Князь Владимир Красное солнышко

КНЯЗЬ ВЛАДИМИР КРАСНОЕ СОЛНЫШКО
Действующие лица:
     1. Князь Владимир (он же Акун)
 2. Святополк,
 3. Ярослав,
 4. Борис, – сыновья Владимира.
5. Турод,
     6. Смарог,
 7. Вуефаст,
8. Ивор, – бояре Владимира.
9. Добрыня – дядя Владимира.
 10. Ждан – сын Добрыни
    11. Люба – его внучка.
    12. Светлана – любовница Владимира.
    13. Ратмир – ее сын.
    14. Позвизд – оружейник.
    16. Алексий – послушник
    17. Власена – ключница Добрыни.
    18. Блуд – воевода Ярополка, брата Владимира
    19. Монах – странник с Балкан.
    20. Стефан – поляк.
    21. Звяга,
    22. Мичура, – дружинники.
    23. Прастен – слуга Владимира.
    24. Фотий – византийский посол.
    25. Афанасий – его секретарь.
    26. Эймунд
    27. Рагнар, – варяги.
    28. Крестьянин.
    29. Мутур
    30. Аминод, – языческие жрецы.
    31. Дружинники.
    32. Поляки.
    33. Народ на улицах.
    34. Монах.
    35. Слуга византийских послов.
   

- 1 –
АКТ I.
СЦЕНА I.
    В пыли у высокого резного крыльца играют два мальчика. Вокруг на великокняжеском дворе причудливо группируются терема, хозяйственные постройки. Слева, чуть особняком, выделяется свежесрубленная церковь.
    АЛЕКСИЙ (мальчик постарше и покрепче с виду). Теперь бей ты… Эх, промазал… Давай я.
    РАТМИР (белобрысый, худенький). Ну, нечестно. Я попал!
    АЛЕКСИЙ. Не ври, не ври: промазал! На (звонко щёлкает по лбу). Что, съел?
    Ратмир бросается на обидчика. Оба падают в пыль. Сквозь открытые ворота галопом вносятся два всадника. Мальчишки еле успевают выскочить из-под самых конских копыт.
    ИВОР(кричит). Прочь, пострелята, прочь! (спрыгивает с коня). Эй, старый, привяжи (бросает повод появившемуся из-за крыльца холопу). На крыльцо выходит Прастен в дорогом византийском наряде.
    ПРАСТЕН. Что здесь за шум? Князь отдыхает, кто посмел тревожить?
    ИВОР (поднимается на крыльцо). Ну ты, разряженный петух, меня не узнаёшь? (с угрозой) А то могу напомнить!
    ПРАСТЕН. Боярин… Не узнал. Да как узнаешь? Весь в пыли,
В грязи…
    ИВОР. Довольно. Знаю сам. Веди же к князю: дело спешно – пять дён с седла я не сходил.
    Неожиданно появляется Турод. Это ещё крепкий мужчина лет пятидесяти, на его грудь спускается огромная наполовину седая борода. Одет скромно. Подчёркнуто по-русски. С ним рядом вооружённый пожилой варяг.
    ТУРОД (удивлённо). Будь здрав, боярин. Куда ты так спешишь? 
    ИВОР (тихо, с раздражением). И ты здесь, старая лиса! (громко) Пусти, потом. Спешу я.
    ТУРОД. Дела все спешны. Подожди. Хоть отдышись – совсем запыхался… Давно тебя не видел – ты будто в Новгороде был?
Ну, что там, расскажи по старой дружбе.
- 2 -
    ИВОР. По-прежнему. Да Ярослав подрос.
    ВАРЯГ. О, Ярослейф кароший воин…
    ИВОР (с досадой). Тебе бы только войны…
    ТУРОД. Постой, боярин… Ярослав подрос? И ты спешил к нам с этой вестью? (Смеётся) Усердия тебе не занимать! Ну, так и быть, в обмен тебе открою тайну: (наклоняется близко к Ивору, словно хочет сообщить ему нечто секретное. Произносит вполголоса, но так, что это слышно стоящим рядом) И Святополк пелёнки уж не мочит.
(Громко смеётся. Варяг с недоумением смотрит на него, Турод отрывисто произносит несколько фраз по-варяжски, тот тоже начинает громко хохотать).
    ИВОР (со злостью). Смешно? А ведь кому-то будут слёзы. Не жди добра, когда великое княженье меж братьями подобно красной девке: кто смел и ловок – тот и муж.
    ТУРОД (утирает слёзы). Девке? Ну ты хватил… И что же, Ярослав тебя послал сватом?   
    ИВОР, не дослушав, скрывается в княжеском тереме.
    ТУРОД. (медленно, задумчиво). Что там ещё задумал Ярослав?
Не знаю точно, что, но как собака чую: смута будет. А мутная вода для рыбаков… 
    ВАРЯГ. Что ты сказать?
    ТУРОД. Да так, пустое… (Думает) Святополк иль Ярослав?  Вот так задача… Послужу пока двоим (Обращается к варягу). Я вот что говорю: садись скорее на коня и отправляйся в Новгород…
ВАРЯГ. Я здесь служить.
    ТУРОД. (досадливо). Вот золото, бери (достаёт из-под плаща мешочек и высыпает из него десяток золотых монет). Там передашь моё письмо… (Варяг кивает) Да только в руки Ярослава.
ВАРЯГ. О, Ярослейфу Эймунд может послужить.
       Уходит.
    ТУРОД. (Задумчиво смотрит по сторонам. Вдруг его взгляд падает на мальчика, с интересом рассматривающего его из-за ограды). Вот это мысль! (Оживляется) Как мог я раньше не подумать! Эй, подойди сюда, не бойся. Как тебя зовут?
    РАТМИР. Ратмиром кличут. Учеником я здесь у кузнеца Позвизда.
    ТУРОД. (внимательно его рассматривает). А что, тебе Светлана будто тёткой будет?
    РАТМИР. Да.
    ТУРОД. А мать ты помнишь?

- 3 –
    РАТМИР. Умерла давно (замолчал, потом продолжил тихо). Зарубили печенеги.
    ТУРОД. Но кто же твой отец?
    РАТМИР. (потупясь). Его не знаю. Но верю: был он храбрый   воин.
    ТУРОД. Наверное. Мне тоже это показалось (развязывает кошелёк у пояса, достаёт серебряную монетку). На вот, возьми. Беги скорей к купцам на берег.
    Ратмир уходит.
    ТУРОД. С отцом Светланы бок о бок прожил я тридцать лет, но дочерей других он вроде не имел… Вот дела! Я раньше слышал, а теперь уверен…
    С крыльца спускается Вуефаст.
    ВУЕФАСТ. В чём, Турод?
    ТУРОД. (испуганно оборачивается). Что? 
    ВУЕФАСТ. Ты с кем-то говоришь. 
ТУРОД. Ни с кем.
ВУЕФАСТ. Нет же. Я точно слышал, ты сказал “уверен”. В чём? 
    ТУРОД. Хотя бы в том, что нет огня без дыма. Ну ладно, я пошёл. 
ВУЕФАСТ. Тебя я не пойму…
ТУРОД. Я говорю: стареет князь.
    Уходит. 
ВУЕФАСТ. (вслед). Нисколько: князь здоров и телом крепок.   
Не нравится мне Турод – что-то он задумал, но угадаешь разве что?

   СЦЕНА II.
    Князь Владимир сидит в обитом красным бархатом кресле. На столе перед ним раскрытая книга. Свет скупо пробивается сквозь набранное из мелких стёклышек окно. В светлице душно, но князь не снимает отороченного мехом горностая плаща.
    ВЛАДИМИР (бьёт с размаха кулаком по лежащей перед ним толстой книге). Проклятый грецкий шрифт! У, чёртово писанье…
Ни слова разобрать… Глаза, мои глаза!
 
- 4 –
  Давно ль на сто шагов без промаха бил зайца! А скоро нужен будет поводырь! О старость - вот темница, из которой мне не выйти: больная старость - вот венец всех славных дел. Черта всему.
    Опять в степи зашевелились печенеги, и вновь готовится набег, и будто сын у Кури-хана бахвалится ужасной чашею своей, клянётся будто бы, что новую готов он сделать… (сжимает левую руку). Не мой ли череп хочет в ход пустить?               
    Теперь я знаю: день уж недалёк, когда усну я сном без пробужденья… Кому оставлю стол, кто Русь сумеет сильною рукой держать, как я в повиновенье? Наследников не счесть (усмехается), пожалуй, даже с лишком! И все хотят скорей зарыть мою могилу… Дождутся иль поторопят? Как сам бы поступил, я детям не желаю.
Из всех душе любезней Ярослав. Так странно любим мы детей от женщины любимой. И он, я знаю, умышляет на меня. Со мной ему уже здесь тесно. Но я-то жив! И жить хочу…
    Новгород - вот ключ, вот верный путь на киевскую землю.
 С тех пор, как я Добрыню отозвал, мне неспокойно, хоть и верю - не посмеет Ярослав. Но нет вестей оттуда. Ровно месяц. А ведь о печенегах я ему писал…
    Шум, шаги, звон оружия.
    Чу! Шумят. Скорей открою книгу и притворюсь, что поглощён чтеньем.
    Входит Ивор, Прастен, Смарог, Вуефаст.
    ПРАСТЕН. К тебе боярин, князь.
    ВЛАДИМИР (поднимая голову, как будто только что заметил вошедших). Просил же я не отрывать меня…
    ИВОР. Будь здравым, князь.
    ВЛАДИМИР. Ты, Ивор? Наконец. Я думал уж гонцов послать. Наверно, Ярослав на славу потчевал?
    ИВОР. Нехороши дела творятся в новгородских землях… 
    ВЛАДИМИР. (тихо). Я так и знал. (громко Ивору) Так говори же наконец. Варяги вторглись? Взбунтовалась чудь? Быть может, мор на землях новгородских?
    ИВОР. Князь Ярослав задумал вовсе отделиться.
    ВЛАДИМИР. Так что ж, он дань собрал?
    ИВОР. Какая дань? Я еле ускакал. Князь Ярослав не признаёт под Киевом княженье.

- 5 –
    Владимир поднимается с кресла. Грозно.
    ВЛАДИМИР. Что? Поднялся на меня? Посмел нарушить мою волю?! (в тишине, громко). Так будет месть, и месть страшна. Поторопился сын любимый!
    Бояре! Гонцов послать спешите: быть войне. Я новгородцев приведу в повиновенье… (Вдруг бледнеет и опускается в кресло).
    ВУЕФАСТ (подбегает к князю). Ты болен, княже?
    ВЛАДИМИР (хрипит). Идите прочь и исполняйте волю.
    Все уходят.
    ВЛАДИМИР (в раздумье). Кто поведёт мои полки? Враги - кругом враги. Что сыновья? Себя в них вижу и… пугаюсь. Не страшен враг - нам дети всех страшней. Я жил не так - теперь лишь понял. Когда бы можно было вновь начать… О наказанье старостью, бесцельностью, бессильем…
    ПРАСТЕН (останавливаясь на пороге). Там странник просится.
И говорит, что лекарь он искусный.
    ВЛАДИМИР (поднимает голову). Поди, спроси, все ль лечит он недуги?
    ПРАСТЕН. Все, что на Земле известны.
    ВЛАДИМИР. Тогда зови. Пусть он меня полечит.
    Прастен уходит и через несколько секунд возвращается со стариком, одетым в чёрную хламиду, свисающую до пола. На голове капюшон, скрывающий лицо.
    ВЛАДИМИР. Ну, старик, ты знаешь, кто я?
    СТАРИК. Да.
    ВЛАДИМИР. И правду говоришь, что можешь излечить земные все болезни?
    МОНАХ. Да князь.
    ВЛАДИМИР. (неожиданно страстно. Подходит близко к монаху). Так вылечи меня. И я в награду всё отдам. Всё, что только у меня попросишь. Верни глазам моим былую зоркость, и силу в руки вновь вложи, пусть снова будет биться сердце ровно… И спину, спину тоже распрями! Отдам я всё, что у меня в подвалах, невольниц молодых и даже княжеский свой стол… Я всё отдам, но если ты солгал…

- 6 –
    МОНАХ. Болезни я лечу. А тело у тебя здорово.
    ВЛАДИМИР. Смеёшься надо мной? Я слеп, сажусь в седло с трудом. Мой меч который год, прикованный к стене ржавеет… А ты мне говоришь, что я здоров?!
    МОНАХ. Слеп сын твой. Лекарства ж нет от жизни. Кто жил - не может жить опять начать. От бога нету на Земле лекарства.
Не тело страждет у тебя - болит душа. Лечи же душу, князь Владимир!
    ВЛАДИМИР. (тихо, злобно). Ты издеваться вздумал надо мной? Мне проповедь читать?! Ну погоди, обманщик… (Кричит).
    Вбегают дружинники, Прастен, Смарог, Вуефаст.
    ВЛАДИМИР. Хватайте подлеца. Заприте в поруб. Пусть он в прохладе поразмыслит о своей душе.               
    Монаха уводят. Владимир ходит по светлице.
    ВЛАДИМИР. Постой, Смарог. Ты нужен мне. Вот что: поезжай скорей к Добрыне…
    СМАРОГ (удивлённо). К Добрыне, но…
    ВЛАДИМИР. Да, к нему. Уговори его. Ты дружен был с ним раньше… 
    СМАРОГ. Но это было так давно…
    ВЛАДИМИР. Вручи ему вот эту гривну (снимает с шеи гривну).
    СМАРОГ. Он может не принять.
    ВЛАДИМИР. Упроси. На обещанья не скупись, моли забыть обиды, скажи, что искуплю ему я всё. Пусть в Киев едет он скорее… Как прежде, воеводой быть ему. Так слышишь? Вот письмо. (Садится к столику и быстро пишет на листе пергамента) Я в нём прошу его. Он не оставит в чёрный день меня, приедет…
    Прастен, слышавший всё, незаметно уходит. Следом за ним уходит Смарог.
    ВЛАДИМИР. Теперь посмотрим кто кого. Нет, жизнь загробная меня пока не тянет. Прастен, Прастен! Куда ты, чёрт, пропал? Исчез.
Неужто все ушли? (Встаёт, идёт к двери. Появляется дружинник).
    ВЛАДИМИР. Мичура, вот что: позови ко мне Светлану.   


 
        - 7 –
                СЦЕНА III.
    Тёмная комната. По стенам - лавки. Свет бликами прорывается сквозь слюдяное оконце. Чадко горит масляный светильник. На большой широкой кровати навзничь лежит Добрыня. Входит Власена, следом идёт Смарог.
    ВЛАСЕНА (на пороге, тихо). С весны он занемог… Вначале всё ходил, а после вовсе перестал вставать… Ох, горе, горе…
    ДОБРЫНЯ (тихо, лёжа на кровати, не двигаясь, как бы сам с собою)… Не нужен, видно, князю старый дядька… И странно: прежде, не колеблясь, его я волю исполнял. Не ждал я гнева божьего, не ведал страха, - Владимир был единый бог!
    Приходит старость - я ж всё прежний, - года идут, чуть волос серебря… И вот однажды, вдруг, вступила в сердце слабость.
    Приходит смертный час, как к моему отцу, как к деду, как прежде к их отцам и дедам приходил… …В постели мягкой, не в доспехе боевом встречаю я его. И мысли появились, и сомненье… Мне страшно, страшно умирать! Глаза закрою - всё одно виденье: Перун, кружася, в Волхове плывёт…
    Власена спотыкается о лавку.
    ДОБРЫНЯ. Власена, кто там?
    ВЛАСЕНА. Свет мой батюшка, к тебе гонцы.
    В комнату входит Смарог. Он в кольчуге. Шлем снял и держит в руке.
    СМАРОГ. К тебе спешу, Добрыня.
    ДОБРЫНЯ. (поднимает голову от подушки). Ах это ты, Смарог… Куда теперь спешить…
    СМАРОГ. Меня послал Владимир…
    ДОБРЫНЯ. (приподнимается на подушках). Князь? Как он там? Как договор с Царьградом?
    СМАРОГ. Стареет князь…
    ДОБРЫНЯ. Выходит про меня он вспомнил?! Что ж, время, видно, вышло…
    СМАРОГ. Князь Ярослав вновь Новгород мутит, в степях опять готовятся к набегу печенеги.
    ДОБРЫНЯ. И впрямь, я вижу, постарел наш князь!
    СМАРОГ. Вставай, Добрыня. Не время нынче умирать: Владимир собирает старую дружину.

- 8 –
    ДОБРЫНЯ. И хочет полк вести мне приказать? Он опоздал: в руках нет силы больше, вдали от ратных дел устал я, одряхлел. Поди, Смарог, скажи, не тот, мол, стал Добрыня, - пускай моложе ищет воевод.
    СМАРОГ. Так и сказать? И впрямь - не тот ты стал, Добрыня! Подумай о родной земле - Владимир в силе - вороны не тронут.
    ДОБРЫНЯ. И сердцем рад, да встать я не могу…
    СМАРОГ. Ну что ж, лежи. Жди смерти и считай обиды.
    Поворачивается и уходит. Появляется внучка Добрыни Люба. Она одета в простое светлое платье.
    ЛЮБА. Мне Власена сказала, что с Киева от князя был гонец?
    ДОБРЫНЯ. Да, был. Смарог.
    ЛЮБА. Он звал тебя?
    ДОБРЫНЯ... Не помню (проводит рукой по лицу). Будто спал… Или меня не звал к себе Владимир? Затмение нашло - я будто отказал, и будто говорил, что тело ноги по земле не носят, рукою не могу поднять отяжелевший меч? (Поднимается на кровати,
опускает ноги на пол. Затем встаёт и, пошатываясь, идёт к окну. Распахивает его.) Что там? Как будто вижу за рекой пожар, иль Солнце Красное садится? Эй, Люба, что горит за лесом?
    Люба подходит к нему и прижимается к деду.
    ЛЮБА. Пожар в слободке за рекой. То новгородцев жгут варяги.
    ДОБРЫНЯ. Я здесь обиды старые считаю, а землю новгород-скую варяги жгут? Эй, Любка, Власена - шелом, кольчугу мне! Проснулся я, в руках откуда силы? Нет, время не пришло мне умирать. (Оборачивается к вбежавшему Звяге).
    Дворовых кличьте! Звяга, поднимай народ! Пока я здесь - здесь будет и Владимир, - навечно наши судьбы связаны в единый узел с ним!
    ЛЮБА. (Хватает рукой Власену). Что с ним случилось вдруг?
    ВЛАСЕНА. Тьфу-тьфу, ушла из тела хворь. Очнулся, свет наш батюшка Добрыня (идёт в соседнюю комнату и возвращается с шеломом и кольчугой. Добрыня быстро одевается, снимает со стены меч, пробует, как он выходит из ножен. Опоясывается ремнём. Люба в это время куда-то уходит).
    ДОБРЫНЯ. (Власене). Хозяйствуй без меня. Я в Новгород, оттуда в Киев, к князю. Ну старая, не плачь…
    В комнату возвращается Смарог, Звяга. С ними вооружённые дворовые Добрыни. Появляется одетая в кольчугу Люба.
- 9 –   
    СМАРОГ. Я верил, встанешь! Принимай же княжий дар (надевает на шею Добрыни гривну). Тебя назначил воеводой князь Владимир!
    Слышен шум. Расталкивая людей в комнату вбегает окровавлен-ный человек. Шёпот: Ждан, Ждан…
    ЖДАН. Беги, отец! Сюда идут варяги…Сегодня вечером, когда мы пировали, из Киева приехал Прастен. Шептал он что-то Ярославу. Я рядом был… И злобно молвил Ярослав: “Так быть ему без воеводы!” - и позвал варягов - Эймонда с Рагнаром.
    Сердце сорвалось: я понял - о тебе. Поднялся - тихо прочь… Пока меж лавок пробирался, он углядел меня, велел остаться.
    ДОБРЫНЯ. Но ты ушёл?
    ЖДАН. Мне брат на помощь поспешил, и он убит. Я кровью истекаю. Ещё не поздно, торопись, отец. Скорее в Киев… (Падает на пол. Добрыня склоняется над сыном. Люба падает на колени рядом со Жданом).
    ЛЮБА. Отец, не уходи, постой…
    ДОБРЫНЯ. С тобой мы сразу потеряли отца и сына… Мальчик мой (склоняется). Тебя учил я биться лишь с врагами… А ты порублен в сваре княжьей.
    СМАРОГ. Наказан будет Ярослав. 
    ДОБРЫНЯ. Мне мщенье не вернёт детей, не оживит потухший свет в глазах их ясных. Для чего…       
    ДОБРЫНЯ. Он упредил - нельзя нам мешкать.
    Шум, крики, звон оружия.
    ДОБРЫНЯ. Поздно убегать (поднимается). Меня не взять им просто так, не окропив ступени кровью. Вперёд, довольно слёз и слов: пусть меч рассудит правых и виновных!
    Бросается наружу. За ним Смарог, Звяга и остальные.
    ЛЮБА. (Люба над телом отца). Ушёл от нас. Пусть будет путь твой светел… Разреши, отец, тебе я буду вместо сына (поворачивает Ждана и вытаскивает его меч). Тяжёл… (Встаёт) Но мне твой дух поможет - пусть направляет мой удар, пусть руку укрепит.
    Входит Звяга. Он без шлема левая рука в крови.
    ЗВЯГА. Бежим со мною, Люба. Ход я тайный знаю.
    ЛЮБА. Что с дедом, что с Добрыней?
    ЗВЯГА. Убит и к нападавшим в плен попал.
    ЛЮБА. А ты бежать собрался?
                - 10 –
    ЗВЯГА. Ты думаешь, я трус? Нет, смерти не боюсь. Боюсь того, чтоб ты к варягам в руки не попала.
    ЛЮБА. И для того бежать собрался? Недавно ты в любви мне клялся. Помнишь или уж забыл?
    ЗВЯГА. Я повторить готов всё снова. Над телом мёртвым поклянусь я вновь.
    ЛЮБА. Хороша любовь, которая из храбреца способна сделать труса.
    ЗВЯГА. Меня ты тяжко оскорбляешь, но я всё прощу. Мне смерть в бою добыть нетрудно, но жизнь нужна, чтоб защитить тебя.
    ЛЮБА. Меня не надо защищать. Иди за мною следом - мы пройдём сквозь двери. Незримо с нами бог Перун.
    Люба поднимает меч и бросается наружу. Звяга за нею.
   
