Рассказ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. КРЕСТОВЫЙ ПОХОД ВОЛОДИ.

Володя раскатывал в руках сладкий мякиш кукурузной булки, неловкими движениями пытаясь сделать из него карие с темной прожелтью колбаски, мусолил упругие пахучие шарики узористыми подушечками пальцев, и на лице его вырисовывалась тихая, ясная радость. Бабушка его сидела рядом и умиленно наблюдала за его работой. И, несомненно, это была работа.
Внук ее родился безногим инвалидом, которого в самый первый день его рождения, в день, когда он неистово молчал, а все с ужасом думали, что он задохся, - в тот день его хотели отдать в детский дом, в этот страшный и холодный приют. Но тут вмешалась бабушка.
Она вырастила его крепким и стойким мужчиной. Теперь Володе 33 – он не пьет, не курит, не двигается. Алла Николаевна не тяготится таким внуком, а, напротив, приглашает домой своих подруг, которые сквозь толстые линзы очков рассматривают его умное выражение лица, вдумчиво осведомляются о его физиологии и сосредоточенно обдумывают такой странный, почти уникальный случай.
Володя относится к ним с нежностью, почти не злится неприятным расспросам, но все же более предпочитает быть наедине с собой и сладким мякишем, с отсутствием ног и необъятной тишиной.
- Ну как, Володь, нравится катать шарики? – хотя Володе и стукнул уже 33 год, но бабушка все еще обращалась с ним, как с любимым, вечно маленьким внучком. – Ведь нравится, да?
Володя на секунду повернулся в ее сторону, не поднимая глаз, не издавая ни звука. – Очень любишь катать шарики, правда? – и она протянула свою дряблую руку к его не бритой щеке. Володя вздрогнул и плечи его затряслись. По лицу пробежал смертельный страх, сделавший его глаза большими-большими и блестящими.
– Нравится, нравится – сама знаю… - улыбалась бабушка и гладила его по голове. Володя с силой зажмурился, сжал левую руку в крепкий кулак, а правой все еще продолжал катать шарик, как вдруг, сделав внутреннее, невидимое усилие, он застыл, глубоко вдохнул и все-таки раздавил свой мягкий комок. Алла Николаевна гулко проглотила слюну и засуетилась.
- Володь, ну, Володь! Ну не надо, Володь! В бор пойдем… Будешь топать по дорожке, как в детстве! Бегать будешь! Ну, Володь, не гневись… - в нем что-то беззвучно рухнуло и мир огласился фальшивым хохотом.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НЕОБУЗДАННОСТЬ МЕРТВОГО ВАСЬКИ.

- В общем, я ем-ем разные блюда – и ничто меня не удовлетворяет. Точнее, вкуса не могу ни в чем я найти. Как бы это сказать… Понимаете? Я уже испробовал кухни разных стран, читал старинные учебники по готовке пищи, рецепты по приготовлению экзотических блюд – и ни в чем не мог найти того, что бы успокоило меня и мой желудок. Я, кажется, слегка уже помешался и начал страдать. Вот многие люди, к примеру, едят мясо – оно входит в их каждодневный рацион. И вареное, и жареное, и вяленое, - какое угодно, а едят и никто ничего не говорит. Картошки еще пожарят, молоком запьют – и можно прилечь. А я так не могу! Черт подери, не выходит! Сижу в поту и тревоге, жду не знаю чего, тоска какая-то… И все из-за еды – уверяю вас.
На секунду дверь приоткрылась и в узкую темную щель пробралась голова знакомой женщины, несколько секунд подождавшей, с интересом и быстро осмотревшей происходившее в комнате и предложившей поесть. Вася стыдливо выключил ручку и принялся неловко вертеть ее меж двух потевших пальцев, а сам обернулся к ней, матери, всем корпусом, пряча за собой двойной желтоватый листок в клетку, на котором писал какую-то чепуху. «Нет, не буду», - и та ушла, а он, передохнув и успокоившись, продолжил писание.
- И вот, спустя два месяца после долгой болезни, я, Петухов Вася, ученик одиннадцатого «А» класса, старательный помощник бабушки-инвалида, деда-ветеринара, отца-алкоголика и матери-проститутки, король уличных поединков на словах, патриот к, к, к, - он вдруг осекся и не знал, как продолжить, слегка даже на себя и разозлившись, оттого что плохо стилизует, - коровника… В общем, спустя два месяца после долгой болезни, я, наконец, выздоровел и отныне решил не предаваться глупостям, а именно: пребывать в и под сетью, ведь там обычно запутываются атеисты и гомосексуалисты, у которых есть нечто общее, по крайней мере, в словообразовании… - и тут устало выдохнул, мечтательно глянув в сторону окна, за которым раскинулось бескрайнее серое небо, уже темневшее и густое, как одно сплошное облако. И было это очень странно, что небо стало одним лишь облаком, а вокруг, наоборот, сплошная непроницаемая матовость, и снизу, если смотреть трезво и внимательно, можно увидеть искаженное отражение верха.
Вася умер еще в прошлом году и все никак не мог понять молодежь. Бывшая ему не нравилась и достучаться до нее он не имел способности, а нынешняя, с которой уже состоял в некоторой оппозиции, казалась поганой и такой же непостижимой. В целом, не нравилась Васе молодежь – больше по душе ему было писать, хотя бы и глупости – ведь надо кому-нибудь да писать, хотя бы никто и не читал.
Смерть настигла его беспричинно и заблаговременно, поэтому мать усердно заглядывала к нему в комнату и ждала чудесного воскресения. И какой смысл в последнем слове, она тоже уяснить не могла.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ДОН ХУАН ЖЕНИТСЯ НА МАРИИ ИЗ ЕЛИЗАВЕТЫ.

