Рыжая Валя с биржи труда

1.

В очередной раз стал безработным. Иду на биржу труда. Инспектор мой — Валентина Жеребцова. Огненно-рыжая. Стройная. Лет чуть за тридцать.

Протягиваю документы, резюме.

Пальчики Вали с черным маникюром. Это слегка напрягает. Черный — цвет депрессии, чуть ли не суицида.

— Да кто ж вы такой? — улыбается Валентина. — Расскажите подробней.

Недолго думаю, отвечаю резко:

— Пишу гениальные тексты. Я — гений!

— Замечательно… — тонкие изящные пальчики запорхали над клавиатурой. — Что-нибудь подыщу.

— Уж постарайтесь! — приосаниваюсь.

— Должность контент-менеджера подходит?

— Почему бы и нет? Главное, чтоб деньжат побольше.

— Само собой… Вы же гений. Ага… Минуточку. Фирма «Почта Арктики». Генеральный директор Бабушкин. Зарплата? Может ли это быть?! Вау! Астрономическая!

— Адрес?

— Какой нетерпеливый! Огонь! Обожаю горячих мужчин.

С изумлением гляжу на обалденную женщину. Грудь ее высока. Она в пестром пиджаке и белоснежной рубашке. И свободна? Быть того не может! Зачем же подкатывает?

Делаю некоторое усилие и говорю:

— Знаете, Валентина Максимовна, теперь мне не до амурных шашень. Нахожусь в позорном статусе безработного, почти помойного маргинала. Что-то вроде индийского прокаженного с бубенчиками. Депрессуха лютая. Чуть ли не импотенция.

— Всё поправимо. С первого аванса обещайте пригласить меня в ресторан «Пиратский ковчег». Он неподалеку здесь. На Краснопресненской.


2.

Еду к Алексею Бабушкину на «Автозаводскую». Фирма «Почта Арктики» располагалась в его квартире желтого сталинского дома, с помпезными псевдоколоннами по фронтону.

Встречает меня толстый отдышливый господин. То и дело вытирает со лба жемчужные капли пота. Как-то жутко воняет. У чувачка, видимо, диабет. Или, не дай господи, коронавирус?

— Будете у меня супер-пупер контент-менеджером! — говорит бархатным дикторским баритоном. — Зовут меня — Алексей Борисович. Мы с вами, молодой человек, горы свернем. Войдем, ей же ей, в анналы истории.

— Вы мне льстите. Не так уж я и молод.

— Ша! По сравнению со мной, вы — ягненок. Извините за грубость.

— Ничего… За такие деньги многое могу стерпеть. Но скажите, Алексей Борисович, кому нужна эта «Почта Арктики», в наличии же «Почта России»?

Бабушкин выкатил на меня ледяные васильковые глаза:

— «Почта России» — позорное ведомство. Письма мурыжатся месяцами. Посылки безобразно вышвыриваются из поезда прямо на землю. Наша же «Почта Арктики» будет функционировать как швейцарские часики. Т.е., безупречно. Тик-так!

— Но такие вложения! И всё с нуля!

— Деньги — не вопрос. Мне президент Панамы Санчес Родригес Сааведра всучивал пять миллиардов баксов. Хотел, чтобы я слегка расширил Панамский канал. Однако меня эта задача не греет. Рутина! Я отказался.

— Охотно верю… — бормочу я, подозревая что-то весьма нехорошее.

— Думаете, я вам не заплачу? — Бабушкин выдвигает ящик дубового стола, протягивает желтый конверт. — Это аванс. В долларах, понятно. Перебиться на первое время.

Заглядываю в конверт. Мама дорогая! Действительно доллары. И много! Сплошь сотки.

— Спасибо пребольшущее… — шепчу оторопело, прячу баксы во внутренний карман пиджака.

— Это для затравки. После «Почты Арктики» мы с вами займемся преобразованием песка пустыни Сахара в воду. Есть свежее ноу-хау из Сколково. Сам Путин курировал. Вместо пустыни получим Швейцарию номер два! У нас там кораблики будут бегать. Один краше другого. Танкеры с алыми парусами! Нефти же там до черта. Вот пусть и развозят.


3.

