Клинкер Часть первая Глава 20

Глава 20      Если надо, значит надо…

       Однажды, после утренней планерки, когда все уже разошлись, а я задержался  с корректировкой записи в ежедневнике по итогам планерки, директор, дождавшись. Когда я закончу записи, подошел и сел напротив меня с просьбой задержаться:
       - Николай Иванович, я хочу попросить Вас возглавить на время Сушильное отделение с тем, чтобы там навести должный порядок и дисциплину. Это отделение без присмотра, и там ужас что творится - завалы, оборудование запущено до предела. Я прошел по галерее над силосами добавок, затем по наклонной галерее до сушильного барабана, и был поражен запыленностью везде и завалами. Оборудование покрыто толстым слоем пыли настолько, что в ней оборудование утонуло.
               И это все после «генеральной уборки», как мне доложили. В цеху настолько привыкли к слоям пыли и завалам, что их уже не замечают. Пройти метлой по трапу, где они ходят, считают «генеральной уборкой». А оборудование утопает в слоях пыли и в завалах. Особенно под выходом шлака из сушильного  барабана на  двадцать шестом транспортере. Аспирация там не работает с незапамятных времен. Там нужны радикальные перемены по наведению должного порядка. К тому же, в ближайшее время ожидается реконструкция транспортера над силосами добавок.  Александр Яковлевич чуть ли не слезно просит выделить это отделение из «Помола» в самостоятельную производственную единицу, но это не возможно; – технологически это отделение является звеном одной технологической линии цеха «Помол». Сразу хочу предупредить, Николай Иванович- сказал Платонов, - работы у Вас будет много, но я уверен – Вы справитесь.
       Я спросил директора, когда мне приступать к работе на «Сушке», он ответил:
       - Я доволен Вами, Николай Иванович, что Вы правильно поняли не только меня, но и ситуацию на этом участке производства – благодарно взглянув на меня, ответил Платонов. – Подбейте все заделы здесь с диспетчерами, и передайте свои дела Елене Рожковой.
       Я не помню, как обстояло дело с Еленой Рожковой, зато запомнил встречу в этот день с Александром Яковлевичем Фейнбергом:
- Николай Иванович – обратился он ко мне, - будет не легко, так как отделение очень запущено – оно было «бесхозно», но не безнадежно. Обращайся ко мне, если нужна будет помощь – затем уставился на меня своим единственным глазом, слегка подбоченившись, заявил – только смотри у меня, сам не плошай. Если сразу рабочих на место не поставишь, то пеняй на себя – после их уже не обуздать.
       Александр Яковлевич приехал на завод из Сибири с Яшкинского цементного завода. Ничто не выдает его принадлежность к еврейской национальности, кроме записи в паспорте и других документах. По своему характеру и в общении с окружающими он сродни евреям Теплоозерского цементного завода – не избегает трудности, сам влезает в мельницу, остановленную на ремонт, чтобы осмотреть состояние начинки внутри мельницы. Покинув мельницу, он, как и окружающие рабочие, весь в пыли идет обдуваться. Внешне его ничто не выказывает в нем начальника цеха - по территории завода он, как и в цеху ходил в спецодежде. Он не любил важничать, - был прост и трудолюбив. Но говор его не ординарный; – кто не знает его, может принять за грубый.
А он, просто – напросто, не умел любезничать, а тем более лебезить перед кем то ни было. Его речь не обходилась без мата, когда он чем то был не доволен. Но он не матерился при женщинах и при директоре, не потому, что боялся его - он никогда никого не боялся, а просто из уважения. Но и вежливости перед директором не выказывал. Александр Яковлевич в разговоре с директором не проявлял ни каких эмоций, но все чувствовали и видели его уважение к Платонову. Это был, смело скажу, пример для подражания в общении с директором.
       Кто то мне однажды сказал, что такое общение с директором скрывает тактическую хитрость – не знаю. Вряд ли. Потому что человек хитрый, или даже просто с хитрецой, проявляется сразу же или со временем, как лакмус, в обществе нормальных людей. Александр Яковлевич выдержал этот тест вполне – его знали бесхитростным.
       Работа на новом моем месте закипела, хотя я не объявлял о тотальном аврале ни себе, ни кому либо. Просто настроил себя, а потом уж и свой коллектив на темп уборки пыли по всем переделам Сушильного отделения, который был довольно жестким. Такой темп я объявил своим рабочим, как нормальный производственный процесс каждого рабочего дня. Все доводы возражения рабочих я ловко переводил в шутку, чему даже сам удивлялся порой, - откуда у меня взялось это свойство, да так ловко и умело, что для недовольства у рабочих не оставалось места.
               Недовольства, правда, ничем не обоснованные, все же, были. Ну, да без этого на производстве не бывает. Но, спать на смене стали значительно меньше, да и днем посидеть без дела уже нет возможности. А это вовсе не основание для недовольства.
