de omnibus dubitandum 112. 19

ЧАСТЬ СТО ДВЕНАДЦАТАЯ (1905-1907)

Глава 112.19. ИСКУС ЗАТВОРНИЧЕСТВА…

    Природа расщедрилась, наделив «Павла» удивительным бесстрашием, никогда ему не изменявшим, при самых опасных положениях, выдержанность и характером точного, аккуратного работника. Эти редкие качества внушали к нему чувство почтительного удивления и нежной бережливости.

    При изготовлении снарядов для нападения на Плеве он должен был поселиться в нашей квартире на Жуковской, но почему-то предпочел всю работу выполнить в номерах гостиницы, при обстановке крайне рискованной.

    Накануне выхода он явился в Питер весь опаленный, с обожженными руками, как рассказывал тогда, сильно волнуясь и восторгаясь, Егор Сазонов. У «Павла» при сушке гремучей ртути несколько раз происходили взрывы, причинившие ему ожоги лица и рук, а однажды чуть не кончилось совсем скверно: только быстрая сообразительность спасла его от неминуемой смерти. «Вот какой у нас Павел бесстрашный», — говорил Егор, горделиво поблескивая глазами.

    Встреча с «Павлом» произошла в кофейне. Красивая, английского типа наружность, чистое безусое лицо, ясные синие детской чистоты глаза, сильно молодившие его лицо, разлитая интеллигентность во всех чертах его наружности резко выделяли его везде. Но в его движениях, словах, в манере передавать свою мысль, в обсуждении исполнения работы сразу чувствовался человек большой деловитости и характера. Твердая походка, твердое пожатие руки, спокойная, неторопливая речь, без многословия, глубокая обдуманность в мыслях старили его на много лет. Порывистость, так свойственная всему молодому, у него сдерживалась внешней холодностью и даже сухостью. Из немногих слов становилось ясным, что слабость, слюнтяйство он выносил с трудом.

    К работникам-новичкам отношения его были полны бережности и внимания, но пощады от него было трудно ждать.

    Как-то раз «Павел» довольно сурово порицал закисавших, безвольных, самих себя не познавших, причем заметил о Т.А. Леонтьевой*: «Вот удивительно хорошая девушка, даже редкое существо среди, сейчас жаждущих работы. Не так давно я, изолировав ее от всех и всего, от общения с людьми, предложил ждать без указания срока, точно не определяя этот искус затворничества. Ни одно существо, даже мужчины спокойного темперамента не выдерживают двух-трех недель без напоминания о себе, без жалоб на свое, разумеется тяжелое, тоскливое положение. Леонтьева же полгода так жила, ни разу не прося амнистии, не бунтуя против заточения, стоически выдержала свой искус. Она, по-видимому, из тех кремневых натур, которые легче ломаются, чем гнутся».

*) ЛЕОНТЬЕВА Татьяна Александровна (ок. 1885, Петербург — 1922, Швейцария) — еврейская террористка, участница революционного движения в Российской Империи, в 1906 году убившая в Интерлакене Шарля Мюллера, принятого ею по ошибке за бывшего министра внутренних дел Петра Дурново.
Родилась около 1885 года в богатой семье якутского вице-губернатора, генерала Александра Леонтьева, по матери ?, р. ? г. была аристократкой. Получала образование в институте благородных девиц. Воспитывалась в пансионе в Лозанне, в 1903—1904 годах там же училась на медицинском факультете.
В Швейцарии сблизилась с революционно настроенными студентами и прониклась идеями политического террора. Вступила в партию социалистов-революционеров и стала активисткой Боевой организации эсеров. Аристократическое происхождение позволяло ей быть представленной ко двору, и террористы использовали это обстоятельство, планируя покушения с её участием. Например, предполагалось, что Леонтьева, представившись продавщицей цветов, во время одного из придворных балов выстрелом из револьвера убьет Николая II, тем самым отомстив ему за Кровавое воскресение. Однако осуществлению этого плана помешало то, что с началом Первой русской революции царские балы были прекращены (странное замечание, целых девять лет она терпеливо ждала, когда отменят балы? - Л.С.).
Весной 1905 года Леонтьевой через её дядю должны были передать чемодан с динамитом и составными частями бомб, однако полиция досмотрела его и арестовала адресата (Леонтьеву - Л.С.). Несколько месяцев она пробыла в одиночном заключении в Петропавловской крепости, после чего у неё стали появляться признаки душевного нездоровья. Семья девушки добилась её освобождения из-под стражи для помещения в лечебницу (надо же какое сердобольное у нас было самодержавие, само под себя гранату подкладывало - Л.С.). Татьяну отправили в Швейцарию, но там она снова вступила в сношения со своими товарищами-революционерами. Она обратилась в Боевую организацию эсеров лично к Борису Савинкову с просьбой позволить ей участвовать в терроре, однако тот отказал ей, посоветовав, сперва успокоиться и поправить здоровье. Восприняв его отказ крайне болезненно, Леонтьева решила примкнуть к другой террористической группе.