Вышел из помпезного дома, пошатываясь. По химии у меня в школе была всего лишь тройка, однако я крепко знал, из песка воду ну никак не сделать. Как не старайся! Химический состав не тот. Вода все-таки Н2О, песок же совсем иное.

Звоню по мобиле своей инспекторше, Валентине Жеребцовой.

— Валентина Максимовна, салют! Этот Бабушкин — крейзи.

— А вам-то чего? — отвечает волнующе эротическим голосом. — Аванс получили? Окей! Напоминаю вам о ресторане «Пиратский ковчег». Ваше обещание в силе?

Сидим с Валюшей в ресторане, что расположился рядком у зоопарка, уютненький Волков переулок, за ним сразу вольеры с волками.

Инспекторша пришла в черной мини-юбке, в красных туфлях на высоких каблуках. Как у Стендаля — «Красное и черное». В глазах же ее полыхает огонь, у меня так и перехватило горло. Тем более, карман мой распирался от живой наличности.

— Зачем я вам? — спрашиваю.

— Обожаю великих неудачников. Вы же гений? Лузеры после встречи со мной идут в гору.

— Я пойду в гору?

— А то! Закажите мне, плиз, что-нибудь элитное из морепродуктов. Мангустов каких-нибудь. Дальневосточных крабов.

— Пить будем что? — любуюсь я вздымающейся за белой блузкой молодой грудью.

— Армянский коньяк.

— Отменный выбор! — потираю руки. — Скажите, Валентина Максимовна, кто вы такая? Ваши, не побоюсь этих слов, хобби и кредо?

— Ой, не так уж всё интересно. Живу под Москвой. У меня там дом. Два десятка кроликов породы «Горностайка». Три козы и козел Яша. Козам еще имена не придумала. Есть фруктовый сад. Яблони, груши, вишня. Десяток-другой кустов смородины и крыжовника. А кредо? Я до обморока обожаю Россию.

— Сам такой же.


4.

Секс с Валентиной Максимовной, просто Валюшей, был упоительным. Дивное диво! Что говорить, никогда у меня еще не было такого секса. Но об этом не будем. Сохраним целомудрие, ангельскую чистоту. Мне кажется, я Валентину полюбил. На этом — точка.

На следующее утро, к 9:00, еду на Авиамоторную, к крейзанутому Бабушкину.

Сразу же у желтого дома с колоннами почуял неладное. Три полицейских машины с мигалками. Парни в бронежилетах. Поднимаюсь на седьмой этаж. Дверь арктического почтовика опечатана, заклеена крест-накрест желто-черными лентами.

У двери стоит мент, щупленький такой, почти сопливый. И зачем в МВД набирают таких гномов? Они же своей подлой визуальностью подрывают основы блистательной российской вертикали.

— Братишечка! — обращаюсь к доходяге. — Что там такое?

— Гражданин, иди лесом! — хлюпает носом. На носу, кстати, покраснение, аллергия. Иммунитет у парня ни к чёрту! Ему бы чеснок покушать, имбирь.

— Эй, потише! — одергиваю я служителя порядка. — Я прибыл на свое рабочее место. Я — служащий Алексея Бабушкина.

— Зверски убит ваш Бабушкин… Адью! Кирдык Лёхе… — чуть не плачет полицейский.

— Как убит? Это шутка?

— До смерти забит каучуковым членом.

— Каким еще членом?

— Половым. Мужским.

— Святые угодники! Кто же убийца?!

— Вроде бы ухайдакала его женщина. Сыскари нашли бриллиантовую сережку. Ой, что это я? Нельзя раскрывать детали следствия!

В сомнамбулическом состоянии спускаюсь на улицу. На дворе ярится июль. Жара! На небе ни облачка. Яркое, почти слепящее солнце.

Звоню Валентине. Докладываю обстановку. Она мне:

— Козленок мой, только не паникуй! Я подыщу тебе работу еще покруче.


5.

Валя не успела дать мне другую работу. Позвонил полковник ФСБ Иван Иванович Сирота.

— Можете заглянуть ко мне на Лубянку? — спрашивает тягучим, противным голосом.

— У меня есть выбор?

— Выбора нет. Кабинет №333. Рядом с гальюном. Жду вас в 15:00. Отбой связи!

