Река отредактированное - из серии Игры со словами

отредактировал радикально, решил так сохраниться

дураки, отдельные места содержат ковид, поэтому вам лучше не читать, берегите здоровье


“Река”
 (отредактированное)
(Из серии “Игры со словами”)

Как мы уже выяснили в статье “Вода” в Древнем языке было знание звучания “ва” в том числе и для значения [река]. Но, чем больше у древних человеков становилось знаний в их коллективном сознании, в том числе и в структуре значений “ва”, тем больше была у них потребность детализировать само объединение “ва”. В смысле и само его значение (знание признака), и его знание звучания. Что они однажды и сделали, образовав в Руском языке уже объединение “р(ь)эка” (“река”) примерно с тем  же самым значением [река], что было тогда у одного из знаний в структуре значений “ва”. Правда, что знание звучания “река” на знание звучания “ва” с таким же как и у него значением совсем так уже не похоже? Давайте же разберёмся, почему всё так и случилось, в смысле, что тогда это объединение “река” значило, если прежнее “ва” древним человекам в итоге пришлось так уже заменить.

Из структуры объединения “р(ь)эка” следует, что было оно образовано в два этапа по схеме {”р(ь)э” “ка”} - “р(ь)эка”, а значит значительно позже, чем то же “ва” с похожим значением одного из его знаний. Более того, по участию в нём объединения “ка” именно в такой его форме, можно сказать что в самом Руском языке объединение “река” возникло не сразу. Потому как сразу рускоязычные предпочитали объединению “ка” совсем другую его форму, а именно с обратным у него знанием связи, а именно “ак”. Именно с разборки объединения “ак” мы и начнём установления значения объединения “р(ь)эка” в Руском языке, каким оно и было, когда только в нём появилось.

Значением объединения “ак” в Древнем языке Руского контекста было [сигнал присутствия “а”, возможностью которого был (человек) “к”]. Похоже, что так оно относилось к человеку, которого самого ещё  никто не видел, но который отзывался на обращение к нему сигналом присутствия “а”, - “А?” - так, как это и делали именно человеки “к”. (Ещё раз, - напоминаю, человеки “к” тогда это коми.) Главное, что сейчас нам надо понять, что значению “ак” соответствовала так возможность узнать человека вовсе не по всем тем признакам, что у него тогда уже были (особенностям одежды (если такая вообще была), фигуры, цвета волос, формы носа, и т.д.), в смысле не по всем сразу его признакам вместе, а именно что только по какому-то одному единственному его признаку. В случае сигнала принадлежности “а” этим признаком была его особенность говорить (отвечать).

(Кстати, это была эпоха, когда разные человеки внешне не сильно отличались друг от друга. Гораздо больше их отличал их язык. А потому названия первых коллективов содержали в себе именно знания звучаний, которые их человеки предпочитали использовать в своей речи, а не что-то ещё, - “вуд(ь)” - {”в” “уд(ь)“} - [человек (использующий в своей речи знание звучания ”в”), возможностью которого является принадлежность “у” коллективу]. Проще говоря, так звали человеков, которые предпочитали в своей речи использовать звук (в) чаще, чем это было в языках у остальных человеков. Абсолютно такая же схема и по тем же самым причинам была в образовании объединений “л(ь)уд(ь)” и “чуд(ь)”. Те же люди (”л(ь)уд(ь)ы”), в частности, предпочитали говорить (л) там, где у вуди (”вуд(ь)ы”) был (в). Собственно особенности речи и были тогда единственной возможностью, только по которой в Руском контексте и возможно было уже отличать одних человеков от других. )

Со временем (с накоплением большего количества знаний в коллективном сознании) значение объединения “ак” несколько расширяется. И теперь те или иные признаки (в нашем изначальном случае этим признаком был “человек”) можно было сравнивать не по одному какому то их признаку (в нашем изначальном случае эта был “язык”), а уже по некоторой их совокупности, в смысле по нескольким признакам сразу. Для этого в Руском языке существовала уже множественная форма “ак” - “ак(ь)ы” (”аки”), где “ы” являлся признаком множественности.

