Клинкер Часть первая Глава 25, 26, 27

Глава 25      Стоицизм или упрямство?            
 
       Работа в смене со своими машинистами, да и всей смены целиком, хлопот и  неприятностей не доставляла. Только вот с холодильщиком Кротовым была некоторая  проблема. Его предпенсионный возраст сдерживал меня разговаривать с ним свободно в  назиданиях его. А ведь в его возрасте уже и назидание то должно исходить уже от него, уже и мудростью сам должен делиться, а он дремуч, как джунгли, источает сплошные негативы.  Словом, и смех, и грех с ним. В ночной смене спал, как хорек в своей будке перед  холодильником первой печи. Порой, его не добудиться. Чтоб не тревожили его, он искал  приют в других дежурных будках, или вовсе исчезал. Приходилось искать его по цеху уже  не столько для того, чтоб заставить заняться уборкой оборудования, сколько из за  беспокойства за него – вокруг, все же, работающее, громыхающее оборудование, не знающее  пощады в несчастном случае.
       Зато утром, перед приходом начальства, он спешит к колоннам, держащим  неубранные им площадки вдоль холодильника, которые, при ударе сапогом ноги по   колонне, обильно осыпают его черной клинкерной пылью с ног до головы. После этого  выходит с метлой из ворот, и, дождавшись, когда подойдет начальство, метет метлой  площадку перед воротами, которая за ночь и не запылилась. Начальство снисходительно  смотрело на его совершенно глупую уловку, терпя его до пенсии.
         - Ну что, Семеныч, опять ночная смена тяжелой была? – с иронией спросил его  Нечипоренко, подходя к цеху. – Вижу, опять и глаз не сомкнул.
       - Да, Борисыч, как видишь, - с головы до ног в пыли – отвечает Кротов, уверенный  в том, что хитрость его удалась.
         После случая с проделкой лаборатории со шламом, который, по сути, явился  испытанием для машинистов и меня, отношения мои с ребятами упрочнились. Не гласно,  я был ими принят «своим». Я чувствовал, что их уважение ко мне прибавилось, и я не  скрывал, что ценил это отношение ко мне. Мне с ними работать было легко и приятно. Но  не раз, все же, подумывал, что работа непосредственно в производстве, все же, временная  мера. Основная мера – работа ИТР, и я терпеливо ждал случая, чтобы заявить о себе.
         И, вскоре, случай представился. Однажды, на расширенном техническом  совещании в этом цехе, в связи с небольшой реконструкцией и капитальным ремонтом  четвертой печи, который подходил к завершению, директор обязал присутствие на этом  совещании всех мастеров смен. Мне и повезло, и не повезло, что дата пришлась на  предвыходной день, то есть, с ночной смены. Повезло тем, что не надо специально ехать  на завод. Начало совещания в девять часов, и я еще на заводе. Не повезло в том, что не  спавши присутствовать на совещании, и «клевать носом» – не дело.
         Совещание в Красном уголке цеха Обжиг открыл, как всегда, директор завода.  Подводя итоги капремонта, он останавливался на том или ином пункте, где работы не  выполнены, или в заделе, но напрягали сроки выполнения. Не выполненные работы  предприятием Цемремонт по замене колосников холодильника, к которым еще и не  приступали, особенно волновали директора, и он задал взбучку Главному инженеру  Цемремонта Виктору Ицкову, который, похоже, не понял чреватость невыполнения этой  работы в срок. Ничего вразумительного не добившись от Главного инженера, Виктор  Степанович решал уже вопросы по исполнению заданий в срок с начальниками участков  ремонтного предприятия. Так же подводил он итоги работ заводчан по организации руководством цеха  подготовки печи к розжигу и пуску печи.
         И вдруг, как летом снег на голову, Платонов произносит мою фамилию, имя и  отчество, от чего я даже вздрогнул от неожиданности. А директор продолжал с характерным ему сарказмом:
       - У вас тут, Евгений Борисович – обратился он к Нечипоренко, - удобно  пристроился в смене Ивлев Николай Иванович. Сидит вон, видите ли, и ему ничто ни  почем - отработал смену, и гуляй себе, - ни хлопот, ни забот. Вместо того, чтобы делом заняться на заводе, он отлынивает от работы, за смену прячется.
               Я не знал, как мне  реагировать на это заявление директора. Меня такая форма его заявления обескуражила, и  я  замкнулся в себе, сжался в глубине кресла, и, волчонком глядя из под нахмуренных   бровей на Платонова, рассуждал:
         - Да, на заводе он первая величина, а я вовсе не величина. Я ждал величавости от   него, а не подачки. Если он имеет что предложить мне – продолжал я  размышлять, - неужели нельзя это сделать нормально. Без издевательства, без насмешки.
               Рассуждая так, я вспомнил о том, что Виктор Степанович в свое время намеревался  облачить меня в величавость, предлагая мне высокую должность, но я же тогда сам и  отказался, о чем сказано выше. Многих удивил тогда мой отказ. А Владимира Георгиевича  Шмыгля особенно. Вспомнил я как он, подойдя ко мне в диспетчерской после планерки, взволнованным тоном откровенного сомнения, спросил:
       - Николай Иванович, это правда, что Платонов предлагал тебе должность зам.  директора, а ты отказался?