Еду на перекладных на Лубянку. Любимое с младенческих лет место. Когда-то мне родители в «Детском мире» покупали игрушечную железную дорогу производства ГДР. Потом, в юности, я посещал тут музей-квартиру горлана и страдальца революции, В.В. Маяковского.

И.И. Сирота оказался моложавым мужчиной с замороженным лицом. Глаза — арктический лед, в некотором синхроне с глазами Бабушкина. Голос, как я уже говорил, тягуче-противный.

Кабинетик махонький, с кремовыми стенами. Над полковником три фотопортрета — Юрий Андропов, Владимир Путин и Квентин Тарантино. Припомнив кровавые фильмы Тарантино, я брезгливо поморщился.

— Садитесь… — шепчет полковник. — Можете курить. Не курите? Отменно, отменно! Скажите, что вам известно об убийстве Алексея Борисовича Бабушкина?

— Известно немного… — отвожу я взгляд из-под его пронзительных глаз. — Не больше вашего.

— Ошибаетесь! — вдруг широко и добродушно улыбается Сирота. — Нам известно чуток побольше.

— И что же? — по-лисьи щурюсь я.

— Какой хитрый! Не вы меня допрашиваете, а я вас.

Иван Сирота встает в полный рост, голова его оказывается где-то под потолком. А я всегда считал, что шпионы с Лубянки все сплошь малогабаритные, даже карликового роста, вроде нашего президента.

Я горблюсь. Молчу.

— Алексей Бабушкин, — говорит полковник налившимся силой и властью голосом, — международный террорист. Подозревается в выводе из России трех миллиардов долларов. Так же есть разработка, что он планировал отравить патриарха Руси Иллариона Седьмого.

— Бред! Чем отравить-то? «Новичком»? — у меня заломило в висках.

— Зачем? Вологодскими мухоморами! Хотя тут еще есть сомнения. Может быть, и «Новичком». а почему вы этот яд упомянули? Я же вас за язык не тянул.


6.

Выхожу с Лубянки, сразу звоню Валентине Жеребцовой. Мол, так и так. История с нехорошим душком. Криминал, каучуковый член, вывод трех миллиардов баксов, в наметках мухоморное или какое иное покушение на патриарха Руси.

— Что в сухом остатке? — спокойно, даже как-то весело спрашивает Валя.

— Пришлось мне стать внештатным осведомителем. И подписать бумагу о неразглашении.

— Ну да… Это обычный порядок. А у меня, дорогой, для тебя есть презент.

— Какой нынче праздник?

— Никакого… Ты отправляйся на Ярославский вокзал. В тамошней «Чайхане» спроси официанта Махмуда.

— Валя, ты шутишь?

— Какие, блин, шутки! Махмуд тебе передаст предсмертное письмо Алексея Бабушкина.

— Ты как с ним связана?

— Потом расскажу. Бабушкина я знаю давно. Как-то раз даже пила с ним арабский кофе в чебуречной Казанского вокзала.

— Допустим… И что мне с этим письмом делать? Отнести на Лубянку?

— Поступай так, как подскажет тебе гражданская совесть. Хотя лично я с Лубянкой бы не связывалась. Приезжай лучше ко мне. Все перетрем.

— Значит, Махмуд?

— Именно! Махмуд Иванович Козьемордов. Он тебе еще передаст шампанское марки «Брют» из Абрау-Дюрсо и набор конфет «Мишка на Севере».

— Чао-какао, Валек!

— Приезжай поскорее. Я ужасно соскучилась. Влюбилась в тебя, как майская кошка.


7.

В трамвае еду на Ярославский вокзал, вспоминаю Валентину. О, небеса! Как же она хороша в постели! Да и я не плох. Очень даже не плох. Не перевелся еще порох в пороховнице. Однако Валя все-таки лучше. Девка — огонь! Бенгальский огонь. Шутиха!

Таджик Махмуд из «Чайханы» оказался китайцем. Маленьким, толстым, с черными живыми глазами. Выдал мне подарочный пакет с шампанским из Абрау-Дюрсо и конфетами «Мишка на Севере». Попросил мой паспорт. Сверил прописку. Потом сунул клочок бумаги с кодом от вокзальной камеры хранения. Ячейка №15.

