Национальный вопрос

          Папа у меня русский. Мама – русская. Логически выходит, что я тоже русская. Ан нет! Так думали только мы с родителями и близкими родственниками. Люди, мало-мальски не входящие в наш узкий семейный круг, были убеждены, что я – еврейка. Ну, на худой конец, армянка. Или цыганка. А, может быть, азербайджанка, гречанка, хохлушка, молдаванка… А также арабка, итальянка, испанка, португалка… Был, правда, удивительный прецедент, когда в Швеции ко мне на улице часто обращались по-шведски, объяснению этому найти не могу до сих пор.
          Внешность у меня действительно примечательная. Пышные черные кудрявые волосы. Белая кожа. Большие карие глаза. Ко всему перечисленному можно добавить грассирующий звук «р». Типично славянский образ, не правда ли?
          Помню, как папу и маму я донимала вопросом «А есть ли у нас в роду евреи?», ответ на который всегда был однозначно отрицательным. На другой вопрос «Почему же тогда все считают меня еврейкой?» родители пожимали плечами, а мама каждый раз кивала в сторону папы и говорила: «Вроде бы у отца твоего кто-то среди предков был из цыган». При этом, папу никто никогда не принимал за еврея. На этом – всё! Никаких других версий.
          Один раз был случай, который даже заставил меня на несколько мгновений усомниться в порядочности моей мамы! Когда мне было лет двадцать пять, на автобусной остановке со мной очень настойчиво пытался познакомиться мужчина, который увидел во мне, по его словам, мечту всей своей жизни – прекрасную еврейку, которая могла бы составить счастье его бытия. На мои привычные возражения относительно ошибочности его суждений о моей национальности он был убедителен и красноречив в своих фантазиях. Результатом его пылких рассуждений стало предположение, что матушка моя тайно согрешила с евреем, раз уж я так уверена, что родители мои русские. Оторопев от самой возможности такой мысли, я на секунду опешила «А вдруг?!», но тут же вспомнила, что я – копия моего папы. После чего нахальный кавалер был отшит по полной программе.
          Примерно в то же время со мной произошла еще одна забавная история.
          Одна моя подруга работала секретарем в какой-то еврейской общественной организации, которых в девяностые годы прошлого столетия появилось в нашей стране великое множество и которые занимались возрождением иудейской культуры. У них часто проходили различные интересные мероприятия, на которые приглашали известных людей, артистов, писателей, а также знакомили с историей и традициями Израиля. Всё, что касается искусства, литературы, погружения в прошлое, для меня – лакомый кусок. Подруга, во-первых, зная мою тягу ко всему новому, во-вторых, видя во мне человека, с которым интересно проводить время, в-третьих, учитывая мою внешность, периодически приглашала меня на концерты, вечеринки, лекции. Я никогда не отказывалась, постепенно обогащая мои познания, а братья-евреи всегда радушно принимали мою персону, будучи уверенными, что мы одной крови. Мы над этим про себя подсмеивались и именовали меня «казачком засланным».
          Один из таких культпоходов пришелся на празднование еврейского нового года. Дело было в концертном зале Дворца культуры имени Ленсовета в недавно вернувшем свое историческое имя Санкт-Петербурге. Мы с подружкой мирно наслаждались сначала неплохим угощением в фойе дворца, а потом и очень приличным концертом на его сцене, где выступало много известных питерских артистов.
          После первого отделения мы остались в зрительном зале, чтобы вволю поболтать, так как достаточно долго до этого не виделись. Места наши были у центрального прохода. Антракт заканчивался, народ уже потянулся обратно, и, чтобы сто раз не вставать со своих кресел, мы стояли и увлеченно разговаривали. Вдруг к нам подскочил маленького роста и очень худой мужчина лет пятидесяти с длинными пейсами и в черной шляпе. Обращаясь ко мне, он начал что-то тараторить с такой скоростью, что невозможно было разобрать даже на каком языке он говорит, а не то, что понять смысл его слов. При этом он отчаянно жестикулировал, а интонация его речи была похожа на какую-то математическую кривую, которая постоянно скачет то вверх, то вниз по отношению к оси координат. Я ошарашенно и беспомощно смотрела то на говорящего, то на подругу, вообще ничего не соображая. Подруга честно пыталась понять, чего незнакомец хочет от меня, но тоже была не в силах этого сделать. Мужчина же так был погружен в доказывание того, что хотел донести до меня, что вовсе не замечал полную растерянность своего адресата. Спасло нас с подругой то, что прозвенел третий звонок, зрители, сидевшие по соседству, начали возмущаться и просто-напросто прогнали эмоционального оратора.
          Надо ли говорить, что удовольствие от второго отделения концерта было не таким безмятежным, как от первого. Мы всецело были поглощены происшедшим, постоянно перешептывались по этому поводу и пытались высмотреть в зале незнакомца. И как только представление окончилось, и в зале начали затихать аплодисменты, он тут как тут нарисовался.