Меня удивил его вопрос, потому что это не было тайной, и я, несколько смутившись,  ответил ему:
       – Это слухи, Володя – пошутил я.
       - Но об этом сказал сам Платонов – не унимался Шмыгля.
         - Он тоже просто пошутил, а ты принял всерьез – ответил я ему.
         - Я так и подумал, что он пошутил – удовлетворенно ответил Шмыгля, и,  довольный, пошел восвояси. Через день меня встречает Владимир Георгиевич у ворот РМЦ  и обращается ко мне уже с  претензией:
         - Что же ты, Николай Иванович, меня обманул в прошлый раз, сказав мне, что Платонов пошутил, сказав, что предлагал тебе должность зам директора, а ты отказался? –   упрекнул он меня. – Я сегодня спрашивал Нетесина, и он подтвердил слова Платонова – с  укоризной глядя на меня, доложил мне Шмыгля. - И как ты мог отказаться от этого предложения? Ведь эту должность добиваются кровью и потом, а тебе так подарили, даром, и ты отказался – сокрушался Володя. Я тогда,  глядя на него с некоторым смущением, подумал: - Несчастный,  чем заняты его мозги. Уж ночь то точно он не спал спокойно?
         Вспомнил я, и то, как, беседуя со мною в Помоле после ночной смены, Платонов  предлагал мне возглавить сырьевой цех без присущего ему сарказма. Было это  не  прилюдно Дождавшись, когда все разошлись, и мы остались вдвоем, он беседовал со  мной. Позже я признал свою неправоту. А пока я все еще находился в состоянии  негодования, за то, что предложение директора на эту должность слишком запоздало. И   его сарказм, с каким он сейчас прилюдно охарактеризовал меня, только озлобил меня. Во мне пропало желание общения с ним вообще - заключил я в своих рассуждениях.
       Виктор Степанович, похоже, ждал моей реакции на произнесенное им замечание в  мой адрес, только вот, я никак не реагировал на это. И он обратился уже ко мне непосредственно:
         - Николай Иванович, может быть Вы, все же, нам скажете, что то по этому поводу?
         Поскольку я заряжен был отрицательными эмоциями, не сдержавшись, дерзко   обратился к нему ему со встречным вопросом:
         - Виктор Степанович, вопрос, поднятый Вами относительно моей персоны, он что,  явился атрибутом данного технического совещания, надо понимать? – спросил я, и, не  дождавшись ответа, задал еще один вопрос: - Или у Вас ко мне какое то деловое  предложение есть? 
       - Не знаю – ехидно усмехнувшись, ответил он. – Может быть, и найдется что  предложить.
         Такой ответ директора с насмешкой удручил меня, хотя и знал я, что такое обращение с людьми, его амплуа.
         - А к кому мне обратиться за конкретным ответом? – спонтанно произнес я, но тут  же понял, что сказал лишнее. Мне в этот миг хотелось прикусить язык свой, но было уже  поздно – фраза уже выскочила из моих уст.
         - Что за наглость такая? –  взорвался директор и, нахмурившись, повернулся в  сторону начальника цеха, о чем то бормоча ему. - Ну - подумал я, - вот тебе и развязка. С  Платоновым работать не смогу. На заводе нигде он не даст мне работать нормально, без  его колкостей, которые я не выношу. А жаль, Виктор Степанович! –  польза была бы и от  меня, не будь ты таким – продолжал я размышлять не вслух про себя, и про директора,  пока он завершал Техническое совещание.
         Я не помню, что еще говорил директор в мой адрес, возобновив свой разговор обо  мне, но помню, что те же колкости и насмешки. Помню еще вопрос мастера смены   Горбунова, сменившего меня, и сидящего рядом со мною:
         - И что это он взъелся на тебя – спросил он. Я только пожал плечами, ничего не ответив. Совещание заканчивалось, а я так и не дождался, когда Платонов вновь обратится ко мне с любым вопросом, что бы ему ответить: - Виктор Степанович, давайте наш разговор продолжим не здесь, и направим его в другое русло. Это русло, в коем мы сейчас беседуем, ведет в бездну. А самому попросить слово, что бы сказать об этом здесь же, я как то не нашел подходящего момента.
       Дождавшись конца Технического совещания, я вышел из цеха на Центральную дорогу, и направился к проходной с целью встретиться с директором цемремонта Амбаловым Русланом Тимофеевичем.
               Здание Управления ремонтного предприятия стояло за проходной слева, за которым располагалась территория базы механизации этого предприятия. На территории этой базы я и застал Руслана Тимофеевича, где он решил уже свои вопросы, и собирался уходить. Увидев меня, он задержался:
       - Какими  судьбами? – спросил он с рукопожатием моей ладони, широко улыбаясь.
         - Ты, помнится, приглашал меня перейти к тебе - ответил я. – Не передумал?
Амбалов, зная, откуда я приехал на КЧЦЗ, прекрасно относился ко мне с моего появления на заводе.

