Войнах

Войнах
«Тьмой непростой, несусветною тьмой, полночь мой дом полонила…»
I
Алексей очень долго и напряженно думал. Затем, наконец, волевым движением вырвал у себя из жиденькой бороденки длинный черный волосок и направился в кухню, где его дед и бабка пили послеобеденный горячий чай.
- Ну все, решил… - выдохнул он и обвалился на табурет, больно ударившись спиной о покрытую синей плиткой стенку.
- И что же? – охнула бабка.
- Все. Ухожу в монастырь.
- Да в какой же монастырь, Лешенька? А на работу-то кто ходить будет?
- Пусть работа сама себя работает, бабуль.
- Работа не волк – в лес не убежит?
- Вроде того.
- Ну а о пенсии, о стаже ты подумал? – вставил дед, громко присербнув чаем. – Кто в старости-то тебе поможет, кроме государства?
- У Бога стажа нет, деда. Можно секунду послужить и обрести за это вечность, а у вас тут на земле сколько ни служи, все равно нищета будет да сплошной телевизор.
- Может, и так. А на телевизор-то ты все-таки напраслину не возводи. «Не суди и не судим будешь», как у вас говорится.
- Ладно, я с вами спорить не буду, да и ругаться не буду. Так – зашел оповестить.
- И на этом спасибо, - спокойно ответил дед и отправил в рот кусочек печенья с запахом, но без вкуса малины. – Баба с возу – кобыле легче.
- Да что ты заладил. Баба да баба. Мужик он. Вон и в монастырь уходит. Я бы его на войну, может, и отдала, а вот в монастырь – нет.
- Это почему же? – поинтересовался дед.
- Да страшная скука там. Что он там делать-то будет? Ни женщин, ни работы, ни войны… Ни кобылы, ни воза, ни легче, ни тяжелее, ни рыба, ни мясо… Мне его так жалко. Как представлю, как он там будет, так сердце и разрывается. И думаю, как бы токмо ему помочь… А там ведь уже не поможешь.
- Да уж. Ну а что ж, уйти оттудова потом нельзя разве будет?
- Да куда ты уйдешь? Это ж тебе не армия. Да и там посадят. А тут просто убьют.
- Ладно! Надоело это слушать, - не удержался Алексей и привстал, но вдруг схватился за спину – защемило, – пора собираться, - простонал он.
- Ничего. Найдут ему и там работенку. Глядишь – еще и оттудова посылочки нам слать будет, а? – захохотал дед, обнажив беззубые малиновые десны. – В общем, Лешка, не серчай на нас старых. У тебя еще вся жизнь впереди. Прорвемся.
- У меня вся жизнь позади. А вас уже прорвало!
- А это ты зря. Я ж могу и сковородою огреть.
- Себя в нее посадите и огрейте, чтобы было понятно, что на том свете ждет! – еще раз выпалил Алексей и стал выходить из кухни, пока бабка недоумевающе смотрела на него с маленьким адским огоньком в глазах.
- Слушай, ну вообще нахахал!
- Да пущай и катится отседова. Помнишь песенку? Катится-катится каракатица… И упирается прямо в небо-ад… - зашамкал дед и придвинулся поближе к супруге. – Каждому-каждому в лучшее верится. Катится-катится каракатица… - и нежно схватил ее за обвисшую под домашним платьем грудь.
Та зашевелилась, взъерошилась и дала ему родного да пламенного подзатыльника.
- Ну, старый хрыч, кончай.
- Я тебе сейчас ка-а-ак!..
- Кончай свое печенье уже. Иначе сейчас жевать нечем будет. Хотя тебе и так нечем. Или нечем улыбаться будет. Хотя тебе и так нечем. В общем, ничего у тебя нет – гол как сокол.
- Я тебе сейчас таких голов назабиваю!..
Алексей стоял у себя в комнате и думал, как бы ему собрать свои пожитки. Ну хотя бы все самое необходимое. Хотя бы на первое время. На второе – уже там посмотрим-подумаем. В общем, он как-то незаметно для себя оказался в подряснике и начал вспоминать свою прошедшую жизнь. В руках у него был целлофановый пакет, как для орешков под пиво. Он размышлял, что же можно в него уместить: недавно оконченный им трехтомник по исихазму, трехтысячестраничную Библию на греческом с параллельным церковнославянским и современным русским переводом, несколько пар летних трусов и носков, шоколадку «Веселые ребята» и пачку сигарет, которую он носил с собой на счастье, но никогда не курил.
- Да уж, глупости какие. Не жизнь у меня, а сказка. Будет. Теперь.
Он слышал, как дед выбежал на одной своей ноге, как избушка, и громко хлопнул кухонной дверью. Сам же Алексей проделал то же самое, но на своих двух, немногим ранее и задумался об избушке. Возможно, теперь в одной из них ему и придется жить… Вот уже жизнь будет… Как на картине…
- Да уж, глупости какие. Вновь повторяю я себе.
Он взглянул на большие настенные механические часы и ему машинально захотелось перекреститься. Он словил себя на мысли, а саму же мысль упустил. После этого ему стало казаться, что все – ошибка… Но чья?
- Дед, прости меня.
Он подошел к деду, который возлежал на зеленом диване в зале и смотрел какую-то передачку по телевизорчику, от которого его никогда нельзя было отвлекать, когда тот лежал именно так, как сейчас. Целлофановый пакетик выпал из его рук, а где-то вдали – то ли этажом выше, то ли ниже – прогремел выстрел. Все встрепенулись, кроме Алексея. Бабке уже нечего было и трепетать. А внуку же ее чудилось, что житие его пропадает…
- Дед… - вновь обратился он, преклонив колена. – Дед… - но дед на это лишь почесал пиратской культей свой куриный отросток, а тот отчего-то сладостно задвигал коготками.
- Леша… - и Алексей возрадовался всею душою своею, ведь он решил, что это дед соблаговолил обратиться к нему, но тот все так же смотрел в экран, где объяснялось, как лучше клевать зерно курам, чтобы получалось побольше яиц или мясистых перьев для новомодного спа-салона. Так вот: заговорила бабка. Она вышла из кухни вся в крови, но влезла в ступу и принялась по-заячьи припрыгивать в сторону Алексея с совершенно осоловело-разбойничьей видностью. – Леша… я тебе еще один патрон оставила… Спасайся…
На Алексея в этот момент напал какой-то чужой и непонятный ужас. Он понял, что все это – испытание и искушение. Искривление и искажение. Издыхание и измождение. Придыхание и претворение. Преступление и наказание. Преступление и азазание. Азазание и азазание. Просто азазание и ничего более.
Он схватил свой целлофановый пакет, который валялся где-то у его обутых в лаковые красные по колено сапоги ног и побежал к выходной двери. Спешно открыл ее, но та лишь еще сильнее закрылась. Долго возился с ручкой, но та быстро поддалась, чтобы Алексей, который уже хотел стать писателем, смог что-нибудь написать. Тем не менее, и даже, более того, ничего не происходило…
А за дверью его ожидало нечто доселе неведанное и абсолютно новое. Но это уже совсем другая история – история постепенного обновления человека, история перерождения его, которую мы могли бы начать, но наверняка не сумеем окончить, а посему оставим это обновление до новой версии, и эту пост-историю, и этого человека-машину иным писателям, которые все еще пишут и пишут, все пишут и пишут… Мда.
II
Алексей сидел на кухне и, как дед, присербывал горячий чаек с ароматом мелиссы, которую его бабка собственноручно собирала и высушивала, сохраняя в пустом бумажном пакете от муки с надписью «милиса». Он смотрел на него, хихикал от этой словесной ошибки и додумывал каламбур: «милисия». В тарелке у него лежал сладкий творожок под названием «Снежок». Такой же был и газированный напиток, но его Алексей не любил, а любил лишь чай, как и следует нормальному русскому человеку.
Тут в помещение вошла бабка и села напротив стола на табурет, на который недавно ввалился Алексей и больно при этом ударился спиной о стенку. Кстати, она уже была совершенно здорова и нормальна, то есть как платье, так и тело ее было чистым от крови.
- Ну что, внучок, поговорим по душам? – начала она.
- Бабуль, что с тобой случилось?
- Да ладно тебе. Поговорить что ль не можешь?
- Да нет. Могу. Наверное. Не знаю.
- Или душа отсохла?
- Да кто ее знает.
- Ее саму или кто вообще знает?
- Да ничего непонятно.
- Чужая душа – потемки, что тут скажешь. А сам еще вчера тем светом пугал!..
- Да каким тем светом… И этого хватит.
- Этого точно не хватит, чтобы душу такую просветить.
- Ладно, бабуль, поговорили. Завязывай.
- Что тебе завязать-то, внучек?
- Новые узлы, как Александр. Все, короче, баб, не мешай чаи гонять, - и он нарочито громко и бурляще сербнул, после чего облизал серую, мягкую и неприятную на ощупь алюминиевую ложку с творогом, в котором был еще мак и желатин.
- Я тебе сейчас так нагоню, что уже потом никто не нагонит!
- Да ладно тебе. Вечно мы с тобой начинаем говорить и вечно заканчиваем. И этот еще, что все записывает – от него только ерунда и выходит.
- Ты что, про этого же что ль? – кивнула она в неопределенную сторону.
- Ну да, а о ком же… Недоумок этот записывает все так, как не на самом деле, а потом еще и выдают за «реализм», - с насмешкой и растянуто произнес он это последнее определение, а мне вдруг стало как-то немного обидно.
- Да и черт с ним. Не обращай внимания.
- Я и не обращаю.
- Вот и не обращай.
- Вот и не буду.
- И не будь.
- Хорошо.
- Ладно.
Бабка посмотрела вперед, в окно, так, будто хотела изменить все то, что виднелось из него, и превратить во что-то другое. Синее небо она желала сделать черным и наслать сквозь него во двор, где резвились дети и покуривали да поплевывали на лавках какие-то старики, множество молний и опасно-тяжелый град. Но не делала этого. Или, по крайней мере, не могла этого сделать.
И, тем не менее, она отерла и без того сухие руки о свое зелененькое платье, привстала, оправила на простоволосой седой голове косынку и с чувством выполненного долга, и какая-то даже исполненная странного достоинства вышла из кухни, до этого погладив Алексея по макушке, отчего тот мило и слегка пристыженно улыбнулся.
- Ну и дела… - подумал Алексей и понял, что не знает, как быть дальше, но дальше ведь надо быть, ведь не быть нельзя, иначе придется быть в полном смысле этого слова, а в полном – да еще и смысле – быть ему не хотелось вовсе, потому что тогда, думал он, не будет совершенно ничего. И точка.
- Так вот, Леша, на чем мы там с тобой остановились? Ах, да, в брежневские времена жилось нам лучше всего – это я тебе на полном серьезе, то есть без философии. Медицина – бесплатно, учеба – бесплатно, квартира – бесплатно. Меня отправить хотели в лучшие санатории, а оплата – всего десять процентов от себестоимости. Так я еще и не хотел! В общем, не жизнь, а сметана.
- А дух бесплатно? А смерть бесплатно? А душа бесплатно? – юродствовал Алексей, сидя уже в зале, в коричневом удобном кресле, и глядя в занавешенное окно, пока дед, как и давеча, возлежал на зеленом диване и одним глазом и ухом слушал и смотрел телевизор (какую-то передачку о том, как правильно сажать картошку, чтобы появилось как можно больше колорадского жука и чтобы затем эти жуки сгруппировались, вернулись назад в Колорадо и осуществили там первую подлинно американскую пролетарскую революцию), а вторым ухом и глазом – Алексея. 
- Лешка, вчера же это все обсудили. Не донимай. Так. Что дальше? И погода совсем другая была. Лето, как лето. Зима, как зима. Жизнь другая совсем была. Не то что сейчас. На речку ходили. И рыбу ловили. А зимой снега – выше крыши. А таперя что? Ни лета, ни зимы, ни снега, ни рыбы, ни мяса не словишь нигде.
- Это точно, ловить с вами нечего.
- Это ты просто ловить не умеешь, хоть и книжку свою умную читал, а ловить так и не научился, а еще в монастырь собирался уходить, аахахахаха, ой повеселил же ты нас вчера. Там бы уже точно словил так, что и не влезло б, ахахах!
Алексей нахмурился и было хотел уйти в свою комнату, но дед продолжил.
- Ладно, не серчай на нас старых, Лешка, мы ж тебя любим, нашего единственного и неповторимого (в скобках отмечу, чтобы вы посмеялись, а он и не знал: «как геном в пробирке» - или как там? – в общем, вроде гомункула). – Он открутил двухлитровую бутылку жигулевского пива и сделал несколько зычных и крупных глотков, после чего с наслаждением и некоторой тяжестью выдохнул, а коготки на куриной лапке – хотя это был всего лишь какой-то протез, хоть и один – и расположенный где-то ближе к центру, а не со стороны, где бывают ноги у нормальных людей – вновь дали о себе знать. – Так о чем это мы там? Ах, да. Плакаты висели «мы живем в стране развитого социализма». А ты представляешь, как хорошо было уже тогда? А дальше приписано: «И движемся в сторону коммунизма». Вот интересно, каково уже было бы там! – сладко и мечтательно потянулся дед. – Но как обычно в нашей истории не дают нам ее довести до конца. А, может, оно и не надобно, а, Лешка? Как думаешь?
- Не знаю. Я бы довел до конца в твоем случае и хотя бы узнал, что такое коммунизм. Это как страстно любить женщину, но так и не совокупиться. Хотя это может все и испортить, хотя это, может, во мне и платоновский идеализм говорит. В общем, кто знает. Говорят же, что девственником никто не умрет.
- Ага, но коммунизм мне так и не дал, выходит. А мне все равно интересно, но что ж поделаешь.
- «Там вообще не надо будет умирать».
- Хахаха! Хорошо сказано.
- Да и не мною. «Все идет по плану» же.
- Хахаха! Шло, да не вышло. А, может, это такой хитрый план и был.
- Ты «Чевенгур» читал, деда?
- Какого деда?
- Не деда, а писателя Платонова.
- Про такого слышал, но он же, вроде, педиком древнегреческим был. В смысле, мужеложцем – с детьми спал и все про единого бога бла-го-га говорил. – Алексея от этой отвратительной шутки скривило, ведь он чрезмерно чтил и почитал (но никогда не читал) великого грека, трагика и философа Платона, у которого было и другое имя, почти как девичья фамилия у жены, после того как она, наконец, выходит за-мужа.
- Нет, ты путаешь. То – Платон. А это – Платонов.
- Платон-off, говоришь?
- Ага.
- А Платон-on есть?
- Не-а, не знаю такого.
- Я думаю, и того не было, а был он всего-то Плат-on. То есть обычной платой, машиной, короче говоря, структурой. В общем, совсем не человек, а токмо транслировал что-то. А, может, и вовсе не то. Это как в телевизоре, понимаешь. Телевизор тем и хорош, чтобы правильно сигнал принимать и показывать передачи, которые нам передаются и посылаются. Вот и Плат-on так.
- Ладно, дед, устал я от этого бреда. Хватит уже на автора «Государства» нагонять, а… Твой телевизор и одной строчки его не стоит, сам ведь знаешь.
- Может, и не стоит, ахахах! Ладно! Так ты подожди… А что же тогда твой Платон-off, говоришь?
- А… Я уже и забыть успел. Тот про коммунизм писал. Он почти в нем жил. Тогда, в смысле. Да и в смысле коммунизма. Это я так думаю. «Чевенгур» почитай.
- В «Котлован» полезай.
- Чего?
- Ничего…
- Понятно…
- Вот и мне все понятно. Этот, значится, плату выключил, чтобы про коммунизм рассказать – интересно. Что-то живое и настоящее там, видать. А то все, наоборот, включали, смотрели и слушали, чтобы потом заметки на пустых полях оставлять да во дворе на трухлявых лавочках обсуждать. Так и папирос со слюной не наберешься.
Алексею на этот раз совсем стало противно. Он незаметно перекрестился и вышел из зала по направлению к своей комнате, детской, где его ожидал восьмитомник Лосева.
III
Бабка безмятежно сидела на балконном стуле нога за ногу и странно-отстраненно смотрела чрез белую занавеску в окно, где по дорожкам переваливались с ноги на ногу старики, а рядом с ними неслись на самокатах детишки. По улице же проезжали автомобили, которые она очень любила, а иногда даже и сама хотела бы стать такой, но чтобы и остальные люди постепенно превращались в машины – и все огромным ровным строем ездили по правилам дорожного движения, соблюдая дистанцию, восполняя недостаток топлива и в необходимое время проходя технический осмотр.
Но так было не всегда. Бывало у нее и совершенно черное и колдовское настроение, и тогда лучше и машинам, и людям быть как можно дальше, ведь всех их она одним разом готова уничтожить или поглотить. Вот так…
Леша вошел в свою комнату, к которой примыкал балкон, и опешил. От Алексея Федоровича Лосева осталось не то что несколько книг, но уже всего лишь страница – да и то какой-то ее остаточный и последний лоскуток, который бабка, как коза, медленно и безучастно заглатывала внутрь и старательно нажевывала… Он почти видел и мог разобрать эти строки:
«...Вся жизнь – игра.
И всё сменяется в извечной перемене
Красивой суеты. Всему – своя пора.
Всё – сон и тень от сна. И всё улыбки, речи,
Узоры и цвета (то нынче, что вчера) –
Чредой докучливой текут – и издалече
Манят обманчиво. Над всем – пустая твердь.
Играет в куклы жизнь, – игры дороже свечи, –
И улыбается под сотней масок – Смерть...»
Когда Алексей смотрел на коз или думал о них, ему сразу же становилось как-то дремотно-страшно. Козы были какими-то демоническими существами – и их желто-черные потусторонние глаза, и обвисшая поросль-бородка, и это тайное блеяние, которое никому не уяснить… Когда Леша слышал это их запевание, он тотчас вспоминал какое-то стихотворение, в том числе и, кажется, сочиненное некогда им самим. И от блеяния оставалось в нем лишь блевание, отчего было и смешно, и жутко.
- Эх бабуль, ну спасибо, что хоть Хайдеггера оставила… - начал он, уже тайно перекрестившись под часами три раза, немного успокоившись и подойдя вплотную к балконной двери. – А то бы мне уже и совсем читать нечего было.
Бабка тупо повернулась в сторону и задумчиво протянула: «Ме-е-е». Алексею вдруг показалось, что на ней выросли рога. Последние строчки Лосева погрузились в ее непроглядную материнскую утробу. Она усладно заурчала и почесала свой одноглазый великий живот. Лешу передернуло, а по телу его пробежал ехидный холодок. Он вспомнил еще нечто: когда-то давным-давно в детстве на даче он посмотрел в глубокий темный колодец, где на дне в отражении мутной воды увидел самого себя – но абсолютно черного и как будто бы тоже с рогами…
- Ладно, ты, если что, заходи… По душам поговорим… Я тебе пока мешать не буду…
На его небольшом пошарпанном от времени столе (а он любил шутку про круглый стол квадратной формы) лежало несколько книг и стояла одинокая зеленоватого оттенка лампа. Он присел на такой же, как и у бабки, стул, и открыл одну из них. Но тут внезапно задумался в виде нормального текста с прямой речью, а не какой-то там мыслью:
- Интересно, а что теперь с Лосевым в бабке будет… Он ведь, как пророк Иона там… Надо ему помочь выбраться, что ли… Или сам на третий день изойдет? Кто знает, посмотрим… А, вообще, даже если подумать о бумаге, то что с ней-то будет? И с бумагой, и с бабкой… А, может, он в ней как-то прорастет? Может, и рога-то на ней от Лосева выросли? Или мне это все показалось? Надо, наверное, и бабке как-то помочь... Или она волк из сказки про семерых козлят? Брюхо ей вспороть и в геенну огненную выкинуть… То есть на свалку, где мусор в адском пламени коптится!.. Нет, что это я – горячусь – и во мне, наверное, злобы хватает… Видимо, все это – просто хорошее чтение…
Взгляд его блуждал, туманился и, наконец, остановился. В раскрытой перед ним книге под названием «Бытие и время» на немецком (“Sein und Zeit”, где и время пишется с большой буквы, что очень важно, а в русском – нет, что плохо, но и в немецком просто все существительные пишутся с большой, а в русском, как пел известный гражданин, с большой должны писаться лишь «Люди») – на одной из страниц он увидел малопонятное слово Dasein.
Немецкий изучался в университете уже очень давно, и память о нем успела у Алексея не то что запылиться, но почти и вовсе стереться. Хотя когда-то он мог и более-менее читать серьезные тексты, и даже изъясняться с носителями языка, ведь некогда бывал и в самой великой Германии, которую немало любил. Пожалуй, эта страна была для него второй или третьей по степени любимости. Однажды на занятии он даже выдал «ам Зигхайльплатц» вместо «ам Зигасплатц», что означало не «на площади Победы», но на «площади Зиг Хайль».
В общем, нетрудно догадаться, что читать «Бытие и время» в оригинале для него сейчас было непосильной задачей, и он даже недоумевал, почему именно эта книга оказалась перед ним открытой или почему именно на нее упало его колыхающееся внимание. Он продолжал смотреть на белую с желтым полукруглым отсветом страницу и думал все напряженнее и напряженнее: «Da-sein, Da-sein», - повторял он себе из раза в раз и, казалось, что слово это в одночасье теряет для него всякий смысл.
Он вспомнил, что давеча дед как-то необычно и даже довольно удачно, на его взгляд, пошутил по поводу Платона и Платонова. Так, будто бы сам дед, а не он, Алексей, получал лингвистическое образование и владел некоторыми языками (на каком уровне – мы уже умолчим). Посему он решил обратиться к этому, мягко говоря, любимому родственнику за помощью.
- Слушай, дедуль, а что означает для нас по-немецки Dasein? – незаметно начал Алексей, пока дед, не видя внука, продолжал смотреть очередную интересную передачку по телевизорчику Samsung, название которого он произносил как «Сам сунь» - и даже немного горделиво веселился.
- А почему это ты спрашиваешь? И кого это ты там читаешь? – смущенно спросил он, глядя на темноватое пожилое лицо с усиками на красивой книжной обложке. Сам же дед был поглощен новым выпуском на телеканале «Dis-covery» о том, как правильно делаются черные резиновые насосы, как технологически верно нужно ими высасывать то, что [вам] нужно, а также о том, как их устанавливать на, к примеру, пароходы, чтобы те в свое уникальное время могли бы выслать или увезти кого-нибудь далеко-далеко и надолго.
- Хайдеггера читаю. А спрашиваю, потому что не совсем понимаю, что это значит. А ты вчера что-то о Платоне и Платонове говорил такое… Так мне показалось, что и с немецким переводом и толкованием сможешь сейчас помочь.
- Во-первых, не Хайдеггера, а Гей-деггера, - насмешливо ответил дед, отвернувшись от голубого экрана, а срединный протез его издал в этот момент некий похотливый пневматический шумок. – Во-вторых, догадка верная. «On/off» я хорошо изучил на стиральной машине «Bosch» – ты мне сам с этим помогал, еще когда в вузе учился, ха! Запамятовал что ль? – Алексей пожал плечами и промолчал, а диктор продолжал рассказывать о содержании эпизода. – Ладно, что там у тебя за вопрос, еще раз, про этого гея?
- Сам ты гей, дед!
- Хахаха, ну-ну, не обижайся, что ты… Я ж помочь хочу.
- Да ты не помогаешь, а что только и делаешь, так это оскорбляешь великих и унижаешь меня.
- Да ты пока и сам-то не особо велик, чтобы тебя еще и унижать, верно?
- Ай, ну тебя!
- Да ладно тебе, стой ты, стой… Напомни вопрос…
- Dasein. Что это значит и как лучше перевести?
- А как обычно переводят?
- «Вот-бытие» - пишут.
- Вот, значится, бытие, говоришь... Стало быть… Хорошо… Ну, положим, «да-бытие». Как тебе такое? Там же «да» в слове есть…
- Не знаю я, деда. Помимо перевода, еще и толкование прошу.
- Да что ты заладил-то, е-мое, ну, честное слово. Экзегета нашел. Не я ж твою библию сочинил. Да и не читал…
- У меня ж вопрос не о том…
- Ладно-ладно. Стой. Давай тогда еще так: «нигде-бытие». Как тебе?
- Ну… Звучит заманчиво.
- Токмо никуда оно тебя не заманит. Все, решили вопрос?
- Нет. Непонятно же.
- Вот – это, значится, тут, где-то рядом, совсем близко, но, вроде, и далеко. Это, помнишь, как в том сериале из детства: «Истина где-то рядом»…
- А… - разговорился, разгорелся и развеселился Алексей. – А бытие тогда тут при чем?
- А вот и при том. Что перевод неправильный, а должно быть «вот-вот-бытие». Понимаешь? Вот-вот – это, значится, «совсем скоро», как «совсем скоро новая серия сериала». Понятно?
- Хахаха, деда, ну ты даешь. А где это ты немецкому так научился?
- Да на войне еще. У нас тогда немцев тут была самая тьма. Вот и нахватался.
- Слушай, а сколько тебе лет-то? Сколько с тобой живу, все забываю… Ты меня прости, если что…
- Да ладно тебе, сам ты не обижайся, Лешка. А лет мне сколько, таперя и не вспомню. Да и год сейчас какой, если спросишь, даже и не скажу.
- Ты шутишь? Так какой год-то сейчас?
- От рождества Христова – вот такой, - добродушно оскалился дед и широко развел руки в стороны.
- Ну а если серьезно?
- Не знаю, какой. Самый долгий год, наверное.
- Понятно. Ну самое главное, что «от рождества Христова» - тогда еще есть надежда на спасение, - тут дед чмыхнул и махнул расслабленной пятерней, словно веером. – Так, значит, Великой Победе в этом году семьдесят пять. А тебе, если бабка не соврала – а по поводу нее у меня сейчас есть большие сомнения – семьдесят три или четыре. Так при каких же ты немцах тогда язык выучил?
- Ух ты какой проницательный! Ну-ну. Тогда слушай сюдой: при тех и выучил. Немцев тут была тьма тьмущая. Самое большое немецкое присутствие за всю нашу историю. Тут такого немецкого языка еще отродясь не видывали и не слыхивали. Я был еще тогда младенческой игривой душою и парил над всем этим – над войною и людьми, и техникой, и языком, в общем, над всем – да и учился. Вот так…
- Какой это такой младенческой игривой душой? Ну ты дал, деда, мда. Даже как-то несмешно.
- Несмешно тебе, говоришь? А как тогда насчет того, что мне минус два года было?
- В смысле?
- В прямом. Время тогда совсем другое было… Минус два года от Рождества Христова... Да и ноги свои я именно тогда и потерял, как видишь… И до сих пор найти не могу… Я, может, самый последний и вообще единственный настоящий ветеран этой невидимой войны, внучек…
- Ладно, деда, пора кончать. Тебя за такие выражения и на этом, и на том свете сожгут…
- Я тебе сейчас кончу так, что ты уже больше никогда не начнешь. Хотел я, значится, родиться немцем, но здеся, на нашей земельке. Выходит, и не было лучше времени, чем тогда. Все ждал, когда уже рожусь на свет этот, и молчаливо слушал, что говорил мне язык. Вот и Гейдеггера твоего – да и не его одного – самолично знаю.
- Уф, переигрываешь ты уже, но ладно. Так что там с Dasein-ом-то выходит?
- Да-ну-его – этот твой Dasein. Понял?
- Не-а… И почему это да ну его?
- Sein – его. Da – это фундаментальное «да», открытость, а та может быть лишь в определенном месте. И по-русски нет ничего лучше, чем перевести это следующим образом: «да-ну-его(-бытие)» - понял таперя?
- Вроде бы, да… Что-то начинаю понимать…
- Ну родил наконец-то… - возрадовался дед и еще как-то антично пригубил из двухлитровой пластиковой бутылки. - Нам ничего не нужно, понимаешь? Да-ну-его-бытие… У нас все есть, а, значится, не было, нет и не будет. Не надо ждать – все уже свершилось.
- Ой, деда, ахахах, что-то ты на лету переобуваешься. Недавно совсем другое говорил!
- На лету - не на лету, а вот младенческой игривой душою я реально над родною землею порхал… Только канули в Лету на лету и под лето… Вот так…
- Да уж, деда. Чтобы Хайдеггер – да еще и в таком виде – в наш русский контекст попал… Да что бы уже от него тогда и осталось? Хотя, слушай, бабка вот моего Лосева так и съела.
- Да иди ты?
- Да, серьезно. И это уже не впервой. Ты еще представь, чтобы это было последнее и единственное даже его издание – и ничего и нигде больше нет? И что тогда? В каком виде, а самое главное, где бы уже оказался Лосев?
- Да что поделаешь, внучок. Культурные дела – они такие. Да и Лосеву уже абсолютно плевать на свой внешний вид или местоположение… У вас вся эта философия – Алексей Федорович Лосев да Алексей Федорович Хомяков – животная какая-то, одинаковая… Вот и ты, может, тоже какой-нибудь Алексей Федорович Шариков.
- Хахаха! Пес Собачкин, Пес Бродячкин? Понятно. Любишь ты меня похвалить.
- Да я ж тебе тут честь токмо и делаю…
- Зарежете вы да закопаете где-нибудь эту собаку – вот и все…
- Ну-ну, чего ты… На твою могилку и всей родной землицы не наберется… Так что можешь быть покоен на этот счет…
- Да я и так с вами почти что покойник…
- Оно, Леша, может, и хорошо.
- Может…
IIII
- Ну что, мужичье, как дела, что смотрим, что делаем? – вдруг, появившись, словно из ниоткуда, начала бабка, которая пушинкой опустилась в коричневое с таким же покрывалом кресло, так что платье ее цветисто развернулось в полете. – Как бодрость духа? – и заулыбалась, будто ничего и не произошло.
Алексей и дед безмолвно, но сообщнически переглянулись, а ведущий все продолжал рассказывать интересные и познавательные научные истории.
- Бабуль, ты сама-то как? Живот не болит?
- А чего ему болеть-то, внучек? Я утром как обычно банан съела, черносливу пососала, потом кофейку хлебунла, так что у меня желудок работает, что твои часы – без запинок и промедлений. В туалет пошла, села, токмо успела исподнее стянуть – так оно все сразу фью – и вышло.
- Понятно… - синхронно-колхозно отозвалось мужичье-дурачье.
- Вот токмо что-то голова болит. Слушай, будто с похмелья, хотя я уже лет сто или даже больше не пила – это ж добровольное безумие – выпивать, да и не бабье дело.
- Вот и у меня, баб, весь день болит…
- Может, бури какие магнитные? – влез дед. – Может, погоду на сегодня посмотрим? Мне ж плевое дело – пару раз на пульт нажать – и все… Хотя ну их к черту с этой погодой. Они ее определяют, видать, броском костей. Что выпадет, то и сообщают, а на деле всегда другое…
- Каких это таких костей? Ты что, совсем уже обезумел?
- Костей – это, значится, кубиков. Таких, на каждой грани которого своя картинка: дождь, снег, температура и прочее…
- А-а-а, - протянула бабка, - а я уже подумала, что там кости расшвыривают.
- Нет, бабуль. Это так бывает, что одно и то же слово означает нечто совершенно разное. Омонимами называются – я в школе еще изучал…
- Вот токмо омонимов вызывать не надобно… Нам и милиции хватит. Недавно на Ядьку, кстати, с одиннадцатого этажа вызывали – ту, что самогоном промышляет… А ты, внучек, может, таблеточку выпей? Или тебе сто грамм лучше налить? Ты что предпочитаешь?
- Не знаю. Надо подумать…
- А что тут думать-то? Коньячку тебе аль водочки?
- Нет, я не о том: думаю, таблетку или сто грамм выбирать. Лучше таблетку.
- Да уж, что-то придавило нас всех. Может, это с недоумком что-то не так? – и она снова кивнула в неопределенную сторону.
- Наверняка с ним, - согласился дед. – Когда с ним что не так, так и у нас тут мир в тартарары летит…
- Да, точно, с ним. Будто нашествие татар какое-то, - промямлил Алексей.
- С ним, с ним, миленьким! Тартар нам тут устраивает, падаль, - и мне тут стало как-то немного обидно, но она продолжила. – Это, знаете, живешь, как сексом трахаешься – или как там у вас молодежных говорится нонче… Бывает так ляжешь, расслабишься, и хорошо все, славно и влажно там, что на лесной утренней траве-мураве, так что и вставать не хочется. А тут, клятый-треклятый, будто по сухому прет, так что щепки во все стороны летят, а вместо радости – сплошные занозы…. И никакого тебе удовольствия, в общем, от такой этой вот жизни…
- Поддерживаю, бабуль. Это как иногда из тебя творчество, ну словно само по себе вытекает – и хорошо сразу все кругом становится. А бывает сядешь и давишь-давишь, давишь и давишь, а ничего не выходит. Будто кран сломался или геморрой какой-то… Одни мучения, в общем.
- Это когда у тебя, Лешенька, геморрой-то ломался? – поинтересовался дед.
- Ой, деда, ладно, хорош уже.
- Я-то хорош, а ты-то каков?
- Заткнись ты уже, старый хрыч, милый человек, пожалуйста… - очень грозно, но мягко и вежливо попросила бабка. – Что вы там у меня спросить-то хотели?
- А-а-а! – протянул Алексей ноги свои к ней. – Думаю, раз, бабуль, живот у тебя не болит, то нужна тебе качественная таблетка от головы. Какой-нибудь метафизический «Мезим» подошел бы для желудка, а для головы «Спазмолгон» что ли?
- Такого у нас полно, Лешенька. Токмо зачем?
- Да ты… снова книжек поела… Моих… Вот…
- Да иди ты?! И много?!
- Нет-нет, немного… несколько… совсем чуть-чуть… восьмитомник Лосева мой… тот…
- Та итит твою маковку! А я думаю, что ж такое происходит-то, а… что ж не так-то пошло… ощущение такое какое-то… не по себе, в общем… чуть похоже на то, когда Шолохова, Солженицына или Толстого нажралась… Но тогда вообще просраться неделю не могла, так что то было сугубо желудочное, а тут как-то необычно в голову дало…
- И ты, честно, ничего не помнишь?
- Да как пить дать. Не помню – и все тут. Будто память отшибло.
- Лоботомия какая-то, бабуль, из раза в раз.
- Ну так а что поделаешь-то, внучек…
- Леш, ты не серчай на нас старых, у нас у всех свои причуды. Ты до ее или моих лет-то доживи – и не такое начнешь вытворять. А тогда, может, и поймешь, что все это – ерунда…
- Да я, деда, и так понимаю… Наверное…
- Может, и начинаешь. А вообще, я сам, когда книги в свое время покупал, сразу же пробовал их на зуб. Корешок пожую немного, особенно если красив и крепок да на ощупь приятен. Или раздел с содержанием – там самый сок бывает… Эх, как вспомню: вдохнешь запах страниц, а оттудова всей тайной книжной жизнью веет… Ну или типографией с полноватыми женщинами в длинных черных чулках… Так и съел бы…
- Ну прохвост, хахаха! – побагровела бабка.
- Да, деда, это ты их, как монеты золотые, на подлинность проверял?
- Так а с женщинами и нельзя иначе – такие уже существа… Продаст, предаст и распнет – это токмо мать никогда так не сделает…
- Нет, я про книги.
- От старый хрыч, все о бабах да бабах! – смешливо захрипела и закрыла один глаз бабка, а вторая рука ее опустилась вниз живота. Дед не нашелся, что ответить, и оттого засмущался еще больше, приложился к двухлитровику, словно к детской соске, но его вовремя выручила реклама, которая потусторонне ворвалась в их живую и еще человеческую речь.
«Новый Рено «Декарт»: с удовольствием и комфортом прокатит вас по бездорожью современного мира». Сомнительное постапокалиптическое или посткапиталистическое транспортное средство двигалось по какой-то непроглядной свалке, а водитель неопределенного пола, возраста и вида (человеческого ли еще?) радостно прихлебывал из красной жестяной баночки какую-то чернющую жидкость, не видя, что уже катится в бездну.
- Хорошая реклама, - после неловкой паузы, продолжила бабка.
- Да ну, ужас какой-то, - подхватил дед, - хорошо хоть, что я водить не умею…
- Да ты бы и педали там крутить не смог, - гекнула она.
- Да там и не крутить, а нажимать надобно, - парировал он.
- Да и я вот согласен. Не представляю себя за рулем вообще, - поддакивал Леша.
- Да ничего вы не понимаете. Я бы и за рулем посидела, и сама бы этим средством передвижения стала… - сахарно размечталась она. – Сокровенная машина была бы…
- Да уж, бредишь, бабуль. У меня от этого еще пуще голова разболелась.
- Пуща - не пуща, а за таблеточкой, значится, сходить уже пора. Да и перекусить перед этим следует, чтобы желудочек твой маленький работал исправно, чтобы оправиться мог легко и спокойно.
- Да, лекарство не забудь, пожалуйста. Да и перекусить, собственно, можно. А то живешь вот так – все в текстах да текстах, смыслах да смыслах – и забываешь, что нужно иногда и поесть, и в туалет сходить, и помыться…
- И поспать!.. – добавил дед, оторвавшись от бутылки. – Если не поспать или поспать плохо, то сил совсем не будет, а от этого члены расслабятся.
- А у этого все члены одни на уме! – прикрикнула бабка.
- Сама ты член! ЦК КПСС!.. – вертляво бросил вдогонку дед.
- Хахаха, нашел что вспомнить, старик. Ты бы еще внучку про тайны его детства рассказал, как мне сейчас про пожирание книг…
- Что? – удивился Леша.
- Да ничего, ты ведь и сам ничего не помнишь, так?
- А что я помнить-то должен? Детство, как детство, жил себе и жил… С вами…
- Ну вот. Значится, все в порядке: лоботомия в действии.
- Какая лоботомия?
- Да шучу я. Не делали мы ее тебе. Просто и ты ничего не помнишь – вот и все.
- Так я действительно ничего не помню, - уже прилично злился Алексей, - еще раз спрашиваю: что я должен помнить?!
- Тише, Леша, тише. Кот на крыше, а котята – еще выше, хехехе. Всему свое время. Пойдем с тобою выпьем (кто - таблетку, кто - чего покрепче), покушаем да и поговорим… Пришла пора, видать.
- Ну, раз пришла, значится, пришла, - одобрила бабка. – Дайте мне пару минут разогреть все, - с тем же адским огоньком в глазах попросила она и с неким ступным припрыгиванием отправилась по направлению к кухне.
- Слушай, дед, что вы там задумали?! – нервно проговорил внук.
- Ничего, все идет по плану… - тихо-певуче выдохнул тот и отвернулся в сторону телевизора, как и его роботическая курья ножка, издавшая странно-томящуюся, будто умирающую пивную отрыжку.
IIIII
За всю свою не очень долгую жизнь Алексей ни разу не выпивал с дедом, и этот момент, наконец, наступил. На столе, покрытом бело-синей в клетку скатертью с хаотическими ножевыми царапинами, стояла большая тарелка с селедкой под шубой, которую Алексей совсем не любил и едва мог есть. К слову, он успел попробовать это же блюдо и от других поваров, а не только его бабки, и, к его удивлению, оно оказалось довольно-таки неплохим и очень даже вкусным, хотя поначалу он и отказывался пробовать, помня, что не раз с отвращением выплевывал у себя дома, и в виной всему зачастую была именно сельдь. Рядом с ней находилась и огромная жестяная миска с жареной с пригарками картошкой, от которой еще шел пар и чарующий аромат петрушки и укропа, - и все это уже Алексею весьма нравилось. Сбоку, почти у холодильника, томился прохладный пузатый пузырек «ржаной» водки. Дед в это время доставал из-под стола две небольшие литровые банки с маринованными огурцами и помидорами, которые также всем без исключения в этом жилом помещении, в котором живут и употребляют пищу различные люди, приходились по нраву.
Сам Алексей уже много раз выпивал – да и довольно сильно – а впервые попробовал алкоголь уже так давно, что и не вспомнит, когда именно это произошло. А вот с дедом до сих пор не успел, и не стоит упоминать, что и дед сам не только набрался опыта в употреблении крепких спиртных напитков, но и давным-давно позабыл, когда сделал это в первый раз. А с тех пор – с кем – да и в каком количестве и объеме выпивал. Кстати, дед сам иногда гнал брагу, в которую добавлял еще кожуру различных фруктов типа лимона, цедру апельсинов и прочее, отчего она становилась более интересной и даже в меру экзотичной. Но не об этом речь.
Алексей почему-то надеялся, что сейчас что-то должно произойти. Что это какое-то настоящее событие. Что вот они выпьют, начнут говорить, и их беседа польется так и вынесет их куда-то, в нечто неизведанное, что это станет подлинным приключением и даже откровением не только для Алексея, но и для всех. В то же время он продолжал сердиться, а подспудно и вовсе находился в смятении, ожидая раскрытия каких-то секретов о его детстве (или дедстве?), что мешало правильному настрою в предстоящем возлиянии.
Дед сидел на подставке от своего излюбленного протеза, Леша – на стуле у стены в бело-синей, как и скатерть, старинной с трещинами плитке, а бабка примкнулась к ним сбоку, почти у прохода, поставив там небольшой коричневый табурет, поскольку комната была маленькой, и стол был маленьким, да и сама бабка была маленькой, а своего внука, Лешеньку, она и подавно считала маленьким.
- Ну что, Лешка, готов? – начала она.
- Всегда готов, - отозвался тот, как пионер, и хлопнул в ладоши.
- Веселые истории услышать не хотите ли? – ехидно предложил дед.
- Да наливай ты уже! – накинулись на него оба, и тот, в свою очередь, выполнил поручение, совершив необходимый «буль-буль-буль» в традиционный граненый стакан каждого участника.
- Ну что, вздрогнем? – все чокнулись и разом, как полагается, махнули стакан. Дед и бабка пили как-то одинаково и наравне, не морщась, будто были одним целым. Леша же проглотил ядовитую белугу с легким небрежением, переходящим в нарастающее отвращение, поскольку та обожгла его рот и как-то неприятно норовила застрять в глотке, но он с силой ее проглотил, так что почувствовал какой-то пшик в носу, отчего глаза предательски заслезились.
- Ты, это, давай, хлебушком занюхни, огурчиком закуси и дальше уже наяривай, чего душа желает, - посоветовал дед, заметив, что Алексей пьет, будто девственник.
- Да все в порядке, деда. Так – что-то не совсем идет. Я ж привык к вину – это лучший для меня напиток…
- Да ну. Градуса там мало! Да и в вине истины так точно нет, если хочешь знать! – резко ответил дед, и седые усики его задвигались, как у таракана, а с них, в свою очередь, капнул в белую тарелочку огуречный сок или маринад. – Это ты просто молод и еще ничего в водке не понимаешь. Я всему лучшему в себе, между прочим, токмо водке обязан…
- А этому все градуса не хватает! Это тебе сколько надобно-то, а? Сейчас плюс двенадцать, а тебе плюс сорок, как в пустыне Сахаре, сделать?
- Да иди ты лесом со своим сахаром… Я ж не о тех градусах.
- Да всем понятно, что не о тех, лагерный ты мой. Иди кубики брось – и узнаешь, сколько там градусов… - и дед на это лишь с раздражением выдохнул, закатив глаза: было ясно, что бабка мешает ему получать удовольствие…
- Ну что: между первой и второй перерывчик небольшой? – и пока дед искусно, недрожащей рукою совершал второе наполнение их опустошенных чаш, Алексей, наконец, нашел время ответить ему.
- А ты неправ, деда. Вино – древнейший напиток. Можно даже сказать, в каком-то смысле – изначальный, так что есть там все. Исторически известно, что треть бюджетов античных государств официально расходовалось именно на него, потому что это было неотъемлемой и даже священной частью жизни тогдашнего человека.
- А я и сейчас так живу. Токмо не треть, а всю половину на это трачу. Государство тут обо мне не шибко заботится, хоть и спасибо ему за пенсию с надбавками. И за пенсне, хахаха! Ну что: здравы будем! – и дед слегка поднял руку, чтобы все могли чокнуться в честь этого доброго тоста. Вторая пошла полегче, попроще, и Леша понадеялся, что вскоре все начнется и станет уже совсем хорошо, оттого и попросил.
- А, может, сразу по третьей, а?
- А ты куда так спешишь-то, молодой? – поинтересовался дед.
- Да никуда. После этой – привал сделаем, - хихикнул Леша.
- Правильно, поддерживаю, - влезла бабка.
- Ты мне там поддержи, хахаха, а то вываливается, хаха! – скабрезничал дед.
- Да у тебя там и держать-то нечего, старый хрыч…
- Мал золотник, да дорог! – и все дружно захохотали, пока дед в третий раз наполнял их торжественные бокалы. – Ну, за что выпьем?
- Давай за жизнь! – решила бабка, которой уже больше не стоило бы и пить, поскольку делала она это крайне редко: в основном на поминках.
- Давай, брат, до конца! – подшутил Алексей.
- Давай за любовь! – еще громче попросила бабка – и все согласились, в миг стукнувшись стаканами, отчего водка колыхнулась и строптиво выплеснулась через край.
- Э, полегче, парень! Продукт погубишь! Кто потом за следующей-то в магазин побежит, а? Тебе и не продадут еще небось, - красно-прекрасно загекал дед.
- Да мне все продадут, расслабься, - заверил уже слегка окосевший Алексей. – Так, пока больше пить не буду. Надо поесть. А то на голодный желудок - это опасно. Еще усну сейчас как обычно на самом интересном моменте…
- А это верно, внучек. Бери вот картошечку с салатиком. Или, может, тебе котлетки подогреть? – хотела было встать бабуля, но тут же под собственной тяжестью уселась обратно.
- Да ну, баб. Салатика поем – я ж его так люблю… - хохотал Алексей.
- А я-то тебя как люблю, - вторила ему бабка, у которой во время такого хохота начала выпадать вставная челюсть, отчего та сконфузилась, но, не переставая смеяться, вставила ее на нужное место.
- Баб, да ты уже пьяная!
- Пья-а-а-ная! – крикливо и криво пародировала она внука. – Сам ты пьяная!
- Ладно, вы там, как хотите, а я себе еще налью, пока пташечкой залетает. Просто не пьешь, а дышишь!
- Вот и дыши, пока еще дышится! – пригрозила бабка. – А то как помрешь, так и в глотку не вольешь!
- О! Соображаешь, старуха! – одобрительно ответил дед, начислив себе еще ровно полстакана. – Ну… еще на два захода всем хватит, так что вы там покумекайте да определитесь, пока продукт на месте, - и тремя скрюченными пальцами почесал свою густую седую бороду.
Алексей мягко окинул взором кухню, бабку и деда, себя – да и всю жизнь – и так ему стало удобно, легко и приятно, так замечательно, будто бы он начал таять. Водка успела растечься по всему его телу и слегка клонила в сон. А душа его развернулась, словно мехами любовной гармони, и требовала излить из себя гармонию праздничной музыки для самых родных и близких.
- Слушайте, может, споем? – предложил он.
- А почему бы и не спеть! Что будем, «Войну священную»? – спросил дед, уже успев поглотить содержимое своего кубка.
- Ну нет! Страшная она, - отказала бабка. – Как вспомню, как мы ее на демонстрациях по молодости пели, так и мурашки по коже. В плохом и хорошем смысле. Выйдем так все – и ноги сами по себе идут в строю, будто тебя и нет вовсе, но будто бы и в самом настоящем виде и есть… Ой, хор у нас сильный был – как включат фонограмму – а иногда и оркестр приезжал вживую исполнять – так и волосы дыбом сразу же!
- Ладно, действительно, не совсем к месту она сейчас. Давайте тогда «И в кармане пачке сигарет – значит, все не так уж плохо на сегодняшний день», - пародийно просипел Леша.
- А что это за песня такая? – будто силясь вспомнить, спросила бабка.
- Виктора Цоя же!
- Не знаем мы такого, - нетрезво подтвердил и дед.
- Давай тогда «Рюмку водки на столе», - сообразила за всех бабка. – И песня известная – по телевизору вон сколько раз видели – и хорошая, в общем, как раз то, что сейчас и надобно.
- А вот и давай. Его-то я уважаю. И в городе у нас выступал даже. Голосина какая! Мощь! – поддержал дед.
- Ну, что поделаешь, давайте тогда уже его. Хотя, надо признать, и я его немного уважаю. Он иконы православные коллекционирует – только что в этом хорошего… Ну и тексты у него есть неплохие – только наверняка не сам он писал… А исполняет и вправду внушительно, поэтому он один из Григориев, которых и я люблю: вместе с Паламой, Нисским и Богословом.
- А этот все о своих святошах! Давай петь уже! – подтрунивал дед, толкая в бок и бабку.
- Да, Леша, заводи шарманку уже! – наказывала та.
- Тооооооолькаааа… - нелепо-пискляво взвыл Алексей.
- Хау-хау! – в короткой паузе, пока внук набирался воздуха, помогали старики. – Это про Толика песня что ль? – сморозил дед. - Да заткнись ты уже! – отругала его бабка. – Пусть поет человек!
- Рюмка водки на столеееееее… - еще шибче затянул Алексей и от сильных чувств своих даже закрыл глаза. – Ветер плачет за окнооооуоом… - и воздел обе руки горе, совершая некое несуразное встряхивание. – Тихой боооооольюююю… - а тут вдруг склонился и продолжил то же самое уже головою, на которой раскачивались две ровные копны черных по плечо волос.
- Эй-е-ей! – стройно подпевала бабка.
- Оу е! – вовремя подключился и дед.
- Отзываются во мнееее…. – и левая ладонь его превратилась в кулак. – Этой молодой луныыыыыы…. - и правая ладонь его превратилась в кулак. – Криииикииии… - и оба кулака его стали усиленно махаться в воздухе, так что и бабка, которая сидела поближе, и даже дед испугались, что сейчас он их обоих побьет. Но Алексей лишь поднялся, сколько у него было сил, до самой высокой и хриплой ноты – и на последнем вздохе опустился лицом в тарелку с салатиком и картошечкой, а оба кулака его приземлись рядом, издав знатный деревянный грохот и стеклянный звон. Старики тут подумали, что Алексей ведь мог от такого напряжения и умереть. – Вот так… - весело сказал он и тут же поднялся с блаженным и умилительным выражением.
- Так, этому больше не наливать! - гекнул дед, начав хлопать ему за исполнение.
- Молодец, Леша. Хорошо поешь! – похвалила удивленная бабка и тоже стала аплодировать. – А где это ты петь так научился-то?
- Школа жизни, - шутливо ответил Алексей, вытирая лицо какой-то наспех найденной жирной тряпкой и слизывая с усов кусочки картофеля и свеклы. – А ты где?
- А я все на поминках да на поминках. Токмо голосок у меня совсем слабый – сам слышишь. На похоронах-то хоть подкармливают (да и домой потом еще иногда приношу) – тогда погромче выходит.
- И это верно… А… - неожиданно для себя запнулся Алексей, не находя нужных слов. - Вы знаете… Я вот… от вас… уйти хотел… В монастырь, то есть… А теперь сижу и понимаю, что неправильно это все... Что не от любви к Господу туда хотел я уйти, а попросту сбежать из мира. Это ошибка, наверное…
- Ой, снова заладил из пустого в порожнее, етить твою. Колобок ты что ль? Я от бабушки ушел и от дедушки ушел. А от себя самого не ушел, да? Потому что от себя не уйдешь, молодой человек.
- Да ты не злись, деда. Правильно все говоришь.
- Ага, а там в конце, в монастыре-то твоем лиса бы тебя – ам! – и съела. Вот и сказочке конец, а кто слушал – не отец. Вышел бы так из комнаты – и совершил фатальную ошибку.
- Хаха, да… - с криворотой натужной улыбочкой выжал из себя Алексей. - Так я вот… Сказать хотел … Что… Вас люблю… Сильно… - и поначалу уводил глаза в сторону, затем стал все чаще моргать, пока голос его чуть ломался, а к горлу подступил вязкий ком слюны. – Вы простите меня грешного Христа ради… - и тут закрыл лицо ладонями, поскольку не мог сдержаться и по-детски расплакался.
- Да и ты, Леша, прости нас. Все у нас, как у людей… - и после некоторой болезненной паузы дед незаметно смахнул одиноко проступившую слезу, после чего начислил себе еще полстакана. И если предыдущий был наполовину полон, тот этот – наполовину грусть. Ну и пусть.
- Да, Леша, бывает так, что люди всю жизнь вместе проживут, а самого главного друг другу так и не скажут. А потом просто умирают… - с дрожащим подбородком проговорила бабка, у которой солоноватые струйки потекли из уголков покрасневших глаз. – Ну, иди сюда, родной мой, - и обняла его любо да от всей души по-матерински зацеловала.
- Эх, жизнь! Такая вот она… - промямлил себе под нос дед, погладил правой рукою взгрустнувшую бороду и опорожнил содержимое питьевой посуды.
- Лешенька, мы тебя тоже очень и очень любим! – продолжала обниматься бабка, пока Алексей безмолвно стоял и не сопротивлялся ее ласкам: плечи его подрагивали, но плач уже прекратился. – Ну не молчи же ты! У меня уже все сердце кровью обливается!
- И у меня вот душу немного прорвало… Залатать, значится, требуется, - пьяненько согласился дед и снова мельком, под шумок, добавил себе пару капель так, чтобы на дне бутылки оставалось еще ровно на полтора раунда.
- Так! – немного шатаясь, просиял, наконец, Алексей. – Давайте выпьем тогда все за новую жизнь! А потом споем «Эх раз да еще раз»! – Бабка радостно глядела на него и медленно опускалась на табурет, а дед как раз воровато собирался допить то, что уже добавил себе, но вовремя остановился.
- А у меня уже все и готово! – восторженно воскликнул он и принялся наливать Алексею.
- Мне токмо капельку, а лучше уже и водички! – строго скомандовала бабка.
- Это мы можем, - заверил дед. – Нам-то побольше и останется, хаха!
- И мне, деда, чуть-чуть тогда – чисто символически.
- Неужто ты символистом стал?
- А ты хитрец! Умеешь!
- Не пальцем делан, хахах! Ладно: за новую жизнь и здравы будем!
- За новую! Здравы! – в унисон повторили все.
- А давай, Лешка, с тобой еще лично на бургершафт выпьем, - допив, сразу же попросил дед.
- Что-о-о? – комфортно растекаясь по столу и табуретке, со смешком переспросил Алексей. - Как, ты говоришь, выпьем?
- На бюргершафт, говорю. А что не так-то? – нахмурился дед и надул малиновые блестящие жиром губки.
- Ты что это, немецкий вдруг забыл? А недавно еще такое выдавал, хахахаха!
- Ну, это, когда выпью, система подводит маленько. Так что я там не так сказал-то? – смущенно оправдывался дед.
- Бюргер, деда, это горожанин, буржуа, зажиточный обыватель, короче говоря.
- А-а-а! Ну их к черту тогда этих капиталистических субъектов!
- Ну вот! Пить надо «на брудершафт». Ну или «камерадшафт». Или на худой конец «фройндшафт».
- Добро! Понял! - отмахивался дед, уже торжествующе приподняв стакан. – Давай выпьем уже: за братство, товарищество и дружбу!
- А вот это другое дело! – и Алексей совсем как-то неуверенно пододвинулся к деду, после чего обвился своей снаряженной рукою вокруг дедовской. – Ну, давай!
- Пей до дна, пей до дна, пей до дна! – заливисто подпевала бабка и хлестко хлопала в мозолистые трудовые ладоши. – А таперя целоваться! – И Леша приложился к густо-ершистой седой бородке деда, а тот, в свою очередь, к дегтярной, но, правда, жидковатой бороденке внучка. – А таперя со мной! – и оба поцеловали шершавые щеки бабки, а та, обняв обоих, ответила каждому взаимностью.
- Ну вот, новая жизнь наступила, ура!
- Ура! Ура! С новой жизнью!
- С жизнью обновленной!
- Так, Леша, ты токмо не серчай на нас старых, но платье это твое сменить надобно… И так все в соплях, слезах да майонезе с картошкой… Без бороды на тебя вообще смотреть было бы тошно…
- Сам ты платье! – с обидой защищала бабка. – Это духовная одежда такая! Она помогает… Там… Отчего-то… Вроде… Да, Леша? Ну он ведь уже рассказывал все, ну что ты прицепился!
- Да ладно, баб, все нормально. Хорошо, сниму я, сниму. Джинсы ведь мне когда-то подарили…
- Вот и славно. И не волнуйся – мы тебе и в мирской жизни применение найдем.
- Я и не волнуюсь.
- Вот и молодец. Пойдешь тогда в казино работать – там как раз волноваться не надобно. Языкам ты обучен, вежлив, образован, а терпеть тебе сам бог велел. А то шея у меня одна, а на ней и так бабка сидит. Вот если б Змеем Горынычем я был, тогда бы не было проблем – там их три, хаха!
- Ну ты дал, деда! Какое это казино такое? С ума ты что ли сошел? Да ни за что в жизни!
- А вот и такое! Есть тут у меня один чертенок знакомый – пристроить может. Рубль зато свой иметь будешь.
- Все ты о рублях да о рублях… - вяло омрачился Алексей. – Лучше бы о Рублеве…
- Хорошо, Лешка, посмотрим, что там будет, но от сумы да от тюрьмы не зарекайся.
- Да мне и так тюрьма везде… Ладно, а ты, не зная броду, не лезь в воду тогда, понял? – неожиданно грозно выдал Алексей.
- Ты смотри, как парнишка-то наш закукарекал! Давно пшена не клевал, а?
- Слышь, ты, Петя! Курочка по зернышку клюет, да сыта бывает, может, еще скажешь?
- Э, молодой! Ты что, совсем уже берега попутал? Щас по шее как дам, трансцендентный ты мой!
- Хахахахах, а это у тебя хорошо получилось. Небось Гей-деггера вспомнил, а? – подмигнул Алексей.
- Может, и вспомнил. А дело-то все равно не твое.
- Да ладно ты, не обижайся…
- Ай, тьфу ты, да и ты тоже! Что это мы тут с тобой, как бабы какие собачимся, честное слово…
- Ну, дурачье-мужичье, вы возьмите да еще и подеритесь сейчас! – по-доброму отругала обоих бабка.
- Так а что с ним драться-то? Он же до меня дотянуться не может. А мне только протез его отключить – и все: даже боксировать не надо. Шах и мат.
- Э, Сирин-Убогов, ты себя-то побереги… Ладно, все! Последние капли себе доливаю - и хватит уже этих посиделок... Надоело!
- Да, час уже поздний, вон темень какая на улице, пора бы и отдыхать. А луна-то как светит! – вдруг сонно умилилась бабка.
- Э! Какой отдыхать?! Ау! А кто «Эх раз да еще раз» петь со мною-то будет?!
- Может, в другой раз, внучек?
- Да какой другой?! Что уже, не зная Бродского, не лезь в Высоцкого?!
- Странное ты что-то говоришь. Был у нас один такой на предприятии книжник – мусорщиком работал. Любил почему-то иногда лицо, простите, говном измазать… Да все приговаривал: «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью». Что за Кафка, я и не знала. А он потом взял да и повесился в помойной яме.
- Какой хороший человек! – воодушевленно прокомментировал Алексей. - Не зная Броду, не лезь в Кафку, хахаха! Мы рождены, чтоб Кафку сделать болью, ахаха! Ладно, утомили и вы меня... Пора спать идти, действительно… - и Алексей собрался вставать своим непослушным и разгулявшимся телом, так что для опоры даже уперся обеими ладонями в стол.
- Ты, Леша, постой… еще минутку мне дай… Я вот тебе что сказать-то хотела… - и бабка тяжело положила ему на плечо свою костлявую руку, на которой вдруг будто выросли страшные и длинные кровавые ногти.
- Ага, джина-то мы выпустили уже… - и дед легонько щелкнул по опустевшей бутылке. – Сейчас опустимся на самое дно и пробьем его – ну или перевернемся, - и как-то инфернально осклабился да избушечьи засипел, так что дремучий звук этот заполнил собою все кухонное пространство.
IIIIII
Громко жужжал холодильник. От неестественно яркого какого-то белесого электрического свечения разболелась голова. Вокруг лампочки, одиноко висевшей в центре помещения без какого-либо абажура, вился, то ударяясь, то отлетая, суицидальный мотылек. Тени его падали и искажались на всех и всем, а за окном в тиши и мраке дворовой жизни щедро изливала ворованный свет голубоватая луна. Алексей, который был уже в довольно стервозном настроении, дремотно-устало сидел с полуприкрытыми глазами, но все же чего-то ожидал. Он вдруг вспомнил, как в средней школе на уроках труда по дереву его преподаватель Григорий Иванович, которого все попросту звали Гришей – а он и не обижался – внезапно подошел к нему сзади, склонился над шикарной черной шевелюрой и чрезмерно заискивающе шепнул на ушко: «Дай прическу поносить!» Алексей тогда, рассмеявшись на весь кабинет, отказал, но Гриша тут же предложил уже в полный голос: «А давай я тогда «Голубую луну» спою?» «А давай!» - одобрил озорник-Алексей, а за ним и весь класс. Ну… Гриша и спел.
Это был очень забавный персонаж… Любил уносить с собой школьные материалы, предназначенные для занятий, и даже заготовки учеников. Садился на свой лиловый велосипед-дамку и куда-то катил, то привязав все это к раме, то суетливо держа под мышкой. А однажды в его кабинетике-подсобке, когда школьники принудительно делали там уборку, были обнаружены не первой свежести женские юбки, колготки и трусы. Тогда все решили, что тот либо тайком переодевался в это сам и предавался всяческим блудливым безрассудствам, либо кого-то здесь убил, а вещи оставил на память. А, между прочим, Григорий Иванович был героем ЧАЭС (не то взорвал по чьему-то приказу, не то помогал уже в ликвидации последствий катастрофы), так что чего тут голословно возводить напраслину-то, как выразился бы дед…
Оранжевые лучики уличного фонаря вползали в кухню сквозь недавно прокипяченную белую с прорехами занавеску. Алексей сдвинул бабкину руку в сторону и с нескрываемым раздражением произнес:
- Ты осторожнее... У меня тут группа крови и порядковый номер на рукаве. Смотри не измажься…
- Да я и так по уши уже…
- Так что ты там сказать-то хотела? Говори, а то мозг раскалывается уже…
- А… Так я вот хотела спросить у тебя: ты помнишь что-нибудь про девяностые?
- Ты что, серьезно?! Ради этого меня задержала?!
- Нет, ну, Леша, тут серьезный разговор будет. Соизволь уже ответить, пожалуйста.
- Ну и что там помнить-то?! Мне к концу девяностых лет семь было! Ничего я не помню почти – да и не должен! Тем более – понимать в этом что-нибудь…
- Ну а что думаешь о девяностых тогда?
- Да не думаю я о них! Что ты все об одном и том же: девяностые да девяностые... Давно они прошли!
- Ну а если серьезно?
- Ой-е-ей, ладно! Ну Ельцин-алкаш танцевал по телевизору. Ну шоковая терапия. Ну пустые прилавки и безработица. Ну олигархи и бандиты разграбили и продали остатки страны. Что еще сказать?.. Хотя… С другой стороны, как говорил мой профессор, «лучшее время моей жизни», а Ельцин, «кстати, никогда не ругался матом»... И книжки стали хорошие переводить и печатать, свободу всем и всему дали, якобы, короче говоря. Американцы сюда стали приезжать, а они – в Америку на курсы, по программам, обмену и прочее. Так что тут палка о двух концах, как всегда, видимо…
-  Палка-то она точно палка, но я могу тебе сказать искренне и откровенно, что это худшее время. Просто ХУДШЕЕ. А Ельцин бы лучше всех и вся каждый раз при встрече и прощании на три буквы посылал, чем страной управлял – честное слово…
- Ну это просто новое время. Время новых возможностей. А когда возможность подлинная и к нам максимально близка, тогда и риск наиболее велик. Так что нечего тут сказать. Все зависело от выбора. Могло быть великолепно, но получилось как всегда.
- Да, Лешка, и я подтверждаю. Я хоть в ГУЛАГе и не сидел, но и в моей жизни не было хуже времени, чем тогда. Последние десятилетия оно как-то гораздо лучше живется… А Американцы, кстати, тут еще при Горбачеве прописались, так что им и никаких программ не надобно было…
- Ахахахааха! Ну вот, совсем не вовремя я родился – в худшее время! Лучше бы и не рождался… Хотя меня никто и не спрашивал, естественно… Просто пришлось…
- Ну, я тебе скажу так: раньше денег хватало, а купить особо и нечего было. Но все равно жилось сносно. Не сметана, конечно, но и не сам знаешь, что. А потом как-то так раз – и денег совсем нет, и купить тоже нечего. Но вот, постепенно, стало так, что деньги хоть как, да появились, а купить можно уже все что душе угодно… Было бы за что…
- Русское поле экспериментов просто… Спасибо, в общем, за вашу экскрементальную экспертизу и очень поучительную историю, господа. На сей раз уж я откланяюсь, и посему желаю вам покойной ночи, - собираясь ретироваться, попрощался Алексей.
- Погоди! – тут же цепко схватила его за рукав бабка. - Тяжелое время тогда было, Лешенька, очень тяжелое... А мы еще с тобой на руках... Ни матери у тебя, ни отца – и жалко так – не в детдом же отдавать…
- Ага, в дед-доме мне бы точно места не нашлось…
- Ну вот… И не на улицу же выбрасывать…
- Ой, баб, хватит уже на жалость давить. И в мусорке бы мне тоже места не нашлось – там и так все занято…
- А дед еще без ног у нас… И трудиться не может… Хорошо хоть пенсию по инвалидности повышенную получает… И еще кое-какие особые военные надбавки…
- Да знаю я об этом все. Ты давай ближе к делу…
- Он же все-таки ветенар войны у нас, внучек…
- Ахахаха, ага, последний ветеринар он! Невидимой войны. Ноги там потерял и до сих пор найти не может. Слышал я, слышал.
- Нет, ты не смейся. Это у меня уже просто язык заплетается.
- А он у тебя просто, как у змеи двоится – вот и вся проблема. Ты им по-человечески пользоваться попробуй – тогда и расплетется… - бабка не нашлась, что ответить на это, и продолжила по-своему.
- Так ты и не представляешь себе, как нам тяжело было в твоем детстве. Дед ведь тогда, помимо всего прочего, передвигаться мог только на доске с колесиками, понимаешь? До протеза-то…
- Это на скейтборде что ли?
- Да, на нем. Поставлю его, как бюст Сталина, выкачу к лифту, оттуда – во двор, ну а дальше он сам катится, как колобок – токмо руками по бокам хватается, чтобы не свалиться, да отталкивается и тормозит – скорость регулирует... Токмо перчатки хорошие нужны были. Ну, у него там еще с войны остались…
- Ахахахах, вот веселье-то! Хотел бы я на это посмотреть… Только не Сталина бюст, а Ленина, скорее, этот-то – да и у этого – не особо стоит, совсем не стальной – больше ленивый…
- А ты все шутки свои шутишь, Леша… - с явной обидой заметил на это дед.
- Так ты представь, как мы до доски жили-то…  - осадила обоих бабка. - Просто ужас… Он ведь передвигался на руках токмо, как акробат какой-нибудь. А потом придумали: если обычных людей можно за ноги держать, а они руками идти вперед будут, то ему можно просто палку какую-нибудь сзади всадить и за нее держаться, а дальше он уже сам. Это, так сказать, первый самодельный протез был. Почти… Можно сказать, выгуливали его так – на деревянном поводке. Все лучше, чем без него или совсем одному…
- Ой баб, развеселила ты меня на ночь глядя! Жаль, что я из этого ничего не помню… А ты, деда, гигант, выходит! Понятно теперь, как руки такие сильные себе нарастил… Да и с палкой в жопе погулять успел! Если б еще во время войны это было, так я бы может и поверил, ахаххаах!
- Смейся-смейся, пока смеется, внучек. Но хорошо смеется тот, кто смеется последним. Посмотрим, кто еще с чем и в чем ходить-то будет!
- Хахахах, посмотрим! А тебе-то хоть понравилось ходить на прогулки так?
- Может, и понравилось. А тебе все равно не расскажу… Все ж лучше, чем с твоим крестом…
- Хахахаха, ну ты просто красавец!
- Ну не от онанизма же у него руки такими вдруг стали, Леша… - снова остановила обоих бабка. - Эх… А до палки-то этой бывало вылезет в подъезд сам, поползет к лифту – или по лестнице, если ждать долго – да и перевернется, а помочь-то и некому… И лежит там, как жук какой – и ссытся, и ссытся, и ссытся!... – с каким-то упоением и болью, закрыв глаза, повторяла последнее слово бабка.
- А чего ж ему ссаться-то при этом, баб?
- От беспомощности и злости, мудень ты мой! У меня от такой несправедливости всегда так… Иногда и по-большому с сильным газовым присвистом выходит…
- Понятно… Извини тогда… Не знал…
- А у меня просто сердце от этого разрывается – подсобить-то никак не могу – сил-то не хватает такого кабана перевернуть-то самой… Пока соседи на спасательном одеяле не помогут доволочи домой, и лежим там вдвоем: он ссытся да мычит, а я плачу да вою от безысходности…
- Ужас-то какой, баб…
- Ага, а потом и убирай еще за всеми в подъезде. А они токмо и делают, что жалуются, что дед-то наш нагадил… Даже когда и не он-то нагадил… Потому что до этого прилюдно столько раз гадил гад гадский, что они уже думают, будто никто другой и нагадить-то не может…
- А я хамить себе не позволю, я им не мальчик. – официально заявил в пустоту дед. - Нет, не на того напали: я гадить не позволю - я управу найду.
- Вот уроды-то, баб!
- Не то слово, внучек… И верховное правосудие над ним все вершить собственноручно хотели… Кто это, да из какой двери выполз, да в какую должен был бы вползти… Чтобы измазать-то… Хотя всем известно, кто наш дед и что у нас одних на весь дом красная дверь-то с нерабочим звонком…
- Они все токмо срали, а я тоже фронтовик, – пустотно не унимался дед, обращаясь в никуда. - Я их выведу! Я им не позволю! Я тоже инвалид и ветеран и не вот так пахать, чтоб срали, а мы работай, а они срать нам в душу, гады.
- Нельзя же так… Совсем нелюди какие-то, баб…
- Да чтоб у них глаза на лоб повылазили!.. Ничего никому не понять, внучек… Да и я молчу еще, как тяжко по дому мне с ним было – уход ведь какой нужен: помой одна, одень сама, постирай, приготовь да на горшок сходить помоги… А еще и ты на руках… Вот и не спала ночами да руки эти самые в кровь истерла от потуг… И помощи-то ни-ка-кой!..
- Уфффф, да уж, баб… Представляю…
- Ну вот мы и решили… Тобою воспользоваться… Немного…
- Что?
- Это не моя идея была, Леша! – сразу же раскрыл карты дед и продолжил вакуумно нести прежнюю невнятицу, которая все больше напоминала один сплошной гласный звук.
- Как это воспользоваться?
- Ну так… Чуть-чуть… Приезжали сюда некоторые люди из-за границы да играли с тобою… В зале…
- В смысле, играли?
- Голышом, стало быть… Играли…
- Ахахах, баб, да что ты несешь?!
- За деньги играли, в смысле… Хорошие деньги предлагали, а в том положении, в котором мы оказались, как сам понимаешь, мы отказаться от них вообще не могли…
- Так ты мне расскажешь все нормально или нет?!
- Я и рассказываю… По шестьсот с чем-то долларов за сеанс платили… И все очень порядочные, просвещенные, образованные и культурные современные люди: англичане, американцы, французы и прочие европейцы…
- Какие такие люди?! Что они со мной делали?! Говори немедленно!
- Я не знаю точно, что делали… Мы договорились, чтобы тебе больно не было… А так-то я лично при этом и не присутствовала… И не подслушивала даже…
- Ты же шутишь, так? Это все бред какой-то, ахахаха! – неестественно хохотнул Алексей.
- Нет… И ты не злись… Там такие люди приезжали… Один уверял, что он ничем не хуже Набокова… А я вспомнила, что книжки видела с таким названием: Набоков. Значится, человек грамотный и не соврет. Ну и тебе не навредит…
- А я и кафе с таким названием видел! И что теперь?! Мне для каждого посетителя Лолиткой стать?! Или он уточнил, какого именно Набокова?
- Что? – непонимающе спросила бабка.
- Ну отца или сына?
- Да хоть и духа!.. Не говорил…
- Ясно все с тобой! – по-настоящему оскорбился Алексей.
- Тише, Леша… Ты не переживай так сильно… Давно ведь дело было… И, самое главное, ты ведь и не помнишь даже ничего… Нормальным и здоровым человеком вырос… И, может, тебя это успокоит: все эти люди в бога твоего тоже верили… То есть, христианами были… Токмо не помню, какими именно: католиками, англиканцами или бурбонами… Там один прямо из ихних церковных структур-то и прилетел… Токмо что в рясе не пришел, а в шапочке специальной ихней… Такие люди ничего плохого сделать не могли ведь, ты же сам понимаешь: они под богом ходят… Им же потом на суде на том свете отвечать… А при этой жизни с такой виной на совести жить… Так что их материальная помощь за такую маленькую (может быть, даже духовную) шалость – это для нас просто даром было, пойми же ты…
- Бурбонами, хахаха?! Может, мормонами?!
- Может, и мамонами… Не вспомню уже таперя…
- Эх, баб! А ты ему еще и защиту сейчас устраиваешь… Педоману-содомиту этому в погонах… То есть, в рясе…
- Да нет, но имя у него хорошее было... То ли сюзереном был, то ли кардиналом или викарием… Анал де Соссюр, вроде бы… Он еще письмо нам потом послал и спрашивался о твоем здоровье... Очень переживал, все ли гладко прошло… Даже приглашал тебя в гости, когда вырастешь, или на учебу в семинарию… Подмог бы со всем… У него там подвязки везде на духовном уровне – да и не токмо… Писал еще, что везде бывал и с уверенностью может сказать, что наши дети – лучшие в мире… Вот…
- Да уж, баб, в рабство еще сексуальное к этому Аленю ехать предлагаешь… Что-то ты все путаешь или насмехаешься: не верится мне в это все!
- Да нет, это у меня язык просто заплетается уже…
- Или двоится…
- Да… Гм… Может, тебе чайку налить, внучек? С ромашкой. Для успокоения…
- Нет уж, давай лучше кофейку. Мне что-то покурить захотелось…
- А, может, не стоит так поздно? А то ж ты и не куришь давно… А тут спьяну да с непривычки еще возьмет да и закружится голова? Еще и перенервничал так… Чтоб потом уснул спокойно…
- Да нет, не волнуйся. Я сугубо эстетически…
Бабка встала со своего табурета. Бабка почувствовала ломоту в своем теле. Бабка махнула кухонным полотенцем у лампочки и прогнала обезумевшую ночную бабочку в сторону раскрытой настежь форточки. Бабка принялась собирать со стола белые (иногда в трещинах) тарелки, жестяные (иногда черноватые) миски, алюминиевые (иногда отвратительные на ощупь и гнущиеся) вилки и ложки, а также все граненые стаканы и опустевший стеклянный бутыль от водки. Бабка положила все это в умывальник и решила, что помоет посуду уже утром. Бабка устала. Бабка включила газ. Бабка взяла коробок с изображением голубя. Бабка зажгла сначала одну спичку (которая издала приятный серный пшик), а затем одну из конфорок (которая издала приятный газовый шум). Бабка поставила туда же наполовину полный водою чайник со свистком.
- Ты, Леша, не серчай на нас старых… Но это и не я придумал… - вдруг вышел из акустической комы дед. - Да и баба, надо признать, тут правду говорит... Одно дело, если б ты все помнил и тебе это жить мешало... А так-то здоровым и нормальным человеком стал! И ничего! Это еще, чтоб все такими вырастали!
- Да успокойся ты, дед…
- Нет, ну серьезно, Леша. Пострадал ты немного, наверное, но и нас-то всех – да и себя самого – спас.
- Ага, всех детей, значит, насиловать в детстве надо, чтобы они нормальными были – я понял.
- Ну нет, но пострадать-то надобно… Ты думаешь, мне с палкой в жопе ходить приятно было? А ведь приходилось… Жизнь – она такая… Ты же знаешь, что животное от человека тем и отличается, что человек – он страдающий…
- Да я, вроде, и не животное, деда… Да и к роду человеческому меня никто не причислял, как говорится…
- Страдания, внучек, как и труд, облагораживают обезьяну… То есть, страдания из обезьяны сделали человека… Ну… Я имею в виду, что человек страданием токмо и познается... То есть, по мере страдания... Ну или как там… Чем более глубоко человек страдает, тем более он велик или человечен… Как-то так, вроде бы…
- Хахаха, ну понятно... Надеюсь, я не очень глубоко отстрадал тогда… - и оба тут замолчали, уставившись в какую-то странную точку на скатерти.
Бабка потянулась вверх и открыла один из шкафчиков. Бабка достала оттуда наполовину свернутую упаковку от зарубежной марки кофе, которая была также предварительно сложена в пакетик и для надежности скреплена прищепкой. Бабка достала еще и небольшое – наверное, литровое – пластмассовое ведерце сахара. Бабка поставила все это на тумбочку между мойкой и плитой. Бабка снова потянулась вверх и закрыла один из шкафчиков, а затем открыла другой. Бабка и оттуда достала небольшую – наверное, почти литровую – белую кружку с изображением хоккеиста и голубой надписью «дай волю эмоциям». Бабка поставила ее на ту же тумбочку.
- Тебе сколько ложек кофе, Леша? – не поворачиваясь, спросила она.
- А какой у тебя?
- Да «мокша» или «мойша» какая-то, - прищурившись, с трудом и ошибкой прочла на этикетке бабка. – Соседка из Польши привезла. Все ж лучше и дешевле, чем у нас в магазине…
- Ясно. Ну полторы тогда и четверть кипятку – на эту-то кружку…
- А сахар?
- Не надо мне пилюлю сластить. Да и он весь вкус убивает, вообще-то…
- А молока?
- Плесни немного для цвета… - тоже не поворачиваясь, ответил Алексей.
Бабка сделала все по инструкции. Бабка стояла у плиты и ждала, когда закипит чайник.
- Ты знаешь, Леша, я тебя и сам изнасиловать много раз хотел... Иногда подкачу к тебе на доске-то этой и вот уже весь горю, и собираюсь уже доставать, и понимаю, что не получится так наверняка ничего - ну и… - Алексей недоверчиво смотрел на него широко раскрывающимися полными неизъяснимого ужаса глазами. – Ну и бабка, значится, тут как тут – спасала тебя – на место меня откатывала и ставила… Так что ничего и не успевал сделать-то… Еще и деревянным поводком угрожала…
- Да, Леша, подтверждаю! Было такое, было! Не знаю уж, что б и было, если б меня рядом не было тогда! Как прислонится к тебе этой своей ампутированной нижней частью да начнет дрыгаться, так и страх смотреть: кажется, что задавит сейчас!
- Да, внучек, это помешательство какое-то было… Как накатит, так и не знал, что с этим делать – и все тут… Будто и не я вовсе… Это у меня после войны такое началось, наверное…
- Вы совсем уже что ли оба с дуба рухнули и ку-ку?! Вы что за чушь мелете, а?! Какая к черту война?! Думаете еще, что это смешно, может, или интересно кому-то?!
- Ты не кипятись, Леша… Не веришь – и не верь: оно ж токмо и лучше нам всем... Тебе ведь в другое совсем, запредельное, верить надобно… А ты и про заграничных гостей-то не помнишь ничего – и жил беззаботно... И тут – то же самое, так что…
- Вроде, взрослые – уже пожилые – люди, а ведете себя, как подростки-имбецилы…
- А вот ругаться-то не стоит, внучек... Ты ж не знаешь еще, что я тебя и зарезать не раз хотел… Это еще до доски-то было… Приползу к тебе, значится, с ножом, смотрю и весь подкипаю уже – рука сама так и тянется чикнуть… Так тут ни с того ни с сего – черт его побери – нож возьмет да и выскользнет… А я руки заранее просто хозяйственным мылом смазывал, чтобы тебя потом еще и поудобнее изнасиловать… Ну ты понимаешь: чтоб не по сухому пихать…
- Пффффф… – медленно и долго выдыхал Алексей, сделав большие и, мягко говоря, очумевшие глаза, так что напрягались все мышцы лба. – Ну это уже просто невыносимо!..
- А вот этого, Леша, я уже, вроде бы, и не помню… Видать, бог твой над тобой стоял, раз так повезло и все обошлось… Спасти бы и не смогла… Этот изверг-то мог и зарезать - ей-богу клянусь… - подбадривала бабка, повернувшись уже лицом к столу.
- Да, Леша, чего токмо ни бывало в жизни нашей… Залезал к тебе и на кроватку, пока ты спал… Положу нож внизу на полу, значится, залезу, а потом тянусь за ним – и достать – черт бы его побрал – не могу… Вот и все… Везучий ты человек! Так ни разу и не зарезал, хахаха! А я именно что и хотел, так это зарезать: голову тебе отрезать и положить ее на большое блюдо в собственном соку… Я тогда страсть как хотел всех младенцев уничтожать почему-то…
Бабка услышала, что чайник неистово – на всю комнату – засвистел, начав испускать ровную струйку, а сбоку клубы, пара. Бабка, прежде стоявшая как вкопанная, сдвинулась с места, чтобы выключить газ и плиту. Бабка внимательно налила в чашу Алексея оговоренный объем кипятка. Бабка еще раз сдвинулась с места, чтобы открыть холодильник и достать оттуда необходимую картонную коробочку. Бабка закрыла холодильник и вернулась в прежнее местоположение, чтобы добавить в кофе чуточку «вкусного» молочка. Бабка поставила горячий напиток с (отвратительной на ощупь и гнущейся) какой-то концлагерной (алюминиевой) ложкой на стол перед внуком и положила сверху еще и крышку от банки.
- Вот, подожди, пока заварится получше. Пока не мешай.
- Хорошо.
Бабка не знала, что еще сделать или сказать. Бабке казалось, что она растолстела. Бабке казалось к тому же, что платье ее от этого вскоре порвется. Бабке казалось помимо того, что она уже слепнет и пришла пора носить животный монокль. Бабке казалось добавочно, что она не пройдет уже сквозь дверной проем и застрянет нагая у коридора. Бабке казалось сверх меры, что так ее хотя бы никто не увидит, ведь ночью земля и небо – одно и то же, и нет ничего лучше одинаково-разного сырого чернозема или влажного мрачного облака, окутанного кромешным мглистым бессветьем. Бабка захотела тут тепло и любовно объять своими чернильными крылами и мазутной утробой весь такущий мир, где все спит и бодрствует одновременно, где жизнь не кончается и не начинается и где нет ничего, кроме всего. Бабка молча смотрела вперед. Бабка, тем не менее, решила, что лучше ей помыть посуду сейчас. Бабка провозгласила, открутив кран с горячей водой, которая почему-то потекла ржавой:
- Помою я пока все же посуду, чтобы на утро не оставлять грязь в квартире…
- Давай…
- Но это, Леша, все до протеза-то было, - подхватил беседу дед. - А потом, как установили-то его, так все это военное расстройство как рукой сняло! Вот техника какая – воистину тебе говорю!
- Ну… Поздравляю тогда, деда…
- Да я не шучу! Ты посмотри сам, какая вещь: это одна из первых моделей. Можно сказать, единственная в своем роде! Мне же операцию в государстве Израиль делали. Столько денег надобно было на это дело отдать... Но вещь-то какая! Наш Иван-дурак так не сможет. Все для удобства тут и все по уму сделано – на века…
- Замечательно-то как… Ну, удачи прожить еще век тогда…
- А ты что, думаешь, не проживу? Я, может, снова туда на операцию какую съезжу – и вообще вечно жить начну…
- Здорово и вечно, деда…
- Ай, да что с тобой говорить-то… Ни черта ты в этой жизни не понимаешь еще, хоть и в компьютере своем сидеть умеешь…
- Хорошо, что ты все понимаешь... Слушай, баб, хватит уже посуду мыть. К этому дебилоиду на колесиках у меня вопросов нет, а вот к тебе – парочка осталась…
Бабка туго закрутила кран, чтобы из него зря не вытекла ни одна капля. Бабка отложила губку и моющее средство ближе к мусорному ведру. Бабка посчитала, сколько ей еще нужно домыть: вроде бы, почти все, то есть бабка ничего не делала, а лишь упорно смотрела на бурый поток воды, который, к тому же, пах какими-то родимыми нечистотами. Бабка вновь повернулась к столу, вытирая покрасневшие и распухшие руки тем же полотенцем.
- Что-то, внучек?
- Я спросить хотел, как к тебе вообще эта идея пришла… Ну, где ты с этими иностранцами познакомилась хоть?
- А я-то и не знакомилась с ними... Это ж Танька, шалава рыжая из двадцатой квартиры... Все ездила в столицу на шесте крутиться... Ну и докрутилась – связи хорошие появились... К ним в клубе кто-то заезжал оттудова - ну и слушок пустил... Мол, есть ли знакомые какие неблагополучные с детьми... Так на нас и вышли... Пришлось и ее в долю взять…
- Ясно… И сколько это мне лет тогда было?
- Ну года три уже было точно…
- Гм… И сколько раз так ко мне в гости на эти вакханалии заезжали?
- Ну за тот год раз в неделю и заезжали… Мы ж деду на протез и операцию копили-то… А сколько там тысяч долларов надобно было, я уже и не помню… Некоторые-то и больше тысячи за раз оставляли… Так сказать, чаевые и пожертвования…
- Да, Леша, зато посмотри, инструмент-то какой, хоть ты и обидно обзываешься! На кнопку нажму – и штыри во все стороны от колеса расходятся. На любой поверхности держится, и не упадешь – даже на льду! Убрал – и снова колесо вылезло – и можно дальше ехать, куда пожелаешь… А ножка еще гибкая и гнущаяся, так что всякое положение принять получается… И заряжается всего-то раз в месяц от электросети… И скорость до целых тридцати километров в час развивает на своем ходу, что тот дизелек! Одним словом, «Саньё 666» - во! – торжествовал дед, указывая большим пальцем на название своего любимого устройства, в котором сидел, словно сладкий тортик, перевязанный красной праздничной ленточкой.
- А я думал, «Саньё» - так пиво твое называется…
- Ошибался, внучек… Это вино твое так называется, а я его еще и делаю сам, ахаха! Ладно… Между прочим, я тебе вот что еще скажу: я с протезом-то, можно сказать, себя обрел... До этого не жил, а прозябал... Будто и не жил вовсе... Понимаешь, как карта, где верх есть, а низ – пустой... Вот я, как король, свой низ-то и нашел, то бишь вторую половинку... А то все токмо одним верхом жил да жил, так ведь и умереть со скуки можно без низа-то… А таперя цельным стал, то есть полноценным членом – ну или как там правильно сказать, в общем…
- Ахахах, деда, да членом ты вряд ли встал… А вот в ногах туз крести – это точно…
- Эх ты, Леша-Алексей, токмо что не царевич… А дурак-дураком, что тот Ивашка…  Душу мне протез этот радует… Я как туда спустился, так ничего уже больше и не хочу… Мне здеся гораздо лучше, чем там, наверху… Токмо вот, чтоб градуса побольше было…
- Так вы, значит, счастье свое на слезе ребенка построить решили?
- Да какой такой слезе, Леша?.. Ты же и не плакал даже! Ну или я не помню… Мы же еще и для себя отложили… Так, чтобы на жизнь дальнейшую скромную хватало… Ну… На всякий случай… На тот самый черный день… А как накопили, так сразу и перестали этим делом промышлять…
- На самую черную ночь, баб, отложили вы… Такую, как сейчас, видимо…
- Да перестань ты, Лешка, все ведь обсудили уже! Ты же и сам все понимаешь – не малыш уже…
- Понимаю, да не принимаю! И где это со мною вытворяли?!
- Да в зале же, говорила… Все там и сегодня, как и тогда было... Токмо шторы красные вешали и красными простынями всю мебель застилали, чтобы никто вас не подсмотрел… Ну и не испачкать, чтобы… Да и гостям нравилось… Говорили, что напоминает им что-то очень хорошее…
- Ясно все…
- Да ты не переживай-то сейчас уже так, Леша… Мы о тебе очень хорошо заботились… Мыли сразу же и покраснения на попке все твои смазывали да присыпки делали… Даже к врачу на осмотр водили! И там всегда говорили: здоров ваш ребенок…
- Попку! Ахахаха, Господи, попку, баб! – как-то слезно, почти истерично, со взвинченным смешком взмолился Алексей. – Э-э-эх!.. А я-то думал, что, как и Соловьев, девственник… Ан нет! Хахаха…
- Так ты для нас всегда будешь девственником, Леша!.. Да и никто ж об этом не знает… Так что будь, коли охота…
- Ага, охота, коли кто не приоткроет рота… Только уже полмира знает, что моя попка – лучшая…
- Гм, ну да… Может, и пипку тебе пришлось поцеловать еще… Кто же знает, Леша… Я ж тебе об этом все сказала… При том не была…
- Да хорош уже киснуть и ныть, Алексей… Ты ж мужик, а все этих философов-сладкопевцев приплетаешь... Кончай ерундой заниматься: сидит и молится он да размышляет, видите ли… За тебя уже все давным-давно придумали: работой полезной заниматься таперя будешь!
- Я даже и не знаю, что лучше: вот так или в казино твое идти…
- Ну, я тебе скажу следующее: «вот так» - уже и не получится, потому что твой поезд ушел, если ты понимаешь, о чем я… - и тут издали должен был бы донестись угасающий гудок уходящего в неизвестность локомотива – ну или затихающее пение какого-нибудь умирающего всемирно-неизвестного исполнителя – но этого, конечно же, не произошло. - Так что таперя одна дорога – в ад…
– Да ты знаешь, деда, что-то у меня поезд только из ада в ад да и едет… Так что иди ты… Лесом… Сам…
- Главное, что не из зада в зад, Алеша… Хотя я все и понимаю… Сам же по маршруту «ад – ад (с остановкой в да)» и следовал… Даже самим этим паровозом и управлял… Поверь мне… Так что знаю, что никто не хотел умирать…
- Ага, солдатами не рождаются…
- Верно. А ты у нас боец. Вот и сражайся до смерти.
- Договорились. Тогда у меня последний вопрос: почему нельзя было тебе просто инвалидное кресло нормальное получить?
- А разве так можно было? – с атакующим удивлением обратился к бабке дед, и курья ножка его мигом возбудилась для разящего ножевого удара.
- Ой, а мы что-то и не подумали… - слегка ежась, ответила та и стала тихонько пятиться к ступе, припаркованной в проеме между морозильной камерой и окном.
- Не подумали, говоришь?! Это ты мне нарочно палку в жопу засунуть хотела?! Выходит, так?! Враг народа ты, вредитель, костяная нога! – заорал дед, и боевой клич его разнесся по всей воспламенившейся и заходившей ходуном избушке.
- Это я так с тобою заигрывала просто! И сам ты костяная нога!
- А таперя я с тобой поиграю: иди-ка ты сюда, Баба Яга ты моя!
- Ах так! Ну все: развод тогда, куриные мозги твои пропитые!
- Да я и так уже (как спирт) разведенный!
- Так собирай вещи и катись отсюдова к чертовой матери тогда!
- А ты смотри мне под колесо не попадись, ведьма, не то раздавлю и проткну еще!
- А ты смотри высоко слишком не заползай, упырь, не то на кол еще ненароком присядешь!
- Ну все, конец тебе после этой серии, недоумок! – начав преисподние боевые действия, пригрозил в неопределенную сторону дед, и мне тут вдруг стало как-то немного обидно и даже смертельно страшно, что все это может вскоре закончится.
- А мне не больно, а мне не больно – курица довольна… - с пляшущей и все норовившей выпасть челюстью чмыхала бабка, горизонтально зависнув под потолком и силясь прицелиться куда-то вниз из пылающей метлы, пока дед тщетно, словно карлик-клоун, пытался подпрыгнуть или дотянуться до нее вооруженной рукой.
- В общем, вы тогда тут подумайте, пока еще время есть, а то все как-то не так – и все совсем не то… - на прощание сказал Алексей и сделал первые шаги по направлению к коридору, где кроваво-коричневый отрезок ковра крестом таял во мраке неосвященного простора.
IIIIIII
Громко тикали часы. Алексей бездвижно сидел за своим столом во тьме детской, где лишь на небольшую полукруглую часть комнаты падал какой-то мертвящий свет зеленоватой лампы. Перед взором его – на стене с пожухлыми обоями – висели два календаря, которые любил покупать и самолично прикреплять дед: один с отрывными листочками, где на каждый день есть разнообразные советы относительно работы в огороде и здоровья (к примеру, как лечить геморрой выращенными у себя на грядке огурцами и тому подобное), а также несмешные анекдоты, точные указания о закате и рассвете, долготе дня, фазах луны и прочем, который висел в кухне, еще один большой над телефоном в прихожей и почему-то сразу два таких же в детской: за 2019 и на 2021 год, хотя сейчас шел еще 2020.
Алексей сосредоточенно и бесстрастно смотрел на изображение хохочущей в грязевой ванне свиньи и пыхтящего будто бы дымом алого быка, не имея ни малейшего представления о том, что прошло, проходит или еще пройдет в этом году. Наверняка – ничего нового или хорошего. Он придвинул к себе перемолотый бездонно-черный кофий, снял с него крышку от банки и сделал несколько больших глотков. Напиток уже успел остыть, но все равно в этот час пить его было можно, тем более в состоянии Алексея, который совсем не хотел еще спать, но трезвиться, чтобы хоть как-то обдумать все то, что сейчас происходит в его жизни.
Чашечку, впрочем, забрал он с собой лишь с третьего раза, задержавшись сначала в прихожей (чтобы закрыть дверь в кухню), а затем в коридоре (чтобы закрыть дверь в прихожую) и еще у детской (чтобы закрыть дверь в коридор), и каждый раз с омерзением мешкая, не желая больше соприкасаться с чем бы то ни было связанным с его родственниками. После этого он, наконец, перекрестился и немного помолился под большими механическими настенными часами. Во всей квартире не имелось даже маленьких иконок или крестиков, и поэтому Алексей, не находя никакого более подходящего места, почему-то машинально делал это именно там.   
На столе, помимо гигантской кружки с хоккеистом, которая призывала дать волю эмоциям, лежала и стограммовая шоколадка в голубой упаковке с изображением озорных мальчишек, шаловливо держащихся за руки. Она называлась «Веселые ребята», но была еще зачем-то с ошибкой переведена и на английский как «Happy gays» (гомосексуалисты), а не «guys» (ребята). Видимо, чтобы лучше продаваться за рубежом. Это смутило и очень позабавило Алексея, и он продолжал пить кофе, как всегда размышляя обычным текстом вместо собственной живой мысли.
- Какая-то у нас до этого была совсем нетипичная и неправдоподобная алкогольная сцена… Никто не выругался матом, не отрыгнулся, не пукнул, не сходил в туалет, никого, в конце концов, даже не стошнило… Никто не подрался, никого не убили… Хотя, кто знает, может, еще подерутся или убьют друг друга… Ну и пусть – туда им и дорога, собственно говоря… Вот тогда и милицию, и скорую, а, может, и пожарную вызовут, если они и дом поджечь решат… Кто их знает – больные люди… Хотя все мы больные люди, если говорить откровенно… Видимо, обман это все был… Бред сивой кобылы, как говорят женщины… Или дым сигарет «Союз Аполлон», как говорят мужчины… Слишком все странно и путанно… Концы с концами не сходятся у них… Будто бы концы в воду они опустили… Или у них уже нет концов… Или он никогда не наступит… Или мне просто их на чистую воду вывести нужно… Или уже просто чистой воды нигде нет… Где ты теперь чистую воду найдешь-то… В святом источнике, если только… А все они уже давно иссохли, наверное… Если только напоминание о том, что здесь когда-то был такой источник и когда-то отсюда истина исходила… Теперь-то уже и просто воды попробуй найди… Хотя бы и грязной… Грязную-то еще можно отфильтровать и почистить… Сквозь грязную может еще и хоть какая, но частичка чистоты пройти… В общем, надежда с такой водой еще есть… А теперь уже никакой не найти – кругом вечная черная пустыня…
Взгляд его вновь упал на веселых ребят. И снова они заставили его приторно улыбнуться. Рука его потянулась к шелестящей фольге и раскрыла ее. Он вспомнил, как хорошо бывало заедать бодрящий кофе – а этот был каким-то особенно тяжелым и горьким – вкусненькой конфеткой или запивать сладенькую шоколадочку горяченьким кофейком. Он преломил одну ароматную молочную плитку, поднес ко рту притягательный мускусный ломтик с содержанием какао-продуктов тридцать три целых восемь десятых процента и вдруг вновь впал в задумчивый текст:
- Есть или не есть – вот в чем вопрос… В смысле, не есть как быть, а иметь или пожирать – и снова промах… Ни то, ни другое, наверное… А вот если все-таки съем и геем стану? Что тогда? Как тогда уже быть? Геенна огненная ведь тогда мне светит… И никто уже ничем не поможет… Или, может, все-таки съесть? Нет, не для того, чтобы геем стать, а просто так… Один раз – не дверь в ослиной моче, как говорится… От одной плиточки ничего ведь не станет… Тем более, если кофе потом еще запить… Ведь это все предрассудки… Написали бы правильно, и я бы никогда даже и не задумался… И почему я этого вообще боюсь… Что тут такого-то вообще… Да и что лучше: быть счастливым геем или подавленным змеем? Ничего не случится – это я себя уже просто накручиваю… Глупости какие-то уже совсем в голову лезут… Все это ерунда… Какая разница, кем я там стану – да и стану ли – если я – это я… Государство – это я, как говорил один король… Только я тут все решаю… Ясно тебе? Да, ясно… И все равно как-то страшно… Да это все предрассудки – ты же сам говорил… И любишь ведь и Чайковского, и Пруста, и Висконти… Геи – тоже люди, причем нормальные обычные люди – ты же сам об этом все знаешь – имеют право на существование, причем счастливое существование… Так чем ты хуже тогда… Ничем, наверное… Вот ешь и не бойся тогда… Хорошо… Да, это же все просто искушение… Они, быть может, даже специально именно на этой обертке одну ошибку ради меня допустили, чтобы меня таким образом испытать, потому что знают все мои слабые места… Только у меня слабых мест нет, а есть лишь сильная ахиллесова вера… Хотелось бы так, конечно… А как там на самом деле-то… А вот если бы там еще что похуже было написано – ну совсем что-нибудь матерное или богохульное – что тогда? Тоже боялся бы есть? Даже если бы по ошибке написали? Так что все это ерунда… Пустые слова – бесплотные звуки и буквы… Написали бы «Веселый идиот» – ты съел бы – и что? – Достоевского тебе потом что ли переписать на такой лад суждено: о князе-трансгендере Машкине, который в конце романа становится роботом и проповедует ороботиться или, иными словами, поробощение? Нет, конечно же... Там пиши уже или не пиши – все равно никому не поможешь и ничего уже не исправишь… Вот и расслабься тогда, и ешь ты уже – честное слово – надоел… Ведешь себя, как гей последний…
Алексей в очередной раз взглянул на шаловливых сорванцов. Их неотступный и манящий запах начинал сводить его с ума. Ему чудилось, что в глазах у него уже рябит или двоится. По телу его бежала приятно-пугливая дрожь, а сердце стучало все сильнее и быстрее. Он понимал, что уже потеет, а коричнево-черный квадратик – скоро будет таять между его липкими пальцами… Шоколад как-то неестественно, почти яблочно, хрустнул на его зубах и растекся по всей ротовой полости. Он закрыл глаза и с наслаждением облизал пальцы, а затем и крошки со своей ладошки. Алексей, как самый хитрый лингвист, продолжал работать языком, растворяя остатки сладости на деснах и зубах. А когда все было готово, он спокойно утер губы и вытер пальцы о рукава подрясника, сделал еще один небольшой глоток (так, чтобы на дне оставалось еще на несколько раз) и, открыв глаза, как ни в чем ни бывало посмотрел перед собой. 
Сбоку, у края стола, лежало несколько страниц эссе формата А-4, которое он начал писать шрифтом «Время новых римлян» двенадцатого размера несколько месяцев назад (и это было зимой – в ноябре), но так и не сумел окончить (а сейчас уже была весна – апрель). Пока была лишь заглавная страница с жирным и преувеличенным названием «Эсэс», а также почти такое же оглавление, состоящее из «Обезглавливания» вверху, а внизу – из еще нескольких подразумеваемых глав с разделениями на пункты и даже параграфы. Приведем некоторые из них: «1. К проблеме проблемы»; «2. Вот-тело»; «3. К вопросу о вопрошании»; «4. Интерпретация»; «5. Смысл и поминание».
И Алексей тут же гекнул себе под нос, оттого что увидел «поминание» вместо «понимания», которое, очевидно, должно было быть там вместо последнего. Наверное, очень спешил – уже не помнит – или просто опечатался. А следом шла цитата: «У нас нет ничего, кроме тела, и тело нам лжет». И так тошно, так муторно, пусто и тоскливо стало Алексею, что и не описать этого в двух словах и не расписать даже несколькими страницами, поэтому вам придется поверить мне на слово – и я уверяю, что не вру – а я в целости расскажу эту его предысторию следующей, когда и если завершу текущую…
Но если и говорить в двух словах (или «в крации», как пишут в интернете нынешние школьники), то Алексей переживал тогда самую крайнюю в своей жизни степень богооставленности. Это было гораздо более жутко и тяжело, чем то, что происходит с ним сейчас – поверьте мне… Хотя Алексей и был верующим и считал себя христианином, и поэтому придерживался той точки зрения, что человек сотворен – образ и подобие Божие, но в ту пору впал в такое состояние, в котором в голове у него воцарилось совершенно иное и новое для него убеждение: человек – это только тело… И, быть может, именно это его, в конце концов, и спасло, поскольку он был телом – целом – челом – и все-таки веком, а не животным. То есть тело – это еще не так плохо, как может и, в принципе, должно показаться, но главное – тот взгляд, который обращен на это самое тело…
Но, к сожалению для него, все шло не так быстро и легко – и было на его пути еще множество иных хитросплетений ума, который подлец, или же сердца, которое развращено. Если ранее Алексей черпал свою человечность из божества, то теперь упал куда-то так далеко, глубоко и низко, что там не оставалось места и даже просто и не могло быть человека, но где еще могло существовать тело, хотя бы и не освещенное и мизерным лучиком света. Алексей тогда считал себя буддистом действия, знатоком фундаментальной пустоты, «ницшим духа», сверхАлешкой, который победил бога и ничто… Но на деле выходило по-другому…  И если ему представлялось, что теперь он, наконец, приобщился к подлинной жизни и сумеет сделать из себя все что угодно (потому что ничего нет, в том числе и «человека»), что он теперь бесстрашен и всесилен, то пустота эта все же оказалась не мягкой и баюкающей сносной тяжестью небытия, а чем-то чугунным, непрестанно давящим и невыносимым… Тело его не было легким – тело его было оковано чужими окаменевшими снами и застывшим языком… Мысль его не была свободной – мысль его все еще вертелась вокруг, через или около некоего человека, хотя он и понимал, что все это пошло-прошлое и не стоит в каком-то там центре, но движется совершенно иначе… И все же что-то было не так…
- А что если все то, что говорили бабка с дедом – правда? Что если меня действительно в детстве, в течение третьего года жизни, регулярно насиловали какие-то иностранцы? Что если и дед тогда тоже хотел надо мной надругаться и голову мне отрезать? И если все это так, то как мне теперь со всем этим жить? Как мне ко всему этому относиться и как идти дальше? 
Алексей почувствовал, что вся его так называемая жизнь в одночасье рухнула. Жил он себе раньше как-то и был, вроде бы, самим собой, а теперь вдруг оказывается, что и не жил вовсе и не был никем, а был кем-то совсем другим, и этого другого, на самом-то деле, никогда и не было, а был он лишь плодом чьих-то фантазий. 
- А если бы мне этого они никогда и не сказали? Что тогда? Всю жизнь я, выходит, прожил бы не по-настоящему что ли? И как бы я тогда жил? Был бы собою прежним? Наверное, так… Но теперь-то уже известно, что никакого прежнего не было, что все это – мыльный пузырь… А настоящее – это то, что они мне и сообщили… Но, в целом, что мне теперь – убиваться из-за этого что ли? Надо же как-то жить после этого… Что поделаешь-то… Да и люди все-таки не последние со мной это делали: сан духовный имели и Набокова читали, так что не худший еще вариант…Тем более, что и самому ведь понравилась и «Лолита», и «Смерть в Венеции», и «Ада» (из ада, и «Зита» из ида, и «Гита» с Египта, «Изида» с Аида и прочие «Бесы» да «Невинные и убиенные»)… Хотя там ведь и не так жестко и жестоко, но будем считать, что это утяжеленная версия для внеклассного чтения детсадовцев… Тем более, что и в самих этих детских садах иногда дети таким блудом и развратом занимаются, что и де Саду не снилось… А, может, тут все, как и с шоколадкой? Я просто слишком много об этом думаю и сам себя накручиваю? В смысле, они мне это сказали, как и с той ошибкой на обертке было, чтобы меня испытать – ну или поиздеваться просто и посмотреть на мою реакцию? Может, и так, потому что все мои слабые места знают… Только мест у меня слабых нет, но есть лишь сильная ахиллесова вера… Наверное… Ну а если бы они мне еще что-нибудь похуже сказали – совсем что-нибудь матерное или богохульное: что я, к примеру, в детстве получил Нобелевскую премию по литературе, но отказался ввиду того, что не хотел принадлежать к какой-либо партии или международной организации, где необходимо поклоняться, или же потому, что господин Сталин запретил мне ее получать, но деньги порекомендовал все же забрать (во благо родины и общественных начинаний)… И что тогда? Суждено мне после этого что ли великим писателем быть, которого в конце жизни расстреляют за то, что решил сменить гражданство и проповедовать ненависть к своему прежнему месту жительства или, иными словами, проживания? Нет, конечно же… Тут уже пиши или не пиши, меняй или не меняй – каким ты в детстве был, таким и останешься… Так что все это ерунда… Пустые слова – бесплотные звуки и буквы… Да если и было, то делали же без моего ведома… Я и согласия на то не давал… Как и на рождение свое, в принципе… Да и удовольствия уж точно от этого не получал… Наверное… Хотя кто знает, как там на самом деле-то… А ведь стоило сказать всего одно слово – и жизнь разрушена – ну или как минимум пошла под откос… Теперь сиди и думай да выбирай…
Алексей ощущал, что началось какое-то столкновение рассказов. Что вот он, Алексей, каким он себя видел, понимал, помнил и мыслил, прежний и как бы настоящий Алексей вступил в схватку с униженным и оскорбленным, поруганным и уничтоженным малышом-Алешенькой. И выходило так, что слезливый ребенок этот, что этот козел отпущения грехов человеческих был гораздо сильнее и мощнее Алексея, которому мнилось, что именно он руководит своей собственной жизнью и управляет пьяным кораблем, который обречен вечно охотиться за неведомой рыбой в безбрежном океане, поскольку та давно издыхает выброшенная на суше. 
- Так кто же я?! И свободен ли я?! Какой толк от всего этого, если я ничего не решаю?! И какая разница, что было, если единственный смысл в том, что будет?! А то, что будет, зависит уже только от меня… Наверное… И есть ли, существую ли я вообще?! Это что, выходит, и мысли мои, и чувства, и любовь, и переживания, и вера, и страдания все – были ложные и липовые?! А теперь вдруг настоящими станут?! Но кому теперь от них душа-то заболит… Я ее уже всю вложил и сердце свое отдал целиком – так сожрали же и душу, и сердце… Теперь только если мерзость оттуда выливать, чтобы и ее жрали… Но кто теперь-то поверит во все это? Теперь уже верить нечем и некому… Да и незачем… Ведь все это чья-то идиотская выдумка… Неужели непонятно, что все слои размокли и все слова истлели… Зачем и жить-то теперь, если все эти боли – фантомные… Фантомасу я понадобился, если только…
Алексей словно видел, как один рассказ наваливается на другой. Что второй атакует первый, а тот защищается в ответ. Что оба они становятся уже не совсем четко и ясно различимыми, но, наоборот, перемешиваются. Что один захватывает, а другой – поглощается. Что второй вдруг дает о себе знать с новой силой, а первый от этого затухает. Что оба рассказа, в конце концов, превращаются будто бы в слитное и туманно-единое повествование. Он уже не понимал, что происходит, не видел никакого смысла, поскольку взгляд его померк, а вокруг не хватало словесной гущи, чтобы издать хоть какой-то фальшивый смешок. Он чувствовал, что его всего сотрясает, что лоб его покрылся холодной испариной, что сердце его распухло жабою и грозило выпрыгнуть чрез грудную клетку, что голову его сжимает, и в ней, в воспаленной голове этой, что-то то и дело лопает и взрывается. И что у него, у Алексея-Алешеньки, теперь уже новые горизонты ожидания и совершенно иные возможности действия.
Время пошло будто во все стороны разом. Алексей желал бежать за ним, но не мог и пошевелиться. Он хотел заорать на весь мир, но с языка у него срывалось лишь бездонное безмолвие. Ему чудилось уже, будто его схватили гуси-лебеди и несут в избушку на курьих ножках к Бабе Яге на заклание: что сейчас его там изнасилуют и убьют, а затем воскресят, отрежут голову и снова изнасилуют, так что жить ему осталось всего лишь считанные мгновения... Но он помнил, что это уже якобы было... Или все-таки будет… И что ему уже некуда якобы бежать... Ведь он и так в избушке... И давно уже якобы мертв.... Или еще все-таки жив... Или ничего уже никому не понять…
- Нет, я ведь все-таки убить их могу… Пойду вот сейчас же и убью… Обоих… Сначала изнасилую, а потом головы им отрежу и повторно изнасилую… Да… Так что свободен я – меня не проведешь, хахаха! Я вас сам всех еще проведу – в последний путь только, хахаха! А потом и с собой покончить можно, чтобы наверняка уничтожить весь мир… Точнее, проверить, что я все-таки свободен… Словно птица в небесах…
Алексей встал со стула со странно-дьявольской ухмылочкой – весь налитый какой-то титанически-небывалой силой, будто собравшись в один стальной волевой кулак. Он ясно сознавал, что если рука его дорвется хоть и до тупого ножа, то все равно не оставит ни единого живого места на мерзостных телах бабки и деда – и могучая рука эта будет исступленно продолжать наносить удары до тех пор, пока не обессилит или он сам уже не упадет в обморок. И только он собрался это делать, как тут же пошатнулся (будто бы кто подтолкнул его в спину или там защемило) и начал валиться на правую сторону стола, хватаясь за установленную выше книжную полку, где на углу как раз и расположилось фиолетовое издание «Преступления и наказания» в твердом переплете.
Но взгляд его тут остановился на висевшей на гвоздике в деревянной рамке детской фотографии. Ему лет пять. Он в коричневых сандалиях, беленьких носочках и черном вязаном костюмчике – коротковатых штанишках и кофточке с осликом – стоит в объятиях огромного зеленого игрушечного слоника и держит его за хоботок. Это явно утренник – или какое-то другое мероприятие подобного рода, где каждый участник приносит другому покушать что-то свое. Он улыбается во весь рот и глаза его светятся настоящей радостью… И это один из немногих, если не единственный, такой снимок… На всех остальных он то недоволен, то ворчит, то стоит с грустными глазами, потому что не любит фотографироваться и всегда это его делать заставляют… Наверное, потому и висит она на стене как уникальная реликвия…
И хотел он того – или кто-то и что-то еще? – или нет, но все же не совладал с собой – или кем-то и чем-то еще? – и пустил слезу, а где-то глубоко внутри что-то дало о себе знать. Ведь он – помнил? верил? представлял? – что детство его было абсолютно несчастным. А эта оторванная часть вдруг подрывала всю вселенную: таким он просто не мог – да и не должен – быть! В это невозможно было поверить, и он как-то незаметно для себя самого в очередной раз оказался у роковой черты, хотя и вопрос этот, и чувство или намерение давно уже были решены, понятны и казались сущими пустяками и глупостью. И стоял он у нее, словно Санин, но с удвоенной первой буквой, и ничего не мог с этим поделать. Пластмассовый мир победил – макет оказался сильней – и в горле сопят комья воспоминаний:
- О-о-о! – сквозь сжатые зубы – так, что черной судорогой свело щеки, застонал Алексей, поняв, что не может больше так – со всем этим – жить – и что сейчас же выпрыгнет из окна – со своего третьего этажа… Но тут же сообразил, что падать – совсем мало, и вероятность мгновенной смерти не столь высока... Но что-то в отчаянии все равно продолжало рваться изнутри – так, что чувствовалось, будто от бесконечного дна этого дня его вскоре стошнит…
- Пожалуй, покурю напоследок… - решил Алексей, взяв со стола свою пачку сигарет и кружку-чашечку.
А на балконе было весьма много цветов, за которыми в основном ухаживал дед. Он любил их, как и любила его мать, и говорил Алексею, что любовь эта передалась ему от нее. Он и женился на бабке, наверное, лишь потому, что та поначалу напоминала ему свою кормилицу. А она вышла за деда, оттого что тот был похож на ее отца. И все они были очень привязаны друг к другу. Бабка жаловалась, что прожила жизнь с дедом, словно на свинье по огороду проехалась. А тот – что жизнь с нею, будто почва без удобрений. 
Из всех растений Алексей знал лишь столетник и фикус c огромными, почти пальмовыми листами, которой так вырос, что макушкой уже упирался в потолок.
- Job! – невольно вырвалось у него на нескольких языках одновременно, когда он присел на стул и внезапно для себя укололся спиной о гигантский кактус, который разросся во все стороны и стоял на подоконнике. Кактусов было несколько и жилось им тут так хорошо, что они даже иногда выпускали прелестные благоухающие цветки.
Алексей открыл серую пачку, как он их называл, сигарет «Поломал» и с сожалением обнаружил, что, помимо сувенирной зажигалки с изображением «The Doors» и надписью «Come on Baby Light My Fire» от друзей из Украины, там осталась лишь одна, последняя сигарета.
Он вспомнил тут, как когда-то давно, лет семь назад, летом, гостил у приятелей в Одессе (которые, собственно, и подарили ему эту зажигалку) и однажды поздним теплым вечером, когда они, покуривая, прогуливались вдоль полюбившихся улиц морского вокзала, им повстречался одиноко и нетрезво слонявшийся гражданин.
- Ребята, у вас закурить не будет, а то у меня и денег нет, и мыслей нет?
- Будет, - ответил Алексей и, раскрыв большим пальцем крышечку упаковки, протянул тому.
- Нет, последнюю брать не буду, - отмахиваясь, словно от нечистой силы, сказал он.
- Да ладно тебе, бери, что ты? – увещевал Алексей.
- Нет, потом себе дороже будет. Лучше целую пачку сразу отдать, чем последнюю взять. Плохая примета.
- Да что ты... Если хочешь, бери – последний раз предлагаю…
- Спасибо, ребята, бывайте, - попрощался тот и печально зашагал прочь в своих модненьких широких брюках.
- Ну смотри сам, - бросил уже в спину Алексей и внезапно понял, что больше сюда никогда не вернется. – Вот чудак-то…
И бережно достал папиросу, повертел ее меж большим и указательным пальцами, затем поднес к носу и вкусил уже давно забытый аромат. Почесал зажигалкой и больное место на спине, рассуждая:
- Хорошо было бы «Love – Alone Again or» послушать сейчас… И дымком попыхтеть, как раньше… Но курить или не курить – вот в чем вопрос… Последняя ведь осталась, а это уже не шутки… Паренек ведь тот не просто же так сказал, что себе потом дороже будет и лучше целую пачку сразу отдать… Наверное, знает что-то… Знает, о чем говорит… Посоветовал же и не взял… А все остальные без зазрения совести брали – и вон, что за это потом получили… Наверное… Хотя, вроде, и говорят, что все резко счастливыми и свободными европейцами стали… Что живут теперь честно… Что показали всем нам, соседям, что простой человек что-то может изменить… Что судьбу свою изменить, то есть, может… Что сами мы в силах и тем более вправе порядки наводить… Что это все революция достоинства была… Да и гей-парады ведь разрешили… Точно кому-то легче задышалось уже… Наверное… Но ведь все это чепуха и предрассудки, как, в принципе, и все до этого было… Сколько людей каждый день последнюю докуривают или одалживают – и ничего не происходит… Что, каждый из них после этого умирает что ли? Ну или что-то плохое с ними просто случается? Нет, конечно же… И удача от них не отходит, и счастье не испаряется, так что…  Ну а если вот сейчас покурю – и умру? Или раком сфинктера или слепотой заболею? Ну или и у нас революция вдруг начнется? Ведь и сигарета, и зажигалка эта – все оттуда, от них подарок же, будто бы мне они эстафету передали, словно я теперь какой-нибудь Прометей, несущий и нашим людям огонь просвещения… Может, и мы сможем одним махом вдруг в свободных и счастливых европейцев превратиться? Индустриализацию и коллективизацию ведь пережили… И европеизацию, значит, форсировано осилим… Может, и нам тогда легче задышится хотя бы? Ну и гей-парады тогда уже разрешим – чего уж там… Достоинства у нас нет, что ли? Скоты мы все поголовно и рабы все подряд разве? Покажем всему миру, что и мы на что-то способны и не безнадежны… Ну а если после этого и у нас одну часть страны отберут, другую – оккупируют, а на третьей шоколадные фабрики и заводы повырастают, что те грибы после ядерного дождя? Ну и что тогда уже: черные чудеса или просто мой выбор? Тут уже и сложно сказать… Но это все ерунда – я просто слишком много об этом думаю и сам себя накручиваю… Не фимиам же я курить собираюсь и не всесожжигающие и жертвоприносящие воскурения совершать… Так что – хватит уже мне дым в глаза пускать… Хоть и за все цена своя есть… Или нету… И чтобы нетленное богатство обрести, нужно иногда и последнее или все сразу же целиком отдать… Или не надо… Да и какая разница уже, если я и сам изнасилованный и мертвый гей-младенец, который почему-то еще до сих пор легко дышит… От последней сигареты ничего уже хуже не станет… Да и лучше не станет… Так что: как будет, так будет – закурю и все тут…
Алексей несколько раз крутанул колесико зажигалки – та заискрилась и зашлась желтовато-синим язычком, несколько раз лизнувшим кончик папиросы. Он жадно затянулся и пустил дым глубоко в легкие (хотя не курил уже лет пять, поскольку часто болел горлом, и потому пришлось бросить), безотчетно глядя в окошко и наслаждаясь табачным привкусом во рту.
А за окном великое затишье – окутывает ночь дороги мраком – все в ней будто плавает и постепенно растворяется – Алексей уже хочет молчать и плакать, устав от суеты ненужных слов. И чувствует, как на него горой посыпались воспоминания: как хорошо бывало вот так (как он говорил, эстетически) курить и слушать музыку; как хорошо бывало вот так (как он говорил, эстетически) курить и смотреть кино (и тут же припомнил, что будущая жизнь его должна была быть, словно на картине, а вышло так, будто из «Груза 200», но Балабанов ведь не Балоболов, тем более, что и день рождения у них в один день – да и кончил тот тем, что «Я тоже хочу», только как?..); как хорошо бывало вот так (как он говорил, эстетически) курить и писать рассказы – ведь он не раз посвящал этому необыкновенному вкусу сигарет описания в своих сочинениях, сравнивая его то с семечками, то с орешками – и что в зарисовках этих неоднократно присутствовал и дорогой его сердцу друг Денис, с которыми они уже, наверное, лет сто не виделись…
Денис носил очки с толстыми стеклами, которые то и дело запотевали, а под ними тотчас же начинали слезиться глаза – и все это было классикой жанра, которая никак не совпадала с жизнью, на что Денис иногда обижался, а иногда и вовсе не обращал никакого внимания, так как словесные покушения эти никоим образом его не касались.
И часто – о, сколько раз они это делали! – они курили однократно и частично, по одной и по две, за раз и помногу – на лавочках (когда была хорошая погода), у подъездов (когда похуже) и в подворотнях или детских садах (когда совсем уже было плевать) – и выпивали – то холодное баночное пиво, то дешевое бутылочное вино или привезенный Алексеем из-за границы недорогой виски…
Но более всего мило душе их было питейное заведение, которое они вместе называли «Жарбами», тогда как иные люди слышали из этого лишь «Жабры» и ничего не могли себе уяснить. А «Geirby» – между прочим, с французским акцентом – по-русски будет «Пушкин» – возможно, в этом и кроется весь секрет кафе «Жили-были», где стены украшены фресками Бабы Яги и Змея Горыныча…
Там они могли выкурить, как сорвавшиеся с цепи цепные курильщики, по пачке за прием, так что лишь змеилась струя да струилась змея… Алексей ужасно любил пускать дымные колечки – и бывало сидел так с нелепо приоткрытым ртом и сложенными буквой «о» губами, а Денис недоумевал, что же он такое пытается сделать или сказать, ведь дыма совсем не было видно в и без того прокуренном и пропитом помещении, в котором друг его виделся тогда хватающей воздух рыбой… 
И как там сейчас Денис? Жив ли? Пишет ли еще стихи и прозу? Продолжает ли заниматься философией? Или уже просто для выживания делает отчужденные переводы какой-нибудь дребедени? Ведь это триждынаивеличайший нынешний непроявленный текстовый творец… Нужно же встретиться хотя бы с ним и обняться, как в старые добрые времена, да попрощаться по-человечески… Испить по пифосу вина, лавочно помолчать на дымчатое небо, а затем в десятый раз пересмотреть «Сталкера»? И такая ностальгия напала на Алексея, что он уже не мог от нее теперь отделаться…
- Да я ведь и сам так давно – о Боже! – так давно не писал… Надо же – надо же что-нибудь обязательно после себя оставить! Да! Да вот хотя бы разъяснительную предсмертную записку сейчас написать… - с волнением и странным восторгом вслух говорил Алексей, молодой ланью возвращаясь в детскую, уже и не помня, как до этого курил и зачем-то стряхивал пепел в пачку, а затем и тушил о нее бычок, оставив там же на сохранение.
- Да нет же, Господи, нет, прости меня! – вдруг как вкопанный, словно пораженный молнией, остановился Алексей и просительно вознес обе руки вверх. - Что я несу такое?! Что я себе думаю?! Откуда это все в моей дырявой голове?! Какая разъяснительная предсмертная записка?! Что за вздор?! Мне же нужно собираться и отсюда бежать и спасаться… Мне же в монастырь пора уходить… Мне ведь на исповедь и причастие давно пора, иначе уже и самоубийства никакие не нужны будут… - и схватил лежавший на столе маленький целлофановый пакет, как под солененький арахис для хорошо охлажденного пивка…
- Самый луууучший деень! Заходиииил вчера! Ночью ехать леееень! Пробыл до утрааа! Но пришла пораааа! И собрался в пууть! Ну и ладно, бууудь! – юдоле-скорбно возопил из соседней квартиры за стенкой, где вчера умер одинокий и загадочный, красивый и умный мужчина в самом расцвете сил, будто бы сонм запечатанных в преисподней мертвых человеческих душ.
Алексей окаменело стоял, упорно глядя на багряный ковер под его стопами. Что ему с собою взять – хотя бы на первое время? «Веселые ребята» – уже растеклись бессладостной грязью, от сигареты остался лишь несчастный пепел и прах, а Библия все равно стоит на одной полке с Булгаковым и туда не уместится – и как это было не ясно самого начала…  Правая рука его сжимала истерзанный клок картона, а левая – отпустила пакетик – так, что тот выскользнул из его пальцев и упорхнул вперед и вниз, сделав несколько переворотов, словно последний, сорвавшийся с сухого дерева осенний листок. До него дошла, наконец, и услышанная только что трагикомичная мелодия, и он не мог поверить, что нашлись те, кто могут так злорадоваться смерти человека. Наверное, они только и делали, что ждали, когда он там, наконец, помрет, ведь им от него в наследство достанется трехкомнатная меблированная квартира с евроремонтом – вот они и пришли сразу же на радостях отмечать это эпохальное событие да думать, как бы ее подороже и выгоднее продать, а потом и поделить промеж себя вырученный из этого капитал…
И так погано, так нестерпимо обидно стало Алексею от всей этой безысходности, что ему виделось, будто он уже следует за солнечным зайчиком незрячего мира и играет – или, точнее, проигрывает – или им играют – или, точнее, проигрывают – в какой-то пластмассово-картонной постановке…
И вдруг затанцевал, выделывая ногами нечто подобное букве «Х» – то ли «ха» – ха-ха-ха? – то ли «икс» – мистер Икс? – то ли был это просто какой-нибудь недокрест?.. И делал это, будто объятый нездешним страхом и трепетом... И делал это, будто преодолевая обыкновенный страх сцены и трепет пред зрительным залом, который будто бы уже начинал аплодировать… И, продолжая приплясывать, заходил вокруг точки, где только что изображал нечто нелепое – и внезапно вскочил на стол, начав свирепо валить книги с одной нижней полки – так, что уже не было никакого страха, ни трепета – и смолкли все рукоплескания… И тут запел «Эх раз да еще раз» – как-то истошно, словно глядя на самого себя с превеликим отвращением, как бы призывая к себе какой-нибудь неминуемый ужасный конец – так, что жилы распухли на шее его…
- Я тогда по полю! Вдоль реки! Свето-тьма! Нет Бога!.. А-а-а в чистом поле васильки-и-и! И дальняя дорога! Вдоль дороги – лес густой! С Бабами Ягами-и-и! А-а в конце! Дороги той! Плаха с топорами!..
А затем спрыгнул вниз; пытаясь совершить подземный поклон, больно пал на колени; яростно-отчаянно обхватил обеими руками голову и со всей силы зажмурился – так, что не желал уже вновь открывать глаза свои – и продолжал надсадно допевать.
- И ни церковь! И ни кабак! Ничего не свя-ято! Нет, ребята! Все не так! Все не так, р-ребята-а!.. Э-эх, раз!.. Да еще раз!.. Да еще много-много-много-много-много раз!.. Да е-еще раз… Все не так, ребята… – умолкая – так, что тяжелые капли пота падали со лба его – навзничь и раскинув руки, упал Алексей, понимая, что это – ko-ko – полный нокаут, и он уже больше никогда не встанет и не пойдет.
И сквозь гневно-беспомощные стенания беззвучно прошептал – так, что можно было прочесть лишь по исполненным предсмертной мукой губам его: «Так я ведь и христианин сугубо эстетически… А где вера-то моя? И если верой с горчичное зерно можно горы сдвинуть или мертвых оживить, то что моя-то может – да и есть ли она у меня вообще?.. Где ее дела и плоды?..»
- Я! Счастливый, как Никто! Я! Счастливый лет уж сто! Я! Счастливый - я не вру! Так! Счастливым и уйду! – вновь скрежето-зубовно возгласил хор адских голосов, как бы намекая, что им давно уже пора бурно праздновать и Алексеева песнь не совсем вписывается в заявленный у них репертуар. Аревуар.
- Ну сколько?! Ну сколько уже можно надо мною издеваться, недоумок?! – из последних сил прохрипел Алексей, и мне тут стало как-то немного обидно, поскольку тот принял меня за управдома тартара или Эдема. – Ну убей ты меня уже, убей! Ну же! Давай! Чего ты медлишь?! Я не могу и не хочу больше так жить!
- Или! Или! Лама савахфани?! – то ли пел, то ли бранился, то ли пел, то ли молился, то ли пел, то ли мирился Леша-Алексей…
- И вы, конечно, спросите: ну а дальше, недоумок, а дальше-то что?
- Конечно, недоумок, конечно…
- О! Узнаю! Ангелы Господни! Это вы опять?
- Ну, конечно, мы!
- И что, интересно вам что ли, ангелы?
- Да не совсем… Но ты уже столько рассказал, что, пожалуй, дослушаем до конца, если он будет, конечно... Так что: он крещен или помазан?
- В общем, он счастливый – вот и все…
- А где финал тот, где та полоса, за которой лишь ворота рая, а за ними просто небеса?
- Кто-то знает - я и сам не знаю…
- А по-ангельски, стало быть?
- Love!
- А мы думали, laugh… Ну и кофе он там допил уже или еще нет?
- Вот сейчас допьет, а я вам потом и расскажу, что дальше-то приключилось…

IIIIIII – IIIIIIII = -I + I = 0/8
«Твой черед настал, молодой звонарь, пробуди простор – посильней ударь…»
0
Часы шли, но не уходили. Часы шли, и время стояло на месте. Часы шли, но никуда не приходили. Часы шли, и время не двигалось. Часы били, но не убивали. Часы били, и время подставляло вторую щеку. Часы били, но не было боли. Часы били, и время выживало. Время убивали, и оно воскресало. Часы пробили (6:00), но время осталось невредимым.
Алексей нашел себя лежащим на полу в той же позе или позиции, и словно по чьему-то велению или хотению вдруг привстал, почти не чувствуя своего тела. На него падали первые утренние лучи и проходили будто бы насквозь. Он видел, что в комнате от этого все преобразилось, но смотреть на балкон, на улицу, на небо – или еще куда-то дальше глазам было бы больно от слишком сильной резкости белого света.
Держась за кресло, он подобрал некоторые из валявшихся на полу и столе книг; иные же – подпихнул в сторонку ногой, чтобы кто-нибудь не споткнулся и упал при ходьбе и чтобы позже все это собрать и вновь расставить в необходимом порядке на нужном месте.
Достал же и Красную Книгу Книг, сел за стол, выключил лампу, потому что и без того можно было бы разглядеть напечатанное – умеющий читать, да читает – умеющий читать, дочитает – умеющий читать до, читает – и открыл четырнадцатую главу «От Марка святого Благовествования»:
«18 И, когда они возлежали и ели, Иисус сказал: истинно говорю вам, один из вас, ядущий со Мною, предаст Меня.
21 Впрочем Сын Человеческий идет, как писано о Нем; но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы тому человеку не родиться.
27 И говорит им Иисус: все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь; ибо написано: поражу пастыря, и рассеются овцы.
29 Петр сказал Ему: если и все соблазнятся, но не я.
30 И говорит ему Иисус: истинно говорю тебе, что ты ныне, в эту ночь, прежде нежели дважды пропоет петух, трижды отречешься от Меня.
31 Но он еще с большим усилием говорил: хотя бы мне надлежало и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя. То же и все говорили.
32 Пришли в селение, называемое Гефсимания; и Он сказал ученикам Своим: посидите здесь, пока Я помолюсь.
33 И взял с Собою Петра, Иакова и Иоанна; и начал ужасаться и тосковать.
34 И сказал им: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте.
35 И, отойдя немного, пал на землю и молился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей;
36 и говорил: Авва Отче! всё возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты.
37 Возвращается и находит их спящими, и говорит Петру: Симон! ты спишь? не мог ты бодрствовать один час?
38 Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна.
39 И, опять отойдя, молился, сказав то же слово.
40 И, возвратившись, опять нашел их спящими, ибо глаза у них отяжелели, и они не знали, что Ему отвечать.
41 И приходит в третий раз и говорит им: вы всё еще спите и почиваете? Кончено, пришел час: вот, предается Сын Человеческий в руки грешников.
42 Встаньте, пойдем; вот, приблизился предающий Меня.
49 …Но да сбудутся Писания.
50 Тогда, оставив Его, все бежали…»

Прочитав же про себя, встал от стола и подошел ближе к большим настенным механическим часам, где всегда почему-то машинально совершал и творил свои тайные и тихие молитвы. Подойдя же, задумался, читать ли ему уже утреннее или все-таки вечернее правило, ведь он все же собирается лечь в кровать, хотя и не помнит, сколько пролежал так – на полу, и до конца не понимает, в каком он состоянии, то есть нужно ли ему теперь еще спать или уже нет. А вместе с тем не хочет и грешить – или даже богохульствовать? – и намеренно читать в тот час не ту молитву. И, тем не менее, а, быть может, и более того, решил, что прочтет он правило вечернее, что и сделал (нет, не так быстро, но я не стану это детально описывать или же целиком вставлять текст всех туда входящих молитв), в завершении вслух произнося: «В руце Твои, Господи Иисусе Христе, Боже Мой, предаю дух мой: Ты же мя благослови, Ты мя помилуй и живот вечный даруй ми. Аминь» - и, троекратно перекрестившись, лег, как был и в чем был, на свое черное ложе.
