46 Пушкин Жена Молва Легенда клана

О мнении Пушкиных  о причинах поединка и гибели поэта  на дуэли с д-Антесом  сообщил  его племянник  в статье  «Кончина Александра Сергеевича Пушкина. Составил Л. Павлищев» – 1899. Русская старина)

Ольга Павлищева (ур. Пушкина) – сестра поэта -  в письме из Варшавы от 16 дек 1836 г ( т. е.  после разборок  первой дуэльной ситуации Пушкин-Дантес, о которой  близкие ничего не знали или так в ней ничего и не расчухали…) :

«Страсть Дантеса к Nathalie, впрочем, как нельзя более платоническая и не приносящая вреда кому бы ни было, ни для кого не была тайной, что я знала хорошо, когда была в Петербурге, и часто на этот счет подтрунивала над нею».
 
Лев комментирует:
 Наталья же Николаевна, говорившая Ольге Сергеевне, что Дантес забавными выходками и мертвого рассмешит, а слушать его очень весело, отнеслась шутя и к словам Пушкина, не постигая их зловещего тона, когда он ей сказал, задолго еще до получения анонимных писем:
«Смотри, женка, Дантес за тобой ухаживает: вызову на дуэль, а тогда кого пожалеешь?» – «А того, кто будет убит», – отвечала Наталья Николаевна, вовсе не допуская и мысли о случившемся впоследствии.

Между тем, недоброжелательницы жены поэта поставили ей в укор и этот шуточный ответ, обвиняя ее в легкомыслии и полном равнодушии к мужу.

Разговоров о его трагической смерти она избегала, но с переселением в Петербург моей матери делилась с нею горькими воспоминаниями. На одной из таких бесед – лет с лишком двадцать спустя по смерти дяди – я присутствовал и записал в мой дневник следующие слова вдовы поэта (бывшей тогда во втором замужестве за генерал-адъютантом Петром Петровичем Ланским):

«Заверяю тебя, Ольга, в присутствии Леона (тут тетка указала на меня) священным моим словом, что я не погрешила и мысленно против Пушкина (тетка всегда называла моего дядю по фамилии, даже и в разговорах с ним), а укоряю себя лишь в недальновидности: по неопытности я не подозревала ничего серьезного, а потому и не предупредила козней его врагов. Но в остальном чем провинилась? Моей привлекательной наружностью? Да не я же себе ее сотворила. Любезным обращением? Да этому виноват мой общительный характер. Остроумием в обществе? Но если острила, то вовсе не с целью обижать кого бы ни было. Наконец, – сказать смешно – неужели моим умением играть в шахматы, за которое получала комплименты мужчин? Да скучно ведь играть в шахматы самой с собою. Но, – может быть, грешу, – никогда не прощу злодеев, которые свели моего Пушкина в могилу, для чего и бесславили меня. Скорбь же моя о Пушкине умаляется при сознании, что я чиста перед ним. Пусть праздные языки толкуют обо мне что угодно. Сами себя марают, а не того, кого чернят».

Но увы!

Клеветы на мою покойную тетку пустили такие корни, что и теперь мне зачастую задают неуместные вопросы, вроде следующих: Вы племянник родной Пушкина, потому все должны знать: правда ли, что жена была ему неверна? При этом господа любопытные приводят то один, то другой нелепый анекдот.

Далее Лев Николаевич решился рассказать некоторые «анекдоты» (его термин) из арсенала этой молвы :

1) Будто бы Наталья Николаевна, встретив через несколько лет по кончине мужа какого-то господина, уезжавшего в Париж, отнеслась к нему: «Поклонитесь от меня Дантесу и скажите ему, что я храню о нем очень хорошее воспоминание»

2) будто бы Наталья Николаевна науськивала дядю вызвать Дантеса на поединок в том расчете, что последний, убив первого, обвенчается с нею и с нею же убежит за границу

3) будто бы Александр Сергеевич в припадке ревности избил Дантеса палкой до такой степени, что соперник долго не был в состоянии держать дуэль, на которую и вызвал моего дядю именно вследствие таковой палочной расправы

4) будто бы Пушкин отвечал ей однажды на ее вопрос: о чем задумался поэт – следующим четверостишием:
Увы! для твоего поэта
Настал великий пост;
Люблю тебя, моя комета,
Но не люблю твой длинный хвост!

