Разница между разницами и титьки оптом

              или Тот, кто хочет жрать говно - будет его кушать
   Разумеется, я осознавал собственное обмельчание, девальвацией игр разума приведшее меня натужными в своей тщетности потугами вкурить хоть какую необходимость невзначай обнажаемых срак и сисек современного кино к бесконечному любованию глупейшего вздорностью женского мяса на жидихадистском говносайте заокеанских братов по разуму, столь отупевших в производсте полуторочасовых иллюзий для пятого и сотого мира миллионщиков из Мумбаев, что вся их продукция благополучно огибается мною по неприкасательной, стоит увидеть страну производства кино после пятьдесят пятого. США ? На х...й. Лучше канадские малобюджетки, австралийские драмы или европейские безнадеги италиков и френчей, совершенно правильно и до сих пор указывающих на саму фуфловость гнилой системы вашей ( нашей ) демократии, но не лубочные картинки и прокламации амеров, тошнотно навязывающих остальному миру не просто видение ситуации, но сам образ жизни гнусных ублюдков, согнувшихся перед яростными рылами феминизированных домохозяек, вечно требовательных к своим муженькам, более схожим с обычными лошадьми, от коих требуется лишь мускульная сила по подвозу, а там - не расти моя рябина. Алименты, ветвистые рога, ненавидящие отцов детишки, ржущие над двуногими и бесполыми мудаками ниггеры, плюющиеся от омерзения латиносы и толстый - толстый слой шоколада. Глобальная жопа ахинеи и чепухи, обрамленная в каждом кадре звездно - полосатыми тряпками самой миролюбивой нации на планете, впервые из всех воюющих сторон придумавшей вколачивать в каменный век целые континенты, накрывая коврами неприцельности не просто инфраструктуру, но мирных жителей и именно мирных жителей, двояко указуя на поголовную нацификацию сражавшейся насмерть Германии, как оказалось по решению жидовни Нюрнберга, вообще не имевшей никакого права на собственную точку зрения. Холокост, мать вашу. После племени лакота иметь наглость хрюкать о геноциде, за ручным подсчетом флоридского губера в пользу теории потепления и разрядки Эла Гора втирать Путину за демократию и права всех свобод, а по оставлению вьетов и афгани на произвол судьбы - заботиться о скачущих в неостановимом желании хоть как проникнуть на европейские тучные пажити хохлах и прочей погани, умело прогнувшейся без голосрачных дешевкой понтов того же Путлера, сраного раба и марионетки того же Запада, все два десятка лет вливавшего триллионы вывезенных юаней почему - то именно в ту экономику, что и финансирует кинопроекты, к коим я все и всегда и свожу, будучи большим любителем просто хорошего кино.
     - Неужели он будет это есть ?
     Гудериан брезгливо накрыл котел крышкой и недоуменно приподнял бровь. Манштейн отвернулся, а Роммель, качаясь на носках тщательно начищенных гуталином сапог, сделал вид, что ничего не слышал, но повар, унтер Пришибеев, костистый, кадыкастый облом под два метра роста, поддергивая именные обшлаги чорного мундира папаши Зеппа, утвердительно качнул рыжей головой.
    - Будет, Гейнц, обязательно будет, - сказал Дитрих, пристукивая стеком по борту армейского вездехода, - Кейтель сунется, как обычно, в солдатский котел, но фюрер станет есть именно это дерьмо.
    - Радуйтесь, что он хотя бы не навязывает поголовный алкоголизм Сталина, - бросил в сторону пока еще двоеглазый и двоерукий начальник штаба Роммеля подтянутый и чисто выбритый граф фон Штауфенберг, как и все они даже не задумывавшийся до холодного дня вступления в мировую войну могучих неисчерпаемостью ресурсов Штатов о неправильном модус операнди ведомого провидением вождя, поднявшего Германию из руин Версаля, - ему ведь действительно плевать, употребляем мы мясо или нет.
    - Свобода выбора, - хохотнул пьяненький Мантойфель, изо всех сил пытаясь выбраться сквозь тесно сомкнутые спины офицеров к полевой кухне. Его затолкали еще глубже, к шумящей генератором радиостанции, из которой, пробиваясь сквозь шумы и треск статистических помех полковника Томаса, доносился самоуверенный басок личного пилота фюрера. - Слева триста, - басил гауптман Уткин, ведя тетушку Ю курсом на Жмеринку, - справа сто. Наблюдаю камни с неба и покончившую самоубийством страну.
    - У них никогда не будет Нюрнберга тридцать шестого и сорок шестого, - прошептал фон Штауфенберг Мантойфелю, тоже уйдя с передовой линии ожидавших вождя офицеров Вермахта к радиостанции, устало усаживаясь на траву аэродрома, - они никогда не смогут перейти, как евреи, из унтерменшей в полноценные человеки. Даже поляки станут людьми, - усмехнулся граф, закуривая  " Юно ", - но только не обломки разгромившей нас страны.
    - Насрать, - сплюнул Мантойфель, насыщаясь из оплетенной кожей холостчиков фляжки впроглот. - Тот, кто хочет жрать говно, будет его жрать.
    Фон Штауфенберг пожал плечами и задрал голову в небо, откуда доносился рев двигателей тетушки Ю, прикрываемой эскадрильей вертких желтоносых  " Мессершмиттов ", хотя я и не уверен в правильности сдвоившихся согласных внутри этого явно европейского наименования.