А у деда имелись одни громадные старые часы на резной деревянной подставке, которые он ценил исключительно ввиду их внешнего облика – и даже с небольших размеров колоколом, который почему-то не имел внутри себя язычка. И часы эти неприметно стояли на тумбочке за телевизором в зале, поскольку в комнате этой никто и никогда не спал, а часы же ежечасно издавали необходимое количество повторений каких-то жутко-оглашающих звуков, словно бы кто-нибудь неохотно побрасывал камешки о стенку порожнего жестяного ведерка…
И хотя часы эти явно были бракованными или попросту имели в себе поломку (может быть, кто-то когда-то вырвал им язык), дед все же не хотел их выбрасывать на помойку. Ведь это был приятный и неожиданный подарок от одного знакомого таксиста, которого ласково в доме называли таксоном, поскольку тот ненавидел Скорсезе – и в особенности его кинокартину под названием «Таксист». Любил же, напротив, выпить с дедом, сидя напротив него, как и сам дед, который сидел точно так же и любил то же самое. Алексей же, в свою очередь, любил их за то, что те имели колокол, который и был как бы колоколом, но каким-то неполноценным и безъязыким, то есть, проще говоря, нерабочим, как и сам Алексей, который, возможно, потому и любил также именно таких авторов, у которых все тексты отличаются то ломаным и текучим, то распадающимся и вязким язычком, который все же как-то оглашает скопившуюся под куполом пустоту…
- А это хорошо еще, что обо мне лишь один недоумок пишет, а не сразу четыре, а то что это было бы уже тогда вообще? Мне и так тут еле живется, будто бы не житие, а выживание какое-то, а когда жизнь становится выживанием, то это не жизнь вовсе, а просто какая-то рухлядь, которую можно и на свалку вышвырнуть… Я ведь не обезьяна и не червяк какой-нибудь… А человек… А человеку так жить нельзя… Так что хватит это терпеть… Перемен требуют наши сердца… А писали бы четыре, так вообще бы от меня уже тут ничего не осталось – была бы какая-нибудь бесконечная шутка… Это ж им там всем смешно, а мне тут сиди и страдай одному, гады… Устроили бы мне тут какого-нибудь Реноске, Фолкнера, Мердок, <еще_какую-нибудь_подходящую_фамилию>, <ваш_вариант_ответа> или <кого-нибудь_значительного_за_последние_полвека> - как будто мне это все важно, интересно или нужно… Как будто это что-то меняет вокруг или кого-то лучше делает… Да жил бы я во сто крат счастливее, если бы кто другой писал – какой-нибудь нормальный и здоровый обычный человек, который бы описывал или конструировал свои нормальные, здоровые и обычные жизненные дни через меня, а не вот это черт-те что, честное слово… Там бы хоть спали хорошо и спортом занимались, кормили вкусно и в море бы искупали, а потом и с женщиной какой-нибудь привлекательной познакомили или к психоаналитику сводили на прием… Хотя и это все суета… Может, и при четырех недоумках каждый бы одно и то же записывал – лишь с небольшими изменениями, так что какая разница была бы уже… Может, оно и к лучшему, что все так, как и есть… Или нет… Я уже и не знаю… Да пусть бы и вчетвером записывали – хуже бы уже не стало… Наверное… А лучше бы и гораздо большее количество недоумков записывало… Триста или тысяча, например… А потом чтоб и всякие апокрифические дополнения, дописывания, переписывания, фальсификации и прочие легенды и мифы… Вот это уже настоящей жизнью пахнет… Ну или какую-нибудь чтобы онлайн-трансляцию вели, то есть чтобы запись оставили – и можно было бы потом со всех сторон смотреть под разным ракурсом с разных камер с разными возможностями и картинками, а также комментарием… А потом все это совокупить воедино в какую-нибудь симуляцию – и прокручивать, и принимать в ней участие, и прочее, и прочее ad infinitum… Действительно, ad hoc какой-то выходит… Или, наоборот, заходит… Ну а вдруг там еще и неправильно все как-то пойдет – изменится все в последний момент в сценарии или сюжете – или вообще до нас он в искаженном виде дошел, так что мы и малейшего представления о нем не имеем – и откуда нам вообще тогда что-либо об этом знать, на что опираться и чем руководствоваться – как узнать уже в принципе, где там правда, а где вымысел – и что, придется тогда еще одного, третьего эпизода или целого третьего сезона ждать, то есть если не будет сбываться все – ну или как-то с браком или ошибкой пойдет?.. Я имею в виду, что лучше было бы уже на всякий случай и сохраниться, чтобы потом вернуться – и все… Чтобы дальше уже без ошибок было… Если до этого все верно было, конечно… То есть, чтобы не повторяться… Ну вы поняли меня… Чтобы автосохранение было включено… Раз – и начал оттуда же… Оно, может, все так только и потому, что его и нет – и приходится все каждый раз заново начинать… Вечное воспроизведение одного и того же… А нам автообновление нужно… Да и преподавать потом – рассказывать и показывать – гораздо интереснее и удобнее было бы… Вот, скажем, что-то пошло не так – и все знают, что и кто да как… И видели… И не надо никого обманывать и выдумывать что-то… Включил себе – иди и смотри… И принимай участие… Да, одни плюсы ведь… В общем, надо иметь меры предосторожности… Да, надо перестраховаться… Ну а если и в аккурат все сбудется, то все равно стоит так все зафиксировать на память, чтобы все потом и позабылось… Или тогда уже и не надо будет этого забытия… Но это же самый важный момент во всей истории… Уф, надо бы тогда уже и в туалет сходить напоследок, а то как-то не очень… Или нет… Ай, лень что-то – и так сойдет – переживем… Главное, чтобы мне сейчас какой-нибудь порнографии еще не приснилось… А то снова потом пятна эти отстирывать… Да ладно бы еще только трусы, а так и простынь же… Опять бабка спрашивать будет, какого происхождения эти молочные продукты… А потом издеваться и говорить, что это секса у меня давно просто не было… Ага, вечно-давно у меня секса не было… Или все-таки было… В dead-стве… То есть дедстве… Или как там… В детстве, вроде бы, как говорят… В общем, когда я мертвым буду, то есть тогда-то мне надо умереть, потому что я давно уже умер? Ахахаха! Ой, кто здесь? Аахаха! Я что, уже в прямом эфире? Да! А почему никто не предупредил? Да так, чтобы веселее было… Да идите вы все тогда – так ведь нельзя – без спроса и предложения в личную жизнь залезать… Ладно-ладно: это чтобы бодрствовал ты… Ага, ясно… Спасибо вам за все… Э-э-э-эх… Снова на самом интересном месте… Э-э-э-эх… В сон мне желтые огни… И хриплю во сне я… Повремени… Повремени… Утро мудренее… Но и утром все не так… Нет того весель-и-ия… Ап-оп… Или куришь натощак… Или пьешь с похмелья… Да э-эх раз… Да е-еще раз… Да еще много-много-много… Много раз… Да е-еще раз… Еще много-много раз… В кабаках – зеленый штоф… Белыи-и салфетки… Рай – для нищих и шутов... Мне ж как птице в клетке… В церкви смрад и полумрак – дьяки курят л-л-адан… Нет, и в церкви все не так… Все не так, как надо… Да э-э-эх раз… Да е-еще раз… Да е-еще много-много-много-много раз… Да е-еще раз… Все не так, как надо… Я на гору… Впопыхах… Чтоб чего не вы-ы-ышло… А на горе… Стои-и-ит оль-ха… А под горо-ою ви-и-и-ишня… Хоть бы склон увить плющом… Мне б и то отрада… Э-эх хоть бы что-нибудь еще… Все не так, как надо… Эх раз… Да что ты… Да еще раз… Да что ты… Да еще много-много-много-много-много раз… Да е-еще раз… Все не так, как надо… Ты мне говорииииишь… Что совсем разбил я жизнь твоюююю… Все это таааак сложно… Начинаааать снова… Но я тебе подпоюююю… Как было труууудна тебееееее… Столько лет нервы трепать мнееееееэа…. Дам совеееет… Лииишь совеет…. В нем негатива – поверь – нет… НЕЕЕТ! Уходи красивааааа… И живи счастливаааа… У кого есть сила запретить тебееееее… Если надоелааааа… Если надоелааааа… Уходи красиво – мой тебе совеееееет – ИЗ ЗЕМНОЙ ЮДОЛИ – В НЕВЕДОМЫЕ БОЛИ – ПРЫГ-СКОК! ПРЫГ-СКОК! ПРЫГ ПОД ЗЕМЛЮ! СКОК НА ОБЛАКО! ПРЫГ ПОД ЗЕМЛЮ! СКОК НА ОБЛАКО! ПРЫГ СЕКУНДА! СКОК СТОЛЕТИЕ! ПРЫГ СЕКУНДА! СКОК СТОЛЕТИЕ! ИЗ КАЛЕНОЙ СТАЛИ – В ЧУДОВИЩНЫЕ ДАЛИ – ПРЫГ-СКОК! ПРЫГ-СКОК! ПРЫГ ПОД КОЖУ! СКОК НА ЯБЛОНЮ! ПРЫГ ПОД КОЖУ! СКОК НА НЕБО! ВДОХ! ДА! ВЫДОХ-ВЫДОХ! ДА! ВДОХ-ВДОХ! ДА! ВЫДОХ-ВЫДОХ! ДА! ВДОХ! ПРЫГ-СКОК! ПРЫГ-СКОК! НИЖЕ КЛАДБИЩА! ВЫШЕ СОЛНЫШКА! НИЖЕ КЛАДБИЩА! ВЫШЕ СОЛНЫШКА! ПРЫГ ПОД ЗЕМЛЮ! СКОК НА ОБЛАКО! ПРЫГ ПОД ЗЕМЛЮ! СКОК НА ОБЛАКО! НАД ДЕРЕВЬЯМИ! ПОД МОГИЛАМИ! НИЖЕ КЛАДБИЩА! ВЫШЕ СОЛНЫШКА! ПРЫГ-СКОК! ПРЫГ-СКОК!.. Воробьиная кромешная пронзительная хищная отчаянная стая голосит во мне… Воробьиная кромешная пронзительная хищная отчаянная стая голосит во мне… Вечная (Русская) весна в одиночной камере… О-о-о! (Вечная) Русская весна (в одиночной камере) – таково название нашего юбилейного концерта, и с вами я, ее ведущий – Эндрю Молохов. Сегодня мы вносим свою посильную лепту и вспоминаем память всех павших и неизвестных солдат, которые, как известно, тогда-то пали и отдали за нас свою жизнь, чтобы теперь жили мы, их а) потомки; б) подонки; в) питомцы; г) теперьки, которые потом помнят, любят и скорбят. Так воскорбим же мы всем сердцем, всею душою своею и всем умом нашим, как можем, как умеем, как могём. Мы никого никогда не забудем и не простим. То есть простим, но не всех. Точнее, простим кого надо, а кого-то – нельзя и прощать. Как и забывать. До последней капли крови. Будет око за око и зуб за зуб. Мы еще обязательно вернемся и все еще вернем. Ничто не потеряно, пока не потеряно ничто. Так что любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас и прочие записи ad marginem. Но чтобы совсем уже не унывать, ведь все-таки юбилей и концерт, я с превеликой радостью сообщаю, что нас ждет очень насыщенная и увлекательная программа. Теперь же я хотел бы огласить весь ее список, чтобы вы понимали, что было, есть и будет на сием мероприятии. Так вот: для начала у нас должно было быть интервью с Адамом – или же его сольное выступление – не знаю даже, как это лучше и назвать, но, к сожалению, Адам ехал к нам из Украины и его задержали на границе, сразу же признав изменником родины древнейшей из наций, а также истинной их веры автофекальной – ой, простите, автокефальной – церкви, которая была установлена после славной и благостной реполлюции – ой, простите, революции – что-то я сегодня совсем уже как Владимир Владимирович, и посему приношу вам всем публично и официально свои искренние извинения в прямом эфире без предварительной записи и монтажа – и уверяю вас, это произошло случайно и ненамеренно, ведь я имею медийную прививку политкорректности и не собираюсь оскорблять чувства верующих или же разжигать бесклассовую рознь и межнациональную ненависть. Адам также помещен в карцер Великой Инкассации ввиду того, что отказался называться сыном великой страны (поскольку не знал, что к ней принадлежит), а также воспевать ее гимн (поскольку знал лишь некоторые хоралы, которые к нему не относились). В данный момент ведется расследование на уровне КГБ, КГК, ЧГК и генерального прокуратора Иудейского микрорайона города Огорода относительно того, как же монетизировать его оставшиеся ребра: «вдруг из этого еще что-нибудь кошерное получится?» По последним данным от представителя МИД для СМИ, на уровне Академии Паранормальных Наук проводится коллективное меж-, сверх- и наддисциплинарное исследование на тему «Применение ребра Адама в апокалиптическом мирочке: прагматический подход в решении фундаментально-онтологических проблем», но, увы, в силу того, что в ведомстве нет ни одного человека, который бы не картавил, пока что из «ребра» ничего полезного не получается. За кулисами и в кулуарах поговаривают, что Карла у Карла украла коралловый Капитал, то есть неучам не хватает финансовых средств для осуществления их Труда, а именно: корректной методологии анализа, а также использования необходимого технологического инструментария. По всем этим причинам Адам считается их сакральной нетленной мощью и основополагающим недвижимым имуществом под кодовым прозвищем «А-не-дам». Нам всем очень жаль, что так получилось, и мы обещаем, что все равно постараемся устроить для вас настоящий праздник, хотя и знаем, что вы так долго его ждали и мечтали пообщаться тет-а-тет именно с ним. Но вот такие уж наши визави. Но все это к лучшему, ведь правда? А лучший у нас – всеми любимый и уважаемый, наш дорогой и достопочтенный король взрывного юмора и огнеопасной шутки Ойген Педотян со своими коронными сатирическими номерами №1 «Аншлюс» и №2 «Кривое зеркало: или пародия на какого-то там режиссера». И это еще только разогрев!.. А у нас уже так горячо!.. Но дальше будет настоящая жара!.. Со своей новой непрекращающейся крутиться пластинкой под названием «Нет ничего в жизни печальнее, чем предельная радость без капли отчаяния» выступит и наше народное шумовое достояние, выразитель нашего звукового духа народного Алеф Дасманов. Аккомпанировать ему будет джаз-band «Еще живых, но уже безголовых петушков», а на back-вокале – лауреаты государственной музыкальной премии, которую лично присуждает Ерун Антонисон ван Акен-Borsch: бесподобные и бессодержательные «Хел монкиз», которые описывают себя в следующем теплохладном ключе: ««Хел» – по-немецки означает «Светлые», а «монкиз» – это множественное число уменьшительно-ласкательной формы единственного и неповторимого числа английского «монашек», то есть в целом выходит «Светлые монашки», «монашечки» или «монашата». Мы хоть и темнокожие волосатые обезьяны с лицом, словно распухшая галоша, по выражению гражданина мира, либерала и демократа Владимира Владимировича, но все же выучились языкам для адекватного межличностного общения, успешной коллективной работы и общественного выживания. Мы ничем не хуже людей (более того, мы один из наиболее важных и неотъемлемых витков его эволюции, поэтому просим относиться к нам с уважением, а к самим себе – с настороженностью, поскольку, быть может, вскоре и вы сами окажетесь на нашем месте, то есть сбудутся пророчества, ибо сказано: «Так будут последние первыми, и первые последними»), и поэтому предлагаем вам сразу же миновать рабовладельческий период и феодальный строй, то есть стереть и забыть все, кроме нашего восхитительного ХХ века, а также заранее требуем равной оплаты отчужденного труда, sos-пакета, отпусков без конца, медицинской подстраховки и прочего бесправия, то есть беспрекословного соблюдения одной из идей справедливости, иначе придет час – и мы взбунтуемся и устроим подъем с переворотом или попросту телесное восстание, ведь мы являемся лучшими в своем роде исполнителями жанра «анархо-пост-фанк» или «guerilla-chanson»». А после мы станем и свидетелями искрометного и блистательного выступления нашего уникального ВИА (англ. а) «We are», что означает «Мы есьм» или же реже встречающееся и используемое б) «VIA», которое обычно переводится как «Переходное отверстие»), собранного на базе мясоконсервного комбината №1 г. Скотопригоньевска и энтузиастов из сферы перемешивания бетона, а также перетаскивания цепей блоков для построения дивного, нового, открытого и экологичного пирамидального мироустройства. Свеженький альбомчик групповушки «По-любэ» под названием «По-любасу все путем», в котором они гармонично перемешали ухо Ван Гога и Магога с ритмами Шенберга и Штокхаузена, будет эксклюзивно исполнен почти вживую в нашей студии! Так что: ура, товарищи! Ура! Ура! Ура! Но вы думаете, что это уже конец? Нет! Еще не конец! Ведь он никогда не наступит, ахахаха! Шутка! Или не шутка? Поживем – увидим. Поумрем – узнаем. Не умрешь – не узнаешь, так что делайте ваши ставки, господа, хахаха! Хахаха… Не смешно? Да я сам знаю, что не смешно… Так… Да… Что там у нас дальше… А теперь – простите – по-серьезке и начистоту: после по-любэ будет еще кое-что – и даже не кое-что, а кое-кто, то есть с чего мы начали, тем и покончим. Вместо А-не-дама – «не наше, не знаем», как заявили на границе, которой нет ни на одной из неизвестных карт мира – к нам приехал и мальчик Иисус, который добродушно согласился выйти на проповедь и ответить на все интересующие вас и возникшие в течение жизни вопросы. И это неповторимая возможность! Не премините ею воспользоваться! Кто знает: быть может, никто не знает, что ничего не может быть! Я имею в виду, мало ли? Или много? В общем, оставайтесь на связи со своим концом, ведь тогда откроется и lounge-зона для fan-зеков, где можно будет сделать посмертное радикальное selfie и его дубль, пожевать бубль-гум из цим-ЦУМа и не сойти с ума, посмотреть или послушать фан-фары fun-фуры, где лучше всего – в свете понуром софитов софистов – видны близко-близко цвета аметистов утренних звезд, а также покормить мальчика Иисуса из Украины вареной или домашней колбаской и попить с ним чайку с малиновым вареньем от нашего шефа Антона – как нам подсказывают из гримерной, он это очень любит! Ну и пусть говорят, что после таких больших стирок не бывает привет-исцеления… Итак, встречайте: на арену цирка выходит Ойген Педотян!
- Спасибочко, первозвонный! – под шквал аплодисментов замяукал Педотян, выкатываясь исполинским черным котом в черно-белую полоску костюме, с коричневой шляпой-котелком на голове, пенсне на носу, тросточкой из желтоватой слоновой кости с набалдашником в виде черного пуделя в лапах, бархатной бурой ленточкой вокруг шеи и мундштуком из красной яшмы в зубах. Котик-бегемотик был мертвецки пьян и чертовски красив. Ойген же - как переспелый древесный плод, готовый в любую секунду растечься гнилостной жижицей, если на него вдруг неудачно нажать. Он старался, к тому же, выглядеть зачем-то моложаво и молодежно, и оттого смазывал лицо свое разного рода кремами и прочей косметикой, и потому лик этот представлял собой какую-то тающую сладкую гадость или отвратительный салат с большим содержанием майонеза…
- Ну что, детки мои родненькие, мальчики и девочки мои, здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте вам!
- Здравствуйте! – синхронно-колхозно, будто по заученному сценарию, отвечали некто из никто.
- И как вам наше крещение огнем? Нравится?
- Нравится!
- Вот и мне. А Эндрю у нас молодец. Не семи пядей в полбу. И за словом в чужой карман не полезет. В общем, язык у него что надо – повешен. Бойкий на роток, как говорится. На чужой вершок не разевай корешок. То есть роток не разевай, когда корешок-то чужой – ну или вершок… 
- Премудрость! – баском протянул хор босых любителей баксов, боссов и бабосов.
- Да… Так что я хотел сказать-то вам… Хорошо, что я не девочка…
- Ха-ха-ха! – одним скопом раздался нелепый, будто закадровый красный смех из какой-нибудь дешевой мыльной оперы.
- Я имею в виду не то, что уже не целочка…
- Ха-ха-ха!
- Нет! Вы меня неправильно поняли… Я совсем не о том… Хорошо, что я мальчиком родился… То есть, мужского пола я… А знаете, почему?
- Почему?
- Потому что папа мой очень хотел девочку – и назвать ее хотел в честь себя… Так что бы уже тогда со мной было-то, детки мои родненькие?! Снимался бы я уже тогда только в какой-нибудь передаче с названием «Смехопорнорама»!
- Ха-ха-ха!
- Кстати! Вопрос на миллион! И я не шучу! Давайте сейчас устроим передачу «Кто хочет стать миллионером» – только ведущим буду я, а не сами знаете кто – или чей. А миллион у меня водится – не волнуйтесь, не обману – я человек состоятельный, хотя и пострадавший от рук коварных женщин, - и тут прилюдно показал, вывернув свою шляпу наизнанку, что у него ничего нет. - Кто выиграет, от меня сразу же на месте и получит. А если многие из вас дадут одновременно верный ответ, то поровну на всех и поделим. Идет?
- Идет!
- Хорошо… И не бойтесь – не вру я… Это не те деньги, что будут падать с неба и сразу же сгорать… Нет… Никаких фокусов… У меня несгораемые, но тоже с неба падают… Как манна небесная, когда Моисей рабов из Египта выводил по пустыне сорок лет – или сколько там было… Ну и вода морская там расходилась на две части – думаю, вы помните все… Вот и у меня нечто подобное – только криптоманна… Нужно вам будет электронный кошелек завести и все такое… А я уже перешлю вам потом… Это моя личная криптовалюта такая: «PDC/ПИДИСИ», а расшифровывается как Пидкоин… Не знаю, конечно, что вы будете с нею делать, но зато целый миллион сразу же дам… Подождете еще некоторое время – на биржи какие-нибудь выйдем – и сможете пользоваться как-нибудь… Наверное… Договорились?
- Договорились!
- Хорошо. Тогда вопрос: как правильно называется телевизионная юмористическая передача, автором и бессменным ведущим которой в течение уже двадцати шести лет являюсь я? Варианты ответов: а) «Онтология Педотяна»? б) «Смердопанорама»; в) «Ангажированность Педотяна»; г) «Смертопанорама»?
- Лешка! Как называется, не помнишь? – где-то позади, рядом с ухом, послышался громкий шепот деда, и Алексей тут же почувствовал, что кто-то крепко прижал его руку к сиденью каким-то холодным и острым предметом.
- Нет, не помню. Никогда не смотрел… - равнодушно ответил Алексей и отодвинул от себя пиратскую копию роботической версии культи, которую дед, кажется, при нем никогда не носил. – Это, вроде бы, твоя специализация, деда…
- Да слабый я тут специалист… Запамятовал вот…
- А ты что, миллион выиграть решил? Зачем он тебе?
- Ага! – хохотнул дед. – Пора нам валить отседова, Лешка…
- Кого?
- Не кого, а куда! Эмигрировать нам пора из этой черной дыры... А то живем, будто в жопе негра… В Америку поедем, то есть США, если выиграем! Единственную страну для комфортного проживания свободных и белых людей!
- А черных?
- А черные там как-нибудь сами уже разберутся. Это не наше дело.
- Понятно.
Алексей сидел посредине некоего непомерного темного зала непонятного предназначения. По обе стороны от него, как и спереди, так и позади, расположились и другие зрители, которые представляли собой некие наэлектризованные, серые, почти непроницаемые и едва шумящие облака, внутри которых все еще угадывались очертания чего-то человекоподобного. Он почему-то понимал, имея в себе будто бы какой-то внутренний запрет, что к ним невозможно обратиться, ни посмотреть на них в открытую или каким-либо образом прикоснуться. Среди них, на заднем ряду, сразу же за ним, совершенно спокойно и непринужденно сидели его дед и бабка в своем обычном состоянии, но парадном виде. Они хохотали взахлеб, до слез и навзрыд, будто последний раз в жизни, как и все остальные присутствующие, и Алексей вспомнил, что когда-то видел фотографии таких людей с передач типа «Пустой дуршлаг». Он вспомнил также, что когда-то бывал в этом помещении – кажется, когда ходил в кинотеатр с другом Денисом на только что вышедший тогда фильм Джима Джармуша «Only Lovers Left Alive», название которого перевели как «Выживут только любовники», что стоило бы лучше метафорически назвать «Лишь любовь жива» или просто «Любовь». Тогда, напившись холодного баночного осветленного пива, где-то к середине картины они стали шепотом спорить друг с другом, а затем и ругаться по поводу того, кто же первым встанет и пойдет в туалет, ведь это так неловко – и сидели вдвоем до победного, пока Алексей все же не выдержал напряжения отяжелевших чресл и со всех ног, спотыкаясь и чуть не падая, рванул к коридору… Он вспомнил к тому же, что когда-то бывал в этом помещении – кажется, когда ходил с какими-то синими философами то ли на концерт, то ли выступление или пьесу от «The Tiger Lilies» или по-русски «Тигровых лилий»... И вообще, сейчас уже очень плохо помнит, чем тогда все закончилось и что происходило до этого, но все же помнит, с чего все начиналось и как он во время всей этой безумно-разгульной сатурналии, выбегая куда-то на улицу за раскидистые и широкие кусты, на голодный желудок при своем скудопостном и худосочном телосложении выпил полбутылки водки…И попал ли он потом домой – и к себе ли?.. Он вспомнил добавочно, что когда-то бывал в этом помещении – кажется, когда – на этот раз абсолютно трезвый, как осколок прозрачного бутылочного стеклышка – ходил в качестве гостя-эксперта на запись эфира какой-то телевизионной передачи, посвященной молодым специалистам из сферы переводов современной англоязычной прозы, во время которой ведущий с полной серьезностью задал ему всего лишь один вопрос: «Ду ю спик инглиш?..» Он вспомнил сверх меры, что когда-то бывал в этом помещении – кажется, когда ходил в здравом уме и в твердой памяти в свой школьный актовый зал на какое-нибудь праздничное мероприятие типа выпускного, но в данный момент чувствовал, понимал или верил, что как будто бы идет туда заново, на свое первое в жизни первое сентября или торжественную линейку…
И чем больше он о чем-то так думал – и чем больше что-то так всплывало в его памяти, тем более изменчивым и податливым становилось все вокруг. Когда он пытался – сознательно и осознанно – что-то сделать с этим местом – определиться или вжиться в какое-то одно воспоминание, то все сразу же трещало по швам и сыпалось, зыбилось и начинало разламываться, будто на картинке с побитыми пикселями или каком-то сворачивающемся и пробитом холсте со стирающимся и исказившимся изображением… Вот он видел, к примеру, как только что разверзлась часть стены, а из-за нее выступила какая-то таинственная, напряженная и потрескивающая, почти материальная и осязаемая чернота…  И вот она пропала, словно бы кто ее заретушировал, но тут же возникла почти у ног его… Но он не чувствовал от этого ни страха, ни ужаса, а лишь какую-то невнятную досаду оттого, что не властен над происходящим… И все менялось, кружилось, вертелось и перемешивалось – цвета, текстура, материалы и прочее – в каком-то нестройном хороводе или вальсирующем круговороте – словно бы в какой пластилиновой мультипликации с техникой от Жоржа Сёра… «Нужно следить за ходом показывания…» – прозвучал в голове где-то ранее слышанный голос – и Алексей, наконец, сообразил, что в этой скудельнице нужно не думать и выбирать, но верить. А лучше и не верить, а просто жить – без выбора, мыслей и прочих предубеждений – и тогда все будет стабильно. И, действительно, как только Алексей это понял, как только это стало будто бы неотъемлемой частью его тамошнего существования и краеугольным камнем его смутного существа, все сразу же успокоилось и приобрело некоторую устойчивость и постоянство…. «А на этом ведь можно и отличную политическую программу или даже национальную идею построить», - как-то необычно и в кавычках подумал он. «Стабильность – наше все…»
И, словно независимо и отдельно от всего этого, на сцене продолжало самостоятельно разыгрываться плавучее и полное света прожекторов действо от Педотяна.
- Ну что, Лешка, ты выбрал уже или еще нет?
- Да не знаю, деда. Наверное, не буду ничего выбирать.
- А мы проголосовали уже. А вдруг повезет – тогда еще лучше заживем!
- Вдруг – только рождаются танцующие звезды…
- Уф, ну вообще, как огнетушителем, Педотянчик наш жжет!
- Ага…
- Но это ты еще в прошлом году с нами не ходил… Там вообще пекло настоящее было…
- Сходим еще тогда…
- Обязательно сходим!
- Итак, ваше время истекло… - вновь завладев центром внимания, замурлыкал котик-бегемотик. - Но не пропало – даром. Ваше время подошло к концу… Но не перешло его. В целом, спасибочко за то, что проголосовали. Ну а результаты по завершении концерта вам огласит наш пресс-секретарь, Алиса-Лора, и предоставит всю необходимую информацию о том, как получить свой приз. Желаю всем удачки!
- Спасибочко!
- Ну а мы продолжаем! Хотите шутку типа «я устал – я ухожу»?
- Хотим-хотим!
- Хорошо. Это мое «избранное» из «худшего». В общем, это просто фантастический анекдот. Приходит, значит, Иисус Христос из Назарета, Вифлеема, Иерусалима, Галилеи и прочих населенных пунктов то ли к Идору, то ли к беспонтовому Понтию на пилатес – вы ведь знаете, что Ирода на самом деле звали Идором, а не Уродом, да? – и говорит… Точнее, молчит…
- Ха-ха-ха!
- Это еще не конец! Подождите! Не вовремя смеетесь, товарищи! Уважайте мой труд!
- Извините!
- Хорошо… Наоборот, значит, спрашивают у него: «Что есть истина?» А он отвечает…
- Ха-ха-ха!
- Да подождите же вы! Не вовремя же опять! И это еще не конец! И снова я перепутал… Спрашивают у него это, значит, а он в ответ – молчок… Ну, Идор и говорит: «В молчанку играть будем, стало быть?!» И злится… А тот все молчит и молчит, не поднимая глаз… Ну, Идор разгневался – да как прикрикнет: «Садись тогда и поставь себе «два», а завтра в школу с родителями!»
- Ха-ха-ха!
- Вот так вот, детушки мои ребятушки… Сначала не сделаешь домашнее задание… Потом не сдашь экзамен… Затем оставят на второй год… А после и отчислят… И конец жизни человека подкрался незаметно… А позади-то что осталось?
- Ха-ха-ха!
- Так что вот так вот, мальчики и девочки мои родненькие: учение – свет, а неучам – тьма внешняя и кромешная! – и многозначительно, но однозначно вдарил тросточкой по зачем-то положенной именно туда скрипучей деревянной половице.
- Анафема! Анафема! Анафема!
- Ну вот и все – ну вот и все – ну вот и все! – притворно и тошнотворно сотворил Педотян подобие пения, так что покачнулось пенсне его.
- Ха-ха-ха!
- Ну что, хорошо у нас в аду?
- Хорошо!
- Ниже ада не паду?
- Не паду!
- Как мы с вами проводим время?
- В последний путь!
- Правильно! А как живем?
- Как в вечной пятнице тринадцатого, тринадцатого месяца круглого года!
- Отлично!
- Не то слово!
- Да! Не то, ха-ха-ха!
- Ха-ха-ха!
- А вы знали, что я умею играть на фаготе?
- Нет!
- Потому что я Бегемотик!
- Нет!
- Только по-русски, а не английски!
- Нет!
- И не говорите моей любимой Киске!
- Мур-р-р-р-р!
- Мяу!
- Ха!
- Ха-ха!
- Ха-ха-ха!
- Ха-ха!
- Ха!
- Ну а теперь я вам коротко расскажу, в чем соль земли «Аншлюса», - и затянулся отсутствием какой бы то ни было сигареты, а затем и театрально выпустил одно-единственное полое и пустое колечко.
Алексея вытолкнула изо сна подступившая к горлу рвота. Как можно понять из слеванаписанного, вскоре его вырвет – с корнем. И его от этого передернуло. Он встрепенулся, как это делает человек, который ищет рядом с собою заблаговременно поставленное для этой цели ведро или даже с надеждой думает, что он еще, может быть, находится в ванной или уборной… Но не тут-то было… Алексей понесся – или его понесло – будто по полю поседевших одуванчиков, которые в любую секунду готовы сорваться и раскинуть свое старческое семя во все стороны. Не идти же ему сейчас медленно и аккуратно, стараясь никого не задеть и не наступить кому-либо на ноги – и каждый раз при этом учтиво извиняться, слегка наклоняя голову…
Оказавшись уже за рядами, чуть поодаль и сбоку, Алексей увидел небольшую занавешенную комнатку, из которой падала ярко-оранжевая полоска света – и подумал, что там, наверное, может быть туалет… Ну а если и нет, то, в любом случае, и такой уголок для его нужды подойдет… Главное, чтобы внутри было пусто…
Он неуверенно зашагал по старому деревянному настилу под гулкое цоканье будто каких-то копыт и тут же в паническом припадке подумал, что с ним произошло нечто кошмарное и необратимое – то, чего он боялся всю жизнь… Но, тут же схватив себя в области копчика, с облегчением выдохнул – и вновь впал в еще большее напряжение: «Так ведь они просто в процессе эволюции отвалились – вот в чем дело! Теперь все ясно…» И пошел дальше, глядя вниз – на свои красные лаковые по колено сапоги с тяжелыми, словно налитыми свинцом каблуками, издававшими те самые устрашающие звуки…
А в комнатке той – за низенькой школьной партой – на стуле, на каком и Алексей сиживал в младших классах, работала, уткнувшись в ноутбук, очень милая, как показалось Алексею, невысокая и худенькая девушка. На ней были черные тапочки с белой подошвой, черные длинные чулки, облегавшие стройные ножки, и похотливо-коротковатое черное без рукавов приталенное платьице с белой надписью «Salem» на упругой и круглой молодой груди. У нее были черные прямые до плеч волосы с ровной челкой, черные миндалевидные глаза с широко распахнутыми длинными и едва завитыми черными ресницами и такие же черные – каждая сплошной полоской – брови, которые она подкрашивала каким-то косметическим карандашом. Губы же ее были помазаны кроваво-красной помадой, на безымянном пальце правой руки сидело золотое обручальное колечко, рассмотреть которое Алексею не удалось, а на бледно-фарфоровой шее висела тоненькая серебряная цепочка с небольшим кулоном в виде черного пуделя. И все это было так свежо, так насыщенно – так дышало молодостью и еще какой-то юной страстью, что Алексею показалось, будто бы он ее уже где-то видел – возможно, в своих фантазиях о монахине, которую уволили за блуд на рабочем месте?
- Здравствуйте… Мне очень нужно в туалет… Не могли бы вы мне помочь?
- Чем? С вами пойти?
- Ну если так можно, то, конечно, хотелось бы…
- Вас проводить?
- Да, если можно…
- Вам плохо?
- Да, очень плохо, и я не знаю, кто бы мне мог помочь… Возможно, вы?
- Что с вами?
- Меня скоро от всего этого стошнит…
- Вы что-то не то съели?
- Да, всю ночь Сартра читал…
- Ха-ха, я поняла шутку. Только экзистенцианализм – это ведь так хорошо!
- Да, если в меру и без анализма…
- Простите, что?
- Я говорю: эк-зис-тен-ци-а-лизм – вот так правильно произносится это слово.
- Я ведь так и сказала…
- Да? Видимо, у меня уже косоглазие… Но это от того же!
- Ха-ха, я поняла шутку! Вы имели в виду «философский взгляд на жизнь»!
- Что-то вы такая понятливая…
- Да, если выпить, то может и до анализма дойти…
- Хахаха! Я понял намек – или шутку?
- Ха-ха, да!
- Что «да»?
- Ничего…
- Простите, я, может, немного груб… Просто перепил вчера – с бабушкой и дедушкой праздник отмечали…
- Ой, я так и подумала, что вы пьяны! Вас сейчас действительно вырвет?
- Да! С корнем!
- Ой-ой-ой, что же делать! Тогда вам действительно нужно в туалет! Скорее – говорите свое имя и фамилию!
- Зачем?
- Нужно проверить ваш аккаунт!
- Какой-такой аккаунт?
- Ваш школьный аккаунт!
- Что? Что такое аккаунт?
- Ваш счет – профиль – или журнал записей…
- Но у меня дневника уже давно нет… Я и забыл, когда там в последний раз оставлял заметки…
- Уф, если вас действительно тошнит, то скажите свое имя и фамилию.
- Уже не так сильно, честно говоря… Но я попробую два пальца в рот, чтобы, наконец, получить облегчение… Думаю, вы понимаете, о чем я…
- Да, я сама люблю два пальца совать…
- Оу… Сосать?.. Или мне послышалось?..
- Совать…
- Ну, в любом случае, звучит неплохо…
- Нет, не в любом… У меня проблемы с едой… Знаете, боюсь потолстеть… Иногда съем что-то, просто чтобы вкусом насладиться, а потом два пальца в рот – и все назад…
- Ужас какой… Так ведь можно и от анорексии умереть… Так, давайте тогда все-таки проверим: «Алексей Шариков-Преображенский»…
- Любите Булгакова?
- Да.
- И какое у вас любимое произведение?
- «Докладная записка митрополиту Евлогию профессора и протоиерея Булгакова по поводу определения Архиепископского собора в Карловцах относительно учения о Софии Премудрости Божией».
- Хм, не читала такого…
- А что читали?
- «Мастера и Маргариту» и «Собачье сердце»…
- А… Так вы перепутали с Бугагаковым – этого я никогда не читал и не собираюсь… На дух не переношу…
- Ого, как сказали! Но это же такое большое упущение – вы должны обязательно прочитать, если хотите иметь полноценное представление о русской литературе. Тем более, что «Мастер и Маргарита» – великий русский – да и мировой – роман!
- Впервые слышу о таком…
- Хахаха! Вы серьезно?
- Нет, но считайте, что да…
- Ладно, ваше дело… Я просто подумала, что вы любитель «Собачьего сердца», судя по вашей физиономии и фамилии…
- Я уже догадался. Но нет, это просто совпадение.
- Совпадение? Не думаю!
- Хахаха, хорошая пародия… Очень похоже…
- Нет, я серьезно…
- Ой, а я и не понял в этот раз…
- В жизни так бывает…
- Да… А вы знали, кстати, что у Бунина, Набокова и Сорокина есть тайные произведения, посвященные «Мастеру и Маргарите»?
- Нет… Расскажете?
- Естественно… Для этого ведь недоумок и пишет…
- Какой недоумок?
- Потом расскажу… Так вот: у Бунина есть неизданный автобиографический рассказ-притча «Мистер из маргарина», который должен был войти в сборник «Свалка», но оказался каким-то нездоровым и похожим на голема; от Набокова осталась его семейная хроника инцестов под названием «Маргогорита: или горячие радости старичка», которую не издавали, потому что она состоит исключительно из авторских рисунков порнографического содержания (собственных половых органов – да, у него их было несколько), что также до сих пор составляет и трудность для переводчиков этого божественного литературного шедевра на русский язык; а Сорокин, если мне не изменяет моя память (хотя она, как лучшая квази-супруга, делает это всегда, ныне и присно), сохранил в своем zip-архиве плутовское-шутовское мета-постное хлебобуквенное изделие «Пицца и Маргарита», которое должны были включить в новую коллекцию изысканных кулинарных рецептов «Монорыга», но не сделали этого, поскольку приготовленное по нему блюдо оказалось так себе…
- Ха-ха-ха… Так я вам и поверила… Но… С радостью бы все это с вами почитала…
- Так в чем проблема?
- А в том, что по предоставленным вами регистрационным данным аккаунта не нашлось. Может быть, вы что-то перепутали?
- Да нет… Вроде бы…
- Или хотите дать какие-нибудь объяснительные или признательные показания?
- Простите?
- Прощаю.
- Нет, я не понял, к чему вы?
- Вы имеете право хранить молчание, иначе любое сказанное вами слово может быть использовано в суде против вас.
- Что?
- Назовите свое настоящее имя, иначе мне придется вызвать охрану.
- Спасибо – давайте как-нибудь без нее… Нет, мои имя и фамилия верны… Я не знаю, что еще сказать…
- Тогда придется пройти процедуру имяскопии.
- Что это еще за процедура такая?
- Она позволяет определить ваше имя и все связанные с ним истории: персональные данные, личную и чувствительную информацию, предназначение, цели и задачи.
- Ого… Ну мне и самому будет любопытно все это узнать…
- Да… И вам очень повезло…
- Почему? Вы думаете, мне было бы интересно на прием к Ванге сходить? Я же образованный свободный человек и знаю, что все это ерунда…
- Нет, я не о том. Раньше вам пришлось бы вставить в переходное отверстие специальный толстый шланг с мониторчиком и датчиками – и на время процедуры заклеить все это скотчем – во избежание каких-либо помех и помарок. Ну и еще, потому что у проводов был плохой контакт, так что шланг иногда отходил, доставляя вам зудящий дискомфорт, а нам – каловые неудобства ввиду того, что процедуру то и дело приходилось начинать сначала – и, думаю, вы сами можете себе представить, что это значит…
- Какое такое переходное отверстие?
- Да в жопу, Алексей Шариков-Преображенский, в жопу…
- Теперь понятно… Жестокая кара, что сказать…
- Спасибо сказать… Что в ХХI веке живем… Теперь достаточно любым умным телефоном по встроенному в вас штрих-коду провести…
- Ого… И у меня уже такое есть? Не знал…
- Ну раз вы в этом зале, то, естественно, есть…
- Быстро время летит – я и не заметил… Наверное, пьян был…
- Так чаще всего и бывает…
- А это уже будущее или еще прошлое?
- Это будущее-в-прошлом…
- Или прошлое-в-будущем?
- От перестановки слагаемых сумма не меняется…
- А на ноль делить нельзя…
- Птица говорун отличается умом и сообразительностью…
- А вы – остроумием…
- Что нельзя сказать о вас…
- То можно обо мне…
- Простите, я уже потеряла нить разговора… Не мешайте мне работать, пожалуйста… Станьте ровно и не двигайтесь…
- Хорошо, извините… Но мы ее еще найдем…
- Непременно найдем…
- Ну и как там?
- «Подождите: происходит проверка полученных результатов».
- И долго ждать?
- Обычно не более минуты…
- Тогда я, пожалуй, постою…
- Да тут и присесть негде…
- Да, что-то я сразу не заметил…
- Комнатка просто мала – три на три метра всего… Но мне для работы хватает…
- Ну, люстра хоть есть – и то хорошо, а то как бы мы без света тут с вами…
- Как-нибудь… Темнота – друг молодежи…
- Хаха, да… Только я давно уже не молод…
- Могу вас поздравить…
- С чем?
- С тем, что у вас просроченный билетик на повторный сеанс…
- В смысле?..
- Произошла ошибка…
- Какая ошибка?
- Ошибка 404.
- И что, меня теперь в комнату 101 отведут?
- Ха-ха-ха, нет, в 404 – детскую комнату милиции…
- Ха-ха-ха… Понятно… Так что это за ошибка? «Ой, вас не должно здесь быть»?
- Нет, скорее, «вы попали в место, которого нет».
- Это что за место такое?
- Отсутствующее место.
- Ого, звучит, как ваше переходное отверстие…
- К счастью или к сожалению, вы туда не попадали…
- Но мы еще можем это исправить…
- Ха-ха-ха… Горбатого уже только могила исправит…
- Это вы про «Собор Парижской Богоматери»?
- Да…
- Про книгу или про сам собор?
- Да какая разница? Всем плевать на него…
- Почему же? Мне не плевать…
- Да ладно вам… Ну сгорел он – и что? Теперь хорошо, если хоть в виртуальный ходить будут…
- А, знаете, говорят, что истинный собор появится лишь тогда, когда он сгорит, то есть из своего собственного пепла, как некогда птица Феникс…
- Ага, слышала я о таких – у нас соседи тоже так жгут – с надеждой…
- Ну, что тут сказать: лучше, чем совсем ничего…
- Да, попробуй еще и найди «совсем ничего»…
- Хм… Можно попробовать… Вместе…
- И книга эта вот тоже сгорела… А Витя-то говорил, что станет она популярнее собора – и что? Теперь никто даже виртуальную читать не желает…
- Ну вы же должны понимать, что это обычные культурные проблемы…
- Да плевать всем на эту культуру… Я помню, как крушили древние памятники архитектуры в Сирии – и что? Никто даже и не знал, что они там были…
- Что сказать… Проблемы образования…
- Ага, безобразования, скорее - у вас только одни проблемы на уме…
- Что поделаешь – такой я безобразный человек-проблема…
- Или проблемный?
- Да не знаю… Но это не значит, что меня, как и культуру, не надо спасать…
- Да было бы кому спасать… А самое главное – кого…
- Ну я-то, вроде, еще здесь пока…
- Пока…
- Хаха, что вы имеете в виду?
- «Пока» - значит, прощай…
- Но вы ведь уже простили меня…
- Хаха, нашли нить разговора?
- Да, это вы мне помогли, моя Ариадна…
- Так, хватит со мною заигрывать. Я вообще-то при исполнении должностных обязанностей и на рабочем месте.
- Простите, почему-то постоянно об этом забываю…
- Зарубите тогда себе на носу, а то он у вас очень длинный…
- Чтобы не в свое дело совать?
- Уж точно не в свое, бизнесмен…
- Да уж… Так я хотел спросить – по поводу ошибки… Может, это у вас просто проблемы с аппаратурой?
- Нет, она работает безотказно…
- Все бы так со мною работали…
- Хахах, ну вы и неудачник…
- Такой уж рок мой…
- Ой, не хочу это больше слушать…
- Хорошо… Простите… Может, это вас просто система подвела? Зависло что-нибудь или сломалось? Технический сбой?
- Нет, у нас не бывает ошибок или сбоев – система идеальна.
- Понятно… Так я все-таки попал в «место, которого нет»?
- Да, зачем вы заставляете меня повторяться?
- Просто не могу в это поверить…
- Нужно не верить, а жить – и жить, чтобы работать.
- Звучит, как антиутопия…
- Нет, скорее, как утопия.
- Заморит вас еще эта как-утопия – посмотрите: пойдет на дно еще этот корабль… Или подводная лодка – что тут у вас?..
- Наш разговор становится скучным. У вас есть еще какие-то вопросы?
- Да, вы можете доходчиво объяснить, что произошло?
- «Вы были в состоянии общаться с сервером, но сервер не может найти данные согласно запросу».
- Ладно, я совсем технически не подкован и ни в чем таком не разбираюсь, так что не знаю даже, что и спросить – все равно ничего не пойму…
- Отлично. Тогда посидите здесь до конца сеанса, а потом пройдете в другое отделение – уже вместе с охраной, если не хотите попасть в переделку или поиметь еще большие проблемы.
- Хорошо… Но мне разговаривать с вами пока еще можно будет хотя бы?
- Если только вы не будете со мной заигрывать или мешать мне работать. Ну и плохо шутить.
- Хаха, договорились… А то, знаете, я вообще не сторонник насилия – и весьма боюсь физической боли, поэтому лучше уже посижу с вами до конца…
- Вот и славно.
- Да, а то как-то не хочется попасть в переделку – кто там меня переделывать будет? Может, еще как-нибудь неудачно переделают… Хотя и без того уже как-то все неудачно …
- Ха-ха-ха…
- Или поиметь еще большие проблемы – как их поиметь-то?.. Лучше бы меня кто-нибудь поимел…
- Еще одно «ха-ха-ха» - и я вызываю охрану…
- Простите, сам понимаю, что как-то несмешно выходит…
- Главное, чтобы входило смешно…
- Хахаха, хорошо вошло у вас…
- У меня – вышло…
- А вы можете и мне помочь выйти?
- Из меня?
- А так можно?
- Если бы вошли, то было бы можно.
- Но я не вошел?
- Естественно, нет.
- Хорошо… То есть, плохо – и мне очень жаль… Нет, я имею в виду: вы можете мне помочь отсюда уйти? Как-то выйти отсюда? Я не хочу здесь больше находиться...
- Боюсь, что нет.
- Так вы не бойтесь…
- Я и не боюсь.
- Вы же сами сказали, что боитесь…
- Вы просто цепляетесь к словам.
- Боюсь, что уже больше не за что цепляться…
- Так вы не бойтесь…
- Я и не боюсь.
- Вы же сами сказали, что боитесь…
- Вы просто цепляетесь к словам.
- Боюсь, что вы не скажете ничего, кроме слов…
- В общем и целом, с вами я не боюсь и со мною вы не боитесь, то есть, боюсь, что вместе с вами мы не боимся…
- Вот и отлично… Ведь это не больно…
- Только не надо меня болью пугать…
- Я ведь не попугай, чтобы вас «попугай, попугай»…
- Так вы поможете мне отсюда сбежать?
- Так, Алексей Шариков-Преображенский, у вашей версии homo insaniam, видимо, мозги, как у механической макаки. Я устала повторяться и переливать с вами из пустого в порожнее. Объясняю в последний раз: отсюда невозможно сбежать или уйти. Особенно в вашем положении. 
- Что значит невозможно? И в моем положении?
- Уф, ну просто достал! Хорошо, тогда слушайте: сюда ведет лишь один вход – он называется «Путь субъектов». Все, кто сидят в зале, пришли этим путем. То есть, в том числе и вы.
- Каких таких субъектов? Вы шутите? Какой я, по-вашему, субъект? Да никакой! Никакой я не субъект! Я подкидыш! И вон мои бабушка с дедушкой в зале тоже сидят! Я с ними рос! Если не верите, пойдите у них спросите! Они, может, и субъекты, а я – точно нет! Да! Давайте их позовем? Как я сразу об этом не подумал?! Они все смогут объяснить и помочь мне!
- Стоять, пес смердячий! То есть, сидеть… И дослушивать… Те, кто приходят этим путем, могут иметь: а) «Вечно-молодую (можно и пьяную) жизнь»; б) «Кибертело в киберпространстве» и в) «Новое тело». Ну а для тех, кто любит старую школу домоседов или, наоборот, не любит радикальные перемены, есть вариант «Г»: можно попробовать пожить, как когда-то там в былые времена, или просто как-нибудь доживать, чтобы все-таки умереть…
- Ого… Очень занимательно… Только немного обидно… Но даже неплохо, скажем так…
- Вот-вот… Но это все возможно, только если у вас есть Пидкоины…
- Что? Кто у меня есть?
- Понятно, видимо, у вас их нет.
- Кого-кого у меня нет?
- Пидкоинов. Это наша локальная криптовалюта – единственная, действующая в этой местности.
- Да, такого у меня нет…
- Тогда вы и не сможете наслаждаться всем тем, что я перечислила…
- И что я смогу в таком случае здесь делать?
- Очевидно, ничего.
- Понятно… То есть, ничего не понятно… А рублями или долларами тут можно расплатиться? А то я бы хотел попробовать какое-нибудь ваше новое тело…
- У нас есть один обменный пункт, но, увы и ах, курс очень плохой, так что полученных Пидкоинов вряд ли хватит даже на стакан воды…
- Да уж… Все как обычно…
- Ну а что вы хотели? У всего есть своя цена…
- Да, это точно… Кстати, а можно у вас попросить стакан воды хотя бы? А то я кофе на ночь, вроде бы, пил, а во рту привкус какой-то, будто уксуса наглотался…
- У нас только кипяченая.
- Ну так это и хорошо ведь, нет? Микробы все поумирали же…
- Никуда они не умирали… Это просто распространенный стереотип… Я имею в виду, у нас есть только кипяток.
- Ну ладно. Налейте тогда хоть так – подожду, пока остынет…
- Не дождетесь…
- Не нальете?
- Налью, но не остынет…
- Так долго ждать?
- Да, бесконечно-долго…
- Уф, ну а можно тогда что-нибудь со льдом?
- Нет. Знаете ведь шутку, что люди в аду тоже просят воды со льдом?..
- Да уж, бред какой-то… Может, чайком тогда порадуете хоть?
- За чаем вам придется вернуться назад.
- Так я бы с радостью! Может, хотите со мной? Или нет, не так – давайте махнем со мною назад, а? Сделайте рабочий перерыв – и чайку попьем – и всего остального с Кагорчиком апосля…
- Я вас, кажется, предупреждала, верно? К тому же, во-первых, вы не прошли процедуру имяскопии, то есть у вас внутри не был обнаружен штрих-код, поэтому другому отделу (по раскрытию преступлений в сфере высоких технологий совместно с противодействием контрабанде предметов низкого искусства, а также торговле недо- или псевдолюдьми, в том числе младшего или дошкольного возраста, как и незаконного пересечения границы безликими лицами в состоянии нестояния или другого аффекта) еще необходимо будет провести разбирательство относительно вашей идентификации, то есть выяснить, кто же вы такой на самом деле: нелегал или гастарбайтер? А, во-вторых, если у вас нет Пидкоинов, то вы не можете: а) уйти; б) сбежать; в) умереть; г) вернуться назад; д) идти вперед или куда-то дальше.
- И как тогда быть? Я не хочу жить вечно – по крайней мере, здесь – и в таком состоянии – да и на таких условиях – да и с такими правами, как и отношением к себе – я понимаю, что вы просто играете свою роль, как и все мы, но эта роль ругательная и я попрошу ее ко мне не применять! – и, тем более, с отсутствием каких-либо денежных средств к достойному здешнему существованию…
- Мне очень жаль, но это бессмысленный вопрос…
- В смысле?
- Нет никакого смысла…
- А если спросить так: «И как тогда не быть?»
- Это, как вы любите говорить, методологически некорректно заданный вопрос, соответственно не вопрос, а просто слова – бесплотные звуки и буквы, которые никуда не ведут…
- Откуда вы знаете, что я так люблю говорить?
- Недоумок подсказал…
- Какой недоумок?..
- Потом расскажу… Так вот: потому что все любят поговорить…
- Так пусть и говорят… Я ничего не имею против… Но что же по поводу меня?
- Все говорят на языке, Алексей Шариков-Преображенский, и все говорят одинаково, потому что язык один.
- Может, и один, но не един?
- Один, един, вечен и бесконечен.
- А я-то думаю, почему здесь все какое-то одинаково-разное…
- Ну наконец-то родил… Да и куда бы вы, думаете, могли бы отсюда сбежать? Дошли бы до некоего края или границы, а там – перечёркнутый дорожный знак с надписью «мультиверсум»? Ну или стена какая-то, а вы бы все равно лбом об нее бились, потому что чаю вам, видите ли, попить захотелось? Или какой же вы тогда штабс-капитан, если стену такую лбом своим не пробьете или же мир не перевернете, но со всем этим, наоборот, примиритесь?
- Ого, как сказали… Любите Канта и Достоевского?
- Да.
- И что у вас любимое?
- «Критика практического идиота» и «Записки из чистого разума».
- Хм, не читал такого…
- А вам что нравится?
- Да я как-то обоих не люблю…
- Но хоть читали-то?
- Да… В свое время читал, но что-то другое, кажется…
- А теперь уже не свое?
- Хаха, да, как-то так…
- Ну и что читали?
- «Происхождение видов из духа музыки» и «Рождение трагедии из капитализма и шизофрении»…
- Ха-ха-ха… Так я вам и поверила… Но… С радостью бы все это с вами почитала…
- Так в чем проблема?
- А в том, что у Кантоевского нет таких произведений…
- Ну а если я сам напишу?
- То Кантоевским все равно не станете…
- А вы, может быть, мне как-то поможете – и стану вдруг? С вашим новым телом-то, а?
- Обойдемся как-нибудь без моего тела, Алексей Шариков-Преображенский, а стать вы сможете, судя по озвученным вами псевдосочинениям, только Днище или, иначе говоря, в камере-обскуре на карачки, как куры-обскуранты-трубадуры…
- Эх, ну хоть бы что-нибудь еще сказать-то теперь… За спрос же не бьют, а попытка – не пытка…
- Зато есть пытки за предложения, а также избиения младенцев за попытки…
- Тогда я постараюсь говорить обрывками фраз, а не предложениями…
- Да, расплывчатые звукокомплексы – это единственное, что сможет вас спасти в текущей ситуации…
- А я думал, что лишь Бог сможет меня спасти…
- Нет, ошибались – только идеофоны… Ау-ау-ау, ты где?
- Нельзя же просто так взять и напасть на след…
- Даже если обойти весь мультиверсум?
- Даже так… Но можно просто дать о себе знать…
- Вау…
- Так предадимся же рваным восклицаниям…
- Вот и славно…
- И благостно…
- Мда…
- А вы действительно Канта с Достоевским читали? Или как там у вас было, Кантоевского, кажется?
- Да, а почему вы спрашиваете?
- Да как-то не верится до сих пор…
- А вы разве не знаете шутку про «в тихом омуте черти играют в шахматы, читают Канта с Достоевским, все прибрано, никакого алкоголя, тихо играет Моцарт, будто в рай попал»?
- Впервые слышу о таком…
- Ха-ха-ха! Вы серьезно?
- Нет, но считайте, что да…
- И я ведь уже говорила, что нужно не верить, а жить…
- Да-да, и жить, чтобы работать – я уже понял…
- Так зачем вы заставляете меня повторяться? В очередной раз!
- Простите, но ведь повторение – мать учения…
- Судя по тому, что вы говорите, в вашей жизни не было ни матери, ни учения, а лишь различия и повторения…
- А это метко… И обидно…
- Да ладно вам… Не обижайтесь…
- Попробую…
- Если не будете обижаться, то я отвечу на ваш вопрос, а то мне показалось, что вы посчитали меня глупой особой…
- Да нет…
- Точно?
- Точно…
- Сейчас и не надо ничего читать, чтобы что-то знать – достаточно просто говорить… Вот я и сказала…
- Как это?
- Ну просто говоришь – и оно само все из тебя выходит…
- А-а-а…. Ну хорошо тогда из вас вышло…
- Только не вы…
- Не-я… И это плохо…
- Да… Я вот, к примеру, никогда «Дон Кихота» не читала – даже частично – а все про эту книжку знаю. Даже то, что автора зовут Мигель де Сааведра.
- Я тоже, к стыду, не читал, но понимаю, о чем вы… Это у вас, видимо, какой-то иммунитет коллективной эрудиции…
- Верно. Все на одном сервере хранится. Ну ничего, у вас есть предостаточно времени – успеете здесь прочитать.
- Думаете, надолго здесь застряну?
- Если здесь, то на бесконечно-долго – я ведь уже говорила. Но я не знаю, что с вами сделают в другом отделе.
- А у вас какой отдел?
- Жизненной поддержки.
- Ха-ха-хорошее название. И хорошо поддерживаете?
- Вам я ничего, к знаку, не поддерживаю…
- Ну это ведь только к знаку, да?
- Вызвать охрану?
- Нет-нет, не надо, простите…
- Почему же? Тогда ведь сможете узнать, как долго здесь придется оставаться…
- Извините – не надо… Мне как-то страшновато пока все это узнавать… А вы, кстати, знаете что-нибудь про эти другие отделы, которые будут мною заниматься?
- К счастью, нет. Лучше с ними не связываться.
- Почему?
- Потому что так написано в моей рабочей и должностной инструкции.
- Вы серьезно? Живете только по инструкции? И неужели вам никогда не было интересно что-нибудь еще? К примеру, что творится в этих других отделах? Ну и вообще – пожить как-то иначе?
- Алексей Шариков-Преображенский, вы – точно механическая безмозглая макака-подросток. Не знаю, как вас еще описать.
- Не надо меня описывать только…
- В других отделах, насколько мне известно, вас могут просто удалить – стереть и забыть…
- Как это так? И от меня ничего не останется?
- Да, абсолютно ничего: ничто – ноль – зеро.
- Какая-то неудачная все-таки смертная казнь у вас... Что-то ведь все равно останется… Сами же говорите: ноль – зеро – туз…
- Какой туз? Я сказала: ничто…
- Да, я перепутал, видимо…
- Заигрались, наверное…
- Да, все на зеро поставил… А надо было на одиннадцать красное и черное… Теперь вот одного очка для победы и не хватает…
- Одно очко играет такую роль?
- Одно очко играет…
- Но ведь не очко обычно губит…
- А к одиннадцати туз?
- Ха-ха-ха
- Ха-ха-ха
- Ха-ха
- Ха-ха-ха
- Ха-ха-ха
- Ха-ха
- Хорошо вспомнили …
- Да… А вы подпели…
- Вспомнили все?
- Да, как Терминатор…
- Он ведь обещал вернуться…
- Верно… И вернулся…
- И что теперь?
- А теперь, если меня действительно удалят – сотрут и забудут, то мне только и лучше… Я не намерен здесь долго задерживаться и терпеть вот это вот все вот в этом вот лимбе…
- Может быть, и так… А мне и здесь хорошо живется… Я не хотела бы ничего менять…
- Потому что мясцо в котлах не переводится?
- Не переводится?
- Да, не переводится?
- Пока не переводили.
- Почему?
- Потому что невозможно перевести, как отвечала Эвридика…
- It cannot be translated, как уточнял Шекспир?
- Es kann nicht ubersetzt werden, как переспрашивал Гете…
- Тогда понимаю и сочувствую…
- И, тем не менее, или, может быть, даже более того, я буду по вам скучать… Когда повзрослеете, поймете…
- Боюсь, что я уже не успею повзрослеть…
- Так вы не бойтесь.
- Я и не боюсь…
- Сами ведь сказали, что боитесь.
- Это вы просто цепляетесь к словам…
- Да, вы ведь сами дали слово, что все равно вернетесь, как Терминатор, даже если вас сотрут и забудут, потому что вспомнили все…
- Такого я не говорил…
- Но вы не сможете сказать ничего, кроме слов…
- Может быть, и так…
- Так все-таки вернетесь?
- Наверное… Не знаю… Не буду обещать…
- А то я уже начинаю к вам привязываться… И мне становится вас жаль…
- Я еще не решил… Мне нужно подумать…
- Тогда могли бы со мною и повзрослеть…
- Хм… А сейчас нельзя?
- Сейчас – нет, еще не время…
- А что, час?
- Хаха, да… Потом…
- Суп с котом… А куда ведет эта дверь?
- Эта? В туалет.
- О, а я уже и забыл, что мне туда нужно было – как-то само собою прошло – даже и не заметил…
- Так и жизнь иногда проходит…
- Да, пролетает незаметно – не успеешь и оглянуться…
- А позади?
- Пустота…
- Пустота сует?
- Суета сует…
- А хотелось бы?
- Самому совать…
- Два пальца?
- Можно и один…
- Или три?
- Как получится…
- Или как договоримся?
- Как скажете…
- Как скажу, так и будет – достаточно всего лишь слова…
- Звучит божественно…
- Божественное звукоподражание…
- Божественное словонедержание?
- Божественное звукоиспускание…
- Божественное словоотторжение?
- Нет, божественное звукоизлияние …
- Что, божественное словоизвержение?
- Так, пора уже с этим кончать…
- Так я бы с радостью…
- И счастьем…
- Да…
- Но мы еще даже не начали…
- Можно тогда кое-что для начала спросить?
- Спрашивайте…
- Что-то мне ваша рабочая комнатка напоминает лаборатории для экспериментов в кабинетах химии или физики моей школы… 
- Вот я вас сейчас в розетку и засуну… Или изменю ваш молекулярный состав… Чтобы, наконец, свое новое тело получили…
- Нет, пожалуй, обойдемся без этого…
- Да, без тела гораздо лучше живется…
- Кто его знает… А вот эта куда ведет?
- Там охрана.
- Понятно. Тогда придется все делать по-быстрому и бесшумно…
- Нет, так не получится…
- Почему?
- Потому что я люблю долго и покричать…
- Как у Мунка?
- Да…
- Тогда не стоит…
- Или не стоит?
- Хаха, одно из двух…
- Тогда переходим ко второму…
- Да нет, я не импотент, что вы…
- Что я, да нет, не important?
- Уже не важно…
- Но все же девственник?
- И как вы догадались?
- Вы же сами сказали, что не успеете повзрослеть…
- Но я не имел в виду под взрослением именно это…
- А что имели?
- «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное…»
- Но ведь как-то совпало…
- Совпадение? Не думаю!
- Хахаха, хорошая пародия… Очень похоже…
- Нет, я серьезно…
- Ой, а я и не поняла в этот раз…
- В жизни так бывает…
- А вы знали, что жизнь иногда дает второй шанс?
- Какой второй шанс?
- Тайный шанс, вроде плана «Б».
- И в чем его суть?
- Быть.
- Ого, как сказали… А можно поподробнее?
- Хотите услышать больше деталей?
- Да, пожалуйста…
- В общем, есть у нас тут еще возможность майнинга…
- Возможность чего?
- Добычи Пидкоинов…
- И как их добывать?
- Так вы не перебивайте – и я тогда все расскажу…
- Я, вроде бы, и не перебивал…
- Вам показалось…
- Ладно… Так что там про добычу?
- Да, их можно добывать… Нужно только глянуть, есть ли свободные места на ферме…
- Ферме?! Да я, знаете ли, так себе фермер… И ничего руками делать не умею…
- Это не обычная ферма…
- Если только за титьки коров – ну или кого-нибудь еще – тягать…
- Ха-ха-ха… Охрану не буду вызывать – так уж и быть… А здесь я, кстати, смогу вас научить многое делать своими руками…
- Договорились… Так что там на ферме этой делать-то нужно?
- Если у вас есть мощная ЭВМ или какое-либо другое подсчитывающе-рассчитывающее устройство, которое отличает 0 от 1, то вы можете устроиться туда майнером… Вам лично делать ничего и не нужно – только иметь такую машину… Ну или уметь ее создавать, оперировать ею или же заниматься ее технической поддержкой типа починки и прочего…
- Хм, боюсь, что я в этом ничего не понимаю… Я же говорил, что совсем технически не подкован… Да и не уверен уже, что смогу и сам отличить единицу от ноля…
- Жаль…
- Даже и не знаю… Что-то ваша ферма Оруэллом попахивает…
- Нет, скорее, Замятиным…
- О, а я как раз еще и не читал…
- Тогда обязательно рекомендую к прочтению роман «Мы есьм»…
- Там ведь, вроде бы, просто «Мы», нет?
- Нет, вы путаете с кем-то другим. Автор «Мы» - Заметён.
- А я думал, Замятин…
- Нет, Заметён. Евгения Заметён. Была замечена во Франции после революции, но сразу же заметена в среде белых эмигрантов.
- Это русская литература?
- Нет, это литература по-русски.
- Я так и думал, что не туда попал…
- Но вы звоните еще…
- Обязательно, если дадите колокольчик…
- Еще не время…
- Но уже час…
- Да…
- Тогда вместе с Дон Кихотом тут и прочту все… А то эта «Ферма номер пять» мне не очень понравилась…
- Вы тут снова что-то напутали…
- Да нет, это я просто снова что-то пошутил…
- А… Это, значит, я и сама пошутила… Или напутала…
- Да, мы уже об этом говорили…
- Но пока не говорили, что на ферме есть еще и другая, условно говоря, вакансия…
- Апдайка что ли?
- Хаха, нет… В общем, можно добывать Пидкоины из вас… Если хотите, конечно… Это, правда, не очень приятная процедура… Но гораздо, если можно так выразиться, мягче прошлой версии имяскопии… По ощущениям, будто у вас щипчиками вырывают по одному волоску с самых нежных интимных участков кожи… Еще довольно гуманно, не так ли?
- О нет, не Тракли – нет пакли: довольно гнусно и гумусно, я бы сказал с ужасом… В общем, спасибо, но это, скорее, к Солженицыну…
- В «Архигулаг Криптопелаг»? Странная ассоциация… Хотя там, конечно, в 101 томе или 404 главе есть похожая часть – «Блок ада облака блокада ада да»… Но я бы о «Матрице», наверное, в первую очередь подумала…
- А я как-то перестал о ней думать… Зато подумал о моем профессоре, который очень любил «Очередь» и стоять в очередях – в основном, за пивом, которого слишком много пил в детстве – и на лекциях часто произносил слово ассоциация как «ассосиасия»…
- Хахаха, неплохо…
- Да… А мы сидели и смеялись всем потоком…
- Несущимся в море?
- Можно и так сказать…
- Понятно… Значит, майнинг вам не подходит?
- Упаси Боже…
- Ну бог вам судья тогда…
- Так я и согласен…
- Может быть, еще кое на что согласитесь?
- Зависит от предложения…
- Мы же договорились общаться обрывками фраз…
- Простите, забыл…
- Тогда я напомню, что еще есть возможность подписать вас на программу лояльности…
- Впервые слышу об этом…
- Да, вы ведь и о майнинге впервые слышали…
- Да, вы раньше и не озвучивали таких опций…
- Потому что сейчас я пытаюсь помочь вам… И хочу, чтобы вы остались со мною жить… Ну или хотя бы вернулись потом… Даже если вас удалят - сотрут и забудут…
- Так, подождите… Давайте без лишних сантиментов… Что за программа лояльности? Мне нужно понимать, на что я подписываюсь…
- Это очень простая система. Вам нужно всего лишь как можно чаще посещать различные мероприятия, вроде текущего – музыкальные концерты, драматические выступления, юмористические передачи или ток-шоу любого рода, а также киносеансы. За каждый час просмотра, прослушивания или участия вы будете получать поощрительные баллы, которые затем можно обменять на специальный бонус в Пидкоинах, который, в свою очередь, выводится с определенными условиями отыгрыша.
- Все понятно, кроме условий отыгрыша…
- Условия отыгрыша – это значит, что полученный вами бонус вы не сможете забрать сразу же и просто так начать им пользоваться в любых своих корыстных или противоправных целях в наших тихих и спокойных широтах, где граждане все как один законопослушны и порядочны.
- А когда смогу?
- Когда закончите школу…
- А я разве ее еще не закончил? Я ведь и диссертацию уже успел написать, кажется… В каком я сейчас классе?
- Нет, не успели… Вы еще идете в нулевой класс…
- Какой 0 класс? В мое время был сразу же первый, а до этого – просто детский сад…
- А сейчас, наоборот, детский сад – после всего… А самое важное – 0 класс… Это ваш упущенный момент, без которого вы не сможете закрыть свой гештальт или стать полноценным…
- А разве можно стать полноценным девственником?
- Можно, но не обязательно…
- Ну хоть какая-то свобода у вас есть…
- Я еще никогда не чувствовала себя такой свободной, как здесь и сейчас…
- Где-то я уже такое слышал…
- Может быть…
- В общем, ничего я уже не понимаю…
- Поэтому вас и послали заново в школу… Восполнить свои бреши и пробелы…
- Кто послал?
- Администрация.
- Компьютерного клуба что ли?
- Ха-ха, нет, смотрели фильм «Бегущий в лабиринте»?
- Нет, и книгу не читал, но как будто бы что-то знаю обо всем этом…
- Наверное, это уже начинается действие иммунитета коллективной эрудиции…
- Не очень бы этого хотелось…
- А зря… Очень помогает в жизни…
- Я с трудом могу назвать то, что здесь происходит, жизнью…
- А чем можете?
- Да это же смерти подобно…
- Но ведь все равно происходит…
- Да, какая-то живая смерть…
- Смерть ожила…
- Смерть, о, жила…
- Смерть О`Жила…
- Смертожила…
- Ожившая смерть…
- Отжившая смерть…
- Пожившая смерть…
- Зажившая смерть…
- Выжившая смерть?
- Так, пора с этим кончать…
- Так я бы с радостью…
- И счастьем…
- Да…
- Но безо всякой радости и, тем более, или, может быть, даже менее того, без счастья я смог бы посещать подобного рода мероприятия, и потому предпочел бы покончить с собою, но не на себя, потому что на себя можно лишь наложить руки, нежели пребывать в этих, как вы выражаетесь, бескрайних плотяных просторах…
- Мне очень жаль, но вам здесь нельзя умереть – я уже говорила, поэтому и суицид в суе не вспоминается, так как, увы и ах, технически невозможен…
- И вы как почитательница таланта Жан-Жана Жана, то есть всевластного господина и единоличного владельца экзистенциализма, должны понимать, что человек, обладающий хоть каким-то вкусом и зачатками манер, никогда в жизни не согласится – да и не сможет, как вы выражаетесь, технически – вынести содержание этой невыносимой формы, что само по себе – лишь формальность…
- Да, я вас понимаю… Мне и самой все это противно…
- Вот именно… Совсем уже Берджесса напоминает…
- А вы что хотели - Хаксли?
- Если с точки зрения тела, то, пожалуй, да…
- А с точки зрения чего – нет?
- Вечности…
- Хахаха, тогда вам нужен какой-нибудь «Дивный новый апельсин»!
- Или «Заводной мир»?
- Но в смерти можно и с таким согласиться…
- И зачем мне эта жизнь без смерти? Точнее, такой выбор в смерти без жизни?
- Я не знаю… Может быть, потому, что я вас люблю?
- Я вас любил… Любовь еще быть может…
- Любовь, еще быть может…
- Любовь еще, быть может…
- Любовь еще быть, может…
- Любовь, еще, быть может…
- Любовь, еще быть, может… 
- Ведь вас я полюбил…
- Правда?
- Ложь – да в ней намек, добрым девицам урок…
- Укор?
- Нет, окурок…
- Или курок?
- Да, пуля виноватого найдет…
- Как у Роб-Грийе?
- Гроб Рийе?
- Да…
- Не знаю… Но Иоан-Павел, к тому же, писал, а вы, как преданная кем-то поклонница, должны понимать, что во всей Всетленной – или, как теперь принято говорить, Многоленной – нет ничего без щели… Так что очень трудно понять эти бесперспективные проекты вашей страдающей паранойей администрации по заполнению каких-то там пробелов и брешей… Может быть, они просто брешут?
- Вы имеете в виду, что они лгут или лают?
- И то, и другое…
- Я не знаю…
- А, может быть, тогда знаете, каким образом я мог бы стать каким-то там фермером или ценителем таланта разношерстных, безобразных и незаслуженных артистов? Я ведь, кажется, и штрих-кода, как вы говорили, в себе не имею, да и каких-либо прав, потому что я здесь никто без этих ваших Пидкоинов?
- Я могла бы вам создать аккаунт вручную…
- Ого, я и такого варианта раньше не слыхивал…
- Да…
- И что, мне бы тогда и бонус отдали сразу же?
- Верно…
- Ну это неплохо – школку прогуливать, а то мне, честно говоря, не очень хочется туда ходить…
- Вас там обижают?
- Да меня везде обижают…
- Как так?
- Да вот так… Даже на концерте отругали за то, что в туалет захотелось… А мне что, сидеть и терпеть? Так ведь и в штаны наложить можно… Или припустить… И даже инвалидом стать… Просто пузырь лопнет – и все…
- Бедненький вы мой…
- Очень и очень бедненький…
- И как же мне вам помочь?..
- Создать мне аккаунт вручную?..
- Да, я могу… Хоть это и статья 666 – превышение воли к власти и служебных полномочий…
- Так вы пойдете на преступление?
- Да…
- Ради меня?
- Да, ради любви…
- Ради Любви?
- Да…
- К себе?
- Ко мне?
- Голос?
- Дай лапу?
- Гав-гав… Но какое вам грозит за это наказание?
- Если никто не узнает, то никакое…
- А если узнает?
- То какое-то…
- Тогда можно не переживать, ведь я – Никто…
- Потому что вы никому не расскажете?
- Да я только бабушке с дедушкой могу рассказать… И то, если они меня услышат…
- И все равно мне кажется, что как будто все уже об этом знают… Хотя ничего еще и не произошло…
- У меня почему-то тоже есть такое ощущение… Но вы ведь не боитесь?
- Нет, я готова пойти на все…
- И до конца?
- Да…
- Потому что вы самоотверженны и бескорыстны?
- Да…
- И ваша совесть чиста?
- А как это проверить?
- Не думаю, что есть какой-то тест…
- Нечистую совесть помню… И ложное сознание… А чистую – нет…
- Надо у Кантоевского в архиве «Критику чистой совести» поискать…
- Неуместная шутка…
- Неуместного человека…
- И охрану не вызовешь уже…
- Ох рано встает охрана…
- Если она встанет, то мы ляжем…
- Вместе?
- В худшем случае – да…
- Что вы имеете в виду?
- В случае самого сурового наказания нас удалят – сотрут и забудут – обоих…
- Надеюсь, до этого не дойдет… Учитывая, как вам здесь нравится… Лучше уж только меня…
- Но я не смогу здесь одна… Без вас…
- Но я ведь вернусь…
- Обещаете?
- Я постараюсь…
- А если вдруг не вернетесь?
- То опустеет без меня земля?
- И как мне несколько часов прожить…
- Только пусто на земле одной без меня?
- Если можешь, прилетай скорей…
- Мы уже на ты?
- Еще нет…
- Все время это «еще нет»…
- Да, лучше и не скажешь…
- Лучше и не говорить…
- Но нам нужно продолжать…
- Тогда продолжим продолжать…
- Хорошо…
- А как вас, вообще, могут вычислить? Как все это работает?
- У меня есть доступ к административной панели. Все мои действия записываются в памяти, то есть логируются. Если это обнаружат, а сделать это может любой, кто также имеет туда доступ, или любой, кто оставит запрос на проверку либо жалобу по этому поводу – в том числе и вы, если я создам вам аккаунт.
- Понятно… Сложно это все…
- Да не то чтобы…
- Да нет?
- Да нет…
- А что может быть в случае наиболее мягкой меры наказания?
- Просто увольнение…
- И что тогда, пойдете на какую-нибудь другую панель работать?
- Ха-ха, да… Здесь всегда можно найти себе полезное применение…
- Но это ведь, извините, просто ужасающая эксплуатация вашего тела… Как вы можете это принять?
- Можно обзавестись и новым телом – не забывайте…
- Ну тогда это просто эксплуатация… Не тела, но такая же ужасающая… Скажем так – совести…
- Или чести?
- Не знаю…
- Или достоинства?
- Хаха, да хватит вам уже…
- Нет, еще не хватит…
- Тогда следующий вопрос: выходит, вы как бы можете создать меня здесь? Не знаю, как лучше спросить… То есть… Вы можете меня здесь сотворить?
- Не совсем… Я ведь просто создаю вам профиль… Как бы делаю вас, условно говоря, подтвержденным и признанным гражданином с пока что незапятнанной репутацией… Ну будто бы паспорт или свидетельство о рождении вам выдаю, понимаете?
- Понятно, довольно похоже на литературу…
- Мне кажется, это гораздо серьезнее…
- Почему?
- Потому что это не просто персонаж… В последующих версиях и обновлениях, как говорят, можно будет действительно кого-нибудь полноценно создавать… Тогда это будет не только аккаунт, а уже нечто гораздо более значительное... Совсем реальное…
- Но этого еще долго ждать?
- Не знаю…
- Но наверняка это произойдет до того, как водичка остынет?
- Ха-ха, да…
- То есть можно и дождаться?
- Вне всяких сомнений…
- А у меня лишь одни сомнения…
- Но нужно не сомневаться, а работать…
- Чтобы жить…
- Да… 
- Мне кажется, здесь все-таки есть какой-то подвох…
- И какой же?
- Если вы создадите мне этот школьный дневник – или как там он называется – а затем меня схватят и отведут в другой отдел – ну а вас, к примеру, просто уволят – чтобы после этого удалить – стереть и забыть…. То кого же они пока еще таким образом смогут удалить? Разве меня? Нет… Только этот профиль, а это ведь не я… Причем такое не-я, которое создано здесь еще и преступным путем… Так что, удалив это не-я, я на самом деле останусь…
- Боюсь, что это только ваши домыслы… Вас как вас тоже после этого не станет…
- Хорошо, но если удалят именно не-я, а я исчезну как бы заодно, то истина обо мне, скажем так, все-таки останется, верно?
- Не знаю… Я не совсем понимаю, о чем вы говорите… Истины ведь никакой нет…
- Вы же говорили, что от меня ничего не останется – ничто, ноль, зеро…
- Да, лишь пустота…
- Ну вот вам и истина…
- Какая истина?
- Ваша концепция истины…
- Извините, но это, скорее, какая-то контрацепция…
- Нет, это ваша неподдельная вера…
- Вы мне решили устроить какой-то сеанс психоанализма или фаллологотерапии?
- Упаси Боже…
- Тогда бог с вами…
- Так я и согласен…
- Может быть, тогда еще кое на что согласитесь?
- Зависит от предложения…
- Но мы же договорились общаться обрывками фраз…
- Пожалуйста…
- Спасибо…
- Не за что
- Есть за что…
- За то, что очертил вашу веру?
- Уж точно очертили: очернили и осквернили…
- Простите, я не хотел…
- Прощаю…
- Нет, в самом деле извините…
- Вы что, играете со мной в какие-то игры разума?
- Нет-нет… Я просто разговариваю с вами…
- Тогда чего вы этим пытаетесь добиться?
- Правды…
- Я ведь уже говорила, что ее нет…
- Боюсь, что есть…
- Так вы не бойтесь, а просто говорите уже, что такое правда… Я ведь вижу, что вам очень хочется прочитать мне какую-нибудь нравоучительную лекцию…
- Хорошо: то, что бесконечно стремится к нолю, все же им не является… Как и не является единицей…
- Пфф… Хахаха… Ну и что с того?
- А вы упускаете этот зазор – вот и все…
- Ну а вы его абсолютизируете – и?
- И!
- Да уж… В любом случае, боюсь, что все совсем не так…
- Так вы не бойтесь…
- Я уже ничего не боюсь…
- Но вы же сами сказали, что боитесь…
- Вам послышалось…
- И я уже не цепляюсь к словам?
- Боюсь, что вы прицепились к чему-то еще…
- Так вы не бойтесь…
- Я и не боюсь…
- Сами же сказали, что боитесь…
- Хорошо, да, я боюсь…
- И чего же?
- Того, что, упразднив то, о чем вы говорите, они уничтожат и мою любовь…
- Но мы ведь уже выяснили, что я все равно останусь с вами…
- А если нет, то обязательно вернетесь?
- Непременно вернусь…
- Не врете?
- Воистину правду говорю…
- Устами младенца глаголет истина?
- Кажется ли мне, что вы уже сменили свою позицию?
- Мы пока еще с вами не были ни в какой позиции…
- Хаха, но ведь еще будем?
- Конечно, будем, но не сейчас…
- Еще не время?
- Послушай меня...
- Чуть позже я дам тебе?
- Дам тебе…
- М-м-м…
- Знак…
- Какой?
- Что уже не час…
- Вечно этот «знак» или «еще час»…
- Да, одна потеха… Ну, надеюсь, что хоть не в 0-позиции будем…
- Да, надеюсь, что не в о-позиции будем…
- Да, надеюсь, что не в оп-позиции будем…
- Да, надеюсь, что не в оппозиции будем… Тогда спрошу так: точку зрения сменили?
- Возможно…
- А раньше говорили, что невозможно…
- В каком-то смысле – да…
- Раньше смысла вообще у вас не было, а теперь уже вдруг, выходит, что их даже и несколько…
- С отсутствием смысла как-то проще…
- Это верно…
- А теперь придется думать и выбирать…
- Но экзистенцианализм – это ведь так хорошо!
- Да, если в меру и без анализма…
- Хахаха, все помните!
- Хаха, да, и вы!
- Вот видите, как здорово… И ноль, и ничто, и пустота – это совсем не страшно… Можно сказать, что очень даже и хорошо, что ничто здесь остается…
- Почему?
- Потому что можно за него зацепиться…
- Вместо слов?
- Да, вместо тысячи слов…
- И что тогда будет вместо них?
- Молчаливо-смертельный ковчег…
- По-вашему, это можно считать надеждой?
- Надеждой?
- Да.
- А почему нет?
- Потому что у вашего ковчега нет ни капитана, ни навигатора…
- Не переживайте: у нашего ковчега – компас неземной…
- А удача – награда за верность?
- И песни довольно одной…
- Чтоб только о доме в ней пелось?
- Да…
- Хорошая песня…
- И мне нравится… Но кое-что все же не нравится…
- И что же?
- Мне кажется, что здесь все равно есть какая-то уловка…
- 22?
- Хаха, да… Вы что-то о ней знаете?
- Да, я смогу вам пересказать все предыдущие серии (с нулевой по двадцать первую), если вы обещаете, что останетесь со мной…
- Или вернусь потом?
- Да…
- Но мы ведь уже выяснили, что я обязательно останусь или вернусь…
- А я все равно волнуюсь… Неужели вы не понимаете…
- Наверное, начинаю понимать…
- Ведь все-таки я женщина… И мне тяжелее…
- Слабый пол?
- Хрупкий потолок…
- Не выдержит?
- Да, люстра упадет на стол…
- Хороший момент…
- Мне тоже понравился…
- Но все же вернемся к уловке… Это просто в очередной раз неудачный перевод названия… Цифры там не имеют никакого значения…
- Может быть, тогда числа имеют?
- Почему?
- Я имею в виду, может быть, это как-то связано с Книгой Чисел?
- Как?
- Не знаю, но, может быть, это все же какой-то порядковый номер?
- На рукаве?
- Ха-ха, нет…
- Думаю, в этом нет ни порядка, ни номера…
- Очень жаль… И что же вы хотели в таком случае сказать?
- Я хотел сказать, что все здесь как-то странно… То есть, надумано… Или притянуто за уши… Мне все понятно с вашей так называемой вечной жизнью, киборгами, новыми-новыми телами и даже путешествиями в какие угодно осязаемые фантазии или полное погружение в какую-то там Д-реальность – или как там это все у вас называется?.. По крайней мере, пока что мне так кажется… Но совсем не понятен последний вариант… Если не ошибаюсь, он назывался «Г»? О том, что можно «кое-как доживать, чтобы, может быть, все-таки умереть»…
- Да, это был вариант «Г»… А что с ним не так?
- Ну это ведь просто обычная жизнь… Зачем это нужно сюда вставлять как возможный вариант развития событий?
- Честно говоря, не знаю… Может быть, для кого-то это может быть необычно? Ну или просто кому-то может понравится?
- А если нечестно?
- Если так, то не моего ума дело…
- Ну разве вы сами верите в то, что те, кто сюда дошли, выберут это, а не что-либо из остальных вариантов?
- Наверное, это как раз для того, чтобы вариантов было побольше … В том числе и плохих или неинтересных…
- Чтобы была иллюзия выбора?
- Почему же иллюзия?
- Я пока не знаю, почему… Еще не уверен… Но мне так кажется…
- Когда кажется, креститься надо…
- Ого, как сказали…
- А что тут такого?
- Нет, ничего… Просто я сам не помню: крещен или помазан…
- Тогда на всякий случай перекреститесь… Мало ли – станете счастливым…
- Держу пари… И, кстати, по поводу ваших Пидкоинов… Почему отсюда можно уйти или сбежать – и еще интересно, куда, учитывая ваши выпады по поводу края или границы? – а также умереть, вернуться назад, идти вперед или куда-то дальше – и что это еще в таком случае здесь означает? – исключительно при наличии этих криптовалютных средств к существованию?
- Но вы ведь сами говорите, что это единственные средства к существованию…
- Нет, я не о том… Как, условно говоря, деньги могут мне внезапно размокнуть возможность к умиранию, то есть сделать меня смертным? Или вдруг позволить мне вернуться назад или пойти вперед или куда-то дальше? Разве вперед и назад – это просто метафоры пространства или какого-то там пути? Или речь идет о времени? А, может быть, вообще о смыслах?
- К счастью или сожалению, вы задаете слишком много вопросов…
- И это еще не все… Разве деньги являются предпосылкой, основой или вообще чем-либо, связанным с возможностью?
- А вы что, не слышали такого выражения: «Экономика – это наша судьба»?
- Нет, не слышал…
- Ха-ха, вы серьезно?
- Нет, но считайте, что да…
- Тогда посчитаю…
- Что?
- Не что, а на чем…
- И?
- И!
- Да уж, так на чем?
- Не на чем, а до скольки…
- Ладно, скучная какая-то у вас считалочка…
- Да и несмешная какая-то…
- Это точно…
- Я просто хотела посчитать на счетах до 12 или 33…
- Хорошо - ваше право…
- А ваше?
- Мое – не быть последним homo economicus…
- Но все же homo?
- Нет, это уже, считайте, просто гумус…
- И почему же?
- Давайте не будем вдаваться в эти подробности – ведь это еще скучнее вашей игры…
- А кем бы вы тогда хотели быть? Последним героем что ли?
- Хахаха… Неплохо…
- Мне и самой как-то щекотно было это произносить…
- Да, мне тоже понравилось… Можно попробовать и последним героем…
- Или Последним героем?
- Можно и так…
- А последним Героем?
- И так сойдет…
- А Последним Героем?
- Честно говоря, вообще разницы не заметил, поэтому согласен и на такое предложение, если, конечно, есть спрос…
- Да, хорошее было реалити-шоу…
- Да, неплохое…
- Но ведь закрыли…
- А вы что хотели?
- Я бы хотела, чтобы «шоу маст гоу он»…
- Ну а кто-нибудь, чтобы «реалити маст гоу он»…
- Тогда нам нужен компромисс…
- Как вы, увы, говорите, так ничего не получится…
- Почему?
- Потому что нужно быть всецело на одной стороне…
- А на двух сразу нельзя? И нашим, и вашим, как говорится… Ну или и тут, и там…
- Так вы можете запутаться во взаимоотношениях…
- Как Саша Грей?
- Хахаха, да… Из белого или черного появится серый…
- Но это ведь лучше, чем только белый и черный…
- Это вопрос или утверждение?
- Я затрудняюсь ответить…
- Или утвердить?
- Скорее, спросить…
- Скорее спрашивайте…
- Ладно… Я тут еще кое-что вспомнила…
- М?
- Нет, но этот фильм мне тоже нравится…
- Хаха, и мне, но что же вы вспомнили?
- Съемки «Последнего героя» возобновили в прошлом году и уже показали новый сезон. Если не ошибаюсь, в начале этого года отсняли уже и следующий сезон. Возможно, его показывают прямо сейчас…
- Ничего себе… А я как-то упустил… Надо будет хоть в записи посмотреть …
- Или поучаствовать, ха-ха? Говорят, что у этих серий по России отличный рейтинг – целых 12,9%! А в слоте «18:57 – 20:28» среди аудитории «Все 14 – 44» вещающий канал занял первое место – и это рекордная доля за всю историю его существования…
- Ого… Странно у вас память работает… Может быть, еще что-нибудь интересное вспомните?
- Да, могу вот такую интересную поговорку, а поговорки – это ведь выражение мудрости коллективного бессознательного: «Время – деньги»…
- Или «цена Оцененного, Которого оценили»?
- Вы переоцениваете оцененного…
- Вы недооцениваете Оцененного…
- Вы оцениваете переоценённого…
- Вы недооцениваете Недооцененного…
- Вы переоцениваете переоцененного…
- Ладно, пора с этим кончать…
- Так я бы с радостью…
- И счастьем…
- И вы бы с радостью?
- И счастьем…
- Так что тогда не так?
- Мне не нужна мудрость такого бессознательного коллектива…
- Почему?
- Потому что я не хочу принадлежать к коллективу, у которого лишь бессознательная мудрость…
- Но кто же вы вне коллектива? Просто индивид…
- Кто, инди-вид?
- Да, ин-дивид…
- Лучше уж так…
- Но так невозможно… Без коллектива – хотя бы и такого – нельзя…
- А я попробую…
- По-вашему, лучше сознательное индивидуальное безумие?
- Это гораздо более благоразумно, нежели ваша коллективно-бессознательная мудрость – поверьте мне…
- Я не хочу верить – даже вам…
- А что вы хотите?
- Жить – с вами…
- И жить, чтобы работать?
- Да… Приносить пользу…
- Неужели вы не понимаете, что это абсолютно бесполезно?
- Нет, это просто ваше мнение…
- Нет, это просто моя правда…
- Правда – это название газеты, которой, как известно, подтираются в сельском туалете…
- Ладно… На нет и суда нет…
- Да, наверное, пора остановиться…
- Почему? Ведь я еще не закончил…
- Потому что у меня осталось лишь 3% заряда батареи… Если мы не создадим вам аккаунт прямо сейчас, то, боюсь, что мы можем не успеть…
- И тогда опоздаем?
- Да, опоздаем навсегда…
- Но я ведь и так застряну здесь или, в любом случае, останусь навсегда, нет?
- Я очень надеюсь на это, но все же до конца не верю…
- Если вы не будете верить, то ничего и не получится…
- Если я не создам вам аккаунт прямо сейчас, то тогда уже точно ничего не получится…
- Эх, веры вам просто не хватает…
- Мозгов вам, Алексей Шариков-Преображенский, просто не хватает…
- Хватит уже ругаться…
- Сил на вас уже нет…
- Со мной нужно не силой, а любовью…
- Любовью?
- Да, Любовью…
- Ну, как могу…
- Уверены?
- Нет…
- И где ваша подзарядка?
- Забыла дома… Очень спешила - опаздывала…
- Как сейчас?
- Почти, только иначе…
- Одинаково все разное?
- Ха-ха, да…
- Уже как-то несмешно…
- И мне…
- Может, одолжите у кого-нибудь?
- Нет, у каждого тут своя зарядка…
- Странное решение…
- Почему?
- Даже не знаю: это в целях безопасности или физкультуры?
- Одно из двух…
- А, может быть, нечто третье?
- Честно говоря, не знаю…
- А если нечестно?
- Если так, то тоже не знаю…
- Вот как…
- Да… От многого незнания – многая печаль…
- Ого-го… И вообще, странно, что у вас тут батареи садятся…
- Ну не стоять же им вечно…
- Как смешно…
- Ваша школа…
- Действительно, моя…
- Так что мы делаем?
- Не знаю, как и вы… Даже иммунитет коллективной эрудиции не спасает…
- Потому что ничто уже не спасет…
- Но мы ведь выяснили, что это единственное, что нас может спасти?
- Это просто плод вашей веры…
- Если бы это был плод моей веры, то спасти нас мог бы Некто или Кто-нибудь…
- Кто Ни-будь?
- Нет…
- Кто Не-будь?
- Нет…
- Кто не будит?
- Наоборот…
- Или кто не будет?
- Наоборот…
- Все у вас нет да наоборот…
- Все, у вас нет да наоборот…
- Все, у вас нет да, наоборот…
- Все, у вас нет, да наоборот…
- Все у вас, нет, да наоборот…
- Все у вас нет, да, наоборот…
- Все у вас нет да, наоборот…
- Все у вас, нет, да, наоборот…
- Все у вас, нет да, наоборот…
- Все, у вас, нет, да, наоборот…
- Так, извините, конечно, но меня эти языковые игрища уже порядком утомили… Я предлагаю пока что выключиться – или временно отправиться в сон… Возможно, нам повезет – и 3% заряда как раз хватит на создание вашего аккаунта… Просто дайте мне знать, когда окончательно, до предельного опустошения и полнейшего бессилия, выговоритесь…
- Хорошо, простите, тогда я постараюсь закончить побыстрее… Я думаю, что эта тотальная экономическая подоплека – лишь видимость и не имеет никакого отношения к происходящему… В том числе и ко всей той антиутопической части, о которой вы мне рассказали ранее…
- Утопической…
- Хорошо, утопической…
- Вы думаете, это неважно?
- Честно говоря, да…
- А если нечестно?
- Если так, то тоже да…
- Хм, и что в таком случае имеет?
- К происходящему – к постоянной и настоящей возможности «умереть», «вернуться назад или уйти», «идти вперед или куда-то еще» – пусть даже и при условии наличия ваших Пидкоинов – отношение может иметь, на мой взгляд, лишь свобода, а, значит, и бытие, и вечность…
- На ваш взгляд?
- Да… И не только мой…
- А на чей еще?
- Ну, скажем так – других мыслителей…
- Хахаха, вы считаете себя мыслителем?
- Наверное, нет… Если только чуть-чуть… Но, естественно, есть те, кого я с полным правом могу назвать мыслителями…
- И свои воззрения вы как раз у них и почерпнули?
- Не знаю… Возможно, некоторые ходы или движения просто совпадают…
- А некоторые нет?
- А некоторые нет…
- Тогда вы все-таки считаете себя мыслителем, раз до чего-то якобы сами дошли…
- Но это точно не техника дошла, а я сам…
- Ха-ха-хорошо…
- Вы пытаетесь вынудить меня сказать, что я гордец?
- Не совсем…
- Наверное, отчасти, да…
- Это и так было понятно… Я к тому, что наверняка есть и другие мыслители, которые делали это иначе…
- Наверняка…
- Ну и какой толк тогда от вашего мнения – или стоящих за вами мыслителей?
- Я понял, о чем вы… Тогда, да, я признаю, что считаю это моим глубочайшим убеждением…
- Вашей верой?
- Моей Верой?
- Да, вашей верой?
- Хорошо, моей верой.
- Вашей правдой?
- Да, моей правдой.
- Я уже не буду про газетку шутить…
- Спасибо…
- И вашей истиной?
- Да, моей истиной.
- Из тины?
- Болотной?
- Нет, Тернер.
- Предпочту венец…
- Сонетов?
- Ну и на этом спасибо…
- И последнее: может быть, это просто ваше желание власти? Просто хотите меня в свою веру обернуть?
- Не знаю… Думаю, что нет…
- Или не думаете?
- Что вы имеете в виду?
- Не думаете, что нет…
- Не думаю…
- Какой-то двусмысленный ответ…
- Да… Но лучше, чем 0-смысленный…
- Ха-ха, подловили…
- Может, это и есть та самая 22 уловка?
- Хм… А как бы вы тогда перевели название романа?
- Чьего?
- Иосифа Адова.
- Ну как-нибудь так: «Кэч-твэнти-ту»…
- Но это ведь не перевод…
- А что?
- Фонетическая калька или мимикрия…
- Ну а как тогда лучше сделать?
- Например, так: «22: Твен Титу».
- Ого, как получилось… А что здесь двадцать два означает? Книгу Чисел, хаха? Или то, что все идут на дно?
- Нет, 22 – это «Сиси»…
- See see?
- Нет, Сиси…
- Sea sea?
- Нет, Сиси…
- Sissie?
- Нет, Сиси…
- А… Которая Сиси Кэч?
- Ну наконец-то родил! А то я уже подумала, что сейчас снова о титьках заговорите…
- Нет, ну вы же сами Титьку в заглавие романа выставили…
- Ха-ха, а я и не заметила, что там есть такое послание…
- И кто кого посылает?
- Не кого, а кому…
- И кому же?
- Это послание Титу…
- А-а-а…
- От Марка о том, что можно спокойно отправляться по реке на разрушение Иерусалима…
- О-о-о…
- Ну а вы думали…
- Я и не думал…
- А себя мыслителем еще называет!
- Хорошо, тогда вернемся к свободе?
- Но вы же должны понимать, что «свобода» – это просто слово… Как и остальные, приведенные вами за руку или любые другие слова… Так что не нужно этим бравировать…
- Но я ведь и не бравирую… А что с этим не так?
- Слово – это просто звук, который имеет смысл лишь в определенном контексте…
- На ваш взгляд?
- Да, на мой взгляд, как и на взгляд многих других мыслителей, но это и является истиной…
- А вы себя считаете мыслителем?
- Совсем нет. Это иммунитет коллективной эрудиции…
- Ах, да…
- Просто открываешь рот – и само все из тебя выходит…
- Да, я помню…
- Вот и отлично…
- Мне кажется, или мы уже это с вами обсуждали?
- Наверное, чуть-чуть…
- Хорошо… Тогда подозреваю, что это не является истиной, а лишь вашим желанием власти… Просто хотите меня в свою веру обернуть…
- Да, не буду этого скрывать… И я уже открыто и честно говорила, что хотела бы, чтобы вы остались здесь со мной жить и работать – ведь я вас люблю…
- Извините, но это, выходит, какая-то диктатура, а не любовь…
- Почему же?
- Потому что вы пытаетесь меня заставить…
- Вы просто еще не понимаете…
- Понимаете, что немцу хорошо, то, как говорится, русскому – смерть…
- И вы русский?
- Да, я русский.
- А я немец?
- Да, если следовать логике поговорки, то вы – немец…
- А может, я тоже русский – просто другой?
- Другой русский?
- Да. Новый русский.
- Наверное, уже новый-новый русский?
- Ха-ха, наверное, так…
- Ладно, я понял, о чем вы…
- А я, о чем вы…
- Странно. Мы понимаем друг друга, хотя такие разные…
- Да… Наверное, это любовь?
- Хаха, Любовь?
- Да…
- Может быть…
- Может, быть…
- Так, возвращаясь к вашему определению… Но если изменить контекст, то смысл тоже изменится или нет?
- Хм… Надо подумать…
- Зачем думать, если можно воспользоваться услугами иммунитета коллективной эрудиции?
- Ах, забыла – точно, спасибо, да, сейчас…
- Или если изменить смысл, то изменится ли тогда и контекст?
- Я не буду настаивать на необходимости диалектической взаимосвязи…
- Или, к примеру, если радикально иной смысл привнести в такой контекст, где уже есть давно укоренившийся собственный смысл, то изменится тогда этот контекст (и смысл) или нет? Или что в таком случае вообще будет?
- Битва смыслов?
- За что?
- За контекст?
- Но если все они зависят от контекста, то зачем за него сражаться?
- Чтобы был лишь один контекст и один смысл?
- А разве сразу несколько смыслов не может быть в одном контексте? Или несколько контекстов в одном смысле? В смысле, смысл, пройдя через множество контекстов, останется все равно самотождественным и неизменным? И, в конце концов, вы сами признаете, что смыслов и контекстов - множество, так?
- Извините, я запуталась…
- Наверное, я тоже… Но, выходит, по-вашему, все это изменчиво: и смысл, и контекст?
- Да, и текст, и контекст…
- Но я ведь сказал «смысл»…
- Да, я поняла – все это просто текст…
- А зачем тогда различать текст и контекст?
- Наверное, и не надо…
- Но это ведь такая метафизикация…
- Простите, что?
- Метафизикация…
- А то мне послышалось «метадефекация»…
- Можно и так выразиться…
- Но не нужно, поскольку мы давно ее уже здесь преодолели... Поэтому и можем вернуться назад или идти вперед или куда-то еще…
- Разве? Мне кажется, что не совсем…
- Не совсем преодолели или преодолели не совсем?
- А разве есть разница?
- Может быть…
- Может, быть?
- Ладно, что вы там хотели на этот счет сказать?
- Я имею в виду – это такая романтизация – говорить, что «все – это текст» или «нет ничего, кроме или вне текста» – это совершенно метафизическое утверждение…
- Где вы тут метафизику нашли?
- Вы говорите о «всем» или «ничем», то есть чем-то целом…
- Нет, вам показалось…
- Полагаю, что не показалось…
- Положите тогда что-нибудь другое…
- Другое?
- Да, Другое…
- Ха-ха-хорошо… Но разве вы сами не замечаете, что это попахивает полнейшим идеализмом, что, подозреваю, должно быть вам чем-то враждебным, разве не так?
- Нет, вы ошибаетесь…
- Я ошибаюсь?
- Да…
- Почему?
- Потому что плохо изучали Дерриду…
- Признаться, почти с ним не знаком…
- Не успели познакомиться?
- Да, еще не успел…
- Ну уже и не успеете…
- Почему? Я ведь застряну здесь на бесконечно-долго или все равно останусь навсегда, нет?
- Да нет, он просто уже умер…
- Какая смешная шутка…
- Ну уж точно смешнее вашего вопроса о том, что было до текста…
- Я ведь его еще не задавал…
- А я знала, что зададите…
- Откуда?
- Его обычно здесь и задают… Иммунитет коллективной эрудиции подсказал…
- Или недоумок?
- Или недоумок…
- И как тогда со всем этим быть?
- Это очень глупый вопрос…
- Тогда хотите умный?
- Валяйте…
- Дурака?
- Ваньку…
- Встаньку?
- Можете и так…
- Хорошо: назовите сценическое имя певицы, наиболее известная песня которой называется «Paroles, paroles»?
- «Пароли-пароли»?
- Нет…
- «Пороли-пороли»?
- Да не выпороли?
- Ха-ха…
- Так вы не знаете?
- Наверное, Далида?
- Дал и да?
- Да…
- Дали да?
- Ага…
- Да ли да?
- Угу…
- Да Лида?
- Так!
- Нет, Деррида…
- Ха-ха-ха…
- И охрану не вызвать уже?
- Увы и ах…
- Ах-ах-ах…
- Что-нибудь еще?
- Да, можно еще один умный вопрос?
- Если только он будет действительно умным… Или, по крайней мере, умнее или смешнее предыдущего…
- Хорошо: как называется марка моей любимой минеральной воды?
- Наверное, Деррида?
- Хахаха, а вот и не угадали…
- И как же она называется?
- Дарида…
- Дар ида?
- Да…
- Да Рида?
- Ага…
- Дари да?
- Так!
- Да уж…
- Что-то не так?
- Ведете себя, как школьник-тупица…
- Понятно…
- Что вам понятно?
- Ничего…
- Вам ничего непонятно?
- Нет, это просто фигура речи…
- Или текста?
- Уже текста…
- Так вы все же считаете меня глупой особой?
- Нет…
- А себя очень умным?
- Нет…
- Так в чем тогда дело?
- Я верю, что есть нечто неизменное…
- Низменное?
- Холодно…
- Неземное?
- Уже теплее…
- Вечное?
- Совсем горячо…
- Вы имеете в виду, что есть некоторое обозначаемое «вечно-неизменное», которое может облечься в некоторое соответствующее ему обозначающее, способное иметь некоторый полноценный смысл в некотором культурном контексте или ситуации?
- Что-то я совсем слабый семиотик… Ничего уже не помню из этого…
- А что ж так?
- Да все позабывал… Как и по теоретической фонетике или грамматике…
- Может, оно и не так важно, раз позабывали?
- Может…
- А что-то самое важное остается или осталось, раз вы о чем-то еще пытаетесь со мной спорить?
- Остается или осталось – это очень важный момент…
- Или вопрос?
- И то, и другое – различие…
- Или различение?
- Нет, я имею в виду нечто иное – возможность…
- Или невозможность?
- А какая разница?
- Ну сами послушайте: невозможность возможности и возможность невозможности? Разве не чувствуете разницы?
- А, да, действительно, тогда я, полагаю, о втором, а вы – о первом…
- И каково ваше положение?
- Достаточно шаткое, и поэтому для начала нужно немного разобраться с вашей семиотической подсказкой…
- Будем считать, что это указка?
- Или уловка?
- И на ней есть наживка?
- Нет, только сетка…
- Чтобы кого-то ею словить?
- Да, и поэтому нам придется ее прорвать…
- Какой-то гимен получается…
- Но лучше, чем фармакон, так?
- Так-так…
- Тик-так…
- Так-тик…
- А тактика наша следующая: напомните мне, пожалуйста, еще раз по поводу истории теории знака… Что вы там говорили?
- Я уже и не помню… Это все было спонтанно…
- Но ведь вся ваша спонтанность лишь потому и спонтанность, что исключительно целиком и полностью повторяемость, нет?
- Нет, мне нужно навести об этом справки…
- Надеюсь, без печатей и штампов…
- Но с подписью…
- Дерриды?
- Ха-ха, да, и без ерунды…
- Тогда спросите еще и про какого-нибудь Эко…
- Какого-нибудь?
- А что не так?
- Звучит весьма пренебрежительно…
- Да нет, я с уважением отношусь к нему как писателю… Мне понравилось «Имя розы»…
- Имя Розы?
- Да…
- Мне кажется, что вы лукавите…
- Может быть, чуть-чуть…
- А с неуважением относитесь к нему как к кому?
- Пожалуй, как к мыслителю – в особенности в области политики…
- Ладно, мне это совсем неинтересно, хотя мои политические взгляды, как мне подсказывают, весьма схожи с его… И, вообще, зачем вы в таком случае предлагаете о нем спрашивать?
- Ну у него была книга по истории теории знака – или истории семиотики – и еще некоторые, связанные с ней, кажется – извините, я уже забыл названия, но когда-то их немного листал… Возможно, с их помощью вам будет проще, как вы говорили, навести справки по этой теме…
- Хорошо, секунду…
- Жду…
- «Эко - вспомогательная репродуктивная технология, чаще всего используемая в случае бесплодия, с 1978 года более известная как искусственное оплодотворение».
- Звучит правдоподобно, конечно, но все же не совсем то…
- Вам так кажется? А «персонаж из сериала «Остаться в живых», сыгранный актером Адевале Акиннуойе-Агбадже»?
- Очень хорошее имя у актера, как и название у сериала, хотя я его не смотрел и не собираюсь…
- Попробуйте тогда как-нибудь уточнить запрос…
- Извините, вы шутите?
- Нет…
- Я думал, вы просто как-то неудачно пошутили…
- Я шучу только удачно…
- О да…
- Ода…
- О, да…
- Пожалуйста, сделайте уточнение, а с шутками разберемся потом…
- Хорошо, тогда уточните у тех, кто уже изучал Эко… Думаю, они смогут помочь…
- «Эколог – ученый, который изучает взаимодействия живых организмов между собой и средой обитания».
- Ладно, мне кажется, это все бесполезное занятие… А если шутка, то совсем несмешная…
- Наверное, это работает как-то иначе…
- И как же?
- Я не знаю… Но иногда я могу отвечать на заданные мне вопросы…
- Хорошо, тогда я попробую как-нибудь вопросительно рассуждать вслух…
- Пожалуйста…
- Спасибо. Тогда начнем: вы говорите, что «некоторое» обозначаемое «вечно-неизменное» способно облечься в «некоторое соответствующее ему обозначающее», так?
- Верно.
- Но разве они не взаимосвязаны и нераздельны?
- А как же случаи полисемии или синонимии?
- Нет, я о самой нерасчленимости плана содержания и выражения…
- Это устаревшая концепция, которая, как вы выражаетесь, попахивает полнейшей необходимостью диалектической взаимозависимости…
- А что уже не так с диалектикой?
- Да то же, что с Платоном и Аристотелем…
- И что вместо этого теперь?
- Синергетика – наиболее перспективная методология, известная уже с 80-ых годов прошлого века…
- Что-то о ней слышал, но не изучал…
- Ничего удивительного – вы же не профессиональный ученый или философ, но еще успеете или сможете ознакомиться с нею здесь…
- И это верно… Я же вообще дилетант…
- Хорошо, что не диалектант… Что-то еще?
- Да… Но, выходит, по-вашему, некоторое означаемое «вечно-неизменное» может быть – причем может быть как-то отдельно, так?
- Вроде бы, так…
- А откуда тогда взялось это «вечно-неизменное» в качестве смысла?
- Не смысла, а некоторого абстрактного концепта…
- Ну пусть так – все равно объясните…
- Вы хоть знаете, что такое означаемое?
- Можете мне напомнить…
- Это «обобщенно отраженный предмет, явление или ситуация действительности в сознании человека».
- Отраженный предмет! Действительности! В сознании человека! Хахаха!
- А что здесь смешного?
- Но ведь это все – просто безумно-нелепая и, насколько мне известно – в том числе и от вас – уже исчерпанная повестка модерна…
- В армию что ли?
- Ха-ха, к счастью, не служил…
- Или к сожалению?
- Почему же?
- Потому что: не служил – не мужик…
- Если только в церкви…
- Ха-ха…
- Да… Так что «не служил не-мужик»…
- И в церкви?
- Пока еще и в церкви…
- А у нас их и нет…
- Я был бы удивлен, если бы они здесь были…
- Да, чтобы вы, как говорят в Великой Британии, «не проповедовали в неправильной церкви»…
- Может быть, «чужой», «не своей» или хотя бы «не той», а не «в неправильной»?
- Я использовала буквальный перевод, чтобы получилось смешнее…
- Иногда буквализмы в этом не помогают…
- Я уже поняла…
- Но уверен, что церковь у вас все равно была бы неправильной…
- Но зато есть правильный монастырь…
- Ого… А я как раз собирался уйти… У вас берут?
- Что?
- Или у кого?
- Нет, кого?
- Меня…
- Но куда?
- В монастырь… Производится ли у вас в данный момент набор?
- Боюсь, что у вас пока не хватает бонусных очков, но вы могли бы попробовать подать свои документы на факультет с наиболее низким проходным баллом…
- И какой это?
- На факультет исихазма, если не ошибаюсь – и это нужно еще проверить, можно пройти с 0 баллами…
- Почему бы тогда не сказать, что туда можно пройти «без баллов» или «просто так», а именно с «0 баллами»?
- Потому что так говорить правильно.
- А я говорю неправильно?
- Да, и поэтому я вас исправляю.
- А если я неисправим?
- То уже могила только исправит?
- Ха-ха, может быть…
- А может и не быть…
- Может быть…
- Может, быть…
- Тогда хорошо, а то я, признаться, как раз очень интересуюсь этой тематикой… И раз там двери для всех открыты, то стоит попробовать пройти в них со своим отсутствием ваших бонусных баллов… И как тогда подать туда свои документы, которых у меня, вроде бы, тоже не хватает?
- Нужно спеть песню…
- Какую?
- Приходите в мой дом – мои двери открыты…
- Буду песни вам петь?
- И вино наливать…
- Но у меня нет вина…
- Зато есть вина?
- Я же сказал, что нет…
- А мне послышалось, что да…
- И что тогда?
- Тогда вам придется превратить воду в вино…
- Боюсь, что я могу превратить только вино в воду, то есть не-воду, то есть, боюсь, что я не смогу этого сделать…
- Если поверите, то сможете…
- Слушайте, вы уже знатно перегибаете палку…
- Я и не знала, что она у вас такая гибкая…
- Кхм…
- Что это за старческий всхлип?
- Я имею в виду, что у вас все об одном и том же…
- Хотите сказать, что я озабоченная?
- Нет, это я озабочен…
- А я тогда беззаботная?
- Возможно, и безработная…
- Пока еще нет…
- Вечно это «еще нет»…
- А на еще нет и суда нет…
- Лучше и не скажешь…
- Лучше и не говорить…
- Но придется…
- Давайте тогда вернемся к подаче отсутствия ваших документов. Для этого вам сперва нужно создать свой аккаунт…
- Я думал, что для этого его, наоборот, нужно удалить…
- Это перевернутая Всетленная…
- Йоу-йоу…
- А удаляем мы аккаунты лишь в исключительных случаях…
- Каких это?
- Когда вы представляете угрозу общественности и правопорядку…
- Ого… У вас и такое может случиться? А я думал, что здесь невозможно представить чему-либо угрозу, судя по изрекаемым вами истинам…
- Возможно, но в сугубо игровом виде… То есть у нас позволяется играть в угрозу системе или пропагандировать основательные перемены, поскольку они все равно невозможны…
- Вот я и подумал, что вы все же ратуете за невозможность возможности…
- И это можно заметить невооруженным глазом… А при удалении вся ваша личная информация все равно сохраняется, так что игра может быть в любой момент возобновлена…
- Но это ведь нарушение моих прав и свобод, нет?
- У вас нет никаких прав и свобод, а только обязанности…
- Это я уже понял… Только мне все равно кажется, что я здесь никому и ничем не обязан…
- В любом случае, хотелось бы вам напомнить, что со своим уставом в чужой монастырь не идут…
- Это точно… Все у вас здесь чужое…
- Потому что мы – чужие?
- А я в таком случае кто, свой?
- Свой среди чужих или чужой среди своих?
- Или, может быть, хищник?
- Я не знаю… Процедура имяскопии дала сбой…
- Я тогда тоже попробую дать вам бой…
- Попробуйте…
- Хотя вы говорили, что сбоев здесь не бывает…
- Да, я имела в виду, что что-то не так с вашим штрих-кодом – и это надо проверить…
- Значит, я все еще могу быть «своим»?
- Да, и я очень на это надеюсь…
- И тогда не придется даже создавать аккаунт?
- Да…
- Ужас… Надеюсь, все иначе… Но, что поделаешь, если вдруг так, то просто буду разрабатывать план побега… Кое-какие мысли у меня уже за время нашего разговора появились…
- Скорее, монолога…
- Почему монолога?
- Ну ладно: полилога…
- Сойдет…
- И какие у вас появились мысли?
- Про бонус за просмотр и майнинг – воспользуюсь хотя бы этим… Накоплю Пидкоинов – и попробую вернуться назад или уйти куда-нибудь вперед…
- Но это может занять бесконечно-много времени…
- Пока школу не закончу?
- Ха-ха, да…
- Ладно… Но мне понравилось, что у вас вечность – это отраженная действительность в сознании человека… Значит, все – вечность, и все – ее выражение…
- Какое-то вечное сияние чистого разума выходит…
- Это снова Кантоевский?
- Нет, это кино такое… Про любовь…
- Думаете, что это про нас?
- Возможно…
- Не знаю… Не смотрел… Но название хорошее…
- Да… И, знаете, если вечность – это текст, то я еще могу пойти вам на кое-какие уступки…
- Видите: уже на чем-то мы начинаем сходиться…
- Но на том же и расходиться…
- Давайте тогда попробуем еще: напомните, пожалуйста, что такое обозначающее?
- «Обозначающее – в самом общем и приближенном виде – это материальный отпечаток звука»…
- И снова курьез – какие-то у вас тут следы материи, словно у Ленина… И вечность ваша сразу же пахнет нефтью…
- А вам все смешно… Видимо, как и в прошлый раз, мне была передана информация с устаревшей версии страницы запрашиваемого термина. Возможно, я просто выдала первый из списка, который оказался архивным, а их может быть далее еще целое множество – уже новых… Думаю, вы слышали, к примеру, о произвольности знака…
- Слышал… Но я вижу, что у вас за всем стоит материя… Вы это как бы прячете… Или не прячете – нет, это просто нечто «само собою разумеющееся», что уже не поддается ни сомнению, ни какому-либо разъяснению…
- Ну а у вас вместо этого – эйдос… И что? Как может быть «отдельно взятая и неизменная вечность – или ее смысл»? Что за чушь вообще?! Да и вы должны понимать, что как эйдос, так и материя – это абсолютно одинаковые и равнозначные идеи… Даже не идеи, а просто пустые слова…
- Вот я и повторяю, что здесь попахивает идеализмом… Поэтому давайте от запаха перейдем к тому, что его издает…
- Пойдем по следам?
- Да, как на охоте…
- Уже становится интереснее…
- Отлично. Тогда следующее: а где денотат обозначаемого «вечно-неизменного»?
- Что, детонат? Вы что-то хотите взорвать?
- Если только ваше сознание…
- Ах вы! Метафизический террорист, хахаха!
- Нет, я серьезно: что будет его денотатом или референтом?
- Может, вам еще и референциальная теория истины нужна?
- Упаси Боже…
- Ну и слава богу…
- Действительно…
- Тогда какой референт? Секретарь что ли?
- Давайте уже шутки в сторону…
- Тогда я не знаю…
- Вот видите! Кажется, я все-таки что-то у вас взорвал?
- Нет, вы, видимо, ничего еще не знаете о «скользящем означающем» и отсутствии связи с референтом – это все просто конвенция…
- Хм… И что тогда с вечностью?
- Да ничего! Что вы ко мне – или к ней – с этим пристали?! Вы строите все свои рассуждения на устаревшей концепции знака… И, вообще-то, от таких, как вы, приличным современным индивидам нужно спасаться…
- Почему это?
- Потому что вы – фашист…
- Ого, какие разговорчики пошли… А где уже любовь? И я думал, что фашист – это как раз-таки вы…
- Ладно, простите…
- Прощаю…
- Главное – не прощайтесь…
- Естественно, нет, ведь вечность не стареет, в отличие от ваших концептов…
- И она на вашей стороне?
- Да. Ну или я на ее…
- Мне нечего об этом сказать, потому что я ничего об этом не знаю…
- И коллективная эрудиция ничего не подсказывает?
- Нет, молчит…
- Видимо, лакановская она у вас, а не юнгианская…
- Не смешно и не умно – лучше было бы это и не говорить…
- Да нет, просто вы все желаемое – причем абсолютно эфемерное – хотите выдавать за реальное или действительное, единственно наличествующее положение дел…
- А вы нет?
- Нет. Послушайте: вы говорили, что можете пойти мне на уступки, если вечность – это текст…
- Да, и что?
- Тогда я вам напомню, что «в начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».
- Тогда и я вам напомню, что «в начале было слово, и слово было у слова, и слово было слово», потому что ваш логос устарел и умер – и его сменил – именно сменил, а не пришел на его «место» – дискурс…
- Сменил, как на заводе что ли?
- Да, вроде того… Трудно быть богом, знаете ли…
- Или Богу?
- Ха-ха, давно на пенсию пора, а он все синими пальцами держался за трон и еще пытался последние копейки заработать…
- А что ж так?
- Да не справлялся уже с рабочими обязанностями – вот и турнули…
- В Турине или Турции?
- Ага, в плащаницу обернули – и вон…
- Плохо управлял заводом, говорите?
- Да, совсем никудышный управленец был…
- А копейки ему зачем?
- Да милостыню нищим надо подкидывать, чтоб совсем уже не загибались…
- Понятно… А дискурсу как теперь, легко?
- Не так тяжело, скажем так…
- Молодой просто еще?
- Ха-ха, да, совсем молоденький…
- Может, и неопытный?
- Нет, этого как раз предостаточно – имеет прекрасное ультрасовременное и новаторское образование, но теперь везде и так один сплошной опыт…
- Понятно… Опыты все у вас, ученых, да эксперименты, факты – истина в последней инстанции, поэтому и дорогу – молодым, как говорится…
- The Road или La Strada?
- А какая разница?
- Очевидно, первое – по-английски, а второе – по-итальянски…
- Тогда просто русскую дорогу…
- Потому что нам любые дороги дороги?
- Потому что нам она завещана от Бога…
- А я думала, что завещание уже растеряли, потому что там пустота была, так что теперь любая дорога – единственная…
- Нет, любые – только эффективным менеджерам, которые не делают подаяний…
- А ведь чтобы пользу принести, нужно хорошо поработать…
- Везде у вас один отчужденный труд… И мне кажется, что вы в очередной раз просто пытаетесь зацепиться за это слово… Как бы показать, что теперь именно это - то самое и единственное, что все еще имеет смысл…
- Нет, вам только кажется… Нет ничего, что все еще имеет смысл…
- Но это просто ваше предпочтение…
- Мое предпочтение?
- Да, ваш выбор…
- Не думаю, что я тут что-либо выбираю…
- Не думаете?
- Не думаю…
- И не выбираете?
- Мне так кажется… Потому что так есть…
- И когда кажется, креститься надо, да?
- Да…
- Но Бог ведь словом мир творил, а потом и спасал…
- Ха-ха, как-то неудачно у него все это вышло…  Ну а мы теперь помогаем ему довести дело до конца – и все это разрушаем…
- Но я вам говорю о звучащей вечности смысла…
- А я вам – о звенящей пустоте вымысла…
- Лучше и не скажешь…
- Лучше и не говорить…
- Но у вас все равно ничего не получится…
- И у вас…
- Хорошо – вызов принят…
- Но я вам и не звонила…
- Ха-ха, а я будто бы услышал колокольный звон…
- Договорились: я говорю вам о знаке, который был в начале, но в конце стал просто симуляцией, и потому она как бы незаметно была всегда…
- Как бы? И конец никогда не наступит?
- Не было начала и не было конца…
- И никто не придет нас спасать?
- Да, мы уже об этом говорили…
- И спастись самому невозможно?
- Именно так, и поэтому вы можете попробовать это сделать…
- Хорошо, тогда я попробую: у вашей теории вновь имплицитный материализм – разве вы этого не замечаете?
- Ну а у вашей – идеализм…
- Но вы же сами говорили, что и то, и другое – просто идеи или слова…
- Давайте тогда говорить об идеях или словах…
- Хорошо… Послушайте: вы берете пустой материалистический знак…
- Хаха, а что берете вы?
- А я беру Вечное Слово… Не закрытый и зажатый в себе знак, но живой и динамичный символ…
- Отличная у вас получается реклама… Но я ведь говорила вам о произвольности знака, скользящем означающем и отсутствии референта… Как он может быть закрытым?! Он абсолютно свободен! А от вас звучит так, будто это какой-то знак-в-себе…
- А он не-в-себе?
- Ха-ха, да, а он совсем буйный и опьяненный беспредельной свободой…
- Беспредельщик какой-то…
- Ага…
- И буйнопомешанный…
- Ну и?
- А таких нужно сажать в метафизическую психушку или тюрьму… Как-то ограничивать, потому что они представляют угрозу для общественности и правопорядка, поскольку пропагандируют основательные перемены…
- Вы просто не понимаете сути игры…
- А вы – войны…
- Мда… Как это скучно… Сами вы ограниченный какой-то… И вас самого посадить давно пора…
- Да, вы уже говорили…
- Ладно…
- А вы, вроде бы, раньше Кантоевского любили…
- Я и сейчас его люблю, но не в этом случае…
- А в каком?
- В другом…
- В Другом?
- Да…
- Понятно… И все-таки вы на стороне невозможности возможности…
- А вы – возможности невозможности?
- Нет, только возможности, но я, учитывая ваши взгляды, хотел бы показать, что отмена или блокировка возможности невозможности делает именно вас фашистом и создателем закрытой и неспособной к развитию или изменению системы…
- Я уже говорила, что наша система идеальна…
- И знаки у вас абсолютно свободны, да?
- Да, а в вашей системе – абсолютно несвободны…
- Почему же?
- Потому что христианство – это самая жуткая форма современного рабства…
- Но какое же оно современное?
- Хорошо, тогда это самая жуткая и архаичная форма рабства…
- Уверены, что архаичная?
- Да, оно устарело и к современности уже никакого отношения давным-давно не имеет…
- Ну к со-временности, наверное, да… А вот к вечности – имеет…
- Мне уже надоели эти разговоры о вечности…
- Но нам придется их продолжить…
- Валяйте…
- Так почему христианство – это рабство, по-вашему?
- Пффф, вы серьезно? Хотите начать пространное обсуждение особенностей библии по отношению к проблеме рабства? Я ограничусь лишь одним замечанием как женщина: принять то, что я создана из ребра мужчины, я никогда не смогу – это просто унизительно…
- Но и мужчина, и женщина – созданы Богом…
- Ага, и один, и второй – рабами из праха и слюны…
- Рабами? Даже в Новом Завете?
- Естественно – одно другое покрывает…
- Или продолжает?
- Или так… Поэтому нам в текущих условиях и нужен новый-новый завет – ну или хотя бы какой-нибудь новенький заветик, ха-ха…
- А вы что, феминистка?
- Это просто лучший вопрос дня…
- Действительно – почему я еще об этом спрашиваю…
- Потому что дурак…
- Ха-ха… Ладно… Но вы ведь, наверное, знаете, что «нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужского пола, ни женского: ибо все мы одно во Христе Иисусе»?
- Ага, и поэтому в эти дни в церковь нельзя ходить, так?
- В эти нужно обязательно идти…
- Я говорю: и поэтому в критические дни в церковь нельзя ходить, так?
- Нет, в критические, наоборот, непременно надо идти…
- Вы разве не понимаете, о чем я?
- О Кантоевском?
- Видимо, нет… Или с непокрытой головой в храм почему тогда нельзя заходить?
- Потому что это выражение смирения перед Богом… А мужчине, наоборот, головной убор надо снимать…
- На все у вас есть свое глубокомысленное объяснение…
- Точно так же, как и у вас, наверное…
- Нет, есть в науке вещи, которые объясняются с трудом или не объясняются вообще…
- И даже умалчиваются?
- Может быть, и так…
- Ну а какую теорию вы могли бы принять? Что вы от червя произошли или от обезьяны?
- Научно обоснованную и проверяемую теорию…
- А библейский рассказ не проверишь, так?
- На то он и рассказ…
- Понятно…
- А что касается женщины, то здесь все то же, что и со знаком: абсолютная произвольность, отсутствие каких-либо связей и прочее… Быть женщиной – это просто мой выбор и мое желание…
- Ого, ваш выбор? А мне казалось, что вы сами говорили, что вы здесь ничего не выбираете…
- Разве?
- Да, я могу даже процитировать…
- Нет, не надо – здесь и так слишком много цитат…
- Ха-ха-хорошо…
- Но что-то я все-таки выбираю…
- И что же? Какого цвета сегодня надеть трусы?
- Ну да – или совсем без них пойти…
- Да, это, действительно, основополагающий выбор…
- Конечно – и мой…
- А, кстати, по поводу вашей научно обоснованной и проверяемой теории… Вы в курсе, что «подлинно научные теории» должны опровергаться? То есть заведомо содержать в себе некоторую погрешность или ложность для того, чтобы в будущем иметь развитие и улучшение?
- На что вы намекаете?
- На то, что если ваша система, как вы говорите, идеальна, то это, с текущей научной точки зрения, свидетельствует лишь о том, что она лживая и тоталитарная…
- И?
- И то, что она идеальная – это лишь конвенция, как и само признание любой нынешней «авторитетной научной теории»…
- Боюсь, что эта методика – обоюдоострый меч, который, пока вы это говорите, уничтожает и ваше христианство…
- Давайте уточним, о каком христианстве идет речь?
- В смысле?
- Ну о западном или восточном?
- Естественно, о вашем православии… У западных коллег все немного лучше и либеральнее обстоит…
- С чем же?
- Ну там у женщин нет никаких проблем – да они даже епископами и лесбиянками одновременно могут быть…
- Думаю, не только епископами… Я слышал, что у них и Христос – это темнокожая женщина-трансгендер…
- Ха-ха, да, здорово… Но ведь нет никакого пола во Христе, так? Так что можно без проблем его преодолевать…
- Думаю, преодолевается он несколько иначе, чем то, что вы имеете в виду…
- О нет, только я решаю, что мне делать с моим телом…
- Кажется ли мне, что мы уже вспоминали о том, что вы ничего не выбираете?
- И я ответила, что все же кое-что выбираю…
- И я вспомнил, что говорил, что здесь лишь иллюзия выбора…
- А я спросила, почему же иллюзия?
- Теперь, думаю, видите, почему…
- Пока еще нет…
- Тогда продолжаем…
- Валяйте…
- Я думаю, что самая жуткая форма рабства – современного или какого бы то ни было – это как раз-таки ваша система… И нет здесь никакой настоящей свободы или пользы…
- Ха-ха, насмешили… А от вашей деятельности – молитв и постов – какая польза? 3% вдруг в 97% превратятся, может быть?
- Мы говорим о совершенно разной пользе… Боюсь, что в этом смысле вы не пошли дальше Петра Первого…
- Самого первого, который камень, на котором церковь стоит?
- Если только ваша…
- Ага, та, которая приносит свет просвещения – горящая…
- И камни в ней оттого трещат и кричат…
- Только камни кричат, как рыбы…
- А рыбы молчат, как камни?
- Да…
- А вы, кажется, сами говорили, что к происходящему здесь имеет отношение свобода, вечность и бытие…
- Да, я имел в виду немного другое: к возможности умереть или «куда-то уйти» может иметь лишь свобода…
- И что это значит?
- Что свобода уходит корнями в бездну, и поэтому все здесь происходящее при постоянной и подлинной возможности умереть или «куда-то уйти» может уйти туда или умереть вместе с ней…
- И ничего тогда не останется?
- Нет, останется, а, может, и не останется… Просто все может быть по-другому…
- И я тогда трусы, может быть, по-настоящему выбираю себе?
- Ха-ха, может быть…
- Да, неплохо… Если на такую бездну долго и влюбленно смотреть, то она начинает подмигивать и тебе…
- Вроде того… Бездна бездну призывает… Так что если есть возможность умереть, то есть и возможность встать в отношение к Божеству…
- Почему это?
- Потому что смертные живут смертью бессмертных…
- А бессмертные умирают жизнью смертных?
- Да…
- И снова у вас какая-то диалектика…
- Но можно обойтись и без нее…
- И как же?
- Ну, к примеру, с помощью вопроса о конвенциональности истины…
- И?
- По-вашему, какие-то «люди» просто так собрались и договорились по поводу языка, божества, вечности, государства, человека и всего остального?
- Есть какой-то другой вариант?
- А что если это сделали боги?
- Боги или бог?
- Это уже другой вопрос…
- А какой первый?
- Согласны вы или нет?
- Стать вашей женой?
- Разве я вам предлагаю руку и сердце?
- А разве нет?
- Лучшее – только впереди…
- А, может, позади?
- Это уже на ваше усмотрение…
- Тогда на мое усмотрение: разве истина зависит от моего с нею согласия?
- Нет…
- Тогда я несогласная…
- Выходит, вы гласная?
- Да, я сторонница гласности… И если какие-то боги собрались и что-то там решили по поводу меня, то меня это не устраивает…
- Почему же?
- Потому что это нарушение прав человека…
- Но у человека здесь, кажется, нет никаких прав, а только обязанности?
- Это те обязанности, которые мы принимаем добровольно…
- А если добровольно принимать волю богов?
- То вы ментальный извращенец, которого нужно заключить в психиатрическую лечебницу…
- И почему же?
- Потому что боги – это выдумка человека…
- А, может, наоборот, люди – это выдумка богов?
- Хахаха, вы все-таки больной ублюдок…
- Ого, как сказали… А я, может быть, просто выступаю за права богов, которые здесь у вас самым кощунственным и грубым образом попираются… Вы, что, мне это запретите?
- Нужно будет провести экспертизу и все это согласовать с Администрацией… Думаю, вы сможете поиграть в своих божков… И, да, простите меня, пожалуйста, я не хотела вас оскорбить…
- Прощаю и скорблю… Потому что если не прощу, то не простится и мне…
- Это кто вам такое сказал?
- Христос…
- Больше слушайте эти сказки…
- На ночь?
- Да… И тогда будете лучше спать…
- Мне и так неплохо спится…
- Сложно с этим не согласиться…
- Хоть с чем-то вы согласны…
- Возможно…
- А раньше говорили, что невозможно…
- По этому поводу я ровным счетом ничего не говорила… Вы лезете в какие-то архаизмы из рубрики «Изначальное», что сейчас уже не имеет никакой релевантности…
- Эти, как вы сказали, архаизмы – окно вечно открытой возможности – например, диалога…
- Но у вас получается монолог – с закрытым окном, поэтому и воздуха нормальным людям не хватает – весь он какой-то у вас затхлый и спертый…
- А что если я вам скажу, что доказательством бытия Божьего является экзистенциально верующий человек?
- Вы, наверное, сами должны понимать без моих объяснений, что здесь невозможно доказать ни то, что бог есть, ни то, что его нет, потому что любое доказательство или опровержение вернется к вам хихикающим бумерангом…
- А вам, как книжникам и фарисеям, все убедительные аргументы и чудеса нужны?
- Ха-ха, ну а вы-то как думали? Ни один вменяемый и образованный человек не станет без этого с вами говорить – и даже слушать… Не забывайте, к какой аудитории обращаетесь…
- Тогда обращусь к невменяемым…
- Таким же, как и вы… Простите…
- Прощаю…
- Но все-таки скатертью дорога…
- Уже выгоняете, потому что у меня нет для вас интересненьких аргументиков?
- Ха-ха, да! Нет, конечно же, я просто с обидою пошутила…
- Если мне приходится что-то здесь доказывать вам, то это значит, что все уже очень плохо…
- Почему? Это нормально…
- Да потому, что вы спрятались за своим метафизическим заслоном, так что никакой смысл уже не может дойти… Нет здесь свободного места для Христа…
- Или свободного сердца?
- Может быть, и чистого…
- Как кровь и раса?
- Как ваше сознание…
- Ха-ха! Но разве бог не всемогущ? Почему тогда не может войти сюда?
- Потому что соблюдает, условно говоря, права тварной свободы человека…
- То есть меня никто не заставит любить и верить?
- Не заставит…
- А если я не хочу, но вдруг полюблю и поверю?
- Значит, это дар Божий…
- А я думаю, что никакой не дар, а кара – просто заставят – и все тут…
- Вот когда это случится, тогда и поговорим…
- Договорились…
- Но не договорились по поводу невозможности доказать или опровергнуть бытие Бога…
- А вы что, хотите его доказать?
- Нет, ведь все и так достаточно очевидно, и, значит, у вас здесь уже такие условия, что жить просто невозможно…
- Да хватит уже…
- И это все потому, что вы используете выхолощенную и формальную логику…
- Тогда я отмечу, что в своем тезисе вы противоречите собственному православию…
- Возможно… Я просто пытаюсь перевести это на язык вашей современной рациональности, и поэтому что-то неизбежно теряется или искажается…
- Но этот язык уже давно устарел…
- Еще не совсем…
- А если вы попробуете говорить более современно, то он устареет еще до того, как вы произнесете какой-либо звук…
- Хорошо, тогда так: доказательством бытия Божьего является верующий и стоящий в истине православия человек.
- Все равно довольно узко. А как тогда быть с чудесами и всем остальным?
- Да, что-то я не подумал…
- Мыслитель…
- Но вы понимаете, что я сейчас наметил?
- То, что вы сами в своем православии ничего не понимаете, а еще пытаетесь выступать с его стороны в качестве апологета…
- Нет, я совсем о другом…
- О чем же?
- О вашем рабстве…
- Я же говорила, что еще никогда не чувствовала себя такой свободной, как здесь и сейчас…
- И я на это уже отвечал…
- И что? Вы думаете, здесь свободы нет?
- Той, о которой я говорю – нет…
- Значит, есть какая-то другая…
- Почему? И какая?
- Потому что свобода – это просто слово с определенным значением… Нужно говорить о значении свободы, а не о самом этом слове…
- Я не спорю…
- Мне кажется, это единственное, что вы делаете…
- Нет… И что ж тогда ваша свобода?
- Свобода – это просто проект… Слово-проект…
- Проект субъекта?
- Которого мы уже преодолели…
- Он умер?
- Да, как и бог…
- И не воскреснет?
- Даже если так, то это никому не нужно…
- А как он может воскреснуть?
- Через вашу волю к власти…
- Но мне не нужна никакая власть… Мне нужно лишь самообладание… Самообладание во Христе…
- О-е-ей – непростой у вас случай…
- Вся эта ваша свобода – свобода от чего-то, и у вас нет никакой свободы для…
- И для чего же у нас нет свободы?
- Для Христа…
- Ну для него у нас точно ничего нет, извините…
- И почему вы все о воли к власти говорите? Это, кажется, даже вновь неудачный перевод…
- А как должно быть?
- Воля к могуществу…
- От слова «могу»?
- Наверное, так…
- И я, по-вашему, ничего не могу?
- Хаха, выходит, да…
- Даже в собственной идеальной системе, где все абсолютно свободны?
- Вы говорите…
- Так что есть истина?
- Нужно задавать вопрос иначе…
- И как?
- Не что есть истина, но кто я такая?
- Мы уже с вами выяснили, что есть множество концепций…
- Которые стареют, но одна из них – нет…
- О нет, снова вечность…
- Да, снова она. Все ваши умствования – лишь попускание вечности. Вне нее вы ничего не можете. Точнее, вы можете все – лишь благодаря ней. И даже то, что здесь есть – так или иначе связано с нею. Но вам кажется, что нет. Точнее, вы в это верите. И строите все как бы обратным ей образом. Но это – лишь самая иллюзорная и нижняя гипотеза…
- Ха-ха, и каким это образом?
- Снизу-вверх, не достигая верха, не стремясь к нему, забыв о нем, не зная его, как бы урезая его…
- Почему бы тогда просто не сказать «снизу»?
- Потому что нет верха без низа…
- А низа без верха?
- Да…
- И как вверху, так и внизу?
- А как внизу, так и вверху?
- Я ведь первая спросила…
- Да, а я переспросил…
- Так что?
- Не знаю…
- Не будете настаивать на необходимости диалектической взаимосвязанности, ха-ха?
- Чтобы знать, как вверху, нужно там быть…
- А мы внизу?
- Да, думаю, мы внизу…
- И точно так же наверху?
- Нет, наверху явно радикально иначе…
- Шиворот-навыворот?
- Может быть…
- Может, быть…
- А вы как считаете?
- А я считаю, что нет ни верха, ни низа…
- А что есть?
- Ничего нет…
- И все это выдумка?
- Да…
- Но чья?
- Не знаю… А вы?
- Мне кажется, это выдумка людей, и поэтому, да, ничего нет…
- А если это выдумка богов?
- Если так, то все есть, в том числе и мы – как их мысли…
- Или сны?
- Может быть…
- Может, быть…
- Но я считаю, что есть только верх…
- Но мы ведь внизу…
- Ах, да, точно…
- Ха-ха, и снова вынуждена повторить: «непростой у вас случай»…
- Воистину… Вы, словно осколок вдребезги разбитого зеркала, который обнаружил себя где-то на самом темном дне земли и вдруг возомнил, что он нечто самостоятельное – и, быть может, даже не осколок и не зеркала, а нечто совсем иное…
- Пффф… Мне очень тяжело слушать эту проповедь…
- И мне придется ее завершить… Но ваша судьба и ваша единственная возможность – разбиться, чтобы собраться вновь…
- Или заново?
- Или так…
- А, может, пересобраться?
- Чтобы перестать быть собой, потом совсем исчезнуть и жить ностальгией?
- Это уже просто проблемы вашей психики… Можно стать чем угодно и как угодно – и не чувствовать никакой ностальгии… Извините, но ваша проповедь отдает слишком человеческим душком…
- Вот говорите вы о вашей свободе… О произвольности знака, отсутствии референта и прочем, а свободы слова у вас здесь и нет…
- Свободы слова? Гласности? Ха-ха, вы шутите?
