Ненависть

Рассказ написан на основе действительных событий. Изменены только имена действующих лиц и место их жительства в Мариуполе, поскольку на Украине у них остались родственники, за жизнь которых они очень боится.

Несколько слов о том, почему мне стала известна эта история. Лет пять назад в давно опустевшую после смерти старой хозяйки квартиру въехала пожилая женщина с двумя сыновьями, похожими друг на друга, не смотря на почти сорокалетний   возраст, как две капли воды. Вскоре мы познакомились и достаточно быстро подружились, чему очень способствовала любовь Михаила и Петра к шахматам. Выяснилось, что они, в поисках лучшей доли, приехали из Мариуполя, где для умелых и работящих людей связанных со строительством, работы практически не осталось.

Здесь они легко нашли достаточно хорошо оплачиваемую работу на стройке, а Зинаида Петровна, их мама, устроилась работать патронажной сестрой.  Денег хватало не только для оплаты съемной квартиры и нормальной жизни, но и для помощи оставшейся жить в Мариуполе сестре Зинаиды Петровны, Тамаре. Дочь Тамары, Ольга работала в порту, что помогало прокормить мать и двух дочек трех и четырех лет. Зинаида давно предлагала им переехать в Питер, обещала помочь с устройством, но те боялись сниматься с насиженного места и уезжать в неизвестность.

Все изменилось с началом нашей спец операции на Украине. Сначала Зинаида Петровна при встрече сделала вид, что не заметила меня и не ответила на мое приветствие. Потом Михаил довольно резко отказался придти ко мне и сыграть традиционную партию в шахматы. Я все понял и больше не пытался общаться с этой семьей. И вдруг вечером третьего апреля раздался телефонный звонок и Михаил попросил меня зайти к ним. Я удивился, но, разумеется, пришел.

Первое, что я увидел, войдя в их квартиру, это заплаканное лицо Зинаиды Петровны. Потом Петр от лица всей семьи попросил у меня прощение за свое поведение:
- Андрей, пожалуйста, прости нас. Мы считали, что Россия вероломно напала на нас и принесла смерть и разорение на нашу землю. Мы считали, что весь народ должен сплотиться и противостоять этой агрессии. Мы ошибались. Оказалось, что нас, живущих на востоке, за людей, достойных жить в новой Украине, эти, он произнес непечатное слово, не считают.

- Что случилось? – растерянно спросил я.
- Оли больше нет, ее убили, тихо произнесла Зинаида Петровна и вновь заплакала.
- Кто?
- Азовцы, с ненавистью даже не сказал, а как-то прошипел Петр. А потом продолжил:
- Тамара с внучками сейчас в Донецке и хочет приехать к нам. Но ты же знаешь, мы снимаем квартиру неофициально и нам трудно сделать им вызов. Помоги, я знаю, у тебя ведь есть связи там, наверху.

Мне удалось помочь и шестого апреля мы встретили Тамару с внучками на Московском вокзале. На следующий день меня пригласили к ним и Тамара Петровна рассказала свою историю, которую я и хочу пересказать, стараясь сохранить ее речевые обороты.

«Мы жили на окраине Мариуполя в новом девятиэтажном доме на седьмом этаже. Я работала в магазине, дочь крановщицей в порту, внучки ходили в детский сад в соседнем дворе. В общем, прилично жили, по Мариупольским меркам даже очень прилично. Разговаривали всегда и везде только на русском, впрочем, как и почти все в городе. Нет, «украинску мову» мы понимали и говорить на ней могли, но как-то не особо она нужна была там.

Особого притеснения мы не чувствовали, так иногда кто-нибудь прошипит вслед «на нормальном языке говорить надо, а не на «москальской мове», в учреждениях некоторые делали вид, что не понимают русского языка. Ну и что, перейдешь на украинский и все. Отношение же к Донецкой республике было двояким, конечно нам нравились их законы, но жить за это под обстрелами восемь лет, нет, мы этого не хотели.

Все изменилось с началом войны. Грохот взрывов стремительно приближался и вот однажды, в начале марта, на нашей улице появились танки и машины с пусковыми установками, типа «катюши». Наши три рядом стоящие девятиэтажки  были расположены, с их точки зрения, очень удобно, лицом к приближающемуся фронту, поэтому они и были выбраны «азовцами» в качестве позиций для стрельбы.

Танки, двигаясь задом, сделали проломы в стенах первых этажей, где находились магазины с большими, почти вдоль всей стены, витринами и в образовавшиеся пустоты въехали «катюши», которые буквально через пол часа выпустили свои реактивные снаряды куда-то в сторону наступающих частей милиции ДНР.  Через несколько часов залп повторился. Мы были страшно напуганы и хотели переехать к знакомым вглубь города, но стоящие у выхода из дома часовые, почти пинками заставили нас вернуться.

Так продолжалось несколько дней, пока однажды сразу после очередного залпа «катюш» в соседний дом прилетело что-то вроде ракеты. «Катюша» была разбита в дребезги, но вместе с ней были разрушены на десяток  метров в ширину второй и третий этажи здания. Как дом устоял, я не знаю. Мы поняли, что это же рано или поздно произойдет и с нашим домом и решили бежать.  Но поскольку «азовцы» не выпускали никого из здания, единственным способом вырваться было дать кому-либо из них на лапу. 