          Сначала мужчина также, как и в первый раз, начал очень быстро что-то говорить, сопровождая свою речь, видимо, для убедительности бешеной жестикуляцией. Потом словно фокусник он буквально из ниоткуда извлек какую-то фотографию и начал совать мне ее в лицо, периодически тыкая в нее пальцем. Я совсем растерялась и, поддавшись напору незнакомца, решила, что меня в чем-то обвиняют.
          Тут к нам подошел еще один человек. Это был степенный пожилой мужчина, на седых волосах которого каким-то чудом держалась крохотная черная кипа, а на шею был наброшен традиционный еврейский белый с черными полосками шарф талит. Он поздоровался с нами, потом положил руку на плечо нашего эмоционального незнакомца и спокойным доброжелательным тоном произнес:
          - Дорогой мой, кажется, вы совсем напугали этих юных созданий.
          Тот замер на месте, словно задумавшись о чем-то, а затем заговорил вдруг в нормальном человеческом ритме, постепенно наращивая темп до тех пор, пока его речь вновь не превратилась в набор бессмысленных звуков. Когда он слишком увлекался, седовласый приятель вновь приходил ему на помощь, умеряя его пыл и давая нам пояснения.
           Оказалось, что наш настойчивый собеседник приехал из Израиля, куда давно эмигрировал из Советского Союза вместе с семьей. Он много лет очень тосковал по Ленинграду – Санкт-Петербургу и при первой же возможности вернулся в родной город, чтобы навестить многочисленную родню, остававшуюся здесь, а также друзей и знакомых. Его приезд также имел еще одну благородную цель – найти невесту единственному племяннику, чьим опекуном он являлся, и который также проживал на земле обетованной и вступил в чудесный возраст половозрелости, позволявший правоверному молодому еврею обзавестись собственной семьей. Но вот незадача – все потенциальные кандидатки на эту почетную роль никак не могли пройти строгий фейсконтроль придирчивого дядюшки, поскольку по каким-либо параметрам никак не соответствовали установленным им канонам типичной иудейской женской красоты. И вот здесь сегодня в моем лице он наконец-то обнаружил тот идеал, который искал. Всё во мне ему говорило об истинной, веками сохраненной породе настоящей дочери Авраама, способной произвести на свет множество продолжателей его рода. Поэтому он взял на себя смелость тут же посвататься ко мне от имени своего племянника, чью фотографию и пытался продемонстрировать. Излишняя же импульсивность и эмоциональность его были вызваны сильнейшим волнением от того, что вот так вот внезапно небеса явили ему ту, которую он продолжительное время искал.
          Надо ли говорить, что под первым же предлогом мы с подругой бежали с дворца культуры, чтобы выйти из неловкого положения и не разочаровывать восторженного идеалиста. По дороге домой мы все время страдали от приступов смеха, причиной которого была моя обманчивая внешность.
          Позднее я еще несколько раз попадала в подобного рода переделки, но, поскольку была уже закалена, то воспринимала их не так остро.
          Мой еврейский образ иногда помогал мне, когда жизнь сталкивала меня с другими представителями обширного иудейского племени, принимавшими мою особу за «свою». Впрочем, достаточно часто за «свою» я сходила и при общении с народами Кавказа, Причерноморья, Средиземноморья, Ближнего Востока и пр. Бывало, правда, и наоборот, не помогал, а вредил. С годами я настолько привыкла к особенностям своей внешности, что просто перестала обращать внимание на все положительные и отрицательные моменты ее проявления.
            Однако, проблема национальной принадлежности моих предков, видимо, сидела где-то глубоко в моем подсознании. И не так давно, когда я решила пройти комплексное медицинское обследование, в длинном перечне предлагаемых анализов глаз мой зацепил строку «генетический тест на национальность». Равнодушной остаться я не смогла. Наконец-то тайна моего происхождении будет открыта! Не раздумывая, я поставила галочку против привлекшей мое внимание строки. Честно скажу, что результаты я ждала с особым чувством, и, в первую очередь, меня интересовало отнюдь не то, есть ли у меня аллергия на кофе, а вопрос о том, кто я.
            И вот наконец-то я держу в руках столь важные данные о состоянии моего здоровья и наследственных предрасположенностях. И среди них тест на национальность. С любопытством и небольшим внутренним трепетом открываю заветную бумажку и читаю. Мои предки на 100 (СТО!!!) процентов из Европы. Из них (показатели округляю): русские, белорусы, поляки – почти 47%, чехи – около 24%, эстонцы, шведы, норвежцы – чуть больше 17%, шотландцы, британцы, французы – 10%. И, наконец-то, вот они пресловутые два процента, которые могли наложить определенный отпечаток на мою внешность, - татары! Бинго! Кстати, а почему сами татары никогда не принимали меня за «свою»? Смайлик!