Ещё раз, - объединение “ак” использовалось в Древнем языке Руского контекста для выделения элемента из его однотипного множества. Однотипным оно было уже потому, что у его элементов совпадали от одного и более принадлежащих им признаков.

И тут происходит интересное, в коллективном сознании рускоязычных накопилось уже столько знаний, что оказалось возможным начинать формировать в нём контекст “предложение”. Так то же знание звучание “к” рускоязычные начинают использовать уже не только в составе самих объединений (в словах), но и как отдельное знание звучания в составе сочетаний объединений (предложений) в том числе. Формирование сочетаний объединений в Языке, это и было формированием в нём контекста “предложение”. При этом, естественно, в составе контекста “предложение” у одного и того же знания звучания не могло быть того же значения, что у него уже было до этого в составе контекста “слово”. А иначе никакого такого смысла бы не было при переводе одного и того же знания звучания с одним и тем же значением из одного контекста в другой.

(Кстати, о контекстах “слово” и “предложение” в Языке. В самом начале формирования Языка в нём мог быть, и был так, лишь один только контекст, а именно “слово”, - сегодня нам он известен как “Древний язык”. Простой и понятный именно он и использовался в самом начале формирования Языка во всех его географических контекстах, где уже тогда проживали человеки. Но это только до поры до времени, а именно пока знаний в Языке не стало уже слишком много.

Дело в том, что в разных географических контекстах у древних человеков посредством Языка накапливались и разные же знания. Проблемы в этом не было, - проблема возникала тогда, когда представители уже разных географических контекстов начинали взаимодействовать друг с другом (обмениваться друг с другом знаниями). Они вдруг обнаруживали так, что одним и тем же знаниям звучаний в их коллективных сознаниях соответствовали уже совершенно разные значения (в Языке это явление называется “многозначность”, - “омонимия”). Или, ещё хуже, одному и тому же значению (знанию признака) соответствовали разные знания звучаний (в Языке это явление называется “многозвучность”). И, если представители этих контекстов предполагали и дальше взаимодействовать друг с другом (в смысле обмениваться друг с другом знаниями), то с этой их общей неразберихой у них в языках надо было срочно что-то решать.

Если с многозвучностью всё ещё было понятно и просто, - она недопустима вообще ни в каком языке, - то с многозначностью всё было гораздо сложнее. Потому как многозначность и есть тот основной принцип, на котором сегодня построен Процесс осознания, а с ним и наше Сознание.

Ещё раз, - с многозвучностью в языке бороться достаточно просто, от неё следует просто избавиться. А для этого просто необходимо следить, чтоб в языке одно какое-то знание звучания соответствовало одному какому-то значению (знанию признака). С многозначностью подобный номер не проходит, выкинуть её из Языка просто так  невозможно, потому как она и есть его суть. А возможно лишь создать такую совокупность знаний связи (контекст), в которой многозначность смогла бы уже существовать. Первой такой совокупностью знаний связи в Языке и был контекст “слово”.

Как “работает” контекст “слово” для решения проблемы многозначности в Языке, лучше показать на примере. Так в Руском языке существуют абсолютно одинаковые знания звучания “и” и “(ь)ы” с разными значениями. Известно, что “и” соответствует значению [многократность действия] (его в своё время рускоязычные заимствовали у ханты), а “ы” соответствует значению [множественность] (похоже, что это уже у рускоязычных своё, родное изобретение). Так вот, как я уже говорил, проблема возникает тогда, когда знание звучания “ы” попадает в объединении на место после (ь), - оно сразу так начинает звучать уже как “и”, отсюда все потом недоразумения.

Чтобы никаких недоразумений не было, рускоязычные для своего контекста “слово” придумали знание связи в соответствии с которым признак множественности “ы” можно было использовать только на конце объединений. И наоборот, в соответствии с этим же знанием связи “и” использовать на конце объединений было нельзя. Этого знания связи вполне было достаточно, чтобы знания звучания “и” и “(ь)ы”, как и соответствующие им значения в объединениях Руского языка уже никогда не пересекались. В смысле, чтоб не пришлось потом каждый раз решать, какое именно знание звучания “и” или “(ь)ы” в том или ином из них используется, и что оно уже так в нём значит.