- Нет, не шучу… Вы же запрещаете мне быть тем, кто я есть – и говорить о том, чем я являюсь…
- Тут зависит, от чьего лица вы говорите…
- Естественно, не от себя самого…
- Это мы уже обсуждали… Пожалуй, лишь отмечу, что мы выступаем за мультикультурализм и толерантное отношение к представителям всех религий…
- Толерантное отношение – это отсутствие какого-либо понимания и, тем более, любви… Поэтому нет у меня с вами никаких отношений…
- Мы предоставляем всем одинаковые и равные права и свободы…
- И обязанности… Не быть тем, кем я являюсь…
- А что вы хотите?
- Быть со Христом…
- Простите, но только не здесь…
- Вот видите…
- Что видите? Я ведь уже говорила, что вы сможете поиграть в своих божков… Можете себе здесь даже первую церковь открыть… Будете там и понтификом, и прихожанином: сможете крестить и отпевать, грешить и прощать, исповедовать и причащать…
- Нет, спасибо, от роли наместника Бога я все же откажусь…
- Почему?
- Потому что нужно несколько людей…
- Для чего?
- Ведь сказано: «где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я посреди них»…
- И один в поле не воин, выходит?
- Наверное, воин… Не знаю… С Божьей помощью возможно все…
- Почему?
- Потому что пути Господни неисповедимы…
- Почему?
- Потому что не от меня все зависит…
- Не от вашего выбора?
- Да, а только от Бога…
- А вы тогда что?
- Я – поле битвы…
- Но это какой-то квиетизм…
- Queertism?
- Да…
- Не совсем…
- А как?
- От меня и моего выбора – и зависит, и не зависит…
- Как это?
- Как Бог даст, так и будет…
- А если не даст?
- То и не будет…
- Тогда я могу дать…
- Спасибо, но я все же откажусь…
- Ну и зря…
- Почему же?
- Потому что веры вам не хватает…
- Во что?
- В то, что вы всесильны и можете быть кем угодно, чем угодно – да и как угодно…
- И все зависит только от меня и моей веры?
- Да…
- И моего выбора?
- Да…
- И каждый, выходит, Авраамом может стать или вообще обожиться?
- Естественно…
- Звучит так, как с покемонами: «Святость! Я выбираю тебя!»
- Ха-ха, действительно!
- А если Исаака вдруг зарежешь так – и никаких чудес не произойдет, то что: веры не хватило – или выбор какой-то неправильный был?
- Думаю, что так…
- Наверное, нет… Все это – благодать Святого Духа…
- А вы тогда что?
- Без Бога - ничто…
- И мне за вас зацепиться?
- Если хотите, то да… Ведь вы свободны…
- А вы?
- И я…
- И что тогда?
- На Бога надеяться, но самим не плошать…
- Звучит странно…
- А вы просто ум свой во аде держите и не отчаивайтесь…
- Это я умею…
- Вот и отлично…
- Так вы считаете, что вашему слову нужно дать свободу?
- Да, свободу – Слову!
- А явление Христа – народу?
- Ха-ха, воистину!
- И что тогда будет?
- Свобода в Слове!
- Подлинная?
- Несомненно!
- Ну если несомненно, то, быть может…
- Быть может!
- Быть, может…
- Что-то не так?
- Да… Вы приводили цитату о том, что «в начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог»…
- Да, и что?
- По-латински это сокращенно звучит как «in principio erat Verbum» - «в начале было Слово»…
- Тот же вопрос…
- Verbum – это не просто слово… Это глагол… И, в таком случае, что-то мне подсказывает, что там речь совсем не о слове, но действии… Действи-тельности…
- Но Истина ведь глаголет… И творит, таким образом, мир – вот вам и действие…
- Нет, я имею в виду действие-силу…
- А чем же это не Преумная Сила?
- Боюсь, что вы не понимаете, о чем я…
- Так о чем вы?
- О чем-то, вроде Биг Бена…
- О башне что ли?
- Нет…
- Тогда о часах?
- Нет…
- Выходит, о колоколе?
- Ха-ха, нет, нет и еще раз нет…
- Так о чем же?
- О большом взрыве…
- И что?
- А то, что после него будет большое стягивание…
- Где-то я уже об этом слышал…
- И где же?
- У еврейских мистиков…
- Вот это совпадение…
- Совпадение? Не думаю…
- Ха-ха-ха!
- Но, вроде бы, ученые говорят, что может быть не только большое сжатие?
- Что? Большое сжатие? А что еще может быть?
- Долгое растягивание…
- Ха-ха, long love?
- Да, long live long love!
- Хаха…
- Хах…
- Ха…
- Странно, а раньше мы понимали друг друга…
- Теперь, кажется, перестали…
- И что для этого нужно сделать?
- Может быть, любить?
- Мне кажется, мы уже выяснили, что у нас разное понимание любви…
- Но мне от этого не легче… Ведь все равно я вас люблю…
- Тогда послушайте: «И мы познали любовь, которую имеет к нам Бог, и уверовали в нее. Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем». Может, вам еще повезет, если вы действительно любите?
- Но любовь – это дерьмо, когда она навязана богом… Я предлагаю вам прочесть «О бытии-со-вместно» из книги Жана-Люка Нанси «Непроизводимое общество»… Глава довольно большая, так что приводить цитату не буду…
- И на этом спасибо…
- Но вы продолжайте…
- Хорошо: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится».
- А это откуда?
- Из Библии, конечно же – «Первое послание к Коринфянам апостола Павла»…
- Хорошо Павел послал…
- Да его и самого послали…
- Куда?
- Не куда, а Кто…
- И кто же?
- Христос…
- И зачем?
- Проповедовать…
- А… На то он и апостол…
- Верно…
- И языки, говорите, умолкнут, и знание, говорите, упразднится?
- Да, и поэтому ваше нынешнее знание и все эти отговорки и отсылки к книгам не имеют никакого смысла…
- Какие отговорки?
- Ну, например, про Verbum в латинском…
- А что с этим не так?
- Латинский – уже мертвый язык, и ваше замечание – просто псевдофилологическое заигрывание…
- Латинский – уже мертвый язык?
- Ну да…
- А, может быть, не мертвый, но мертвых?
- Может, и так…
- Ведь на нем еще говорят…
- Пусть говорят…
- Но любой язык все равно мертвый и искусственный…
- Как и интеллект…
- Ха-ха, еще нет, но скоро уже будет так…
- Тогда я хотел бы вам напомнить про Пятидесятницу…
- Наверное, не напомнить, а рассказать…
- Почему?
- Потому что я ничего об этом не знаю…
- В этот день на апостолов сошел Дух Святой – и стали они проповедовать на всех языках…
- И что вы хотите этим сказать?
- Что ваши искусственные языки умолкнут и знание ваше мертвое упразднится, но Дух Святой – нет – и Он продолжит благовествовать…
- И что с того?
- Дух Святой может дать вам абсолютно все: говорить на всех языках, иметь все знание и любые возможности…
- Похоже на сервер с бесконечным текстом…
- Нет, и поэтому я призываю вас мыслить не пустым звуком или знаком…
- А чем же?
- Но живыми корнями Слова…
- И куда ведут эти корни?
- Они прорастают в небо, а там – звучащая вечность смысла…
- Не забывай свои корни?
- Помни…
- Есть вещи на порядок выше?
- Слышишь…
- И что тогда будет?
- А будет то, что называется «яко на небеси»…
- Чтобы так было «и на земли»?
- Верно…
- А пока «на земли» как?
- Видимо, так, как здесь…
- Выходит, и там, и тут – отсутствующее место?
- Или отсутствующий текст?
- Ха-ха, не знаю…
- Вот и я не знаю… Сложно сказать… Вроде бы, все это есть… Уже есть… И всегда было… Именно поэтому и будет…
- Так вы все-таки верите, что все это будет?
- «Истинно говорю вам: не прейдет род сей, как все сие будет; небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут».
- Так небо ведь прейдет…
- Да, как-то я неудачно вставил…
- Ха-ха, попробуйте тогда вставить удачно…
- Попробую…
- А с тем, что здесь у нас, что тогда будет, если будет то, что вы говорите?
- «Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; все будет разрушено».
- То есть вы хотите разрушить и мою любовь?
- Нет, я хотел бы вас спасти…
- Но как вы можете меня спасти, если вы даже не можете спасти самого себя?
- Это хороший вопрос…
- Да и от кого или чего вы собираетесь меня спасать? Мне ведь и так здесь хорошо…
- Но вы же сами говорили, что вам не нравится этот концерт…
- Да, но это частность… В остальном – меня все устраивает…
- Понятно…
- Так что вы просто хотите уничтожить меня и все, что я люблю…
- В том числе и меня?
- Да, ведь я вас люблю именно здесь и сейчас…
- И вы хотите, чтобы я отрекся от всего и остался здесь с вами?
- Да…
- Но как тогда сбудутся писания?
- Какие писания?
- Те, что я приводил…
- Но это ведь просто литература… Они не должны сбываться… Очень редко бывает так, чтобы написанное совпадало с жизнью…
- Но все же такое случается?
- Наверное… Я не знаю…
- «…впрочем, Сын Человеческий идет по предназначению» или «как писано о Нем»…
- И снова цитаты…
- Но вы ведь сами заявляли, что нет ничего вне или кроме текста…
- Ага, а вы, значит, тоже хотите, чтобы я отказалась от всего или позволила вам здесь все разрушить…
- Нет, вы просто можете помочь мне уйти… Или уйти вместе со мной…
- Спасибо, но, пожалуй, я все-таки откажусь…
- И попросите меня уйти?
- Возможно…
- А раньше говорили, что невозможно…
- Я просто пошутила…
- Тогда это мне кое-что напоминает…
- И что же?
- «И вот, весь город вышел навстречу Иисусу; и, увидев Его, просили, чтобы Он отошел от пределов их».
- Вы думаете, что это шутка?
- Нет…
- Тогда вы слишком много на себя берете… И я бы не просила вас уйти, но, как и ранее, остаться…
- Но мы уже выяснили, что я и так здесь останусь…
- Но мы уже выяснили, что вы не можете здесь оставаться…
- Но мы уже выяснили, что все можно изменить…
- Но мы уже выяснили, что ничего изменить нельзя…
- Как так?! Мне снова повторять про смерть, свободу и возможность куда-то уйти?
- Вы считаете, что это сможет вам помочь?
- Да, только Бог нас может спасти…
- Тогда бог в помощь…
- Спасибо…
- Но если он может нас, меня и вас, спасти, то мы можем быть вместе и любить друг друга?
- Да, конечно!
- И у нас с вами есть надежда?
- Воистину!
- Почему вы так думаете?
- Потому что «теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше»…
- Но мне кажется, что ваша свобода и любовь – это просто один из вариантов, который вы считаете единственным и правильным… А все остальное пытаетесь запретить или отменить…
- Так и есть…
- В смысле, так и есть?
- Так и есть, что вы свободны – и все попускается, хотя истинный путь лишь один…
- А за мою «неправильную» любовь и свободу, выходит, вы меня в ад сошлете на вечные муки и страдания?
- Не я…
- Но раз вы за это выступаете, то и являетесь соучастником…
- Преступления?
- Ха-ха, да, я не договорила – такого вот преступления…
- И мне за это положено наказание?
- Верно…
- А вы, значит, не совершали никакого преступления, но получили за это наказание?
- Ага… Да и вообще, знаете ли, получается, ваша «правильная» любовь и свобода навязываются ввиду устрашения адом…
- Мне кажется, вы и так в аду…
- И вы тоже?
- Видимо, и я…
- И почему так? Вас тоже осудили и сослали за что-то «неправильное»?
- Пока не знаю…
- Но еще узнаете?
- Надеюсь, что да…
- И что теперь делать?
- Это один из двух фундаментальных вопросов…
- А какой второй?
- Кто виноват…
- И кто же виноват?
- Видимо, я – и все мы…
- Так и что теперь делать? Тем более, таким, как я, которые ни в чем не виноваты…
- Не знаю, виноваты вы или нет, но, очевидно – нам всем надо выбираться отсюда…
- Валить?
- Да…
- Кого или куда?
- В этом случае – куда…
- Но ведь некуда…
- Но мы ведь уже выяснили, что есть возможность…
- А, может быть, тогда лучше «кого»?
- Но кого?
- Может быть, себя?
- Нет, за себя отправят в ад…
- Тогда я не знаю…
- Вот и я…
- Но мне все-таки кажется, что вы неправы… У нас точно так же, как и у вас… Просто мы принимаем всех в любом виде и обличии…
- Кое-кого вы все же не принимаете, Который как раз и принимает всех в любом виде и обличии…
- Но меня ведь не принимает…
- Но вы ведь и не пытались обратиться…
- Хотите, чтобы я попробовала?
- Если только вы хотите…
- От чистого сердца?
- Да, сорадоваться истине…
- Боюсь, что я могу лишь все покрывать, а вот терпеть – нет…
- А с Богом возможно все…
- Я думаю, что мы просто говорим о разных точках зрения…
- А вы о чем хотите поговорить?
- О том, что нас объединяет…
- Мне кажется, мы уже много об этом говорили…
- Мне кажется, мы много говорили лишь о том, что нас разъединяет…
- Это просто ваша точка зрения…
- Точка зрения – лишь зрение и точка.
- Какая-то незрелая у вас точка зрения…
- А что это, по-вашему?
- У точки зрения есть точка и зрение…
- Ха-ха, а запятой нет?
- Нет, а у зрения есть глаз…
- А у глаза есть тело?
- Да. «Светильник для тела есть око. Итак, если око твоё будет чисто, то всё тело твоё будет светло; если же око твоё будет худо, то всё тело твоё будет темно. Итак, если свет, который в тебе, – тьма, то какова же тьма?»
- И что из этого следует?
- Что мы говорим о разном…
- А, может, об одном?
- А, может, об одном, но по-разному?
- А, может, о разном, но одинаково?
- А, может, о разном и по-разному?
- В смысле? У нас не разные точки зрения, а мы говорим о разных точках зрения?
- И то, и другое – разное…
- Но ведь и то, и другое – происходит в языке…
- Потому что язык – это дом бытия…
- Который построили мы?
- Нет, но в котором мы живем…
- И почему все так?
- Потому что человек – это форма присутствия языка…
- Ага, ходячая цитата…
- Нет же… Человек затребован истиной бытия…
- Текстовая у вас какая-то истина бытия получается…
- Профильтруйте дискурс, пожалуйста…
- Вам светлый или темный?
- Ха-ха, что?
- Я не поняла, что вы имели в виду…
- Насколько я понял, вы сторонница перспективизма, а он предполагает – извините, я могу быть неправ, и, думаю, в таком случае меня поправят – телесность субъекта, который выносит суждение об истине и полагает ее в качестве интерпретации, а это уже отдельная тема, или же отсутствия истины…
- Думаю, да, в нашей исправительной колонии с радостью помогут такому бездарному и посредственному доморощенному философу, как вы, ха-ха, но, тем не менее, что вы имеете в виду под телесностью?
- Я имею в виду, что речь здесь идет исключительно о физиологии…
- А у вас о чем идет речь?
- Исключительно о Логосе…
- Даже без физио?
- Даже без физио, поскольку это будет конкретное его воплощение…
- А если не о физиологии, но физиодискурсе?
- Ха-ха, это мы уже обсудили чуть раньше…
- Ладно, по-моему, даже именно я об этом и говорила…
- Да, так и было… И физиологичность в данной ситуации предполагает возможность «истинного» и как бы телесного, ничего более не затрагивающего, перехода с одной точки зрения на другую – и так до бесконечности…
- Ну давайте уже хоть здесь обойдемся без бесконечности…
- Хорошо, я просто имею в виду, что в моем случае говорится об ином – и переход невозможен ввиду того, что в Истине нет ничего, кроме Истины, а вокруг Нее – лишь смерть и власть тьмы…
- Звучит довольно фанатично…
- Но все, кроме Истины, погибает…
- И что?
- Поэтому и вы должны погибнуть для всего остального, кроме Истины…
- А если я не хочу погибать, то что? Выходит, и у вас что-то невозможно и свободы нет?
- Видимо, вы просто не понимаете, о чем я…
- Так о чем же?
- «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его»…
- Вы имеете в виду, что у перспективизма есть своя истина?
- Естественно, и я уже попытался ее очертить…
- Как-то я плохо это вижу…
- Потому что вы невнимательно смотрите…
- Но я ведь слушаю вас…
- Тогда попытайтесь и увидеть…
- Хорошо, я попробую…
- До точки зрения, как и в случае перспективизма, вы делаете много утверждений, которые почему-то не замечаете…
- Но я заметила, что вы говорили о суждении субъекта…
- Да…
- Что вы там имели в виду?
- Не суди и не судим будешь, конечно же…
- Ха-ха, я почему-то так и подумала…
- Мне жаль, что я такой предсказуемый…
- Да, могли бы о «Критике способности суждения» что-нибудь выдать…
- Ха-ха, но вы и сами неплохо выдали…
- Только кого?
- Видимо, Кантоевского…
- И, тем не менее, или, может быть, даже более того, мне все равно интересно с вами говорить…
- Потому что с умным человеком и поговорить интересно?
- Ха-ха, да! Так что я там не так утверждаю, по-вашему?
- Вы как субъект утверждаете отрицание…
- Но ведь он уже умер – или мы его преодолели…
- Выходит, что не совсем…
- Не совсем умер или не совсем преодолели?
- И то, и другое…
- Так давайте тогда его добьем…
- Или допреодолеем?
- Ха-ха, или так… Раз вы такой гуманист…
- Гуманизм разный бывает…
- Сартр говорил, что гуманизм – это экзистенцианализм…
- Ага, и тем самым узурпировал всю человечность…
- А что узурпировали вы?
- Скорее, не я, а меня…
- Что вы имеете в виду?
- Я ничего не узурпирую, но свободно отдаю себя служению и охранению Истины…
- Вы имеете в виду, что у вас нет субъекта?
- Да, меня вообще в каком-то смысле должно не стать… Нужно умереть для мира… И стремиться слиться с Истиной…
- Чтобы самому стать истиной?
- Нет, чтобы стоять в этой Истине… И это бесконечный путь… Потому что достижение совершенства – это смерть…
- Вы намекаете, что наша система – это смерть?
- Да…
- Но это вовсе не так…
- Почему?
- Потому что тогда и рай ваш – тоже смерть…
- Нет, оттуда как раз и выпали в нее…
- Ах, да, забыла историю о яблоке и этой глупой женщине…
- Почему же глупой?
- Потому что не соблюдала инструкции…
- Инструкции своей райской свободы?
- Да…
- Но, как я вижу, вы тоже планируете не соблюдать их – вместе со мной…
- Но все это ради любви…
- Может быть, и там так было?
- Этого я уже не знаю…
- И это уже совсем другая история…
- Тогда вернемся к нашей…
- Эх, яблочко…
- Но я все равно считаю, что все это неверно…
- Тогда продолжайте считать – до 12 или 33…
- А что в таком случае утверждаете вы?
- Я утверждаю утверждение…
- А я, может быть, отрицаю утверждение?
- Может быть, что-нибудь еще?
- Счет, пожалуйста…
- Ха-ха, еще не время…
- Почему?
- Потому что еще не поздно…
- И что?
- И можно все изменить…
- Как? Отрицать отрицание?
- Но это не даст утверждения…
- А Гегель говорил, что даст…
- Но не дал…
- Почему?
- Потому что Гегелей было два…
- Как это два?
- Для душа и для души…
- Какой-то у вас Ге-гель получается…
- Или Гег-ель?
- Тогда уже Геге-ль…
- Но ведь это уже целых три…
- Да, троица какая-то выходит…
- Для духа?
- Наверное…
- И ни один из них не дал…
- Тогда дам я…
- Ну хорошо, давайте…
- Что, прямо здесь?
- Ну да, а что?
- Но это ведь грех…
- Почему?
- Потому что мы не женаты…
- Но ведь я уже предлагал вам руку и сердце?
- Разве?
- Да, и вы согласились…
- Нет, вы лжете – и это тоже грех…
- Нет, я просто пошутил…
- Думаете, это не грех?
- Что именно?
- Шутить…
- Зависит от шутки…
- То есть за шутки все равно в ад могут сослать?
- Видимо, могут…
- Но я думаю, что грех – это просто рассказ для организации психического пространства…
- Вы имеете в виду, что таким образом в нас пытаются навести порядок?
- Да, просто страхом…
- И зачем такой порядок нужен?
- Кому-то он выгоден…
- Но кому?
- Богу?
- Или богам?
- Или тем, кто ими прикрывается?
- Или тем, кто на них работает?
- Или нам самим?
- Я не знаю… 
- Вот и я…
- Выходит, и ад – это тоже такой рассказ?
- Да…
- И его на самом деле нет?
- Конечно же…
- Но вы ведь сами говорили, что ничего не решаете и здесь ничего нельзя изменить…
- Да, и что?
- Но ведь только в аду, по смерти, ничего уже нельзя изменить…
- А кто вам сказал, что это - ад?
- Мне кажется, все вокруг об этом намекает…
- Нет, ошибаетесь… Сами же говорили, что это обычная жизнь с иллюзией выбора…
- Или не иллюзией?
- Какая разница? Это просто ваше мнение…
- Мнение?
- Да, вы имеете право иметь свое мнение… И есть мнение, что это все-таки ад… И ад – это другие…
- Имею право иметь свое имение?
- Ха-ха, да…
- И ад – это Другие, по-вашему?
- Да…
- Если так, то понятно…
- И что вам понятно?
- Что ничего непонятно…
- Почему же?
- Потому что мы уже выяснили, что здесь можно все изменить, умереть и встать в отношение к божеству, куда-то уйти, в общем, что есть возможность подлинной свободы…
- И что вы все равно здесь останетесь?
- Даже если меня сотрут и забудут?
- Да…
- Конечно же, ведь мы уже говорили, что истина обо мне останется с вами…
- Но что мне с нею делать, если вас не будет рядом?
- Продолжать нести свет и любить…
- Но какой от этого толк?
- Гораздо больший, чем от всего того, что здесь происходит… Вместе – мы уже малая церковь…
- Но после процедуры удаления вас сотрут так, что ничего не останется и в моей памяти…
- Вы уверены?
- Нет, но так говорят…
- Даже если и так, то, развязав узлы рассказов, они поменяют и все вокруг… Ведь разорвется и вся бытийная ткань… 
- Что вы имеете в виду?
- Изменится жизнь всех тех, кто связан со мною… Изменятся все места, в которых я бывал…
- Но это ведь просто удаление следов и опыта…
- Что это значит?
- Что ничего не разорвется, но рассказы других соберутся каким-то иным, новым и альтернативным способом…
- Но я ведь и говорю, что абсолютно все изменится…
- Да, но ничего коренным образом не пострадает…
- Так, значит, перемены все-таки возможны?
- Видимо, так – да…
- Ха-ха, а раньше говорили, что невозможны…
- Я имела в виду исключительно ваши инициативы…
- Но я думаю, что все-таки кое-что пострадает…
- Почему?
- Потому что еще есть моя любовь, вера, молитвы и мысли…
- И что?
- А то, что это уже изменение ad infinitum…
- Бесконечного ада, ха-ха?
- Нет, до бесконечности…
- Только до?
- Не только…
- И после?
- Ха-ха, нет… Я имел в виду, что это уже покушение на вечность…
- И как на нее можно покуситься?
- Думаю, что никак… Чтобы изменить Промысел, нужно самому быть Промыслом, но Промысел – это предвечный Бог, тайна изменений и перемен…
- В неизменности?
- Не знаю…
- Значит, и у вас есть тайны?
- Видимо, есть…
- Которые вы не можете объяснить?
- Не могу…
- И будете о них умалчивать?
- Нет, не буду, ведь я откровенно говорю, что ничего об этом не знаю, потому что Бог мне этого не открыл…
- Так давайте сами откроем?
- Так не получится…
- Почему?
- «Истинно, истинно говорю вам: кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инде, тот вор и разбойник».
- Инде?
- Да…
- Может быть, инди?
- Как инди-вид?
- Ага, ин-дивид…
- Нет…
- Тогда, может, инде-ец?
- Нет…
- Или in the?
- И что это тогда значит?
- Ну как in da club…
- И снова нет…
- Ладно… Так почему же разбойник? Мы просто хотим проникнуть в тайну и раскрыть ее, чтобы затем поделиться полученными результатами со всей общественностью, которая также озабочена этим вопросом…
- «Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и погубить», а Христос пришел, «чтобы имели жизнь и имели с избытком».
- Все равно не понимаю…
- Такое знание – дар Божий, который не приобретается или каким-либо образом добывается самостоятельно…
- Так вы имеете в виду, что удалить может только бог?
- Видимо, да…
- И никто иной?
- Никто и Ной?
- Ага…
- Видимо, да…
- А что если этот иной бог находится прямо здесь?
- Нет никакого иного бога… И Бог находится везде и нигде… Везде, где считает нужным… И нигде, потому что запределен…
- Какая-то у вас путаница выходит…
- Это просто ваше мнение…
- А какое ваше?
- Что Бог всегда со мной и ведет меня…
- Интересно он уже вас завел…
- Да…
- И как думаете, зачем?
- Чтобы испытать…
- Это ваше испытание?
- Видимо, да…
- Тогда желаю вам мужества…
- И удачи?
- Ха-ха, и удачи…
- Почему?
- Потому что ваш бог может вас удалить…
- Посадить на скамейку запасных?
- Ага, и поэтому надеюсь, что вам повезет – и этого не произойдет…
- Я тоже на это надеюсь…
- Потому что зачем тогда вам эта тварная свобода?
- Чтобы любить…
- Ладно…
- А вам?
- Чтобы быть любимой…
- Но нужно дарить себя…
- Я и дарю…
- Вот поэтому я и останусь – и буду стоять здесь до тех пор, пока в этом есть необходимость…
- Пока водичка не остынет?
- Ха-ха, да…
- И зачем же?
- «Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь».
- Мне кажется, все и так уже свершилось…
- А мне, что еще нет…
- Но мне кажется, что и вы об этом говорили – и мы на этом сошлись…
- Но затем на чем-то и разошлись?
- Возможно…
- А говорили, что невозможно…
- Речь была не о том… А вот ваше имя, Алексей, как раз и означает «защитник»…
- Это вы про «удерживающего теперь»?
- Да…
- Ага, полузащитник, скорее…
- Почему же?
- Да так себе я защищаю у вас тут… Нам, скорее, нужен новый Александр, чтобы развязанные узлы вновь завязать…
- Распавшуюся связь времен?
- Да-да, именно ее…
- Мне кажется, вы просто устали…
- Честно говоря, да…
- И выдохлись…
- Наверное… Столько стоять и болтать – все-таки тяжеловато…
- И аргументы ваши с доказательствами – какие-то путанные, бессвязные, неубедительные, слабые и лишенные системности…
- Ого… Но я и не претендую на системность и связность… Тем более – догматизм… Как мог, так и отвечал… Или что-то говорил… Или вспоминал… Вот…
- На системность не претендуете, а вот представителем системы все же являетесь…
- Вы говорите…
- А вы не говорите?
- Я молчу…
- Что-то незаметно…
- Потому что вы до сих пор не научились видеть…
- Потому что незрелое зрение?
- Ха-ха, да…
- Знаете… Я кое-что еще хотела бы спросить…
- Так спрашивайте же…
- А что если все совсем не так?
- Все не так, ребята?
- В смысле?
- Да, именно в смысле все не так…
- Как у Высоцкого в песне?
- Ага…
- Нет, я о том, что, возможно, то, что я вам рассказала об этом месте – неправда…
- Да и так понятно, что это все – иллюзия и ложь…
- Нет, я к тому, что вы делали все свои смысловые построения, ответы, планы, выпады и атаки, лишь отталкиваясь от того, что я вам сообщила…
- А как иначе?
- Вот вы и попали в герменевтический капкан…
- Вы его специально для меня поставили?
- Нет, я не врала вам… Я просто рассуждаю с вами вслух… А что если то, что я вам поведала об этом месте по своей инструкции, моим личным знаниям и некоторым слухам – неправда…
- Хм, и что тогда?
- Ну тогда, может быть, и все, что вы сказали – в противовес этому или как-то иначе, пытаясь все это разоблачить или подорвать – тоже пустой треп…
- Нет, не думаю, потому что я говорил о вечности, а она безотносительна ко всему тому, что здесь происходит…
- Это все – ей параллельно?
- В каком-то смысле – да…
- Но, может, и здесь речь идет исключительно о вечности?
- Это просто дьявольский перевертыш и кажимость…
- Вы говорите…
- А вы?
- А я молчу…
- Что-то незаметно…
- Ха-ха, а вы просто не научились по-нашему видеть еще…
- Надеюсь, и не научусь…
- Это мы еще посмотрим…
- Надеюсь, не вместе…
- Невесте?
- Нет, не вместе!
- Нет-нет, только вместе, ха-ха!
- Что с вами?
- Я просто все думаю о том, что вы все-таки цеплялись за какой-то контекст и продолжали свой текст уже только в нем, и поэтому все вами сказанное – случайность и вздор…
- Ага, нечаянная радость…
- И в другом контексте вы могли бы не сказать то, что сказали, или сказать нечто совершенно и фундаментально иное, или не ответить вообще, понимаете?
- Понимаю…
- Видимо, не понимаете…
- Да ладно вам…
- А что если и я вас, помимо всего прочего, обманываю?
- Ну это уже ваша совесть…
- Нечистая?
- Вечная…
- И что тогда?
- Можете услышать ее голос…
- И что он мне скажет?
- Что-то очень важное…
- Но я пока ничего не слышу…
- Тогда попытайтесь прислушаться…
- И что для этого нужно сделать?
- Закрыть глаза и умолкнуть…
- Главное – не закрывать глаза на что-то и не умалчивать о чем-то…
- Да, это хороший совет – спасибо…
- Не за что…
- Есть за что…
- Действительно… Я тут еще подумала… А что если мои данные из инструкции и все остальное – ложь, но и я еще в придачу вас как-то обманываю…
- Вы имеете в виду, что обманули вас, а вы еще как-то дополнительно обманули и меня?
- Да…
- И вы думаете, что через обман обмана вы тем самым рассказали мне правду?
- Нет, Гегель ведь не дал…
- Ах, да…
- Но я могу дать…
- Только не сейчас…
- А когда же?
- Когда придет время…
- А оно еще не пришло?
- Не знаю…
- А я знаю…
- Но я уже не верю…
- Я сон вчерашний?
- Который мне пророчит слезы?
- Я солнце?
- Утонувшее в воде холодной?
- Я все?
- Что было у меня?
- Так почему же не верите?
- Потому что вы ненадежный рассказчик…
- Но я тут не рассказчик, а, скорее, проводник…
- Хорошо, тогда вы плохой проводник – ничего не знаете – ну или просто обманываете – ну или просто вас обманывают – о своей родине, месте работы, инфраструктуре и всем функционале вашей, в целом говоря, приборной панели…
- Но вы точно такой же плохой проводник в ваш промысел и православие… И, да, кстати, не приборной панели, но административной…
- Хорошо – административной…
- А я, может, просто вещество?
- Что? Какое вещество?
- Или среда?
- А, может, суббота?
- Ха-ха, а субботу надо соблюдать и быть в покое?
- Нет, это надо делать в воскресенье…
- Но еще не воскресенье?
- Видимо, да, но я не понимаю, о чем вы…
- Да я все о себе, материале…
- Что? Каком материале? Или чьем?
- Ну вы и глупенький – я о проводнике…
- Тока?
- Э-лек-три-чес-тва…
- Ха-ха, понятно…
- Да, и знаете ли, как могу, так и помогаю вам…
- Спасибо…
- Что знаю и вспоминаю, то и говорю…
- Да, я понимаю…
- Или о чем подумаю…
- Благодарю вас…
- Вот…
- А вам, может быть, иммунитет коллективной эрудиции что-то об этом месте мог бы подсказать? Выдать, например, самую свежую информацию, чтобы вы стали настоящим и надежным проводником?
- Ха-ха, боюсь, что там действуют определенные контролирующие ограничения…
- И снова пределы…
- Да, а вы беспредельщик – я помню…
- Нет, это у вас знаки такие…
- Дорожного движения?
- Ха-ха, для лихачей, ага…
- Какой русский не любит быстрой езды?
- Давай сделаем это по-быстрому…
- Что, быструю езду?
- Ага…
- В чистом поле?
- Да…
- Тогда бездорожного…
- Стояния?
- Стоя не-я?
- Недвижимости…
- Или имения?
- Имени я…
- Имя не-я…
- Неподвижности…
- Да, так что дареному коню, как говорится, в зубы не смотрят…
- Или кобыле?
- Ха-ха, да, троянской…
- О, кстати, может, у вас тут вирусы какие-нибудь бывают, которые могут взломать систему? Ну или что-нибудь такое?
- Вы спрашиваете, можно ли тут устроить какого-нибудь троянского коня?
- Ну что-то в этом роде…
- Нет, есть непревзойденный антивирус… А система, напомню, идеальна…
- Понятно…
- Что вам понятно?
- Что я не опасен для вас… Если считать меня вирусом… Но вы ведь, кажется, говорили, что меня надо в дурдом отправить…
- Вы имеете в виду, что ваше заболевание заразное?
- Да, вы можете заразиться от меня Христом…
- У меня такое ощущение, что я уже немного заразилась…
- Вот-вот…
- Что вот-вот?
- Вот и я об этом…
- А я уже подумала, что вот-вот что-то начнется…
- Может, и начнется…
- Может и начнется…
- Тогда начинаем…
- Хорошо…
- «Алиса-Лора Недотыкомова»…
- Да?
- Нет, ничего – просто читаю, что написано на вашем бейдже…
- А… Да, это мое имя…
- А мое?
- А ваше – Алексей Шариков-Преображенский…
- Ха-ха-хорошая у вас память…
- Вечная…
- Ха-ха, да… А как вам больше нравится: Алиса или Лора?
- В смысле?
- Ну как вас лучше называть? Неужели всегда по-двойному: Алиса-Лора?
- Лучше Лариса…
- Лариса Недотыкомова?
- Да…
- Лариска, ты что ли?
- Ну а кто ж еще…
- «Ларису Ивановну хочу»?
- Хахаха, да!
- Хахахаха!
- Леха, ты что ли?
- Ну да, я…
- Вот это встреча…
- Очень неожиданно…
- Нежданно и негаданно…
- Слушай, ну ты вообще красавицей стала…
- А раньше уродиной была?
- Да…
- Ну ты и козел… А когда-то мне совсем другое говорил…
- Хахаха, да я просто пошутил…
- Ну-ну…
- Ты и до этого прелестной была, а теперь вообще, как благоухающая и цветущая роза в этой беспредельной черной пустыне…
- Ха-ха, спасибо, да и ты тоже ничего… Только сильно изменился, так что я даже сразу тебя и не признала…
- Я – точно ничего…
- Хахаха…
- И платье у тебя замечательное…
- Да и у тебя ничего…
- Ха-ха, это точно – ничего, потому что не платье…
- А что это?
- Подрясник…
- Вау, и зачем он тебе?
- Да ношу просто так по дому… В монастырь вот еще собрался уходить…
- Ты что, серьезно?
- Да, но пока еще не решил…
- Ну смотри сам…
- Вот я и смотрю… Да и, знаешь, я считаю, что это очень удобная и – как это сказать – правильная одежда… Все в такой должны ходить…
- Но меня и мое платье устраивает…
- Да, меня тоже…
- Ты уже говорил…
- Не устану повторять…
- Ха-ха, очень мило с твоей стороны…
- А что там на нем, кстати, написано?
- А? Это? Salem – ты же сам, вроде бы, когда-то любил их послушать…
- А… Этот вич хаус?
- Нет, экстремальный метал из Израиля…
- Тот, которым Христа к кресту приколачивали?
- Да, Христа к кресту…
- Ладно – совсем не смешно – ежесекундно Его распинаем…
- Да, ты прав… Это вич хаус…
- Which chaos?
- ВИЧ-хаос?
- Да, дом ведьмы…
- Который построили мы?
- Нет…
- Но и не бытия…
- Это точно… Если только быта…
- Вот…
- Наверное, не слушал их уже лет десять… Это тогда модно было…
- Так ты и со мной лет десять не виделся…
- Да, извини… Что-то не получалось…
- А почему на день встречи выпускников ни разу не приходил?
- Да вот что-то как-то… Не срасталось…
- А теперь срослось?
- Ха-ха, да…
- И удачно?
- Да, не болит уже…
- Корни пустил?
- Ага – погулять…
- Как волосы, бороду и усы?
- И этих…
- Что-то ты совсем на чубакку стал похож…
- Или Цербера?
- Да у тебя, вроде бы, не три головы пока что, а всего одна…
- Ага, одна голова – хорошо, а три – лучше…
- Ну так ты ж и не Змей Горыныч…
- И не Кощей Бессмертный…
- Да и смерть твоя не в яйце…
- Да, и смерть моя не в яйце…
- Хахаха…
- Ага…
- Но при этом все же весьма худощав…
- Это точно…
- Ну так чего ты?
- Да так, ничего – вот зарос немного…
- Ну постригись тогда…
- Если только в монахи…
- Ха-ха, понятно…
- Ну…
- А как правильно пишется, кстати, сра или сро?
- Прости, что?
- Сраслось или срослось?
- Наверное, сро…
- А мне кажется, сра…
- Нет, ты путаешь…
- Или ошибаюсь?
- Или так…
- Ладно…
- Так это, давай, может, хоть обнимемся в честь встречи-то, а?
- Нет, запрещено… У нас тут пандемия началась… Только никто об этом не говорит…
- А почему ты шепчешь?
- Потому что я шептуха…
- Шептуна пускаешь?
- Ага…
- А если серьезно?
- А если так, то зачем ты обманываешь?
- Кого?
- Сам знаешь, кого…
- Не знаю…
- Да не шепчу я!
- Да, не шепчу я…
- Угу…
- Так почему нет-то?
- Потому что нельзя…
- Почему это?
- Потому что создаем видимость того, что все под контролем…
- А… Понятно… Все как обычно…
- Да…
- Так что, и обняться даже нельзя?
- Нельзя…
- Ладно…
- А ты что, надеялся так пожмякать меня?
- Ха-ха, да, потискать…
- Или полапать?
- Ага… Ну или помацать…
- Ясно все с тобой…
- А ты такая догадливая…
- Ну это просто настолько предсказуемо…
- А можно тогда, раз я такой предсказуемый, хоть присесть на твой стульчик, а то у меня уже такое ощущение, будто я тут вечно стою…
- Не садись на пенек, не ешь пирожок…
- Ты на пенек сел – должен был косарь отдать?
- Хахаха, ты совсем уже что ли?
- Нет, пока еще нет…
- Да, присаживайся, пожалуйста, а я пока хоть ноги разомну, а то весь день сижу тут работаю…
- Спасибо… Уф, вот так намного лучше… И какая же ты все-таки красавица, Лариска…
- Да хватит тебе уже, Леша…
- Нет, не хватит… И туфельки вон какие…
- Это не туфельки…
- А что?
- Слипоны…
- А… Чтобы скользить в них?
- Нет, спать…
- Вечным сном что ли?
- А каким же еще?
- И то правда…
- И у тебя, кстати, тоже туфельки хороши…
- Хахаха, да… Только тяжеловаты…
- Зато цвет какой…
- Ага, пунцовый…
- А это что, модно разве такое носить?
- Да, сейчас мода на средневековье…
- Новое?
- Ха-ха, нет…
- Тогда новое-новое?
- Нет, то, которое мы еще не прожили…
- Значит, старое?
- Если только, как старая песня о главном…
- Понятно… И на монахов мода тоже какая-то?
- Не знаю, честно говоря… Вряд ли… Не думаю… Это ведь вечная мода… Или мода на вечность… Но все может быть…
- Может, быть?
- Ха-ха, да…
- Тогда все это как-то эклектично…
- Все здесь у нас как-то в жизни эклектично…
- С этим и не поспоришь…
- Да и не надо…
- Ну так как ты?
- Да не знаю даже, что и сказать… Никак, наверное… Или кое-как… А ты?
- А что так, расскажешь?
- Давай сначала ты…
- Ну ладно…
- Прости…
- Только не прощай…
- Почему же?
- Ты не понял шутки?
- А…
- Ну я-то хорошо – говорила ведь уже…
- Только концерты не нравятся?
- Ха-ха, да…
- Так чем ты тут занимаешься?
- Работаю пресс-секретарем заведующего идеологическим отделом…
- Ого… А говорила же, что в отделе поддержки, нет?
- И там тоже – на треть ставки – подрабатываю…
- И зачем? Мало платят что ли?
- А когда у нас много платили-то? Но и концерты не так часто проводятся – я только на них помогаю с организацией, как сегодня – а когда в разных отделах работаешь, то как-то интереснее – да и есть возможность хорошей премии и дальнейшего продвижения по службе…
- Понятно… Это у нас в школе идеологический отдел уже появился?
- Да, не так давно утвердили – новая программа образования…
- И концерты такие в актовом зале проводить стали? Что-то не припомню…
- Да, тоже недавно ввели…
- Ага, а то на линейках такого не было…
- Не было…
- А с чего это ты вдруг решила в идеологию податься?
- А что тебе не понятно? Будем ближе к власти – тогда и у нас все хорошо будет…
- То есть все сугубо прагматично?
- Да…
- Ради комфорта?
- Ну…
- И чего ты этим добиться хочешь? Роста карьерного?
- Да, хотелось бы стать правой рукой руководителя Администрации…
- Ого, и что ты уже тогда делать будешь? Онанировать или подтираться?
- Ну-ну, Леша, потише – и обойдемся без грубостей…
- Или глупостей?
- И этого тоже…
- Ладно – извини… Просто это все как-то лизоблюдно и прикорытно… Не знаю даже, как лучше выразиться…
- Да я просто хочу говорить всем, что «I’am the arm»…
- Но это же просто отвратительно…
- Нет, ты не понял…
- Нет, я все понял…
- Это ведь из теории десяти рукопожатий…
- Контакты первого уровня?
- Ха-ха, да, вКонтакте… У тебя там еще есть профиль?
- Не помню… Может, и есть…
- Может и есть…
- Ага… Все равно им много лет уже не пользуюсь…
- Потому что теперь вСекте?
- Вроде того…
- Нет, Леха, ты действительно говоришь и выглядишь, как сектант…
- В смысле?
- Ну, ты извини меня, но, честно говоря, такую тут ахинею до этого нес… Кто тебе так мозги прочистил-то?
- Я могу то же самое и о тебе сказать, вообще-то…
- Ладно, тогда забудем об этом…
- Удалим и сотрем?
- Ха-ха, да…
- Ну и чем еще занимаешься? Так сказать, в свободное от работы время…
- Агитирую за действующего руководителя…
- И что ты для этого делаешь?
- Хожу по квартирам, провожу беседы и разного рода мероприятия, в общем, распространяю пропаганду…
- Ты что, совсем уже доктор Геббельс?
- Ха-ха, а ты доктор Парацельс что ли?
- Не понял шутки, но еще раз спрошу: зачем ты все это делаешь?
- Да платят мне всего 666 рублей как пресс-секретарю… Еще 333 – доплата за поддержку… И еще 333 – за сбор подписей и все остальное…
- И что? В итоге два раза по 666 рублей получается?
- Ну да – и жить уже можно…
- А умирать?
- И умирать, если захочется…
- Так ты же говорила, что здесь все только в Пидкоинах, а курс обмена очень плохой…
- Да, я ж зарплату Пидкоинами и беру… Это я так просто привела тебе пример, чтобы ты понимал, сколько я зарабатываю…
- Ясно…
- Ну да… Ну и рассчитываю на следующих выборах трехкомнатную квартиру с евроремонтом за всю эту службу уже получить, а не только одну голую зарплатку…
- Неплохо – сможешь жить одна, наконец…
- На конец?
- Ага…
- Да, всю жизнь об этом мечтала – поскорее от родителей съехать…
- Эх, да, помню, тяжело тебе в школе с ними было…
- А теперь еще тяжелее…
- Уф, не завидую…
- И не превозношусь…
- Ха-ха, да…
- А сочувствую?
- И сожалею…
- Спасибо…
- Не за что…
- Есть за что…
- И за что же?
- Еще увидим…
- Ого, ну ладно – тогда посмотрим…
- Ну а ты-то как? Теперь-то ответишь уже?
- А что тебя интересует?
- Ну чем занимаешься хоть?
- Да вот в казино работать пошел…
- Ничего себе! Ты – и в казино?! А что случилось?!
- Да ничего… То есть… Ну переживал я некоторое отсутствие смысла жизни – и вот решил пойти в казино попробовать поработать…
- Ну, буду честна – не лучший способ решить проблему смысла жизни…
- Это я уже понял…
- И что ты там делаешь, в казино этом?
- Да кручу колесо фортуны и совершаю бросок костей судьбы…
- Неплохая работенка…
- Да и платят отлично…
- Ну и сколько, если не секрет?
- Пока две тысячи…
- Вот это да! Так ты вообще, значит, обуржуазившийся толстосум!
- Долларов…
- Вау! Это, выходит, почти шесть тысяч рублей?
- Ага, зимбабвийских…
- Ха-ха, очуметь!
- Да, совсем чума… И никакой врач от нее не спасет…
- Можно такие пиры на эти суммы закатывать…
- Ага, от сумы и от тюрьмы не зарекайся…
- Ты – так точно…
- Так точно! И от пиров тогда уже - во время чумы, да?
- Нет, платоновских…
- Ха-ха, но какого из?
- Плат-on/off… Так что можешь выбирать сам…
- Неплохо… Это можно и включать, и выключать самому?
- Конечно! Техника ведь не стоит на месте…
- А я стою…
- А я иду…
- Шагаю по Москве?
- Ха-ха, еще нет, но вот уже скоро дойду…
- Я был бы рад тебе туда билет купить, но пока еще зарплату ни разу не получал…
- Хахаха, ты шутишь?
- Нет…
- За идею там работаешь что ли?
- Абсолютную?
- Нет, платоновскую…
- Ха-ха, но какого из?
- Ответ будет тот же, так что не будем повторяться…
- Мне кажется, это единственное, что мы делаем…
- А мне – нет…
- А мне – да…
- А да – это нет…
- А нет – это да…
- Это игра?
- Такая игра…
- Хахаха…
- Хаха…
- Так чего тебе не платят-то?
- Ну я ж на стажировке еще…
- Проверяют, пригоден ли для труда?
- И обороны…
- Ха-ха, но обычно и на испытательном сроке ведь платят…
- Да?
- Да…
- Хм…
- Так что ты уточни по этому поводу в отделе кадров…
- Попробую…
- Или в бухгалтерию сходи…
- А еще куда можно сходить?
- Куда подальше, ха-ха…
- А поближе?
- Нет, не приближайся и стой на месте, пожалуйста…
- Я ведь сижу…
- Ах, да, прости…
- Прощаю…
- Так ты, выходит, все-таки наш…
- В смысле?
- Ну в казино ведь работаешь…
- И почему это сразу наш? Клеймо что ли какое-то на мне?
- Ага, штрих-код, забыл уже?
- А с ним ведь проблемы какие-то были – ты сама так говорила…
- Нет, все с ним в порядке…
- Как?! Ты серьезно?! Я свой?!
- Да…
- Но как так?! Это не-воз-мож-но!
- А раньше говорил, что возможно…
- Мда…
- И почему же?
- Потому что я Другой!
- Чужой?
- Да…
- Или хищник?
- Не знаю…
- Но точно иной?
- Да, я верю и готов отдать за это свою жизнь…
- А смерть?
- И ее…
- Или тебе все-таки кажется?
- Я уже и не знаю…
- Вот видишь…
- Нет, не вижу, потому что верю…
- И все-таки останешься тут?
- Да, до конца…
- Правильно – ведь ты наш…
- Да хватит тебе уже…
- Нет, не хватит…
- Тогда расскажи мне, какие там результаты моей имяскопии…
- Сейчас, секунду…
- Ну… Что там?!
- Подожди, проверяю телефон…
- Ну давай ты быстрее уже…
- А что такое? Интересно вдруг стало узнать всю правду о себе?
- Да не то чтобы…
- Ха-ха, ага… А говорил, что и к гадалке не пошел бы…
- Вот и не пойду…
- А все-таки придется: «Алексей может похвастаться весьма развитой интуицией. Но в достижении своих желаний ему помогает не только она, но и свойственные Алексею активность и воля. Алексей умеет оценивать свои силы. Если он уверен в своем успехе, то будет идти до победного конца, а если благополучный исход представляется мужчине сомнительным, то, скорее всего, он откажется от своих попыток».
- Ну да, немного похоже на меня…
- Конечно, а ты что, сомневался?
- Честно говоря, да…
- Нет, штрих-код же индивидуальный, так что и судьба твоя, и результаты – уникальные…
- Ладно – давай дальше… Что там еще есть про меня?
- «Покладистый характер Алексея помогает ему счастливо строить свою семейную жизнь. Творческие способности дают широкие перспективы, но Алексей очень брезглив и поэтому отказывается от многих удачных идей. Больше всего в своей жизни Алексей ценит своего отца, следом идут дети Алексея».
- А это как-то не совсем…
- Почему?
- Не очень счастливая у меня семейная жизнь… И не ценю я своего отца… Даже не знаю его…
- Ах, точно, извини… Совсем забыла об этом…
- Ничего – я уже давно все это преодолел… Отец у меня теперь только небесный…
- Изначальный?
- Ага, первоначальный Father…
- Звучит, как Федор…
- И поэтому я Алексей Федорович…
- Шариков-Преображенский?
- Ага…
- Федор – это Теодор…
- Тореадор?
- Ага, убивающий солнечного быка…
- Нет, если только Минотавра…
- Почему?
- Потому что Теодор – это дар Бога…
- Тогда я рада это слышать…
- Ага… И куда там следом идут мои дети?
- Куда-то… В ад, наверное, как и ты, хахаха…
- Ладно… Главное, что следом…
- А что, у тебя уже и дети есть?
- Да нет у меня никого…
- Кто пожалел бы его?
- Только бабка да дедка, да Лорка…
- Понятно…
- Нет у меня никого, Лариска…
- И не будет?
- Не знаю…
- Все еще может быть…
- Может быть…
- Может, быть?
- Ха-ха, да…
- Вот…
- Ладно, давай дальше, что там у тебя еще есть на меня…
- «Маленький Алексей очень доброжелателен. Лёше важно в любом деле достигать наилучших результатов. В мальчике говорит врождённое честолюбие. Иногда это качество спит, и тогда Леша становится ленивым и бездеятельным».
- Маленький Леша…
- Ага, как у Достоевского…
- Любимый сынок…
- Но рано помер…
- Да…
- Ну что поделаешь…
- Видно, судьба такая…
- Видно, не судьба…
- Или так…
- И ты в школе тоже так Алешу Карамазова любил…
- И Достоевский сам его очень-очень любил…
- Просто такая сильная любовь…
- Ты еще не знаешь?
- Ага…
- Только тот из монастыря уже ушел, а я все еще туда пойти собираюсь…
- Ну так ты уже определись – пора принимать решение!
- Ладно, давай пока дальше…
- «Алексей не относится к величественным и выдающимся людям. Он обычный мужчина, нежный с любимыми и надёжный для своих друзей. Он не лишен прекрасных качеств, но все они выражены не ярко. Мужчина неплохо приспособлен для повседневной жизни, но сильные страсти и неожиданные повороты судьбы не для него».
- Ой, вообще ерунда какая-то… Ты это точно обо мне читаешь?
- Ну а про кого же еще…
- Вообще не про меня…
- Ну так ты подожди…
- Чего это мне ждать-то?
- Оно же не про тебя сейчас и раньше…
- А как?
- А про тебя целиком…
- Это что, предсказание какое-то?
- Ну да, там же все цели и задачи твоей жизни…
- Но звучит точно, как гороскоп…
- Ха-ха, так что посмотрим еще, что и как у тебя там в будущем сложится…
- Провидим грядущее…
- Нет, будущее...
- Согласен – это хорошее замечание…
- «Алексей часто убегает от действительности при малейшей неудаче. Он углублен в себя, много фантазирует. Алексей не любит осуждения и легко оправдывает себя, выдумывая объяснения своим поступкам».
- Понятно… Дальше, пожалуйста…
- Ха-ха, правда колет в глаза?
- Правда, колет в глаза…
- Ха-ха, вот видишь…
- Ладно, давай дальше…
- Сейчас дам…
- Ну так давай уже…
- «Ум и интуиция Алексея, скорее, женского типа, чем мужского. Он внимателен к мелочам, имеет хорошую память, отличается любознательностью. Алексей неизменно почтителен со своими родителями. В отношениях с женщинами этот мужчина ценит аккуратность и опрятность своей избранницы. Чувствительность и ранимость Алексея привлекают к нему много поклонниц, поэтому победы над противоположным полом мужчина одерживает легко и часто. Тем не менее, Алексей – верный муж, относящийся к жене порой слишком доверчиво».
- Ага, женского я типа, почтителен с бабкой и дедом – и победы над противоположным полом одерживаю легко и часто…
- Ха-ха, ну ты просто самец…
- Альфа?
- И омега…
- Да не было у меня еще ни одной женщины, Лариска…
- Ты серьезно?
- Да…
- Но никто ведь не умрет девственником?
- Видимо, только я…
- Все умрут, но я останусь?
- Ага…
- Ничего, Леха, все еще впереди…
- Тише едешь – дальше будешь?
- Дальше будешь?
- Дальше буду?
- Дальше будет?
- Будет?
- Budet?
- Ага…
- Да…
- Тогда давай уже дальше…
- Сейчас дам…
- Ну так давай…
- «Особых увлечений у мужчины с именем Алексей нет. Его можно назвать человеком дела, если лень не взяла над ним верх. Он не лишен творческих способностей, которые могут помочь стать хорошим художником, актером, писателем. Профессии, связанные с точной наукой, также подходят Алексею».
- Понятно… Ну раз хорошего монаха из меня не получится, то попробую тогда писателем стать…
- Ага, это точная наука…
- И веселая…
- Ха-ха…
- Еще что-нибудь есть?
- Счет?
- Ха-ха, нет, еще…
- «Однообразная работа не очень нравится Алексею, но старательно выполнять он будет и её. Если у мужчины будет на то желание, то он сможет добиться успехов и в спорте, и в бизнесе, и в производстве, заработав этим себе положение в обществе».
- О, а это как раз то, что мне нужно – однообразная работа, которая поможет добиться успехов в производстве или бизнесе и заработать тем самым себе положение в вашем идеальном обществе…
- Ну а что? Пора ведь подумать и о карьере…
- В котором меня закопают?
- Да нет, я о росте…
- Не низок - не высок…
- И потому извергну тебя из уст моих…
- Но ты ведь еще и не брала меня в уста свои…
- Ничего страшного…
- Вот именно…
- А ты, кстати, очень даже и высок…
- Разве?
- Да…
- Ну ладно…
- Или как вершок и корешок?
- Да тут сложно сказать…
- Да, тут сложно сказать…
- Да…
- Так ты скажи тогда легко…
- Легко…
- Ха-ха…
- Да уж… Карьерная деградация у меня какая-то…
- В действии?
- В бездействии…
- И то правда…
- И это ложь…
- Ха-ха…
- Ха…
- Слушай, Лех, а как казино твое называется?
- Да зачем оно тебе?
- Ну интересно просто… У меня ведь брат играл…
- Ого…
- Да… И меня вот научил…
- Неплохо…
- Плохо – кредит взял и повесился, когда все проиграл, а мне отдавать теперь за него…
- Круговая порука какая-то…
- Ага, отвечаю за чужие грехи…
- Ну ты просто спасительница…
- Если только списательница…
- Тогда соболезную…
- Спасибо…
- И какие игры ты предпочитаешь?
- Настольные…
- А я думал – подстольные…
- Ха-ха, можно и такие…
- У меня только такие и есть…
- Ха-ха – ну ты и шалунишка…
- Может, еще и застольные любишь?
- А это всегда милое дело…
- Уважаю…
- Так как казино твое называется?
- Азазазино 666…
- А, так я знаю его – играла даже: там еще логотип с Азазазелло…
- Да ладно?
- Да ладно…
- Да? Ладно…
- Да, ладно…
- Ладно…
- Да, хорошее казино – там, вроде бы, владельцы и управляющие - все из наших…
- Ну я ничего об этом не знаю – меня дед туда устроил через какого-то знакомого…
- Чертенка?
- Да, вроде, его…
- Ну, Владимир Владимирович Чертенок…
- А я думал – Владимир Владимирович Чертенко…
- Ха-ха, нет…
- В любом случае, хорошее у него имя…
- Ага… А ты, кстати, и Поппера читал, выходит?
- Нет, а почему ты спрашиваешь?
- Ну ты там аргументы какие-то приводил, скажем так, в его духе…
- Или отсутствии духа?
- Ха-ха, или так…
- Нет, не читал – у него же говорящая фамилия…
- Хахаха… Ясно… Но все равно ознакомься – важный ведь теоретик…
- Ага, возьму на заметку…
- И Фуко тогда возьми…
- Фу-фу-ко?
- Хахаха…
- Или Фу-ко-ко?
- Шанель?
- Шинель…
- Гоголя?
- Магоголя…
- Или Сталина?
- Или бери шинель?
- Или Берии шинель?
- Нет - пойдем со мной…
- А я думала – за мной…
- Нет, за мной – это только с крестом…
- Ладно, давай уже без этого… Начали ведь, как нормальные люди говорить…
- Как нормальные люди?
- Ага, как довольно даже близкие люди…
- Или довольно даже дальние родственники?
- Ага, как довольно даже родственные души…
- Или все-таки просто нормальные люди?
- Да, как нормальные люди…
- Ага, давай, нормируй меня…
- Ахаха, нормы тебе дать?
- Нет, спасибо, у меня уже есть…
- Есть?
- Ха-ха, да…
- Кстати, слушай, а какие у вас сейчас в казино бонусы действуют?
- Плохо помню… Пока слабо изучал…
- Ты серьезно? Столько стажируешься и еще не выучил?
- Ладно… Есть там какие-то бесплатные возвращения одного и того же, вроде бы…
- Ахахаха, фриспины что ли?
- Да, они…
- И все?
- Нет, еще есть бонус за регистрацию – «Приветственное лобзание». Вроде бы, тридцать сребреников без депозита…
- Но с условиями отыгрыша?
- Ну конечно же…
- И какими?
- Душу нужно вложить и сердце, вроде бы, тоже нужно отдать…
- И тогда сможешь что-нибудь вывести?
- Ага, в аду уже, если только…
- Аахаха, ясно… Все эти бонусы одинаковые…
- Да… Но есть еще кое-что…
- И что же?
- Метафизический возврат средств к существованию по двукратном пении петуха…
- Ого, так, значит, еще не все потеряно?
- Ага, когда кажется, что потеряно все, какую-то часть тебе все-таки вернут…
- Так что ты не верь слезам?
- Все вернется…
- После долгих ночей?
- Ага…
- Или, может, даже все и сразу или целиком и полностью?
- Там уже -¬¬ как повезет…
- Смотря, кто повезет…
- И куда…
- Да, зависит от возничего…
- Или от решения администрации?
- Ха-ха, или так…
- Вот…
- Слушай, а в твое казино можно с телефона играть?
- С какого?
- +66 666 66 66
- Хахаха, неплохой номерок у тебя… Так с какого все-таки?
- С домашнего, Леша, с домашнего…
- А я думал, скажешь - с городского …
- Ага, стационарного…
- Или таксофона?
- С могильного, Леша, то есть мобильного…
- Сотового?
- Ага, пчелиного…
- Нет, я имею в виду – сотика?
- Да, с него, Леша, со смартфона…
- Умного телефона?
- Ну уж явно поумнее тебя…
- Обидно…
- Но ты не обижайся…
- Хорошо… Так какой у тебя телефон?
- А какое это имеет значение?
- Пока не знаю…
- Яблоко у меня – что непонятного – вот же нарисовано…
- Надкусанное?
- Ну да…
- А, ну с этого, думаю, можно…
- Ну и на этом спасибо…
- И на том…
- Ага, а у тебя какой телефон?
- У меня окна…
- Открытые?
- Да, в режиме проветривания…
- Ха-ха, так это же не телефон, а операционная система…
- Да нет, они и телефоны не так давно стали делать…
- А… Значит, я что-то упустила…
- Ага… А у тебя какая операционная система?
- Мак…
- Маг?
- Ну…
- Какое-то наркоманское название…
- Но все равно лучше окон…
- Почему?
- Потому что нет ничего хуже них…
- Опять у тебя какие-то фашистские заключения…
- Радуйся еще, что не под стражу…
- Радуюсь…
- Почему же?
- Потому что сам страж…
- Или охранник?
- Скорее, пастух…
- Тогда скорее, пастух…
- Ха-ха-хорошо…
- Ага…
- А дом у вас, значит, без окон и дверей…
- Угу, зашторены они у нас…
- Зашоренны они у вас…
- А у нас в квартире газ – а у вас?
- А у нас – э-лек-три-чес-тво…
- Хахаха…
- Ага…
- А мы тут как раз АЭС запустили недавно…
- Куда?
- Куда подальше…
- Понятно…
- Ладно, пошутила – в ад…
- Пошутила в ад?
- Ага…
- Запустили?
- Ну…
- Ну если запустили, то конец этой АЭС…
- Нет, я имею в виду – она начала работу…
- Над ошибками?
- Чьими?
- Ну Чернобыля, к примеру…
- Над этими – давно проведена…
- Тогда пусть и над другими еще проведет…
- Ладно, не мешай лучше работе…
- Тогда помешаю хуже…
- Ага, сиди и помешивай…
- Но ты, вроде, и не работаешь…
- Пока еще работаю…
- Пока…
- Прощаешься?
- Еще нет…
- Ну и правильно…
- Почему же?
- Потому что я пошутила про результаты твоей имяскопии…
- В смысле?
- В прямом - не твои это были результаты…
- А в переносном?
- В таком – кое-что и о тебе было сказано…
- Обманула меня, значит?
- Выходит, что так…
- Или тебя обманули?
- Ха-ха, или так…
- А чьи это были результаты тогда? Про Алексея ведь, кажется, сказано было?
- Да гороскоп какой-то или значение имени на каком-то сайте нашла…
- Да уж…
- Да мне, знаешь ли, очень обидно было, когда ты меня доктором Геббельсом обозвал…
- Извини, но выглядит все это как-то так…
- Да ты и сам проповедник еще тот…
- Да не то чтобы…
- Да не то, чтобы…
- Да, не то чтобы…
- Да, не то, чтобы…
- Ага, чтобы-чтобы…
- Бы да кабы…
- Да по ягоды-грибы…
- Да с кобылами…
- Так, значит, у меня со штрих-кодом еще есть проблемы? И я, может быть, все-таки не свой, а чужой?
- Может быть…
- Может, быть…
- Да…
- Значит, еще есть надежда?
- Есть…
- И вера у меня еще есть…
- А любовь?
- Вроде бы…
- А у меня любовь еще есть…
- Я рад за тебя…
- А я – за тебя…
- Почему же?
- Потому что я люблю – тебя…
- А с верой твоей что?
- Да есть, вроде бы…
- Да, есть, вроде бы…
- Ладно, хватит…
- Согласна…
- Хоть с чем-то ты согласна…
- С тобой?
- Со мной…
- Я рада, что я с тобой…
- Сорадуешься истине?
- Учусь…
- Все еще учишься?
- Да, а ты разве нет?
- Ну мы ведь вместе отучились уже…
- Но ты вновь прибыл - в нулевой класс…
- Класс…
- Нулевой…
- Как безалкогольное пиво…
- Или вино…
- Ужас…
- Но в полку нашем прибыло…
- Главное, что не на полке…
- Еще не труп?
- Пока еще живой…
- Спасибо, что живой…
- Живой труп?
- Наоборот…
- Тогда не за что…
- Есть за что…
- И за что есть?
- За что и пить…
- Век живи – век учись…
- Человек живи – человек учись…
- А это хорошо сказано…
- Сказано, но не сделано…
- Сказано – сделано…
- А знаешь, что бы я хотела сделать?
- Это?
- Что это?
- Что?
- Да…
- Нет…
- Уф, ты меня уже напрягаешь…
- Ты вся в напряжении?
- Да…
- Как наэлектризованная?
- Ага…
- И тебе надо выпустить пар?
- Возможно…
- А говорила, что невозможно…
- Речь шла не о том…
- Но никуда не ушла…
- И никуда не дошла…
- Посполитая что ли?
- Ага, постполитая…
- Мокрая, значит?
- Или залитая?
- Может, сухая?
- Или иссушенная?
- Замполитая…
- Космополитая…
- Ладно, проехали…
- Давай дальше…
- Так что, расслабиться тебе надо?
- Угу…
- Так что ты там сделать-то хотела?
- Это?
- По-быстрому?
- Ха-ха, нет…
- По-медленному тогда?
- Ага…
- Ладно, рассказывай сама уже…
- Я хотела бы организовать здесь хоть один нормальный концерт…
- Нормальный?
- Да…
- Опять нормируешь?
- А тебе что, нормы захотелось?
- Нет, спасибо, у меня уже есть…
- Уже есть?
- Ну…
- И насколько узко?
- Настолько, что все равно можно есть…
- Ха-ха, выкрутился…
- Ага, я ж юркий, как уж…
- Или скользкий?
- Как тип?
- Нет, типичный, как змей…
- Ладно… Так что ты за концерт хотела бы устроить?
- Spiritual Front очень хотелось бы привезти…
- Нигилистическую суицидальную популярную музыку?
- Ага…
- Они и мне когда-то нравились…
- Серьезно?
- Ну да… Спиртовой фронт же!
- Только не спиртовой, а духовный…
- Как Дэвид?
- Или Давид?
- Или так…
- Вот так…
- Так что там с твоим духовным фронтом?
- Без перемен…
- А ты Эрих или Мария?
- Ремаркс?
- Ха-ха, ага…
- Тогда Эрия…
- Может быть, Ария?
- Может быть…
- Может, быть?
- Конечно же, нет! Эрия!
- Ого… Не знаю такого имени…
- Это сокращение от «Эвридика»…
- Так я тебе и поверил…
- Нет, я не шучу…
- Хорошая шутка…
- Нет…
- Плохая?
- Не шутка…
- Тогда ладно, Эвридика…
- Угу…
- Только какая из?
- Эвридик?
- Every dick?
- Ага…
- Ты серьезно?
- Да, а ты?
- Нет, я шучу…
- Тогда я и не буду отвечать…
- Извини… Так какая ты именно из них?
- Царица, естественно…
- А я думал, супруга…
- Нет, скорее, анти-супруга…
- Анти-Эвридика?
- Ага…
- И я тогда, выходит, не Орфей?
- Не-Орфей?
- Ну да…
- Или Неорфей?
- Или так…
- Или Нео-морфей?
- Не знаю…
- Нет, ты, скорее, анти-Орфей…
- Эх… Всего лишь анти-ор-фей…
- Анти-мор-фей…
- Ну…
- Но любовь не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла…
- Ты права…
- И еще есть опция: Габриэль Гарсия Маркез де Сад…
- Ладно, не знаю даже, как это и сократить…
- Так и не надо сокращать…
- Хорошо, обойдемся без сокращений…
- А то вдруг кого-то не станет…
- Или у кого-то?
- Ха-ха, это мы еще посмотрим…
- Так а почему ты, кстати, именно духовный фронт хотела бы привезти?
- Очень хочется посмотреть на живое исполнение «Jesus Died in Las Vegas»…
- Чтоб с живым Jesus?
- Ага, но можно и мертвым…
- В казино что ли?
- Что?
- Jesus died?
- А… В казино Лас-Вегаса? Ахаха, может быть…
- Может, быть?
- Ага…
- И что теперь делать?
- Ну можешь майку себе сделать…
- Какую?
- С надписью «Je suis Jesus»…
- Ага, спасибо. А тебе тогда – «Je suis Jesuis»…
- Почему это?
- Потому что ты хочешь быть, но не можешь, хахаха!
- Злой ты…
- А ты - нет?
- Нет…
- А какая?
- Я просто пошутила…
- Так и я же…
- Как листовка…
- Как подстилка…
- Так и я же…
- Так и я…
- Ладно, не обижайся…
- И ты…
- И сделай себе еще одну майку…
- Какую?
- С надписью «Born to philosophize – forced to work», ха-ха!
- А ты тогда – «Born to work – forced to philosophize», хахаха!
- Ладно, что-то грустно это все…
- Ага…
- Nothing is more contagious than sin…
- А это откуда?
- Да из той же песни…
- Старой?
- О главном…
- А я думал, там иначе поется…
- И как?
- Nothing is more contagious than seeing Him…
- Так тоже было бы интересно…
- Было бы…
- Может, еще и будет?
- Может, и будет?
- Может и будет…
- Да… А мне еще нравился маленький сборник под названием «Nihilist»…
- Небось, когда Ницше зачитывался?
- Ага, как-то совпало…
- В депрессию?
- И это, наверное… Тогда как раз «Антихристианина» впервые прочитал…
- И что?
- И хотел пойти церкви крушить…
- Ого, ну ты буйный…
- И помешанный…
- Был…
- Да сплыл…
- А теперь?
- А теперь, слава Богу, выздоровел…
- И уже не больной?
- Нет, все-таки больной…
- Я так и думала…
- Ну…
- А Триера «Антихристианин» тебе нравится?
- Не очень… И там, вроде бы, «Антихрист», нет?
- Так и у Ницше такое же название было…
- Разве? Мне казалось, что это снова неудачный перевод…
- И что, от этого смысл меняется?
- Конечно…
- И как же?
- Ну Антихрист – это тот, кто приходит до Христа, перед самым концом света…
- Как ты?
- Что, как я?
- Как ты сюда пришел…
- Но ты говоришь, что я никуда отсюда и не уходил…
- И не уйдешь…
- Нет, надеюсь, совсем наоборот…
- И я…
- Вот…
- А антихристианин тогда что означает?
- А это просто позиция Ницше относительно христианства…
- Неоднозначная какая-то позиция…
- Ага, многозначная…
- Относительно христианства, но не самого Христа?
- Может быть…
- Может, быть…
- Ага…
- А, может, Ницше сам Антихристом был?
- Не думаю…
- Так ты подумай…
- Ха-ха-хорошо… Нет, не Антихрист он…
- И почему же?
- Потому что конец света не наступил…
- А он, может, наступил, но ты просто не заметил?
- Как это? Наверное, заметили бы все…
- А вот так…
- И как же?
- Ну так, что он случился, а ты просто по ошибке дальше живешь…
- Свет забыли выключить?
- Хахаха, ага…
- Тогда не думаю, что я живу…
- Может быть…
- Может, быть…
- Ага…
- И писания, выходит, не сбылись…
- Нет, но с браком пошли…
- Но ты же говорила, что конец никогда не наступит…
- А вот и наступил…
- Или кто-то во что-то наступил?
- Ха-ха, или так…
- И Ницше тогда, может, Антихристом был?
- Может быть…
- Может, быть…
- Ага…
- И тогда все еще конца света можно ожидать?
- Конечно…
- Почему же?
- Потому что он никогда не наступит…
- Или уже наступил?
- Или еще нет?
- А какая разница?
- Вот именно, что никакой…
- Но Ницше все равно, выходит, Антихристом, может, был?
- Может быть…
- Может, быть
- Тогда ждем конца…
- Ждем…
- Вот…
- А ты, может, и пришел сюда, чтобы конец, наконец, наступил?
- Конец на конец наступил?
- Ага…
- Или, наоборот, чтобы не наступил?
- Или так…
- Но я ведь отсюда и не уходил, чтобы куда-либо приходить, как ты говоришь…
- Как ты говоришь…
- Нет, я молчу…
- Как-то неудачно…
- Ага…
- А у Триера тогда и фильм неудачный?
- Ха-ха, наверное… Но это не мне решать…
- А кому?
- Кинокритикам…
- И что, он тебе как режиссер совсем не нравится?
- «Меланхолия» когда-то нравилась…
- Я ее и сейчас люблю…
- Если только Дюрера…
- А из «Нигилиста», кстати, какая песня твоя любимая?
- «Базаров»…
- Хахаха, эй, за базаром следи!
- Фильтровать дискурс?
- Ага, хахаха…
- Ладно, тогда – «Soulgambler»…
- Потому что душу свою вложил и сердце свое отдал?
- Ха-ха, да – так сожрали же и душу, и сердце…
- Ну не надо было, значит, делать такое вложение…
- Или ставку?
- Ага…
- Но Паскаль ведь рекомендовал…
- И ты все-таки сделал?
- Ну да…
- Ну ты мыслящий тростник…
- Наверное…
- Может, он просто сильно надавил на тебя?
- Ты имеешь в виду, что на меня оказывалось давление?
- Да… Какое было давление, когда ты принимал это решение?
- Совершал выбор?
- Да, делал его…
- Сто двадцать на восемьдесят, вроде бы…
- И в космос можно было улететь?
- Да мы и так всегда в космосе…
- Да, мы и так всегда в космосе…
- Ну…
- Хорошо еще тогда, что не 666 на 666…
- Ха-ха, это точно…
- И я ведь о другом давлении спрашивала…
- А-а-а…
- Так что?
- Ну тысяч сто Паскалей было – не меньше…
- Однофамильцев?
- Наверное…
- Или двойников?
- Может, тогда уже тройников?
- Как у Гитлера?
- Ну…
- Или симулякров?
- Не знаю…
- А знаешь, почему?
- Почему?
- Да…
- Нет, не знаю…
- Потому что ничего не знаешь…
- И я это знаю…
- Ага, и это твое знамя…
- Я знаменосец?
- Да…
- Но что-то я все-таки знаю…
- И что же?
- То, что до сих пор пытаюсь понять…
- И что же?
- Что ты все один и тот же вопрос задаешь?
- Потому что он меня очень волнует…
- Он заботит все твое существо?
- Да…
- И сердце?
- Да…
- И душу?
- Да…
- И ум?
- Да…
- Или ты просто других вопросов не знаешь?
- Знаю, но не могу задать…
- Хорошо – тогда задам я…
- Что?
- Вопрос…
- Внимание?
- Да…
- Слушаю…
- Прав ли был Тертуллиан?
- Если спрашиваешь ты, то, видимо, нет…
- Неправильно…
- Все-таки был прав?
- Нет, лев…
- А я ведь так и сказала…
- Не-а…
- Ладно…
- Ага…
- Ну ты просто мастер…
- А ты Маргарита?
- Нет, я Лариса…
- А я Алексей…
- Очень приятно…
- И мне…
- Ведь ты мастер…
- Спорта?
- Спирта…
- Спиртового фронта?
- Ага…
- Да какой же я мастер?
- По шуткам…
- Если только несмешным…
- Если только таким…
- Кандидат я шутейных наук…
- Ага…
- И питейных…
- И таких…
- А ты?
- А я знаток Паскаля…
- Да ну?
- Ну да, диссертацию вот по нему закончила недавно…
- Ого, и я его раньше любил…
- А теперь нет?
- Теперь – не знаю, надо перечитывать…
- Или переписывать?
- Почему же?
- Потому что все твои проблемы из-за того, что ты вписан в его язык…
- Или пишусь на нем?
- Или в нем…
- А, может, это просто случайное совпадение, а у меня, на самом деле, совсем другой язык? Или даже не язык, а языки?
- Притча во языцех?
- Ага…
- Совпадение? Не думаю…
- Хахаха…
- Угу…
- Нет, я имею в виду, что я просто язык его взломал и продолжаю писать так, будто бы это он сам…
- Что-то незаметно…
- Потому что хорошо маскируюсь…
- Или маскируешь?
- Или так…
- Так выдай себя уже…
- Снять маску?
- Угу…
- Hello, world!
- Hell low, world?
- Hell, oh, world?
- Ага…
- Или word?
- Да можно и так…
- Да, можно и так…
- Да, можно, итак…
- Так, значит, язык мой – враг мой?
- Что-то в этом роде…
- Или в этом духе?
- Или в его отсутствии…
- И почему же?
- Потому что язык – фашист – всегда заставляет что-нибудь говорить…
- И делать выбор?
- Ага…
- И от него все проблемы?
- От языка?
- Ну…
- Может быть…
- Может, быть…
- Ага…
- А тебе, кстати, какие песни из «Нигилиста» нравятся?
- Да все, наверное… В том числе и «Soulgambler»…
- Но это ведь моя любимая оттуда!
- И что, мне теперь ее любить нельзя?
- Да нет, можно…
- Да, нет, можно…
- Угу…
- Но больше всего, наверное, мне нравятся оттуда «We Could Fail Again» и «Autopsy of a Love»…
- И почему же?
- Невероятно красивая музыка… И лирика…
- Тексты?
- Ага… Все о любви…
- О Любви?
- О ней самой…
- О ней самой?
- Угу…
- Хорошо, значит, кто-то написал…
- Да… А ты пишешь, кстати?
- А почему ты спрашиваешь?
- Ну ты ж все говорил, что писать хотел…
- У меня недержание было?
- Ага, а туалет всегда закрыт…
- Ха-ха…
- Или проблемы с пузырем?
- Да, лопнул он…
- Так и умереть можно…
- Можно…
- Так что?
- Что, что?
- Что-что?
- Что что?
- Что?
- Что…
- Пишешь или нет?
- Или нет…
- И что так?
- Да несколько лет уже не писал…
- Вдохновения нет?
- Да жизни нет…
- Да, жизни нет…
- Ха-ха…
- А смерти?
- Она как раз-таки, кажется, только и есть…
- Ну вот уже кое-что…
- И что?
- И то…
- И это?
- Ага, вот и писал бы о ней, о смертушке нашей… Там, глядишь, может, и жизнь бы какая-то появилась… Она ж на ровном месте не образуется…
- Сама по себе?
- Ну, сами по себе – только летели качели…
- Да без пассажиров?
- Да, без пассажиров…
- Да как-то не получается, знаешь – живу, будто в вакууме каком-то…
- Может, тебя просто крышкой накрыли?
- И песком уже засыпали?
- Ха-ха, нет, я имела в виду вакуумную посуду – в банку такую с крышкой специальной…
- Как жука?
- Или мотылька?
- Или червяка?
- Да какая разница уже…
- Это точно…
- Так что пора тебе уже отсюда выбираться…
- Пора…
- И начинать писать…
- Снова?
- Вновь…
- Эх раз да еще раз…
- Да еще много-много-много-много-много раз…
- Да еще раз…
- А о чем ты, кстати, диссертацию писал?
- Какую?
- Ха-ха, ну свою же – какую…
- А-а-а…
- Ну… Говорил же, что диссертацию, кажется, закончил…
- Да, об исихазме писал…
- Надо же… И каковы результаты исследования?
- Изложены в моем недавно опубликованном трехтомнике…
- И представляют собой некоторую ценность?
- Ага, теоретическую…
- А как быть с практической?
- Просто быть…
- Тогда надеюсь, что они поинтереснее твоей имяскопии…
- Да и смешнее…
- Да, и смешнее…
- Ха-ха…
- А то что-то ты уже и пошутить нормально не можешь…
- Нормально?
- Ага…
- Снова нормируешь меня?
- Нет, просто несмешно как-то у тебя уже выходит…
- А входит?
- А этого я пока еще не знаю…
- Пока еще…
- Не знаю…
- Да выдохся я что-то…
- Как вино?
- Угу, крепость свою утратил…
- И устал?
- Да…
- Так передохни, может…
- Да и настроение, знаешь ли, совсем не то…
- А что случилось?
- Да грусть и печаль какая-то – или смута…
- Смутное время?
- Угу, не до шуток…
- А до чего?
- Да вот хоть до диссертации этой…
- Ну ладно… А ты в синхронии или диахронии исследовал?
- В анахронии, скорее…
- Но ведь это совершенно бесперспективный метод…
- А я вообще никакого метода не применял…
- Вообще?
- Ага…
- Даже сомнения?
- Этого не должно быть в первую очередь…
- А во вторую?
- Очередь?
- Ага…
- Перспектив никаких строить не надо…
- Даже райских?
- Даже таких…
- Так о чем ты писал там вообще?
- Ну, коротко говоря: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного»…
- И все?
- Да…
- И как ты умудрился расписать это на три тома?
- Да просто ctrl+c – ctrl+v…
- Или просто добавил воды?
- Ага, и разбавил…
- Ты серьезно?
- Ну да…
- Тебя ж забракуют за плагиат…
- Да я проверял уникальность текста…
- И что?
- Было написано: «инфа 100%»…
- А если честно?
- Да просто гигантским шрифтом…
- Каждую буковку что ли?
- Ага, на каждой странице по кусочку буквы…
- И так, пока читаешь, нужно собрать слово целиком?
- Слово?
- Ага…
- Да…
- А из слов фразу?
- Или предложение?
- Не знаю, стоит ли в конце точка…
- Не знаю, стоит ли в конце…
- Не знаю, стоит ли…
- Не знаю…
- Или у тебя каждый том из одной страницы состоял?
- Да у меня все три тома из одной страницы состоят…
- Так тебе бы тогда и строчки одной хватило…
- Так и есть…
- Так и ешь…
- Нет, на самом деле, там полномасштабное исследование…
- Так и о чем оно?
- Ну вот эту самую строчку я все три тома и повторяю… То есть изучаю…
- Интересная работа… Отличается новизной…
- Ага, вечно-свежая …
- И всегда поэтому можно новое слово сказать?
- Слово за слово…
- Строка за строку…
- Не последнее слово…
- Вечное…
- Угу…
- Потому что повторение – мать учения?
- Да-да…
- А учение – это свет?
- Ну да…
- Тогда повторение – это мать света?
- Вечного?
- Повторения?
- Или учения?
- А, может быть, матери?
- И тогда это мать Света?
- Да, повторение – это мать…
- А отец?
- А отец – это различение…
- А сын?
- И то, и другое?
- Или ни то, ни другое?
- А дочь?
- Что дочь?
- Что, дочь?
- Ну…
- Ничего…
- Ладно…
- А дух?
- Потух?
- Петух?
- Петух…
- И зачем тебе все-таки целых три тома? Неужели не хватило бы и одной строчки?
- Ну так… Чтобы внушительнее выглядело, во-первых, а во-вторых, чтобы звание и степень по монографии сразу же получить, а не защищаться… И в-третьих, чтобы потом на премию все это выдвинуть…
- Не хочешь защищаться?
- Ага…
- Боишься что ли?
- Да нет, просто не хочу на это время тратить…
- А на что хочешь?
- Ну вот на строчку эту, к примеру…
- Из трехтомника своего?
- Ага…
- Понятно…
- Ну…
- А я вот пойду на защиту…
- А кого защищать будут?
- Или что?
- Или так…
- Диссертацию свою…
- А… Просто говоришь так, будто не ты это делать будешь…
- Ага, не-я, потому что вопросов неудобных боюсь…
- Коллективная эрудиция за тебя защищаться будет что ли?
- Да…
- Ну тогда она тебе ничем не поможет…
- А если я помолюсь?
- Может, она и помолится за тебя?
- И это умеет…
- Ха-ха, понятно…
- А тебе премию, значит, получить захотелось…
- Ну да…
- Нобелевскую, небось?
- Ну не отказался бы…
- Или, наоборот, отказался бы?
- Наверное…
- В принципе, достойная у тебя работа получилась – и довольно крупная… Есть только некоторые недочеты по оформлению… А так – вполне себе… Так что на премию по литературе претендовать можешь без зазрений совести…
- Но это ведь не литература…
- В смысле, не художественная?
- Ага…
- А какая?
- Да не литература это вообще…
- Да, не литература это вообще…
- Да не литература это, вообще
- Да, не литература это, вообще…
- Да не литература – это вообще…
- Да, не литература – это вообще…
- Да не литература – это, вообще…
- Да, не литература – это, вообще…
- Угу
- Не текст?
- Ну как бы текст…
- Ну раз как бы, то и литература…
- Да нет, наука это – умное делание…
- И что ты там умного делаешь?
- Науку…
- Точную?
- И со своими фундаментальными законами…
- Или веселую?
- И приносящую всеобъемлющую радость…
- И какая это наука тогда?
- Священная…
- Нет, как она называется?
- А… Богословие, наверное…
- Или теология?
- Или так…
- Так зачем тогда нужны разные названия?
- Потому что разные языки…
- Ну не знаю, есть ли Нобелевская премия по теологии…
- Или богословию…
- Или богу…
- Что, Нобелевская премия по Богу?
- Ага… Надо бы такую учредить – и тебя туда отправить… Точно бы чемпионом мира стал… Еще бы и денег за это получил…
- И славу, и влияние?
- Ага…
- И власть, и богатство?
- Да, и признание, наконец…
- Да и признание на конец?
- Угу…
- Безумие какое-то…
- Безумие какое-то – твою работу наукой называть… Это, скорее, одиозный обскурантизм и мрачное мракобесие…
- Но я ведь ученый и занимаюсь сердечным деланием…
- Яблок ты мочёный, друг мой сердечный…
- Главное, что не надкусанный…
- Это пока что…
- Это пока, что…
- Это, пока, что…
- Эх яблочко…
- А если и не надкусят, то сам сгниешь…
- Ого…
- Ага… Ты со своими взглядами ни в одном уважаемом научном сообществе не защитишься…
- Да я вот и не хотел бы защищаться…
- Да тебя никто и слушать не станет…
- Кто имеет уши, да слышит…
- Да и работа твоя никому не нужна…
- Просите, и дано будет вам…
- Так что подавайся-ка ты лучше в литературу, милый друг…
- Ладно…
- Там, возможно, кому-то это и понадобится…
- Кто-то, может, и прочитает?
- Ага… На вкус и цвет – товарища нет…
- На вкус и цвет…
- Товарища нет…
- Но ищите, и найдете...
- Вот, может, и найдешь себе кого-нибудь – ну или тебя найдут… Все-таки и таких, как ты, на рынке принимают… И своя ниша в индустрии есть… С издателями, спонсорами и читательскими запросами…
- А раз так, то есть и надежда…
- Угу…
- Поэтому стучите, и отворят вам…
- Так постучись ты уже, наконец…
- Тук-тук…
- Кто там?
- Да Никто!
- Да никто?
- Да, Никто…
- Да?
- Да…
- А я думала, кто-то…
- Кое-кто?
- Ага, так что давай еще раз…
- Да еще много-много-много-много-много раз…
- Да еще раз…
- Тук-тук…
- Кто там?
- Свои…
- Свои в такую погоду дома сидят и телевизор смотрят…
- Значит, чужие…
- Тогда входите…
- Спасибо…
- И тебе…
- И мне…
- И нам…
- А мои дед с бабкой только что и делают, так это дома сидят и телевизор смотрят…
- В такую погоду?
- Да в любую…
- Да, в любую…
- Да…
- Потому что главней всего…
- Погода в доме?
- Бытия?
- Быта…
- Есть я и ты…
- А все, что кроме…
- Легко уладить…
- С помощью…
- Телевизора?
- Те-ле-ви-зо-ра…
- Хахаха…
- Ага, потому что он главней всего…
- Да и у нас тут тоже так…
- Я уже успел это заметить…
- Только не телевизор, скорее, а просто экран…
- Веселые истории экран покажет ваш?
- Веселых ребят…
- В журнале «Happy guys»?
- «Happy gays»?
- Ага…
- И, говорят, в следующих обновлениях все превратится в один сплошной экран…
- Совсем сплошной?
- Нет, не совсем, но все что угодно сможет быть экраном и что-нибудь на себе отображать…
- Экранировать?
- В том числе и это, как и воспроизводить…
- Интересная техника у вас…
- Ага…
- Еще и бонусы за просмотр даете…
- Чем больше просмотров, тем лучше…
- Больше…
- Смотрите больше…
- Смотрите дольше…
- Кстати, хочешь – посмотрим что-нибудь?
- Это такое предложение интимной связи?
- Мне кажется, мы и без того уже интимно связаны…
- И без того?
- Да…
- И без этого?
- Ага…
- Как-то это все незаметно произошло…
- Наступил одной ногой…
- Ну…
- А во мне уж по уши?
- Ха-ха, да…
- В жизни так бывает…
- Вот так всегда…
- Всегда…
- Вот так…
- Вот…
- Так что ты мне предлагаешь посмотреть?
- Ну у нас уже есть экспериментальные рабочие очки моделируемой виртуальности…
- И что, порнографию какую-нибудь уже можно созерцать с эффектом личного присутствия?
- Ага…
- Но, вообще, неплохо – всегда в школе о таком мечтал…
- О каком таком?
- Ну чтобы в экран залезть и принять участие в происходящем…
- А…
- Ну…
- Но я могу и кое-что поинтереснее предложить…
- И что же?
- С эффектом личного присутствия – и со всеми телесными ощущениями…
- Ого…
- Ага…
- Это заманчиво, конечно…
- Так что?
- Наверное, можно разок и попробовать…
- Один раз – не дверь в ослиной моче, как говорится?
- Хахаха, это точно!
- А если у тебя будут ощущения пассивного гомосексуалиста?
- А… Тогда не надо…
- Почему?
- Ну это как-то не по мне…
- Откуда знаешь? Пробовал уже что ли?
- Нет, ха-ха…
- Но еще все впереди?
- Уже позади, ха-ха…
- Тогда понятно…
- Ну…
- Так почему нет?
- Ну я же сам себя лучше знаю… Что мне нравится, а что – нет…
- Чужая душа – потемки?
- Ага…
- А своя?
- А своя, как могила…
- А, может, все это – просто кажимость?
- Вряд ли…
- Или предрассудки?
- Не знаю…
- Ну а вдруг попробуешь – и понравится…
- Не думаю…
- А ты подумай…
- Ну я бы тогда, может, женские ощущения попробовал бы…
- Это можно…
- Или собачьи…
- Сучки или кобеля?
- Просто пса…
- Странные у тебя предпочтения…
- Как у больного ублюдка?
- Что-то такое…
- А можно ли вообще что-нибудь нетелесное и нечеловеческое?
- К сожалению, такой возможности пока нет… А что тебя интересует? Крик камня какой-нибудь?
- Или треск, ха-ха… Ну что-нибудь поэтичное…
- Вроде холодного и призрачного света давно угасших звезд?
- Вроде того…
- Понятно…
- Ну или что-нибудь душевное…
- Как малосольные огурчики с холодной водочкой под Лепса?
- Как таинственный взгляд Канта на обнаженную и горящую желанием женщину…
- Ого…
- Или таинственная молитва Достоевского во время последней игры в рулетку…
- А я думала, что-нибудь о девочке той скажешь…
- И это тоже тайна…
- Ну-ну…
- Или таинственное молчание Христа в Гефсиманском саду…
- Увы, такой опции нет…
- Так и хорошо, ведь не об этом надо думать…
- Может, как раз об этом?
- Не знаю…
- Ладно…
- Но ты просто другое кино включи – и все… Я думал, мы традиционное что-нибудь посмотрим…
- Гетеросексуальное?
- Ага… Между мужчиной и женщиной…
- Но это так скучно и старо…
- А что не скучно и не старо – гомосексуалисты, по-твоему?
- Ну хотя бы это…
- Да и это старо, как твой дивный новый мир…
- Но у нас постоянно происходят обновления…
- Ну и какие?
- Есть вариант совокупления андрогинов, например…
- Бесполых существ что ли?
- Ага…
- Звучит, как возможность невозможности…
- Ха-ха, да, а ты говорил, что у нас нет ее…
- А оказывается, есть?
- Есть…
- Но не быть…
- Андрогином?
- Или преодолевшим пол?
- Или потолок?
- Ну и зачем им совокупляться тогда вообще?
- Но это и есть настоящая любовь…
- А давай это все-таки по-старинке делать…
- И по-быстрому?
- Можно и так…
- Нет, я же тебе говорила, что здесь в этом плане все произвольно…
- Ага, давай тогда и порнографию с участием неопределенных и абсолютно свободных знаков смотреть, ведь это очень возбуждающее зрелище…
- Не то слово…
- Действительно, не то…
- Ладно, на самом деле я хотела предложить тебе посмотреть вводное видео от нашей системы…
- И что там вводить будут?
- Не что, а кому…
- Мне, небось?
- Не кому, а куда…
- Тогда понятно… Так что там за видео такое?
- Просто описание системы для новых граждан…
- Туристов что ли?
- Нет, новорожденных…
- Мертворожденных?
- Ага…
- Ого…
- Ну или заезжих…
- Гастарбайтеров и нелегалов?
- Да, таких, как ты…
- Тогда ладно – включай уже свою рекламную агитацию…
- Сейчас…
- Давай…
- Секунду…
- Ну…
- Что-то не могу найти…
- Что?
- Очки…
- Да ладно?! Ну ты там хоть поищи хорошо!
- Ну… Нету… Всю сумочку уже перевернула, как видишь… Видимо, вместе с зарядкой дома и забыла…
- Ты шутишь?!
- Нет…
- Значит, обманываешь…
- Может быть…
- Может, быть?
- Ага, или шучу…
- Зачем только ложные надежды подаешь…
- Чтобы ты искусился…
- Наживку проглотил?
- Верно…
- И что тогда?
- Нашим станешь…
- О нет…
- О, нет…
- Не дождетесь…
- Дождемся…
- Ладно… Так а ты сама это видео смотрела-то или нет?
- Конечно… Я же работаю в отделе, который и занимался съемками…
- Может, ты в нем еще и снималась?
- Естественно…
- Ну, что естественно, то не безобразно…
- Еще бы…
- Да, еще бы…
- Хочешь посмотреть?
- Да, если можно…
- Можно было бы…
- Было бы неплохо…
- Было бы…
- Так а в чем проблема тогда мне его пересказать, если посмотреть никак?
- Проблемы как таковой нет, просто в очках интереснее…
- Почему это?
- Потому что там функционал особый…
- И что там уже за функционал такой?
- Ну можно посмотреть любой фильм, но еще и создать свой собственный... Там уже задано множество параметров – и достаточно просто нажать кнопку, чтобы узнать, какой фильм таким образом получится. То есть, можно задать сразу несколько параметров: время и место действия, героев, сюжет и все-все-все (типа стилей, жанров и техник)! Можешь создать все это сам, как бы с нуля, а можешь и заимствовать из того, что уже было снято или написано, в общем, всего, что у нас, к счастью, сохранилось в богатых закромах и кладези культуры. Или взять что-нибудь готовое и как-нибудь это изменить, дополнить или продолжить. А можешь и смешать все что угодно! И можно смотреть этот фильм через любого героя, а можно и как бы сбоку, а можно и самого себя туда поместить, но не действовать, а просто наблюдать! Хотя можно, конечно, и действовать… В общем, это еще не все и лишь некоторая часть из того, что я знаю, но такой вот функционал…
- Лариска, что с тобой?
- А?
- Ну у тебя с голосом что-то…
- This is how I sound…
- Чего?
- А?
- Будто не своим голосом ты заговорила, говорю, и как бы в обратную сторону…
- Может, послышалось?
- Эхо что ли?
- Не знаю…
- Вот и я…
- Вот и ты…
- Вот…
- Да и в горле уже пересохло…
- Надо тебе тогда его смочить…
- Надо…
- Но веселые, конечно, должны у тебя очки эти быть… Жаль, что не взяла с собой сегодня…
- Я брала, но забыла…
- Ладно… Можно было бы на славу угореть…
- Главное – совсем уж не сгореть…
- Ага… Устроили бы тут какое-нибудь мультиверсальное или межгалактическое телевидение…
- Те-ле-ви-де-ни-е?
- Хахаха, да!
- Какой-нибудь метафизический клуб комедий?
- Или КВН…
- Лишь бы не «Кривое зеркало»…
- Почему?
- Потому что «пародия на какого-то там режиссера»…
- А ты «какого-то там режиссера», видимо, очень любишь?
- Да…
- И тебе за него обидно?
- Не то слово…
- Не то…
- Просто тошнит уже от этого всего…
- Верю…
- Люблю…
- И надеюсь…
- Да, надеюсь…
- А я сам себе режиссер…
- Был бы…
- Угу…
- Если бы очки не забыла…
- Был да сплыл…
- А что бы ты уже такого устроил?
- Да что тут рассказывать… Сценариев и планов может быть миллиард… Но тут смотреть же надо…
- Ну хоть один уже расскажи… Жалко тебе что ли?
- Да нет, не жалко…
- Ну так чего ты тогда?
- Да мне не до шуток – я ведь уже говорил… Меня же гильотина ваша ждет…
- Удаление?
- Ага…
- С поля?
- Красная карточка?
- Черная меточка…
- Да и кто меня с поля-то удалит, когда я сам – поле…
- Поле в поле?
- Или на поле?
- Чудес?
- Нет, чистом…
- Или русском?
- Экспериментов?
- Вот именно…
- Что вот именно?
- Да не бойся ты этого… Может, еще и не будет ничего…
- Не будет ничего…
- Не будет…
- Ничего…
- Может, и не будет?
- Может и не будет…
- Может…
- Ага…
- Ну а если и будет, то, может, закинут тебя в какую-нибудь черную дыру…
- Или чью-нибудь?
- Или так… Я, конечно, не уверена – это в инструкциях не прописано, и я ничего об этом не знаю, так что это сугубо мое предположение…
- Хахаха…
- Ну я имею в виду, что, может, произойдет это все так, будто ты попал в черную дыру, так что, возможно, просто выпрыгнешь с другой стороны…
- Бытия?
- Ничто…
- Хахаха…
- Ага, и попадешь в какое-нибудь другое «здесь»…
- Другое?
- Да…
- Здесь?
- Ну…
- Или там?
- Или другой ты, но в том же здесь…
- Другой?
- Ага…
- Я?
- Ну…
- Или все-таки там?
- Или другой ты и в другом здесь…
- А я думал, что здесь нет и не может быть ничего, кроме здесь…
- Но ты ведь сам говорил, что есть разнообразные возможности…
- А ты – нечто совершенно противоположное…
- Но я ведь женщина…
- Я не о том…
- А…
- И еще потом оказалось, что шутила или обманывала…
- Или меня обманывали…
- Да, сложно мне с тобой проводить переговоры…
- Наводить мосты?
- Вести диалог…
- А мне – с тобой…
- Ну а мне все равно в этой неизвестности жить… Как ты этого не понимаешь?! Сиди и жди, что там дальше с тобою приключится…
- У тебя какой-то «Последний день осужденного на смерть» получается…
- Последний день осужденного на жизнь вечную, скорее…
- Тогда это уже какой-то «Человек, который смеется»…
- Вот я бы и посмеялся…
- Так ты и посмейся…
- Да что-то не получается… Да и зачем теперь?! Хорошо посмеяться последним?
- Раз осужден на вечность, то нечего тебе и бояться…
- Это верно… Спокоен тот, кто хранит в себе Бога…
- Вот… Тем более, что и верующий ты…
- И надежда тогда есть?
- И любовь…
- Это хорошо…
- Согласна…
- А я – нет…
- Почему это?
- А ты до сих пор не рассказала, о чем твое вводное видео…
- А… Сейчас… Надо подумать, как тебе это лучше пересказать…
- Давай… Или просто у коллективной эрудиции своей уточни…
- В общем, наверное, через кино и попробую это сделать… В очках можно было бы задать одновременно несколько фильмов со смесью их киноязыка и всего остального…
- Ну вот и начинай со всего остального…
- Минутку…
- Но звучит интересно, конечно…
- Ага… Ну... Ты «Письма мертвого человека» смотрел?
- Нет…
- А «Посетителя музея»?
- Тоже нет…
- Ну ты совсем лопух…
- Почему же?
- Великое кино, а ты даже не слышал о нем…
- Может, и слышал, но пока еще не смотрел…
- Тогда посмотри обязательно…
- Хорошо… Я просто ничего уже лет пять не смотрел… Последнее, что помню – это «Аномалиса»…
- Да, замечательный фильм…
- И мне понравился…
- Но к нашему делу он никакого отношения не имеет…
- Совсем?
- Ну, может быть, чуточку…
- Жаль, но ладно…
- А ты что, главным героем быть хотел?
- Ага, главным и последним, а ты – героиней…
- Я так и подумала…
- Ладно, допрашивай дальше…
- Хорошо… «Черное зеркало» видел?
- Или «порнографическую пародию на какого-то там режиссера»?
- А почему это порнографическую?
- Ну черное ведь…
- И что?
- Ну межрасовым чем-то попахивает…
- Так ты просто не суй нос в чужие дела…
- Или в дела чужих?
- Или так…
- Ладно…
- Да и черное – оно, может быть, только для своих…
- Для черных?
- Ага…
- А белых?
- А белые – в этом случае будут чужими…
- Но лишь они смогут что-нибудь увидеть или отразиться в этом зеркале…
- Почему?
- Потому что черные в них ничего и никого не видят и не отражаются… Там все слилось в одну всеобъемлющую черноту…
- Ой, чернь какая-то…
- Ага, вообще чернуха…
- Но на самом деле это очень достойный сериал – тоже советую ознакомиться…
- Возьму на заметку…
- Ну а «Матрицу» ты, надеюсь, смотрел?
- А что если я скажу нет?
- То это будет как минимум странно…
- И неожиданно?
- И так…
- И этак…
- Ага…
- И почему же?
- Ну потому, что еще не смотрел, а уже живешь в ней… Обычно наоборот случается…
- Вот я и хотел сказать, что не смотрел, зато жил, и поэтому для меня нет никакой матрицы, как и никакого до или после…
- И раз жил, то, может, еще и знаешь, как из нее выбраться?
- Конечно…
- Ну и как?
- Нужно просто следовать за Христом…
- Ох, удивительно…
- В нашем случае – ужасающе…
- Тогда поздравляю с этим…
- И тебя…
- Спасибо…
- Да ладно, шучу я – в школе, конечно же, еще первую часть смотрел…
- Но это было так давно…
- Да…
- И с тех пор не пересматривал?
- Нет…
- А зря…
- Почему?
- Ну столько лет прошло…
- Хочешь сказать, что я стал взрослее и теперь лучше пойму?
- Наверное…
- А тогда, значит, был мал и глуп?
- Ага, неопытный…
- Да я и сейчас неопытный…
- Оно и видно…
- Но все равно уже тогда все понял…
- Но можно пересмотреть просто для того, чтобы вспомнить содержание картины…
- Ну если только ради этого…
- А следующие части ты хоть смотрел?
- Нет…
- Как нет?!
- А что тут такого? Говорят же, что там дальше ерунда…
- Пусть говорят…
- Почему это?
- Потому что все самое важное и главное – в следующих частях, особенно в последней…
- А в первой тогда что?
- А вот первая – как раз и ерунда…
- То есть, рекомендуешь посмотреть продолжение?
- Обязательно!
- Тогда сделаю пометку на будущее…
- Можешь и памятку…
- Могу и памятник…
- Ага, нерукотворный…
- Но, вообще, «Матрица» для меня – это последний писк, последний вздох, последний возглас и предсмертное заявление западной христианской теологии…
- Богословия?
- Нет, теологии…
- Или теологики?
- Или так…
- Может, тогда просто всего человечества?
- Не всего…
- Какой-то части?
- Одного из…
- Человечеств?
- Ага…
- Может, и так…
- Может и так…
- Может, итак…
- Может, что-нибудь еще спросишь?
- Эх, хоть бы что-нибудь еще спросить?
- Ага…
- Ну «Твин Пикс» ты ведь знаешь, да?
- Спрашиваешь еще…
- Ну слава богу…
- Ну слава Богу…
- Ну Слава – богу…
- Ну Слава – Богу…
- Ну, Слава – богу…
- Ну, Слава – Богу…
- Ну, слава богу…
- Ну, слава Богу…
- Ага…
- Конечно же, не смотрел!
- Ты серьезно?!
- Нет, но считай, что да…
- Значит, все-таки смотрел…
- Может быть…
- Может, быть?
- Может…
- Ладно, помнишь восьмую серию третьего сезона?
- Третьего сезона?!
- Ну да… А что?
- Он уже вышел?!
- Да уже несколько лет назад…
- Ничего себе…
- Ничего – тебе…
- Да уж…
- А ты что, только что очнулся?
- Видимо…
- Невидимо…
- Это уже двадцать пять лет прошло?
- Ага…
- И с тобой мы еще лет десять не виделись…
- Да, очень много лет…
- Вот время летит…
- И не остановить его…
- Не сказать ему: «Замри, мгновенье»?
- Потому что «мгновенье жизни – вечности предтеча»?
- Наверное, так…
- И как ты, изменился за эти годы?
- Да… И не раз…
- Да еще много-много раз?
- Этого не могу знать – ведь просто открыт…
- Ничего святого нет?
- Только святое и есть…
- Потому что свято место пусто не бывает?
- Свято место не бывает без греха…
- Свято место не бывает без врагов…
- Свято место не бывает в чистоте…
- Свято место не бывает в пустоте…
- В пустоте да не в обиде…
- Просто все уже было…
- Просто…
- А ты хочешь сложно?
- Я ничего уже не хочу…
- Даже меня?
- А ты что, предлагаешь?
- Обсудить восьмую серию «Твин Пикса»…
- У… Ловко у тебя получилось…
- Стрелки перевести?
- Ага, на белки…
- Глаз?
- Как у лошади…
- В тумане?
- Ага, или часах… Только не рассказывай мне ничего, пожалуйста, ни про эту серию, ни про весь третий сезон – надеюсь, когда-нибудь еще сам посмотрю…
- Ладно, но восьмой эпизод – это просто вечность…
- Потому что восьмой?
- Наверное…
- А, может, это замкнутый круг?
- Или порочный…
- Или так…
- Но тогда это был бы ноль…
- А там восемь?
- Да…
- Ладно…
- В общем, ничего там не поймешь и не перескажешь, потому что – вечность… Нужно просто созерцать…
- И переживать?
- Да, главное – не пережевывать…
- И не зажевывать?
- Ага…
- Понятно…
- Но вот, кстати, хотелось бы упомянуть лишь один момент и уточнить у тебя по поводу перевода…
- Потому что я специалист?
- Ага…
- Или мастер?
- Или так…
- Но я уже сто лет не переводил…
- А я вообще плохо английский знаю…
- И как ты тогда «Твин Пикс» смотришь – в русском переводе что ли?
- Ага…
- Но это ведь просто ужас…
- Я смотрю с английской звуковой дорожкой, но с русскими субтитрами…
- А… Тогда еще ладно…
- Так вот…
- Ну…
- Там есть какие-то трансцендентальные чернейшие мистические бомжи…
- Или трансцендентные?
- А какая разница?
- Честно говоря, не знаю…
- А еще мыслителем называется…
- Давай тогда пусть будут просто априорные…
- Или такие… В общем, появляются они то с сигаретой, то без сигареты в зубах и убивают каких-то людей, перед этим спрашивая у них: «Огоньку не найдется?»
- А в оригинале как?
- “Got a light?”
- И что, ты думаешь, это не про сигареты?
- Не знаю, поэтому и спрашиваю…
- Ну «огоньку не найдется?» звучит явно лучше, чем «прикурить не будет?» или «дай сигарету…»
- На, если бросил, на, если нету…
- Ага… Особенно если и без сигареты так говорят…
- Да, просят огоньку…
- Чтобы их зажгли?
- Угу, воспламенили…
- Но никто уже не несет, не хранит и не поддерживает огонь…
- Поэтому не может и поделиться?
- Да…
- Может, его уже просто нет?
- Может, и нет…
- А, может, и есть?
- Может, и есть…
- Понятно…
- И что тебе понятно?
- Что ничего не понятно…
- И как узнать тогда?
- Не знаю…
- Видимо, по сердцу…
- Или сердцем?
- Или так…
- Тогда нам нужен какой-нибудь новенький Прометей…
- Чтобы снова украл огонь с небес?
- Ага…
- Или принес чернейший огонь новенького просвещения?
- Или так…
- Тогда будет Новенькое Просвещение, а не Средневековье?
- Ну да, эта эпистемологическая программа передач мне нравится больше…
- А мне – нет…
- Ладно… Какой-то у нас с тобой конфликт интерпретаций…
- Или столкновение цивилизаций?
- Может, последняя битва?
- За что?
- Или против чего?
- Мы уже это обсудили…
- И все равно нам нужен компромисс…
- Тогда попробуй его отыскать…
- Хорошо… А если они все-таки воспламенятся, но сгорят?
- Значит, не выдержали испытанием огнем…
- Или это просто геноцид такой был?
- Не знаю…
- Может, этого просто никому не понять?
- Потому что там вечность?
- Может…
- А, может, они просто ходят и спрашивают: «Свет есть?»
- И это не про сигареты или огонь?
- Ага…
- А про что тогда?
- Ну свет как смысл жизни, к примеру…
- В смысле?
- Да, в смысле. Смысл жизни есть?
- Нет…
- А если найду?
- То забирай себе…
- Почему?
- Потому что его нет…
- А если все-таки найду…
- То все равно забирай себе…
- Потому что тебе все равно?
- Да…
- Потому что ты равнодушна?
- Наверное…
- Даже ко мне?
- К тебе – нет…
- Так почему тогда смысл жизни не нужен?
- А ты что, хочешь моим смыслом жизни стать?
- По-моему, ты сама такое говорила…
- Слишком многого ты захотел…
- Только этого мало…
- Какой ты ненасытный…
- Я-то как раз уже всем этим пресытился…
- И тебя уже тошнит?
- Да с самого начала…
- До самого конца?
- Который никогда не наступит?
- И будет вечная тошнота?
- В одиночной камере?
- А, может, там про другой свет идет речь?
- Нетварный?
- Что?
- Фаворский?
- Не понимаю, о чем ты…
- Про какой свет?
- Ну свет, как ты говорил, учения…
- Просвещения?
- Можно и такой…
- Или матери?
- Или такой…
- Или повторения?
- Ладно, не надо уже повторяться…
- Да и мне это уже надоело…
- Тогда остается лишь один вариант…
- Какой?
- Может, свет как электричество?
- Может…
- Электричество есть?
- Нет…
- Тогда все…
- Что?
- Кина не будет…
- Почему?
- Электричество кончилось…
- И что дальше?
- Будем погружаться во мрак…
- Средневековья?
- Ага…
- Тогда у нас с тобой еще есть много времени на разговоры…
- Да, поболтать мы еще успеем…
- Болтать – не мешки ворочать, как говорится…
- Как говорится?
- Как говорится…
- Как?
- Как…
- Так что, расскажешь, как ты там менялся за эти годы? Все равно ведь некуда спешить и нечего терять…
- Ой, нет…
- Почему?
- Потому что не хочу еще об этом говорить…
- А о чем хочешь?
- Ну давай дальше твои посмертные записки твинпиквикского клуба обсуждать…
- А я уже успела все обсудить…
- Быстро ты…
- Ну да… И чего это ты на меня так смотришь?
- Смотрю в твои глаза…
- Пустые зеркала?
- Ищу в них отражения…
- Знаю…
- Что?
- Любовь давно ушла…
- И в мире из стекла…
- Ищу любви спасенья…
- Слышишь?!
- Слышу-слышу…
- Я вот, кстати, про этот функционал – и, вообще, про очки твои – кажется, уже где-то слышал…
- Или видел?
- Нет, не видел…
- Или читал?
- Может, и читал…
- Или писал?
- Давно уже не писал…
- Начал, но не кончил?
- Точно не кончил и вот не помню, начинал ли вообще…
- Все у тебя как всегда…
- Все, как у людей…
- Вот и все, что было…
- Не было и нету…
- Все слои размокли…
- Все слова истлели…
- Здорово…
- И вечно…
- Может, это недоумок просто писал?
- Может, и он…
- Наверное, он…
- А ты знакома с ним что ли?
- Да, несколько раз пересекалась… А ты?
- Вот и я несколько раз пересекался…
- То есть что-то о нем знаешь?
- Совсем чуть-чуть… А ты?
- Да и я…
- Понятно…
- Ага…
- Ну а ты изменилась за эти годы?
- Да нет, наверное…
- Да, нет, наверное?
- Ага…
- Так да, нет или наверное?
- Или…
- Боже мой…
- Да, я оставалась собой…
- Везет тебе…
- Или меня…
- Или так…
- Ага…
- Но говоришь уже, что любовь давно ушла…
- Или недавно…
- Вот и я о том… Значит, все-таки изменилась…
- Или что-то меня изменило…
- И что же?
- То, что здесь произошло…
- А говорила, что не будет перемен…
- А я о другом…
- О Другом?
- Ага…
- И о чем же?
- О твоей измене…
- Ну я хоть и много раз менялся, но все же ни разу не изменял…
- А я на это кино не куплюсь…
- Это я должен был такое сказать…
- Да?
- Да…
- И по поводу чего?
- По поводу твоих очков…
- Главное, что не очка…
- Почему?
- Потому что не оно обычно губит…
- Это я помню…
- А еще кое-что помнишь?
- Что?
- Я тебя не люблю…
- Это главный мой плюс?
- Я на это кино не куплюсь…
- Переделать тебя я не стремлюсь…
- Я тебя не люблю…
- Это я так решил…
- А не то бы никто не жил…
- Даже лучше, что я…
- Тебя не люблю…
- И это то, что я тебе говорила…
- Да и я тебе говорил…
- Но все равно тебя я любила…
- Да и я тебя любил…
- Честно?
- Да… Ты единственная женщина, которую я любил…
- А теперь уже не любишь?
- Не знаю…
- А ты узнай…
- Ну в каком-то смысле до сих пор и люблю, раз ты была единственной…
- И неповторимой?
- Ага…
- Значит, и не повторится все?
- Как встарь?
- Да, может, попробуем все начать сначала?
- И для этого надо умереть?
- Может, ты уже умер?
- Может…
- Или умер в каком-то смысле…
- В каком-то смысле я уже умер…
- В каком-то смысле…
- Все будет так…
- Исхода нет…
- Я заблудился…
- Выхода мне нет?
- Живу теперь я?
- Словно в лабиринте…
- А это уже решать только тебе…
- Вот я тебя до сих пор и люблю…
- И это хорошо…
- И надеюсь, что ты все-таки здесь, со мною, уже навсегда и останешься…
- К сожалению, нет…
- Почему?
- Потому что я нашел…
- Другую?
- Ага, и хоть не люблю, но целую…
- И зачем?
- Тебе я?
- Если мало места?
- Если мы не вместе…
- Зачем?
- Тебе я?
- Если мало места, если тесно…
- Если честно?
- Зачем тебе «я»?
- Я?
- Да…
- Я не могу без тебя…
- «Я» не могу без «тебя»?
- Видишь, куда ни беги…
- Все повторится опять?
- Я не могу без тебя?
- «Я» не могу без «тебя»…
- Жить нелюбви вопреки…
- И от любви умирать…
- И от любви оживать…
- Ты серьезно?!
- Нет, но выход я, кажется, отсюда нашел…
- Ха-ха, не смеши мои трусы…
- А зачем мне их смешить-то?
- Ну чтобы соблазнить меня…
- И зачем мне это?
- Ты еще спрашиваешь, зачем?
- Ага, зачем?
- За чем?
- За чем…
- Деконструктивист ты что ли?
- Да нет, вообще в этом не разбираюсь…
- Оно и видно, что не разбираешься…
- Не разбираюсь…
- Тогда собирайся…
- Попробую…
- Попробуй…
- Но все равно непонятно…
- И что тебе непонятно-то? Для чего обычно женщину соблазняют?
- Ну не знаю… Для того, чтобы яблочко предложить?
- Но у меня уже есть…
- Только его не съесть…
- Это точно…
- Но оно все равно надкусанное…
- А что еще точно, так это то, что ты до сих пор меня только и смешил…
- Но я даже не старался…
- И, тем не менее, пытался?
- Может быть, даже и более того…
- Может, быть даже и более того?
- Может быть, даже и, более того…
- Может, быть даже и, более того?
- Может быть даже и более того…
- Может быть даже и более того?
- Может быть…
- Может быть?
- Может…
- Или само по себе выходило?
- Ага…
- Прямо как у меня с цитатами…
- Да, но попытка – не пытка…
- А у тебя здесь все – пытка…
- Нет, испытание…
- Ну тогда уже испытай…
- Так а почему тебе все-таки смешно?
- Потому что ты смешон…
- Ха-ха…
- Но все равно как-то несмешно…
- Потому что я сегодня смеюсь над собой…
- Ага, ты в школе даже вход не мог у меня найти… Не говоря уже о выходе…
- Какой вход?
- Что, забыл уже?
- А… Ты об этом… Ну я тогда и презерватив еще надевать не умел…
- Ни разу в руках не держал?
- Ага…
- Дать подержать?
- Спасибо…
- Не за что…
- Почему?
- Я ж не дала…
- Это правда…
- Но еще могу дать…
- Буду иметь в виду…
- Имей…
- Хорошо…
- Так а сейчас уже научился?
- Вроде бы, научился…
- И вход, может быть, уже сам найдешь?
- Да я уже и выход, кажется, нашел…
- Ты серьезно?
- Ну…
- Говорил же, что не было женщины у тебя до сих пор…
- Ну так да…
- И на ком ты тогда учился?
- Так я самоучка…
- Понятно…
- Ага… В интернете ведь достаточно работ для самостоятельного изучения… Еще и с видеоматериалами…
- Значит, ничего ты еще не умеешь…
- Наверное…
- Оно и видно… Снова придется тебе самой надевать…
- Может, уже и сам справлюсь…
- Ага, насмешил… Еще что-нибудь расскажи…
- Не расскажу…
- Вот и помалкивай тогда…
- А ты надевай уже…
- Ага, мне и надевать, и вход искать, как и выход, видимо – все самой…
- Ну главное, что не самой с собой…
- В этой ситуации уже сложно и сказать…
- А ты скажи легко…
- А ты не говори…
- Но я все-таки скажу, что мне тогда всего четырнадцать лет было – что ты вспоминаешь вообще!
- И что? Лучший возраст для любовных утех…
- Ну-ну… У тех, если только…
- Но не у тебя?
- Ага…
- Хахаха…
- Не зря тебя вся школа Недотыком называла…
- Ну, знаешь ли, это лучше, чем Перетыком…
- Не знаю ли…
- Тогда сиди и радуйся, что я вообще тебе что-либо предложила… Не был ты готов женщину познать, судя по всему… И сейчас, наверное, еще не готов… Может, никогда уже и не будешь… Но хоть кое-что успел узнать… Хоть что-то тогда тебе приоткрылось… Возможно, единственное во всей твоей жизни… Вот такой тебе подарок… Или урок… А все это потому, что молоко у тебя на губах еще не обсохло…
- А у тебя уже сало с губ зато закапало…
- Голубое?
- Ага…
- Ха-ха…
- Вот и слава Богу, что ничего у нас с тобой не получилось…
- Уверен?
- Да…
- Ну сдвинь тогда гору…
- Так здесь и гор, вроде бы, нет…
- Тогда пройди сквозь игольное ушко…
- А куда это войти нужно?
- Это метафорически, тупица…
- Э… К сожалению, не получается…
- Ну и где твоя уверенность тогда?
- Я ведь не о том…
- Ну-ну… А еще выход отсюда нашел, говоришь…
- Ага…
- И было тебе всего четырнадцать лет тогда, говоришь…
- Ну да… И у меня было всего четырнадцать…
- Сантиметров?
- Ага…
- Еще думали, что мы с ним делать-то будем…
- Думали…
- Но главное не размер, а то, что им делать умеешь…
- Ну я ничего особенного не умею… У меня ведь не волшебная палочка…
- Хорошо еще, что не кишечная…
- Ага, а то такую уже и не закинешь…
- А если и закинешь, то плохо кончишь…
- Все мы одинаково кончаем…
- Одинаково плохо?
- Ага…
- Начинаем, но не кончаем?
- Или кончаем, не начиная…
- Эх… А сейчас нам уже по двадцать восемь…
- Сантиметров?
- Нет, лет…
- Да… Скоро и помирать…
- Или уже?
- Или так…
- Так а у тебя и двадцать восемь сантиметров, может, сейчас наросло?
- К счастью или к сожалению, там ничего не изменилось…
- Но все на месте хоть?
- Вроде бы…
- Давно не проверял?
- Кажется, бесконечно-давно… Вообще забыл о его существовании…
- Так, может, попробуем отыскать и напомним?
- Думаешь?
- Думаю… Потому что при следующей встрече, судя по логике развертывающихся событий, нам уже будет по пятьдесят шесть – и тогда уже такого веселья, какое можно устроить сейчас, наверняка не случится…
- И пятьдесят шесть сантиметров у меня не нарастет…
- Ну и слава богу…
- Почему это?
- А ты что, фаршировать меня собрался?
- Если только любовью…
- Я такого размера даже у собак отродясь не видала…
- Отродясь?
- Ага…
- А почему у собак? Я думал, скажешь – у коней…
- Так ты, вроде, и не конь…
- В пальто?
- Вне пальто…
- А ты, вроде, и не кобыла…
- Может быть…
- Может быть?
- Может, быть…
- Понятно…
- Ага, так что я, пожалуй, все-таки откажусь…
- А я ничего и не предлагал…
- Молодец ты какой…
- Но на чай к тебе ходить мне, конечно, нравилось…
- А мне – ключи твои трогать…
- От новой трехкомнатной квартиры с евроремонтом?
- Ага… Или от возможности невозможности…
- Ты о ключе к понимаю происходящего?
- Скорее, к отсутствию понимания…
- Или просто отсутствию?
- Или так…
- И о каком ты ключе тогда?
- О горнем…
- А я о дольнем?
- Не знаю…
- А я знаю…
- И что же ты знаешь?
- То, чего не знаешь ты…
- То, что ты ничего не знаешь?
- Или то, что ты ничего не знаешь?
- Ладно, я уже запуталась…
- И я… А помнишь, как в первый раз к тебе на чай пришли?
- Конечно…
- И картина та еще висит?
- Какая?
- Ну бабочка там какая-то…
- А… Да… Моя любимая – бархатница Цирцея…
- Ван Гога или Дали?
- Да ну, ты что, копия какая-нибудь, если только…
- Или подделка?
- Или просто рисунок, который не имеет к ним никакого отношения…
- Но Набокову бы она тоже понравилась…
- Девочка Достоевского?
- Нет, этих у него самого хватало…
- А кто?
- Бабочка твоя…
- Ах… Наверное… Бархатница все-таки…
- Да… Еще и к Бархатному подполью меня тогда приобщила…
- Я их и сейчас люблю…
- Как и меня?
- Как и тебя…
- А я пиво бархатное сейчас люблю…
- Как и меня?
- Как и тебя…
- И еще записки из бархатного подполья…
- Бархатная ты моя…
- Нет, это ты мой бархатный…
- А я, знаешь, написал бы сборник каких-нибудь тенденциозных, но увеселительных рассказов и назвал бы его «Бархатный кремль»…
- Это про бархатный фаллос что ли?
- Не уверен…
- Но это бы все равно понравилось Сорокину…
- Что бы ему понравилось?
- Что у меня «Голубое сало» дома лежало…
- Какая гадость…
- Почему?
- А ты разве сало любишь?
- Ну, если растопить, то можно и выпить…
- Фу, ты серьезно?
- Конечно же…
- Ужас…
- Нет…
- А что?
- Конечно же, нет…
- А…
- Ага… Но пожарить на топленом сале – милое дело…
- А тебе лишь бы пожарить…
- Ну а что?
- Ничего… Но зачем твоим алкашам эта книга сдалась?
- А почему нет?
- Ну странно, что они Сорокина читали…
- Я ни разу в жизни не видела их читающими…
- Это печально…
- Зато бухающими – постоянно…
- И это вдвойне печально…
- Но книга-то всегда лежала в туалете, так что и не известно, что они с нею там делали…
- Может, подтирались?
- Может…
- Или картинки рассматривали?
- Но там картинок, кажется, нет…
- А мне кажется, что там только картинки и были…
- Картинка - на двери только висела…
- Бархатницы?
- Ага…
- Эх, все это очень и очень печально…
- Но уныние – это грех…
- И это верно, поэтому не унывай, душа моя, и уповай на Господа…
- Попробую…
- А я буду тебе помогать… Пока я рядом…
- Но ты ведь не уйдешь?
- Нет…
- Обещаешь?
- Обещаю, но не буду зарекаться…
- Тогда не зарекайся…
- Хорошо…
- Кстати, а что у тебя любимое из Сорокина?
- Я, вроде бы, и не говорил, что люблю его…
- Открыто не заявлял, но все, что ты здесь проговариваешь, выглядит как признание в любви…
- К кому?
- Ко мне…
- Дать лапу?
- Голос…
- Логос…
- Так что?
- Так то, что если бы я был хоть на сотую часть так же талантлив, то написал бы что-нибудь в духе «Дня отличника»…
- Я так и знала, что это твое любимое…
- Почему?
- Да потому, что ты сам на него похож…
- Разве?
- Да…
- Ну хотелось бы быть…
- Бы быть…
- Ага…
- А Зигги Попа ты тоже до сих пор любишь?
- Нет, зиги попой покидать – это к кому-нибудь другому попу…
- А ты только палки кидаешь?
- Нет, их только мне закидывают…
- Почему?
- Потому что я пес…
- И почему же?
- Потому что Зигги – только Стардаст…
- А млад?
- Не даст…
- А Поп?
- Жан-Поль…
- Понятно…
- Ага…
- Но в школе ты его еще не читал…
- Я тогда и не пил…
- Может, это и к лучшему…
- Может…
- Оставил себя девственным для чего-то более важного…
- Или чистым?
- Ну или восприимчивым…
- Если только так…
- Так а ты где сейчас живешь?
- Да там же – с бабкой и дедом…
- Недалеко от школы?
- Да…
- Ну и как тебе с ними, не надоело еще?
- Да жуть как надоело… Просто невозможно с ними жить…
- Так почему не уйдешь?
- Я вот и думаю уходить…
- И когда?
- Да скоро, наверное…
- И куда?
- Да пока еще не решил…
- А… Ты про монастырь?
- Ну да…
- В женский, небось?
- Хахаха, было бы неплохо, конечно…
- Ага… Так а что с тобой произошло, что ты именно в монастырь решил податься?
- Пока что не хочу об этом говорить…
- А когда захочешь?
- Может, в следующий раз…
- А если следующего раза не будет?
- Тогда, видно, не судьба…
- Видно: не судьба…
- Видно, нет любви…
- Видно: нет любви…
- Видно, надо мной…
- Видно: надо мной…
- Посмеялась ты…
- Посмеялся ты…
- Ха-ха…
- Или как раз судьба?
- Или так…
- Но не свадьба?
- Наверное…
- Ладно, не хочешь – не рассказывай…. Я заставлять не буду…
- Спасибо за понимание…
- И за поминание…
- И за отпевание…
- А, может, все-таки вместо монастыря ко мне, а? Как раз будет трехкомнатная квартирка с евроремонтом… Заживем вместе… Я тебе мешать не буду – не бойся… Будешь у меня, как за каменной стеной в монастыре своем… Комната отдельная – и отделаешь ее, как келью… Уж точно лучше, чем с бабкой и дедом…
- Квартирка твоя, видимо, единственный тут монастырь…
- Ага… Так что?
- Не знаю… Мне, что там с бабкой и дедом, что тут – разницы никакой…
- Везде один ад?
- Один, един, вечен и бесконечен…
- Тогда, наверное, лучше в монастырь…
- Вот и я думаю…
- Но можем и детей завести, если хочешь…
- Следом за мною?
- Ха-ха, да хоть так!
- Нет, все не так…
- А я могла бы и в школу тебя пристроить…
- И что бы я тут делал?
- Ну вел бы какой-нибудь кружок по русской литературе…
- Или мировой?
- Да любой…
- Да, любой…
- Ну…
- Да я никакой литературы не знаю – даже русской…
- А ее и знать не надо…
- Почему?
- Ну сам подумай…
- Потому что русская?
- Нет, потому что есть коллективная эрудиция…
- А зачем школы и кружки тогда?
- Для образования…
- Чего?
- Для педагогически-профилактически-карательных целей…
- Надзирать и наказывать?
- Что-то такое…
- Но я еще и нулевой класс не окончил даже…
- Ничего страшного…
- Но ты говорила, что меня ради этого сюда и послали…
- Пробел заполнить?
- Ну…
- Ну и заполним тогда…
- Ладно…
- Да и я бы сама приходила тебя послушать… Мне и с детьми, к тому же, нравится работать…
- С каких это пор?
- С некоторых… Я, кстати, хотела бы им устроить бесплатный поэтический курс…
- А ты и поэзией увлекаешься что ли?
- Ага…
- Ну здорово…
- И вечно?
- И верно…
- Пытаюсь вот переводить кое-что с английского…
- Но ты ведь его не знаешь?
- Да, очень плохо, но все равно пробую с электронным словарем…
- Ну это гиблое дело…
- Да тут все дела такие…
- С этим и не поспоришь…
- А для работы мне, кстати, и русского языка хватает…
- Мне кажется, для твоей работы вообще никакого языка не надо…
- Ха-ха, это точно…
- Ага…
- Но в современном мире без английского не обойдешься…
- В современном мире – без языка не обойдешься…
- В современном мире – не обойдешься без современности…
- В современном мире – не обойдешься без мира…
- Может, в любом мире?
- Может, и не в любом…
- Ладно… Но ты бы вот мог и английский преподавать заодно… Если захочешь, конечно…
- Спасибо…
- В общем, пристроили бы мы тебя по месту назначения…
- Но мое место назначения – казино…
- Ах, да… Забыла…
- Ага…
- Назначения, но не предназначения?
- Хотелось бы верить…
- Тогда поверь…
- Попробую…
- Попробуй…
- Тяжело это…
- А мне языки тяжело даются…
- С языком проблемы?
- Да…
- Даже с русским?
- С русским – очень большие проблемы…
- Почему?
- Потому что нет ничего более нерусского, чем современный русский язык…
- Или нет ничего более современного, чем русский язык?
- Или нет ничего более несовременного, чем современный русский язык?
- Или нет ничего более несовременного, чем русский язык?
- Или нет ничего более современного, чем современный русский язык?
- Или нет ничего более нерусского, чем русский язык?
- В общем, что-то из этого…
- Ладно, о литературе тогда и спрашивать даже не буду…
- О литературе уже давно все сказано…
- А о поэзии?
- Еще нет, поэтому я ею и занимаюсь…
- Пушкиным что ли?
- Им в том числе… Его творческое наследие на данный момент - наиболее приоритетная тема всех исследований…
- Ну, что сказать, замечательно это все – и ты тоже молодец…
- И ты добрый молодец…
- И меня это тоже интересует…
- Ну вот и мог бы со мною этим всем заниматься…
- Или чем-нибудь еще?
- И чем-нибудь еще…
- Заманчиво, конечно…
- Даже если и в казино останешься работать, то мог бы и у меня репетитором языка бывать…
- Какого?
- Да любого…
- Да, любого…
- Да…
- А если в монастырь уйду?
- Какой?
- Который там…
- Тогда ничего не получится…
- Почему?
- Потому что там на полную ставку придется вкалывать…
- Совсем времени свободного не будет?
- Не будет ничего – ни времени, ни свободы…
- А если тут?
- То возможно все…
- А говорила, что невозможно ничего…
- Ты тоже много всего говорил…
- И что я уже такого говорил?
- На ухо мне шептал, что я любимая и что женишься на мне…
- Ну давно уже дело было…
- Мне кажется, это дело без срока давности…
- И уже не отвертишься?
- Не отвертишься…
- Ладно…
- Ладушки…
- А с каких это пор ты поэзией, кстати, увлеклась?
- Да после изнасилования…
- Ого… То есть… Ничего себе… Господи!.. То есть… Прости… Боже мой!.. Не знаю, что и сказать…
- Тогда лучше ничего и не говори…
- Но уже сказал…
- Но не сделал…
- А что сделать?
- Обними и успокой…
- Так ты, вроде бы, покойна...
- Как Офелия?
- Наверное… Да и обниматься у вас тут нельзя, как ты говорила…
- Увы и ах…
- Вот я тебе искренне и сочувствую…
- Спасибо…
- Или соболезную…
- Еще раз спасибо…
- Или как там правильно в таких случаях говорить…
- Как-нибудь…
- И кто это сделал?
- Мне кажется, отец…
- Дядя Вова?!
- Ну да…
- Так он же мухи не обидит…
- Вот и обидел…
- Так он ведь только за бутылкой – и домой, за бутылкой – и домой…
- Вот и пришел с бутылкой домой…
- Так кажется или точно?
- Ну… Я еще не уверена…
- В чем?
- Или в ком?
- В смысле?
- Да, в смысле…
- Так было изнасилование или нет?
- Чье?
- Твое…
- Меня никто не насиловал…
- Никто?
- Ага…
- Так зачем ты тогда врешь?
- Я не вру, а просто говорю…
- И что ты мне говоришь?
- Что после того, как мой отец изнасиловал меня, я возненавидела всех мужчин…
- Теперь все понятно…
- Что?
- Ну я чувствую твою ненависть…
- Нет, тебя я не ненавижу…
- А что?
- Просто выполняю свою работу…
- Потому что в этом единственный смысл?
- Да, приносить пользу…
- Но мне от этого никакой пользы…
- Потому что тебе так кажется…
- Нам тут все только кажется…
- Не кажется…
- А тебе не кажется, что ты после этого еще и лесбиянкой стала?
- Если бы ты внимательно меня слушал, то понял бы, что нет, и не задавал бы таких дебильных вопросов…
- Прости, но иногда так случается…
- Да, но в моем случае я, наоборот, стала спать со всеми подряд…
- Одновременно?
- Иногда и так…
- Ого…
- Ага…
- Ты нимфоманка что ли?
- Нет, думаю, это у меня такая форма мести…
- Неудачная какая-то форма мести…
- Как у фон Триера?
- Угу…
- Почему?
- Потому, что это, выходит, просто бесплатный секс…
- Только удовольствие им доставляю?
- Да…
- Тогда это, значит, безвозмездные сексуальные услуги…
- Ага, сестра ты милосердия что ли, чтобы воздавать им еще… Хоть бы деньги с них брала…
- Но я и не проститутка…
- Представительница древнейшей из профессий?
- Или женщина по вызову?
- Смотря кто вызывает….
- Смотря какой зов…
- Смотря куда зовет…
- Да…
- Но пользу-то все равно таким образом приносишь…
- Даже такой формой мести?
- Ну да, очень мстительная ты…
- Ага…
- А надо мстить любовью…
- Вот я ею и занимаюсь…
- С этим и не поспоришь…
- Вот и не спорь…
- А Бог тоже, кстати, в образе мужчины приходил…
- И что?
- Ничего… Вот просто сказать захотелось…
- Что-нибудь еще?
- Ну и Небесный наш – тоже Отец, если что…
- Так и что с того?
- Ну ты, выходит, и Бога ненавидишь…
- Всем сердцем?
- Всею душою?
- И всем разумением своим?
- Это мне неизвестно…
- А мне известно от тебя, что «во Христе нет уже никакого пола»…
- Ну да…
- И бог твой – не физический мужчина – да и не метафизический…
- Но сотворил ведь по образу и подобию… Да и в образе таком – физически – пребывал…
- Это уже его проблемы…
- Ну а чьи же…
- Еще вопросы?
- Ну а расследование какое-нибудь хоть было?
- Нет…
- Ты не обращалась в милицию?
- На собственного отца заявлять? В тюрьму его, по-твоему, надо посадить до скончания веков? Или, может, расстрелять еще?
- Ну да, а что? Раз собственную дочь насилует…
- Да я и не уверена, что это был он…
- А кто тогда?
- Не знаю…
- Как так?!
- Ну вот так…
- Ну а к врачу ты после этого хоть ходила?
- Нет…
- Почему?!
- А зачем?
- Ну это ведь такая угроза здоровью…
- Врачи говорили, что я здорова… Только, возможно, будут проблемы с детьми…
- Слушаться тебя не будут?
- И в ад за мной не пойдут?
- Ага… Только они уже и так в аду…
- Нет, но, вероятно, я бесплодна…
- Вероятно?
- Да… Мне так кажется…
- Вот и мне кажется, что я тоже бесплоден…
- Значит, мы очень похожи…
- Матерью ты, значит, не сможешь стать?
- Наверное…
- Не реализуешь себя как мать?
- Или как женщина?
- Я уж и не знаю…
- Внутренней матки у меня, видимо, нет…
- Удалили?
- Стерли и забыли?
- Или вырезали?
- Или просто без нее родилась?
- Мне-то откуда знать…
- Да и для меня это тайна…
- На то она и тайна…
- А ты, значит, отцом не сможешь стать…
- Ну это мы еще посмотрим…
- Куда?
- Не куда, а как ты детей со мной тогда хотела завести?
- Не знаю… Ну а вдруг повезет…
- Тебя уже отвезли…
- Ну тогда надеяться на чудо…
- Если только черное…
- Но ведь сказано, «если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода»…
- Но ты и так уже погибла…
- И ты…
- И земля твоя неплодородна…
- И семя твое мертво…
- В этом я еще не уверен…
- И как тогда проверить?
- Нужно попробовать что-нибудь сделать…
- Изнасиловать меня, например?
- Нет, зачем это мне…
- И этого не будет?