5) в 1876 г в Милане некий Пьетро Косса разрешился от бремени четырехактной драмой в стихах (этот курьез был у меня под рукою), под заглавием «Puskin»! Свою фантазию он напечатал и едва ли не поставил на сцену. В последнем акте этой сверхъестественной белиберды, завершаемой кончиной моего дяди, после дуэли на шпагах (sic!) со счастливым соперником князем Инзевым (il principe Inzef), окружают Пушкина его жена (Natalia Dangerof?!), секундант поэта барон Дельвиг (вероятно, заблагорассудивший воскреснуть через шесть лет после своей смерти) и некая юная цыганка Мария (Maria giovinetta Zingara), привезенная якобы Пушкиным из Бессарабии. Умирая на сцене, Пушкин завещает-де цыганочке добрую о себе память и поцелуй (A te fanciulla la mia memoria e un baccio), а кающуюся жену угощает фразой: «Вам же мои богатства» (A voi le mie richezze). В той же драме отведена роль и скончавшейся еще в 1828 году (в доме моих родителей, Павлищевых) няне поэта, Арине Родионовне (Irene Radionovna, vecchia nutrice di Puskin), да вовсе не существовавшему на шаре земном русскому публицисту Милоски (Miloski, direttore d’un giornale litterario[6]. Вся эта ахинея заканчивается патетическим укором Дельвига Наталье Николаевне: «Ваше женское тщеславие стоит России величайшего ее поэта!!» (La vostra vanita di donna costa alia Russia il suo piu gran poeta!!).
Лев на этом ограничился… 

Потом он изложил известное ему со слов матери отношение самого Пушкина к женке во всей этой дуэльной истории:

 (а) по словам Ольги Сергеевны, хотя ревность и была одним из прирожденных свойств ее брата, подобно другому его чувству – безотчетной симпатии с первого взгляда на какую-либо незнакомую личность, что французы называют engouement, но Пушкин отнюдь не допускал сомнения в благочестии своей жены, а только опасался, чтобы она, болтая простодушно в салонах и давая волю смеху, не подвергалась пересудам. Такую боязнь он ей неоднократно высказывал в письмах, из числа которых выбираю следующую выдержку:
«…Кокетство не в моде и считается признаком дурного тона… Требую от тебя холодности, благопристойности, важности… Я не ревнив, да и знаю, что ты во все тяжкие не пустишься; но ты знаешь, как я не люблю все, что пахнет московской барышней, все, что не comme il faut, все, что vulgar…»

Потом мнение матери :по тому же предмету:

(б) «Недоброжелатели жены брата ставили ей в укор танцы, наряды, светскую болтовню. Конечно, она часто доставляла себе удовольствие потанцевать, наряжаться, да смеяться в обществе с тем, кто, подобно Дантесу, был мастер смешить. Но не надо забывать, что она вышла замуж 19 лет; когда умер брат, ей 25 не было, так как родилась 26 августа 1812 т. – в самый день Бородинского сражения; а в 25 лет извинительны танцы, изящный костюм, веселая болтовня. К тому же моя невестка все это делала с ведома мужа, которому пересказывала все, что с ней случалось».

Закончил Лев Ник. характеристику покойной совей  тетки следующим:
 
Набожная Наталья Николаевна была примерной супругой и матерью, поставив себе целью счастье детей. Всегда и везде находила она приветливое слово для всех и каждого, а ее ровный, счастливый характер вызывал к ней общее сочувствие, чему я очевидный свидетель. Ценимая всяким, кто знал ее, она оставила о себе самую светлую память.

Отметим что в иной работе – Воспоминания об А.С. Пушкине – его племянник, который видел его пару раз 2-хлетним… - говоря о положении вдовы НН Пушкиной в обществе , отметил, что молва ее преследовала постоянно и неустанно и что из-за этого она вынуждена была ограничить свой круг общения детьми и некоторыми близкими…

В мемуарах Павлищева нет ни слова о связи тетки с царем … и вообще не понять из этой легенды о святом семействе ОТЧЕГО Ж ПОЭТ ПОШЕЛ НЕ УБОЙ ДА ЕЩЕ С НАМЕРЕНИЕМ ИСКАТЬ СМЕРТИ

Так творятся семейные саги
Все члены клана в них белые пушистые  и никакими  пушками не пахнут … Даже если они Пушкины …
Долг и кровь обязывают

Сама виновница  "***" предпочла по выражению Ахматовой не оправдываться...
Она даже письма мужа убила