СЦЕНА IV.
    Комната. Светлана занята рукоделием. Входит Турод. Он пригибает голову, чтобы не удариться в двери.
    ТУРОД. Дозволь? К тебе зашел без спросу.
    СВЕТЛАНА (откладывая рукоделие). Вас рада видеть…
    ТУРОД. Так-так… А ты всё краше. В самый раз хоть свадебку играть.
    СВЕТЛАНА (краснея). Как можно…я…
    ТУРОД. Ну это я шучу, да вижу: пошутил неловко. Прости, помилуй старика. Ты мне почти как дочь родная. С твоим отцом, бывало, мы рядом бились супротив врагов… Но каждому на свете свой удел: я, видишь, жив, а он… Такой нежданный нам бросает жребий случай… Да, мать твоя погибла в тот набег?
    СВЕТЛАНА (бледнея). Да. Я не хочу об этом. Тот страшный
год - была б моя на то, не божья воля - я вычеркнула вовсе бы из жизни. Всё уничтожил тот набег, меня оставив сиротою…
    ТУРОД. Не надо, не горюй. Мне тяжко слёзы видеть эти. (Помолчав, будто вспомнив). Но ведь как будто мальчик уцелел, сынок твоей сестры, ка будто?
    СВЕТЛАНА (настороженно). Да.
    ТУРОД. Я знал сестру, да только мужа не припомню… Кто он?
    СВЕТЛАНА. Княжеский дружинник.
    ТУРОД. Это всё? Но ведь твоей сестре ко дню набега было десять…
                - 11 –             
    СВЕТЛАНА. (Закрывая ему рот рукой). Молчите, умоляю. Мальчик мой. Но заклинаю: сохраните эту тайну.
    ТУРОД. (удивлённо). Вот странное желанье! Как?! Ты решилась скрыть, что князь наш сына от тебя имеет? Почему? Ты прочишь ему жизнь среди холопов, когда другие братья на княженье все, причём от жён, не так, как ты, любимых?
    СВЕТЛАНА. (В волнении, встаёт). Да, да! Хочу я сыну счастья… Пусть будет лучше сиротой, чем плодом княжеской утехи… Пусть будет лучше он никем, чем с малых лет познает злобу и коварство, пусть лучше хлеб простой жуёт, чем обжирается бесчестным яством, пусть лучше любит он всю жизнь одну, чем силою возьмёт он сотню нелюбимых… Я оружейнику Позвизду отдала его, чтоб научился ремеслу и добывать мог хлеб он честно.
    ТУРОД. Владимир тоже не княжной рождён…
    СВЕТЛАНА. Ах молчи же…  Этого я и боюсь - вдруг братья старшие узнают.  Тогда…
    ТУРОД. Грядут плохие времена, и нету больше твёрдой власти.
    СВЕТЛАНА. Не пойму. О чём ты?
    ТУРОД. Нам помоложе нужен князь.
    СВЕТЛАНА. К чему ты клонишь? Я боюсь… Что в мыслях ты таишь?
    ТУРОД (достаёт резной флакончик). Насыпишь вечером в вино,
и он уснёт так крепко, что поутру вовсе не проснётся.
    СВЕТЛАНА. Пойди ты прочь… Убийца! Знаю, ты подослан Святополком…
    ТУРОД. Кричи. Я тоже закричу про оружейника Позвизда.
    СВЕТЛАНА. Пускай, тебя я не боюсь (бросается к окну). Эй, люди!
   ТУРОД (испуганно). Ратмир красивый мальчик…
    СВЕТЛАНА (оборачивается). Ты о чём?
    ТУРОД. Умрёт Владимир, и вокняжит Святополк, а братьев младших он не любит… Ну, думай, женщина: дни князя сочтены, помочь ему - святое дело, и меньше споров о княженье… И жизнь свою ты разрешишь. А нет - в усобице пролитой кровью первой сын твой будет!
    Оставляет флакончик с ядом и уходит.
    СВЕТЛАНА (В раздумье). Мне страшно это в руки взять… Но сердцу вдруг легко так стало… Нужна мне смелость только раз…
  - 12 –
Один раз страх, иль в страхе годы жить? Душой метаться меж двоими?! Неправда, одного люблю, другой берёт пустое тело. Души в нём нет - она сгорела в притворстве подневольных ласк… И разом избавленье… Сын, мой сын! За что мне бог послал проклятье?
    Вбегает Ратмир.
    РАТМИР. Тётя Света! Посмотри, какую ручку я из кости сделал!
    Светлана крепко его обнимает и начинает целовать. Ратмир вырывается.
    РАТМИР. Ну же, знаешь, не люблю. Пусти. (Протягивает руку к флакончику). Какая красная вещица!
    Светлана вырывает у него флакончик из рук и прячет.
    СВЕТЛАНА. Не трогай, это не игрушка.
    РАТМИР. Ну вот и посмотреть нельзя. Да, чуть было не забыл: мне мастер поручил тебе отдать вот это… (Подаёт Светлане дере-вянную коробочку). И ладно, побегу я… Ждут монахи - обещали грамоте учить.
    СВЕТЛАНА. Конечно, поспеши. На возьми, вот пряник на дорогу.
    Ратмир убегает. Светлана открывает шкатулку - в ней лежит точно такой же флакончик, что ей оставил Турод. Она бледнеет, вскрикивает и роняет его на пол.
    СВЕТЛАНА. Знамение судьбы. Он мне прислал такой же. Как видно, решено уж всё помимо нас… Владимир осуждён - теперь
я въяве вижу: быть может, где-то там устали от него, и преступле-ний мера перевесила добро, которое он в жизни сделал.
    А мне исполнить суждено. Пусть будет так. Я больше не колеб-люсь. Прочь гибельный из сердца страх, прочь состраданье - заговор судьба сплела, и я её оружье… Боли нет, всё пусто и легко.
    О раньше кто бы мне сказал, что я решуся на такое? Я с содроганьем про других читала в детстве в книгах. Теперь сама, но будто то не я: свершилась перемена, сердце леденеет. Оно не греет руки (трёт), и в глазах круги… (Опускается на лавку). Где ж яд? Ах вот он, на груди надёжно спрятан.
    Входит Мичура.
    Мичура. Светлана, тебя ищет князь. Скорей ступай.
    СВЕТЛАНА. Что ему так рано надо?
                - 13 –   
    Мичура. Не знаю. Только что сердит. Иди.
    СВЕТЛАНА. Да, сейчас. (Встаёт)               
     АКТ II.
СЦЕНА I.
Вечер. Княжеский двор в Киеве. По двору проходит Позвизд. Он в кожаном, прожжённом в нескольких местах фартуке. Рядом идёт Ратмир.
РАТМИР. А на кинжалы сталь, ну тоже, до красна калить?
ПОЗВИЗД. Сердцевину - да. Обычайку - щёки - нужно мягкое железо, чтоб тот клинок с годами становится всё острее. И вместе сердцевину со щеками съеденить - большое надобно искусство… 
РАТМИР. Когда ж я научусь? 
ПОЗВИЗД (усмехаясь в бороду). Тут торопливость ни к чему, но, думаю, лет через десять из тебя хороший мастер выйдет. А им ты хочешь быть?
РАТМИР. Да, хочу.
     ПОЗВИЗД. И верно. Мастерство - всему начало. Без нас ни сеять, ни пахать, ни воевать, и за море не плавать.      
    РАТМИР. А всё же князем лучше быть…
    ПОЗВИЗД. Того не знаю. Только то - от Бога. А здесь - хозяин сам: творец всего, чего имеешь. В любой, пусть дальней стороне - всё, что я есть, всё, всё, - всегда при мне. У степняков я тоже мастер. А разве князь там тоже князь?
По двору идёт Светлана. Увидев Позвизда, она испуганно дёргается, словно хочет спрятаться, но убедившись, что тот её уже заметил, продолжает идти ему на встречу.                               
ПОЗВИЗД. Светлана, здравствуй, ты спешишь?
СВЕТЛАНА. Да. Он хочет меня видеть.
ПОЗВИЗД (мрачнея). Что ж, беги. 
    СВЕТЛАНА. Ты говоришь так, будто я виновна…
    ПОЗВИЗД. Виновен случай, который нас с тобою свёл…
    (Светлана показывает глазами на Ратмира)
ПОЗВИЗД (делает вид, что вспомнил). Я наконечник для копья забыл. Ратмир, беги и принеси его скорее. 
     - 14 –
    Ратмир убегает.
    СВЕТЛАНА (провожая взглядом Ратмира). Как он? 
    ПОЗВИЗД . Смышлён. Тут говорил, что хочет быть он князем. (Смеётся).
    СВЕТЛАНА (испуганно). Не дай то бог! (Помолчав). Спасибо за твои духи, мне был приятен твой подарок.
    ПОЗВИЗД (машет рукой). Да что подарок - жизнь твоя. Светлана, слушай: дальше так нельзя: не мне тобой делиться с князем. Решаться надо: он иль я.
    СВЕТЛАНА. Молчи. Убьёт тебя он.
    ПОЗВИЗД . Да лучше смерть, чем жизнь такая. Я в дом тебя хочу ввести женой, а мы, как тати, прячемся украдкой. Бежать отсюда надо нам с тобой…
    СВЕТЛАНА. Тише… Что ты… Всех погубишь. Не время, рано, подожди.
    ПОЗВИЗД . Чего ещё мне ждать? Ну что ж, иди. (Поворачивается)
    СВЕТЛАНА. Постой. (Увлекает его за деревянный сруб). Ты поцелуй меня…
    ПОЗВИЗД . Чтоб поцелуи князя подсластить? (Вырывается) Прочь ступай. Забудь меня.
    Уходит. Светлана смотрит ему вслед, по щекам катятся слёзы. Она их не вытирает.
СЦЕНА II.
   Покои князя. Владимир, бояре. Входит Вуефаст.
    ВУЕФАСТ. Мой конунг! Святополк в Ростове пытается народ мутить…
    ВЛАДИМИР. Ведомо мне это. Как ведомо, что нет успеха у него. Не он сейчас мои печалит думы. Как, собирается дружина?
    ВУЕФАСТ. Уж лагерем стоят наверно тысяч пять… И поведёшь их сам ты, князь?
    ВЛАДИМИР. Нет, воеводою Добрыня. (Турод что-то говорит Ивору) Ты, Турод, будто недоволен? Быть может, род незнатен воеводы?
    ТУРОД. Нет, я доволен, князь.
    ВЛАДИМИР. Послал за ним Смарога и сегодня жду его. Быть должны, я думаю, ещё перед закатом…
- 15 –
    МИЧУРА (с порога). Приехал князь Борис.
    ВЛАДИМИР. Борис? Скорей веди его сюда.
    ТУРОД (тихо). Вот кость для горла Светополка.
    Входит Борис. Чуть смугловатый, нежные тонкие черты лица, маленькая подстриженная бородка. Борис, без сомнения, красив.
    ВЛАДИМИР (идёт навстречу Борису). Иди ко мне, дай обниму тебя. (Обнимает)
    БОРИС. Как здравствуешь, отец.
    ВЛАДИМИР. Да славу богу, ничего. Но неспокойно на Руси.
    БОРИС. На печенегов я привёл дружину.
    ВЛАДИМИР. Печенеги сыновья мои.
    БОРИС (отступая на шаг). Что ты сказал, отец? Твоих речей мне тайный смысл неясен…
    ТУРОД. Князь опечален, в гневе - Ярослав…
    БОРИС. Я по дороге слышал вести, но веры им не дал.
    ВЛАДИМИР (Вдруг. Злобно ударив кулаком по ручке кресла).Так дай теперь! Задумал отделиться брат твой старший.
    БОРИС. Но Святополк лишён княженья…
    Наступает тишина. Владимир багровеет…
    ВЛАДИМИР (медленно, чеканя слова). А тот не знаю я, чей сын.
   ТУРОД (в сторону). Ну, жди грозы! Князь снова побледнел. 
    ВЛАДИМИР (немного успокаиваясь, уже другим голосом). Ну ладно, то мои дела. Знаю - ты, Борис, всех братьев любишь (тихо). Когда б они тебе бы тем же отвечали… Скажи, как жил ты, не надумал ли жениться?
    БОРИС. Давно надумал, знаешь ты, отец.    
    ВЛАДИМИР. Да я ж сказал: она тебе не пара. Ты вроде охла-дел. В твои года меня такое запрещенье (явился с ним хоть Пётр святой) не охладило бы…
    БОРИС. Здесь дело не во мне. Она не хочет.
    ВЛАДИМИР. Что? Любке ты не по нутро? И ты поверил в бабьи речи? Ну, знаешь ли, порой я сомневаюсь, что ты мой сын. Когда она добром не хочет…
   БОРИС. Остановись, отец. Такой любви не надо мне. Она сво-бодна - принужденье грех. Ты знаешь, с нею мы давно знакомы… Мне кажется, она…
    Топот ног на крыльце, звон оружия. Ржёт лошадь.
    ВЛАДИМИР. Постой. Как будто прибыл тот, кого давно я жду.
                - 16 – 
    Появляется Смарог. Он в пыли, грязи, засохшей крови. Плащ порван.
    ВЛАДИМИР (поворачиваясь к вошедшему Смарогу). Ну, говори, где воевода мой? Наверно сразу же к шатрам? Вояка старый - сразу в дело… Но почему же не зашёл? Обида к сердцу прикипе-ла? Обижен старый - знаю грех. Но время подошло, и грех я свой исправлю. Прощенье попрошу, пожалую княженьем…
    СМАРОГ (смотрит в землю). Поздно, князь. Уже бессильна твоя милость.
    ВЛАДИМИР. Лжёшь! Не верю! Нет, не мог, не мог сейчас Добрыня...
   СМАРОГ. Мне тяжко рассказать об этом. Как воин, в схватке пал Добрыня. Отбили мы его… Ещё был жив… И тризну по себе просил он справить.
    ВЛАДИМИР (закрывает лицо руками). Вот так, крушение всего. Последние надежды… Что делать мне? И всё ползёт, ползёт, как прелый невод в стае осетровой… Оставьте все меня… Прочь! Убирайтесь прочь! Оставьте князя плакать.
    Все уходят.
    ВЛАДИМИР. Что делать? Приказать позвать? Кого? Молиться? Богу? Но какому? Ах, дядька, дядька! Славный мой… Ты был отцом, был другом, братом… Я помню: на коня меня впервые посадил и первое мне в руки дал оружье… Остался без друзей… один. Друзей? Да полно, прежде были ли? Одни искали подо мной, другие власть со мной делили. Я ими словно в шахматы играл - тем жертвовал, а эту пешку двигал, иного сам с доски, случалось, убирал…
    Одна лишь мать меня любила просто так. Без корысти, как мать одна на свете только любит: не князя, а Владимира - дитя.… И песни тихо пела мне, качая в колыбели… Мать! И я уже старик - она же не стареет… По-прежнему в чудесной памяти стране она дитяти песнь поёт над колыбелью…
    Теперь же вместе с нею в латах воин встанет. Брат и сестра - не знал я ближе на земле людей. Теперь совсем один я.   
  СЦЕНА III.
   Борис спускается с крыльца. Светлана стоит, прижимаясь к стене.
                - 17 –
    БОРИС. Здравствуй, Света. (Она молчит) Ты плачешь, что с тобой? Что за дела творятся в отчем доме? Давно ль я не был здесь - и столько перемен! Отец так сильно изменился…
    СВЕТЛАНА. Не надо говорить о нём.
    БОРИС. Так почему? Ты лучше многих женщин… 
    СВЕТЛАНА. Ах, князь, ты на него так непохож, и даже странно, что тебе отец он… (Вдруг говорит быстро, страстно) Прости меня за всё.
    БОРИС. За что же? Не держу к тебе я зла.
    СВЕТЛАНА. Так ты прощаешь?
    БОРИС. Не ведая за что? Как христьянин, прощаю. Так велел Христос. В обмен и ты мне расскажи, что ты задумала такое, что прощенье надо загодя просить.
    СВЕТЛАНА. Нет, не могу я…
    БОРИС. Так жаль. Помочь я мог бы.
    СВЕТЛАНА. Ты? Нет, никогда. Тугой уж слишком узел затянул-ся… (Отходит в сторону) Но слушай! Одно я расскажу тебе, как моему единственному другу… Ведь у меня есть сын.
    БОРИС. Я знаю это. Ну и что?
    СВЕТЛАНА. Боюсь я за него.
    БОРИС. Прости меня, но мало ль братьев раскидал отец по свету?
    СВЕТЛАНА. Он - последний, вырос при дворе… Боюсь, боюсь - недоброе мне сердце говорит. Я братьев всех твоих боюсь, Борис.
    БОРИС. Мне кажется, что это всё пустое. Я верю: кровь они напрасно не прольют, тем более безвинного младенца. Но возвра-тившись, если хочешь, позабочусь я о нём.
    СВЕТЛАНА. Возвративщись? Но откуда?
    БОРИС. Так разве ты не знаешь? Подросший Куря хочет внуку чашу сделать…            
    СВЕТЛАНА (с тоской). Когда ж угомонятся печенеги? Неужто мало им степей?
    БОРИС. Зачем им степи, если рядом Русь, манящая к набегу полем хлебным! Была б охота, а напасть всегда предлог найдётся. Но с той поры, как есть княженье на Руси, они нам не страшны…
    Подходит слуга в иноземной одежде. С иностранным акцентом.
    СЛУГА. Кто есть принц Борис?
    БОРИС (подходит). Кому явилась надоба во мне?
    СЛУГА. О! Просить имеет честь пожаловать к нему во двор посольский Фотий, императорский посол.
                - 18 –   
    БОРИС. Что за нужда? Я только что приехал и устал с дороги.
    СЛУГА. Посол просил лишь сообщить, что дело важности великой.
    БОРИС. Ну, Света, делать нечего - пойду. И ты не бойся - ты во мне всегда найдёшь защиту.
    СВЕТЛАНА. Прощай, Борис, и береги себя.
    Борис и слуга уходят. Из-за угла появляется Турод.
    ТУРОД. Как трогательно было здесь прощанье.
    СВЕТЛАНА (с испугом). Ты слышал всё?
    ТУРОД. А говорилось здесь не то, что можно княжеским боярам слушать?
    СВЕТЛАНА (бледнея). Что ты преследуешь меня?
    ТУРОД. Полки Владимир уж собрал и день со дня походом выйдет он отсюда.
    СВЕТЛАНА. Не выйдет. Он глазами плох.
    ТУРОД. Так испугалась ты? Ну что же: донесу до Святополка весть, что новый в Киеве наследник объявился.
    СВЕТЛАНА (решительно). Угроз довольно. Я их не боюсь. И князь из Киева не выйдет. Клянись мне Родом, что не тронешь сына моего.
    ТУРОД (оглядываясь по сторонам). Креста тебе что ль, не хватает?
    СВЕТЛАНА. Будто сам ты веришь? Родом, Родом мне клянись.
    ТУРОД. О бог великих предков наших, отцов и прадедов моих, клянусь тобой, что приложу все силы к спасенью живота и жизни невинного дитя…
    СВЕТЛАНА. Ратмира. 
    ТУРОД.  Ратмира.
    Мичура выходит на крыльцо. Озирается, спускается вниз.
    МИЧУРА. Светлана, где ж ты? Скорей иди, тебя Владимир уж который раз зовёт. (Обращается к Туроду) Боярин, ты Прастена не видел? Пропал куда-то.
    ТУРОД.  Спохватились? Уже я три недели здесь его не вижу.
    МИЧУРА. Да и князь забыл. А тут велел: что если где увидят - схватить и тотчас же вести к нему.
    ТУРОД.  Ну поищите. Может и найдёте…             
  СЦЕНА IV.
    Покои византийских послов. Фотий - посол сидит в кресле.
Афанасий - секретарь стоит рядом с ним.
                - 19 –
    ФОТИЙ. Так ты послал за ним и верно знаешь, что он приехал?
    АФАНАСИЙ. Не мог я обознаться - он. Да не один - с дружи-ной. Какой же князь мог привести ростовскую дружину? Не Глеб же. И ещё. Мне верный человек сказал, что Святополк вступил в сношенье с Ярославом.
    ФОТИЙ. Вот это новости! Хотя, конечно, это надо было ожидать - так волки с лёгкостью объединяются, гоня оленя. Но за границей разные у них  друзья - поляки одному милей, другой - варягам лучший друг…
    Входит Борис.
    БОРИС. Мне передали, ты меня искал?
    ФОТИЙ (секретарю). Оставь нас. Надо нам поговорить наедине.    (Секретарь уходит)
    ФОТИЙ (встаёт). О князь! Так рад тебя я здравым видеть…
    БОРИС. Да что у нас в Ростове, мор?
    ФОТИЙ. Тут дело хуже мора.
    БОРИС. В конце концов, сегодня вкруг меня одни загадки: руга-ют, плачут, чем-то все пугают. И кажется: ей-ей - накличите беду.
    ФОТИЙ. Пекусь я о тебе так, словно бы о сыне - гроза сбирается над твоею головой.
    БОРИС. Да говори же, наконец, умерь пустое славословие. Устал дорогой я и отдохнуть хочу.
    ФОТИЙ. Отец твой болен.
    БОРИС. Он здоров.
    ФОТИЙ. Меня послушай. Время настаёт о новом князе думать.
    БОРИС. Так этим нынче занимаются послы?
    ФОТИЙ. Тебя назвать бы братом базилевс хотел.
    БОРИС. И так он будто не чужой.
    ФОТИЙ. Прошу же, выслушай меня. Я со вниманием слежу за тем, что происходит в землях русских. Поверь, Борис, я много пови-дал, - моя тревога не напрасна. Твой отец, дай бог ему здоровья, слабеет с каждым днём. 
    БОРИС. Ты прав возможно. Ну и что? Меня есть старше братья. Им решать.
    ФОТИЙ. О них и разговор. Имею я известье: и Ярослав, и Святополк кровавый заговор плетут.
    БОРИС. Напрасно. Я им не помеха. Под ними не ищу княженья я.
     - 20 –
    ФОТИЙ (горестно). Пойми, несчастный, что не ты - они княженья ищут. И дело тут не в том, что им вдвоём не усидеть: законным князем будешь только ты, о неразумный княжич.
    БОРИС. Как так?
    ФОТИЙ. В церковном браке ты да Глеб рождённы. Твоя лишь мать - принцесса Анна, и только ты по крови базилевсу брат. Не все они! Не Святополк, рожденье чьё покрыто мраком тайны, ни Ярослав - для церкви ведь Рогнеда не более любовница, одна из тысяч тех, с которыми в язычестве грешил Владимир. Они - лишь княжеская прихоть. Иное ты - твои права на стол неоспоримы, они лишь в божьей воле, и власть людей их отменить теперь не может… И потому молю тебя: остерегайся, князь.  Пока ты жив - жива помеха братьям старшим.
    БОРИС. Пугаешь ты меня. А час назад Светлана так же вот пугала. Но я боюсь не за себя - мой братик младший, Глеб. Он мал ещё и за себя стоять не может.
    ФОТИЙ. Какой там Глеб! Ты прежде думай о себе. Я заклинаю матерью тебя, Борис: не уходи на печенегов, - поспеши домой, иль здесь с дружиной оставайся.
    БОРИС. Однако в Византии странные послы. Подумать можно, базилевс послал тебя командовать удельными князьями. Ты не забылся, непоседливый посол? Меня науськивал на братьев? Говорил тут что-то про измену? С каких-то пор царьградские послы так озабочены судьбою княжеств русских? Иль, может, совесть мучит из-за смерти Святослава?
    ФОТИЙ. Я умолкаю. Мой долг - предупредить. Однако я скажу от имени пославших: тебя, не Ярослава, признает князем базилевс.
    БОРИС. Так я скажу. И так ты передай в Царьграде: свои дела мы сами здесь решим. А впрочем, передай ещё, что если всё же буду князем - Корсунь я не верну, не ждёт пусть лучше он.
    Уходит.
   ФОТИЙ (про себя). Строптивый малый. Но обломаем - укрощали не таких.    
    Появляется секретарь.
    АФАНАСИЙ. Не прост был, видно, разговор.    
  ФОТИЙ. Куда там. Он не стал меня и слушать. Ну что там пишет Ярослав?
               
