Мои детство и юность прошли в Москве неподалеку от площади трех вокзалов - на углу Астраханского и Грохольского переулков на шестом этаже семиэтажного дома. Скажу без всякого преувеличения: именно на углу - наша большая комната была угловой и шестигранной: одно окно выходило в Грохольский переулок, другое в Астраханский, а на самом углу между ними находился балкон. В то время наш дом, окруженный двухэтажными домиками, выглядел в этом окружении величественным, точно океанский лайнер. Вид с балкона открывался на три стороны света, а где-то очень-очень далеко в ясную погоду можно было увидеть золотой купол - думается, колокольни Ивана Великого. Пройдут годы, двухэтажные домики будут снесены, и впритык к нашему дому в Астраханском переулке вырастет дом «Литературной газеты» (девятиэтажный, он будет только чуть выше нашего семиэтажного), в котором пройдут последние годы моего кумира Ираклия Андроникова. Разумеется, об этом я не мог и подозревать, каждый день бегая по этому переулку в школу, которая находилась в соседнем Безбожном переулке (теперь, как и ранее, он вновь зовется Протопоповским). На углу этих переулков, в одноподъездном доме-башне поселятся многие писатели и поэты, в том числе Булат Окуджава (очень тосковавший по родному Арбату), Николай Старшинов, Андрей Дементьев, Римма Казакова, Генрих Боровик. А дивный вид на центр с бывшего моего балкона закроет выросший напротив, на другой стороне Грохольского переулка гигант в 25 этажей.
Мне было лет восемь, когда я увидел на экране телевизора Ираклия Андроникова и услышал его рассказ «Загадка Н.Ф.И»*. Признаться, я мало что тогда понял, но любовь к ХIХ столетию и его литературе зародилась в моем сердце именно в то время. А вместе с ней я возымел «охоту рыться в хронологической пыли», стремление отыскать и рассказать о том, что менее известно. Позднее интерес к архивным поискам приведет меня на филологический факультет
_________________________________________________
*Когда я начал заниматься архивными разысканиями, то понял, что полностью верить литературоведческим рассказам Андроникова нельзя - иные подробности его разысканий явно рассчитаны на дилетантов. Так, в «Загадке Н.Ф.И.», в поисках сведений, за кого Наталия Иванова вышла замуж, если верить автору, ему пришлось потратить много дней, перелистывая все родословные книги, какие были в библиотеке Пушкинского Дома. Однако искомую фамилию Андроников нашел не в каком-то забытом фолианте, а в превосходно известном историкам «Родословном сборнике русских дворянских фамилий», сложив их штабелями возле стола.
С детских лет мне сопутствовала склонность к стихосложению. Первое свое стихотворение (если можно назвать его стихотворением) я сочинил в первом классе. Оно было написано под впечатлением штурма Зимнего дворца, которое видел в фильме «Ленин в Октябре»; в нем фигурировали некие «партизаны», штурмовавшие дворец, и «жандармы», защищавшие его. Года через три, впервые услыхав фамилию Барклай де Толли и, узнав от старших, что «был такой генерал, которого солдаты прозвали «болтай да и только», сложил нелепое, но забавное четверостишие:
Баркалай де Толли,
Увидав две моли,
В страхе убежал,
Пять дней в постели пролежал.
Никогда не записанное, оно запомнилось мне до сих пор.
В шестом классе, когда проходили «Ревизора», я сочинял эпиграммы на его персонажей. Приведу одну:
Судья, уездный Цицерон,
Оставив все дела, заботы
С борзыми ездит на охоту,
Берет щенками взятки он.
А в сочинении, где предлагалось рассказать об одном из уездных чиновников, я избрал частного пристава Степана Ильича Уховертова - ведь о нем известно меньше, чем о других.
Год спустя в сочинении «Мой любимый писатель» я написал об Ираклии Андроникове. И хотя о нем самом, о том, как он стал литературоведом, знал немного (его биографический очерк «Оглядываясь назад» еще не был создан), мне хотелось написать не только о его произведениях, но и нем самом. Мое сочинение прочитали вслух, и я получил за него две оценки - пятерку за содержание, а двойку за грамотность.
Еще до полета Гагарина я начал писать фантастическую повесть о полете на Марс, но не закончил ее. А позднее под влиянием сказочных и пьес Евгения Шварца «Тень» и «Обыкновенное чудо» также задумал пьесу, главным героем которой был молодой человек - архивариус, влюбленный в принцессу. Пьеса начиналась с его возвращения домой после прогулки под проливным дождем в парке, где он надеялся увидеть принцессу, в которую был влюблен и которую наблюдал издали во время прогулок по аллеям парка... Мой первый рассказ, прозвучавший по Всесоюзному радио в передаче «Ровесники встречают Новый год», назывался «Самое обыкновенное чудо».
На углу Грохольского и Астраханского
© Copyright: Корнеев Алексей, 2022
Свидетельство о публикации №222041801740
Свидетельство о публикации №222041801740
Рецензии
Здравствуйте, Алексей Вениаминович!
Очередная глава о Пушкине окончена - можно почитать, пообщаться с читателями перед следующим "забегом".
Интересно погружаться в вашу жизнь, с детства связанную с литературой и творчеством!
Звучание знаменитых фамилий тех, кто жил рядом, уже звучит музыкой.
Андрониковым я тоже восхищалась, он умел очаровать слушателей. Улыбалась, читая ваши школьные эпиграммы.