       Вскоре у меня наладились добрые и деловые отношения со всем коллективом. Правда, Николай Петрович, отец Ольги Николаевны Бобровской, долго не мог смириться с установленным мною порядком, сдавать смену с чистым оборудованием, какую я требовал от всех.
       - Кому нужна такая чистота, если за следующую смену напылят столько же – недовольно ворчал он, но смену, все же, сдавал чище всех.
       На первых порах, да и позднее, мне здорово помогала Светлана Кургова. Ее красота и обаяние никак не сочетались с антуражем, в котором она находилась. Зато в самой Светлане сочетались с ее привлекательной внешностью, и аккуратность, опрятность и умный подход ко всем, вдруг возникшим, вопросам. В ней чувствовался деловой склад ума. Видимо сказался опыт ее работы на общественном поприще, где ей бы и работать, но замужество за ревнивцем - черкесом лишило ее прежней работы.
       За прошедшие полгода моей работы в Сушильном отделении я, хотя и с великим трудом, но добился ремонта электрофильтров на отходящих газах сушильного барабана. Фильтр же в дробильном отделении не подлежал ремонту, потому что начинка его была безнадежно забита пылью, которая  уже окаменела от влаги, и превратилась в сплошной монолит. Требовалась его полная замена на новый.
       Была еще одна проблема – не редко шлак выходил из сушильного барабана недостаточно высушенным, что отрицательно сказывалось на хранении в силосах и использовании этого шлака в технологии дозировки его в питателях мельницы. Недостаточная сушка вызвана не стабильностью влажности приходящего на завод шлака, а подстраиваться под шлак той или иной влажности рабочие не только не хотели, но и не умели. Причем, нестабильность влажности исходного материала была не постоянной, а наплывала спонтанно. Я поделился с Александром Яковлевичем своими соображениями на предмет «задержки» шлака в барабане не путем снижения скорости вращения барабана и уменьшения дозы подачи материала, а путем реконструкции теплообменников. Реконструкция предполагает частичное пересыпание материала назад, полками, расположенными не вдоль оси барабана, а  винтообразно по образующей внутренней  поверхности барабана.
       Начальник цеха не воспринял мою идею реальной, хотя я подробно объяснил ему суть идеи. Но директору он, все же, доложил о моей идее. Директора заинтересовала моя идея, и он попросил меня изобразить ее на бумаге. Я попросил у диспетчера лист чистой бумаги, чтобы изобразить на ней то, что просил директор, но он остановил меня:
       - Вы что, на этом листе собрались чертить? – спросил он. На ватмане, пожалуйста, что б все подробности были видны. Завтра разберемся в Вашем предложении.
В конструкторском отделе я успел приобрести лист ватмана уже в конце дня, и увез с собой домой. Поздно вечером дома, когда освободился стол, я до глубокой ночи вычерчивал линейкой элементы начинки сушильного барабана. Окружности, за неимением циркуля, я изображал вручную, используя опыт моего обучения в прошлом в изостудии в своем родном Баку.
       Утром я явился в диспетчерскую на утреннюю планерку. По окончании планерки я подошел к директору с целью спросить о времени рассмотрения моего предложения, но директор упредил меня:
       - Располагайтесь, Николай Иванович, и начинайте – предложил он. - Я Вас слушаю. Как только я развернул рулон, директор сразу же протянул свою руку к ватману. Еще не разглядев идеи моего творения, он недовольно проворчал:
       - Вы же в прошлом конструктор. Неужели Вы всегда так выполняли чертежи?
       - Это вовсе не чертеж, Виктор Степанович – ответил я оскорбившись. -  Надеюсь, Вы помните, как оформляется рабочий чертеж по требованиям ЕСКАД. А это всего лишь схема, выполненная дома, для рассмотрения идеи, на которой достаточно понятно изображены элементы эффективности предложения.
       Ничего больше не говоря, директор уткнулся в бумагу, разглядывая и взвешивая в уме все вопросы за и против. Так мне, по крайней мере, показалось. Оторвавшись от схемы, Платонов спросил меня:
       - Как Вам пришла эта идея? Вы подобное решение уже где то встречали?
       - Да, Виктор Степанович. На Ново – Спасском цементном заводе, я однажды  увидел на территории еще строившегося завода несколько пол обечаек, диаметром порядка два с половиной метров, с начинкой элементов виде полок, расположенных не вдоль оси, а полу винтом. Я поинтересовался при случае у заместителя главного механика завода Евгения Поветьева, «снабжающего» мой отдел «навальной» работой, что это за половинки обечаек, и куда их собираются ставить. Он поведал мне мне, что их собирались установить в потоке подачи сырья для сушки потоком встречного воздуха, но устанавливать пока не стали. Вот они и лежали там, как «неприкаянные».