Глава 26      Связи из прошлого      

       Сам Руслан Тимофеевич осетин, а жена его Аиса Мурсаловна, азербайджанка, о чем я узнал еще в Спасске Дальнем от семьи их друзей Дундуковых, друживших с ними, работая на Тимлюйском цементном заводе. Разъехались друзья в разные стороны – Дундуковы - дальше на Восток, в Спасск Дальний, а Амбаловы на противоположный берег Байкала, в Ангарск, где Руслан Тимофеевич работал начальником цеха «Обжиг» Ангарского цементного завода.
       С Аисой Мурсаловной я встретился вскоре по приезду на завод – ЦЗЛ завода, где она работала заместителем начальника. ЦЗЛ, расположен у всех «под рукой», поэтому и поклон от Дундуковых я передал вначале ей, а с Русланом Тимофеевичем увиделся позже в сырьевом цеху, куда он заглянул поинтересоваться ходом ремонта второй сырьевой мельницы.
       Я стоял перед открытым люком на поверхности мельницы, в ожидании освобождения лестницы от рабочего, поднимающегося из мельницы. В это время бригадир ремонтников, стоящий сзади меня, оказал не громко:
       - А вот и сам Амбалов пожаловал к нам, и без сопровождения.
       - Значит по твою душу. Должен, ведь, он с кем то общаться - ответил я. Бригадир развернулся и, спустившись с мельницы, подошел к шефу своему. Я тоже спустился с мельницы и подошел к ним, остановившись не далеко от них. Дождавшись, когда они закончили беседу, и бригадир стал возвращаться к бригаде, я подошел к Амбалову, загадочно улыбаясь:
       - Здравствуйте, Руслан Тимофеевич! Не узнаете меня? – спросил я, увидев его недоуменный взгляд. – Да и не удивительно. Мы с Вами один раз всего то и встречались, когда я приезжал к вам  в Ангарск на реконструкцию второй печи
 - поведал я ему. Амбалов, прищурив слегка глаза, пытался, видимо, вспомнить.
               - Вот, если бы со мною рядом стоял Борис Хазиахметов, с которым Вы часто виделись, Вы бы… - не успел я договорить, как прервал меня Амбалов:
       - «Спасскцемремонт»? – улыбаясь, спросил он. - Теперь узнаю. Только, вот, не помню, как зовут.
       - Николай – ответил я.
       - Да, да – Николай. Вспомнил – и он энергично затряс правой рукой мою ладонь, похлопывая левой меня по плечу.
Налицо проявилась радость Руслана Тимофеевича от встречи со мной, и он, не сдержав эмоции, торжественным тоном заявил:
       - Как приятно встретить земляка – ведь мы же с тобой земляки по Востоку.
       - Мы с Вами, Руслан Тимофеевич, дважды земляки – ответил я.
       - Давай без формальности, на «ты» проще – предложил он. – А, во вторых, как это дважды мы земляки?
       - Так Борис нас называл – пояснил я ему. – « Твой земляк хорошо встречает меня, когда я в Ангарске.» - и добавил – Он считает, что раз оба мы с Кавказа, значит земляки. Кстати, он просил передать тебе от него привет. Так что, принимай.
       - Спасибо, Николай. Как он там? спросил меня Амбалов. – Все такой же веселый и хулиганистый?
       - Все, такой же – ответил я, и спросил – Вижу, порадовал тебя?
Не дождавшись ответа, я продолжил – А теперь еще больше порадую; Аисе Мурсаловне я уже говорил, и тебе теперь передаю низкий поклон от Дундуковых. Они надеялись на то, что я встречусь с вами.
       - Спасибо – ответил Руслан Тимофеевич. – Как они там? – спросил он меня.
       - Живы – здоровы, как говорится, дети школу заканчивают уже. Анатолий Михайлович коротко, но с почтением рассказал мне о ваше дружбе семьями в Тимлюе, а Александра Лукьяновна несколько подробнее рассказала о вашей семье, и о том, как выбыли дружны. Дундуковы очень тепло вспоминали о вас.
       Поговорили мы о Дундуковых, вспомнили и Ангарск и Тимлюй, и, конечно, Байкал.
       Рассказал я Амбалову, как оказался здесь, на КЧЦЗ. Он выслушал меня с интересом, и, после того, как я сообщил, что отказался от должности директора  Спасского отделения «Оргпроектцемент» в пользу переезда на КЧЦЗ, не дослушав меня, он вдруг спросил:
       - А почему ты ко мне не распределился?
Вопрос для меня был совершенно неожиданный, и несколько сконфузил меня. Я объяснил, что я, перераспределяясь из Дальнего Востока, был подневолен в распределении. Амбалова, очевидно, не устроил мой ответ, и он сказал:
       - А хочешь, я поговорю с Платоновым, и он отпустит тебя ко мне?
       - Не стоит, Руслан Тимофеевич ответил я. – Мне, не по себе перед Платоновым. Я согласовывая свой переезд сюда, встречался с ним предварительно… Может быть попозже? Давай подождем.
       - Ну, хорошо, Николай, как только станет невмоготу, приходи. Мне ты нужен. Я прекрасно знаю, что такое «Спасскцемремонт» и «Оргпроектцемент».