                - 21 –
    АФАНАСИЙ. Корсунь обратно предлагает и дружбу на века сулит.
    ФОТИЙ. Сулить он мастер. (Откладывает пергамент в сторону)  А всё же мне милей Борис. Но прям он больно: чует моё сердце - на свете он недолго проживёт. Поверишь, Афанасий, жаль его.
    АФАНАСИЙ. Светлейший, верю. Но жалость там ничто, где трезвость и расчёт в делах порука.
    ФОТИЙ. Да. Как жаль, что он меня не хочет слушать. А может к лучшему, ведь всё в руках судьбы… Ну что там дальше?
    АФАНАСИЙ. Так, остались пустяки. Святополк опять грозился церкви все пожечь.
    ФОТИЙ. А вдруг пожжёт?
    АФАНАСИЙ. Мы новые построим. Да и не верю я тому, - так он среди своих грозился, и старики все льнут к нему…
    ФОТИЙ. Но почему Владимир терпит?
    АФАНАСИЙ (разводит руками). И сам я не пойму. Я знаю: он не любит Святополка. Но терпит. Слабина.
    ФОТИЙ (многозначительно). Не так уж много слабины имеет князь Владимир… И в целом он - великий князь… Но мы должны смотреть вперёд - кто будет воспреемник: их четверо: древлянский Святослав, княжения лишённый Святополк, Борис и Новгородский Ярослав. Один из четырёх. Умрут другие.
    АФАНАСИЙ. Не думаю, что князем сядет Святополк…
    ФОТИЙ. Здесь думать мало - следует предвидеть, и русских земли лучше русских знать. Подай-ка мне письмо, которое писал недавно Турод Ярославу. Да, интересное посланье. Коль смерти б я его хотел - достаточно бы было Владимиру писульку эту передать. Но наше дело ждать. Смотреть и видеть, и в знанье обо всем Царьград держать.
СЦЕНА V.
   Покои Владимира. Князь сидит у стены на лавке, Покрытой львиной шкурой. Входит Светлана.
ВЛАДИМИР. Подойди ко мне. (Светлана подходит). Сядь рядом. Ты дрожишь?
    СВЕТЛАНА. Зябко что-то…
    ВЛАДИМИР. Верно. В тереме моём, как в склепе. Зажги свечей побольше. Почитай мне. Вот отсюда.

                - 22 –    
    Светлана подходит к столику, пододвигает свечи. Поднимает голову.
    ВЛАДИМИР. Ну читай же!
    СВЕТЛАНА. Я прежде этой книги не видала. Ведь это не “Деяния”, и вовсе не писание святое!?
    ВЛАДИМИР. “История”, написанная тем, кто жил ещё до рождения Христа.
    СВЕТЛАНА. Неужто так давно писали люди?
    ВЛАДИМИР. Давно. И так же верили в богов, любили, ненави-дели… Детей растили. Черна, глубока бездна времени - не может взор её окинуть даже малой части… Читай же. В сравненье с прошлым постигаешь суть того, что ныне происходит. Кому-нибудь и жизнь моя послужит быть примером иль уроком горьким. Читай же…
    Светлана начинает читать, но запинается и умолкает.
    ВЛАДИМИР. Ладно, хватит. Как видно, мало радости тебе читать. Поди, наскучил старый князь? А? Помоложе хочешь? (Встаёт, делает несколько шагов) Что смотришь зло? Ты тоже смерти ждёшь моей? Скажи мне, не криви душой!
    (Светлана в ужасе отскакивает в сторону)
    Молчишь? И верно, помолчи. Меня вы рано схоронили… (Багро-веет, хватает воздух руками, начинает задыхаться. Падает на сундук. Светлана бросается к князю, пытается расстегнуть ему ворот)
    ВЛАДИМИР (хрипит). Я сам, не трогай… Я вас ещё переживу…
    Вбегают слуги, Турод, Ивор.
    ТУРОД. Бояре здесь, великий князь… (Тишина, в которой слышится лишь тяжкое дыхание Владимира).
    ИВОР. Уложите же его… Скорее лекаря - с князем плохо.
    СВЕТЛАНА. Неужто бог молитвам внял (тихо)? Не может быть, чтоб всё так просто разрешилось.   
    ИВОР. Князю лучше. Скорее открывайте в сад окно.
    СВЕТЛАНА (уходит). Нет. Внятно мне судьбы предначертанье. Вот он яд. (Достаёт флакончик и сжимает его в руке) сейчас его с вином смешаю. (Быстро вливает яд в кубок с вином. Неожиданно вошедший Смарог в немом изумлении следит за ней). Выпей, князь, вино.    
    Владимир, сев на сундук, протягивает руку и берёт кубок.


- 23 –
    СМАРОГ (Выбивает кубок из рук Владимира. Вино обливает князя и Светлану, а также Турода). Не пей! Отрава, князь… (Хватает Светлану за руку и вырывает флакончик). Она с твоим вином мешала это зелье!
    ТУРОД. Ну мне, пожалуй, лучше в месте быть другом… (Тихо идёт к двери).
    ВЛАДИМИР (медленно). Не верю…
    СВЕТЛАНА (вырывается из рук бояр). Я больше не боюсь и всё скажу: с меня довольно твоей смерти и платы не хочу иной.
    ВЛАДИМИР. Тебе неповезло. Твоё вино ведь я не выпил.
    ИВОР. Дрянь. На кого ж ты руку подняла! (Бьёт её по лицу)
    ВЛАДИМИР. Постой, боярин. Не спеши. Хочу понять: за что? Подарков мало я тебе дарил? Ответный дар и мной получен… За что, ответь, понять хочу!
    СВЕТЛАНА. Не поймёшь. Ты всё привык на золото лишь мерить. Ты взял меня без спросу, разлучив навек с любимым… Что мне подарки? Наряды что!? Побои лучше ласк твоих… Постылый, ненавижу! Убей уж лучше - тебя я видеть не могу, и коль бы ты простил - тебя бы вновь я отравила…
    ВЛАДИМИР. Как странно. Будто вижу сон дурной. Ведь раньше всё уж это было! И ненависть в награду за любовь, и голос помню “мать его рабыня…” Как странно в жизни всё сплелось: и будущее, словно память о прошедшем… (к Светлане) Постой, ведь будто ты рожала? Кто ж отец?
    СВЕТЛАНА (с испугом, закрывая лицо руками). Зачем о сыне вспомнил, князь? Он только мой - в нём твоего нет ни кровинки. Другой он… На тебя он непохож. Его не трогай; у девушки нетрудно честь отнять, но отобрать не сможешь ты у матери ребёнка.
    ВЛАДИМИР. Всё повторяется. За кругом круг. Я понял: мир движется кругами! Ужасное прозренье, - верно зажился на свете я, коль повторенье прошлой жизни вижу…
    Поворачивается и, шаркая ногами, выходит.
    ИВОР (останавливая его). Что делать со злодейкой, князь?
    ВЛАДИМИР (как бы просыпаясь, рассеянно). С какой? Вот с этой? Прочь гоните…
    Постукивая посохом уходит, так больше и не обернувшись

               
- 24 –
                СЦЕНА VI.
   Подземелье. Свод, как в колодце, стены - тоже, серые под-гнившие брёвна. Из высоко расположенного маленького окошка еле-еле пробивается свет - от него на грязном и сыром полу светлое пятно.  Воздух душный, затхлый. Слышно, как кто-то, постукивая посохом, спускается вниз по лестнице.
    В углу раздаётся звон цепи и шевелится что-то тёмное. Затем в светлом пятне, гремя цепью, появляется какое-то человекообразное существо, донельзя грязное, заросшее “диким” волосом. Лохмотья истлевшей одежды почти совсем не прикрывают  тела.
    ВЛАДИМИР (удивлённо). А ты всё жив?
    БЛУД. Помилуй, отпусти. Прости грехи, дай умереть на воле!
    ВЛАДИМИР. И это странно. Скольких проводил уже в страну, откуда нет возврата, а этот жив всё… Блуд! (Блуд вздрагивает всем телом) Ответь, ты почему живёшь? Уже лет тридцать, как ты в подземелье.
    БЛУД. Пусти на солнце. На солнышко. И дай мне острый нож. Я помогу ещё, а князь? (Начинает хохотать) Люблю я княжеское мясо, оно так бело и нежно! Я деточкам твоим могу сгодиться, выпусти, Владимир!
    ВЛАДИМИР. Молчи, или навеки замолчишь! Довольно! (Выхватывает меч. Блуд бросается в угол, кричит).
    БЛУД. Молчу, не бей, не бей меня, Владимир… (Ползёт к нему на коленях) Пусти меня на солнышко, пусти… (Хватает Владимира за ноги) Ну вырежь мне язык, но только отпусти… На небо чистое взглянуть. (Плачет)
    ВЛАДИМИР (бьёт его ногой). Пошёл, проклятый пёс. (Блуд, словно настоящий пёс, воет. Бросается к князю, натягивая цепь. Владимир отворачивается от него и вдруг замечает старца, сидящего в другом углу). Эй, лекарь, что не плачешь, струсил?               
  МОНАХ. Нет. Я не боюсь. Боишься ты, Владимир. (Блуд воет, грызёт цепь).
   ВЛАДИМИР (Блуду). Молчи, проклятый, палкой изобью! (Старцу) Неужто не боишься жизнь прожить без света и сгнить здесь на соломе, словно червь?
    МОНАХ. Во тьме не только солнце светит.
    ВЛАДИМИР. Ты прям и смел в ответах. Слова твои  запали в душу глубоко. Я говорить хочу с тобой: ты прав был: тяжело мне - лекарь нужен. (Кричит наверх) Раскуйте старика. Наверх ступай за мной. (Блуд воет)
                - 25 –
                СЦЕНА VII.
   Покои князя. Владимир и старик. Полумрак.
    ВЛАДИМИР. Мне кажется, ты понял в этой жизни что-то… Такое, что выше ставит всех князей. Мне кажется… ты - истину познал.   
Я тоже долго пожил и достиг всего, чего лишь человек желает…   Я - незаконный сын рабыни! Теперь же… Прав, старик - боюсь. Боюсь могилы, но больше всё же я того, что перед ней боюсь. Тают силы, дряхлеет тело день от дня…
    МОНАХ. Идти отсюда на закат, в горах высоких на Балканах, в гранитных каменных скалах обитель тихая - в ней братство. Презрев мирскую суету, довольствуясь водой да хлебом чёрствым, в молитвах и труде проводят жизнь покорные Христу монахи…
    ВЛАДИМИР. Постой, старик: ведь я в Христа не верю.
    МОНАХ (не слушай, продолжает). И труд тяжёл, и тяжелы ночные бденья - сурова местность, хлад и снег, - вот спутники их жизни бренной. Но в тьме ночной молитвой их душа озарена и тело верою согрето. Покой во всём… Сердцам неведом страх - они с улыбкою свой смертный час встречают…
    ВЛАДИМИР. Коль там так славно, что по миру ты бродишь?
    Потупясь старец отвечал, и глас его звучал печально, глухо.
    МОНАХ. Я изгнан из обители святой… Мой тяжкий грех - однажды я взалкал и утаил от братства меру сала… И вот по миру осуждён скитаться. Что мне твоя тюрьма? Душе отрада всё, что телу больно. Его я жёг, клеймил расплавленным железом, пудовые вериги за собой влачил, был бос и сир под лютой зимней стужей…
Я месяцами пост хранил, вкушая только воду ключевую… И бог
простил! Послал виденье мне: в сиянье Михаил под рождество Христово мне явился!
    ВЛАДИМИР. Нет, видно мне лекарство всё ж твоё слабо… Что боги мне? Иное душу гложет, являясь в одеяниях кровавых. Отмщенья пролитой напрасно крови - вот чего боюсь.
    Старик! Послушай, ты поймёшь: я жил, не опасаясь ни людской молвы, ни божьей кары… И вот теперь боюсь, мне страшно. Руку дай. Вот здесь, у сердца, чуешь, холод?
    МОНАХ. Ответ один: смери гордыню, князь. Всё на Земле течёт необратимо. Глазами слепнешь - прозревай душой. Ты говорил: в богов не веришь…Правда ль это? Иль может быть себя их выше возомнил? Нет в мире непоруганных святынь, нет храмов, не поз-
- 26 –
навших разрушенья, нет идолов, не свергнутых во прах! Лишь скры-тое в душе - нетленная святыня, всех благолепней храмы, что в душе - лишь это истинные храмы: не в каменных дворцах ведь бог живёт, а в сердце хрупком человека. Мы ж душу сами в кандалы куём, и крепче видимых невидимые цепи. Неужто, князь, ты думаешь, что вера - это церкви?
    ВЛАДИМИР. Стой. Я знать хочу: кем послан ты?
    МОНАХ. К тебе меня послал архангел Михаил. Часть искупленья моего - твоя вновь обретённая свобода.
    ВЛАДИМИР. Мне кажется, тебя я понял: ты призываешь бросить всё: дворец, подвалы с серебром и златом, холопов, сыновей, дружину верную и Киев бросить? Безумен ты, старик. Всё это тяжко собирал: хитрил и предавал, и сколько раз за меч я брался!.. И погляди - тут всё моё.
    МОНАХ. …И средь всего один остался. Молчи, Василий, дай сказать! (Старец берётся рукой за золотую, свисающую на груди Владимира, гривну) Ты эти побрякушки хочешь взять с собой, когда последнее отдашь дыханье? Их лучше детям подари - их удел играть с каменьями цветными…
    Огонь былых страстей тебя уж не волнует - ты пережил их. И злато не потратишь, и власть тебе на что? Смотри, мои вериги тянут вниз, зато душа всплывает в поднебесье, а власть - она и душу тянет вниз, туда, на дно - за разжиревшим телом… Кому ты нужен здесь, Василий? Кого здесь опечалит смерть твоя?
    ВЛАДИМИР. Ты мысли все мои сказал, старик. Запретные, сокрытые так глубоко в душе, что сам я их не знал. Я чувствую - ты прав во всём. Но дети не дадут спокойно умереть…На них лежит печать давнишнего убийства… Я думал всё забыть, и мнил я               
 вновь родиться, но и к Христу кровавый потянулся след. Не искупить, не оправдаться, и за детьми вслед ветвями злодейство… От них - ко внукам, после к детям их. А корень здесь… (Бьёт кулаком по груди).
    Всему начало, порожденье зла. Иль Каин? В книгах пишут… Но все молчат, как разорвать злодейства цепь…
    МОНАХ. (тихо, изумлённо). Так вот твоё душевное мученье! Природа зла и сущность искупленья! Не зря ко мне являлся Михаил… Я ухожу теперь. Прощай, Владимир.
    ВЛАДИМИР. Постой, куда ж ты? Научи, как жить, что делать? 
    МОНАХ. Что мог тебе сказать, ты уж постиг…
    ВЛАДИМИР. Нет, объясни мне, что ты знаешь про меня…

                - 27 –
    МОНАХ. Я ухожу. Довольно слов - они уже не к месту. Прощай. Ищи по свету искупленье… Вся жизнь твоя была лишь сбором в дальнюю дорогу. Ты жизнь свою ещё не жил!
    ВЛАДИМИР. Загадками он говорит… Мне умирать пора, а он толкует о дороге… Всё в прошлом у меня, старик: душа уже мертва и тело ждёт конца.  
    МОНАХ. Ты этому и сам не веришь: пока ты жив, ты можешь жизнь менять… Душа мертва? Скорей её ты мёртвой хочешь видеть. В одном ты прав: ждать больше нечего тебе и дни идут к концу неотвратимо. Спеши же жить - чем ближе смертный час, тем каждый день ценнее. 
СЦЕНА VIII.
   Княжеский двор. По лестнице на крыльцо поднимается Позвизд. Он одет в белую рубаху, причёсан. Ивор и Мичура останавливают его.
    ИВОР. Куда ты? Стой.
    ПОЗВИЗД. Пустите к князю.
    МИЧУРА. В такой-то час? Да ты, кузнец, в уме ли? Спит давно Владимир.
    ПОЗВИЗД. Видел я - горит свеча в оконце князя.
    ИВОР. Ладно, ну и что с того? Что ты за птица, чтоб в такое время рваться к князю? Что за дела к нему, что ждать не могут до восхода?
    ПОЗВИЗД. Пусти, боярин, Жизнь моя зависит от решенья князя. Пусть он позволит в жёны взять Светлану, уехать нам отсюда.     
    ИВОР. Ну, так точно, не в своём уме ты. И не говори Владимиру о ней… Ступай отсюда. Иди, иди (толкает Позвизда).
    ПОЗВИЗД. Боярин, выслушай, я не пойму… С утра я не был дома, мне в лесу…
    ИВОР. Иди отсюда. Ну же, не шучу.
    Позвизд уходит. 
    ИВОР. Пусти его! До князя, видишь, дело… Светлану хочет в жёны взять? Обрадовать он, что ль, спешит Владимира…
    Ивор и Мичура уходят. Темнеет ещё больше. Неожиданно через забор перепрыгивает Позвизд и крадётся вдоль стены. Трогает окно.
    ПОЗВИЗД. Закрыто. Тихо (падает на землю. Мичура с двумя дружинниками появляется из-за крыльца. Осматривают всё кругом и

