Навстречу миру

Любовь к наукам зашкаливает. Особенно к доподлинным и особенно среди прогрессивно настроенных. Больше жизни, хлебом не корми. И ведь не всякую, а очевидно полезные пестуют. Чтоб результат налицо. Токсикологию, бактериологию и вирусологию. Чтоб передний обязательно краешек, чтоб пользы побольше, чтоб сделать человечество не чуточку лучше, а всерьез и надолго. Но для этого нужно рискнуть. Вот прям жизнью.
Спрятаться поглубже - бронированные подземные заводы, слов поменьше и секретность построже. Солдаты там специальные, офицеры, разведка и финансирование зеленое.
Иначе не состоится, а под запретом когда, под прицелом, тройным контролем и черепом с костями, успех обеспечен. Проверено. Прям из кожи вон, последнюю копеечку несут.
Вы, говорят, товарищи ученые, сиднем то не сидите, лучше соорудите по-быстрому какой-нибудь запредельно опасный вирус, яд послаще или бактерию поувесистей. Чтоб уж наверняка, а мы вам денюшку и звание подкатим. Чтоб экологическую повестку повыше задрать, зеленый мир посильнее разукрасить и гендерному разнообразию помочь. Очень надо.
Дык ученые тоже люди. Любят секреты, военную форму и акалогию с углеродом. Всерьез любят. Деньги - это так, тлен, ничто, звания там потешные, нобелевки, карьеры - суета сует, другое дело, гуманизм, прогресс и дело мира. Одно слово, подвижники.

Ладно, науки материи сложные, не всякому дано, так и в музыке мало понимаю. Неважно разбираюсь в литературе, скульптуре, живописи, поэзии и киноискусстве, и если не въелось сразу, достучаться до небес невозможно. Исключения, когда трудом-усилием, крайне редки. Совершенно не представляю как устроена партитура и не могу поддерживать разговоры знатоков. Что сказал Тосканини, на каком фендере играл Бенсон, почему дай пять главная вещь Брубека или сколько октав у Фредди в запасе, а болтовня о композиции, пластике, перспективе, фактуре сразу заставляет искать убежище поглубже.

Как можно увлекаться битлзами-патлзами, если не понимаете о чем поют, возмущалась училка английского.
Года три назад попал на чтения, организованные джазовым просветителем - человек честно хотел приобщить публику к музыке толстых.
Поначалу слушали композиции, а в конце занятия обсуждали. Было интересно и полезно, пока организатором не овладела идея глубокого проникновения. Люди, сказал он, чтобы вплотную приобщиться к прелестям, надо освоить музыкальный язык, научится различать ритм и свинг, тональности и атональности, размеры и контрапункт, короче, специфику, и уж только после пытаться понимать джаз в целом.

Сказано - сделано, теперь на занятиях мы рвали песню на части, начало - тема, развитие - импровизация, голоса - инструменты, перекличка, ритм-секция, смены размеров и так далее.

Голова вспухла сразу. Только войдешь, подключишься, завибрируешь - стоп, быстро посчитай ритм. Джаза больше не было. Не было восторга, загадки, не было тайны и включенности, не было растворения и соединения, только обрезки, обрывки и глупые количества. Такты, размеры, рифы.
Зачем, говорил я подвижнику, музыка не пилится, а слушается, главное войти, проникнуть и проникнуться, а влившись тело и душа справятся сами - танцем, восторгом, эмоциональным подъемом или комком в горле, всем тем, чем славится полнота исполненного смысла. Делать звук и любить музыку, это разное, кухня нужна только тем, кто сам хочет исполнять.
Нет, будем учить аккорды, отвечал упоротый лис, миноры, мажоры и септы, будем искать пана квинту, смотреть партитуры и подсчитывать шаги. На том и расстались.

Или полотна. Умоляю, не поддавайтесь на провокации, не разлагайте на форму и содержание, цвет, свет, перспективу и композицию, не стройте из себя критиков или ажурных ценителей-коллекционеров, понты это и понты дешевые.
Как можно увидеть что-либо в папском Ватикане, когда тебя гонят на выпас. Стадом запустили, стадом повели мимо миллионов картин, статуэток, гобеленов, офортов, а шаг в сторону расстрел. Мелькание, зато всю оставшуюся жизнь можно хвастаться чудесным приобщением к величайшей сокровищнице.

Тоже самое с поэзией. Детей ладно, пусть механически, полезно, а остальные причем. На старт, внимание, марш - победил Иосиф Бродский, всех и сразу. Не беда, что стихи не льются, миллион авторитетов на коленях стоит, руки к небу тянут и образ гения с годами все прекрасней. Пастернак, Мандельштам, Цветаева и Ахматова - гениально, спору нет, но это уже упадок, уже шаг назад против золотого. Свою поэзию сыскать не трамвай построить - одно, два, три стихотворения, но такие, будто сам из себя выдрал.

