Хунта и Элеонора

Кривя бледные губы
в дипломатической улыбке,
появилась Хунта. На ногах у нее
были туфли-шпильки,
на шее вытертая лисья горжетка.
Остальное все свисало, наливалось синим.
Дрожали под огромным телом
колосса слабые глиняные ножки.
© Аксёнов.

Брахмастру невозможно отразить или защититься от её разрушительной силы.

Чагровое небо раскрыло чакры на полную катушку, и на деревню хлынули бурным потоком мантры, тантры и зикры.

На золотом крыльце сидели сам хозяин, царь-царевич-король-королевич-сапожник-портной Федот Данетотов с гостями. Гостевали закадычные. Сержант Пеппер, Элеонора Ригби да Абхай Чаранаравинда.

- Вот скажи, Абхай, как бы ты поступил, если бы вождь сопредельной державы грозил шандарахнуть по тебе и твоему народу брахмастрой? - спросил Федот.

- Чувак ответил бы за базар, - не задумываясь отвечал  Абхай Чаранаравинда. - На брахмастру отвечают брахмастрой. А как иначе?

- Ну как, - робко встряла Элеонора Ригби, - ещё, говорят, вторую щеку подставляют...

- Так ведь и я о том, - авторитетно подтвердил  Абхай Чаранаравинда, - тебе брахмастрой, и ты брахмастрой.

- А как же демократия там, сообщества всякие, толерантные там, содомитские и прочие? - бестолковился Федот.

- Ну ты даёшь, дружбан, - встрял, в свою очередь, сержант Пеппер. - Когда предводителем державы ставят клоуна, это есть самое изощрённое издевательство над демократией. В энтой державе последний законный предводитель убежал от хунты, навалив в штаны. С той поры, лет восемь уже, там законными предводителями не пахнет. А пахнет там всяким дерьмом.

- Ух ты, - подивилась одинокая Элеонора, - и что же она, энта хунта?

- Энта хунта, - отвечал продвинутый Пеппер, - перво-наперво признала суверенитет не признавших хунту областей, откуда родом был драпанувший предводитель. Какой-никакой, а это ихний был предводитель. С кем-то в молодости пиво пил, с кем-то в футбол играл. С кем-то в одном бизнесе варился. К тому же, я и говорю, какой-никакой, а законно избранный. Пусть не богом, но народом. Ясно-дело, земляки враз объявили суверенитет. Который хунта поспешила признать. Как говорят всякие умные головы, де-факто.

Тут подивился Федот: - А рази же признала? А чего же они всё там восемь лет рушат и бомбят?

- А как же? - отвечал логичный-прелогичный сержант Пеппер. - Вкуривай, хлопче, да слухай сюда. Если бы хунта их не признала, то послала бы участкового арестовать смутьянов, взять за шкирку, да препроводить в кутузку на пятнадцать суток. Так? Так. А хунта что сделала вместо того, чтобы участкового послать? Враз начала бомбить. Кого? Да, якобы своих, граждан. Весь город разбомбили. Кто же это своих бомбит? Раз бомбит, значит, признала, что они, смутьяны эти, не свои, а чужие.
Таким образом, единственными во всём мире борцами за демократию оказались те самые, кого хунта объявила смутьянами. Потому что именно они выступили в защиту опального, но зато законного предводителя. Не досидевшего, кстати, до законных выборов предводителя всего-то полгода.
А новый предводитель хунты ихний, клоун, от этого попустительства, оборзел до того, что начал махать мечом картонным, и грозить брахмастрой. Вот оно как... а... Пришлось дать ему по ушам. А что оставалось делать? По другому если не понимают?

- Если долго и упорно просят дать по морде, то надо дать - согласился Абхай Чаранаравинда.

- Чёрт чаво, - только и сказал Федот Данетотов, - Чёрт чаво.

А Абхай Чаранавинда добавил:
- Sit back and let the evening go.

Everything is going as it should.