Но количество знаний в коллективном сознании всё это время только росло. И вот уже возможностей одного только знания связи “порядок”, - а это именно на его основе формировались все знания связи в контексте “слово”, - оказалось совсем даже недостаточно. Так возникла в Языке необходимость в новой совокупности из новых же в том числе знаний связи, а именно в контексте “предложение”. Контекст “предложение” определяет уже не сами объединения и взаимодействия знаний звучаний с их значениями внутри них, а он определяет сочетания объединений и взаимодействия знаний звучаний объединений с их значениями уже внутри них.

В контексте “предложение” Руского языка оказалось уже возможным использовать такие знания звучания как “к”, “с” и “в” со значениями соответственно [принадлежность “к”], [принадлежность “с”] и [принадлежность “в”]. И это при том, что в контексте “слово” Руского языка у них тогда уже были свои интегрированные значения [человек “к” (коми)], [соль], и [вода].

Ещё раз, - напоминаю, - каждый раз, когда я называю то или иное интегрированное значение я для краткости изложения опускаю самособой разумеющуюся обязательную формулировку “... и всё то, что так или иначе с ним связано”.)

Продолжаем. В контексте (”предложение”) знание звучания “к” использовалось уже отдельно (в смысле вне объединения), и его значением в нём было [принадлежность “к”]. Что интересно, с этим же его значением оно использовалось в контексте “слово” тоже, потому как это было возможно благодаря существованию в нём знания связи в соответствии с которым объединение “ак” могло использоваться в контексте “слово” исключительно только на концах тех объединений, с которыми уже оно само образовывало объединения. Отсюда, - “вотяк”, “чудак”, “дурак”, “буряк”, простак”, “так”, и т.д

Первая проблема в Руском языке возникает довольно уже скоро, с формированием в нём объединения “как”. В соответствии, скажем так, с классическим знанием связи, которое был ещё в Древнем языке, его значение должно было бы “читаться” как [принадлежность ”к”, возможностью которого является “ак”] - {”к” “ак”} - “как”. Но, с другой стороны, его вполне уже можно было “прочитать” и как [”ка”, возможностью которого является принадлежность “к”]. При том, что у “ка” тоже было тогда собственное значение в Древнем языке и его объединение с “к” совсем даже не противоречило знаниям связи в нём. (Кстати, оно отдельно и сегодня ещё используется в Русском языке в контексте “предложение”, - {”ну” “ка”} - (”Ну-ка!”). Тем более оно широко использовалось тогда, используется и сегодня в контексте “слово”.)

Похоже, что именно из-за этой своей многозвучности в Руском языке объединение “как” вскоре приобрело в нём значение вопроса, с которым оно так уже существует и по сей день, и которое так является единственным его в нём значением. В смысле те оба значения, что следовали из разных вариантов его возможного “прочтения” образовывали уже не столько многозначность, сколько многозвучность, которой, как вы помните, вообще не может быть в Языке. А потому рускоязычные взяли и выкинули у себя из языка их оба, а в качестве значения оставили ему только то, что оно у них всегда и вызывало, а именно недоумение. При этом само это недоумение “как” они впоследствии попробовали разрешить в своём языке через изъятие из него объединения “ак”, а оставив вместо него уже только “ка”. Проще говоря, поменяли так “ак” на “ка” в Руском языке.

(Кстати, я давеча не зря так долго распинался про объединение “ак”, контексты “слово” и “предложение” ещё вспоминал. А всё это было только для того, чтобы вы понимали, что процесс формирования Языка отнюдь не линейный, чтоб можно было запросто так применить к нему знание связи “порядок”, а именно что нелинейный. Это у вас от вашего линейного Процесса осознания привычка постоянно знать ответы на дурацкие вопросы типа, - “А что было раньше, курица или яйцо?” А дурацкий он потому, что у процессов “быть курицей” и “быть яйцом” нету порядка, чтоб через знание связи “порядок” они были друг с другом связаны. Потому как они именно что не линейные, а нелинейные. А значит и не может быть ответа на сам этот вопрос, потому как он по умолчанию предусматривает обязательное существование порядка у этих процессов.

Ещё раз, - у нелинейных процессов не бывает порядка.