Мы собрали все деньги, которые нашлись в доме, добавили мое обручальное кольцо и брошь, доставшуюся мне от еще моей мамы и отдали все это часовому, который сделал вид, что не видит, как мы выбежали из парадной. Далеко бежать было очень страшно, да и ноги мои почти отказались ходить, поэтому мы укрылись в подвале пятиэтажки, стоящей в глубине квартала, куда не могли залететь ничьи снаряды.

В подвале были мы не одни, там собралось человек тридцать со всех ближайших домов. Там мы и обосновались. Прошло двое суток и вдруг двери подвала распахнулись и в подвал вошли несколько «азовцев», морды лощеные, все в наколках, а в глазах – ненависть и страх. Обойдя подвал, они отделили мужчин, кроме совсем уж дряхлых стариков, и приказали им идти с ними:

- Нечего вам, скотам, по подвалам прятаться, когда мы за вас кровь проливаем! Сейчас выдадим вам автоматы и пойдете на передовую.
Один из находившихся в подвале мужчин, как нам потом сказали, учитель физики в близь лежащей школе, попытался возразить и тогда один из вошедших молча поднял автомат и выстрелил ему в сердце. Потом они заставили двух мужчин взять убитого за ноги и выволочь из подвала на улицу.

Больше возражающих не нашлось и в подвале остались только женщины, дети и два совсем беспомощных старика.  Прошло еще три дня, вода в подвале была, но вот пища закончилась, а девочки все время просили поесть. И тогда Ольга решилась сбегать домой, ведь у нас на балконе были банки еще с летними заготовками, да и в холодильнике кое-что должно было сохраниться. Ее отговаривали, да было видно, что и самой ей очень страшно, но, видя просящие лица дочек, она решилась:

- Ничего со мной не случится, сейчас тихо. Добегу до дома, дам часовому печатку мужа, он меня впустит и выпустит.
Дождавшись затишья в стрельбе, она выбежала из подвала, а я с все возрастающим волнением стала ждать ее возвращения. Час проходил за часом, начало смеркаться, ее все не было и я поняла, что что-то случилось. Была правда надежда, что ВСУ-шники просто не выпускают ее из дома, что она сидит в квартире, ведь мобильник у меня давно разрядился и позвонить она не могла.

На следующее утро не выдержала еще одна женщина и тоже решилась сбегать домой за продуктами. Но минут через десять она вернулась с расширенными от ужаса глазами. Единственное, что она смогла сказать:
- Там, там за поворотом … Оля … лежит.
Несколько женщин выбежали из подвала, а у меня все поехало перед глазами, сердце пронзила резкая боль и я на несколько минут буквально выпала из реальности.

Когда я немного пришла в себя, то оказалось, что я сижу, обняв плачущих внучек тупо глядя в стену подвала. Пока я была в ступоре, женщины принесли Олю и положили ее на лестничной площадке первого этажа, чуть повыше входа в подвал.  Меня уговаривали не смотреть на нее, но я не послушалась и, оставив внучек с женщинами, поднялась на площадку. Господи, что они, ироды, с ней сделали!

Она была в одном легком платьице,  на животе выделялись два кровавых пятна от входных пулевых отверстий. Я схватила ее, прижала к себе. Платье приподнялось и я с ужасом увидела, что трусиков на ней не было, а вся внутренняя поверхность бедер представляла собой сплошной синяк с явными царапинами от ногтей. Стало понятно, что ее перед смертью долго насиловали, а потом пристрелили двумя выстрелами в живот.

Дальше я ничего не помню, со мной случилась истерика, а потом я видимо потеряла сознание, потому что пришла в себя я вновь в подвале, лежа на матрасе в обнимку с плачущими внучками.  К вечеру стрельба стихла, а рано утром в подвал вошли три чеченца с ног до головы увешанные оружием. Сначала все испугались, но они успокоили людей, сказав, что все самое плохое уже позади. Они отдали нам все продукты, которые у них были с собой, а потом старший доложил по рации о нас и, выслушав ответ, сказал, что вскоре за нами придет транспорт и нас эвакуируют в безопасное место.

Действительно, вскоре к дому подъехали два бронетранспортера, нас погрузили в них и вывезли из города. Я уговорила захватить с собой тело моей дочери, чтобы я смогла похоронить ее по-человечески. Видел бы ты, как посуровели лица бойцов, когда они увидели, что сделали эти изверги с Олей. Они долго молча стояли над ее телом, а потом один из них тихо сказал:
- Мать, ты не беспокойся, мы отомстим за твою дочь, за все смерти мирных людей, и по их лицам я поняла, что они сдержат свое слово.
К вечеру мы были в пригороде Донецка, откуда я смогла связаться с сестрой».

P.S.
Через два дня после описываемых событий ко мне зашел попрощаться Михаил, который, взяв отпуск на работе, решил добровольцем поехать в ДНР.
- Поеду мстить этим упырям за двоюродную сестру, за всех жителей Мариуполя погибших там.
Хотел поехать и Петр, но его уговорили остаться – надо же кому-то зарабатывать деньги, чтобы прокормить всю большую семью. Может быть потом, если война к этому времени еще не закончится, они поменяются местами.

P.P.S.
В войска Донецка Михаила не взяли (не служил), сейчас работает в МЧС по специальности. Занимается восстановлением всего, что можно восстановить в родном Мариуполе.