— Он что-нибудь просил передать на словах? — спрашиваю коротышку.

— Це-це-це! — пощелкал языком Махмуд Иванович Козьемордов. — Завещал продолжить святое дело «Почты Арктики».

Я только махнул рукой.

Спускаюсь по грязной мраморной лестнице в багажное отделение. Нахожу ячейку №15. Набираю код.

Достаю черную и пухлую старообразную сумку. Понятно, заглядываю внутрь. Мама дорогая! Доверху набита баблом. Доллары, евро, даже родные чумазые рубли. И сплошь приличными номиналами. Есть даже сотки. И всё баксы и еврики.

Сразу и не разберешь — нормальные это ассигнации или из банка приколов, размноженные на цветном лазерном принтере.

С этим — потом!

Внизу же, под деньгами, желтый конверт.

Открываю, читаю.

«Мой драгоценный! Все деньги — ваши. Они настоящие. Не из банка приколов.

На коленях молю, продолжите дело строительства «Почты Арктики». Святое дело!

Еще!

Будьте осторожней с полковником ФСБ Иваном Сиротой. Премерзкий тип. Один фотопортрет маньяка Квентина Тарантино в его кабинете чего стоит?

И последнее.

Свяжитесь с патриархом Руси Илларионом Седьмым. Он вам поможет с почтой.

Всё! Чао-какао!

Хотел бы написать «нахожусь на связи», но это, увы, не так.

Меня тут хотят ухайдакать каучуковым членом.

Чмоки-чмоки. Ваш Лёха».


8.

Еду на такси к Валентине Максимовне. На коленях трясется кожаная потертая сумка. В кармане, у сердца, желтый конверт с диким посланием убиенного Бабушкина.

У ворот меня встречает козел Яша с гнутыми рогами. Глаза водянистые, злые. Ярые глазоньки! Такие только у полковника ФСБ И.И. Сироты. И у покойного Бабушкина.

Брезгливо отталкиваю козла. Переступаю через мечущихся грязных кур. Кошусь на вонючие клетки с кроликами породы «Горностайка».

Вот уж никогда бы не согласился жить в этом деревенском раю! Лучше уж сразу свой лоб размозжить с ближайший столетний дуб. Не будет дуба, о любое дерево. Пусть даже осину. Хотя та предназначена против вампиров. Осиновый кол и т.д.

Валя встретила меня в розовом полупрозрачном пеньюаре. Острые ее соски натягивали ткань. А какие дивные бедра дорисовывало мое буйное воображение! Такие бедра едва ли можно где-то сыскать на Руси. Нет таких бедер! И не ищите!

Но эротику — за скобки…

— Здравствуй, Валюша, — говорю. Ставлю на паркет черную сумку. — Кстати, этот саквояж набит живой наличностью.

— Ай, как хорошо! — Валек щелкает замком, достает сотку евро, требовательно смотрит сквозь нее на солнце. — Всё без подделки. И водяные знаки. Металлические полоски. Не соврал старикашка.

— Ты о Бабушкине?

— Ага. Раньше этот вонючий чел занимался черным пиаром. Потом издавал рекламный журнал «Русская радуга». Был близок Кремлю. Открывал дверь ногой премьер-министра РФ. Однако потом его резко отодвинули в сторону. Чем-то не угодил вертикали.

— И тогда он решил создать «Почту Арктики»?

— Именно так. Через патриарха Иллариона Седьмого.

— И его же хотел травануть мухоморами или «Новичком»?

— Темная история. Сама в непонятке. Мухоморы, кстати, едят. Варить их надо только подольше. О чем это я? Ах, да! Тебе с этим патриархом надо накоротке сойтись. Хотя, может, и без него обойдемся.


9.

После взаимовыгодных амурных утех стали обдумывать наше положение.

Итак, денег до чёрта. О службе можно не думать. Однако Бабушкин просил продолжить проект «Почты Арктики» и встретиться с Илларионом.

— А скажи, крошка, — обращаюсь я к Вале, живописно пронизанной лучами летнего солнца, — почему Бабушкин как скот какой был забит каучуковым членом? Есть ли в этом какой-то символ, мистический иероглиф?

— Сама ломаю голову. Здесь какой-то месседж. От кого? Кому?