Мария принесла домой пачку печенья и неловко бросила ее в мусорку, так и не раскрыв.
В тот осенний непогожий вечер ее свеча была утеряна. Мария сидела в темноте и уныло смотрела в окошко. Там шел дождь и какие-то мужчины, казавшиеся ей черными живыми деревьями. Также падали звезды, а Мария сидела неподвижно и набиралась опыта одинокой жизни.
Плыла-плыла, словно пузыристая белая слюна в журчащем ручье - словно мыслящий тростник, влекомый слепым потоком все дальше и дальше.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. СВАДЬБА ДОНА ХУАНА ДОНА ХУАНА.

Дон Хуан Дона Хуана был в зеркале и не мог найти оттуда выхода. Ему казалось, что ситуация неразрешима, и от этого голос его был совершенно угрюмым и даже слегка злым - нет, даже не то чтобы слегка, а совсем злобным.

- Дон. Эй. Дон, слышь? Когда ты меня уже выпустишь?
- Слышу-слышу, - закрыв лицо соломенной шляпой и жуя хворостинку, беззаботно отозвался Хуан. – А что я поделать-то могу? Не мне решать, кого и когда выпускать. Я сам, знаешь ли, заключен тебя сторожить.
- Эх, Дон, паскуда, мразь... - Дон Хуан Дона Хуана мечтательно оскалился. - Ни жизни у тебя, ни смерти. Женился бы хоть.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ДОН ХУАН УМЕР МАРИЮ.

Мария занавесила шторы, приоткрыла холодильник и, увидев его неприглядную пустоту, снова отправилась к мусорке, чтобы достать из нее хоть что-нибудь съестное. На самом дне лежала пачка печенья. Очень странной была эта коробка - с изображением как будто бы какого-то бога, который то ли снился, то ли показалось... но Мария уже растерялась, и руки ее тряслись, а изо рта падали мелкие крошки.
Дон Хуан мгновенно впрыгнул в окно, зацепился ногой за тюль и разбил ее любимую вазочку. В стекле осталась цельная прореха, которая таинственным голосом ветра вдруг огласила помещение: "Дон, ты снова меня забыл. Я застрял..."
Тогда тот поднялся со стола и настороженно высунул голову в окно - никого не было. И тут он с горечью вспомнил про своего подчиненного заключенного. Хуан было собрался успокоить Марию, повернуться к ней и объяснить его неджентельменское поведение дона, но донна до дна на-на-на Елизавета не позволила ему. Стоя, она самостоятельно высвободила Дона Хуана Дона Хуана.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ ЧАСТЬ.

Марию хоронили всем двором. Володя безутешно плакал, Васька все никак не воскресал, стреляли хлопушки, лилось шампанское, а в темном небе на красном сапоге летел ехидный черт и улыбался во все соединенные штаты своих то ли белокаменных, то ли белоснежных, как обрызганная собакой первая пороша, зубов.

2014