Володькина победа

Возвращения Макара Полководина ждали все – жена Варенька, дочь Анечка, сын Санечка и даже комнатное растение, называемое в народе деревом счастья, которое Анечка посадила в день ухода отца на фронт.

День проводов Полководина запомнился всем. В тот день, пятого июля тысяча девятьсот сорок первого года, в доме Полководиных было тихо – каждый старался справляться со своей горечью молча и при этом не проронить ни слезинки. Узелок немногочисленных вещей Макара Полководина был приготовлен в коридоре ещё со вчерашнего вечера. Подошла очередь и минуты молчания, чтобы, как говорится, в пути не случилось беды. Только семья дружно отсидела минуту и Макар произнёс: «Ну, с Богом!», как в дом вбежал шестилетний соседский мальчик Митька.

Митя был ровесником Санечки Полководина. Ребята дружили аж с двух лет! У Митеньки была только мать, отец умер от рака лёгких через год после рождения сына. Поэтому Макар Полководин был для Мити как родной отец, и, конечно же, мальчик не мог не попрощаться с ним перед уходом на фронт. 

- Дядя Макар! – протараторил запыхавшийся Митька. – Фух, успел, успел! Мама послала меня за молоком, а я обязательно хотел с вами попрощаться, только боялся, что пока принесу ей молоко, опоздаю.

- Хорошо, Митенька, что и тебя увидел перед фронтом, а то кто знает, свидимся ли ещё, а ты мне всё же, как сын родной! – обрадовано воскликнул Полководин.

Пока Макар с Митькой обнимались, жена Варенька тихонько заплакала. Последняя фраза мужа будто оборвала на миг её надежду на то, что муж вернётся с войны живым.

- Э-э-э, нет, дорогая моя жёнушка, так не пойдёт! Даже не вздумай слёзы пускать! – приказал Макар, обнимая жену.

Анечка с Санечкой продолжали сдерживаться, а Варенька в объятиях мужа разразилась громким рыданием.

- Тётя Варя, - промямлил Митька, - не плачьте, а то отнимите у дяди Макара силы, и он не сможет победить немцев.

- Да, хорошо… - тут же постаралась Варя взять себя в руки.

После этого жена нежно поцеловала мужа в губы, щёки, лоб и опять в губы. В эту минуту даже такому сильному и хладнокровному человеку, как Полководин, тяжело было сдерживать слёзы, но он всё же сохранил спокойствие и невозмутимость. Единственное, чего он хотел в тот момент, - это оторваться от жены и поскорей бы оказаться в поезде. Ведь каждое прикосновение Вареньки, каждый её поцелуй – да ещё, как назло, по-особенному жаркий, нетерпеливый и в то же время нежный – рвали ему сердце из груди. В душе Макара копилась ненависть к немцам. Думая о предстоящих сражениях, он негодующе восклицал в мыслях: «Да какое право вы, фрицы, имеете на то, чтобы отрывать меня от жены и детей?!! Кто вообще вам дал право врываться на нашу Родину и чувствовать себя здесь хозяевами?!! Не будет такого и следа вашего вражеского здесь не будет!».

Вернувшись с вокзала домой, Полководины разбрелись по своим делам. Варенька принялась готовить обед, Санечка убежал к Митьке, а Анечка посадила в горшок росток домашнего деревца, купленный ею на рынке на сэкономленные от завтраков в школе деньги. Посадив растение и показав его матери, Аня гордо произнесла:

- Специально для папы! Продавщица сказала, что это дерево счастья. Пока папа будет на войне, оно вырастет, окрепнет. А когда отец вернётся домой, пусть порадуется, что его не только мы ждали с войны. Я ему подарю это деревце, чтобы оно приносило вам с папой только счастье в последующей жизни и берегло нас от войн.   

… Четыре года войны позади. Преисполненный безумной радостью встречи с семьёй, Макар Полководин возвращался домой. Ещё какие-то двадцать минут – и поезд окажется на родном вокзале, а там… счастье, мир и покой! Наконец-то тяжёлые годы борьбы за Родину позади, теперь можно полностью посвятить себя семье и возместить жене и детям ту мужнюю и отцовскую ласку и нежность, которые они недополучили за последние четыре года.

