Не родиться, но много раз умереть

Если следовать теории вероятности, которую я очень люблю, эти строки не могли быть написаны.

Вероятность моего рождения была настолько мала, а вероятность моей смерти от рождения и по сию пору настолько высока, что в теории вероятностей такие случаи просто отбрасываются. Но на практике всё сложилось по-другому.

Сначала о вероятности рождения.
Это чудо, что мой отец вернулся живым и относительно невредимым с Великой Отечественной войны. Если бы он, танкист, попал на фронт, он бы наверняка с войны не вернулся. Живыми с той войны вернулись некоторые артиллеристы, связисты, лётчики, тыловики. Не хочу преуменьшать их подвиги и заслуги. Но списки павших на войне показывают, что ушедшие на фронт в первые годы войны пехотинцы и танкисты практически все погибли.

Моего отца от смерти спасло то, что он на фронт он не попал.
Дело было так. В армию его призвали в первые дни войны. В мирной жизни он был шофёр. Поэтому его сразу направили на переобучение в танковое училище в Омск. За несколько недель его должны были научить водить танк. А после этого выпускников училища сразу отправляли на передовую.
Отец рассказывал, что он как-то стоял в у танка, а офицер-инструктор орал на него за какую-то оплошность. Сидевший в танке курсант решил, что это команда на выстрел и выстрелил из танкового орудия. Ствол орудия располагался рядом с ухом моего отца. Его ушная перепонка лопнула, поскольку его рот в отличие от офицерского, был во время выстрела закрыт.

Получалось, что в училище угробили будущего танкиста, так нужного фронту. За это руководителя подготовки могли отправить на передовую или даже под трибунал. И дело решили замять, переведя моего отца в механики училища, где он и пробыл до конца войны.

Я услышал эту историю ребёнком, случайно, когда отец рассказывал её своему другу детства, приехавшему в гости.

Мой отец стеснялся своей глухоты. Он всю оставшуюся жизнь недослышал и недопонимал разговоры за столом. Чтобы хоть что-то расслышать, он поворачивал голову к собеседнику здоровым ухом. А чтобы это не выглядело странным, делал вид, будто было он глубоко задумался в этой позе над услышанным. Он применял массу приёмов, как “выкрутиться” из ситуации, когда надо ответить на вопрос, который он не расслышал и не понял. Эти его трюки я как-то отчётливо вспомнил и частично применял, когда после переезда в Германию вынужден был существовать в чужой языковой среде, общаться на языке, который я вначале практически не знал.

Как мне рассказывали братья и родственники, несколько лет до моего рождения моя мама тяжело болела туберкулёзом. Все думали, что она не перенесёт беременности, а тем более родов. Но похоже - произошло ещё одно чудо. Её организм мобилизовался. Она не только родила относительно здорового четвёртого сына, но и победила туберкулёз. 

Хотя скорее всего, я был “незапланированный” ребёнком. Когда я родился, Мама было 38, а отцу 43 года. В то время в этом возрасте уже часто имели внуков. Мой старший брат старше меня на 17, остальные на 14 и 10 лет.

Когда я появился на свет, наша семья снимала половину бревенчатого дома. На родителей, их трёх сыновей-подростков и меня, младенца, за вычетом традиционно большой для Сибири печи, приходилось меньше тридцати квадратных метров. Фактически это была одна большая комната, которую перегораживала печь. Она служила и кухней, и спальней и жилой комнатой и … частично стайкой (так в наших местах называют помещение для домашних животных), поскольку зимой в избу забирали народившихся телят, ягнят и прочую живность. Можете представить себе многообразие звуков и запахов в этой комнате. Кстати, в то время в большинстве изб Павловска, включая нашу, (да и всей Страны) не было не только тёплого туалета, но и водоснабжения, электричества, не говоря уже о радио или телевидении.

Для младенца (меня) места в избе решительно недоставало. И отец прибил к потолочной балке толстый гвоздь, за который закрепили верёвки, державшие люльку, в которой я и лежал. Такая конструкция была очень практична, поскольку каждый мог легко дотянуться до люльки и качнуть её, если малыш начинал плакать. А от качки малыш успокаивался.

По рассказам старших братьев, я несколько раз в отсутствии родителей выпадал из люльки на деревянный пол, а они укладывали меня, орущего, назад. Однажды это произошло при Маме. После этого мою люльку подвесили над родительской кроватью. Во всём есть свои преимущества. До заплакавшего малыша Маме было в буквальном смысле »рукой подать».

