У моей бабушки разболелся зуб

   Она решила его безжалостно вырвать. Для чего пошла в поликлинику, где это делают бесплатно. Отсидела даже в очереди. Такое не могло быть, так как моя бабушка Роза Марковна очереди презирала. Поэтому  я догадываюсь, что она просто боялась. Это беспрецедентно, и потому уже должно было быть страшно за последствия. Однако она вошла в кабинет.

- Ви дантист? – удивилась она юноше в белом халате, перейдя от страха с русского на одесский.

- Я зубной врач. – чуть-чуть с гордостью поправил мою бабушку практикант из мединститута.

Присутствующая при этом медсестра, возрастом моей бабушки, кивнула ей, как бы подтверждая.

- Обрезанный? – запросто поинтересовалась бабушка.

- Что-о, извините? – не поверил своим ушам юноша.

- Молодой человек. Вы же мне в рот полезете, а не под юбку. Поэтому мине нужно знать, що вы наш человек, а не притворяетесь дантистом. Это скрипача слышно сразу же.  Не дай мине бог слушать скрипача русского. Русские пусть играют на баяне. Скрипка, ювелирка  и чужие зубы навсегда принадлежат нам, евреям. А по вас определить сложно. Ви в халате. Как,  говорите ваше отчество?

Студент откашлялся с сопрано до контрабаса.  – Что у вас? – умудрился он вернуться за эту фразу в обратном порядке. – Садитесь в кресло.

-  «Шо у вас?» У меня десять лет лагерей  под Пермью и тридцать лет с русским мужем здесь. Не знаю, что хуже. Що вы хотите? Що б я не хотела домой в Одессу? Да що б у мине волосы во рту выросли, що б я у себе это не спрашивала каждое утро. Моя мама…

- Откройте рот! – попросил юноша. И этим он должен бы  поставить  точку в собственной карьере. Но бабушка боялась, и потому всячески оттягивала экзекуцию, не слыша провокационных вопросов, на которые, поверьте мне, она бы нашла достойный одесситки ответ.

- Що вы мне не даёте слова сказать! Прямо рот затыкаете.  Вот он болит… - попыталась пальцем показать больной зуб моя бабушка.

- Да уж как-нибудь разберёмся. – залез взглядом в бабушкин рот стажёр. Потом порыскал там металлической палочкой с зеркальцем.  – Ага! – сказал он, высмотрев один из десяти оставшихся бабушкиных зубов.

- Может мине показалось, шо вы не туда смотрите моло… - попыталась ещё поговорить Роза Марковна. Но юный стоматолог открыл нараспашку её челюсть, прервав одесское словоблудие.

- Будем удалять! – произнёс приговор  молодой дантист. – Шестой номер попробуем…- это уже к медсестре, годившейся ему в медматери.

Тащил он этот зуб очень долго. Всё же вырвал. Но всё же понял, что вырвал здоровый зуб. Когда медсестра вышла зачем-то в лаборантскую, стажёр догадался, что сделал что-то не то.

- Мамочка моя! Что ж вы не сказали, что у вас другой зуб болел? – почти на ухо попросил он у бабушки.

- Да ты мне и слова сказать не дал. Рот своей рукой, как кляпом забил.  Я столько молчала только в  1955-ом году в обмороке в деревне под  Гомелем. Меня там в магазине на 16 копеек обсчитали!  … И мне за тебя стало неудобно перед ней.. – тоже шёпотом ответила Роза Марковна, и кивнула в сторону ушедшей медсестры. – Представила, що б мой внук Серёжа так лоханулся  и...

- Будем рвать больной? – виновато спросил весь мокрый от холодного пота дантист-стажёр.

- Не уж. Увольте. Лучше сразу в ЗАГС!  – спрыгнула с кресла бабушка и выпорхнула  всем свои центнером из кабинета.

Рассказывала она за этот свой поход к дантисту неохотно. Я вытягивал из неё подробности, как тот стажёр её здоровый зуб. Но, кстати, тот зуб, что болел, благоразумно болеть перестал. Так и кто бы не перестал выдрючиваться, увидев  такую страшную смерть своего товарища?!
 
Сергей Кащеев