Выйдя из вагона, Полководин поставил свой узелок на перрон, а сам огляделся по сторонам. Не прошло и десяти секунд, как неподалёку от поезда он увидел четыре пары родных светящихся глаз – Варенькиных, Санечкиных, Анечкиных и Митенькиных. Дети сорвались с мест и, обгоняя друг друга, бросились Макару на шею и дружно стиснули родного человека в цепких детских объятиях. «Вот я и дома!» - подумал в этот момент Полководин. В ту минуту Макару казалось, что если бы его семья переселилась за годы войны в другое место, всё равно он, Макар Полководин, видя своих детей даже в чужом для него месте, почувствовал бы себя дома, ведь, как он считал, его родной дом там, где его семья.

Уже будучи дома, не успел Макар поесть, как дети накинулись на него с вопросами. И лишь Варенька сидела тихо в стороне, будто боялась спугнуть радость возвращения мужа.

- Дядя Макар, а страшно было на войне? – нетерпеливо поинтересовался Митенька.

- Нет, сынок, там не успеваешь пугаться, особенно, когда вражеская пуля летит прямо на тебя.

- Ты был ранен? – оглядев отца и заметив на его руке большой шрам, грустно спросил Санечка. – Было очень больно?

- Нет, сынок, та боль ничтожна – больнее было за Родину.

В этот момент Анечка взяла с подоконника горшок с растением и принесла его отцу.

- Победителю от любящей семьи! – торжественно произнесла она. – Это деревце я посадила, когда ты только-только ушёл на фронт. Оно, как и мы, ждало тебя и к твоему приезду выросло и окрепло, чтобы в будущем приносить нам счастье и беречь от невзгод.

- Спасибо, доченька! – тихо и загадочно произнёс Полководин, будто вспомнив что-то цепляющее за душу.

Домочадцы и Митенька несколько минут выжидательно смотрели на Макара и молчали. Они чувствовали, что в его душе что-то в этот момент переворачивается, и терпеливо ждали его слова. Наконец, Полководин заговорил:

- Эх, родные мои, запомнился мне один случай, про Володьку Милатова – мальчика малого, но героя настоящего. Не каждый, как он, смог бы так сразиться за Родину. Дело было в конце весны тысяча девятьсот сорок второго года, когда мы наступали под Харьковом. Обстановка была очень напряжённой, немцы яро окружали нас, времени для отдыха не хватало, ночевали, где приходилось. Однажды вечером я набрёл на какую-то деревушку, расположенную неподалёку от Харькова. Постучался в первый попавшийся на глаза домик. Дверь открыла женщина лет пятидесяти пяти. Я представился ей и попросился на ночлег, на что она согласилась. Кроме неё в том домике жил и её восьмилетний внучок. Мальчика звали Володенькой Милатовым. Вечером за ужином мы перезнакомились друг с другом, они мне рассказывали про себя, а я им – про себя. Выяснилось, что отец Володи ушёл на войну, став командиром танковой дивизии, а мать подалась в лётчицы. В итоге Володя остался с бабушкой. Честно говоря, мальчик тот с самого начала произвёл на меня очень сильное впечатление. Видя его ещё хрупкое телосложение, я, несмотря на это, почему-то чувствовал, что Володька способен на подвиг…

Вдоволь наговорившись с Володенькой и его бабушкой, я лёг спать далеко за полночь. А утром мальчик обещал мне показать розу, посаженную в честь своей матери-героини, которая где-то далеко продолжала бомбить немецкие танки. После завтрака мы отправились смотреть Володькино творение, которое располагалось почти прямо перед самым крыльцом дома. Увиденная роза поразила меня своей необычайной красотой и жизненной насыщенностью.

- Когда мне бывает грустно, я прихожу к этому цветочку, сижу около него и думаю о маме. В этот момент на душе становится гораздо легче, потому что мама как будто рядом.

Я похвалил Володю, вдохнул чрезвычайно яркий запах цветка, и, поцеловав мальчика, отправился в дом, чтобы собраться и снова уйти воевать. Но, не успев войти в дом, я услышал доносящийся с улицы выстрел. «О, нет! – мелькнуло у меня в голове. – Там же Володька, они могут убить его!» Только я схватил своё ружьё, как через окно увидел быстро направляющегося к мальчику немца. Володька сначала испуганно попятился от врага, но только фриц наступил на ту самую памятную и дорогую сердцу мальчика розу, как Милатов тут же яростно бросился на немца, схватив его за ногу и как бы пытаясь прикрыть собой цветок. Володька только и успел крикнуть: «Нет! Маму я тебе не отдам!», как в голову мальчика последовал выстрел.