Не расцените эти детали как браваду. Такие условия жизни считались тогда нормальными. Многодетные семьи, в том числе некоторых моих бушующих одноклассников и одноклассниц, жили ещё скученнее, чем мы. 

Относительно успешно родившись и без последствий пережив многочисленные полёты из люльки на пол, я стал осваивать внешний мир. Это, согласно рассказам родных, протекало не всегда гладко.

Однажды от меня с трудом отогнали здоровенного гусака, который загнал меня в угол двора, щипал и бил крыльями, а я кричал и отбивался. Здоровенный гусак мог меня сильно покалечить и даже убить. Но я выжил.
В народе тогда было распространено убеждение, что от этого дети начинают заикаться. Со мной этого не произошло, хотя я довольно долго картавил.

В те славные годы девочек воспитывали правильно, развивая их естественные наклонности возиться с малышами. Такие наклонности были и моей двоюродной сестры Тани. Она иногда прибегала к моей Маме, её тёте, понянчиться с малышом.
В то лето ей было лет семь или восемь, а мне пошёл второй год.

Представьте себе эту милую картинку. Таня с малышом гуляют по саду.  Т.е. Таня переводит малыша, держа за руку, от куста к кусту и тащит его дальше, если малыш начинает тянуть листья себе в рот. Маневрируя по саду таким образом, двоюродные сестра и брат достигают бочки с водой, стоящей в саду. Таня приподнимает малыша, чтобы показать ему воду в бочке.  Малыш, видимо увидев своё отражение в воде, радостно застучал по воде ладошкой. Таня решила доставить братику ещё больше удовольствия и подсадила его повыше. Малыш радостно хлопнул ручонкой по поверхности воды, но ... это была вода. Опереться о неё он не мог. Малыш головой вниз полностью ушёл под воду. Таня пытается вытащить малыша из бочки за его короткие ножёнки, но не может их толком достать и ухватить, да и силёнок у неё мало. Попытавшись раз и ещё раз, она, голося, побежала в дом звать маму малыша. Та, не помня себя от страха, прибежала в сад и с разбегу опрокинула бочку. Из неё вместе с удивлённой лягушкой выплеснулся  и я. Мама подержала меня недолго вниз головой, пока я не выплюнул вонючую воду. Я не утонул и остался жив.

Когда мне было два года, и я уже умел относительно хорошо ходить, наша семья строила себе новый дом на улице Прутской, который ещё не раз появится в моих рассказах. На тот момент у дома был закончен подвал и поверху положены балки, на которые позже настилают пол. Стен ещё не было. Моему старшему брату понадобился какой-то инструмент. Он ловко перебежал по балке на другой конец. Видимо это вдохновила меня на аналогичный подвиг.

Мама рассказывала, что она подняла голову и увидела, что её младшенький не сидит больше на куче песка и не играет щепочками, а с радостной улыбкой топает ножками уже на середине балки. А потом ребёнка не стало видно. Он упал в подвал на строительный мусор. Мама ожидала услышать крепкий рёв, но стояла абсолютная тишина. Не помня себя от горя, Мама кинулась в подвал, ожидая увидеть самое худшее. Но увидела двухлетнего философа, лежащего на спине на стружках и завороженно смотрящего на проплывающие над ним облака, как будто он их увидел в первый раз в жизни. Я снова остался жив.

По рассказам братьев и Мамы, подобные истории происходили со мной часто, чуть ли не по несколько раз в год. Но я не буду вас больше утомлять пересказами чужих рассказав и расскажу о паре случаев, которые помню сам.

В нашем доме на улице Прудской был огород. Огород, вернее его почва, были уникальны. Сколько я себя помню, из года в год в разных местах огорода выпирали камни. Весной их появлялось особенно много. Так много, что мы набирали их в огороде несколько вёдер.

По одной теории, раньше, при царице Екатерине, во времена работы Павловского Сереброплавильного Завода, на месте нашего огорода стояла заводская тюрьма. Позже тюрьму снесли, а фундамент со временем поглотило болото. И что выпирающие из земли год за годом камни - это части фундамента. Гипотеза не лишена романтичности, но решительно не подтверждалась видом выпиравших из земли камней, которые были преимущественно гладкими, крупными гальками.

Позже, учась в школе, я прочитал про другую гипотезу. Согласно ей, глубоко-глубоко под землёй залегает бывший берег моря с обкатанными морем гальками. Каждую зиму немного влаги скапливается под камнями верхнего слоя. Замерзая, вода расширяется и выталкивает камень чуть-чуть наверх, пока он не выпрет из земли.

