Моя незнакомая бабушка

Обычно летом мы жили в Новоильинске, но одним летом  поехали с сестрой к второй бабушке, матери отца. Знали мы ее плохо, а было интересно.
 
Приехали в деревню к вечеру, нас проводил дядька, завел во двор. Через некоторое время пришла бабушка, поздоровалась, усадила нас на крашеную блестящую лавку возле тепляка и пошла по делам на задний двор. Мы сидели и сидели, ждали и ждали, вот и темнеть стало, комары облепили нас. Сидели, уставшие, молча.
 
Бабушка вернулась, позвала нас в тепляк, попоила чаем. Говорила она только по делу, несколько слов, потом спокойно продолжила делать привычные необходимые дела.
Когда стало совсем темно, завела в дом спать.

Утром мы сели завтракать: бабушкин хлеб из печки, варенье из морошки, засахаренное, от того необыкновенно вкусное, кислыми крупинками щекотящее язык. Творог, сметана, сливки, молоко... Дома у нас недостатка в мясе не было, как раз от бабушки отец его и привозил, а вот творог и сметану мы ели очень редко, но очень любили.
Мы, как зачарованные, смотрели на этот чудесный деревенский стол, на это невиданное изобилие... Вот только положила бабушка все в крошечные розеточки, размером с солонку...
 
Мы сидели за столом с прямыми спинами, локти на стол не ставили. Как воспитанные, неспешно взяли чайные ложечки, попробовали все. Все было свежее, вкусное: творог мягкий, крупными хлопьями, смешанный со сливками, сметана густая, похожая на сливочное масло и сливки, похожие на магазинную сметану, но без кислинки.
Было так вкусно и необычно, что мы бы с сестрой смели все за минуту, но не хотелось ударить лицом в грязь перед еще незнакомой строгой бабушкой.
 
Бабушка невысокая, в платье, холщовом переднике, в платке. От смущения я не пыталась разглядеть ее. Зато хорошо разглядела ее руки, темные, жилистые, блестящие, как будто пропитанные сливочным маслом. Она  вся была будто  пропитана сливочным маслом, пахла им, и молоком, и хлевом, и коровами - всем сразу. Запах сразу же показался знакомым и родным, навсегда связался с бабушкой, с деревней, двором, ее домом.
 
Мы жадными глазами смотрели на бабушкины явства, да только в рот нам ничего не попадало.
 
Утром бабушка закрывала дом, и ни мы, ни она сама в дом не входили. Целый день бабушка топталась по хозяйству. Огороды в деревне у всех были скромные, а вот коров у каждой семьи меньше десяти голов не бывало. Бабушка то кормила, то поила, то выгоняла, то встречала, то доила коров, то перегоняла молоко, то с телятами возилась. Мы помочь ничем не могли, дело слишком ответственное и совершенно незнакомое.
 
Однажды ход бабушкиной жизни внезапно изменился. Она подошла к дырке в воротах, удачно выпавший сучок из доски, посмотрела на улицу, склонившись, заложив руку за спину, увидела что-то важное, взяла клюку и ушла.
А мы с сестрой немного посидели на лавке и решили посмотреть бабушкины амбары.
Зашли в первый же и оторопели от неожиданности. Там повсюду стояли туески, бидоны, полные творога, сметаны, сливок. Целый амбар счастья! Откуда-то у нас появилась ложка, и мы с сестрой сначала осторожно, по очереди, а потом набивая полные рты, с трудом пережевывая, ликуя от счастья, начали есть из каждого туеска. Глядели друг на друга заговорщицки, сияющими глазами.
 
Когда ложка переходила к сестре, я загребала сметану указательным пальцем, оставляя красивые глубокие ходы на ее поверхности, а потом облизывала, причмокивая, вкуснющий палец, так было даже вкуснее, чем ложкой. Сливки были еще не совсем застывшие, с ажурной пенкой на поверхности и казались необыкновенно сладкими.
 