— Бабушкину конечно. Или нам. Тот же помер. А вот от кого?

— А вдруг это послание патриарху Иллариону?

В дверь позвонили.

На пороге стоял горбатый монах в черном одеянии. На сумрачном, неприязненном лице сквозящая бородка.

Жестко спрашиваю:

— Кто вы такой?

Козел Яша тоже спрашивает, точнее, молчаливо целится рогами в тощие ягодицы одинокого странника.

— Выслушайте меня! — осеняется широким крестом незваный гость. — Я звонарь Марфо-Мариинской обители. Зовут меня отец Андрей. У меня к вам устное послание патриарха Иллариона.

— Проходите, — вкрадчиво говорит за моей спиной Валентина. — Есть в наличии вишневая наливка. Русский чай. Арабский кофе.

— От наливки не откажусь… — с ужасом косится на осатанелого козла Яшу отец Андрей. — Обожаю вишню.

Валентина слегка толкает меня в плечо:

— Голубчик, ты чего перегородил дорогу? Святой отец будто меж двух козлов.

— Ну и шуточки у тебя… — отступаю в сторону.

Наблюдаю со спины монаха. Сразу вспоминаю горбатого звонаря Квазимодо из вдохновенного Гюго. Что нам ждать от этого монстра? Доброе послание или развод на бабки?


10.

Отец Андрей мигом выдул литровую бутыль наливки. Тыльной стороной ладони оттер сквозящую бородку.

— Ну и?! — Валентина скрестила руки.

— Отдайте деньги! — сипло прошептал Андрей.

— Какие деньги? Вы чего? — ошалел я. — Вы, я гляжу, пьяны вдребодан!

— Деньги убиенного половым членом Бабушкина, — еще сиплее шепчет звонарь.

— Чушь какая! — кусает губы Валя. — Вламываетесь в наш дом. Где, кстати, вы добыли мой адрес? На чем добрались?

— На велосипеде «Орлёнок», — тупит черные очи горбатый звонарь.

— Велосипед — детали! — вскрикивает Валентина. — Объясните нам, будьте добреньки, на каком основании…

— Это деньги патриарха Иллариона. Он должен закончить дело создания «Почты Арктики».

— А разве у вашего патриарха мало бабок? — вступаю в дискуссию я. — Вон, сколько церквей поотгрохано. День-деньской малиновый колокольный звон. Он сводит меня с ума. Сатанинская музыка! и зачем ему какая-то почта? Тем более, Арктики? Чушь какая!

— Прощайте. Послание патриарха я вам передал. Моя миссия выполнена. Только, дорогие мои, помните, у святой церкви длинные руки.

— Угрожаете?! — я сжал кулаки.

Монах на дребезжащем «Орлёнке» удалился.


11.

Валя по телефону оформила на бирже труда отпуск. Мы срочно улетели в Сочи. Ну, его нафиг этот хаос, эту энтропию с горбатыми звонарями, с бизнесменами забитыми фаллосами из высококачественного каучука и с почему-то грезящим о шизоидной «Почте Арктики» патриархом всея Руси.

Деньги разложили по двум рюкзакам. Наличности оказалось около лимона баксов. С евриками и рублями чуток больше.

В Сочи пришло похолодание. Нам это только на руку. Не каждый человеческий организм выдержит температуру под сорок. Я о плюсе.

Купаемся в бирюзовом море. Наши бронзовеющие тела обдувает свежий норд-ост. Я, понятно, любуюсь Валентиной. Как же она хороша! Всерьез подумываю — сейчас мне ей сделать предложение или чуть позже.

Решаю погодить. Куда торопиться? Любая формальность убивает страсть. Вон сколько, к шаману не ходи, разводов!

— Милый, почему ты ничего не пишешь? Ты же гений! — Валя целует мое литое плечо.

— Объясню. Колодец души должен наполниться ключевой водой. Тем более, я сейчас так захвачен любовью к тебе, не до суетных вербальных посылов.

— А что ты пишешь? Прозу? Поэзию? Драматургию?

— Всё, кроме доносов. Я — всеяден.

— Какая душка! Я тебя обожаю.

