчи в Исакчу, куда Смоленский полк прибыл 17 числа.
          Движение войск из Гирсова к Силистрии открыло Добруджу с юга и отряд Ушакова предоставлен был собственным силам; начальник отряда должен был, по замыслу данных ему инструкций, отражать высадки близ устья Дуная, не допуская вторжений в эту реку неприятельской флотилии и удерживая в то же время область Добруджи. Вот почему положение отряда было строго оборонительное, особенно после снятия осады Силистрии, когда каждое столкновение с неприятелем, даже самое удачное, было лишь бесполезной тратой времени и людей и не могло иметь ни малейшего влияния на ход войны.
          Меж тем генерал-адъютант Лидерс предписанием от 14 сентября 1854 года за № 1824 уведомил генерала Ушакова:
1. оставить на правом берегу Дуная Смоленский полк с батарейной № 1 батареей, Донские №1 и № 39 полки, ракетную батарею, роту сапёр и дружины греческих волонтёров;
2. остальные же войска отряда перевести на левый берег Дуная и расположить в окресностях Измаила и Барты.
        Оставшиеся на правом берегу войска были подчинены командиру Смоленского пехотного полка полковнику Игнатьеву, которому было предписано при обнаружении намерений неприятеля напасть на его малочисленный отряд, немедленно перевести его на левый берег и развести мост. 18 октября получено было донесение, что громадные турецкие силы наступают по Бабадагской дороге и берегом Дуная. Опасаясь за участь своего отряда, генерал-лейтенант Ушаков приказал трём батальонам Смоленского полка и батарейной № 1 батарее перейти мост, орудия поставить за заблаговременно приготовленными эполементами (Особый род бруствера, употребляемый для прикрытия войска на открытой местности), а четвёртому батальону вместе с греческими волонтёрами занять tete de pont (предмостное укрепление).
          В 11 часов вечера 19 октября перешли через мост донцы с конно-ракетной батареей, а за ними 4 батальон и греческие дружины.
         В 12 часов перешёл последний солдат и ближайшие к неприятелю четыре плота сняты. Всю ночь и следующий день разводили мост; 20 к 7 часам вечера разводка была окончена и плоты отправлены в Измаил.
         С 25 марта 1855 года Смоленский пехотный полк находился в движении к г. Тирасполю, куда прибыл 9-го апреля и простоял на тесных квартирах в окресностях этого города больше месяца. 17 мая он был направлен в Крым форсированным маршем через Одессу к Перекопу. 8 июня смоленцы заняли известную Бельбекскую позицию, где получили нового полкового командира флигель-адъютанта полковника князя Н.Д. Эристова, назначенного на эту должность вместо полковника Игнатьева, произведённого в генерал-майоры. С 11 июня по 22 июля, в составе отряда генерал-адъютанта графа Анрепа-Эльмпта, полк занимал Макензиеву гору. С 27 по 30 июля смоленцы были расположены на Инкерманской позиции, а 31 числа того же месяца перешли на северную сторону Севастополя и вошли в состав севастопольского гарнизона.
            4 августа полк участвовал в кровопролитном сражении при Чёрной речке в составе 7-ой пехотной дивизии генерала-лейтенанта Ушакова, составлявшей в этом бою левый фланг нашей армии. Согласно диспозиции, утверждённой главнокомандующим Крымской армией, князем Горчаковым, войска, сосредоточенные на Макензиевых высотах, 3 августа, в 8-30 вечера начали спускаться от Макензи и дойдя до высоты Нового Редута, построились в резервный порядок: 7 пехотная дивизия с 8 артиллерийской бригадой – правее дороги, ведущему к каменному мосту на р. Чёрной, а три полка 12 пехотной дивизии с тремя батареями 14 артиллерийской бригады – левее. За серединой интервала между дивизиями поставлен был 2-й стрелковый батальон. В таком порядке войска оставались всю ночь.
          В 4 часа утра, 4 августа, все эти части двинулись вперёд в направлении к каменному мосту. Дойдя до нагорного берега р. Чёрной, они были остановлены, и артиллерия наша открыла огонь. Три батальона Смоленского полка, входившие в состав левого фланга дивизии Ушакова, двинувшись от Юхар-Каралеза, должны были дебушировать затем из Мангут-Кальской теснины и совместно с двумя батальонами Витебского и батальоном Полоцкого егерских полков, поддержать атаку на Федюхины горы. Вскоре по всей линии загорелся упорный бой.
         К исходу девятого часа 7 дивизия сбила французский отряд с правого уступа Федюхиных гор. Но несвоевременность атаки этих гор генералом Реадом с места изменила предполагаемый ход сражения, и атаку вспомогательную, на сильнейший пункт, пришлось обратить в главную, а главную на более доступную Гасфортову гору во вспомогательную. Мало того – атаки велись последовательно: сперва 12 дивизия, потом 7-я и вдобавок почти при полном отсутствии артиллерийской подготовки и при слепом удержании, как единственной формы строя, колонны к атаке, что привело к чрезмерным потерям с нашей стороны. Несвоевременность же главной атаки произошла от путаницы, наделанной ординарцем при передаче приказания колонне генерала Реада, который истолковал переданное ему приказание «начинать» в смысле немедленного движения в атаку, тогда как, в действительности, приказ подразумевал открытие артиллерийского огня, - факт, показывающий, насколько надо быть осторожным с такими вещами, как редакция и передача приказаний.
        В помощь Реаду двинулись и другие войска, вступавшие в бой небольшими частями, но, действуя без должной связи, они после ряда геройских атак и частных успехов, вынуждены были отступить, причём генералу Реаду оторвало голову разрывом.
     Под Чёрной речкой смоленцы держались молодцами и поведение их было оценено высшим начальством, что видно из прилагаемого наградного списка штаб, обер и унтер-офицеров полка, получивших награды за отличное мужество и храбрость, оказанные в бою 4 августа 1855 года.
     С 6 августа Смоленский пехотный полк опять занял прежнюю Бельбекскую позицию, у мельницы Говорова, а 27 числа того же месяца принял участие в отражении штурма англо-французских войск на Севастополь. К сожалению, нет данных о действиях Смоленцев в отражении штурма, да и вообще весь период с 4 августа 1855 года по 23 июня 1856 года в истории полка довольно таки тёмен и сводится исключительно к голому перечислению событий.
      28 августа полк перешёл с южной стороны Севастополя на северную, 4 сентября снова занял позицию на р. Бельбеке, а 8 числа двинулся с этой позиции к татарскому селению Енисал (авангардный отряд генерал-майора Миттона), где 10 сентября отразил покушение неприятеля к нападению на авангард. 22 сентября участвовал в перестрелке у с. Куртлер-фоц-Сала и в движении от Енисала к Юкары-Аегул. 27 сентября принимал участие в авангардном деле (отряд генерала Тетеревникова) под тем же Енисалом.
      26 ноября с отрядом полковника Оклобжио участвовал в стычке с французами у с. Бага. В ночь с 31 января на 1 февраля 1856 года находился при рекогносцировке неприятельского лагеря, расположенного за перевалом Байдарской долины. С 20 марта полк нёс авангардную службу на нашем левом фланге.
      С 26 апреля по 23 июня полк находился на северной стороне Севастополя, откуда был направлен на постоянные квартиры в Смоленскую губернию, в г. Рославль.