Упавший самолет

Я зажмурился и потер опухшие глаза. После похмельно-приятного полумрака летнее солнце в своем зените было нестерпимо ярким и белым. Двигаться не хотелось, и я послал телекинетический импульс двери, чтобы она закрылась сама. Мой слух, за пол ночи привыкший игнорировать богатырский Митькин храп, потихоньку начал разбирать пение птиц и мерное гудение насекомых. Откуда-то справа послышался звонкий смех и хор низкого гогота. Я неловко подпрыгнул. Заметили или нет?

«Ой, смотрите-ка, кто встал! Спящая красавица пробудилась!»

«Какая ж он красавица, да ему как будто пчелиным заклинанием в лобешник прилетело!»

Не заметили.

«Не пчелиным, а жалящим, – хмуро поправил я. Даже в таком состоянии я не терпел неточностей в фактах и отсылках к Гарри Поттеру. – И не спящая красавица, а древнее зло.»

«Выглядишь и правда как древнее. Сходил бы умылся что ли. Ох, и зубы почисти! Сейчас опять накидаюсь от твоего дыхания.»

Марина… Она стояла на крыльце, облокотившись локтями о перила и запрокинув голову назад так, что ее темно-рыжие волосы почти доставали до сидящих внизу вокруг давно не белого стола Васьки с Гогеном. Всегда раздражающе опрятный Максим тоже был здесь. Не хватало девочек, да Митьки, но этот уж точно не встанет до вечера. Зачем он только достал эту родительскую наливку. И зачем мне приспичило ее с ним пить?

Ответ на последнее я знал. Марина. Она была ответом на многие заданные и незаданные вопросы моей жизни последние полтора года. Вероятно, только из-за нее я и не вылетел до сих пор со своего первого факультета. На вопросы родни о том, как летают самолеты, я продолжаю отвечать «Магия». Они думают, что я шучу, и смеются. На самом деле я понятия не имею.

Я присел на верхнюю ступеньку и попытался опереться спиной на Маринины ноги. Она ойкнула, чуть не потеряла равновесие и пихнула меня в бок носком босоножки.

«Расселся! Иди, приводи себя в порядок!» Она тряхнула волосами, спутанными и слегка вьющимися со сна. Мне так нравилось больше, чем ее обычные сложные прически.

Я буркнул что-то неразборчивое и двинулся в сторону покосившегося строения в благоухающих кустах жасмина. Очень мудрое решение, если подумать.

В двери прямо на уровне глаз была щель в досках. Тоже, в общем, решение весьма мудрое. Мне всерьез начинал нравиться простой деревенский подход Митькиных родителей.

Со своего места через наблюдательную щель я видел почти весь участок. Свободолюбиво заросший, не признающий власть газонокосилок, он был весь залит солнечным светом. Разбросанные в вольном порядке кусты ягод и плодовые деревья возвышались над неровной травой как вожатые в лагере. Все здесь было насквозь пропитано летом. Я потянулся к полочке, на которой томик «Войны и мира» мирно уживался с «Превращением» Кафки в несколько неловкой компании туалетной бумаги. Упс, всего лишь втулки. Я осмотрел невеликое помещение в поисках альтернатив. Полка со стратегическим запасом была под самым потолком почему-то в дальнем от входа углу. То ли у местных телескопические руки, то ли…

Мысль я на ходу бросил. В конце концов, у меня самого было кое-что получше телескопических рук. Я сфокусировался и силой мысли спустил себе новую пачку бумаги.

С открытой дверью в ноздри ворвался запах жасмина, горячего лета, ягод, цветов и трав, названий которых я не знал. Солнце вновь ослепило, и я решил наощупь добраться до умывальника.

Вода нагреться не успела, и я ухнул себе в лицо полную сдвоенную горсть студеной воды. Кожу защипало, но глаза раскрылись, а жизнь дополнилась новыми красками. Мятный вкус чьей-то зубной пасты во рту помог окончательно проснуться и ощутить жажду к пиву и озорству.

К своим однокурсникам я шел нарочитой походкой зомби, волоча ногу, нечленораздельно ворча и хрипя. Марина захлопала в ладоши и снова рассмеялась своим волшебным смехом.

«Браво, Петр! Зачем только в авиационный пошел! В театральный надо было!»

