Любовь до гроба

Смотреть невозможно как он вдевает нитку в иголку. Это на огонь можно смотреть вечно, на морскую волну и голую женщину, а на его неловкие поползновения – сил никаких нет. И не предвидится.
     Обслюнявил, заострил кончик тонкий, как паутинка, силится протянуть сквозь ушко… -
     ан нет - облом.
     - Бац-бац – и мимо! – говорит он словами героя "Свадьбы в Малиновке". - Надысь с первой попытки попал, ноне - не получается.
     - Дай помогу, - предлагает она.
     - Брысь, - отвечает он.
     - Ну дай!
     - Слушай, отстань – а?.. - И чуть позже: - Ты специально под руку канючишь? Специально, да? Или нарочно?
     Берёт брюки. Кладёт на колени. Разглаживает ладонью.
     - Знатные шкерики, - говорит. – Я их ещё на свадьбу Севы одевал.
     - Это какого Севы?
     - Однокашника моего, Севы Новгородца.
     - Так он давно уже - того, - говорит она.
     - Давно, - соглашается с нею Прохор, - а брюки, как новенькие. Вищь - сносу нет.
     Вдел наконец-то нитку в иголку.
     Детская радость на лице.
     Три  пуговки на ширинке, одна потеряна. Анахронизм какой-то – эти пуговки. Сейчас у всех молнии, но о молнии он даже не помышляет, да и зачем? Вон, говорит, у модельера Ю-на десять штучек на ширинке – нравится ему, когда юркие пальчики пуговки расстёгивают, - а что ещё моделькам делать в перерывах между показами? Вот то-то и оно, что нечего - с ума сойдёшь от скуки.
     А прореха у Прохора то и дело расстёгнута – глаз да глаз за ним нужен. Людей, конечно, содержимым не напугаешь – не тот калибр, но - не удобно: мало ли что подумают. У них, у людей, воображение воспалённое, у некоторых давно уже приняло хронический характер.
     Забывчив он стал не в меру. Деменция, говорит, у меня самая что ни на есть настоящая: всё помню – год рождения забыл. Если б только год: недавно в домашних тапочках отправился в поликлинику и только, когда по ступенькам поднимался в автобус, обнаружил свою забывчивость.
     Начал пришивать.
     - Пуговка, - говорит Марфа, - не та – не того цвета.
     - Да кто её увидит, пуговку эту?
     - Я, значит, не в счёт?
     - Ты всегда в счёт – как в продуктовой лавке. Без тебя дебет с кредитом не сойдётся. И ценники с лишними нулями.
     - А ценники здесь причём? – спрашивает она.
     - А на всякий случай. Вот пришью пуговку – и на свидание отправлюсь, - говорит он, подзуживая.
     - К Пульхерии? – спрашивает Марфа.
     - К ней. А ты откуда её имя знаешь?
     - Ещё бы не знать! С таким именем только божедомки убирать и обчественные бани.
     - Обчественные, обчественные, - передразнивает он её, а потом, вздохнув, признаётся. - Падок я, Марфушка, на старинные женские имена. Как услышу "Пульхерия", дрожь меня начинает бить. Дрожь, похожая на озноб или какие иные судороги.
     Наконец пуговка пришита…
     - Полный ажур-абажур, - говорит Прохор. - Всё, конечно, может быть, но не до такой степени, чтобы очень, тем более совсем, так - серединка на половинку – но, но, но - в самый раз.
     - Сам-то понял, что сказал?
     - Буду я голову над сказанным ломать – что мне делать больше нечего? Я думаю прежде, чем сказать, а не после. Не то, что некоторые – не буду указывать пальцем – сама догадаешься.
      Ишь, какой уверенный. А ведь были в его жизни моменты, о которых он не любит вспоминать.  Повздорил он как-то со своим лучшим другом (уж не с Севой ли Новгородцем?), дело дошло до рукоприкладства. Десять дней просидел в кутузке, с тех пор пуглив стал не в меру. Стыдно сказать - 
     - Всего боюсь, - признаётся, - а ты?
     - Я - одного.
     - И чего же?
     - Не чего, а кого – тебя.
     - Правильно делаешь, - говорит он и столько дешёвого удовольствия звучит в его словах, сколько не во всякой дипломатической ноте, проливающей свет на тёмные обстоятельства.
    - Так боюсь, - продолжает говорить тем временем Марфа, - так боюсь, что когда-нибудь обязательно тебя прибью – можешь не сомневаться. Потом, может, и сведу счёты с жизнью, но…
     - Дались тебе эти счёты.
     - Дались! – возбуждённо заявляет она. – Дались! До суда дотяну, и на суде всю правду о тебе, ироде, расскажу – пусть знают.
     - Кому? кому интересна правда обо мне, несчастная! – чай не Навальный.
     - И скажу я: товарищи судьи…
     - Господа.
     - Что – господа?