                - 28 –
уходят, не заметив Позвизда). Прошли как будто. Прячусь, словно тать. Заметят - пустят в ход оружье. (Крадётся вдоль стены, трогает другое окно) Попробую вот здесь. Будто поддаётся… (Окно распахивается) Ну, смелей! (Быстро пролезает внутрь). 
СЦЕНА IХ.
   Комната Владимира. На столике горит свеча. Князя нет.
   ПОЗВИЗД. Нет его. Но видел точно - он сюда пошёл. Шаги. Наверно князь! Что руки задрожали? В ноги брошусь, умолю. Пусть он рассудит - нет ни в чём моей вины. Но вдруг не станет слушать? Знаю я, горяч Владимир, вспыльчив. Спрячусь здесь и, подождав момент удобный, выйду. (Бросается за печку)
    Входит Владимир.
    ВЛАДИМИР. (в раздумье ходит по комнате). Всё может бог простить… Всё? Одно не верю - не простит он. И не случайно память преступленья живою он в темнице сохранил. Не знаю: грецкий бог, хазарский иль словенский, в какие ризы облачён и чем он принимает дань, но ведаю одно: ничто не канет в Лету без последствий, падёт безвинно пролитая кровь иль на убийц, иль на детей их.
    Умру… Что скажут? Раньше ведь не думал. Ах сладка, сладка поначалу власть! Развёл гаремы, Соломон?! Что девичья краса, когда её так много, что сытому накрытый к пиру стол? Всего казалось мало…
    Теперь признаться можно, что уж? Ведь ни одна меня любовью не любила: все покупались иль брались силком. На власть я променял святое право - просто быть счастливым, любимым быть, как мой отец великий был.  Который раз я к тени Святослава с вопросом обращаюсь, тщусь ответ услышать. Но ответа нет. Молчит великий. Лишь кости где-то солнце сушит…
    Так что по смерти остаётся? Вот я уйду, чем люди помянут? А будто важно это?
    Сознанье перед смертью странно: представить - был, и вот уж нет, - иной воздаст ли славу, пустит ль в разоренье всех дел моих младой росток? А мне ведь всё равно, я где-то в дали дальней, не трогают мирские суеты… Пустые побрякушки власти, неужто вам всю жизнь я посвятил?
    - 29 –
    Отречься? Не дадут… Невмочно мне решить задачу, кому из сыновей оставить Русь и в Киеве великое княженье? Решить? Что ни решу - всё будет плохо.
    Скрытно уйду я. Оденусь старцем, каликой, монахом. Уйду. Сейчас. Пусть бог рассудит…
    Всё гложет тень сомненья… Который бог? Да есть ли он? Иль может в мире есть лишь справедливость  мщенья?           
    Позвизд выходит из-за печи
    ПОЗВИЗД. Князь, я…
    ВЛАДИМИР. Кто здесь? (Выхватывает меч)
    ПОЗВИЗД. Постой же князь, я безоружен.
    ВЛАДИМИР (не слушая). Убийцы здесь! На помощь! Где моя дружина… Но нет, так просто вам меня не взять! (Размахивает мечом и отступает в угол).
    ПОЗВИЗД. Князь, постой (бросается к нему и падает, поражён-ный ударом меча).
    ВЛАДИМИР (переводя дыхание). Где ж другие? Он один? (Наклоняется). Позвизд? Вот так встреча. Кричал он что-то. Верно, безоружен он… (Садится, бросает меч). Вот снова кровь. Я весь забрызган ею. Кузнец хотел сказать мне что-то… Не успел. Скорее разума моя рука, привыкшая к убийству.
    МИЧУРА (кричит). Убийство в княжеском дворце! Скорей сюда. скорее к князю!
    Вбегает Мичура с обнажённым мечом, за ним - Смарог, Ивор.
    ВЛАДИМИР. Довольно шуму. Уберите кровь.
    МИЧУРА (склоняется над трупом). Позвизд?! Я так и знал, что это он.
    ВЛАДИМИР. Знал?
    ИВОР. Просился он к тебе.
    ВЛАДИМИР. Зачем?
    Ивор и Мичура переглядываются.
    ВЛАДИМИР. Зачем?
    ИВОР. Неужто не сказал он, князь?
    ВЛАДИМИР. Не успел…
    ИВОР. Просил он выдать за него Светлану.
    ВЛАДИМИР. Вот что… Бедный оружейник…

   - 30 –
    Мичура и другой дружинник поднимают  тело.
    ВЛАДИМИР. Оставьте труп. Он нужен здесь.
    СМАРОГ. Зачем же, князь? Здесь телу мёртвому не место.
    ИВОР. Князь хочет бросить труп собакам? Или повесить в назиданье всем?
    ВЛАДИМИР (смеётся). Собакам? В назиданье всем? А что, не так плоха идея.
    СМАРОГ. Не будь жестоким к мёртвому, великий князь. Не знаю, чем он виноват, но нет такой вины, чтоб так глумиться и над телом.   
    ВЛАДИМИР. Глумиться? Нет. Я прикажу его так схоронить, что все вы зависть ощутите. Своё я место Позвизду отдам. Довольно почестей, надеюсь?
    ИВОР. Как понимать тебя, великий князь, о чём ты говоришь?
    ВЛАДИМИР (громко). Бояре! День пришёл, когда нам надлежит расстаться. Я устал, старею. Себе другого князя поищите.
    СМАРОГ. Как? Случилось что, Владимир?
    ИВОР. Тебя мы не отпустим, князь. В словенских землях нет другого…
    ВЛАДИМИР (машет рукой). Молчите. Мне теперь решать, и я решил: я ухожу на покаянье в монастырь. Слушайте ж меня: хочу оставить в тайне свой уход. Для всех я умер. Вы в мои одежды оденьте Позвизда, схороните, словно князя…
    СМАРОГ. Что мы дружине скажем? Подумав, что нечисто дело, она по брёвнышку весь разнесёт дворец.
    ВЛАДИМИР. Скажите потом дружине и тайно схороните тело.
    СМАРОГ. Кого ж ты князем в Киеве оставишь?
    ВЛАДИМИР. Кого? Не знаю. По совести пусть сыновья решат. (Снимает плащ и бросает его на Позвизда, потом бросает гривну)
    Целуйте крест, что тайну смерти князя скроете. Клянитесь.
    Мичура, Ивор, Смарог подходит к князю и целуют крест, который он взял в левую руку.
    ВЛАДИМИР. Так хорошо. Клянитесь жизнями детей.      
    СМАРОГ, ИВОР, МИЧУРА, ДРУЖИННИК (вместе). Священна князя воля!
    ВЛАДИМИР. Прощайте же, бояре. (Быстро отступает из комнаты в другую, закрывает за собой дверь).
    МИЧУРА (делая шаг за Владимиром). Он заперся, что делать?

                - 31 –
    СМАРОГ. Умер князь, но мы послушны его воле. Мичура - встань у двери, меч возьми. Ивор, труп ты в одеяло заверни и на верёвках через стену мне подашь. Внизу я буду (выходит). Посмотрю снаружи. Не дай бог - заметит нас дозор, - ведь нас он обвинит в нежданной смерти князя!   
    АКТ III.
СЦЕНА I.
   Покои послов. Фотий, секретарь, Смарог. Вбегает Ивор. Он тяжело дышит. Хватается рукой за стол.  
    СМАРОГ. С тобою что, боярин? Ты дышишь, будто карп, лишённый вдруг воды.
    ИВОР (с трудом переводя дыханье). Не удалось нам тайну сохранить - нас Турод выдал, и сегодня в Киев Святополк с поляками вошёл.
    ФОТИЙ. Я говорил тебе, Смарог: немедля поезжай к Борису. Теперь ты опоздал. О если б мог я знать, что в ту же ночь умрёт Владимир, я не пустил б Бориса никуда.
    ИВОР. Мы сами так внезапно всё узнали… Он не хворал ничем и вдруг…
    ФОТИЙ. Да, странная кончина. Но неожиданной её никак не назовёшь!
    СМАРОГ. Пять дней мы от дружины смерть его скрывали…
    ИВОР. Что толку - Турод выдал!
    ФОТИЙ. Он же Ярослава упредил…
    ИВОР. СМАРОГ. Как?
    АФАНАСИЙ.  А говорят ещё, что будто жив Владимир…
    СМАРОГ. Пустое. Когда б он был живой - куда он делся?
    АФАНАСИЙ.  То ведать надлежит не мне, а вам.
    ИВОР. Такими шутками не шутят. Мёртв Владимир, и схоронили мы его. А тайна - как тут не таиться: допрежь ведь надобно решить, которого из сыновей звать на великое княженье.
    ФОТИЙ. Решили что?
    ИВОР. Нет, разругались все. Иные говорят - звать Ярослава, другим милее Святополк, третьим же - Борис.
    ФОТИЙ. А вам?

                - 32 –   
    СМАРОГ. Борис, конечно, всем хорош. Но старше есть. По-дедовски, так княжить должен Ярослав…
    ФОТИЙ. О чём вы мыслите, никак в толк не возьму… Что вам “по-дедовски”? Борис рождён в церковном браке!
    ИВОР. Мы и склоняемся к нему. Народ Бориса любит - душою русский он…
    ФОТИЙ. И наша будет вам подмога. Раскиньте сами: Святополк - полякам земли все раздарит, а Ярослав - под Новгород вас подведёт. Да разве ж видано такое на Руси, чтоб новгородцы выше киевлян сидели?! (Ивор кивает головой)
    СМАРОГ. Мы сами мыслим тако ж. Но беда - ведь Турод под-купил дружину! А там, где злато - правды нет.    
    ИВОР. Говорил я: вече надо созывать…
    ФОТИЙ (удивлённо). Вече? Киевское вече? Его последний раз сзывал Олег, когда с походом выступил к Царьграду… Вот вы куда хватили! Не опасно ль?
    Да, впрочем, поздно вече созывать. Вы в спорах время упустили.
    Входит слуга.
    СЛУГА. Там княжеский гонец. Просил вас видеть.
    (Ивор и Смарог переглядываются).
    ФОТИЙ (удивлённо). Княжеский? Конечно, входит пусть. Его мы слуг всегда так рады видеть.
    ИВОР. Мы уйдём.
    ФОТИЙ. Нет, отчего ж. Я тайны никакие не открою, коль вместе с вами я гонца приму. Прошу вас, смело оставайтесь.
    Входит гонец от Святополка. Шелом держит в руке. Высокий, статный, лихие усы свисают вниз.
    СТЕФАН. Я послан к Фотию от Святополка передать, что стольный город Киев он, как старший в роде, обычаям согласно древним принял.
    ФОТИЙ. Рад вполне, что на Руси обычаи  так свято чтутся. Но вроде бы, слыхал я, новый князь не любит веры христианской?
    СТЕФАН. О да! Он деда чтит. Но ссоры не желает он с Царьградом: церкви князь не тронет, более того, хотел бы Фотия  сегодня видеть.

- 33 –
    ИВОР.  СМАРОГ.  О!   
   
    СТЕФАН. (бросая взгляд в их сторону). Наш князь надеется, что послы его врагов не будут привечать и с ними знаться.
    ФОТИЙ. Да, конечно. Но неудача вот - сегодня только получил я предписанье - отправиться, не мешкая, назад. Вот служба! (Раз-водит руками) Священна воля базилевса. И, не откладывая, мы сей же час отсюда уезжаем. Так, всей душою рад, скорбя одновременно, что не смогу предстать пред ним и лично в уваженье расписаться.
    СТЕФАН. Мне так и передать?
    ФОТИЙ. Да, лучше не короче.
    СТЕФАН. Ну что ж, послы свободны в речах и поступках.
    Выходит.
    СМАРОГ. Ну, Фотий, ну наплёл!
    ФОТИЙ (секретарю). Скорее собирайся. Уезжаем мы немедля…
    АФАНАСИЙ. Домой?     
    ФОТИЙ. Пока - хотя б из Киева. А там - посмотрим (оборачивается к Смарогу и Ивору). И вам здесь оставаться дня нельзя. Бегите прочь.
    ИВОР. Да куда?!
    ФОТИЙ. К Борису, к Ярославу, к Глебу. Куда угодно. Если же хотите оставаться, то предавайте поживей друг друга. Ну, что ж вы?
    СМАРОГ. К Борису я поеду. Ещё не всё потеряно, хоть опоздали мы. Всё, Ивор, ты: боярское согласье, боярское согласье! Вот тебе оно.
    ИВОР. Да ладно. Сделанного не воротишь. Что из того. Что был ты прав?
    Смарог машет рукой и уходит. Ивор задумчиво стоит.
    ФОТИЙ. Что так задумался, боярин?
    ИВОР. Да вроде не к кому мне уезжать. Меня Борис не любит.
    ФОТИЙ. Тогда, конечно, к Ярославу.
    ИВОР. И с ним я не в ладах…
    ФОТИЙ. Трудна твоя задача… Ну подожди, я дам тебе письмо.
    ИВОР. Не будет Ярослав читать.
    ФОТИЙ. Читать ему не надо. Ты знаешь Прастена?
    ИВОР. Княжеский холоп?

- 34 –
    ФОТИЙ. Холопом был - теперь боярин. (Пишет)  Вот, отдашь ему и скажешь, что от Фотия. Меня ты понял?
    ИВОР. Изумленье не прошло. Ты в Новгороде власть имеешь?
    ФОТИЙ. Пустяки. Я как-то Прастена от порки спас, но - тс-с (прикладывает палец к губам), ему не думай ты о том напомнить. Теперь же, просьбу чтя мою, тебя пусть с князем он помирит. Езжай, не бойся.
    ИВОР. Чем отплачу тебе?
    ФОТИЙ. Ты о чём? Друзьям я друг и в рост им не даю услуги. Прошу в обмен я одного - чтоб также они дружбу сохранили…
    ИВОР. Клянусь, что отплачу тебе добром. Прощай же, удивительный посланник…
    Уходит.
    ФОТИЙ. Ну вот ещё один у Ярослава друг. С Борисом мы друзья, а Святополк… Нет, тут до времени дружиться - подождём.
   СЦЕНА II.
    Берег реки Альты. На другом берегу - насколько хватает взора - степь. На холме шатёр Бориса. Борис молится у иконы, стоя на коленях.   
    БОРИС. …Ещё спасибо, боже, что в сраженье силу дал - оборонил святую землю нашу.
    СМАРОГ (входит). Зовёт дружина, князь.
    БОРИС (поднимаясь с колен). Так что ж? (Опоясывается мечом, поправляет кольчугу, берёт в руки шелом). Ну? Говори!
    СМАРОГ. Уже два дня посланцы Турода здесь воду мутят: пошепчутся с одним, другому злато посулят… Зовёт, вас, говорят, великий князь, и князем этим называют Святополка!
    БОРИС. Ах вот как! Прыти этакой я от него не ожидал.
    СМАРОГ. Послушай, князь, последний раз меня послушай…
    БОРИС (нетерпеливо). Ну!
    СМАРОГ. Иди скорее в Киев во главе дружины и силою добудь отца законный стол. Иначе…
    БОРИС. Довольно. Это слышал я не раз. И повторю, последний раз, надеюсь: под братьями я не ищу и новою причиной братьев розни я не буду. Всё об этом. Не говори мне больше (машет рукой). Всё, хватит, надоел. Ну, где ж моя дружина?

                - 35 –
    Подходят. Собрание дружинников. Шум, лязг оружия. В середину круга входят Борис и Смарог.
    БОРИС. Что смолкли? Аль меня боитесь? Нешто так страшен?
    ДРУЖИННИК (в наступившей тишине, негромко). Пора нам в Киев, князь.
    БОРИС. Вот как? А что, слыхать все перемёрли печенеги? Рассеялись, поганые, как утренний туман?
    ДРУЖИННИК. Дружина хочет в Киев, князь. (Шум, крики)
    БОРИС (кричит, постепенно снижая голос). Так что ж… Коль злато вам дороже чести русской, - ступайте все. Я не держу. Сам здесь останусь. Один при переправе ждать печенегов буду. Придётся - погибну воином, в бою, позором не покрыв своё оружье. Никто не скажет, что сбежал Борис, открыв набегу мирные селенья.
    ДРУЖИННИК. Так не годится, княже. Не можно бросить тут тебя.
    БОРИС (оглядывается, перед ним все опускают глаза). Такое войско хуже, чем овечье стадо. Неужто после первой стычки трусость столь обширный всход дала? Как будто, шёл с мужчинами на битву и вдруг остался с женскою толпой…
    ДРУЖИННИК. Не устоять теперь. Не будет нам подмоги. А печенеги тьмой идут. Здесь смерть.
    БОРИС. Зато позора нету. Да что мне с вами толковать. Решайте ж наконец. Я жду.
    ДРУЖИННИК. Мы, князь, уж всё решили. 
    БОРИС. Так говорите.
    ДРУЖИННИК. В Киев нам идти.
    БОРИС. Так прочь, иудина порода! (Идёт сквозь расступающихся дружинников. За ним выходят ещё два человека. Остальные молча смотрят в землю).
    СМАРОГ. (идёт следом, покачивая головой). Ах горе, горе… Нельзя так, княже! Умом не обделён, а хитрости - ничуть.
   СЦЕНА III.
   Палаты Владимира. Святополк в дорогой, раззолоченной польской одежде. Нервно ходит. Святополк высокого роста, худой, черноволосый, брови густые, чёрные, нависают над глазами.
    СВЯТОПОЛК. Все разбежались от меня - бояре и послы, как будто Киев зачумлённый! Боятся, не хотят меня признать… Но я же старший, старший среди братьев! Кто, как не я, на киевский имею право стол?!
- 36 –
    ВУЕФАСТ. О да. Владимир, а потом, конечно, ты…
    СВЯТОПОЛК. Проклятый сын холопки (зло, громко). Я - а после лишь Владимир. Понятно это? Дядя мой в обход меня здесь княжил. Подлый вор, убийца, низменный распутник, - вот он кто! (Беснуется, брызжет слюной. Вуефаст испуганно пятится).
    СВЯТОПОЛК. (отпивает глоток вина из кубка). Так что мне пишет Ярослав?
    ВУЕФАСТ. Он признаёт княженье Святополка.
    СВЯТОПОЛК. Так, хорошо. И то хоть малая отрада.
    Входит Прастен.
    ПРАСТЕН. Ярослав к тебе, великий князь, прислал варягов - Эймунда с Рагнаром. Они внизу и приказанья ждут.
    СВЯТОПОЛК. (вздрагивает). Варягов? Для кого?
    ТУРОД. Быть может поискать - найдётся.
    СВЯТОПОЛК. Я знаю, ты о ком. Но сам же говорил, что он остался без дружины.
    ТУРОД. Он нам и без дружины страшен.
    СВЯТОПОЛК. Я всё же смерти брата не хочу. Нет. Он дал ответ, что на пути моём не будет.
    ТУРОД. Ответ? Обет… Князь, князь, да мне ль тебя учить, чего все клятвы стоят? Из всех опасен лишь Борис - его в народе любят. Подумай, князь, он вечно будет нам укором, занозою, бередящей покой… А нет - так чтоб занозу разом вынуть.    
    СВЯТОПОЛК. Нет, не хочу того. Что скажут про меня…
    ТУРОД. Не больше, чем сказали.
    СВЯТОПОЛК. И так уж Фотий со мною видеться не хочет.
    ТУРОД. Умрёт Борис - захочет. Его я знаю хорошо.
    СВЯТОПОЛК. К нему опять послал Стефана и скоро жду его.
    ТУРОД. Ну что ж, дождись.
    СВЯТОПОЛК. Да, Турод, правду ль говорят, что князь Борис совсем один остался против печенегов?
    ТУРОД. Тут голое притворство, князь. Прослыть он хочет на Руси героем…
    СВЯТОПОЛК. (закусывая губу, теребит рукоять меча). Но печенеги разве призрак, иль больше нам они набегом не грозят?
    ТУРОД. Придут под Киев - здесь мы их и порубим.
    СВЯТОПОЛК. А если нет?
    ТУРОД. Откупимся. Впервые, что ли? Авось весь край не разорят.
   