Гоген заржал, Максим снисходительно улыбнулся одним уголком рта и поправил тонкие очки на носу:

«Полагаю, ты в нашем маленьком соревновании не участвуешь, раз показал свою истинную специализацию?»

Я взлохматил волосы и вздернул подбородок: «Отчего же. Всегда приятно показать, кто тут настоящий лузер.»

Гоген опять заржал, тыча в меня пальцем.

«Тут самолетное, друг, ты не вывезешь!»

На столике перед ними лежала пачка бумаги, а на траве вокруг уже валялось несколько неудавшихся моделей.

«А. Да ладно вам, я ж тот чертеж сдал. Дайте попробовать.»

«Ты чертеж Звезды Смерти сдал, Петя. Сферу клеить будешь? Так у нее сопротивляемость воздуху высокая, ей только в космос. Не долетит!»

Марина… Ее голосом я был готов слушать что угодно. Уверен, я бы не спал ни на одной лекции и никогда не прогуливал, если бы их читала она.

«А на кону что? Ради чего это вы кружок кройки и шитья организовали? Почто детсадовскую молодость вспоминаете?»

Я фривольно облокотился о крыльцо так, чтобы видеть всю компанию. Из дома послышался приглушенный Митькин всхрап, вспугнувший маленькую птичку с яблони метрах в 10 от нас.

«Чей самолет воон до той яблони долетит, того поцелую!» На секунду Маринина рука взлетела перед моим носом, и я почувствовал сладко-пряный запах остатков ее духов. Такой приз стоил любого количества потраченной бумаги. Или риска разоблачения.

Васька скорчил похабную мину: «Взасос! Мы 10 секунд выторговали, пока ты там табло намывал!»

Внутри меня мгновенно взлетела ненависть. Ну уж нет.

Я сделал героическое усилие над собой, стряхнув сцены кровавого убийства одногруппников пластмассовым столом, и уточнил, чья сейчас очередь. Васька с Гогеном были туповатые, с толстыми неповоротливыми пальцами. Другое дело Максим. И очередь была его.

Он разглаживал самолетик своими тонкими пальцами и сквозь очки кидал оценивающие взгляды на яблоню. Его самолет получился остроносым, с узкими крыльями, загнутыми по углам кверху. Похоже, он точно знал, что делает. Я попытался занять себя складыванием своего образца, но ничерта не знал, как это делать, а пальцы похмельно тряслись.

«На старт! Внимание! – голос Марины вернул мне самообладание, и бумага, наконец, разгладилась, – Марш!»

Самолет полетел словно стрела в цель, рассекая воздух своими модными крыльями. Робин Гуд хренов. Мысли путались, эмоции всегда играли плохую шутку с моими способностями. Мне никак не удавалось сфокусироваться на самолете. Кажется, стул Максима пошатнулся, кажется, из-за меня. Самолет все летел, яблоня была уже совсем рядом… Бум!

Мне показалось, что кто-то выстрелил мне в голову, и мой мир взорвался на много маленьких ржущих Гогенов. Самолет снесло в сторону, и он упал в некошеную траву.

«Ну Миитя!» голоса Васька, Гоши и Максима слились в едином разочаровании.

Мой невольный герой стоял на крыльце и смачно зевал во всю пасть. Дверь покачивалась, все еще отходя от удара о стену.

«Ну, давай, щепкинец недоделанный, показывай, что ты там накомкал.» Максим явно был недоволен собой, Митькой и дверью.

Я глубоко вздохнул и мысленно сфокусировался на своем уродливом детище. Он был кривой, с неровными, трижды перезагнутыми краями.

Я сделал вид, что примериваюсь к яблоне и проверяю направление ветра. Васька закатил глаза. Гоген застучал по столу, изображая барабанную дробь.

«На старт! Внимание! Марш!»

Я размахнулся и запустил самолетик в воздух. Его сразу же понесло к земле и совершенно в другую сторону, но я мысленно подхватил его и понес к яблоне. Еще никогда телекинез не давался мне так легко и одновременно напряженно.

«Да лаадно.» – успел неуверенно протянуть кто-то из пацанов прежде, чем мой кособокий летательный аппарат ткнулся в дерево.

Марина захлопала в ладоши. Я посмотрел на нее. Она улыбнулась мне так, как никогда прежде, и я понял, что это будет мое самое лучшее лето.