Действие продолжалось секунды. Взяв себя в руки и не успев толком осознать, что произошло, я тут же выбежал на крыльцо и пальнул по немцу. Только смерть этого фрица никак не могла искупить героической смерти Володьки. Несколько минут я сидел рядом с мальчиком и не мог пошевелиться. Меня поразило только что увиденное. Вот он, истинный герой и настоящий победитель, он защищал мать, РОДИНУ-мать, понимаете?!! И ведь не испугался же, бросившись защищать своё родное, наверное, даже и не думал уже о том, что немец тут же пристрелит его!

Запомнился и ещё один случай. В сорок третьем попал к немцам в плен. Я тогда не знал ещё, как вести себя с немцами, будучи пленным, но понимал одно: воевать нужно на фронте, а здесь, в лагере, ты для фрицев пылинка, которую в любой момент очень легко стереть с лица Земли. Такой ненужной нашей Родине смерти не желал ни себе, ни кому-либо из своих товарищей. Я не боялся смерти, но хотел, чтобы она принесла пользу моей стране.

Условия в лагере были тяжелы не то, что для человека, а и для животного. Нерегулярная, подчас не каждый день, кормёжка, сырость, вонь и холод в камерах, голые полы, на которых приходилось спать, адский каждодневный труд – вот что там было.

Так вот через несколько дней после меня к нам в лагерь привели ещё одного нашего солдата. Молодой, горячий парень, восемнадцати лет отроду – совсем ещё мальчик! Тот боевой дух, которым он был наполнен, был уместен на фронте, но отнюдь не в лагере для военнопленных. Он яростно ненавидел немцев и хотел воевать с ними даже здесь, в лагере. Я пытался вразумить его, что это бесполезно, что лучшее на тот момент, что он мог сделать, - это сбежать из лагеря и снова присоединиться к армии. Там, на фронте, нужна была его ненависть к немцам! Да только не слушал он меня, как бы я его ни убеждал. И однажды случилось вот что.

Шли вторые сутки, как мы голодали. С каждым последующим часом в нас не только слабели физические силы, но и крепла ненависть к фашистам. И вот после полудня к нам зашёл один из фрицев и, видя нас голодных, решил поглумиться:

- Нэ палучитэ сэгодна еды, руссы свиньи! - выражался он на ломаном русском языке.

Мы еле сдерживали себя, чтобы не наброситься и не растерзать его на кусочки. Только вот молодой наш «храбрец» не сдержался, бросился в сторону немца да и выпалил:

- Ах ты, падла немецкая! Да в гробу я тебя видел, фриц поганый! Я ж тебя сейчас сам сожру! А подавлюсь, так будешь гнить у меня, как последняя скотина!

Немец сначала оторопел, но через какие-то доли секунды стрельнул по «храбрецу». Тот намертво упал, потому что пуля попала ему прямо в сердце. Но одной смерти фрицу показалось мало, и он ещё пару раз пальнул по нам, убив ещё одного ни в чём неповинного русского солдата.

- Будэте знать, русские твари, как на хозаев лаять! – грозно выпалил немец и удалился.

Еду нам в тот день так и не принесли, да ещё и двух наших потеряли. Для чего?.. А ведь могли бы эти две жизни ещё славно послужить русскому народу, если бы не глупость одного «храбреца» - он не только сгубил свою жизнь, да ещё и жизнь товарища, но и не принёс стране никакой пользы, только обозлив немцев против нас, лагерников, ещё больше. К счастью, через месяц мне удалось сбежать из лагеря. Я вернулся на фронт, и военная жизнь пошла своим чередом…

- Пап, а ты про нас часто думал на войне? – поинтересовалась Анечка.

- Ещё бы, доченька! Только мысли о вас и спасали меня в тяжёлые минуты, придавая мне сил. Мне важно было думать и знать, что вы живы-здоровы, и что у вас всё хорошо.

*** 
Первая мирная ночь в родном доме была для Макара Полководина чуть ли не в новинку – отвык русский мужик от спокойствия. Сначала долго не мог уснуть, всё размышлял над только что пройденным испытанием. Неужели, думал он, нельзя было избежать тех ненужных русских смертей, которые ему удалось повидать на войне? И почему человеческая жизнь оценивалась на фронте в грош? Для чего мы растим наших детей – чтобы отдавать их потом на войну? Нет, наши дети, думал Макар, должны, прежде всего, любить Родину, любить настолько, чтобы беречь и защищать её даже в мирное время! Чтобы потом следующее поколение могло не только радоваться жизни, но и гордиться родной страной…

Потом всю ночь Макару Полководину снился Володька Милатов, который лишь бесконечно произносил одно и то же:

- Почему я должен отдавать маму немцам? Ни за что!

2010 год