       А теперь вернемся к моей встрече с Амбаловым после Технического совещания:
       - Так вот, Руслан Тимофеевич, стало невмоготу, и я пришел – обратился я к нему с улыбкой. – Возьмешь меня к себе?
       - Конечно, Николай – ответил он.- О чем речь! – браво бросил он. Давно надо бы. Я догадывался, что ты с Платоновым не сработаешься.
       - А если Платонов возразит против моего перехода к тебе? – спросил я. – Как быть?
Тут взыграло кавказское самолюбие, и Амбалов ответил несколько пренебрежительно:
       - А кто мне Платонов, чтобы возражать, препятствовать?
       - Подожди, Руслан Тимофеевич – остановил я Амбалова, - ведь Курепов Николай Иванович, твой шеф, здесь, а они с Платоновым давние друзья.
       - Курепов не станет мне возражать – заверил он, - так что смело бери расчет, и ко мне сразу.
       - Я бы хотел перейти к тебе переводом – не возражаешь – спросил я.
       - Конечно, нет – ответил Амбалов.
               На следующий день, в свой выходной, я стою в приемной, ожидая, когда освободится секретарь директора, чтобы подать на подпись заявление с визой Амбалова на свой перевод в Управление «Цемремонт» - директор отсутствовал на заводе, и когда вернется на завод не известно. Из кабинета Главного инженера  вышел в приемную Владимир Прокофьевич, и оторопел, увидев меня здесь
       - А ты что тут делаешь? – спросил он, и без спросу взял из моих рук бумагу, и прочитав мое заявление, посмотрел на меня с удивлением и спросил:
       - А ты то что уходишь с завода?
       - Я же не спрашиваю тебя, зачем ты собираешься уходить? – ответил я Сусеву с грустью в глазах, и грустно улыбнувшись ему, кивнув пару раз, означая этим французское "Се ля ви".
       - Я совсем другое дело, а ты то, что надумал уходить? – спросил он.
       - Вот и у меня совсем другое дело, Владимир Прокофьевич – ответил я.
       - Что не поладили, то? – спросил Сусев.
       - Так, пустяки – ответил я. Не хотелось мне ни объяснять причину, ни «плакаться».
       - Зря - сказал он. – Не дури. Забери свое заявление и порви его – посоветовал Сусев, возвращая мне заявление.
Владимир Прокофьевич вышел из приемной, и я остался один. Пока мы с Главным разговаривали, Люда вышла из приемной, ничего не сказав, и долго не возвращалась. Столь же долго и я пребывал в раздумье и рассуждал – правильно ли я поступаю, подав заявление об уходе с завода. Ведь заявление я подаю не от необходимости, а просто амбиции подтолкнули меня на это, столь важное мероприятие.
               Видимо,сказалось то, что я никогда прежде не претерпевал к себе пренебрежительного отношения и насмешки в свой адрес. Сказалось и то, что Платонов в глаза мне ни когда не произносил что либо унизительное, не говоря уже оскорбительное, а за глаза, чего только не было, как мне передавали после. Может быть он воздерживался в глаза унижать меня, что бы избежать не выгодной для  него реакции с моей стороны, особенно прилюдно. Мне не приятны были его насмешки  в адрес других, отсутствующих при этом лиц. Я понимал, что с Платоновым общаться я не смогу, а избежать общения с ним, находясь на заводе, невозможно. Последняя встреча с директором на Техническом совещании подтвердило это. Поэтому, я и заключил, что мое избавление зависимости от директора - это мой уход с завода вовсе.
       Дождавшись Людмилы Кужелевой, я подал ей свое заявление и попросил зарегистрировать его. Она не знала причину моего ухода с завода, удивленно спросила меня: - Николай Иванович, что это Вы надумали уходить то?
       - Так надо, Люда – ответил я с грустной улыбкой.

Глава 27      Эхо из прошлого - недоверчивость

       После обеда следующего дня я, предупредив ребят в смене о своей отлучке, пришел в заводоуправление, чтобы в приемной узнать о судьбе своего заявления на  увольнение с завода переводом в управление ремонтного предприятия. Людмила Кужелева встретила меня с широко раскрытыми глазами и ртом, подавая мне завизированное директором мое заявление, и со страхом в глазах произнесла:
       - Николай Иванович, Вы только посмотрите, что написал директор.
Виза директора гласила: «ОК, уволить после возвращения заводу квартиры и дачи». Прочитав это, я улыбнулся секретарю, которая с тревогой в глазах по прежнему твердила:
       - Вот видите, что он пишет?
       - Все складывается правильно, Люда – ответил я.
       - Что правильно, Николай Иванович? – с удивлением спросила она. – А квартира, дача? Разве это не важно?
       - Квартира, дача – это важно. – Но, правильно то, что не зря я подал заявление об уходе – ответил я Людмиле, показывая ей подпись директора. – Видишь, Люда, «ОК, уволить…», а дальше уже не важно. Главное – «уволить». Значит, я здесь не нужен – продолжая улыбаться, заключил я.
       На следующий день я с утра пришел в ОК завода с уже завизированным директором заявлением. Но, начальник ОК Винникова  принимать заявление об увольнении без визы юриста завода отказалась.