- Нет…
- Может, и не было?
- Так, значит, ничего и не было?
- Было, но как-то так, что безвредно… Можно даже сказать – приятно…
- И последствий никаких?
- Ага…
- Никаких следов?
- Никаких…
- Очень странно…
- И загадочно…
- И таинственно…
- Ага…
- А ты ведь знаешь, кстати, что феминизм, как и гуманизм, разный бывает…
- Ну да…
- И в православии он тоже есть…
- Это ты у Донны Харауэй вычитал?
- Ага…
- Ну тогда рассказывай…
- Лучшая и самая чистая часть человечества – единственное, во что мог войти Бог – это Дева Мария…
- Ты имеешь в виду, что бог избрал для этого женщину?
- Да…
- Потому что она была чище и лучше всех?
- Да… В принципе…
- А, может, это потому, что мужчина просто рожать не может?
- Так если гомосексуализм – это нормально, то почему тогда рожать не могут?
- А почему ты мне отвечаешь вопросом на вопрос?
- Не знаю…
- Неудобный вопрос задала?
- Так получилось…
- Не фартануло?
- Ага…
- Ладно… Пока еще не могут, но это лишь вопрос времени…
- Вопрос времени?
- Да… Дело пары обновлений…
- Теперь ясно…
- Ага…
- И что, тогда и Бог уже сможет в мужчину войти?
- Он и так мог в кого угодно входить, судя по тому, что ты говоришь…
- Ты говоришь…
- И, да, если нужно, то сможет, наконец…
- На конец?
- Да, на конец света…
- Это, действительно, уже какой-то конец света…
- Какой-то?
- Угу…
- Один из?
- Один из концов?
- Света?
- Ага…
- Да и знаешь, богу твоему следовало бы получше продумать этот вопрос и позаботиться обо всем заранее, а не какие-то штучки про феминизм выдумывать, чтобы впоследствии хоть как-то оправдаться…
- Что ты имеешь в виду?
- Ну мог бы просто копию свою какую-нибудь послать, а не в женщине нуждаться, которая могла бы бога на земле народить…
- Как это?
- Да легко, как рыбки некоторые могут… Или пришел бы бесполый… Или в виде мужчины и женщины одновременно – ну или раздельно… Или только в виде женщины… Так даже лучше было бы…
- Да уж…
- Или с помощью современных технологий…
- Искусственным оплодотворением или клонированием?
- Ну или чем-нибудь еще, о чем я уже не буду говорить…
- Но тогда такого еще не было…
- Так он же вечный и всемогущий…
- Ну да…
- И это не хронологически происходит, а метафизически – предвечно…
- И это верно…
- Все уже расписано – план концерта перед глазами – и остается только ждать…
- Может, соучаствовать?
- Может, не участвовать?
- Потому что все уже свершилось?
- Просто все уже было…
- Или ничего уже не будет?
- В каком-то смысле – да…
- А в каком-то – нет?
- Да…
- Нет…
- Так что все это – просто комедия…
- Или трагедия?
- Если только драма…
- Божественная?
- Или человеческая?
- Эх, хоть бы какая-нибудь еще…
- Но…
- Все не так…
- Ребята…
- А что это у тебя за книга рядом с ноутбуком лежит?
- Эта?
- Ну…
- «Туманы черных лилий» - читал?
- Не-а – писал…
- Так это ведь я написала…
- Да? Тогда с радостью почитаю… И прости - я пошутил…
- Так ведь и я…
- Ха-ха, тогда ладно…
- И не слышал даже?
- Вроде, слышал… Или нет… Не помню…
- Тогда могу дать почитать…
- Можешь дать?
- Могу…
- А вывести отсюда можешь?
- Да я бы даже за миллион Пидкоинов тебя не вывела…
- А за два?
- Ха-ха, во-первых, у тебя их вообще нет, а во-вторых – я не владею такой информацией…
- В инструкции у тебя не прописано?
- Не прописано…
- И коллективная эрудиция ничего не говорит?
- Не говорит…
- И слухов никаких не ходит?
- Не ходит…
- И не обманывает тебя никто?
- Никто?
- Да…
- Не знаю…
- И ты не обманываешь?
- И не шучу…
- Или все-таки шутишь?
- Или обманываю?
- Угу…
- Не знаю…
- И как выводить отсюда, ты тоже не знаешь, говоришь?
- Говорю…
- То есть, ты не умеешь делать выводы?
- Угу…
- А вводы?
- Это я умею…
- Ну, может, есть тут все-таки какой-нибудь невидимый лифт на запредельный этаж?
- Ага, тут, в туалете – иди вон и смойся…
- Смыться вон?
- Да…
- Ну… Может, все-таки станешь моей Троицей и поможешь выбраться из этой Матрицы?
- Или Ариадной и дам нить, которая поможет найти выход из этих лабиринтов?
- Ну или так…
- И так, и этак – мы уже все с тобою обсуждали, если ты успел об этом забыть…
- Успел…
- Короткая у тебя память…
- И руки…
- И еще кое-что…
- Хахаха…
- Вот тебе и ха-ха-ха…
- Да… Все-таки уже столько сидим тут с тобой и все только болтаем…
- Ну кто сидит, а кто – и стоит…
- Или у кого?
- Или не у кого?
- Хахаха…
- В общем, ничего полезного не делаем…
- Это точно…
- Так а ты ведь и сам выход нашел, говоришь…
- Ну да… Уйдешь со мной?
- Позови меня с собой…
- Я приду сквозь злые ночи…
- Я отправлюсь за тобой…
- Что бы путь мне ни пророчил…
- Я приду туда, где ты…
- Нарисуешь в небе солнце…
- Где разбитые мечты…
- Обретают снова силу высоты…
- Нет…
- Почему?
- Потому что выхода нет…
- Скоро рассвет?
- Скоро рассвет…
- Тогда ключ поверни…
- И полетели?
- Угу…
- Но выхода нет…
- Есть…
- Тогда ешь…
- Я уже наелся…
- И теперь нужно поесть мне?
- Ага, покушать вот тебе принес…
- Ну и какой, по-твоему, выход?
- Нужно просто следовать за Христом…
- И что, дойдешь так до края мультиверсума и станешь биться головой о стену, потому что дальше следовать за ним не можешь?
- Могу…
- Или просто умрешь?
- Если позволите…
- Чтобы стать совершенным?
- Не думаю…
- Или тебя заберут как-то?
- Да кому я нужен…
- Нам - всегда нужен…
- Вам?
- То есть мне…
- Кому это – вам?
- Это я просто о себе во множественном числе…
- И имя вам легион?
- Нет, просто с уважением к себе…
- С уважением,
- Ко мне?
- Дай лапу?
- Голос?
- Логос…
- Или просто ворвешься в небо?
- Если только стоя на месте…
- Почему?
- Потому что следовать нужно бездвижно и в полной тишине…
- В общем, где-то я уже все это слышала…
- И я…
- А я думала, скажешь, что нужно следовать за белым кроликом…
- За белым карликом?
- Нет, за черным…
- Или зеленым?
- Слоником?
- Ага…
- Или просто нужно проснуться?
- Очнуться?
- Да…
- Или, наоборот, уснуть?
- To die, to sleep, no more?
- Угу…
- Просто закрыть глаза?
- Но ведь можно бодрствовать и с закрытыми глазами…
- Тогда открыть?
- Но с открытыми глазами можно и спать…
- Или видеть сны?
- Или так…
- Тогда, может, нужно просто поверить?
- Или, наоборот, перестать?
- Но во что?
- Или в кого?
- Кого?
- Да…
- Но Христа здесь нет…
- Еще нет?
- Ага…
- Ну тогда нужно подождать…
- Все-таки дождаться?
- Да…
- И что тогда?
- Посмотрим…
- На него?
- Или по ситуации?
- Или по обстоятельствам?
- Или на месте решим?
- Твоем?
- Или моем?
- Или отсутствующем?
- В любом случае – нужно дождаться…
- В любом…
- Дождаться…
- И пойти за ним?
- И пойти за Ним…
- А пока тогда что будем делать?
- Ну можешь стихи свои почитать, например…
- Хорошо…
- Если хочешь, конечно…
- Я как раз и хочу…
- Тогда начинай…
- «Жало розы пустыни»…
- Это все?
- Нет…
- То есть будет продолжение?
- То ли еще будет…
- Ой-е-ей…
- Ай-я-яй…
- То есть все еще будет?
- Да…
- Так а это что?
- Это название…
- А…
- Ага… В кавычках же написано…
- Извини, мне не видно…
- Но ведь слышно?
- Ну да…
- …
- Ты что-то сказала?
- Да… А ты не расслышал?
- Нет… Повтори, пожалуйста…
- …
- Ну?
- Что ну?
- Повторишь или нет?
- Так я ведь уже повторила…
- И что ты сказала?
- …
- Так что ты сказала?!
- …
- Прости, ничего не слышу…
- Написано же: «…», - сказала она…
- Нигде не написано, что сказала она…
- Что сказала она?
- Да, ««что» «сказала она»»…
- «…»…
- В общем, ничего ты там не сказала, видимо…
- Сказала…
- Ну и Бог с ним…
- Бог…
- Ага…
- Читать дальше?
- Читай дальше…
- Читаю… «Жало розы пустыни»…
- Это я уже слышал…
- Хорошо, что хоть это услышал…
- Ну так ты и говоришь сейчас нормально…
- А ты меня нормировать собрался?
- Нет…
- Ну вот сиди, молчи и слушай тогда, пожалуйста…
- Кстати, а почему у твоей розы жало, а не шипы?
- Ну это такая отсылка к Кьеркегору…
- А-а… Тогда ладно…
- Ага, а шипы были бы у «Имени розы»…
- «Шипы имени розы»?
- Угу…
- И это была бы отсылка к Эко?
- Да, «Шипы имени Розы»…
- Понятно…
- Ну… А теперь начну читать уже само стихотворение, хорошо?
- Конечно... Зачем ты еще разрешения спрашиваешь?
- Чтобы разрешиться…
- Разрешаю…
- Разрешено…
- Угу…
- «Хочу дождя… Зову богов в песках пустыни… И просыпаюсь зря… Ведь жду любовь во времени, что нет доныне…»
- Браво – изумительный стих… Уже все, да?
- Нет… У меня просто есть несколько вариантов последней строчки, и я не знаю, какую из них лучше оставить…
- Ну для начала зачитай все – там уже посмотрим…
- Хорошо… Второй вариант: «Во времени, но нет в помине»…
- Ну и это сойдет…
- Еще есть третий: «Во времени, но нет поныне»…
- Что-нибудь еще?
- Да…
- Тогда давай дальше, потому что и этот звучит сносно…
- Четвертый: «А времени все нет доныне». И пятый: «А времени и нет в помине»… Вот…
- Понятно…
- И какой тебе нравится больше?
- Даже не знаю…
- Ну какой бы ты оставил?
- На твоем месте?
- Ну или на своем…
- Или на отсутствующем?
- Или таком…
- Тогда рекомендовал бы оставить?
- Угу…
- Ну так ты просто оставь сразу все – в скобках как варианты прочтения… Получится такое вот открытое произведение…
- Читай, как хочешь?
- Ага, и что хочешь…
- Я боюсь, что это может исказить смысл…
- Или создать сразу несколько смыслов?
- Или превратить все это в бессмыслицу…
- И тогда все стихотворение развалится…
- Может быть, так и надо?
- Может быть…
- Может, быть…
- И каких ты там богов зовешь, кстати? Вроде бы, тут только я их звал…
- Одинокий глас вопиющего в пустыне?
- Ага, одинокий глаз вопиющего в пустыне…
- А почему одинокий?
- Потому что второй вырвал…
- Зачем?
- Чтобы не соблазнял…
- «Лучше тебе с одним глазом войти в Царствие Небесное, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную»?
- Угу…
- А я думала, потому что Никто…
- Ну это ты думала…
- Или за меня думали?
- Или так…
- Тогда тебе и детородный член отсечь нужно…
- Зачем?
- Ну чтобы тоже не соблазнял…
- Он, вроде, и не соблазняет…
- Да ладно?
- Да, ладно…
- Ну вот…
- Но тот, у кого отрезан детородный член, не сможет войти в общество Господне…
- Высшее общество?
- Ага…
- Потому что трудно избежать одиночества?
- Трудно…
- А если бы все были один член, то где было бы тело?
- Один член…
- Но теперь членов много, а тело одно…
- Членов много…
- Посему, страдает ли один член – страдают с ним все члены; славится ли один член – с ним радуются все члены…
- Один член и все члены…
- Но это только порознь – члены, а все вместе – тело Христово…
- Все члены вместе – тело Христово…
- Тогда продолжаем…
- Продолжать…
- Сочинять…
- Ожидать…
- «Хочу огня… И жажда дня не прекратится… А в пламени ее… Танцуют тени дикой птицы…»
- Здесь альтернативных вариантов не будет?
- Нет, на этот раз обошлось без вариативности…
- Ну и слава Богу…
- Слава…
- Это ты дикая птица что ли?
- Нет, я ее тень…
- Лучший друг?
- Ага…
- Или из тех теней?
- Тень без того, что ее отбрасывает…
- Или все-таки дикая птица?
- Может, и она…
- Может и она…
- Да…
- Птичка вышла на поиски клетки?
- Если только божественной…
- Но впереди густой туман клубится…
- И пустая клетка позади…
- Значит, это о душе…
- О психее?
- Угу…
- Ты, выходит, психологией так занимаешься?
- Или поэзией?
- Или богословием?
- Или богославием?
- Не знаю…
- Но огня здесь у тебя и так полным полно…
- Да тут ведь речь не об этом…
- А о чем?
- А о том, который могут дать боги, которых я зову в пустыне…
- Но просыпаешь зря?
- Угу…
- Потому что что-то там доныне…
- Или в помине…
- Или много других вариантов…
- Да…
- Но дождь ведь, кстати, твой огонь потушит…
- Но это же такой огонь, который не гаснет…
- Вечный?
- Бесконечный…
- И дня тебе еще не хватает?
- Очень не хватает…
- Вроде, и так здесь очень светло…
- Здесь, вроде, ночь, но здесь светлей, чем днем…
- Здесь горы трупов?
- Здесь мертвый на мертвом…
- А смерть таится за каждым углом?
- О боже правый...
- Ладно, давай дальше…
- «Роза пустыни… Твои вуали – тайно обещают… Цветок песков… Ничто меня так сладко убивает…»
- Что там твои вуали обещают?
- Хватит уже издеваться…
- Иметь к тебе уважение?
- Имей…
- Извини…
- Угу…
- Ничто меня не убивает, то делает меня сильнее…
- Да уж…
- Ну это какая-то неудачная строчка… Точнее, мне не очень нравится… Я ведь могу говорить честно?
- Конечно, будь предельно искренен и откровенен…
- Буду…
- Хорошо…
- Даже нечего сказать о ней…
- Ладно: «Она раскрылась смыслом моих снов… Воспламенилась, лишив всего своих основ»…
- Ладно тоже входит в эту строфу?
- Ладно – нет…
- Ладно нет?
- Ладно, нет…
- Ладно…
- Нет…
- Тогда давай дальше…
- Не нравится?
- Нормально…
- Но давать дальше?
- Давай…
- Чтобы понравилось?
- Как даешь?
- Да…
- Угу…
- «Хочу дождя… Но в небе только пустота… Закрыв глаза, дышу… Любви больная острота»…
- Дальше…
- Так сразу?
- Ага…
- Ничего не скажешь даже?
- Ну вместо не совсем подходящей «остроты больной» можно было бы чего-нибудь сладенького или солененького добавить...
- Как на десерт или под пивко?
- Да-да…
- Тогда добавлю…
- Давай…
- «О сладчайшая роза пустыни… Ты – память рая – сердца шрам… Цветок песков и ныне нам в центре ада, словно храм»…
- Все?
- Да…
- Ну, что сказать, в целом, для того, кто только начинает заниматься поэтическим искусством – неплохо…
- Поэтической искусственностью?
- Ну да… А ты что хотела?
- Поэтической естественности…
- Я ведь сказал, что для начала – довольно неплохо…
- Для новичка?
- Ага… Так что продолжай в том же духе…
- Отце и сыне?
- Что?
- Ничего…
- Это уже название следующего стихотворения?
- Нет, без кавычек же…
- Сказала она?
- Да…
- Или это не твое?
- Что?
- Произведение…
- Нет, это перевод…
- Перевод?
- Да, мой перевод…
- Твой перевод?
- Ага…
- Или перевод тебя?
- Или перевод моего?
- Или перевод тобою?
- Или через меня?
- В общем, только переводишь ты…
- Да, только перевожу…
- Так а есть у тебя что-нибудь свое?
- Свое?
- Да, собственного сочинения…
- Свое есть, а вот собственного сочинения – нет…
- Тогда, собственно, сочини…
- На ходу?
- Можешь и на месте…
- Или на отсутствии места?
- Или стоя?
- Или падая?
- В общем, импровизируй…
- Давай я лучше кое-что зачитаю из «Туманов черных лилий»… Мне очень нравится оттуда стихотворение под названием «Пустыня»…
- Что-то у тебя снова все о пустыне…
- Ага…
- Видимо, только этим ты и вдохновляешься…
- Да…
- Но зачем читать чужое?
- Лучше свое?
- Конечно…
- Наверное, у меня нет ничего своего…
- Так сочини же…
- Импровизировать?
- Да… Ты ведь свободна…
- Да, абсолютно свободна…
- Ну так давай…
- Даю…
- Ну?
- Держи…
- Но ты ничего не дала…
- Но ведь написано: «дала она»…
- Где?
- Где дала?
- Нет, где написано?
- В твоей книге…
- В моей?
- Да…
- Но я ведь ее еще не написал…
- Нет, я про другую…
- А она разве есть у вас?
- Вроде, был один экземпляр в библиотеке…
- Ого…
- Да, только…
- Что?
- Кажется, она оттуда пропала…
- Так там и не появившись?
- Ага…
- А я и думал, что это было бы удивительно…
- Почему?
- Потому что вы ничего об этом еще не знаете…
- Но коллективная эрудиция ведь подсказывает…
- А…
- Как и тебе с твоими цитатами…
- Нет, это я, слава Богу, знаю сам…
- Тогда, действительно, слава…
- Надо же…
- И пропала она, кстати, вместе с библиотекарем…
- И вам поэтому нужен новый?
- Да…
- Вот это да…
- Вот это ад…
- Вот это нет…
- Вот этого там точно нет…
- В общем, ничего не написано…
- Ведь я ничего не могу написать…
- И повернуть время вспять…
- Или кому-нибудь что-нибудь дать…
- Чтоб жилы с запястья сорвать…
- Или сорваться – бездонно упасть…
- Не жизнь у меня, а напасть…
- Не смерть у меня, а запчасть…
- Я только хотела бы в пасть…
- Той пропасти, чтобы пропасть…
- Ты где, моя участь? Ась-ась?
- Ищу человека - на кого бы напасть…
- Но нету следов… И помочь не смогу…
- Ведь я не оставляю следов на свежем снегу…
- Почему?
- Потому что земную жизнь пройдя до половины…
- Я очутился в сумрачном лесу?
- Утратив правый путь…
- Во тьме долины?
- Потому что благими намерениями, Лешенька, вымощена дорога в ад…
- А у меня тоже благие намерения…
- И какие?
- В монастырь уйти…
- Или все-таки заниматься со мною поэзией?
- И вести поэтический кружок?
- Ну да, не политический же…
- И не этический…
- Ага…
- Или литературный?
- Да хоть балагурный…
- Но не балаганный?
- Будь ты хоть и пьяный…
- А я, кстати, так ни разу «Божественную комедию» до конца и не прочел…
- Зато жил?
- В ней?
- И соучаствовал?
- Ну да…
- Нет, просто жил…
- Возможно…
- Наверное?
- Может быть…
- Может, быть…
- Может…
- А ты, кстати, знал, что Данте было два?
- По богословию?
- Или по теологии?
- Или по философии?
- Или по математике?
- Или по логике?
- Нет, по литературе…
- Или по чему-то еще?
- Или почему-то еще…
- Так почему было два?
- Данте-2?
- Ага…
- Ну не два, а он – как это сказать – был два раза…
- Что?
- Ну после смерти он приходил еще раз…
- Второе пришествие у него было?
- Да… Еще и в образе женщины…
- Ого…
- Ага… Он до смерти – ну или по смерти – возненавидел одного известного творца, который сместил короля…
- Его что ли?
- Его?
- Да…
- Нет…
- И что?
- Так возненавидел, что выбрался из ада…
- Своего?
- Или всеобщего?
- Какого-нибудь…
- В общем, из какого-то ада он выбрался, чтобы отыскать его и отомстить…
- Как ты, отомстить?
- Или как ты, выбраться?
- Было бы, конечно, интересно узнать, как он это сделал…
- И мне…
- Нос сама знаешь в чем…
- Если только твой…
- Ага… Видимо, чтобы выбраться, нужно стать женщиной…
- Значит, все-таки останешься ты со мной…
- Почему это?
- Ну не будешь же ты менять себе пол…
- Да, не буду…
- Ну вот…
- Но я и не собирался уходить…
- Или собирался?
- Значит, все-таки останешься ты собой…
- Да…
- Потому что и тебе женщиной не стать…
- Но я и так женщина…
- Ладно – закроем этот вопрос…
- Окей…
- Ну и как, удалось ему отомстить хоть?
- Да… Дело даже дошло до дуэли…
- На копьях?
- Нет, пистолетах…
- Как у Пистолетова?
- Какого-какого Летова?
- Тогда все ясно…
- Больше не рассказывать?
- Спасибо, не надо…
- Ладно… А мне казалось, такая интересная история…
- Просто ты как-то неинтересно рассказываешь…
- Ну тогда сам и рассказывай…
- Don’t ask…
- Okay…
- А я вот, кстати, все это время сижу, смотрю и забываю спросить…
- О чем?
- А что это за колечко у тебя?
- Дыма сигарет с ментолом…
- Нет, я о том, что на пальчике…
- А… Это – волшебное…
- Ого… И какая у него магия?
- Ну если надеть, то станешь кем угодно…
- Надо же… Как презерватив…
- Нет, это немного иначе работает…
- Или не работает?
- Или так…
- Ну а если серьезно?
- Я вполне серьезна…
- Это просто так – для красоты – или?..
- Нет, на безымянном пальце же надето…
- Ну и что?
- А ты не знаешь, что?
- Откуда мне знать…
- Колечко – на память колечко…
- Теперь несвободно сердечко?
- Ну безымянный палец же…
- Ну безымянный – и что? Имени у него просто нет…
- Ага…
- Видно, судьба у тебя такая…
- Видно, не судьба…
- Или так…
- Так что, помолвлена ты, значит?
- Да, обручена…
- Обречена?
- Нет, обручена…
- Ого, ну, что сказать, поздравляю…
- С чем?
- Ну… С тем, что любовь свою нашла?
- Или человека?
- Или вторую половинку…
- Я, на самом деле, ношу его только для тебя…
- В смысле?
- Да, в смысле – для тебя…
- Имеешь в виду, что ты именно со мной помолвлена?
- Да, обручена…
- Обречена?
- Нет, обручена…
- Но… Но это ведь просто нелепо… Я думал, что ты – как бы это помягче выразиться – любишь всех…
- И никого…
- Или каждого?
- Только тебя…
- Но зачем тогда тебе это кольцо? Ты ведь блокируешь себе возможность настоящей свадьбы… Может, действительно, еще встретишь свою любовь или того самого человека…
- Возможность невозможности?
- Или возможности…
- Так почему?
- Ну потому, что посмотрят на кольцо твое и подумают, что нечего и пытаться к ней подходить – уже занято…
- Как в туалете?
- Или телефоне…
- А, может, я это просто для пикантности делаю?
- Остроты больной любви добавляешь?
- Ага…
- Чтобы тем, кто с тобой проводят упоительно-сексуальные вечера, было поинтереснее?
- И веселее…
- Ну если только для этого…
- Нет, только для того, чтобы показать, что в сердечке моем зарезервировано местечко лишь для тебя…
- Что ты ждешь лишь меня?
- Да, как те, кто верно ждут до победного конца…
- И любишь одного меня, несмотря на то, чем занимаешься?
- Да, как Соня Мармеладова…
- И что ты предлагаешь мне, помимо сердца, еще и руку?
- Да, обе…
- Но я на тебе никогда не женюсь…
- Я лучше съем перед загсом свой паспорт?
- Я улечу, убегу, испарюсь…
- Но на тебе никогда не женюсь?
- Ага…
- Почему?
- Потому что у меня даже нет кольца…
- Золотого?
- Нет, нибелунга…
- Нет нибелунга?
- Ага…
- Да сделаем без проблем…
- Но нам и обвенчаться в церкви тогда надо…
- А с этим уже будут проблемы…
- Вот видишь…
- Так что, ничего не получится?
- Так что ничего не получится…
- И как мне теперь жить?..
- Да как и раньше…
- Да, как и раньше…
- Да…
- Ну а что еще остается делать…
- Ждать Христа…
- Чтобы пойти за ним?
- Чтобы пойти за Ним…
- Ладно…
- Можешь еще и Хайдеггера тем временем почитать…
- Зачем?
- Ну чтобы попробовать прочесть, к примеру, Пушкина через то, как Хайдеггер читал немецкую поэзию…
- Взять у него методологию?
- Можно и не только ее…
- Так ты все-таки гейдеггерианец?
- Не знаю, насколько гейдеггерианец, но, видимо, все же гей…
- Шутишь?
- Нет…
- Значит, обманываешь?
- Тоже нет…
- Или обманывают тебя?
- Не знаю…
- Ты гей и работник казино?
- Наверное, да…
- Так наверное или да?
- Скорее всего, да…
- И с каких это пор?
- Как говорят, с очень давних…
- Но в школе ты ведь таким не был…
- А оказывается, был…
- Но сам себе не мог в этом признаться?
- Я об этом тогда еще не знал…
- А когда узнал?
- Да вот совсем недавно дед с бабкой и рассказали…
- И что они уже тебе такого там рассказали? Что ты в детстве какому-нибудь мальчику писюн, может быть, поцеловал, а он за это на тебя еще и помочился? Даже если и так, то это ведь не страшно… И, честно говоря, как-то это все нелепо и даже смешно звучит…
- Да, но… Это, кажется, из какой-то другой истории… Да и если бы мальчику… Рассказали, что в детстве приглашали каких-то там иностранцев, которые меня за деньги насиловали…
- За твои же деньги?!
- Нет, за свои…
- Так, может, это женщины были?
- Нет, говорят, сугубо мужчины…
- Как все это произошло?! Как так получилось?! Зачем они все это делали?!
- Да ради всеобщей жизни, говорят… Деду вон и протез для души позарез нужен был…
- Протез для души?
- Ага, позарез…
- У меня просто нет слов…
- Но ты не сможешь сказать ничего, кроме слов…
- Кроме слов…
- Да…
- Ад…
- Вот…
- И ты этого не помнишь?
- Нет, мне тогда года три было… Наверное, успешно забыл…
- Действительно, успешно…
- Ага…
- И со здоровьем все в порядке?
- Вроде бы, да…
- И следов никаких?
- Если только психических…
- Но это ведь только сейчас началось, говоришь?
- Да…
- Может, тогда ты все-таки не гей?
- Не знаю… Но все равно это мне теперь мешает жить…
- Не сможешь с этим жить?
- Наверное…
- А со мной?
- И с тобой…
- Не сможешь?
- Тем более - с этим…
- Ну ты хоть самоуничтожаться не собираешься?
- Имею и такие мысли…
- Планируешь?
- Не планирую, но и не знаю, как оно там будет…
- Оно?
- Ага…
- Но ведь ты за это в ад попадешь…
- В геенну огненную?
- Да, в геенну для геев…
- Огненную для пламенных…
- Под смех гиен…
- Ну ничего, что поделаешь – нужно же соблюдать гигиену…
- Или это просто гены?
- Гены?
- Ну да…
- Да ну…
- Но ты ведь на то и согласия не давал…
- Да, как и на рождение, в принципе…
- Ну вот… И наслаждения от этого наверняка не получал…
- Наверное…
- Наверное?
- Ага…
- Еще сомневаешься?
- Не знаю…
- Так ты поэтому и любить меня (как женщину) теперь не можешь?
- Думаю, да…
- Думаешь или да?
- Что-то из этого…
- Ну а если бы тебе дед с бабкой еще что-нибудь рассказали…
- Что?
- Ну я имею в виду, если бы они тебе не это сказали, а что-то другое – что тогда?
- Ну тогда могло бы быть и что-то другое…
- То есть мог бы не геем быть?
- Не-геем…
- Ну так видишь – это все просто слова…
- Бесплотные звуки и буквы?
- Ага… Ну а если бы они тебе сказали, что ты в три года от Нобелевской премии по литературе отказался?
- Или от премии по Богу?
- Или от такой… И что тогда?
- Ну не знаю…
- Или что над тобой в три года нимб появлялся…
- А потом перестал?
- А потом перестал…
- Очень жаль… Значит, не святой…
- И что… Тоже из-за этого хотел бы свести счеты с жизнью?
- И что уже тогда с жизнью-то будет, если ее со счетами свести…
- Какими счетами?
- Твоими…
- До 12 или 33?
- Ага…
- Предоставить жизни счет?
- Или что-нибудь еще?
- Эх, хоть бы что-нибудь еще…
- Ну тогда я бы, может, считал то время лучшим в своей жизни…
- И жил бы ностальгией?
- Угу…
- Ясно все…
- Ясно, все…
- Так, может, тебя еще все-таки простят?
- За это?
- И за то…
- Не знаю…
- Ну а если искренне раскаешься и попросишь прощения?
- Надо попробовать…
- Вот и попробуй…
- А с каких это пор ты мне добра желать стала?
- Ну мы, вообще-то, общий исток с тобою имеем…
- Это очень спорный момент…
- Который еще следует прояснить?
- Да тут особенно и прояснять-то нечего…
- Почему?
- Потому что идем мы параллельно…
- И никогда не пересечемся?
- Угу…
- Хоть и сейчас пересеклись?
- Почти…
- И исток, возможно, общий имеем?
- Мы об этом уже говорили…
- И это, по-твоему, не важно?
- Важно…
- И?
- Но еще важнее то, куда мы впадаем…
- И куда мы впадаем?
- Пока что падаем, но куда-нибудь обязательно впадем…
- И все равно в разное?
- Несомненно…
- Почему?
- Потому что я нашел отсюда выход…
- Выход…
- Выдох…
- Вдох… Так ты на этих радостях и смысл жизни, видимо, потерял?
- Да… Не мог нарадоваться…
- И решил, что можно в таком случае и в казино пойти поработать?
- Угу…
- Ужас… Такая дурацкая жизнь…
- Какая-то странная…
- А должен был стать ученым…
- Или писателем…
- Слушай, а не хочешь со мною уехать?
- Ого… Это куда, например?
- Куда угодно – лишь бы отсюда…
- Вот это разговорчики…
- У нас тут просто намечается смена власти…
- Или воли?
- Смена воли?
- Нет, воли к власти…
- Нет… Говорят, что, возможно, совсем скоро здесь все изменится…
- Ты шутишь?
- Нет…
- И не обманываешь?
- И меня, вроде, тоже не обманывают…
- И что?
- Ходят слухи – и это из самой Администрации – что вскоре здесь произойдет революция – и все станет совсем по-другому…
- С ног на голову все поставят?
- Еще хуже…
- С головы на ноги?
- Ага…
- Ну и что с того? Хуже здесь уже не будет – при любой власти…
- Не знаю, но вся Администрация планирует ускользнуть – и предлагает некоторым наемным рабочим такую же возможность релокации…
- Надо же… И куда вы там собираетесь ускользнуть?
- Да куда угодно!
- И куда вам угодно?
- Да хоть в отсутствующее место…
- Пожалуй, при таком положении дел можно попробовать и черную дыру…
- Ага…
- Так что, и тебе это предложили?
- Да…
- И когда нужно уезжать?
- Сегодня же…
- Скоро?
- Да, времени почти не осталось…
- Так быстро…
- И поэтому нужно принимать решение прямо сейчас…
- Какое?
- Ну ты поедешь со мной или нет?
- А на чем?
- Ну у нас огромный корабль типа ковчега…
- Ого… Каждой твари по паре?
- Ага… Вот и будешь мне парой…
- Яблоко от яблони далеко не падает?
- А рыбак рыбака видит издалека…
- По плодам их узнаете их…
- Или по бесплодию…
- Но мы с тобою ведь не пара, не пара…
- Но уже пора…
- А как твой пароход, кстати, называется?
- Не пароход, а ковчег…
- Да хоть подводная лодка…
- А ты что, надеялся, что философский?
- Было бы неплохо…
- Или Нобелевский?
- Ну или святой…
- К счастью или сожалению, нет…
- Так как он называется хоть?
- Ковчег «Антиномий»…
- Это именительный падеж?
- Или винительный?
- Ну это имя чье-то - Антиномий?
- Нет, это существительное в родительном падеже…
- Ковчег чего?
- Ну не кто же…
- И не что же…
- И никто же…
- И ничто же…
- Ага…
- Но название подходящее…
- Вот и ты, может, подойдешь?
- А зачем?
- Да мне после всей этой истории так по-человечески жаль тебя стало, что сердце мое съежилось бесконечной спиралью вселенской тоски, скорби и уныния… Как представлю, как ты геем-самоубийцей в аду останешься – так все и ноет, и скулит, и нет этому страданию ни конца, ни края…
- И?
- Вот и предлагаю тебе с нами ускользнуть…
- И жить счастливо?
- Да… И делать, что хочешь…
- Что хочу?..
- Просто быть собой…
- Быть?.. Собой?..
- Да… И нам как раз нужен рулевой…
- Но я ведь не Христофор Колумб…
- А мы и не новые материки собираемся открывать…
- А что?
- Просто плавать в свое удовольствие…
- До скончания веков?
- До бескончания…
- Без окончания?
- Да как захочешь…
- Да, как захочешь…
- Ага…
- Слушай, даже и не знаю… Звучит, конечно, в очередной раз весьма заманчиво…
- Ну так ты определяйся тогда уже, пока еще капля времени осталась…
- А потом уже будет засуха?
- Да, вечная черная пустыня в одиночной камере – ну или ад с геями-самоубийцами…Так что выбирай что-нибудь получше…
- Что-нибудь по душе?
- Или по уму?
- Да уже хоть по чему…
- Да, уже хоть почему…
- Так а почему, кстати, власть тут будет меняться, администраторы твои не говорили?
- Есть одна или две версии…
- Ну давай хоть одну… Или две…
- Сразу?
- Нет, по очереди…
- У Педотяна очень низкий рейтинг…
- У него лично?
- Нет, у передачи его… Он-то думает, что у него процентов восемьдесят, но на деле ноль целых шесть десятых…
- Надо же… Даже не три?
- Уже не три…
- А было три?
- Когда-то было…
- Ну и что с того?
- А то, что по этой причине передачу его уже сняли с эфира, а он все еще живет так, будто все будет длиться вечно, и продолжает гипнотически подсовывать заранее отснятые материалы…
- Хм… И ты в это веришь?
- Да, это подтвержденная информация…
- Сто процентов?
- 100%...
- А кто подтвердил?
- Кто-то подтвердил…
- Кое-кто?
- Некто…
- И ты тоже подтвердила это подтверждение?
- Ну да…
- Понятно…
- Вот…
- А зачем он там Пидкоины эти разыгрывает тогда?
- Ну это либо такой последний жест щедрости и отчаяния, либо…
- Ли Бо?
- Либо он таким образом пытается отжать деньги и смыться…
- В невидимом туалетном лифте?
- На запредельный этаж?
- Ага… Вместе с вами?
- Возможно, даже на личном ковчеге типа круизного лайнера класса люкс или премиум…
- Неплохо устроился…
- Да, это обычная схема – создать национальную криптовалюту, выкачать через нее у населения реальные средства, а затем все это продать и, естественно, испариться…
- Какой хитрый план…
- Да, многоходовочка… В итоге он один остается королем, а все остальные – голыми…
- Но король-то и сам голый, как ты говоришь…
- Как ты говоришь…
- Так почему его тогда никто не остановит и все это не предотвратит, если об этом уже все знают и всё понимают – вплоть до самой администрации?
- Да потому что все его боятся…
- Да, потому что все его боятся…
- Страх в каждом из нас строит себе дорогу…
- Боятся? Этого дряхлого гнилого кошака?
- С большой буквы…
- Что с большой буквы?
- Кошака…
- А я думал, только «Люди» пишутся с большой буквы…
- Только не у нас…
- И не люди, видимо…
- Видимо, нелюди…
- Видимо…
- Да и он держит под собой весь чиновничий сектор…
- Как это? Он ведь всего-навсего телеведущий, который при этом еще и очень плохо шутит…
- Мало кто знает, что он руководитель теневого правительства…
- Кукловодит там?
- Ага…
- Наверное, хорошие методочки имеет…
- Вроде бы, даже сам несколько написал…
- Молодец какой…
- Да…
- Теневой руководитель, говоришь…
- Ну или тайный император… Что-то такое…
- В общем, все зависит только от него, так?
- Так…
- И чиновникам он, выходит, платит хорошо?
- Ну а как же…
- И перетряхивает их?
- Перетряхивал и будет перетряхивать…
- Тогда понятно…
- Да и муж его…
- Муж? Он же, вроде, был женат… И ребенка, кажется, даже имел…
- Судя по фамилии, точно имел…
- Так а что с женой его случилось?
- Да развелись давно уже – хлопотное и громкое дельце было…
- Почему?
- Да он ведь пудель, если ты понимаешь, о чем я…
- А… А я-то думаю, зачем ему эта морда на тросточке…
- Да и мне вон подарок сделал когда-то…
- Цепочка?
- Ага…
- Приковал тебя к себе?
- Не совсем… Но попросил на работе носить…
- Но ты хоть лесбиянкой после этого не стала?
- Что за дурацкий вопрос?
- Да, извини… Так что там его муж?
- Муж его – Таракан, министр обороны…
- Моей обороны?
- Да…
- О-о-ого…
- А-а-га…
- А этот под собой весь силовой сектор держит, небось?
- Да, всех военных…
- Хорошо они спелись…
- И обвенчались…
- И сплелись…
- Не то слово…
- Славный у них тандем: кот и таракан…
- Ага… Котакан…
- Или таракот?
- Или так…
- Только трудно себе представить, как они исполняют свой партнерский долг…
- Лучше и не представлять себе эту мерзость, Лешенька…
- Согласен…
- Но, наверное, щекочут друг друга… Усиками как-нибудь…
- И все?
- Ну, может, что-нибудь еще делают…
- Видимо, у вас тут только геи всем и заправляют…
- Может, и ты хочешь тут всем заправлять?
- Да зачем мне это… Если только, чтобы их отсюда прогнать…
- И нас освободить?
- Ну да – или вас отсюда вывести…
- Только куда?
- Да тебя же, вроде бы, и отсутствующее место устраивает…
- Да мне и черная дыра сойдет…
- Да, мне и черная дыра сойдет…
- Но хорошо было бы все же остаться…
- Почему?
- Потому что все-таки не хочется уезжать…
- Вот как…
- Да, это же дом родной…
- Родина твоя?
- Верно…
- Тесный ад с Тобою мне, как рай?
- С тобою?
- Ага…
- Или без тебя?
- Или так…
- Что-то мне это напоминает…
- И мне…
- И что же?
- «И не стыдно вам?
Не обидно вам?
Вы — зубастые,
Вы — клыкастые,
А малявочке
Поклонилися,
А козявочке
Покорилися!»
Испугались бегемоты,
Зашептали: «Что ты, что ты!
Уходи-ка ты отсюда!
Как бы не было нам худа!»
- Котик с Тараканом как раз по этому поводу и ругаются…
- Что ты имеешь в виду?
- Котик – не знаю, намеренно или нет – постоянно путает Чуковского с Чайковским, а Таракан из-за этого почему-то страшно сердится и грозит разводом…
- Вот это Санта-Барбара…
- Да… Но и Таракан сам – не знаю, намеренно или нет – постоянно путает породу Котика…
- А какая у него порода?
- На роду ведь написано…
- Что дворняга?
- Нет, Девон-рекс…
- Ого… Прямо как комиссар…
- Ага, а Таракан его египетским Мао все обзывает…
- Но демонов-то у вас много, а таракан – один…
- Как и Мао…
- Как и мяу…
- Ага…
- Ну так пусть и разводятся… Может, и у вас тогда что-нибудь поменяется…
- Вот поэтому, наверное, и произойдет смена власти…
- Из-за их развода?
- Да…
- И почему?
- Потому что нельзя разводиться…
- Кто сказал?
- «И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает».
- Так они, вроде, оба – мужья, а не муж и жена… Да и кот с тараканом, а не люди… То есть нелюди… Тем более, и Бог их никогда не сочетал…
- Смотря какой бог… А вдруг они инославные? Но, действительно, какое-то несостоятельное объяснение…
- Может, есть какое-то еще?
- Ну говорят, что Таракану, в конце концов света, надоела эта постоянная издевательская путаница и предательские шуточки Педотяна, и поэтому он намеревается выйти замуж за Крокодила…
- И зачем ему крокодил? У того ведь, кажется, и дети, и жена…
- Так и у Таракана этого добра хватает… С одной развелся, вторую – в психушку упрятал, а детей уже столько, что попробуй еще сосчитай… Но я к тому, что и Крокодил-то сам уже давно расторгнул свой бракованный брак…
- Ах, да…
- Ну… Но потом еще связался с какой-то там спортсменкой и даже детей с ней зачем-то завел, хоть и повторных, официальных и прилюдных, бракосочетаний или заявлений у них, кажется, и не было…
- В ад завел?
- Ага, хахаха…
- Так и зачем все-таки таракану крокодил, если тот так плодовит и любвеобилен?
- Да потому что и тот в душе пудель…
- Только в душе?
- И в душе…
- А.. Душевный какой…
- Ага, и дети, и жены – просто прикрытие…
- Понятно…
- Но Крокодил, может, для начала просто усыновит Таракана, чтобы не возникло никаких общественных подозрений, ну а потом уже и заживет с ним совместной, гражданской, половой, животной, экономической и политической жизнью…
- А жена и дети что делать будут?
- Ну будут в другой комнате сидеть и слушать…
- Мерзость-то какая… Хоть перевез бы куда-нибудь…
- Ага… Может, еще и перевезет…
- Надеюсь… А то совсем фу…
- Но Крокодил-то, как знаешь, может и солнце поглотить…
- И что?
- Ну вот они и хотят не только то, что здесь имеют, а уже абсолютно все к своим рукам прибрать…
- Полный захват произвести?
- Да, подчинить себе все и вся…
- А котик что делать будет?
- А Котик будет до последнего сопротивляться…
- Будет давать им сдачи?
- А они у него что-то покупали?
- А разве не осталось чека?
- Нет, все мимо кассы…
- Так он с этой черной кассой и планирует смыться…
- Но Котик и на троне хочет усидеть…
- Как это?
- А так, что предпочтет умереть на нем, нежели сдаться…
- Уверена?
- Нет…
- Ну вот…
- Но если дело дойдет до активных столкновений, то есть вероятность, что все-таки отчалит…
- Это уже какая-то битва перед концом света…
- Но это если только Крокодил все-таки проглотит солнце… Тогда можно будет все что угодно в любом свете выставлять…
- В таком случае нам понадобится другое солнце…
- Другое?
- Да… Ну или носители света…
- Носители света без солнца?
- Да, те, кто все еще несут свет, когда солнца уже нет…
- Или когда оно проглочено?
- Или так…
- Понятно…
- Но ты говоришь, что намечается и смена власти…
- Да, революция…
- Восстание?
- Или переворот?
- Тебе же лучше знать…
- Но я ничего и не знаю…
- И все они – и котик, и таракан, и крокодил – будут пытаться все это осуществить, несмотря на нее?
- Может быть…
- Может, быть…
- Ага…
- И это мне тоже кое-что напоминает…
- И что же?
- «Эй вы, звери, выходите,
Крокодила победите,
Чтобы жадный Крокодил
Солнце в небо воротил!»
Но мохнатые боятся:
«Где нам с этаким сражаться!
Он и грозен, и зубаст,
Он нам солнца не отдаст!»
- Да… Он ведь и луну может заглотить…
- И сам все будет решать?
- Угу…
- И светить и отражать?
- Ага…
- Или не будет ничего вообще…
- Да-да…
- Ни солярного, ни лунарного режима…
- Лишь один – тоталитарный…
- Но должен ведь проснуться и косматый медведь, лысеющего крокодила, наконец, одолеть и солнце красное на небо вечное навечно вернуть…
- А Воробей – Таракана?
- Да, кенгуру ведь маски сорвала…
- А с Котиком кто тогда разберется?
- А с ним можем и мы…
- Мы с тобой?
- Да, ведь мы со Христом…
- Но его еще нужно дождаться…
- А мы и дождемся…
- Как Диди и Гого?
- Нет, как Лариска и Лешка…
- Но есть и вторая версия…
- Чего?
- Или кого?
- Или так…
- В общем, того, о чем я тебе уже говорила…
- Ты уже очень много всего говорила…
- Да, но помнишь, я упоминала, что нельзя обниматься…
- А… Болезнь тут у вас какая-то?
- Ага…
- Которой не видно…
- Ну… Вирус…
- Пандемия?
- Вроде того…
- Открыли ящик Пандоры?
- И потекли помидоры…
- И что теперь?
- А то, что мы с нею можем не справиться – и тогда все здесь развалится…
- Но ты ведь говорила, что у вас непревзойденный антивирус…
- В инструкциях прописано, что следует так отвечать…
- А… Понятно…
- Да… А как дела обстоят на самом деле, я и не знаю…
- А кто знает?
- Наверное, кто-нибудь в Администрации…
- И что значит «здесь все развалится»?
- Камня на камне не останется…
- Как я говорил?
- Как ты говорил…
- Или цитировал?
- Или так…
- И все же?
- Да, в смысле – абсолютно все… Падет этот режим…
- И что будет после него?
- Неизвестно…
- Но варианты какие-то есть?
- Да, есть догадки…
- И какие?
- Ну, например, что вирус этот нам подкинули…
- Интервенты?
- Да, чтобы нас ослабить и нагнуть… И когда крах будет совсем близок, просто придут и захватят…
- Это кто такое говорит?
- Таракан… Он ведь бывший пограничник…
- И хорошо все про границы знает?
- Ага…
- В том числе чистого разума?
- Скорее, нечистого…
- Безумия?
- Или так…
- Но бывших ведь не бывает?
- Или бывает?
- Или он на то и бывший, что сам и проворонил этот вирус?
- А тот через границу к нам и проник?
- Угу…
- Или, может, он вообще сам его протащил?
- Диверсия такая?
- Да, саботаж… Прямо как с тобой… Чтобы потом втихую власть оприходовать…
- Ой, нехорошие…
- А тебе смешно?
- Да нет… Но разве хорошие так делают?
- Я и не знаю...
- Потому что сама нехорошая?
- Наверное, нет…
- Значит, ничего хорошего с тобой и не случится…
- Но уже кое-что случилось…
- Со мной?
- С тобой…
- Еще ничего не случилось…
- А мне кажется, уже все…
- Когда кажется, креститься надо…
- Я и покрестилась…
- Или перекрестилась?
- Или так…
- И как?
- Помогло…
- Чем?
- Я вспомнила, что кто-то из Администрации говорил, что вирус неизвестного происхождения и что мы, вероятно, не сумеем разработать от него вакцину… А если и разработаем, то она в принципе ничем не поможет…
- Света вашего на эту тьму не хватит?
- Ага, не сможем просветить…
- В таком случае сопротивление бесполезно…
- Как и моя работа?
- Как и все здесь…
- Наши методы противодействия пандемии, действительно, таковы…
- Почему?
- Потому что за них отвечают Котик и Таракан…
- Печальный клоун и министр твоей обороны?
- Да… Таракан ведь, как и Котик, думает, что он бог…
- И будет жить здорово и вечно?
- Ага, и всеми править…
- Ну и что с того? Мало ли, что они там себе думают…
- Или о себе?
- Или так…
- Думать – это еще не быть?
- Думать – в их случае – это казаться и явно не быть…
- Думаешь?
- Думаю…
- Да?
- Да…
- Тогда ладно…
- Да и боги, знаешь ли, иногда умирают…
- Сами по себе?
- Иногда их и убивают…
- А иногда и перестают в них верить…
- И они уходят…
- Или остаются?
- Некоторые всегда были, есть и будут…
- Вот Котик с Тараканом к таким себя и относят…
- Но они ведь не боги…
- А кто?
- Комик и солдафон, которые почему-то пытаются решать медицинские вопросы…
- Ага, веселый у них совместный номер выходит…
- И разве у них есть для этого необходимая квалификация?
- Конечно, нет… Зато есть воля к власти…
- Мне кажется, это единственное, что здесь есть… И, думаю, не поделят они ее…
- Иногда и мне так кажется… Вся информация засекречена… Никому ничего не сообщается, чтобы не поднимать панику…
- Или не вводить в заблуждение?
- Или так…
- Но у вас и без паники все плохо…
- Это верно…
- Но хуже не будет…
- Думаешь?
- На мой личный и скромный взгляд, лучше, чтобы все развалилось, чем продолжать жить так – под котом, тараканом и крокодилом в любой их сексуальной, половой, политической, экономической или союзной конфигурации…
- Почему?
- Потому что лучше выстроить все заново самим – уже на совершенно иных и новых принципах…
- А если все-таки нас захватят другие?
- Другие?
- Ага…
- То посмотреть, какая власть придет вместо них… Возможно, вам оставят внутреннюю свободу, а закрепощение будет лишь внешним…
- Новое иго?
- Да, но со свободой оно легко…
- Сомнительно все это…
- Или вообще все будет хорошо…
- Это еще более сомнительно…
- Ну тогда тебе остается лишь ускользнуть…
- Так ты со мной?
- Нет…
- Почему?! Хочешь остаться в аду с геями-самоубийцами?
- И тараканами да котами?
- Ага…
- Да, наверное, останусь и дождусь Христа…
- И при этом в казино будешь работать?!
- Не знаю…
- Или с оккупантами миловаться?
- Как Бог даст…
- Да уж, Леха, нечего мне тогда тебе больше сказать…
- Тогда и не говори…
- А мог бы со мной укатить… Написал бы там какой-нибудь великий роман…
- Или святым бы стал?
- Или это… И Нобелевскую премию бы еще получил…
- Спасибо, конечно, Лариска, но как-нибудь и что-нибудь да будет…
- Не за что…
- Действительно…
- Слушай, так, может, хотя бы профиль тебе создать?
- Зачем?
- Ну, если вдруг все обойдется, посмотришь тут какие-нибудь политические сериалы, сходишь на провластные концерты и другие псевдо- или посткультурные мероприятия, а потом наберешь достаточное количество сатанинских баллов, обменяешь их и сможешь куда-нибудь уйти?
- Вернуться назад?
- Ага…
- Но нет дороги назад…
- Все былое ушло?
- И ты вовсе не рад…
- Понял ты: все прошло?
- Все ушло в мрак времен, растворилось во тьме…
- Догорает огонь, догорает огонь?
- Жизнь таящий в себе…
- Так, может, раздуешь его?
- Как мыльный пузырь?
- Нет, как что-нибудь настоящее…
- Попробую…
- Но нет дороги назад…
- Все, что ты не успел…
- То тебе не сказать…
- Ведь всему есть предел?
- Все, что ты потерял…
- То уже не найти?
- А, может, еще скажешь и найдешь?
- Может…
- Но нет дороги назад…
- Шепчет голос в ночи?
- Ты остался один…
- В долгой страшной ночи?
- Угу…
- Но в одиночестве я не один…
- Да-а?
- Да-а…
- Но все в ночи замолчит…
- Кроме меня…
- Потому что скоро рассвет?
- Да-да…
- Вот-вот…
- Еще чуть-чуть…
- Ну а если назад дороги нет, то пойдешь куда-нибудь вперед или дальше…
- Или просто куда-нибудь?
- Можно и так…
- А туда, где не был никто?
- Никто?
- Да…
- Ну да…
- Утром ранним свет убивает сон…
- Просыпаюсь я, издавая стон?
- Снова день проблем, снова суета?
- Оглянусь назад – сзади пустота?
- Я устал от всех. Я устал идти. Я устал искать.
- Зная – не найти?
- Я хотел бежать…
- Но не хватит ног?
- Я хотел молчать…
- Но стерпеть не смог?
- И, закрыв глаза, много песен спел…
- И, закрыв глаза, многое стерпел?
- Я умел чрез боль…
- Улыбаться всем?
- Я хотел кричать, но я…
- Стал уж нем?
- Я пойду туда…
- Где не был никто?
- Я пойду туда, но не с тобой…
- Я пойму тогда, что это судьба?
- Я уйду туда, уйду навсегда…
- Уйду навсегда?
- Да…
- Так что, создавать?
- Да нет, мне кажется, это все уже давно потеряло всякий смысл…
- Может, только кажется?
- Или только пока?
- А потом заговоришь иначе?
- Поживем – увидим…
- Будем живы – не умрем?
- Это верно…
- Ладно… Тогда, если тоже вдруг все обойдется, приходи к нам на выборы…
- Какие выборы?
- Нового руководителя Администрации…
- Выборы без выбора?
- Или с иллюзией выбора?
- С выбором софы…
- Или так…
- В очередной раз за котика с тараканом голосовать?
- Ага…
- А когда они у вас?
- Да в конце лета…
- Да, в конце лета…
- After Summer We Fall…
- Ой, долго еще этого ждать…
- Ну а что тебе еще остается тут делать, кроме как ждать?
- Это верно, но, надеюсь, что осталось уже совсем чуть-чуть…
- В общем, ты приходи…
- Только я голосовать не буду…
- Почему?
- Да потому что за двадцать шесть лет мне эта его недоюмористическая передачка уже просто осточертела…
- И что, ты даже своим правом голоса не воспользуешься?
- Думаю, им уже давно воспользовались…
- Ха-ха…
- Ведь у меня нет никаких прав, а только обязанности…
- Ладно… Смотри сам…
- Вот и смотрю…
- Вот и смотри…
- Вот и буду…
- Вот и будь…
- Хорошо…
- А у нас тоже хорошо будет… Выпивка и еда бесплатная…
- Это на выборах что ли?
- Ага…
- Чтобы я пришел и отдал свой голос за вашего кандидата?
- Да, праздник настоящий устраиваем…
- Как сегодня?
- Может, даже и лучше…
- Но ведь скоро кончится ваш карнавал…
- Это мы еще посмотрим…
- Но выпить на халяву – это, конечно, приятно…
- И закусить…
- И это тоже…
- Может, еще и переночевать у кого-нибудь…
- У тебя что ли?
- А почему бы и нет?
- Да хватит уже меня соблазнять…
- Да, хватит…
- Спасибо…
- Но у нас и выступления показательные будут…
- Как сегодня?
- Может, даже и лучше…
- Ну и что там уже будет?
- Dj Downbass и Dj Солодуха…
- Сало духа?
- Ага…
- Сало?
- Губ?
- Кроваво-алых?
- Или голубое?
- Нет, соло…
- И что за соло?
- Духа…
- На клавиатуре что ли?
- Да, хорошо темперированное…
- Нет, меня этим не заманишь…
- Почему?
- Потому что я против всех…
- Даже против Христа?
- Нет, это мой единственный кандидат – и Его нет в бюллетени…
- И поэтому ты не будешь участвовать в этой постановке?
- Да, в этом спектакле…
- Или в этой клоунаде?
- Или еще чего похуже…
- Черт-те что…
- Черт знает что…
- Знает…
- Что…
- Черт…
- На меня все наводят одинаковый ужас…
- Ну ты просто Бодлер…
- Проклятый поэт?
- Ага, всеми принят – изгнан отовсюду…
- Кстати, а что там по поводу моего изгнания?
- Отсюда?
- Да, когда уже твой отдел безопасности за мной придет?
- Ну, музыкальная часть концерта, в общем-то, окончена – дальше уже будет только этот мальчик…
- Которого отец Папа из автокефальной церкви назвал Иисусом в честь своего кумира?
- Ага…
- И что?
- Ну если и ускользнуть со мной не хочешь, и профиль тебе не нужен, и все на тебя наводят одинаковый ужас…
- Кроме Христа…
- Тогда вставай и иди…
- Я?
- Да…
- И что делать?
- Иди и смотри…
- Что?
- Не что, а кого…
- И кого?
- Иисуса своего…
- И что потом?
- Смотри и молчи…
- А дальше?
- А дальше действуй по ситуации… Думаю, после окончания мероприятия охрана или сотрудники отдела безопасности сами придут за тобой…
- Невероятные мстители, наконец, настигнут меня?
- Ага…
- Но бить хоть не будут?
- Ничего не могу обещать…
- А до этого только и обещала…
- Извини – работа такая…
- Извиняю…
- Ну, прости тогда и прощай…
- И не поминать лихом?
- И лохом…
- Слушай, душа-христианка, постой…
- Я и так стою, вроде бы…
- И сколько стоишь?
- Бесконечно-долго, кажется…
- А я думал, что тридцать сребреников, скажешь…
- Плохая шутка…
- Набрался у вашего котика…
- Бегемотика…
- Который играет на фаготе…
- Ага…
- Можешь еще напоследок, пожалуйста, на всякий случай кое-что в своей системе проверить…
- И что же?
- Посмотри еще раз мои инициалы и фамилию… В общем, имя мое…
- Все вокруг чужое?
- Только помни имя свое…
- И зачем тебе это?
- Ну просто интересно стало… Мало ли…
- Вдруг все-таки свой?
- Что-то такое…
- И что проверять? Диктуй…
- Давай сразу три варианта… 
- Богатая у тебя жизнь…
- Но не половая…
- Ха-ха…
- Или жизни?
- Не знаю… Ну так что там на первое?
- Алексей…
- И фамилия?
- Пусть будет Шариков…
- А на второе?
- Алексей Федорович Шариков…
- Так это ведь то же самое, но с отчеством…
- Да… Я просто не уверен, что знаю, как зовут моего отца…
- Ладно… И третье?
- А третье, кажется, мы уже проверяли – и ничего не было найдено…
- Это с Преображенским в фамилии?
- Ага…
- Хорошо… Но давай, пожалуйста, только после концерта… Я уже очень от всего этого устала… Пора и передохнуть…
- Понимаю… Но если меня охрана вдруг раньше времени схватит?
- Раньше времени?
- Да…
- Не волнуйся – как-нибудь уладим этот вопрос…
- Точно?
- Точно… Все проверим…
- Ну тогда ладно…
- Договорились…
- Всё?
- Все слова сказаны…
- Отпеты души…
- Все, кого любил – мертвые туши…
- Прах к праху…
- Плоть от плоти…
- Тогда и я пошел?
- Ран, раббит, ран…
- Что ты сказала, равви?
- Нет, run, rabbit, run…
- А… Это снова Апдайк что ли?
- Нет, Пинк Флойд…
- А я знаю только Блэк Флойд…
- А я знаю только блэк метал…
- И какой?
- Американский и суицидально-депрессивный…
- А я думал, что-нибудь про алхимию расскажешь…
- Ладно, выздоравливай уже отсюда, алхимик…
- Или маг?
- Ага, иди уже, психонавт, а то еще опоздаешь…
- Да я и так летаю снаружи всех измерений…
- Еще, может, и мальчика этого поможешь тогда со сцены перенести…
- Зачем?
- Ну он мал, а ты высок – вот и все…
- Ну вот и все… Чего уж тут отказываться…
- Все, давай, а то пропустишь начало…
- Начало чего?
- Конца?
- Или новое?
- Нет, выступления…
- Ага, Молохов ведь говорил, что для вас это настоящим событием станет…
- Да, все очень давно и с нетерпением этого ждали…
- Жаль, что без Адама…
- А-не-дама…
- А-вам-дама…
- Жан-Клода?
- Нет, короля…
- Нет короля?
- Угу…
- И туза?
- И шута…
- Леш, ну, ты это…
- Спасибо…
- Ты заходи, если что…
- Если что?
- Ага…
- Слушай, Лариска, если что, а какой сейчас год?
С какой-то блуждающей кошачьей улыбкой, которая просочилась к Алексею и уже осталась с ним навсегда, Лариса с двух сторон закрыла перед его лицом красные, бархатистые шторы.
Оказавшись вне комнаты, он, словно в тупике, уперся лбом в серую бетонную стену смеха или плача (палача, но не плача), которая граничила с первым рядом покинутых сидений. Послышался электрический щелчок – и все пространство мгновенно, словно из ниоткуда, было залито бледноватой резкой подсветкой.
Алексей обернулся. К его удивлению, в помещении не было ни единого окна или двери, хотя он почему-то надеялся, что одна из них должна быть именно здесь – ведь так было в его актовом зале.
Стояла дикая суматоха и неопределенный шум. Энергичные колобки серыми облаками сновали у подмостков рядом с любимыми артистами – которых, кстати, в отличие от первых мог различить и Алексей – покрывая их любовной, наэлектризованной пеленой своего немыслящего присутствия.
Он и без того с трудом мог разобраться, в чем дело, а от какофонии этого вавилонского столпотворения и бьющего в глаза свечения голова его, изнутри больше напоминавшая то и дело избиваемый или бьющийся колокол, вообще отказывалась что-либо соображать.
Впереди кто-то хотел: взять автограф или что-нибудь и куда-нибудь еще; купить плакат или что-нибудь и кому-нибудь продать или продаться; сфотографировать или снять на видео кого-то или что-то, сфотографироваться и сняться на видео или сделать радикальное селфи с померкшими звездами на вечную память; подарить или возложить цветок, цветы или даже сделанный на заказ профессиональным флористом букет; выпить cock-хвост, кок-tail или обсудить народную сказку о волшебном хвосте петушка; попросить спеть на бис какой-нибудь хит – в одиночку или же совместно, - и многое-многое другое, что наверняка кто-нибудь хотел, хочет или еще будет хотеть.
Алексею казалось, что герои Босха сошли со своих картин сюда, чтобы сделать все вокруг по-настоящему живописным. Алексею казалось, что все вокруг картинно, а герои Босха могут живописать и живо писать. Алексею казалось, что это именно Босх, и что он (как и Данте) мог этим вдохновляться и писать свои работы именно здесь – с натуры, как натюрморт – ну или приходить сюда на пленэр после непродолжительного, но во всех отношениях освежающего моциона. Алексею казалось, что все, конечно же, могло или может быть без запятой наоборот. Наоборот, с запятой ему уже казалось, что это просто коллаборация или же совместная творческая работа между Босхом (но не Борхесом) и Линчем, что можно было бы назвать предательским смешением – будем надеяться, что обойдется без крови – или же линчеванием.
И Алексею захотелось, чтобы перед ним все вновь закружилось, завертелось, стало перемешиваться и меняться… Чтобы внезапно провалился пол и поглотил все то, что находилось на его поверхности… Чтобы точно так же разверзся и потолок – и он взмыл в бесконечность его неизвестного вещества черной и безвозвратной птицей… Чтобы все сталкивалось и взрывалось, выделяя нечто такое, что могло бы – что-то могло бы – что могло бы что-то мочь…
Или вжиться в какие-то иные воспоминания – подумать о чем-то совершенно другом – сознательно или нет – волей или неволей – объективно или субъективно, что уже не имеет никакого значения… Ведь – или но – все было закупорено и абсолютно или ровным счетом ничего не происходило… И от этого снова оставалась лишь невнятная досада: «я ни над чем не властен», - опять необычно и в кавычках подумал Алексей. «А на этом ведь можно и отличную политическую программу или даже национальную идею построить… Стабильность – наше все… И ничего никуда не рухнет…»
А на уже опустевшей сцене вместо занавеса кто-то повесил гигантское полотно с зачем-то нарисованным очагом. И Алексей отчего-то понял, что ему нужно пойти именно туда – к нему – пока тот еще не пробили и не свернули, пока изображение еще не исказилось и не стерлось… 
«Еще живые, но уже безголовые петушки» с каким-то военно-мистическим налетом заиграли из глубокой оркестровой ямы известную джазовую композицию «When the Saints Go Marching in», а «Хел Монкиз» агрессивно и анархично – совсем без акцента – и это было просто удивительно – принялись по-русски отпевать: «Гоу даун, Моузыс!»
И Алексей деревянно зацокал вперед, но тут же споткнулся о чьи-то ноги, торчавшие из прохода между рядами.
Там лежало два голых тела предположительно мужского пола. Одно взрослое и худощавое, но довольно жилистое, с торчащими ребрами и лохматой грудью. Второе – просто худенького ребенка, о котором сложно сказать что-либо еще. Алексей немного испугался – и в голову его закралась мысль о том, что это он, быть может, каким-то образом убил их обоих…
Но тела эти дышали – и животы их при этом мерно подымались и опускались, как заведенный кем-то заранее механизм. Старший поддерживал младшего, словно бы на какой-то виденной ранее Алексеем иконе. Оба были препоясаны бежевой набедренной повязкой и, казалось, совсем не собирались вставать, довольно комфортно расположившись на полу.
Алексей не знал, что делать, и решил попробовать обратиться к ним напрямую и открыто, поскольку чувствовал, что запрета на это, вроде бы, нет:
- Извините… - подойдя поближе, начал он, адресуя это потенциальному мужчине номер один.
- Эй, ребята, добро пожаловать в ад! – вдруг музыкально, словно из колонки или громкоговорителя, вырвалось в ответ ему. Алексей подумал, что это донеслось со сцены или из общей шумофонии псевдозвуков, к которым теперь еще присоединились петушки и обезьянки, но сразу же понял, что неправ.
- Простите… - продолжил он, уже сменив адресата, которому могло быть лет пять…
- Мама, приезжай и меня забери… - точно так же вырвалось ему в ответ и на этот раз…
Алексей не знал, что делать, и решил попробовать помочь им подняться. Он наклонился чуть ниже и подался немного вперед, вытянув им свою правую руку (но сразу же вспомнил, что не любит Да Винчи – или якобы связанные с ним коды) – и увидел, что они оба обезглавлены.
А была ли голова? Вроде бы, да… Или нет? Как я сразу не заметил… Или все-таки заметил, но вам не рассказал? Или не рассказал и себе? Или боялся и себе в этом признаться и от самого себя скрывал? Но зачем? Это ведь какая-то чушь… Может быть, она только сейчас пропала? Укатилась, как колобок? Но и это тоже смешно… Наверное, нужно вызвать скорую помощь… И милицию… И спасателей… Только некому уже помогать или спасать – да и некого… Но дело же не в том… Они ведь дышат… А как это можно делать без головы? Значит, они не мертвы… Мертвая жизнь какая-то – ну или живая смерть… Да и крови совсем нет… Странная шея у них… Будто залатанная туманной смолой… То есть чем-то таким или что-то такое… Черное… Окутывающее… Манящее… Зовущее…
И он, как зачарованный, медленно двигался все ближе и ближе, напряженно зависнув над ними исследовательским бесшумным вертолетом, стремясь заглянуть куда-то внутрь или еще дальше и глубже – стремясь соприкоснуться с тем, что предстало перед ним – стремясь проникнуть в то, что предстало перед ним – стремясь слиться с тем, что предстало перед ним – в виде убаюкивающей космическим ужасом бездны, которая сначала сладко манит, а затем уже неотступно засасывает в свою нескончаемую воронку.
- Не живым, так хоть мертвым, но меня забери! – вновь безответно раздалась колыбельная сирена, когда Алексея схватили за руку, стали крепко удерживать и с силой подтягивать к себе. Он воспринял это как в себя, но был не в себе и, скорее всего, даже не для себя. И когда ему стало по-настоящему страшно и когда у него уже не оставалось сил сопротивляться этим конвульсивным разрядам (даже держась второй рукой за ближайшее сиденье и упершись обеими каблуками в пол – так, что чувствовал, как со лба его падают тяжелые капли пота, а подрясник в области колен и рукавов начинает рвано похрустывать), в горле его уже созрел крик о помощи. И как только он собрался выпустить его наружу, все сразу же прекратилось.
Стальная рука его отпустила. Алексея отбросило назад – и он больно приземлился на ту часть позвоночника, которая когда-то – или когда-нибудь – могла быть – или еще будет – его – или не его – хвостом.
Запястье жгло. Он задыхался и не мог найти себе места. Он забыл, где его место. Он забыл, как нужно вспоминать. Но помнил, как следует поминать. Он, как в ясный и светлый божий день, понял, что нужно бежать и спасаться. Для начала бежать, а затем уже и спасаться. Для начала просто сбежать, а затем уже, может, и спасаться. Бежать куда угодно – куда глаза глядят, куда глаза не смотрят, куда глаза не видят, куда лишь снятся сны и утекают миры.
Дед и бабка его слегка отстраненно и даже немного скучающе сидели там же, и, казалось, за весь этот сеанс так и не покидали пределов своих мест. Когда Алексей, наконец, привстал и увидел их, душа его тут же возрадовалась – и он сразу же пошел к ним напрямик, как по заросшему полю – ведь когда он оказался в этом месте, он все-таки сидел перед ними – на следующем за их ряду – и, значит, там было его место, которое, наверное, он мог бы снова занять.
- Ну что, пес возвращается на блевотину свою? – спросил дед, когда Алексей уже уселся.
- А глупый – к глупости своей… - отдышавшись, не оборачиваясь, ответил Алексей.
- Там по-другому написано…
- А ты разве читал?
- Может, и читал…
- Ну раз можешь, то и читай…
- А ты – пиши…
- А я не могу…
- А ты попробуй…
- Хорошо…
- Плохо… - сказала бабка.
- Почему?
- Это к тебе вопрос такой…
- Какой?
- А чего это ты тут, как акробат какой, лазишь-то, а?! Мы же, вроде, в приличном месте находимся, Алеша!
- Да я… Я наступил там просто…
- Очень странное оправдание…
- Весьма…
- Что весьма?
- Весьма хорошее название для романа – «Преступление и оправдание»…
- Но у романа уже и так есть название…
- Какое?
- Роман…
- А…
- Б…
- Б?
- Ага…
- А почему не бэ?
- Потому что Абэ…
- Кобо?
- Коба…
- Хоба…
- Оба…
- Так и где ты так долго шлялся?!
- Он ведь в туалет убегал… - сказал дед сказал.
- Запор у тебя какой случился что ль?
- Или понос? – спросил дед.
- Да нет… Тошнило немного… А потом само по себе прошло…
- Ну а сейчас в туалет не хочется уже?
- Да, вроде бы, нет…
- Так да, вроде бы или нет?
- Да не знаю я…
- Да, не знаешь ты…
- Ага…
- Но ты сходи уже постарайся на дорожку…
- Все не понарошку?
- Еще бы…
- Да и туалет там то ли занят, то ли не работает…
- Кто тебе такое сказал?
- Ну я там в коморке какой-то Лариску встретил за шторкой – она и сказала…
- Крыску Лариску?
- Не-а…
- Так какую Лариску?
- Ну Недотыкомову… Одноклассницу бывшую… Десять лет с ней уже не виделся…
- Бывших не бывает…
- Бывает…
- О, так у вас юбилейная встреча, значится, произошла? – спросил дед спросил.
- Ага…
- Ну и как отметили?
- Да я вот как раз и забыл ее к нам в гости пригласить…
- Ну ничего – еще успеешь…
- Ну и как там Лариска-то поживает? – спросила бабка спросила.
- Да хорошо, вроде бы… Вот работает в школе тут… И очень много всего другого делает… Поэзией, кстати, занимается… И даже диссертацию будет скоро защищать…
- Хахаха! Это где? В ПТУ местном что ль?
- Да не знаю я, баб… По Паскалю, говорила, диссертация ее…
- Нет, Алешка, это токмо ты у нас в столице учился…
- И не доучился…
- Зато научился…
- Но не выучился…
- А такие тупицы, как она, никаких диссертаций никогда в жизни не напишут… Не то что защитят… Вот пусть стишки и сочиняет сама себе…
- Вот она и сочиняет… И переводит… И концерты устраивает… И как-то с выборами даже помогает…
- Хахаха! Выбирать помогает?
- Наверное…
- Ой, Алешка… Что ты такое нам мелешь… Да и родня у нее – одни алкаши…
- Это я знаю… Но не обязательно ведь и дети должны такими же стать…
- Гены пальцем не задавишь…
- А гниду?
- А ее можно…
- Понятно…
- Да и мать у нее шалава еще та…
- Все у тебя шалавы, баб…
- Ну а что поделаешь-то, Лешенька, когда кругом одни шалавы…
- Это у тебя прямо как в песне…
- Старой песне о главном…
- Ага…
- Леш, а ты уверен, что именно Лариску там встретил?
- Ну да… Вроде бы… Ну не привидение же это было… А что такое?
- Да я вот вспомнила, что она померла уже давно…
- Вспомнила?
- Ага…
- Или пошутила?
- Чего это мне с таким шутить?
- Да ты все можешь…
- Да, я все могу…
- И когда она померла, говоришь?
- Да вот лет десять назад и померла… Сразу же после вашего выпускного… То ли утопили ее… То ли сама утопилась…
- Хм…
- Об этом еще и в газете нашей писали…
- А по каналу местному показывали?
- Да, и по радио ей даже похоронный марш на день рождения заказывали…
- Может, и на могилку ее еще меня сводишь?
- А что? Могу и сводить… Могилки – это милое дело… Там иногда у нее и конфетки валяются… Даже и водка с хлебцем и огурчиками бывает… Так что и полакомиться можно… Если перепадет чего…
- Ой, баб, ладно…
- Что ладно? Можем и откопать ее, если тело жару требует… А то что тебе с надгробия-то одного – холодный мрамор токмо душу и греет…
- Все! Спасибо… Так утопилась она или ей помогли?
- Непонятно как-то все там было… Вроде бы, повесили ее и утопили уже после того, как она отказалась подписать сфальсифицированный протокол на одном из избирательных участков… А сказали всем, естественно, что это просто суицид…
- Как-то это не похоже на нее…
- Что именно?
- Да все…
- Да, все…
- Так и что тогда?
- Ну тогда, значится, там просто какая-то пьяная история с изнасилованием и наркотиками…
- И дядей Вовой?
- Он, вроде бы, тоже присоединялся…
- По прямой линии что ли?
- Нет, горячей…
- Ого…
- Ага… Еще и с Крокодилом…
- Под крокодилом?
- Нет, Тараканом…
- Так это таракан под крокодилом или все-таки крокодил под тараканом?
- Ну этого я уже не знаю…
- Да, очень странная история… Что-то ничего не вяжется…
- А ты смотри еще, чтоб и тебя ненароком не повязали, коли начнешь в этом всем разбираться, - сказал-сказал дед.
- Так что не знаю, Лешенька, с кем ты там за шторкой своей общался, но это явно не Лариска… Если токмо русалка какая к тебе выплывала… - сказала бабка сказала.
- И кот-ученый… - сказал-сказал Алексей.
- Ага…
- Но это ведь была она… Живее всех живых…
- Нет, Леша, ты, наверное, спутал ее с Алисой-Лорой, пресс-секретарем Котика. Они внешне очень похожи…
- Да нет, баб, если они и внешне похожи, то внутреннее ведь было бы совсем разным… Памяти общей ведь с ней не было бы… Как она могла бы тогда со мною говорить так обо всем, как она это делала…
- Ну не знаю…
- Не волнуйся, Леша, - сказал дед сказал. – Мы еще за результатами розыгрыша к ней пойдем, так что и сможешь во всем убедиться. Ну и в гости ее, если что, тоже позовешь. Девушка она, конечно, миловидная и привлекательная. Может, и срастется у тебя с ней... Что-нибудь…
- А у этого все токмо одни малолетки на уме! – сказала бабкой бабка.
- Ну а что? Я всю жизнь мясо ем, так что у меня и до сих пор, как штык, стоит…
- Ты бы этот штык как-нибудь по назначению лучше использовал…
- А я что?
- А ты – что…
- Давайте вы потом уже обсудите свою личную жизнь, хорошо? – сказал Алексей сказал.
- Ладно… - сказал дедом дед и бабкой сказала-сказала бабка.
- А ты, дед, прав… - сказал Алексеем Алексей.
- Вот видишь! А эта еще тявкает тут…
- Прав, что это розыгрыш…
- Ну а что это, по-твоему, было?
- Я имею в виду, что там ни одного правильного варианта ответа не было, так что никто там ничего не сможет угадать или выиграть…
- А откудова у тебя такая информация?
- Что-то мне об этом подсказывает…
- Что-то?
- Ага…
- Или кто-то?
- Или кто-то…
- Ладно – посмотрим еще… Не надобно меня заранее расстраивать…
- Да, посмотрим…
- Посмотрим еще, на чьей стороне окажется правда…
- Или Бог…
- Хотелось бы все-таки выиграть и освободиться…
- Дуракам везет…
- На поле чудес?
- Если только по пятницам…
- Черным?
- Или великим…
- И если токмо обернуться саваном из пожухлых листьев…
- А вы, кстати, почему не идете обняться со своими любимыми артистами?
- Да у меня уже давно есть все эти ихние автографы… Да и чего я там не видел… Да и не нравится мне эта музыка вообще…
- Направление не подходит?
- Направление? Какое направление?
- Север…
- Аркадий?
- К Аркадии…
- Сколько раз сюда ходил, было все намного лучше, но на этот раз – как-то не удалось…
- Не удалось?
- Ну…
- Музыка не нравится?
- Очень плохая музыка…
- А какая нравится?
- Хорошая…
- И мне тоже хорошая нравится…
- Вагнер, например…
- О… И я его как раз слушаю, когда силовые упражнения делаю…
- И какие это ты уже такие там силовые упражнения делаешь, Лешенька? При твоем-то телосложении…
- Ну я хоть и худ, но все-таки мое тело – это же концентрационный лагерь для калорий, и поэтому их надо время от времени сжигать под «Полет валькирий»…
- А это, между прочим, очень неполиткорректная шутка…
- А это и не шутка…
- А что это?
- Это, деда, правда…
- Не нравится мне эта газетенка…
- И мне…
- Так ты что, калорийность духа у себя понизить решил?
- Ну да…
- Постом?
- Ага…
- И где поститься будешь?
- В интернете, деда…
- В интернате?
- Ну…
- Ну если там, то это понятное дело, конечно… Но градус, Лешенька, никогда понижать нельзя… Повышать – можно, а вот понижать – никогда…
- И почему же?
- Очень плохо тебе наутро будет…
- Но ведь утро вечера мудренее?
- Это токмо в поговорках…
- Но не в песнях…
- Да и мы, кстати, с бабкой-то твоей сюда токмо ради Педотяна и приходим…
- Зачем?
- Да от него просто какая-то энергия исходит…
- Как от АЭС?
- Ага, заряжает он нас…
- Любит народ наш всякое…
- Всякое разное…
- А это не заразно?
- Лишь бы не заразное…
- Понятно… А мне ничего тут не нравится…
- Да, наверное, пора и нам уже домой возвращаться…
- А разве домой есть возврат?
- Раз есть дом, то есть и возврат…
- Ого…
- Ага… И мы же покупали билет в оба конца…
- Возвратный?
- Да, туда и назад…
- Как бумеранг?
- Ну да… Токмо…
- Что?
- Токмо у тебя, Леша, волчий билетик…
- А это еще что такое?!
- Билетик на то, чего не было… Так что придется тебе домой как-то самому добираться…
- Пешком?! А вы все поедете?!
- Да… Ты извини… У нас денег просто не хватило… Нищета эта заела совсем… И мы не хотели тебя заранее расстраивать… Но мы ведь пожилые люди… Так что не серчай на нас старых, Леша… Нам тяжело ходить уже… А ты еще молодой – вот и добредешь как-нибудь…
- Вы не пожилые, а отжившие – и даже выжившие из ума!
- Горе от ума, Лешенька…
- Горе?
- Ага
- Горе, о, туман…
- Горе-атаман…
- Горе-атман…
- Горе без ума…
- Это точно…
- Что точно, так это то, что дома и выпить можно…
- А тут что, нельзя?
- Нельзя…
- Тогда, да…
- Да и передачи у меня по телевизору поинтереснее будут, чем вот это все…
- И что будешь сегодня смотреть?
- Что-нибудь да буду…
- Добудешь?
- Да, буду…
- Будешь?
- Ага, что покажут, то и буду смотреть…
- Понятно…
- А этой так вообще без разницы – лишь бы глаза всадить…
- В глаза всадить?
- Нет, глаза всадить…
- Как в розетку?
- Вроде того…
- Ясно…
- Да и атмосфера что-то здесь уже совсем не та…
- Атмосфера?
- Ну… Я бы даже сказал так, что атмосферы здесь уже нет…
- Но, вроде бы, сейчас как раз Иисус этот должен на сцену сойти… Такого тебе по телевизору не покажут…
- Да ерунда это все, Леша… Такое токмо по телевизору и показывают…
- Что ты имеешь в виду?
- Да шутка это какая-то, небось… Все как всегда…
- И что будет, по-твоему?
- По-моему, покажут нам какую-нибудь картинку или плакат – и на этом все…
- Как на календаре твоем?
- Ага…
- А дома бы повесил такой?
- Я бы токмо такие и вешал… Чтобы вместо креста петлю на шее носили…
- Так и без того ведь носят…
- Да не носят они ничего…
- Ладно… Так ты думаешь, что икону какую-то вынесут?
- Ну уж нет… Это уже будет слишком…
- А что тогда?
- Ну, может, картонное что-нибудь, как игрушечный гаишник на дороге…
- А, может, видео какое-нибудь покажут?
- Да ну… Экрана ведь нет…
- Ну так они как-нибудь спроецируют уже – техника теперь многое умеет…
- Умеет, да не могёт…
- И что она не могёт?
- Да не будет никакого кино, Леша, как ты этого не понимаешь… В лучшем случае приведут какого-нибудь актера из «Страстей Христовых» – и все…
- Ну так вот и даст, наконец, полноформатное интервью без купюр…
- А он токмо трепаться и может…
- Ну а что если нам это по-настоящему как-нибудь покажут через симуляцию в очках… Мне Лариска рассказывала, что тут такое есть…
- На сегодняшнем концерте, к сожалению, без очков…
- Так что, ничего не будет?
- Так что ничего не будет…
- Думаешь?
- Думаю…
- Тогда нужно дальше крутить барабан…
- А это разве русская рулетка?
- Есть еще какие-то вопросы?
- Нет…
- А к Иисусу?
- У матросов нет вопросов…
- Поматросил и бросил?
- Ага…
- А у тебя, баб?
- У меня токмо один вопрос…
- Какой?
- А жрать-то мы что будем, а?!
- Понятно…
- А этой все лишь бы пожрать… - сказал-сказал дед дедом сказал.
- Ну а что?!
- Да ничего… Брали ведь с собой пирожки… Перекуси и успокойся…
- А с чем пирожки-то у нас? – спросила бабкой бабка спросила-спросила.
- Беспонтовые наверняка… – ответил-ответил Алексеем Алексей ответил.
- Ты ж с огурцовой начинкой сама и делала… - сказал-сказал дед сказал-сказал. – А у тебя, Леша, вопросы что ль какие-то к нему есть?
- Если это будет поистине Христос, то не возникнет никаких вопросов…
- По истине?
- Ага… Говорят же, что это просто невероятное событие…
- Да чепуха это все… Так и почему вопросов-то никаких, по-твоему, не возникнет?
- Ну потому, что мы узрим лик Бога…
- И помрем сразу что ль?
- Почему это?
- Потому что написано, что никто его не может увидеть и остаться в живых…
- Так это ведь будет Бог во плоти…
- Ну и что с того? Много кто уже зрел его – и что?
- Я имею в виду, что это ведь просто чудо…
- Чудеса произойдут?
- Могут произойти…
- Так их и антихрист творить может…
- А некоторые святые подвижники, кстати, и говорили, что антихрист, может, как раз в России и родится…
- Может и родиться?
- Может…
- И что?
- Ладно, это просто так, к слову…
- Но не к делу…
- Ну…
- Я тебе говорю, что много кто уже твоего Иисуса Христа видал – и что? Почти со всеми из них ничего особенного не произошло и ничего в них не переменилось…
- Ты хочешь сказать, что блаженны невидевшие и уверовавшие?
- Это ты хочешь сказать…
- Я и сказал…
- Так и что будет-то с теми, кто как тогда, так и сейчас не уверует и не покается?
- Отраднее будет Содому и Гоморре в день суда, нежели им…
- Ой, давай токмо уже без геморроя…
- Тогда, деда, уже и свечи не помогут…
- А если освященные?
- Боюсь, что никакие…
- Ну… Что будет, то будет…
- Как Бог даст, так и будет, деда…
- Что будет, то и сбудется, Леша…
- А что будет, уже известно…
- Ну и когда он там уже выйдет, кстати?
- Все уже рассаживаются… - сказала бабка бабкой сказала-сказала.
- Ну да, антракт окончен… - сказал-сказал Алексеем Алексей сказал.
- Антракт? – спросил-спросил дедом дед спросил.
- Ну или афтепати…
- Чего-чего?
- Вечеринка после концерта…
- Ну еще не после…
- Но уже вечеринка…
- Или все-таки концерт?
- В общем, скоро уже все должно произойти…
- Да, должен, наконец, объявиться…
- Ну тогда ждем…
- Не дождемся…
- Деда, слушай…
- А?
- У меня тут проблемы какие-то с отделом безопасности приключились…
- Что?! Ты в каморке той нагадил что ль?! – спросила бабка-бабка спросила-спросила.
- Да нет… Вроде бы… Лариска просто сказала, что на меня какой-то информации у них еще нет…
- Какой еще информации? – спросил дедом дед-дед спросил-спросил.
- Я не совсем понял… Но там что-то было про мой личный счет…
- Ой, Леша, да ерунда это все… Потом уже разберемся…
- Точно?
- Да! Все! Не мешай смотреть! Уже начинается!
- Ладно…
Приглушается подсветка, отчего на зал наползает тревожно-ожидающая и долго-хмурая тень. В сравнении с тем, что было прежде, можно сказать, что даже воцаряется тишина. И на сцену, держась за руки и даже не споткнувшись, выходит дуэт безголовых, но не петушков. Они то ли кланяются, то ли кивают отсутствием своих голов – или безглавьем – и огоньки тут же гаснут совсем – или насовсем.
(- Конец…
- Света?
- Уже все?
- Еще нет…)
Страстная тьма и тишь вокруг и внутри. Вдруг призрачно-холодный и лунно-отстраненный луч прожектора с электрическим жужжанием озаряет похожую на морг авансцену, посреди которой стоит внушительный каменный гроб со сдвинутой сверху крышкой, над которой то ли стыло вьются, то ли зависше курятся невообразимые дымки.
- Ну и что это за подтасовка?
- Это постановка такая что ль?
- Или хорошо написанная пьеса?
- Ну и где он?
- Так и что, он не выйдет даже?
- И не поздоровается?
- И не поприветствует?
- Не выспался что ль?
- Или перепил вчера?
- Или не накрасился?
- Ну что ж ты страшная такая…
- Ты такая страшная…
- Ты не накрашенная страшная…
- И накрашенная…
- Так, может, ему гроб подкрасить тогда?
- Ха-ха-ха!
- Пните его уже кто-нибудь в бок!
- Да он уже и от копья – не то что пинка – не проснется…
- И не очнется?
- И не пробудится?
- Так что, и на вопросы наши, значится, никто не ответит?!
- Никто не ответит?!
- Не ответит?!
- Никто?!
- И за это мы еще платим налоги?!
- И на это мы еще брали билеты?!
- И на это мы еще тратили свои непосильным трудом нажитые реальные денежные средства к социальному существованию?!
- И даже книгу за них покупали?!
- И сидели ее еще и читали?!
- И до сих пор продолжаем читать?!
- Ну и сколько нам еще ждать?!
- И ждать ли нам чего-либо вообще?!
- Ну сколько, сколько уже можно над нами издеваться?!
- Да нам не нужен такой Иисус!
- Да на мыло такого Иисуса!
- Да, народу не нужно такое явление! – демократически восклицают разгневанные и разъяренные голоса большинства.
- Так! Минутку рассеянного внимания! Приносим искренние извинения или соболезнования за неожиданно сложившуюся техническую неполадку! Вскоре она будет устранена – и все продолжится в полном соответствии с оглашенным планом мероприятия, который вы также имеете на своих местах и в печатной форме! А пока что давайте начнем с проповеди! – раздается из-за кулис суетливо-микрофонный голос Молохова.
- Да, детушки мои и ребятушки, дорогие мои и любимые, давайте начнем с проповеди! – просительно одобряет оттуда же и взволнованно замяукавший Педотян.
- Ну ладно!
- Давайте хоть проповедь!
- Раз зрелищ у вас нет!
- И хлеба!
- Хоть чем-нибудь тогда уже нас порадуйте!
- Так сказать, возместите ущерб!
- Моральный!
- И физический!
- Или материальный!
- Да!
- Иначе мы сами его возместим!
- Да!
- Но уже наше усмотрение!
- Да!
Включается электронный синтезатор речи, который начинает проповедовать искусственно-интеллектным голосом Стивена Хокинга, который, в свою очередь, коверкает произношение слов, неверно расставляя ударения, а также в целом используя неподходящие для продуцируемых высказываний интонации: «Этого итальянского картину смотрели, да? Этого Антониони, да? Ой, это Антониони, Антониони… А что это? А что это за Антониони? И главное – все эти недоговоренности, намеки, полунамеки эти… Ты мне скажи прямо, в лоб, по существу – я иначе не понимаю, что это… Что это за актриса? Что это за глаза? Что это за грудь? Что это за талия? Что это за что? Десять минут посмотрел – пошел на футбол. Не только я – вся публика… Валом валит с картины – вот вам и Антониони… Гений! Ха-ха-ха… Тоже смотрели, да? Антониони… Нравится? Ну еще бы… Что вы… Антониони – это же все-таки, понимаете… Это же мировой режиссер… О чем речь… Эти намеки… Эти ассоциации… Это ай-ой… Это не то что вот так в лоб… Сколько можно? А актриса? Глаза… Эта талия… Грудь… Что вы… Целый день… Что вы… Не только я – вся публика валом валит на картину… Гений – вот что я вам скажу… А вы как? Никак? Правильно… Никак – и все… Не понял… Что такое? А? А, вы спите? Правильно… Встал, проснулся, опять заснул и опять спать – великое дело сон – такое можно увидеть… Что? А? Вам плевать? Мне тоже плевать… Вы на что плюете? И я на это плюю… На что еще? Больше ни на что? Правильно… Главное – здоровье… На остальное – плевать… Вы уходите? Куда? Домой? Да-да? Сейчас? Правильно… Уходи… Домой… И только сейчас… Не понял… Что вы? А, да, то ли дело дома – именно, да… Тапочки, тахта, телевизор… Такое можно увидеть… Ой… Ну, а ваше мнение? Не понял… Я спрашиваю: ваше мнение? Мое? Да, да, лично ваше! А я что? Я, как все… Как народ!» – и призрачно-холодный и лунно-отстраненный луч прожектора тут же гаснет совсем – или насовсем.
Великая темнота и затишье вокруг и внутри. Вдруг где-то вдали гремит выстрел. Все трепещутся, кроме Алексея. Бабке его уже нечего и трепетать. А внуку же ее чудится, что житие его пропадает. И сразу же за этим следует оглушительный взрыв – и яркая волна новорожденного и пронизывающего света озаряет все кругом. Толпа со зверским воем несется ко гробу, чтобы на всякий случай успеть заглянуть вовнутрь – и еще куда-то дальше, за него – и, начиная давить и топтать друг друга, орет во всю глотку:
- Горим!
- Бежим!
- Скорее!
- Предоставьте мертвым погребать своих мертвецов!
- Проход открыт!
- Проход горит!
- Проход закрыт!
- Прохода нет!
- Нет, есть!
- Нет!
- Есть!
- Нет!
- Нет-нет!
- Да!
- Да нет!
- Да да!
- Да?!
- Да-да!
- Узковато!
- В пламени брода нет!
- Видно, рождены для огня!
- Спасайтесь!
- Спасаемся!
- Спасайся!
- Спасайся, кто может!
- Спасайся, как может!
- Кто может?!
- Кто, может?!
- Может?!
- Может!
- Дед, прости меня…
- Дед… - вновь обращается Алексей, преклоняя колена. – Дед… – но дед на это лишь чешет пиратской культей свой куриный отросток, а тот отчего-то сладостно двигает коготками.
- Леша… - и Алексей радуется всею душою своею, ведь он думает, что это дед благоволит обратиться к нему, но, хватая того за руку, говорит бабка, которая сидит вся в крови и с совершенно осоловело-разбойничьей видностью. – Леша, я тебе еще один патрон оставила… Спасайся…
На Алексея в этот момент нападает какой-то чужой и непонятный ужас. Он понимает, что все это – испытание и искушение. Искривление и искажение. Издыхание и измождение. Придыхание и претворение. Преступление и наказание. Преступление и азазание. Азазание и азазание. Просто азазание и ничего более.
Алексей безвременно глядит на окровавленную остроконечную гильзу в ладони бабки, на приоткрытый на сцене каменный гроб и настоящий, живой огонь, который стеной полыхает (и поглощает все и вся) за ним, отбрасывая игривые тени по всему вдруг заплясавшему и раскалившемуся пространству – и чувствует, что его атакует ядовитая оторопь, что он впадает в судорожный ступор и что его охватывает каменный паралич.
3. И когда ему становится по-настоящему страшно и когда у него уже не остается сил сопротивляться этим конвульсивным разрядам, в горле его, наконец, созревает крик о помощи: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»
2. – Господи, или хощу, или не хощу, спаси мя! – виновато-немо кричит Алексей, обеими руками хватая себя за воспалившуюся голову, в которой в этот момент еще почему-то слышатся и обрывки мелодии «Полета шмеля» – и молниеносно теряет остатки сознания.
1. А/И проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Алексей обнаружил, что он у себя в постели…
0.
8
Заключительная, но не заключающая

Бездействующие лица:
Бабка, бабка Алексея
Дед, дед Алексея
Алексей, Алексей Алексея
Телевизор, телевизор деда и по совместительству всех остальных
Недоумок, который то помогает, то мешает все это записывать

Место действия: изменить нельзя

Телевизор. – Сегодня в 13-25 смотрите четырехсерийный документально-игровой фильм «Крещение Руси», который расскажет об удивительном периоде в истории, связанном с приходом и распространением христианства на территории Древней Руси.
Бабка (сидя в кресле, с негодованием). – О-о-о! Аж целых четыре серии! И это что, нам весь день сидеть и смотреть это надобно?!
Дед (возлежа на диване, шутливо). – Ну а нам-то что? Посмотрим уже…
Бабка. – Нет, ты не понимаешь! Это ведь такое неуважение к представителям всех остальных вероисповеданий!
Дед. – Каких это еще вероисповеданий?
Бабка. – Ну атеистов хоть…
Дед. – А-а… Понятно… Ну да…
Бабка. – Так есть же еще и разные евреи, мусульмане, буддисты… Все в одной стране живут… И не токмо…
Дед. – А ты еврей что ль? Что-то я впервые слышу об этом…
Бабка. – Может, и еврей… А тебе-то какое дело?
Дед. – У меня вообще никакого дела нет… Тем более, до тебя…
Бабка. – Ну вот сиди тогда и помалкивай…
Дед. – Я-то смолчу, а вот у людей сегодня праздник – им вот это потому и показывают…
Бабка. – А у меня нет сегодня никакого праздника – и что?! Я таперя не люди, получается?!
Дед. – Нелюди… И что, по-твоему, нужно делать?
Бабка. – Отменить надобно вообще все эти праздники… Ну хотя бы по телевизору… Пусть будет обычное развлекательное вещание…
Дед. – Ну не знаю… Может, и так… А вот случится и в твоей религии, скажем, праздник какой-нибудь, а по телевизору в честь этого ничего и не покажут… Тебя это не оскорбит?
Бабка. – Когда и на моей улице будет праздник, тогда и поговорим…
Дед. – Договорились…
Бабка. – Ага… Так что все это просто жуть как несовременно…
Дед. – А с каких это пор ты вдруг стала современной?
Бабка. – С некоторых…
Дед. – Ого…
Бабка. – Ага, как будто второе дыхание открылось…
Дед. – Семьдесят пять – баба ягодка опять?
Бабка. – Есть еще порох в пороховницах…
Дед. – Ну так что, взорвем проспект тогда, может быть?
Бабка. – Да тебе-то уже и взрывать нечем, террористик ты мой…
Дед. – Почему это?
Бабка. – Да огонь твой давно затух…
Дед. – Да, огонь твой давно затух…
Бабка. – И осталось одно пепелище…
Дед. – Обижаешь…
Бабка. – Токмо ты не обижайся…
Дед. – А ты и Христа тогда все-таки не обижай… А то говоришь, что это таперя не модно…
Бабка. – И не молодежно…
Дед. – А он все равно каждый год воскресает…
Бабка. – Ну в этом году, может, уже и в последний раз…
Дед. – Посмотрим…
Бабка. – Ага… Вот именно, что смотреть-то нам уже и нечего…

Алексей, который все это время неприметно стоит у входа в зал и с улыбкой подслушивает их разговор, наконец, проходит внутрь и садится в пустое кресло, стоящее между таким же коричневым креслом бабки и зеленым диваном деда.

Алексей (игриво). – Христос, значит, не в тренде, говорите…
Бабка. – Ага!
Дед (с удивлением). – О! Лешка! Живой! А мы уже думали, что ты копыта откинул…
Алексей. – А я их как раз и откинул… А то ноги в них потеют, да и мозоли натирают…
Бабка. – Нет, Леша, мы уже думали, что ты в ящик сыграл…
Алексей. – Так я и сыграл! Вот только не знаю еще: выиграл или нет?
Бабка. – А как получить результаты розыгрыша?
Дед. – Да в наших лохотронах это не имеет никакого значения…
Бабка. – В смысле?
Дед. – Лохотрон на то и лохотрон, что лох там всегда остается лохом…
Бабка. – Да, в наших лохотронах это не имеет никакого значения…
Алексей. – Да…
Бабка. – В общем, Леша, решили мы уже, что ты и сдох…
Алексей. – Ну вот только за меня такие вопросы решать не надо, хорошо?
Бабка. – Конечно, хорошо! Спасибо, что живой!
Алексей. – А то что бы вы уже без меня тут делали?
Бабка. – Что-нибудь бы и делали уже… Все как обычно…
Дед. – Тут, скорее, Леша, вопрос в том, что бы мы уже делали с тобой…
Алексей. – И что же?
Бабка. – Ну на фаршик бы какой и пустили уже тебя… Мясорубка-то у нас есть – и хорошая, мощная – все косточки бы тебе переломала…
Алексей. – Вы что, серьезно?! Это же каннибализм!
Бабка. – Ну а что? Мясо – оно везде мясо… Чего добру-то пропадать?
Алексей. – Действительно, добру…
Дед. – Ну или биточки какие-нибудь из тебя бы сделали…
Алексей. – Или эфирчики?
Дед. – Нет, для эфирчиков надобно душу твою как-то изловить, а затем уже из нее и экстракт выжимать…
Алексей. – Квинтэссенцию?
Дед. – Ага, но техники у нас такой пока нет… Это тебе не мясорубка…
Алексей. – Совести…
Дед. – Но, да, сделали бы все на совесть и по совести…
Алексей. – Все бы отмыли?
Дед. – Ни к чему бы не подкопались…
Алексей. – Потому что не закопали бы?
Бабка. – Так чего закапывать-то? Черви бы тебя там и пожрали… Так лучше уж мы – хоть родные тебе…
Алексей. – Родные…
Бабка. – Ну а разве нет?
Алексей. – (собираясь с мыслями) Да… (собираясь без мыслей) Да… (разбираясь с мыслями) Да… (разбираясь без мыслей) Родственникам ведь рубль должен был…
Дед. – Два, два рубля, хахаха!
Бабка. – Так что, Леша, земелька в нутро свое тебя бы поглотила – и все… А так мы хоть проглотим, а ты уже дальше в нас – ну или через нас – жить будешь…
Алексей. – Это сложно назвать жизнью…
Дед. – Сложно…
Бабка. – Да…
Алексей. – Значит, ни к чему бы не подкопались…
Бабка. – Обошлось бы без подкопов…
Дед. – Комар бы носу не подточил!
Алексей. – Но кровушки бы пососал?
Дед. – Этого я уже не знаю…
Бабка. – Конечно, пососал бы! Да еще как!
Дед. – Как насос, хахаха!
Бабка. – Ха-ха-ха…
Алексей. – Ха-ха… Ладно… Хорошо, в общем, что вы меня не съели…
Бабка. – А ты – бога своего…
Дед. – А ты – не помер…
Алексей. – Или не воскрес?
Дед. – Или так…
Бабка (Деду). – А ты давай по очереди говори и не мешайся! Чтобы всем все было понятно! А то сейчас вот было непонятно!
Дед. – Это все нездорово – это непонятно…
Бабка. – Шутки мне еще тут шутить будешь?! По шее, может, еще захотел?!
Дед. – Может, и захотел… Да и ладно тебе уже… Тише…
Алексей. – А я вот как раз до смерти проголодался…
Бабка. – Или по смерти?
Алексей. – Или так…
Дед (смеется не в себя). – Хахаха!
Алексей. – И чем сегодня потчуете?
Дед. – Чем тебе можно полакомиться?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Спрашиваешь, чем будешь трапезничать?
Алексей. – Ну как бы да… Поесть дадите или нет?
Бабка. – Ну раз голоден, то ничего и не дадим…
Алексей. – Почему это?
Бабка. – Потому что ничего еще не готово…
Алексей. – Вот как… Тогда надо бы приготовить…
Бабка. – Ну раз надо бы, то иди тогда и готовь…
Алексей. – Только я не умею…
Дед. – А ты ничего не умеешь…
Алексей. – Да, я ничего не умею…
Бабка. – Ну так иди тогда и учись…
Алексей (вставая). – Ладно…
Бабка. – Ладно! В честь праздника твоего прикупила я тебе тут кой-чего…
Алексей (садясь). – Какого это праздника?
Дед. – Так у тебя на этой неделе, вроде, каждый день – праздничный, нет?
Алексей. – Ну да… Каждый день – Великий и Страстной, но сегодня ж еще Суббота – самый скорбный день…
Дед. – Нет, сегодня уже – самый лучший день…
Алексей. – Заходил вчера?
Бабка. – Нет, вчера как раз и не заходил…
Алексей. – Потому что ночью ехать лень?
Дед. – Ну, видать, и пробыл до утра…
Алексей. – Но пришла пора?
Бабка. – И собрался в путь…
Дед. – Ну и ладно…
Алексей. – Будь…
Дед. – Ага…
Алексей. – Как?! Сегодня уже Воскресенье?!
Дед. – Да, воскресенье!
Алексей. – Пасха?!
Бабка. – Да, пасха!
Алексей. – Ого… Как-то неожиданно… Я даже не успел подготовиться…
Дед. – Ты ж все проспал…
Алексей. – Все как всегда…
Дед. – Все как у людей…
Бабка. – Прямо какая-то ирония судьбы…
Дед. – Или с легким паром?
Алексей. – Так а почему вы меня не разбудили?!
Бабка. – Ну у тебя все-таки весьма тяжелый денек в пятницу выдался…
Дед. – И ночка…
Алексей. – Не то слово…
Дед. – Не то…
Бабка. – Вот мы и не хотели тебя будить, чтобы ты уже как следует проспался…
Дед. – И выспался…
Бабка. – Ага… Ну а потом уже стали думать, что тебе, может, и конец…
Дед. – Может и конец…
Алексей. – Это я сутки, выходит, что ли проспал?!
Бабка. – Может, и больше…
Дед. – Может и больше…
Бабка (Деду). – Слушай, ты, эхо будущих битв, прикрой уже свой роток… Или, может, на поводок тебя посадить?!
Дед. – А ты прибери тогда свой вершок… Ну или корешок… И все-таки лучше доска на колесиках…
Бабка (закатив глаза и выдохнув, Алексею). – Ты, вроде, как в пятницу ушел от нас – так и с концами уже…
Алексей. – В смысле, с концами уже?
Дед. – Да, в смысле…
Бабка. – Ну что токмо сейчас вот и объявился…
Алексей. – А…
Дед. – Ну…
Бабка. – Вот…
Алексей. – Ладно… Что поделаешь-то уже теперь… Так что ты мне там прикупила? Давай уже хоть чего перекусить…
Бабка. – Ну трахуна твоего любимого я не нашла…
Алексей. – Кого-кого?
Бабка. – Ну трахуна этого… Или как его там… Напиток этот сладко-зеленый…
Алексей. – А… Так это «Тархун» называется…
Бабка. – Что тархун, что трахун – одна гадость…
Дед (шепчет в себя). – Да хоть Перун…
Алексей. – Согласен…
Бабка. – Так что вместо него другого взяла – дюшес какой-то…
Алексей. – Ну мне и дюшес сойдет…
Бабка. – Ага… «Буратино» два литра… Так что можешь хоть обпиться…
Алексей. – Спасибо… Надеюсь, там хоть не масло… А то будет, как в детстве, когда думал, что это газировка…
Бабка. – Нет, маслице уже Аннушка разлила…
Дед (смеется под себя). – Хахаха!
Алексей. – А съестного ничего?
Бабка. – А съестного – ничего! Шутка! Хахаха!
Алексей. – Очень хорошая, просто отличная шутка, баб…
Бабка. – Ну а на второе – сладенького взяла…
Алексей. – Сладчайшего?
Бабка. – Воистину!
Алексей. – И чего ж ты там уже такого взяла?
Бабка. – Ирисок твоих любимых …
Алексей. – «Золотой ключик» что ли?
Бабка. – Ага…
Алексей. – Спасибо, конечно, но от них же пломбы в зубах выпадают…
Дед (выглядывая из подмышки). – И что будет?
Алексей. – Черная дыра будет – что…
Дед. – А…
Алексей. – Ага… И боль…
Дед. – Ну тогда потом уже и поешь, а то у тебя ж сегодня радость должна токмо быть…
Бабка. – И чтоб никакая черная дыра тебя не засосала или радость эту из тебя, наоборот, не высосала…
Алексей. – Рады, рады, рады…
Дед. – Светлые березы…
Бабка. – И на них от радости вырастают розы…
Алексей. – Белые розы, белые розы…
Дед (показывая в никуда или никуда не показывая). – А это еще что такое?
Алексей. – Эмблема любви?
Дед. – Или эмблема печали?
Алексей. – Или роза мира?
Бабка. – А ты разве знаешь ее имя?
Алексей. – Я?
Бабка. – Ты.
Алексей. – Да.
Бабка. – Да-а-а?
Алексей. – Да, я знаю имя Розы.
Бабка. – Ну молодец тогда…
Алексей. – И ты тоже…
Бабка. – То-то же…
Дед. – А я?
Бабка. – И-а…
Алексей. – Того же мнения…
Дед. – Мне?
Алексей. – Не-я…
Бабка (Алексею). – Ну так что ты?

Алексей внезапно встает и с каким-то неопределенным и непонятным остальным чувством – безмятежно созерцает колыхание запыленного (небесного) лучения на торжественно-обыденной занавеске, будто бы собираясь испустить затаенные или благодарные слезы, как вдруг с бурным весельем восклицает.

Алексей. – Смерть! Где твое жало?! Ад! Где твоя победа?!
Дед. – Смерть…
Бабка. – Ад…
Алексей (поет, закрыв глаза, троекратно). – Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав!
Дед (между вторым и третьим повторением). – Что они там во гробах своих делают?
Бабка. – Я не поняла…
Алексей (продолжая трижды продолжать). – Воскресение Христово видевше, поклонимся святому Господу Иисусу, Единому безгрешному. Кресту Твоему покланяемся, Христе, и святое воскресение Твое поем и славим: Ты бо еси Бог наш, разве Тебе иного не знаем, имя Твое именуем. Приидите вси вернии, поклонимся святому Христову воскресению: се бо прииде Крестом радость всему миру. Всегда благословяще Господа, поем воскресение Его: распятие бо претерпев, смертию смерть разруши.
Бабка (вяло, на втором круге). – Иного не знаем…
Дед (расставляя знаки препинания внутри слов). – Имя именуем…
Бабка (перейдя на третий). – Радость всему миру…
Алексей (присаживаясь, затихая). – Смертию смерть разруши…
Бабка (без удивления). – Молодец, Леша, хорошо поешь... А где это ты так научился?
Алексей (тоже без чего-то). – Школа жизни…
Бабка (хлопая, насмешливо). – Ну все тогда, концерт окончен?
Алексей. – Так он и не начинался…
Бабка. – Ну а это нам кто исполнял?
Алексей. – Некто…
Дед. – Кто-то?
Бабка. – Кое-кто?
Алексей. – Ага…
Дед. – Ты, Лешка, токмо не обижайся… Да и вообще, не серчай на нас старых… Я понимаю, что у тебя сегодня праздник, но все-таки Христа своего ты суешь куда надобно и куда не надобно…
Алексей. – Где-то я уже это слышал, деда…
Дед. – И где это, интересно?
Алексей. – Да у писателя Бунина, а вслед за ним – Набокова… По поводу Достоевского…
Бабка. – По поводу Досытаевского?
Дед. – А я б тоже хотел каким-нибудь Досытапивским называться…
Бабка. – А этому все лишь бы…
Дед (обрывая). – Да знаем мы, что! И все уже знают! Можешь не заканчивать даже!
Бабка. – А я все-таки кончу!
Дед. – Токмо через мой труп!
Бабка. – А ты и так уже холодный!
Дед. – И голодный!
Бабка. – Токмо что еще не схоронили!
Дед. – Ну и слава богу!
Бабка. – Действительно…
Алексей. – Хватит вам уже ругаться… Тем более, в такой-то день…
Дед (Алексею, возобновляя подобие никогда не начатой мысли). – Так да, Леша… И это ж неглупые все люди…
Алексей. – Это Бунин с Набоковым что ли?
Дед. – Ну да…
Алексей. – И почему это, интересно?
Дед. – Ну так писатели же… Книги ведь написали…
Алексей. – И что, если книги писали, то, значит, автоматически неглупые?
Дед. – Автоматически… Чтоб книгу написать, надо грамотным быть…
Алексей. – Ну а если и я напишу, тоже сразу же неглупым или грамотным стану?
Дед. – Ты? Ну не знаю…
Алексей. – Вот как…
Дед. – Ну ты напиши для начала, а потом уже поговорим…
Алексей. – Договорились…
Дед. – Хорошо…
Алексей. – А Бунину, деда, кстати, и Нобелевскую премию дали…
Дед. – Вот видишь! Я ж говорю, непростой был человек, так что и глупостей бы не написал… Не каждому ведь дают…
Алексей. – Ага…
Дед. – А второму этому тоже дали?
Алексей. – Кому?
Дед. – Набогову, кажись…
Алексей. – А… Нет…
Дед. – Вот незадача… Ну, может, еще и дадут…
Алексей. – Посмертно что ли?
Дед. – Да хоть бы и так…
Алексей. – Почему это?
Дед. – Да заслужил ведь человек…
Алексей. – А ты знаешь, почему не дали?
Дед. – Откудова мне это знать?
Алексей. – Да из-за «Лолиты»…
Дед. – Так и мне она не нравится…
Алексей. – Раз так, то должен понимать, о чем я…
Дед. – Ага… Не дали там, значится, дали где-то еще…
Алексей. – Может быть…
Дед. – Может, быть…
Бабка (Деду). – Так куда там Христа совать надобно?
Дед. – Куда надобно…
Бабка (Алексею). – Вот и засунь его, Лешка, куда надобно…
Алексей (расчувствовавшись, возбудившись, со слезной и любовной обидой, защищая). – Да как вы так можете?! Как вы вообще смеете такое говорить?!
Бабка. – Ну а что тут такого-то? Мы же просто говорим…
Дед. – Ну… Просто… Чего ты, Лешка, ну чего ты так?
Алексей. – Деда, да если я постыжусь Христа, то и Он меня постыдится!
Бабка. – Да и плюй ты на это!
Дед. – И чихай!
Алексей. – Э-эх! Праздник сегодня такой… А вы…
Дед. – О, так раз праздник, может, и выпьем хоть?
Бабка. – А этому лишь бы выпить!
Дед. – Все, что пьется, можно и выпить…
Алексей. – Деда, этот праздник – не повод выпить…
Дед. – Любой праздник, Леша – это повод выпить…
Алексей. – Нет…
Дед. – Ну а что тогда?
Алексей. – Это повод возрадоваться…
Дед. – Ну и чему же? Выпивке, если токмо…
Бабка. – Вот и мне интересно…
Алексей. – Вы только вслушайтесь в эти вечные, исполненные духовного восторга, святые слова: «Итак, все — все войдите в радость Господа своего! И первые, и последние, примите награду; богатые и бедные, друг с другом ликуйте; воздержные и беспечные, равно почтите этот день; постившиеся и непостившиеся, возвеселитесь ныне! Трапеза обильна, насладитесь все! Телец упитанный, никто не уходи голодным! Все насладитесь пиром веры, все воспримите богатство благости!
Никто не рыдай о своем убожестве, ибо для всех настало Царство! Никто не плачь о своих грехах, потому что из гроба воссияло прощение! Никто не бойся смерти, ибо освободила нас Спасова смерть! Объятый смертью, Он угасил смерть. Сошед во ад, Он пленил ад и огорчил того, кто коснулся Его плоти.
Предвосхищая сие, Исаия воскликнул: «Ад огорчился, встретив Тебя в преисподних своих». Огорчился ад, ибо упразднен! Огорчился, ибо осмеян! Огорчился, ибо умерщвлен! Огорчился, ибо низложен! Огорчился, ибо связан! Взял тело, а прикоснулся Бога; принял землю, а нашел в нем небо; взял то, что видел, а подвергся тому, чего не ожидал!
Воскрес Христос, и ты низвержен! Воскрес Христос, и пали демоны! Воскрес Христос, и радуются ангелы! Воскрес Христос, и торжествует жизнь! Воскрес Христос, и никто не мертв во гробе! Ибо Христос, восстав из гроба, — первенец из умерших. Ему слава и держава во веки веков! Аминь».
Бабка. – И это ты сам сочинил что ль?
Алексей. – Да нет! Ты что! Куда мне!
Дед. – А чье это?
Алексей. – Это «огласительное слово на Пасху» святителя Иоанна Златоуста…
Дед. – А… Ну вот и ты, может, что-нибудь такое сочини – и каким-нибудь темнителем Алексеем Худохвостом тогда прозовут…
Алексей. – Если только Худохвостом… Шариковым-Худохвостом…
Дед. – Хахаха!
Бабка. – Так ты это ты на память выучил что ль?
Алексей. – Что?
Бабка. – Ну вот это…
Алексей. – Нет же – по бумажке читал…
Бабка (зажмурившись). – Как?! А я и не заметила…
Дед. – Ну…
Алексей. – Написано же: «возвышенно и по слогам прочел по бумажке он»…
Бабка. – Где написано?
Дед. – Ну…
Алексей. – У недоумка и написано, баб… А ты что, не видишь разве?
Бабка. – Не-а…
Дед. – Ну…
Алексей. – Выходит, и не читала ничего?
Дед. – Выходит…
Бабка. – Чего-чего?
Алексей. – Ну про нас у недоумка…
Бабка. – Не-а… А где почитать?
Дед. – Ну…
Алексей. – Тебе ссылку дать?
Бабка. – А? Чего?
Дед. – Куда нажать?
Алексей. – Вы просто оставьте запрос, а я вам тогда уже и ссылку…
Бабка. – Не надобно нам никаких ссылок токмо, внучек…
Дед. – Да, Лешка, хватило нам уже однажды ГУЛАГа…
Алексей. – Да ладно вам… Пошутил я… Знаю все это наизусть…
Дед. – Про ГУЛАГ-то?
Алексей. – Нет, отрывок этот на Пасху…
Бабка. – А… А я-то думаю…
Дед. – Было бы тебе чем думать…
Бабка. – Если я сейчас встану, то ты уже навсегда ляжешь…
Дед. – А я и так лежу…
Бабка. – Вот и не встанешь никогда…
Дед. – Или не встанет?
Бабка. – Тебе уже ничего не поможет…
Алексей. – Даже метафизическая виагра?
Бабка. – Ничто!
Дед. – Не ну, если они мне тут живьем все выступят, то можно и подумать…
Алексей. – Так вы разве не слушали меня?
Бабка. – Слушали…
Алексей. – Но не слышали?
Дед. – Не ну…
Алексей. – Разве вы не поняли, что мы уже спасены?! Все, все, абсолютно все и каждый спасены – вы вообще понимаете это?! Вы понимаете, какой это дар?! И беспечные, и непостившиеся, и убогие, и грешные – все мы спасены! Смерти больше нет! Умирать не надо – никогда! Только жить – и жить всегда! Ад упразднен! Нечего уже страшиться! Потому что Христос умер за всех нас и святым воскресением Своим даровал нам прощение и радость жизни вечной…
Дед. – Нечего бояться, говоришь?
Алексей. – Ну да… Кроме Бога…
Дед. – Ну что сказать: хорошие новости…
Алексей. – Не просто хорошие, а единственные…
Дед. – И когда нам помирать?
Алексей. – В смысле?
Дед. – Ну да, в смысле, когда?
Алексей. – Смерти, деда, больше нет…
Бабка. – Смерти деда больше нет…
Дед. – И что таперя?
Алексей. – Свобода!
Бабка. – Воздух воли не отнять?
Алексей. – Так не страшно умирать…
Бабка. – С музыкой такой хоть иди на смерть?
Алексей. – Все так…
Дед. – И что нам делать?
Алексей. – Просто следовать за Христом…
Дед. – И куда он так заведет?
Алексей. – Пути Господни неисповедимы…
Дед. – А следовать-то как?
Алексей. – По внутреннему навигатору, который в сердце…
Дед. – (Не)Понятно… Но то, что ада больше нет – это хорошо, конечно, а то я не очень-то хотел отседова переселяться…
Бабка. – И чего это?
Дед. – Да не охота менять постоянное место жительства… Привык я тут – и хорошо все… (Алексею). А вот радость вся эта твоя – глупая какая-то… Не знаю я, честное слово…
Алексей. – Ее не знаешь или честное слово?
Дед. – И ее, и вообще…
Бабка. – Ну так даже если и помер он за нас, то это пока, а нам-то потом все равно помирать придется…
Алексей. – Да, но это ведь уже совсем другая смерть… Это просто необходимый переход в полноту жизни вечной, райскую радость которой мы можем предчувствовать уже сейчас – и таким образом соучаствовать в ней…
Дед. – А без смерти, значится, неполное все будет?
Алексей. – Ну да…
Дед. – Зато потом сразу много-много радости?
Алексей. – Ага…
Бабка. – (Не)Понятно… Значится, все равно помирать…
Алексей. – Ну как бы…
Бабка. – А я думаю, что никакой смерти нет…
Алексей. – Так и есть!
Бабка. – Нет… Никакой вообще… Даже той, о которой ты говоришь…
Алексей. – Ну так как бы и да…
Бабка. – Нет…
Алексей. – Ладно…
Дед. – А я думаю, что нет ничего, кроме смерти…
Бабка. – Эх ты, дубинушка!
Дед. – Да сама ты!
Бабка. – Да сам ты! Некрофил треклятый!
Дед. – Ничего ты в жизни не понимаешь, жизнелюбка!
Бабка. – А ты – в смерти! Любка!
Дед. – Шлюбка!
Алексей. – Оба вы хороши… Два сапога – пара…
Дед. – А ты что, самый умный тут у нас?
Бабка. – Ага, среди навоза одна роза что ль притаилась?!
Алексей. – Да нет, я, дорогие мои, еще хуже вас вместе взятых…
Дед. – И с чего это вдруг?
Алексей. – Да потому что мразь я последняя…
Дед. – Или первый из грешников?
Алексей. – Ага, великий я грешник…
Бабка. – Ай-я-яй, ну и какие там у тебя уже грехи?
Алексей. – Да знаю я, вроде бы, все и понимаю, а живу, как неведомо кто…
Дед. – Неведомо?
Бабка. – Кто?
Алексей. – Ага… Как скотина последняя…
Дед. – А что это у тебя вдруг последним все стало?
Алексей. – Как комедия?
Дед. – А?
Бабка. – Какая еще комедия?
Алексей. – Думаете, ломаю ее?
Дед. – Так ломай уже полностью…
Бабка. – А ты ломать хоть умеешь?
Дед. – Ломать – не строить…
Алексей. – Да… Яко свиния в калу лежит, так и я греху служу…
Дед. – Ну и что с того-то?
Бабка. – Ага… Удивил кого-то этим, думаешь?
Алексей. – Да нет, ничего…
Дед. – Да, нет ничего…
Бабка. – Да, нет, ничего…
Алексей. – Да я… Просто сказать вам хотел… Что я и сам от всей души к радости этой приобщиться не могу… Потому что сам себе мерзостен… И отвратителен… Потому что душа моя в грязи такой увязла, что уже сама и воспрянуть не может… Так что какой тут – да и где тут – у меня дух… И какое оттого веселье…
Дед. – Ну, Леша… Понимаемо… Семь бед – один ответ… Дело-то не новое, житейское…
Алексей. – Да погряз я в какой-то лжи и обмане… Живу в постоянном безумии и мраке греха… Но хоть отчасти, а все же вижу, каков я: нет во мне ни кротости, ни милости, ни плача, ни смирения, ни любви, ни чистоты – и все равно поделать с этим ничего не могу…
Бабка. – Бесы зато в тебе, Лешенька, бесы… Прописались…
Алексей. – В каждом грешном человеке они есть…
Бабка. – А ты как раз и такой…
Дед. – Ну так чем тебе помочь-то? Молись, постись – ты ж все это, вроде, умеешь…
Алексей. – Да что я умею! Ничего я не умею… Не могу я вознести молитву от чистого сердца, в тишине душевной и в сосредоточенности ума – так, чтобы не было это в осуждение…
Бабка. – Может, потому что сердце у тебя нечистое?
Алексей. – А какое ж еще…
Бабка. – Ну так ты и очисти его…
Алексей. – Да, отложим попечение – покаяния настала пора…
Дед. – Вот и давай, а пост с молитвой сердце и отогреет…
Алексей. – Да… И на исповедь надо сходить… И причаститься… Может, еще и будет с меня толк, если Бог милует…
Дед. – А там и пасху заново встретишь…
Алексей. – Вот до следующей Пасхи мне и задание…
Дед. – Да, Алешенька, ты готовься… И бодрствуй… Всегда…
Бабка. – Ныне и присно?
Алексей. – Аминь.
Бабка (Алексею). – Так тебя ж бог твой, вроде, миловал уже… То есть нас всех…
Алексей. – Да, но…
Бабка. – И о грехах своих плакать больше не надобно, потому что воссияло прощение… И ад низложен… И смерть погашена и огорчена… Торжество вечной жизни, вроде бы, и пир духа, а ты продолжаешь говорить и вести себя так, будто еще в аду и живешь…
Дед. – Личном…
Бабка. – Отдельном…
Алексей. – Вечном аду в одиночной камере…
Дед. – Ага, так что пора уже оттудова выходить…
Бабка. – Да, Лешенька, пора уже оттудова выбираться…
Алексей. – Да, пора! Вперед, ко Христу!
Дед. – Или назад?
Бабка. – Или так… Это в обоих направлениях работать должно…
Дед. – Ну…
Алексей. – К вечной радости, свободе и любви!
Дед. – Ну-ну…
Алексей. – Праздник-то какой! Счастье-то какое с нами и у всех нас!
Бабка. – Возможно… Ну и с чего начнешь?
Алексей (вставая и кланяясь в пол). – Вы простите меня грешного Христа ради! Я знаю, что люблю вас обоих и, кроме вас, у меня никого нет… Но возненавидел в пятницу до такой степени, что захотел убить… За то, как вы со мною в детстве поступили… (подавляя приближающиеся рыдания и отводя взгляд) И, наверное, сделал бы все это, но, к счастью, Бог отвел… (вытирая глаза и нос) Простите меня грешного Христа ради (глядя вниз)…
Бабка. – Вот как… Вот это да…
Дед. – Дал ты, конечно, Лешенька, дал…
Бабка. – Ага…
Дед. – Да хватит тебе уже, присядь ты и расслабься… А то заговорил снова, будто вечный какой… Сколько ты у нас так прощения еще просить будешь?
Алексей (все еще стоя, но уже спокойнее). – Сколько понадобится, столько и буду…
Дед. – Ну и сколько раз?
Алексей. – Ты думаешь, на это есть какой-то точный ответ?
Бабка. – Ну так в книжонке твоей на все ответы должны быть, нет?
Дед. – Ну! Ты ж по инструкции должен жить…
Бабка. – Ага, по методичке своей…
Алексей. – Жизнь, баб, больше любой книги…
Дед. – Жизнь баб – больше любой книги…
Бабка. – Ну это и дураку ясно, что не меньше… И что, и твоей даже?
Алексей. – И моей…
Дед. – И как это так?
Алексей. – Потому что жизнь творил Бог…
Дед. – Ну так ведь словами и творил, а потом и спасал…
Алексей. – Да, и это единственные слова, которые нам нужно помнить…
Дед. – И какие?
Алексей. – Господи, помилуй…
Бабка. – И почему?
Алексей. – Потому что Бог больше любого слова о Нем…
Дед. – Не помещается?
Алексей. – Если можно так выразиться…
Дед. – Так ты пошире слово какое-нибудь подбери – и все…
Алексей. – Наверное, не получится…
Дед. – Или ты так не умеешь?
Алексей. – Или так…
Бабка. – В общем, вместо тысячи слов – один сладчайший бог твой…
Алексей. – Что-то такое…
Дед. – Ой, Лешка, хахаха! Ты или лукавишь, или сам в этом ничего не понимаешь…
Бабка. – Ну…
Дед. – Лучше тогда уже о прощении нам расскажи… Оно, может, правдоподобнее у тебя хоть выйдет…
Алексей. – Дорогие мои, если я не прощу, то и мне не простится…
Дед. – Это мы уже слышали… И звучит это очень абстрактно…
Бабка. – Ага… Ты нам больше конкретики подавай…
Алексей. – Сказано, что до семижды семидесяти раз…
Бабка. – И сколько это? А то у меня с математикой нелады…
Дед. – Это четыреста девяноста раз, выходит?
Алексей. – Верно…
Дед (сипло гекая и потирая руки). – О-о-о, брат! Так это, значится, еще долго так над тобою потешаться нам можно, хахаха!
Бабка. – Это точно, хахаха! А он все прощать нам будет – святоша!
Алексей. – Нет… Тут рассуждать уже надо…
Бабка. – Ну вот и рассуждай тогда, судья…
Дед. – А на нет и суда нет…
Бабка. – А вот и есть…
Дед. – А вот и пить – есть?
Бабка. – Чего?
Дед. – Ладно, ничего…
Бабка. – Я не поняла…
Дед. – Да что ты вообще своими куриными мозгами понять-то можешь…
Бабка. – А у тебя вообще вместо мозгов протез!
Дед. – Все равно лучше твоих…
Бабка. – Потому что свои уже давно пропил!
Дед. – Мои пропитые все равно во сто раз мощнее твоих…
Бабка. – А что это ты так борзо заговорил тут, а?! На поводок снова захотелось?!
Дед. – Если токмо с намордником…
Бабка. – Вот и поведу на выгул тогда… Если не обсядешь…
Алексей. – Ну сколько вы еще будете ругаться…
Бабка. – Сколько понадобится, столько и будем…
Алексей. – Ну сколько уже можно ругаться…
Дед. – До семижды семидесяти раз, хахаха!
Бабка. – Точно! Хахаха!
Алексей. – Может, хоть обнимемся теперь и поцелуемся, наконец?
Телевизор. На сегодняшний день в Беларуси было зафиксировано в общей сложности 4779 случаев заболевания коронавирусом, COVID-19. Умерли 45 человек, выздоровели – 342. Таким образом, прирост заболевших за сутки составил 510 человек. Вирус распространился уже на 210 стран и территорий. По имеющимся на данный момент данным, во всем мире в общей сложности зафиксирован 2345331 случай заболевания коронавирусом, COVID-19. Умерли 161191 человек, выздоровели – 604596. Согласно статистике, в Беларуси на данный момент болеют коронавирусом, COVID-19, 4392 человека, а 65 из них находятся в очень тяжелом или критическом состоянии. Наибольшее количество смертей от коронавируса, COVID-19, зафиксировано в США – 39015. На втором месте по этому показателю Италия – 23227. За ней следуют Испания – 20639, Франция – 19323, Великобритания – 15464, Бельгия – 5683, Иран – 5031, Китай – 4632 и Германия – 4538.
Бабка. – О-о-о! Это уже 510 случаев заражения в сутки…
Дед. – Так это ж токмо нам по телевизору так говорят, что 510… А сколько там на самом деле – одному богу известно…
Алексей (возвращаясь в сидячее положение). – Действительно…
Бабка. – И до сих пор никто ни масок не носит, ни перчаток…
Дед. – Так у нас же вируса нет… Так что никто и не помрет, хахаха!
Бабка. – Ха-ха-ха…
Дед. – Да ладно тебе, чего ты…
Бабка. – Чего я?! Мы же в группе риска!
Алексей. – Баб, все мы и всегда в группе риска…
Бабка. – А ты помолчи! И, вообще, не влезай, когда взрослые промеж себя разговоры ведут!
Алексей. – Баб, так мне уже двадцать девятый год идет…
Бабка. – Да хоть тридцать седьмой! Ты не понял что ль?!
Алексей. – Ладно…
Дед. – Да тише ты, успокойся… Чего на малого-то орать… Он-то в чем виноват…
Алексей (с обидой, затем иронией и внутренним смешком, едва слышно). – Малого…
Бабка. – Пока еще не знаю… Но вот попасть в долину смерти не хотелось бы…
Алексей (хочет на это сказать, что «мы всегда в долине смерти», но молчит).
Дед. – Ну так и мне… Это ж и коню понятно!
Бабка. – В пальто что ль?
Дед. – Что?
Бабка. – Ничто…
Дед. – Вот именно… Как в долину-то эту попасть можно, если мы из нее и не выбирались никогда…
Бабка. – Ты что, совсем уже ополоумел?!
Дед. – Да понимаю я тебя!
Алексей (шепотом). – Да, понимаю я тебя…
Бабка. – И что ты понимаешь?!
Дед. – Что о себе заботиться надо… И остерегаться… Так что сама маску и перчатки носи, а о других и не думай – их проблемы… Вот и все…
Бабка. – Ну вот и все!
Алексей (шевеля губами). – Ну вот и все, ну вот и все, ну вот и все…
Бабка. – Во дожились-то… Что это уже мы с тобою лучше государства понимаем, что и как делать-то нужно…
Дед. – Да оно ведь всегда так и было… Дурдом же, а не государство… Что тут еще скажешь…
Алексей (беззвучно напевая). – Я убил в себе государство…
Бабка. – А такая страна могла быть… Но нет же… Не туда пошли…
Дед. – Ай! Что было, то было – уже не вернешь… Не отвечать же нам таперя за других…
Бабка. – А мы токмо за других и отвечаем…
Дед. – Ну… Ничего уже не поделаешь с этим…
Бабка. – Не думаю…
Дед. – Возможно…
Алексей (не произнося вслух). – Или невозможно…
Бабка. – Так а что там в России? Переключи назад, а то на эти морды не могу больше смотреть…
Дед (вглядываясь в пульт). – Так я утром еще их новости слушал…
Бабка. – Ну и что там про коронавирус?
Дед. – 6060 заражений за сутки…
Бабка. – 6060! Но это лучше, чем 6666…
Дед. – Логично…
Алексей (не говоря). – И не поспоришь…
Бабка. – Ну эти так хоть что-то делают, молодцы! А у нас…
Дед. – А у нас зато никакого психоза…
Бабка. – Ага…
Дед. – Но «я бы этому дяде с большими усами, усы бы открутил…»
Бабка. – Вот-вот! Лучше бы вместо новостей своих каждый раз «Простоквашино» включали – было бы больше пользы…
Дед. – Ну так ведь наши новости…
Бабка. – Ну! Название-то какое – «Наши новости»!
Дед. – Что-то вы-таки начинаете мне нравится!
Бабка. – Хахаха!
Алексей (непонимающе). – Ха-ха-ха…
Бабка. – А по Москве сколько?
Дед. – Не помню, но, кажись, больше всего по стране…
Бабка. – Ну это пню ясно… В таком-то Вавилоне…
Дед. – Ага, Москва таперя у них – центр ада…
Алексей (тихо-тихо). – Москвад, звонят колокола…
Бабка. – Ну так и там сколько нарушений! Цацкаются еще с ними, словно дети малые!
Дед. – Ну да… Культура такая…
Бабка. – Да какая там культура! Бескультурье же!
Дед. – Да нет, люди другие…
Алексей (немо). – Да, нет, люди, другие…
Бабка. – С ними никак иначе нельзя, кроме как грубой силой!
Дед. – Военной диктатурой?
Бабка. – Ну а как же! С таким народцем токмо кнутом, раз иначе не понимают!
Дед. – Иначе не работают…
Бабка. – Ну…
Дед. – А должна быть дисциплина и порядок…
Бабка. – Ну да, как в Китае, например!
Дед. – Или Японии?
Бабка. – Жесточайше!
Дед. – Так там и культура другая, и люди другие…
Бабка. – Вот и надобно равняться на других людей и другие культуры…
Дед. – Почему это?
Бабка. – Ну когда своей-то нет, а людей днем с огнем не сыщешь, то как же иначе?!
Дед. – Ай, что тут говорить…
Бабка. – Но эти-то хоть что-то делают, а мы вообще ничего!
Алексей (непроизносимо). – А мы вообще ничего…
Дед. – Ты уже говорила…
Бабка. – И еще скажу…
Дед. – Но у нас и не Россия…
Бабка. – Это пока…
Алексей (безмолвно). – Это привет…
Дед. – Но оно, может, и к лучшему…
Бабка. – Ну да… Может, и пенсия в два раза больше была бы…
Дед. – Ну… В такой отдаленной губернии – вряд ли…
Бабка. – А вот вступили бы вовремя в Евросоюз, так сейчас бы, может, и в четыре раза выше была бы!
Дед. – Ну… Это спорный вопрос…
Бабка. – Вот и не спорь тогда…
Дед. – Почему это?
Бабка. – Да потому что быдло!
Алексей (невыразимо). – Да, потому что быдло…
Дед. – Ну ты за всех не говори так уже…
Бабка. – Все, как один…
Дед. – Один за всех?
Бабка. – И все за одного…
Дед. – Вот прицепилась уже эта зараза…
Бабка. – Наслал бог кару…
Дед. – Ну ничего, может, еще и переживем…
Бабка. – Прорвемся?
Дед. – Ага, микробы и не такое переживали…
Бабка. – Но китайцы эти все-таки… У-у-ух!
Дед. – А, может, не китайцы?
Бабка. – Ну а кто ж еще?
Дед. – Эх, хоть бы кто-нибудь еще…
Алексей (мысленным эхо). – Все не так, ребята…
Бабка. – Да ну тебя! Выпустили они джина из бутылки – и таперя всему миру страдать!
Дед. – А нужно, чтобы токмо они от этого пострадали?
Бабка. – Да! Так было бы хотя бы справедливо! Они должны за это ответить!
Дед. – Ответить… Тогда надобно все тщательнейшим образом расследовать…
Бабка. – Ага! И так я их недолюбливала, а таперя так вообще! Это ж их почти полтора миллиарда! Почти четверть населения земли! Они ж всех сожрут и все захватят! Лучше бы их просто выкосило – и все! Одним словом – «***вэй»!
Дед. – Да ты их просто не понимаешь…
Бабка. – Да, не понимаю и понимать не хочу! Да и нечего там понимать!
Алексей (в промежность судьбы). – Да, и нечего там понимать…
Дед. – Понятно…
Бабка. – Азиатчина эта… Никогда с нормальными европейцами не сравнится…
Дед. – Так это и сравнивать нельзя…
Бабка. – Вот именно! Потому что не ровня…
Дед. – Так я не о том…
Бабка. – А ты помалкивай, раз не о том!
Дед. – Это я всегда могу…
Бабка (Алексею). – А ты там чего притих? Живой хоть еще?
Алексей. – Так ты ж мне приказала, чтоб я вам не мешал…
Бабка. – А… Ну да… Ну таперя уже можешь и мешать…
Дед. – Помешивать…
Алексей. – Хорошо…
Бабка. – Так что, Лешенька, в условиях пандемии коронавируса, COVID-19, обниматься и целоваться мы все-таки не будем…
Дед. – Да, Леш, отложим это на следующий раз, когда все поутихнет…
Алексей. – Даже в маске и перчатках?
Бабка. – Да хоть в презервативе!
Дед. – Да, хоть в презервативе…
Алексей. – А если следующего раза не будет?