Сестра с полным творога ртом передавала мне ложку, пыталась что-то сказать, но получалось только "Ба-бу-бу, Бу-бы-бу", отчего мы начинали хохотать.
Всеми силами сестра старалась смеяться с закрытым ртом, но у нее не получалось, наконец смех прорывался наружу вместе с творогом, летел в разные стороны.
От смеха мы не могли больше есть, пытались что-то сказать друг другу, но получались какие-то несвязные звуки, и мы заходились в новом приступе смеха.
Детское счастье бывает разным, а для меня оно состоит из темноты амбара, солнечного луча, пробивающегося через щель, столба пыли, смеха сестры, ее раскрасневшихся щек, сливок и творожного дождя или, скорее, творожного июльского снега.

Свет падал на вьющиеся растрепанные волосы сестры, превращая ее в одуванчик с надутыми щеками, а творог разлетался в стороны, как зонтики от цветка при порыве ветра.
 
В этот момент время ненадолго остановилось, чтобы ожить в будущем в нас, разрастись, двигаться, продолжиться, превращая нас, выросших, неспособных уже к счастью, в озорных хулиганок, совершенно счастливых.
 
Взрослое счастье начинается со слов "А помнишь..." Такой волшебный дар, заклятие от всего...
 
Приходят в гости солидные дяди, хмурятся, думают усердно, говорят важно, а потом - "а помнишь..." - и все превращаются в мальчишек, в своих, в нестрашных...
Никто не вспоминает, как бабушку через дорогу перевел, мусор вынес, как друга прикрыл, как диктанты писал без ошибок... Другое вспоминается...
 
В каждом из нас полно невинных детских проделок: варенья, выпитого через край, колбасы с откусанной попки, конфет, хрустящего хлеба, недонесенного до дома, сахара, съеденного ложкой, соседской ягоды.
Самая простая еда, наполненная счастьем, жизнью, детским смехом, становится самой вкусной пищей.
 
Мы тайком - в темноте чулана - ели самый вкусный в жизни творог...
В этот момент творилась наша будущая любовь к нашей незнакомой бабушке, наполняя скучные и томительные каникулы приключением и общей тайной, наполняя нас будущими воспоминаниями.
 
Иногда мы выглядывали из амбара, бабушка не возвращалась, и мы продолжали есть. Наевшись,  заровняли все бидончики, размели песчаный пол с творогом, а ложку решили спрятать на балку под потолком.
 
Бабушка вернулась как раз к обеду, ловко наготовила на стол. Мы совершенно спокойно, не страдая, съели несколько чайных ложек творога, по кусочку хлеба со сметаной и вареньем, медленно наслаждаясь этим любимым счастливым деревенским сочетанием. Хлеб у бабушки был пахучим, солоноватым, с глубоко пропеченной, приятно тягучей шероховатой корочкой, сливки с вареньем, сладость с ягодной кислинкой, были райской пищей...
Бабушка не удивлялась, что мы мало ели, ее другие внуки, мои двоюродные братья, жившие у нее под боком, выросшие в молочном изобилии, обычно ничего не ели.
 
Мы понемногу нашли с бабушкой темы для разговора, нашли занятия по себе: учились носить воду коромыслом, собирали крыжовник в колючих зарослях, наблюдали за лежащей в канаве в густой черной луже свиньей с розовыми, совсем игрушечными поросятами, бегающими прямо по дороге за оградой, смотрели в глубину деревенского ключа, в бездонное колодце, пили вкусную ледяную, сводящую зубы  воду, умывали этой водой пылающее жаром лицо... и наедались на школьный голодный год, уже спокойно и размеренно, доставая заветную ложку и смелее орудуя ложками за столом.
 
Если ем теперь вкусный творог со сметаной, хороший, деревенский, намешанный уработанными, заботливыми руками, добавляю варенье, вспоминаю бабушку.
Интересно, я только сейчас решилась смелее ее разглядеть - в своих воспоминаниях...У нее острые черты, выдающийся узкий нос, немного лукавые, лисьи глаза, которые все примечают...
А я - ее продолжение ...