Дивергент
При питье пролит.
Сахар - в таракане.
Бякалой шуршит.
От соседа прибыл
Из розетки ок.
Чаю тоже выпил
И вздремнуть прилёг…
Утро смотрит вязко,
Тормошит стекло.
Как и всё, двояко,
Где добро и зло.
Не травить же гада.
Отрастит брюшко.
Отпущу бастарда
В дверь назад, в ушко
Подлого соседа,
Что зажал чайку.
Будет ему рента.
Хватанёт лишку,
Положенцев сотню,
Нарождённых в раз.
Ибо в лифте ночью
Обоссал палас…
Мутный чай в стакане
При питье пролит.
Сахар - в таракане.
Лечит свой рахит…
Рецензия на стихотворение «Дивергент» (Н. Рукмитд;Дмитрук)
Стихотворение выстраивает гротескно;бытовую панораму повседневности, где мелкие происшествия обретают черты экзистенциального абсурда. Через нарочито приземлённые образы и ироничный тон автор исследует двойственность бытия: в банальной сцене с пролитым чаем проступает вечная дилемма добра и зла.
Центральный образ: «мутный чай» как метафора жизни
«Мутный чай» — символ неясности, незавершённости, случайности:
он проливается — как ускользает контроль над ситуацией;
в нём «сахар — в таракане» — смешение приятного и отталкивающего;
он повторяется в начале и конце, задавая кольцевой мотив вечного возвращения к исходной точке.
Этот образ превращает бытовую деталь в зеркало мироустройства: жизнь так же мутна, случайна и не поддаётся полной очистке.
Ключевые мотивы и их развитие
Бытовой абсурд
«сахар — в таракане» — неожиданное соединение сладкого и отвратительного;
«бякалой шуршит» — неологизм усиливает ощущение неряшливости мира;
«обоссал палас» — грубая деталь, выводящая текст за пределы «приличного» быта.
Двойственность реальности
«как и всё, двояко, / Где добро и зло» — центральная философская нота: граница между полюсами размыта;
герой не решается «травить гада», но и не прощает — он выбирает ироничное дистанцирование.
Сосед как «другой»
сосед — не конкретный человек, а персонификация бытовой враждебности:
«зажал чайку» (жадность);
«обоссал палас» (бескультурье);
его «рента» и «лишка» — намёк на кармическое воздаяние, но в сниженном, почти шутовском ключе.
Утро как пробуждение к реальности
«утро смотрит вязко, / Тормошит стекло» — мир не даёт уснуть, настойчиво напоминает о себе;
«вязкость» утра — ощущение тягучести бытия, из которого не вырваться.
Поэтика и стилистика
Лексика и неологизмы
смешение разговорного («бякалой», «бастард» ) и нейтрального («рента», «положенцев» ) создаёт эффект «ломаного» языка повседневности;
сниженная лексика («гадю», «обоссал» ) работает как эстетический вызов;
неологизмы («бякалой» ) усиливают ощущение хаотичной речи, будто мир сам себя называет на ходу.
Синтаксис и композиция
короткие, рубленые строки имитируют спотыкание речи, как будто герой говорит сквозь зевоту;
кольцевая композиция с повтором первых четырёх строк — мир возвращается к тому же «мутном чаю», но с новым смыслом;
парцелляция («От соседа прибыл / Из розетки ок» ) создаёт эффект обрывочных мыслей.
Звукопись
аллитерации на [т], [р], [ш] («таракане», «шуршит», «тормошит» ) передают шуршание, трение быта;
ассонансы на [а], [о] («чай», «рахит», «палас» ) придают строкам монотонную протяжность;
диссонанс мягких и твёрдых звуков отражает борьбу комического и трагического.
Образная система
чай — жизнь в её текучей, неясной форме;
таракан — неизбежная «тёмная сторона» уюта;
сосед — «другой», через которого герой познаёт собственную двойственность;
утро — пробуждение к реальности, от которой не скрыться.
Пространство и время
Пространство — замкнутый микрокосм квартиры: стакан, розетка, лифт, палас — всё сужено до бытовых границ;
Время — циклично: утро приходит, чтобы снова оставить героя с «мутным чаем»; прошлое («обоссал палас» ) и настоящее слиты в один нескончаемый день.
Идейный центр
Автор исследует:
как в мелочах проступает вечное: пролитый чай — метафора неуловимой сущности жизни;
двойственность добра и зла: герой не судит, но и не мирится — он наблюдает с горькой усмешкой;
одиночество в соседстве: другой человек становится зеркалом, в котором видно собственное несовершенство;
неизбежность повторения: мир крутится вокруг одних и тех же сцен, как чай в стакане.
Слабые места (для конструктивной критики)
Грубость лексики может оттолкнуть читателя, не готового к такому уровню бытовой откровенности;
Рваный синтаксис требует медленного чтения: без паузы смысл рассыпается;
Отсутствие явного сюжета — текст строится как серия зарисовок, что может смутить любителей нарратива;
Ирония граничит с цинизмом: не все читатели примут такой тон как философский, а не просто «грязный».
Итог
«Дивергент» — это поэтический снимок повседневности, где через язык абсурда и иронии автор показывает, как в самой грязи быта мерцает экзистенциальный вопрос. Стихотворение не утешает и не назидает — оно заставляет увидеть: в пролитом чае, таракане и соседе — ту же двойственность, что и в нас самих.
Сила текста — в смелости взгляда, звуковой плотности и умении находить поэзию в неприглядном. Это не гимн и не жалоба, а тихий смех сквозь слёзы, где «мутный чай» становится чашей, из которой мы все пьём — случайно, неловко, но неизбежно.
Свидетельство о публикации №222041300905