  - 37 –
    СВЯТОПОЛК. С тобой мне страшно. Словно в бездну увлекаешь ты меня… (Идёт к окну). Опять, опять варяги…
    ТУРОД. Вспомни про отца.
    СВЯТОПОЛК. (поднимая голову). Да, месть моя жестока будет. На полдороге я не встану. Всё до конца. Но что-то мне в душе пре-тит убить Бориса… Не жалость даже - так, глубокий, странный страх.
    Послушай, Турод, ведь имеет же предел злодейство? Нельзя на свете безнаказанно грешить. Я за отца отмстил - ведь мёртв Владимир.
    ТУРОД. Поберегись теперь, чтобы Борис не отмстил…
    Конское ржанье. 
    СВЯТОПОЛК. Приехал кто-то. Взгляни-ка, Турод.
    (Турод выходит)
    СВЯТОПОЛК. Меня слепит, как в детстве ярость, мешая трезво рассуждать… Решиться надо и … колеблюсь. Когда б какой-то был мне подан знак, решивший вдруг судьбу и указавший поступать вот так, а не иначе. В молчании богов решиться должен сам я. О Борис, когда б ты знал, как имя ненавистно мне твоё. Пока ты жив - я на княженье вор. А вор ведь ты, точнее твой отец , Владимир.
    Входит Турод. 
    ТУРОД. Стефан в Чернигове догнал послов.
    СВЯТОПОЛК. (живо, с волнением). Ну что они, да говори же, Турод!
    ТУРОД. Царьградские послы велели передать, что старшинство признают лишь Бориса…
    СВЯТОПОЛК. (в растерянности, медленно). Так вот оно… (идёт к стене, молчит, потом оборачивается, глухо произносит). Борису смертный приговор. Вот знак мне - действуй. Турод, позови сюда варягов.   
СЦЕНА IV.
   Борис сидит на берегу Альты и смотрит, как заходит солнце над степью. Люба, в доспехах, в мужском наряде, спрыгивает с коня и подбегает к нему. Борис оборачивается на конский топот.   
   БОРИС (встаёт, удивлённо). Ты здесь, зачем?
    ЛЮБА (переводя дыхание). Потом, потом… Что тут случилось?  Я встретила у Киева твою дружину…
                - 38 –
   БОРИС.  Так ты ко мне приехала, чтоб это рассказать? Но рад тебе, и случай, что привёл тебя сюда, считаю добрым…
    Теперь же помолчим. Дай поглядеть мне на тебя. Сказать так много нам друг другу надо, что вряд ли хватит всех на свете слов… Садись. Давай закат вдвоём посмотрим, как, помнишь, прежде… Когда другою ты была…
    ЛЮБА. Неправда, я всё та же (стоит рядом). Ты сердце рвёшь мне, княже. Всю ночь из-за тебя я не смыкала глаз… А  ты - так странно, неестественно спокоен…
    БОРИС.  А что, мне бегать, руки к небу воздымая?
    ЛЮБА. Борис, Борис, ну что с тобою?!
    БОРИС (смотрит ей в глаза). И сам не знаю. Ещё два дня назад счастливей был бы всех на свете, когда б тебя вновь рядом увидал, услышал голос твой…
    О сколько дней минуло, длинных, тёмных, томительных ночей! Мне образ твой всё чудился, иной раз будто пламень загорался - казалось мне, похожую встречал… Но после видел: всё не то, похожей нету больше в мире.
    ЛЮБА. Ты мне не рад сейчас? Да, правда, этого я и хотела: старалась укротить любовь, но лишь твою…
    БОРИС.  Теперь спрошу: зачем? Как раньше я пытался тебя заставить вновь меня любить!
    ЛЮБА. Забыть. Ты должен был забыть. С тобою мы не пара. И я не верю во Христа. Пойми, Борис: ведь мне не быть княжной.
    БОРИС. Да почему ж?
    ЛЮБА. Я не хочу. У каждого своё на свете место. Иной в рогоже для парчи рождён, другой - в парче для рабской доли. Поверь, я думала немало, плакала не раз: я во дворцах не приживусь, друг друга нам не надо мучить…
    БОРИС. Ну что ж, спасибо и на том. Ты это раньше мне сказать могла бы.
    ЛЮБА. Я пыталась. Невозможно. Ты неразумен был, как малое дитя, которое расстаться не решится с новою игрушкой. Сейчас ты стал другим. Похож и непохож как будто на Бориса.
    БОРИС. Не пойму и сам. Гнетёт мне душу что-то. И, знаешь, тяжко и … светло. Не знаю, как сказать, так на душе спокойно, ровно жизнь моя вся позади, и душу не тревожат суеты мирские… (Вздрагивает, поднимается) Смотри, как будто бы закат в крови!
    ЛЮБА (Смотрит на закат. Тоже вздрагивает). Верно: это кровь! Мне страшно за тебя (хватает Бориса за руку), стоишь ты братьям поперёк дороги. Недоброе мне сердце говорит.
                - 39 –
    БОРИС. Я написал, что не преграда им… Да ну, пустое… Довольно мне того, что ты со мной… Как жаль, что бросить не могу княженье.
    ЛЮБА. Сама не знаю, что со мной случилось. Забыла всё, спешу к тебе…
    БОРИС. Довольно, Люба! Быть не надо князем, чтоб стать счастливее на свете всех людей! Ты счастье, ты - моя любовь, земля и солнце, и восход… Мне ничего не надо… Только будь всегда со мной. Пять лет я ждал, что сменишь гнев на милость, что вновь придёшь такой же, как была когда-то…
    ЛЮБА. Да… Да… Всё правда: решила навсегда из сердца всё былое вырвать… Стать гадкой, непреклонной, ледяной. И стала…
    Ты знаешь, что погиб отец, и дед сражён врагами. Мне было плохо. Как - не рассказать - чёрная тоска и неизбывное седое горе… Терпела всё: к тебе я не пришла. Откуда, не пойму, откуда взялись силы?
    БОРИС (обнимает её). Не надо говорить. Слова - пустые звуки. И звуки эти так привычны лгать. Дай подержать твои мне руки - глазами можно всё сказать… Ты думаешь в беде я? Нет я в счастье, то не закат, то утро и весна…   
    ЛЮБА (отстраняется). Прошу, не надо князь. Потом. Не время.
    БОРИС. Пусть так. Я, Люба, спать пойду. Устал сегодня… Мне Святополк писал, что зла не держит, клялся в дружбе… Да что-то сердцу тяжело. Всё помню, как смотрел он на меня… тогда… уж лет пятнадцать будет. К отцу приехал он, я тут вбежал… и вспомнились, некстати, мне сегодня его глаза - не братская любовь, в них - злоба. И душу мне всё взор тот страшный жжёт…
    ЛЮБА. Так почему ты здесь стоишь! Чего ты ждёшь? Уезжай отсюда в Муром, к Глебу!
    БОРИС. Всё в мире в божьей воле, и не мне её менять.
    ЛЮБА. Проклятый, подлый бог! Он не мужской - он рабий.
    БОРИС. Не святотатствуй, Помолчи. Мне говорить сегодня трудно. И… гляди: опять край неба кровью заливает… Или, пожалуй, нет, пожаром рядится в сполохи…
    Ну ладно, что смотреть, пойду. До завтра.
    (Идёт к шатру. Люба за ним).
    БОРИС (с удивлением оборачивается). Ты куда?
                - 40 –
    ЛЮБА. С тобой я рядом этой ночью буду.
    БОРИС (усмехается). Ты хочешь сторожить меня? Вот славная охрана! Не бойся… и ступай к себе. Иди же… ну… до завтра, Люба.
    Люба медленно идёт прочь.
    БОРИС. Постой (оживляется). Как раньше не подумал… Закат, закат… (Наклоняется к входу в шатёр). Смарог, дай мне письмо, которое писал я ночью. (Появляется Смарог) Гонца я в Муром разыскал.
    СМАРОГ. Кого? Неужто Любу?
    ЛЮБА. О чём он, не пойму. Что хочешь ты, Борис?
    БОРИС (появляется из шатра). Вот, Люба, я прошу тебя… Мне ночью было странное виденье: приснилось мне, что брат мой младший, Глеб, от раны в грудь глубокой умирает, и стонет тяжко так, и просит: помоги, ко мне он руки простирает… Хочу помочь, и вот… не повинуются мне ноги…
    … Проснулся… хладный пот со лба утёр… Тотчас, ещё из памяти видение не стёрлось, письмо я базилевсу написал и в нём просил его, чтоб принял он на время брата.
    В Царьграде Глеба защитят, я знаю, император его любит… Вот здесь письмо (протягивает Любе свёрнутый в трубку пергамент). А здесь второе (подаёт ещё один). Я тут пишу, чтоб брат тебя послушал и схоронился до поры.
    ЛЮБА. Не для того сюда спешила, чтоб тут же бросить вновь тебя… Я не поеду. И если больше видеть ты меня не хочешь - пусть. Я рядом в битве встану. И если суждено нам умереть - умрём вдвоём.
    БОРИС. Поезжай. Успеешь ты вернуться. Мы бились с ханом пять лишь дней назад, и он пока лишь силу собирает. Неужто ты решила, что один я буду биться с его войском? Я жду, покуда совесть в русских вновь заговорит… Дружина скоро возвратится…
    Ну, так поедешь?
    ЛЮБА. Нет.
    БОРИС. Прошу тебя. В опасности мой брат. Пойми же, сам я не могу уехать: за землю русскую я здесь стою, тревожу совесть, остаюсь укором.
    СМАРОГ. Не бойся, Люба, поезжай. Клянусь, мы не дадим в обиду князя.
    БОРИС. Ну хорошо. Ты уезжай, а мне оставь здесь Звягу.

- 41 –
    ЛЮБА. Хорошо. Пусть будет так. Поеду в Муром. Но скоро вновь вернусь… Но поклянись своим мне богом, князь, что с печенегом ты не вступишь в битву.
    БОРИС. Клянусь.
    ЛЮБА (кричит). Звяга! (Появляется Звяга) Я в Муром еду. Ты с князем остаёшься здесь. Молчи. Так надо. Смотри же, береги его… (Звяга опускает голову) Как стал бы ты меня беречь.
    ЗВЯГА (мрачно). Боюсь, мне трудно будет.
    ЛЮБА. Приказывать я могу - прошу…
    ЗВЯГА. Пусть будет так. Своей не пожалею жизни, коль надо будет князя поберечь… Так, довольно?
    ЛЮБА. Довольно (оборачивается к Борису). До встречи, князь Борис. Обратно жди меня с дружиной (Садится на коня и быстро скрывается из виду).
    БОРИС. Ну вот, спокойней будто стало.
    Уходит в шатёр.
    СМАРОГ. Встань, Звяга, начеку. Я за полночь тебя сменю.
    Тоже скрывается в шатре.
СЦЕНА V.
   Княжеский дворец. Палаты князя. Святополк сидит в кресле Владимира. Входит Стефан.
    СВЯТОПОЛК. Ну что?    
    СТЕФАН. Я женщину нашёл, которую мне Турод указал, но мальчика с ней нет.
    СВЯТОПОЛК. А где он, где?
    СТЕФАН. (пожимая плечами). Убежал.
    СВЯТОПОЛК. Куда и с кем?
    СТЕФАН. Не знаю. Говорят, что незнакомый будто бы старик, заросший бородой почти до пояса, его с собой увёл в леса.
    СВЯТОПОЛК. Откуда взялся он?
    СТЕФАН. Не ведает никто.
    СВЯТОПОЛК. Не нравится мне это. Где женщина?
    СТЕФАН. Светлана умерла. Яд медленный ещё вчера был ею принят.
    СВЯТОПОЛК. (мрачно). Вот смерть ещё одна. Как будто моё имя жизни всех лишает… Ещё немного - в Киеве не будет ни души.

                - 42 –
Трудна ты, княжеская доля. Из всех работ - опасней всех. Устал я
 от всего, спать пойду (Поднимается, идёт к двери. Оборачивается, спрашивает). Что Турод?
    СТЕФАН. Уехал час назад. К нему какой-то человек на лошади явился в мыле.
    СВЯТОПОЛК. Опять, всё тайные дела! Когда-нибудь один такой и мне в питьё оправу подмешает.
    Идёт в спальню. Раздевается. Снимает плащ, меч, сапоги.
    Остаётся в расшитой золотой рубашке. Слуги помогают.
    СВЯТОПОЛК. Мне всё страшнее день от дня. Увяз я в казнях и убийствах… Назад пути не будет - всё начатое надо довершить, всё сделать до конца…
    Входит Стефан.
    СТЕФАН. К тебе приехали варяги.
    СВЯТОПОЛК. Что, уже? (Выбегает в зал) Зови сюда, но проведи их чёрным ходом…
    Входят Эймунд, Рагнар и Стефан.
    СВЯТОПОЛК. Ну же, говорите, чем дело кончилось с которым вас послал?
    ЭЙМУНД. Мы, конунг, вечером нашли шатёр Бориса. Скрытно подошли, но прятаться нужды и не бывало: охраны нет, дружина вся ушла - как видно, бог оставил князь-Бориса.
    …Окликнул нас дружинник: Кто? Удар кинжалом рот ему закрыл, но лёгкий шум встревожил вдруг Бориса.
    Мы кинулись внутрь. Он встать успел и ловко защищался в темноте. Но тут Рагнар снаружи подрубил шатёр, и он упал, с собою увлекая и Бориса…
    СВЯТОПОЛК (дрожа всем телом). Говори же ты скорей: чем кончилось всё это, хватит красноречья. Я подвиги твои вознагражу, не бойся, золота мне хватит…
    ЭЙМУНД. Вот (протягивает Святополку окровавленную тряпицу).
    СВЯТОПОЛК (с испугом). Это что? (Пятится)
    ЭЙМУНД. Погляди.
    Святополк раскрывает свёрток. Вскрикивает и отшатывается. На пол падает что-то похожее на кусок мяса.
    СВЯТОПОЛК. О страшное виденье! Это сердце…
                - 43 –
    РАГНАР (нагибается, поднимает с пола и вновь кладёт на  тряпицу). Два дня назад живое было сердце Борислейфа.
    СВЯТОПОЛК. Дай мне его сюда (Протягивает дрожащую руку и берёт свёрток). Как будто тяжесть страшную взложили мне на руки… (медленно наклоняет голову, рассматривает)
    Оно живое было. Ещё два дня назад в груди оно стучало, а теперь. Бесформенным куском холодным лежит оно в руках моих…
    Ну вот и всё. Теперь назад пути не будет. Но я чего боюсь? Ведь до меня князья не меньше братьев убивали. Для жизни есть один закон: убей, когда не хочешь быть убитым…
    Но неспокойно что-то мне, и в глубине души как будто что-то шепчет; погиб безвинно князь Борис. Его я ненавидел люто, пожалуй больше, чем ненавижу всех - всех сыновей Владимира… Но вот он мёртв, и на ладони сердце - вот оно - как будто руку жжёт, горя-чее, как уголь, сердце князь Бориса… Возьми его (отдаёт Рагнару). Раскаянья не чувствую, но что-то тяжело, и душно что-то… (Кричит) Зовите гусляров! Вина, веселья! Сегодня ночь негодна, чтобы спать!
    Появляются скоморохи, плясуны. Слуги вносят кувшины с вином, тарелки, блюда с различной снедью. Появляются приближённые Святополка. Это, в основном, польские бояре. Святополк садится на возвышении, за княжеский стол, туда, где раньше сидел Владимир.
    СТЕФАН (встаёт с кубком). За князя выпьем, будь он здрав сто лет! (Все пьют, шум, пляски. Но гости не очень хорошо понимают друг друга: за столом слышится то польская, то варяжская речь).
    СВЯТОПОЛК (осушив кубок). Я что-то Турода не вижу. Стефан, где Турод?
    СТЕФАН. За ним давно уже послали.
    Неожиданно на дальнем конце стола вспыхивает ссора.
    ПОЛЯК. Пся крев! Вся русская земля к полякам отойти должна, так наш король судил, поскольку  Русь есть область Польши.
    МИЧУРА. Так за него ты сам и пей (выплёскивает вино в лицо поляку). Не быть же Киеву землёю польской!    
    ПОЛЯК. (утираясь). Русский смерд! С тобою за одним столом поляку быть зазорно! (Выхватывает меч и, прежде чем дружинник успевает опомниться, наносит ему удар в голову. Через минуту пир превращается в настоящее сражение, сверкают мечи, падают убитые и раненые, в воздухе летают кубки, блюда).

    - 44 –
    Святополк врывается в самую гущу сражения, кричит, размахива-ет мечом. Постепенно резня прекращается. Поляки и несколько русс-ких теснятся в одном углу, сжимая в руках обнажённые мечи; русс-кие - бояре и дружинники - в другом углу. На полу в лужах вина и крови лежит пять-шесть убитых и раненых. Один раненый пытается подняться, хватается рукой за стол, приподнимается и вновь падает).
    В толпе дружинников слышится шум. Доносится: “Борис, Бориса…”
    СВЯТОПОЛК (оглядывается). Пропали Эймунд и Рагнар, и с ними в суматохе скрылись все варяги. Пожалуй, не к добру тот знак. Стефан!
    СТЕФАН. Да, князь.
    СВЯТОПОЛК. Тревожно что-то. Где же Турод? Узнай, пошто волнуется дружина?   
    СТЕФАН (тихо). Они узнали о Борисе.
    СВЯТОПОЛК. Турода ищи. Он нужен мне.
Стефан уходит. Святополк вновь тревожно оглядывается. За стол никто не садится. Пожилой дружинник выходит из толпы и обращается к Святополку.
    ДРУЖИННИК. Правду ль говорят, что будто бы варяги убили князь Бориса?
    СВЯТОПОЛК. Кто говорит?
    ДРУЖИННИК. Да сами же они. Здесь, за столом, когда вино им языки случайно развязало.
    СВЯТОПОЛК (медлит, колеблется).
    ДРУЖИННИК (обращаясь к товарищам). Молчит он! Верный знак. (Шум усиливается. Дружина возбуждена).
    СВЯТОПОЛК. Тихо! Тише! Один пусть говорит.
    ДРУЖИННИК. Так слушай, князь! А не хотим служить мы Свято-полку! (Все молчат)
    ДРУЖИННИК (Идёт к дверям, оборачивается). Не держи нас, князь. Уйдёт из Киева дружина - убийцам мы не служим.
Выходит. Следом выходят другие - остаётся лишь несколько человек.
    СВЯТОПОЛК (идёт к столу, в растерянности). Нежданный в спину мне удар…
    СТЕФАН (подходит к князю, громко). Его я не нашёл.
    СВЯТОПОЛК. Кого?
    СТЕФАН. За Туродом меня ты, князь, послал.    
    СВЯТОПОЛК. Теперь мне ясно всё. И Турод предал.
    СТЕФАН. Не может быть! Он верным был…
    СВЯТОПОЛК (смеётся). Верным? Лишь себе. Мы в этом с ним друг друга стоим. Но берегись - твою игру я разгадал: он, верно, в
                - 45 –
 Новгород помчался к Ярославу… Но нет ещё: успею я войска собрать…
    Вбегает Вуефаст.
    ВУЕФАСТ. Беги скорее, князь!
    СВЯТОПОЛК. В чём дело?
    ВУЕФАСТ. От Киева всего лишь в дне пути вдруг объявился Ярослав. Узнав о смерти брата, Ярослав сегодня утром дал обет перед иконою священный: убийцам отомстить.
    Он движется сюда; святые стяги распустив по ветру, с ним новгородские полки, а впереди варяжская дружина…
    СВЯТОПОЛК (закрывает лицо руками). Увы мне! День неудач - я в час дурной совет врага, как друга, принял!
    Увы мне! Отныне навсегда ославлен я убийцею, злодеем… О козни, уверения, о лютый глас молвы… Он чист теперь, а я один убийца…
    СТЕФАН (трогает Святополка за плечо). Спешим же, князь, король нас примет, даст и войско.
    СВЯТОПОЛК (встаёт). Возврата нет. За поданьям поспешим к полякам…
    А после, так пойдёт, и с печенегом дружбу поведу (Зло смеётся) - злодеем побеждённый остаётся…
    Теперь осталось только Ярославу в святые убиенных записать - и проклят Святополк. Идём, Стефан. На время Ярославу стол уступим - пусть он немного посидит.
    Святополк и Стефан уходят.
    ВУЕФАСТ. Вот время тяжкое! Рекою льётся кровь. Подобно псам голодным грызутся княженята… Что-то будет… Не вовремя, не во-время Владимир умер…
  СЦЕНА VI.
   Поле. Крестьянин у сохи. Вдали - деревня. Раннее утро. По до-роге идёт калика. Это Владимир, но некогда холёная борода теперь всклоченна и грязна, рваная  одежда делает его неузнаваемым.
    ВЛАДИМИР (вздыхает полной грудью, останавливается). Как чудно утро! Новая заря на смену ночи заступает. Так жизнь идёт - чрез разрушенье очищает, возрождая… (Наклоняется, проводит рукой по траве).
- 46 –   
    Роса… Чудесна и проста, как всё явлённое природой… Так поздно я в траве росу заметил… Нет, помню, маленький я влагу с листьев пил. Как было то давно и как вдруг стало близко: так, словно маленьким вдруг стал, я - старый дед…
    Да, где-то там, глубоко, в сердце, здесь, сокрытое пластами долгой жизни, живуче детство. Память ярче нам о нём, как странно! не в юности, теперь - на склоне жизни…
    Ораторь оставляет соху в земле, вытирает тыльной стороной ладони пот со лба, подходит к дороге.
    КРЕСТЬЯНИН. Эй, странник! Далеко ль идёшь?
    ВЛАДИМИР. Сказывать - так будет дольше.
    КРЕСТЬЯНИН. А был ли в Киеве?
    ВЛАДИМИР. Как не быть!
    КРЕСТЬЯНИН. Правду говорят. что будто бы Владимир помер?
    ВЛАДИМИР. Какой Владимир?
    КРЕСТЬЯНИН. А то не знаешь - князь.
    ВЛАДИМИР. Да, князь Владимир в ночь среди июля помер. (Поднимает глаза от земли и смотрит на крестьянина)
    КРЕСТЬЯНИН (в замешательстве). Ну посмотрел! Немного странный для калики взгляд - те больше всё смиреннее выходят.
    ВЛАДИМИР. Так что ж, ты рад?
    КРЕСТЬЯНИН. Да как сказать: не то чтобы не рад, да, впрочем, не сказать, чтоб не доволен. Какая радость мне? Кто княжить сел?
    ВЛАДИМИР. Того не знаю.
    КРЕСТЬЯНИН. Вот то-то и оно: как раз усобицу своею смертью князь накликал: как жить - так жил он как хотел, как помирать - всё нам содеянное бросил: поди-ка ты теперь, с него взыщи!
    ВЛАДИМИР. Что-то не пойму…
    КРЕСТЬЯНИН. При нём хоть поле в гости не являлось. А вот теперь - пронёсся слух - что старший-то, Рогнедин, новгородец, варягов вновь привёл на Русь. Одно, конечно, верно: сын отцовский, это точно. (Владимир вздрагивает)
    ВЛАДИМИР. Так плох, выходит, старый князь?
    КРЕСТЬЯНИН. Да как бы новый хуже не сказался: по мне - так всех князей судить не пользой надо, а вредом, который после них остался.
    Вот это славно выйдет. Польза? (Подходит к сохе, и, поплевав на ладони, берётся за ручки). Но, пошла (усмехается, оборачивается к Владимиру) Хомут и есть хомут, хотя бывает в нём и польза.