       - Как вы видите воплощение этой идеи в действующую схему непрерывной работы мельниц? – спросил меня директор.
       - Виктор Степанович, на предмет внедрения этого устройства в действующую схему непрерывной работы мельницы я не предполагал. я предполагал это только для решения вопроса повышенной влажности поступающего на завод шлака. До воплощения же моей идеи в технологическую схему помольного производства нужен уже серьезный проект. Даже то, что я предлагаю для действующей подачи шлака в накопительные силоса, до воплощения в жизнь далеко, Виктор Степанович – ответил я. Надо рассчитать параметры этих полок и выполнить рабочие чертежи, чтобы было с чем обратиться к изготовителю, которого, кстати, еще надо найти.
       - Да – произнес Платонов, не просто с вашей идеей, которая мне понравилась. Вот что, Николай Иванович, на базе оборудования, однажды обходя территорию базы, я увидел там не прямолинейные пластины меньше метра длиной. Они валялись пучками и россыпью на земле. Объяснить, для какого оборудования их приняли, никто не мог. Сказали мне только то, что они здесь чуть ли не с начала стройки завода. Найдите их и посмотрите, не подойдут ли они к вашему сушильному барабану.
       Историю появления на базе этих пластин никто мне не мог поведать, и в документах они не числились. Одну из этих пластин я прихватил с собой – она свободно помещалась в кабине самосвала, на котором я приехал на базу. Сняв замеры пластины с учетом ее кривизны, я попробовал расчетным путем вписать ее во внутреннюю образующую сушильного барабана. Этот расчет требовал глубокое изучение перемещения материала в пространстве. Нужной литературы в заводской библиотеке я не нашел, а без нее я не знал, с чего начать. Поняв, что такой расчет без соответствующей литературы мне не «по зубам», я пошел на решение вопроса приемлемости пластин эмпирическим путем, то есть попробовать расположить пластину внутри барабана. Выбрав момент, я залез в остывший барабан и примерил загадочную пластину – она пришлась как раз по образующей корпуса.
               Я смело предположил, что на базу могли завести по недоразумению, а может на выбор, два вида теплообменников, но в монтаж пошли те, что в работе, а про эти заготовки просто  забыли за  не востребованием. Своей догадкой я не делился ни с кем. Это же лишь предположение.          
               За полгода моей работы в Сушильном отделении, произведена не большая реконструкция в сушильном барабане с заменой теплообменников с обычных прямых пересыпных полок на наклонные полки, тангенциально расположенные по образующей барабана внутри, что позволяет пересыпать материал в барабане с некоторой задержкой. А это обеспечивает теплообмен горячих газов с материалом гораздо эффективнее прежних теплообменников. За эти полгода, что я занимался «Сушкой», все завалы по всем переделам отделения были ликвидированы, за исключением завала под транспортером № 26 от сушильного барабана до транспортера наклонной галереи. Этот завал убрать своими силами не было возможности, так как требовалось для этого большое количество людей. Чтобы убрать быстро, чего требовал режим работы мельниц, надо собрать все смены для этого аврала. Но это не реальное решение – у людей есть право на отдых, а сознания практически нет. Я искал решение этого вопроса путем постепенной уборкой сменами, ловчить с «окнами», то есть ловить моменты, когда все оборудования отделения не в работе. А это бывает редко, и не на долго. Начальник Помола Фейнберг, когда я обратился за помощью, вынес этот вопрос на планерку. В этом деле мне помог сам директор завода. Вскоре, на утренней планерке, директор объявил очередной аврал, -  в этот раз уборка завала в приямке Сушильного отделения, который скопился за несколько лет.
       Факт то, что после обеда в приямке Сушильного отделения собрались ИТР завода, и дружно взялись за лопаты, которыми я обеспечил их, одолжив в цехе «Помол». Сам директор в этот раз в аврале не участвовал, но по пути в Горком, остановился у «сушки», и подойдя к приямку, попросил остановить работу с целью выслушать его объявление:
       - Попрошу всех участников аврала после окончания работ не расходиться – дружно поработаем, дружно и отдохнем в Джеганасском ущелье – предложил Платонов.
К вечеру в приямке было все убрано. Участники аврала заторопились обдуться от пыли и переодеться – дежурный автобус ждал нас у диспетчерской.
       Остановились мы и расположились под Алинкиной пещерой. Чтобы меньше тратить время на поиски дров, в автобусе везли с собой запас дров из столярки на первое время. Получилось лучше, чем прошлый раз – быстрее приготовили шурпу и шашлык. Директор не успел к началу импровизированного застолья. Когда он приехал, все были уже пьяненькие и навеселе. Успел он с нами выпить лишь стопки две водки. Расхвалив шурпу и шашлык и, убедившись, что вечер проходит нормально, сел в «Волгу», и Яша помчал его домой. Мы тоже долго не задержались.