Так или иначе, галек было много. И, найдя, их вначале складывали вокруг маленького колодца в углу нашего огорода. Это был собственно не колодец, а ямка диаметром метра полтора и глубиной с полметра, где после дождей скапливалась вода.
Мне было лет шесть. Я сидел у этой ямки, обложенной камнями и изучал звук от падения камня в воду. Мои глубоко эмпирические исследования показали, что если камень подбросить высоко, он при соприкосновении с поверхностью воды делает всё более громкий «чпок». При этом камень надо было подбросить не только высоко, но и точно над центром ямки.

Я подбросил очередной камень очень высоко. Так высоко, что он долго не падал...
Проснулся, а вернее очнулся я с большой повязкой на голове и дикой болью в самой голове. Высоко подброшенный камень к счастью опустился не на середину черепа, а немного сбоку. Позже мне казалось, что за мгновение до удара внутренний голос спросил меня: «Тебе что, твоя жизнь совсем  не дорога?». Но не могу утверждать этого с полной ответственностью.

Последняя история, которую я хочу рассказать (но не последняя в череде моих выживаний), произошла уже в подростковом возрасте.

Мы с моим ближайшим другом Серёгой сделали поджиги.
В нашем исполнении это были медные трубки, запаянные с одного конца и прикреплённые к деревянной ручке так, что вместе это чем-то напоминало пистолет. Около запаянного конца в трубке вырезается прорезь.
В трубку со стороны оставшимся открытым конца засыпают порох. У меня пороха не было, вместо него я использовал серу от спичечных головок. А вот  Серёга раздобыл несколько грамм настоящего пороха на один выстрел.

Взрывчатый материал надо укрепить бумажным пыжом. Потом в ствол засыпать дробь. Её у нас Серёгой также не было, и мы заменили её «картечью» - рубленными кусочками свинца. Дробь или картечь надо снова легонько закрепить вторым бумажным пыжом.
Чтобы поджиг выстрелил, надо поднести спичку к прорези и дождаться, когда огонь перекинется на взрывчатое вещество. После этого надо отвести руку как можно дальше от лица, навести на цель, повернуться к поджигу щекой (чтобы при неудачном выстреле глаза не выжгло), дождаться прекрасного выстрела и радоваться результату.
Теоретические основы поджигостроения нам поведали старшие пацаны нашей улицы, у которых уже были свои поджиги и которые безбожно врали об их тактико-технических характеристиках.

В глубокой тайне от родителей мы раздобыли необходимые материалы, сделали поджиги, обзавелись спичками, счистили с их головок серу, нашли и нарубили свинец на мелкие кусочки.

И вот мы отправились с Серёгой в лес, чтобы без опасений быть замеченными, испытать наши поджиги в стрельбе по деревьям.
Удивительно, но они действительно стреляли! Мне даже удалось выстрелом срезать веточку сосны, которая эффектно упала на землю недалеко от стрелка.

Правда, запас серы со спичек быстро кончился. И тут Серёга вспомнил про  запас пороха. Он засыпал его в свой поджиг, забил пыж, а вместо нескольких маленьких вложил одну очень большую картечину.

Стоя в нескольких шагах от меня, он повернулся ко мне спиной, намереваясь тоже срезать выстрелом ветку дерева. Он поднёс спичку к прорези. Пошёл дым. Серёга отставил руку, отвернул лицо, но... шипение продолжалось, а выстрела не было. А потом и шипение закончилось. Серёга опустил руку с поджигом пониже, пытаясь заглянуть в прорезь.

- Перезаряжать наверное придётся, - высказал я предположение.

-Да нет, что-там дымится, - сказал Серёга и повернулся ко мне, чтобы показать дымок. Дуло поджига было направлено на меня.

Каким-то животным чувством я понял, что сейчас произойдёт и со всей силы прыгнул в сторону.
Раздался выстрел. Я, вывалянный в сухой хвое и листьях и Серёга, с белым, как простыня лицом, подошли к дереву у которого я стоял за несколько секунд до этого.
Картечина пробила кору и глубоко ушла в толщу дерева, настолько глубоко, что мы не смогли её увидеть, даже отодрав кору. Её след находился как раз на уровни моего солнечного сплетения.

Серёга, зачем-то спросил я, - а что бы ты делал, если бы ты меня убил?
Не знаю, чистосердечно признался он.

Говорят, что Бог бережёт детей. Действительно, дети, побольше и совсем несмышлёныши, нередко выживают в автокатастрофах и при землетрясениях, когда их родители и окружающие взрослые погибают.
Так или иначе, и пишущий эти строки и читающие их уже достигли солидного возраста. Давайте жить дальше и наслаждаться каждым прожитым днём!