Убийство Мюллера

Из газеты «Русское слово», 3 сентября (21 августа) 1906 года:
ИНТЕРЛАКЕН, 20,VIII- 2,XI. В гостинице Юнгфрау вчера в полдень за табль-д’отом русская дама, лет 22-х смертельно ранила несколькими выстрелами из револьвера Шарля Мюллера, парижского рантье, 73-х лет. Раненый скончался через час. Дама тотчас же была арестована. На следствии она показала, что ей было поручено убить бывшего министра Дурново, и отказалась от всяких дальнейших показаний.

«Русское слово», 15 (02) сентября 1906 года:
ЛОЗАННА, 1(14), XI. Полиция установила личность женщины, убившей в Интерлакене г. Мюллера, предъявив её фотографию некоторым здешним коммерсантам, которые узнали в ней бывшую студентку. Произведенным расследованием установлено, что она - Татьяна Леонтьева, уроженка Петербурга. Летом 1903 г. и зимой 1903 и 1904 г. числилась студенткой медицинского факультета Лозаннского университета. Сообщают, что Леонтьева уже год тому назад была замешана в одном политическом деле (замешана, но не привлечена к ответственности и вот результат...).

В мемуарах начальника охранного отделения А.В. Герасимова эта история отражена следующим образом:
Жертвой убийства стал семидесятилетний Шарль Мюллер, рантье из Парижа и крупный миллионер. По свидетельствам современником, он был внешне похож на министра внутренних дел Дурново, на которого революционеры давно пытались устроить покушение. К тому же Дурново в своих заграничных поездках для конспирации пользовался фамилией Мюллер. Шарль Мюллер каждое лето приезжал в Интерлакен для лечения, и поселился в том же отеле «Юнгфрау», что и Татьяна Леонтьева. Девушка несколько дней наблюдала за ним, обедая с ним в одном зале, а 1 сентября 1906 года встала из-за своего столика, подошла вплотную к Мюллеру и сделала несколько выстрелов из браунинга. Уже после первого старик упал на пол, и через несколько минут скончался.

В марте 1907 года Татьяна Леонтьева была приговорена Тунским судом к многолетнему тюремному заключению.

Из газеты «Утро России», 19 (06) августа 1910 года:
Из Берна телеграфируют: Срок наказания Татьяны Леонтьевой заканчивается 28 сентября. В силу приговора, по отбытии наказания она должна быть выслана за пределы Швейцарии, но правительство решило, в виду её болезни, оставить её в том же доме для умалишенных, в котором она находится теперь. Родители её, живущие в Берне, обязались платить за её содержание.
Умерла в 1922 году в психиатрической больнице в городе Мюнзинген (M;nsingen). Отец остался в Швейцарии и умер в 1952 году.

    По словам же других, сам «Павел» несравненно более суровую изоляцию выносил безропотно, без протеста, сидя, как сурок, за своей опасной и ответственной работой, требовавшей великого внимания и огромного напряжения нервов.

    В двух-трех свиданиях с «Леопольдом», — так звали теперь «Павла», — переговорено было о самом существенном, переданы желания варшавян (кажется, в этом направлении ничего сделано не было), причем выяснилось, что «Леопольд» слишком был занят расширением техники и подготовкой к новым ударам на правительственных лиц, в ряду которых в первую очередь стояли вел. кн. Владимир [Владимир Александрович, вел. князь (1847–1909) — дядя Николая II, генерал-адъютант, командующий гвардией и Петербургским военным округом; по его распоряжению была расстреляна манифестация 9 января 1905 г.], Трепов, Дурново [Дурново Петр Николаевич (1845–1915) — товарищ министра (1900–1905), министр внутренних дел (октябрь 1905-апрель 1906), член Государственного Совета] и Булыгин [Булыгин Александр Григорьевич (1851–1919) — министр внутренних дел с января по октябрь 1905 г.].