     - Судьи – господа. Они давно уже не товарищи. Товарищей даже в Думе не осталось. Везде господа. А господам на тебя насрать, как и на меня тоже. Да и товарищи, помнится, не отличались человеколюбием. Зря что ли песни про тройки сочиняли. – И он пропел: "Вот мчится тройка удалая" – за кем, спрашивается, мчится? Вот то-то и оно - за очередным товарищем. "И песнью тешился детина и заливался соловьём".
     Как жить? - часто задаваемый вопрос в подлунном мире. Ответа на него нет и не предвидится. По крайней мере в текущем тысячелетии. А до следующего, милая моя, мы не доживём…

- Ну что – пойдём? – спрашивает Прохор.
     - Пошли, - говорит Марфа. Идти предстоит недалече – улочками-переулочками, дворами, в каждом – многоцветные детские и спортивные площадки.
     - Весёленькие, - говорит Марфа.
     Двадцать лет назад сын привёз родителей в Москву. Понравится, сказал, - оставлю, не понравится – назад отправлю. Только недавно они поняли: нравится.
     Малая Переяславская улица…
     Глинистый переулок…
     Банный…
     Слесарный…
     Дом № 5, в котором располагается МФЦ Мещанского района.
     Фойе. Женщина за стойкой, охранник.
     - Вы по какому вопросу? – спрашивает женщина.
     - Юбилей у нас, - говорит Марфа. – Пятьдесят лет совместной жизни. Узнали, что нам по этому случаю положено денежное вознаграждение.
     - Положено, - признаётся, улыбнувшись, служительница МФЦ и, проведя какую-то манипуляцию с электронным устройством, распечатывает номерок на вощёной бумаге, указывает на проём в стене за своей спиной. - Пройдите в зал на первом этаже и ожидайте своей очереди.
     - Какая приятная женщина, - говорит Прохор и лёгкой рукой касается ширинки – как там пуговки? держат оборону? – Чиновница, а смотри-ка! Странно, очень странно. Нет, ну очень, очень приятная, согласись?
     - Приятная, - снисходительно соглашается Марфа.
     Садятся в удобные кресла - ждут…
     На экране загорается цифра соответствующая номерку. Встают, идут мимо многочисленных окошек, в которых Прохор осматривает служительниц цифрового сообщества. Находят нужное окно. Номерная девушка приглашает их присесть.
     "Наша - самая симпатичная", - приходит к выводу Прохор.
     - Вам положена единовременная выплата в размере двадцати одной тысячи ста двадцати рублей, - говорит симпатичная девушка и просит предъявить паспорта, свидетельство о браке и банковские реквизиты для зачисления денежных  средств на счёт одного из юбиляров. "Выбор ваш, кого именно". Тут же снимает копии со всех документов и возвращает обратно. После чего они совместными усилиями заполняют заявление.
     - А теперь укажите номер банковского счёта, - просит служительница.
     - Зачем указывать номер счёта, если я представил вам полные банковские реквизиты? – недоумевает Прохор.
     - Затем, чтобы было неоспоримым то, что именно вы указали его, - отвечает она.
     "Какой прекрасный юридический термин - "неоспоримый", - думает Прохор. – Или не юридический?"
     - Решение о начислении выплаты принимается в течение 30 дней со дня подачи документов, - говорит девушка. Затем встаёт и зачитывает поздравительный адрес.
     - Текст подписан мэром Москвы Собяниным. "Уважаемые Прохор Евсеевич и Марфа Капитоновна. От имени правительства города Москвы и от себя лично поздравляю вас с золотым юбилеем совместной жизни. Желаю вам на долгие годы сохранить счастливый семейный очаг, доброе здоровье и душевный оптимизм…" - Читать дальше? – спрашивает она.
     - Не надо, - говорит Прохор. – Через пять лет придём - дочитаете.
     - Будем ждать.
     - Да уж пожалуйста.
     - Какая приятная девушка! – говорит Марфа, когда они покидают МФЦ.
     - Очень приятная, - согласен с нею Прохор. - Ты обратила внимание, как её зовут? – "Как?" – Эсмеральда Ильинична Вислоухова. Я бы позабавился подобным сочетанием, если б имел иную фамилию. – Фамилия Прохора, как собственно и Марфы, Мочегонов.
     Вышли на Орлово-Давыдовский переулок к зданию ГИБДД Главного управления МВД по Московской области, туда, где стоит памятник дяде Стёпе.
     - И куда теперь - в ресторан? – спрашивает Прохор Евсеевич.
     - Нет, сначала в церковь – поставим свечи во здравие рабов божьих Прохора и Марфы, а там видно будет.
     - В какую церковь – нашу или Сретенского монастыря?
     - В монастырскую, - после некоторого раздумья отвечает Марфа Капитоновна.
    Они идут к автобусной остановке. Проходя мимо аптеки, останавливаются и смотрят на своё отражение в витринном стекле.
     - А мы ещё ничего, - говорит Марфа.
     - Мы с тобой сорок девятки, - говорит Прохор. – Будем надеяться, что доживём до следующего юбилея. Тьфу, тьфу, тьфу – чтобы не сглазить. – И лёгкой рукой трогает многострадальную ширинку.
     Может действительно переориентироваться на молнию?