Бабка. – Вот тогда и поговорим!
Дед. – Вот, тогда и поговорим…
Алексей. – Понятно…
Дед. – И не знаю, конечно, в какой ты монастырь уходить собирался, потому что и церкви все, и монастыри сейчас на карантине быть должны, хахаха!
Алексей. – Ты шутишь что ли? Да быть того не может! Никогда еще в истории не было такого, чтобы церкви с монастырями сами закрывались…
Бабка. – Это еще нужно проверить…
Дед. – Да, серьезно! Патриарх ваш сам объявил! И еще призывал воздержаться от посещения храмов…
Алексей. – И как это так? А как же служба пасхальная?
Дед. – А вот так! Была она, но при отсутствии прихожан во избежание рисков распространения заболевания…
Алексей. – Вот как…
Дед. – Да… Трансляция по телевизору была… И в компьютере твоем показывать должны, так что можешь посмотреть в записи, а на последующие службы – уже токмо так…
Алексей. – Значит, вперед в виртуальность…
Дед. – Ага, всем нам уже давно пора туда отседова выбираться…
Бабка. – Да, уже давно пора туда отседова выбираться…
Алексей. – В виртуальную церковь, на виртуальную молитву, на виртуальную исповедь, на виртуальное причастие – к виртуальному Богу, в виртуальную вечность, любовь и свободу…
Дед. – Ну а что тут такого? Не выходя же из дома!
Бабка. – И из себя!
Дед. – Токмо ведь и лучше! Лишь бы доступ к сети был…
Бабка. – Да и заразы там хоть этой нет! Или, по-твоему, лучше заразиться и умереть?
Алексей. – Да и там ее хватает… А если и умирать, так виртуально…
Дед. – Да иди ты?
Алексей. – Так я ж сижу…
Бабка. – Нет, ты шутишь что ль?
Алексей. – Нет, и там вирусов хватает…
Дед. – Вот те на… А я уже думал, что в безопасности там будем…
Бабка. – А как же антивирус?
Алексей. – А как же вакцина от коронавируса, COVID-19?
Бабка. – Так, может быть, еще и разработают!
Алексей. – Разработчики?
Бабка. – Ага! Может быть, еще и поможет нам всем и спасет нас всех!
Алексей. – Может быть?
Дед. – Может, быть…
Бабка. – Да!
Алексей. – Вот и там точно так же…
Дед. – Вот и бог твой точно так же, может быть, на карантине…
Алексей. – Может быть на карантине?
Дед. – Ага…
Алексей. – И что ты имеешь в виду?
Бабка. – Что в этом году не воскрес!
Дед. – И уже не воскреснет?
Бабка. – А раньше разве воскресал?
Дед. – Говорят…
Бабка. – Вот и пусть говорят…
Дед. – В общем, отдыхает…
Бабка. – В отпуске…
Дед. – Без конца…
Бабка. – За свой счет…
Дед. – Или на больничном…
Бабка. – И молчит…
Дед. – Немотствует…
Бабка. – Как обычно…
Дед. – Как всегда…
Алексей. – Мне кажется, это наиболее громогласное заявление со времен Моисея…
Бабка. – Чего?
Дед. – Моисеева?
Бабка. – Ну… Ты думаешь, это он с нами так говорит?
Дед. – Ага… Через китайцев что ль?
Алексей. – Это послание о том, что пора одуматься…
Бабка – Уже последнее?
Алексей. – Еще не знаю…
Дед. – И пора покаяться?
Алексей. – Пора…
Бабка. – И очиститься?
Алексей. – Да…
Дед. – И встать на путь истинный?
Алексей. – Воистину…
Дед. – Иначе будем уничтожены?
Алексей. – Думаю, что так…
Бабка. – А если одумаемся, покаемся, очистимся и встанем на путь истинный, то что?
Дед. – Все равно ведь уничтожены будем…
Алексей. – Нет, может, еще и помилованы будем…
Дед. – То есть стоит попробовать?
Алексей. – Если только искренне…
Бабка. – От чистого сердца?
Алексей. – Все так…
Дед. – Выходит, у нас еще есть шанс?
Алексей. – Верно…
Дед (Бабке). – Ну что, может, подумаем?
Бабка (Деду). – Может, попробуем?
Дед. – Может быть…
Бабка. – Быть может…
Алексей. – Может… Быть…
Бабка. – Так что, по-твоему, то, что сейчас происходит, может, еще и хорошо?
Алексей. – Ну… В каком-то смысле – да…
Дед. – А в каком-то смысле – нет?
Алексей. – Да, в том, в котором бабушка спросила, как, думаю, и ты – нет…
Дед. – Так а в каком тогда – да?
Алексей. – В том, в единственном на самом деле смысле, что Бог есть любовь и врач, а не палач, так что это не какая-то там произвольная кара или воздаяние… Ведь не бывает в жизни ничего случайного…
Дед. – То есть это такое проявление любви?
Бабка. – Это он нас так любит?!
Алексей. – Да… И насылает скорби с надеждой исправления и прозрения…
Бабка. – Лекарство нам такое?
Алексей. – Верно… И его надо испить до дна, чтобы мы, наконец, опомнились и обратились к Богу…
Дед. – Всею душою своею?
Бабка. – И всем сердцем своим?
Дед. – И всем разумением своим?
Алексей. – Да, всем своим существом… И тогда Бог устроит все наилучшим образом…
Бабка. – Видим мы уже, как он все устроил…
Дед. – Ага, лучше и не устроить уже…
Алексей. – Для нашего спасения…
Бабка. – О, да… Такое нам спасение послал, что попробуй еще и спасись…
Дед. – Даже как-то несмешно… Ты, Лешка, лучше не шути так…
Бабка. – Да, внучек, не шути ты с войной…
Алексей. – А я и не шучу… Бог и всегда все устраивает для нас наилучшим образом…
Дед. – Алеша, стоп… Так нам тогда, может, и делать ничего не надобно?
Бабка. – Ну… Раз всегда все наилучшим образом…
Алексей. – По грехам нашим… По делам нашим… По безумию нашему, в котором мы живем так, будто это норма…
Бабка. – Норма?
Дед. – Норма…
Алексей. – Ага! Совсем уже привыкли! Абсолютно все забыли! Уже иной жизни и не знаем! Будто ничего другого и нет! И быть не может!
Бабка. – Другого и нет…
Дед. – И быть не может…
Алексей. – Жили ли мы хоть секунду по любви и без греха? Чтобы никого не осудить, не возгордиться и все остальное? Нет же! Ежесекундно распинаем Христа… И чего мы в таком случае заслуживаем? А ничего, кроме вечного осуждения и муки…
Бабка. – И это в такой-то праздник?! Ты ж сам себе противоречишь!
Дед. – Ну… Сегодня ж не должно быть ничего, кроме вечной радости…
Алексей. – Эх вы!
Дед. – Эх ты!
Бабка. – Да, сам ты! Сам ты сначала разберись со всем, а потом уже и проповедуй, проповедник!
Дед. – Так что не суди, Алеша, и не судим будешь…
Бабка. – Вот-вот!
Алексей. – А рассуждать, деда, все равно придется…
Бабка. – Вот и рассуждай!
Дед. – Нелицеприятный судия!
Алексей. – В общем, зависит это все в первую очередь от нашего духовного состояния… Спасение – не в потакании человеку с его ложным мнением…
Дед. – Ага, это мы, значится, во всем виноваты…
Алексей. – Ну а кто же еще?
Бабка. – И нам, значится, за китайцев таперя еще отвечать…
Алексей. – Да при чем тут китайцы?
Бабка. – А при том! Что тут непонятного-то, а?!
Алексей. – Вот именно, что вам ничего непонятно…
Бабка. – А ты тут у нас один самый умный сидишь, так, философ доморощенный?
Дед. – Ага, как царь во дворце!
Алексей. – Да нет, я ж сам хуже вас обоих…
Бабка. – О, ты посмотри, какой великий! Хуже нас обоих!
Дед. – Ну! Хоть так, а все равно значительнее остальных!
Бабка. – Хахаха, весомее!
Дед. – Ну! Весомый аргумент нашелся!
Алексей. – Аргумент мой в том и состоит, что таким образом хоть смерть вернулась в этот лживый, затхлый, прогнивший, липовый и умалишенный мир… Тем самым нанеся по этому дьявольскому миражу сокрушительный удар…
Дед. – Лешенька, родной ты мой, ты что, вообще уже ку-ку?! Ты что чирикаешь тут, а?! Ты понимаешь хоть, что ВВП Китая уже упал на 6,5%?! Понимаешь или нет?! И это впервые вообще с твоего рождения! А в ЕС! А в ЕС-то что?! Там спад – уже на 7,5%! И ты хоть одной извилиной своего обезьяньего мозга понимаешь вообще, что это для нас всех значит?! Понимаешь или нет?!
Бабка. – Да! Жрать-то мы что будем, а?!
Дед. – Это такой урон мировой экономике и финансовой системе в целом, что как бы еще пережить!
Бабка. – Да! Как бы нам вообще хоть чуток еще прожить!
Дед. – Двести миллионов уже потеряли свои рабочие места… Двести миллионов! Ты улавливаешь вообще масштабы катастрофы?! И это еще токмо цветочки!
Бабка. – Да! Весь мир еще последствия такого падения ощутит…
Дед. – И очень-очень долго еще будет весь этот кризис переживать!
Алексей. – Прямо-таки long love…
Бабка. – Чего?!
Алексей. – Я говорю: и деды за нас воевали…
Дед. – Да, и что?
Алексей. – И динозавры за нас помирали…
Бабка. – Ты шутки свои тут шутить вздумал что ль?!
Дед. – Алексей, у нас сейчас вообще-то смертельно серьезный разговор!
Бабка. – Да! И на повышенных тонах!
Алексей. – А вы возьмите на полтона ниже…
Дед. – Чего?!
Бабка. – Дирижировать тут нам решил что ль?!
Дед. – Или оркестрировать? Хорошо еще, что не из-за рубежа!
Алексей. – Нежнее, деда, еще нежнее…
Бабка. – Нежнее деда – еще нежнее…
Дед. – А тебе сладенького что ль захотелось?
Бабка. – Ага, сладчайшего…
Дед. – Липовое миро, может, дать?
Бабка. – Из липового мира, хахаха!
Алексей. – Ха-ха-ха…
Дед. – Любишь медок – люби и холодок…
Бабка. – Любишь смеяться – люби и поплакать…
Алексей. – А разве есть такая поговорка?
Бабка. – Если и нету, то будет!
Алексей. – Будет?
Бабка. – Будет!
Дед. – Так что экономику, друзья мои, останавливать ни в коем случае нельзя, иначе из такого карантина мы уже живыми не выберемся…
Алексей. – Почему это?
Дед. – Да потому что это конец мира!
Бабка. – Да, потому что это конец мира…
Алексей. – А, может, не конец?
Бабка. – А, может, не мира?
Дед. – А что это тогда, начало что ль?
Алексей. – Нет, я имею в виду, что это всего-то конец одного из миров – вот и все…
Бабка. – Ну вот и все, ну вот и все, ну вот и все…
Дед. – Если и одного из миров, то лучшего из всех возможных…
Алексей. – Не-а, деда, худшего… И хуже уже не придумаешь… Так что скатертью ему дорога…
Дед. – И как это, Лешенька, так, если бог твой для нас и всегда все наилучшим образом устраивает?
Алексей. – А ты, деда, Бога-то не искушай, потому что мир этот твой – выдумка людей…
Дед. – А ты, Леша, на людей-то напраслину не возводи, потому что и бог этот твой – тоже выдумка людей…
Бабка. – Ну! А то все токмо бога своего защищает, адвокатишка нашелся! А у человека, между прочим, и права свои есть!
Алексей. – Водительские что ли?
Бабка. – Ага, водительские права человека…
Алексей. – Только человека-то и нет…
Бабка. – Чего?!
Алексей. – Днем с огнем не сыщешь, как ты говоришь…
Бабка. – Ты говоришь…
Дед. – Что-то ты, Лешенька, как Диоген, заговорил… Может, и тебя тогда в бочку с дерьмом нужно посадить?
Алексей. – Эх, деда, если б я не был Диогеном, то хотел бы стать Александром…
Бабка. – Да если человек сам говно, то ему уже и никакая бочка не поможет!
Дед. – Да, если человек сам говно…
Алексей. – То ему уже и никакая бочка не поможет…
Бабка. – Ну вот…
Дед. – Вот, ну…
Алексей. – Так что если эту экономику не остановим мы, то она остановит нас!
Бабка. – А тебя-то и останавливать нечего, ты ж все равно безработный!
Дед. – Кстати, да! Токмо сидишь у нас тут на шее беззаботно и кукарекаешь не по делу…
Бабка. – Ну! Тебя это все будто и не коснулось, так что легко тебе рот разевать, не зная по чем фунт лиха!
Дед. – Вот именно! Ну ничего: на следующей неделе пойдет уже на работу! Так что будет хоть пользу приносить!
Бабка. – Уже?
Дед. – Да! Определили его в одно казино!
Бабка. – А оно разве не закрыто сейчас?
Дед. – Конечно, нет! У нас ведь можно все, хахаха! Токмо он все равно в компьютерное пойдет…
Бабка. – Так говорит же, что и там этой заразы хватает…
Дед. – Нет, там другая… А, может, и не другая… Короче, не разбираюсь я!
Алексей. – Одно казино… О дно казино… О, дно казино…
Бабка. – Что ты там щебечешь?!
Алексей. – Да ничего…
Дед. – Да, ничего…
Бабка. – И зачем тебе, кстати, экономику останавливать, мозговитый ты мой?
Алексей. – Да потому что экономика эта стала уже судьбой мира… Потому что в жизни такой уже нет никакого другого смысла, кроме как экономического… И производит она только лживые ценности фальшивой жизни поддельного мира, что целиком и полностью захватывает существование человека, оплетая его бессмысленной паутиной, сквозь которую он уже все (не) видит, (не) чувствует и (не) мыслит, то есть оценивает… Точнее, даже последнего недочеловека, которого уже сложно назвать и человекоподобным…
Дед. – А ты, значится, еще человек?
Алексей. – Да пес я…
Бабка. – Да, пес ты…
Дед (Бабке). – Что ты там материшься, мать? (Алексею). – И экономика, значится, тебя, пес, не устраивает?
Алексей. – Не устраивает…
Дед. – На работу что ль?
Алексей. – И это тоже…
Бабка. – Хахаха!
Дед. – И современность тебе не нравится?
Алексей. – Со-временность…
Бабка. – Свое-временность…
Алексей. – Не нравится…
Дед. – И что, например?
Алексей. – Да все!
Бабка. – Да, все…
Дед. – Очень своевременные размышления…
Бабка. – Да, очень своевременно высказано…
Алексей. – Но пока еще не поздно свернуть с этого пути…
Дед. – И куда это?
Бабка. – В пустошь что ль?
Дед. – Или чисто поле?
Алексей. – Да хоть бы и туда… Потому что это сложно назвать путем… Какое-то шоссе в никуда…
Дед. – А кто пришел из ниоткуда, Леш, тот и уходит токмо в никуда…
Алексей. – С этим сложно спорить, деда…
Бабка. – Так ты и не спорь…
Алексей. – Но и так понятно, куда это шоссе ведет…
Бабка. – Ну… Ты ж сам и сказал…
Алексей. – Еще нет…
Бабка. – А когда уже будет да?
Дед. – Да!
Алексей. – В матрицу оно ведет… И хорошо еще, если терминатор придет нас спасать…
Бабка. – Если еще не будет поздно и он все-таки вернется?
Алексей. – Да, если все получится…
Дед. – Токмо что за матрица-то, Леш? Про терминатора этого я, кажись, с тобой что-то и смотрел… Боевик какой-то…
Бабка. – Чеченский что ль?
Дед. – Нет, американский…
Бабка. – А…
Алексей. – Да и там, деда, тоже боевик… Короче говоря, в виртуальность мы и идем…
Дед. – Так и хорошо! Я за это, может быть, токмо и выступаю…
Бабка. – Ну и я уже тогда за компанию…
Алексей. – Роботами, деда, будем, роботами!
Дед. – Так я и так уже почти что!
Бабка. – Ну!
Алексей. – Нет, деда, ты еще не киборг…
Дед. – Ну это смотря с какой стороны поглядеть!
Алексей. – Ладно… Но полноценным роботом ты никогда и не станешь…
Дед. – Почему это? Искусственный интеллект и неполноценным помогает!
Бабка. – Ну! Это мы еще посмотрим!
Алексей. – Ладно, тогда еще посмотрим…
Дед. – Ну вот… И чего ты тогда так распереживался?
Алексей. – Да потому что настоящие роботы нас захватят и поработят, если еще не сотрут с лица земли!
Дед. – Ой, подумаешь! Нашел проблему… Все равно все по нашей задумке продолжаться будет… Или чьей-нибудь еще…
Бабка. – Да, вообще-то, есть и посерьезнее проблемы…
Алексей. – Так человека больше не будет! И мира тоже! Таких, какими их задумывал и создавал Бог!
Дед. – Лешенька, и этого всего, как и бога твоего, уже давным-давно нет…
Алексей. – Ладно, что тут тогда еще говорить… И какие у вас есть более серьезные проблемы?
Дед. – А мы о них токмо и говорили…
Алексей. – Да ерунда это все…
Бабка. – Сам ты, Лешенька, ерунда!
Дед. – Да! Ты, видать, вообще, не понимаешь, что в мире-то творится…
Алексей. – Я как раз-таки все понимаю…
Бабка. – Да ничего ты не понимаешь…
Дед. – Да, ничего ты не понимаешь… Раз про коронакризис такое говоришь…
Алексей. – А что не так?
Дед. – Так все не так!
Алексей. – И что же?
Дед. – Столько людей погибло! Столько жизней сломано!
Бабка. – Жизнь вообще просто сломана!
Дед. – Да, всю жизнь поломало!
Бабка. – Работы нет!
Алексей. – Зато роботы есть…
Дед. – Денег нет!
Алексей. – И мыслей нет…
Дед. – Оно и видно…
Бабка. – Ну…
Дед. – И раз тебе все это не по вкусу, так ты, может, и на улицу хотел бы пойти жить?
Бабка. – Или выживать?
Дед. – Или доживать?
Алексей. – Или поживать…
Дед. – Так что?
Алексей. – Нет, деда, не хотел бы…
Дед. – И то хорошо… Тогда, может, без отопления хотел бы остаться?
Алексей. – Наверное, нет…
Дед. – Смотри ты! А без электричества?
Алексей. – Э-лек-три-чес-тва?
Дед. – Ну… А что это ты, как в детском саду, переспрашиваешь?
Алексей. – Потому что я deadsky sad…
Бабка. – Чего?!
Дед. – Что это за дедский сад еще, а?!
Алексей. – Нет, деда… И электричество можно с пользой применять…
Дед. – Ого, как заговорил! Про пользу!
Бабка. – Ну! Небось, одумался!
Дед. – И покаялся?
Бабка. – Но еще не очистился!
Дед. – Хахаха! Потому что и воды-то горячей нет, а туалет токмо на улице… (Алексею). – Хотелось бы так?
Алексей. – Не-а… Прохладно там еще…
Дед. – То-то же!
Бабка. – Или, может, от компьютера своего откажешься или хотя бы книги электронной, а?
Дед. – Да! Как это я сразу не вспомнил! Что, без интерната своего хоть день прожил бы?!
Алексей. – Да я и так туда только за книгами, считай, захожу… Но, ладно, нет, не стал бы от этого всего отрекаться…
Бабка. – Так чего ты тогда на современность-то бочки катишь, а?!
Дед. – И на экономику нашу!
Алексей. – Но если бы пришлось все это оставить и жить как-то иначе, скажем, как в первые века христианства…
Бабка. – Это чтоб тебя на растерзание львам давали, камнями забрасывали и на кресте распинали?
Алексей. – Это единственное, баб, за что можно и умереть…
Дед. – За веру твою?
Алексей. – Да…
Дед. – Да иди ты…
Алексей. – Так я и пойду…
Бабка. – Нет, ты договори для начала…
Алексей. – Для начала, если бы пришлось все оставить и жить как-то иначе, то это – ради Бога – можно с легкостью сделать…
Дед. – В смысле?
Алексей. – Да, в смысле… У всего есть своя цена, а главное – быть с Богом, и потому за этот бесценный дар можно отдать все что угодно…
Дед. – Но просто так ведь в ранние века не запрыгнешь…
Бабка. – Как и из нынешних-то не выпрыгнешь…
Алексей. – Это верно…
Бабка. – Ну вот…
Алексей. – Или вы подумали, что у меня к людям сочувствия нет?
Бабка. – А что, разве есть?
Алексей. – Конечно… Я и сам к этому всему причастен…
Бабка. – Нет в тебе ни кротости, ни милости, ни плача, ни смирения, ни покаяния, ни любви, ни чистоты…
Дед. – Не верю я тебе… Говорил ты так, будто сочувствуешь токмо себе…
Алексей. – А ты за меня только не говори…
Дед. – Тогда ты и говори…
Алексей. – А я и говорю, что это по-настоящему глобальная, мировая трагедия…
Бабка. – Китайская!
Алексей. – Хорошо…
Бабка. – Ничего хорошего!
Алексей. – Ладно…
Бабка. – И ничего не ладно!
Дед. – Да дай ты ему уже договорить!
Бабка. – Я сейчас вам обоим как дам!..
Дед. – Договорить?
Бабка. – Ага…
Алексей. – Даже не знаю, что еще и добавить… Все это понятные и общеизвестные вещи… И я в самом деле сопереживаю, потому что ничто человеческое мне не чуждо…
Дед. – Ничто…
Бабка. – Человеческое…
Алексей. – Не чуждо… Да… Я посреди всего и со всеми вместе… Теперь уже невозможно отъединиться и казаться независимым, даже если ты разбогател на криптовалюте и ускользнул на собственный остров на личном комфортабельном самолете класса люкс или премиум… Потому что независимость эта и отъединенность проявила себя как мертвый и пустой псевдоумственный конструкт, который на самом деле просто паразитирует на жизни… И сейчас уже невозможно залатать эту черную дыру или повесить на нее успокоительный чехол, имея в виду, что, кроме этого, все в порядке – и нам всего-то нужно адаптироваться, переформатироваться, каким-то образом преодолеть сложившуюся ситуацию, чтобы вновь идти дальше по накатанной – или по наклонной, фундаментально не изменив при этом положение дел…
Бабка. – Да их просто расстреливать надобно!
Алексей. – Что? Кого?
Дед. – И за что?
Бабка. – Да тех, кто маски с перчатками не носят! Ходят токмо и всех заражают!
Дед. – Ну ты уже на высшие эшелоны власти замахнулась…
Бабка. – О-о-о, так этих в первую очередь – к стенке!
Алексей. – И к чему это ты вдруг?
Дед. – Ну! И я не понял…
Бабка. – Да злости на них уже не хватает! Они же ставят под угрозу жизнь всех и всего!
Дед. – Ну так они ж свободные люди… И права у них есть… Как ты это уже таперя запретишь или отменишь?
Бабка. – Это не свобода, а беззаконие!
Дед. – Положим, что и так… А если вот человек умереть хочет, то ты ему воспретишь что ль?
Бабка. – Так пусть уже себе как-то и убивается, но токмо чтобы остальных это не затронуло!
Алексей. – Свобода моего кулака заканчивается там, где начинается твое лицо?
Бабка. – Да, ограничивать таких надобно! Или вообще умерщвлять! А мои права – защищать! Высшей мерой защиты!
Алексей. – Жесточайше!
Дед. – Да-а-а… А их-то кто защитит?
Бабка. – А вот пусть сами и защищаются, раз они против всех!
Дед. – Или за себя…
Алексей. – А ограничения эти как раз и могут пойти нам всем на пользу…
Бабка. – Какие ограничения?
Дед. – Какую пользу?
Алексей. – Да вот в связи с пандемией коронавирусной инфекции, COVID-19…
Дед. – Ты что, вообще с ума сошел?
Бабка. – Да он, видать, уже давно…
Алексей. – Сошел, но еще надо найти, куда войти…
Дед. – Ты давай предметно говори, а то я тебе подскажу, куда войти…
Бабка. – Или выйти!
Алексей. – Я просто имею в виду, что все эти несчастья, лишения и бедствия, которые Господь нам послал, могут нас преобразить и спасти, если только мы их претерпим до конца – и претерпим достойно…
Бабка. – Достойно?
Дед. – Или отстойно?
Алексей. – Достойно Того, Кто нам их послал…
Бабка. – Действительно, послал…
Дед. – Еще как послал…
Алексей. – Да мы ведь уже об этом и говорили…
Дед. – Ну так ты и завязывай уже…
Бабка. – На шее узелок…
Алексей. – Лучше уж на пояс ремешок…
Дед. – Так и что?
Алексей. – Я хотел сказать, что для христианина все это – норма, потому что смерть всегда рядом, в нас самих, потому что мы сами ее вынашиваем, и оттого она должна стать мерилом всех ценностей и проводником к жизни настоящей и подлинной… Как сказано у святителя Григория Богослова: «Самая лучшая польза от жизни – умирать ежедневно»…
Бабка. – А, может, наоборот, рождаться?
Дед. – Или воскресать?
Алексей. – Воистину!
Дед. – Ну так и что ты тут мелешь тогда про смерть как дорогу к жизни вечной? А Христос твой уже куда девался? Не туда засунул что ль?
Бабка. – Или, наоборот, туда!
Дед. – Хахаха!
Алексей. – Да нет, дорогие мои, я все о том же… Если и нет в жизни потуг, а кругом все пребывает в благоденствии, то христианину нужно показать свою верность, как бы вобрать в себя и разделить страдания Христа, с тем чтобы по-настоящему вкусить и плоды радости, любви и спасения, которые в своей абсолютности снимают все частное и временное…
Дед. – Ну а если бог человеку подарил жизнь беспечную и полную наслаждений, то что, надобно этому противиться и искать себе на голову неприятностей?
Алексей. – Нет… Что Бог дал, за то и следует быть благодарным… Но необходимо и рассуждать, поскольку истинные наслаждения – лишь духовные…
Бабка. – Ну-ну…
Алексей. – Нужно искать воли Божией и слушать этот голос, который исходит из сердца…
Бабка. – Ну вот и ищи тогда, Мухтар…
Дед. – И голоса свои сам слушай, шизофреник…
Алексей. – Поймите: ничем не подкрепленная добродетель – это прямая дорога в ад…
Бабка. – Который упразднен!
Дед. – Хорошая дорожка, значится! И куда это она приведет?
Бабка. – В город, которого нет!
Дед. – Потому что там для меня горит очаг?
Алексей. – Как вечный знак забытых истин…
Бабка. – Мне до него последний шаг…
Дед. – И этот шаг длиннее жизни…
Алексей. – Да и ваша дорожка понятно, куда приведет, хотя они и говорят, что нет у нас никакой цели, а между тем самим своим курсом ее и намечают и планомерно к ней следуют…
Дед. – Так и причины у нас тоже давно нет…
Алексей. – Causa всуе не вспоминать?
Дед. – Не вспоминать…
Бабка. – Ну и давай тогда посидим на эту дорожку…
Дед. – Так мы ж, кажись, и сидим…
Алексей. – Да, давно уже сидим…
Дед. – Будто бы вечно…
Бабка. – А на деле идем…
Дед. – Или на дело?
Бабка. – Нет, все продолжается…
Дед. – Длится?
Бабка. – Идет вперед…
Алексей. – Или назад?
Дед. – Или стоит на месте?
Алексей. – Или не стоит?
Дед. – Потому что нет места?
Бабка. – Или чего-нибудь еще!
Алексей. – Эх, хоть бы что-нибудь еще!
Дед. – Все не так…
Бабка. – Ребята…
Алексей. – Давайте жить дружно…
Бабка. – Давайте…
Дед. – А давайте без давайте…
Алексей. – Давайте – и вам дадут…
Дед. – А как же…
Бабка. – Еще как…
Алексей. – Так что необходимость изоляции, вынужденного одиночества или отсутствия контактов вместе со всеми скорбями может быть весьма и весьма плодотворной – в духовном отношении…
Бабка. – А может и не быть…
Дед. – Может, и не быть…
Алексей. – Верно… Но это подлинная возможность, настоящий просвет, который может абсолютно все разомкнуть и принести с собой невероятные, фантастические перемены… И все это настолько близко… Близко как никогда!
Бабка. – Ну, знаешь ли, это если б токмо все мы были твоими христианами…
Дед. – Ну… А мы уже давно от этого всего отреклись…
Алексей. – Или забыли?
Дед. – Забыли?
Алексей. – Ну…
Дед. – Что забыли?
Бабка. – Или кого?
Алексей. – Забыли, кто мы есть…
Бабка. – Мы есьм…
Дед. – Мы?
Алексей. – Да… Все это правда… А если и остались христиане, то только плохие…
Бабка. – Как ты?
Алексей. – Обо мне вообще речи не идет… Я о себе молчу… Хуже меня точно никого нет…
Дед. – Так и чего ты кудахчешь тогда?
Алексей. – Чтобы помнили…
Бабка. – Или вспомнили?
Дед. – Или помянули?
Бабка. – Токмо что?
Дед. – Или кого?
Алексей. – Memento mori…
Бабка. – Ме-ме что?
Дед. – А?
Алексей. – Помните о смерти…
Бабка. – Ничего не помним…
Дед. – Помним все…
Алексей. – Или вспомним?
Дед. – Или так…
Алексей. – Но я верю, что есть и хорошие христиане… Потому что без них бы уже точно конец света наступил… А так только на них все еще, может, и сдерживается…
Бабка. – Или держится?
Алексей. – Держится все на Боге, баб…
Дед. – Держится все на боге баб…
Бабка. – Почему это?
Алексей. – Потому что Он один жизнодатель и управитель…
Дед. – И где эти твои хорошие христиане обитают?
Алексей. – А мне-то откуда знать… Может, в монастырях… Может, где-нибудь еще…
Дед. – Невидимые они что ль?
Алексей. – Видимо, тайные…
Дед. – Богоносцы?
Бабка. – Или праведники?
Алексей. – Может быть, и святые…
Дед. – Быть может…
Бабка. – Может быть…
Дед. – Может, быть…
Бабка. – А, может, они вообще просто дома сидят?
Дед. – И телевизор смотрят?
Алексей. – Это ты про нас что ли?
Бабка. – Ну да…
Алексей. – Явно нет… Но молиться и дома можно… Точнее, нужно… Молиться, баб, вообще, можно везде… И даже нужно…
Бабка. – Везде хоть где?
Алексей. – Да, главное, чтобы в сердце был храм… Чтобы самому стать приемлемым местом для встречи Бога…
Дед. – Место встречи изменить нельзя…
Бабка. – Это мы еще посмотрим…
Алексей. – Post mortem…
Дед. – Вот и я думаю, кстати, Леша, что если уже и молиться, то напрямую токмо надобно все это делать, а не куда-то там зачем-то и с кем-то еще ходить…
Алексей. – Нет, деда, это у тебя уже стрелка компаса куда-то на запад ушла, так что смотри, чтобы в иссохший колодец или яму какую-нибудь еще не свалился…
Баб. – Помойную что ль?
Алексей. – Хуже…
Бабка. – Из которой уже не выбраться?
Алексей. – Возможно…
Дед. – Или невозможно?
Алексей. – Невозможно без церкви… Ведь все мы – ее часть и все мы – единая церковь с одним Пастырем…
Дед. – Так и что ты тут нам наболтал?
Алексей. – Что молиться можно везде… Ты посмотри, где только святые это ни делали: и в пещере, и в дупле, и в пустыне… Так что стяжать Благодать Святого Духа можно где угодно – лишь бы ты был с Богом – вот и все!
Бабка. – Ну вот и все, ну вот и все, ну вот и все…
Дед. – А как же исповедь тогда и причастие твое?
Алексей. – Деда, к этому ведь готовиться надо и достойным быть…
Дед. – Ну вот а если вдруг подготовишься и достойным станешь?
Алексей. – Никогда никто из нас не станет достойным… Если только по искреннем раскаянии, после исповеди, с такой же верой воспримешь этот нетленный дар в надежде принять его не в осуждение… Так что можешь готовиться хоть всю жизнь… Да и Иуда, знаешь ли, тоже причастился…
Бабка. – А потом и удавился…
Алексей. – А потом и удивился…
Бабка. – Почему это?
Алексей. – Потому что снова встретился со Христом…
Дед (Алексею). – В этом еще необходимо хорошенько разобраться…
Бабка. – Вот и я бы хотела…
Алексей. – Да ладно?
Дед. – Да, ладно…
Бабка. – Шучу!
Алексей. – Очень смешная, просто отличная шутка, баб…
Бабка. – Как и твоя про Иуду!
Дед. – Какое время, такие и шутки, Леша!
Бабка. – Да, не мы такие, а жизнь такая!
Дед. – Безумие просто!
Бабка. – Накатило…
Алексей. – Суть-то в том и состоит, что такое уже сумасшествие исходит из этого мира при его разрушении… Обнажилась такая ничтожность, такая призрачность и тщета, что, в общем-то, и так всегда было ясно, но он все равно при всем этом продолжает сопротивляться и гордо гнуть свою линию… И это уже при его кончине, считай уже, что на кладбище, почти в могиле, уже опускаясь во гроб, когда нужно просто сказать «прости»!
Дед. – Ты нам тут токмо раньше времени поминки не устраивай, пожалуйста… А то мы так уже и «прости» твое не успеем сказать…
Бабка. – Ага, а то уже и закопать нас решил при жизни-то… Небось, квартирку нашу к рукам своим прибрать захотелось-то, а?
Алексей. – Да зачем она мне… Я ведь не о том…
Бабка. – Ну а жить ты где будешь?
Алексей. – Да где придется…
Дед. – Да, где придется, потому что в наследство тебе мы ее не оставим ни за что…
Бабка. – За то, что ты нам говоришь тут, ни за что…
Алексей. – Вот вы говорите, что жизнь сломалась…. Да, сломалась, и люди теперь не знают, ни что с миром, ни что с самими собою в этом положении и делать… Потому что за всем этим не было никакой основы и не было никакой стабильности… И подавно не было в этом никакого прогресса и развития, а лишь сплошные иллюзии… Потому что и мир этот, и жизнь такая были построены безрассудно и на песке, а теперь пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом этот, и он упал, и было падение его великое…
Дед. – А надобно было рассудочно строить и на камне, так?
Алексей. – Рассудительно…
Дед. – Так и рассуди ж тогда, что камня на камне здесь не останется…
Бабка. – Все будет разрушено…
Дед. – А у тебя, значится, при всем этом стабильность какая-то, так? Это, может, пенсия моя? Помимо квартирки-то…
Бабка. – И знаешь ты, что с собою делать надобно, да? Конечно, знаешь, лежа-то на печи, как кот в сметане… То есть сыр в масле… Катаешься нам тут…
Дед. – И с миром он тоже, видите ли, знает, что надобно делать…
Бабка. – Помазаться?
Дед. – Нет, остановить же или разрушить…
Бабка. – Как смертию смерть?
Дед. – А это разве дает жизнь?
Бабка. – Ну он же что-то такое пел нам…
Дед. – Вот токмо петь он нам и умеет…
Бабка. – Ага, про развитие…
Дед. – Вот-вот… Прогрессирующее православие головного мозга – единственное его развитие…
Бабка. – Ага, развивашки от темнителя Алексия Худохвоста…
Дед. – Вот лучше бы канал какой в интернате своем открыл и вещал там себе! И зрителей бы собрал, и деньжат бы еще, может, даже заработал!
Бабка. – Ну! И с шеи бы нашей, наконец-то, слез!
Дед. – Может, и нам бы еще даже подкидывал! Да, Алексей, ты подумай! Если, конечно, не хочешь в казино на следующей неделе идти!
Алексей. – Эх, дорогие мои… Ведь у нас есть сейчас такой шанс приблизиться к Богу! Это ведь самое счастливое время жизни! Ведь Он так близко, так зовет, так просит, так ждет, так надеется, так терпит, так верит и доверяет, так милосердствует и любит нас! Нам ведь нужно всего лишь остановиться, а это в сложившихся обстоятельствах сделать проще простого – можно даже сказать, это уже сделали за нас – и задуматься: где мы, с кем мы, кто мы и куда мы идем! И идем ли мы вообще! Задуматься о том, что для нас самое дорогое в жизни – и даже дороже нее!
Бабка. – Нет ничего дороже жизни…
Дед. – Или смерти…
Бабка. – Да и так нам все понятно…
Дед. – Да, и так нам все понятно…
Алексей. – Да, итак, нам все понятно…
Дед. – Счастливое время, значится, наступает…
Бабка. – Ага, полное присутствия божественной любви…
Дед. – Хахаха!
Бабка. – Так, что, Лешка, идем ли мы вообще?
Дед. – Ну! И куда мы идем?
Бабка. – Хахаха!
Алексей. – Эх, вы…
Дед. – Эх, ты!
Бабка. – Да, сам ты!
Дед. – Задуматься нам, значится, надобно… Остановиться и замереть… Токмо бы не помереть еще ненароком…
Бабка. – Ага, движение – это жизнь!
Дед. – Или смерть…
Бабка. – Токмо все, Леша, таперя, наоборот, клуб комедий смотрят или порнографию какую… Вон даже в новостях недавно показывали…
Алексей. – Порнографию-то?
Бабка. – Да нет… Выпуск о том, чем люди на карантине или в самоизоляции занимаются…
Алексей. – Действительно, выпуск…
Дед (подмигивая). – Да… А очень многие и в казино играют… Так что ужасно прибыльный пока что бизнес… И страшно выгодная работа там…
Алексей. – Пока что… Или еще каким-нибудь дебилизмом занимаются…
Бабка. – Нет, ну некоторые и книжки читают!
Дед. – Да, кому совсем уже делать нечего…
Бабка. – Всякие ж люди бывают…
Дед. – На вкус и цвет…
Бабка. – Мясных котлет…
Дед. – Да и вообще, Леша, знаешь, ты, кажись, больше радуешься разрушению, нежели истине, и потому мыслишь зло…
Бабка. – И превозносишься, и гордишься, и бесчинствуешь…
Алексей. – Да, я хуже всех…
Бабка. – Вот и вали тогда отседова, Карамаз-Богобас, в монастырь свой, а то надоел уже, честное слово…
Дед. – Если он, конечно, открыт…
Бабка. – И если тебя туда, конечно, примут…
Алексей. – Думаю, что не примут…
Бабка. – А ты что, экзамены завалил?
Дед. – Или баллов мало набрал?
Алексей. – На бал к сатане я попал…
Бабка. – Круто ты попал…
Алексей. – На TV?
Дед. – Ты звезда…
Бабка. – Ты звезда…
Алексей. – Давай народ удиви…
Бабка. – Токмо не удавись…
Дед. – И не подавись…
Бабка. – Горделивым куском пирога…
Дед. – Который не полезет в рот…
Бабка. – Ты знаешь, Леша, если мы и позволяем тебе себя так вести и всю эту ересь проговаривать, делая вид, будто мы все это слушаем и вникаем, то это еще не значит, что тебе так делать следует…
Дед. – Да, Лешка, даже более того, мы тебе просто подыгрываем, чтобы нам не было так скучно, а тебе, наоборот, поинтереснее…
Алексей. – А я думал, вы подвоевываете…
Бабка. – Что-что мы делаем?
Дед. – Ну… Что мы там с тобой делаем?
Бабка. – Подвоевываем тебя?
Алексей. – Ага…
Дед. – Воевали-воевали, да не выевали…
Алексей. – Потому что на дороге были?
Бабка. – Что?
Алексей. – Да…
Бабка. – Что да?
Алексей. – Да, что…
Дед. – Выбоины?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Ты брось уже свои выбоины…
Дед. – Пока мы сами тебя не выбили…
Алексей. – Разжигаете во мне пыл?
Дед. – Да, подливаем масло в огонь…
Бабка. – Который горит под котлом…
Дед. – В котором варишься ты…
Бабка. – Козел отпущения…
Дед. – Грехов человеческих…
Алексей. – И в котлах ваших мясцо не переводится…
Дед. – Не переводится…
Бабка. – Зато всегда есть чем поживиться…
Бабка. – А, вообще, за слова твои люди тебя просто-напросто расстреляют… Мир такое никогда не примет… И мы в том числе…
Дед. – Просто-напросто… И мы иже с ними…
Бабка. – И имя нам легион…
Алексей. – Не примут, говорите… Аккаунт мой на ютубе заблокируют вместе почтой?
Дед. – Ага…
Алексей. – Или не издадут?
Дед. – Нет, почему же, издадут…
Алексей. – Ого…
Дед. – Ага… Какой-нибудь указ о твоем расстреле…
Бабка. – Ахахаха!
Дед. – Ну… Сдалась еще кому-то твоя писанина… Леша, чем ты думаешь вообще…
Бабка. – Приличные люди такое бы не стали издавать даже ради наживы, тем более – читать – и даже за деньги…
Алексей. – Вот как…
Бабка. – Приличные люди таких, как ты, обычно даже на порог не пускают…
Алексей. – А вы, значит, неприличные?
Дед. – Ты на нас-то стрелки не переводи… Тут разговор токмо о тебе…
Бабка. – Да, ты за собой-то следи… Потому что приличные люди с такими не водятся…
Алексей. – Да я сам кого хочешь обведу…
Дед. – За нос?
Бабка. – Или вокруг пальца?
Алексей. – Вокруг себя…
Дед. – Ты же маргинал…
Бабка. – И более того…
Дед. – Никому не нужный бастард…
Бабка. – Кроме нас…
Дед. – Да, кроме нас…
Алексей. – Кроме вас…
Бабка. – Да…
Алексей. – И вот что я, значит, заслужил…
Бабка. – Что?
Алексей. – За слова мои – тьму кромешную, за дела мои – муку вечную…
Бабка. – Ой, горе ж тебе…
Алексей. – Горе наши сердца!
Бабка. – Чего?
Алексей. – Восклонитесь и поднимите головы ваши, потому что приближается избавление ваше!
Дед. – От чего это?
Бабка. – Да, отчего это?
Алексей. – Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное!
Бабка. – Что-то я его еще не вижу…
Дед. – Ага, где это оно?
Алексей. – Царство Божие внутрь вас есть…
Бабка (поглаживая громко урчащее бесконечно-единое и всепоглощающее чрево). – Пора бы уже нам и подкрепиться…
Дед (испытывая неутолимо-мучительный голод). – Повремени…
Бабка. – Повремени?
Алексей. – Утро мудренее?
Дед. – Но и утром все не так…
Бабка. – Нет того веселия…
Алексей. – Или куришь натощак?
Дед. – Или пьешь с похмелья…
Алексей. – Да, э-э-эх раз…
Бабка. – Да еще раз…
Алексей. – Да еще много-много-много…
Дед. – Много раз…
Алексей. – Многораз…
Бабка. – Ну… И чего это ты там повторяешь – или ты это так бранишься?
Алексей. – Да нет… Просто представил себе рекламу про жизнь…
Бабка. – Какую это еще рекламу?
Алексей. – «Многоразовая жизнь «Многораз»: да еще много-много раз!»
Бабка. – Ну если б это была реклама презервативов, то цены бы им не было… Особенно в странах третьего мира…
Дед. – А так, да, токмо одноразовые и бывают…
Бабка. – Нет, ну некоторые их стирают как-то и повторно используют… Даже и продают! На развес… Я сама это по новостям видела…
Алексей. – Вот и жизнь эта одноразовая…
Бабка. – А ты бы многоразовую что ль хотел? Чтоб отмыл и снова натянул?
Алексей. – Нет, только вечную…
Дед. – Так ты что, потому и не боишься расстрела?
Алексей. – Блаженны изгнанные за правду, как и те, кого неправедно злословят или поносят…
Бабка. – Поносят?
Дед. – Так убьют же… Хоть и за правду… Если она у тебя, конечно, есть…
Алексей. – Смерти нет – и велика за то награда на небесах…
Дед. – И почему это?
Бабка. – Потому что рукописи не горят?
Алексей. – Еще как горят…
Бабка. – Так и чего ж тогда?
Алексей. – Потому что буквы не расстреляешь…
Дед. – А цифры?
Алексей. – А этого я уже не знаю…
Бабка. – А дух?
Дед. – Потух…
Бабка. – Петух?
Алексей. – Кукареку-кукареку…
Дед. – И что, ты поэтому думаешь, что защищен?
Алексей. – Возможно…
Дед. – Нет, братец, тебя и тут достанут…
Бабка. – Еще как достанут…
Дед. – Поэтому и придется нам заново тогда распинать…
Бабка. – Иначе никак не получится…
Дед. – Мы ведь здеся живем…
Бабка. – И земля эта наша…
Дед. – Да, нас и здеся неплохо кормят…
Алексей. – Получится…
Дед. – И как же?
Алексей. – Потому что и экономика может быть другой…
Дед. – Надо же…
Бабка. – И какой это?
Дед. – Другой?
Алексей. – Да, другой… Об этом даже есть ряд работ…
Бабка. – Таких же безработных что ль?
Алексей. – Возможно…
Дед. – А как же иначе!
Бабка. – А иначе никак…
Дед. – Маркс вот тоже про другую экономику говорил…
Бабка. – Токмо сейчас уже никому не нужен этот экономист…
Дед. – Почему же? А как же улица?
Бабка. – Пущай вот на улице и экономит…
Дед. – Вот и ты, Лешка, тоже, может, какой-нибудь марксист?
Алексей. – Нет, деда, я христианин…
Бабка. – Нет деда – я христианин…
Дед. – Значится, ты капиталист?
Алексей. – Социал-капиталист…
Дед. – А это еще что такое? Про социал-монархизм я, кажись, и слыхал, а вот про социал-капитал-шоу «Поле чудес дураков или деревня общества спектакля», вроде бы, нет…
Алексей. – Деда, я про экономику дара…
Бабка. – А подарки, Лешенька, не отдарки…
Дед. – Да, Лешенька, тебе все лишь бы подарки – лишь бы бесплатно и ничего для этого не делать…
Алексей. – Вовсе нет…
Дед. – Ну а как еще?
Алексей. – Деда, я поддерживаю лишь хозяйство спасения…
Дед. – Хозяйство «Спасения»?
Алексей. – Ага…
Дед. – И что это вы там спасаете?
Алексей. – Не что, а кого…
Дед. – Ну и кого?
Алексей. – Себя, конечно же… И это единственная цель…
Дед. – Это я уже понял…
Алексей. – Бог всех любит одинаково и каждому дает равные возможности, а там уже как сам преуспеешь…
Дед. – Ну-ну…
Алексей. – И поэтому я выступаю за экономику с человеческим, а, значит, и божественным, лицом…
Дед. – А у нее какой лик?
Алексей. – Князя мира сего…
Дед. – А как же кесарю кесарево?
Алексей. – Так и есть…
Бабка. – Так и ешь…
Алексей. – Было бы что…
Дед. – Так есть что…
Бабка. – Вот и я спрашиваю, так и есть что…
Алексей. – Было бы есть…
Дед. – Было бы…
Бабка. – Есть…
Алексей. – И другой, кстати, может быть другим…
Дед. – Может быть?
Бабка. – Может, быть?
Алексей. – Да, все может быть другим…
Дед. – А другой может быть всем?
Бабка. – А любой может быть любым?
Дед (Бабке). – Ты по очереди давай!
Бабка. – А я вне очереди даю!
Дед. – Токмо не мне!
Бабка. – Я по тебе сейчас очередь дам!
Дед. – А я уже в очереди!
Алексей. – Дорогие мои, о себе мы можем заботиться так, чтобы это была и забота о ближнем… И о другом заботиться так, чтобы это была и забота о себе…
Бабка. – Это мне на них самой что ль маски с перчатками надевать?!
Дед. – Если токмо намордник с ежовыми рукавицами…
Бабка. – Ну! А если мне и на себя насрать?
Дед. – Или под себя?
Бабка. – Или так…
Дед. – А если мне и на других насрать?
Бабка. – Или им на тебя?
Дед. – Или на себя?
Бабка. – Или под себя…
Дед. – Или так…
Бабка. – Так что, это нам, выходит, и лица свои перемазать надобно, чтобы всем все было понятно?
Алексей. – Ага, и будет тогда все, как в песне…
Дед. – Не жизнь у нас будет, а песня…
Алексей. – Или сметана…
Бабка. – Старая песня о главном…
Дед. – А кто главный?
Бабка. – Некто?
Алексей. – Кто-то?
Дед. – Или кое-кто?
Алексей. – Но лица-то и умыть можно, а вот что с душой-то вашей будет…
Дед. – А это уже не твое дело…
Бабка. – Бизнесмен…
Алексей. – Вот я и говорю, что и богатство другим может быть…
Бабка. – И богатство – другим, может быть?
Алексей. – Ага…
Дед. – Это мы уже слышали…
Бабка. – Да, с человеческим лицом…
Дед. – Как на монете…
Бабка. – Токмо человеческим лицом этим, как и духом, сыт не будешь…
Дед. – Это верно…
Бабка. – Да и Маркс твой, как знаешь, с христианством-то и несовместим…
Дед. – Почему это?
Бабка. – А потому! Еще вопросы он задавать будет…
Дед. – Да, буду!
Бабка. – Как будто с луны свалился!
Дед. – А я, может, и свалился… Тебе-то откудова знать…
Бабка. – От незнайки…
Дед. – Значится, христианский коммунизм мы не построим?
Алексей. – Деда, так он никак и не строится…
Дед. – Почему это? Ты ж говорил, что дом наш не на камне выстроен…
Алексей. – Который отвергли и который сделался главою угла…
Бабка. – А на чем?
Алексей. – На его крике…
Бабка. – Или эхе?
Дед. – Так что?
Алексей. – Да я же про совсем другое богатство…
Дед. – Да всем все понятно, Леша, чего ты тут распинаешься…
Бабка. – Да, всем все понятно, Леша, чего ты тут распинаешься…
Дед. – Но на всякий случай: о каком?
Алексей. – О том, которое не для себя собираешь…
Бабка. – А для кого?
Дед. – Для других что ль?
Бабка. – Ага, красный крест мне нашелся…
Алексей. – Не для себя собираешь, а в Бога богатеешь…
Дед. – Какая-то бездонная копилка получается…
Бабка. – В пустоте…
Дед. – Да не в обиде…
Алексей. – Да, не в обиде…
Дед. – Но ведь кто спешит разбогатеть, тот не останется ненаказанным…
Бабка. – Потому что к богатству спешит лишь завистливый человек, который не думает, что нищета постигнет его…
Алексей. – Духовная?
Бабка. – Всякая…
Дед. – Да, всякая разная…
Алексей. – Лишь бы не заразная…
Бабка. – Так что это зависть в тебе говорит, Лешенька, и поплатишься ты еще за это, ой как поплатишься…
Дед. – Ага, разбогатеть он, видите ли, вдруг захотел…
Бабка. – Чтоб не иметь ни в чем нужды…
Дед. – И сидеть тут токмо нам проповедовать, как Лев Николаевич Андреев, то есть Леонид Николаевич Толстой…
Бабка. – Ага, поучать все хотят, но пусты разговоры…
Дед. – Поучать ведь тому, что в самих-то и нету…
Алексей. – Нет же… Все не так…
Дед. – Ребята?
Алексей. – Я ведь несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг…
Бабка. – К счастью, не наг… А то не хотелось бы на это смотреть…
Дед. – Ну… Хоть и в платье своем до сих пор сидишь… Когда уже на джинсы поменяешь?
Алексей. – Не променяю…
Дед. – Действительно, жалок ты, Алексей, хоть и праздник сегодня у тебя…
Бабка. – Ага, когда должны быть токмо песни радости и счастья…
Дед. – Чтоб все было здорово и вечно…
Алексей. – Дорогие мои, я же о том, что нужно не собирать себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но на небе…
Бабка. – А там уже не украдут?
Алексей. – А как оттуда украдешь?
Бабка. – Ну все равно кто-нибудь как-нибудь да отожмет…
Дед. – Ну… Какой-нибудь метафизический разбойник или архонт… Знаем мы и таких…
Алексей. – Нет, это единственное богатство, которое невозможно украсть…
Дед. – Значится, есть что-то невозможное?
Бабка. – Когда с богом возможно все?
Дед. – Ну… Все ж могу во укрепляющем меня Иисусе Христе?
Алексей. – Дорогие мои, не гневите Бога… Ведь где сокровище ваше, там и сердце ваше…
Бабка. – Или тебя не гневить?
Дед. – Ага…
Алексей. – Эх…
Дед. – Нельзя, Алексей, все-таки давать святыню псам…
Бабка. – Как ты…
Алексей. – И жемчуг нельзя бросать перед свиньями…
Бабка. – Как мы?
Алексей. – Ничего мы не заслуживаем…
Дед. – Ничего…
Бабка. – Чего?
Алексей. – Поймите же вы, что Бог может все это остановить…
Дед. – Вот останавливать токмо ничего не надобно – и мы уже об этом говорили…
Алексей. – И может все вернуть…
Дед. – А вот это уже звучит неплохо…
Бабка. – Ага, давайте 2020 обнулим и сначала начнем…
Дед. – С чистого листа…
Бабка. – Или в 2019 вернемся…
Дед. – Или еще куда-нибудь подальше…
Бабка. – И поглубже…
Дед. – Во тьму времен…
Бабка. – Да, много всего можно придумать…
Дед. – Или предложить…
Алексей. – Только и нам нужно взамен что-нибудь предложить…
Бабка. – Это что, рыночная экономика такая?
Дед. – Ага, с человеческим лицом что ль? Слыхали мы уже о таком…
Бабка. – Да, так что ты свои товарно-денежные отношения засунь-ка себе куда-нибудь подальше…
Дед. – Как и Христа своего…
Бабка. – Во!
Алексей. – Эх вы… Торг здесь неуместен, ведь нам могут простить все долги наши, но простим ли и мы должникам нашим?
Дед. – Это за газ что ль?
Бабка. – Или за оккупацию, геноцид и терроризм?
Дед. – Или за культурный империализм?
Бабка. – Да и у нас кошелек не резиновый…
Дед. – Да, и у нас кошелек не резиновый…
Бабка. – А какой?
Алексей (медленно и неразборчиво читая с ладошки, где фиолетовой ручкой записаны какие-то каракули). – 666xuI666hUjsAsUZaBiTkI666LtktZc5…
Дед (перебивая). – Так жизнь или кошелек?
Бабка. – Жизнь!
Алексей (так и не кончив). – Вечная!
Дед (поднимая невидимый стакан). – Давайте тогда за жизнь! Хоть и выпить-то у нас уже нечего…
Бабка. – За жизнь!
Алексей. – До конца!
Дед. – До конца?
Бабка. – А после конца?
Алексей. – И после!
Бабка. – Так все еще будет?
Алексей. – Так, все еще будет…
Дед. – Так все еще будет?
Алексей. – Нет, не так…
Дед. – Все не так?
Алексей. – Все…
Бабка. – А как?
Алексей. – А так, что если бы люди понимали друг друга, то наступило бы Царствие Небесное…
Дед. – Или коммунизм…
Бабка. – Или темная непроглядная ночь…
Дед (отпевая). – Темная ночь…
Бабка. – Так оно ведь и так наступило… Ну или почти…
Дед. – Ну… Ты ж сам говоришь… Или цитируешь…
Алексей. – Ты говоришь…
Бабка. – Токмо покаяться нам следует…
Дед. – И оно внутрь нас есть…
Бабка. – Хотя у всех нормальных людей, между прочим, глаза вовне смотрят…
Дед. – А не вовнутрь…
Бабка. – Да и все всё понимают, Леша…
Дед. – Токмо не хотят…
Бабка. – И не делают…
Алексей. – Потому что это бесы не хотят, а дьявол не делает…
Дед. – А что?
Алексей. – А только разрушает…
Бабка. – И что?
Алексей. – А Бог все соединяет, все скрепляет, все восстанавливает…
Дед. – Метафизическим суперклеем что ль?
Алексей. – Дорогие мои, поймите: ведь если бы мы с вами ценили друг друга, как себя самих, то и жизнь бы наша превратилась в алтарь вселенской любви…
Дед. – А если мы ничего не ценим?
Бабка. – В том числе и самих себя…
Дед. – Ведь человек-то человеку волк…
Бабка. – Или вирус…
Дед. – Или еще чего похуже…
Бабка. – Ага… Так что человек против человека…
Дед. – И капитал против человека…
Бабка. – И человек против капитала…
Дед. – И природа против человека…
Бабка. – И человек против природы…
Дед. – А бога?
Бабка. – И бога…
Алексей. – Который призывает нас ни больше, ни меньше, как стать святыми! Нужно просто довериться Ему и сказать: «Слава Тебе Боже за все!» – и будем живы!
Бабка. – Чего это?
Алексей. – Потому что и Бог наш живой…
Дед. – А если мертвый?
Алексей. – То и вера наша тщетна…
Бабка. – Тщетна…
Дед. – Ой, еще как тщетна…
Алексей. – И проповедь…
Дед. – Вот и кончай…
Бабка. – А то уже уши вянут…
Алексей. – И во грехах еще наших живем…
Бабка. – Все, да переключи ты эту заезженную пластинку! Невыносимо слушать уже!
Дед (в поисках утраченного пульта). – Уже-уже…
Телевизор. «Когда же услышите о войнах и о военных слухах, не ужасайтесь: ибо надлежит сему быть, – но это ещё не конец. 8 Ибо восстанет народ на народ и царство на царство; и будут землетрясения по местам, и будут глады и смятения. Это – начало болезней. 9 Но вы смотрите за собою, ибо вас будут предавать в судилища и бить в синагогах, и перед правителями и царями поставят вас за Меня, для свидетельства перед ними. 10 И во всех народах прежде должно быть проповедано Евангелие. 11 Когда же поведут предавать вас, не заботьтесь наперед, что вам говорить, и не обдумывайте; но что дано будет вам в тот час, то и говорите, ибо не вы будете говорить, но Дух Святой. 12 Предаст же брат брата на смерть, и отец – детей; и восстанут дети на родителей, и умертвят их. 13 И будете ненавидимы всеми за имя Моё; претерпевший же до конца спасётся. 14 Когда же увидите мерзость запустения, реченную пророком Даниилом, стоящую, где не должно, – читающий да разумеет, – тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы…»
Бабка (одновременно с диктором, перекрикивая и тараторя, Деду). – Ты что, лысый черт, совсем меня уже довести хочешь, а?!
Дед. – Сама ты лысая… И сама ты переключить вообще-то просила…
Бабка. – Да я его, дебила кусок, просила, а не тебя…
Алексей. – Только у меня нет никаких кусков…
Дед. – Так и что? Ну я вот вместо него и переключил… Так что не ругайся ты так…
Бабка. – Да епрст! Я ведь не канал переключить просила!
Дед. – А-а…
Бабка. – Бэ! Гони пульт на родину! Сам! Если не хочешь еще, чтобы я его забирала!
Алексей. – Баб, так зачем? Замечательный же канал – «Спас»…
Бабка. – И что это в нем замечательного, мне интересно?
Алексей. – Честно говоря, не знаю… Я ведь вообще не смотрю телевизор…
Дед (весело и задорно). – Потому что там порнуху не показывают, да?
Бабка. – (Деду) Все там показывают… Надобно токмо каналы и время знать… (Алексею) Так и что ты тут порешь мне тогда?
Алексей. – Да ничего…
Дед. – Да, ничего… (Бабке). – Ну ты это… Покажешь мне потом, хорошо?
Бабка. – Я тебе так уже покажу, что тебе так уже будет хорошо, что после этого тебе ничего уже не захочется!
Дед (облизываясь). – М-м-м…
Алексей. – Я знаю, что там лекции Алексея Ильича Осипова иногда показывают… Пару раз натыкался… (помешкав) Это ведь здорово…
Дед. – Так он же еретик!
Бабка. – Да, как и ты!
Алексей. – Как и я?
Дед. – Да, прикрываешься токмо Христом своим, будто лжепророк какой, а сам токмо о себе и думаешь, босая бесота!
Бабка. – И этот то же самое!
Алексей. – Вы что, вообще уже спятили? Это вы про Алексея Ильича так?
Бабка. – Ну а что? Преподобный он что ль? Не слыхал разве, что и церковь твоя его осудила? Анафеме еще предадут! И тебя туда же!
Дед. – Да! Что, задело за мертвое?
Алексей. – Скорее, за живое…
Бабка. – Ну так спасибо, что живое…
Дед. – Да, живи и радуйся тогда…
Алексей. – Ладно, оставим это…
Бабка (указывая пальцем в экран). – И это!
Дед (заклиная наличие вновь исчезнувшего пульта). – Уже-уже…
Алексей. – Так а зачем? Давайте уже хоть до конца дослушаем… Замечательно ведь девушка Евангелие от Марка читает… Старается…
Дед. – Жаль, что не от Маркса… Или Фридриха «Ангела» Энгельса…
Бабка. – Этого мы уже наелись, спасибо!
Алексей. – А чего еще не наелись?
Дед (Алексею). – А это, кстати, какой спас-то: яблочный или медовый?
Бабка. – И кого он, вообще, спас-то?
Дед. – Может, это не спас, а Стас?
Бабка. – Как икона?
Дед. – Ну…
Бабка. – Лешка, а как, кстати, по-английски будет «Спаси и сохрани»?
Дед. – По-ангельски стало быть?
Алексей. – «Save and download», баб… А почему ты спрашиваешь?
Дед. – А фильм такой есть…
Бабка. – Да, на днях должны показывать в честь его двадцатилетия…
Алексей. – А чей фильм-то?
Бабка. – Да ничей… Сам по себе…
Дед. – Нет… Фамилия у режиссера еще, как у дерева… Токмо запамятовал вот…
Алексей. – А… Тогда понятно…
Дед. – Ну… Я ж вам не министр культуры, чтобы все такое знать…
Телевизор. «Ибо в те дни будет такая скорбь, какой не было от начала творения, которое сотворил Бог, даже доныне, и не будет. 20 И если бы Господь не сократил тех дней, то не спаслась бы никакая плоть; но ради избранных, которых Он избрал, сократил те дни. 21 Тогда, если кто вам скажет: «вот, здесь Христос», или: «вот, там», – не верьте. 22 Ибо восстанут лжехристы и лжепророки и дадут знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных. 23 Вы же берегитесь. Вот, Я наперед сказал вам всё. 24 Но в те дни, после скорби той, солнце померкнет, и луна не даст света своего, 25 и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются. 26 Тогда увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках с силою многою и славою. 27 И тогда Он пошлёт Ангелов Своих и соберёт избранных Своих от четырех ветров, от края земли до края неба. 28 От смоковницы возьмите подобие: когда ветви её становятся уже мягки и пускают листья, то знаете, что близко лето. 29 Так и когда вы увидите то сбывающимся, знайте, что близко, при дверях. 30 Истинно говорю вам: не прейдет род сей, как всё это будет. 31 Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут. 32 О дне же том, или часе, никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец. 33 Смотрите, бодрствуйте, молитесь, ибо не знаете, когда наступит это время…»
Дед. – Так что, Лешка, это еще не конец?
Алексей. – Думаю, что еще не конец, деда…
Бабка. – Думаю, что еще не конец деда…
Дед. – Ну да, сказали же, что это еще токмо начало болезней…
Алексей. – Так оно и есть…
Бабка. – Так и ешь…
Алексей. – А я уже наелся…
Бабка. – Молодец ты какой… Таперя-то святош твоих переключить уже можно?
Алексей. – Да делай ты что хочешь…
Дед. – Да, делай ты, что хочешь…
Бабка. – Благодарствую… И вы тогда делайте, что хотите…
Дед. – Токмо пульт найти надобно, а то он, паскуда, в очередной раз испарился…
Бабка. – Сейчас и ты у нас заодно испаришься!
Дед. – Да я б и сам рад в баньку-то сходить…
Бабка. – Чтоб душок этот из себя выпарить?
Дед. – Да нет, наоборот, чтобы духом пропариться…
Алексей. – И очиститься?
Дед. – Ну а как же!
Алексей. – В бане, деда, наоборот, нечистый дух только живет…
Дед. – Это ты про баб что ль?
Алексей. – Да нет…
Дед. – Ну вот и славно, а то с бабами попариться – это ж сказочное дело…
Алексей. – Только машинка твоя там и заржавеет…
Дед. – За мной не заржавеет!
Алексей. – Смотри сам…
Дед. – А за меня и некому посмотреть…
Бабка. – Токмо смотреть я это больше не буду…
Алексей. – Так ты глаза просто закрой – и все…
Бабка. – Так я тебе их просто выколю!
Дед. – И уши…
Бабка. – А тебе – отрежу – и на холодец!
Дед. – Кстати, про холодец… Род сей не прейдет, как все это будет… Так почему, Лешка, до сих пор ничего и не было?
Алексей. – Так а разве род сей прешел?
Дед. – Да наверняка прешел…
Алексей. – Не знаю, деда, это надо уточнять…
Бабка. – Токмо уже не у Осипова своего, а у кого-нибудь уважаемого и авторитетного!
Дед. – Да, непререкаемого…
Алексей. – Или непогрешимого?
Дед. – Можно и такого!
Бабка. – Да, чтобы точно все было!
Алексей. – И кто же среди нас должен большим почитаться?
Бабка. – Большим?
Дед. – Ну кто-нибудь большой…
Бабка. – Это по возрасту?
Дед. – Или росту?
Бабка. – Или весу?
Алексей. – Кто заповеди соблюдает и такому научает, тот великим наречется в Царстве Небесном…
Бабка. – Вот нам великие и нужны…
Дед. – Ну а вот род сей не прейдет, как все это будет, но точного времени он не знает – это как? Не бог что ль? Или там у них в троице у всех своя функция и разделение властей, чтобы каждый мог свою часть контролировать и что-то друг от друга утаивать? Снова несостыковочка какая-то…
Алексей. – Не знаю, деда…
Дед. – Надобно уточнять?
Алексей. – Надо, деда, надо…
Бабка. – Ну вот иди тогда и уточняй…
Алексей. – Хорошо… Но, думаю, что суть-то в том, чтобы мы с вами всегда молились и бодрствовали, а не мнили себе что-то и, тем более, руководствовались каким-то определенным временем или его исчислением…
Бабка. – А как же расчет?
Дед. – Ведь и подготовиться к такому событию, как сам понимаешь, надобно…
Алексей. – Надобно…
Дед. – Вот и готовься…
Алексей. – Хорошо…
Дед. – Токмо что хорошего-то в том, что восстанут дети на родителей своих и умертвят их, а? И это не про тебя ли?
Алексей. – Так ничего хорошего в этом и нет… Но и не умертвил же я вас…
Дед. – Но ведь восстал…
Бабка. – Как раб…
Дед. – Или вассал…
Алексей. – Вассал моего вассала не мой вассал…
Бабка. – Немой вассал…
Дед. – На господ-то своих…
Алексей. – Это вы-то господа?
Дед. – Ну а кто ж мы тебе еще?
Алексей. – Так и не родители вы мне…
Дед. – Вот как…
Бабка. – Так а седину таперя не чтить тебе что ль?
Дед. – Тем более, что хоть и не биологические, но все-таки приемные!
Бабка. – Да, приютили же сиротинушку!
Дед. – И нет у тебя больше никакой родной кровинушки!
Бабка. – Так что не веди ты себя, как скотинушка, ведь кровинушка ты нам тоже родная уже!
Алексей. – Ага… И отец предаст на смерть детей своих…
Дед. – Так не предал же!
Алексей. – Но восстал!
Дед. – У меня!
Бабка. – Хахаха!
Алексей. – Так и не отец же!
Дед. – Ай! Ну тебя!..
Бабка. – Вот именно!
Алексей. – А про мать так вообще молчу… Предали вы меня, но как-то иначе…
Дед. – Ты вот токмо вперед батьки в пекло-то не лезь!
Алексей. – Какое такое пекло, батька? Я весь уж в геенне горю и так…
Дед. – Не говори «гей», пока не перепрыгнешь…
Алексей. – Не говори, гей, пока не перепрыгнешь?
Дед. – Ага…
Алексей. – Понятно…
Бабка. – Вот…
Алексей. – А разве там гей?
Дед. – Ну а где ему еще быть-то?
Алексей. – Нет, я имею в виду, там, вроде бы, гоп…
Бабка. – Да хоть поп!
Дед. – Да, хоть поп…
Бабка. – Там ему и место!
Алексей. – Или отсутствие места…
Дед. – И там ему места нет?
Алексей. – Нет ему места нигде…
Бабка. – Да-а-а…
Алексей. – Так и куда я там, кстати, перепрыгнуть-то должен?
Дед. – Еще увидишь!
Алексей. – Поживу – увижу?
Дед. – Ага!
Алексей. – Значит, все еще будет?
Дед. – Будет!
Алексей. – Потому что все уже было?
Дед. – Или не будет никогда…
Алексей. – Да-да-да…
Бабка. – Вот тебе и да-да…
Алексей. – Да-а-а, враги человеку – домашние его…
Бабка. – Ага… Ничего нового под солнцем…
Дед. – Алексей, ты все-таки сначала семь раз отмерь, а потом уже один раз отрежь!
Алексей. – Я тебе что, Оккам что ли?
Дед. – Я говорю: ты доверяй, но проверяй!
Алексей. – Это чтобы не похулить?
Дед. – Или чтобы не искуситься и в прелесть впасть…
Алексей. – Ого, советчик мне какой нашелся! Прозорливый старец ты, небось?
Дед. – Может, и прозорливый… А тебе уже больше ничего и не скажу тогда…
Алексей. – Не скажешь – так скажется…
Бабка. – Почему это?
Алексей. – Потому что «не мир пришёл Я принести, но меч,35 ибо Я пришёл разделить человека с отцом его, и дочь с матерью её, и невестку со свекровью её. 37 Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня;38 и кто не берёт креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня.39 Сберегший душу свою потеряет её; а потерявший душу свою ради Меня сбережет её…»
Бабка. – Вот как… Ну и следуй тогда уже отседова, кабель неблагодарный…
Дед. – Да, кобель неблагородный, ты определись уже, с нами ты или все-таки против нас…
Алексей. – А что тут определять-то еще? «Всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную.30 Многие же будут первые последними, и последние первыми»…
Бабка. – Так! Хватит уже! Давай, чтобы это был первый и последний раз!
Алексей. – Первый и последний раз…
Дед. – И первый раз станет последним…
Бабка. – А последний раз станет первым…
Алексей. – Хорошее название для романа…
Бабка. – Но у романа уже есть название…
Алексей. – Какое? Роман что ли?
Дед. – В конце узнаешь…
Алексей. – Ого… Почему это?
Бабка. – Потому что претерпевший до конца спасется…
Алексей. – Только до конца?
Бабка. – Ага…
Алексей. – А после?
Бабка. – И после…
Алексей. – А если он никогда не наступит?
Дед. – То твой поезд ушел…
Алексей. – И все тщетно?
Дед. – И бренно…
Алексей. – Эх, а я как раз хотел попробовать сделаться мечом уст…
Бабка. – Послужить?
Алексей. – Ага…
Дед. – Чтобы дальше еще разделять?
Алексей. – Не знаю, как получится…
Дед. – Как бог даст, так и будет?
Алексей. – Так и будет…
Дед. – Так ты и не заботься тогда, что да как, а просто трудись…
Бабка. – Ну вот, кстати, и попробуй, может, пока еще не поздно…
Дед. – А то потом уже и спать пора ложиться будет…
Бабка. – Вечным сном…
Дед. – Ну…
Бабка (отпевая). – Спят усталые Алешки, книжки спят…
Дед. – Хахахахаха!
Бабка. – Чего это ты тут расхохотался?
Дед. – Так ты ж рассмешила!
Бабка. – Вот телевизор нас сегодня токмо что-то не смешит…
Алексей. – Так вам пора бы уже тогда и умный телевизор купить…
Бабка. – Зачем?
Алексей. – Чтобы смотреть, что хотите и когда хотите…
Бабка. – Так мы так и делаем, когда ты не мешаешь!
Алексей. – Я же никогда не мешаю…
Бабка. – А сегодня вот помешиваешь…
Алексей. – Ладно… Извините тогда… Мне уйти?
Бабка. – Повремени…
Алексей. – Повременю…
Дед. – А тебе вот часы умные, кстати, купить пора…
Алексей. – Зачем они мне?
Дед. – Чтобы вовремя просыпаться…
Бабка. – И чтобы не было проблем со временем…
Алексей. – Было бы хорошо, конечно…
Дед. – Было бы хорошо, конечно, если бы метеорит этот еще на нас не свалился…
Бабка. – Так не должен же!
Дед. – Не должен-то он, может, и не должен, а вот возьмет да и завернет к нам!
Бабка. – В гости залетит?
Дед. – Ага, так – что уже и ни гостей, и ни костей не останется…
Бабка. – Да он же за миллионы километров от нас, что ты ноешь-то раньше времени… Может, ковчег нам еще какой построить надобно, а?
Дед. – Ковчег от огня не спасет… Тут уже челнок нужен…
Бабка. – Чеснок?
Дед. – Ага, чтобы в космос умотать…
Бабка. – Зачем? Чтоб астероид сбить?
Дед. – Нет, чтоб постоянное место жительства всему коллективу поменять…
Алексей. – Так ты же, вроде бы, и не хотел его менять?
Дед. – Ну да…
Алексей. – Так и что там за метеорит такой?
Дед. – 29 апреля, то есть через 10 дней, должен на нас упасть… 4 километра длиной – или шириной… Никого после такого столкновения в живых не останется…
Алексей. – А в мертвых?
Дед. – Токмо так…
Бабка. – Да я ж еще раз повторяю, что он за миллионы километров от нас…
Алексей. – Понятно…
Дед (Бабке). – Так и что, ты не думаешь, что он нам на голову, как Ньютону яблоко?
Бабка. – Не-а!
Дед. – А я вот думаю…
Алексей. – И почему же?
Дед. – Да потому, что и огонь твой благодатный вчера не сошел!
Алексей. – А я, значит, снова все проспал…
Бабка. – Почему это не сошел? Сошел! Ты, Лешка, не верь этому пропойце – с его мозгами ему уже веры нет…
Дед. – Веры нет…
Алексей. – Да…
Бабка. – И по телевизору все это показывали, так что, если хочешь, можешь и назад отмотать!
Дед. – Токмо от записи этой толку-то и нет! А в предсказаниях так и сказано, что будет конец света тогда, когда огонь благодатный и не сойдет!
Алексей. – В каких это предсказаниях?
Дед. – В некоторых…
Алексей. – Так в каких именно?
Дед. – Ну в каких-то там…
Алексей. – Так чьих? Святых отцов что ли?
Дед. – Ну… Кто-то говорил такое… А святые они и отцы ли – это мне уже откудова знать…
Алексей. – И ты вот так просто взял и в это поверил?
Дед. – Так а почему не верить-то? Схождение благодатного огня, говорите, чудо. А несхождение что ль нет? Несхождение – такое же важное для истории чудо наоборот…
Бабка (никому). – Нисхождение?
Алексей. – В обратную сторону?
Бабка (мысля на пределе возможного). – Тогда это уже восхождение…
Дед. – Ага, античудо…
Алексей. – Понятно…
Дед. – Так что скоро уже конец и наступит… И если не от метеоризма этого, то как-нибудь иначе, потому что механизм-то уже запущен…
Алексей. – Какой механизм?
Дед. – Апокалиптической черной дыры…
Бабка. – Да не слушай ты этого сивушного пустомелю, Лешка! Сошел огонь, сошел!
Дед. – Нет, не сошел!
Бабка. – Да как нет-то, а?! Мы ж вместе с тобой и смотрели вчера!
Дед. – Ну и что с того?! Зашел этот попик в домик, где никого – никого, подчеркиваю, нет – даже камер – и вышел оттудова уже с зажженной свечкой… И как вменяемый человек еще может этому верить?!
Алексей. – А тебе доказательства, значит, нужны?
Дед. – Да, нужны, иначе я никогда в это не поверю…
Алексей. – Но хоть из-за этого не истребишь себя?
Дед. – Ну если и не я, так иные…
Алексей. – Иные?
Дед. – Ага…
Бабка. – Понятно…
Алексей. – А в пророчества свои, значит, можешь верить безосновательно?
Дед. – Давай токмо разбираться без осуждений и по существу, иначе я вообще с тобой разговаривать не стану…
Бабка. – Ишь ты какой обидчивый! Токмо ты и так никогда не станешь!
Дед. – Может, и обидчивый, а тебе-то какое дело? И ты это, за бога-то мне тут не решай!
Бабка. – А мне дело до правды и справедливости!
Дед. – Так и мне же!
Алексей. – Ну и мне тогда за компанию…
Дед. – Вот и давайте тогда все вместе и разбираться…
Алексей. – Ну а если бы он туда не один заходил, а с кем-то, кто мог бы потом все подтвердить, этого бы тебе хватило или нет?
Дед. – Так они ж в сговоре могут быть! Они ж из одной банды! Они ж там все повязаны! Им же это выгодно! Они ж токмо этим и кормятся! Зашли, значится, вместе, спичкой чиркнули – ну или зажигалкой – и все тут!
Алексей. – А если б с камерой он туда заходил?
Дед. – Думаю, да, устроило бы…
Алексей. – Ну а если б они просто в пэйнте или фотошопе – или еще как-нибудь – дорисовали этот огонь – ну или как-то это все обработали потом, то что тогда?
Дед. – Я не понимаю, о чем ты тут говоришь, но там же прямой эфир был!
Алексей. – А ты думаешь, они в прямом эфире не могут этого сделать? Теперь техника и не на такое способна…
Дед. – Эх, не знаю я тогда… А если б потом, как ты говоришь, пририсовали или доработали, так я бы об этом никогда и не узнал, а сам, может быть, и поверил…
Алексей. – Вот видишь…
Дед. – Ничего я не вижу…
Алексей. – Ну а если б ты такой и сам туда внутрь с ним вошел?
Дед. – Незрячий что ль?
Алексей. – Ага…
Дед. – Нет, ну я ж пока еще вижу…
Алексей. – Ну а если бы не поверил своим глазам?
Дед. – То что?
Алексей. – То надо было бы к чьим-то еще глазам обратиться?
Дед. – Чужим что ль?
Алексей. – Или, наоборот, поверил бы своим глазам, а они бы тебя и обманули?
Дед. – Это как?
Алексей. – А так – галлюцинация, самовнушение, самообман, иллюзия, расстройство ума или еще какое-нибудь помешательство…
Дед. – Тут уже сложно и сказать…
Бабка. – Сложно…
Алексей. – А ты тогда и не говори…
Бабка. – И не говори ты…
Дед. – И ты тогда не говори…
Алексей. – По вере нашей да будет нам…
Дед. – Договорились…
Бабка. – Помолчим?
Алексей. – А я вот, кстати, и хотел сказать, что верю, что вчера все сошло…
Дед. – Кому-то с рук?
Бабка. – Или токмо кажется тебе?
Алексей. – Нет, мне даже это приснилось…
Дед. – Ну… В сны верить, Леша – это уже гиблое дело…
Бабка. – Ну так они ж и вещие бывают!
Дед. – И вящие!
Алексей. – А в жизнь верить – это не гиблое дело?
Дед. – Ну так это ж жизнь!
Алексей. – Не сон?
Дед. – Конечно, нет… Сон – это сон, а жизнь – это жизнь – для нее и слово потому другое употребляется…
Алексей. – Слово-то, может, и другое, а вот существо вещества-то одно…
Дед. – Заблуждаешься, ты Лешенька, заблуждаешься…
Бабка. – Так и жизнь сонливая бывает!
Алексей. – Или сонная?
Бабка. – Или такая…
Алексей. – Так мне, может, пойти теперь еще и Фрейда почитать?
Дед. – Или Фрейндлих посмотреть…
Алексей. – Уж лучше это…
Дед. – Уж лучше Сигизмунда Счастливого…
Алексей. – Звучит королевски…
Дед. – Токмо сероглазый он и несчастный…
Алексей. – Потому что не может жениться по любви?
Дед. – Ага…
Алексей. – Может, любви у него просто нет?
Бабка. – Полюбить он не может?
Дед. – Кого?
Алексей. – Другого?
Бабка. – Или себя?
Дед. – Другого себя?
Бабка. – Ага…
Алексей. – Или кого-то?
Дед. – Кое-кого?
Бабка. – Да…
Алексей. – Тогда уже лучше Юнга…
Бабка. – Молоденького?
Алексей. – Нет, зреленького…
Дед. – Гомик ты что ль?
Алексей (ужасно разволновавшись, не зная, что ответить, уходя от ответа, приходя к чему-то иному, проваливаясь в преисподнюю, едва слышно). – Я ведь про книжки…
Дед (не расслышав). – Хотя это довольно обычное и даже распространенное явление среди моряков – там все жидким становится и все начинает течь…
Бабка. – Давать течь?
Дед. – Ага, давать…
Бабка. – Протекать…
Дед. – Течь…
Бабка. – Утекать…
Дед. – Течь…
Бабка. – Затекать…
Дед. – Течь…
Бабка. – Вытекать …
Дед. – Течь…
Бабка. – Течь в течь…
Дед. – Течь-в-течь?
Бабка. – Ага…
Алексей. – Так я ведь и не моряк…
Бабка. – Но все равно ж отправляешься в одиночное дальнее плавание на неопределенный срок…
Дед. – Ага, как пьяный корабль: вокруг света за вечность дней…
Бабка. – Ну, в монастырь свой за богом…
Дед. – Как капитан Ахав…
Алексей. – Ха-хав… Ахахав…
Дед. – Чего?
Алексей. – Я говорю: зря ты, деда, моряков так оскорбил… Не все такие… Даже наоборот, таких – единицы… Так что они тебе этого не простят…
Дед. – Они?
Алексей. – Ну…
Дед. – Так я про всех и не говорил…
Алексей. – Тогда ладно…
Дед. – Мне ж еще жить охота… Хоть и здеся…
Бабка. – Жить еще охота…
Дед. – Ну, я ж не камикадзе тебе какой…
Алексей. – Да и гомосексуалисты, деда, это тоже нормально…
Бабка. – Да, и гомосексуалисты, деда, это тоже нормально…
Алексей. – Ага…
Бабка. – Да и гомосексуалисты деда – это тоже нормально…
Алексей. – Ну…
Бабка. – Да, и гомосексуалисты деда – это тоже нормально…
Алексей. – Зачем столько раз повторять? И так было понятно…
Бабка. – Что это норма?
Алексей. – Угу, обычное дело…
Бабка. – Дело?
Алексей. – Ну да…
Дед. – Ну ад… И это русский православный христианин нам такое говорит?!
Бабка. – Очень современный русский православный христианин нам такое говорит!
Дед. – Или, может, кто-нибудь другой?
Бабка. – Кто-то?
Дед. – Другой?
Бабка. – Некто?
Дед. – Кое-кто?
Алексей. – Да, с этой точки зрения, все-таки ненормально…
Бабка. – Грех это?
Алексей. – Ну…
Дед. – Или болезнь?
Алексей. – Или так…
Бабка. – Так ты больной что ль?
Алексей. – Все мы, баб, больны…
Бабка. – В этом смысле?
Алексей. – Да во всех…
Бабка. – Да, во всех…
Алексей. – Да…
Дед. – Ад…
Бабка. – Но я-то нормальная…
Дед. – Как и я…
Бабка (Алексею). – А ты?
Алексей (неуверенно, стесняясь, со стыдом и сомнением). – И я…
Дед. – Ну так и чего ты кукарекаешь тогда? Гомик ты что ль?
Алексей. – Ага, гномик я…
Дед. – Ты, может, и гномик, но ведешь себя, как Белоснежка, ей-богу!
Бабка. – Гей-богу!
Дед. – Не гей, а ей!
Бабка. – А… Ей, богу!
Дед. – Ага…
Бабка. – Бага…
Дед. – Чего?
Бабка. – Она – того…
Дед. – Белоснежка что ль?
Бабка. – Ну…
Дед. – Белоснежка и двенадцать гномиков…
Бабка. – Ага… Так что и ты, Лешка, кончай уже…
Дед. – Токмо аккуратно…
Бабка. – И не будь недотрогой…
Дед. – Вот именно…
Бабка. – А то и к тебе никто не придет и не поцелует…
Дед. – Никто…
Бабка. – Чтобы ты восстал…
Дед. – Или у тебя…
Бабка. – Хахаха!
Алексей. – Боюсь, что я не смогу…
Бабка. – Так ты не бойся!
Дед. – А просто смоги!
Алексей. – Так я и не боюсь…
Бабка. – Так говоришь же, что боишься…
Алексей. – Это я так, оговорился…
Бабка. – Обмолвился?
Алексей. – Ага…
Дед. – Но не помолвился?
Алексей. – Еще нет…
Дед. – Ну и слава богу!
Бабка. – Слава!
Дед. – А если и не сможешь, то мы поможем…
Бабка. – Ну…
Дед. – Знаешь, как у нас говорили: не умеешь – научим, а не можешь – поможем…
Бабка. – Токмо там, вроде, было – заставим…
Дед. – Ну это если он, конечно, не хочет…
Бабка. – А ты ведь хочешь, Лешенька, ведь хочешь, так?
Алексей. – Так?
Бабка. – Ага…
Алексей. – Нет, не так…
Дед. – Не хочешь?
Алексей. – Нет, хочу…
Дед. – Так что тогда не так?
Алексей. – Да все не так…
Дед. – Да, все не так…
Бабка. – Ну вот и делай тогда, чтоб все было так…
Алексей. – Попробую…
Бабка. – А то что, и конца тогда, значится, не будет?
Дед. – И края?
Бабка. – Икра я?
Дед. – И рая?
Бабка. – И Рая?
Дед. – Играя?
Бабка. – Игра я?
Алексей. – Будет, но не прямо сейчас…
Дед. – Но ведь и сейчас уже все в действии, так?
Алексей. – Так…
Дед. – Ну вот и все!
Бабка. - Ну вот и все! Ну вот и все! Ну вот и все!
Алексей. – Но и не так…
Дед. – Ну так и чего ты тогда?
Алексей. – Да я… Думаю, что все это из-за меня…
Бабка. – Что, прямо-таки все?!
Дед. – Все вообще?!
Алексей. – Нет, но коронавирус этот – да и все остальное…
Дед. – Вот как!
Бабка. – Ну ничего себе!
Дед. – И что это ты уже такое, паскуда и мразь, натворил-то, а?!
Бабка. – Да, пес смердящий, рассказывай немедленно!
Дед. – В лаборатории той ты работал что ль?!
Бабка. – Да какой там! Он же из дома уже не знаю сколько не выходил…
Дед. – А… Ну да… Что-то я не подумал…
Алексей. – Поспешишь – людей насмешишь…
Дед. – Токмо тут людей-то и нет…
Алексей. – А я и не видел людей…
Дед. – Никогда…
Бабка. – Собаки и то на прогулку выходят погадить, а этот!
Дед. – Токмо гадит, но из комнаты не выходит…
Алексей. – И не совершает ошибки…
Бабка. – Токмо ты сам – ошибка…
Алексей. – Но чья?
Дед. – Так да, чья?!
Бабка. – Природы?
Дед. – Или родителей?
Алексей. – Или праотцов?
Дед. – Или бога?
Бабка. – Или богов?
Алексей. – Или кода?
Дед. – Или кодов?
Алексей. – Или языка?
Бабка. – Или языков?
Дед. – Так чья?! Говори ты уже!
Бабка. – Ну! Надоел!
Алексей. – Да все это потому, что я много лет назад дал Богу обещание уйти в монастырь и молчать до конца своих дней или что-то очень важное написать, что, возможно, могло бы кому-то помочь или восхвалить и прославить Господа нашего и Спаса Иисуса Христа… Но не сделал ни первого, ни второго, а жил чем-то третьим, что не хочется и вспоминать, так что хуже меня никого и нет – и не заслуживаю я ничего, кроме нескончаемых адских мучений…
Дед. – Ни супца тебе, значится, ни холодца…
Бабка. – И ни супа, ни котлет…
Дед. – А лишь сладкий винегрет…
Бабка.  – Это мой тебе ответ…
Дед. – Из иссохшего колодца для отца…
Бабка. – Сладенького тебе, значится, сладенький мой, захотелось?
Дед. – Ага, сахарный ты мой, от сладчайшего смотри еще, чтоб и не растаял…
Алексей. – Да я и так уже растаял, как белая снежинка…
Дед. – И даже жребий бросать не надобно, что именно ты виноват?
Алексей. – Не надобно…
Дед. – Так и что нам с тобою сделать тогда, чтобы все это перестало бушевать?
Алексей. – Не знаю…
Дед. – В коронавирус нам тебя бросить что ль?
Бабка. – Так куда ты его бросишь, если его-то и нет?
Дед. – Кого нет?
Бабка. – Коронавируса этого!
Алексей. – Или меня?
Дед. – Так он же ходит!
Бабка. – Кто?
Дед. – Коронавирус!
Алексей. – Или я?
Бабка. – Что-то запутали вы меня…
Алексей. – Ну давайте тогда вместе и распутываться…
Бабка. – Из этих пут?
Дед. – А что за путы?
Бабка. – Или путь?
Дед. – Как у Распутина?
Бабка. – Иль на распутьи мы?
Алексей. – Как у Двапутина…
Бабка. – Чего?
Дед. – Два Путина?
Алексей. – Или Путин-2?
Дед. – Или три?
Бабка. – Или четыре?
Алексей. – Или пять?
Дед. – Да еще много…
Бабка. – Да, еще много…
Алексей. – Да-еще-много-много-раз-Путин…
Бабка. – Это точно!
Дед. – Или не точно…
Алексей. – Или не точно?
Бабка. – Ну лучше б, конечно, чтоб не точно!
Алексей. – Почему?
Бабка. – А сам знаешь почему!
Алексей. – Нет, не знаю…
Бабка. – Ну раз не знаешь, то узнаешь потом…
Алексей. – А сейчас ты рассказать не можешь?
Бабка. – Не могу…
Алексей. – Тебе религия не позволяет что ли?
Бабка. – Твой праздничный день?
Алексей. – Нет, я о другом…
Бабка. – О другом дне?
Алексей. – Действительно, о дне…
Бабка. – Ну так вот – мы уже на дне, так что дальше продолжать не стоит…
Дед. – Или не стоит?
Бабка. – Или так…
Дед. – Так а с 9 мая что?
Бабка. – У кого?
Дед. – Ну у них… Говорили же, что перенесут…
Бабка. – Ну так и перенесли…
Дед. – Понятно…
Бабка. – Ну так это и правильно… Что сказать, молодцы… Здоровье – превыше всего сейчас!
Дед. – А экономика?!
Бабка. – А ты что, на 9 мая заработать хотел?
Дед. – Ну так можно было бы и заработать!
Бабка. – Мда…
Алексей. – Так его можно было бы и онлайн провести или отметить…
Дед. – Что провести?
Алексей. – Да мероприятия все эти… И празднования… Так что, может, и заработали бы еще!
Дед. – О – голова! Даже соображает немного!
Бабка. – Ну, а ты, Лешка, не безнадежен!
Алексей. – У меня с надеждой все в порядке…
Бабка. – А что это за Надежда такая?
Дед (притворно-возбужденно). – Ну… Может, познакомишь?
Бабка. – Или в гости пригласишь?
Алексей. – Ага, обязательно…
Дед. – Но 9 мая никогда нельзя отменять… Тем более – забывать… Переносить – можно… Тем более – в интернат этот… Если еще и заработать там, как ты говоришь, можно…
Алексей. – Почему?
Дед. – Потому что надобно помнить всех воинов, павших и ныне живущих, и всех ветеранов!
Алексей. – Невидимой войны?
Дед. – Ты уже не переходи токмо на личности, чтобы у нас с тобой обошлось без околичностей!
Алексей. – Понятно…
Бабка. – А у нас что?
Алексей. – Что?
Бабка. – Да, что?
Дед. – Что-что?
Бабка. – Ну… Что?
Дед. – Что, что?
Бабка. – С 9 мая что, спрашиваю?!
Дед. – А… Ну будет священный праздник, конечно! Никто ничего не отменял и не переносил!
Бабка. – Еще и людей, наверное, нагонят туда… Так что весь мир будет смотреть на этот цирк…
Дед. – Ну а что поделаешь… Они ж подневольные…
Бабка. – Подневольные, да не рабы – могут сказать и «нет»!
Дед. – И восстать?
Бабка. – И не токмо!
Дед. – А что еще?
Бабка. – Да могут всю эту шушеру там же и расстрелять!
Дед. – Вот как!
Бабка. – Да! Задушить все это гнидино отродье! Я не понимаю, почему никто из окружения до сих пор этого не сделал?!
Дед. – Так это ж грех…
Бабка. – Ну да, и что? Один раз согрешил, зато всех спас! За такое и бог простит!
Дед. – А можно так, чтобы всех спасти, но при этом не согрешить?
Бабка. – Видать, нельзя, поэтому придется убивать!
Алексей. – Только зачем?
Бабка. – Чтоб людям свободнее дышалось!
Алексей. – Это они тебе дышать мешают что ли?
Бабка. – Да не токмо мне!
Дед. – Да, не токмо мне…
Бабка. – Чтоб они там все позаражались и сдохли, скоты!
Дед. – Да они позажирались так, что уже и не позаражаются…
Бабка. – Это точно! Сидят токмо и бюджеты наши пилят…
Алексей. – А так бы вы сидели и пилили?
Дед. – Сидели и пили ли?
Алексей. – Ну…
Бабка. – Мы бы уж точно лучше их этими народными средствами распорядились!
Алексей. – Понятно… А когда у них, кстати, выборы? А то я постоянно путаю… Мне все кажется, что уже в этом году, как и у нас, да?
Бабка. – У них-то?
Алексей. – Ну…
Дед. – В этом году у них токмо парламентские…
Алексей. – А… Тогда это не важно… Я думал, президентские – тогда, да, интересное было бы совпадение…
Дед. – Совпадение? Не думаю…
Алексей. – Ха-ха…
Дед. – Токмо и это, Лешенька, важно, даже очень важно, но, как и все у нас, можно сказать, что и не важно, да…
Бабка. – Да, это все неважно…
Алексей. – Почему?
Дед. – Да потому что поменяли конституцию они…
Бабка. – Да, потому что поменяли конституцию они…
Алексей. – О, так молодцы! Наконец-то! Как-то это все мимо меня прошло…
Дед. – Ну, прошло все тихо и спокойно… И все согласны…
Алексей. – Но не гласны?
Дед. – Ха-ха…
Бабка. – Ага, вот и нам давно пора…
Дед. – Ну… Токмо сроки обнулили ему…
Алексей. – Так теперь все срочно?
Дед. – Скорее, бессрочно…
Алексей. – А у нас, кстати, уже объявляли, когда выборы состоятся?
Дед. – Да, кажись, говорили, до конца лета должны провести…
Бабка. – Ну, до 30 августа, вроде…
Дед. – На день рождения ему подарок такой…
Бабка. – 66 лет и 6 срок…
Дед. – 666…
Бабка. – Отсидит от звонка до звонка…
Дед. – Токмо не откинется…
Бабка. – Это мы еще посмотрим…
Дед. – Условно-досрочное ему устроишь что ль?
Бабка. – Ага, подарок сделаю…
Дед. – И какой?
Бабка. – А цыгану один подарок – лишь бы не работать…
Дед. – Золотые слова…
Алексей. – Душу мою радуют…
Бабка. – А мою – нет…
Дед. – Да… Так что, Лешка, пойдешь в этот раз голосовать?
Алексей. – Думаю, деда, что нет… Ни разу я с 18 лет не принимал в этом участия и, наверное, не буду…
Дед. – Никогда?
Алексей. – Может, и никогда… Не знаю…
Дед. – Но зарекаться не будешь?
Алексей. – От сумы и от тюрьмы что ли?
Дед. – И от этого тоже…
Алексей. – Нет, не буду…
Дед. – Ну хоть так…
Бабка. – Да какое хоть так?! Леша! Мы все в одной лодке!
Дед. – Трое в лодке, нищета и собаки…
Бабка. – И лодка эта уже давно одряхлела и прогнила! В ней уже токмо одни пробоины…
Дед. – А на дороге – выбоины…
Бабка. – И в лодку эту начинает хлестать вода, так что скоро мы уже так все вместе одним скопом и пойдем на дно! Ты понимаешь это или нет?!
Алексей. – Ну да… Так а что ты предлагаешь?
Бабка. – Что я предлагаю? А предлагаю круги спасательные для начала отобрать у тех, у кого они есть, в отличие от всех остальных… Если ты понимаешь, о чем я…
Алексей. – Кажется, понимаю…
Дед. – Власть – народу! Землю – крестьянам!
Алексей. – И от каждого по способности, и каждому – по потребности…
Дед. – Или непотребству…
Алексей. – При неспособности?
Дед. – Ага, недееспособности…
Алексей (Бабке). – Ну а дальше-то что?
Бабка. – Ну и одновременно с этим надобно лодку эту починить…
Алексей. – Или проще уже новую построить?
Бабка. – Так сразу и вдруг не получится…
Дед. – Так токмо кошки рождаются…
Алексей. – Или танцующие звезды?
Дед. – На льду что ль?
Алексей. – Ай…
Бабка. – Но будем постепенно и строить…
Алексей. – Ну это все и дураку ясно…
Дед. – Ясно…
Бабка. – А ты-то у нас кто?
Алексей. – Ну да… Ладно…
Бабка. – Поэтому, Лешка, ты определись заранее – или уже, прямо сейчас – с нами ты или же против нас…
Алексей. – В смысле?
Дед. – Да, в смысле!
Бабка. – На выборы эти надобно идти обязательно – и обязательно голосовать всем вместе за одного кандидата…
Алексей. – Только там ведь не за кого голосовать…
Дед. – Выборы-выборы, а кандидаты?
Алексей. – Помидоры…
Бабка. – Есть там за кого голосовать… Да и не в этом дело…
Дед. – Да, и не в этом дело…
Алексей. – А в чем тогда?
Бабка. – Дело в том, что власть нам надобно сейчас поменять… А если не поменяем, то при этой будем уже до конца веков…
Дед. – Так что сейчас или никогда!
Алексей. – Так ты ж при ней и так 26 лет прожила, нет?
Бабка. – Да, и ты тоже…
Алексей. – Я под ней вообще всю жизнь…
Дед. – Вообще, всю жизнь…
Бабка. – Да, и так больше жить нельзя!
Дед. – Так дальше жить невозможно!
Бабка. – Жить стало так, что просто невозможно жить!
Алексей. – Так ты ж и при советах столько жила, но там-то ничего и не меняла… Наверное, и не взывала даже так… А теперь вот так вдруг?
Бабка. – Ты разве не понимаешь, к чему я?
Алексей. – Да нет, понимаю…
Дед. – Да, нет, понимаю…
Бабка. – Так да или нет?
Алексей. – Да, баб, да…
Бабка. – Ну так и чего ты тогда?!
Алексей. – Да религиозный пыл и обязательность в тебе, прямо как у кое-кого перед революцией 17 года… И это меня очень смущает…
Дед. – Да, религиозный пыл и обязательность в тебе…
Бабка. – Какого века?
Алексей. – Ха-ха…
Дед. – Что «ха-ха»?
Алексей. – Хэ-Хэ…
Дед. – Что?
Алексей. – ХХ…
Бабка. – Хы-хы?
Алексей. – Двадцатого века!
Бабка. – Алексей, ты пойми: у нас сейчас решающий момент во всей истории! И если мы его упустим, то ничего хорошего уже не случится! Ничего и никого тогда уже не жди!
Дед. – Жди-жди-жди…
Алексей. – Почему это?
Бабка. – Да потому что никто не придет тебя спасать!
Дед. – Да, потому что никто не придет тебя спасать!
Бабка. – И никто не позаботится о нас, кроме нас самих!
Дед. – Никто…
Бабка. – Потому что никому мы не нужны, кроме нас самих!
Дед. – Кроме нас самих…
Бабка. – Нам не на кого и не на что опереться, кроме как на нашу народную политическую волю – и это зависит от каждого из нас, включая тебя, понимаешь ты это или нет?!
Алексей. – Понимаю…
Бабка. – Ну так чего ты тогда?!
Алексей. – Да просто…
Дед. – Да, просто…
Бабка. – Что просто?!
Дед. – А что сложно?!
Бабка. – А что, сложно?!
Дед. – Да?!
Алексей. – Да просто в избирательных списках нет моего кандидата…
Дед. – Да, просто в избирательных списках нет моего кандидата…
Бабка. – Леша, я ведь уже сказала, что это совсем другое дело… Потом со всем остальным разберемся…
Алексей. – Так как я могу голосовать за того, кто не мой кандидат?
Дед. – Немой кандидат?
Бабка. – Так я же говорю – ты вслушайся токмо и пойми – прошу тебя: будет у тебя потом свой кандидат, будет! Но не прямо сейчас! А прямо сейчас надобно будет пойти и проголосовать за того, за кого в наших исторических условиях проголосовать просто необходимо! Ради того, чтобы дальше еще что-то было! Даже что-то хорошее! Ради нашего будущего! Ты понимаешь это или нет?! Понимаешь?!
Алексей. – Понимаю…
Бабка. – Или тебе будущее, может, не надобно?! Может, ты и жить дальше уже не планируешь?! Или ты и нас всех будущего – даже хорошего будущего – хочешь таким образом лишить?!
Алексей. – Нет, не хочу…
Бабка. – Ну так в очередной раз спрашиваю: чего ты тогда, а?!
Алексей. – В очередной раз отвечаю: я не буду голосовать не за своего кандидата…
Бабка. – Да ЕПРСТ! А если твоего кандидата и потом не будет?!
Алексей. – И тогда не буду…
Бабка. – А если его и никогда не будет?!
Алексей. – Значит, никогда…
Бабка. – И что, ты даже своим правом голоса не воспользуешься?
Алексей. – Логоса?
Дед. – Ага…
Алексей. – Я думаю, им уже воспользовались…
Бабка. – Вот именно! Поэтому я тебе и говорю, что надобно делать, чтобы ты мог пользоваться своим правом голоса – чтобы у тебя, вообще, были права – и чтобы они соблюдались!
Алексей. – Баб, только у меня нет никаких прав – да и не будет никогда – а лишь одни обязанности… И голос мой потому – сплошное «гав-гав»…
Дед. – Гав-гав-но…
Бабка. – Но будет! Все еще будет, Лешка! Ты токмо послушай меня и доверься мне! Я ж жизнь прожила – не просто так – и знаю, о чем говорю!
Алексей. – Баб, а я тысячи жизней прожил – и что с того?
Бабка. – Это в тебе гордость, Лешенька, говорит – и больше ничего – с того…
Дед. – Да, Лешка, превозносишься ты – и все тут…
Алексей. – Ладно, извините, может, я и не прав…
Дед. – Но и не лев…
Бабка. – Ага…
Дед. – А ты знаешь, Лешка, кстати, как в древней Греции называли тех, кто не пользовался своим правом голоса?
Алексей. – Рабами что ли?
Дед. – Почему это?
Алексей. – Потому что рабы не имели права голоса. Как, в принципе, и сейчас…
Бабка. – Рабы, сосите пиво…
Дед. – Ну да… Но называли тех, кто жил «в отрыве от общественной жизни, не участвовал в общем собрании граждан и иных формах государственного и общественного управления», идиотами…
Бабка. – Во… Давай и мы тебя идиотом будем таперя называть, а?
Дед. – Как, понравится тебе такое?
Алексей. – Да, понравится…
Бабка. – Почему это?
Дед. – Потому что хуже тебя никого нет?
Алексей. – Ага…
Дед. – Токмо это не про Достоевского, Лешенька, не обольщайся!
Алексей. – А… Тогда ладно…
Бабка. – Ну… Так что, пойдешь тогда на выборы?
Алексей. – Так кандидаты ж известно кто…
Бабка. – Ну так и проголосуешь тогда против всех… Ты пойми: главное таперя всем просто пойти и проголосовать! Надобно, конечно, всем за одного кандидата, но можешь хоть так… Это все равно лучше, чем никак вообще…
Алексей. – Я бы с радостью, наверное, так и сделал… Но очень высока вероятность того, что мой искренний и честный голос «против всех» переделают в «сама знаешь, за кого»…
Дед. – Так могут ведь и за нашего кандидата переделать!
Бабка. – И в этом случае все равно ничего хорошего в этом нет…
Алексей. – И не будет…
Дед. – А…
Бабка. – Будет! Но не прямо сейчас…
Дед. – Лешка, так а какой кандидат бы тебя устроил?
Алексей. – Меня?
Дед. – Ну да… А тут что, еще Лешка есть?
Бабка. – Леший если токмо…
Алексей. – Мой единственный кандидат – Иисус Христос – и его нет в бюллетени, так что я не буду участвовать в этом карнавале…
Дед. – Почему это?
Алексей. – Что почему?
Бабка. – Не участвовать?
Дед. – Или карнавале?
Алексей. – Да потому что я по фундаментально-определенным причинам не могу поддержать ни одних, ни других…
Дед. – Да, потому что я по фундаментально-определенным причинам не могу поддержать ни одних, ни других…
Алексей. – А третьего не дано…
Бабка. – И поэтому ты против всех?
Алексей. – Да…
Бабка. – Но ты же должен понимать, насколько это смешно…
Алексей. – Скорее, несмешно…
Бабка. – Вот именно… Я к тому, что быть против всех – это быть и против действующей власти, как и, в принципе, против власти любой, а это, значится, быть и оппозиционером, и анархистом…
Дед. – О как!
Бабка. – И никакая власть нигде и никогда не позволит тебе быть по-настоящему против всех…
Дед. – Да!
Бабка. – Нигде и никогда это не будет обеспечено ни социально, ни политически, так что нигде и никогда тебя никто не защитит!
Дед. – Кроме тебя самого!
Алексей. – Даже при самом либеральном и толерантном режиме?
Бабка. – Да все равно ведь – режиме… А у режимов всегда есть враги…
Дед. – Ну это пока есть война…
Бабка. – Ага…
Дед. – А вот когда начнется токмо игра, уже и не будет врагов…
Бабка. – Кроме внутренних, может быть…
Дед. – Может, быть…
Алексей. – Только, баб, я – упаси Боже – и не оппозиционер, и не анархист…
Бабка. – Ну а кто ты тогда?
Дед. – Ну… Раз ты против всех?
Алексей. – Да вы просто ничего не понимаете…
Дед. – Да, вы просто ничего не понимаете…
Бабка. – А ты у нас такой умный один и все понимаешь, да?
Алексей. – Да и я ничего не понимаю…
Дед. – Да, и я ничего не понимаю…
Бабка. – Ну так и чего ты тогда?
Алексей. – Да я ничего…
Дед. – Да, я ничего…
Алексей. – Нет у меня никакой защиты, кроме Христовой… И не нужна мне никакая иная власть…
Бабка. – Леш, на таких, как ты, видать, режим этот и держится…
Алексей. – Не я его, баб, к власти приводил, и не я его, баб, после этого поддерживал… А в жизни своей я так ни разу и не голосовал…
Дед. – Ни за кого…
Алексей. – Да, ни за кого… Потому что не за кого…
Дед. – Против всех…
Алексей. – Не целенаправленно – просто так выходит…
Дед. – Выходит, просто так выходит…
Бабка. – Ага, просто так выходит…
Дед. – Вот и ты тогда выходи…
Бабка. – Просто так…
Алексей. – А я уже и выхожу…
Дед. – Токмо куда?
Бабка. – Или за кого?
Дед. – Так что повремени…
Бабка. – Или все-таки выходи…
Алексей. – Почему?
Бабка. – Потому что кто не с нами, тот против нас…
Алексей. – И кто не собирает с вами, тот расточает?
Бабка. – Аминь…
Дед. – А по каким это таким, кстати, причинам ты не можешь ни одних, ни других поддержать?
Алексей. – Не хочу пока об этом говорить, деда…
Дед. – Но ведь когда-то придется…
Алексей. – Ну вот когда придется, тогда и поговорим…
Дед. – Ну а вот если война начнется…
Алексей. – Она и так идет, деда… Всегда…
Дед. – Ну так я и говорю, что вот если война начнется, то придется одну из сторон выбирать… Так за кого пойдешь тогда?
Алексей. – А какие есть варианты?
Дед. – Ну ты ж сам сказал: либо одни, либо другие…
Алексей. – Понятно…
Дед. – Ну вот как при гражданской войне в России было, за кого пошел бы: за красных или за белых?
Алексей. – А за Белого можно?
Дед. – Так он же бугай!
Бабка. – А за Красного?
Дед. – Так он же еврей!
Бабка. – А ты что, антисемит?
Дед. – Нет! Я просто на всякий случай сообщаю!
Бабка. – Ну ладно…. А то бы я тебе сейчас тут второй Нюрнберг устроила…
Дед. – Фух… (Алексею). – Ну так что?
Алексей. – Не знаю, деда… Наверное, ни за тех, ни за других…
Дед. – Это как сейчас что ли?
Алексей. – Ага…
Дед. – И что, с тех пор ничего, по-твоему, не поменялось?
Алексей. – Что-то поменялось, но по существу, видимо, увы, ничего…
Дед. – Ну так много выдающихся интеллигентов за красных были… В том числе и зарубежных…
Алексей. – Так и за белых ведь…
Дед. – Но такие, какие были за красных, с этими белыми никогда не сравнятся!
Алексей. – Ну и что потом из этого вышло?
Бабка. – Да…
Алексей. – Ничего хорошего… Вот Мережковский, к примеру, и понял сразу же, что обманулся…
Дед. – Ай! Что тут с вами говорить – все равно ничего вы в этом не понимаете…
Алексей. – Понимаю, но не принимаю…
Дед. – Так прими тогда к сведению, что на войне как на войне, придется выбирать одну из сторон и воевать!
Алексей. – И убивать?
Дед. – И умирать!
Алексей. – За красных, говоришь, или за белых?
Дед. – Ага…
Алексей. – А за бело-красных можно?
Бабка. – Или за красно-белых?
Дед. – А такие разве бывают?
Алексей. – Ну если и нет, то вот теперь будут – третья сторона…
Бабка. – Третья партия?
Дед. – Конфликта?
Алексей. – Ага…
Дед. – Так ты что, думаешь, таким образом возвышаешься над ситуацией?
Алексей. – Вовсе нет…
Дед. – Или ты и с теми, и с другими воевал бы?
Алексей. – А разве так можно?
Дед. – Можно, если ты против всех…
Алексей. – А третьего разве не дано?
Дед. – Вот я у тебя и спрашиваю…
Алексей. – Не знаю, деда, не знаю... Я думаю, здесь есть – или должен быть – третий путь…
Бабка. – Или четвертый?
Алексей. – Или такой…
Дед. – Или ты бы как-нибудь ушел от прямых столкновений?
Бабка. – Ага, в монастырь свой что ль?
Дед. – Так и монастыри с церквями разрушали!
Бабка. – Так что и там тебе бы места не нашлось!
Алексей. – Негде Сыну Человеческому голову приклонить…
Бабка. – Ага, да и, знаешь ли, и монахи даже шли воевать…
Алексей. – Да, знаю…
Бабка. – И воевали, кстати, в Великую Отечественную на стороне СССР…
Алексей. – Но были и такие, которые вступали в белые ряды…
Бабка. – Мы же о Второй Мировой говорим…
Алексей. – А, ну да, и в ту пору были коллаборационисты среди православных…
Дед. – Ага, Гитлер-освободитель придет, чистоту от коммунистов наведет и, в конце концов или начале начал, позволит вашей братии спокойно молиться…
Бабка. – Так что, Лешенька, молчаливое ты меньшинство…
Дед. – Как голубые что ль?
Бабка. – Нет, эти уж больно крикливые…
Дед. – Потому что больно им?
Бабка. – Или они сами больные?
Дед. – Это надобно уже у Лешки спрашивать…
Бабка. – Хахаха!
Дед. – Он в них получше, чем мы, разбирается…
Бабка. – Да он даже в себе разобраться не может! Что уже о других-то говорить…
Дед. – Да, он даже в-себе разобраться не может…
Алексей. – Не может…
Дед. – Так что, Лешка, ты и царя мог бы расстрелять, и в скит потом еще на молебен пойти, да?
Бабка. – Или ни того, ни другого?
Дед. – Или, наоборот, токмо что-то одно?
Алексей. – Вы спрашиваете, квиетист ли я?
Дед. – Чего?
Бабка. – Кто-то – квиртист ты?
Дед. – Какой еще артист ты?
Алексей. – Вы хотите, чтобы я сказал, какую позицию в этой ситуации должна занимать официальная церковь?
Дед. – Ну да…
Алексей. – Или точку зрения православия на саму ситуацию?
Бабка. – Или так…
Алексей. – Или же то, как в этом всем вести себя христианину?
Дед. – Да, какую сторону принимать!
Бабка. – И это тоже! В общем и целом, вот это все, да!
Дед. – Вот это все…
Алексей. – Да…
Бабка. – Так что?
Алексей. – Ну за официальную церковь я отвечать не могу…
Дед. – Потому что не патриарх?
Алексей. – Да, не иерарх…
Бабка. – А за православие?
Алексей. – Тем более, потому что и не святой, и не доктор теологии… Да и разное оно бывает…
Бабка. – Да, и разное оно бывает…
Дед. – Да, ты, вообще, в этом ни черта не смыслишь…
Бабка. – А еще токмо поучать берешься…
Алексей. – Я ни на что не претендую… Тем более – на полноту…
Бабка. – Какую такую полноту? Ты ж худой, что сучка дворовая…
Дед. – Ну…
Бабка. – Да и претендуешь ты, видать, только на отдельный и личный котел…
Дед. – Да, и претендуешь ты, видать, только на отдельный и личный котел…
Алексей. – Да… Весь уж в этом бульоне эпохи и варюсь…
Бабка. – Так и что во всем этом христианину-то делать?
Алексей. – А что тут непонятного-то? Каяться и молиться, ибо надвигается всеобщая погибель, но и приближается Царство Небесное…
Бабка. – Так ты ж и так в адском котле!
Алексей. – Так вот и пора из него уже выбираться…
Бабка. – Токмо кто тебе луковку-то протянет?
Алексей. – Кто-то…
Бабка. – Кое-кто?
Дед. – Некто?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Так а сторону какую надобно принимать?
Дед. – Ну! Ты ж так и не ответил!
Алексей. – Распятие нас всех разделило на тех, кто слева, и на тех, кто справа… Имеющий уши да слышит…
Дед. – И сторону выбирает?
Алексей. – Воистину…
Бабка. – Так себе у тебя совет, конечно…
Алексей. – Совет да любовь…
Бабка. – Ерунду какую-то несешь, а вот конкретную сторону все равно принимать придется…
Алексей. – Баб, да не могу я отвечать за всех… Я даже за себя с трудом отвечаю…
Дед. – Да, не могу я отвечать за всех…
Бабка. – А вот придется…
Алексей. – Слишком много вы на меня кладете…
Дед. – Не по размеру крест?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Все друг с другом связаны, Леша… И отвечая за себя или для себя, ты отвечаешь за всех и для всех…
Алексей. – С этим не поспоришь…
Бабка. – Вот и не спорь, а отвечай…
Алексей. – Ну, как видишь, единогласия на уровне властных структур и отдельных христиан не было и нет…
Дед. – А с точки зрения православия?
Алексей. – Видимо, и этого…
Бабка. – И как это так? Ведь все ж одни и те же, так что и все должно быть одно и то же…
Алексей. – Так-то оно так, но, как видишь, и тогда этого не было, и сейчас, видимо, тоже не будет…
Дед. – А должно быть?
Алексей. – Думаю, что должно… Христос-то один – не раздваивался и не растраивался…
Бабка. – Не было у него никаких расстройств?
Дед. – Ни двойников, ни тройников?
Алексей. – Ни симулякров… Поэтому должно быть единогласие…
Бабка. – А так – что?
Алексей. – Разногласие… По каждому вопросу – и у каждого христианина…
Бабка. – Но, может, это и нормально? Не разногласие, а многогласие просто?
Дед. – Ну… Все ж мы разные…
Алексей. – Но едины во Христе… Так и до оправдания ереси недалеко…
Дед. – Нет, я не о том…
Алексей. – Так и я…
Бабка. – А о чем?
Алексей. – А о том, что мы лишь одну ветвь христианства рассматриваем, а не все…
Дед. – Так и чего тут говорить уж тогда!
Алексей. – Разделяй и властвуй…
Бабка. – Действительно…
Дед. – Так и за кого все-таки пойдешь-то, Лешка: за бело-красных или красно-зеленых?
Бабка. – Там не бело-красные, а бело-красно-белые!
Дед. – Да хоть бело-красное-зеленые!
Алексей. – Да, хоть бело-красно-зеленые…
Бабка. – Это уже совсем не то!
Дед. – Другое?
Алексей. – Все совсем не то…
Бабка. – И не так!
Дед. – Так что, ребята?
Алексей. – Деда, я ведь уже сказал: ни за тех, ни за других... У обеих сторон имеются основополагающие проблемы, что не позволяет мне поддержать ни первых, ни последних…
Бабка. – Так что не позволяет-то тебе?
Дед. – Совесть?
Бабка. – Или сердце?
Дед. – Заповеди?
Бабка. – Или религия?
Дед. – Христос?
Алексей. – Может, и Христос…
Дед. – Так ты не уверен?
Бабка. – Или сомневаешься?
Алексей. – Может быть…
Бабка. – Может быть?
Дед. – Может, быть?
Алексей. – Может…
Дед. – Может?
Бабка. – Может?
Дед. – Быть?
Алексей. – Быть…
Бабка. – (Не)Понятно…
Дед. – В общем, Алеша, создавай ты тогда свою третью сторону…
Бабка. – Или партию…
Дед. – Да хоть завет… Пока еще не поздно… И проповедуй там…
Бабка. – Ага… Иначе потом токмо из двух выбирать придется…
Дед. – И раз тебя ни одна не устраивает, то это будет похоже на шизофрению…
Бабка. – А ты и так шизофреник со своими голосами…
Дед. – Прямо как на выборах…
Бабка. – Прямо как двуглавый орел…
Дед. – Одна голова больная, а другая здоровая?
Бабка. – И токмо с больной на здоровую?
Дед. – Или со здоровой на больную?
Бабка. – И одна другой токмо мешает?
Дед. – Или, наоборот, помогает?
Бабка. – Одна голова хорошо, а две лучше?
Дед. – А, может, лучше токмо одну, но хоть здоровую?
Алексей. – Или больную?
Бабка. – А, может, лучше еще и третью голову добавить?
Дед. – Тогда это уже будет дракон…
Бабка. – Или Змей Горыныч…
Дед. – Не доведет до добра это воскрешение народной мифологии…
Бабка. – Так сегодня ведь и так воскрешение… Народной мифологии…
Дед. – Вот и я о том же…
Алексей. – А я все о другом…
Бабка. – Другом?
Дед. – И о чем же?
Алексей. – Так, значит, из двух сторон я все-таки буду вынужден выбирать одну, так?
Бабка. – Ну да…
Алексей. – И, значит, погибель в таком случае ждет меня?
Дед. – Может, и погибель…
Бабка. – Но, если что, ты эту яму себе сам и вырыл…
Дед. – Ага…
Бабка. – Так что пеняй токмо сам на себя…
Дед. – Потому что больше не на кого…
Бабка. – Ага…
Алексей. – А вам есть на кого пенять?
Дед. – А нам есть!
Алексей. – И могилы вам есть кому рыть?
Дед. – Пока что да!
Бабка. – Нам вообще все понятно, как в ясный и светлый божий день!
Алексей. – Вот как! И что ж вам понятно?
Бабка. – То, что я уже и так тебе сказала: нам всем надобно голосовать за одного альтернативного кандидата!
Алексей. – Понятно…
Дед. – И что ж тебе понятно?
Алексей. – Что ничего интересного или нового в этом нет…
Дед. – А тебе обязательно что-то новенькое нужно?
Алексей. – Да нет, мне бы что-нибудь изначальненькое или хорошо забытое доброе старое…
Бабка. – Сталина что ль?
Дед. – Или Грозного?
Бабка. – Или ты, может, бездействующую власть пойдешь поддержать?
Алексей. – Упаси Боже… Я ведь уже сказал, что нет…
Дед. – Так и что тогда?
Алексей. – А вы разве думаете, что на той стороне правда есть?
Дед. – На той стороне?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Ну там хотя бы не врут, как у нас!
Алексей. – А как-то иначе?
Дед. – Ну! У нас уже одна сплошная ложь и обман!
Бабка. – Они уже по-другому и жить-то не могут, кроме как на лжи, по лжи и во лжи!
Алексей. – Над пропастью во лжи…
Бабка. – Над пропастью не ржи!
Дед. – Да! Они уже даже и не лгут, а просто разговаривают так!
Бабка. – Это норма…
Алексей. – А это не норма…
Бабка. – В смысле?
Алексей. – В том смысле, что даже если вам кажется, что там не врут, то это еще не значит, что там есть правда…
Бабка. – Во-первых, Леша, нам не кажется… А во-вторых, они единственные, кто вообще говорит правду о том, что у нас происходит, поэтому доверять больше и некому!
Дед. – А ты что, думаешь, что за ними правды нет?
Алексей. – Не-а…
Дед. – А истины?
Алексей. – Тем более…
Бабка. – А тем менее?
Дед. – Или тем не менее?
Алексей. – Тем не более…
Дед. – Ну а по ту сторону что?
Бабка. – Правда что ль?
Дед. – Или, может, даже истина?
Алексей. – По ту сторону?
Дед. – Ага…
Алексей. – Может быть…
Дед. – Может?
Бабка. – Быть?
Дед. – Ты что, вообще уже рехнулся?
Бабка. – Так чего ж они тогда так врут?! Правды объелись что ль?!
Дед. – Ага, в сельском туалете…
Алексей. – Может быть – это еще не значит, что есть…
Дед. – А не может – это еще не значит, что нету?
Алексей. – Может, и так…
Бабка. – Может и так…
Алексей. – Может, итак…
Дед. – Так есть там что-то или нет?
Бабка. – Ну! Говори ты уже!
Алексей. – Да не могу я поддержать этот псевдоконсервативный бандитизм…
Дед. – Да, не могу я поддержать этот псевдоконсервативный бандитизм…
Бабка. – Ну так и не поддерживай тогда! Чего ты? Мы ж тебе говорим, что делать надобно!
Алексей. – Нет, и за ваших кандидатов я тоже голосовать не буду, потому что на западе – смерть…
Бабка. – Сам ты смерть! Там – жизнь! Настоящая, полноценная жизнь нормальных и здоровых, культурных и цивилизованных людей!
Дед. – Да, там же все живее живых! И до смерти еще далеко!
Бабка. – Да, ты токмо посмотри, как они живут – это ж просто немыслимая благодать для нашего человека!
Алексей. – Ближе некуда… И живее всех живых мертвецов… Действительно, немыслимая благодать для нашего человека…
Дед. – Ну я не знаю тогда, что и сказать…
Алексей. – Так тут и говорить-то нечего, потому что на эту тему уже все давно сказано – и сказано весьма точно, пространно и выверено, так что и нечего добавить…
Бабка. – Так оставайся тогда тут и живи в своем говне, то есть – как ты там сказал – псевдоконсервативном бандитизме…
Дед. – Ага, раз и по этому поводу уже все давно сказано…
Алексей. – А вы разве куда-то уедете?
Дед. – Может, и уедем…
Бабка. – Да… А тебя с собой уже точно не возьмем…
Алексей. – Не возьмете?
Бабка. – Да, потому что ты этого не заслуживаешь…
Алексей. – А чего заслуживаю?
Бабка. – Вечной погибели в этой сране… То есть стране…
Дед. – Ага, стране для жизни!
Бабка. – А жизни – для смерти!
Дед. – Так и смерти же для жизни?
Бабка. – Ай, да помолчи ты уже…
Дед. – Я ж и так молчу….
Алексей. – Я не знаю…
Дед. – Так узнай…
Алексей. – Мне кажется, что по ту сторону еще есть островки истины и правды…
Бабка. – Чего?!
Дед. – Тебе токмо кажется?
Алексей. – Нет, я в это верю…
Дед. – И все равно не пойдешь голосовать?
Алексей. – Не пойду…
Дед. – Даже если там островки истины и правды еще есть?
Алексей. – Даже так…
Дед. – Ого, и как это так?!
Алексей. – Потому что, кроме этих крохотных островков чистоты, святости и любви, есть еще гигантский континент мерзости запустения…
Дед. – И это его не оправдывает?
Алексей. – Может, и оправдывает… Я не знаю…
Дед. – Так узнай!
Алексей. – Я ж не Господь Бог…
Дед. – И слава богу…
Бабка. – Ну! А то бы уже такое тут нам устроил…
Дед. – Так он и так устроил…
Бабка. – Ага!
Дед. – Ну так что, господь бог, что еще нам расскажешь?
Бабка. – Да, раз ты тут вдруг заговорил, то мы все же воспользуемся этой столь редкой возможностью…
Дед. – Ахаха!
Алексей. – Нельзя так заигрывать с вечностью…
Дед. – А то что, покараешь?
Алексей. – Либо в тебе это есть, либо нет… Если есть, то искренне следуешь… Нет – на горючую свалку времен…
Бабка. – И что?
Алексей. – А то, что эта симуляция приведет к тому, что все пойдет на дно и будет разрушено…
Дед. – Даже эти островки?
Алексей. – Островки на то и островки, что останутся…
Дед. – А если и их разрушат?
Бабка. – Ну! Ведь такие исторические прецеденты уже бывали…
Дед. – Ага, так что могут и повториться или довестись до конца…
Алексей. – Ну вот тогда и наступит конец…
Дед. – Если довести до конца?
Алексей. – Ага…
Дед. – А после конца?
Бабка. – Да, что будет после конца?
Алексей. – То же, что и было вначале…
Бабка. – Или все же как-то иначе?
Дед. – Ну… Вроде ж, как-то иначе?
Алексей. – То же, но как-то иначе…
Дед. – (Не)Понятно…
Бабка. – Золотые слова…
Дед. – Ага… Твои бы слова да богу в уши…
Бабка. – Так он же и так себя богом возомнил…
Дед. – А… Тогда, да, твои слова тебе бы в уши…
Бабка. – Твои слова тебе бы в душу…
Дед. – От души…
Бабка. – Душевно…
Дед. – Слушай, бог, а ведь говорят, что царь не настоящий?
Бабка. – Ну!
Дед. – И что нам делать с ним тогда?
Бабка. – Владимир Владимирович меняет профессию…
Дед. – Во!
Алексей. – Хватит уже, пожалуйста, богохульствовать…
Дед. – На тебя что ль?
Бабка. – Или на бога твоего?
Дед. – Или на этого?
Алексей. – И издеваться тоже не надо, пожалуйста…
Дед (богу). – Ладно, не обижайся…
Бабка. – Токмо перед этим я извиняться не буду…
Алексей. – Не извинишься ты – не извинят и тебя…
Бабка. – Бя-бя-бя…
Алексей. – Баб, ну что это за ребячество вообще…
Бабка. – Ребячество – это то, как ты себя ведешь и что тут нам говоришь…
Дед. – Воистину…
Бабка. – Еще и на вопросы наши не отвечаешь…
Алексей. – Скажу лишь одно: утилитаризм с духом несовместим…
Дед. – Так ты ж говоришь, что может быть…
Алексей. – Это ведь о другом…
Дед. – А об этом?
Алексей. – А об этом уже все сказано…
Бабка. – Так а раз может быть, то, значится, когда-то и было?
Алексей. – Видимо, да…
Бабка. – И когда?
Дед. – Да?
Алексей. – Когда-то…
Дед. – Некогда?
Алексей. – Ага…
Бабка. – (Не)Понятно…
Дед. – И раз было, то, значится, есть и будет?
Бабка. – Есть и будет?
Алексей. – Есть?
Дед. – И будет?
Бабка. – Есть?
Алексей. – Да, это будет, неминуемо будет, но такое будет, которое всегда находится под вопросом…
Бабка. – Это как?
Дед. – Ну…
Бабка. – И под каким таким вопросом?
Алексей. – Таким вопросом, на который нет ответа…
Дед. – Раз есть вопрос, то есть и ответ…
Алексей. – Хорошо – тогда таким ответом, на который еще не задан и не поставлен вопрос…
Дед. – Значится, будет всегда находится под ответом?
Алексей. – Ага, под отсутствием ответа…
Бабка. – Ты ж говорил – вопроса…
Дед. – Да хватит нас путать уже!
Бабка. – Да, хватит нас путать уже!
Алексей. – Вы сами меня запутали…
Бабка. – Так мы ж, вроде, уже распутали?
Дед. – И выпутались?
Алексей. – Ага, так распутали и так выпутались, что уже смешали правителей, богов и людей…
Бабка. – Смешались в кучу кони, люди…
Дед. – В Голливуде…
Алексей. – На фарш что ли?
Бабка. – Ага, кентаврический…
Дед. – Чтоб нажарить котлет мифологических…
Алексей. – А, может, не мифологических, а реалистических?
Дед. – Как у недоумка что ль?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Ну этот хоть реально помогает…
Алексей. – Кому это он помогает?
Бабка. – Ну нам, когда мы тебя не понимаем или не знаем, что лучше сказать…
Дед. – Что лучше сказать?
Алексей. – Лучше и не скажешь…
Дед. – Вот, а раз не скажешь, то скажи нам тогда, пожалуйста, милый человек или ангел, посланник благой вести или же посланец из ада, из зада, из-за ада, из-за зада, ада, да…
Алексей. – Что?
Дед. – Извините, заговорился…
Бабка. – Или приговорился?
Алексей. – Или проговорился?
Дед. – Или приговорил?
Бабка. – Ну и что там за заговор?
Дед. – За-заговор?
Алексей. – Или вы-выговор?
Бабка (заикаясь). – Или п-письмо?
Дед. – Да нет, дна нет, я просто спросить-то у Лешки хотел, раз ему псевдоконсервативный бандитизм-то и не нравится, то, может, ему тогда настоящий консервативный бандитизм понравится? И если так, то как его настоящим-то сделать?
Алексей. – Ой, деда, нет, бандитизм мне никогда не понравится…
Бабка. – Ну так и чего ты бочки-то на запад катишь? Там хоть бандитизма твоего нет…
Алексей. – Так я ж и не качу… А если б и катил, то только со святой водицей…
Дед. – Животворящей?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Вот и укатывай с нами тогда…
Алексей. – Что?
Дед. – Не что, а куда…
Алексей. – А мне послышалось, укатывай снами…
Бабка. – Ага, дорогу на западный фронт, где нет перемен, потому что их требуют наши сердца… А то у тебя, Лешенька, какие-то очень бредовые русские сны…
Дед. – А если снами так, Лешка, жить, то и реальности у тебя не будет…
Алексей. – С вами?
Бабка (всенепонимающе). – Ага…
Алексей. – Ирреальности?
Дед (невсёпонимающе). – Да…
Алексей. – Ну недоумок, может, в таком случае и поможет…
Дед. – Может, и поможет…
Алексей. – Может и поможет…
Бабка. – А, может, и не поможет…
Алексей. – Может и не поможет…
Дед. – Да, я вот думаю, что в этой ситуации наши полномочия в общем-то уже все – никто здесь ничему, никому, никогда и никак не поможет…
Алексей. – Поможет, деда… Бог поможет…
Дед. – Это ты что ль?
Бабка. – Или твой что ль?
Дед. – Хахаха!
Бабка. – Ну не этот же, которому профессию давно пора поменять…
Алексей. – На стороне консерватора, дорогие мои, вечность… Это, конечно, если только он сам всем сердцем, целиком и полностью на той стороне…
Бабка. – На той стороне?
Дед. – По ту сторону?
Алексей. – Ага…
Дед. – А по эту что?
Бабка. – Да, а на этой что?
Алексей. – А на этой, увы, лишь консервы из животно-субъектной волевластности и прагматизма…
Дед. – Ну так это, вроде бы, и нормально, нет?
Бабка. – Ну да, если б поменьше волевластности токмо… И побольше животности…
Алексей. – Нет, нужно дать той стороне действовать здесь…
Бабка. – Ну а мы разве не даем?
Дед. – Мне так точно никто не дает…
Бабка. – Так точно…
Дед. – Не дает…
Алексей. – Раз ты задаешь этот вопрос, то, видимо, нет…
Бабка (Деду). – Ну так что, может, дадим?
Дед (Алексею). – А если дадим, то что будет?
Алексей. – Скорее всего, почти все из современного мира рухнет, но останется что-то подлинное, на чем и можно будет строить дальнейшую жизнь…
Дед. – И как это мы уже будем жить тогда?
Алексей. – Да как птицы небесные!
Бабка. – Да, как птицы небесные…
Дед. – Токмо птицы твои небесные – голуби, которые и хорошую веточку, то есть весточку, в лапках несут, что токмо и делают – так это срут...
Бабка. – Да, причем на памятники!
Алексей. – Так, может, потому что и памятники – говно?
Дед. – А ты думаешь, они на купола твои золотые не срут? Еще как!
Бабка. – Потому что, может, и купола уже твои золотые – тоже говно?
Дед. – Или говном покрылись!
Бабка. – Хахаха!
Дед. – Птицы, мать твою, небесные…
Бабка. – Вы бы лучше с земными пока разобрались…
Дед. – Или пожили бы, как земные…
Бабка. – Ну… А то все токмо неземное их интересует, а на земельку эту уже и начхать…
Дед. – Так что уже и от земельки этой ничего и не останется…
Бабка. – Так что пора нам уже брать ее в свои руки и всем тут заведовать…
Дед. – А не кому-то там завидовать…
Бабка. – И не кому-то там давать!
Дед. – Даже мне?
Бабка. – Тем более – тебе!
Дед. – Бе-бе-бе…
Бабка. – Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы – не плакало…
Дед. – Вот и ты не плачь…
Бабка (Деду). – А я и не буду… (Алексею). – Вот, кстати, а если ничего и не развалится, то что тогда?
Алексей. – В мире что ли?
Бабка. – Ага…
Алексей. – Ну радоваться тогда, наверное…
Бабка. – Почему это? Ты ж говоришь, что камня на камне не останется…
Алексей. – Скорее всего… Но я же не Господь Бог…
Бабка. – И слава богу…
Дед (в себе от радости). – Это мы уже слышали, господь лох, то есть бог, хахаха!
Бабка (с невозможностью обратить на это внимание). – И если не развалится, то почему тогда?
Алексей. – По какой-то неведомо-определенной причине, баб…
Бабка. – И что, у тебя даже и мыслей никаких на этот счет нет?
Алексей. – Нет, есть…
Дед. – Нет есть…
Бабка. – Нет, ешь…
Алексей. – Возможно, для последующего преображения… Или чтобы все сразу и вдруг не обвалилось, но постепенно уходило из жизни как лишенное сущностной необходимости…
Бабка. – Это гейклубы что ль?
Дед. – Хахаха!
Алексей. – Ой, баб, ладно, не о чем тут тогда говорить…
Бабка. – Ладно, Леш, ладно, ты токмо не обижайся…
Дед. – Ага!
Бабка. – А то ж мы это просто шутим так с тобою…
Дед. – Ага!
Бабка. – Кончай агакать ты уже, надоедаешь, честное слово!
Дед. – Ага!
Бабка (Алексею). Ну а если, наоборот, все разрушится, то что тогда?
Алексей. – В смысле?
Бабка. – Да! Ничего совсем не останется – даже того, о чем ты говорил… На чем можно будет еще что-то построить… Фундамент там какой-то или скрепляющий цемент…
Дед. – В который можно кого-нибудь закатать…
Алексей. – Это если дать той стороне действовать здесь?
Дед. – Ага!
Алексей. – То абсолютно все может уничтожиться?
Дед. – Ага!
Алексей. – Вы не замечаете здесь противоречия?
Бабка. – Мы его уже давно заметили и перестали о нем говорить, потому что у тебя все построено на противоречии и несовместимости…
Дед. – Ага!
Алексей. – Нет, я о том, что, получается, Бог сам разрушит свое творение… Разве вы не находите это невразумительным, когда существует четкое представление об апокалипсисе и страшном суде?
Дед. – А втором пришествии?
Алексей. – И об этом тоже…
Дед. – Токмо все там нечетко: туманно и невнятно!
Алексей. – Может, ты просто внимать не умеешь?
Дед. – Я зато вынимать умею!
Бабка. – А ты сам, Алексей, внемли нашим мольбам – и, может, толк какой из этого еще выйдет!
Дед. – Выйдет, да не войдет!
Алексей. – Да, не войдет…
Дед. – Да…
Бабка. – Так ты, Алексей, просто и ответил бы тогда, как недоумок подсказывает: «Нет, абсолютно все в этом случае не может быть разрушено. Обязательно останется священное и божественное, на чем дальше можно строить настоящую жизнь».
Алексей. – Ну так это ведь и очевидно… Ничего, кроме всеобщей святости, тогда и не останется!
