Дамка

На опушке строевого соснового леса стоял небольшой деревянный домик, построенный после окончания Великой Отечественной войны, когда разрешили частное строительство. Здесь жили милые моему сердцу старики супруги Федор Карпович и Анна Кузминична. Трудная на их долю выдалась жизнь. Перед войной были раскулачены, жили в спецпоселке, работали принудительно на лесоповале. После войны репрессированным выдали паспорта, направили на работу в город, да еще разрешили построить свой дом. Можно сказать, повезло. Теперь они жили вдвоем. Их сыновья, мои друзья, служили в армии.

Федор Карпович – заядлый курильщик, крутил одну самокрутку за другой. Курил самосад, который выращивал самостоятельно. Табачок, крепкий, задиристый, продирающий до нутра. Сам небольшого росточка, даже какой-то не складный, худенький, жилистый. Брюнет. Волосы на лице не брил, стриг ножницами. И кашлял, ох как кашлял. Порой, сидя с ним, я подумывал: «Уж не туберкулез ли у него.» Слава Богу, мои опасения не подтвердились. Выглядел он в свои шестьдесят лет, как больной старик. По теперешним меркам какой старик, разве только стареющий мужчина. Но, учитывая длительный тяжкий труд в условиях войны, можно согласиться, организм его изношен до дряхлости.

Анна Кузминична, хозяйка дома – женщина небольшого роста, худенькая. Жиденькие волосы на ее голове всегда спрятаны платочком, повязанным под подбородком. Казалось, она никогда не отдыхает, постоянно в движении, в работе. Следит за порядком в доме, подтирает, моет, стирает хлопочет у печи, готовя еду. Ходит в хлебный магазин, там ведь очередь. Карточки отменили, хлеб стали продавать свободно, но если припозднишься, то можешь остаться без хлебушка.

Федор Карпович пока работал, где-то сторожем. Приходил с работы вечером, ужинал и уходил во двор. Там для зоркого глаза работа всегда найдется. Дрова приготовить, что-то отремонтировать, приколотить, кол забить. Частный дом требует постоянной заботы. Тут вот надо щели в стене дома проконопатить. Сруб сделан из бревен недостаточно высушенных, поэтому садился, бревна коробились, образуя щели. Да мало ли мужской работы. В завершение рабочего дня чувствовал потребность в отдыхе. Была у него еще одна слабость, любил выпить.

Выполнив по дому необходимую работу, он шел на кухню, садился на лавку у печки и спрашивал:
– Мать, ты мне сегодня бутылочку-то купила? Уж очень припекло.
– Посмотри в шкафчике, – отвечала супруга.
Иногда она сама, ухаживая за мужем, брала небольшой стакашек, и налив до краев водки, ставила на стол, приговаривая:
– Вот твоя норма.
И это действительно была норма. Выпив ее, хозяин не претендовал на большее. Этого ему хватало.
Однажды Федор Карпович пришел с работы пьяный.
– Приятель предложил мне взять на воспитание вот этого щенка. Ну, мы и посидели, – объяснялся он перед женой, вынимая из сумки щенка, – я решил назвать его Дамкой.

Это была собака маленького роста с короткими лапами. Гладкошерстная темно-коричневого окраса. На мордочке по обе стороны носа и над глазами были пятна светло-коричневого цвета. Лапы тоже были пятнистые. Глаза слегка выпученные смотрели с преданностью и лаской. Собака оказалась резвой, энергичной, любила играть. Она отвечала любовью всем, кто хотел ее погладить, поласкать, поговорить.

Хозяин дома обычно разговаривал с собакой так:
– Ну, что, Дамка, как тебе живется? Я наработался, за день-то устал. Вот рюмочку выпил, водка кровь-то разогнала, и стало легче.
Дамка внимательно его слушала, смотрела прямо ему в глаза, выражая любовь и преданность. Она, наверное, понимала хозяина. Понимала, что, работая целый день, хозяин устал, и сейчас ему надо отдохнуть. И выпил он сейчас рюмку водки только лишь для того, чтобы снять накопившуюся за день усталость. Дамка пододвинулась к ноге хозяина, прижалась к ней и продолжала смотреть в глаза. Хозяин стал ее гладить и говорить ласковые слова. Тихая монотонная речь и тишина в доме разморили хозяина, стало клонить ко сну, и он стал зевать. И дамка, следуя за ним, тоже стала зевать. Хозяин заметил это.
– Что это, – подумал он, – она передразнивает меня? – Он зевнул специально, внимательно наблюдая за собакой. Дамка в ответ опять зевнула.
– Ишь, ты! А ведь она меня дразнит. Ах, разбойница!
 Он взял у печки кочергу и стал ею отталкивать собаку от себя. Та, не понимая хозяина, отодвинулась от него, но продолжала смотреть на него. Хозяин опять легонько толкнул собаку. Той клюка явно не понравилась, и она зарычала, оскалилась. Хозяину показалось это забавным, и он начал двигать клюку по полу вблизи от собаки. Самочка от этого продолжала нервничать, рычала, лаяла, хватала клюку зубами. Клюка ее сильно раздражала.
Хозяин понимал, что Дамка нервничает, но его это забавляло. Такая забава перешла в привычку, а для собаки это превратилось в нервную болезнь. Она стала кидаться не только на клюку, но и на палку, на любой предмет, перемещаемый по полу.
Однажды, во время очередной забавы дамке стало совсем плохо. Она долго лаяла, кидалась на клюку и, наконец, упала на спину, стала переворачиваться с боку на бок и скулила. Она словно умоляла хозяина:
– Хозяин, что ты делаешь? Мне больно! Я не могу справиться с моими нервами! Помоги мне! Помоги! – и заскулила, как-то обреченно с надрывом.
У старика в душе что-то произошло. Он поставил клюку в угол. Наклонился, взял Дамку на руки, прижал к груди, как ребенка, стал, раскачиваясь приговаривать:
– Успокойся, успокойся.
Он пальцами чесал ее спину, бока, голову. Стрессовое состояние постепенно уходило. Он заботливо положил собаку на ее коврик. Сел на лавку и долго молчал. Думал.