    Оставалось выполнить еще одно и последнее поручение — Михаила Рафаиловича Гоца, который при прощании настойчиво советовал и горячо просил, по приезде на родину, побывать в Одессе, повидаться с вновь прибывшими из Сибири и ожидавшими указаний от Ц. К., куда и к чему им приложить свои силы, свести этих опытных работников с организационными руководителями.

    С своей стороны, и «Леопольд» поручал разыскать в Киеве Дору Бриллиант (Д. Бриллиант снаряжала бомбы для И.П. Каляева и др., а в Киеве была уже после 4 февр. 1905 г. (убийство в. кн. Сергея); поэтому она не могла жаловаться на бездеятельное существование, а вероятно, как и раньше, сетовала, что ее не берут в метальщицы. Она жаждала, спасая других, погибнуть первой. Н. Тютчев [Тютчев Николай Сергеевич (1856–1924) — революционер-народник, член «Земли и воли», затем ПСР. С его предисловием был напечатан фрагмент из воспоминаний П.С. Ивановской в журнале «Былое» (1924, № 23); это же предисловие, а также некоторые примечания были воспроизведены в отдельном издании воспоминаний 1928 года, уже после смерти Тютчева]) и сообщить ей твердое его желание приезда ее в Питер для какой-то спешной технической работы, ею за границей изученной.

    Случайно встретив Дору через час по приезде в Киев на улице, я передала ей желание Леопольда. Мы вместе направились на вокзал. Она хотела побыть до отхода поезда в Одессу со мной, а днем позже сама направилась в Петербург.

    Мы долго не видались, и у нее горечи душевной значительно прибавилось за этот срок. Она, по возвращении из-за границы, жила, сколько помнится, сравнительно долго без определенной работы, к которой тянулась всеми своими помыслами [И я склоняюсь к такому же мнению с прибавлением, что Дора слишком тяготилась одиночеством]. Откровенно и с горечью высказывала она свое возмущение праздным положением, тяготившим ее до боли; бездельное утомление настойчиво требовало выхода из создавшегося никчемного нелегального ее существования. Активная, действенная природа ее искала выхода из создавшегося принудительного заточения, и она строила рискованные планы самостоятельной работы, лишь бы не оставаться праздной в одиночестве. Категорически отклонять вполне понятное ее желание было на этот раз как-то больно, приходилось отвечать довольно-таки уклончиво и утешать ее тем, что «Леопольд» (Павел) зовет ее теперь на совсем определенную и ответственную работу, которая проглотит целиком ее всю и безраздельно. И все же, садясь в вагон, я видела эти большие печальные глаза на матово-бледном лице тоскливо смотрящими вдаль, и вся маленькая хрупкая ее фигурка одиноко сжалась в суетившейся толпе.

    Возвращаясь из Одессы в Петербург и рассчитывая там осесть на продолжительный срок, хотелось иметь свое постоянное жилище, избавляющее от вечной заботы, тягостной зависимости от тысячи непредвиденных обстоятельств, от искания ночевок для отдыха после дневного утомления. Измучившись за день большими переходами, несколькими свиданиями в противоположных концах города, — вечером, как бездомный бродяга, с тревожной болью обдумываешь, куда идти и где безбоязненно примут и пригреют всю уставшую, обессиленную. И весьма нередко, запоздавши из-за дальности расстояния, рискуешь остаться на улице в студеную зимнюю ночь. Многим довелось переживать такое положение. Конечно, для нелегального кочевой образ существования был наиболее безопасен, но, к сожалению, он чересчур выматывал силы, нервировал: всегда на людях, среди незнакомых, к тому же порой боязливых. Одна бежавшая из тюрьмы с.-д. рассказывала мне такой случай: «Прихожу в знакомую семью. Вечерело. Дома одна хозяйка. Она знала, что я нелегальная, я объясняю безвыходность своего положения, выражая категорическое намерение у них ночевать. Хозяйка заявляет столь же решительно свое желание, чтобы я ушла. Как вы полагаете, что я сделала? С твердым видом сажусь на кушетку и объявляю, что идти мне некуда, и я ночь проведу у них. С хозяйкой начинается истерика, но и это меня мало убеждает в том, чтобы следовало из-за дуры угодить опять в тюрьму. И до утра остаюсь у нее»…