          - 47 –     
    ВЛАДИМИР. Славно рассудил (усмехается). Вот мне ответ - что люди скажут (делает несколько шагов по дороге, а зачем кричит). Постой-ка, смерд, ты в бога веришь?
    КРЕСТЬЯНИН (останавливается, выпрямляется). Сначала сам скажи, а то их больно много нынче стало.
    ВЛАДИМИР. Я верую.
    КРЕСТЬЯНИН. Ну и я. Путь добрый, странник. Пора мне. Дела, видишь, много.
    ВЛАДИМИР. Доброй жатвы (уходит по дороге, постукивая клюкой).   
    КРЕСТЬЯНИН (глядя ему вслед). Ну чудеса - готов отдать я лошадь под заклад, что не простого калика рожденья. Смиренья ни на грош.
    Стоит, раздумывая.
    Да мне-то что за дело? Хоть ряженый он князь! (смеётся) Сбежавший от детей Владимир! (хохочет).
    Но, пестря, пошла. Работа - вот моя забота. Трёх сыновей поднять и дочек замуж выдать - куда князьям всем до моих хлопот. Они уходят - поле остаётся… оно да княжеский хомут (опять задумывается).
    И странно вдруг Владимир помер. Ох, не к добру…
    Из лощины вдруг выныривает телега. На ней под лошадиной попоной что-то лежит. Рядом с телегой, правя лошадью, идёт Звяга. Его голова обвязана окровавленной тряпкой.
    ЗВЯГА (поравнявшись с Владимиром). Скажи, старик, какая на Ростов дорога?
    ВЛАДИМИР. Эта. Правильно идёшь. А далеко ли?
    ЗВЯГА. Не очень. Но, пошла (отгоняет мух, вьющихся вокруг него). Учуяли поживу…
    В это момент появляется всадник. Он быстро приближается.
    Это Люба.
    ЛЮБА (осаживая коня). Звяга? Здесь ты? Почему?
    ЗВЯГА. Там больше я не нужен.
    ЛЮБА. Где Борис? Его оставил ты!
    ЗВЯГА. Нет. Князь здесь.
    ЛЮБА (смотрит по сторонам). Но где? Его не вижу.
    ЗВЯГА. Вот (поднимает попону).
    Люба вскрикивает, бледнеет. Спрыгивает с коня и, сняв шлем, подходит к телу Бориса.
- 48 –
    ЛЮБА. Вот он лежит. Но нет, глазам не верю… не он… В крови омыто чужое мне лицо… (Смотрит).        
    Я думала, что горе привезу, а горе здесь, само навстречу едет. Прости, Борис…Не зря ты сон дурной увидел… Я не успела - в Муроме пролилась кровь: не сберегла тебя и не спасла меньшого брата… (Владимир вздрагивает. Звяга опускает голову). Теперь вы вместе будете всегда, чтоб в мире не случилось…
    ВЛАДИМИР. Скажи яснее, что в Ростове?
    ЛЮБА (Внимательно смотрит на него. Медленно). Траур там. Зарезал повар Турчин Глеба.
   Владимир мягко опускаясь на землю.
    ЛЮБА. Не вынес крови пролитой старик. Моё же сердце будто в камень обратилось. И плакать больше нету слёз (нагибается).
    Дай, Звяга, воду мне (Звяга подзывает крестьянина, берёт у него флягу с водой и протягивает Любе).
    ЛЮБА (Брызжет Владимиру водой в лицо). Очнись скорее дедушка. Ну, лучше стало? 
    ВЛАДИМИР. Да, будто ничего (пробует подняться).
    ЛЮБА. Вот будет для тебя опора (подставляет плечо).
    ВЛАДИМИР (встаёт). Всё в голове смешалось. Ужаснее не приходилось слышать ничего.
    ЛЮБА. Ты Глеба знал?
    ВЛАДИМИР. И Глеба, и Бориса. И часто их, бывало, нянчил на руках.
    ЛЮБА. Но что-то я тебя не знала раньше…
    ВЛАДИМИР. В Киеве я лет уж десять жил. Зовут меня Акун. Когда был помоложе, то дядькою растил я княженят… Теперь бегу, спасаясь от напасти…
    ЛЮБА. Но от кого? Кому ты навредил?
    ВЛАДИМИР. Враги мы были с Святополком. Теперь он в Киеве, а я бегу в леса. Ведь некому теперь мне в старости служить защитой. В Ростов я шёл… Теперь уж и ни к чему… Один, слепой и старый…
    ЛЮБА (Думает, потом обнимает Владимира). Ты ведь любил того, кого и я любила… Так будь же мне отцом и дедом. Ведь у меня на свете тоже никого. Убит отец, погиб мой дед, Добрыня, обласканный опалой за службу верную его. И вот теперь моё убито
  - 49 –
сердце - как будто не Бориса вырвано - моё.
    Идём со мною, дедушка, идём. Тебя в пути я не оставлю.   
    ВЛАДИМИР. Но куда?
    ЛЮБА. В Ростов сначала, тело отвезём. А дальше знаю я дорогу. Ты со мной?    
    ВЛАДИМИР (тихо). Так странно в жизни всё… Но видно, это знак в пути… (Любе)
    Да, вместе мы отныне.
    ЗВЯГА. Люба, я…
    ЛЮБА. Не надо. Оправдаться хочешь? Ты думаешь, мне будет легче от того? Я одного прошу, послушай: никогда мне больше на глаза не попадайся.
    ЗВЯГА. Люба, но за что, чем виноват я? Что удар мне в голову не был смертельным?
    ЛЮБА. Не знаю. Не мне судить. Но ты ведь жив, а он погиб… Когда б наоборот…
    ЗВЯГА. Меня нисколько ты не любишь! Смерть моя тебя ни-сколько бы не огорчила…
    ЛЮБА. Молчи. Твой голос уши режет. Отойди, я лошадь поведу сама (Берёт в руки вожжи. Телега, поскрипывая трогается. Держась за её край идёт Владимир. Звяга с минуту стоит в нерешительности, а затем пускается следом).   
   АКТ IV.
СЦЕНА I.
    Лесная поляна. Вокруг - огромные столетние сосны. Заросшим травою холмиком землянка. С вязанкой хвороста  появляется Акун (Владимир). Это высокий, сутуловатый старик, одетый просто, как свободный общинник. На голове - фетровый колпак с подвёрнутыми краями; лицо старика изборождено глубокими морщинами и почти полностью скрыто густой седой бородой.   
    Акун подходит к землянке и сбрасывает хворост с плеч.
    За стариком наблюдает Люба, которая сидит на поваленном дереве чуть в стороне. Она поднимается и подходит к нему.
    ЛЮБА. Как здравствуешь?
    АКУН (оборачиваясь). А я тебя не углядел… Совсем глаза слабеют… Здравствуй, Люба. Что долго так не заходила?
    ЛЮБА. Да так… Весною много дела и в деревне.
    АКУН. …И докучают женихи… Признайся: мало интересу к деду?
                - 50 –
    ЛЮБА (покрывается краской). Не говори так. Ведь знаешь ты - на свете нет того, кто был бы всех дороже. Других я не хочу. До женихов мне нету дела…
    АКУН. Ну прости… А докучают всё ж?
    ЛЮБА. Однако всякое бывает. Всё пристаёт ко мне Мутур: мол Род не терпит незамужних, ссылается на дедовский закон, который будто бы помимо воли может замуж выдать.
    АКУН. А ты не хочешь всё? Не верю что-то. Много пожил я и разное, поверь мне, видел, но чтобы девушка в соку женою стать так не хотела, не верю что-то.
    Видишь, вновь весна пришла, лучами солнце землю обогрело… Все пару ищут - лебедь и олень, и белка, всех зовёт от сна приро-да… Вновь птицы гнёзда вьют, чтобы птенцов там выводить… Такой уж заведён порядок; изменить его не может человек, одно со всей природой, так же подчинён её законам, как самый слабый из её детей.
    ЛЮБА. Суженый мой мёртв.
    АКУН. Знаю я, но послушай, что скажу: скорбить мы вольны по умершим, но жизнь живых зовёт; кто мёртв - того уж всё равно не воскресить: пресёкся род бы человечий, когда бы в сердце новая любовь не приходила вместо старой… (Люба пытается его прервать) Нет, погоди. Мне также дорог был Борис. Я знал его, и знал изрядно. При мне провёл он детские года, он был почти как сын мне…
    ЛЮБА. Знаю я.
    АКУН. И всё же говорю: живые рождены, чтоб жить.
    ЛЮБА. Ты мне роднее стал, чем был отец… Когда б не ты, Акун, давно б я сгинула со света… И тебе скажу я правду, правду ту, которую себе я не всегда и говорила: весною этой вновь ко мне вернулась жизнь… Я вновь заметила, как небо меж ветвей синеет, как сладко пахнет талая вода, земля как разбухает перед трав рожденьем…
    Часто кровь вдруг забурлит, ударит в сердце… и огнём пройдёт по жилам, оно вдруг беспричинно загрустит, иль защемит неясною тоскою… Как будто жду, или надеюсь, встречи, взгляда, каких-то внешних перемен… Боюсь себя.
    АКУН. Себя ли? Может жизни?
    ЛЮБА. А люблю его. Его по-прежнему во сне зову… неправда, нет, так прежде не звала его. Во сне привиделось мне что-то, ровно

  - 51 –
зов окреп, и, новой силой напоенный, он, кажется, способен донес-
тись на край земли, посланцем огненным в чужие сны ворваться… (замолкает) …Но один лишь сон он не разбудит - сон могильный…   
    Ты верно говоришь, Акун, что тело ждёт, волнуется весною - оно как почва перед севом. Но душа - его. Унёс с собою князь, убитый братом (Акун вздрагивает). Пусть кровь его падёт на всех, кого родил Владимир. Из-за него я потеряла всех… Смотри, Акун: отца того я проклинаю, кого люблю… Того, кого живым любила больше жизни. Ведь рабское смиренье в душу он вложил, и крест на Русь принёс…
    АКУН (бледнея). Его пусть судит бог.
    ЛЮБА (успокаиваясь). Ещё при жизни отреклась я от Бориса…
Вот странно, знаешь ли, Акун, когда бы веры был он старой, его не прогнала бы я. И дело даже тут не в том, что крест я не приму, пусть даже в ожиданье казни лютой, нет, просто раньше князь мог жён держать по многу - сколько сердце любит…
    Иное дело был Борис - в его я дом вошла б княжной, единственной, навечно. Мне отказаться от всего б пришлось - от веры, от того, с чем выросла, что с детства полюбила. Не приняла б меня князей семья…
    АКУН. Откуда знаешь ты наверно? От века на Руси князь волен выбирать по вкусу жён.
    ЛЮБА. Так было раньше, до того, как князь Владимир церкви понастроил. Всё изменилось вдруг… Не так всё стало…Запретов сотни, чувства и слова как будто враз наполнились двуличьем византийским. Я не сумею лучше объяснить…
   АКУН (задумчиво). Быть может ты права. Но вера не родит людей, родят ведь люди веру…
    ЛЮБА. …Не знаю… Кто виноват, но жить на свете стало трудно.
    АКУН (встаёт). Ну, будет горевать. Не хочешь замуж - пойдём я зимней накормлю брусникой, её я вечером вчера собрал.
    ЛЮБА. Когда б с Борисом было так легко, как просто говорить с тобой!
    Расскажи о прошлом мне, о том, что ты скрываешь. Мне кажется порой, что ты не тот, кем хочешь мне казаться…


- 52 –
    АКУН. Ну дела… (смеётся) кого ж во мне ты, дочка, видишь?
Старик - он есть старик, а годы прошлые, что хлам ненужный, чего их всуе ворошить? Прошли и ладно.
    ЛЮБА. Ты говорил, что в лес бежал, спасаясь от преследова-ний веры, но мне мерещится порой, что ты в наших идолов не веришь… Страшно мне тогда… (Отводит глаза в сторону).       АКУН (справившись с замешательством). Ну вот, пугаешься сама. Тебе жрецы, наверно, нашептали. Кто? Мутур иль Аминод? Вот старость беспокойная - им до всего есть дело!
    ЛЮБА. Нет, Мутур, мне не сказал ни слова, только с мужем пристаёт.
    АКУН (Обнимает Любу рукой за плечи). Не бойся ничего: я с ним поговорю, и он не будет беспокоить.
    Акун идёт к землянке, по пути, со слепу, задевает ногой за деревянное ведро с водой и опрокидывает его.
    АКУН. Пролил… Вот незадача! (нагибается, поднимает) Когда б до смерти зренье сохранить!
    ЛЮБА (подходит). Что, дедушка, с тобой? (Акун стоит, растерянно держа в руке перевёрнутое ведро). Ну эту мы беду поправим быстро. Давай сюда (берёт ведро из рук Акуна).
    К ручью я быстро обернусь. Готовь-ка мне кисель с обещанной брусникой…
    Уходит.
                СЦЕНА II.
   Акун спускается в землянку. Внутренность её скупо освещается через отверстие в потолке. Сложенная из камней незатейливая закопчённая печка - почти посередине. Пол - земляной, устланные еловыми ветвями. В углу темнеет возвышение постели, застланной медвежьей шкурой; с потолка свисают различные припасы и травы. Акун копошится у лавки, заставленной стоящими на и под ней кувшинами и корчагами.
    АКУН (сердито под нос). Неймётся, ишь! Мутур сам рвётся в сваты (что-то роняет). А то сказать: быть может, он и прав. Но странные дела: я сердцем не хочу того, чтоб Люба замуж вышла. Вот дела! Последняя любовь у стариков бывает крепче первой… Так говорили раньше - шуткой отвечал, и каждая любовь с годами мне казалося последней… 
- 53 –
    Тут иное: словно в детстве, говорит душа, а тело не сжигаемо желаньем (находит корчагу и льёт что-то в кружку).
    Наконец-то я нашёл  кисель! Поверил б я, коль кто-то мне сказал, что киселём поить девиц я буду, находя в занятье том душе отраду? (Идёт к большому чурбаку, служащему столом).   
    Страннее нет, чем жизнь на свете человека… Судьбу нам невозможно предсказать, а можно было - так многие б не жили…
    И тоже не спокойно мне: вчера в ночи являлся Ярополк и был он грозен. Но мне ли он грозил?
    Голоса снаружи. Слышен звонкий голос Любы.
    ЛЮБА. Так вот сюда, не бойтесь, здесь вы среди друзей (Появляется у входа, ставит ведро).
    АКУН. Кого ты привела?
    ЛЮБА. Случайных странников, из Киева бежавших… Ведь не бросать же их в лесу.
    АКУН. По свету разного народа много ходит. Шпионов мало к нам подсылает князь?
    ЛЮБА. Да не сердись. Там старый дед больной и мальчик –недоросток.
    Появляется встреченный Любой дед. Это Блуд. Совсем старый, больной, еле передвигающий ноги, согнутый чуть ли не вдвое, он с трудом протискивается внутрь. Садится на лавку.
    ЛЮБА. Вот, дедушка, попей (Подаёт ему кружку. Блуд долго, с наслажденьем  пьёт).
    БЛУД. Отменное питьё. Я в жизни не пивал его вкуснее… (От-ставляет кружку в сторону и, поднимая голову, встречается глазами с глазами Акуна, вздрагивает и роняет кружку. Люба нагибается, чтобы её поднять).
    АКУН (вскрикивает, тоже узнавая странника). Блуд!
    БЛУД (отшатываясь). Владимир! (Люба выпрямляется и, широко открыв глаза смотрит то на одного, то на другого; Блуд начинает кашлять, затем его кашель переходит в дикий, неестественный смех). Вот мы и встретились с тобой… Я думал, мёртв ты, князь, а ты живёшь и будто бы неплохо… И веру ты опять сменил? Так это что: тебе ведь предавать, что плюнуть!
    ВЛАДИМИР. Замолчи!
    БЛУД. Нет уж. Сорок лет молчал. На злобе лишь мой разум и
держался… Так перед смертью свиделись с тобою… Ты думал 
                - 54 –
скрыться, да? От прошлого ценой недорогою откупиться? Ты хочешь кровь отмыть, которая к рукам твоим прилипла!?
    ВЛАДИМИР. Замолчи, проклятый. Я тебя убью (встаёт и хватает топор).
    ЛЮБА (бросается вперёд). Допрежь меня убей (Владимир опус-кает топор). Уходи, старик. Тебя не тронет он.
    БЛУД. Да, ухожу. Где спутник мой (кричит). Ратмир! Иди скорей сюда и помоги мне выйти! (Оборачивается к Владимиру) Боишься ты, что расскажу волхвам, что старцем здесь таишься? Не жди, Владимир - малой мести не ищу, - живи на сердце с тяжестью
убийства… (Поднимается и уже сверху кричит). Я ухожу. С душою чистою впервые… Нет на мне греха! Всему виною ты лишь - князь-убийца! (Снова начинает истерически хохотать).
    Владимир опускается на чурбак, с которого до этого встал.
    ЛЮБА. Ты… Акун… Я чувствовала это, но боялась догадаться… Ты - Владимир!
    ВЛАДИМИР. Люба, подожди… Послушай… Всё, о чём он гово-рил, всё - правда, но не так… Он говорил о Ярополке… Но ведь это было так давно, и Ярополк меня убить решился первый. Ещё я бороды не брил, когда спасаясь от него бежал в холопье нарядив-шись платье. Он или я - двоим на свете нам не быть. Так было всё. Так что ж, я защищаясь брата погубил, вину мы на двоих с ним разделили…
   ЛЮБА. Замолчи, старик. Молчи. Не надо оправданий. С твоими братьями особый счёт ты сам веди, и сам считай, кому и сколько должен! (Владимир закрывает лицо руками, Люба продолжает) Ты Русь предал! И в мире имени словенам нету ненавистней!
    Уйди, не подходи ко мне: я поняла всех слов твоих змеиный шёпот… Так вот разгадка, и она, да впрямь, ужаснее всего… Молчи! (Задыхается) Прощай… Будь проклят ты на век!
    Убегает.
    ВЛАДИМИР (Продолжая сидеть в той же позе). Ну вот и всё? Как будто бы судьбою сюда был приведён предатель-воевода Блуд, живой, как жива память преступленья - не исчерпал я, видно, меры всей его.
    …Она ушла… Уж ничего не объяснить… Да стоит ли пытаться? И целой жизнью праведной не искупить  однажды совершённого злодейства!
               