       Визит мой к юристу не имел успеха: - Сдайте квартиру и дачу в профком завода, и я наложу свою резолюцию на увольнение – заявила юрист завода Марчук.
       - Что за детский лепет, Татьяна Ивановна? – возмутился я, урезонив ее – Вы ли, юрист, образованный человек, и говорите эту несуразицу.
 Татьяна Ивановна, моя соседка по даче, с которой мы часто общались, и вполне дружелюбно, встала из за стола и, направляясь к двери, произнесла:
       - Извините. Мне надо уходить.
Мое заявление с визами директоров – Амбалова, о согласии принять переводом, и Платонова – уволить при условии и т. д., было при мне все сорок дней моей отработки на общем основании увольнения. В ОК, по окончании этого срока, заявление мое приняли, но сказали: - По поводу перевода Вам необходимо встретиться с директором завода. Директор просил посетить его.
       На работу я уже не появлялся, предупредив начальство о последнем дне работы. Я завис в воздухе со своим увольнением переводом. В этот же день идти в приемную записаться на прием к директору я воздержался; на встречу с директором я не рассчитывал - вдруг примет сразу, а я и не знаю что, и о чем говорить. Надо подумать. А в приемную я, все же, позвонил:
       - Люда, здравствуй! Это Николай Иванович Ивлев. Я хотел бы записаться к Виктору Степановичу на прием. Можно по телефону? – спросил я.
       - Да - ответила Люда, - можно. Я запишу Вас, но его сегодня уже на завод нет.
На следующий день я только вошел в приемную, чтобы справиться о времени встречи с директором, Люда поспешила предупредить меня о том, что Виктор Степанович примет меня  сразу же при моем появлении, и вошла в кабинет Платонова доложить. Выйдя из кабинета, секретарь, не закрывая дверь, пригласила меня войти в кабинет директора.
       Встретил меня директор радушно. Оторвавшись от писанины за столом, он поднялся, приглашая меня  к столу, примкнутому к его столу, и сам, перейдя к этому столу, сел напротив и спросил:
       - Вы заявление забрали из Отдела кадров?
       - Нет, Виктор Степанович – ответил я, - оно осталось там.
       - А зря – выразил сожаление Платонов. – Я хочу предложить Вам то, что Вы хотите получить в Цемремонте. Я предлагаю Вам организовать в Горном цехе свою группу по составлению ПОР из двух человек на первое время. Работы в Горном будет Вам достаточно – при этом директор поднялся и вышел из за стола, за который он уже не садился.
       - А чем вызван Ваш отказ от услуг проектов Цемремонта на ремонт оборудования в горном цехе? – спросил я.
       - ПОР на горное оборудование не составляется вовсе – ремонт ведется по наитию, а я хочу, чтоб ремонт проходил по науке.
       Заманчивое предложение сделал мне директор. И, что бы не согласиться мне? Но, во мне застрял упрямый, ни кому не нужный принцип – уйти от зависимости этого умного, талантливого, делового сноба, которому человеческие качества чужды.
       Виктор Степанович – обратился я к директору, - я уже не работаю, все знают, что я уволился, и вдруг снова работаю, как ни в чем не бывало. Не ловко, как то, получается …
       - Какие пустяки – ответил директор. – Вы лучше подумайте над моим предложением. Не сейчас – дома, в спокойной обстановке, обдумайте все. Я думаю, Вы примите правильное решение. Встретимся завтра, а сейчас, извините, мне надо в Исполком.
       - Виктор Степанович – как бы встрепенувшись, обратился я к нему, - а может быть,  предлагаемую Вами мне работу, организовать и возглавить в группе ПОР «Цемремонта»? В их распоряжении все условия и пособия для составления проектов на ремонт.
       - О чем Вы говорите, Николай Иванович – ответил Платонов, - у Вас условия будут выше, а пособия и нужную литературу Вы прекрасно знаете, где и как приобрести. 
       Выйдя с завода, я свернул влево и направился в Управление «Цемремонт для               встречи с Амбаловым, что бы поделиться с ним о нашей беседе - Платонова со мной, по поводу моего увольнения. Директора ремонтного предприятия я застал в своем кабинете. Он выслушал мое сообщение о предложенной Платоновым мне работе в Горном цехе.
       - Не дает перевод, значит? – спросил Амбалов – В Горном предлагает организовать работу по составлению ПОР? – возмутился Руслан Тимофеевич – Да, кто ему позволит? Ты вот что, Николай, бери расчет без перевода, а я приму тебя односторонним переводом. У меня будешь выполнять ПОР на ремонт горного оборудования.
       Я приехал на завод перед обедом, чтобы после обеда попасть к Платонову, зная, что с утра у директора завода полно посетителей. После визитеров у него продолжительный обед; один он, как правило, не обедает – приглашает с собой, если не из  гостей, то кого то из заводоуправления; даже однажды предложил мне, но я, смутившись, поблагодарил и отказался.
       Проходя мимо сырьевого цеха, я заметил впереди едущую мне навстречу «Волгу» директора, и успел подумать, что зря приехал на завод – директора не будет. Но, «Волга» остановилась возле меня, и директор, опустив стекло задней двери, предложил мне сесть в машину, указав на сидение рядом с водителем.