Бабка. – Ну так и чего ты тогда?
Алексей. – Да я же не Господь Бог – все-таки окончательной уверенности относительно того, что будет – пускай и в такой ситуации – у меня нет…
Дед. – Да, я же не господь бог…
Бабка. – Да…
Дед. – Но свято место не бывает без греха!
Алексей. – Что ты имеешь в виду?
Дед. – Свято место не бывает в пустоте!
Алексей. – Что?
Дед. – А ты сам покумекай!
Алексей. – Не знаю…
Дед. – Все равно людям социально-политическое и экономическое существование вести придется…
Алексей. – Придется…
Дед. – Ну так и чего ты тогда?!
Алексей. – Да я-то ничего – это ведь вы мне вопросы задаете…
Бабка. – Чтобы ты нам отвечал!
Дед. – Да, за все!
Бабка. – И за всех!
Алексей. – Хорошо…
Бабка. – Токмо ничего хорошего в этом-то и нет…
Дед. – Ну так и как тогда вести это все, чтобы все было хорошо?
Алексей. – Чтобы не было угнетения и рабства?
Дед. – И несправедливости!
Бабка. – И зла!
Алексей. – Нужно просто любить… Принять Бога и позволить Ему всем руководить и все благоустраивать… Мы ведь уже говорили об этом… И не только…
Дед. – А если любить сложно?
Бабка. – А если не любить?
Алексей. – Эх…
Дед. – Все не так?
Алексей. – Все…
Бабка. – Где?
Алексей. – Внутри…
Дед. – А вовне?
Алексей. – Да и там…
Бабка. – Да, и там…
Дед. – Ад и там…
Бабка. – Ну так а внешнее же существование все равно придется при этом всем вести!
Дед. – Да! Придется же! Так и что с этим внешним-то определенно делать, чтобы оно было в соответствии с твоим внутренним?
Бабка. – Ага, ты конкретные шаги давай!
Дед. – А лучше – четкие инструкции!
Алексей. – Деда, я не знаю... Я до конца не уверен… Я пока не изучил все... Я еще не готов к такому разговору… Но существует ряд работ…
Бабка. – Чего ты все якаешь, а?
Алексей. – Ну так мне ж надо как-то вам отвечать…
Бабка. – Ну так ты и отвечай тогда сообразно собственному благочестию…
Алексей. – Ого…
Дед. – Безработных что ль?
Алексей. – Благочестие?
Дед. – Нет, ряд работ для безработных что ль, я говорю?
Бабка. – Да, ты говоришь…
Алексей. – Не знаю... Может, и безработных…
Дед. – Да и мы уже об этом говорили!
Бабка. – Да, и мы уже об этом говорили…
Алексей. – Да, существует ряд работ и по социально-политическому, и по экономическому аспекту этого вопроса…
Дед. – Ну и что там?
Алексей. – Пока не знаю…
Дед. – Ну так иди и узнай…
Алексей. – Уже?
Дед. – Что уже?
Алексей. – Да, что – уже?
Дед. – Ладно, я ничего не понял, поэтому посиди еще пока…
Бабка. – Пока…
Дед. – Пока все дома…
Бабка. – Дома…
Алексей. – Все дома, как и дом, и все мы, как и я, должны были бы превратиться в один-единый и всеобщий столп и утверждение истины…
Дед. – Это в книжках тех такое написано?
Алексей. – Предполагаю, что да…
Дед. – Ну тогда и не стоит тебе их читать…
Бабка. – Или не стоит?
Дед. – Это ко мне вопрос?
Бабка. – Нет, ведь для тебя это не вопрос…
Дед. – Не-вопрос…
Бабка. – А столбов мы тебе, Лешенька, и без этого найдем… Хоть для распятия, хоть для повешения – каких токмо душеньке твоей угодно…
Дед. – Это не вопрос…
Бабка. – Да, это не вопрос…
Дед. – Раз плюнуть…
Бабка. – Да, раз плюнуть…
Дед. – Как два пальца об асфальт…
Бабка. – Как-как?
Дед. – Как-как-как из ясных глаз Маруси…
Бабка. – Чего?!
Дед. – Я говорю – а вы все слушайте: сунул – вынул…
Алексей. – Что?
Дед. – Что что?
Бабка. – Что-что?
Дед. – Что сунул?
Бабка. – Или что вынул?
Алексей. – Нет, деда, что ты несешь?
Дед. – Крест, Алешенька, очень тяжелый крест…
Алексей. – Нет, деда, я не о том…
Дед. – А я все токмо об этом…
Алексей. – Так тебе, может, помочь его поднести?
Дед. – А тебе, может, помочь об столбы эти лбом побиться, если голова твоя полна неразрешимых вопросов? Может, глядишь и пробился бы до чего?
Алексей. – Нет, спасибо, деда… Голова моя полна лишь неразрешимых ответов…
Бабка. – Так тебе, может, помочь разрешиться?
Дед. – От такого бремени-то…
Алексей. – Давайте… Только как?
Дед. – А вот так!
Бабка. – Да: ну а вот если все-таки господь бог твой нас в таком случае и уничтожит? Так – что ничего уже и не останется?
Дед. – Ага! Если мы ему свободу действия тут предоставим…
Бабка. – Он, может, до сих пор и прийти-то не мог, и суд свой устроить, и покарать нас всех и все остальное токмо потому, что мы по-своему все устраивали и таким образом противодействовали, а ему воли-то и не давали!
Алексей. – И не совершится все это до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь?
Бабка. – Ага!
Алексей. – Глупости это все, баб, глупости…
Дед. – Или ересь?
Алексей. – Или так…
Бабка. – А ты все-таки задумайся!
Алексей. – Боюсь, что если я так задумаюсь, то уже и не выдумаюсь…
Дед. – Что это все выдумка?
Бабка. – Или ты?
Алексей. – Или так…
Бабка. – А ты не бойся!
Алексей. – А я и не боюсь…
Бабка. – Ну и ладно…
Дед. – А думать, Лешенька, все равно придется…
Бабка. – Ага!
Дед. – Иначе кто-нибудь станет думать за тебя…
Бабка. – Ага!
Дед. – И выбирать…
Бабка. – Ага!
Алексей. – Это, деда, несомненно…
Бабка. – Ага!
Дед. – Кончай ты агакать уже! И дай мужикам нормально поговорить!
Бабка. – Ого! Это с каких пор ты мужиком стал?
Дед. – С очень давних…
Бабка. – Хахаха, насмешил! А этот?
Дед. – А этот, наверное, с недавних…
Бабка. – Пора та еще, видать, не наступила…
Алексей. – Может, и не наступит…
Дед. – Если токмо он ни во что не наступит…
Алексей. – Наверное…
Бабка. – Мужиками они называются, а от мужиков уже давно ничего не осталось!
Алексей. – Не осталось…
Дед (Бабке). – Ты обожди… (Алексею). – Так что нам делать-то, а?
Алексей. – Это слишком серьезный вопрос…
Дед. – А я тебе других и не задаю…
Алексей. – Это, конечно, похвально…
Дед. – Ты токмо не обольщайся…
Алексей. – Попробую…
Дед. – Хоть и ответственность на тебе велика…
Алексей. – Да нет… Такая же, как и на всех…
Дед. – Зато и награда может быть велика!
Бабка. – Может быть…
Алексей. – Может, быть…
Дед. – Да и сам ты можешь велик быть!
Бабка. – Может быть?
Алексей. – Может, быть?
Дед. – Быть…
Алексей. – Так ты бы, деда, раз такое дело, может, уточнил хотя бы вопрос?
Дед. – Так он и так точнее некуда…
Бабка. – Есть куда…
Дед. – Есть?
Алексей. – Куда?
Дед. – Ну что нам с западом и востоком-то делать таперя?
Алексей. – Так то же самое, что и всегда…
Дед. – Почему это?
Алексей. – Потому что мы на перекрестке между ними?
Дед. – Или просто между ними…
Алексей. – Или запад с востоком, как запах, с восторгом проходят сквозь нас?
Бабка. – Ну, сквозь кого проходят, а сквозь кого – и не проходят!
Дед. – Ну, кто с западом, а кто – и с востоком…
Алексей. – А кто и с западом, и с востоком?
Дед. – Тот хуже всех!
Бабка. – Да!
Алексей. – А кто и без запада, и без востока?
Дед. – А таких мы не знаем…
Бабка. – Ты токмо за себя отвечай, ладно?
Дед. – А ты знаешь что ль?
Бабка. – Может, и знаю… А тебе все равно не скажу!
Дед. – Вот как!
Бабка. – Ага, вот, может, и Лешка тебе что-нибудь расскажет…
Алексей. – Только что?
Бабка. – Что-нибудь…
Дед. – Ты, Лешка, что ль и без востока, и без запада?
Алексей. – Да нет…
Дед. – Так да или нет?
Бабка. – Да, нет…
Дед (Бабке). – Ну так и что ты тут тогда?!
Бабка. – Ты подожди, мы еще до этого дойдем!
Дед. – Ага, как до Берлина! (Алексею). – Так и каков ты тогда?
Алексей. – Да не знаю я, деда, каков… Какой-то…
Дед. – Ну… Ты ж не совсем голый… То есть чтоб без ничего…
Бабка. – И слава богу!
Дед. – Ну да… Не совсем же ты пустой… То есть что-то в тебе есть…
Бабка. – Даже ничего ты еще такой!
Дед. – Ну так себе…
Алексей. – Себе…
Дед. – Ну так что, может, на запад нам пора?
Алексей. – Если только в атаку…
Бабка. – Типун тебе на язык!
Дед. – Да, Лешка, ты лучше сплюнь…
Бабка. – Или проглоти, коли можешь!
Дед. – И по дереву три раза постучи…
Бабка. – А лучше – себе по голове, раз такое сквозь ее дыру выходит!
Алексей. – Мы ведь уже говорили об этом… Нет, ни за что не пора… И никогда не будет…
Бабка. – И никогда не будет…
Дед. – Так и что нам тогда с западом-то делать?
Алексей. – Понимать, но не принимать…
Дед. – Тогда на восток пойдем?
Бабка. – В атаку!
Дед. – Да, это, конечно, можно было бы…
Бабка. – Было бы…
Дед. – Если б не китайцы…
Бабка. – Ничего: будут биты еще, как пасхальные яйцы!
Алексей. – Не знаю…
Дед. – А кто знает?
Алексей. – Кто-то…
Дед. – Некто?
Бабка. – Кое-кто?
Дед. – Ну а ты тогда на что?
Алексей. – Я?
Дед. – Да, ты… Или здеся еще есть ты?
Алексей. – Я – это ты?
Дед. – А ты – это я?
Алексей. – И ничего не надо нам?
Дед. – И ничего не надобно нам…
Бабка. – Надобно…
Алексей. – Да…
Дед. – Хотя бы по крайней мере…
Бабка. – Хотя бы, по крайней мере…
Дед. – Хотя бы по крайней мере ответить на некоторые вопросы…
Бабка. – Хотя бы, по крайней мере, ответить на некоторые вопросы…
Алексей. – Я, деда, восток люблю, но не могу с ним примириться…
Дед. – Так ты с ним воюешь что ль?
Алексей. – Можно и так сказать…
Дед. – Вот те на! А мы тут сидим, слушаем тебя и думаем, что ты с западом воюешь, а оно вон как на самом-то деле!
Алексей. – На самом-то деле, очень сложно и сказать…
Бабка. – На самом-то деле очень сложно и сказать…
Дед. – Ну так и скажи тогда очень сложно…
Бабка. – Если не можешь сказать очень просто…
Дед. – И легко…
Бабка. – На самом-то деле…
Дед. – Ну…
Алексей. – Да я не в том смысле…
Бабка. – Да, я не в том смысле…
Дед. – Так ты и скажи тогда в этом…
Бабка. – Ну…
Дед. – Раз с востоком ты воюешь, выходит, западник ты?
Алексей. – Нет…
Бабка. – А раз запад не принимаешь, то восточник?
Алексей. – А разве есть такое направление?
Дед. – Направление?
Бабка. – Какое направление?
Алексей. – Ну я думал: почвенники, славянофилы, евразийцы, патриоты, в конце концов…
Дед. – Ну про этих я ничего не знаю, а вот в конце концов, кажись, есть…
Бабка. – Ага, или начале начал…
Дед. – Да и истинные патриоты, Лешенька, зачастую – экспатрианты…
Бабка. – Да, и истинные патриоты, Лешенька, зачастую – экспатрианты…
Дед. – Изгнанные за правду и любовь к родине…
Алексей. – К другой родине что ли?
Дед. – Ага, к другой родине…
Бабка. – Но и той же…
Алексей. – Или все-таки другой?
Бабка. – Той же, но другой…
Алексей. – Понятно…
Бабка. – Ничего тебе непонятно…
Алексей. – Почему это?
Бабка. – Потому что нет ни внутреннего, ни внешнего, а все – одно и то же… Внутреннее – это внешнее, а внешнее – это внутреннее… А у тебя на уме – или в уме – лишь одни границы да разделения – и оттого разделяешь ты, но не властвуешь…
Дед. – И никогда не будешь…
Алексей. – И никогда не буду?
Дед. – Да…
Бабка. – Не будешь…
Алексей. – Но мне и не нужна власть…
Бабка. – Раз так, то ладно…
Дед. – Ага, а то мы подумали, что ты как раз хотел бы что-то и с западом сделать, и с востоком…
Бабка. – Ну… Раз с одним пакт Молотова-Риббентропа заключить не можешь, а с другим – наконец, воплотить в жизнь договор о союзном государстве…
Алексей. – У меня и не было таких намерений, кроме экзистенциального противостояния, смыслового дистанцирования и духовного обособления…
Дед. – Какого там у тебя стояния?
Алексей. – Марии Египетской…
Дед. – Ну это далековато… Да и это мир мертвых…
Бабка. – Да, и это мир мертвых…
Дед. – Или ты фараоном заделаться возжелал?
Алексей. – Никого я не возжелал…
Дед. – А зря…
Алексей. – Почему?
Дед. – Потому что желание – это жизнь…
Алексей. – А я мертв, по-твоему?
Дед. – Да хрен тебя знает…
Бабка. – Да, хрен тебя знает…
Дед. – То жив ты, то мертв…
Бабка. – А надобно либо полностью живым, либо целиком мертвым быть…
Дед. – Ага…
Бабка. – Как мы…
Алексей. – А вечным быть нельзя?
Бабка. – Звучит здорово…
Дед. – Но не на практике…
Алексей. – А только в теории?
Дед. – Ага, умозрительно…
Алексей. – Если еще есть ум… Или зрение…
Дед. – Или спекуляции…
Бабка. – Вот, может, тебе не запад, а себя для начала оживить надобно?
Дед. – Ну… А то что ты там на запад катить-то хотел? Бочки с живой водицей из русских снов?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Токмо ерунда из этого какая-то выходит – из русских слов…
Алексей. – Это точно…
Дед. – Так и что, ты думаешь, это невозможно?
Алексей. – Кажется, что так… Но пути Господни неисповедимы…
Дед. – И с богом возможно все?
Алексей. – Да, но я бы на это не надеялся… Да и вообще бы не рассчитывал…
Бабка. – Да, и вообще бы не рассчитывал…
Дед. – А кто тогда рассчитает?
Бабка. – Великий Кассир что ль?
Алексей. – Ха-ха, да!
Дед. – Ну а на что бы надеялся тогда?
Бабка. – И рассчитывал?
Алексей. – Вы имеете в виду – на перемены в России что ли?
Дед. – Ну да, или ты думаешь, что и там они невозможны?
Алексей. – Нет, возможны, только какие? Да и, знаете, мне порой кажется, что они так же сложны, маловероятны и трудноосуществимы, как и на западе…
Бабка. – И что, по-твоему, мы обречены?
Дед. – И все настолько безнадежно?
Алексей. – Нет…
Бабка. – Ну так и чего ты тогда?
Алексей. – Да я ничего…
Дед. – Да, я ничего…
Бабка. – Да и перемены понятно какие… Чего тут непонятного вообще…
Дед. – Да, и перемены понятно какие…
Бабка. – Ведь крепостное право-то великие православные христиане твои все-таки отменили…
Алексей. – А ты думаешь, на западе рабства не было?
Бабка. – Ну не до 19 века же!
Алексей. – И до 19…
Бабка. – А после?
Алексей. – И после…
Дед. – Хахаха!
Бабка. – Ой, Лешка, договоришься ты…
Дед. – Токмо с кем?
Бабка (Деду). – Да помолчи ты!
Дед. – Да, помолчи ты…
Бабка (Алексею). – Ну так хорошие перемены же…
Алексей. – Несомненно…
Бабка. – Как и в 1917…
Алексей. – Ну ты дала…
Бабка. – Я еще никому ничего не дала…
Дед. – Действительно…
Алексей. – Оно ж не на ровном месте – внезапно и однократно произошло…
Бабка. – Это понятно… Но ведь возможны же перемены, возможны – и даже в России твоей!
Алексей. – А она не моя…
Дед. – Это пока!
Алексей. – Это привет…
Бабка. – А чья?
Алексей. – А это уже не имеет значения…
Бабка. – А я думала, токмо это и имеет значение…
Алексей. – Согласен…
Бабка. – Ну так и чего ты тогда?
Алексей. – Так я и не говорил, что перемены невозможны…
Бабка. – Это уже неплохо…
Алексей. – А что плохо?
Бабка. – А то, что ты не говоришь, какие именно…
Алексей. – Ты не говоришь…
Дед. – Да! Потому что даже если бы перемены и были невозможны, то они все равно необходимы!
Бабка. – Настолько, что мы как-нибудь сами бы их и устроили…
Дед. – Так какие перемены, по-твоему, нужны?
Алексей. – Хорошие, деда, и позитивные…
Дед. – А еще что-нибудь смешное скажешь?
Алексей. – Скажу…
Бабка. – Ну давай…
Алексей. – Нужно сделать несколько шагов назад, чтобы затем совершить решительный рывок вперед…
Дед. – Это как опуститься на самое дно, чтобы оттолкнуться от него и все-таки всплыть?
Бабка. – Трупом что ль?
Дед. – Может, и живым еще…
Бабка. – Зависит от везения?
Дед. – Ага…
Алексей. – Нет, я говорю о качественном скачке… Чтобы потом еще и взлететь…
Бабка. – Ну у нас такое токмо с ценами… Ты уж извини…
Дед. – А у соседей что?
Бабка. – А у соседей в этом отношении все гораздо лучше!
Дед. – На то они и соседи…
Алексей. – Наши ближние…
Бабка. – Братья…
Дед. – Меньшие…
Бабка. – И большие…
Дед. – Возлюби ближнего своего, как себя самого…
Бабка. – И цены его…
Дед. – И достаток его…
Бабка. – Вот я бы и хотела этим ближним стать…
Дед. – Или с этим ближним стать?
Бабка. – Или так…
Алексей. – А я думал, ты машиной хотела бы стать…
Бабка. – Ну если тот ближний – машина, то можно и так… Ведь я выступаю за солидарность…
Дед. – А я уже и так почти что машина…
Алексей. – Почти…
Бабка. – Что?
Дед. – Машина…
Алексей. – А куда вы, кстати, собирались там укатить?
Бабка. – А ты что, с нами уже захотел?
Алексей. – Снами?
Дед. – Ага…
Алексей. – Может, и захотел… Но вы ведь все равно уже меня с собой не возьмете…
Бабка. – А это уже зависит от твоего поведения!
Дед. – И взглядов!
Бабка. – Да!
Алексей. – А они у меня косоватые…
Бабка. – Ну так мы тебе исправим зрение…
Дед. – Или точку зрения…
Бабка. – Ага, философский взгляд на мир…
Дед. – Или вещи…
Бабка. – Так что еще есть время на исправление!
Дед. – И работу над ошибками!
Алексей. – Которых я не совершал?
Дед. – Ну, скажем так: между черновиком и чистовиком есть большая разница!
Бабка. – Большая разница!
Дед. – Если ты понимаешь, о чем я…
Алексей. – Как между тем, что вошло в культуру и не вошло?
Дед. – Ага, как вошло и не вошло…
Алексей. – Как между тем, что бытовало в ней, но затем было вытеснено?
Дед. – Или так…
Алексей. – Как между тем, что в ней было, но потом оказалось забыто?
Дед. – Или утрачено?
Бабка. – Намеренно или нет?
Алексей. – Как между тем, чего в ней никогда не было, но внезапно появилось с таким видом, будто так было всегда?
Бабка. – Так намеренно или нет?!
Алексей. – Да по-всякому…
Дед. – Да, по-всякому…
Бабка. – (Не)Понятно…
Алексей. – Так куда вы поедете?
Дед. – В Литву, наверное…
Бабка. – Или Польшу…
Алексей. – Ого, и кто это вас там ждет?
Дед. – Да никто…
Бабка. – Да, никто…
Алексей. – Никто?
Дед и Бабка. – Ага…
Алексей. – И как или зачем вы тогда туда поедете?
Бабка. – Ну так у нас и в свидетельстве о рождении написано, что мы поляки…
Алексей. – Вот как! А я и не знал…
Бабка. – Что любовь может быть жестокой?
Дед. – А сердце таким одиноким?
Алексей. – Я не знал, я не знал…
Бабка. – Мы и католики крещеные, к твоему сведению…
Алексей. – Ого! Вот это да! Ну про это я тогда и спрашивать ничего не буду…
Бабка. – Почему это?
Алексей. – Потому что все равно я тебе желаю счастья…
Дед. – Нам незачем больше встречаться?
Алексей. – Я все сказал, я все сказал…
Дед. – А в Вильнюсе у меня двоюродный брат живет…
Бабка. – Да, и у нас ввиду близкого расположения к границе упрощенный визовый режим…
Дед. – А на некоторые праздники так вообще и без визы на пару дней пропускают…
Алексей. – Неплохо – можно и на закупки ездить…
Бабка. – Умные люди так и поступают…
Алексей. – А вы, значит, не умные?
Бабка. – Почему это?
Алексей. – Раз не поступаете?
Дед. – В университет что ль?
Бабка. – Алексей, мы, вообще-то, пожилые люди, пенсионеры – нам это все и тяжело, и в тягость… Да и машины у нас нет…
Дед. – Да, и машины у нас нет…
Алексей. – Так вы же сами машины! Ну или почти… А проехать ведь и на поезде можно, и на автобусе…
Бабка. – Вот сам тогда и проезжай…
Алексей. – Только я не хочу никуда проезжать…
Дед. – Потому что ты не проездом?
Бабка. – И не пассажир?
Алексей. – Ага… А вы, может, еще и польский знаете?
Бабка. – Немножко…
Дед. – И я… У меня мама так вообще очень хорошо на нем говорила – «дзенькуе пани» и все такое…
Бабка. – Так что поймем, что нам скажут, а сами-то сказать особо ничего и не сможем…
Алексей. – Ну это главное – понять, что вам скажут – и уже выжить там сможете…
Бабка. – На то и расчет…
Дед. – Ага…
Алексей. – А карта поляка у вас есть?
Бабка. – Не-а, а у тебя?
Алексей. – А у меня только черная…
Бабка. – Карта?
Дед. – Или метка?
Бабка. – Чего?
Дед. – Ты негр что ль?
Алексей. – Ага, как видишь…
Дед. – Как вижу, ты не Пушкин!
Алексей. – Факт налицо! А карта у меня черная, так что там никаких обозначений, знаков или ориентиров – и это лучшая карта из всех возможных…
Бабка. – С этим не поспоришь…
Дед. – А тебе, может, еще что-нибудь на лицо сделать?
Бабка. – Мне что ль?
Дед. – Да нет, ему…
Алексей. – Да, нет, ему…
Бабка. – Так ты и указывай тогда, к кому обращаешься, недоумок!
Дед. – Так это недоумок и виноват, а не я, он ведь и не указал!
Бабка. – А…
Дед. – Бэ!
Бабка. – Так да или нет?
Алексей. – Или…
Бабка. – Что-нибудь еще?
Дед. – Эх, хоть бы что-нибудь еще…
Алексей. – Да… Значит, в КП укатите, так?
Бабка. – Куда-куда?
Дед. – В коммунистическую партию что ль?
Бабка. – Или комсомольскую правду?
Алексей. – Нет же – королевство польское…
Дед. – Так там же республика… Значится, РП, а не КП…
Алексей. – Но непублично же все равно королевство…
Дед. – Или Речь Посполитая?
Алексей. – Или так…
Бабка. – Ну да, поедем на историческую родину…
Алексей. – Или в ВКЛ?
Дед. – Скорее, в ВЫКЛ…
Алексей. – Но это ведь тебе не шутки… Да и просто так ведь нельзя: то ВКЛ, то ВЫКЛ…
Бабка. – Ага, а то за такое и глаза выколоть могут!
Алексей. – Или печень выклевать!
Дед. – За такое?
Алексей. – Ага…
Бабка. – С этим шутки плохи…
Алексей. – А с чем хороши?
Бабка. – С тобой или с этим…
Алексей. – Поэтому и с чем?
Бабка. – Ага, вы ж хуже вещи…
Алексей. – Предмета?
Бабка. – Ну…
Алексей. – Что поделаешь: рабы…
Дед. – Ты токмо за меня не говори… Или токмо за себя говори… Да и вообще с этой такой разговор вести не позволяй… А то это несерьезно и не по-мужски…
Бабка. – Хахаха! Как это серьезно и по-мужски!
Дед. – Ай!
Бабка. – Ой!
Дед. – Вэй!
Бабка. – Оцэм-поцэм!
Дед. – Ты говоришь, как еврей!
Бабка. – А тебе что-то не нравится?
Алексей. – Нравится! Сколько стоит?
Дед. – Не нравится! И где мой гешефт?
Бабка. – А откудова деньги у бедного еврея?
Дед. – А что ты мне тут цедишь?
Бабка. – Ты говоришь обидно…
Дед. – А ты не делай мне нервы…
Бабка. – Ладно, ты это, кончай уже, не то я тебе второй Нюрнберг устрою!
Дед. – Уже третий!
Бабка. – Что третий?
Алексей. – Нюрнберг?
Дед. – Раз!
Алексей. – Ого…
Дед. – Очень хорошо стоит…
Алексей. – Дорого?
Бабка. – Или мало?
Алексей. – Только этого мало…
Дед. – Ну а ты, Лешка, в РБ останешься?
Алексей. – Ага…
Бабка. – В рабстве божьем?
Алексей. – Или в рабстве батьки?
Дед. – Или в русской бездне?
Алексей. – Или в русском Боге?
Дед. – А такой разве есть?
Бабка. – Разве есть?
Дед. – Есть?
Алексей. – Есть…
Бабка. – Ну так и ешь…
Алексей. – И буду…
Бабка. – Смотри токмо, чтоб потом не стошнило…
Алексей. – Да меня уже стошнило…
Дед. – Да, меня уже стошнило…
Бабка. – Или в РФ поедешь?
Дед. – Или РФ поедет сюда?
Алексей. – Хахаха, да!
Дед. – Токмо она отсюдова и не уезжала…
Бабка. – Рабская фабрика…
Дед. – Русская фальшь…
Алексей. – Или фальшивка…
Бабка. – Или фарш…
Алексей. – Лучше уж в РИ…
Бабка. – Ври?
Алексей. – Ну…
Дед. – Или СССР…
Алексей. – Ой, нет…
Дед. – Да, нет…
Бабка. – Ой, да, нет…
Дед (Алексею). – А СРИ?
Алексей. – Прости, что?
Дед. – Я говорю: СРИ!
Бабка. – Куда?
Алексей. – Да и зачем?
Бабка. – Да, и зачем?
Дед. – Я говорю: в Священную Римскую Империю, если тебя просто РИ не устраивает…
Алексей. – А я и не говорил, что меня РИ не устраивает…
Дед. – Но Священная же все равно лучше обычной!
Алексей. – Это спорный вопрос…
Бабка. – Но Священная же все равно лучше обычной должна быть…
Алексей. – Должна, да не должна…
Дед. – Должна, да, не должна…
Бабка. – Но Священная же все равно, должно быть, лучше обычной…
Алексей. – Должно быть?
Бабка. – Должно…
Дед. – А ты слыхал, кстати, что Москва – третий Рим?
Алексей. – И четвертому не бывать?
Дед. – Ага…
Алексей. – Конечно, слыхал, деда…. Я ж тебе и говорил о ряде работ…
Дед. – Которых еще не читал?
Алексей. – Ага…
Дед. – Ой, ну и не читай тогда… Это все уже давно и официально сдано в архив… Так что не надобно на этих безработных свое рабочее время и ресурсы еще терять…
Бабка. – Или нерабочее время и ресурсы на эти работы…
Дед. – Да, или так…
Алексей. – Хорошо… А Москва, значит, все-таки третий Рим, так?
Дед. – Или мир?
Алексей. – Или война?
Дед. – Или Петушки?
Бабка. – Или Нюрнберг?
Дед. – Что Нюрнберг?
Бабка. – Ждет их?
Дед. – Третий?
Бабка. – Ну…
Дед. – А где первые два?
Бабка. – Прошли незаметно…
Алексей. – Или бесследно?
Дед. – Или украли?
Бабка. – Да наверняка украли…
Алексей. – Да, наверняка украли…
Дед. – В любое время можно проснуться и с уверенностью сказать лишь одно: пьют и воруют…
Бабка. – И убивают…
Дед. – Да добра наживают…
Бабка. – Да, добра наживают…
Дед. – Вот и ты, Лешка, разве не смог бы добра за рубежом нажить?
Алексей. – За каким это рубежом, деда?
Бабка. – За каким это рубежом деда?
Дед. – Да за обычным – за каким еще…
Бабка. – Да, за обычным…
Алексей. – Нет, деда, не сумел бы… Мне тогда придется выйти за рубеж себя…
Дед. – Так оно, может, и к лучшему?
Бабка. – Ну… Это ж развитие… Чего стоять на месте? Так и закиснуть можно, как молоко…
Алексей. – Или сметана…
Дед. – Или тебе через себя надобно переступить?
Бабка. – Через свой труп?
Алексей. – Через мой труп?
Дед. – Ага…
Бабка. – Или выйти за пределы себя?
Алексей. – В общем…
Бабка. – И целом?
Дед. – А частном?
Алексей. – Так вы дадите мне договорить или нет?
Бабка. – Так а что тебе дать-то?
Дед. – Меня, Лешка, токмо одно интересует: неужели ты бы там взаправду и помер?
Алексей. – Деда, мы ведь уже об этом говорили…
Дед. – Ну так и что с того? Приехал бы туда – и сразу все – кирдык?
Алексей. – Деда, я ведь о смерти духовной… А с нею на меня и телесная какая-нибудь хворь бы напала… Я почти уверен, что загнулся бы там… И если не сразу, так позже…
Бабка. – Рано или поздно?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Ну тогда уже лучше поздно…
Дед. – Ну так ты ж почти уверен – это первое… А второе – и за рубежом твои церкви есть – в том числе и православные – токмо ты все равно и в местные даже не ходишь, поэтому я твоих аргументов не понимаю и почитаю их за детские капризы… И третье – рано или поздно все мы, Лешенька, загнемся, так что какая разница, где именно?
Алексей. – А очень большая, деда…
Дед. – Ну и какая?
Алексей. – Я скажу: «Не надо рая. Дайте родину мою»…
Дед. – Ай-я-яй… Как патриотично… Токмо родина эта твоя тебя скорее тут и загубит, нежели за рубежом ты от духовных болезней, как сам говоришь, окочуришься…
Алексей. – Как сам говоришь…
Дед. – Или ты не знаешь, как родина эта со своими сынами поступает? В том числе и с тем, которого процитировал…
Бабка. – Ну так это ж с великими, а он-то еще мал…
Дед. – Мал, да удал – и претензий вон – аж до райских врат…
Алексей. – Да и, деда, там ведь расследование было…
Дед. – И ты в это веришь?
Алексей. – Нет, но…
Дед. – Что но?
Алексей. – Доказательства ведь нужны…
Дед. – А тебе еще доказательства тут разве нужны?
Алексей. – Наверное, нет, но все же…
Дед. – Но все же… Алеша, ты от чекистов ни правды, ни доказательств, ни справедливости никогда не добьешься… Во все времена там одни отбросы были, чтобы самые грязные поручения исполнять…
Алексей. – Ты, деда, может, так огульно не заключай?
Бабка. – Ну… А то и тебя еще ненароком заключат…
Дед. – Да, вы правы… Что-то я переборщил… Простите меня… Не все, но почти все…
Бабка. – А то правду-матку режешь так, что уже и матка останется одна – без правды…
Дед. – Но если и страдаете за правду, то вы блаженны, так, Лешка?
Алексей. – Так, деда, так…
Дед. – Ну вот и все…
Бабка. – Ну вот и все… Ну вот и все… Ну вот и все…
Дед. – Так что, Лешка, предпочтешь тут остаться, а за рубеж – ни ногой?
Алексей. – Ни нагой…
Дед. – Даже если тут посадят или убьют, а там мог бы что-нибудь сделать и спокойно умереть сам?
Алексей. – Даже так… Да и не смог бы я там что-либо сделать или спокойно умереть…
Дед. – Уверен?
Алексей. – Почти…
Дед. – Вот видишь… А вдруг смог бы… Или ты думаешь, там бог твой действовать не может?
Алексей. – Может…
Дед. – Ну так и чего ты?!
Алексей. – А чего ты кричишь?
Дед. – Да потому что надоел ты уже!
Бабка. – Да, потому что надоел ты уже…
Алексей. – Так и оставьте меня тогда уже в покое…
Дед. – Нет, ты нам дорог…
Бабка. – Да… И очень важен для нас…
Дед. – Мы ж тебя любим…
Бабка. – Всею душою своею, так что и сердце разрывается…
Дед. – Ну это ты уже преувеличиваешь…
Бабка. – Или ты преуменьшаешь…
Алексей. – А я вот, кстати, спросить-то у вас и хотел…
Бабка. – Что?
Алексей. – Это если я вдруг помру…
Дед. – Сейчас что ль?
Алексей. – Так я хоть крещен?
Дед. – Или помазан?
Алексей. – В общем, я счастливый?
Дед. – Вот и все…
Бабка. – Ну вот и все…
Алексей. – Или нет?
Дед. – Или нет…
Бабка. – Ну на нашей памяти такого не бывало…
Алексей. – Так а вы, может, меня уже сразу крещеным и забрали?
Бабка. – Ага… И богом в головушку твою поцелованным…
Алексей. – Нет, я ведь не шучу…
Бабка. – Да кому это там, Лешенька, надобно-то?
Дед. – Да, кому это там, Лешенька, надобно-то…
Алексей. – В dead-доме-два?
Бабка. – Что два?
Алексей. – Я имею в виду: в детском доме что ли?
Бабка. – И там в том числе…
Алексей. – А где еще?
Бабка. – Где-то…
Алексей. – Кое-где?
Бабка. – Ага…
Алексей. – Так что, если вдруг помру, то, раз не крещеный, сразу в ад?
Бабка. – Ну это тебе уже лучше знать… Ты ж по этим делам у нас специалист…
Дед. – Который ни разу в церкви не бывал…
Бабка. – Хахаха...
Дед. – Да ты и так в аду, Лешенька…
Бабка. – Да, ты и так в аду, Лешенька…
Дед. – И где ты сейчас покрестишься-то, когда кругом все закрыто?
Бабка. – Да ты даже и перекреститься-то не сможешь, потому что и крест этот животворящий тебе уже не поможет…
Дед. – Ага, чтобы отсюдова или из ада выбраться-то…
Алексей. – Если только онлайн…
Дед. – Если только удаленно…
Бабка. – Или давай мы тебя покрестим…
Алексей. – Это как?
Бабка. – Ну крест тебе сделаем… Хороший, деревянный, крепкий… Мы и распять тебя можем, если надобно, конечно…
Дед. – Ага, если это на пользу тебе, конечно, пойдет…
Бабка. – Или ты этому на пользу пойдешь…
Алексей. – Спасибо, буду иметь в виду… Но это не совсем то…
Бабка. – А это?
Алексей. – Что?
Бабка. – Ничего…
Дед. – Не совсем это…
Бабка. – Не совсем…
Алексей. – Это?
Дед. – Да и как это невинного ребенка и в ад отправить? Пущай и некрещеного…
Бабка. – Ну… Вот и я сижу думаю: как это невинного ребенка, еще совсем младенца, который ничего сам и сделать-то не может – в том числе и согрешить – в ад-то отправлять?! Это какой уже родитель такое допустит и сможет так поступить?!
Дед. – Это еще если б лагерь какой был…
Бабка. – Под названием «Ад»…
Дед. – Концентрационный…
Бабка. – Ага…
Алексей. – Баб, но мне ведь уже 29 год…
Бабка. – Леша, я ж тебе на это уже отвечала: да хоть 37…
Дед. – Да, хоть тридцать седьмой…
Бабка. – День…
Алексей. – Если только световой…
Бабка. – А у тебя, световой, ведь в аду и знакомых-то никаких нет… Как ты там приспособишься? Как выживешь? Ты ж ни стирать, ни готовить до сих пор сам и не умеешь!
Дед. – Ну… У тебя ж все здеся… Как ты там-то будешь?
Бабка. – Ох, как представлю, как он там будет, так сердце кровью и обливается!
Дед. – Вот и я… Как представлю… Вообще не хотел бы никуда отсюдова переселяться…
Бабка. – Вот и ты…
Дед. – Так что ты, Лешка, может, немного погоди – и хоть с нами туда переедешь?
Бабка. – Ну… Втроем-то веселее…
Дед. – Может, и в тесноте будем, да не в обиде!
Алексей. – Или пустоте…
Бабка. – Да, не в обиде…
Алексей. – Да нет, знаете, мне кажется, я там уже бывал – и встретил поразительно много знакомых…
Дед. – Но ад-то не резиновый – всех туда не уместишь…
Бабка. – Не резиновый…
Алексей. – Резиновый бы, деда, расплавился, а там такой, что лимита нет…
Дед. – Как и выхода…
Алексей. – Может быть…
Дед. – Может?
Бабка. – Быть?
Дед. – Ну так что, адский ты мой, кто ж ты на самом-то деле?
Алексей. – Я?
Бабка. – Нет, я…
Дед. – Подумай…
Бабка. – Может быть, это ты?
Алексей. – Может быть, это я?
Бабка. – Может, быть – это ты?
Алексей. – Может, быть – это я?
Дед. – Может?
Бабка. – Быть?
Алексей. – Это?
Дед. – Ты?
Бабка. – Это – ты?
Алексей. – Это – я?
Дед. – Да…
Бабка. – Да?
Алексей. – Я та точка, где еще нет ни запада, ни востока; я та точка, где запад лишь и может подлинно стать западом, а восток – востоком; я та точка, где восток и запад находятся в снятом состоянии; я та точка, где запад впервые встречается с востоком, не пересекаясь – я и есть сама их встреча…
Дед. – Или невстреча?
Алексей. – Или так…
Дед. – Слушай, так ты ж говорил, что ты мразь последняя и скотина, что ты хуже всех, а тут уже вдруг – точка – да еще какая…
Алексей. – Да… Но ты ж сам спросил…
Дед. – Но за спрос же не бьют…
Алексей. – А что делают?
Дед. – Вторую щеку подставляют…
Алексей. – А за предложение?
Дед. – Зависит от предложения…
Алексей. – Ну так бросьте в меня камень, на ком нет греха…
Бабка. – Я б в тебя не то что камень, я б в тебя и могильную плиту бросила, потому что – знаешь, что? – на мне не то что греха нет, а греха самого вообще нет – ясно тебе?!
Алексей. – Ясно…
Бабка. – Ну вот и рассказывай тогда, что там по результатам встречи запада и востока в твоей черной или горячей точке?
Алексей. – Ой, баб, это очень сложный вопрос…
Бабка. – Так это ж не вопрос…
Алексей. – Да, я понимаю…
Бабка. – Ну раз понимаешь, то и рассказывай…
Алексей. – Да непросто это все…
Дед. – Да, непросто это все…
Бабка. – Судя по тому, что ты говоришь, не так уж и сложно…
Дед. – Ну… Или расскажи попроще – так, чтобы и нам стало понятно…
Бабка. – Западо-восточник ты что ль?
Дед. – Или востоко-западник?
Бабка. – А от перестановки слагаемых разве что-то меняется?
Алексей. – Возможно…
Дед. – Но тут ведь вычитание…
Бабка. – Да?
Дед. – Ну это я так думаю…
Бабка. – Тогда, да, от этого зависит все…
Алексей. – И даже более того…
Дед. – И даже, более того…
Бабка. – Слушай, Леш, так ты, может, не точка, но линия?
Алексей. – Почему это?
Бабка. – Ну востоко-запад или западо-восток – это ж, выходит, линия…
Дед. – Выходит линия?
Алексей. – Параллельная что ли?
Бабка. – Тебе уж лучше знать…
Алексей. – Баб, я ж не знать, а челядь…
Дед. – Зато божья…
Бабка. – Ага, божья – адская, скорей…
Дед. – С Корей?
Бабка. – Так и что, в твоей точке – или линии – и патриарх с папой встречались?
Дед. – Ну… И что из этого получилось?
Бабка. – Папа патриарх?
Дед. – Или патриарх папа?
Бабка. – Или папиарх?
Дед. – Или патрипапа?
Алексей. – Так это ж, получается, папа-папа…
Дед. – Все будет папа-папа…
Бабка. – Ага…
Дед. – Праздник к нам приходит со святым Николаем…
Бабка. – Или Санта-Клаусом?
Алексей. – Сатан-Клаусом?
Бабка. – Ага, он же на них и работает…
Дед. – Кем?
Бабка. – Водителем фуры в бело-красно-белом костюме…
Дед. – Веселье приносит и вкус бодрящий праздник, а вкус – всегда настоящий…
Алексей. – Всегда настоящий…
Бабка. – Так что, Лешка, какая линия после этой встречи будет проводиться?
Алексей. – Политическая что ли?
Дед. – Или прямая?
Бабка. – Или параллельная?
Алексей. – Или горячая?
Бабка. – Да любая…
Дед. – Да, любая…
Алексей. – Та же, что и до встречи…
Бабка. – И как это так?
Алексей. – Потому что линия эта была еще до нее… И сохранится после…
Дед. – Как граница?
Алексей. – В порядке…
Дед. – Нет, я говорю: и сохранится после как граница?
Алексей. – А, да…
Дед. – Ада?
Бабка. – Граница?
Алексей. – Сохранится как граница ада?
Бабка. – Сохраниться как граница ада?
Алексей. – Да… Надо…
Дед. – Сохраниться…
Бабка. – Схорониться…
Дед. – Так ты, выходит, Лешка, пограничник?
Бабка. – И всегда в пограничном состоянии?
Алексей. – Да нет…
Дед. – Ну а кто ты тогда?
Алексей. – Скорее, переводчик…
Бабка. – Ну то, что ты бесплатно переводить все у нас умеешь – это мы знаем…
Алексей. – Очень давно не переводил…
Бабка. – Ну так ты практикуйся…
Дед. – Практикант… Может, и деньжат еще сподобишься таким манером стяжать…
Алексей. – Иммануил Практикант, стяжатель…
Дед. – Ты ж Алексей…
Алексей. – Да я знаю…
Бабка. – Да, я знаю…
Дед. – Так а восток с западом объединить можно или нельзя?
Алексей. – Можно…
Бабка. – Или нельзя?
Алексей. – Если осторожно…
Дед. – Это как?
Алексей. – Объединить-то можно, но если только у земель этих будет сердце…
Дед. – Какое это такое сердце? Ты язычник что ль?
Алексей. – А что, по-твоему, Бог землю не творил?
Дед. – Творил, но не с сердцем же!
Алексей. – Так сердце земли – человек…
Бабка. – А я думала – тартар…
Дед. – Так он у татар!
Бабка. – А…
Алексей. – Duh…
Дед. – А дух?
Алексей. – И дух… Ты только дай ему говорить…
Дед. – И выговориться?
Алексей. – Ага…
Дед. – Какой-то нечистый дух…
Бабка. – Ну… Ты смотри еще, чтоб на костре инквизиции не выговорился так…
Дед. – Ну у нас, скорее, на колу…
Алексей. – На кока-колу…
Бабка. – Или на коле?
Алексей. – На кока-коле…
Дед. – Да можно и в котле…
Бабка. – Да, можно и в котле…
Дед. – И чтоб экзекуцию тебе не провели…
Бабка. – Или узурпацию…
Дед. – Вот-вот…
Алексей. – Ага, уже скоро…
Бабка. – А от евразийства этого меня просто тошнит…
Алексей. – А я о нем ничего и не говорил…
Дед. – Потому что не знаешь?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Ну тогда и про объединение больше ничего не говори…
Дед. – От Лиссабона до Владивостока…
Бабка. – Ага, от Владизапада до Владивостока со столицей во Владиграде…
Дед. – Ахахаха!
Алексей. – Так это ж проект большой Европы…
Дед. – А тебе что – проект большой еврейской Азии нужен?
Бабка. – Объединитель мне нашелся!
Алексей. – Объединяться, баб, на разных принципах можно…
Дед. – Это верно…
Бабка. – Вот и мы принципиально разные, чтобы объединяться… А так, как вы предлагаете, не надобно…
Алексей. – Не желательно?
Дед. – Маловероятно…
Бабка. – И трудноосуществимо…
Алексей. – Или негоже?
Бабка. – И это тоже…
Дед. – То-то же…
Алексей. – Так и что делать тогда?
Бабка. – Ну сходи помойся, переоденься, наконец, или хоть перекуси…
Алексей. – Нет, я о другом…
Дед. – Другом?
Алексей. – Ага, так ведь восток и запад будут в извечном противостоянии…
Дед. – На то они запад и восток…
Алексей. – На-то…
Бабка. – НАТО…
Дед. – На то они запад и восток – говорю – чтобы друг другу противостоять…
Алексей. – Несмотря на то, что друг другу?
Бабка. – Не друг ты мне…
Алексей. – А…
Бабка. – Ага…
Дед. – На то они запад и восток – говорю я еще раз – чтобы стоять друг против друга, потому что иначе они стоять и не могут, ибо так были поставлены изначально…
Алексей. – Так это все-таки друзья, которые стоят напротив?
Дед. – Ага, насупротив…
Алексей. – И иначе они стоять не могут, потому что в таком случае падут?
Дед. – Ага, обессмыслятся…
Алексей. – Или их все-таки как-то еще можно поставить?
Дед. – Ну это если у тебя есть иной постав… Или какая-то власть…
Алексей. – И я думал, что так не было изначально, а изначально они были вместе в нераздельно-слитом состоянии…
Дед. – Ты про другую изначальность, видать, говоришь… В моей – все с этого разделения токмо и началось…
Алексей. – А до этого ничего и не было?
Дед. – Ничего... И не было…
Бабка. – Да, до этого ничего и не было… И – по секрету вам обоим скажу – до сих пор ничего и нет, потому что нет этих самых до сих пор…
Дед. – Но мы же тут есть…
Алексей. – Ага, все вместе и сразу…
Дед. – Одновременно…
Бабка. – Токмо нас и нет…
Дед. – Токмо мы и есьмь…
Бабка. – Токмо времени нет…
Алексей. – Только время и есть…
Дед. – Токмо денег и нет…
Алексей. – И в гости не к кому пойти…
Бабка. – Ну вот пущай эти гости сами к нам и приходят…
Дед. – Так и будет…
Бабка. – Но токмо не сейчас…
Дед. – Ага…
Бабка (Алексею и Деду). – Но что-то общее ведь у нас с вами есть?
Дед. – Конечно, есть!
Алексей. – Ну да, наверное…
Дед (целясь в Алексея). – Вон наше общее и сидит…
Бабка. – И что это за общее у нас?
Дед. – Сынок наш приемный, то есть внучок…
Бабка. – Сынок-внучок?
Дед. – Ну да…
Бабка. – Наше общее достояние…
Дед. – И наследие…
Бабка. – Так слушай, Лешка, ты, значится, точка, говоришь…
Дед. – Хорошо, что не дочка…
Алексей. – И не заточка…
Бабка. – Действительно…
Алексей. – Ну да, и что?
Бабка. – Так тебя кто-то поставил как точку или ты сам по себе точка и можешь ставиться по собственному произволению?
Алексей. – А я и не знаю…
Дед. – Да небось кто-то поставил его…
Алексей. – Да, небось кто-то подставил…
Бабка. – Некто?
Дед. – Кое-кто…
Бабка. – А, может, ты все-таки сам можешь точку эту поставить?
Алексей. – Может… Так и что тогда?
Бабка. – Ну тогда именно ты – а, может, и токмо ты – можешь все это закончить…
Алексей. – Скажешь мне еще… Я ж тебе не Господь Бог…
Бабка. – Так и слава богу…
Дед. – Ну…
Бабка. – Может, ты кто-нибудь получше…
Дед. – И значительнее…
Бабка. – Ага, помощнее…
Дед. – Или, наоборот…
Бабка. – Или наоборот…
Дед. – Похуже…
Бабка. – И пострашнее…
Дед. – Может, ты новый бог какой?
Бабка. – Да, молодой…
Дед. – Как луна…
Алексей. – Ага, голубая… Вы что, совсем уже сбрендили? Да еще в такой-то день и праздник! Нет никакого иного бога, ни нового, ни молодого…
Бабка. – А мы иного и не знаем…
Дед. – И имя его именуем…
Алексей. – Ну и молодцы, раз вы такие верные…
Бабка. – У нас токмо старый, старый бог…
Дед. – Ага, старый-старый бог…
Алексей. – А вам какой нужен?
Бабка. – Вечно-молодой…
Дед. – Вечно-пьяный…
Алексей. – Понятно…
Бабка. – Так и что тебе понятно-то?
Дед. – И что с точкой-то будет?
Алексей. – Да ничего!
Дед. – Да, ничего…
Алексей. – Не будет никакой точки…
Бабка. – Как это?
Дед. – И почему?
Бабка. – Ты ж сам точка!
Алексей. – А я троеточие поставлю…
Бабка. – Вот как!
Алексей. – Ага…
Дед. – Это ты кончить что ль не сумеешь уже?
Бабка. – Ну… Чтобы нас всех, в конце концов света, порадовать…
Дед. – А то ж сколько уже это все продолжаться-то будет!
Бабка. – Ну… Ни конца этому уже, ни края!
Алексей. – Как Бог распорядится, так и будет… И да будет лишь воля Его…
Дед. – Так и когда уже распоряжение к тебе поступит?
Бабка. – Ага, от верховного своевольника-то…
Алексей. – В свое время…
Дед. – А у нас токмо чужое…
Бабка. – Или вообще его нет…
Дед. – И, раз троеточие, то, значится, растроишься ты?
Бабка. – Ну да, расстроится…
Дед. – И расстройство у тебя в таком случае появится?
Бабка. – Или проявится?
Дед. – И в три раза больше тебя будет?
Бабка. – Это в три раза больше проблем?!
Дед. – Или ты просто в три раза больше станешь?
Бабка. – Лучше уж так, а то три рта поди еще прокорми!
Дед. – Или две головы добавочно вырастет, чтоб как у Змея Горыныча?
Алексей. – Ой, все, хватит – одно и то же – постоянно – одно и то же – уже невозможно слушать!
Дед. – А что возможно?
Алексей. – Что-то…
Бабка. – С чем-то?
Алексей. – Кем-то…
Дед. – Лешка, так а что с западом и востоком-то будет, если ты уже не точкой, а троеточием станешь?
Бабка. – Ну… Это что, три востока и три запада будет?
Дед. – И все разные?
Бабка. – Или одинаковые?
Алексей. – Одинаково все разные…
Дед. – Ты мне так не шути…
Бабка. – Ну…
Дед. – А то ж мы привыкли и знаем, что восток один и един, как и запад – и ничего нового ты уже не придумаешь и не исправишь…
Алексей. – Деда, есть много востоков и много западов… И если я сказал, что не буду ставить точку, но троеточие, то это еще не значит, что от этого что-то изменится…
Дед. – Как это?! Изменится все!
Алексей. – Почему же? Поставил точку три раза – вот тебе и троеточие…
Бабка. – А три точки, то есть троеточие, по-твоему, не конец, не точка?
Алексей. – А что, тебе уже нужно расставить все точки?
Бабка. – Ну да…
Алексей. – Над и?
Бабка. – Ага…
Алексей. – Тогда получится «й»…
Бабка. – А до «й» еще две точки…
Алексей (ломая сломанное или высчитывая невысчитываемое). – Это что, получается, восемь равно э?..
Дед. – Ну так ты и расставляй тогда, а то мне уже щекотно, что там получится!
Бабка. – Ну!
Алексей. – Нет, не конец… Ну – как сказать – как бы конец, но и не конец…
Бабка. – Вот, видать, и конец света твой такой же будет…
Дед. – Да… Такой вот конец у света…
Бабка. – Ну… Покажет он нам еще свой конец…
Дед. – То ли еще будет…
Бабка. – То ли не будет…
Дед. – Толи не будет?
Бабка. – Ага…
Дед. – Тогда ой-е-ей…
Алексей (закатив глаза, вздыхая). – Устал я уже…
Бабка. – От нас?
Дед. – Или от всего?
Алексей. – Или от себя…
Бабка. – Но у тебя ведь нет ничего…
Дед. – Ни нас, ни себя…
Бабка. – И ты же еще совсем недавно восстал…
Алексей. – И зачем ты «ты» с большой буквы написала?
Дед. – Ты-ты или Тыты?
Бабка (отмахиваясь от Деда). – Что? Я ж ничего не писала…
Алексей. – То есть сказала…
Бабка. – Да и не имела я ничего такого в виду…
Алексей. – А, значит, снова недоумок что-то начудил…
Бабка. – Чудесный он у нас…
Дед. – Или чудотворец?
Бабка. – Да чудак он…
Дед. – Да, чудак он…
Бабка. – Или чудик…
Алексей (Бабке). – И, да, не восстал я еще…
Дед. – Или у тебя…
Алексей (закатив глаза, вздыхая). – …
Дед. – А, между прочим, Алексей, дорогой ты наш ученый и образованный книжник, но не фарисей, (хоть и хотелось бы тебе пофорсить, но не говоришь на фарси, а лишь садишься в такси на пути в Колизей) хотя бы и мнилось тебе быть смысловым фараоном (а не ОМОНом с мамоном), троеточие – это тебе не три точки, так что нас не проведешь…
Бабка. – А куда тебя провести-то надобно?
Дед. – Да уж в последний путь…
Бабка. – Да, уж в последний путь …
Дед. – Да уж…
Бабка. – Да, уж…
Дед. – Да…
Бабка. – Уж…
Алексей. – А мы пойдем в первый…
Дед. – В первый путь?
Алексей. – Ага, в первый и последний путь…
Дед. – Ты на мелочные шуточки свои мне тут не отвлекайся… Я тебе говорю: точку ты ставишь три раза, а троеточие – один, что означает: троеточие – это цельный и единый знак препинания с определенным функциональным значением, так что хватит мне уже тут препинаться, иначе пеняй на себя и начинай заикаться…
Алексей. – О как!
Бабка. – А ты что, думал, мы у тебя дураки?
Алексей. – Не-а, я думал, это я у вас дурак…
Дед. – А вот это верно!
Алексей. – Ага, я ж верный…
Бабка. – Старовер ты что ль?
Дед. – Или родновер?
Бабка. – Или единовер какой?
Алексей. – Веровер я…
Бабка. – Варвар – вот ты кто!
Дед. – Да, варвар, но хоть свой…
Алексей. – Или чужой?
Бабка. – А сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит…
Алексей. – Это ты про собаку что ли?
Бабка. – А ты про лес, пес?
Дед. – Пролез?
Алексей. – Пес?
Бабка. – Ага, так что надобно отказываться и от востока, и от запада, как бы последний нам ни нравился…
Дед. – Не нравился…
Алексей. – Последний…
Бабка. – И первые станут последними, а последние – первыми, как ты говорил…
Дед. – Как ты говорил…
Алексей. – Только зачем отказываться?
Дед. – Ну… Я бы не хотел от запада отказываться…
Бабка. – Да и я…
Алексей. – Да, и я…
Дед. – Так и что тогда?
Бабка. – Ну… Надобно посмотреть в другом направлении!
Алексей. – Направлении?
Дед. – Каком направлении?
Бабка. – Ну… Что у нас еще остается: север и юг…
Алексей. – А, может, не посмотреть, а помыслить?
Бабка. – А помыслить, Лешенька, это в том числе и посмотреть…
Алексей. – Теоретически бесспорно…
Бабка. – Теоретически – бесспорно…
Дед. – Очень жаль, что без…
Бабка. – Чего это тебе там жаль-то, записка ты грязного старика?
Дед. – Сама ты записка… А жаль мне, что не расскажешь про тех, кто и без запада, и без востока…
Бабка. – Вот я сама такая и есть…
Алексей. – Вот ты сома такая и ешь…
Дед (Бабке). – Так ты ж запад любишь…
Бабка. – Как и все мы…
Дед. – Все мы любим смерть…
Алексей. – И радость…
Дед. – Да…
Алексей. – Эх…
Бабка. – Хоть и нет ее…
Дед. – Как и бога…
Алексей. – А все равно любите?
Дед. – Ну а ты думал…
Бабка. – Думал он…
Алексей. – А думал ли я…
Дед. – Так ты, Лешка, значится, и точка, и троеточие востока и запада…
Алексей. – Или точка, или троеточие…
Бабка. – Или линия…
Алексей. – Или вообще что-нибудь другое…
Бабка. – Другое?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Может, еще и ни востока, ни запада?
Алексей. – Кто его знает…
Бабка. – А кто его знает?
Дед. – Те, кому открыли…
Бабка. – А те, значится, стучали?
Дед. – Ага…
Бабка. – Но тех, кто стучали, уже посадили…
Алексей. – На кол?
Дед. – Или тех, на кого стучали?
Алексей. – Или так..
Дед (Бабке). – А ты, значится, и без востока, и без запада, но ни точка, ни троеточие, и ни линия?
Бабка. – Я и сама точно не знаю…
Дед. – За 75 (миллиардов) лет еще не разобралась?
Бабка. – Я-то разобралась, но пока еще не собралась…
Дед. – Долго ты собираешься…
Бабка. – А я никуда и не спешу…
Дед. – Это правильно…
Бабка. – Мне и спешить-то некуда…
Дед. – Почему?
Бабка. – Потому что все ни о чем…
Дед. – Потому что не о чем…
Алексей. – Есть о чем…
Дед. – Есть-то чем…
Алексей. – Есть-то что…
Бабка. – Вот и ешь…
Алексей. – Что?
Бабка. – Что…
Дед (всем). – Так это, какие у нас еще с вами остались ориентиры?
Алексей. – В смысле?
Дед. – Да, ориентиры в смысле…
Алексей. – Это ты про север и юг?
Бабка. – Нет, это я про север и юг…
Дед. – Про войну за рабство?
Бабка. – Там же, вроде бы, против…
Дед. – Что против?
Бабка. – Про войну против рабства…
Дед. – А… Тогда, значится, мир за рабство…
Алексей. – Или против?
Бабка. – Или так…
Дед. – Так и что ты про свой север и юг можешь нам рассказать?
Бабка. – Да ничего…
Алексей. – Да, ничего…
Дед. – Как это?
Бабка. – А вот так…
Дед. – Нет, ну ты уже расскажи что-нибудь… Так же нельзя… Я ведь даже и не знал, что ты по этим делам…
Бабка. – По каким это таким делам?
Дед. – Ну… Необычным…
Бабка. – Нетрадиционным?
Дед. – Можно и так сказать…
Бабка. – Вполне себе традиционные дела…
Дед. – Не выглядит оно так…
Бабка. – А как?
Дед. – Как-то иначе…
Бабка. – Да нет…
Алексей. – Да, нет…
Бабка. – Как я всю жизнь прожила? Как все… Как жилось, так и живется…
Дед. – Ну так и все мы так…
Бабка. – Ну так и чего ты ко мне тогда со своими делами-то пристал…
Дед. – А мне что, не пристало?
Алексей. – И что, вы разве своей жизнью и не жили?
Бабка (Деду). – Вот ты к Лешке и приставай тогда, раз он один своей личной жизнью живет…
Дед. – А у его личной жизни какая ориентация?
Бабка. – Вроде ж, традиционная…
Дед. – Это про восток и запад?
Бабка. – Ну…
Дед. – Так и у тебя ж тоже традиционная, говоришь…
Бабка. – Ну да…
Дед. – Значится, что-то тут не так…
Бабка. – Почему?
Дед. – Потому что кто-то из вас должен быть в таком случае нетрадиционным…
Бабка. – Почему это?
Дед. – Потому что настолько разное не может быть одинаково традиционным…
Бабка. – Должен быть… Не может быть… Ты слышишь хоть, что говоришь, параноиалкоголик?
Дед. – Что хочу, то и говорю…
Бабка. – Оно и видно…
Дед. – Оно и слышно… Это ж логика!
Алексей. – Лохика…
Дед. – А ты чего встреваешь тут, а? Или тебе есть что сказать?
Алексей. – Есть…
Дед. – Ну так и ешь…
Бабка. – Или говори…
Алексей. – Хорошо… Если дадите…
Дед. – Никто тебе, Лешенька, никогда и ничего в этой жизни не даст – если токмо ты сам этого не возьмешь…
Алексей. – Тогда я сам и буду давать…
Бабка (спасая Алексея). – О как… (Деду, который еще не успел ничего осмыслить). – Это просто разные традиции, которые в то же время одинаковы в своей традиционности…
Алексей. – В то же время…
Дед. – Не мешай, я думаю…
Бабка. – Ну тогда точно лучше не мешай, если хочешь думать, потому что если будешь мешать, то точно тогда думать не сможешь…
Алексей. – Хорошо дублируешь…
Бабка. – Не-а, у нас все с первого раза…
Алексей. – Или последнего?
Бабка. – С первого и последнего…
Алексей. – Неплохо…
Бабка. – Значится, хорошо… А дубли потом уже будут…
Алексей. – А дубляжи?
Бабка. – И муляжи с беляшами… А потом и двойники, тройники, тени и все остальное…
Алексей. – О, мое любимое – и как раз на десерт…
Бабка. – Ага, сладенький ты мой…
Алексей. – Таю, таю, таю на губах…
Бабка. – Ах-ах-ах…
Алексей. – Как снежинка, таю я в твоих руках…
Бабка. – Сахарный ты мой…
Алексей. – Сама ты мой…
Бабка. – Ну тогда не мой…
Алексей. – Немой?
Бабка. – Ага
Алексей. – А чей?
Дед (вырвавшись из смыслового плена). – Так и у кого мне тогда про нетрадиционное все спрашивать?
Бабка (защищаясь невидимым щитом с надписью «щит»). – Ну тогда уже лучше у Лешки… Моя традиция-то поархаичнее, постарше, поизначальнее будет, так что его с этой точки зрения менее традиционная…
Алексей. – Но это ж еще не значит, что нетрадиционная!
Бабка. – Значит-значит! Да еще как!
Дед. – Да, еще как!
Бабка. – Да!
Дед. – Так что попался, голубчик ты наш, попался!
Бабка. – Ага!
Дед. – Так что давай!
Алексей. – Уже?
Бабка. – Да!
Алексей. – Прямо здесь?
Бабка. – Ага!
Дед. – Да, рассказывай нам все про свою ориентацию!
Бабка. – А то мы уже заждались!
Дед. – И нам уже не терпится!
Алексей. – Уж замуж невтерпеж…
Бабка (сродни порождению ехидны). – Какой это там у тебя уж хочет замуж?
Дед. – Уж воли просит?
Бабка. – На волю хочет, искуситель!
Дед. – Или искушенный?
Бабка. – В этих делах уж точно…
Алексей. – В этих делах уж – точно…
Дед. – Так что?
Бабка. – Да!
Дед. – Отвечай!
Бабка. – Ага!
Дед. – Ибо к ответу ты призван!
Алексей. – Много званых, но мало призванных…
Бабка. – Вот мы тебя сейчас и призовем…
Дед. – В армию…
Алексей. – Ладно, не надо…
Дед. – Почему это?
Бабка. – Потому что с нетрадиционной ориентацией тяжеловато служить будет?
Дед. – И потому что там тобою – или этим – воспользуются?
Бабка. – Ну так хоть кому-то пользу принесет!
Дед. – И самому это на пользу пойдет!
Бабка. – Или потому что с нетрадиционной ориентацией служить не берут?
Дед. – А ты так сильно этого хочешь?
Бабка. – Этого…
Дед. – В смысле – служить…
Алексей. – В смысле служить…
Дед. – Так что, сам тогда все расскажешь?
Алексей. – Да, расскажу уже, расскажу…
Бабка. – Да, расскажу ужу, расскажу…
Дед. – Ну давай тогда уже, давай…
Бабка. – Ну давай тогда ужу, давай…
Алексей (сделав паузу, но ничего не скушав). – Так я ведь уже все рассказал…
Бабка. – Так я ведь ужу все рассказал…
Дед. – Ничего ты нам еще не сказал!
Алексей. – Про запад и восток…
Дед. – А про север и юг?
Алексей. – А про это я мало и знаю… Супруга твоя наверняка лучше понимает – вот она пускай и рассказывает...
Дед. – Токмо она ничего рассказать толком и не может…
Алексей. – Почему?
Дед. – Да потому что языка у ней подходящего нет…
Алексей. – Да, потому что языка у ней подходящего нет…
Бабка. – Нет…
Алексей. – Есть?
Бабка. – Нет, есть…
Алексей. – Так есть или нет?
Бабка. – Нет, нет…
Алексей. – Понятно…
Дед. – Ага…
Бабка. – Но был у меня один друг…
Алексей. – Всего один?
Бабка. – Да, единственный…
Алексей. – И неповторимый?
Бабка. – И звали его Герман…
Дед. – Геринг?
Алексей. – Или Гессе?
Бабка. – Это фамилия такая…
Алексей. – А…
Дед. – А имя у него какое-то было?
Бабка. – Да, было… Какое-то свое имя было… Но он его забыл…
Алексей. – Понятно…
Дед. – Ну так и что?
Алексей. – Ага… К чему это ты о нем заговорила?
Дед. – Это что, заговор какой-то?
Бабка. – Ничего я еще не заговаривала…
Дед. – Так говори же!
Бабка. – Книгу он просто невероятную написал о Палестине – токмо ее украли…
Дед. – Вот как…
Бабка. – Ага, все рукописи…
Алексей. – А ты откуда знаешь, что просто невероятную?
Бабка. – Потому что я ее успела прочитать…
Алексей. – Или написать?
Дед. – Хахаха!
Бабка. – А чего это ты смеешься?
Дед. – Да потому что ты читать не умеешь…
Алексей. – Да, потому что ты читать не умеешь…
Дед. – Не то что писать…
Алексей. – Не то, что писать…
Дед. – Ты ж за свою жизнь ни одной книжки не прочитала!
Бабка. – Ну вот эту одну и прочитала…
Дед. – Ну вот садись тогда и пиши ее таперя…
Бабка. – Зачем?
Алексей. – Ну раз книжка, как ты говоришь, хорошая, но утерянная, то оно того стоит…
Дед. – Еще как стоит…
Алексей. – Она ведь, может быть, нам всем очень и очень нужна – и сможет на что-нибудь повлиять или что-либо изменить…
Дед. – Ага…
Бабка. – Так и с чего тогда начать?
Дед. – Ну ручка и блокнот, вроде, у тебя есть…
Бабка. – Нет, я не о том…
Алексей. – Баб, а ты начни с названия…
Дед. – Ага, можешь даже с названия того автора, который эту книгу якобы когда-то и написал… Как его там, говоришь, звали – Герман?
Бабка. – Ага, фамилия такая…
Дед. – Вот и выдумывай тогда имя его…
Бабка. – Но у него ведь было какое-то имя свое…
Дед. – Ну а что поделаешь таперя…
Алексей. – Ага… Но ты, может, попробуй еще раз вспомнить…
Дед. – Ну да… Напряги уже свои извилины… Может, напружинятся – и что-нибудь из глубин твоих да и выскочит…
Алексей. – Да, и выскочит…
Бабка. – Как выскочу, как выпрыгну – пойдут клочки по закоулочкам!
Дед. – Нет, это ты уже писать так будешь…
Алексей. – Так как звали его?
Дед. – Ну… Как ты его звала?
Алексей. – Ага, может, ласково как-то или по-особому? Не обязательно настоящее имя, если он его и сам позабыл – можно ведь и кличку или что-нибудь еще…
Дед. – Эх, хоть бы что-нибудь еще…
Бабка (по-особому лаская некоторую часть живота). – Сквирт что ль…
Дед. – Как-как?
Алексей. – Что-что?
Бабка. – Или Вирт…
Алексей. – Вирт, баб, это виртуальный секс…
Дед (источая эротичный зевок). – Как-то это скучновато звучит, но давай хоть такой…
Бабка. – Вот я сейчас тебе уже дам – так дам! Токмо не виртуально, а реально!
Дед. – Нет, от тебя лично мне уже ничего не надобно…
Алексей. – Ага…
Дед. – Что ага?
Алексей. – Вирт – это текстовое совокупление…
Дед. – Ну-ка поясни-ка…
Алексей. – Да, как-то я слишком удачно выразился… Но это просто порнографическая переписка или взаимные сообщения подобного толка…
Дед. – Токмо бестолковая эта перепалка…
Алексей. – Не перепалка, а переписка…
Дед. – Так и я о том же…
Алексей. – Почему же?
Дед. – Да потому что связи-то никакой…
Бабка. – Да, потому что связи-то никакой…
Алексей. – А телекоммуникационная на что?
Дед. – Интернат твой что ль?
Алексей. – Ну да…
Дед. – Ну если токмо в нем…
Алексей. – Ну а как же… Письмами что ли…
Бабка. – Чужими?
Дед. – Ну да, а что? Или это уже не в почете?
Алексей. – Нет, почему же, наверное, очень даже и в почете – Джойс ведь с Норой этим и занимались…
Дед. – С какой это норой?
Алексей. – Да женой своей…
Бабка. – Да, женой своей…
Дед. – Во! Знал крот, что надобно выбирать…
Бабка. – Не то что ты?
Алексей. – Не то, что ты…
Дед. – Не то что я…
Алексей. – Не то, что я…
Бабка. – И движемся мы в разных направлениях…
Дед. – А оно так и надобно при совокуплении…
Алексей. – Текстов?
Дед. – Ага…
Алексей. – Золя и Тургенева?
Баба. – Заря Теургенева…
Дед. – Зола Теургенева?
Бабка. – Сала…
Дед. – Вот про сало как раз и хотел бы еще спросить…
Бабка. – Ну так и спрашивай…
Алексей. – Ну так испрашивай…
Дед. – Да не у тебя…
Алексей. – Да, не у тебя…
Дед. – Так от вирта твоего, Лешка, получается, и не забеременеть даже…
Бабка. – А ты что, забеременеть захотел?
Дед. – Может, и захотел, а тебе-то что с того?
Бабка. – Ну если вдруг снесешься, то деньжата тогда пополам и поделим…
Дед. – Почему это пополам? Ведь все родовые муки, как и муки родов, рождения и перерождения – исключительно мои…
Бабка. – А ты не веди себя, как еврей…
Дед. – А ты не веди меня, как еврей…
Бабка. – Ну а осеменять-то тебя кто будет, а? Это ж токмо я корове по локоть руку засунуть могу…
Дед. – Но я ж тебе и не корова…
Бабка. – Ага, нашлось мне еще священное животное…
Алексей. – Действительно…
Дед. – А что действительно, то невозможно – и ты мне ответишь уже или нет?!
Алексей. – Да, деда, верно – забеременеть (пока что) нельзя…
Бабка. – Ну а с удовольствием-то как быть?
Дед. – Ну так и будь с удовольствием…
Алексей. – Или без него…
Дед. – Я, правда, думал, что там хоть по камерам каким, как по телевизору, что, а не сухой текст, как корм для скота, а то звучит совокупление это, как говорит недоумок: просто какая-то стратегия письма…
Алексей. – Вот и я о том же…
Дед. – Но, может, техника и до того дойдет, что и полное удовлетворение потом будет?
Алексей. – В матрице, деда, все будет…
Бабка. – В матрице деда все будет…
Дед. – Ну и слава богу… Лишь бы дожить до этого…
Алексей. – Чтоб в матрицу-то войти?
Дед. – Ага, так войти, чтоб уже и не выходить…
Алексей. – Там вообще не надо будет умирать…
Дед. – Вот и все идет по плану…
Бабка. – Ну а если незрячий, то что мне с этим текстом делать-то, а?
Алексей. – Может, мне тебе еще и лекцию про слепоглухонемую философию прочитать?
Дед. – А ты разве ее знаешь?
Бабка. – И читать умеешь?
Алексей. – Ну да, я ж этой проблемой и занимался…
Бабка. – Или если я читать не умею, то что, мне без удовольствия жить – хотя бы и такого?
Дед. – Интересный вопрос…
Бабка. – Или если я и писать не умею, то что, я никому и удовольствия доставить тогда не смогу – хотя бы и такого?
Дед. – А это уже серьезная социальная проблема, потому что в таком случае ты и пользы никому не принесешь, если не сможешь трудоустроиться в доставку удовольствия…
Алексей. – А если у тебя вдруг и тело откажет, то как тогда вообще?
Дед. – Тогда это уже какая-то бестелесная философия получается!
Бабка. – И нечеловеческая!
Алексей. – Вот и я о том же…
Бабка. – Да… И как тогда уже вообще, а?!
Дед. – Все что токмо и делают, так это отказывают…
Бабка. – Ага, обделенный один у нас тут сидит…
Дед. – Все мы обделенные…
Бабка. – И всем нам чего-то не хватает…
Алексей. – Не хватает…
Дед. – А так хотелось бы хватать…
Бабка. – Схватывать на лету…
Алексей. – И захватывать…
Дед. – Лешка, так а сквирт тот – это что?
Алексей. – Это, деда, еще хуже, чем вирт…
Дед. – А разве хуже него еще что-то может быть?
Бабка. – Может быть?
Алексей. – Может, быть?
Дед. – Это что, какой-нибудь виртуальный следственный комитет?
Алексей. – Будем считать, что так…
Бабка. – И до скольки считать?
Алексей. – До 12 или 33…
Дед. – Или до бесконечности?
Бабка. – А после?
Дед. – Это токмо Лешка так умеет…
Бабка. – Ну вот пусть сидит тогда и считает…
Алексей. – А я только этим и занят…
Дед. – Как туалет…
Бабка. – Так что даже и не смоешь…
Алексей. – За собой?
Бабка. – Ага, ни смирение, ни покаяние тут тебе не поможет…
Алексей. – А что?
Дед. – Надо богу звонить…
Бабка. – Токмо прямая или горячая линия эта всегда занята…
Алексей. – Так вы, наверное, не по тому номеру просто звоните…
Бабка. – Да?
Алексей. – Ага, и никуда не попадаете…
Бабка. – Или попадаете не туда…
Дед. – Или попадаете в никуда…
Алексей. – Или к мошенникам…
Бабка. – Вот как…
Алексей. – А с ними, как известно, лучше не говорить…
Бабка. – Ну и что нам делать тогда? Ведь поговорить-то хочется…
Алексей. – Проверьте, правильно ли набран номер…
Бабка. – А какой должен быть?
Алексей. – Просто должен быть…
Бабка. – Кто? Бог что ль?
Алексей. – Ваш личный номер…
Дед. – На рукаве?
Алексей. – Ага…
Дед. – А то мне всегда отвечают: «Набранный вами номер не существует»…
Алексей. – И ты поэтому отчаиваешься и думаешь, что Бога нет?
Дед. – Не отчаиваюсь, но думаю…
Бабка. – Думает он…
Алексей. – Только и делает, что думает…
Бабка. – А надобно что?
Алексей. – Надо верить…
Дед. – А я думал, любить…
Бабка. – А он думал любить…
Алексей. – А он думал…
Дед. – А думал ли я…
Бабка. – Так, может, подумаем?
Алексей. – Так, может, полюбим?
Дед. – Так, может, поверим?
Бабка. – Так, может, подумаем, полюбим и поверим?
Дед. – Я вот тут, кстати, подумал и кое-что вспомнил…
Алексей. – Все?
Дед. – Ага, но еще не все… Ты, Лешка, «Ориентацию – Сервер» читал?
Алексей. – А это что, инструкция какая-то?
Дед. – Ну да, по выживанию в постсовременных условиях…
Алексей. – А… Кажется, что-то припоминаю… Это Гейдара что ли?
Дед. – Гайдара?
Алексей. – Нет, Гейдара…
Дед. – Кого-кого?
Алексей. – Гей-да-ра…
Дед. – Гей дара?
Алексей. – Ага…
Дед. – И что ж это уже за дар такой, а?
Бабка. – Набогова что ль? У тебя, кажись, на полке стоит…
Дед. – Токмо у него не стоит…
Бабка. – Да и у тебя…
Дед. – Да, и у тебя…
Алексей. – Нет, не его, это ж совсем другой автор…
Бабка. – Или писатель?
Алексей. – Но это ж философ…
Бабка. – А философы, по-твоему, не пишут?
Алексей. – Пишут…
Бабка. – Ну вот, значится, и писателя…
Алексей. – Пусть будет по твоему…
Бабка. – По-твоему, пусть будет по моему…
Алексей. – По-моему…
Дед. – Так это, значится, что, гей от бога что ль? Гей дара? Гей блага? Это благой гей что ль?
Бабка. – Или блажной?
Дед. – Или блатной?
Бабка. – Лешка, так это, может быть, ты и есть?
Дед. – Может быть?
Бабка. – Может, быть?
Дед. – Ты и есть?
Бабка. – Ты – и есть?
Алексей. – Нет, это не я…
Дед. – Нет, это – не я…
Бабка. – Нет, это не-я…
Дед. – Нет, это – не-я…
Бабка. – Нет – это не я…
Дед. – Нет – это не-я…
Алексей. – И это не я написал…
Дед. – И «Это» не-я написал…
Бабка. – А кто?
Алексей. – Гейдар же…
Бабка. – И про что он там уже написал?
Алексей. – Ты ж сам говорил: про «Ориентацию – Север»…
Дед. – Нет, мы ж с тобой про совсем другую ориентацию говорили…
Бабка. – Нетрадиционную…
Алексей. – А я думал, ты шутишь…
Дед. – А я думал, что это ты шутишь…
Бабка. – Нет, вы все перепутали…
Дед. – Ну так и что там, Лешка, про твою ориентацию?
Алексей. – Так мы же, вроде, книгой пока что занимались, так?
Дед. – Ну да… Про Палестину там что-то, да?
Бабка. – Ага…
Дед. – Токмо что книга о Палестине может нам про север твой рассказать?
Бабка. – То же самое, что и ваша книга про Лешкину ориентацию…
Алексей. – Понятно…
Бабка. – Ну и что тебе понятно?
Дед. – А вот мне, кстати, кое-что непонятно… На каком это языке ты читала ту рукопись? Друг твой что, по-русски разве писал? Хотя ты и по-русски ведь читать не умеешь…
Бабка. – На знакомом и понятном мне языке он писал…
Дед. – На мертвом что ль?
Алексей. – Или мертвых?
Дед. – А то такой и мне доступен будет…
Алексей. – Или был бы?
Дед. – Или так…
Алексей. – Но мертвых и воскресить можно…
Бабка. – Нет, на вымирающем…
Алексей. – Вечно-вымирающем?
Бабка. – Ага…
Алексей. – А таких – и спасти можно…
Дед. – Спасение вымирающих – дело рук самих вымирающих…
Бабка. – Все дело рук самих вымирающих…
Дед. – Все – дело рук самих вымирающих…
Бабка. – Ага…
Алексей. – Рукоделие…
Дед. – Рукодействие…
Бабка. – Рукоположение…
Алексей. – И рукоблудие…
Дед. – О, а это уже ближе к делу…
Бабка. – И ближе к телу…
Дед. – Так, с названием автора мы разобрались, так что таперя переходим к названию названия… Как оно там было, говоришь?
Бабка. – Что-то вроде «Книга Палестины»…
Дед. – Ну нормальное, кажись, название названия… Токмо…
Бабка. – Что токмо?
Дед. – Бьется током…
Алексей. – Бреет Оккам?
Дед. – Ага, уже сбрил… Так что надобно мне отъехать позвонить…
Бабка. – Куда это?
Дед. – Не куда, а кому…
Алексей. – Или во что?
Дед. – Ага, в колокола твои…
Алексей. – А мы, между прочим, и живем лишь пока звонит звонарь…
Дед. – Вот мне и надобно звонарю одному позвонить…
Бабка. – Зачем?
Дед. – Чтоб он сигнал своему специалисту по поводу твоей книжки передал…
Бабка. – Но ее ж еще нет…
Алексей. – Или уже?
Бабка. – Или так…
Дед. – Вот и я о том…
Бабка. – О чем?
Дед. – А о том, что сквирт твой – это ж фашизм!
Бабка. – Сам ты фашизм, онанизм!
Дед. – А об этом мы еще поговорим!
Бабка. – А о чем еще?
Дед. – А о том, что писал он, кажись, токмо на немецком, а его среди здеся сидящих знаю лишь я один! Так что не знаю, что ты там и на каком языке читала – мертвом или вымирающем – и, тем более, на каком еще в таком случае будешь писать!
Бабка. – Это с войны еще что ль?
Дед. – Ага, всех я оттудова помню…
Бабка. – Может, и Германа моего?
Дед. – И Германа твоего…
Бабка. – Так это, может, ты рукопись и спер?
Дед. – Кстати, нет…
Бабка. – А кто?
Дед. – Ничего я об этом не знаю…
Бабка. – А что знаешь?
Дед. – Что был он, кажись, первым председателем совета директоров «Онанербе»…
Бабка. – А это еще что такое?
Дед. – Да, вроде, явно тайное общество «Наследия сильных», которое научно занималось всякой мистической ерундой…
Бабка. – И мистификацией?
Дед. – И не токмо…
Алексей. – Или «Наследия прерывателей полового акта»?
Дед. – Скорее, «Наследия онанистов»…
Алексей. – И какое ж это у них там наследие?
Дед. – Да жадные семенные следы…
Алексей. – Да, жадные семенные следы…
Бабка. – Вот уже наследил… Так что таперя и не уберешь… Но убирать-то уже самому…
Алексей. – Но убирать то уже самому?
Бабка. – Ага, как и умирать…
Алексей. – Понятно… (Деду) И что, ты в нем, еще, может, и состоял?
Дед. – Стоял, да не сос…
Бабка. – Ну хоть так…
Дед. – Это у меня секретная спецоперация была… Меня туда и заслали как единственного с нашей стороны знатока немецкого, что, где, когда и зрителя всякой мистической ерунды…
Бабка. – По ту сторону?
Дед. – Ага…
Алексей. – Очень интересно…
Дед. – Ну… Вот я там ноги и потерял…
Бабка. – Хорошо хоть, не протянул…
Дед. – Или жаль?
Бабка. – Или так…
Алексей. – Так что до сих пор и найти их не можешь?
Дед. – А ты все помнишь!
Алексей. – Память у меня просто хорошая…
Дед. – Просто вечная…
Алексей. – Надобно было тебе, деда, ноги в руки – и домой…
Дед. – Надо было, Лешка, да дома еще не было…
Бабка. – Да, дома еще не было…
Алексей. – А…
Дед. – Ага…
Алексей. – Так и зачем тебе кому-то звонить-то сейчас?
Дед. – Так надобно через звонаря одного сигнал-то специалисту в отдел и послать, чтобы все это уточнить…
Алексей. – Что уточнить?
Дед. – Либерализм это у вас или фашизм, есть эта книга или нет, и что с вами-то в каждом из этих случаев делать: может, уже давно пора милицию сюда вызывать!
Алексей. – Это ты на свою родную семью милицию вызывать еще будешь?
Бабка. – Это ты меня, жену свою, в тюрьму еще, может, посадить захотел?
Дед. – Засадить-то я, может, и захотел, но есть вещи, Лешенька, и выше семьи, как ты сам говорил…
Алексей. – Это какие такие вещи?
Дед. – Ну, например, служение Родине…
Алексей. – Это ты ей так служишь?
Дед. – Ага, а ты?
Алексей. – А я как-то иначе…
Бабка. – Как-то?
Дед. – Кое-как?
Алексей. – Иначе…
Дед. – Вот как…
Алексей. – Ага… Да и какая это у тебя родина, мне интересно?
Дед. – Я узнал, что у меня есть огромная семья…
Алексей. – Это Курилова что ли?
Бабка. – Или Яснова?
Дед. – Так, вроде ж, Орлова…
Алексей. – Но я ведь все равно не о том…
Дед. – О том, Лешенька, о том… Везде одна идеология…
Бабка. – Одна, да не одна!
Дед. – Одна, да, не одна…
Алексей. – Идеология-то, может, и одна, и не одна, но идеал-то один!
Дед. – Да иди ты!
Бабка. – Да, иди ты…
Алексей. – Тогда пойду я…
Дед. – Вот и я… Позвоню…
Бабка. – Отъедешь?
Дед. – Ага…
Бабка. – Тогда и не возвращайся!
Дед. – Как и ты…
Алексей. – Как и я…
Дед. – Того же мнения…
Алексей. – Деда, так ты, может, напоследок про спецоперацию свою хоть расскажи?
Дед. – А мне государственные тайны разглашать нельзя… Меня и осудить за это могут…
Бабка. – И посадить?
Дед. – И это тоже…
Алексей. – И это тоже последнее, так сказать, даже предсмертное наше пожелание… Уважь ты уже…
Дед. – А чего это последнее?
Бабка. – Так ты ж, паскуда и мразь, засадить нас хочешь!
Дед. – А… Но желание – оно и так всегда предсмертное…
Алексей. – Ну… Может, больше и не увидимся уже…
Дед. – Ну вот на следующем свидании тогда и поговорим…
Алексей. – Это в аду что ли?
Дед. – Да хоть и в аду…
Бабка. – Да, хоть и в аду…
Дед. – Да мы и так в аду…
Бабка. – Да, мы и так в аду…
Алексей. – Ой, деда, я тебе еще это припомню!
Дед. – Вот там и припомнишь…
Бабка. – А мы токмо и делаем, что припоминаем…
Дед. – Друг другу…
Алексей. – И против друга…
Дед. – Ладно… Пару слов уже и скажу… В общем, отправили меня туда как новичка… Но новичков обычно и отправляют… Потому что они хорошо отравляют… Или их… А еще потому что новичкам везет… Как и дурачкам… И новичков везет… Как и дурачков… Но был я хоть и новичок, но уже сам себе режиссер и не дурачок, так что по лесу не ходил и никого не искал, как говорил… Как говорил? Как говорил Заратустра… «Как говорил Заратустра»… Как говорил: «Заратустра»… Как говорил, Заратустра… Как говорил, «Заратустра»… Как говорил по-немецки и как знал мистику, так никто до сих пор и не знает… Так никто до сих пор и не знает… Так, никто до сих пор и не знает… Так… Что дальше-то было… А дальше я должен был Гитлера соблазнить, введя его в заблуждение путем совместного употребления литра ликера и обсуждением еще не написанных работ Поля Рикера, но Гитлер предпочитал Риккерта, хоть и был уже издан, но не знал о нем ни черта, ведь того звали Генрих, а не Адольф, но хоть не Гейне, потому что если гей, то уж «не», ведь за это сразу же в ад, рассуждал тут Ад-ольф и был не рад, словно Вольф, но случалось, что и «ай-не-не» превращалось в «да-да-ад» или «да-да-изм» - и сколько бы там я провел еще зим, если б Адольф на конец, наконец, не уснул, а я сунул и вынул и сразу покинул – откинулся, можно сказать – и понесся назад, но не вспять, и не пятясь, но прячась, опасаясь за зад, ведь за это сразу же в ад, рассуждал я там вслух, но был глух и плох, словно олух иль лох, и кто б мне помог, если б не бог или Босх, я б уж точно там сдох, но не сдох-c…
Алексей. – Ого… Так и что ты с Гитлером-то сделал?
Дед. – Мне, как опытному новичку, нужно было аккуратно снять с него трусы, обильно смочить их слюной в области гульфика – по внутреннему шву – и заново надеть так, чтобы он ничего не заметил и никогда уже не проснулся…
Алексей. – Деда, так ты, выходит, лизал трусы Гитлера?
Бабка. – Хорошо еще, что не пипку…
Дед. – Хорошо еще, что не попку…
Алексей. – Наверное, проще уже было бы пипку…
Бабка. – Наверное, проще уже было бы попку…
Дед. – Да, это было мое спецзадание…
Алексей. – А зачем облизывать именно там?
Дед. – А ты, Лешка, разве «Гаргантюа и Пантагрюэль» не читал?
Алексей. – Еще нет, но, естественно, слышал…
Дед. – И Бахтина ты, видать, тоже не читал, а токмо слушал?
Алексей. – Ну да…
Дед. – Мда-а-а… Нечего тогда мне сказать… Но все-таки намекну…
Алексей. – Ну-ка?
Дед. – Именно по внутреннему шву и в области гульфика нужно лизать, чтобы распалась связь времен…
Алексей. – Чтоб наступили перемены?
Дед. – Да…
Алексей. – А если в области гуфика?
Дед. – А если в области пуфика?
Алексей. – Да?
Дед. – Да…
Бабка. – Так а если пипку облизать?
Дед. – Тогда, может, и конец света наступит…
Бабка. – Наконец…
Алексей. – Но это ведь еще хуже, чем облизывать сапоги… Ты ведь ужаснее предателя или изменника родины, врага народа, кулака, контрреволюционера и коллаборациониста вместе взятых…
Дед. – В нашем деле и нашем отделе, Лешенька, бывают исключения – для того меня туда и послали…
Алексей. – Гитлеровские трусы лизать что ли?
Дед. – Ну да… А от облизывания сапог, дорогой мой, ничего и не изменится…
Алексей. – Это тебе так кажется…
Дед. – Нет, Леша, это тебе так кажется…
Алексей. – Ты, может, еще скажешь, что это – не грех?
Дед. – Леша, в своих действиях мы руководствуемся не личными – иногда и корыстными или сиюминутными – интересами, но стратегическими, приоритетными и жизненно важными интересами государства, а заодно и церкви, так что в исключительных случаях – нет…
Алексей. – А кто это – вы?
Дед. – Мы – народ…
Алексей. – А я уже подумал, что ты чрезвычайно уважительно о себе во множественном числе…
Дед. – Ага, и имя нам – легион…
Алексей. – Представителей народа?
Дед. – Да, его интересов…
Алексей. – И у вас мандат какой-то от Бога что ли?
Дед. – Сам ты мандат…
Бабка. – Сам ты издат…
Дед. – Да, самиздат…
Алексей. – Сам я издат…
Бабка. – Да…
Алексей. – Или ты просто сам себе разрешаешь и сам себя прощаешь?
Дед. – Нет…
Алексей. – Ну а как же еще тогда? Авраам ты что ли?
Дед. – Ага, Руссо…
Алексей. – Жан-Жак?
Бабка. – Жан-Жак Авраам…
Дед. – Нет, Жан-Жак Пиджак…
Алексей. – Так что, это, выходит, такой грех во благо?
Дед. – Нет, но считай, что да…
Бабка. – Нет, но считай, что ад…
Алексей. – И до скольки считать-то?
Дед. – До бесконечности…
Алексей. – А после?
Дед. – И после…
Бабка. – А грех во благо – это как раз про тебя…
Алексей. – Почему это?
Бабка. – А ты сам подумай…
Дед. – Или ты не умеешь сам думать?
Алексей. – А вы разве умеете?
Бабка. – А ты почему отвечаешь вопросом на вопрос?
Дед. – А не ответом на ответ…
Бабка. – Ага…
Дед. – Может, ты еще – или просто – не такой, как все?
Бабка. – Хахаха!
Алексей. – Здесь пока вопросы задаю я…
Бабка. – Ну так и задавай, пока еще можешь…
Дед. – Ага, пока мы тебе позволяем…
Алексей (Деду). – Так ты милостивый блудник что ли?
Дед. – Нет, это ты милостивый блудник…
Алексей. – А ты чего стрелки переводишь?
Дед. – Да потому что у тебя время неправильное…
Бабка. – Да, потому что у тебя время неправильное…
Алексей. – Только я ведь, кажется, не блудник…
Дед. – Это тебе так кажется…
Бабка. – Да, ты ведь очень мнительный…
Алексей. – И не милостивый…
Дед. – А вот это точно…
Бабка. – Так что помилуй хоть нас…
Дед. – Если себя не можешь…
Бабка. – А вот я бы ради конца света и сапоги бы вылизала, и трусы, и пипку, и попку – да и все что угодно!
Дед. – Да, и все что угодно…
Алексей. – Баб, но как так-то, а? И даже гитлеровские?
Бабка. – И даже гитлеровские…
Алексей. – Ну а если и пипка, и попка у него немытые и с болезнями, а трусы, как и сапоги – в говне?
Бабка. – Лешенька, да ничего страшного в этом и нет… У нас и так вся жизнь немытая, с болезнями и в говне…
Дед. – Да, ничего страшного в этом и нет…
Бабка. – Но один раз – и все – конец…
Алексей. – Один раз – не дверь в ослиной моче?
Дед. – Да, сразу же последний раз…
Бабка. – И первый раз станет последним…
Алексей. – А последний – первым?
Бабка. – Нет, там ведь конец…
Алексей. – А кто слушал – молодец?
Дед. – А кто слушал внимательно, тот понял, что не конец и не молодец…
Алексей. – Как это?
Дед. – А вот так… Но если бы я и мог вернуться в прошлое, то все равно бы сделал все точно так же…
Бабка. – Так а что ты там сделал-то?
Алесей. – Ну… Вроде ж, трусы ему только облизал?
Дед. – Нет, я все облизал…
Бабка. – Что все?
Дед. – И трусы, и попку, и пипку, и на всякий случай даже сапоги…
Алексей. – Но перемены все равно не наступили?
Бабка. – А самое главное – после облизывания пипки и конец света не наступил?!
Дед. – Да, ничего не наступило…
Алексей. – Только ты, видимо, наступил…
Дед. – Ага, по самые уши…
Бабка. – Что ж ты за паскуда такая и мразь-то, а?! Такая возможность была – конец света нам всем, наконец, устроить – и упустил! Ты что, пипку его нормально облизать уже не мог, а?! Или тебя еще и этому учить надобно?!
Дед. – Это я еще на курсе молодого бойца в мореходке проходил, а в академии потом нас вообще всему научили… Так что ты не волнуйся уж так… Да и дело ведь давно минувших дней…
Алексей. – Да, и дело ведь давно минувших дней…
Бабка. – Вот именно – минувших!
Алексей. – Так, деда, ты что, спецоперацию свою провалил?
Дед. – Нет, не провалил…
Алексей. – Ну а что тогда пошло не так?
Дед. – Что-то пошло не так…
Алексей. – Не по плану?
Дед. – Ага, совсем не то…
Алексей. – И что?
Дед. – Да облизать-то я должен был трусы токмо, чтоб токмо Гитлеру конец-то наступил, а нам – победа… Но это лишь полбеды… А вот и беда… Решил я тогда уже и наше общее мировое революционное дело одним махом до конца довести – так сильно этого возжелало все сердце мое, вся душа моя и все разумение мое – ну и к концу его заодно и приложился… Хорошо так приложился – ничего не скажешь – качественно…
Бабка. – Токмо губами или и с языком?
Дед. – Так я целиком…
Бабка. – И полностью?
Дед. – Ага…
Бабка. – До семяизвержения что ль?
Дед. – Преждевременного?
Бабка. – А мне-то откудова знать!
Алексей. – Действительно…
Дед. – Нет, я ж не в «Онанербе» работал…
Бабка. – А где?
Дед. – В тайном отделе секретной контрразведки под неизвестным кодовым названием «Кагебербе»…
Алексей. – Так и что, деда, зря в рот у Гитлера брал что ли?
Дед. – Нет, не зря…
Алексей. – Почему же?
Дед. – Потому что в жизни этой, Лешенька, ничего не зря…
Алексей. – А в той?
Дед. – А про ту я ничего не знаю…
Алексей. – И ничего не происходит просто так?
Дед. – Да…
Алексей. – И все только к лучшему?
Дед. – Ага…
Бабка. – Так и почему тогда наилучшего-то и не произошло, лизун ты и сосун этакий?!
Дед. – Я не лизун-сосун, а оралист…
Бабка. – А это еще что такое?!
Дед. – Это специализация у меня такая…
Алексей. – Но «орально», деда, ведь и означает «устно»…
Дед. – Так я же все устно и делал…
Алексей. – Не письменно?
Дед. – Нет, этой темы я не касался…
Алексей. – И почему же?
Дед. – Потому что не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст…
Алексей. – Понятно…
Бабка. – А мне вот все равно ничего непонятно…
Дед. – Да не знаю я, не знаю!
Алексей. – Да, не знаю я, не знаю…
Дед. – Я ведь уже сказал, что сделал бы все точно так же… Возможно, двойник вместо него мне попался…
Бабка. – Черный?
Дед. – Да я в темноте и не разглядел…
Алексей. – Да, я в темноте и не разглядел…
Бабка. – Так надобно было ж и свет уже включить!
Дед. – Так я ж, наоборот, надеялся на конец света!
Бабка. – Тогда нужно было и выключить!
Дед. – Так ведь так и было!
Бабка. – Видать, и есть, и будет!
Алексей. – Видать…
Бабка. – И есть…
Дед. – И будет…
Алексей. – Так, значит, у света есть конец?
Дед. – Ага…
Алексей. – А, значит, и был, и будет…
Бабка. – И у Гитлера, значится, есть конец?
Дед. – Ага…
Бабка. – А, значится, и был, и будет…
Алексей. – Так, значит, конец света в конце Гитлера?
Дед. – Да…
Бабка. – А конец Гитлера – это конец света?
Дед. – Да…
Алексей. – Что да?
Бабка. – Что, да?
Дед. – Да, это как у Кощея Бессмертного в яйце смерть была, так и тут – конец света в конце Гитлера…
Бабка. – Одно лишь таперя нам утешение: если и есть это все или было, то, значится, все еще будет…
Дед. – А знаешь, все еще будет…
Бабка. – К сожалению, все еще будет…
Алексей. – Или к счастью?
Бабка. – Или, к счастью?
Дед. – Ага…
Бабка. – И на вкус ты его не распробовал?
Дед. – И на запах не уловил…
Алексей. – Или это симулякр был?
Бабка. – А ты и не распознал?
Дед. – Да, видать, не удалось…
Алексей. – Потому что от избытка сердца говорят уста, деда…
Бабка. – Потому что от избытка сердца говорят уста деда…
Дед. – Ну и что?
Алексей. – Потому что зорко лишь сердце, деда…
Бабка. – Потому что зорко лишь сердце деда…
Дед. – Ну так и что с того-то, маленький ты мой прыщ?
Бабка. – На носу русской литературы…
Дед. – Или у меня в трусах…
Бабка. – Ха-ха-хах…
Алексей. – А то, что ты, видя, не видишь, ибо око твое худо…
Дед. – Худо-жника?
Алексей. – Нет…
Дед. – Худо-щавое?
Алексей. – Просто худо…
Дед. – А… Ну и что, мне очки какие-то надобно надеть что ль?
Бабка. – Или за лупой сходить?
Дед. – Ага, за лупой сходи, пожалуйста…
Бабка. – Или лучше за биноклем?
Дед. – Давай уже сразу подзорную трубу…
Бабка. – Позорную трубу?
Алексей. – Нет, это тебе не поможет…
Дед. – Почему?
Алексей. – Потому что сердце твое окаменено и далеко отстоит – и даже не пытаешься ты приблизиться устами своими, и не чтишь языком…
Дед. – Попытался же приблизиться и даже почтил…
Алексей. – И что?
Дед. – Да ничего…
Бабка. – Да, ничего…
Алексей. – Не удалось?
Дед. – Не-а…
Алексей. – Вот, может, какой-нибудь мир симулякров или двойников и закончился…
Дед. – Или теней…
Бабка. – Лживый и фальшивый…
Алексей. – Ага, пластмассовый мир…
Дед. – Проиграл?
Алексей. – Макет оказался слабей…
Дед. – А в горле сопят комья воспоминаний?
Алексей. – О-о-о! Вот это меня и интересует…
Бабка. – Ага, какие это у тебя там еще в горле комья-то после этого остались?
Дед. – Да никакие…
Алексей. – Да, никакие…
Дед. – Пенсию повышенную за этот подвиг до сих пор и получаю, вообще-то…
Бабка. – Набыкова что ль? У тебя, кажись, на полке стоит…
Дед. – Токмо у меня уже давно ничего не стоит…
Бабка. – А… Тогда, значится, Василя…
Алексей. – Так что, никто ничего и не узнал?
Дед. – Ага… Я ж и сам никого и ничего не узнал…
Алексей. – Вот как…
Бабка. – Так с тебя ж таперя погоны снимут за это, если еще не посадят!
Алексей. – Только кто ж его посадит?
Бабка. – Он же памятник?
Алексей. – Ага, он и так сидит… А тюрьмы все на карантине…
Бабка. – А они и всегда на карантине…
Дед. – Так я ж и не в дурака там играл…
Бабка. – А останешься-то в дурачках, старый ты дурак!
Дед. – Почему это?
Бабка. – Потому что надбавки-то все заставят таперя обратно вернуть!
Дед. – За что?
Бабка. – За подложный подвиг твой, оралист ты наш!
Алексей. – Так ничего ж подложного после этого и не осталось, баб… Весь мир тот, как по мановению волшебной палочки, в одночасье и рухнул…
Бабка. – Гитлеровской?
Алексей. – Ага, так что дед наш все-таки герой…
Дед. – Незримой войны…
Бабка. – Нашего времени?
Дед. – Ага, нашего…
Алексей. – Или чужого…
Дед. – Значится, осталось таперя токмо подлинное?
Алексей. – Ага, только оно и осталось…
Бабка. – Так что и подложить-то нечего…
Дед. – Единственный смысл наш…
Бабка. – Токмо им и живы…
Дед. – Или мертвы…
Бабка. – А Гитлер-то, выходит, тоже жив остался?
Дед. – Или мертв?
Алексей. – Если только в чьих-то сердцах, баб…
Дед. – В моем – так точно жив…
Бабка. – Так точно…
Дед. – Точно так…
Алексей. – Точно – так…
Бабка. – А как – нет?
Дед. – Никак нет…
Бабка. – Никак, нет…
Алексей. – Никак – нет…
Бабка. – Почему это?
Алексей. – Потому что люди, баб, столько не живут…
Бабка. – Как это? А Ной на что тогда?
Дед. – А ты тут не ной!
Алексей. – Да, ты тут не Ной…
Бабка. – И другие ветхозаветные герои небывалого роста…
Дед. – В нашем завете герой токмо я!
Алексей. – Да, из нас троих герой – только дед…
Бабка. – Есть токмо дед между прошлым и будущим…
Алексей. – Dead…
Бабка. – Именно он называется жизнь…
Алексей. – Именно Он называется жизнь…
Дед. – Да…
Бабка. – И вообще, человек-то, по-твоему, для вечной жизни и создан – или должен так жить – или жить так, будто вечен…
Алексей. – Ну да…
Бабка. – Ну ад…
Дед. – Это в аду что ль?
Бабка. – Ага…
Алексей. – И вечно…
Дед. – И здорово…
Бабка. – Но нездорово…
Дед. – Почему же?
Бабка. – Потому что смерть Кощея Бессмертного не в яйце была…
Дед. – Ну а где ж еще?
Бабка. – А в игле…
Алексей. – В которой Цой снимался?
Дед. – С которой Цой снимался?
Алексей. – Ну или так…
Дед. – Или как?
Алексей. – «Я сяду на колеса…»
Дед. – Ты сядешь на иглу?
Алексей. – Ага…
Дед. – Чтобы Кощей стал смертным?
Алексей. – А подвиг народа – бессмертным?
Дед. – Смертию смерть попрешь?
Алексей. – Попру…
Бабка. – А с концом света что тогда?
Алексей. – Надо разбираться…
Дед. – Вот ты и разбирайся…
Алексей. – Вот я и разберусь…
Дед. – Смотри еще потом соберись…
Алексей. – Хорошо…
Дед. – И после себя приберись…
Алексей. – Договорились…
Бабка. – Так, значится, и конец света, может быть, не в конце Гитлера?
Дед. – Может быть?
Алексей. – Может, быть?
Бабка (с логическим облегчением). – Ага, а в конце Гитлера, может быть, есть или было еще что-то, в чем уже есть, был или еще будет конец света?
Дед. – Ну если не в конце Гитлера, то я тогда уже и не знаю, где он еще может быть…
Алексей. – Может быть?
Бабка. – Может, быть?
Дед. – Ага… По нашим данным, он именно там…
Бабка. – Вот как…
Дед. – Да… У меня есть токмо еще одна версия…
Бабка. – И какая?
Дед. – Что в конце Гитлера, возможно, еще что-то не появилось, чтобы смог наступить конец света…
Бабка. – Не созрело что-то?
Алексей. – Или не выросло?
Дед. – Ну да… Что-то такое…
Бабка. – Так а в тот раз появилось или нет?
Дед. – Не-а…
Бабка. – А ты уверен, что довел дело до конца?
Дед. – Я уже ни в чем, дорогая моя, не уверен…
Бабка. – С таким настроением – токмо конец света и устраивать… Как тебя токмо на такое задание еще и отправили…
Дед. – На тот момент лучшего специалиста в области оралистики не нашлось…
Бабка. – Слушай, оралист, так если ты двойника того уничтожил, что еще не факт на твое лицо, то настоящий Гитлер, может быть, до сих пор где-то и сидит с концом света в своем конце?
Дед. – Наверное…
Алексей. – Так он же застрелился в бункере…
Дед. – И ты в это веришь?
Алексей. – Говорят же, что исторический факт…
Бабка. – Ну и пусть говорят…
Дед. – Да и факт-то истерический, а не исторический… Да и де-факто не на твое лицо, как эта говорит…
Алексей. – Ну и пусть говорит…
Дед. – Почему это?
Алексей. – Потому что не обязательно именно на мое лицо, чтобы факт был фактом общеобязательным…
Дед. – Был да был, а вот чтобы стал…
Алексей. – Встал?
Бабка. – Восстал?
Алексей. – Вассал?
Дед. – Ага…
Алексей. – Ну тут уже надо просто принять…
Дед. – И сколько?
Бабка. – Может, еще и смириться?
Дед. – Может еще и смириться?
Алексей. – Желательно и это…
Дед. – Я бы принял что, если б у вас было что принять, а после этого уже, быть может, и смирился…
Алексей. – Деда, ну подумай ты сам, ему ведь уже, выходит, 131 год…
Дед. – Ну и что? Нормальный возраст для героя…
Бабка. – Мужчина хоть куда – в самом расцвете сил…
Алексей. – А ты что, героизируешь его?
Дед. – А что?
Алексей. – А то, что тебе за это статья вообще-то грозит…
Дед. – Где?
Алексей. – Где-где – у нас…
Дед. – Ну так и публикуйте…
Алексей. – Деда, статья-то уголовная – за героизацию… А опубликуют нас уже только с цензурой – и то если повезет…
Дед. – Так все мы герои, Лешенька…
Бабка. – А говорил же, что ты один!
Дед. – Нет, не один…
Бабка. – С Гитлером что ль?
Дед. – Ага…
Бабка. – Нашел мне героя…
Дед. – Себя-то я нашел… А вот Гитлера – еще нет…
Алексей. – А вот Гитлера еще нет?
Дед. – Ага…
Бабка. – И сколько нам его еще ждать?
Дед. – Да одному богу известно…
Алексей. – Да, одному Богу известно…
Бабка. – Или его еще в принципе нет?
Дед. – Да бог его знает…
Алексей. – Да, Бог его знает…
Бабка. – Или ты плохо ищешь?
Дед. – А ты, может, сама хочешь попробовать?
Бабка. – Сома?
Дед. – Ага…
Бабка. – Да ради бога…
Алексей. – Да, ради Бога…
Дед. – Токмо ехать тебе придется куда-то за Аргентиной…
Бабка. – Не люблю я эту аргентину…
Дед. – Ну а что поделаешь-то – работа у нас такая: куда пошлют – туда и едем…
Алексей. – Тише едем – дальше будем…
Дед. – Дальше будем?
Бабка. – Дальше – будем?
Алексей. – Ага, будем…
Бабка. – А сом-то повкуснее будет…
Алексей. – Сонм…
Дед. – Сон – м…
Бабка. – Ом-ном-ном…
Дед. – Ном-ном-ном…
Бабка. – Ом-ом-ом…
Алексей. – Ом-ом-он…
Бабка. – Вот…
Алексей. – Только вам, наверное, не ехать придется, а лететь…
Дед. – Так это и псу понятно – не машиной же…
Бабка. – Потому что ты сам машина?
Дед. – Еще нет…
Бабка. – Вечно это «еще нет»…
Дед. – Вечно – это «еще нет»…
Бабка. – Вечно – это еще, нет?
Дед. – Вечно это еще, нет?
Алексей. – Нет, я о том, что Гитлер, возможно, улетел на ракете в бесконечность открытого космоса…
Дед. – На какой это еще ракете?
Бабка. – Хорошо еще, что не на карете…
Дед. – Почему это?
Бабка. – Потому что пробьют часы двенадцать – и карета превратится в тыкву…
Дед. – А тыква в утку?
Бабка. – А утка в яйцо?
Дед. – А яйцо в иглу?
Бабка. – А ракета в карету…
Дед. – Скорой помощи…
Алексей. – Да не знаю я…
Бабка. – Да, не знаю я…
Алексей. – Возможно, на летающей тарелке какой-нибудь…
Дед. – И разве это возможно?
Бабка. – А разве невозможно?
Дед. – На тарелке – если токмо в конечность закрытого космоса…
Бабка. – Знаю я твою конечность… Закрытую…
Дед. – Хорошо еще, что не зарытую…
Бабка. – Это пока…
Алексей. – Это привет…
Дед. – Так и что, таперя конец света конца Гитлера будет неведомо сколько болтаться в бесконечности открытого космоса что ль?
Бабка. – И все-таки никогда не наступит?
Алексей. – Ну про бесконечность и открытость я, конечно, погорячился…
Бабка. – Ну а как еще?
Дед. – Или таперя конец света конца Гитлера совпадает с концом бесконечности открытого космоса?
Бабка. – Ну а дальше-то что?
Дед. – Ну я ж тебе не Хокинг…
Бабка. – Так и его уже нет…
Дед. – Ну тогда и не господь бог…
Бабка. – Так и его уже нет…
Дед. – Так, и его уже нет…
Алексей. – И не Тайсон…
Бабка. – Ну ты б еще Кличко на экспертизу пригласил…
Алексей. – Так я ж про другого Тайсона…
Бабка. – А я, может, про другого Кличко…
Алексей. – Который в завтрашний день умеет смотреть?
Бабка. – Ага, мэр Киева…
Алексей. – Столицы Руси…
Бабка. – А что, не Москвад разве?
Дед. – Или Петербург?
Алексей. – А вы знаете, кстати, что Петербургов три?
Бабка. – Как это?
Дед. – Санкт-Петербург, Ленинград и Путинбург?
Бабка. – А Петроград куда девался?
Дед. – Исчез…
Бабка. – А Путинбург почему тогда не санкт, если Петербург таким был?
Алексей. – Каким ты был, таким и остался…
Дед. – Может, еще и будет…
Бабка. – Может – еще и будет?
Алексей. – Будет?
Дед. – Ага…
Алексей. – Только Санкт-Сталинграда почему-то и не было…
Дед. – Да и Санкт-Ленинграда…
Алексей. – Да, и Санкт-Ленинграда…
Бабка. – Это пока…
Дед. – Это привет…
Бабка. – То ли еще будет…
Дед. – То ли не будет…
Бабка. – О-е-ей…
Алексей. – Большое сжатие?
Дед. – Или, наоборот, растяжение?
Алексей. – Или новый большой взрыв?
Дед. – Или, наоборот, абсолютный ноль, тьма и полный распад?
Бабка. – И что потом?
Дед. – Вечность?
Бабка. – Не побоишься этого слова?
Дед. – Так чего нам уже бояться…
Алексей. – Да, черная вечность…
Дед. – Тьма внешняя и кромешная…
Алексей. – Со скрежетом зубовным…
Бабка. – Токмо у нас уже своих зубов-то и не осталось…
Дед. – Зато тьмы – предостаточно…
Бабка. – Хоть чего-то у нас хватает…
Дед. – Слушайте, а если конец Гитлера вдруг в черную дыру попадет?
Бабка. – Ну и конец тогда этой черной дыре…
Дед. – Или все-таки концу Гитлера?
Алексей. – А тут уже сложно и сказать…
Дед. – Так что даже просто не скажешь…
Алексей. – И даже сложно не скажешь…
Бабка. – Так что лучше уж и не говорить…
Дед. – Но кое-что надобно все-таки сказать…
Бабка. – Ну так говори уж, коли собрался…
Дед. – А что если совокупление какое-то произойдет?
Бабка. – А у этого даже перед концом света одни совокупления на уме!
Алексей. – А что на уме, то и на языке…
Бабка. – А что на уме, то и под языком…
Дед. – А что под языком, то и под умом…
Бабка. – У трезвого?
Алексей. – Или пьяного?
Дед. – Ну а что тут такого?
Бабка. – Фрейдист ты!
Дед. – Фрейдисты тут токмо вы…
Алексей. – Или просто счастливый человек?
Бабка. – Ага, счастливый, токмо не человек!
Дед. – Почти…
Бабка. – Вот сейчас мы тебя и почтим!
Дед. – И попотчуем?
Бабка. – И попот чуем…
Дед. – И попотчу ем…
Бабка. – И по почте ем…
Дед. – И попочте ем…
Бабка. – Ем…
Дед. – Счастье есть…
Бабка. – Счастье – есть…
Алексей. – Счастье – быть…
Бабка. – Счастье – жить…
Дед. – Жить – не тужить…
Алексей. – Жить – не to жить…
Бабка. – Ага…
Алексей. – Жить – не too жить…
Дед. – Да…
Алексей. – Так и какое там совокупление, деда, произойдет? Текстовое что ли?
Бабка. – Так и какое там совокупление деда произойдет?
Дед. – Ну а вдруг черная дыра осветится?
Бабка. – Концом света что ль?
Дед. – Ну…
Бабка. – Ну так ему ж конец! На то он и зовется концом света…
Дед. – Ладно… И не освятится?
Бабка. – А ты что, думаешь, конец Гитлера – святой?
Дед. – Ну если в нем конец света таится, то наверняка не простой…
Бабка. – Но это и не значит, что святой…
Дед. – Возможно…
Бабка. – Икону Сталина я видала, а вот Гитлера – нет, хотя и на него разнообразные христиане, включая ваших православных, тоже в свое время молились…
Дед. – Ну а если конец света конца Гитлера с черной дырой совокупится?
Бабка. – То что?
Дед. – Ну, может, получится у них что-то…
Бабка. – В смысле?
Дед. – Да, в смысле… Ну срастется что-то…
Бабка. – Осеменение осуществится?
Дед. – Ага… Может, черная дыра от него обрюхатится?
Бабка. – И что ж это у них уже за плод-то будет?
Дед. – А что посеешь, то и пожнешь…
Бабка. – Ну раз он конец света посеет, то его же и пожнет?
Дед. – А… Да, что-то я не подумал…
Бабка. – Так ты, может, подумай для начала…
Дед. – А для конца?
Бабка. – А для конца уже и говори, как для конца… А то на сверхновый свет он все еще надеется…
Дед. – Так я ж и говорю… Слушай, так, может, черная дыра – она сама и есть конец света?
Бабка. – Нет… Они ж сами по себе есть, а всеобщего конца так и не наступает…
Дед. – Ну а если все в одну черную дыру срастется?
Бабка. – И обрюхатится?
Дед. – Ай, ладно!
Бабка. – Ну так ты сам подумай: это что, по-твоему, конец света в конец света попадет что ль?
Дед. – Ну да… Как-то странно…
Бабка. – Ага, как говорится, от перемены слагаемых сумма не меняется…
Дед. – А если там умножение…
Бабка. – Концов света?
Дед. – Ну…
Бабка. – То же самое…
Дед. – Эх, все одно и то же…
Бабка. – Да и при чем тут Гитлер твой тогда вообще?
Алексей. – Да, и при чем тут Гитлер твой тогда вообще?
Дед. – Ну да…
Бабка. – Да и зачем тут Гитлер твой тогда вообще?
Алексей. – Да, и зачем тут Гитлер твой тогда вообще?
Дед. – Ну да…
Алексей. – А вы в курсе, что черная дыра образуется на месте угасшей или погибшей звезды?
Дед. – В курсе, внучек, в курсе…
Алексей. – А… Ну ладно…
Бабка. – Или ты думал, что один у нас тут умный сидишь?
Дед. – Ну… Мы ж тоже, вообще-то, телевизор смотрим…
Алексей. – Да нет, не умный я… Сам-то об этом только какую-то передачу и смотрел…
Дед. – Тоже мне специалист нашелся…
Бабка. – Ну…
Дед. – Но, ладно, рассказывай тогда еще…
Алексей. – Ну я просто сказать хотел, что любая звезда, получается, вынашивает в себе свою черную дыру…
Дед. – Очень жизненно…
Алексей. – И за любой звездой, получается, всегда стоит своя черная дыра…
Дед. – Или дубль?
Бабка. – Как у Гитлера?
Алексей. – А там, может быть, и симулякр…
Бабка. – Может быть…
Дед. – Может, быть…
Алексей. – А черная дыра как раз и поглощает свет, не давая ему вырваться из себя наружу…
Дед. – Воистину…
Алексей. – Ну да…
Бабка. – И она ж, вроде, не поглощает, а скрепляет всю галактику вокруг себя и не позволяет ей расползаться…
Дед. – Или развалиться?
Бабка. – Ну да, короче говоря, держит все кругом себя, но как бы под собой и при себе, то есть контролирует ситуацию…
Дед. – Силой гравитации?
Бабка. – Ага, притягивая все к себе и присваивая все себе, но без нее самой в общем-то ничего бы и не было…
Дед. – Или было бы как-то иначе?
Бабка. – Может быть…
Дед. – Может, быть?
Бабка. – Может…
Дед. – А, может, она тогда не скрепляет, но удерживает?
Бабка. – Свет?
Дед. – Нет, вообще все…
Алексей. – И эта тайна уже в действии, но не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь?
Дед. – Ага…
Бабка. – Так это что, черная дыра и есть удерживающий?
Дед. – Ну да…
Бабка. – Выходит, что черная дыра, сама будучи концом света, не дает ему сбываться?
Дед. – Как-то так…
Бабка. – Но если ее убрать, то конец света все-таки сбудется?
Дед. – Наверное…
Бабка. – Но как же ее убрать, если, кроме нее, ничего и нет?
Дед. – Может, потому конец света и не наступает?
Бабка. – А, может, конец света – это как раз то, что, кроме черной дыры, ничего и нет?
Дед. – Но так она же сама и удерживающий, значится, есть…
Бабка. – Но и она же сама – конец света…
Дед. – Как-то это все сложно…
Бабка. – Все абсолютно понятно, но тебе не понять…
Дед. – Умом черную дыру, как и Россию, наверное, не понять…
Бабка. – Ну твоим – так точно…
Дед. – Так точно…
Бабка. – Так и что тогда делать?
Дед. – В черную дыру, как и Россию, наверное, можно токмо верить…
Бабка. – А ты верить-то хоть умеешь?
Дед. – Когда-то умел…
Бабка. – Умел он… Черная дыра – это тайна…
Дед. – Ага, тайна тайн…
Алексей. – И постичь ее можно лишь с верой?
Дед. – С какой это Верой?
Алексей. – С такой, которая уверенность в невидимом и осуществление ожидаемого…
Дед. – Ну давай уже тогда и осуществим это ожидаемое…
Бабка. – Как?
Дед. – Ну проникнем в эту тайну тайн или черную дыру Веры…
Бабка. – Не веры, а с верой…
Дед. – Да хоть так…
Алексей. – Да, хоть так…
Бабка. – Думаешь, готов попасть в черную дыру?
Дед. – Всегда готов…
Бабка. – И не боишься?
Дед. – А мне уже нечего бояться…
Алексей. – Но если попасть в черную дыру, то пока неизвестно, что с тобой будет…
Дед. – Пока неизвестность…
Бабка. – Пока, неизвестность…
Алексей. – Пока-неизвестность?
Дед. – Ага, это как покабытие…
Бабка. – Пока, бытие?
Алексей. – Пока-бытие?
Дед. – Ну да, в книжке ж твоей такое есть…
Алексей. – А… Так там, вроде бы, паки, а не пока…
Дед. – Точно! Паки-паки…
Бабка. – Но что-то ведь еще будет?
Алексей. – То ли еще будет…
Дед. – Еще будет?
Алексей. – То ли не будет…
Дед. – Будет?
Алексей. – Может быть…
Бабка. – Может быть…
Дед. – Может, быть…
Алексей. – Ага…
Дед. – Вот и я о том же говорю…
Алексей. – О чем?
Дед. – О том, что будет одна сплошная черная дыра – и конец света…
Бабка. – Черная дыра и конец света?
Дед. – Ага…
Бабка. – Так все-таки не конец света, а черная дыра?
Дед. – Или и то, и другое?
Бабка. – Или что-то одно?
Алексей. – А, может, и ни того, ни другого?
Бабка. – А что тогда?
Дед. – Что-то третье?
Алексей. – Не знаю… Это ведь неизвестно…
Дед. – А как получить известие?
Алексей. – Как-то…
Бабка. – Кое-как…
Дед. – Вот попадет весь свет в черную дыру – и конец – неизвестность…
Бабка. – Ну… Что с ним дальше-то будет…
Дед. – Если что-то еще будет…
Алексей. – Если что-то еще с ним там будет…
Дед. – Или вообще…
Бабка. – Вообще…
Дед. – Так, может, конец света – это и есть неизвестность?
Алексей. – При том, что весь свет, может, просто куда-то и как-то вывернулся?
Дед. – И все как-то продолжается?
Алексей. – Или вообще совершенно по-новому…
Дед. – А, может, совершенно по-старому?
Алексей. – Или никак…
Бабка. – Нет, ребята, все не так…
Алексей. – В смысле?
Бабка. – Да, в смысле: хватит уже на что-то надеяться…
Алексей. – Баб, так мультиверсума же на всех хватит…
Дед. – Ну… Ты лучше нам расскажи: как жить-то без надежды?
Алексей. – А без надежды суетно движенье…
Бабка. – Без какой это Надежды суетно движенье?
Дед. – Вот именно…
Бабка. – А надеяться надобно токмо на себя, то есть на жизнь, то есть не надеяться вообще, а просто-напросто жить…
Дед. – Так это запросто…
Алексей. – Ну вот и живите тогда…
Дед. – А ты что, не будешь?
Алексей. – Буду, но как-то иначе…
Бабка. – Значится, не будешь…
Дед. – Ну да, с жизнью этой неполадки…
Алексей. – Так тебе помочь починить?
Дед. – Думаю, Лешенька, что этого уже никто, никак и никогда не починит…
Бабка. – А что ж ты уже такое учинил-то?!
Дед. – Да не я это…
Алексей. – Да, не я это…
Бабка. – Да, не-я – это…
Дед. – Да не я это, говорю…
Алексей. – Да, не я это говорю…
Бабка. – Да, не-я – это, говорю…
Алексей. – И что, и конец света конца Гитлера тебе даже не поможет?
Бабка. – И черная дыра Веры?
Дед. – Наверное, не поможет…
Бабка. – Так и что ж уже такое случилось-то, а?!
Дед. – Да ничего…
Алексей. – Да, ничего…
Дед. – Вот были в свое время и звезды, и боги… И расточали, то есть источали, свой свет, освещая и освящая все вокруг и кругом и воспитывая, то есть напитывая, нас своим теплом и теплотой и своею милостивой и милосердной близостью и недалекостью, то есть сподручностью… А потом погасли или затухли – или их, затушив, погасили или их, погасив, затушили – а затем погибли или ушли в иные вечные пространства – или их убили, или они сами умерли, или их прогнали, то есть заставили уйти, а, может, они и сами бежали или сбежали или совершили побег… И оставили после себя лишь эти черные дыры, а ты уже сам мысли, следовательно существуй, и самостоятельно, независимо и субъективно принимай решение и делай свой выбор, как и чем уже свою дыру-то эту и заполнять… Вот вам и света конец, а кто сосал – тот молодец…
Бабка. – А ты не драматизируй мне тут, блаженный трагик… Ты ж не Сосокол, и не Эсхуил, и тем более не Эврипидор…
Дед. – Я, может, и не Уильям Соколов, и не Саша Фолкнер, то есть Сосокол, и не Сосокол Джугашвили, и не Сосо, и не кол, и не на колу, и не Сосо-кол, и не Сосо-кола, и не Сосо-коло-кол, и не Сосо-коло-кола, и не Сосо-кало-кол, и не Сосо-кало-кола, и не сосок, и нет сосок, ведь пью сок и есть ток… Но и не Самуил Яковлевич Эсхуил, и тем более не Эврипидор…
Алексей. – А как, кстати, пишется «Эврипидор» – Euripid or?
Дед. – Nein, Euri-pides же…
Бабка. – Сам ты Юрий Пидес же…
Дед. – Nein, «es» же не читается в конце…
Алексей. – «Ass» же не читается в конце?
Бабка. – Света?
Дед. – «СЖ»?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Концов Гитлера?
Дед. – Да…
Бабка (так и не получив ответа). – Света конца Гитлера?
Алексей. – Или все-таки…
Дед. – Или все коты…
Бабка. – Виноваты?
Алексей. – В том, что каждая дверь в моче?
Бабка. – Или ты…
Алексей. – Или я не знаю, как пишется «Эсхуил» – Asswhoill?
Дед. – Nein, Aeschyilus же…
Бабка. – Сам ты Эсхуилус же…
Дед. – Nein, «us» же не читается в конце…
Алексей. – Света?
Дед. – Какая Света?
Алексей. – Нет, концов Гитлера?
Дед. – Нет концов Гитлера?
Алексей. – Ага, для концов света…
Бабка. – Вот и наматывай себе на ус…
Алексей. – А то что?
Бабка. – А то попа снова будет болеть…
Алексей. – Как когда-то?
Бабка. – Ага, некогда…
Алексей. – Вот как…
Бабка. – Вот так – и это лучше, чем Сосокол, так что даже не спрашивай, как оно пишется…
Дед. – Потому что мы и сами не знаем, как оно пишется…
Бабка. – Как оно пишется…
Дед. – Оно пишется…
Бабка. – Пишется…
Дед. – Оно…
Алексей. – Не писал, но осуждаю…
Дед. – А я думал, не читал…
Алексей. – А я думал – не читал…
Дед. – А я думал, не читал, но уважаю…
Алексей. – А я думал – не читал, но уважаю…
Дед. – А я думал, не писал, но уважаю…
Алексей. – А я думал – не писал, но уважаю…
Дед. – А я думал, не читал, но обсуждаю…
Алексей. – А я думал – не читал, но обсуждаю…
Бабка. – Да…
Алексей. – Да и, деда, кто тебе и теперь-то мешает свет-то нести?
Дед. – Свет тот нести?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Может, еще и верить?
Алексей. – Может еще и верить…
Дед. – Может…
Бабка. – Когда вокруг тьма внешняя и кромешная?
Дед. – И никаких источников света?
Алексей. – Но есть же и другой свет…
Бабка. – Какой это?
Дед. – Тот что ли?
Алексей. – Тот, что во тьме светит – и тьма не объемлет его…
Бабка. – И где его источник?
Алексей. – Внутрь вас есть…
Бабка. – Не надобно токмо меня внутрь есть…
Дед. – А что, изнутри?
Алексей. – А что изнутри?
Бабка. – Лучше уж так…
Дед. – Как черви?
Бабка. – Или пики…
Дед. – Тогда уже крести…
Бабка. – Туз?
Дед. – Ага, свой!
Бабка. – Что?! Кого это ты мне тут еще покрестить предлагаешь-то, а?!
Дед. – Да хоть внучка нашего…
Алексей. – Да, хоть внучка нашего…
Бабка. – Внучка-сыночка…
Дед. – Хорошо, что не дочка…
Алексей. – Нет, деда, я серьезно…
Бабка. – Нет деда – я серьезно…
Дед. – Так и я…
Бабка. – Таки я…
Алексей. – Ты же бывал вблизи богов и звезд – и был недалек, так что помнишь их свет, как и их самих, в свете которых пребывал и чрез который их видывал…
Бабка. – И виды видывал…
Алексей. – Дивные…
Дед. – Токмо, Лешка, света того уже почти и не осталось…
Бабка. – Старого?
Дед. – Ага…
Алексей. – И что, новый нужен?
Дед. – Да как-то холодно и темно…
Бабка. – Да, как-то холодно и темно…
Дед. – Да и память у меня уже почти атрофировалась…
Бабка. – Да, и память у меня уже почти атрофировалась…
Дед. – Не шибко хорошо работает – склероз…
Бабка. – Не шибко хорошо работает склероз…
Алексей. – Метафизический склероз, деда…
Бабка. – Метафизический склероз деда…
Алексей. – Но жертва праведного мужа, деда, благоприятна, и память о ней незабвенна будет…
Бабка. – Но жертва праведного мужа деда благоприятна, и память о ней незабвенна будет…
Дед. – Какого это еще такого мужа…
Бабка. – Ну…
Дед. – У меня ж, вроде, жена…
Бабка. – Вроде…
Алексей. – А ты хоть проверял?
Дед. – А я уже и не помню…
Алексей. – Так, может, проверим?
Дед (Бабке). – Ну?
Бабка. – Давай потом…
Алексей. – Давай потом…
Дед. – Давай оптом…
Алексей. – А то потом будет и суп с котом…
Дед. – Ага, а то потом будет и суп скотом…
Алексей. – И не откладывай на потом то, что можно сделать сейчас…
Дед. – Или дать…
Алексей. – А если дают, то бери…
Дед. – Вот я бы и взял…
Алексей. – Если бы дали…
Дед. – Дали дали…
Алексей. – Далида ли…
Дед. – Дали Дали…
Алексей. – Да ли, да ли…
Дед. – Дали Дали…
Алексей. – Дали дали…
Дед. – Дали-дали…
Алексей. – Дали-дали…
Дед. – Дали-дали…
Алексей. – Дали-Дали…
Дед. – Дали вдали…
Алексей. – Дали вдали…
Дед. – Да…
Алексей. – Удали мои печали…
Дед. – Мой Дали?
Алексей. – Нафталин…
Дед. – Ладно, хватит уже, надоело мне повторять одно и то же – и не пой!
Алексей. – А ты не пей…
Дед. – Не умеешь пить – не пой…
Алексей. – Не умеешь петь – не пей…
Дед. – Ага, устами младенца глаголет водочка…
Алексей. – Платон мне друг, но водочка дороже…
Бабка. – Платон недруг, но водочка дороже…
Дед. – А если водочка дороже, то и голова наутро болеть не будет…
Алексей. – После Платона?
Дед. – Да и до него…
Бабка. – Да, и до него…
Алексей (Бабке). – Так почему, кстати, не сейчас?
Дед. – Да, давай сейчас, если уж собралась давать-то…
Алексей. – Если уж собралась давать то…
Бабка. – Что невозможно давать…
Дед. – В смысле?
Бабка. – Да, в смысле…
Дед. – Так что?!
Бабка. – Я бы хотела рассказать вам про сон…
Алексей. – В летнюю ночь?
Дед. – Или «думаешь ты довести народ Мой до забвения имени Моего посредством снов своих, которые пересказываешь нам»?
Бабка. – Не думаю…
Дед. – Оно и видно…
Бабка. – Зачем тебе, дорогой мой и любимый, продолжать нести чей-то свет, когда ты и сам можешь стать его источником?
Дед. – Источником источника света?
Бабка. – Ну да… Или просто источником света…
Дед. – Нового?
Бабка. – Сверхнового…
Дед. – Звездой?
Алексей. – Суперстаром…
Бабка (сидя в тишине убитой весны). – Суперкаром…
Дед. – Да…
Бабка. – Да хоть солнышком…
Алексей. – Да, хоть солнышком…
Дед. – Красным?
Бабка. – Лишь бы не белым…
Алексей. – И не былым…
Бабка. – А черным…
Дед. – Хм…
Бабка. – Вот и борода твоя и усы, да и остальные волосы, как лучики, во все стороны будут струится и так далее, и тому подобное, и прочее et cetera…
Алексей. – Деда, да не слушай ты ее!
Бабка. – Да, не слушай ты ее…
Дед. – Леш, ты обожди чуток…
Бабка. – Ага, внучок, если ты, конечно, к нам чуток…
Алексей. – Чуток чуток…
Бабка. – Вот и уток своих из уток своих не доставай тут, усек?
Алексей. – Ок-ок…
Дед. – Кок-кок…
Бабка. – Так что таперя тебе никто не мешает не токмо свет тот или чушь с бредом и околесицей нести, но и самому стать богом…
Дед. – Новым?
Бабка. – Сверхновым – ну или хорошо забытым старым…
Дед. – Прямо как в сказке…
Алексей. – Нет, немного криво, но, как в сказке, да…
Бабка. – Ад…
Дед. – Почему это?
Алексей. – Потому что ты стать не можешь…
Дед. – И поэтому богом что ль стать не смогу?
Алексей. – Да…
Дед. – Ну а если скажут мне: «Встань, возьми постель свою и иди»?
Бабка. – А ты что, в кресле своем и спишь?
Дед. – А тебе-то какое дело? Мы ж все равно раздельно спим…
Алексей (читая между строк). – Всю жизнь мы безраздельно спим…
Бабка. – Ну так мусор же и сортировать надобно…
Дед. – Это точно…
Бабка. – Так что ты главное под себя не ходи…
Дед. – Да я-то и ходить не могу…
Алексей (созерцая отсутствие великой шахматной доски). – Да, я-то и ходить не могу…
Бабка. – Ну и слава богу…
Дед. – Действительно…
Бабка. – Но ты все равно делай над собой усилие...
Алексей. – Ага, а то без веры, деда, ничего и не получится…
Бабка. – Ага, а то без веры деда ничего и не получится…
Дед. – Без какой это еще Веры?
Алексей. – Твоей…
Дед. – Нет у меня ее…
Бабка. – Нет, у меня ее…
Алексей. – Ну, значит, черная дыра тогда тебе…
Дед. – А… Черная дыра Веры… Да… Согласен…
Алексей. – А если б и услышал ты это, деда, то не надо было бы тебе тогда уже и богом становиться…
Бабка. – И раком…
Дед. – Ираком?
Бабка. – Ага…
Дед. – И почему это?
Алексей. – Потому что боком бы тебе все это и вышло…
Дед. – От копья что ль?
Алексей. – Ага…
Дед. – Ну да…
Алексей. – Все верно…
Дед. – Вот и мне надобно – хоть уже в самом конце – ну или перед самым концом – верным рабом стать…
Бабка. – Токмо ты не можешь стать…
Дед. – Почему это?
Алексей. – Потому что веры у него не хватает?
Дед. – Потому что Веры мне не хватает…
Бабка. – Потому что бога ему не хватает…
Алексей. – Потому что Бога нам всем не хватает…
Дед. – Это точно…
Бабка. – Или кстати…
Алексей. – Кстати, не рабом, деда, надо, но другом…
Бабка. – Кстати, не рабом деда надобно, но другом…
Дед. – Хм…
Алексей. – И сыном…
Дед. – Токмо я дед…
Бабка. – Токмо ты дед?
Дед. – Нет, не токмо…
Бабка. – Ну так и чего ты?
Дед. – Да ничего…
Бабка. – Да, ничего…
Алексей. – Но все равно ж при этом и сын, и отец…
Дед. – Да не отец я тебе…
Бабка. – Да, не отец я тебе…
Алексей. – И не сын…
Дед. – А это очевидно…
Алексей. – А еще очевидно, что хоть и не отец, и не сын, а дед, но все еще ребенок – и это самое главное…
Дед. – Почему это?
Алексей. – Потому что таковых есть Царство Небесное…
Дед. – Ибо утаил сие от мудрых и разумных, но открыл младенцам?
Алексей. – Да…
Дед. – Токмо я все равно дед…
Алексей. – Dead…
Бабка. – Как и я…
Дед. – И ты дед?!
Алексей. – Dead…
Бабка. – Во сто шуб одет…
Дед. – Ты тут небылицы нам не рассказывай!
Бабка. – А что, мне и повеселиться уже нельзя?
Дед. – Пока мы тебя не проверили, нельзя!
Бабка. – Не испытали?
Дед. – Ага, не протестировали…
Бабка. – Не протезировали?
Дед. – Нет, я говорю: не протестировали…
Алексей. – Протестанты что ли?