- 55 –
СЦЕНА III.
   Люба растрёпанная, взволнованная, идёт по деревне. Навстречу попадается жрец Мутур. Это человек среднего возраста, высокий, светловолосый.
    МУТУР. Постой. Куда бежишь ты?
    ЛЮБА. Не знаю, всё… Я ничего теперь не знаю.
    МУТУР (пристально всматриваясь). У старика Акуна ты была?
    ЛЮБА. Да.
    МУТУР. Так что с тобою там случилось? Ну же, говори, обидел чем тебя Акун?
    ЛЮБА. Нет, просто мне сегодня что-то плохо…
    МУТУР. Ты лжёшь!
    Появляются Звяга и Аминод - один из старейшин племени.
    АМИНОД. Мутур! Тебя мы с полчаса уж ищем, новости плохие: идут через леса на нас дружины князя Ярослава! Деревни жгут, святыни наши рушат, иных, как печенеги, волокут в полон, иных на месте убивают.
    Веру защитить, не допустить попрание свободы нашей вековой - 
по краю нашему, по всем лесам, решили мы: собираем ополченье.
    МУТУР. Да, видно битвы час настал: за веру нашу север весь поднялся! Сведём мы с Русью счёты! Ростовская земля была и есть, и будет от Руси свободна!
    ЗВЯГА. Люба! Я завтра с ополченьем ухожу… Прошу, последний раз прошу: женою стань моей сегодня!
    МУТУР. Вот так, великие дела средь малого находят отраженье…
(Обращается к Любе). Так, Люба, больше ждать нельзя: ответь, чем Звяга не подходит?
    ЛЮБА. Я не люблю его.
    МУТУР. Я знаю, ты о ком. Но надо думать и о всех. Для женщины важней всего удел, который ей определён богами - рожать детей.
    АМИНОД. Слабеют наши боги…
    МУТУР (поворачиваясь к нему). Мы мало чтим их.
    ЛЮБА. Скажи, Мутур, а верно ль говорят, что будто бы Перун сто крат сильней становится, вкусивши кровь живую?
    МУТУР (внимательно смотрит на неё). О чём ты, не пойму. Давно, ещё от деда слышал, было, что в годы поражений принимал Перун и человечьи жертвы. Но это скрыто в тьме веков. Никто из тех, кто жив сегодня, не помнит тот обряд…
                - 56 –
    ЛЮБА. Так может время вновь пришло о нём, как о последнем средстве вспомнить? (Аминод и Мутур переглядываются)
    МУТУР. Мы думали о том. Но всех ценнее жертва девы (смотрит на неё).
    ЛЮБА. А правду можешь ты сказать, что нам поддержку он окажет, что в битве будущей поможет нам, что силу обретёт в борьбе с крестом он?
    МУТУР. Да. Я уверен в том. Перун, вкусивший тёплой крови девы, непобедим…
    ЛЮБА. Так вот она!
    ЗВЯГА. Подумай, Люба, Любочка… Что ты сказала? Верно ты больна, смотрите, лоб пылает…       
    ЛЮБА. Оставь меня, здорова я, и думала не раз, что здесь сказала.
    МУТУР (торжественно). Ты говоришь слова, достойные героев, и не забудет род твоей великой жертвы… Но верно ли, что ты сумела честь девичью сохранить? Ведь жертвуя женой, разгневать бога мы боимся.
    ЛЮБА (дрожа всем телом). Сзывай волхвов! Пусть будет испы-тание сурово, его я выдержу, и жизнь моя пусть Перуна поднимет из трясины.
    ЗВЯГА. Не делай этого. Послушай, не ходи…
    МУТУР. Умолкни, Звяга. Теперь не ты решаешь. Аминод, сзывай жрецов. А ты (поворачивается к Любе) идём со мной, тебе отныне с прочими не место.
    АМИНОД. Куда вы?
    МУТУР. К капищу пойдём. Туда сзывай и на совет старейшин. Верю я, что день пришёл, когда на битву за своих богов всяк русский поспешит, и новгородец, и ростовский воин: коль девы на заклание идут - Перун ещё над миром властен: не быть словенам под крестом, наш дух свободный кротость рабскую не примет!
    Идём же, Люба.
    ЗВЯГА. Стой (пытается загородить дорогу).
    ЛЮБА. Отойди. Мешаешь.
    Мутур и Люба уходят.
    ЗВЯГА. Случилось что-то странное… Ещё я не пойму, но чувствую - земля как будто из-под ног уходит.
    АМИНОД. Любишь ты напрасно. Она не для тебя.
    ЗВЯГА. Ну это мы ещё посмотрим…

                - 57 –
    АМИНОД. Что ты задумал?
    ЗВЯГА. Ничего. Но с Перуном ещё поспорим…
    Уходит.      
СЦЕНА IV.
   Лес. Поляна, где находится языческое капище - в центре большого круга, образованного идолами, стоит Перун.
    На поляну выходит Владимир. В его спутанных волосах различный лесной мусор, колючки; одежда порвана, и сквозь дыры проглядывает тело.
    ВЛАДИМИР (снимая с лица паутину). Уже четвёртый день брожу по лесу. Нет смерти мне: ни хворь, ни зверь не трогает меня…
    Куда-то вышел (прищуривается), место будто бы знакомо. И что-то там стоит среди поляны… Человек? Что ростом так высок? (Подходит). 
    Перун! Вот это встреча: не ждал и не гадал! (Держась рукой за столб, обходит)
    Что зубы скалишь? Тщишься испугать? Пугай, пугай - меня не испугаешь (поднимает голову).
    Постой-ка… Вроде ты смеёшься? Ты думаешь, твоя взяла? Орудие слепое веры древней, дубовой куклы над живыми власть…
Уходишь ты, но цепко души держишь…
    Неожиданно от идола отделяется человеческая фигура.
Это Звяга. В руке он держит меч.
    ЗВЯГА. Кто здесь? Ответь иль будешь мной убит.
    ВЛАДИМИР. Со стариком сразиться чести мало.
    ЗВЯГА. Акун?
    ВЛАДИМИР. Да. А кто ты?
    ЗВЯГА. Звяга.
    ВЛАДИМИР. Что делаешь ты здесь?  Пришёл богов молить? О чём, уж не о Любе ль?
    ЗВЯГА. Именно о ней.
    ВЛАДИМИР. Думаю, мольбы твои напрасны.
    ЗВЯГА. Злорадствуешь, старик? Колдун проклятый, знаю, ты меня ведь ненавидел и наговаривал ей на меня.
    ВЛАДИМИР. Клянусь, ни разу. Напротив, говорил я ей не раз, что лучше мужа, чем тебя, ей не сыскать.
    ЗВЯГА (смеётся). А она сыскала!

                - 58 –
    ВЛАДИМИР. Но кого?
    ЗВЯГА. Неужто ты, старик, не знаешь? Перуна!
    ВЛАДИМИР. Кого?
    ЗВЯГА. Не понял, что ли? Она назначена сегодня в жертву. Я караулю здесь уже с полночи - жду её, чтоб с нею умереть, иль силою её у бога вырвать.
    ВЛАДИМИР. Ты лжёшь! Сознайся, Звяга, шутишь ты… Народы наши жертв кровавых не приносят.
    ЗВЯГА. Допрежь не приносили, ныне же приносят. В борьбе с крестом слабеет наш Перун, и вспомнились забытые обряды предков.
    ВЛАДИМИР (Идёт в сторону. Медленно, в раздумье). Богов пышней всего там чтут, где в них слабеет вера…
    Там в громе славословий нет нужды, где вера в душах не скудеет. Не воскресить её угасший пламень, не напоить кровавой жертвенной струёй: напрасно всё, и чем бессмысленнее жертва - тем торжественней обряд! О славословий ложь! В её тумане ль истину найти? Бывает правда ль там, где вера, или безверие суть истина одна? 
    Слышится отдалённое пение.
    Но что такое? Будто слышу пенье? Сквозь лес как будто к капищу идут. Идём со мною, Звяга, схоронимся до поры.
    Появляются жрецы в белых парадных, богаты изукрашенных одеждах. Впереди - Матур и Аминод. Между ними идёт простоволо-сая, в венке Люба. Она идёт босиком. Сзади - толпа девушек, которые поют.
    Жрецы подходят к Перуну и разжигают перед ним огонь. Начинается обряд. Пение усиливается. Мутур несколько раз обходит вокруг Перуна.
    МУТУР. Бог могучий, грозный бог, слышишь нас? (Все подхватывают): Мы тебя зовём!
    МУТУР (Делает несколько шагов в сторону). Громовержец, слышишь нас?
    ВСЕ. Мы тебя зовём! 
    МУТУР (снова делает несколько шагов, ударяет в землю посохом). Пред тобою племя всё.
    ВСЕ. Помнишь нас?
    МУТУР. Мы тебя зовём.
    ВСЕ. Мы тебя зовём… Тебя, бог Перун, бог Перун!

- 59 –
    МУТУР (снова делает несколько шагов). Помоги нам, грозный бог! Помоги, помоги!
    Дорогую жертву мы принесём, деву в жёны тебе отдаём!
    ВСЕ. Возьми, Перун! Крови тёплой, живой, вкуси, Перун! Сильным стань, Перун, и врагов победи, Перун!
    Крики становятся всё громче. В центр круга двое жрецов выталкивают Любу.
    МУТУР (исступлённо). Вот она, гляди, бог Перун. Возьми её, возьми (Разрывает рубашку на Любе, обнажая грудь. Жрецы быстро связывают Любины руки за спиной).
    В наступившей тишине Мутур хватает левой рукой Любу за шею и прижимает к себе, в его правой руке сверкает нож. В этот момент в круг язычников врывается Звяга. Кто-то пытается преградить ему дорогу, но падает с раскроенным черепом.
    ЗВЯГА. Прочь, все прочь (Крутит над головой мечом. Все расступаются. Мутур всё же успевает ударить Любу ножом. Кровь брызжет на него и на идола. Звяга вырывает Любу из рук Мутура и оглядывается, ища путь к бегству. Но тут он замечает, что девушка уже не дышит).               
    ЗВЯГА (Кладёт Любу на землю). Что ж, коль так, пускай две жертвы примет бог Перун! (Вонзает себе меч в грудь и, обливаясь кровью, падает рядом с идолом на землю).
    Вечер. Ложатся на землю длинные тени от деревьев. Капище опустело. К забрызганным кровью идолам медленно подходит Владимир.
    ВЛАДИМИР. Ещё дымятся угли жертвенного ложа… (Обходит вокруг огромного чёрного кострища). Истоптанная сотней ног тепла земля (пробует рукой). Нелепо всё, как сон дурной… Не обморок меня страшил - вернулся к жизни я напрасно… Пытаюсь убежать, а прошлое вновь настигает, вновь за мною по пятам мои дела! (Подходит к идолу).
    Напился крови? Ну, теперь доволен? Иль мало всё тебе и хочется ещё? Гляди - земля уж не приемлет… (Отходит, идёт, затем оборачивается).
    О человек! Свободен естеством, но рабьи цепи сам на душу надевает. Рабы! Свободные рабы… Для тягла уж склонённые, готовы выи…
                - 60 –
    И всё же в душах их живёт, чудесным образом свиваясь с рабской долей, стремление к свободе, жажда перемен, надежда лучшего, иного.
    Быть может этой тлеющей надежды угли, сокрытые в сердцах избранных, зажжёт ученье новое… Оно, вскормленное на крови мучеников, отрадой будет правнуков моих… Но новый в свет явившийся кумир своей кровавой дани вдруг запросит. Кумир не может быть не ложным, на то он и кумир: иной, пускай несхожий, разный… Но суть одна - то воплощается Перун, личиной новою лишь до поры звериный лик скрывая!
    Появляется Ратмир. Он кого-то ищет.
    РАТМИР. Дедушка Акун. (кричит) Дедушка Акун!
    ВЛАДИМИР. Мне незнакомый вроде паренёк, но, кажется, меня он ищет. Странно это… Зачем и кто вдруг вспомнил про меня?
    РАТМИР (запыхавшись). Ах вот ты где! (косится на идола) Как страшно здесь! Тут, верно, место казней… Идём скорее, я боюсь.
    ВЛАДИМИР (даёт руку). Да-да, идём. Но кем ты послан?
    РАТМИР. Меня послал старик, с которым мы из Киева бежали. Уже четыре дня он сделался вдруг болен.
    ВЛАДИМИР. С чего же это?
    РАТМИР. Не знаю. Четыре дня назад он здесь кого-то повстречал, и слёг с тех пор. Я думаю, тот человек, наверно, деда сглазил… (Владимир останавливается) Скорее, он искал тебя.   
    ВЛАДИМИР (глухо). Значит звал меня, выходит, Блуд? (Садится на пень) Постой немного, что-то сердце заболело. А сам ты чей? Молчишь, да что с тобой?
    РАТМИР. Мне мама перед смертью говорить про это не велела.
    ВЛАДИМИР. Вот как? Это странно… Ну, я отдохнул, идём.
    Навстречу  попадается Аминод. 
    АМИНОД. Куда спешите?
    ВЛАДИМИР. К старику, который заболел у нас в деревне.
    АМИНОД. Тот самый, что вот с этим мальчиком пришёл? Он умер, и его уж схоронили.
    ВЛАДИМИР. Так умер Блуд! И звал меня он перед смертью… Что говорил он?
    АМИНОД. Слышал я со слов - сказал он, что не держит зла и просит поберечь  мальчишку. Наверно этого.
    ВЛАДИМИР. Наверно. Идём со мной.
      - 61 –
    РАТМИР. Меня зовут Ратмир.
    ВЛАДИМИР. Так нравится тебе в лесу?
    РАТМИР. Нет, Киев мне милее. И сам бы я оттуда не ушёл, но мать боялась Святополка.
    ВЛАДИМИР. Его уж нет в живых. А Ярослав тебе не страшен? Или, может быть, среди князей есть у тебя враги другие?
    РАТМИР. Не знаю. Мать боялась Святополка.
    ВЛАДИМИР. Странно это. Постой (Внимательно вглядывается в Ратмира), её случайно не Светланой звали?
    РАТМИР. Да.
    ВЛАДИМИР. Так вот оно: кого сбежавший Блуд  увёл из Киева, спасая, кого он, умирая, мне вернул. Но здесь ему не жить…
    РАТМИР. С тобою что, Акун, ты странно так смотрел?
    ВЛАДИМИР. Так мать отца и не сказала? Кто ведает теперь, была ль она права? Но уж не мне решать. Владимир умер для всех и для себя…
    РАТМИР. Что говоришь ты, я боюсь!
    ВЛАДИМИР (овладевая собой). Ратмир, ты больше жить в лесу не должен. Возвращайся в Киев. Уходи.
    РАТМИР. Один? Но почему?
    ВЛАДИМИР. Отсюда в Киев только для тебя дорога… Пора, мой мальчик, возвращаться по домам. У каждого он свой. Мне ж по миру скитаться - и мир мой дом. Прощай и уходи - Блуд умер, значит, круг ещё один закончен.
  СЦЕНА V.
   Светлица. У небольшого столика, стоящего прямо перед настежь открытым окном, сидит молодой монашек.
    Обмакнув перо в чернильницу, он что-то старательно пишет на листе раскрытой толстой книги. Вдруг в открытое окно влетает большой комок репьев и падает прямо на раскрытую книгу.
    АЛЕКСИЙ. Это что? (Испуганно роняет перо) Эй, там (идёт к двери), кому-то я задам сейчас!
    Дверь открывается. На пороге стоит Ратмир. Он сильно вырос, раздался в плечах. На верхней губе светлые усики. На Ратмире кожаный фартук.
    РАТМИР. Так что, ты хочешь мне задать? (Расставляет в стороны руки) Ну так попробуй, книжная пиявка!

- 62 –
    АЛЕКСИЙ. (с обидой). Шутить шути, да меру шуткам знай.
    РАТМИР. Обиделся? Прости меня, я злого не хотел. Да шёл вот мимо - показалось, ты больно засиделся…
   АЛЕКСИЙ. (важно). Делом занят был. А ты прервал. Вот, слушай!  (Подходит к столику, берёт книгу, читает).
    В лето шесть тысяч пятьсот тридцать второе  богатый урожай нам бог послал…      
    РАТМИР. Видать дела, которые вершит наш князь, угодны больно богу?
    АЛЕКСИЙ. Конечно же. Да оглянись вокруг, ты, вечно всем и всеми недовольный. Смотри (подходит к окну): стеною белой опоя-сан Киев, ещё в строительных лесах она; у только что заложенной Софии толпится люд мастеровой - здесь известь месят, баржи с камнем по Днепру идут, покорные великой воле… И, новым блеском озарён, на берегу крутом Днепра встаёт чудесный город, расцветает, подобно дивному цветку…
    РАТМИР. Ты здорово умеешь говорить - за то тебе и платят содержаньем. А я гляжу - что день, то новые поборы, всё князю мало. Вот город строится - да мне-что с того: не князь же город этот строит, а кабы строил он, - так первый я сказал: почёт и слава Ярославу-князю.
    АЛЕКСИЙ. (с досадой). Что говорить тебе, ты не поймёшь. По кузнице ведь ты о мире судишь.
    РАТМИР. Как ни сужу, а не докажешь, что неправ. Но всё же кончим - будет ссора.
    Отворяется дверь. Входит пожилой монах.   
    МОНАХ. Алексий, в книгу запиши. Узнал я только что благую весть: в четверг сраженье князь поганым дал.
    АЛЕКСИЙ. Чем кончилось оно?       
    МОНАХ (усмехаясь). Известно чем… Молитву сотворя и окрылён-ный помощью господней, под Муромом разбил их князь. И бросились поганые в чащобы. Их многих взяли там, и ждёт их скорый суд и справедливая расправа…
    РАТМИР. Когда бывал наш князь несправедлив! Он веру насаж-дает с пригодным против печенегов пылом… 
    АЛЕКСИЙ. Что ты смеёшься? Неужто погань пожалел? Да дай им спуск, они и в Киеве вновь идолов поставят, а церкви все пожгут…


- 63 –
   МОНАХ (с угрозой). Ратмир, наверно, дней забыть не может, которые провёл в лесах! Послушай, может ты и требы клал? Сознайся, а?
    РАТМИР. Я крест ношу. Вот, видишь (расстёгивает ворот рубахи). Пощупай… нет, понюхай, пёс! (Суёт ему крест под нос).
    МОНАХ. Ну погоди, мастеровой! Не то припомнишь ты меня…
    Уходит.
    АЛЕКСИЙ (неуверенно). Пожалуй, зря ты так. Он может донести.
    РАТМИР. О чём?
    АЛЕКСИЙ. Да ни о чём. Со злости всякое наскажет.
    РАТМИР. Наскажет? Ну и пусть! Поверит кто ему?
    АЛЕКСИЙ. Коль захотят - поверят и ему. Была б охота верить, а чему - найдётся.
    РАТМИР. Как быстро стал опасен крест смиренный! Давно ли был прибежищем гонимых - куда что делось: глазам Христос бы не поверил, когда б увидел, что именем его прикрывшись здесь творят. И, посмотри, Алексий: во всём находят подтвержденье в писании, рождённом для спасения рабов!
    АЛЕКСИЙ. Ты думаешь и говоришь опасно. Ты неправ.
    РАТМИР. Ладно, хватит мне об этом. Устал. Не будем ворошить мы старый спор… А монах… Пусть только огрызнётся - шею я сверну, не посмотрю, что в рясу облачён.
    АЛЕКСИЙ. Нельзя Ратмир так. Время уж не то.
    РАТМИР. Ну что заладил: время, время… Трястись мне перед каждым времени не будет… Слушай, спорить кончим. Я чего к тебе зашёл. Из мастерской я, видишь, отпросился…
    АЛЕКСИЙ. Ну и что?   
РАТМИР. Да подожди, ты выслушай сначала. Ах, чёрт, всё перебил проклятый мне монах… Ну, в общем, идём со мной к Забаве.
    АЛЕКСИЙ. К Забаве? Ну дела! Постой-постой… Да ты чего крас-неешь? Неужто свататься решил? Ну и дела! А мне - ни слова… То-то я гляжу, что ты последний месяц ровно бы переменился…Его же видно потянуло к радостям семейным… (Ратмир пытается поме-шать Алексию говорить).
    Всё, молчу. Молчу. Как рыба. Как наш стол дубовый.
    РАТМИР. Потешаться будешь - другого я в сваты возьму. 
    АЛЕКСИЙ. Так дело уж, гляжу, серьёзно!