       - Не ловко мне садиться впереди руководителя  – смущаясь, произнес я.
       - Пусть это Вас не смущает – ответил Платонов, - я привык ездить на заднем сидении – и тут же перевел разговор в деловое русло: - Я Вас, Николай Иванович, в кабинете принять не могу - сказал он. – Зато мы с Вами можем побеседовать по дороге в Черкесск – предложил мне Платонов, когда машина уже тронулась с места - к двум часам  вызывают в Горком, а надо еще и домой заехать.
       До проходной завода мы ехали молча, и только на спуске по путепроводу Виктор Степанович обратился ко мне с вопросом, рассчитанным на обнадеживающий ответ:
       - Я надеюсь, Николай Иванович, Вы все обдумали, и приняли мое предложение. Я не ошибаюсь? – спросил он.
       Вопрос директора не был для меня неожиданным, и в то же время я ответил не сразу, собираясь мыслями, как выразить отказ деликатнее, произнес:
       - Виктор Степанович, я разговаривал по поводу Вашего предложения с Амбаловым, и он предложил заняться организацией и контролем ремонта оборудования Горного цеха в Управлении предприятия «Цемремонт».
       Видимо, Платонов рассчитывал на то, что я  принял его предложение, так как долго молчал, не выказывая своего присутствия в машине. Я тоже молчал, еще не зная, как мне, все же,  поступить. Молчание нарушил директор:
       - Значит, Вы меня не поняли, Николай Иванович – сказал директор. – мне надо, чтобы этой работой Вы занялись на заводе.
Я промолчал, что для меня было довольно мучительно. Пока мы разговаривали, не заметно въехали в Черкесск.
       - Где Вам остановить? – спросил Платонов, когда мы подъезжали к магазину «За рулем».
       - Вот здесь, перед перекрестком, будет, как раз, кстати, - ответил я.
При выходе из машины, я услышал наставление Платонова:
       - Подумайте еще, Николай Иванович, я Вас не тороплю – тепло, и по отечески произнес он.
       Пока я шел домой, в сторону Дома торговли, у меня было достаточно времени, подробнее рассмотреть варианты определения своего трудового статуса, взвесив все «за», и все «против», но ничего не приходило в голову, «заблокированную» никчемным, ничем не объяснимым упорством, о котором я и не помышлял. Видимо, оно преобладало над моим сознанием, и прочно засело во мне подсознательно, и мешало выбору моего определения.
       Следующая моя встреча с Платоновым, и его беседа со мной проходила в его кабинете. Это был апогей всех наших встреч – до и после. Поведение Платонова было для меня неожиданным, и не узнаваемым. После такой беседы, которая происходила между нами, я обязан был бы не то, чтобы согласиться с его любым предложением, но даже благодарить его за доверие. После очередного его предложения остаться на заводе, я откровенно поделился с директором:
       - Виктор Степанович, ведь я на заводе Вам, как кость в горле. Стоит ли меня задерживать здесь? – спросил я, оставаясь не далеко от его стола, отказавшись присесть.
       - Стоит, Николай Иванович – ответил Платонов, выйдя из за своего стола, и прохаживаясь по кабинету. – Вы привели довольно точное сравнение – «как кость в горле» - это удачное сравнение. Не скрою - не легко мне с Вами, не просто.
       - Так в чем же дело? Баба с возу – кобыле легче – улыбнувшись, пошутил я.
       - Несмотря на это сравнение, Вы мне нужны – поведал мне директор неожиданную, и загадочную новость. Я несколько оторопел от этой новости.
       - Виктор Степанович, зачем это я вдруг Вам понадобился? – осторожно спросил я. Сам же подумал: - нет ли подвоха с его стороны? Видимо, стереотип прошлого мнения о нем во мне, все же, не отпускал от себя.
       - А вот, зачем, Николай Иванович – ответил директор, подойдя к своему столу, и показывая рукой на ряды свободных стульев, стоявших по обе стороны нескольких столов, примкнутых друг за другом, к столу директора. - Вы только посмотрите на сидящих за этими столами;  - все они сидят с такими умильными лицами - такие хорошие, угодливые, со всем соглашаются, поддакивают, улыбаются …  А положиться, ведь, не на кого. Если завтра мне нужна будет их поддержка – они все от меня отвернутся; А Вы, хотя и не удобный, довольно сложный, но Вы надежный. Вы не отвернетесь – доверительно признался мне директор.
       - Дилемма – не вслух подумал я. Такая неожиданная откровенность директора запутала мои мысли, как тонкую рыболовную леску в коряге на дне. Не зная, что говорить при этом, я попробовал возразить ему:
       - Думаю, Вы не правы, Виктор Степанович. Вас окружают не только ненадежные, морально «хилые», - на есть много замечательных коллег – заметил я ему. Вероятно,  мое замечание пришлось ему не по нутру, так как он моментально резко отреагировал:
       - Не буду с Вами спорить - ответил он, - но я это знаю лучше Вас. Поймите меня правильно – у всех у них зависимость от корысти, а в Вас этого нет. Вас ничем не заманишь, ничем не подкупишь, ни чем не запугаешь. Вот почему я заинтересован Вами.