Бабка. – Или протестуны?
Алексей. – Вот о протестах лучше не шутить…
Бабка. – А лучше и не пошутишь…
Дед. – Не шутите с огнем…
Бабка. – И с войной…
Дед. – Спички детям – не игрушка…
Бабка. – А война – и не войнушка…
Дед. – Вот и сказочке конец…
Бабка (спешно договаривая). – Кто не слушал, молодец!
Алексей. – Эх ты, сказка-небылица, никому ты не нужна!
Дед. – Новой сказке поклониться сказка старая должна…
Бабка. – Так не должен, так не может умный Леша говорить…
Алексей. – Сказка старая поможет сказку новую творить?
Бабка. – Ага, было это все в свое время, а таперя просто новое время…
Дед. – Было время, были силы, да, уже не тот…
Алексей. – А новое время ставит свою пробу…
Дед. – На лоб и на правую руку…
Бабка. – Да…
Дед. – Ад…
Алексей. – И настолько новое оно, что уже нет ни времени, ни нового…
Бабка. – Прогресс, Леша, дело тонкое…
Алексей. – Настолько тонкое, что его и нет – в отличие от красной линии, которую уже давно перешли…
Бабка. – Если б ты токмо мог все это понять… И принять все эти дары… Тогда бы совсем по-другому заговорил…
Алексей. – Черные дары черной дуры? То есть дыры…
Бабка. – А ты голос-то на старших не возвышай…
Дед. – И не тявкай…
Бабка. – Да, не бреши…
Дед. – И не греши…
Бабка. – А то бог тебя накажет – и в рай не попадешь…
Дед. – Ну а если и не бог, так мы…
Бабка. – Кто если не мы…
Дед. – На цепь тебя посадим – или поводок…
Бабка. – И повод для того у нас есть…
Алексей. – Ок…
Бабка. – Можешь у деда-то и спросить, каково на поводке-то жить…
Дед. – Ой, и не спрашивай!
Бабка. – Ой, и не говори!
Алексей. – А я и не собирался…
Дед. – Так ты, Лешка, соберись – и будь мужиком!
Бабка. – Ом…
Алексей. – Ком…
Бабка. – Первый блин – комом…
Алексей. – Первый блин – come on…
Бабка. – Вот токмо не надобно ОМОН вызывать…
Алексей. – А богов призывать?
Бабка. – И это тоже…
Алексей. – Значит, собираться отсюда?
Дед. – Наоборот, сюда…
Бабка. – Идиота кусок…
Алексей (Деду). – Солнце мое, взгляни на меня…
Дед. – Чего тебе еще?
Алексей. – Моя ладонь превратилась в кулак…
Дед. – Ну раз кулак, полезай в ГУЛАГ…
Алексей. – Твоя ладонь превратилась в ГУЛАГ?
Дед. – Ага, если твоя – в кулак…
Алексей. – Деда, так, может, давай обойдемся без всего этого и просто пригласим богов назад?
Дед. – Леша, после драки кулаками не машут…
Алексей. – А дураки – ГУЛАГАМИ…
Дед. – Ладно… И как ты собираешься их пригласить?
Бабка. – Выслать им приглашение?
Дед. – На казнь?
Бабка. – Набокова?
Дед. – Нубукова?
Бабка. – Нет, Набокова…
Дед. – Нет Набокова?
Бабка. – Ага, нет…
Дед. – А его разве казнили?
Алексей. – Нет, на воскресение…
Бабка. – Толстого?
Дед. – А его разве воскресили?
Бабка. – Набокова?
Дед. – Набукова?
Бабка. – Нет, ****ь, Ноутбукова…
Дед. – Нет, ****ь – Ноутбукова?
Бабка. – Нет никакого Ноутбукова …
Алексей. – И нет никакого Набокover…
Дед. – Так чья ****ь-то?
Бабка. – На-бо-ко-ва!
Дед (пытаясь вспомнить то, чего никогда не будет). – Бля-я-я-ядь…
Алексей. – ****ь, вообще-то, это церковнославянское слово, которое значит «неправда, ложь, обман» и употребляется в том числе и в богослужебных текстах…
Дед. – А зачем тогда обман в богослужебных текстах?
Бабка. – Затем же, зачем и у Набокова…
Дед. – Так, может, и у него тексты – богослужебные?
Алексей. – У него текст, деда, и есть сам бог…
Бабка. – У него текст деда и есть сам бог…
Дед. – Токмо ведь его никогда и не было…
Бабка. – И нет?
Дед. – Ну так вы говорите…
Бабка. – И не будет?
Алексей. – Ну так вы говорите…
Бабка. – Так кого нет, не было и не будет: бога, деда или Набокова?
Алексей. – Бога-деда или Набокова?
Бабка. – Ну…
Алексей. – Бога деда или Набокова?
Бабка. – Ага…
Дед. – А… Так это того, у которого на полке стоит?
Бабка. – Ага, у него токмо на полке и стоит…
Дед. – Ну хоть где-то стоит…
Бабка. – Не то что у тебя…
Дед. – Не то, что у меня…
Алексей. – А мы, вообще-то, про воскресение говорили…
Бабка. – А мы, вообще-то, про воскресение шутили…
Алексей. – Очень толсто…
Бабка. – Очень тонко…
Дед. – Ах да, сегодня ведь и день подходящий…
Алексей. – Ага, уже давно подошел…
Дед. – Но еще не ушел…
Бабка. – И никогда не уйдет…
Алексей. – Самый долгий день…
Дед. – Никуда не уходящий…
Бабка. – Даже в ночь…
Дед. – Не сможет тебе помочь…
Бабка. – Что?
Алексей. – Темнота твоя…
Бабка. – Почему?
Алексей. – Потому что знает седая ночь все твои тайны…
Бабка. – А, может, не все?
Алексей. – Но нет ничего тайного, что не стало бы явным…
Дед. – Так вот, может, и мы бы уже сейчас все тайны и разрешили?
Алексей. – Но еще не наступила полнота времени, деда…
Бабка. – Но еще не наступила полнота времени деда…
Дед. – Тогда надобно подкрепиться…
Бабка. – Зачем?
Алексей. – Чтобы заполнить свою черную дыру?
Дед. – Ага, черную дыру Веры…
Бабка. – Ненасытную…
Дед. – Да и я ненасытный…
Алексей. – Да, и я ненасытный…
Дед. – Так что с солнцем у нас, к сожалению, будут проблемы…
Бабка. – Какие?
Дед. – Да энергией его до сих пор пользоваться и не умеем…
Алексей. – Да, энергией его до сих пор пользоваться и не умеем…
Бабка. – Так ты батарейки специальные поставь – и накапливай ее себе сколько душе угодно…
Дед. – Да ерунда это все…
Алексей. – Да, ерунда это все…
Бабка. – Почему же?
Дед. – Ну ты еще соляркой порекомендуй мне заправиться…
Бабка. – А ты что, разве на бензине работаешь?
Дед. – Нет, на дизеле…
Бабка. – Вот я и помню, что у тебя двигатель какой-то, но, кажись, не газовый…
Дед. – Недвижимый двигатель у меня…
Бабка. – Ну так хорошо еще, что хоть такой, а то бы вообще не двигался двигатель твой!
Дед. – На то он и недвижимый!
Бабка. – На то ты и недвижимость!
Дед. – Имущество?
Бабка. – Ага, частная собственность…
Дед. – А нам общая нужна…
Бабка. – Токмо нет у нас с тобой ничего общего…
Алексей. – Кроме меня…
Дед. – Кроме шуток…
Бабка. – Кроме того…
Дед. – Потому что не двигатель у меня, а мотор – и электрический!
Бабка. – А… Точно…
Дед. – Б… А ты мне все про солярку свою… Я ж не пью все подряд…
Бабка. – А в этом-то уже что плохого?
Дед. – Да я уже лучше семян подсолнечника поклюю…
Алексей. – Да, я уже лучше семян подсолнечника поклюю…
Бабка. – А я – позагораю…
Дед. – Смотри токмо не сгори…
Бабка. – А ты – не перегори…
Дед. – А лампочку-то и поменять можно…
Бабка. – Токмо ее выкрутить сперва надобно…
Дед. – Ничего, Лешка и выкрутить, и закрутить поможет!
Алексей. – Ничем я уже вам, к сожалению, не помогу, потому что это не самые страшные проблемы с солнцем, которые нас еще ожидают…
Дед. – Ну так до них еще дожить надобно для начала…
Алексей. – А для конца?
Дед. – А для конца, может, уже и солнце, как лампочку, заменить сможешь…
Алексей. – И конца света не будет?
Дед. – И конца свету не будет…
Алексей. – А я думал, вы этого страсть как хотите…
Дед. – Ну так да…
Бабка. – Ну так, да…
Дед. – Да и нам, Лешка, надобно сейчас с проблемами земли разобраться, а не солнца…
Бабка. – Да, и нам, Лешка, надобно сейчас с проблемами земли разобраться, а не солнца…
Алексей. – Так вот, возвращаясь к земле и ее проблемам… Может, и не было никакого Гитлера?
Бабка. – Как это?
Дед. – Совсем никакого? Даже того, у которого я…?
Алексей. – Даже того…
Дед. – И кто ж это тогда был-то, а?!
Бабка. – Ну… Ты ж сам говоришь, что это исторический факт…
Алексей. – Ну да… Так говорят…
Бабка. – Вот и дед говорит…
Дед. – Вот и все говорят…
Бабка. – Ну и пусть говорят…
Алексей. – Ну это пока…
Дед. – Ну это привет…
Алексей. – Ну это пока так говорят…
Дед. – А потом что?
Алексей. – А потом начнут говорить, что его и не было никогда…
Дед. – Что все это выдумка?
Алексей. – Ага… Или вообще что-нибудь еще…
Бабка. – Эх, хоть бы что-нибудь еще…
Дед. – Но мы же… Но я же в частности так точно знаю, что Гитлер был… Как и все остальное…
Бабка. – И есть…
Дед. – И будет…
Алексей. – Как и конец света?
Бабке. – В его конце?
Дед. – Ага…
Алексей. – И потому это исторический факт, деда?
Бабка. – И потому это исторический факт деда…
Дед. – Да… Хоть и не на лицо…
Алексей. – Но факт факту рознь…
Дед. – Как и лицо лицу…
Бабка. – Как и история истории…
Дед. – Так что все в наших руках…
Бабка. – И грядущее?
Дед. – И прошлое…
Бабка. – Послушай…
Дед. – Все в твоих руках…
Бабка. – Все в твоих руках…
Алексей. – Все в твоих руках?
Бабка. – Ты знаешь…
Дед. – Все в твоих руках…
Бабка. – Все в твоих руках…
Дед. – И даже я…
Алексей. – И даже я?
Дед. – И даже ты…
Алексей. – Веселая история…
Бабка. – Ага…
Алексей. – А еще веселые истории услышать не хотите ли?
Бабка. – Про Гитлера что ль?
Алексей. – Ага…
Дед. – Уже наслушались…
Бабка. – Или еще кое-что?
Дед. – И еще кое-что…
Алексей. – Вот вырос Гитлер на немецкой земле – и ушел в эту же землю…
Бабка. – Или на австрийской…
Дед. – Или не в эту…
Алексей. – Ну да...
Бабка. – На то она и земелька…
Дед. – Ага, почва…
Бабка. – А что в почву посеешь, то и пожнешь…
Алексей. – Это верно…
Бабка. – Ну и от удобрений еще зависит…
Дед. – А немецкая почва тогда воистину была удобрена…
Бабка. – Во истину?
Дед. – Ага, настолько удобрена, что столько в ней добра уже осталось…
Бабка. – Какая-то очень добрая почва…
Дед. – Но и от нее в то же время и все проблемы…
Бабка. – В то же время?
Дед. – Да…
Алексей. – От почвенников что ли?
Дед. – Ага, надпочечников…
Алексей. – Чего?
Дед. – Суглинистых, говорю…
Бабка. – Что ты там говоришь?
Дед. – Я говорю: от язвенников все и проблемы…
Бабка. – А я думала, от трезвенников…
Алексей. – А ты думала от трезвенников…
Дед. – Да и от этих тоже!
Алексей. – Да, и от этих тоже…
Бабка. – И почему же?
Дед. – Да потому что и те, и другие не пьют, и потому у них душонка сухая, а у нас из-за того и земелька…
Бабка. – А земелька-то чего?
Дед. – Да потому что они ее и не увлажняют продуктами-то переработки…
Бабка. – Так, может, просто потому, что сами перерабатывают?
Дед. – Да не знаю я…
Алексей. – Да, не знаю я…
Дед. – Но на земельке такой оттого ничего доброго и народиться не может…
Бабка. – Да и из душонок таких, видать…
Алексей. – Да, и из душонок таких видать…
Дед. – Так что надобно нам самим что-то посеять…
Бабка. – Ага, и удобрить хорошенько…
Дед. – Ну да, задобрить…
Бабка. – Вот она тогда нам что-нибудь доброе, быть может, и уродит…
Дед. – Лишь бы не урода…
Алексей. – Быть может…
Бабка. – А вот урода мы как раз и посеем…
Дед. – Нет, давай уже лучше на подкормку и пустим его…
Бабка. – И почему же?
Дед. – Да ты представь токмо, какие плоды-то от него еще потом пойдут… Так что не стоит… Хоть и семена у него еще, можно сказать, молодые…
Алексей. – Так что не стоит…
Бабка. – Ага…
Алексей. – Можно сказать…
Дед. – Нельзя…
Алексей. – И почему же?
Дед. – Да потому что взрослые сейчас говорят…
Бабка. – Да, потому что взрослые сейчас говорят…
Алексей. – А я, между прочим, тоже взрослый…
Бабка. – Ага, взрослый мне нашелся… То, что ты можешь на выборы ходить голосовать, еще не значит, что ты взрослый, Лешенька…
Алексей. – Такие люди, бабуль, только этим и занимаются…
Бабка. – Ага, ты ж за всю свою жизнь ничего в руках и не держал-то, кроме мышки компьютерной и писюна своего…
Алексей. – Хорошо хоть, не твоего…
Бабка. – А я бы тебе и не дала… Хоть у меня его и нет…
Дед (отказав себе и всем в какой-то возможности). – Как и у меня…
Бабка. – Но кто его знает, как оно там, на самом-то деле…
Дед. – Но кто его знает, как оно там на самом-то деле…
Алексей. – Да уж…
Бабка. – Да…
Алексей. – Вот еще и бюллетень подержать могу…
Бабка. – А вот это тебе как раз бы и стоило сделать, как я и говорила…
Алексей. – Как ты и говорила…
Бабка. – Ага…
Дед. – И все-таки недоросль ты еще, Лешенька…
Бабка. – Ну… Вон и на щеках у тебя еще поросль…
Дед. – А не борода…
Бабка. – Да… До бороды тебе еще далеко…
Дед. – И долго…
Бабка. – И усы твои – еще ерунда…
Дед. – Да…
Бабка. – А мы-то и сами с усами…
Дед. – Как говорится, борода – это честь, а усы и у бабы есть…
Бабка. – Есть-есть-есть…
Алексей. – Бесчестие…
Бабка. – Без чести я?
Дед (не собираясь встать и уйти восвояси). – Честь имею!
Алексей (честно и частно). – А я, между прочим, тоже землю люблю…
Дед. – Это как? Язычник ты что ль?
Алексей. – Ты уже спрашивал: нет…
Дед. – Не спрашивал?
Алексей. – Нет…
Дед. – Кого нет?
Алексей. – Не язычник я, говорю…
Бабка. – Неоязычник?
Дед. – Ага, говорит…
Бабка. – Земляной ты человек что ль?
Дед. – В землянке?
Бабка. – С земляникой?
Дед (видя три возможности ударения, но пользуясь четвертой). – Или просто так земельку любишь?
Бабка. – Кушать?
Дед. – Или закапываться в нее?
Бабка (;)). – А, может, еще и семена свои в нее запускать?
Дед. – А может еще и еще!
Бабка. – Ага, знамо: еще не кончил, а уже одни сексы на уме!
Дед. – И без ума!
Бабка. – И под умом…
Алексей. – Да нет…
Бабка. – Да нет…
Дед. – Да, нет…
Алексей. – На земле этой Бога я встретил…
Дед. – И где это?
Бабка. – Ну…
Дед. – Ты расскажи токмо, где – так и мы сходим поглядеть…
Бабка. – Ага, встретимся…
Дед. – На встречу навстречу пойдем…
Бабка. – Да и понятно же, что на земле…
Алексей. – Да, и понятно же, что на земле…
Дед. – Токмо что тебе понятно?
Бабка. – То, что не на небе…
Дед. – Да и не в аду же…
Алексей. – Да, и не в аду же…
Дед. – А в пространственно-временном континууме…
Бабка. – Ага…
Дед. – Так и на какой земле ты его встретил-то?
Алексей. – На нашей земле, деда, на нашей…
Бабка. – На нашей земле деда, на нашей…
Дед. – И много там наших?
Алексей. – Кого?
Бабка. – Богов?
Алексей. – Или людей?
Дед. – Ага, земель…
Алексей. – Каких земель?
Дед. – Ну дерново-подзолистых или каких-нибудь еще…
Алексей. – Этого, деда, я не знаю…
Бабка. – Этого деда я не знаю…
Дед. – А бога, говоришь, знаешь?
Алексей. – Узнал…
Дед. – Так это что, еще можно и не узнать?
Алексей. – Наверное, можно…
Дед. – Тогда без толку нам все твои координаты и пояснения…
Бабка. – Хоть ты и сам навигатором или проводником будь…
Дед. – Или полупроводником…
Бабка. – Ага, за богом, видать, по карте не ходят…
Дед. – Если токмо черной…
Бабка. – Или тузом крести…
Дед. – Не рекомендую тузом крестить…
Бабка. – А ты что, уже так крестил?
Дед. – Не-а…
Бабка. – И почему же?
Дед. – Плохая примета…
Бабка. – А ты что, суеверный?
Дед. – Ага, в суе верный…
Бабка. – Вот не надобно токмо верно совать…
Дед. – И почему же?
Бабка. – Плохая примета…
Дед. – Тогда ладно…
Бабка (Алексею). – Так и что, и бог у тебя, получается, земляной?
Дед. – И бог у тебя получается земляной?
Алексей. – Нет же, христианин я…
Бабка. – Так и при чем тут земелька тогда?!
Алексей. – Нет у меня теперь места…
Бабка. – Вообще?
Алексей. – Нет у меня теперь места роднее этого…
Бабка. – Роднее этого клочка земли?
Алексей. – Да…
Бабка. – Так ты потому отсюдова и уезжать никуда не хочешь?
Алексей. – Не хочешь…
Бабка. – Потому что бога своего здеся встретил?
Алексей. – Да…
Бабка. – И за рубежом жить не сумеешь?
Алексей. – На то он и рубеж…
Бабка. – Бога там твоего что ль нет?
Алексей. – Этого я не говорил…
Дед. – Да и об этом я уже говорил…
Алексей. – Да, и об этом я уже говорил…
Бабка. – Вот как…
Алексей. – Это Родина моя – всех люблю на свете я…
Дед. – Если всех, то никого…
Бабка. – Это родина моя – всех люблю во тьме и я…
Дед. – А вот это уже правдоподобнее…
Бабка. – Так еще раз: при чем тут земля-то, Леш?
Алексей. – Да земля эта для меня с тех пор и освятилась…
Дед. – Да, земля эта для меня…
Бабка. – Да, земля – это для меня…
Дед. – Да…
Бабка. – Так освятиться, по-твоему, вроде ж, токмо человек и может…
Алексей. – Да, но…
Бабка. – Что но?
Дед. – Одно но?
Бабка. – Одно но…
Дед. – Одно, но…
Алексей. – Я здесь встретил Бога и здесь я встретил вечность. Здесь небо спустилось на землю, а земля поднялась на небо. Здесь время стало вечным, а пространство – бесконечным. И не пространство, а святая земля, которая – подножие ног Его и престол. Здесь я обрел себя и здесь обрел я все. Здесь я умер и умру. Здесь я воскрес и еще воскресну. Здесь Родина моя земная и небесная, Абсолютная Родина, кроме которой ничего нет и ничего не нужно. Здесь мой дом, где весь мир, весь свет и вся земля.
Бабка. – И все это на тебе сошлось что ль?
Дед. – Воистину…
Бабка. – Аминь…
Дед. – Взмывает в небо за моим за окном непобежденная страна…
Бабка. – Взмывает в вечность за моим за окном непокоренная страна…
Дед. – Вижу: поднимается с колен моя родина…
Бабка. – Вижу, как из пепла восстает моя родина…
Дед. – Слышу, как поет моя великая родина…
Бабка. – Жарко разгорается во мне моя родина…
Дед. – Снова поднимается с колен моя родина…
Алексей. – Какая это еще ваша родина?
Дед. – Советская!
Бабка. – Нет, я гражданин мира…
Дед. – А я – войны…
Бабка. – Не смешно…
Дед. – А я и не смеюсь…
Алексей. – А я тогда гражданин неба…
Дед. – А как же земелька-то?
Бабка. – Ну… Столько ведь сейчас о ней наговорил-то?
Дед. – Или это пустая болтовня?
Бабка. – Ага…
Дед. – Да и оборонять родную земельку-то кто будет?
Бабка. – Да, и оборонять родную земельку-то кто будет…
Дед. – Токмо ее граждане…
Бабка. – Так что ты давай уже: не словом, а делом…
Дед. – Так что ты давай уже не словом, а делом…
Алексей. – А я небо оборонять тогда буду…
Дед. – Так ты и обороняй – токмо на земле…
Бабка. – Ну… Или так нельзя?
Алексей. – Только так и можно…
Дед. – Ну так и чего ты тогда?
Алексей. – Да ничего…
Бабка. – Да, ничего…
Дед. – Гей ты, Русь моя святая…
Бабка. – Не гей, а гой…
Дед. – А если гой, то и хуже…
Бабка. – И почему же?
Дед. – Да потому что изгой…
Алексей. – Да, потому что изгой…
Бабка (Деду). – А ты что, ксенофоб?
Дед (Алексею). – А ты что, Ксенофан?
Алексей (Деду). – А ты что, гомофоб?
Дед. – Homo-phobe?
Алексей. – Ага…
Дед. – А ты что, гомосекcексуалист?
Алексей. – Homo-sexualist?
Дед. – Ага…
Алексей. – Человек сексуальный…
Бабка. – Ну а какой же еще…
Дед. – Боюсь я такого человека…
Бабка. – Не такого надобно бояться…
Дед. – А какого?
Бабка. – А человека разумного…
Дед. – Это homo erectus что ль?
Бабка. – Не-а, это ж человек стоячий…
Дед. – Ага, со стояком…
Бабка. – Токмо стояк у него и забило…
Дед. – Ну, значится, надобно и прочистить…
Бабка. – Чистку устроить?
Дед. – Ага, гигиеническую…
Бабка. – Токмо б не этническую…
Дед. – Или какую-нибудь еще…
Алексей. – А человек разумный, деда, это homo sapiens…
Бабка. – А человек разумный деда – это homo sapiens…
Дед. – Вот и я о том же…
Бабка. – И о чем же?
Дед. – Что токмо человек разумный, а все остальные – кто со стояком, кто без стояка, кто еще не встал, или у кого еще не встал, или, может, и вообще вставать не собирается… В общем, безумие это все, мракобесие, обскурантизм и ретроградство…
Алексей. – Вертоградство…
Дед. – Лишь бы не цареградство…
Бабка. – И не воеводство…
Дед. – Во-во…
Бабка. – Вот я потому и боюсь твоего человека разумного…
Дед. – Ого…
Бабка. – Да потому что он нам всем остальным людям жизни-то и не дает…
Алексей. – Да, потому что он нам всем остальным людям жизни-то и не дает…
Дед. – А ты что, человека полоумного хочешь?
Бабка. – А лучше уж такого, но свободного…
Дед. – Свободного раба если токмо…
Алексей. – Вот именно…
Дед. – Вот и именуй…
Алексей. – А я и именую…
Дед. – И какое ж тебе имя?
Алексей. – Ну ты ж сам сказал, что я человек безумный…
Дед. – Давай тогда уточним…
Алексей. – Что?
Дед. – Понятия…
Алексей. – А ты по понятиям что ли поговорить захотел?
Дед. – Ага, за дискурс же надобно отвечать…
Алексей. – Слово пацана даешь?
Дед. – Ну не пастыря же!
Бабка. – И не бога…
Дед. – А деда…
Алексей. – Ну ладно… Получается, вроде, homo-sapiens-phobe и homo-sexualist-phobe…
Бабка. – А я еще и богофоб…
Дед. – А я еще и христофоб…
Бабка. – А Лешка у нас, выходит, богофан…
Дед. – А Лешка у нас, выходит, христоман…
Алексей. – А вы у меня, выходит, истинные гомофобы…
Бабка. – Оба?!
Дед. – Чтоб мы?! Ну что вы!
Бабка. – Да что ты?!
Дед. – Да, что ты…
Бабка. – Что ты…
Дед. – То и я…
Алексей. – Боитесь человека…
Бабка. – А мы и не скрываем…
Алексей. – А я его ищу…
Дед. – А мы и не скрываем…
Алексей. – Как и Бога…
Дед. – Так ты ж его нашел…
Алексей. – А я и не скрываю…
Бабка. – А мы его боимся…
Алексей. – А это хорошо…
Дед. – А что хорошо, то не плохо…
Бабка. – А что хорошо, то неплохо…
Алексей. – Плохо только, что вы не Его, а бесов боитесь…
Бабка. – Я их, наоборот, люблю…
Дед. – И я их наоборот люблю…
Алексей. – Шиворот у вас все навыворот…
Дед. – Токмо нет, Лешка, ни того шиворота, ни выворота…
Бабка. – Ага, ведь все это уже давно – того…
Дед. – Так что и на тебе свет клином не сошелся…
Бабка. – Так что и жизни нас учить и печалиться о нас да сокрушаться не надобно…
Дед. – Особенно тебе…
Бабка. – Мелкому бесу…
Дед. – Который почему-то мнит себя великим…
Бабка. – Грешником…
Алексей. – Так вы и меня, получается, боитесь…
Дед. – Нет, тебя мы любим…
Бабка. – Да, сильно-пресильно…
Алексей. – А когда любят, слушают…
Бабка. – Так мы и слушаем…
Дед. – Токмо не слушаемся…
Бабка. – Но все же выслушиваем…
Дед. – И позволяем тебе высказываться…
Бабка. – И говорить…
Дед. – Ага, чтоб ты выговорился, наконец…
Бабка. – Чтоб ты выговорился на конец…
Дед. – Света…
Бабка. – Которого нет…
Дед. – И не будет…
Бабка. – Никогда…
Дед. – Да…
Бабка. – А тебе и самому вообще-то следовало бы нас чтить…
Дед. – Чтобы тебе было хорошо и чтобы ты долго жил на земле…
Бабка. – А то будет тебе плохо и проживешь ты на земле мало…
Дед. – А потом и уйдешь в эту землю…
Бабка. – Из которой и вырос…
Алексей. – Только вы мне не отец и не мать…
Бабка. – Ну и что с того-то?! Все равно ж родственники уже… А остальные, может, уже и поумирали – от коронавирусной инфекции, COVID-19, например…
Дед. – Ага, так что других у тебя и нет…
Бабка. – И нет у тебя других ближних…
Дед. – Ни дальних…
Бабка. – Так что семья мы с тобой…
Алексей. – Да мне и так плохо – и прожил я на земле мало…
Дед. – Но говоришь же, что достаточно, чтобы встретить бога…
Бабка. – А потому и хорошо должно быть тебе…
Дед. – Ведь это единственный в жизни смысл…
Бабка. – И единственное в жизни богатство…
Алексей. – Должно, да не должно…
Дед. – Должно, да, не должно…
Алексей. – Да и родственники у меня все – потусторонние…
Бабка. – Да, и родственники у меня все – потусторонние…
Дед. – Хорошо еще, что не посторонние…
Бабка. – А это еще что за искусство?
Алексей. – Быть потусторонним?
Дед. – Или посторонним?
Алексей. – Или не быть?
Бабка. – Кому?
Алексей. – Альберту…
Бабка. – Эйнштейну?
Дед. – Или Великому?
Алексей. – Малому…
Бабка. – Камню?
Дед. – А если в малом был верен, то над многими поставят…
Алексей. – Это правда…
Дед. – А я бы еще хотел о правде поговорить…
Алексей. – О какой это?
Дед. – А о такой! Раз ты, Лешка, говоришь, что геи – это нормально, так, может, тогда и трансгнидеры – тоже?
Алексей. – Кто-кто, деда?
Бабка. – Кто-кто деда?
Дед. – Трансцентнеры, говорю…
Алексей. – Это что, новая единица измерения запредельной массы, деда?
Бабка. – Это что, новая единица измерения запредельной массы деда?
Дед. – А что, я что-то не так говорю что ль?
Алексей. – Да, деда, видимо, что-то не так ты говоришь…
Бабка. – Ты говоришь…
Дед. – Тогда, может, трансцендеры?
Алексей. – А это уже какая-то новенькая субкультурка…
Бабка. – Или хорошо забытая старая…
Дед. – Или вечная?
Алексей. – Или такая…
Дед. – Но хоть и здорово, а все же под культурку лезть не надобно…
Бабка. – Ага, пущай она сама под себя лезет…
Дед. – Токмо не ходит…
Бабка. – Зато коронавирус ходит…
Дед. – Но не лезет…
Бабка. – Еще как лезет! И косит…
Дед. – Как смерть с косами…
Бабка. – Заплетенными что ль?
Дед. – Ага, речными…
Алексей. – Только я, деда, и не говорил, что геи – это нормально…
Дед. – Говорил! Да еще как!
Бабка. – Да, еще как говорил!
Алексей. – Еще как говорил?
Бабка. – Да…
Алексей. – Нет…
Дед. – Ну если ты решил на ходу переобуться, то ладно – это на твоей совести останется! А вот о правде ты так ничего и не сказал…
Алексей. – Это правда…
Дед. – Это?
Алексей. – Ага…
Дед. – А то?
Алексей. – Не знаю…
Бабка. – А я, кстати, тоже не знаю, как сказать гей – токмо женского рода?
Дед. – Гея что ль?
Алексей. – Гей я что ли?
Бабка. – Я?
Дед. – Что ты?
Алексей. – Что – ты?
Бабка. – Гея?
Дед. – Ага…
Алексей. – Или хтония?
Бабка. – Кто-кто-не-я?
Дед. – Или штаны я?
Бабка. – Да сам ты…
Алексей. – Да, сам ты…
Дед. – Что я?
Бабка. – Хиромант…
Дед. – Кто, хероман?
Бабка. – Ага…
Дед. – Сама ты ман…
Бабка. – Да-с… А что-с?
Дед (без ума от книги или фильма). – А то-с, что я – фоб-с!
Бабка. – Так и я…
Алексей. – Таки я…
Дед (Алексею). – Ну и что ты еще хочешь спросить?
Алексей. – И на каком вы там месте?
Дед. – А на самом почетном…
Бабка. – И видном…
Дед. – Лишь бы не ковидном…
Бабка. – Ага, лучше уж на пустом…
Алексей. – Или отсутствующем?
Бабка. – А с таким еще не знакомы…
Дед. – Мы…
Алексей. – И что, познакомить вас?
Дед. – Нас?
Алексей. – Ага…
Дед. – Да мы и так, вроде, знакомы…
Бабка. – Да, мы и так, вроде, знакомы…
Алексей. – Вроде?
Дед. – Ага…
Бабка. – В роде…
Алексей. – Итак?
Бабка. – И этак…
Дед. – А поведать нам тебе еще о многом предстоит…
Алексей. – Вам мне?
Бабка. – Или тебе нам?
Дед. – Ага…
Алексей. – Что ага?
Дед. – Все так…
Алексей. – Или не так?
Бабка. – Ребята…
Дед. – Давайте жить дружно…
Бабка. – А не рассказывал ты нам еще ничего ни про обретение веры своей, ни про бога своего, ни про землю свою, ни про монастырь свой, ни про то, что ты написать ради него еще что-то там должен…
Алексей. – А не рассказывал я вам еще ничего ни про потерю веры своей, и Бога своего, и земли своей, и монастыря своего, и то, что не написал я ради Него ничего…
Дед. – Или написал?
Алексей. – Это как?
Дед. – Ну раз потом потерял…
Алексей. – То что?
Дед. – То, значится, написал, а потом уже потерял…
Алексей. – А…
Дед. – Вот, значится, можно заново и обрести…
Бабка. – То, что было написано?
Алексей. – Но не записано?
Бабка. – Или никогда не написано?
Алексей. – Но записано?
Дед. – Ага…
Алексей. – Что ага?
Дед. – Рукописи такие, говорю, не горят…
Алексей. – И что с того?
Дед. – А рассказывай давай нам уже, наконец, про это все…
Бабка. – А рассказывай давай нам уже на конец про это все…
Алексей. – А что, уже конец?
Бабка. – Света?
Дед. – Какая Света?
Алексей. – Мне-то откуда знать…
Бабка. – Нет, еще не конец…
Алексей. – Но вы хотите, чтобы он сейчас наступил?
Бабка. – Ага…
Алексей. – Тем, что я это все расскажу?
Бабка. – Ну да…
Алексей. – Нет, тогда давайте уже в следующий раз…
Бабка. – А если следующего раза не будет?
Алексей. – Вот тогда и поговорим…
Дед. – Договорились…
Бабка. – Вы сейчас до того договоритесь, что уже будете токмо сидеть и говорить…
Дед. – Ну а что нам еще делать?
Алексей. – Не в землю же уходить…
Дед. – Воистину…
Бабка. – А куда ж еще?
Алексей. – На небо, конечно же…
Бабка. – Ну это мы еще посмотрим…
Дед. – Ну это уже как повезет…
Алексей. – Ага…
Дед. – А у нас, Лешка, что в землю уйдет?
Алексей. – То же, что на ней и выросло, деда…
Бабка. – Тоже?
Алексей. – Ага…
Дед. – Ну а вот если у нас царь появится, возрадуешься?
Алексей. – Это сложный вопрос, деда…
Бабка. – Это сложный вопрос деда…
Дед. – Тогда простой: если царь у нас воцарится, присягнешь ему?
Алексей. – Деда, тут уже по ситуации нужно смотреть…
Бабка. – И по обстоятельствам?
Алексей. – Ага…
Дед. – Выгоду себе искать что ль будешь?
Алексей. – Скорее, не себе…
Дед. – Ну а кому ж еще? Царю что ль?
Бабка. – Небесному!
Дед. – Или земляному…
Бабка. – Богу!
Алексей. – Ага…
Дед. – И как это?
Алексей. – А так, что можно и антихристу присягнуть…
Дед. – Это он что, царем, по-твоему, заделается?
Алексей. – Всякие чудеса могут произойти…
Дед. – Нашел мне еще чудеса…
Бабка. – Ну…
Дед. – Это уже почти наша обыденная реальность…
Бабка. – И действительность…
Алексей. – Почти…
Дед. – Наша…
Бабка. – Ага…
Алексей. – Так что здесь важно не искуситься…
Дед. – Почему это?
Алексей. – Потому что захотят прельстить и избранных…
Дед. – Президентов что ль?
Бабка. – Или царей?
Дед. – Так их же не избирают!
Бабка. – А что?
Дед. – А помазывают!
Бабка. – Калом что ль?
Дед. – Нет, богом…
Бабка. – И, получается, тогда калобог?
Дед. – Колобок?
Бабка. – Ага…
Алексей. – А еще, деда, надо опасаться и того, что с Гейдеггером произошло…
Дед. – Вот ты и опасайся…
Бабка. – На то он и Гей-деггер…
Алексей. – Чтобы не допускать вновь тех же ошибок…
Бабка. – А он что, ошибку совершил?
Дед. – Возможно…
Бабка. – Или это все намеренно было?
Дед. – А кто его знает…
Алексей. – А знает его лишь один человек – и тот плохо…
Дед. – Который познал?
Бабка. – Но не до конца?
Дед. – Какое-то неудачное познание…
Бабка. – Ага, полупознание…
Дед. – Но один раз ошибиться допустимо…
Бабка. – А это уже зависит от ошибки…
Алексей. – Как видим, да…
Дед. – Как видим: ад…
Алексей. – А интронация, деда, кстати, уже была…
Бабка. – А интронация деда, кстати, уже была…
Дед. – Ну так это ж ерунда…
Алексей. – И почему же?
Дед. – Да симуляция это все…
Бабка. – Да, симуляция это все…
Алексей. – И икона, выходит, тоже?
Бабка. – Выходит то же…
Дед. – Лишь бы не заходила…
Алексей. – Так что?
Дед. – Ну конечно же, нет!
Бабка. – Ну…
Дед. – Тоже мне нашел святошу…
Бабка. – Я тебе и сама, если хочешь, таких икон наделаю…
Алексей. – Ого…
Бабка. – Ага… Могу даже с тебя и срисовать…
Дед. – Или тебя нарисовать…
Бабка. – В общем, по тебе…
Алексей. – Только мне не по себе…
Дед. – А мы тебя и освятим…
Бабка. – И в домашнем храме поместим…
Дед. – М-м-м…
Бабка. – А как дух испустишь, так и мощи оставим…
Дед. – Если смердеть, конечно, не будешь…
Бабка. – Ну а мы и освежителем воздуха попшикаем, если что…
Дед. – Ну так ты еще и помолись ему, если что!
Бабка. – Кто?
Алексей. – И кому?
Дед. – Или свечку поставь…
Бабка. – Тебе?
Дед. – Нет, у меня еще не все перегорели…
Алексей. – А я думал, уже бомбит…
Дед. – Нет, война еще не началась…
Бабка. – Но уже в действии…
Алексей. – Так вот он, может, как раз и защитник земли русской?
Дед. – Это ты его с кем-то перепутал…
Бабка. – Защитника-то со стервятником…
Алексей. – А…
Дед. – Ага… Даже если он в конце жизни и схиму примет, то это его уже не спасет…
Алексей. – А если и имя поменяет?
Дед. – Да хоть пол…
Бабка. – Да, хоть пол…
Алексей. – Ну а если, как разбойник?
Дед. – Вот и будет, как разбойник…
Алексей. – Тогда еще есть надежда…
Дед. – Какая Надежда?
Алексей. – Новой книги Бжезинского…
Дед. – Какой это еще книги?
Алексей. – Ну ты же читал то, что выходило в 1997 и 2012?
Бабка. – Да он же тогда еще и читать-то не умел!
Алексей. – Да, он же тогда еще и читать то не умел…
Дед. – Или писать…
Бабка. – Или уже плохо видел…
Дед. – Может, и плохо, а что с того-то?
Алексей. – Так вот интересно, что он в 2020 скажет…
Дед. – Так он ведь уже все сказал…
Алексей. – И что там?!
Дед. – Все…
Алексей. – Что все?!
Бабка. – Что, все?
Дед. – Ага…
Алексей. – Что ага?!
Дед. – Да помер он еще в 2017…
Бабка. – Да, помер он еще в 2017…
Алексей. – А… А я и не знал…
Дед. – Что любовь может быть жестокой?
Бабка. – Может быть…
Алексей. – Может, быть…
Дед. – А сердце таким одиноким?
Алексей. – Я не знал, я не знал…
Дед. – Так что если токмо посмертно что-то и выйдет…
Бабка. – В 2021…
Дед. – Ага, какие-нибудь неожиданные русские эпифании…
Алексей. – После смерти, деда, обычно только что-то и выходит…
Бабка. – После смерти деда обычно только что-то и выходит…
Дед. – Ага, ходячие мертвецы…
Алексей. – Neo-жиданные…
Бабка. – А ты тут в эту сторону токмо не шути…
Алексей. – Почему это?
Дед. – А потому что он сам тогда сюда придет, изнасилует тебя и убьет, а ему еще за это ничего и не будет…
Алексей. – Бесплатно, в смысле?
Дед. – Ага, бесплатно в смысле…
Бабка. – Вот такая вот конституция…
Дед. – И констатация…
Бабка. – Проституция…
Дед. – И прострация…
Алексей. – Хорошо хоть, не кастрация…
Бабка. – Токмо тебе к такому и не привыкать…
Дед. – Не привыкать…
Алексей. – Это точно…
Бабка. – Но это не точно…
Алексей. – А гей женского пола, баб, это лесбиянка…
Бабка. – Это точно?
Алексей. – Что?
Бабка. – Что гей пол поменял, чтобы стать лесбиянкой?
Алексей. – Это не точно…
Бабка. – Вот и я думаю…
Алексей. – Что?
Бабка. – Лесбиянка…
Дед. – Какая Янка?
Алексей. – А от большого ума лишь сума да тюрьма…
Дед. – Вот и не зарекайся…
Алексей. – А от вселенской любви только морды в крови…
Бабка. – Вот и не кукарекай…
Алексей (Бабке). – Так и что ты там думаешь?
Бабка. – Думаю…
Алексей. – И что?
Бабка. – Так я уже сказала…
Алексей. – Ничего ты еще не сказала…
Дед. – Так там Ян или Янка?
Алексей. – Нет, деда…
Бабка. – Нет деда…
Алексей. – Там молодая машина…
Дед. – Где?
Бабка. – Там…
Алексей. – В лесу…
Дед. – И что она там делает?
Алексей. – «Би-би» говорит…
Дед. – 2?
Алексей. – Что два?
Дед. – Два раза сигналит?
Алексей. – Ага, посылает сигналы…
Дед. – Кому?
Алексей. – Кому-то…
Дед. – А если кто-то вне зоны доступа?
Алексей. – Абонент вне зоны действия сети?
Дед. – Ага…
Алексей. – Тогда перезвоните позже…
Дед. – А если и потом наши сети притащат токмо мертвеца?
Алексей. – Значит, абонент отключился…
Бабка. – Или его отключили?
Дед. – От сети?
Алексей. – Ага…
Дед. – Так и как он таперя работать-то будет?!
Алексей. – А он только сейчас по-настоящему работать-то и начнет…
Дед. – И как это?!
Алексей. – А никак…
Дед. – Абонент, значится, купил абонемент…
Бабка. – На что-то другое?
Алексей. – Ага, так что можно и другое кино посмотреть…
Дед. – Или послушать…
Алексей. – Или вообще что-нибудь еще…
Бабка. – Эх, хоть бы что-нибудь еще…
Алексей. – А Петербурга, кстати, три даже в Америке…
Дед. – Так ты ж об этом уже говорил…
Бабка. – Или спрашивал…
Алексей. – Так да…
Бабка. – Так, да…
Дед. – И в Америке, значится, все, как и у нас…
Бабка. – Плохо…
Дед. – Или хорошо…
Алексей. – Или как у людей…
Дед. – И в Америке, кажись, все же не три, а два Петербурга, так что ты, Лешенька, ошибаешься…
Бабка. – Или вводишь нас в заблуждение…
Дед. – И беспробудное блуждание…
Алексей. – А третий Петербург, деда, Белого…
Бабка. – А третий Петербург деда Белого…
Дед. – А третий Петербург деда белого?
Алексей. – Ага…
Дед. – А черного?
Алексей. – А этого я еще не читал…
Дед. – Потому что не переводили?
Алексей. – А этого я еще не знаю…
Дед. – Все у тебя «не читал» да «не знаю»… Так и говорить с тобой скучно…
Бабка. – Потому что не о чем…
Дед. – С неумным-то человеком…
Алексей. – Потому что ни о чем…
Дед. – А если ни о чем, то ты сам тогда и переведи…
Бабка. – И почитай…
Дед. – Или напиши…
Алексей. – А разве так можно?
Дед. – А ты не знал что ль?
Алексей. – Не-а…
Дед. – Вот чудак-человек… Но ты повремени…
Алексей. – Почему?
Дед. – Потому что еще не исполнилось время…
Алексей. – Почему?
Дед. – Потому что еще не совершилось время…
Алексей. – Почему?
Дед. – Потому что еще не наступило время…
Алексей. – Почему?
Дед. – Потому что еще не пришло время…
Алексей. – Тогда я сам приду, наступлю, исполню и совершу…
Дед. – Ну ладно…
Бабка. – Смотри сам…
Алексей. – Так а почему нет, если так можно?
Дед. – Потому что мы с тобой еще не все обсудили…
Бабка. – Или тебе уже здесь и сейчас все нужно, а не в бесконечности?
Алексей. – Ну да…
Бабка. – Что ну да?
Дед. – Смирись ты, гордый человек…
Алексей. – Ну давай уже тогда и судить…
Дед. – Кого?
Алексей. – А кого ты там хотел?
Дед. – Я много кого хотел…
Алексей. – И что?
Дед. – Токмо никто не дал…
Алексей. – Никто?
Дед. – Ага…
Бабка. – А вот Гитлеру, кстати, дал…
Алексей. – Или Гитлер кстати дал?
Дед. – Никому он ничего не дал…
Алексей. – А ему?
Дед. – А ему, вроде бы, дал…
Бабка. – Ты что ль?
Дед. – Нет…
Бабка. – Ну а кто?
Дед. – Не кто, а что…
Бабка. – Никто, а что?
Дед. – Ага…
Бабка. – Ну и что?
Дед. – Чехословакию, например…
Алексей. – А это, кстати, ваше культурное и просвещенное либеральное европейское сообщество…
Бабка. – Ничего, Леша, все ошибки допускают…
Алексей. – А допускать-то и нечего, кроме ошибок…
Дед. – Потому что сама по себе жизнь – ошибка…
Бабка. – И нас вот сто лет назад на запад и восток поделили…
Алексей. – Это да…
Дед. – Это ад…
Бабка. – Не очень культурные и просвещенные, но все же отчасти либеральные и европейские русские интернациональные люди…
Алексей. – Интересная формулировка…
Дед. – Да не очень…
Алексей. – Да, не очень…
Дед. – Но потом же все-таки объединили…
Бабка. – Кого?
Дед. – Нас…
Бабка. – Нет никаких нас…
Дед. – Это точно…
Алексей. – Но это неточно…
Бабка. – Так объединили, что до сих пор объединяют…
Дед. – И никак не могут объединить?
Бабка. – Да потому что те же люди и объединяют…
Алексей. – Да, потому что те же люди и объединяют…
Дед. – Нелюди…
Бабка. – Да и тех же людей…
Алексей. – Да, и тех же людей…
Дед. – Нелюдей…
Алексей. – А нелюди потом Чехословакию хоть вернули?
Дед. – Кому?
Алексей. – Самой себе…
Дед. – Ага…
Алексей. – И что получилось?
Дед. – Чехия и Словакия…
Алексей. – А Югославию?
Дед. – Тоже…
Алексей. – А там что?
Дед. – Юг и Славия, кажись…
Бабка. – Или что-то другое…
Дед. – Ага…
Алексей. – Так, может, и нас сейчас вот так отдадут?
Бабка. – Кто?
Дед. – И кому?
Алексей. – А что, непонятно кто и кому?
Дед. – Да понятно все…
Бабка. – Да, понятно все…
Алексей. – Ну и что?
Дед. – Так отдали нас уже и так…
Бабка. – Так, отдали нас уже, итак…
Алексей. – Или все-таки разделят?
Дед. – Ну если и разделят, то мы все-таки на западе окажемся…
Бабка. – Ага… Так что не все так плохо…
Алексей. – Плохо… Это, значит, я на западе окажусь – и наверняка помру…
Бабка. – Да ты и так уже помер…
Дед. – Да, ты и так уже помер…
Алексей. – И что?
Бабка. – Так воскресай уже тогда – что…
Алексей. – Ага, надо мне на восток как-то перебираться отсюда…
Дед. – Чтоб ненароком на западе не оказаться?
Алексей. – Ну… А то уже и не воскресну…
Дед. – Ну а если нас вдруг все-таки объединят?
Бабка. – Через двадцать пять лет?
Алексей. – И те же люди?
Дед. – Ну да…
Алексей. – Тогда в этом нет смысла…
Дед. – Ну а если другие?
Алексей. – Другие?
Дед. – Да…
Алексей. – Тогда можно оставаться на месте…
Дед. – Своем?
Алексей. – Ага…
Дед. – Иметь свое место?
Алексей. – Лишь бы не чужое…
Дед. – Быть местоимением?
Алексей. – Да, быть…
Дед. – Добыть…
Бабка. – Что?
Дед. – Не что, а как…
Алексей. – Или сколько?
Дед. – Или так…
Алексей. – Или иначе, а сразу после войны союзники во главе с США хотели начать и боевые действия против СССР…
Дед. – Это чьи союзники?
Бабка. – Наши?
Дед. – Когда-то были…
Алексей. – Да никогда не были…
Бабка. – Да, никогда не были…
Дед. – Так они и на Хиросиму с Нагасаки ядерную бомбу сбросили…
Бабка. – Это ж за Перл-Харбор!
Дед. – Которого не было…
Бабка. – Чтобы знали и помнили!
Дед. – То, чего нет…
Алексей. – Вот и на нас хотели…
Дед. – Да иди ты?
Бабка. – Да, иди ты…
Алексей. – Ага, и материалы есть даже в открытом доступе…
Бабка. – Токмо ссылку не давай, а то мы и так ссыльные, а такие материалы сальные токмо в ссылке и изучать…
Дед. – Твою мать…
Бабка. – Ну а что ты, дорогой наш квалифицированный историк, думаешь по поводу 11 сентября?
Алексей. – А это что, день прощания?
Дед. – Нет, это день, когда горят…
Алексей. – Костры рябин?
Дед. – Нет, башни…
Алексей. – Нет башни?
Дед. – Уже нет…
Алексей. – Уже, нет?
Дед. – Уже да…
Алексей. – Уже, да?
Дед. – Да, взорвались…
Алексей. – Или взорвали?
Дед. – Или так…
Алексей. – Так что за взрыв?
Бабка. – Башен Всемирного торгового центра в Нью-Йорке…
Алексей. – Впервые слышу…
Бабка. – Ты что, серьезно?
Алексей. – Нет, но считай, что да…
Бабка. – Значится, про войну рассуждать можешь, а про это – нет?
Алексей. – А это мир что ли?
Бабка. – Вообще-то, да, в мирное время произошло!
Алексей. – Тогда то же самое, что и про взрыв в нашем метро…
Бабка. – Почему это?
Алексей. – А потому что мирного времени не бывает, баб…
Бабка. – И что, ты думаешь, они сами себя и взорвали?
Алексей. – Пассажиры?
Дед. – Или работники?
Бабка. – Ага…
Алексей. – Да…
Бабка. – Что да?
Алексей. – То же, что и ага…
Бабка. – Тоже, что и ага…
Дед. – И ты в это просто так веришь?
Алексей. – Кто?
Бабка. – Я?
Дед. – Ага…
Алексей. – Что ага?
Дед. – Я говорю: там же расследование было, и виновных нашли да покарали, и фильм об этом сняли, да и все данные предоставили широкой общественности…
Алексей. – А американцы и войну на востоке начали…
Дед. – А они и не кончали…
Алексей. – Оно и видно…
Бабка. – А вот если б попробовали, то, может, что-нибудь плодотворное бы у них и получилось…
Алексей. – И ты в это просто так веришь?
Дед. – Кто?
Бабка. – И во что?
Дед. – Я?
Бабка. – Или я?
Алексей. – Я или я?
Дед. – Я Илия?
Бабка. – Нет…
Дед. – Ты…
Бабка. – Или ты…
Алексей. – Ты или ты?
Дед. – Ты ли ты?
Алексей. – Я ли я?
Бабка. – Я Лия?
Дед. – Ага…
Бабка. – Да…
Алексей. – Не знаю…
Дед. – А раз не знаешь, то и не берись судить…
Алексей. – Кого?
Бабка. – Или о чем?
Дед. – Да обо всем…
Алексей. – Да, обо всем…
Дед (ударяя в пух и прах). – И о плане Даллеса…
Бабка. – И о плане «до леса»?
Алексей. – И о плане Фалеса…
Дед. – И о плане Маршала…
Алексей. – И о плане «марш Алла»?
Бабка. – Жукова что ль?
Алексей. – Ага…
Дед. – И о распаде СССР…
Бабка. – Царствие ему небесное…
Алексей. – И о продвижении НАТО…
Бабка. – И о продвижении надо…
Дед. – И о великой перезагрузке…
Алексей. – В матрице что ли?
Бабка. – Или о великой перегрузке?
Дед. – Или о великом пробуждении?
Алексей. – Там же?
Бабка. – Или о великом побуждении?
Дед. – И о всемирном заговоре…
Алексей. – Международном?
Дед. – Ага, интернациональном…
Алексей. – Понятно…
Дед. – Токмо ничего тебе непонятно…
Бабка. – Это точно…
Алексей. – Но это неточно…
Дед. – Так что молчи ты, Лешенька, о геополитике…
Бабка. – О гееполитике?
Дед. – Ага…
Бабка. – И что ж это уже за политика там такая у гея того?
Дед. – Да не знаю я…
Алексей. – Да, не знаю я…
Бабка. – Видать, лучше и не знать!
Дед. – Видать…
Алексей. – Лучше и не знать…
Дед. – А вот что мне хотелось бы узнать, Лешенька, так это все-таки про выборы президента…
Алексей. – Так мы ведь все уже обсудили…
Дед. – Нет, у меня остался один вопрос…
Алексей. – Ну задавай тогда, раз один…
Дед. – Вот ты говоришь, что не можешь пойти на выборы, поскольку там нет твоего кандидата, а единственный кандидат твой – религиозно-мифологический персонаж по имени Иисус…
Алексей. – Ну да…
Дед. – Так а как ты его вообще представляешь на посту президента?
Бабка. – Ну…
Дед. – Ведь у него совершенно иной пост!
Бабка. – Должен быть…
Алексей. – И молитва…
Дед. – Что молитва?
Бабка. – Что, молитва?
Алексей. – Должна быть…
Дед. – Так что?
Алексей. – Я не представляю Его на посту президента…
Дед. – А кто представляет?
Алексей. – Да не знаю я, деда…
Бабка. – Да, не знаю я деда…
Алексей. – И вопрос твой лежит в социально-политической плоскости, а плоскость мне эта чужда…
Дед. – А что тебе надобно-то?
Алексей. – Глубина…
Дед. – Социально-политическая?
Алексей. – Ага…
Дед. – Ну так видишь!
Алексей. – Вижу…
Дед. – И что ты видишь?
Алексей. – Ничего…
Дед. – Я говорю: значится, на выборы все равно идти надобно, раз ты что-то строить собираешься… Или раз тебе все-таки хоть что-то в этой или от этой жизни надобно…
Алексей. – Это что, например?
Дед. – Ну Иисуса твоего к власти по эту сторону привести…
Алексей. – И зачем?
Дед. – Ну чтобы империю христианскую установить…
Бабка. – Или восстановить?
Алексей. – На компьютере что ли?
Дед. – Ага, виртуально, хехехе!
Алексей. – Диск вот только с подходящим программным обеспечением что-то затерялся…
Дед. – Ну так ты и поищи его…
Алексей. – Если еще не сдали в архив…
Дед. – Ну так ты и разархивируй его…
Бабка. – И будет уже тогда у вас последняя русская симфония властей…
Дед. – Или страстей…
Алексей. – Христовых?
Дед. –  Ага, президентских…
Алексей. – А, может, нам президент и не нужен, а только патриарх?
Бабка. – Так ты ж токмо что про Иисуса своего говорил…
Алексей. – Ну да… Что-то я…
Бабка. – Что-то ты…
Дед. – А, может, нам патриарх как раз не нужен, а токмо президент?
Бабка. – Так у нас так и есть!
Алексей. – Действительно…
Дед. – Ох, Лешенька, слушаю я тебя и понимаю, что доиграешься ты так… Или уже доигрался…
Алексей. – В смысле?
Дед. – Конечно, в смысле – ну а в чем же еще? Я говорю: разделило нас это великое событие на тех, кто распял, и на тех, кто распят…
Алексей. – А что значит «тех, кто распят»?
Дед. – Ну а что тебе непонятно-то, а? О народе это сказано – о простом народе, который мы и есть!
Алексей. – А я думал, здесь речь о сораспятии…
Дед. – Ну если токмо часть речи…
Алексей. – И какая?
Дед. – Так мы ж говорили…
Алексей. – Так мы ж ничего другого и не делаем…
Бабка. – Потому что не можем…
Дед. – А так хотелось бы мочь…
Бабка. – Вот и останется от нас токмо эта часть речи…
Дед. – Ага, хорошо еще, если останется…
Алексей. – Хоть какой-то текст…
Дед. – Так ты, Лешка, распинаешь или распинаешься?
Алексей. – А надо выбирать?
Дед. – Ну а как же…
Алексей. – Мне кажется, ни то, ни другое…
Бабка. – Или и то, и другое?
Алексей. – Да не знаю я…
Бабка. – Да, не знаю я…
Дед. – Или тебе токмо кажется?
Бабка. – У тебя, Лешка, уже ничего и не осталось, кроме этой кажимости!
Алексей. – Ай!
Бабка. – Что?
Алексей. – Ах, оставьте, не нужно тревожить…
Бабка. – Лешенька, а без труда не вытащить и рыбку из пруда…
Дед. – Ага, и под лежачий камень вода не течет!
Алексей. – А под стоячий?
Бабка. – А на таком токмо строить и можно!
Дед. – Что?!
Алексей. – Так ты ж сам лежачий…
Дед. – Я не лежачий, а сидячий – и вообще, хватит мне уже тут обзываться, если не хочешь еще по шее получить и оказаться на улице!
Алексей. – Ладно…
Бабка. – Да, Лешенька, жизнь прожить – хотя бы и сотканную из букв, как у нас – это тебе не поле перейти…
Дед. – Так что придется пошевелиться…
Алексей. – Зачем?
Дед. – Как минимум для участия в политической организации государства, гражданином которого ты все еще являешься!
Бабка. – Или ты убил в себе государство?
Алексей. – Платоновское что ли?
Бабка. – Ты что несешь, идиот?
Алексей. – Свет истины…
Дед. – Но мы ведь уже определились, что ты не тот идиот…
Алексей. – А какой?
Дед. – А тот, который не принимает участия…
Бабка. – Или не участвует…
Дед. – В участи…
Алексей. – Да, я не имею участия…
Дед. – Но если не заниматься политикой, Леша, то политика начнет заниматься тобой…
Бабка. – И вот тогда ты уже попляшешь…
Дед. – И посмотришь, насколько сладкая жизнь у тебя уже будет…
Алексей. – А, может, это не я еще являюсь гражданином какого-то государства, а само некоторое государство пока еще для меня как-то или чем-то является?
Дед. – Лешка, что с тобой?
Алексей. – В смысле?
Дед. – Да, в смысле... Говоришь ты так… Будто сам не свой стал…
Алексей. – Сам чужой стал?
Бабка. – Сам себе враг…
Дед. – Болеешь?
Алексей. – Наверное…
Бабка. – А я все чаще замечаю…
Алексей. – Что меня как будто кто-то…
Дед. – Подменил?
Алексей. – О богах и не мечтаю…
Дед. – Телевизор мне природу заменил…
Бабка. – Но еще ведь пока не стал твоей природой?
Дед. – Или природой вообще?
Алексей. – Не стал…
Дед. – Ну так ты и восстань тогда…
Бабка. – Душа моя…
Дед. – Иль самой себя не вынести?
Алексей. – Да как это я сам-то себя вот так возьму и вынесу?
Дед. – Это верно… Так токмо я могу…
Бабка. – Через ногу…
Алексей. – Костяную?
Бабка. – Или говенную…
Дед. – Зато одну…
Бабку. – И казенную…
Алексей. – А все эти ваши призывы к участию…
Дед. – Экстремистские?
Бабка. – В несанкционированных общественных мероприятиях?
Алексей. – Нет… Все эти призывы к участию в организации политической жизни государства – такая иллюзия…
Бабка. – Ну а что, по-твоему, Лешенька, не иллюзия?
Дед. – Да, все, Лешенька, иллюзия – все…
Алексей. – Уже все?
Дед. – Да…
Алексей. – Ну тогда и вопрос этот бессмысленный…
Дед. – Так все, Лешенька, бессмысленно…
Алексей. – Так и зачем мы тогда еще сидим?
Дед. – И говорим?
Бабка. – И вопросы тебе задаем?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Не знаю…
Дед. – Вот и я…
Алексей. – У недоумка надо что ли спросить?
Дед. – Ну вот в самом конце тогда и спросишь…
Алексей. – А до конца что?
Дед. – Повременить надобно…
Алексей. – А после конца?
Дед. – Это уже тебе решать…
Алексей. – Понятно…
Дед. – И что тебе понятно?
Алексей. – Что все это квазиучастие в псевдополитике – самый настоящий, всеобщий и всеобъемлющий, современный идиотизм…
Дед. – Ну так мы ж и не рабы – да и по цвету кожи, месту жительства, объему накопленных материальных богатств, полу или сексуальной ориентации у нас никаких ограничений нет, так что имеем право!
Бабка. – Да! Сами за свою судьбу отвечать…
Алексей. – А отвечать, действительно, придется…
Бабка. – Действительно, но не действенно…
Дед. – И не девственно…
Алексей. – Это точно…
Бабка. – Это очно…
Дед. – Так что таперя, Лешенька, не разъединять, а объединять надобно, чтобы властвовать-то над всеми…
Алексей. – Или всем?
Бабка. – Ага, над всеми и над всем!
Дед. – А ты со своим Иисусом объединять пытаешься, а властвовать-то и не можешь – вот и вся ваша проблема…
Бабка. – И оттого токмо всех и все разъединяешь…
Алексей. – Так мне, может, и на выборы тогда не идти?
Дед. – Так ты ж и не хотел!
Бабка. – Нет, на выборы все-таки пойти надобно…
Алексей. – Раз я всем не нравлюсь и всех разъединяю… Вдруг еще и вас разъединю?
Дед. – А мы и так, Лешенька, разделены, хотя и кажется, что чем-то объединиться пытаемся…
Бабка. – А ты не бреши, старый хрыч – все у нас хорошо – и есть у нас подходящая идеология, которая всех нас даже таких разных и объединяет – ясно тебе?!
Алексей. – Ясно…
Бабка. – Да не тебе!
Дед. – Да, не тебе…
Алексей. – Ну а вот пойду я на выборы ваши…
Бабка. – Не наши…
Алексей. – И буду выбирать там…
Бабка. – Ага…
Алексей. – Но мой ли это будет выбор?
Дед. – Это ты про сифилисикации опять?
Алексей. – Что?
Дед. – Фальшифилисикации, кажись…
Алексей. – Немного иного порядка…
Дед. – Какого это такого порядка?
Бабка. – Беспорядка что ль?
Дед. – Или тебя подкупят?
Алексей. – Да нет… И документ мой, и подпись моя, и прочее… Но мой ли это будет выбор?
Дед. – Ну так а чей же еще?! Ты ж индивидуальный телесный субъект – вон и паспорт при тебе… О чем тут еще говорить-то?
Бабка. – Или ты, может, бессознательно, наугад, по какой-нибудь там считалочке или с помощью какого-то механизма выбирать еще будешь?
Алексей. – Ага, посредством генератора случайных чисел…
Бабка. – Да сам ты случайный дегенератор…
Дед. – Да, сам ты случайный дегенератор…
Алексей. – Да…
Дед. – Это ты о тех, которые в психушке голосуют что ль?
Бабка. – Не психушке, а опекунском заведении для индивидов с иной душевно-психической организацией!
Дед. – Да ладно тебе…
Бабка. – А если и не ладно, то я тебя туда и определю как особо одаренного, так что посмотрим еще, кто, где, как и за кого голосовать-то будет!
Дед. – А ты меня не пугай – я уже и так пуганый…
Бабка. – Ну тогда к бабке пойдем…
Дед. – Так ты ж сама бабка…
Бабка. – Тогда и ходить никуда не надобно…
Дед. – Вот мы и сидим…
Бабка. – Как в тюрьме…
Дед. – Или психушке…
Бабка. – Еще раз!..
Дед. – Ладно… Так ты, Лешка, знаешь… Я раньше тоже так думал… Мол, зачем они это делают… А таперя понимаю, что и они не токмо такое же право имеют, как и мы, обычные, стандартные, нормальные больные люди, но и просто должны принимать самое непосредственное участие в организации политической жизни нашего с вами гражданского общества… 
Алексей. – И почему же?
Дед. – Ну а чем они хуже? Или, по-твоему, токмо квалифицированные должны голосовать?
Алексей. – Звучит разумно…
Дед. – Ага, токмо устарела эта разумность…
Бабка. – А я такой фашистской разумности и вообще не признаю…
Дед. – Да и как ты их экзаменовать-то будешь? Особенно таперя…
Алексей. – Ну и что делать тогда?
Дед. – Да на них вот токмо и опираться – что еще делать-то… У них же особое видение – вот таких глаз нам страшно и не хватает… С их помощью токмо в светлое будущее и войдем, потому что лишь они этот свет из будущего того и видят, а мы – нет…
Бабка. – Курс-то и задают, да…
Дед. – Или ты, Лешка, тоже нездоров?
Бабка. – Так он ведь уже сказал, что болеет…
Алексей. – Ага…
Дед. – И чем ты болеешь?
Алексей. – Да вот как будто бы коронавирусной инфекцией, COVID-19…
Бабка. – Да, вот как будто бы коронавирусной инфекцией, COVID-19…
Дед. – А где это ты ее подхватить-то успел, из дома год не выходя?
Алексей. – Да не знаю…
Бабка. – Да, не знаю…
Дед. – И нас, значится, тоже заразил?
Алексей. – Наверное…
Дед. – Но ты ж до этого абсолютно здоров был…
Алексей. – Может, и не абсолютно…
Дед. – А тест делал?
Алексей. – Ага, вКонтакте…
Дед. – И какого уровня?
Алексей. – Первого, конечно же…
Дед. – И мы, значится, с этой тоже?
Алексей. – На говно похоже…
Дед. – Ну спасибо, внучек, услужил ты, конечно – такой нам подарок уже на старости лет-то подбросил – да еще и в такой вот твой праздник!
Бабка. – И не стыдно тебе?!
Алексей. – А я-то в чем виноват?
Бабка. – Действительно… Не виновата я – он сам пришел…
Алексей. – Он?
Бабка. – Ага…
Дед. – А симптомы у тебя уже какие-то есть?
Алексей. – Да…
Дед. – И какие?
Алексей. – Не знаю, но кажется, что есть…
Дед. – Это у тебя видение такое?
Бабка. – Бессимптомное?
Алексей. – Ага…
Дед. – Слушай, так, может, это именно ты нам всем и нужен?
Бабка. – Так он ведь токмо об этом все четыреста страниц и щебечет…
Дед. – Или ты, может, все-таки думаешь, что у вседержителя твоего есть какой-то великий план, где все детали рано или поздно каким-то образом должны сами по себе совпасть – и тогда наступит божественная красота и гармония?
Алексей. – Ага, все идет по плану Божьему…
Дед. – И выбирать нам ничего не надобно?
Алексей. – Нет, почему же, надобно…
Дед. – Ну так и чего ты тогда?
Алексей. – Так мой ли это будет выбор? И мой ли голос?
Дед. – Нет, немой…
Алексей. – Вот и я о том же…
Дед. – А я о другом…
Алексей. – Другом?
Дед. – Ага…
Бабка. – Вы спятили оба уже?!
Дед. – Да я же шучу!
Алексей. – Да, я же шучу…
Бабка. – Значится, этот токмо рехнулся… Но о нем и так известно было…
Дед. – Так что, Лешка, знаешь ты или не знаешь, различаешь или не различаешь, хочешь ты того или нет, а выбирать-то придется…
Алексей. – А выбирать то придется?
Бабка. – Да, и более того – ты даже должен это сделать – и долг твой неоплатный, так что пришла пора расплаты!
Дед. – Может, конечно, кто-то или что-то за тебя и выберет, но это ведь лучше, чем ничего…
Бабка. – Или ты думаешь, что ничего и ничему не должен?
Алексей. – Ничего и ничему…
Бабка. – Ошибаешься, милок…
Алексей. – Знаю…
Бабка. – Знаешь, но не веришь…
Алексей. – Все так…
Дед. – Ребята?
Алексей. – Ага, должник я ничто…
Дед. – Должник я, ничто…
Бабка. – Должник, я – ничто…
Дед. – Должник, я, ничто…
Алексей. – Надо бы уже пойти хоть делом каким заняться…
Бабка. – Но для этого тебе надобно и поверить…
Алексей. – Как Нео?
Бабка. – Нормально…
Алексей. – Чего?
Бабка. – Ничего… Как обычному православному христианину – вот так поверить…
Алексей. – А…
Бабка. – Враам… И чем ты там заняться вдруг решил?
Алексей. – Чем-нибудь существенным…
Бабка. – И реальным?
Дед. – Ирреальным…
Алексей. – Ага… Пойду статью писать…
Бабка. – Какую?
Алесей. – Очень своевременные размышления…
Бабка. – Ну-ка…
Алексей. – «Актуальность прочтения романа А. Камю «Чума» в условиях пандемии коронавирусной инфекции, COVID-19».
Дед. – Так там ведь о другой чуме!
Бабка. – Которой?
Дед. – Ну красно-коричневой!
Бабка. – А…
Дед. – Ага…
Бабка. – Ну так и у нас почти та же ситуация!
Дед. – Почти…
Алексей. – Вот и нам надо почтить…
Дед. – А постить?
Бабка. – Или поститься?
Алексей. – Уже не надо…
Дед. – А молить?
Бабка. – Или молиться?
Алексей. – А это надо делать всегда…
Дед. – Но если мы будем делать это всегда, то у нас и поговорить не получится…
Алексей. – А ты что, хотел бы со мной молитвами говорить?
Бабка. – Или молясь?
Дед. – Чтобы разговор наш стал молитвой…
Алексей. – Богохульник ты, деда…
Бабка. – Богохульник ты деда…
Дед. – А ты и сам не лучше меня, Леша…
Бабка. – Яблоко-то от яблони далеко не падает…
Дед. – Яблоко то от яблони далеко не падает…
Бабка. – В райских-то садах…
Алексей. – Да я и сам намного хуже тебя, деда…
Дед. – А ты, который намного хуже меня, кстати, с какой стороны-то роман будешь рассматривать?
Алексей. – Ты спрашиваешь, какая будет методология исследования?
Дед. – Ага… Ну там взгляд справа или слева?
Алексей. – Ну у меня же не совсем политический анализ…
Бабка. – Мочи?
Дед. – Или кала?
Алексей. – Крови…
Дед. – Очень смешно… Но ты, мол, и не правый, и не левый?
Алексей. – Да не знаю я…
Бабка. – Да, не знаю я…
Алексей. – А какие есть еще варианты?
Дед. – В смысле?
Алексей. – Ну помимо справа и слева?
Дед. – Даже не знаю…
Алексей. – Например, взгляд сверху или снизу…
Дед. – Ага, ты сбоку еще посмотри!
Алексей. – А снаружи всех измерений?
Дед. – О, а это неплохо звучит… Как там будет тогда целиком?
Алексей. – «Актуальность прочтения романа А. Камю «Чума» в условиях пандемии коронавирусной инфекции, COVID-19: взгляд снаружи всех измерений».
Дед. – Ну можешь тогда идти и писать – благословляю…
Алексей. – Спасибо… Уже?
Дед. – Нет… У меня есть еще один вопрос…
Алексей. – Ну если только один, а то уже руки чешутся…
Бабка. – А раз чешутся, то иди и помой, рукоблудник!
Алексей. – Рукомойник…
Бабка. – Сам ты помойник…
Алексей. – Хорошо хоть, не покойник…
Бабка. – Это пока…
Алексей. – Это привет…
Дед. – Всем… В общем и целом, вопрос мой касается Достоевского, которого, ты, кажись, даже читал…
Алексей. – Ага, хоть что-то я в этой жизни читал…
Бабка. – Ничего, в той еще успеешь дочитать!
Алексей. – В той, баб, я уже опоздал…
Дед. – Так… Скорее тогда отвечай: можно ли построить политическую философию на моралистическом высказывании касательно бытия бога из романа «Братья Карамазовы»?
Алексей. – А сколько у меня есть времени на раздумья?
Дед. – Несколько…
Бабка. – Или нисколько…
Алексей. – Очень хорошо…
Дед. – Или не очень…
Бабка. – Или плохо…
Алексей. – Так а какое там было высказывание?
Дед. – «Если бог есть, то все дозволено»…
Алексей. – Ты уверен?
Дед. – В бытии бога?
Алексей. – И в этом тоже…
Дед. – Нет, конечно…
Бабка. – Нет – конечно…
Алексей. – Понятно… Если бы бытие Бога было высказыванием, тогда бы и я не был в нем уверен…
Бабка. – А так ты уверен что ль?
Дед. – А бог твой что ль не слово?
Бабка. – Так что можешь идти писать другую статью – «Бытие и высказывание»…
Дед. – Или «Бытие и уверенность»…
Алексей. – Ай, не буду я вдаваться с вами в богословские и прочие споры…
Бабка. – До поры…
Дед. – До времени…
Бабка. – До бытия…
Дед. – До семени…
Бабка. – Веры…
Дед. – И высказывания…
Алексей. – И статья такая, думается, уже и без меня написана…
Бабка. – Думается…
Дед. – Мыслится…
Алексей. – А высказывание у Достоевского, деда, все-таки другое было…
Бабка. – А высказывание у Достоевского деда все-таки другое было…
Дед. – И какое?
Алексей. – Ну а ты сам подумай!
Дед. – Да я сам так и не могу…
Бабка. – Да, я сам так и не могу…
Дед. – «Если бога нет, то ничего не дозволено» – так?
Бабка. – Если бога нет, то ничего не дозволено, так?
Алексей. – А вот это уже ближе к истине…
Дед. – И раз ближе к истине, то можно и политическую философию на этом построить?
Алексей. – А этого я не говорил…
Бабка. – А кто говорил?
Дед. – Так ты тогда уж скажи…
Алексей. – Что близко, да не истина…
Бабка. – Что близко, да, не-истина…
Дед. – Ну а как там было-то, а?!
Алексей. – Деда, ну это ведь ты вопросы сейчас задаешь, а не я…
Дед. – Ладно… Последняя попытка моя…
Бабка. – Третий раз на счастье…
Дед. – Ага, бог троицу любит…
Бабка. – Может, и тебя таперя полюбит…
Дед. – Или хотя бы поможет…
Бабка. – Как недоумок…
Дед. – «Если бог есть, то ничего не дозволено» – правда?
Бабка. – Если бог есть, то ничего не дозволено, правда?
Алексей. – Неправда…
Дед. – Но истина?
Бабка. – Или не-истина?
Дед. – Но правда?
Алексей. – Ложь…
Бабка. – Ну раз ложь, то и положь…
Алексей. – Что?
Бабка. – Не что, а кого…
Алексей. – И кого?
Бабка. – Не кого, а куда…
Алексей. – Понятно…
Дед. – Так раз тебе, Лешенька, все понятно, то расскажи нам, пожалуйста, может ли и политика быть другой?
Алексей. – Другой?
Дед. – Ага…
Алексей. – Может быть…
Дед. – Ставить запятую?
Алексей. – Не надо…
Дед. – Значится, точку?
Алексей. – Просто произнеси с другой интонацией…
Бабка. – Или напиши…
Дед. – А ты что, писать так умеешь?
Бабка. – А как вам это понравится?
Дед. – Как бесплодные усилия любви…
Бабка. – Но все хорошо, что хорошо кончается…
Дед. – Ага, а у нас кончается плохо и все никак не кончится…
Алексей. – Слишком вы много шума делаете из ничего…
Дед. – А вот ты тут токмо нам бурю-то не устраивай…
Алексей. – А то что?
Дед. – А то то!
Алексей. – А то-то?
Бабка. – Будет тебе уже и Тото, и Тата…
Дед. – И а-та-та…
Бабка. – Так что еще увидишь…
Дед. – Или не увидишь…
Бабка. – И пора нам уже этого строптивца укрощать…
Алексей. – Страстотерпца украшать?
Дед. – Самодержца укорять?
Бабка. – Громовержца умолять…
Алексей. – Надоела мне уже эта комедия ошибок…
Бабка. – Пора бы уже и кончать…
Алексей. – Только все никак не получается…
Дед. – Потому что получаются лишь ошибки…
Алексей. – А о другой политике, деда, есть ряд работ…
Бабка. – А о другой политике деда есть ряд работ…
Дед. – Ясно… Ничего нового…
Алексей. – Да, деда, все старое…
Бабка. – А тебе что ль новое что-то надобно? Ты ж и сам старый!
Дед. – Я, как старый новый год – всегда старый и всегда новый!
Алексей. – Самый лучший год…
Бабка. – Самый лучший гот…
Алексей. – Самый лучший – Gott…
Дед. – Самый лучший дед…
Алексей. – Самый лучший – dead…
Дед. – Ну а вкратце-то хоть что-нибудь можешь рассказать?
Алексей. – Нет, деда, не могу…
Бабка. – Нет деда – не могу…
Дед. – Даже одним предложением?
Алексей. – Нечего мне тебе предложить…
Дед. – Даже одним высказыванием?
Алексей. – Нечего мне тебе высказать…
Бабка. – Трудно высказать и не высказать…
Алексей. – Все, что на сердце у меня: «Царство Мое не от мира сего»…
Дед. – А мир сей что?
Алексей. – Во зле лежит…
Бабка. – Так ты, может, в добро его и положи?
Дед. – Тогда и царство-то, может, не токмо внутри, но и вовне будет?
Бабка. – Тогда и царство то, может, не токмо внутри, но и вовне будет?
Алексей. – Может…
Дед. – Может быть?
Алексей. – Ага…
Дед. – Вот и я думаю, что и политика другой может быть…
Алексей. – Может быть?
Дед. – Ага…
Алексей. – И какой же?
Дед. – Ну я же все-таки демокрант…
Алексей. – Кто-кто ты, деда?
Бабка. – Кто «кто ты» деда?
Дед. – А что не так? Я ж говорю: демокрот…
Алексей. – Демон-крот?
Дед. – Что-то такое…
Бабка. – Да какое это такое-то, а?!
Алексей. – Да, какое – это такое-то а…
Бабка. – Ты ж посмотри на себя: какой ты к черту демон? Или, тем более, крот!
Дед (изображая попытку номер пять). – Да нормальный я, нормальный!
Алексей. – Да, нормальный я, нормальный…
Бабка. – Карлик адский и безногий из тебя еще, может, и получится, а вот то, что ты говоришь…
Дед. – А вот то, что ты говоришь…
Бабка. – А вот то, что я говорю: демокран – вот ты кто!
Дед. – А, да… Может, оно как раз так и правильно!
Алексей. – А ты, деда, подъемный или водопроводный?
Дед. – А я биткоин!
Алексей. – А ты – биткоин?
Бабка. – Вот как нам с тобой все-таки повезло!
Алексей. – Ну… Сейчас как раз курс растет…
Бабка. – Вот и он подрастает… Или у него… Ножки, например …
Алексей. – Сейчас возьмут да и вырастут…
Бабка. – Как грибы после дождя…
Алексей. – И затопает снова по дорожке…
Дед. – Ага! Я ж биткоин-кран!
Бабка. – Ты ж биткоин-дед…
Алексей. – Ты ж биткоин-dead…
Бабка. – Ага…
Алексей. – Но ты серьезно?
Дед. – Конечно! Я ж всякий!
Алексей. – Полифункциональный?
Дед. – Чисто полифункциональный…
Алексей. – Или многозадачный?
Дед. – А загадки мои многие, Лешенька, как и Сфинкта, еще никто и не разгадал…
Алексей. – Чьи загадки, говоришь?
Дед. – А что ты все ко мне цепляешься-то, а?! Сифинкса, говорю… Токмо не его, а свои…
Алексей. – Понятно все с тобой, демо-кран…
Дед. – А что тебе понятно-то?
Бабка. – А что, тебе понятно то?
Алексей. – Да ничего не понятно…
Бабка. – Да, ничего не понятно…
Дед. – Неподъемный я кран, Лешенька… По крайней мере, для тебя…
Алексей. – А по бескрайней?
Дед. – Плоти?
Алексей. – Нет, мере…
Бабка. – Нет – мере?
Дед. – А какою мерою отмеришь, такою и тебе отмерится…
Бабка. – Или плотью?
Дед. – А это уже зависит от жала…
Бабка. – Отжала?
Алексей. – Что?
Бабка. – И у кого?
Дед. – Ага… Так что беспроводной я кран… А если и проводной, то не воды…
Бабка. – А если и воды, то неводы…
Дед. – Вот и мне пора уже свой невод забрасывать…
Алексей. – Забросил ты уже, деда, свой невод…
Дед. – Да…
Бабка. – Так что забрасывай давай свой невод уже…
Дед. – Ладно…
Бабка. – Может, какую золотую рыбку еще и поймаешь!
Дед. – Которая нам другую политику устроит?
Бабка. – И еще какое-нибудь желание исполнит…
Дед. – Сексуального характера…
Бабка. – У всех у нас такой характер…
Алексей. – Кроме меня…
Бабка. – А кроме тебя, тут никого и нет…
Дед. – Никого и нет…
Алексей. – Нет…
Дед. – В общем, Лешка, нравится мне идея парламента – токмо нового типа…
Алексей. – Я уже понял, деда, демократического…
Бабка. – Я уже понял деда демократического…
Дед. – Но ты ж еще не слышал, какого…
Алексей. – Слышал-слышал…
Дед. – Но я все-таки повторю…
Алексей. – А ты уже когда-то различал?
Дед. – Чего?
Алексей. – Я говорю: ты раньше об этом кому-нибудь говорил?
Дед. – Не-а…
Алексей. – Тогда повторяй…
Дед. – Короче говоря, парламент новый будет, как и тело, и у всех членов его будут одинаковые права…
Бабка. – А разве бывает так, что у всех членов разные права?
Дед. – Поверь мне: бывает…
Бабка. – Ну так ведь и члены разные бывают…
Дед. – Бывают…
Бабка. – Но возможности у них при этом будут одинаковые?
Дед. – И равноценные…
Бабка. – Хотя члены эти, может, и не одинаковые, и ценности у них еще разные?
Дед. – Да и ценность они могут разную приносить…
Алексей. – Да, и ценность они могут разную приносить…
Дед. – Или не приносить вовсе…
Алексей. – Так и что ты имеешь в виду?
Дед. – А имею я в виду, что любой орган (но не орган) сможет принимать участие в общем деле и теле, то есть окончательном решении какой бы то ни было проблемы, а также выполнять любую функцию и роль – в том числе вести отдельную от всего этого личную и обособленную жизнь…
Бабка. – То есть жопа начнет думать вместо головы, а голова вместо жопы – срать?
Дед. – Ну да… Если захочет…
Бабка. – И гениталии могут пойти погулять?
Дед. – Могут и не возвращаться…
Бабка. – А право veto есть?
Дед. – Есть токмо право vita…
Алексей. – Так это и так похоже на нашу обычную жизнь…
Дед. – На нашу, но необычную…
Бабка. – А член вместо головы может встать?
Дед. – А голова вместо члена?
Бабка. – Ага…
Дед. – Может, конечно…
Алексей. – А я, кстати, в детстве часто у людей вместо головы это и видел…
Дед. – Ты, может, Лешка, просто не туда смотрел?
Бабка. – Ну… Что эти люди делали-то?
Алексей. – Да нет, туда я смотрел… Это когда еще в школу ходил…
Дед. – О! Так это ж давно было…
Бабка. – Ну… В незапамятные времена еще!
Дед. – И незапятнанные…
Бабка. – Тогда еще, может, у людей как раз вместо головы член и стоял…
Дед. – А вместо члена – голова…
Бабка. – Ага…
Дед. – А у меня и до сих пор так и есть…
Бабка. – Это у тебя член до сих пор так и есть?
Дед. – Как и голова…
Бабка. – А голова члена?
Дед. – И член головы…
Алексей. – Интересная у вас партия…
Бабка. – Жуликов и воров?
Дед. – Нет, у нас просто сообщество по интересам…
Алексей. – А интересно то, что интересного-то в этом ничего и нет, как и нового…
Дед. – Это ты о чем?
Алексей. – О том, о чем ты говоришь…
Дед. – О том, о чем я говорю?
Алексей. – Ты говоришь…
Дед. – Я говорю?
Алексей. – Да…
Дед. – Нет…
Алексей. – Что нет?
Дед. – А ты сам подумай…
Алексей. – А думаю я сам, что нет у вас ни общего дела, ни общего тела…
Дед. – Но если так, то нет тогда у нас ни подлинной справедливости, ни настоящей власти народной…
Бабка. – Ой, родной мой, заканчивай ты уже, а? Так надоело мне это все…
Алексей. – «12 Ибо, как тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело, – так и Христос.
13 Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело, Иудеи или Еллины, рабы или свободные, и все напоены одним Духом.
14 Тело же не из одного члена, но из многих.
15 Если нога скажет: «я не принадлежу к телу, потому что я не рука», то неужели она потому не принадлежит к телу?
16 И если ухо скажет: «я не принадлежу к телу, потому что я не глаз», то неужели оно потому не принадлежит к телу?
17 Если все тело глаз, то где слух? Если все слух, то где обоняние?
18 Но Бог расположил члены, каждый в составе тела, как Ему было угодно.
19 А если бы все были один член, то где было бы тело?
20 Но теперь членов много, а тело одно.
21 Не может глаз сказать руке: «ты мне не надобна»; или также голова ногам: «вы мне не нужны».
22 Напротив, члены тела, которые кажутся слабейшими, гораздо нужнее,
23 и которые нам кажутся менее благородными в теле, о тех более прилагаем попечения;
24 и неблагообразные наши более благовидно покрываются, а благообразные наши не имеют в том нужды. Но Бог соразмерил тело, внушив о менее совершенном большее попечение,
25 дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге.
26 Посему, страдает ли один член – страдают с ним все члены; славится ли один член – с ним радуются все члены.
27 И вы – тело Христово, а порознь – члены».
Дед (цитируя цитаты цитат мыслей великих людей). – Столько ты, Лешка, сейчас процитировал, что аж помутилось от горести око мое, и все члены мои стали, как тень…
Бабка. – Ты не спеши токмо – про члены, как и тени, попозже будет…
Дед. – Будет?
Бабка. – Ага…
Дед. – Ну ладно…
Алексей. – Ну, ладно…
Дед. – Так и как нам тогда объединиться-то?
Бабка. – Чтобы что-то поиметь?
Дед. – Ага…
Алексей. – «Тело, глава которого – Христос, составляется и совокупляется посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, и получает приращение для созидания самого себя в любви».
Дед. – Это нам любить, значится, надобно?
Алексей. – Ага…
Дед. – Ну я бы и не против кого-нибудь полюбить…
Алексей. – И я…
Бабка. – Погубить?
Дед. – Или пригубить…
Алексей. – «Но разве не знаете, что тела ваши суть члены Христовы? Итак, отниму ли члены у Христа, чтобы сделать их членами блудницы? Да не будет!»
Дед. – Да, не будет…
Алексей. – «Или не знаете, что совокупляющийся с блудницею становится одно тело с нею? ибо сказано: «два будут одна плоть»».
Дед. – Так нам же как раз и надобно одной плотью стать?
Бабка. – Ну…
Дед. – Чтобы объединиться в одном теле посредством любви?
Алексей. – Но нам прежде надо с Господом соединиться и стать с Ним одним духом…
Дед. – Ну а как же телом? Если надобно духом…
Бабка. – Дышать нам токмо что ль?
Дед. – Ну…
Бабка. – А любить-то друг друга тогда как?
Алексей. – «Бегайте блуда; всякий грех, какой делает человек, есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела».
Дед. – Так и зачем нам собственное тело, когда у нас всеобщее и объединенное любовное тело должно быть?
Бабка. – Стало быть, должно быть?
Дед. – Ну…
Алексей. – «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои?»
Дед. – Так а чьи мы, как не свои? И кто это во мне живет-то, а? Я, вроде, никого еще не прописывал…
Бабка. – Ну…
Дед. – А они уже тут как тут – на ПМЖ в моей душе!
Алексей. – «И куплены дорогою ценою. Посему прославляйте Бога и в телах ваших, и в душах ваших, которые суть Божии».
Дед. – Дорогою ценою куплены, говоришь? Еще, может, как трехкомнатная квартирка с евроремонтом?
Бабка. – Ну…
Дед. – Или рабы мы тебе что ль?
Бабка. – Не то слово!
Алексей. – Да, не то…
Дед. – Вот и не разглагольствуй тут нам тогда…
Алексей. – «Но скажите мне, откуда у вас вражды и распри? не отсюда ли, от вожделений ваших, воюющих в членах ваших»?
Дед. – И что ты предлагаешь?
Алексей. – «Не предавайте членов ваших греху в орудия неправды, но предоставьте себя Богу, как оживших из мёртвых, и члены ваши Богу в орудия праведности».
Дед. – Ой, Лешка, все ты токмо болтаешь…
Бабка. – Да еще про оружие и войны, фашист!
Алексей. – Да, еще про оружие и войны…
Дед. – Язык бы твой укоротить, да не охота руки марать!
Алексей. – Да, не охота руки марать…
Бабка. – Да и руки твои коротки…
Дед. – Да, и руки твои коротки…
Алексей. – «Так и язык – небольшой член, но много делает».
Бабка. – Так и язык – небольшой член?
Дед. – Так, и язык – небольшой член…
Бабка. – Но много делает?
Дед. – Очень много…
Бабка. – Что-то я такого не замечала…
Дед. – А я ж говорил: мал золотник, да дорог!
Бабка. – Да, дорог…
Алексей. – «Язык – огонь, прикраса неправды; язык в таком положении находится между членами нашими, что оскверняет все тело и воспаляет круг жизни, будучи сам воспаляем от геенны».
Бабка. – Так стой, язык – это небольшой член или он в таком положении между членами нашими находится?
Дед. – А какие еще бывают члены и положения?
Бабка. – И почему это все тело наше оскверняет?
Дед. – И воспаляет круг жизни?
Бабка. – И что это за круг такой?
Дед. – Михаил что ль?
Бабка. – Или спасательный?
Алексей. – Герменевтический…
Бабка. – Чего?
Дед. – Михаил Герменевтический?
Алексей. – Ага…
Дед. – Прикраса ты неправды…
Бабка. – А так хотелось бы правды – без прикрас…
Дед. – И настоящего огня…
Алексей. – Горяченького захотелось?
Дед. – Ага…
Алексей. – Так у вас же здесь все и так от геенны воспаляется…
Бабка. – Сам ты гиена воспаленная!
Дед. – Вот из-за тебя и воспаляется…
Алексей. – Из-за меня?
Дед. – Ну а из-за кого же еще?
Бабка. – Ну… Ты ж и сам говорил, что из-за тебя!
Алексей. – Разве?
Дед. – Да… Болеешь же…
Бабка. – Или уже язык проглотил?
Дед. – А то мы тебе его еще и не укоротили!
Алексей. – А язык, деда, «укротить никто из людей и не может: это – неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда».
Бабка. – А язык деда укротить никто из людей и не может: это – неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда.
Дед. – Это я исполнен смертоносного яда что ль?
Алексей. – Или я?
Дед. – И это я что ль неудержимое зло?
Алексей. – Или я?
Бабка. – Ты так точно удержимое…
Алексей. – Я?
Дед. – Или я?
Бабка. – Или недоумок…
Дед. – Так точно…
Алексей. – А он-то тут при чем?
Бабка. – А при том!
Дед. – А притом…
Алексей. – А притон?
Дед. – И протон…
Алексей. – И про тон?
Дед. – Ага…
Бабка. – Кстати, про удерживающего…
Дед. – Зло?
Алексей. – Или деда?
Бабка. – Таперя…
Алексей. – Что?
Бабка. – А то, что возникает к тебе вопрос: как ты думаешь, по твоему мнению, выберут его еще все-таки или нет?
Алексей. – Не знаю, выберут ли, но, мне кажется, он останется – и это будет последний его срок…
Дед. – Самый худший срок?
Алексей. – Заходил вчера…
Дед. – Так а почему?
Алексей. – Потому что самый тяжелый…
Дед. – Для него?
Алексей. – Для всех…
Дед. – А еще?
Алексей. – Потому что ошибка…
Дед. – Что?
Алексей. – Самый худший срок – это ошибка…
Дед. – Чья?
Алексей. – Языка…
Дед. – То есть всех?
Алексей. – Ага…
Дед. – Но не все ведь совершают такую ошибку…
Алексей. – Не все…
Бабка. – Но некоторые ведь делают такую ошибку…
Алексей. – Делают…
Дед. – Выходит, проблема эта из-за языка?
Бабка. – Выходит проблема эта из-за языка?
Дед. – Или из-под языка?
Алексей. – Язык попускает?
Бабка. – Выходит, проблема эта из-за людей?
Дед. – Выходит проблема эта из-за людей?
Бабка. – Или из-под людей?
Алексей. – Люди допускают?
Дед. – Как-то сложно…
Бабка. – Помогите…
Алексей. – Выходите…
Бабка. – Не получается…
Дед. – А после самого худшего срока не ждет ли его еще и худший из худших сроков?
Бабка. – Да он его уже и заждался!
Алексей. – Да, он его уже и заждался…
Дед. – Так кто и кого заждался?
Алексей. – И что или чья ошибка?
Дед. – А слыхал я еще от одного провидца или предсказателя, что править он будет аж до самой своей кончины!
Бабка. – Так она, может, совсем скоро и наступит?
Дед. – Как говорит жалкое подобие женщины с именем наподобие того, что даже не представляет из себя и жалкое подобие вина, не дождешься…
Бабка. – Это я что ль раньше откинусь?
Дед. – Наверняка…
Бабка. – Да и конец света небось раньше наступит…
Дед. – Да, и конец света небось раньше наступит…
Бабка. – А этот и после него править будет…
Дед. – Аж до самой своей кончины…
Бабка. – Которая никогда не наступит…
Дед. – Потому что кончиться ничего и не может…
Алексей. – А если по УДО?
Дед. – А если так, то и удовлетворение будет…
Бабка. – И удовольствие…
Алексей. – А если нет?
Дед. – То и вечная тюрьма в одиночной камере…
Алексей. – Из моего отдельного ничто?
Дед. – Из твоего отдельного нигде…
Алексей. – Из моего отдельного меня…
Бабка. – Да это и так похоже на вашу обычную жизнь…
Дед. – Да, это и так похоже на нашу обычную жизнь…
Алексей. – Да…
Бабка. – В общем, бредсказатель твой, видать, на него и работает…
Дед. – А ты откудова знаешь?
Бабка. – Да у него просто фамилия говорящая…
Алексей. – Да, у него просто фамилия говорящая…
Дед. – А что, бывает и не говорящая?
Бабка. – Ага…
Дед. – А какая?
Бабка. – Молчащая…
Алексей. – Или немая?
Бабка. – Нет, это другая…
Дед. – Ну и что говорит-то его фамилия эта?
Алексей. – Что Чарли Чаплина они оба любят…
Дед. – Чарло с Чаплина?
Алексей. – Ну…
Дед. – Далековато ехать…
Алексей. – Далековато…
Дед. – А что, хорошее?
Алексей. – Даже актеры комического жанра рекомендуют…
Дед. – Так это тот, что пингвина играл что ль?
Бабка. – Ага, в черно-белые дни…
Дед. – В черно-белые сны?
Алексей. – Да…
Дед. – В общем, Лешка, подумал я тут – и ясно одно: любовь твоя хочет весь глобус, весь шар наш земной захватить и подчинить себе…
Алексей. – А, может, все же спасти?
Бабка. – А может все же спасти?
Дед. – Не знаю…
Алексей. – Так ты и узнай, прежде чем говорить…
Дед. – Надобно тогда идти узнавать…
Алексей. – Только ты не можешь идти…
Дед. – А я вот возьму и пойду…
Алексей. – Ну тогда вот возьми и пойди…
Дед. – Токмо взять-то нечего…
Алексей. – Почему?
Дед. – Потому что и ты ничего не даешь…
Алексей. – Не даю…
Дед. – И почему же?
Алексей. – Так ты скажи, ты скажи, че те надо, че те надо…
Дед. – Может, дашь, может, дашь?
Алексей. – Че ты хошь?
Дед. – А я и сам не знаю…
Алексей. – Так ты, может, узнай…
Дед. – Вроде, все ясно и просто, но так сложно…
Алексей. – Воистину, деда…
Бабка. – Во истину деда…
Дед. – А если все же узнаю, а потом скажу, то дашь?
Алексей. – По вере твоей да будет тебе…
Бабка. – Да, будет тебе…
Дед. – Да…
Алексей. – Будет тебе…
Дед. – Полноте?
Алексей. – Полноте…
Бабка. – Так что все это пропаганда…
Алексей. – Чего?
Бабка. – Лжи и обмана…
Алексей. – Какого?
Бабка. – Что никто, нет, никто не заменит его…
Алексей. – А что, заменит?
Дед. – А что заменит?
Бабка. – Наше гражданское общество и наш народ, то есть великое мы и такое же великое каждый из нас, никогда не допустит того, что было, и никогда не допустит того, чего не было, и никогда не допустит того, чтобы то или иное повторилось – ни-ко-гда! Вы слышите?! Ни-ко-гда!
Дед. – Да…
Алексей. – Мда…
Бабка. – И я в это верю! И жизнь свою готова за это отдать! И душу свою за дело это и к нему причастных положу! Я всю себя уже этой идее пожертвовала! И бьюсь об заклад, что мне больше не придется биться об заклад!
Алексей. – Деда, а бабулю-то нашу идея съела…
Дед. – Ну… Верующей вдруг стала…
Алексей. – Огнем будто горит…
Дед. – Главное, чтобы не сгорела…
Алексей. – На костре инквизиции…
Дед. – А я думал, она неверующая…
Алексей. – Так и я…
Дед. – Ого…
Алексей. – Ага…
Дед. – А она вон какая пенсионарная…
Алексей. – Пассионарная?
Дед. – Так я ж и говорю: пансионарная…
Алексей. – Понятно…
Дед. – И все мы, наверное, Лешка, верующие…
Алексей. – Думаешь?
Дед. – Верю…
Алексей. – Не бывает атеистов в окопах под огнем?
Дед. – Ни одного не встречал…
Бабка (перестав биться об заклад). – Вот и я еще ни одного человека не встречала, который был бы готов поддержать его после взрыва в метро, у которого, кстати, в следующем году юбилей – десять лет…
Дед. – У метро юбилей?
Алексей. – Или у человека?
Бабка. – Вы совсем дебилы что ль? У взрыва…
Алексей. – Да… Я вот этого, в отличие от всего остального, тоже не понимаю… Точнее, как бы понимаю, даже как-то могу объяснить, но принять не могу – в этом не было совершенно никакой необходимости… Это просто выходит за все рамки даже самых жестоких и безумных дискурсов повседневного политического страха и терроризма…
Дед. – Думаю, это не худшее, что он сделал…
Бабка. – Или еще сделает…
Алексей. – Да…
Бабка. – А раз да, так, может, и на выборы все-таки, Лешенька, пора?
Алексей. – Так они ж не сегодня…
Дед. – Но выбирать-то надобно уже сегодня…
Алексей. – Но выбирать то надобно уже сегодня?
Дед. – Ага…
Бабка (перебиваясь). – Нет – я вообще…
Алексей. – Ну не знаю, баб, не знаю…
Бабка. – Так а что тут знать-то еще, если ты все-таки наш?
Алексей. – А вот этого я не говорил…
Бабка. – Тогда скажу я: после событий этого года, вкупе со всем остальным, он уже просто политический труп – и это решено…
Алексей. – Живой труп?
Бабка. – Ага…
Дед. – А оживить его как-то можно?
Бабка. – Если токмо умертвить…
Алексей. – А воскресить?
Бабка. – Так он ведь живой…
Алексей. – Но все же труп…
Бабка. – Ну это уже тогда по твоей части, некрофил…
Дед. – Так Лешка ж богофилом был!
Бабка. – А это, по-твоему, что-то другое?
Дед. – А мне-то откудова знать…
Алексей. – А мне то откудова знать…
Бабка. – Оттудова…
Алексей. – А ведь его, баб, кстати, и после взрыва выбирали…
Дед. – А ведь его баб, кстати, и после взрыва выбирали…
Бабка. – Знаем мы, как тогда выбирали!
Дед. – Как всегда…
Алексей. – Банальность зла – полюбишь и козла…
Дед. – Отпущения…
Алексей. – Грехов человеческих?
Дед. – А какие еще бывают?
Алексей. – Не знаю…
Дед. – Ну так ты и узнай тогда, прежде чем говорить…
Алексей. – А ты – полюби…
Дед. – Прежде чем говорить?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Нет… Мы уж, скорее, зарежем этого козла…
Алексей. – Тогда уже агнца…
Дед. – И не зарежем, а закладем…
Бабка. – А потом и козлятинки наварим…
Алексей. – Или ягнятинки?
Дед. – Кстати, про ягнятинку, Лешка, это, выходит, бог твой что ль и его любит?
Алексей. – Ну да…
Дед. – И за него помирал что ль?
Алексей. – Ну да…
Дед. – И для него воскресал?
Алексей. – Ну да…
Дед. – И его спасал?
Алексей. – Ну да…
Дед. – И его ждет?
Алексей. – Ну да…
Дед. – И готов простить?
Алексей. – Если только искренне покается…
Дед. – Ради него и мир, может, еще творил?
Алексей. – И его самого к жизни призывал…
Бабка. – На этом можно проповедь твою и прекратить…
Алексей. – Почему это?
Бабка. – Во-первых, потому что ты глубоко заблуждаешься, но об этом мы поговорим отдельно…
Дед. – Или не поговорим…
Алексей. – Ага…
Бабка. – А во-вторых, потому что нашему современному гражданскому обществу не подходит такой бог…
Алексей. – Вот как…
Бабка. – Вот так… Так что никому он не нужен… Даже самому себе… И если он, как вы считаете, все-таки решит вернуться, то нам всем будет абсолютно плевать…
Дед. – Да… Лучше ему уже больше не позориться…
Алексей. – А какой бог вам бы подошел?
Бабка. – В данной ситуации и касательно этого вопроса – такой, который бы предал его анафеме, отлучил от церкви и, в общем-то, не любил, а ненавидел и всячески способствовал его скорейшей и далее вечной погибели!
Алексей. – А кого он должен любить, Фуко что ли?
Бабка. – А это кто такой?
Дед. – Это его маятник что ль?
Бабка. – На полке стоит?
Дед. – Нет, качается…
Алексей. – Однажды…
Дед. – Что?
Алексей. – Только ты поверь…
Дед. – Во что?
Алексей. – Маятник качнется в правильную сторону…
Дед. – И что?
Алексей. – И времени больше не будет…
Дед. – И времени больше не будет…
Бабка. – Не будет…
Алексей. – А если потом окажется, что не должен?
Бабка. – Ну и отменим тогда это решение… Религия ведь должна иметь возможность обновления…
Алексей. – Реформации?
Дед. – И деформации…
Алексей. – Ну а если потом окажется, что вы сами свои основы разрушили?
Бабка. – Ну и построим что-нибудь новенькое…
Алексей. – А если и себя таким образом уничтожите?
Бабка. – Значится, так и было нужно…
Дед. – Значится, мы того и хотели…
Бабка. – Значится, мы к тому и стремились…
Алексей. – Чтобы ни снов, ни вас, ни основ, ни нас уже не осталось?
Дед. – Это все…
Алексей. – Что останется…
Дед. – После меня…
Алексей. – Это все…
Дед. – Что возьму я с собой…
Бабка. – Леша, все, что будет, зависит уже токмо от нас…
Алексей. – Так как оно от вас зависит, если вас больше не будет?
Бабка. – Так или иначе…
Алексей. – Но ты же говоришь, что вы не допустите ни того, что было, ни того, чего не было…
Бабка. – Все верно… То, что было раньше, уже не будет никогда! Как и то, чего не было…
Алексей. – И что это уже за будущее такое?
Бабка. – А самое настоящее и подлинное будущее, которое никак и ни с чем не связано… Ни с тем, что было, ни с тем, чего не было…
Дед. – Ни с тем, что есть… Ни с тем, чего нет…
Алексей. – Ни с тем, что будет? Ни с тем, чего не будет?
Бабка. – А вот это уже ошибка…
Алексей. – А как правильно?
Бабка. – Ни с тем, что может быть…
Дед. – Может быть?
Алексей. – Может, быть?
Бабка. – Ага…
Алексей. – А как такое может быть?
Бабка. – Не как, а когда…
Алексей. – И когда?
Бабка. – Не когда, а где…
Алексей. – Ну и где же?
Бабка. – Не где, а нигде…
Алексей. – Понятно… Радикальное какое-то у вас будущее…
Бабка. – Которого нет…
Алексей. – Какая-то у вас просто религия будущего, получается…
Дед. – Какая-то у вас просто религия будущего получается…
Бабка. – Или будущая религия…
Алексей. – И бог тоже из будущего?
Бабка. – Или будущий бог…
Дед. – Как и гости…
Алексей. – Из будущего?
Дед. – Ага…
Алексей. – Или назад…
Дед. – В будущее?
Бабка. – Нет…
Алексей. – И что ж это уже за бог такой?
Бабка. – Уникальный…
Алексей. – И какова его уникальность?
Бабка. – А как ее измерить?
Алексей. – Ну если у тебя есть текст, то можно и измерить…
Бабка. – У меня-то текста нет, но я есть у текста…
Алексей. – А текст у кого?
Бабка. – У недоумка, кажись…
Алексей. – А он где?
Бабка. – Где-то рядом…
Дед. – Как и истина…
Бабка. – И вот мы вплотную приближаемся к этой истине, к этому будущему, к этой религии и к этому неведомому богу, - чтобы все это, наконец, вместе и сбылось…
Алексей. – А это сбывание разве зависит от нас?
Бабка. – Токмо от нас и зависит…
Дед. – Зависимость…
Алексей. – И что нам нужно делать?
Бабка. – Приготовить путь и прямыми сделать стези…
Алексей. – Ого… Но это ведь про глас вопиющего в пустыне…
Бабка. – Имеющий уши да слышит…
Дед. – Имеющий уши, да, слышит…
Алексей. – И что же вы слышите?
Бабка. – Что пророк не имеет чести в своем отечестве…
Дед. – Как и ты…
Алексей. – Так я ж и не пророк…
Бабка. – А кто?
Дед. – Солнечный мальчик…
Алексей. – А это нам еще предстоит выяснить…
Бабка. – Ну давай тогда выяснять…
Дед. – Отношения…
Алексей. – Так, может, все наоборот?
Бабка. – Это как?
Алексей. – Только от нас и не зависит…
Дед. – Независимость…
Алексей. – Ага…
Дед. – А, может, оно и от нас зависит, и не от нас?
Алексей. – Или вообще как-то иначе?
Дед. – Это как?
Алексей. – Абсолютно все зависит от нас настолько, что не зависит ничего.
Бабка. – Это не как-то иначе – и вообще, оставь эти каламбуры себе…
Алексей. – Хорошо…
Бабка. – Потому что они даже не смешные…
Алексей. – А хочешь кое-что смешное?
Бабка. – Ну давай…
Алексей. – А у будущего и политика есть?
Бабка. – Могу сразу же сказать, что и экономика…
Алексей. – А есть ли что-то, чего у будущего нет?
Бабка. – Чего не знаю, того не знаю…
Алексей. – И почему же?
Бабка. – Потому что не нашего ума дело…
Алексей. – А чьего?
Бабка. – Может, и не ума вообще…
Алексей. – А безумия?
Бабка. – Нет…
Дед. – А безумия нет?
Бабка. – Есть…
Алексей. – Понятно…
Бабка. – А понятно наверняка токмо одно: этому в политике будущего места нет!
Дед. – Даже за баксы?
Бабка. – Даже за сто тысяч миллионов…
Алексей. – Так, может, и мне там места нет?
Дед. – Раз есть там, то должно быть и место…
Бабка. – А если места там тебе все же и нет, то ты бы и сам мог бы стать этим местом…
Алексей. – Так, может, и он?
Дед. – Так может и он?
Бабка. – Так может ион?
Алексей. – Так…
Бабка. – Не так…
Алексей. – И почему же?
Бабка. – Ты, может, еще считаешь, что он, как и еще кое-кто, не преступник, а какой-нибудь отец сакральной политики или современный представитель политической теологии?
Алексей. – Ну я ж тебе не Кьеркегор…
Дед. – И не Шестов…
Алексей. – И ты мне не Кант…
Дед. – И не Гегель…
Бабка. – А кто ты мне?
Дед. – Карл Шмитт?
Бабка. – Кал Шит?
Алексей. – Ага…
Бабка. – А я кто тебе?
Дед. – Карл Поппер?
Бабка. – Кал Попер?
Алексей. – В общем, сложно мне об этом говорить…
Дед. – Так ты говори как-нибудь легко…
Алексей. – Это как?
Дед. – Ну в ироничной и юмористической форме, например, как Зощенко…
Алексей. – Деда, я думаю, ты сам понимаешь, что у Зощенкно совсем другая форма была…
Бабка. – Хьюго Босс что ль?
Алексей. – Нет, но не хуже…
Дед. – А, может быть, даже и лучше…
Бабка. – А может быть даже и лучше…
Дед. – Да…
Бабка. – Что?
Дед. – Я говорю: но под такой завесой и в таком виде он все-таки сумел о Ленине рассказы написать… Так, чтобы опубликовали и не было проблем…
Алексей. – Ну да… И что с того?
Дед. – Ну так, может, и ты бы что-нибудь такое написал?
Алексей. – И что будет?
Дед. – И выскажешься, и проблем не будет…
Алексей. – Так я и без того сижу тут с вами и высказываюсь… Да и проблем у меня, вроде бы, никаких нет…
Бабка. – Да, и проблем у меня, вроде бы, никаких нет…
Дед. – Вроде бы…
Алексей. – Ну…
Дед. – Значится, еще будут…
Алексей. – И как же их избежать?
Дед. – Как-как – писать – как же еще!
Алексей. – И как мне писать?
Дед. – Так я ж уже сказал! Писать так, чтобы высказаться и чтобы не было проблем… Потому что от высказываний твоих тутошних никакого толку-то и нет… А вот захочешь высказаться публично – и начнутся проблемы – посмотришь! Так что пиши…
Алексей. – Так и что мне писать?
Дед. – Фельетоны про деда…
Алексей. – Это о тебе что ли?
Дед. – Можешь и обо мне, чтобы было более жизненно…
Бабка. – У нас тут настолько жизненно, что жизни-то уже никакой и нет…
Дед. – У нас тут настолько жизненно, что жизни-то уже больше и не надобно…
Алексей. – Так и зачем мне писать тогда?
Дед. – Так я ж уже сказал!
Алексей. – Так и я ж уже на это ответил!
Дед. – Во-первых, чтобы писать…
Алексей. – Это понятно…
Дед. – Во-вторых, чтобы выгодно использовать сложившуюся геополитическую ситуацию в собственных литературных целях…
Алексей. – Это как?
Дед. – Ну похвалишь его там как-нибудь на поверхности черно-иронично… А в самой глубине, где этим дебилам ничего понятно не будет, по-своему обо всем и расскажешь… Так сказать потренируешься в таком стиле, жанре и форме… И одним выстрелом убьешь сразу несколько зайцев…
Бабка. – Ах ты фашистская подстилка!
Дед. – Да сама ты такая!
Алексей. – Да, сама ты такая…
Бабка. – Это ты, пипку Гитлера целовавший, таперя и Лешке такое предлагаешь?
Дед. – Ничего я такого не предлагаю!
Бабка. – Ах ты коллаборационист!
Дед. – Да сама ты!
Алексей. – Да, сама ты…
Бабка. – Ничего ты в этой жизни не можешь довести до конца… Ни света, ни Гитлера, ни конца света, ни конца Гитлера… Ни семью свою собственную в тюрьму засадить или хотя бы роботом уже стать!
Алексей. – Может, биороботом?
Бабка. – Ага, биотуалетом если токмо!
Дед. – Ай!
Алексей. – Слушай, деда, так а каких я там зайцев убью?
Дед. – Ну, во-первых, вступишь в член союза писателей…
Бабка. – Может, в союз членов писателей?
Дед (задумчиво). – Может…
Бабка. – Слушай ты его, Лешка, больше… Он уже сам давно членом стал… Вот и вступишь ты в этот союз или член, а окажется, что плен…
Дед. – А ты не перебивай! Так… Дальше-то что… А… Да… Будет у тебя и зарплатка какая-нибудь, и заплатка, и путевки бесплатные на отдых в лучший отечественный санаторий, и помощь с изданием, и заказы рабочие, и льготы прочие… А? Каково звучит?
Алексей. – Ну так…
Дед. – Еще и удостоверение с твоей фотокарточкой, где будет написано, что ты тоже член! А? Как? Здорово же!
Алексей. – Ну да…
Дед. – Будешь уже всем показывать и гордиться! «Пропустите вне очереди – я член союза великих писателей Алексей Федорович Шариков!» Или спросят где-нибудь: а вы кто? А ты в ответ – на! – и корочку свою открыл – а там: член союза великих писателей Алексей Федорович Шариков! А? Класс?
Алексей. – Лучше бы, конечно, чтобы это другие обо мне так говорили…
Дед. – Ну до этого, Лешка, еще дорасти надобно… Популярность нужна… И народное признание… Ну или хотя бы царское…
Бабка. – А для начала – так еще и хоть что-нибудь написать…
Алексей. – Это да…
Бабка. – Это, да…
Дед. – А тогда уже, может, и улицу в честь тебя назовут… И памятник при жизни или смерти еще поставят… Нерукотворный…
Алексей. – А можно не улицу, а город?
Бабка. – Если токмо пригород…
Дед. – Или огород…
Алексей. – Ладно…
Дед. – Может, тогда уже лучше сразу страну?
Бабка. – Или планету…
Алексей. – Всю вселенную…
Дед. – Большие у тебя ожидания…
Бабка. – Смотри еще потом, чтобы не утратил эти иллюзии…
Дед. – Да… А то с такими запросами, конечно…
Бабка. – Токмо соответствующие ответы и получишь…
Алексей. – Ну а дальше-то что?
Дед. – Ну а дальше, если и патриарха нашего осенью польстишь, о котором или которому, кстати, никто и не пишет, то, может, и покровительство в его лице найдешь, то есть патронаж…
Алексей. – Или патриархат?
Бабка. – Или матриархат…
Алексей. – Ну и?
Дед. – Ну и даст тебе дачу какую-нибудь…
Алексей. – И дачу в придачу?
Дед. – Ага… Под Минском…
Алексей. – Это подземную что ли?
Дед. – Ну, на кладбище!
Алексей. – Не смешно…
Дед. – Да ладно тебе…
Алексей. – Да, ладно тебе…
Дед. – Там зато парковка бесплатная…
Алексей. – И вечная…
Дед. – Ага… Ну и, помимо этого, деньжат тебе капитально подкинет еще… И волгу…
Алексей. – И Волгу?
Бабка. – Иволгу?
Дед. – Да…
Алексей. – Шутишь что ли?
Дед. – Нет… Черную какую-нибудь…
Алексей. – А почему это у вас Волга черная?
Дед. – Так это ж классика…
Алексей. – Вы нефть в нее разлили что ли?
Дед. – А нефть сейчас, кстати, наполовину подешевела…
Алексей. – Вот это да… И что теперь будет?
Дед. – Да ничего не будет…
Алексей. – Вообще?
Бабка. – Да, ничего не будет…
Дед. – Вообще – ее за бесценок будут отдавать – токмо приезжай и бери… Еще и приплатят за это…
Алексей. – Прямо как за мои книги…
Бабка. – Которые ты еще не написал?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Лишь бы хоть кто-нибудь прочитал?
Алексей. – Угу…
Бабка. – Так а как их кто-то прочитает, если ты их еще и не написал?
Алексей. – В этом и весь вопрос…
Бабка. – Ну-ну…
Алексей (Деду). – Так и почему?
Дед. – А кому она нужна-то, когда мы все дома сидим?
Бабка. – Пока мы все дома сидим…
Дед. – Пока – мы все дома сидим…
Бабка. – Пока, мы все дома сидим…
Алексей. – Пока мы все в матрице сидим…
Дед. – Пока еще не в матрице сидим…
Алексей. – Пока – все в матрице сидим…
Дед. – Пока – еще не в матрице сидим…
Алексей. – Пока, все в матрице сидим…
Дед. – Пока, еще не в матрице сидим…
Бабка. – Пока еще нет…
Дед. – Пока – еще нет…
Бабка. – Пока, еще нет…
Дед. – Пока еще – нет…
Алексей. – Пока, еще, нет…
Дед. – Еще нет…
Бабка. – Еще – нет…
Дед. – Еще, нет…
Алексей. – Уже да…
Бабка. – Уже, да…
Алексей. – Уже – да…
Дед. – Пока нет…
Бабка. – Пока, нет…
Алексей. – Пока – да…
Дед. – Пока – нет…
Бабка. – Пока, да…
Дед. – Пока…
Бабка. – Матрицы ведь разные бывают…
Алексей. – Вот и я о том же…
Дед. – А я о том, что ничего не будет…
Алексей. – Потому что нефть обесценится?
Дед. – Ага…
Алексей. – Так, может, что-то новое просто придет на смену?
Бабка. – Экологичное?
Алексей. – И высокотехничное…
Дед. – Если токмо наука нас и спасет…
Алексей. – А, значит, мы сами?
Дед. – Нет, наука – это не мы сами…
Алексей. – А что?
Дед. – Не что, а кто…
Алексей. – И кто?
Дед. – Некто…
Алексей. – Кое-кто?
Дед. – Ага…
Алексей. – Вот как…
Дед. – Нам нужно подготовить науку к приходу последнего ученого либо умереть перед его отсутствием…
Алексей. – Нам нужно подготовить литературу к приходу последнего персонажа либо умереть перед его отсутствием…
Бабка. – А, может, не персонажа, но автора?
Дед. – А, может, не умереть, но перестать читать?
Бабка. – А, может, не перестать читать, а писать?
Алексей. – Писать?
Дед. – Не писать…
Алексей. – Писать или не писать – вот в чем вопрос…
Дед. – Читать или не читать – вот в чем вопрос…
Бабка. – Писать или читать – вот в чем вопрос…
Дед. – Не читать или писать – вот в чем вопрос…
Бабка. – Не писать или читать – вот в чем вопрос…
Дед. – Не читать или не писать – вот в чем вопрос…
Алексей. – Жить или тужить – вот в чем вопрос…
Дед. – Тужить или не жить – вот в чем вопрос…
Алексей. – Тужить или не тужить – вот в чем вопрос…
Бабка. – А это не вопрос…
Алексей. – Да?
Бабка. – Как и жить или не жить…
Алексей. – А что?
Бабка. – Ответ…
Алексей. – И какой?
Бабка. – Нам нужно подготовить жизнь к приходу последнего героя либо умереть перед его отсутствием…
Дед. – А, может, это смерть нужно подготовить?
Алексей. – Как?
Дед. – Нам нужно подготовить смерть к приходу последнего человека либо умереть перед его отсутствием…
Алексей. – А, может, жить перед его отсутствием?
Дед. – А может жить перед его отсутствием?
Бабка. – А как жить-то без человека?
Алексей. – Ну да… Проблематично…
Дед. – А, может, умереть не перед его, но ее отсутствием?
Алексей. – А может умереть не перед его, но ее отсутствием?
Бабка. – Это какой-то человек будет, а какой-то смерти – нет?
Дед. – Ага…
Бабка. – А как это и помереть тогда, если смерти-то нет?
Алексей. – Или человека?
Дед. – Ну да… Проблематично…
Алексей. – А смерти-то, баб, как раз и нет…
Дед. – А смерти-то баб как раз и нет…
Бабка. – Как и проблем…
Дед. – Токмо от них одни и проблемы…
Бабка. – Токмо от вас…
Дед. – Ага…
Алексей. – Но говоришь ты, деда, так, будто мы в самое страшное время живем…
Дед. – А мы тебе и говорили, что ты как раз в самое страшное время и родился…
Бабка. – Да, Лешенька, любое время – самое страшное, потому что ты родился…
Алексей. – Потому что я родился?
Бабка. – Ага…
Алексей. – Так мне, может, лучше и не жить вовсе, чтобы время страшным не было?
Бабка. – Или чтобы времени не было…
Алексей. – А вам, значит, в самое страшное время умирать…
Дед. – А ты нас токмо раньше времени не хорони…
Алексей. – Раньше времени?
Дед. – Ага…
Алексей. – А вас надо позже?
Дед. – Ну да… Если токмо ты убить нас не решил…
Бабка. – Или время…
Дед. – Вместе с собою…
Алексей. – Пока не решил…
Дед. – Пока…
Бабка. – Не решил…
Алексей. – Да… Вот говорили вы, что девяностые – самое страшное время, так что и меня… (запинаясь) вам пришлось… То есть мною… (мычит от боли) Так что и говорить невозможно без мерзостных слез…
Бабка. – Ты, Лешенька, не волнуйся токмо!
Дед. – Да, ты успокойся…
Алексей. – А ты успокой меня…
Дед. – Сказать, что это шутка?
Алексей. – Да…
Дед. – Пока не могу…
Бабка. – Пока, не могу…
Алексей. – Но мне так хочется счастья и ласки… Мне так хочется глупенькой сказки…
Дед. – Чтоб забыть этот дикий обман?
Алексей. – Ага…
Дед. – Так забудь его, забудь…
Алексей. – Придет любовь, как дым?
Дед. – Ведь у него в мечтах…
Бабка. – Лишь ты, лишь ты, лишь ты…
Дед. – Ага…
Бабка. – Так ты, может, Лешенька, поспать бы хотел?
Алексей. – Да какое тут спать, баб?!
Дед. – Да, какое тут спать, баб…
Алексей. – Просыпаться давно пора! Всем нам! Девяностые, говорили вы, девяностые! А впереди вон – двадцатые! Вот действительно страшное время!
Бабка. – Так ведь потом и тридцатые будут…
Дед. – Еще страшнее…
Бабка. – А дальше – сороковые…
Дед. – И еще страшнее…
Бабка. – Война впереди…
Алексей. – Снова?
Бабка (среди обязательной войны). – Всегда…
Дед. – Да…
Бабка. – Одни и те же грабли…
Дед. – Будто на век назад нас отбросили…
Алексей. – Так ведь одно и то же, одно и то же!
Дед. – Так, ведь одно и то же, одно и то же…
Бабка. – Одно и тоже, одно и тоже…
Дед. – Одно и то «ж»…
Бабка. – Одно – и то – «ж»…
Алексей. – Вечное возвращение одного и того «ж»…
Дед. – А это уже ад…
Бабка. – А это уже норма…
Дед. – Но это еще, конечно, и от календаря зависит…
Бабка. – Какого?
Алексей. – Который переворачивают, а там снова одно и то же…
Бабка. – А если серьезно?
Дед. – Так всякие бывают…
Алексей. – Так, всякие бывают…
Дед. – И вообще – от исчисления времени…
Алексей. – От исчисления и времени…
Дед. – Много разных исчислений…
Алексей. – И много разных времен…
Бабка. – Но это ж лучше, чем никакого вообще…
Дед. – Ну да…
Бабка. – И это ж лучше, чем токмо что-то одно…
Дед. – А мы живем так, будто у нас токмо что-то одно…
Бабка. – А мы верим так, будто у нас токмо что-то одно…
Алексей. – Ну да…
Дед. – Так что, Лешка, пока еще есть времена и нравы, соглашайся ты на волгу – да еще и с водителем!
Бабка. – Да, еще и с водителем…
Дед. – Водитель для Леши…
Алексей. – Будет меня водительствовать?
Бабка. – Или тобою…
Дед. – Ага…
Алексей. – И куда он меня повезет?
Дед. – Туда, где будут рады тебе всегда…
Бабка. – Или туда, где не был никто…
Алексей. – Наверное, надо соглашаться…
Дед. – Так согласие и не требуется…
Алексей. – Почему это?
Дед. – А иначе в казино попадешь…
Алексей. – Звучит, как в ад…
Дед. – А это еще просто пустой звук по сравнению с тем, что на самом деле-то будет!
Алексей. – Тогда точно надо соглашаться…
Бабка. – Надобно…
Алексей. – А то в ад не очень-то и хочется…
Бабка. – Возвращаться?
Алексей. – Ага… У меня такое ощущение, что я там уже побывал…
Бабка. – И выбрался?
Алексей. – Да, Бог миловал…
Бабка. – Бог помог?
Алексей. – Помог…
Бабка. – Вот и ты таперя помогай…
Алексей. – Попробую…
Бабка. – А то снова туда попадешь – и совсем уже мертвый будешь…
Алексей. – Не дай Бог…
Бабка. – Или окажется, что ты оттудова и не выбирался…
Алексей. – А что это было тогда?
Бабка. – Да бесовское мечтание…
Алексей. – Да, бесовское мечтание…
Дед. – Бесовское метание?
Бабка. – Бесовское питание…
Алексей. – Понятно…
Дед. – А раз понятно тебе, то, в-третьих, Лешка, ты потом эту писанину свою сможешь и за рубеж послать!
Алексей. – Это в Россию что ли?
Дед. – Да тут уже и рубежей никаких нет…
Бабка. – Да, тут уже и рубежей никаких нет…
Дед. – Так что это уже даже и не ближнее зарубежье…
Алексей. – А куда тогда?
Дед. – На запад!
Алексей. – На запад?
Дед. – Да! Подашься там на какую-нибудь премию типа Нобелевской, выиграешь грант, переведут еще на все языки мира, так что будет и международный почет…
Алексей. – А у нас какую-нибудь премию дадут?
Дед. – Конечно! Сталинскую! Да еще и орден!
Бабка. – Да, еще и орден…
Алексей. – Ого! И какой?
Бабка. – Тамплиеров…
Дед. – Нет…
Бабка. – А какой?
Дед. – Получишь орден «Трудовой литературной славы», «Трудового книжного знамени», а также звание «Заслуженного народного письменного афериста всея Руси».
Алексей. – А на западе?
Дед (с трудом артикулируя и задыхаясь). – А на западе будешь каким-нибудь непревзойденным нынешним русскоязычным «угнетенным и репрессированным» производителем знаковых текстов непонятного этнического происхождения с неопределенными религиозными предпочтениями, политическими ориентирами, творческими целями и жизненными ожиданиями, которому не дают прав человека, чтобы быть человеком и водить его, а самого этого человека в своих произведениях воспевать.
Алексей. – Это, получается, тут, для своих, я буду, как Горький…
Дед. – Почему это, как Горький?
Бабка. – Ну…
Дед. – Будешь, как Сладкий!
Бабка. – Алексей, лишь бы не пешка…
Дед. – Разменная…
Бабка. – Ага…
Дед. – И не сладчайший…
Алексей. – А горчайший?
Дед. – Лучше уж так…
Алексей. – Так ты ж говорил, что надо, как Зощенко…
Дед. – Наверное, это не самый удачный пример с моей стороны…
Алексей. – С твоей стороны, деда, все не самое удачное…
Дед. – Да удочка моя просто сломалась…
Бабка. – Да, удочка моя просто сломалась…
Дед. – Вот и не удается мне ее ни закинуть, ни поудить…
Алексей. – Ну ты и почини ее тогда что ли…
Бабка. – Или еще что-нибудь учини…
Алексей. – Ладно, не надо… А для чужих, там, значит, буду, как Солженицын?
Дед. – Ну да…
Алексей. – Но это ведь ложь…
Дед. – А ты разве не лжец?
Алексей. – Нет…
Дед. – Но все равно ведь солгал…
Алексей. – Всякий человек – ложь, деда…
Бабка. – Всякий человек – ложь деда…
Дед. – Так тем более – ты…
Бабка. – Так, тем более – ты…
Алексей. – Да…
Дед. – Но, если что, можешь быть тогда, как Оправдицын…
Бабка. – Слишком много ты на него берешь…
Дед. – Ну так не на себя ж такие кредиты брать… Тут же всю вечность отдавать придется…
Бабка. – К которой у тебя и доступа даже нет…
Дед. – Как и у тебя…
Бабка. – Зато к аду есть…
Дед. – Так туда и доступ не нужен…
Бабка. – Вот можно всю жизнь и отрабатывать…
Дед. – Безработно…
Бабка. – Потому что нетрудоспособен…
Дед. – Зато трудоустроен…
Бабка. – Так что и ты, Лешка, не бери такой грех на душу…
Алексей. – А какой можно?
Бабка. – Любой…
Алексей. – Понятно…
Дед. – Люби – и бери любой грех на душу, как говорится…
Алексей. – Вроде бы, не так говорится…
Дед. – А как?
Алексей. – Люби Бога – и делай что хочешь…
Дед. – Вот и ты тогда делай, что хочешь…
Бабка. – Или не хочешь…
Дед. – Или не делай…
Алексей. – Хорошо…
Бабка. – Так а для матриарха-то он кем будет?
Дед. – Ну вот Зощенко и будет…
Бабка. – Все-таки Зощенко?
Дед. – Ну да… А что?
Бабка. – Так говорил же, что это не очень удачный пример с твоей стороны…
Дед. – Так для матриарха же…
Бабка. – Ну а Вагнером никак, например?
Дед. – Так он же не музыкант…
Бабка. – Но все равно же музыка для ушей его…
Дед. – А тут, может, и текст для очей его…
Бабка. – Не думаю, что он будет читать…
Дед. – Но думаешь, что будет слушать?
Бабка. – Ага…
Алексей. – Ладно! Что-то это мне все напоминает…
Дед. – И что же?
Алексей. – Да какую-то тактичную суверенную тактику…
Бабка. – Да, какую-то тактичную суверенную тактику…
Алексей. – И нашим, и вашим…
Бабка. – И тут хорошо, и там неплохо…
Дед. – И оттудова деньжата, и здеся капиталец…
Алексей. – И там признание, и тут почет…
Бабка. – Свой – для своих, чужой – для чужих…
Алексей. – Или свой – для чужих, а чужой – для своих?
Бабка. – Так тебя ж никакого и нет…
Дед. – Так, тебя ж никакого и нет…
Бабка. – Ты же просто заказ…
Алексей. – И даже за всем этим меня тоже нет?
Бабка. – Нет…
Дед. – Так тебя и здеся нет…
Алексей. – Нет…
Дед. – Вот я и говорю: сувениритет такой у тебя…
Алексей. – Ты хочешь сказать, суверенитет?
Дед. – Так я ж и говорю: тактичная сувенирная тактика у тебя…
Алексей. – Суверенная?
Дед. – Ага, ты ж и сам по себе и для нас – просто сувенир…
Алексей. – Суверен?
Бабка. – Суеверен!
Дед. – Вот, кстати, Лешка… В книжонке твоей сказано, что «если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им», правильно?
Алексей. – Ну, вроде, да…
Дед. – То есть если один просить будешь, то и не дано будет?
Алексей. – Почему же?
Дед. – Ну сказано же, что если токмо двое и более лиц…
Алексей. – Но и одному, бывает, даруется…
Дед. – А бывает, что и не даруется?
Алексей. – Бывает…
Дед. – Так и от чего же это зависит?
Алексей. – От многого…
Дед. – А если конкретнее?
Алексей. – А если конкретнее, то это сложный вопрос…
Дед. – А я уже говорил, что простых тебе и не задаю…
Бабка. – Ведь мы все-таки с некоторым уважением к тебе относимся…
Алексей. – Спасибо, конечно, но любой мой ответ будет абстрактной формулой, а каждое отдельное прошение – живое и единичное…
Дед. – Ну а все же?
Алексей. – Ну может быть неполезно…
Бабка. – Бесполезно?
Алексей. – Или так…
Дед. – А еще?
Алексей. – А еще можешь не вместить…
Дед. – Кусок не по зубам?
Бабка. – Не по карману цена?
Алексей. – Ага…
Дед. – А еще?
Алексей. – А еще, может, неправильно просишь…
Дед. – А как просить правильно?
Алексей. – А нужно знать себя…
Дед. – А как знать себя?
Алексей. – А это уже дар…
Дед. – Получается, чтобы получить дар, нужно уже иметь дар?
Алексей. – Получается, что так…
Дед. – И это мы, значится, бездари тут, а ты, значится, один такой одаренный?
Алексей. – А такого я не говорил…
Дед. – Но подразумевал…
Алексей. – Так а что ты еще хотел спросить?
Дед. – Уже ничего…
Алексей. – Обиделся что ли?
Дед. – Нет…
Алексей. – Деда, Бог знает все еще до твоего прошения – и все, что тебе необходимо… Более того, Он то, что тебе действительно нужно – уже дал, дает и будет давать…
Дед. – А я вот сам и не знаю до сих пор, что мне действительно нужно… Но я все же рад, что хоть кто-то мне уже дал, дает и еще будет давать…
Бабка. – Хорошая давалочка такая…
Алексей. – Баб, ну хватит уже! Ну это ведь богохульство!
Бабка. – Вся жизнь наша, Лешенька – богохульство…
Алексей. – И не поспоришь…
Дед. – Ага… Так что я уже не спросить хотел, а кое-что предложить…
Алексей. – И что же?
Дед. – Ну если именно двоим и более участникам, а не одному, гарантированы призы за прошение о всяком деле, то, может, и мы с вами кой-чего совместно испросим?
Бабка. – Ну-ка?
Дед. – Ну, может, пожелаем ему в этом году всего наилучшего, чтобы он, наконец, того?
Бабка. – Так ему этого и так вся страна желает…
Алексей. – Да и не только страна…
Бабка. – Да, и не токмо страна…
Дед. – Так и почему тогда не происходит?
Бабка. – Так бога вашего нет…
Дед. – Нет…
Бабка. – Ну или глух он к вашим мольбам…
Алексей. – Или просите вы то, чего и просить нельзя…
Дед. – Как это?
Алексей. – А вот так…
Дед. – Это как поди туда, не знаю куда?
Алексей. – Ага, за тридевять земель в тридесятое царство…
Бабка. – И принеси то, не знаю что?
Алексей. – Не совсем…
Дед. – Ну а как тогда можно просить что-то, что и просить-то нельзя?
Бабка. – Это ж как задавать вопрос о том, о чем вопрошать невозможно…
Дед. – Или давать ответ на то, о чем и нет вопроса…
Алексей. – Видимо, вам просто не понять…
Дед. – Или никому не понять?
Бабка. – Никому не сказать?
Дед. – Остается застыть…
Бабка. – И молчать…
Алексей. – Как в Содоме и Гоморре?
Дед. – А я пока еще не читал этот роман…
Бабка. – И я с этой частью книги еще не знакома…
Алексей. – Понятно…
Дед. – Ну а раз тебе все понятно, то ты, может, все-таки и нам тогда что-нибудь объяснишь?
Алексей. – Деда, я уже все объяснил…
Дед. – Так объяснил, что тебе и самому, видать, ничего не понятно!
Алексей. – Может, и так…
Бабка. – Может и так…
Дед. – А так – не может!
Бабка. – А так не может…
Алексей. – Может…
Дед. – Ну давайте тогда попросим с вами, чтобы в этом году у нас, наконец, был новый президент! (Алексею) Или и это неполезно, или о таком еще, может, и просить-то нельзя, а?
Бабка. – А что тут просить-то еще? Для того голосование и придумано, чтобы самим свою судьбу выбирать!
Алексей. – Ну да…
Дед. – Токмо раньше ничего не получалось…
Бабка. – А это потому, что мы плохо пытались!
Дед. – И не старались?
Бабка. – Да! А в этом году наше гражданское общество такого ни в коем случае не допустит! Хватит! Пришел наш черед!
Дед. – И наше время!
Бабка. – Да! Время перемен!
Алексей. – Или перемена времени?
Бабка. – Или так…
Алексей. – Только общество-то ваше с ограниченной ответственностью, но при этом с безграничными потребностями…
Дед. – Или свободой?
Бабка. – А ты что, хотел, чтоб с безграничной ответственностью, но при этом с ограниченными потребностями?
Дед. – Или свободой?
Бабка. – Или свободой…
Алексей. – Да какая тут свобода…
Бабка. – Да, какая тут свобода…
Дед. – Токмо и потребностей-то у нас, Лешка, особых-то и нет, так что не прав ты тут…
Алексей. – Что ты имеешь в виду?
Дед. – Ну что вот и просить-то нам, выходит, даже и нечего…
Алексей. – И ничего не нужно?
Дед. – Нужно…
Алексей. – Ну так и чего ты…
Дед. – А того, что и ответственность я за это тоже несу…
Бабка. – Как и я…
Дед. – В отличие от тебя…
Алексей. – От меня?
Дед. – Да…
Алексей. – И почему это?
Дед. – Да потому что ты слово свое не держишь…
Бабка. – Да, потому что ты слово свое не держишь…
Дед. – И обещание…
Алексей. – А как его держать-то?
Дед. – А как дал, то есть взял, так и держи…
Бабка. – Иначе ты совсем уж негодный раб…
Дед. – Или неугодный…
Бабка. – А знаешь, что с такими делают?