                - 64 –
    РАТМИР. Серьёзней некуда. Люблю её, да и она мне тем же отвечает. Ты знаешь сам - я мастер неплохой и прокормлю себя с женою и детьми.
    АЛЕКСИЙ. Что-то не пойму. Не всё, как видно, ладно, но причина в чём?
    РАТМИР (мрачнея). С её отцом я говорить боюсь - ну как отка-жет? Богатства ведь за мною нет, родни же по свету не видно. Он как-то говорил, что, мол, ещё неведомо, кто мой отец, да с матерью и то не всё понятно.
    АЛЕКСИЙ. А в самом деле, кто же твой отец?
    РАТМИР. Не знаю. Знаю лишь, что Святополк меня искал.
    АЛЕКСИЙ. Ну так ты и скажи. Что может быть знатнее, чем Владимир?!
    РАТМИР. Прошу тебя, молчи. Мне кажется, что имя это прине-сёт одни несчастья. Пусть будет лучше мой отец никто. Неведомый , случайный - воин, странник. Так много крови пролилось, когда вдруг умер князь Владимир. И мать свою я тёткою считал - она лишь перед смертью мне открылась.
    АЛЕКСИЙ. Неужто и отца не назвала?
    РАТМИР. Ну что пытаешь? Тебе-то что? Как друга я тебя про-шу: ты можешь ясно отвечать: ты будешь говорить с отцом Забавы?
    АЛЕКСИЙ. Ратмир, послушай, не волнуйся так. Конечно, я пойду. Сейчас, вот только надпись на листе закончу.         
                СЦЕНА VI.
   Улица Киева. Высохшая грязь. Слева строят церковь. Пока выло-жен только фундамент. На заднем плане поднимаются белокаменные городские стены. Многолюдно. По доскам, брошенным на землю, идут богато одетые иностранцы, вооружённые люди, женщины. На горелом пустыре, рядом со строящейся церковью, играют дети.
    Слышны их крики: чур! Бита не твоя, не жульничай. Бей снова.
    РАТМИР (улыбаясь). А помнишь, как играли мы с тобой?
    АЛЕКСИЙ. У княжьего крыльца? Теперь там места нет для игр. За девять лет так много изменилось…
    РАТМИР. Да, верно, город не узнать.
    Вдруг на улице народ начинает волноваться, расходится в стороны. Крики: “Волхвы, волхвы… Ведут волхвов!”
    Алексий и Ратмир отходят ближе к стройке. На улице появляют-ся язычники. В оборванной, грязной одежде, часто окровавленной идёт толпа измождённых. Много женщин. Попадаются дети.
              - 65 –   
    АЛЕКСИЙ (тихо, с ужасом). Смотри, Ратмир, как вид их страшен! В лесах на севере они, подобно медведям, скрывались от податей… (Дружинник теснит лошадью народ)
    ДРУЖИННИК. Эй, прочь! Дорогу. Отойди назад! (Бьёт плетью).
    РАТМИР. Преступники они?! Их преступленье - в вере старой. Ви-на ж их в том, что княжьей кабале они лесную предпочли свободу.
    АЛЕКСИЙ. Шш… Тише, тише. Все молчат, молчи и ты… Гляди - вон, верно, главный среди них: согбен и стар на вид, но чувствуешь, Ратмир, какая взгляда сила!
    РАТМИР (вздрагивает). Он, немощный, в колодине идёт, и стража над седою бородой его глумится!
    АЛЕКСИЙ. Молчи. Такая участь всем, кто с волей князя не сми-рится. Свобода - дорогой продукт, и за свободу духа плетью платят.
    Их поведут сейчас на княжий двор, и суд, поверь мне, будет скорый!
    РАТМИР.  Хотел бы не поверить… Послушай, вот ты ответь: ты сам-то веришь ли, что дети эти, что в цепях прошли, для нас опас-ней печенегов? Что нам все эти люди не родня, не соплеменники, не братья, когда они не веруют в Христа?
    АЛЕКСИЙ. Конечно ж нет. Они враги, и тем они опасней, что племенем с тобой едины. Хотя и нет: я вижу по одеждам, что нов-городских здесь ведут словен да вятичей. А то не русские все люди.
    РАТМИР. Конечно, разнятся узором вышитых рубах. Да обручами на запястьях… Алексий, ты ведь лжёшь! Не так уж глуп ты, как стремишься показаться.
    АЛЕКСИЙ (бросив взгляд по сторонам). Когда не глуп - умнее глупым показаться. Тебе за дело что? Твердят одно все - ну и ты тверди. Так никогда не ошибёшься, а ошибёшься - так не один. Ведь люди выскочек не любят, коль эти выскочки не лучше их, а если лучше, иль, того что хуже, их умнее, - то ненавидят лютой злобой, как врагов заклятых… Суть человека эта гадкая природа.      
    Так быть умнее наших же князей… Ну нет уж… Сохрани, помилуй боже.
    (Снова оглядывается. Видит приближающегося монаха).
    И, Ратмир, признаться, не пойму, откуда в вере у тебя сомненье?
Словно бы душа твоя, самой твоей природе непослушна, всё мечется, всё ищет, но чего?
    РАТМИР. Мне кажется, что веру больно часто русские меняют. Но хватит. Так мы вовсе не уйдём. 


                - 66 – 
  СЦЕНА VI.
   Язычники сгрудились на княжеском дворе. Здесь всё почти так же, как и девять лет назад. Лишь прибавилось построек, да двор, раньше местами покрытый травой, теперь весь вытоптан. Седой, весь заросший, с длинной бородой стоит прямо перед крыльцом Владимир.
    Княжеская челядь с опаской поглядывает на язычников. Вдруг все оборачиваются. Проносится шёпот: “Князь, князь!”
    На крыльцо выходит Ярослав. Широк в плечах, ещё не стар. Чёрная борода прикрывает мощную шею. Ярослав без плаща. На нём - шитая золотом цветная рубаха из тонкого полотна. На поясе, в дорогих ножнах - меч. Ярослав отодвигает его рекой назад.
    ЯРОСЛАВ (тихо, грозно). Ну что, холопы, кончен путь?! И мною, князем, суд вершится?! Вы опоганили себя поганым идолам в чащобах поклоняясь…
    ВЛАДИМИР (тихо). Кому здесь ни клонись - всё будешь плох.
    ЯРОСЛАВ. Молчи, бесовское отродье… Вам не по нраву княжес-кая власть, во тьме, в язычестве живёте… Собаки, свиньи - те почище вас. Но изведу идолопоклонство! Язычеству конец! Отныне, навсегда, на всех словенских землях.
    А вас (останавливается) - так суд решил - казнят поутру примерой казнью лютой…
    (Внимательно смотрит  на старика) Постой (смотрит в глаза), ну что за притча? Где-то видел… Холоп? А будто не похож… (Пожимает плечами, уходит).
    ЯРОСЛАВ (оборачиваясь на крыльце). Старика со мной. Веди его в палату.
СЦЕНА VII.
   Палата Владимира (Ярослава). Но в ней многое переменилось. На стене больше нет его оружия. На стенах индийские ковры.
    ЯРОСЛАВ. Ну говори, старик, где мы встречались прежде.
    ВЛАДИМИР. Скажу, но прежде - пусть уйдут они.
    ЯРОСЛАВ (усмехаясь). Как видно, любишь ты приказы… Однако, смерд, ты перед кем стоишь?
    ВЛАДИМИР. Ты может быть боишься, князь?
    ЯРОСЛАВ. Уж не тебя ли, пёсий завтрак?! Эй вы, оставьте нас. Теперь же говори, да только коротко и внятно.
                - 67 –
    ВЛАДИМИР (делая шаг вперёд). Открой мне потайную дверь.
    ЯРОСЛАВ. Ты мёдом опился? Иль солнце голову в пути нагрело?
    ВЛАДИМИР. Налево, у печи. Нажми вперёд и вверх. Вот здесь (часть стены медленно отходит в сторону. За ней дверь в неболь-шую комнату). Иди вперёд (Ярослав колеблется). Ну хорошо, пусть я войду. Смелее, я же безоружен.
    Входят. Там находится жертвенник и вырезанное из дубового ствола  изображение Рода. Прямо над ним - позолоченный шлем, турьи рога и огромный меч.
    ЯРОСЛАВ. Я узнаю златой шелом… Неужто здесь великий дед творил молитву перед битвой? И меч его, стальной доспех (берёт в руки кольчугу, стряхивает пыль).
    ВЛАДИМИР. Узнал? Так может и меня теперь признаешь?
    ЯРОСЛАВ. (Смотрит на него, отшатывается). Нет! Этого не может быть! Отец! Великий князь Владимир… Ты умер, и тому уж девять лет, как освящённые в земле лежат твои остовы.
    ВЛАДИМИР. Ну что ж, выходит я воскрес. Но только для тебя. Для всех я старец, зовусь Акун в народе.
    ЯРОСЛАВ. Нет, не могу. Глаза не верят! Ты крестил всю Русь и сам же выжигал язычество калёной сталью… И как понять, что ты в лесах? Неужто Перуна ты снова славишь?
    ВЛАДИМИР. Выходит, двое было нас, и прежний умер. Здесь он похоронен… Акуну же Перун, что Святовит, Иисус Христос - такой же бог, как Молох.
    Я понял многое. Как будто вновь я прожил жизнь. Послушай. Здесь молельня - храбрый мой отец молился здесь. А печенежский хан - в другого верил бога. Ромейский бог - тот не терпел хазар…
    Вся вера ложь. Мы верим лишь тому, чему удобнее бывает. И так меняем веру. Но берегись, наследник Ярослав: вот пред тобою прадедов святыня. Казни богов, не трогай только Русь. Не совершай в беспамятстве злодейства.
    ЯРОСЛАВ. Мне смысл твоих речей неясен.
    ВЛАДИМИР. Сменил я идолов крестом… Ты волен заменить его иным кумиром! Не это Русь, не это русская есть вера - она среди людей обычаями, священными веками.
    Варяги не беда - уйдут варяги, как в море растворяется река, так и они все растворяются между нами. И сыновья их землю нашу родиной, как русские, полюбят…
   - 68 –
    Пока мы чтим могилы предков, пока по-русски речет Русь - всё примет, всё поймёт, и новые святыни на старый водрузит погост…
    ЯРОСЛАВ. Ты в чём меня остерегаешь?
    ВЛАДИМИР. Мне много надобно тебе  сказать. Когда бы в нашей встрече не было нужды, она бы вовсе не случилась. Послушай, Ярослав, настанет время - вспомнишь ты, как жил. А может быть, уже и вспоминаешь?
    ЯРОСЛАВ. Что смотришь так? И в чём меня пытаешь?
    ВЛАДИМИР. Двенадцать я оставил сыновей… В живых теперь лишь трое. Где братья, Ярослав?
    ЯРОСЛАВ. Борис и Глеб? Проклятый Святополк. Не смог я упредить, хотя пытался, и ныне безутешен… О братья, о друзья!
    ВЛАДИМИР. Не лги мне, Ярослав, ведь это ты послал варягов, и Торчина на золото купил.      
    ЯРОСЛАВ. Для старца знаешь много ты! Но тайное вовек долж-но остаться тайным. Ты мёртв - умри же вдругорядь! (Выхватывает из ножен меч).
    ВЛАДИМИР (не двигаясь с места). Я смерти не боюсь и жду её как искупленья. Но о себе подумай, Ярослав!
    ЯРОСЛАВ. Я слишком много крови пролил, но руку на отца мне тяжко поднимать…Когда б ты был не князь…
    ВЛАДИМИР. Князь мёртв и не воскреснет вновь. Но пред тобой отец и страшен будет грех отцеубийства. Чем отмолишь, искупишь, Ярослав. Я вижу по глазам - ты будто понимаешь… 
    ЯРОСЛАВ (опуская меч). Но вдруг тебя узнают, что тогда? На свете двум князьям не быть.
    ВЛАДИМИР. Злодейство не бывает без отмщенья. Безвинно про-литую кровь земля безвестною могилой не сокроет, и злодейство породит злодейство. О детях думай, Ярослав! Я не учу тебя - остерегаю.
    Я стар, и скоро буду слеп… И стол я не приму - хотя б меня ты сам о том просил, а мнишь ты: буду рваться силой?
    Вся власть - обман, ни счастья, ни любви не купят княжеские гривны. Прошу не для себя - я о тебе пекусь - меня не трогай, князь, и со двора пускай уйду я с миром…
    ЯРОСЛАВ (опускает меч в ножны). Не знаю. Сердцем чувствую, что правда есть в твоих словах, но мой рассудок их понять не может.
    А разве все живут не для того, чтоб обладать? Землёю, возду-хом, рабами, женским телом? Не в том ли жизни смысл, чтоб каж-дый суть стремился первым быть в том обладанье? Когда б все
- 69 –
 стали рассуждать, как ты, отец, весь мир давно б остановился…
    ВЛАДИМИР. Ты про богов мне говорил… Желанье обладать - вот страшный идол наш: единый у холопа и у князя. А это всё божки - раскрашенные куклы, заклание козла и жертвенный огонь… Мы идолу приносим жертвы пострашнее...
    ЯРОСЛАВ. Собой не только занят, но родной землёй, и помыслы мои, поверишь или нет, честны. Я, укрепляя власть, тем самым землю нашу укрепляю.
    ВЛАДИМИР. Но разве Русь есть княжеская власть?
    ЯРОСЛАВ. В писанье сказано, ащё не от бога.
    ВЛАДИМИР. Пергамент стерпит и не это. А власть вся создана людьми же. Пройдут века, иной, давно забывший твоё имя, державу примет…
    Власть познав, он опьянеет, словно с зелья, и мнит себе: аз есмь един вся Русь… и так же в лету канет.
    Мы не тщеславием в веках живём - безвестный зодчий в камне память ставит. И помни, Ярослав: мы все умрём: и ты, и я, - и твой холоп дворовый.  Нас всех сравняет смерть, и ты её могиль-ною плитой не скрасишь…
    ЯРОСЛАВ. Мне не поняятно всё и страшно.
    ВЛАДИМИР. Настанет день - поймёшь, - идём мы сходную тропою.
    ЯРОСЛАВ (качает головой). Пока я жив, я жить хочу. За гробом же…
    ВЛАДИМИР. Что ж замолчал? Так говори же до конца!
    ЯРОСЛАВ. За гробом же надеюсь заслужить прощение делами жизни всей. Смотри, отец: я столько уж церквей построил, что ты и Ольга вполовину не сравнялись. Железною рукой я веру утверждаю.
    ВЛАДИМИР. Земли я много исходил - уже не князь, простой и нищий странник. По всей Руси прошёл раздел: меж мужем и женой, между отцом и сыном, как пропасть, чёрной полосой… С какою стороны и сколько класть поклонов, и чьи скрижали мёртвые чтить стоит выше всех…
    Богами ль нам считаться, когда нависло чёрной тучей печенегов поле?! Грозою на Востоке небо полыхает… И до того ли нам теперь, кому поклоны бить?! И всяк, кто рече, разумеет по-словенски, - тот должен братом быть, как ветвь единого ствола, как часть единой кроны…
    Неужто соплеменник твой за то лишь, что дары принёс иному богу, уж обратился в лютого врага? Кого и что ты здесь искореняешь?

- 70 –
    Ужели не довольно крови на Руси! Ужели мало печенежской сабли, что приносит враг?!
    Пойми же, Ярослав: нет святости такой, которая б в крови не потонула! Поэтому прошу: всех пленных с миром отпусти. Нет мудрости травить родных по крови, хотя б они иным и верили богам.
    ЯРОСЛАВ (с болью в голосе). Уже я не могу… Над ними я не властен - они в руках попов.
    ВЛАДИМИР. Так вера превращается во власть, одновременно истину теряя…
    ЯРОСЛАВ. Я обещаю: участь их смягчу, насколько буду в силах.
    ВЛАДИМИР. Хорошо и это. Прощай же, сын… Я дальше побреду - по жизни путь мой не окончен.
    ЯРОСЛАВ. Постой, отец. Я дам в дорогу денег.
    ВЛАДИМИР. А к чему они? На них покой не купишь… Оставь себе - они тебе нужней. Прощай. Навеки… (Оборачивается).
    Я выйду сам через подземный ход. Он здесь - я пользовался раз лишь (Поднимает доски в углу молельни, спускается вниз. Ярослав стоит на ним). О детях думай, Ярослав, не о себе пекись - им дальше править…
    СЦЕНА IХ.
   Вечер. Алексий и Ратмир идут по тропинке вдоль оврага, по дну которого течёт ручей.
    АЛЕКСИЙ (продолжая разговор). Получше женихи бывали! Ну что за разговор? Барышник - не отец. Получше?! Чем он мерил?
    РАТМИР. Не горячись. Теперь уж ни к чему.
    АЛЕКСИЙ (Останавливается и посохом сбивает медвежью дудку). А я не горячусь. Обидно просто мне.
    РАТМИР. Наверно, всё же мне обидней. Тебя я не виню, и не старайся оправдаться… Её ты видел?
    АЛЕКСИЙ. Да, И до, и после.
    РАТМИР. Что передать она просила?
    АЛЕКСИЙ. Ничего. Взглянула только и куда-то убежала.
    РАТМИР (с горечью). Ни разу не страдал я от того, что сундуки с добром допрежь не нажил, что золото в руках моих, что кормит мастерство, а не доход удачного набега…
    И вот смотри: богат кто грабежом, теперь куда нужнее, лучше, красивее, - жених он первый, впереди меня, а я уж будто вовсе недостоин девушку посватать…
                - 71 – 
    Да разве ж правильна такая жизнь, в которой подлость  украшает добродетель?
    АЛЕКСИЙ. Не знаю… Прав - не прав Турсун, а дочь его, ему и выбор зятя, а что он выбирает по себе - ему опять виднее.
    РАТМИР. Ты будто под защиту взял его.
    АЛЕКСИЙ. Нисколько. Просто ты подумай сам, попробуй влезть в его же шкуру: ну чем ты для него хорош?
    РАТМИР. А то, что дочь его меня такого любит?
    АЛЕКСИЙ (смеётся). Дочь? Неужто примет он на ум девичью дурость?
    РАТМИР. А ну тебя - с тобою говорить, лишь только злиться понапрасну.
    Спускаются к речке. Сзади появляется девушка. Она бежит следом за ними.
    ЗАБАВА. Постойте, подождите! Алексий! Подожди, Ратмир!
    РАТМИР. Кричат?? (Хватает Алексия за руку). Ну точно же, зовут, меня зовут (Бросается назад, встречается с Забавой, обнимает её).
    РАТМИР. Пришла ты всё же!
    ЗАБАВА. Да. Ещё сегодня я ждала: быть может, чудо будет, бог услышит нас… Ну а потом я поняла: нет, видно нас господь не слышит, богатых, сильных, видно, глас слышней. Тогда решилась я: мне жизни без тебя не будет, и, в чём была - так прыгнула в окно и побежала.
    Всё боялась: вдруг заметят и догонят… И силой отдадут в пожизненное рабство к ненавистному купцу.
    РАТМИР. Уж и купец какой-то появился?
    ЗАБАВА (прижимаясь к нему). Толстый, гадкий. С курчавой чёрной бородой и лысиной, заплывшей жиром. Мне показалось, что умру, когда меня коснулся он - так даже жабы, кажется, приятней поцелуй.
    РАТМИР. Что ж, хорошо, что есть: со мною ты, и нас ещё не разлучили! 
    АЛЕКСИЙ. Но разлучат. Нешуточное дело здесь выходит. Так получается - ты девушку украл. Из Киева вам надо уходить.
    РАТМИР. Ты верно говоришь, опасно возвращаться. Но трудно будет нам без денег, без одежды тёплой (думает).
    Алексий, ты мне друг?
    АЛЕКСИЙ. Ты будто вдруг засомневался?

- 72 –
    РАТМИР. У кузнеца укроемся мы в слободе. Ты ж в город поскорей иди и собери в дорогу всё, что сможешь. Бог приведёт -  я долг отдам, а не отдам, прости уж так.
    АЛЕКСИЙ (мнётся, но потом решается). Вот (достаёт набитый деньгами мешочек), возьми, Ратмир. Они тебе нужнее.
    РАТМИР. Что это? (Открывает) Серебро? Откуда столько?
    АЛЕКСИЙ. Да тебе не всё равно как будто? На счастье вам оно, на долгую вам жизнь…
    Что смотришь ты? Бери, бери, считай, что это свадебный подарок.
    РАТМИР. Спасибо, друг. Ведь это вовсе и не серебро - тут будто золото блестит!
    АЛЕКСИЙ (заглядывает в мешочек). Шутишь всё?
    РАТМИР. Нет, не шучу. То золото души…
    АЛЕКСИЙ (отворачивается, машет рукой). Да ну тебя…
    ЗАБАВА (обнимает его и целует). Спасибо от меня. Я не забуду…
    РАТМИР. Тогда уходим мы сейчас. Проводишь нас хоть до моста? Ну, так идём.
   Спускаются вниз к мосту.
    АЛЕКСИЙ. Смотри, идёт старик… Вон тот, что речку переходит. Вылитый вчерашний!
    РАТМИР. Он сбежал.
    АЛЕКСИЙ. И надо донести о том до князя…
    РАТМИР. Пускай сам ловит. А то без дела совсем на горе зажиреет.               
   Владимир медленно подходит, тыкая клюкой дорогу. Подойдя совсем близко, замечает Ратмира, Алексия и Забаву.
    ВЛАДИМИР. Подайте старику на пропитанье…
    АЛЕКСИЙ. Стой! Ты волхв, проклятый церковью язычник!
    ВЛАДИМИР. Нищий я.
    РАТМИР. Оставь его. Смотри, совсем он болен.
    Не пугайся странник, нам всё равно, какой твой бог - довольно и того, что он не княжий. На вот, возьми (развязывает кошелёк и подаёт монету).
   ВЛАДИМИР  (Рассматривает монету, читает вполголоса надпись). Князь Владимир на столе, а се его сребро. (Качает головой и отдаёт монету обратно).
- 73 –
    Мне серебро с собою тяжело таскать - нет места для него в моих лохмотьях…
    РАТМИР. На, старче, хлеб. Прими не бога, сердца ради. Ступай, пусть счастлив будет путь.
    ВЛАДИМИР  (низко, до земли кланяясь). Спасибо старика. Приму ваш честный хлеб (смотрит на Забаву). Дороги лёгкой вам и старости беспечной, такой, чтоб в тяжкий путь на склоне дней не позвала, такой, чтоб прожитые дни не тяготили и не страшили совершённые дела… Пусть будет дух ваш светел…
    (Медленно уходит, опираясь на клюку. Оборачивается).
    Прощай, Ратмир!
    ЗАБАВА. Тебя он знает!
    РАТМИР. Вспомнил я его (делает несколько шагов за Владими-ром) - вот странное знаменье в моей жизни! (Останавливается).
    АЛЕКСИЙ. Ты куда? За ним?
    РАТМИР. Нет, показалось мне. Как будто страшною догадкой разум озарился…
    ЗАБАВА. О чём ты? Всё о старике?
    РАТМИР. Нет, о себе.
    АЛЕКСИЙ. Ушёл старик.
    РАТМИР. Да он ушёл. Теперь я понял. Но судия ему не я. Вершится суд иной, и нет его суровей… Как он сказал… Постой… Беспечной старости.
    ЗАБАВА. Идём, нельзя нам медлить!
    РАТМИР. Да, в путь пора мне свой. Пускай нелёгкий, но до смерти светлый.
    1978-1979 гг. 
    Москва