       - Виктор Степанович, - с содроганием в голосе взмолился я – я не ожидал от Вас такой откровенности, и поэтому не знаю, что мне и говорить то при этом.
       - А Вы пока ничего и не говорите – ухмыльнулся он. – Слушайте, и делайте выводы. А я Вам больше скажу – Я прошу у Вас, Николай Иванович, прощение за то, что поступал с Вами не справедливо.
       Я попытался возразить, но директор это понял, и остановил меня жестом своей руки:
       - Не мешайте мне – я знаю, что говорю – продолжил он. - Мною владел охотничий инстинкт – все боятся со мной спорить, возражать мне, а Вы себя вели всегда не зависимо. В Вас отсутствует животный страх, как у других, и это во мне разжигало страсть переломить Вас, подавить Вашу волю страхом. А прошу у Вас прощения за то, что я знал, что с Вами поступать так нельзя, и, все же, поступал.
       - Виктор Степанович – не выдержал я, и может быть, прервал его этим, - мне не за что обижаться на Вас – если и были какие неудачи, так я сам в них виноват – ответил я, забыв, что сам же был недоволен несправедливостью. Виктор Степанович не преминул отреагировать на мою оплошность, и заметил мне:
       - Вам не к лицу лицемерие. Это вовсе не Вше свойство.
       - Извините – ответил я. – Спонтанно, как то, выскочила эта фраза.
       - Я это заметил – улыбнувшись, сказал директор.
 Мне стало стыдно перед собой за то, что этот человек, когда то, казавшийся мне  сущим «монстром», на самом деле не только умен, образован и талантлив в своем деле, но и достаточно проницателен, а я неблагодарно стараюсь отказаться от его предложения. Я был не то, что готов бы провалиться сквозь землю, я чувствовал, что проваливаюсь сквозь нее. Язык мой будто онемел – хочу сказать, что я не прав, отказываясь от его предложения, но язык мой не слушается меня. В голове полнейший сумбур, - волнение захлестнуло меня как волной в штормовую погоду. Платонов заметил и это во мне:
       - Вы намерены о чем то сказать, но не можете? – спросил он. – Что Вас волнует? Дальше беседовать с директором мне было невмоготу. Неожиданно для себя я произнес тихо поперхнувшимся и подавленным голосом:
       - Спасибо, Виктор Степанович – выдавил я из себя.
       - За что? – спросил он. – Не за мое ли предложение остаться?- улыбнулся  директор.
       - За Ваше великодушие, за доверие ко мне – с чувством угнетения ответил я, и, попросив у него разрешения, покинул кабинет. Директор не спросил меня, чем вызвано мое желание покинуть его кабинет, и не задал основного вопроса по нашей встрече. Я это расценил, как еще одно достоинство руководителя – он тонкий психолог. Он прекрасно видел мое смятение, и поэтому, вероятно, отпустил меня молча.
       Выйдя на улицу, я шел от заводоуправления с двояким чувством: одно - чувство угнетения от сознания недоверия директору, несмотря на его расположение ко мне, другое – чувство радости от потрясающего доверия ко мне, далеко не посредственного, руководителя. Но превалировало, все же, первое чувство, потому что я, к сожалению, знал о его перевоплощениях в отношениях к людям. Будь в то время я мудрёнее, может быть, принял бы и мудрое решение, но я так и остался при своем решении, - перейти в «Цемремонт».
       Несколько дней отсутствия Платонова на заводе отсрочили мою попытку попасть к нему на прием. Узнав о его появлении на заводе, я с утра позвонил  в приемную, и попросил секретаря записать меня на прием к директору.
       - Николай Иванович, директор сейчас у себя – ответила Люда, - подождите несколько минут, я сейчас доложу ему о Вашем появлении, как он велел, и Вам сообщу. Через минуты три голос секретаря сообщил мне, что директор ждет меня в два часа у себя.
       В приемную я  вошел ровно в два часа. Люда сообщила, что директор уже спрашивал:
       - Скорее проходите, он, видимо, торопится – сказала она.
Войдя в кабинет, я увидел, что Платонов в кабинете не один – он беседовал с Сергеем Александровичем Подылиным. Я, извинившись, смущенно спросил:
       - Я, видимо, не кстати вошел? Но, я не знал, Виктор Степанович, что Вы не один.
       - Нет, нет. Вы, как раз, кстати – ответил Платонов. – Проходите и присаживайтесь.
       Сергей Александрович Подылин, будучи начальником цеха «Обжиг», оставил свою должность, занял должность Главного механика завода вместо Баева Геннадия Васильевича, ушедшего с завода возглавить производство силикатного кирпича. 
       - Мы с Сергеем Александровичем только что говорили о Вас – продолжал директор.  – Вот что я  Вам хочу предложить – Вы переходите в отдел Главного механика на время, на период ремонта третьей печи. Он начнется сразу же после окончания ремонта второй печи, то есть, буквально на следующей неделе. Проведете ремонт печи, и, слово джентльмена, я подпишу Вам перевод в «Цемремонт», куда Вы так стремитесь. Вы согласны? – спросил он. Не мог я объяснить ему, что в Цемремонт «стремлюсь» не от завода, а от непосредственного контакта с ним, от его влияния в моей работе.