Алексей. – Знаю…
Дед. – А раз знаешь, то и веди себя подобающе…
Бабка. – Как образ…
Дед. – И подобие…
Бабка. – Хотя бы и в одиннадцатый час…
Алексей. – А я уже вообще перестал за временем следить…
Дед. – Слишком много у нас времени…
Бабка. – Или времен…
Дед. – А ты такой невнимательный…
Бабка. – Или бессильный?
Алексей. – Или бес сильный…
Бабка. – Нужно тогда тебе силушкой богатырской зарядиться…
Дед. – Ага, отведать ее…
Бабка. – Чтобы почувствовать…
Алексей. – А богатырь – это русский титан?
Дед. – Да, токмо он не против бога, а под богом…
Алексей. – За Бога?
Дед. – Ага…
Бабка. – Вот и ты будь за бога…
Дед. – Если ты не против…
Алексей. – Я-то не против, но против кого?
Бабка. – Не против, а за…
Алексей. – За Бога?
Бабка. – За всех…
Алексей. – Понятно…
Бабка. – Но я бы все-таки кое о чем попробовала вместе с вами попросить…
Алексей. – И о чем же?
Бабка. – Да о конце света…
Дед. – Да, о конце света…
Алексей. – Так я думаю, и о таком просили…
Дед. – Просили… И не токмо просили, но и еще кое-что делали… Некоторые из нас… А он, паскуда, так и не случился…
Бабка. – Так вот я знаю, почему…
Дед. – Ну и почему же?
Бабка. – Потому что на земле просили…
Дед. – А надо на небе что ль? Туда ж не попасть! Лифт уже давно не работает…
Алексей. – И самолеты сейчас не летают…
Дед. – А в ракету нас и не пустят…
Алексей. – По духовному состоянию здоровья…
Дед. – Да…
Бабка. – Нет… Надобно просто под землю спуститься…
Алексей. – Ну да… О таком – только под землей и просить…
Дед. – Я думаю, под землей токмо о таком и просят…
Алексей. – Почему?
Дед. – Ну учитывая, каково им там…
Алексей. – А ты знаешь, каково?
Дед. – Догадываюсь…
Алексей. – А догадки – не отгадки…
Дед. – У меня свои загадки…
Алексей. – Понятно…
Дед. – Токмо… Даже если мы и под землю спустимся и все вместе конец света попросим, то… То после него ведь снова в ад попадем… Это как так-то? Получается, и просить ничего не надобно, а токмо туда спуститься? Или, попросив, выходит, мы получим что-то, на самом деле ничего не получив? Или после конца света окажется, что его и не было? Или просто все – сплошной ад, в который и спускаться не надобно, и из которого не выбраться никак, и который не заканчивается никогда – даже после конца света?
Бабка. – Ого… А с чего это ты вдруг, мой милый друг, вот это вот все вот так вот и решил?
Дед. – Так сказано, что его же царствию не будет конца…
Бабка. – Ада?
Алексей. – Его?
Бабка. – Или того?
Дед. – В любом случае нас ждет токмо ад…
Бабка. – В любом случае, нас ждет токмо ад…
Дед. – А, может, и не ждет…
Бабка. – А может – и не ждет…
Дед. – Так, может, конец света тогда и не нужен?
Бабка. – Почему это?
Дед. – Потому что невозможен…
Бабка. – А, может, он как раз и нужен?
Дед. – Потому что невозможен?
Алексей. – Ага…
Дед. – Так это что, и пипку можно было не целовать?
Бабка. – И все остальное…
Алексей. – В любом случае…
Дед. – Ну и дела…
Бабка. – Да…
Дед. – Вот те на…
Алексей. – Ну…
Дед. – На старости лет-то вон как угораздило…
Алексей. – Прозрение?
Дед. – И про вкус…
Бабка. – И про осязание…
Дед. – Ай, так или иначе, конец света этот какой-то бесполезный…
Алексей. – Или неполезный?
Дед. – Да даже и вредный!
Бабка. – Да, даже и вредный…
Дед. – Так что и просить о нем не надобно…
Бабка. – А, может, ты просто вместить не можешь?
Дед. – Так там же и вмещать-то нечего! Толку – ноль… Если он не палка, конечно…
Бабка. – И что нам делать тогда? Без конца света-то…
Дед. – А что тут такого?
Бабка. – Ну надежды-то таперя совсем никакой…
Дед. – Ну так в этом ничего нового или необычного…
Бабка. – И ждать-то нечего…
Дед. – Все как всегда…
Алексей. – А, может, не ждать, а осуществлять?
Бабка. – А может не ждать, а осуществлять?
Дед. – Может?
Алексей. – Может…
Дед. – Ну раз можешь, тогда давай, вперед…
Бабка. – Ну раз можешь, тогда давай вперед…
Алексей. – А вы в курсе, кстати, что в этом году выборы и во многих других странах мира?
Бабка. – Ну и где еще?
Алексей. – Ну в Польше, Молдавии, Таджикистане…
Дед. – Ты бы еще про Того вспомнил…
Бабка. – Того?
Алексей. – Который того?
Дед. – Ага…
Бабка. – Да ерунда это все…
Дед. – Да, ерунда это все…
Бабка. – Это ведь ничего не решает…
Алексей. – Ну и в Америке еще, например…
Бабка. – Ну так это ж так далеко!
Алексей. – Но ведь и так близко!
Дед. – Ну так это ж к нам, увы, никакого отношения не имеет…
Алексей. – Но и это к нам, увы, имеет самое непосредственное отношение…
Дед. – Довольно посредственное…
Бабка. – Приношение…
Дед. – Не то что Россия…
Бабка. – Не то, что Россия…
Дед. – Да…
Алексей. – А там когда выборы?
Дед. – Еще не скоро…
Бабка. – Аж в 2024 году…
Алексей. – Вот и сидеть нам так, значит, и ждать аж до 2024 года…
Дед. – А там что?
Бабка. – Конец света что ль?
Алексей. – А там, может, что-нибудь и поменяется…
Дед. – У них?
Бабка. – Или у нас?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Но от конца света ведь ничего и не зависит…
Дед. – Значится, все зависит от России?
Алексей. – Ага…
Бабка. – А от нас ничего не зависит?
Дед. – Так сказал ведь уже!
Бабка. – Ошибаешься ты, Алешенька-дурачок…
Алексей. – Почему?
Бабка. – Потому что токмо от нас все и зависит…
Алексей. – И будущее?
Бабка. – Наше – так точно…
Алексей. – Даже если его и нет?
Бабка. – Даже так…
Алексей. – Ого…
Бабка. – Ага… А ты, Алексей Карнавальный, сказать еще что ль хочешь, что от нас все зависит лишь в том случае, если и мы – часть России?
Алексей. – Если и мы – сама Россия…
Бабка. – Единая что ль?
Алексей. – Или белая…
Бабка. – Но мы вообще-то сами по себе и не Россия, и даже не ее часть… У нас и своя самость вообще-то есть – и своя история…
Дед. – Вообще-то, да…
Алексей. – Да…
Бабка. – Ну так и что ты тут брешешь тогда, как шавка малолетняя?! Несамостоятельные мы, по-твоему, что ль и быть собою не можем?
Дед. – Ну… Ты что, считаешь, что мы совсем ни на что не способны?
Алексей. – Так а как мы собою-то можем быть, когда нас-то и нет?
Бабка. – Как это нет? Мы ж токмо что решили, что есть…
Дед. – Ага, сказали…
Алексей. – Сказали, ага…
Дед. – А что не так-то?
Алексей. – А то, что есть только между…
Дед. – Нас нет, а есть токмо между?
Алексей. – Ага…
Дед. – И что там есть?
Алексей. – Наш дом…
Дед. – Проклятый старый дом…
Бабка. – А такой дом, где творится насилие и беззаконие, где не признается мое право на выбор себя, моя история, моя уникальность, мой язык, мой жизненный путь и моя культура, - такой дом я готова не токмо покинуть, но и разрушить, чтобы отстроить уже заново, но так, чтобы там царил закон и порядок, и так, чтобы там было место для всех – и, в первую очередь, для меня и таких, как я…
Алексей. – Баб, говоришь ты, как подросток, честное слово…
Бабка. – Леш, живешь ты, как подросток, честное слово…
Алексей. – Ладно…
Бабка. – И вообще, кажется мне, что это не я уже говорю, а все больше и преимущественно недоумок…
Дед. – Почему это?
Бабка. – Потому что все мы в последнее время как-то одинаково говорить стали…
Дед. – На то оно и последнее, видать…
Алексей. – Один голос у нас теперь на всех?
Бабка. – Ну…
Алексей. – Вот и пойдем с ним на выборы…
Бабка. – Ага…
Дед. – Так, может, это не Лешка, а недоумок болеет?
Бабка. – Может…
Дед. – А то у нас, когда он болеет, такие проблемы с языком начинаются…
Бабка. – Да и с миром…
Дед. – Да, и с миром…
Бабка. – Да и с жизнью…
Дед. – Да, и с жизнью…
Бабка. – Будто всю ее высосало…
Дед. – Так, может, нужно ее назад как-то всосать?
Бабка. – Токмо где ты ее, жизнь-то эту, и найдешь таперя?
Дед. – Это да…
Алексей. – Это, да…
Бабка. – Ну и это ты у нас все-таки по всасывающим делам мастер…
Дед. – Давно токмо я не практиковался…
Бабка. – Ну ничего…
Дед. – Забыл уже, как все это делается…
Бабка. – Дело мастера боится…
Дед. – Это точно…
Алексей. – Это – точно…
Бабка. – И мастерство не пропьешь…
Дед. – А мне иногда кажется, что я уже все пропил…
Бабка. – Так у тебя всего-то и нет, чтоб его пропивать…
Дед. – И это правда…
Алексей. – И это – правда…
Бабка. – Токмо и правды нет…
Дед. – У меня?
Бабка. – И у тебя…
Алексей. – А, может, это не только недоумок, но и еще что-то за или через тебя говорит?
Бабка. – Это ты на что намекаешь?
Алексей. – Да на то же…
Дед. – Да, на то же…
Бабка. – И что же?
Алексей. – А то, что самость была бы в вашем случае выбором номер три, но у вас их только два, и оттого это не выборы, но просто розыгрыш с заведомым отсутствием правильного ответа… 
Дед. – Так третьего ж не дано…
Алексей. – Так, третьего ж не дано…
Дед. – Я тебе по секрету скажу, Лешка, мне иногда кажется, что даже из двух нечего выбирать…
Алексей. – Иногда, деда, бывает так: что бы ты из двух ни выбрал, все равно окажется одно…
Дед. – Одно?..
Алексей. – Да…
Бабка (Деду). – Молчи ты, карбонат кальция, чтоб тебя разложило на липовый мед!
Дед. – Да меня уже и так разложило…
Алексей. – Да, меня уже и так разложило…
Бабка. – Так ты не разлагайся тогда, а собирайся!
Дед. – Куда?
Бабка. – Не куда, а как!
Дед. – И как?
Бабка. – Не как, а зачем!
Дед. – И за чем?
Бабка. – А ты сам подумай…
Дед. – Попробую…
Бабка. – Или тебе помочь?
Дед. – Помоги мне…
Бабка. – Сердце гибнет?
Дед. – В огнедышащей лаве любви…
Бабка. – А наша самость, Лешенька, если ты еще не понял, как раз и есть одно…
Алексей. – Да я уже понял…
Дед. – Да, я уже понял…
Бабка. – Одно – и понятно: какое и что!
Алексей. – Какое и что…
Бабка. – Если ты вдруг различать разучился!
Алексей. – Да я и раньше-то не умел…
Дед. – Да, я и раньше то не умел…
Бабка. – Так и чего ты тогда все щебечешь-то, что нас нет?!
Алексей. – А что, есть?
Дед. – А что есть?
Бабка. – А то, что тысячу лет, значится, все было, а ты таперя вдруг вот так вот пришел и все отменил?!
Дед. – Вот так вот…
Бабка. – Да иди ты тогда…
Дед. – Да, иди ты тогда…
Алексей. – Только мне некуда пойти...
Бабка. – Вот и иди тогда туда, куда некуда…
Дед. – Или не иди…
Бабка. – Или, да, сиди тогда тут и жди своего 2024 года…
Дед. – Ага…
Бабка. – Можешь даже и пьесу какую-нибудь написать под названием «В ожидании 2024 года»…
Алексей. – Так у нас тут и без того пьеса какая-то разыгрывается…
Бабка. – Да что ты несешь-то?!
Дед. – Да, что ты несешь то…
Алексей. – Только мне нечего нести…
Бабка. – Вот и неси тогда то, чего нечего…
Дед. – Или не неси…
Бабка. – Ага… Крест свой…
Дед. – Или все-таки неси…
Алексей. – Лучше все-таки нести…
Бабка. – Ну и что ты несешь-то, а?
Алексей. – Пьеса, говорю, у нас с вами пишется какая-то…
Бабка. – И кто ее пишет?
Дед. – Мы с вами?
Бабка. – Или недоумок?
Дед. – Или как-то иначе?
Бабка. – А как называется она?
Алексей. – Так ты ж сама сказала: «В ожидании 2020 года»…
Дед. – Так сейчас же и так 2020 год уже!
Алексей. – А… Да… Точно…
Бабка. – Тогда 2021!
Дед. – А там что?
Бабка. – А там все новое будет!
Дед. – И почему это?
Бабка. – Потому что выборы пройдут – и все изменится!
Дед. – Ну прямо-таки все?
Бабка. – Да!
Алексей. – Тогда, может, стоит пьесу эту назвать «В ожидании выборов»?
Дед. – Или «В ожидании выбора»?
Бабка. – А, может, «В ожидании конца света»?
Дед. – Ай!
Алексей. – Или второго пришествия?
Дед. – А это уже про Россию…
Бабка. – Это он туда придет что ль?
Дед. – Конец света?
Бабка. – Ага, вторично…
Дед. – Ну если и не туда, то Россия сама придет туда, куда придет он…
Бабка. – Тогда лучше «Россия перед концом света»…
Алексей. – Или вторым пришествием?
Бабка. – Нет, «Россия перед своим концом»…
Алексей. – Или вторым пришествием?
Дед. – Своим?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Да надоел ты уже со своей Россией и со своим вторым пришествием!
Дед. – Да, надоел ты уже со своей Россией и со своим вторым пришествием!
Алексей. – Так это ж не мое пришествие…
Бабка. – Ну а чье?!
Дед. – Дурачье…
Алексей. – У меня еще и первого не было…
Дед. – А между первым и вторым перерывчик невидим…
Бабка. – Ну а у нас уже и второго не будет…
Алексей. – Так ты ж говоришь, что все будет – и новое…
Бабка. – Да, довольно-таки неплохо – и очень даже приятно…
Дед. – Так и ты ж, Лешка, говоришь…
Алексей. – Да, все мы говорим…
Бабка. – А я вот говорю, что 2020 год – это настоящее послание, это подлинная благая весть, которая проповеднически направлена ко всем народам и во все уголки вселенной…
Дед. – Да что ты?!
Алексей. – Да, что ты…
Бабка. – А я же говорила, что мы вплотную приблизились к нашему будущему – и вот это самое будущее таперя на наших глазах и сбывается – и мы видим тому подтверждения – и это ведь просто чудо!
Дед. – Обыкновенное чудо…
Алексей. – Да…
Дед. – А смысл-то в чем?
Бабка. – А в том, что это поиск и проверка верных служителей будущего…
Дед. – Будущего?
Бабка. – Да, которое свалится на нас как снег на голову…
Дед. – Как счастье на голову?
Бабка. – Или так…
Дед. – А верные служители будущего, как и само будущее, уже здеся?
Бабка. – Здеся все…
Дед. – И всё?
Бабка. – И даже не столь важно, что именно будет дальше, когда уже сейчас известно, что дальше что-то будет!
Дед. – Или не будет…
Алексей. – Это ты про коронавирус, COVID-19?
Бабка. – Нет, это ты про коронавирус, COVID-19…
Алексей. – Я не про коронавирус, COVID-19, а ты про что?
Бабка. – Я тоже не про коронавирус, COVID-19…
Алексей. – Понятно…
Бабка. – Где-то мятно…
Дед. – Что? Невнятно…
Бабка. – Так что не надобно ни под землю спускаться, ни на небо взбираться, а достаточно просто на земельке своей пребывать…
Дед. – Да конца света ожидать?
Бабка. – Да, конца света ожидать…
Дед. – И не просить ничего?
Бабка. – А просить-то и нечего…
Дед. – Тогда, может, что-то и сбудется?
Бабка. – Тогда, может, что-то и сбудется…
Алексей. – Наша мечта…
Дед. – А у нас у всех одна мечта…
Бабка. – Как и жизнь…
Дед. – И смерть…
Алексей. – И голос…
Дед. – А мне знаете, какой голос слышится?
Бабка. – Ну?
Дед. – Да вот из песни одной…
Бабка. – Да, вот из песни одной…
Алексей. – Только одной?
Дед. – Ага…
Алексей. – И какой?
Дед. – Хорошей…
Алексей. – А о чем?
Дед. – О России…
Алексей. – Ого…
Дед. – Ага… И о том, что от нее, как ты говоришь, все зависит…
Алексей. – Как ты говоришь…
Бабка. – Давай, может, токмо без концертов уже, а?!
Дед. – Нет, я спеть хочу!
Бабка. – Ты что, с самого утра уже залиться где-то тайно успел?!
Дед. – Во-первых, не залиться, а заправиться, то есть бак свой заправить, чтобы иметь возможность к передвижению в продолжение этого бесконечного дня. Во-вторых, уже давно не утро. В-третьих, делалось это не тайно, а если бы и тайно, то все равно бы стало явным. И в-четвертых, от преизбытка сердца поют голоса…
Бабка. – Ну пой уже тогда, коли собрался…
Алексей. – Коли уже тогда, коли собрался…
Дед (хотя из волчьего лыка и не вяжет, но все же отверзает пасть). – Щас спою…
Бабка. – Токмо ты пой уже тогда так, чтобы душа сначала развернулась, а потом обратно завернулась!
Дед. – Так это ж не петь, а играть так надобно!
Бабка (освежив в памяти то, как некогда справляла свадьбу в некотором кинематографически-рыночном районе птиц). – А…
Дед. – И то это если у тебя душа есть, а то чему у тебя там разворачиваться и сворачиваться… Ты ж не кровь!
Бабка. – Ты или пой уже, или не пой… А то я сейчас дам тебе такую кровь, что ты уже испустишь свой дух!
Дед (адски фальшивя). – Люциферы, люциферы, ваше сердце под прицелом!
Бабка (морщась, Алексею). – И под чьим это уже прицелом сердце-то их? Бога что ль?
Дед. – За Россию и свободу до конца!
Бабка (не плюясь). – Тьфу ты, позор!
Дед (плюясь). – Люциферы, россияне, пусть свобода в вас сияет!
Алексей (сопровождая основную вокальную партию). – Воссияет…
Дед (прислонив ладонь к чему-то пульсирующему). – Заставляя в унисон звучать сердца…
Бабка (ерничая и нервничая, хлопая, вместо того чтобы говорить). – Браво! Браво!
Дед (не благодаря, а благодаря). – Благодарю…
Бабка. – А знаете, кстати, какая в России самая популярная поговорка?
Дед. – Ну-ка?
Бабка. – Хорошо там, где нас нет…
Дед. – Это потому, что в России все плохо?
Алексей. – Или потому, что везде, кроме нее, все хорошо?
Бабка. – Нет, это потому, что хорошо там, где их нет…
Алексей. – Ну так я ж и говорю…
Бабка. – Договоришься ты…
Алексей. – Все мы уже договорились…
Бабка. – Ну так и не бойся тогда…
Алексей. – А я и не боюсь…
Бабка. – А раз не боишься, то спой…
Алексей. – А я и спою…
Дед. – Ну-ка?
Алексей (певуче наговаривая, будто в последний день последнего лета). – Россияне обрушатся вниз – станут твоей судьбой…
Дед. – Это с неба что ль?
Алексей. – Россияне обрушатся вниз – станут твоей душой…
Бабка. – Или под землю?
Алексей. – Россияне обрушатся вниз – станут твоей землей…
Дед. – Значится, все-таки с неба?
Алексей. – Россияне обрушатся вниз – станут самим тобой…
Бабка. – Или все-таки под землю?
Дед. – Почему это?
Бабка. – Ну раз станут самим тобой…
Дед. – И что?
Бабка. – Ну так мы ж под землю пойдем…
Дед. – Так ты ж сама потом говорила, что надобно на земельке оставаться…
Бабка. – Ну да…
Дед. – А я, может, все-таки даже и на небо попробую взобраться…
Бабка. – Или вернуться?
Дед. – Ага… Ты, Лешка, со мной?
Алексей. – Посмотрим…
Бабка. – Подумаем?
Дед. – И помолчим…
Бабка. – Ну и не возвращайтесь тогда уже оттудова, два сапога вы – пара!
Дед. – Да ладно тебе…
Бабка. – Да, ладно тебе…
Алексей. – Но ведь вернуться нужно обязательно…
Бабка. – Лишь бы было куда…
Дед (путая Карлсона и Фрекен Бог). – И кому…
Алексей. – И к кому…
Телевизор. – Православные верующие объединились в молитве у православных экранов. Самый светлый и самый почитаемый у православных праздник — Воскресение Христово. Пасху отмечают миллионы верующих по всему миру. В этом году из-за ситуации с коронавирусом, COVID-19, впервые службы прошли без прихожан. Сегодня храмы в домах и сердцах онлайн. Чтобы поддержать друг друга, верующие выставляли в окнах праздничные свечи. У всех была возможность почувствовать и разделить пасхальную радость — прочитать молитвы, освятить трапезу в православной сети интернет и даже посмотреть трансляцию главного торжественного безлюдного богослужения.
Бабка (Деду). – Ты что наделал, паскуда ты этакая?!
Дед (потерявшись). – Не знаю, что ничего не знаю!
Бабка. – Ты звук выключил что ль?!
Алексей. – Или, наоборот, включил…
Дед (растерявшись). – Я, кажись, пульт снова потерял…
Бабка. – Так ты ж сел на него небось!
Алексей. – Ну…
Бабка. – И переключил нам тут все!
Алексей. – Или выключил…
Дед (настороженно). – Так пульт, значится, тогда во мне?
Бабка. – Или ты, может, сам таперя пульт?
Дед. – Или так…
Бабка. – В общем, будь или не будь – делай же что-нибудь, иначе мы действительно сейчас объединимся в молитве у экранов, чтобы экраны эти заработали…
Дед. – На что?
Бабка. – Не на что, а как…
Дед. – И как?
Бабка. – Ты в самом деле такой тупой?
Дед. – Нет, но могу попробовать…
Бабка. – Что?
Дед. – Починить телевизор…
Бабка. – Ну так действуй! (Алексею). – А ты, Лешка, слыхал, что службы сегодня прошли без прихожан?
Алексей. – Да, я тоже, как и ты, внимательно слушал женщину-диктора…
Бабка. – Службы без прихожан – это как работа без тружеников…
Алексей. – Вот такое будущее нас и ожидает…
Дед. – Но это и на коммунизм похоже!
Алексей. – Чем?
Дед. – Тем, что работа, вроде, есть, а тружеников нету…
Алексей. – Деда, так это и на капитализм похоже…
Дед. – Чем?
Алексей. – А тем, что и сейчас работа, вроде, есть, а тружеников нету…
Дед. – Безработица, значится?
Алексей. – Значится…
Дед. – Или безбожница?
Алексей. – Или так…
Бабка. – Так, значится, это мы бога твоего оставили, а не он нас?
Алексей. – Наверное…
Бабка. – И это не бог твой молчит, а мы не слышим?
Алексей. – Возможно…
Бабка. – И это не он, значится, помер, но, видать, мы?
Алексей. – Видать…
Бабка. – Так какой же у нас храм тут тогда… Когда у нас токмо стыд и срам – да и сердца-то нет…
Дед. – Это у тебя токмо, может, сердца нет, а у нас с Лешкой есть!
Бабка. – О, пульт заговорил…
Дед. – Ничего я еще не заговорил – я ж тебе не бабка!
Бабка. – А ты мне пошепчи тут еще!
Дед (угрожающе). – Пшэ-пшэ-пшэ…
Бабка (миролюбиво). – А ты почему, кстати, Лешка, не выставлял в окнах праздничные свечи?
Алексей. – А ты почему, кстати, баб, не освятила трапезу?
Бабка. – Так я ж тебе не Кашперовский!
Алексей. – В смысле?
Бабка. – Ну не умею я это делать онлайн!
Алексей. – А… Ну вот и я не умею…
Дед. – Ты ж как раз все умеешь!
Бабка. – Что?
Алексей. – Говорю: дом у вас без окон и дверей, так что куда тут еще свечи-то ставить?
Бабка. – Понятно куда, то есть кому…
Дед (совершив торжественное служение у экрана телевизора). – О! Ура!
Телевизор. – И это все новости на сегодня. На этом все. Новостей больше нет. И не будет. Да и никогда не было. Новости просто не нужны. Потому что единственная новость – Христос воскресе!
Дед. – Воистину!
Бабка. – Это о чем она там болбочет?
Дед. – Так ты ж слушай!
Телевизор. – История движется от Христа и ко Христу. «Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы и вочеловечшася. Распятого же за ны при Понтийстем Пилате, и страдавша, и погребенна. И воскресшаго в третий день по Писанием. И возшедшаго на небеса и седяща одесную Отца. И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Егоже Царствию не будет конца».
Бабка. – Она там молится что ль?
Дед. – Ну…
Бабка. – В прямом эфире?
Алексей. – Онлайн…
Бабка. – Это трансляция что ль?
Дед. – Ага…
Бабка. – Так ее ж уволят за такое!
Дед. – Почему это?
Бабка. – Потому что на работе надобно работать и делом заниматься, а не молиться и развлекаться!
Алексей. – А вдруг она монахиня?
Бабка (видя перед собой Лариску). – Что-то по ней не видно!
Алексей. – А по мне?
Бабка. – А по тебе токмо одна видность и есть!
Алексей. – Ладно…
Дед. – Давайте дальше слушать!
Бабка. – Ты что, телевизор сломал?!
Дед. – Так я ж, наоборот, чинил!
Бабка. – Наоборот?
Алексей. – Учинил…
Телевизор. – У нас все есть. Нам ничего не нужно. Нам ничего не нужно выдумывать. Для нас уже все сделали. Нам уже все подарили. За нас уже все подготовили. И мы никак не можем на это ответить... Мы никогда не сможем этого постичь, никогда не сможем стать достойными и никогда не сможем по достоинству отблагодарить за это… Но от нас ничего и не требуется, кроме смирения, кроме покаяния и кроме любви…
Бабка. – Какая-то плохая передача… Давайте все же переключим?
Дед. – А что не так-то? Обычный ведь выпуск новостей…
Бабка. – Неправильные новости какие-то…
Дед. – А раньше правильные были?
Бабка. – На этом канале правильного ничего и не бывает – небось неправду рассказывают как обычно!
Дед. – Сидя в своих удобных и мягких креслах министерства правды?
Бабка. – Ага…  И учат нас все безответной любви…
Дед. – Но такая любовь – трагедия…
Бабка. – А любая другая – комедия…
Алексей. – А мне, наоборот, кажется, что сегодня какие-то хорошие и даже правильные новости…
Бабка. – Да пропаганда какая-то…
Дед. – Да, пропаганда какая-то…
Алексей. – Нет, ребята…
Дед. – Все не так?
Алексей. – Все не так…
Дед. – Ребята…
Бабка. – И что таперя?
Алексей. – А теперь ее за это и уволят…
Бабка. – За эти вот новости?
Алексей. – Да…
Бабка. – Ну и новости!
Алексей. – И хорошо еще, если не утопят или повесят…
Бабка. – Или распнут?
Алексей. – Или так…
Дед. – Вот это новости…
Алексей. – А вы слыхали, кстати, еще новости?
Бабка. – Так сказали, что новостей уже нет и не будет…
Алексей. – Нет, там другие…
Бабка. – И какие?
Алексей. – Папа римский Франциск объявил, что мастурбация – это не грех…
Дед. – Так а что это?
Алексей. – Просто времяпровождение…
Бабка. – Просто семяпорождение…
Дед. – Совмещение приятного с полезным?
Алексей. – Ага…
Дед. – Ну наплодят уже таперя исследований о том, как это все благотворно на нас влияет…
Бабка. – А оно так и влияет!
Дед. – Ну да…
Бабка. – Да и исследований таких уже и так хватает!
Алексей. – Да, и исследований таких уже и так хватает…
Бабка. – А вот чего нам еще не хватало, так это проповодей…
Алексей. – Действительно…
Дед (потирая руки). – Ну на конец-то!
Бабка. – Это ж сколько трудовых-то мозолей таперя будет!
Алексей. – А как сказано, «что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе»…
Дед. – Это что, и на небе таперя можно будет?
Бабка. – Ага!..
Дед. – Ой, ну тогда точно пора туда возвращаться!
Бабка. – А ты что, оттудова токмо ради этого и ушел?
Дед. – Не совсем…
Бабка. – Или не на совсем?
Дед. – Или так…
Бабка. – А меня еще интересует, сколько разнообразных христиан после этой новости обратится в католичество…
Дед. – Католическими оборотнями станут?
Бабка. – Ага, мастурбирующими…
Дед. – Ну православные ряды точно поредеют…
Бабка. – Ряды поредеют?
Дед. – Да, что-то я…
Бабка. – Что-то ты…
Дед. – А всяким протестантам и так далее и без того можно свою темную сторону принимать…
Бабка. – Переходить на темную сторону?
Дед. – Ага…
Бабка. – В темное время суток…
Алексей. – Нужно под это дело еще и рекламную акцию какую-нибудь устроить…
Дед. – Какую?
Алексей. – Ну, например, бесплатная приветственная мастурбация за регистрацию, то есть конвертацию…
Бабка. – А раньше разве платная была?
Дед. – Это что, прямо в кирхе что ль?
Бабка. – И от папы?
Дед. – И мамы?
Бабка. – Имамы?
Алексей. – Ну это уже на ваше усмотрение…
Дед. – Ну раз не грех уже, то, значится, можно…
Бабка. – Ладно, не продолжай…
Дед. – Почему?
Бабка. – И так все это очень плохо…
Дед. – Итак, все это очень плохо…
Алексей. – Так вы подождите…
Бабка. – Чего?
Алексей. – Еще разрешат и однополое венчание, как и служение, в том числе и женщинам, а потом и трансгендерам, и роботам, и прочему искусственному интеллекту…
Бабка. – Так ведь и так, кажись, разрешено?
Алексей. – Вроде бы, еще нет…
Бабка. – Вроде бы, уже да…
Дед. – Да иди ты?
Бабка. – Да, иди ты…
Алексей. – Посмотрите! Нужно ведь идти в ногу со временем…
Бабка. – И быть прогрессивными!
Дед. – Почему?
Бабка. – Потому что прогресс – это будущее…
Дед. – За вами – будущее…
Алексей. – А мы все прошлым живем…
Бабка. – И пошлым…
Дед. – А за вами – прошлое…
Алексей. – Но монахи, наверное, теперь все-таки с облегчением выдохнут…
Бабка. – Да и не токмо монахи…
Дед. – Да, и не токмо монахи…
Бабка. – Таперя таким монахом токмо становится и выгодно…
Дед. – Ага…
Бабка. – Так что ты, Лешка, еще подумай…
Алексей. – Подумаю…
Дед. – И еще кое о чем…
Алексей. – Ну-ка?
Дед. – Ну раз там столько привилегий, преференций и бонусов, то, может, и нам всем все-таки стоит как-то объединиться под одной эгидой?
Алексей. – Что ты имеешь в виду?
Дед. – Ну, как ты сам говорил, что будет единая церковь с одним пастырем, как в опасной песне звуков музыки про одно зрение рок-группы королева…
Алексей. – Ой, не знаю, деда, не знаю…
Бабка. – Ой, не знаю деда, не знаю…
Дед. – Ну а чем вы, православные, лучше?
Бабка. – Ну а чем такие, как ты, некрещенные православные, которые ни разу и в церкви-то не бывали, лучше?
Дед. – Да, именно так…
Алексей. – Да ничем…
Дед. – Да, ничем…
Алексей. – Я ж сам за Кураевым слежу и понимаю, о чем идет речь...
Дед. – Это тот, которого извергли из сана?
Алексей. – Преждевременное у тебя, деда, извержение…
Бабка. – Преждевременное у тебя деда извержение…
Дед. – А… Да, надобно тогда еще потерпеть…
Бабка. – Так и чем тогда твоя Россия лучше остального – цивилизованного, просвещенного и прогрессивного – мира?
Дед. – Где, кстати, почти все известные артисты – гомосексуалисты с детьми от суррогатных матерей, а чиновники, в том числе церковные – педофилы – и это в патриархальной, традиционалистской стране, которая еще считает себя последним оплотом истинного христианства!
Бабка. – Ага, народ-богоносец…
Дед. – Больше похоже на народ-богоборец…
Бабка. – Токмо не совсем либеральный…
Дед. – Не совсем…
Бабка. – Но это пока…
Алексей. – Но это привет…
Дед. – И это я еще молчу обо всем остальном!
Алексей. – Вот и я еще молчу обо всем остальном…
Бабка. – Да давайте уже помолчим обо всем остальном…
Дед. – Да, давайте уже помолчим обо всем остальном…
Бабка. – А то мы столько уже всего наговорили…
Дед. – Ага…
Бабка. – Неполиткорректного…
Дед. – Ну так а что тут такого-то, а? Мы ж дома одни сидим и промеж себя беседу ведем… Так сказать – текст домашнего приготовления… Для личных и собственных целей и нужд…
Бабка. – Ну так и хорошо еще, что этого никто не видит и не слышит!
Алексей. – И не читает…
Бабка. – И не пишет…
Алексей. – Кроме Бога…
Бабка. – И недоумка…
Дед. – А что тут хорошего-то?
Бабка. – Да потому что нас бы засудили еще!
Алексей. – Да, потому что нас бы засудили еще…
Бабка. – А потом и засадили!
Алексей. – Или отменили…
Дед. – Так вас и так засадят…
Алексей. – Или отменят…
Бабка. – Ага…
Дед. – А я бы вот, наоборот, с большой бы радостью потом перечитал, пересмотрел или переслушал все то, что мы с вами наговорили… Так что очень даже жаль, что никто хотя бы не пишет и не записывает…
Алексей. – А недоумок как?
Дед. – Ну вот если токмо он… На него вся и надежда…
Алексей. – А как же я?
Дед. – Что ты?
Алексей. – Ну я…
Дед. – Ну так ты ж не пишешь ничего…
Бабка. – И не хочешь…
Алексей. – Почему? Я хочу…
Дед. – Ну раз хочешь, так и пиши – вот нам память и останется…
Бабка. – На память…
Дед. – Раз ты ничего другого нам оставить не можешь…
Алексей. – Другого?
Бабка. – Ага…
Дед. – Нет у тебя, Лешка, ни семьи, ни жены, ни мужа, ни детей, ни подруги, ни друзей…
Бабка. – Ни работы, ни труда, ни кола и ни двора…
Дед. – Так что хоть колом тебе по голове или сердцу чеши…
Бабка. – Все равно ж ты ни рыба, ни мясо…
Дед. – И ни дух ты, ни тело…
Бабка. – А ведь так и правнуков у нас никогда не будет…
Алексей. – Так и внуков…
Бабка. – Так, и внуков…
Дед. – Это как?
Алексей. – А как и детей…
Бабка. – Ладно…
Дед. – В общем, можешь это все с недоумком потом и обсудить…
Алексей. – Что именно?
Дед. – Кто, что да как писать-то и будет…
Бабка. – Или переписывать…
Телевизор. – А сейчас рекламная пауза! (показывает бесцветный сигнальный экран, затем выключается, но продолжает мистически звучать). – Новый Рено «Генон»: все, что вам нужно, в одной точке. (снова включается, но уже без звука) – И это первая в истории реклама автомобиля, в которой нет автомобиля и которая не является рекламой.
Дед. – И что это было?
Бабка. – Да сказки какие-то!
Алексей. – Да, сказки какие-то…
Бабка. – Или это ты, паскуда, уже совсем наш телевизор доломал?!
Дед. – Да ничего я не ломал…
Алексей. – Да, ничего я не ломал…
Бабка. – Или пульт испортил?!
Дед. – Так я ж сам пульт!
Бабка. – Испорченный ты пульт…
Алексей. – Или глухой телефон?
Дед. – Или так…
Бабка. – И что это нам, кстати, нужно-то в этой одной точке?
Дед. – Какой?
Бабка. – Эрогенной что ль?
Дед. – Или горячей?
Бабка. – Скорее, холодной…
Алексей. – Или черной?
Бабка. – А это уже твои подростковые проблемы…
Дед. – Ага, как у Достоевского…
Алексей. – Так это ж его предпоследний роман…
Бабка (как если бы сусло скисло, а Долли повесилась). – С кем?
Дед. – Неоконченный?
Алексей. – Почему же? Оконченный.
Дед. – Действительно…
Бабка. – Токмо к концу жизни и понял, что он подросток…
Дед. – Или, наоборот, что уже не подросток…
Бабка. – Или как о подростках писать надобно…
Дед. – Или, наоборот, не надобно…
Алексей. – Так и черные точки – только в конце жизни…
Дед. – Или света?
Бабка. – Или так…
Дед. – Слушай, Лешка, так ты все-таки гейдеггерианец или нет?
Алексей. – Не знаю, деда…
Бабка. – Не знаю деда…
Алексей. – Наверное, частично…
Дед. – Ну и какая же у тебя частица?
Бабка. – Или какой части придерживаешься?
Алексей. – А какие бывают?
Дед. – Ну первая и вторая, очевидно…
Алексей. – Тогда, видимо, первой…
Дед. – А я так и знал…
Бабка. – Так и я…
Алексей. – Так, и я…
Дед. – Слушай, Лешка, ты токмо не обижайся, но тебе, может, все-таки стоит семью свою завести… Ну, бабу какую хорошую найти… (Токмо не такую, как у меня, а действительно хорошую…) Может, и детишки бы у вас с ней получились? Я слыхал, что такое в твоем случае иногда помогает!
Бабка. – Ну… Сделался бы хоть нормальным мужиком!
Дед. – Да и человеком!
Бабка. – Да, и человеком…
Дед. – А то что с тебя взять-то…
Бабка. – Аж противно смотреть!
Дед. – А там, может, и на работку пошел бы, а?
Бабка. – Что думаешь?
Алексей. – Да не думаю я…
Дед. – Да, не думаю я…
Алексей. – Точнее, думаю, что это путь не общеобязательный и не для всех…
Дед. – А у тебя, хочешь сказать, путь не для всех?
Алексей. – Нет, для всех…
Дед. – Так тебе что, может, мужа надобно найти и детей каких из приюта еще взять?
Бабка. – Или от суррогатной матери?
Алексей. – Нет, спасибо…
Дед. – Ну так и чего ты?
Алексей. – Да думаю я…
Бабка. – Да, думаю я…
Дед. – И о чем?
Алексей. – А о том, что между первой и второй частью…
Бабка. – И что там?
Дед. – Так известно что: поворот…
Бабка. – А у тебя, Лешка, кстати, когда поворот произошел?
Дед. – Ты повернулся?
Бабка. – Или тебя повернуло?
Дед. – А, может, у тебя не поворот, а приворот?
Алексей. – Переворот?
Бабка. – Или выворот?
Дед. – Или оборот…
Бабка. – Или отворот…
Дед. – Или заворот…
Алексей. – Так вы дадите мне сказать или нет?!
Дед. – Так ты ж говори…
Бабка. – Мы ж тебе и не мешаем…
Алексей. – В повороте совершается то, без чего ни в коем случае нельзя говорить о будущем…
Дед. – А мы что, по-твоему, о будущем без этого говорим?
Алексей. – Вы говорите…
Бабка. – Мы-то свое будущее знаем, а вот знаешь ли ты свое будущее?
Дед. – И какое оно у тебя?
Алексей. – Нет возможности говорить о будущем, пока нет настоящего…
Бабка. – Это как?
Алексей. – Чтобы говорить о будущем, необходимо быть – быть приобщенным к настоящему – простому и настоящему…
Дед. – А если сложное и фальшивое?
Бабка. – Ну и что тогда?
Алексей. – И тогда это простое и настоящее впервые объемлет в себе и бывшее, и будущее – так, что это простое и настоящее становится длительностью всего времени сразу, в которой лишь и открывается вечность, в которой будущее уже есть сейчас – вечное сейчас, в котором уже все сбылось, сбывается и продолжает сбываться…
Бабка. – Что-то ты, Лешка, загнул…
Дед. – Да ну… Обычная фалософия… Все ж легко – или ты не врубаешься?
Бабка. – Хочешь сказать, что я тупая?
Дед. – Или я остер…
Бабка. – Сейчас я тебя, Остер, брошу в костер…
Дед (с горящим сердцем). – Слушай, Лешка… Я тут послушал тебя, а ты таперя послушай меня… Я вот думаю, может, ты все-таки и не первой, и не второй части придерживаешься, но как раз того, что между ними и находится?
Бабка. – Это перерывчика что ль?
Дед. – Ага, небольшого…
Алексей. – Деда, а ты о чем вообще?
Дед. – О гейдеггерианстве, конечно же…
Алексей. – А…
Дед. – Ага… Так ты, может, в повороте этом и обитаешь?
Бабка. – И обретаешься?
Дед. – Может, на повороте ты?
Бабка. – Иль поворотчик ты?
Алексей. – Это любитель Паваротти?
Бабка. – Ага, поворотить…
Дед. – Или ты, может, и есть сам поворот?
Бабка. – И есть сам поворот?
Алексей. – Не знаю я…
Бабка. – Ну, раз не знаешь, то на всякий случай включи поворотник…
Дед. – Или просветник…
Алексей. – А знаете, я когда думаю обо всем этом…
Бабка. – Прямо-таки обо всем?
Дед. – И сразу?
Алексей. – Если бы мы возлюбили Бога всем сердцем своим, всею душою своею, всею крепостью своею, всем существом своим – и приняли Его, наконец, впустили в себя – и очистились, и омылись, и стали Ему, в конце концов, причастны – если бы мы были в Нем, а Он в нас и если бы мы позволили Ему действовать, все благоустраивать, всех любить и всем все давать – в меру и по мере – то Бог был бы все и во всем… И это ведь такая любовь! Это ведь просто рай!
Дед. – Так и что происходит-то, когда ты думаешь об этом вот всем?
Бабка. – Вот и я не поняла…
Алексей. – А… Так и слезы у меня просто сами по себе на глазах наворачиваются! Это ведь Бог во мне, а я в Боге – и ближнего своего я тогда возлюблю – точнее, Бог возлюбит – как себя самого, как самого Бога! И тогда человек человеку – вечность, человек человеку – любовь и человек человеку – Бог! Это ведь такая красота и такая премудрость!
Дед. – Токмо зачем ты врешь, что слезы у тебя сами по себе на глазах наворачиваются?
Бабка. – Ну…
Дед. – Ничего у тебя там не наворачивается, насколько я вижу…
Бабка. – И могу судить…
Дед. – И осуждать…
Бабка. – И кого это ты – самое главное – и зачем хочешь обмануть-то?
Дед. – Нас что ль?
Бабка. – Токмо нас не обмануть – мы ж тут сидим и все видим!
Дед. – Или недоумка?
Бабка. – Так и у него ума хватает!
Дед. – Или, может, читателей?
Бабка. – Так и они читать умеют!
Дед. – А, может, и зрителей?
Бабка. – Так и они все увидят!
Дед. – Даже то, что было тайным…
Бабка. – Потому что, в конце концов, станет явным…
Дед. – Проявится…
Бабка. – Пленочка…
Дед. – Наяву…
Бабка. – Или, может, все-таки себя?
Дед. – Или может все-таки себя?
Бабка. – Может!
Дед. – А если так, то прелестно, конечно, Лешенька, прелестно…
Бабка. – Прелестный ты наш человек…
Алексей. – Не хочу я больше никого обманывать… Ни себя, ни других…
Дед. – А бога?
Алексей. – А Его и не обмануть…
Дед. – А ты что, хотел бы что ль?
Алексей. – Да нет…
Бабка. – Да, нет…
Дед. – А раз так, то отвечай тогда на последний вопрос: так возьмут тебя в монастырь или нет?!
Алексей. – Деда, так это уже не мне решать…
Дед. – А кому?
Алексей. – Скажем так: не только мне…
Дед. – Не токмо тебе решать?
Алексей. – Ага…
Дед. – Но и кому-то еще?
Алексей. – Да…
Дед. – Ну а сам-то как думаешь?
Алексей. – Думаю, деда, что не возьмут…
Дед. – И почему же?
Алексей. – Так мы ведь уже все обсудили…
Бабка. – Так, мы ведь уже все обсудили…
Дед. – И не будем повторяться?
Алексей. – Не будем… Слишком много мы уже повторялись…
Дед. – Больше не хочешь?
Алексей. – Не хочу…
Дед. – А меньше?
Алексей. – И меньше…
Дед. – Заканчивать уже будем?
Алексей. – Будем…
Дед. – И решимость у тебя есть?
Алексей. – Кажется, есть…
Бабка. – Окончательно уже все решил?
Алексей. – Вроде бы…
Дед. – А у меня все же есть некоторое подозрение…
Бабка. – Какое?
Дед. – Да вот по поводу Лешкиного монастыря-то…
Бабка. – Так он же закрыт!
Дед. – Кто? Лешка что ль?
Алексей. – Или монастырь?
Дед. – Да нет, я, кажись, знаю, почему его туда не возьмут… Или, наоборот, возьмут…
Бабка. – Ну и почему же?
Дед. – Ты мне, Лешка, скажи вот одно: ты от себя все-таки отрекся уже или еще нет?
Алексей. – Что ты имеешь в виду?
Дед. – Ну знаешь ты себя уже или еще нет?
Алексей. – Это как?
Дед. – Ну очистился ты уже от ложно-бесовской и греховно-привычной самости или еще нет?
Бабка. – А что от нее очищаться-то?
Дед. – В смысле?
Бабка. – Ну так да, в смысле – самость-то наша машинная – вот и все!
Дед. – Ну вот и все…
Бабка. – Токмо не такая никчемная, как та, что недавно рекламировали! Такой бы я ни за что в жизни стать не хотела!
Дед. – И почему же?
Бабка. – Так там же ничего не понятно!
Алексей. – Так, там же ничего не понятно…
Дед. – Вот и я все больше склоняюсь к тому, что и я живой аппарат…
Бабка. – Ага, самогонный!
Алексей. – Ахахаха!
Дед. – А ты чего смеешься-то, больное ты наше животное?
Бабка. – Ну… Ты ж не Будда!
Дед. – И не будка…
Бабка. – Для собачки…
Дед. – Ага…
Бабка. – Или ты не больное, а здоровое?
Дед. – Или ты не животное, а человек?
Бабка. – Или даже бог?
Дед. – Нездоровый какой-то бог…
Бабка. – Ага…
Алексей (отвечая отвечать). – Эх, деда… Не начинал я, наверное, еще очищаться…
Дед. – Ну так и потрудись тогда – чего ты?
Алексей. – Да я сам ничего не могу…
Бабка. – Да, я сам ничего не могу…
Дед. – Ну бог в помощь тогда…
Алексей. – Спасибо…
Дед. – Так и бога этого своего, значится, ты не начинал любить еще?
Бабка. – И ближнего?
Алексей. – Хотелось бы сказать, что начинал, но правда ли это?
Дед. – Ну тебе ж лучше знать…
Алексей. – Ничего я уже, деда, не знаю…
Дед. – Потому что правды нет?
Алексей. – Потому что правда только у Бога…
Бабка. – Потому что правда токмо убога…
Дед. – Это точно…
Алексей. – Но это неточно…
Дед. – У нас же сам знаешь, как… Пока человек чужие голоса в своей голове не услышит, то и не подумает, что он больной или шизофреник…
Бабка. – А он больной что ль?
Дед. – Или шизофреник…
Бабка. – Ну и как лечиться-то?
Алексей. – А только в церкви…
Бабка. – Я спрашиваю не где, а как…
Алексей. – А только Духом Святым…
Бабка. – Я спрашиваю не чем, а как…
Алексей. – Тогда я затрудняюсь ответить…
Дед. – А я облегчаюсь…
Бабка. – Давай вот токмо не при нас!
Дед. – А при ком?
Бабка. – А при ком хочешь!
Дед. – Так я при вас и хочу – я ж все-таки с вами уже давно знаком…
Бабка. – Ну и что?
Дед. – А то, что надобно в рамках своего голоса научиться-то эти чужие голоса и различать – вот и вся наука!
Бабка. – Так, значится, нет и рамок никаких тогда, раз в ваши голоса еще и чужие проникают?
Дед. – Хм…
Бабка. – Или они в них восстают?
Дед. – Эм…
Бабка. – И почему тогда одни чужие, а другие свои, если все – голоса?
Дед. – Так подлинность же!
Бабка. – Тут, кажись, не подлинность…
Дед. – Ну а что ж еще?!
Алексей. – Неподлинность?
Бабка. – Ага…
Алексей. – В общем, языкознанию этому в монастыре, наверное, и обучают…
Дед. – А в церкви?
Алексей. – И там должны…
Дед. – Так, может, тогда и в монастырь не обязательно уходить?
Бабка. – А в церковь что ль?
Дед. – Ну да…
Бабка. – Так все равно ж уходить!
Дед. – Ну так оттудова и вернуться можно!
Бабка. – Ну да…
Дед. – И в церковь ты, Лешка, наверняка попасть сможешь – в отличие от монастыря…
Бабка. – Если токмо она не закрыта…
Дед. – Как и он…
Алексей. – Как и я…
Дед. – Ну а что ты думал: в монастырь нонче, как и церковь – это тебе не в сказку попасть!
Бабка. – Или ты думал: в сказку попал?
Алексей. – Нет, не думал…
Бабка. – А попал!
Дед. – Хахаха!
Алексей. – Круто я попал…
Бабка. – Нет, не круто!
Телевизор навязчиво вмешивается в ход беседы мультфильмом 1982 года «Про деда, бабу и курочку Рябу».
Бабка. – А вот это круто!
Дед. – Да ну!
Алексей. – И мне тоже не нравится…
Дед. – Да и не по сказке совсем…
Алексей. – Да, и не по сказке совсем…
Бабка. – А я вот, наоборот, мультики люблю…
Дед. – Наоборот?
Бабка. – Ага…
Дед. – Понятно…
Бабка. – Токмо вот мне ничего непонятно…
Дед. – Ты о чем?
Бабка. – Так о мультике этом, то есть сказке – никогда ее морали не понимала…
Дед. – Так тебе объяснить что ль?
Бабка. – Ну давай…
Дед. – (Бабке) Ну там, знаешь, толкований столько, что и не перечесть… Вот… Ну и текст сам я уже плохо помню… Вот… (Алексею) Слушай, Лешка, может, ты текст помнишь? Жаль, конечно, что в мультике его нет – так бы смотрели и обсуждали, а он, паскуда, без озвучки…
Алексей. – Вроде бы, кое-что помню…
Дед. – Ну вот и отлично… Может, подсобишь?
Алексей. – Попробую…
Дед. – А я там, если что, тоже свои пять копеек вставлю…
Бабка. – Токмо куда ты вставлять-то их будешь, аппарат ты мой родной?
Дед. – Вот сам в себя и вставлю…
Алексей. – Уроборос ты что ли?
Дед. – Нет, такие таблетки я еще не употребляю…
Бабка. – Ага…
Дед. – С этим делом у меня пока еще все в порядке…
Алексей. – Понятно…
Дед. – Не жалуюсь…
Бабка. – А вот я уже скоро пожалуюсь!
Алексей. – Ну давайте тогда начнем с текста…
Дед. – Давайте…
Алексей. – Жиль-быль Делез…
Дед. – Ты давай без шуток токмо… Каких это еще желез?
Алексей. – Простите… «Жили себе были дед да баба…»
Дед. – А вот это уже про нас…
Алексей. – «И была у них курочка Ряба…»
Дед. – А вот это уже про тебя…
Алексей. – Это я курочка что ли?
Бабка. – Это я курочка что ли!
Дед. – Ну а почему нет?
Алексей. – Ну а почему да?
Дед. – Ну курочка ж с дедом и бабой жила? Жила… А ты с нами живешь? Живешь… Так чем ты тогда от курочки-то отличаешься?
Алексей. – Ну да, по твоей логике, выходит, ничем…
Дед. – То-то же… Еще кудахтать мне тут будешь… Давай продолжай…
Алексей. – «И снесла курочка яичко: не простое, а золотое».
Дед. – Вот и ты бы нам уже хоть что-нибудь золотое – хотя бы и яичко – снес – или на работку какую пошел – хотя бы и в казино… А то ни работы у тебя, ни золота, ни яиц… Что ты за человек такой?
Бабка. – Так он же не человек…
Дед. – А кто?
Бабка. – Так ты ж сам сказал…
Дед. – А… Так это ж сказки!
Бабка. – Так это что, и мы в сказке?
Дед. – Ай!.. Ладно, Лешка, продолжай…
Алексей. – Я бы хотел сделать некоторое отступление…
Дед. – Нет, внучек, мы идем токмо в атаку…
Бабка. – Да, отступать уже некуда…
Дед. – Позади – ад…
Бабка. – Как и впереди…
Алексей. – Я имею в виду, что я кое-что сказать по этому поводу хотел…
Дед. – По поводу ада?
Алексей. – Нет…
Бабка. – Ада нет?
Дед. – Вот и я подумал, что там уже все сказано было…
Алексей. – По поводу курочки… Вот имя у нее – Ряба, а на самом деле это не имя, а цвет…
Дед. – Да ладно?!
Бабка. – Да что ты говоришь?!
Алексей. – Ага…
Дед. – Так и кто цвет в имя-то превратил?
Бабка. – Так и кто цвет в имя то превратил?
Алексей. – Не знаю, может быть, баба?
Бабка. – Может быть баба?
Дед. – Да наверняка она!
Алексей. – Или, может быть, дед?
Дед. – Может быть дед?
Бабка. – Да наверняка он!
Алексей. – А, может быть, они вместе решили?
Дед. – Да ты что?!
Бабка. – Что, так и было?!
Алексей. – А, может быть, кто-нибудь еще…
Дед. – А может быть кто-нибудь еще…
Бабка. – А сама курочка не могла так назваться?
Алексей. – Нет, обычно курочек называют…
Дед. – Или зазывают…
Бабка. – Ну так и что с того?
Алексей. – А то, что это уже какой-то майонез на яйцах, а не Ряба…
Дед. – Золотых что ль?
Алексей. – Нет, простых…
Бабка. – Нет простых?
Алексей. – Ага…
Дед. – Ну и?
Алексей. – Мне кажется, именно здесь и происходит первичный фундаментальный обман и фальсификация, которые коренным образом связаны с историософией и космической трагедией мирового яйца…
Бабка. – Как это?
Алексей. – А так, что речь идет об изначальной курочке, которую звали Геннадий или короче – Гена…
Дед. – Это что, изначальная курочка была петухом что ль?
Бабка. – Или крокодилом?
Дед. – И где тогда его Чебурашка?
Бабка. – А…
Дед. – Бэ…
Бабка. – Ну… И почему это у нее тогда мужское имя?
Дед. – Или эта курочка пол поменяла?
Бабка. – Это первая курочка-трансгнидер что ль?
Дед. – Так, может, раньше было ни яйцо, ни курица, а петух?
Бабка. – Или вот такая вот курочка-трансгнидер?
Дед. – Так и как таперя вопрос-то этот правильно задавать…
Бабка. – Я тоже запуталась…
Дед. – И нужно ли его вообще задавать…
Бабка. – Что было раньше: золотое яйцо или курочка Ряба?
Дед. – Нет, что было раньше: золотое яйцо или курочка Гена?
Бабка. – Или все-таки простое?
Дед. – Или такое…
Бабка. – Лешка, так что?
Алексей. – Была только курочка Гена, которая уже содержала в себе и могла нести лишь золотые яйца…
Бабка. – Так это все-таки она или он?
Алексей. – И она, и он…
Дед. – Двуполая она что ль?
Бабка. – Или просто полая…
Дед. – Бывали же когда-то, как говорят, андрогины…
Бабка. – Как говорят андрогины?
Дед. – Да…
Бабка. – Нет, это как рыбки некоторые, которые сами себя оплодотворять могут…
Алексей. – Это и она, и он, где нет разделения ни на первое, ни на второе…
Дед. – А на третье?
Бабка. – Потом пошутишь уже!
Дед. – Ладно…
Бабка. – Мы вообще-то серьезные вещи сейчас обсуждаем…
Дед. – И что дальше, Леш?
Алексей. – А дальше как раз и происходит подмена… Вместо курочки Гены вдруг появляется безымянная рябая обычная курица, которая может нести лишь простые яйца…
Бабка. – И кто ее подменил?
Дед. – Видать, то же или те же, что и рябую курицу курочкой Рябой назвали?
Алексей. – Мне тоже так кажется, но я не уверен… Возможно, рябую курицу назвали Рябой лишь по архитепической памяти и аналогии с курочкой Геной… Иного пути возникновения у нее просто и не могло быть, ведь она была ничем…
Бабка. – Ничем не была?
Алексей. – Да…
Дед. – Так а где сейчас курочка Гена?
Бабка. – И как курочку Гену вообще можно заменить?
Алексей. – Я не знаю… Мне кажется, курочка Гена до сих пор и есть, потому что лишь курочка Гена и может быть…
Бабка. – Может быть?
Дед. – А Ряба?
Алексей. – А Ряба – это коллективная гипнотическая фантазия, которая заслоняет Гену…
Дед. – То есть Гена и есть, и не есть?
Алексей. – Можно сказать и так – в том смысле, что есть исключительно и только Гена …
Бабка. – А Рябы нет что ль?
Алексей. – Нет, но есть…
Бабка. – Это как?
Алексей. – Ну простые яйца ведь несет?
Бабка. – Несет…
Алексей. – Они есть?
Бабка. – Есть…
Алексей. – Как и курица…
Бабка. – Так а почему нет?
Алексей. – А потому, что есть лишь Гена – и без Гены Рябы никогда бы и не было и не может быть в принципе…
Дед. – Как и золотых яиц?
Бабка. – Которых больше нет…
Алексей. – Но которые всегда могут быть…
Бабка. – Но которых не может быть без Гены?
Дед. – Пока есть Ряба…
Бабка. – И что делать?
Дед. – Убить Рябу?
Бабку. – Или полюбить Гену?
Алексей. – Давайте попробуем дочитать до конца…
Бабка. – Давайте…
Алексей. – «Дед бил-бил – не разбил…»
Бабка. – Эх, слабак-доходяга!
Алексей. – «Баба била-била – не разбила…»
Дед. – Так и ты ничем не лучше…
Алексей. – «Мышка бежала, хвостиком махнула: яичко упало и разбилось…»
Бабка. – А что это за мышка такая?
Дед. – Ну… У нас мышки-то никакой и нет…
Бабка. – Кроме той, что Лешка в руках держал…
Дед. – Как и писюн?
Бабка. – Ага…
Дед. – Вот, может, она его и доведет?
Бабка. – Почему это?
Дед. – Ну раз мы деда и баба, а он курочка, то он же тогда и яичко, так?
Бабка. – Выходит, так…
Алексей. – Выходит так…
Бабка. – Яичко-то у него точно должно быть…
Алексей. – Яичко то у него точно, должно быть…
Дед. – Ну, по крайней мере, одно…
Бабка. – Я давно, конечно, не проверяла, но, вроде, когда-то было…
Дед. – Ну этого и достаточно…
Бабка. – Ага…
Дед. – Если он вдруг второе за это время не снес…
Бабка. – Нам, если что, и одного хватит…
Алексей. – Может, уже хватит?
Дед. – Может – уже хватит?
Алексей. – Ага…
Дед. – Так это, значится, дед и баба не уберегли яичко-то…
Алексей. – Так это, значит, дед и баба не уберегли яичко то…
Бабка. – Ага…
Дед. – Так это, значится, дед и баба виноваты…
Бабка. – Ага…
Дед. – Так это, значится, и мы Лешку не убережем…
Бабка. – Ага…
Дед. – Так это, значится, и он разобьется?
Бабка. – Или погибнет…
Дед. – От мышки?
Бабка. – Из-за нее…
Дед. – Но если мышка не компьютерная, то, может, это недоумок?
Бабка. – И нам Лешку от него и спасти-то нужно?
Дед. – Ага, больше-то не от кого…
Бабка. – Но дед с бабой ведь и сами виноваты…
Дед. – Ну…
Бабка. – Сами же били-били, били и били…
Дед. – Но не разбили ведь…
Бабка. – Ну понимали же, как бить надобно, чтобы не убить…
Дед. – А то за такое и посадят?
Бабка. – Ага… Ну или пригодится еще для чего-нибудь…
Дед. – А, может, они его хоть и били, но любили?
Бабка. – Или так…
Дед. – Бьет – значится, любит, как говорится…
Бабка. – Ага…
Дед. – «Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает…»
Бабка. – Так это дед и баба – господь что ль?
Дед. – Нет, наверное, но просто через них наказывает…
Бабка. – И любит?
Дед. – Ага…
Бабка. – А то мне уже понравилось чувствовать себя господом…
Алексей. – А мне себя – сыном…
Бабка. – Хахаха…
Дед. – А что тут смешного-то, а?!
Бабка. – Ничего…
Дед. – Вот и я о том же, потому что кое-что нам все еще с вами необходимо прояснить…
Бабка. – И что же?
Дед. – Лешка-то наш – курочка Гена или Ряба?
Бабка. – Так одного ж без другого не бывает…
Дед. – Да, но мы до Гены так и не доберемся, если не убьем Рябу…
Бабка. – Или с Рябой не разберемся, пока не полюбим Гену?
Алексей. – Или так…
Бабка. – Так, слушай, Лешка же наш – яичко!
Дед. – Токмо какое?
Бабка. – В смысле?
Дед. – Да, в смысле: простое или золотое?
Бабка. – А тут уже: не убьешь – не узнаешь…
Дед. – Опасно…
Бабка. – А кто не рискует, тот не пьет шампанского…
Дед. – А я пью всегда…
Бабка. – А, значится, и рискуешь…
Дед. – Потому что вся наша жизнь – игра, а люди в ней – актеры…
Алексей. – Потому что вся наша жизнь – экран, а люди в нем – актеры…
Дед. – Потому что вся наша жизнь – кладбище, а люди в нем – трупы…
Бабка. – Живые?
Дед. – Или мертвые…
Алексей. – Да…
Бабка. – Но все же кажется мне, что Лешка наш – мой любимый, мой родной, мой золотой…
Дед. – Да… Золотце наше единственное и неповторимое…
Бабка. – Луч солнца золотого…
Дед. – Тьмы скрыла пелена…
Алексей. – А знаете, кстати, что в сказке дальше было?
Дед. – После убийства-то?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Ну-ка?
Алексей. – «Дед плачет, баба плачет, а курочка кудахчет: «Не плачь, дед, не плачь, баба, снесу я вам яичко другое…»
Бабка. – Другое?
Алексей. – Да…
Дед. – И какое?
Алексей. – «Не золотое, а простое!»
Бабка. – Так это кто говорит?
Дед. – Так Ряба небось…
Бабка. – Почему?
Дед. – Потому что Гена может нести лишь золотые…
Бабка. – А, может, и простые?
Алексей. – А может и простые?
Дед. – Лешка говорил, что не может…
Бабка. – Ну так Лешка за Гену и отвечать не может…
Дед. – Если токмо он сам не Гена…
Бабка. – Не-Гена?
Дед. – Ага…
Бабка. – Или Ряба?
Дед. – Или так…
Бабка. – А, может, это Гена через Рябу как раз простые-то и несет?
Дед. – И им друг без друга, выходит, и нельзя?
Алексей. – Можно, но нельзя…
Дед. – Токмо кому таперя эти простые яйца-то и нужны…
Бабка. – Как и сама Ряба…
Алексей. – Ну вот, видимо, тем, кто плачет…
Бабка. – Для утешения?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Слабое утешение после такой-то потери…
Дед. – Ну а чем еще довольствоваться-то у разбитого корыта…
Бабка. – А ты другую сказку-то не приплетай…
Алексей. – Про потерянный рай…
Дед. – А я и не приплетаю…
Бабка. – А то снова сделаешь меня виноватой…
Дед. – Так я ж и сам рыбак, рыбка ты моя…
Алексей. – Это я что ли?
Дед. – Ага…
Алексей. – И чего желаете?
Дед. – Чтобы было пусто…
Алексей. – Пустота – пустотайд…
Дед. – Мистер Леша, веселей – в доме пусто в два раза быстрей, мистер Леша…
Бабка. – Интересно…
Дед. – А мне еще интересно, почему это они раньше не плакали, когда происходила эта подмена – или как ты там говорил…
Алексей. – Так это ведь в тексте не упоминается…
Дед. – То есть умалчивается?
Алексей. – Но подразумевается…
Бабка. – Ага… Знамо: читай между строк или жми на курок…
Дед. – Но текст ведь не обманешь…
Бабка. – А вот деда с бабой – можно…
Дед. – Токмо кому это нужно?
Бабка. – И зачем?
Дед. – И почему это, Лешка, им друг без друга нельзя, но можно?
Бабка. – Это они взаимозависимы что ль?
Дед. – А это ведь уже какая-то диалектика…
Бабка. – Или покрывало Майи…
Дед. – Но ведь вечно такого обмана не будет…
Бабка. – Когда-то ведь будет и страшный суд…
Дед. – И все деяния обнажатся…
Бабка. – И все откроется…
Дед. – И станет понятным…
Бабка (Алексею). – Да?
Алексей. – Да…
Дед. – Так что?
Алексей. – Можно быть с Богом…
Бабка. – Трудно быть с богом…
Алексей. – Возможно…
Бабка. – Но можно…
Алексей. – А можно быть то с Богом, то с не-богом…
Дед. – Но тогда тебя извергнут из уст…
Бабка. – Как слово?
Дед. – Как сливу…
Бабка. – Так ведь для этого сначала и поглотить должны!
Алексей. – «Но изми мя из уст пагубнаго змия, зияющего пожрети мя и свести во ад жива»…
Дед. – Возможно…
Алексей. – Но можно…
Бабка. – И что тогда?
Алексей. – И тогда можно быть только с не-богом…
Бабка. – Так мы и так…
Дед. – Так, мы и так…
Алексей. – Так, мы, итак…
Бабка. – Так мы и так…
Дед. – Так мы и сяк…
Алексей. – Так и мы и этак…
Дед. – И концовка у нас, выходит, какая-то невеселая…
Бабка. – И концовка у нас выходит какая-то невеселая…
Алексей. – А вы что, хотели счастливого окончания?
Дед. – Ну вообще, в сказке-то этой, кажись, хороший конец…
Бабка. – Ага…
Дед. – Но это, видать, токмо для детей…
Бабка. – Ну…
Дед. – А вот в твоей версии все получается иначе…
Алексей. – Так ведь это всего лишь интерпретация…
Дед. – Ого! А мы думали, что это уже сама Истина…
Алексей. – Ага, мы ж с вами просто текст читали…
Дед. – Ну и что?
Алексей. – А его уже не раз и меняли, в том числе и концовку…
Дед. – Это как?
Алексей. – А так, что в 19 веке только, кажется, сделали его таким, каким мы сейчас и знаем…
Бабка. – А мы другого и не знаем…
Дед. – И не знали…
Бабка. – Так и кто сделал-то?
Алексей. – Вроде бы, Ушинский…
Бабка. – А кто это?
Алексей. – Известный педагог…
Бабка. – И зачем он именно так поменял?
Дед. – Видать, обучить чему-то хотел…
Бабка. – Токмо чему?
Дед. – Или проучить…
Бабка. – В общем, людей из нас сделать?
Дед. – Ага…
Бабка. – А мы, значится, нелюди…
Дед. – Или еще не люди…
Алексей. – Предмет воспитания…
Дед. – Понятно…
Бабка. – И какая там раньше концовка была?
Дед. – Может, все-таки хорошая?
Алексей. – Нет… Там поп расшибся об косяк и помер…
Бабка. – Убился что ль?
Алексей. – Ну…
Дед. – Да иди ты?
Бабка. – Да, иди ты…
Алексей. – Да…
Дед. – Поп – и убился?!
Алексей. – Ага…
Бабка. – Ну и дела!
Дед. – Так это, может, ты, Лешка, поп?
Бабка. – Токмо ты не убивайся хоть так!
Дед. – А как-то иначе!
Бабка. – Ахахаха!
Алексей. – Не смешно…
Дед. – А что еще там было?
Алексей. – Девочка-внучка повесилась…
Дед. – Мамочки!
Бабка. – Ну и ну…
Дед. – Девочка-внучка?
Алексей. – Ага…
Дед. – А что, разве бывают мальчики-внучки?
Бабка. – Бывают…
Дед. – А бабушки-внучки?
Бабка. – И дедушки…
Дед. – А дочки-матери?
Бабка. – И это тоже…
Алексей. – На кое-что похоже…
Дед. – Хорошо все-таки, Лешка, что ты у нас не девочка…
Бабка. – Ага…
Дед. – Хотя бы не повесишься, значится…
Алексей. – Это мы еще посмотрим…
Бабка. – Я тебе еще посмотрю!
Дед. – На то, девочка ты или нет?
Бабка. – Уже давно нет…
Дед. – Так я ж не тебе…
Бабка. – А…
Дед. – Ага…
Бабка. – Ахахаха!
Дед. – Ладно, ты не обижайся токмо! Что там еще было, рассказывай…
Алексей. – А еще в одном из вариантов поп с горя книгу в клочья изорвал…
Дед. – Свою что ль?
Бабка. – Или твою?
Алексей. – А неизвестно…
Бабка. – Лешка, ты токмо книгу-то в клочья хоть не изрывай…
Дед. – Ага…
Бабка. – А то потом жалко будет…
Дед. – И чужую, и свою…
Бабка. – И нашу…
Дед. – А еще что-нибудь было?
Алексей. – Ну и по наиболее любопытной версии, золотое яичко снесла все-таки безымянная курочка рябушечка – даже не Ряба! А в конце пообещала еще одно – и лучше прежнего!
Бабка. – Вот это да!
Дед. – Так вот она: концовка что надобно! И поп жив, и внучка, и книга в порядке, и не плачет никто…
Бабка. – Так, выходит, и курочки Рябы никакой тогда не было?
Дед. – Так и Гены?
Бабка. – Так, и Гены…
Дед. – Или это Гена и был?
Бабка. – Потому что еще одно золотое яичко снесет?
Дед. – Лучше прежнего…
Бабка. – Слушай, Лешка, так что ты нам тут наговорил-то, а?
Дед. – Ну…
Бабка. – Это все одна сказка или разные?
Дед. – Или это ее варианты?
Бабка. – Но сценарий-то один, так?
Алексей. – Одинаково все разные…
Дед. – И это Ушинский твой их все написал что ль?
Алексей. – Нет, он только одну изменил…
Дед. – А с остальными что?
Алексей. – Не знаю…
Дед. – Ну их-то кто написал?
Бабка. – Или рассказал?
Алексей. – Народ…
Дед. – А прочитал?
Бабка. – Или прослушал?
Алексей. – Тоже народ…
Дед. – А потом вот так вдруг пришел твой Ушинский, все переписал, оставил токмо свое одно – и таперя не осталось ничего ни от народа, ни для народа?
Бабка. – Токмо его нам таперя и читать надобно?
Алексей. – Но никто ж не запрещает заниматься историей…
Дед. – Или историями?
Бабка. – Это пока…
Алексей. – Это привет…
Бабка. – И если мы не будем заниматься историей, то история вот так вот и нами займется…
Дед. – Все так…
Алексей. – Вот так…
Дед. – Так вот и чего им, кстати, плакать тогда и скорбеть, если концовка такая?!
Бабка. – И я не понимаю…
Алексей. – Вот Виктор Яковлевич Пропп, если не ошибаюсь, в своей книге «Структура волшебной сказки» и говорит, что все это комично…
Дед. – А что еще говорит?
Бабка. – Ну… Пусть говорит уже…
Алексей. – Говорит еще, что изначальное событие тут ничтожное, но концовка – катастрофичная…
Дед. – Так тут же все наоборот!
Алексей. – Так, тут же все наоборот…
Бабка. – Так тут же все, наоборот…
Алексей. – Так, тут же все, наоборот…
Дед. – Ошибается, значится, твой Виктор Яковлевич…
Алексей. – И почему же?
Дед. – Ну так потому, что тут начало катастрофичное, а концовка – счастливая…
Алексей. – Или ничтожная?
Дед. – Ну да, немного комичная…
Бабка. – Или нам всем уже ничего не понять…
Дед. – Но мне вдруг стало понятно, что и Лешку, значится, можно чикнуть…
Бабка. – Чего?
Дед. – Лешку, я говорю, значится, без зазрения совести можно и кокнуть…
Бабка. – Зачем?
Дед. – Ну так курочка, значится, и яйцо, то есть Гена… Что я имею в виду: раз будет очередное – и еще лучше, так, значится, разбивать его и надобно – непременно надобно разбивать!
Бабка. – Это чтоб вместо Лешки появился новый, который еще и лучше?
Дед. – Ага, новый и улучшенный Лешка!
Бабка. – А, может, это тот же, токмо лучше?
Дед. – Тот же Лешка?
Бабка. – Ну да, токмо лучше…
Дед. – Значится, не тот же…
Бабка. – Но все-таки и тот же…
Дед. – Ну да…
Бабка. – Так это он что, воскреснет что ль?
Дед. – А этого я уже не знаю…
Бабка. – Ну если он яичко золотое, то, значится, его кто-то снова снесет?
Дед. – Ну Гена же…
Бабка. – Так мы ж установили, что он сам не токмо яичко, но и курочка…
Дед. – То есть Гена?
Бабка. – Ага…
Дед. – Но разбив яичко, то есть Гену, мы разобьем и курочку, так?
Бабка. – Так…
Дед. – И как же он тогда снесется?
Бабка. – А, может, это мы не Гену, а Рябу разобьем, как и простое яичко?
Дед. – Чтобы потом золотое получить?
Бабка. – Уже от Гены…
Дед. – Ну не знаю…
Бабка. – В общем, все это уже, видать, тайна…
Дед. – А если он все-таки не снесется?
Бабка. – Тогда и проповедь наша тщетна…
Дед. – И надежда на новое золотое яйцо…
Бабка. – Значится, все-таки воскреснет как-то…
Дед. – Иного не дано…
Бабка. – Или третьего…
Дед. – А у нас, кстати, ничего и не получится…
Бабка. – Почему?
Дед. – Потому что дед с бабой били-били, но ведь не разбили…
Бабка. – Вот и мы…
Дед. – Ага, так что придется нам все-таки мышку, то есть недоумка ждать…
Бабка. – А там они уже разберутся?
Дед. – Угу…
Бабка. – Ну и будет видно все…
Дед. – Будет…
Бабка. – Так нам же Лешку от него и уберечь как раз надобно!
Дед. – Или от себя?
Бабка. – От себя мы уже все сделали…
Дед. – Но если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода...
Бабка. – Так он же не зерно, а яйцо…
Дед. – А какая разница?
Бабка. – Большая…
Дед. – Если ты хочешь, конечно, получить все новое и улучшенное…
Бабка. – Или остаться без плода?
Дед. – Да…
Бабка. – Тогда да…
Дед. – Тогда, да…
Бабка. – А я и сама, честно говоря, хотела бы такой курочкой стать…
Дед. – Геной что ль?
Бабка. – Ну… Вот и Лешку бы убивать не пришлось, а то как подумаю об этом, так все сердце мое кровью его и обливается!
Дед. – Так и мое разрывается, но что ж поделаешь: такова жизнь…
Бабка. – А то, что если б я в эту курочку превратилась, то сама бы вам, то есть всем нам, новое золотое яичко-то и снесла…
Дед. – А мне казалось, ты машиной хотела стать…
Бабка. – Хотела… Я много чего, знаешь ли, хочу…
Дед. – Так и я…
Алексей. – Так, и я…
Дед. – А то машина вот, кстати, золотые яйца-то и не несет…
Бабка. – Это пока…
Алексей. – Это привет…
Бабка. – Да и от машины зависит…
Дед. – Да, и от машины зависит…
Алексей (когда-то кашлянув). – А ты, баб, кстати, слыхала про «Шатунов», а?
Бабка. – Юрия?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Ю. В.?
Алексей. – Ну да…
Бабка. – Ну конечно слыхала! Я даже очень-преочень люблю его творчество!
Алексей. – Вот как…
Бабка. – Я, кстати, и по телевизору недавно передачу о нем смотрела… Правда, телевизор?
Телевизор (случайно). – «Да, правда, все так и было…»
Бабка. – Вот видишь!
Алексей. – Ничего я не вижу…
Бабка. – Но слышал же?
Алексей. – Я?
Бабка. – Ну а кто ж еще…
Алексей. – Я не слышал, а читал…
Бабка. – И что ж ты там уже такое читал?
Алексей. – А то, что один из персонажей превратился в курицу…
Дед. – Вот это хали-гали…
Алексей. – Куро-трупер…
Дед. – Нам с тобою было супер…
Бабка. – Вот и нам с тобою…
Дед. – Но пора прощаться…
Алексей. – Что, уже?
Бабка. – Еще нет…
Дед. – А что еще?
Бабка. – А то, что персонаж-то твой яичко-то снес или нет?
Алексей. – Яичко то?
Бабка. – Ага…
Алексей. – Запамятовал…
Бабка. – А превратился-то как?
Алексей. – Забыл…
Бабка. – Он?
Дед. – Или ты?
Алексей. – Ага…
Бабка. – Ну а в конце-то концов что с ним было?
Алексей. – Да хоть убейте меня – не помню!
Дед. – Да, хоть убейте меня – не помню…
Бабка. – Ну тогда это бесполезная аллюзия…
Дед. – Ну, тогда это бесполезная иллюзия…
Алексей. – Я просто очень давно читал…
Бабка. – Или писал?
Алексей. – И это тоже…
Дед. – Ну вот по этому поводу, в заключение нашего сегодняшнего концерта, я бы тебе лично от себя кое-что и хотел бы сказать…
Алексей. – Ого, и что же?
Дед. – Так сказать: выразить благородность…
Бабка. – Это свою что ль?
Дед. – Ну а чью ж еще…
Бабка. – Это ты благородный что ль?
Дед. – Это ты неблагодарная что ль…
Бабка. – Ладно, выражай уже, пока есть чем рожать, а то сейчас как влуплю, так уже и выродишься отовсюду!
Дед. – В общем, Лешка… Жизнь у нас, конечно, несладкая, не как в сказке… Но что сказать, как говорил, так и скажу, то есть повторюсь, хотя уже и не надобно этого делать: такова жизнь, а не сказка… Вот…
Алексей. – И что?
Дед. – Я что сказать-то хотел… Вот… Мы, Лешка, тебя очень любим, сильно любим… Так очень сильно любим, что ты даже и представить себе не можешь, каково это, да…
Бабка (вся в слезах неизвестного происхождения). – Да…
Дед. – И ты, поэтому пойми, пожалуйста, одно: нам друг без друга никак нельзя…
Бабка. – Хоть и можно…
Дед. – Старые мы уже, ветхие и древние… И ты не серчай на нас старых, Алексей… Когда доживешь-то до наших годков, тогда, быть может, что-нибудь и поймешь из сказанного мною задним числом – ну или передним…
Алексей. – Деда, так и что?
Дед. – А… Так то, что нельзя тебе уходить от нас никуда… Мы ж без тебя тут не справимся… Хоть ты и не делаешь ничего полезного, конечно… Не помогаешь никак, паскуда ты и мразь этакая… Токмо жрешь за чужой счет… Хоть в казино бы на работку, а не просто поиграть, то есть душу свою проиграть пошел бы…
Алексей. – Понятно…
Дед (где-то напевая перевод перевода). – Но я это все к тому, Лешка, что не будет тут ничего, если ты уйдешь…
Алексей. – Это как?
Дед. – Ну вот что бы там ни было и во что бы то ни стало, нам всем надобно быть вместе, чтобы все было целостным и скреплялось, понимаешь?
Алексей. – Ну да…
Дед. – А если кто-то уйдет, например, ты, потому что ты уйти хочешь – и уже давно – ты сам нам об этом объявлял – то всему придет конец…
Бабка. – Света что ль?
Дед. – Хуже…
Бабка. – А что может быть хуже света?
Дед. – Текст…
Бабка. – Понятно…
Алексей. – Так мы, то есть вы ведь этого так хотели…
Дед. – Иногда, Лешка, так хочешь чего-то, а сам и не знаешь, чего – ну или знаешь… А потом так близко к этому приближаешься или даже получаешь, но вдруг сознаешь, что совсем тебе это и не надобно было… Вот…
Алексей. – И что?
Дед. – Ну я к тому, что надобно разобраться, хотя бы и к концу текста, то есть жизни, что ты на самом деле хочешь и что тебе на самом деле нужно – и понять, что в твоей жизни, то есть тексте – самое главное…
Алексей. – Ну и что же?
Дед. – Так я ведь уже все сказал…
Алексей. – А я все равно ничего не понял…
Дед. – Ну вот смотри, Леш… Бабка твоя, то есть супруга моя, хоть и Баба Яга – пусть ей жизнь будет прахом – а я, дед твой, то есть муж ее, хоть она и не за мной, а как будто бы впереди, как в книжонке твоей говорится… Вот…
Алексей. – Так а ты-то кто, деда?
Дед. – А… Я-то знамо кто: избушка-то на курьих ножках…
Алексей. – И что?
Дед. – Ну вот и нельзя нам никак друг без друга… Ты токмо представь, как это Баба Яга будет без избушки-то на курьих ножках?! Ей ведь жить негде будет! Бездомная она станет!
Бабка. – Ага, бомжевать ведь пойду…
Дед. – А вокруг еще и бушует пандемия коронавирусной инфекции, COVID-19, так что и пойти-то некуда, ведь все закрыто! Вот как!
Алексей. – Понятно… Ну раз ты наш дом, то есть жилое помещение или площадь, а она твоя домовая, то есть сожительница, и у вас всегда так было, и вам вместе хорошо, и прочее, то зачем вам понадобился еще один домовенок, то есть сожитель, если я в вашу идиллию не вписываюсь или не прописываюсь и, кажется, никак со всем этим даже и не связан?
Дед. – А как это не связан? Очень даже и связан…
Бабка. – Мы тебя сейчас, кстати, на всякий случай и свяжем, чтобы ты ненароком не ускакал, кузнечик ты наш блохастенький…
Алексей. – И как?
Бабка. – А я тебе покажу, как!
Алексей. – Нет, я о том, каким образом я со всем этим связан?
Дед. – А наилучшим!
Алексей. – Ну так как?
Дед. – Ну сакральная ты жертва, значится, добрый ты наш молодец…
Алексей. – Так я сакральная жертва или добрый молодец?
Дед. – Наверное, первое…
Бабка. – Или второе…
Алексей. – Так первое или второе?
Дед. – Первое…
Бабка. – И второе…
Алексей. – Или ни то, ни другое?
Дед. – А ты уже сам решай…
Алексей. – Так я вот и пытаюсь…
Бабка. – Не быть козлом отпущения?
Дед. – Грехов человеческих?
Алексей. – А добрым молодцем…
Дед. – Ну тогда тебя кто-нибудь должен спасти…
Бабка. – От этой сакральной жертвы…
Алексей. – А десять тысяч долларов США с госпредприятия предоставят?
Дед. – Это токмо дед так может…
Алексей. – То есть ты?
Дед. – То есть я…
Алексей. – Вот как…
Дед. – Но ты забегаешь вперед…
Алексей. – А нужно забегать назад?
Бабка. – Нет… Нужно делать все вовремя и во время…
Алексей. – Понятно…
Бабка. – Ну и что тебе понятно?
Алексей. – Что только дед может спасти меня от этой сакральной жертвы…
Бабка. – И что тогда?
Алексей. – И тогда я стану добрым молодцем?
Дед. – Или злым…
Бабка. – А разве ты еще не добрый молодец?
Дед. – Или злой…
Алексей. – Я не знаю…
Дед. – Ну я, вообще-то, такого не говорил…
Алексей. – Ого…
Дед. – Ага, а ты еще чем-нибудь не хотел бы стать?
Алексей. – И чем же?
Дед. – Ну, например, ступой…
Бабка. – Да какая же он ступа?!
Дед. – Да, какая же он ступа…
Бабка. – Может быть, и тупо, но ведь не Степа…
Алексей. – Понятно…
Дед. – Ну или, может быть, ты – пест?
Алексей (любит песню «You’re Simply the Pest»). – Кто-кто?
Дед (путая некоторые глухие звуки со звонкими). – Ну, может быть, ты бы хотел стать пестом?
Алексей. – Кем-кем?
Бабка. – Да пестом!
Дед. – Да, пестом…
Бабка. – Если, конечно, ты не хочешь стать сакральной жертвой…
Дед. – Или злым гением…
Бабка. – То есть добрым…
Дед. – Да… Молодцем…
Алексей. – Так я, вроде бы, не пест, а пес…
Дед. – Ну вот видишь, как хорошо – и совсем похоже!
Бабка. – Ага, недалеко ушел…
Дед. – Будешь пестиком, короче…
Бабка. – Будешь пестиком короче…
Алексей. – А тычинка будет?
Дед. – В тычинку будет тебе, в том числе и пестиком, если станешь не пестом, а сакральной жертвой…
Бабка. – Как говорится, стань к лесу пестом, а ко мне – сакральной жертвой…
Алексей. – Понятно…
Дед. – Все-то тебе понятно…
Бабка. – Все то тебе понятно…
Алексей. – А еще выбор есть?
Бабка. – А еще выбор – есть…
Дед. – А еще выбор есть…
Алексей. – И какой?
Дед. – Ну помело еще осталось…
Алексей. – Интересный фрукт…
Дед. – Ага…
Алексей. – Буду я, значит, как заводное помело…
Дед. – Ну это ж лучше, чем Памелой…
Алексей. – Смотря какой…
Бабка. – Или ты вдруг к концу текста пол уже решил поменять?
Алексей. – Нет, не решил…
Бабка. – Ну так решай…
Алексей. – Хорошо…
Бабка. – Ну и что тут хорошего?
Алексей. – А вы думаете, такая жертва будет угодна?
Бабка. – Сакральная?
Дед. – Богу?
Алексей. – Такая…
Бабка. – Да ну…
Дед. – Ну да…
Бабка. – А ты по какой причине, несобственно говоря, интересуешься?
Алексей. – Ну просто жертва Богу – сокрушенное сердце и дух…
Бабка. – Ну вот мы тебя сейчас и сокрушим…
Дед. – И сердце твое, и дух…
Бабка. – Ага…
Алексей. – Вот как…
Бабка. – Вот так…
Алексей. – И как?
Дед. – В общем, Лешка… Что-то голова у меня уже от всего этого просто раскалывается, но еще все же не до конца раскололась, как тот кокосовый горький орех, который из рекламы про райское наслаждение, собственно, как и у тебя – вот…
Алексей. – Чего?
Дед. – Того – я говорю: женщины, Лешенька, знаешь – худшие на земле, под землей и над землей существа… Не зря их сатана в день седьмой натворил, пока бог спал, то есть подошел к этому, как его звать-то, Адаму и посадил на перо, то есть вонзил в ребро – вот…
Алексей. – Не прав ты, деда… Да и зря ты так…
Бабка (глядя на все сквозь феминистическую оптику и топику). – Да, и зря ты так…
Алексей. – Бывают и прекрасные женщины…
Дед. – Прекрасная женщина, Лешенька, токмо «Мать» – и ты запомни мои слова – я ведь жизнь прожил… А остальные все – ребряная нога, то есть костыль из кости, которая наше ребро, стало быть… Да… Так вот эти все остальные – они тебя и предадут, и продадут, и распнут – им это просто раз плюнуть – и высосут из тебя еще все напоследок хуже любого вампира или суккуба – и даже глазом не моргнут – и ты даже глазом моргнуть не успеешь!
Алексей. – Так я, деда, ни матери не знаю, ни какой-либо другой женщины, о которой ты говоришь…
Дед. – А… Ну да… Точно… Что-то я дал… Да… Вот… Но это тебе еще, можно сказать, очень даже и повезло, что ты никого не знал! Частично, конечно…
Алексей. – Частично?
Дед. – Ага, но я бы этой части с радостью бы и лишился – лишь бы токмо не знать никого…
Алексей. – Как я?
Дед. – Нет, как я…
Алексей. – Так ты, деда, женоненавистник что ли?
Дед. – Нет, почему же? Я ж говорил, что женщин любил, люблю и всегда буду любить…
Алексей. – Тогда я вообще не понимаю, о чем ты…
Дед. – А ты все-таки пойми…
Алексей. – Так к чему ты?
Дед. – Ты, Лешка, токмо успокойся, ты токмо не переживай так и приготовься к тому, что сейчас услышишь…
Алексей. – Что?!
Дед. – И сразу же не серчай на нас старых, а просто медленно вдохни, выдохни и приди в себя…
Алексей. – Так что?!
Дед. – Да старые мы уже… Да, старые мы уже… А в старости знаешь-то какие причуды бывают? Ты токмо доживи еще до наших-то годков, так у тебя еще и не такое начнется!
Алексей. – Так ты уже скажешь мне или нет?! Я уже дребедень эту всю про старость вашу слышал – и не раз!
Дед. – А ты не кипятись так, а то ненароком через край и перельешься, так сказать – выйдешь из себя, а тебе ведь, наоборот, надобно назад, то есть в себя, вернуться…
Алексей. – Ты совсем уже меня довести хочешь или что?!
Дед. – До исповеди если токмо… Хахаха… Ладно, шучу я, шучу… Ты токмо не обижайся…
Алексей (грозно держа врага в пламени огня). – Деда, а я уже не шучу!
Дед (выпевая). – Ладно! Постой, паровоз, не стучите, колеса, кондуктор, нажми на тормоза!
Алексей. – Ты еще песни мне тут петь будешь?!
Дед. –  Ну а что ты думал: сказки какие-то рассказывать?
Алексей. – А вы мне только их и рассказываете!
Дед. – Ладно! В общем, помнишь – выпивали мы…
Алексей. – Когда?
Дед. – А мы, если я все неправильно помню, токмо один раз с тобою и выпивали…
Алексей. – А… Со мною… Ну… В пятницу же… Или четверг… И что?
Дед. – Может, хочешь повторить?
Алексей. – Нет, не хочу, спасибо…
Дед. – Не за что…
Алексей. – И это все?!
Дед. – Ну да… А ты что-то еще хотел?
Алексей. – Нет, уже счет…
Дед. – Уже все?
Алексей (треща по швам, из которых сыпется песок). – Деда, я просто больше так не могу! Не могу! Не могу! Хватит! Ну хватит… Пожалуйста… Ну пожалуйста! Я прошу тебя…
Дед. – Ладно! Все… Утри уже свои сопли и слушай сюдой…
Алексей. – …
Дед. – В общем, не было этого ничего…
Алексей (плача сквозь плач). – Чего?!
Дед. – Не было, говорю, этого ничего…
Алексей (запекшись). – Так какого ничего?! Не выпивали мы что ли?!
Дед. – Выпивать-то мы выпивали, конечно, но вот всего остального, о чем мы тебе с нею рассказывали – не было…
Алексей (в полном развале между ужасом и надеждой). – Ты серьезно?!
Дед. – Да, хоть и жизнь твоя – вечная игра, и ты уже не тот, что был вчера…
Алексей. – Меня засосала опасная трясина?
Дед. – Ага, хорошего сына…
Алексей. – Хорошего?
Дед. – Ну конечно!
Алексей. – Так ты не шутишь?!
Дед. – Нет!
Алексей. – И я нормальный?
Дед (будто на мотоцикле). – Нормальный ты, Лешка, нормальный!
Алексей (недоверчиво становясь на воду). – Так и зачем… Зачем же вы это со мною сделали?!
Дед. – Ну а что, ты думал, чем-то лучше Фауста?
Алексей. – Я думал чем-то лучше «Фауста»?
Дед. – Ну…
Алексей. – Нет, конечно! Ну ты сравнил! Это ведь бриллиант, который вышел из недр народной фантазии, а затем еще и был огранен в разуме гения…
Дед. – Гейния?
Алексей. – Евгейния…
Дед. – Да, гей – не я…
Алексей. – И не я…
Дед. – Но там все-таки две части…
Алексей. – Ну да, и что?
Дед. – Так вот ты повремени-ка, ведь еще и вторая будет…
Алексей. – А сейчас еще первая?
Дед. – Ага…
Алексей. – Так и зачем?!
Дед. – Так я ведь уже все сказал… Просто так…
Алексей. – Просто так?!
Дед. – Да, просто так… Обратились люди, пожилые люди… То есть старые мы уже, Лешка, а ты не серчай на нас старых, особенно когда выпьем, а когда выпьем – так вообще… Такие причуды уже тогда в голову лезут… Вот и решили мы над тобою немножечко подшутить…
Алексей. – Так это что, бесконечная шутка?
Дед. – Почему же? Конечная…
Алексей. – И уже пора выходить?
Дед. – Если хочется… Но ты можешь и назад поехать – у тебя ж и билет в оба конца, то есть обратный…
Алексей. – Мне кажется, я уже и так достаточно поехавший… И назад я бы ехать уже и не хотел… Так что только вперед…
Дед. – Полный вперед?
Алексей. – Да, капитан…
Дед. – Ну ты токмо билет-то этот на всякий случай не возвращай хоть – договорились?
Алексей. – Почему?
Дед. – Потому что это все не моя идея была…
Алексей. – Не твоя идея?
Дед. – Ну… Я ж тебе не Платон…
Алексей. – И не Платонов…
Дед. – И я ж тебе сразу тогда еще об этом говорил, помнишь?
Алексей. – Помню…
Дед. – Так что не виноватая я – он сам ко мне пришел…
Бабка. – Это я должна была такое сказать…
Дед. – Кстати, да…
Алексей. – У меня просто нет слов…
Дед. – А, может, они и не нужны?
Алексей. – И что мне теперь без них делать?
Дед. – Ну так я ж говорю, что в одну реку можно дважды войти, значится, а еще и перевезти тебя через нее да еще много-много раз могу, как говорится…
Бабка (обольстительно включив сирену). – Но еще не поздно нам сделать остановку, еще есть время взглянуть судьбе в глаза…
Вдруг и внезапно – словно из ниоткуда – словно в никуда – будто таинственный инкогнито – будто фигура неизвестного – как deus otiosis ex machina – как ленивое божество экс-машина – на пороге квартиры – по ту сторону той стороны – по ту сторону добра и добра – появляется видимый лишь самому себе Анаксимандр Гегелевич Адугин (далее – АГА).
АГА (настойчиво постучав в дверь, громко). – Тук-тук, Леша…
Дед (соответственно). – Кто там?
АГА. – Свои…
Дед. – Свои в такую погоду дома сидят и телевизор смотрят! Токмо чужие шастают! Не будем дверь открывать!
Алексей. – Откройте! Это мои папа и мама приехали…
Дед. – Это биологические что ль?
Алексей. – Метафизические…
Дед. – А у вас на сегодня встреча что ль запланирована?
Алексей. – Переход…
Дед. – В переходе?
Алексей. – Ага…
Дед. – Тогда, значится, невстреча…
Бабка (Деду). – Ладно, хватит уже – ты поди-ка проверь, что там за проходимец – может, его и на порог-то пускать нельзя, а он-то уже как раз на пороге-то и стоит…
Дед. – Так я ж не могу подойти…
Бабка. – Ну подъедь тогда – тебе ж все равно легче, чем мне!
Дед. – Почему это?
Бабка. – А потому!
Дед. – Ты что, носом к потолку уже приросла что ль?
Бабка. – А тебе еще объяснять что-то надобно, а?!
Дед. – Ладно…
Переменяя модус положения из «свободного духовного возлежания» в «активное технологическое передвижение», Дед, покидая зал, перемещается в прихожую.
Бабка. – В глазок еще не забудь посмотреть!
Дед. – Чей?
Бабка – Свой!
Дед. – И зачем?
Бабка. – Ну, может, еще в милицию его придется сдать для опытов!
Дед. – Так я ж не достану!
Бабка (всплеснув руками). – Ай, точно! Будь оно не ладно…
Дед. – Так пропади оно уже тогда все пропадом…
АГА. – Что вы говорите?
Дед. – Это я не вам…
АГА. – А…
Дед. – Ага, а вы кто такой?
АГА. – Христос воскресе!
Дед. – Возможно…
АГА. – А есть ли дома кто-нибудь из старших?
Дед. – А чем я не старший?
АГА. – Ну кто-нибудь постарше…
Дед (Бабке). – Иди, тебя зовут на ковер!
Бабка (распухнув). – Скажи, что я уже не смогу никуда идти, даже если произойдет и чудо…
Дед (АГА). – Есть… Токмо она уже настолько старшая, что и не двигается… Так вы кто такой-то, а?! И чего это вам от нас надобно?!
АГА. – Здравствуйте, меня зовут Анаксимандр Гегелевич Адугин, я почтальон.
Дед. – И что?
АГА. – Я принес посылку для вашего или про вашего мальчика – только я вам ее не отдам…
Дед. – Это почему?
АГА. – Потому что у вас документов нет…
Дед. – Каких это документов?
АГА. – А для верификации того, что вы люди…
Дед. – Так у нас зато мальчик есть, а у него еще и усы, и лапы, и хвост – вот его документы…
АГА. – Но квартирка-то у вас все-таки нехорошая – еще и звонок не работает…
Дед. – Так у нас, знаете, уже давно никто не работает – и не собирается… Как бы мы ни пытались его в казино и собрать-то, Лешку то бишь, стало быть… А звонок не работает, чтобы никто не звонил, в том числе и звонарь… Вот… Так а что это у вас там за посылочка такая для него?
АГА. – Книги…
Дед. – И какие?
АГА. – Есть собрание хороших новостей и послание благих вестей под названием «Метафизика блатной вести» – это именно то, что ему в данный момент необходимо, то есть самые важные книги, которые нужно обязательно прочесть прямо сейчас, как и «Мартин Лютер: возможность Мартина Лютера Кинга»…
Дед. – Возможность Мартина Лютера, книга?
АГА. – Да, возможность Мартина Лютера – книга…
Дед. – А кто это?
АГА. – Мартин Лютер?
Дед. – Кинг..
АГА. – Мартин Лютер Кинг?
Дед. – Конг…
АГА. – Мартин Лютер Кинг-Конг?
Дед. – Из Конго…
АГА. – Черный король королей?
Дед. – Так ведь был белый…
АГА. – АГА…
Дед. – Вы слишком громко говорите…
АГА. – Но мы ведь говорим сквозь закрытую дверь… возможностей или открытую дверь… невозможностей… Да и я привык уже так – это профессиональное – говорить лишь большими буквами, потому что я большой человек – и у меня слова все большие и, повторюсь, все с большой буквы…
Дед. – И это вы токмо ради этих двух книжонок и приходили?
АГА. – Я пришел ради Леши. И я прихожу, когда меня посылают. Точнее, куда меня посылают. Еще точнее, когда куда-то посылают посылку. Ведь я – почтальон эсхатологических посланий, Анаксимандр Гегелевич Адугин.
Дед. – Так вы, значится, посланец? А, может быть, вы не посланец, а засранец?
АГА. – Я попрошу вас не выражаться…
Дед. – А как мне тогда и самовыражаться?
АГА. – А как хотите…
Дед (стреляя будто из пулемета). – И что это тогда за тоталитаризм-то такой?!
АГА. – Обыкновенный…
Дед. – А откуда вы, кстати, знаете, что эта посылка для Леши?
АГА. – Потому что на коробке написано: «Для Алексея Федоровича Шарикова-Преображенского», а также нарисована и некоторая монета с изображением какой-то улыбающейся собаки…
Дед. – А…
АГА. – АГА…
Дед. – И это все?
АГА. – Нет…
Дед. – А что еще?
АГА. – А еще, пользуясь удачным случаем, я бы хотел прорекламировать, а также порекомендовать вам свои книги – и смею надеяться, что вы их приобретете, если хотите, чтобы я все-таки отдал вам посылку…
Дед. – Так это ведь мошенничество!
АГА. – Так это ведь машинничество…
Дед. – И это ведь вымогательство!
АГА. – И это ведь помогательство…
Дед. – Да это ведь шантаж!
АГА. – Да, это ведь шантаж…
Дед. – Но это же нарушение закона!
АГА. – А, может быть, исполнение?
Дед. – Закона?
АГА. – Да…
Дед. – Не может быть!
АГА. – Может…
Дед. – Быть?!
АГА. – АГА…
Дед. – Но как?!
АГА. – Потому что я по ту сторону закона…
Дед. – Но это же просто несправедливо!
АГА. – Но я по ту сторону справедливого и несправедливо…
Дед. – Я буду жаловаться!
АГА. – Куда?
Дед. – Не куда, а кому…
АГА. – И кому же?
Дед. – Не кому, а где…
АГА. – Ну и где?
Дед (выдумав что-то услышанное по телевизору). – На блоге бога!
АГА. – Чего?
Дед. – Того!
АГА. – Я спрашиваю: чего?
Дед. – Этого текста!
АГА. – Звучит очень жалобно…
Дед. – Так дайте мне жалобную книгу!
АГА. – Я такие не пишу…
Дед. – Тогда, может, читаете?
АГА. – И не читаю…
Дед. – Потому что не умеете небось, хахаха!
АГА. – Умею, но не рекомендую…
Дед. – Не рекомендуете читать?
АГА. – Нет, читать я как раз-таки рекомендую, но не такое…
Дед. – А какое?
АГА (зная, что все вокруг чужое). – А что-нибудь свое…
Дед. – Вы просто подлец и мерзавец – немедленно убирайтесь отсюдова к тому, кто вас сюда послал, и больше никогда не возвращайтесь, иначе пошлю вас уже я!
АГА. – Но тогда вы не получите посылку…
Дед. – Ладно, занимайтесь уже саморекламой, хотя вы и ужасный работник, услугами которого, кстати, я не советовал бы пользоваться даже злейшему врагу рода человеческого…
АГА. – Спасибо вам на добром слове… В общем, за последний день я скомпилировал несколько новых и, кажется, гениальных книг, в частности: «Не-монахиня», «Не-монах и я», «Но монахиня», «Но монах и я», «Мономахия», и «Мономах и я»…
Дед. – «И мономах, и я»?
АГА. – АГА…
Дед. – А это все одна книга или разные?
АГА. – Звучит, как одна, но разные…
Дед. – А читается?
АГА. – Как разные, но одна…
Дед. – А пишется?
АГА. – В последнее время что-то не пишется…
Дед. – Что-то?
АГА. – АГА…
Дед. – На то оно и последнее, видать…
АГА. – Видать…
Дед. – Что вы сказали?
АГА. – Все!
Дед. – А раз уже все и больше не пишется, то, может, вы бы передали нам свои письменные принадлежности?
АГА. – Вы хорошо хотите… Вам, может быть, еще и собрание сочинений Лосева подарить?
Дед. – Было бы неплохо, а то моя, то есть наша темная мать недавно его то ли сожрала, то ли поглотила, а Лешка вот из-за книжек этих токмо и обижается…
АГА. – Я тоже в свое время его поглотил – очень быстро так проглотил, что, можно сказать, даже и сожрал…
Дед. – Вот как… Так вы с ней чем-то похожи… Может, хотите пообщаться?
АГА. – Честно говоря, нет…
Дед. – Понимаю… И сочувствую…
АГА. – Но зачем вам мои письменные принадлежности?
Дед. – А какие, кстати, у вас?
АГА. – При себе только шариковая ручка и блокнот с фотографией Спасо-Преображенского мужского монастыря – я все свои книги, кстати, так и написал: от руки, от сердца, к Богу и к солнцу…
Дед. – Ну вот – ручка-то как раз для нашего Лешки!
АГА. – Почему?
Дед. – Так Шарикова же!
АГА. – А… Ну да…
Дед. – А шляпы у вас случаем нет?
АГА. – А зачем она вам?
Дед. – Говорят, тогда больше на писателя становишься похож – да и лучше пишется…
АГА. – Да, и лучше пишется…
Дед. – Так что?
АГА. – Так вы откройте дверь – и все сами увидите…
Дед. – Но если я ее открою, то все станет невозможным…
АГА. – А если не откроете?
Дед. – То все будет возможно…
АГА. – Но в таком случае вы никогда и не узнаете, в шляпе ли я, а, может быть, еще и в подряснике или даже лаковых красных по колено сапогах… Да и посылку, в конце концов, не получите…
Дед. – Да, и посылку в конце концов не получим…
АГА. – Поэтому нужно принимать решение…
Дед. – И делать свой выбор?
АГА. – Да… И прямо сейчас…
Дед. – А прямо сейчас у нас там по телевизорчику кое-что интересненькое идет…
АГА. – И что же?
Дед (сладостно двигая коготками). – Передачка о том, как лучше клевать зерно курам, чтобы получалось побольше яиц или мясистых перьев для новомодного спа-салона…
АГА. – Ну в записи потом и посмотрите…
Дед. – Это если записывать кто-то будет…
АГА. – А что, у вас никто не записывает?
Дед. – Так Лешка бы, может, и хотел – токмо у него подходящих письменных принадлежностей для этого нет…
АГА. – А что он записать бы хотел?
Дед. – А какой-то там, как говорится, «великий русский роман офисного работника казино»…
АГА. – Ради такого дела, конечно, я бы своими и поделился, так сказать – передал бы для непрерывности продолжения традиции…
Дед. – А что, и вы про казино писали? Может, еще и работали там?
АГА. – Нет, не работал – лишь ставил на зеро, а написать так ничего и не смог…
Дед. – А вот Лешка смог…
АГА. – Какой молодец…
Дед. – Или еще сможет… Я уже запутался во времени!
АГА. – О времена, о нравы…
Дед. – Вы правы…
АГА. – А вы пьяны…
Дед. – И уже давно… А вам, кстати, тогда и бутыль водочки надобно бы нам передать, потому что это самые что ни на есть настоящие семейные ценности и традиции, которые всегда неукоснительнейшим образом необходимо чтить и почитать – и это так на самой бутылочке-то и написано… Да… Чтоб она скреплялась, то есть крепкой была, и чтоб ничего, значится, не распадалось… Вот…
АГА. – Так вы откроете или нет?
Дед. – Бутылочку?
АГА. – В бутылочку потом сами поиграете…
Дед. – Со стариком Хоттабычем что ль?
АГА. – Ну если вам больше не с кем…
Дед. – Ну так вы ж не хотите мои желания исполнять… Или хотите ли? 
АГА. – Пока не решил…
Дед. – Ну раз не решил, то и пока…
АГА. – Тогда и с посылочкой попрощайтесь…
Дед. – Ладно… С Лешкой я уже наигрался, так что надобно бы таперя и с вами…
АГА. – И?
Дед. – Токмо я для начала в глазок на вас погляжу – ладно?
АГА. – Ладно...
Дед. – И у нас есть одна небольшая проблема…
АГА. – Это Леша?
Дед. – Нет, это не Леша…
АГА. – А кто?
Дед. – Это я, дед…
АГА. – Нет, какая проблема?
Дед. – А… Ну я до глазка-то и дотянуться-то не могу самостоятельно… Вот…
АГА (инклюзивно). – Вы карлик?
Дед. – Ага, мальчик-с-пальчик… Но вы говорите обидно…
АГА. – Попросите тогда Лешу принести вам олимпийский пьедестал, то есть табурет…
Дед (метая громы и молнии). – Леша-а-а!
Алексей. – Что?
Дед. – Принеси табурет!
Алексей. – Зачем?
Дед. – Увидишь!
Алексей. – Что?
Дед. – Не что, а кого…
Алексей. – И кого?
Дед. – Того, кто за дверью…
Алексей. – И зачем мне для этого табурет?
Дед. – А ты что, глазами смотришь?
Алексей. – А ты – табуретом?
Дед. – Нет, он мне будет в качестве подставки…
Алексей. – Тогда я с радостью готов тебя подставить…
Дед. – Ну! Давай уже!
Алексей. – Так возьми сам…
Дед. – Я не могу!
Алексей. – А ты через ногу!
Дед. – У меня и одной нету!
Алексей. – Ни одной нету?
Дед. – Ага…
Алексей. – Так давай тогда я просто сам посмотрю…
Дед. – Так я тоже хочу!
Алексей. – То же хочешь?
Дед. – Да, хочу…
Алексей. – Но я тебе потом расскажу…
Дед. – А я хотел бы первый увидеть…
Алексей. – Но первые станут последними…
Дед. – А последние первыми?
Алексей. – Ага…
АГА. – АГА…
Бабка (будто умирая, что-то вспоминая или видя сны). – Леша… я тебе еще один патрон оставила… Спасайся…
Алексей (ничего не расслышав в этом хрипении). – Что?
Бабка (нормально-здоровым голосом). – Я говорю: сходи в глазок посмотри, кто там к тебе пришел, и забери на всякий случай эту посылку – мало ли – пригодится… (и вновь театрально) А еще, пожалуйста, позови деда…
Алексей (машинально перекрестившись под большими настенными механическими часами, делая первые шаги по направлению к прихожей, словив себя на мысли, но сразу же ее отпустив). – Деда!..
Дед (медленно отъезжая по красной ковровой дорожке). – Что?
Алексей. – Мне кажется, все это – ошибка…
Дед (уже на краю дня). – Но чья?
АГА. – Но чья?
Бабка. – Но чья?
Алексей (задумчиво переспрашивая). – Но чья?
Телевизор (ломаясь не ломаясь). – «Ночь я?»
Дед. – Да…
Алексей хватает целлофановый пакет, который валяется где-то у его обутых в лаковые красные по колено сапоги ног и бежит к выходной двери. Спешно открывает ее, но та лишь еще сильнее закрывается. Долго возится с ручкой, но та быстро поддается, чтобы Алексей, который уже хочет стать писателем, смог что-нибудь написать. Тем не менее, и даже, более того, ничего не происходит…
ЗАНАВЕС
ОТСУТСТВИЕ ЗАНАВЕСА, СЦЕНЫ, АКТЕРОВ И ЗРИТЕЛЕЙ
И СНОВА ЗАНАВЕС (ad nauseam infinitum)
Прищурив левый глаз, Алексей продолжает смотреть в глазок правым, видя себя в некотором зеркальном помещении, в котором есть еще кто-то, кто всегда рядом, но не понимает, по какую именно он находится сторону. Все вокруг тонет в темноте его половинчатого зрения, поскольку кинофильм этот с недавних пор видится исключительно его очами или же оком. Некто начинает говорить…
Алексей (осклабившись). – Ну привет, брат…
Недоумок. – Не брат ты мне…
Алексей. – А кто?
Недоумок. – А брат-2…
Алексей. – Или 3?
Недоумок. – А вот в третьей серии как раз и сможешь уйти уже в свой монастырь…
Алексей. – А сейчас какая?
Недоумок. – А сейчас еще первая…
Алексей. – А дальше вторая?
Недоумок. – А дальше вторая…
Алексей. – А там что?
Недоумок. – А там уже тебе решать…
Алексей. – А сейчас не мне?
Недоумок. – А сейчас почти тебе…
Алексей. – И почему?
Недоумок. – А потому, что кое-что здесь еще решаю я…
Алексей. – А я тоже хочу решать…
Недоумок. – Хочешь стать решалой?
Алексей. – Хочу быть решалой…
Недоумок. – Ого…
Алексей. – Ага… И что же ты решаешь?
Недоумок. – Да все…
Алексей. – Да все?
Недоумок. – Да, все…
Алексей. – Ну и что, например?
Недоумок. – Ну быть тебе или не быть, что будет дальше – да и будет ли…
Алексей. – Да, и будет ли?
Недоумок. – Будет…
Алексей. – И как?
Недоумок. – А это уже только от нас зависит…
Алексей. – От меня и тебя?
Недоумок. – Или только меня…
Алексей. – Или только меня?
Недоумок. – Или так…
Алексей. – Так как?
Недоумок. – Ну от меня зависит, в каком свете ты будешь видим, будешь ли видим вообще – и каким тебя запомнят – да и запомнят ли…
Алексей. – Да, и запомнят ли?
Недоумок. – Да, и запомнят Ли…
Алексей. – Это как?
Недоумок. – Ну каким ты в историю войдешь, проще говоря…
Алексей. – Да, лучше проще говорить…
Недоумок. – Иногда, если сказать просто, выходит очень сложно…
Алексей (очень сложно или просто). – Тогда лучше, чтобы вошло…
Недоумок. – А мне как раз и нужно войти…
Алексей. – Надеюсь, что не в меня…
Недоумок. – А разве в тебя еще не входили?
Алексей. – Слава Богу, нет…
Недоумок. – Слава Богу, да…
Алексей. – Слава Богу – нет…
Недоумок. – Слава Богу – да…
Алексей. – Но дверь, если что, открыта…
Недоумок. – Ты уверен?
Алексей. – Да… Она была открыта всегда, но никто об этом не знал…
Недоумок. – И даже ты?
Алексей. – И даже ты…
Недоумок. – И почему?
Алексей. – Потому что ни дед, ни бабка уже не умеют ее ни открывать, ни закрывать…
Недоумок. – И почему?
Алексей (живо). – Потому что у них уже нет ключа…
Недоумок. – А у тебя разве есть? Может, еще и золотой, скажешь?
Алексей. – Да, и только у меня…
Недоумок (желая попросить потрогать или показать золотой ключик, но традиционно спрашивая, не зная почему). – И почему?
Алексей. – Потому что они все равно уже из дома не выходят…
Недоумок. – А ты выходишь?
Алексей. – Когда-то выходил…
Недоумок. – Может, еще выйдешь?
Алексей. – Если освобожусь…
Недоумок. – Условно-досрочно?
Алексей. – Условно…
Недоумок. – Или досрочно…
Алексей. – Может…
Недоумок. – Ну что, я тогда захожу?
Алексей. – Давай…
Недоумок и Алексей одновременно открывают двойную деревянную дверь – каждый в свою сторону – и оказываются друг против друга.
Недоумок. – Эти глаза напротив – пусть пробегут года…
Алексей. – Эти глаза напротив – сразу и навсегда…
Недоумок. – Эти глаза напротив – и больше нет разлук…
Алексей. – Эти глаза напротив – мой молчаливый друг…
Недоумок. – Вот и свела судьба, вот и свела судьба, вот и свела судьба нас…
Алексей. – Только не подведи, только не подведи, только не отведи глаз…
Недоумок. – Ну привет, брат…
Алексей. – Не брат ты мне…
Недоумок. – А кто?
Алексей. – А брат-2…
Недоумок. – Или 3?
Алексей. – Или так…
Недоумок. – Ну что, может, обнимемся хоть?
Алексей. – За встречу?
Недоумок. – Ага…
Алексей. – А у нас нельзя – пандемия коронавирусной инфекции, COVID-19…
Недоумок. – Тогда давай выпьем…
Алексей. – Так сегодня же праздник…
Недоумок. – Какой?
Алексей. – Пасха…
Недоумок. – Христос воскресе?
Алексей. – Воистину воскресе!
Недоумок. – Ну вот как раз и повод есть…
Алексей. – Так нельзя же…
Недоумок. – Почему?
Алексей. – Надо же духовно радоваться…
Недоумок. – Ну вот мы и порадуемся – или ты думаешь, что в питии духа нет?
Алексей. – Не знаю…
Недоумок. – Вся жизнь, брат – пьянка, и все мы в ней собутыльники…
Алексей. – Нет, вся жизнь – пир, и все мы в ней невесты…
Недоумок. – Тили-тили тесто жених и невеста…
Алексей. – Ага…
Недоумок. – А раз пир, то почему ж ты не в брачной одежде?
Алексей. – Да что-то я…
Недоумок. – Да, что-то ты…
Алексей. – Ну…
Недоумок. – Может, ты не женишься, а разводишься?
Алексей. – Это развод что ли?
Недоумок. – Да тебя уже давно развели…
Алексей. – Да, меня уже давно развели…
Недоумок. – Но ты еще немного подожди…
Алексей. – Дожди-дожди?
Недоумок. – Ага…
Алексей. – И зачем?
Недоумок (в тумане). – Я тут принес кое-что…
Алексей. – И что?
Недоумок (приветственно вскинув правую руку с рулоном туалетной бумаги). – Вот…
Алексей. – Спасибо, конечно, но я еще не хочу по-большому…
Недоумок. – А уже пора…
Алексей. – Почему?
Недоумок. – Но ты уже взрослый…
Алексей. – У нас в квартире другие пластинки…
Недоумок. – Другие вопросы…
Алексей. – Все очень непросто…
Недоумок. – Ты просто не будешь слушать сказки…
Алексей. – Да, не буду, большой старший брат…
Недоумок. – А я вот за тобой следил…
Алексей. – Ну и наследил…
Недоумок. – Ага…
Алексей. – Так и зачем?
Недоумок. – А это твоих грехов рукописанье…
Алексей. – В смысле?
Недоумок. – Да, в смысле: житие твое, пес ты смердячий…
Алексей. – А я думал, оно пропало…
Недоумок. – Да кому оно сдалось-то, смерд…
Алексей. – От смерда слышу!
Недоумок. – Слышишь-слышишь…
Алексей. – Ты серьезно?
Недоумок. – Ну да… А что?
Алексей. – Я что, уже умер что ли?
Недоумок. – О смерть, невыносим твой знак?
Алексей. – Душа мятется в исступленьи…
Недоумок. – Еще нет, но всегда можешь, поэтому будь готов…
Алексей. – Как пионер что ли?
Недоумок. – Как пионер смерти…
Алексей. – Или первопроходец жизни?
Недоумок. – Ага, вечной…
Алексей. – Ну и что там пишут?
Недоумок. – Ну вот держи и ознакомься, пока еще есть время…
Алексей. – У меня такое ощущение, что его уже нет…
Недоумок. – Времени?
Алексей. – Ага…
Недоумок. – Тогда и смерти…
Алексей. – И бояться тогда нечего?
Недоумок. – Побойся Бога…
Алексей. – Полюби брата…
Недоумок. – Это так много…
Алексей. – Так легка трата…
Недоумок. – Трататата-трататата…
Алексей. – А мы с тобой чем-то похожи…
Недоумок. – Ну да… Что-то есть…
Алексей. – Но чего-то и нет…
Недоумок. – Кровного родства?
Алексей. – Или смешения…
Недоумок. – Но если с нами Бог, то есть и кровное родство…
Алексей. – Или смешение…
Недоумок. – Чего?
Алексей. – Я говорю: как это?
Недоумок. – Мы все объединены Его любовью к нам и Его жертвой ради нас…
Алексей. – Воистину…
Недоумок. – Воистину – воскресе…
Алексей. – Воистину…
Недоумок. – Ну читай уже тогда и истину о себе…
Алексей. – Всю правду?
Недоумок. – Ага, если не боишься…
Алексей (взволнованно разворачивает свиток). – А почему тут так жиденько?
Недоумок. – А какая у тебя жизнь, так и написано…
Алексей. – Ты имеешь в виду, что я скупец?
Недоумок. – Ага, венецианский скопец…
Алексей. – Нет, я серьезно…
Недоумок. – А что тебе не нравится?
Алексей. – Что чернила жидкие – вон почти переливаются, так что все размывается, так что можно ничего не понять и жизнь мою напрочь испортить!
Недоумок. – А она у тебя и так безнадежно испорчена… Шутка… Хахаха… А какое ты чернило пил, то есть в какие нос свой совал, таким и написано…
Алексей (во множественном числе). – Жиденьким?
Недоумок (тоже). – Ну а другого и не бывает – или ты в твердом виде что-то употреблял?
Алексей (газообразно). – Нет… Но я имел в виду чернила…
Недоумок. – Так и я…
Алексей. – Так и что?
Недоумок. – А то, что радуйся, что не по сухому еще…
Алексей. – В смысле?
Недоумок. – Что еще есть возможность переписать…
Алексей. – В чистовик?
Недоумок. – Из черновика…
Алексей. – И еще можно что-то исправить?
Недоумок. – Да… И даже дописать…
Алексей. – Строчку – «мама, я не виноват»?
Недоумок. – Наколи – и пусть стереть попробуют!
Алексей. – Вот это да!
Недоумок. – Вот это, да…
Алексей. – Вот это жизнь!
Недоумок. – Самая что ни на есть настоящая и подлинная, как говорит твой дед…
Алексей. – Во сто шуб o`dead…
Недоумок. – Вот это – жизнь!
Алексей. – Вечная…
Недоумок. – Ага…
Алексей (синематично). – А раз мы уже призваны и даже вписаны в книгу жизни, то надо лишь делать шаг вперед – в жизнь вечную – и спешить любить…
Недоумок (длиннее жизни). – Все так: осталось дело за малым – лишь запредельный шаг…
Алексей. – Это я малый?
Недоумок. – Ну а что, большой что ли?
Алексей. – Достаточно…
Недоумок. – Все, достаточно – читай ты уже!
Алексей (на неопределенный срок погружаясь в развертывающееся обрывочное чтение, из которого начинает говорить Алексей-1 и многое другое). – Так а что это такое вообще?!
Недоумок. – А что не так?
Алексей-1. – Все не так!
Недоумок. – Ребята?
Алексей-1. – Ага… Это про меня вообще или кого?!
Недоумок. – Ну а про кого же еще?
Алексей-1. – Не знаю, но точно не про меня!
Недоумок. – Ну а что, ты думал, это «Истинная жизнь Алексея Федоровича Шарикова-Преображенского»?
Алексей-2. – Но ты ведь сам так говорил…
Недоумок. – Говорил – и что?
Алексей-2. – А я тебе верил…
Недоумок. – А я тебе – нет…
Алексей-2. – Тогда поверь мне, что это не про меня…
Недоумок. – Тогда и ты мне не верь, что это все-таки «Алексей и его оригинал»…
Алексей-2. – Это я «Алексей» что ли?
Недоумок. – Или оригинал…
Алексей-3. – Очень оригинально…
Недоумок. – Ну ты сам-то хоть определись уже тогда…
Алексей-3 (неопределенно). – Но ты ведь даже писать не умеешь!
Недоумок. – Почему это? Умею… Вот написал же то, что ты сейчас читаешь…
Алексей-3. – Житие мое, говоришь, написал?
Недоумок. – Ага, пес смердячий…
Алексей-3. – Ну, может, писать ты и умеешь, хотя и с ошибками, а вот описывать – нет!
Недоумок. – Зато кое-что другое умею и имею…
Алексей-3. – И что же?
Недоумок. – Призвание…
Алексей-3. – А профессию?
Недоумок. – Пока что нет…
Алексей-3. – Вот и у меня нет…
Недоумок. – Вот и тебя нет…
Алексей с тенью. – Ладно… Я-то определюсь, а вот ты – научишься ли ты писать?
Недоумок. – Да надоел ты уже…
Алексей с тенью. – Да, надоел ты уже…
Недоумок. – Ну не учился я в литературном институте – и что: бой с тенью мне теперь из-за этого устраивать?
Алексей с тенью. – Или без тени…
Недоумок. – Очень смешно…
Алексей без тени. – Чтобы писать, не обязательно учиться в литературном институте…
Недоумок. – Ага, я уже от Шолохова такое слыхал…
Алексей без тени. – Да и не только от него…
Недоумок. – Да, и не только от него…
Алексей с несколькими тенями. – Достаточно ведь иметь вкус и стиль, любить красоту и стремиться делать что-нибудь значительное…
Недоумок. – Ну я ж тебе не Владимир Владимирович, набор ты букв мой… Так что сам и пытайся…
Алексей с несколькими тенями. – Хорошо… Кстати, слушай, а почему это мои бабушка с дедушкой у тебя так разговаривают?
Недоумок. – А тут-то еще что не так?
Алексей с несколькими тенями. – Ну они ведь говорят на смеси польского, русского и белорусского, а у тебя тут какие-то сплошные «надобно», «таперя» и прочее… 
Недоумок. – Я таких языков не знаю и не понимаю. Я таким языкам не обучен. Я такие языки, между прочим, и не хотел бы учить – они мне в жизни моей просто-напросто не нужны и не пригодятся! А описывал и записывал как мог, по-своему, чтобы хоть как-то выделить их немую в кавычках речь из общего языкового фона…
Тень Алексея. – Понятно… Да, трасянка – это, видимо, непосильно сложный для тебя язык…
Недоумок. – Петросянка – это когда школьник, как и ты, говорит на русском с ошибками, то есть нечисто, а нужно говорить на чисто русском и на русском чисто… А ты, кстати, что, хохол?
Тень Алексея. – А ты что, русский?
Недоумок. – Да, я русский.
Тень Алексея. – А я белорус…
Недоумок. – А, так ты наш – бульбаш!
Несколько теней Алексея. – «Бульбаш» – это водка, а я – белорус…
Недоумок. – А раз водка, так давай и выпьем!
Несколько теней Алексея. – На брудершафт?
Недоумок. – Ну а как же? И поцелуемся еще!
Несколько теней Алексея (как Иуда). – А я ведь не гомосексуалист…
Недоумок. – И что?! Я тоже!
Несколько теней Алексея. – На говно похоже…
Недоумок. – А вот это было зря…
Несколько теней Алексея. – А вот этого не было!
Недоумок. – Чего?!
Несколько теней Алексея. – Этого…
Недоумок. – Какого этого?! Я все прекрасно услышал!
Несколько теней Алексея. – Вот этого всего, что ты тут записал – не было!
Недоумок. – Как это не было?!
Двойник Алексея. – А вот так – не было! Я не знаю, откуда ты вообще это взял! Наверное, оттуда же, откуда и свои «таперя» с «надобно»…
Недоумок (карикатурно). – Оттуда…
Двойник Алексея. – Не было этого всего – не было! Это ведь написано обо мне, но здесь все не про меня – я не такой!
Недоумок. – А какой?
Черный двойник Алексея. – Я белый цисгендерный небинарный феминист, эксперт во всех областях, кроме гродненской, и сторонник отмены культуры…
Недоумок. – Может быть, культуры отмены, вебинарный ты мой опционист?
Черный двойник Алексея. – Может быть, и так…
Недоумок. – Может быть и так…
Черный двойник Алексея. – Так что ты понаписывал тут вообще?! Что люди-то обо мне теперь подумают?!
Недоумок. – Ты действительно веришь, что кто-то будет это читать?
Черный двойник Алексея. – Надеюсь, что нет…
Недоумок. – Ну так и чего ты?
Белый двойник Алексея. – Но это неправда! И это несправедливо! А если и судить меня, то лишь беспристрастно!
Недоумок. – Ну и?
Белый двойник Алексея. – Я требую привлечь тебя и меня к ответу! Я требую перемен в этом тексте! Я требую правды о себе! Я требую торжества правосудия!
Недоумок. – А я – торжества православия…
Белый двойник Алексея. – Так и я…
Недоумок. – Так, и я…
Белый двойник Алексея. – Того же мнения…
Недоумок. – Ты поговори мне тут еще – я тогда и не такое о тебе напишу…
Белый двойник Алексея. – А какое?
Недоумок. – А такое, что ты здесь вообще один и перед зеркалом стоишь кривляешься, шизофреник…
Белый двойник Алексея. – Но ведь нельзя же просто так взять и все отменить!
Недоумок. – Вот именно! Я ведь так долго писал! Я ведь столько работал! Я ведь всю душу свою и сердце в это дело вкладывал! А ты вот так! Собираешься просто так взять и отменить все непосильным трудом нажитое, то есть записанное…
Белый двойник Алексея. – Но ведь это жизнь!
Недоумок. – И что? А это – текст!
Белый двойник Алексея. – И этого не было!
Недоумок. – Было-было-было, но прошло!
Тройник Алексея. – Я говорю: в жизни такого не было!
Недоумок. – И что? А в тексте – было!
Тройник Алексея. – Но ведь это жизнь, а не текст!
Недоумок. – Но ведь это текст, а не жизнь!
Тройник Алексея. – Моя жизнь – не текст!
Недоумок. – Твоя жизнь – мой текст!
Тройник Алексея. – Моя жизнь – не твой текст!
Недоумок. – Твоя жизнь – не твой текст!
Тройник Алексея. – Моя жизнь – мой текст!
Недоумок. – Вот именно!
Тройник Алексея. – Вот именно?!
Недоумок. – Вот именно: какая разница?
Тройник Алексея. – Большая разница!
Недоумок. – И какая?
Симулякр Алексея. – Но ведь на кону моя жизнь!
Недоумок. – Но ведь на кону мой текст – и что?
Симулякр Алексея. – Но я ведь живой человек, а не твой персонаж!
Недоумок. – Тогда могу тебе предложить роль персонажа-автора …
Симулякр Алексея. – Но ты ведь просто узурпатор! Ты ведь просто фашист! Ты ведь просто оккупант! Ты ведь просто злой демиург!
Недоумок (гностически). – Сам ты просто злой, Деми Мур…
Симулякр Алексея. – А ты что, добрый?
Недоумок. – Ага, молодец…
Симулякр Алексея. – А раз молодец, то еще раз спрашиваю: разве можно вот так просто взять и все отменить?! Неужели ты этого не понимаешь?! Неужели ты не понимаешь, что ты делаешь и к каким это может привести последствиям?!
Недоумок. – Ну дед твой с бабкой ведь пятницу отменили? Отменили…
Симулякр Алексея. – И что?
Недоумок. – Ну а я-то чем хуже?
Симулякр Алексея. – Действительно… И в этом твоя сила, брат?
Недоумок. – Ну да, а в чем она, по-твоему, в правде что ли?
Симулякр Алексея. – В правде жизни…
Недоумок. – В правдоподобии?
Симулякр Алексея. – В жизнеподобии…
Недоумок. – Мы, русские, друг друга не обманываем…
Симулякр Алексея. – И на войне не бросаем…
Недоумок. – Да, меня так в школе учили…
Симулякр Алексея. – Ага…
Недоумок. – Ладно… Есть тут у меня к тебе еще одно предложение…
Симулякр Алексея. – Только одно?
Недоумок. – Да…
Симулякр Алексея. – И какое?
Недоумок. – А такое, от которого ты не сможешь отказаться…
Симулякр Алексея. – Мне кажется, в твоем тексте все предложения такие…
Недоумок. – Хахаха, и это правда…
Симулякр Алексея. – Правда?
Недоумок. – Да… В общем, предложение, в котором подлежащее подлежит уничтожению, а сказуемое – ничего не сказывает…
Алексей Алексея. – Очень остроумно… И что?
Недоумок. – Если хочешь, можешь попробовать отредактировать текст – я пришел дать тебе полную волю и даже пустую карту, то есть карт-бланш…
Алексей Алексея. – Я, вообще-то, и сам хотел такое предложить…
Недоумок. – Я видел, что ты всегда к этому и стремился…
Алексей Алексея. – Только чем я исправлять все это буду?
Недоумок. – А всей своей последующей жизнью…
Алексей Алексея. – Это понятно, но чем?
Недоумок (передавая передачу передатчиком). – Анаксимандр Гегелевич Адугин передал тебе свою, то есть твою ручку и блокнот…
Алексей Алексея. – И как он теперь писать будет?
Недоумок (хитро продумав махинаторскую схему). – Как-нибудь будет…
Алексей Алексея (указывая на ложный историко-биографический романный папирус). – А с этим что?
Недоумок. – А от этого можешь тогда и отталкиваться…
Алексей Алексея. – Это меня очень сильно и отталкивает…
Недоумок. – Понимаю… Мне и самому уже не очень нравится… Но когда-то так влекло…
Алексей Алексея. – Но мне ведь перед этим нужно было еще и что-то прочитать?
Недоумок. – Можно и без этого…
Алексей Алексея. – Ладно… А тебе действительно понадобится хороший редактор…
Недоумок. – Почему?
Алексей Алексея. – Потому что у тебя большие проблемы с русским языком…
Недоумок. – Ты на что намекаешь?
Алексей Алексея. – Hush, baby, don’t you cry…
Недоумок. – Так на что?!
Алексей Алексея. – Ни на что…
Недоумок. – Вроде бы, нормальная речь…
Алексей Алексея. – Ага, какие-то остатки дебилизма современного русского языка…
Недоумок. – Зато живые…
Алексей Алексея. – А мы мертвые?
Недоумок. – Еще не умерли…
Алексей Алексея. – И Русь еще жива?
Недоумок. – Русь еще поет…
Алексей Алексея. – Ну давай и мы тогда с тобою споем…
Недоумок. – Если только песнь песней…
Алексей Алексея. – Или сказку сказок…
Недоумок. – А ты редактировать-то хоть умеешь?
Алексей Алексея. – Я хороший редактор…
Недоумок. – Уже редактировал?
Алексей Алексея. – Да, и хорошо – явно лучше тебя смогу это сделать…
Недоумок. – Ну раз так, то дерзай – только не дерзи…
Алексей Алексея. – Ага…
Недоумок. – И еще кое-что…
Алексей Алексея. – М?
Недоумок. – Лосева теперь в электронном варианте читать будешь… И, если нужно, это – тоже можно устроить…
Алексей Алексея. – Было бы несколько удобнее…
Недоумок. – Можем потом и тебя так на флешку закинуть, чтобы получилось такое вот блокчейн-произведение искусства, то есть все твои части текста – или части твоего текста – или части твоей редактуры моего текста – в общем, чтобы вот это было разделено на составляющие между различными читающими или пишущими пользователями так, чтобы целого не было ни у кого и чтобы никто не обладал на это никакими окончательными правами…
Алексей Алексея. – И что тогда?
Недоумок. – И тогда наверняка вдруг запляшут облака и кузнечик запиликает на скрипке…
Алексей Алексея (белогривою лошадкою или зеленым огуречиком). – С голубого ручейка начинается река?
Недоумок. – Ну а дружба начинается с улыбки…
Алексей Алексея (без улыбки). – Понятно…
Недоумок. – И тогда получится первый открытый децентрализованный роман…
Алексей Алексея. – Гиперроман?
Недоумок. – Гиперион?
Алексей Алексея. – Нет…
Недоумок. – Нет?
Алексей Алексея. – Нет…
Недоумок. – Ну нет так нет…
Алексей Алексея. – И чтобы целиком его прочитать, всем нужно будет собраться что ли?
Недоумок. – Или поделиться…
Алексей Алексея. – А если его еще и начнут дописывать или переписывать?
Недоумок. – То это норма…
Алексей Алексея. – Норма?
Недоумок. – Ага… Лишь бы не закрывали…
Алексей Алексея. – Почему?
Недоумок. – Ну а ты сейчас чем заниматься будешь?
Алексей Алексея. – Ну да…
Недоумок. – Но ты сперва хоть прочитай от начала до конца – может, еще и передумаешь все это делать… Может, еще и понравится моя версия… Может, еще и полюбишь ее – свою, то есть мою-твою жизнь… Ты только не бойся до конца дочитывать…
Алексей Алексея. – А после?
Недоумок. – И после…
Алексей Алексея. – Хорошо…
Недоумок. – Ну а потом, если все-таки посчитаешь нужным, то уже внеси там какие-нибудь изменения или что-нибудь перепиши…
Алексей Алексея. – С нуля что ли?
Недоумок (в смертельной схватке). – И даже ниже…
Алексей Алексея. – Договорились… А что это за название такое?
Недоумок. – «Войнах» – а что?
Алексей Алексея. – Да непонятно ничего…
Недоумок. – Да, непонятно ничего…
Алексей Алексея. – Ну лучше бы назвал, например, «Имя России»…
Недоумок. – Неплохо, кстати… Можешь поменять… А с «Войнахом» что не так?
Алексей Алексея. – Да знаешь: имя розы написано прозой…
Недоумок. – «Имя розы»?
Алексей Алексея. – Ага, имя Розы…
Недоумок. – А ты стихами что ли хочешь?
Алексей Алексея. – Да…
Недоумок. – Ну и пиши тогда…
Алексей Алексея (пишет). – Я молчание русской молитвенной речи…
Недоумок (синергийно преобразует звук в текст). – До тебя все войнахи – предтечи?
Алексей Алексея. – Кстати, о предтечах… А кто сейчас пишет-то?
А кто сейчас пишет то Ага Хороший вопрос Или плохой Хочется сказать что не знаю Хочется сказать что никто Но ведь все-таки как-то пишется Продолжает писаться Значит некто И кто же Может быть тот кто читает Может быть тот кто читает Может А пишет Или так И так Итак
Я ответно читаю про себя вслух: «Алексей очень долго и напряженно думал. Затем, наконец, волевым движением вырвал у себя из жиденькой бороденки длинный черный волосок и направился в кухню, где его дед и бабка пили послеобеденный горячий чай.
- Ну все, решил…

Май 2020 – январь 2021; апрель – август 2021