Тут на золотом песке я увидел горбатую тень. Поднимаю голову в солнцезащитных очках. Надо мной стоит звонарь Андрей. И как стоит? Обнаженный! Т.е., в одних плавках. На латексной же поверхности плавок изображения радужных бразильских попугаев.

Я вскакиваю.

— Вот! — Андрюха швыряет мне черный шнурок, вроде сапожного, только длиннее и крепче.

— Что — вот? — щупаю я шнурок.

— Черная метка!

— От кого?

— От патриарха Иллариона. Последний раз прошу — отдайте бабло.

Звонарь уходит. Странно! Спереди на латексе плавок бразильские попугаи. Сзади же, на ягодицах, вологодские мухоморы. С надписью крест-накрест «Новичок».


12.

Я судорожно растираю себе щеки. Во, влипли!

— Не реагируй, — успокаивает меня Валюха.

Укладываюсь на песок. Пытаюсь представить ласкающие сердце картины релакса. Не выходит! Открываю веки. И вижу на песке зловеще длинную тень. Боже мой, какая же она длинная!

— А я к вам на огонек! — говорит полковник ФСБ Иван Иванович Сирота. Он гол, как сокол, т.е. в черных латексных плавках. Рисунка на оных не оказалось.

Валентина вскакивает, вытягивается в струнку. Груди ее призывно подпрыгивают:

— Задание выполнено, товарищ полковник. Наличности много. Кое-что, конечно, Бабушкин увел в офшоры. Стырил гнида.

— Так ты, родная, из ФСБ? — балдею я. — Вот так поворот!

Валентина поправляет красную лямку лифа:

— Я не из ФСБ, а из ГРУ. Старший лейтенант Галина Фролова.

— Как это приятно… — еще больше балдею я, уже ликуя, что не успел сделать ей предложение руки и сердца.

— Задание, товарищ Фролова, выполнено на ять, — Сирота, не теряя стиля, говорит тягучим и противным голосом. — Операция «На живца» прошла успешно. А из офшоров мы остатние деньги как-нибудь выцарапаем.

— Живец — это я? — громко сглатываю.

— Ты, миляга! — оглаживает меня по голове молодая разведчица. Поворачивается к боссу: — Полковник, так что же в сухом остатке?

— Патриарх Илларион Седьмой продался дядюшке Сэму. Т.е., был человеком президента США, Дональда Скруджа. Почти все российские церковные пожертвования по дипломатическим каналам отправлял в Пентагон. Мы эти каналы нащупали и накрыли…

— Поэтому и понадобилась «Почта Арктики»?! — не совсем деликатно перебиваю я.

— Именно… — кивает полковник.

— А член? Фаллос из каучука? — вскрикиваю я. — Кто забил им несчастного Бабушкина?

— Это я… — тупит очаровательные глазки Галина Фролова. — Алексей Бабушкин оказался на редкость несговорчивым.

— Не отдал, падла, бабки по-простому, — усмехнулся И.И. Сирота.

— А горбатый звонарь Андрей? Ваш человек? — перебираю я в руке шнурок, «черную метку».

— Этого засранца нам еще предстоит выяснить, — сплевывает на золотистый песок полковник. — Чует мое сердце, он из разведки Украины.

— Скорее всего, он работает на Моссад, — поправляет свои огненно-рыжие волосы Галина-Валентина. — Или на бразильское шпионское ведомство. Заметил же ты на его плавках бразильских попугаев?

От изумления открываю рот. Сколько ошарашивающих фактов! И что мне теперь делать со своей любовью? Могу ли испытывать огненную страсть к женщине, коя своих противников безжалостно забивает мужскими членами, пусть даже из высококачественного каучука?

— Кстати, — тягуче говорит Сирота, — за блестящую операцию вы, Галина Фролова, представлена к «Золотой звезде» героя России.

— К чему представлен я? — потираю грудь.

— Скажите спасибо, что не приставлены к стенке! — по-отечески широко улыбается полковник. — Если же без шуток, вы назначаетесь мейнстримным автором издательства «Щит и меч». Валяйте во всю Ивановскую свои гениальные тексты. Надеюсь, вы патриот?

— На сто процентов!

— Какой же ты милый! — Галина-Валентина крепко целует меня в губы.

Полковник сплевывает:

— Не люблю сантименты.

                *** "Наша Канада" (Торонто), 2022