А предложение его было неожиданное для меня, и я не зная, что ответить, промолчал.
       - Николай Иванович, соглашайся – вмешался Подылин. – Ну, что ты ломаешься, как барыня – возмутился он.
       - Виктор Степанович, а что мешает мне провести этот же ремонт, но от «Цемремонта»? – спросил я. - Уверяю Вас, что буду в «Цемремонте» эту работу выполнять добросовестно.
       - Я в этом не сомневаюсь – ответил директор, - но мне надо, чтобы Вы провели этот ремонт от отдела Главного механика завода. Я Вас не тороплю. Обдумайте мое предложение, но не долго – ремонт на носу.
       «Опять, двадцать пять» - подумал я, выйдя из заводоуправления. – Предложение заманчивое, и, похоже, деловое. И, даже, промелькнула мысль о возможно моем испытании на предмет определения меня в Цемремонт, но, на более ответственную работу. Деловая сторона этого предложения выглядела именно так, но, учитывая коварные качества Платонова, которые я, к сожалению, хорошо знал задолго до нашей встречи, вселили во мне сомнение, и мешали мне радоваться предложению директора. Решающую роль моего сомнения определило свежее вспоминание о порученной мне работе, упомянутой выше, связанной с реконструкцией питателя и конуса под силосом добавок одной из цементных мельниц силами бригады участка Вячеслава Ивановича Андрейко, которая была выполнена в срок, но без моего участия. Это была откровенная каверза, свойственная нашему директору. «Пуганая ворона каждого куста боится» - гласит пословица, поэтому я и засомневался при его непреклонном условии «… но мне надо чтобы Вы эту работу выполняли от завода». Из головы не выходила мысль – где гарантия, что ремонт печи пройдет своевременно, но без моего участия, если Платонову захочется сарказму, который для него деликатес. Это я так рассуждал тогда, когда нужно было согласиться, но я смалодушничал, руководствуясь не разумом, а эмоциями
Такое мое рассуждение сформировало и мое решение – или ремонт проводить от Цемремонта, или увольняюсь с завода.
       Два дня я не мог попасть к директору - то занят, то отсутствовал, хотя я и пытался улучить момент. На третий день я все же застал его с самого утра, но на крыльце заводоуправления, когда он спускался по ступеням к машине, чтобы уехать.
       - Ну, что, Николай Иванович, надумали? – спросил меня директор, приветливо здороваясь со мною за руку.
       - Нет, Виктор Степанович –ответил я. – Я твердо решил идти в Цемремонт – это же родственное предприятие, поэтому я всегда буду при заводе. Я же цементник. А там, глядишь, «созрею», и перейду снова на завод.
       - Что значит созрею? Мне не понятно– спросил директор. Не зная, как ответить, что я не сработаюсь с ним, я ответил отвлеченно:
       - Это я в шутку сказал, Виктор Степанович – не обращайте на это внимание.
       - А Вы посоветуйте мне – сказал он, - на что мне обратить внимание. Уж не на то ли, что Вы в Цемремонт не попадете, даже если уволитесь? – раздраженно спросил он.
       - Вполне возможно, Виктор Степанович. Ведь Курепов Николай Иванович здесь сейчас. – ответил я.
Курепов старый друг Платонова. Они много лет проработали вместе. А сейчас Курепов Управляющий трестом «Союзцемремонт».
       - Что ж – продолжил я, - не попаду в Цемремонт – жаль, конечно, но есть и другие предприятия – уныло улыбнулся я.
И вот он, момент истины метаморфозы Виктора Степановича:
       - А Вы зря улыбаетесь, Николай Иванович – по своему отреагировал Платонов, прищурив глаза, и в ехидной, кривой улыбке произнес:  – Вам в Черкесске хорошо нигде не будет, я Вам это обещаю, заключил он, и направился к машине.
       В этот же день я не застал Амбалова у себя. Он, как и Платонов, умчал в Черкесск. Утром следующего дня я застал Амбалова во дворе механизации, где он стоял рядом с Главным механиком управления Бородиным Владимиром Александровичем. Они о чем то беседовали. Поприветствовав их, собрался отойти в сторону, что бы не мешать их беседе, но Руслан Тимофеевич остановил меня за руку, сказав:
       - Ты нам не мешаешь, мы уже все обговорили. Слушай, Николай, ты воздержись пока с увольнением - посоветовал он мне. – У меня накладка получилась с вакансией, которую я тебе обещал. Воздержись с увольнением на некоторое время – как у меня наладится с вакансией, я тебе сообщу.
       - Я все понял, Руслан Тимофеевич – отреагировал я грустно, - Курепов, значит, надавил на тебя, как я и предполагал.
       - Причем тут Курепов! Просто накладка получилась – пытался оправдаться Амбалов. – Просто потерпи немного, продержись на заводе, и я…
Я молча, глубоко вздохнув, повернулся и зашагал в сторону ворот.
       - Николай – окликнул меня в след Амбалов, - не обижайся, что так нескладно получилось. Максимум через полгода я заберу тебя к себе.