А потому я не знаю, и никто никогда не сможет узнать, что (какое именно объединение) появилось раньше в языке, - “река” или “Кама”. Потому как отсутствует сам смысл в постановке этого вопроса. Нам гораздо важнее знать то, что мы можем вообще уже осознать. Не попадая так каждый раз на рекурсии и бесконечности, которые никому осознать невозможно. (Напоминаю, знание возможности существования бесконечности вовсе не является знанием её самой, не перепутайте.) А потому, каждый раз, когда вы решаете вопросы связанные со знанием связи “порядок” в Языке, прежде убедитесь, что он сам (порядок) в контексте, что вы так изучает, вообще уже может быть. )

С объединением “р(ь)э” всё обстоит проще, - одно из древнейших в Древнем языке, оно имело значение [мужик, возможностью которого является всё равно что]. Этим “всё равно что” у мужика уже тогда могло быть много чего, настолько он оказался деятельным. Из знания признака, которому это объединение соответствовало в Действительности, - “река”, - следует, что этим “всё равно что” являлось какое-то действие мужика.

(Кстати, суть [Р] обязательно присутствует в объединениях со значением [река] у языков всех тех народов, в контексте проживания которых текли, скажем так, достаточно большие реки. И наоборот, где таких рек не было, то и не было знания звучания “р” в объединениях им соответствовавших. И зависимость здесь абсолютная. Из чего я делаю вывод, что такие реки тогда были объектом приложения сил именно мужиков, но никак не женщин и детей. Мужики на реках охотились, плавали, рыбачили, в то время как женщины и дети только собирали моллюсков на полу (отмелях и мелководьях). Похоже страсть к той же рыбалке у мужиков за это время сформировалась в некую вещественную потребность. В смысле она передаётся (сегодня правильнее будет сказать “передавалась”) так уже генетически.)

И здесь обратите внимание, разных действий тогда у мужика было уже множество, как и других признаков. А потому знание звучания “р(ь)э” является так названием множества признаков, что вообше уже могли быть у мужиков. А объединение “ка” таким образом делает значение объединения “р(э)ка” как [один из признаков, что есть вообще у мужиков]. Естественно, что одного только знания звучания, чтобы так уже идентифицировать сам признак было мало. Следовало обязательно его увидеть и при этом услышать его знание звучания, - “А это и есть река”.

Ещё раз, сама конструкция у объединений Древнего языка предполагает второму значению объединения быть возможностью (одной из вообще уже существующих) первого значения объединения. Потому роль объединения “ак” или “ка” на конце с ними образованого объединения как способ выделения элемента из однотипного множества с первого взгляда кажется излишней. Но нет, знания связи для образования объединений Древнего языка возникали тогда, когда практически ещё не было (знаний) искусственных признаков, вещественных и невещественных. В смысле таких, появление которых в Действительности так или иначе не обошлось без участия Сознания. Когда же их стало особенно много, то и возникла необходимость отделять искусственные признаки от естественных. Потому как у них были достаточно разные свойства. И сделано это было в Древнем языке за счёт формирования объединения “ак” (именно в Руском языке оно становится уже “ка”)

На этом можно было бы уже наверно и закончить, - значение объединения “р(ь)эка” (”река”) похоже так мы уже определили, - если бы... Если бы в Руском языке не было другого знания звучания, которое тоже соответствует значению [река], а именно “речка”. А оно такое тогда в нём зачем? Что оно таким образом вообще значит в Руском языке? Ведь если бы это был пример простой многозвучности, то одного бы из этих знаний звучаний давно бы уже не было в языке. А оно же всё совсем не так, - оба эти знания звучания все ещё в Руском языке существуют. Почему? - Давайте уже так разберёмся.

Значение знания звучания “речка” несколько отличается от значения “река”. В смысле структуры значений у обоих объединений, которым они соответствуют, у них практически одинаковые, - в них содержатся одни и те же знания. Только вот в той, что есть у объединения “речка” есть ещё и знание “небольшая”, которого нет в структуре значений “река”. И присутствует оно, получается, только из-за одного какого-то “ч”, что есть в знании звучания у одного из них!