Эрудиция, кругозор, начитанность лежат снаружи, на контуре, костюм, а каким стихом-мелодией дышит душа так и не поняли. Что рвется спонтанно, когда один, когда бубнишь, насвистываешь или танцуешь - настоящий полковник, два кусочека колбаски или лакримоза. Остальное прикуп - к одиннадцати туз, и пока шел контору думал как устроена речь.
Не в смысле слов, а по составу и охвату. Внутренний монолог лишь кажется управляемым - захотел, думаю то, захотел это. Никак нет, и если без постороннего вторжения, если не надо средоточить внимание вовне - собеседник, музыка, окрик или машинный сигнал, движется равномерно, но отнюдь не прямолинейно. Скорей напоминает оркестр, где кроме солирующего инструмента, есть птичий гомон, всплывающие стихи, обрывки мелодий, нежданные события, уколы совести, неоконченный разговор с отцом, сожаление о несостоявшемся свидании, охотная женская походка или испуг на спонтанное желание выпить.

Полифония, ибо вплетается, дополняет, уводит и возвращает удерживаемую фокусом тему. Импровизация для флейты с оркестром. Иногда театральная постановка, иногда сольная партия лунного света, камерный оркестр, рок-группа или джаз-банд. Рэп, скетч, речитатив, подрифмовка вплоть до бубнения или затаившийся крик. Запах сырости, мелодия чужого телефона, девичий переполох, мужицкое угу, скрип колеса, детские шумы или пасмурная предгрозовая тишина. Карусель мелодий.

Бог дал нам язык, чтобы молчать осмысленно - во всяком случае не заглушать оркестр.

***

Тренировка поначалу складывалась неплохо. Прошел три двести, быстро пожал лежа, легко вспрыгнул на турник и хорошим темпом вышел к приседаниям, однако перед суровым тяжем нажал на паузу.

- Серый, - обратился я к пограничнику, - помнишь, рассказывал про звонок из русской службы би-би-си

- Ясен пень, и как...

Договорить не дали. С дальнего конца прискакал Виталик и громко затараторил про голос америки, точнее про то, как папа рассказывал о глушилках, как выезжая за город их обходили умные студенты, дальше пошло про Берию - книжку про которого увидел в доме знаменитого банкира, когда зашел на минуточку позвонить, ибо забыл ключи, а мама ушла в гости к подруге, с дочерью которой учился его старший брат, кстати - Виталик дал немного отдышаться - известный бизнесмен, может слышали, и подробно рассказал о строительстве дома отдыха, после чего длинно переключился на политику, следом перепрыгнул на Диалоги Платона, которые стали его первой самостоятельно читанной книгой, а первой учительницей - хорошая знакомая бабушки по еврейской линии, и вообще - тут последовала вторая пауза - его родственники живут в Ашкелоне, но сам ехать не хочет, ибо патриот и очень любит Россию, а завтра будет звонить Израиль с поздравлениями...

Мы приседали, жали вверх и сидя, отжимались и работали бицепс, а Виталик, зависая то над одним, то над другим, говорил, говорил и говорил - про воблу, тараньку и плотву, каратэ и ушу, женщин, которых любил он и женщин, которые были от него без ума, про учебу в маркетинговом техникуме и рыночном институте, знакомстве с финансовыми воротилами и лидерами криминального подполья, о том как правильно готовить курочку на бутылочке и жарить котлетки по-киевски. Буря мглою.

Феномен выпущенной наружу, неконтролируемой речи, когда говорящему не важна реакция окружающих - захватил акустику и выдал необыкновенный концерт. Стереотип на стереотипе, набившие оскомину цитаты, расхожие представления и многочисленные подробности - тотальный обмолот на три тысячи шестьсот секунд.

Можно посетовать на невоспитанность, природную неуемность, желание понравится или наличие иных признаков душевного здоровья, но любопытней другое. Впечатление, что говорит не он, а им. Радиоприемник, через который рвется наружу большой эфир. Маяк и Радио России, Би-би-си и Войс оф Америка, Свободная Европа и Немецкая волна плюс все радиостанции Советского Союза.

Любители мер и весов меня поймут. Упражнение сродни молитве и хотя речь идет о примитивном усилии, работе мышц, пучков и волокон, где ум по идее не нужен, все ровно наоборот. Телом работает душа, которая заставляя сосредоточится ограничивает страхи и психологию, а преодолевая наружный вес, освобождает закрепощенное могущество. Поэтому "не мешай" естественный закон любой тренировки. Непререкаемый и непреложный. Более того, распространяется на всякое серьезное дело в принципе - не лезь под руку и не прерывай чужого движения. Реакция может показаться непропорциональной.

Но ведь мы взрослые, правда, поэтому несмотря на рвущийся рык, проявляем снисхождение и терпимость. Тоже могущество и похлеще штанги с бицепсом. В тени приблудного оркестра