Нет, всем так вполне понятна уменьшительно-ласкательность значений суффиксов на основе “н”, - в структуре их значений присутствует знание “наименьший”, которому в Древнем языке изначально соответствовало знание звучания “н”. И вместе с которым в эти суффиксы (объединения) знание “наименьший” и попало, придав таким образом самим суффиксам уменьшительно-ласкательные значения. Но ведь никакого такого знания “наименьший” в значении “ч” близко нет, чтобы так с ним [речка] стала уже значительно меньше, чем [река]. А что же тогда есть, если, один чёрт, она таки становилась с ним меньше?

Из “прочтения” объединения “р(ь)эч(ь)ка” следует, что образовалось оно в три этапа, - {”р(ь)э” “ч(ь)”} - “р(ь)эч(ь)” - {“р(ь)эч(ь)” “ка”} - “р(ь)эч(ь)ка”. В смысле, так оно образовалось гораздо уже позже, чем то же “река”. Когда в Древнем языке давным давно уже произошла детализация (дт) на (д) и (т), и теперь в Руском языке вместо звука (ч) появилась модуляция (тш(ь)). Значением же знания звучания “тш(ь)” из его “прочтения” рускоязычными так становится уже [действие, возможностью которого является челюсть]. Таким образом из структуры значений древнего знания звучания “ч” [огонь/звук огня], уходят практически все знания, что в ней когда-то были, и появляются уже новые. Так, - ещё раз, - знание звучания “ч” в Руском языке становится знанием звучания “тш(ь)” со всеми оттуда вытекающими следствиями (в том числе и сменой значений).
 
Сам этот процесс смены у них значений был очень даже многоэтапным, чтоб описывать его здесь целиком. (А иначе я так превышу формат, которым здесь добровольно себя и ограничил, - вру, уже превышают, извините) Тем более, что значение “р(ь)э” мы уже разобрали. А потому я сразу скажу результат, - значением объединения “р(ь)эч(ь)” в Руском языке является [речь]. В смысле так оно выделяет из множества всех способностей и умений, что у мужика тогда уже были, именно его способность издавать (через рот) звуки. Так признак “мужик” посредством его становится членом множества признаков, которые могут издавать свои собственные звуки.

Таким образом объединение “р(ь)эч(ь)ка” было сформировано для выделения признака действительности, которому оно и соответствовало, по этому его свойству, а именно умению производить свои собственные звуки. Проще говоря, значение объединения “речка”, которое следовало из его “прочтения”, было аналогично таким значениям как [шумелка], или [говорилка], или [болтушка]. И с этим своим значением знание звучания “речка”, как мы помним, соответствовало признаку действительности “река”. - Почему?

А потому, что вовсе и не каждая река способна звучать. Так у большой, широкой, равнинной реки вы не только не услышите как она течёт, но и в некоторых случаях засомневаетесь, - а течёт ли она вообще? В то время как какой-нибудь руЧей, или небольшая реЧка обязательно будет звуЧать, - журЧание того же ручья в траве вы услышите за десятки метров, когда его ещё и не видно.

Как видите, для описания реки и речки я использовал слова “большая” и “небольшая” соответственно. И не случайно, потому как способность издавать звук и величина являются для этих признаков действительности совмещёнными признаками. И, если знание звучания объединения “река” никаких таких эмоций у нас не вызывает (кроме купания, рыбалки, плавания, и т.д.), то несколько изменённое её знание звучания “речка” говорит о том, что мы в первую очередь имеем в виду именно её небольшой размер.

А это значит, что когда звуки стали терять свои собственные значения в Языке, и так становится уже буквами, все забыли тогда в том числе и значение модуляции (тш(ь) = (ч). А помнили только то, что присутствие (ч) в знании звучания того или иного объединения, предполагает обязательное присутствие в структуре его значений знания “небольшой”. Отсюда (из присутствия знания “небольшой” в структуре их значений) и проистекает их уменьшительно-ласкательное значение.

Таким образом вам следует помнить, что это именно существование в Руском контексте рек и речек обогатило наш Руский язык уменьшительно-ласкательными суффиксами с “ч”. Живи мы в пустыне, таких суффиксов у нас никогда бы в Руском языке не возникло.