Поразила отметка за сочинение - 5/2. И фантастические школьные повести - первый признак творческой личности!И первый рассказ, прозвучавший по радио!
Вообще радиопередачи вспоминаю с ностальгией.
Интересно, наверное, у вас была хорошая учительница по литературе. Помните её?
С улыбкой,
Элла Лякишева 17.08.2025 18:31 • Заявить о нарушении
Очередная глава о Пушкине окончена - можно почитать, пообщаться с читателями перед следующим "забегом".
Интересно погружаться в вашу жизнь, с детства связанную с литературой и творчеством!
Звучание знаменитых фамилий тех, кто жил рядом, уже звучит музыкой.
Андрониковым я тоже восхищалась, он умел очаровать слушателей. Улыбалась, читая ваши школьные эпиграммы.
Поразила отметка за сочинение - 5/2. И фантастические школьные повести - первый признак творческой личности!И первый рассказ, прозвучавший по радио!
Вообще радиопередачи вспоминаю с ностальгией.
Интересно, наверное, у вас была хорошая учительница по литературе. Помните её?
С улыбкой,
Элла Лякишева 17.08.2025 18:31 • Заявить о нарушении
Здравствуйте, Элла Евгеньевна. Высылаю большой кусок своих воспоминаний, где много ненужных подробностей
Пожалуй, лучше переслать его через "Личные сообщения", где давно находится мое письмо Вам в ожидании ответа.
После диплома и перехода на работу, несколько более соответствовавшую специальности филолога - редактором в научно-исследовательском институте нефтегазовой промышленности, для получения разрешения заниматься в научном зале Ленинки (тогда, в докомпьютерную эпоху, попасть в этот зал было нелегко) пришлось придумать тему, отвечавшую профилю НИИ. Занятие сочинительством приходилось скрывать от сослуживцев - как бы не подумали, что это может помешать работе.
Однажды мне надо было съездить в редакцию журнала, где печатался моя новелла. Предстояло в обеденный перерыв, который длился 45 минут, съездить с работы (в районе станции метро Шаболовская, тогда еще не существовавшей), вычитать верстку и вернуться обратно. Представьте, я успел уложиться в 45 минут! Теперь это кажется фантастикой, но тогда московские улицы были свободны от заторов.
Написал сейчас это и усомнился сам - неужели такое было действительно возможно? Вернее всего, обеденный перерыв длился не 45, а 60 минут., и моя поездка в редакцию и возвращение произошли в течение часа.
Немного проще стало, когда я перешел работать в редакцию газеты «Московский железнодорожник» (сокращенно называю ее МоЖ). Теперь я стал более свободен, а два года спустя, принятый в Союз журналистов, получил разрешение беспрепятственно работать в научном зале Ленинки как член творческого союза. (Думаю, немногие из сотрудников многотиражек воспользовались этим правом). Но в газете были свои трудности. Прежде всего, большой объем работы - 2 тысячи строк написанных материалов были нашей ежемесячной нормой. Сотрудники больших газет, услыхав о таком объеме, приходили в ужас.
В состав МЖД входило входило 15 отделений: Московско-Курское, Московско-Рязанское, Московско-Смоленское, Московско-Рижское, Московско-Ярославское, Рязанское, Тульское, Орловское, Курское, Каширское, Новомосковское, Калужское, Брянское, Смоленское и Московско-Окружное. На каждом отделении был свой корреспондент, который числился на ставке какого-нибудь железнодорожника (сообщаю последнюю деталь потому, что это коснулось меня)
Я был корреспондентом по Московско-Окружному отделению Московской дороги, иначе говоря, окружной железной дороге. До 1960 года по ней проходила граница Москвы, а затем столица расширилась и дорога вошла в пределы города. Предполагалось, что со временем железная дорога будет электрифицирована и по ней пойдут электрички,. Поэтому при строительстве станции метро «Ленинский проспект» в центре зала был предусмотрен третий выход для пересадки на железнодорожную станцию.
Однако долгие годы виды столицы в дневное время и огни ночью имел возможность созерцать лишь машинист и помощник из кабины тепловоза, тянущего по Окружной вереницу товарных вагонов - на кольце не было пассажирского движения... Об этом был тогда написан мой очерк «Огни Москвы». Однако и локомотивная бригада не могла позволить себе это - гораздо важнее голубоватых огней уличных фонарей и неоновых реклам для них были огни семафоров - зеленый, желтый и красный.. И только в наше время давний план был претворен в жизнь. - по малому кольцу Окружной дороги, которое именуется теперь МЦК, (Московское центральное кольцо) пошли электропоезда, из окон которых пассажиры действительно любуются Москвой в дневное время, и огнями столицы в вечернее.
Естественно, в железнодорожной газете приходилось писать о «работниках стальных магистралей» - машинистах, помощниках машинистов, диспетчерах, дежурных по станции, электромонтерах пути, рабочих пути… Писал на самые разные темы - о рабочих династиях, когда люди двух и даже трех поколений работали на одном предприятии. О локомотивной бригаде - машинисте и помощнике тепловоза, уехавших по комсомольской путевке на БАМ. Об овощном конвейере - завозе в Москву фруктов и овощей, вагоны с которыми разгружались на станциях Окружной.
Для предотвращения вероятности несчастных случаев, вместе с юрисконсультом объехал кольцо, побывал на опасных перегонах, где жители близлежащих домов переходили железную дорогу в неустановленных местах - в результате увиденного был написан материал, где предлагалось или обозначить эти места для снижения скорости, или оградить их, закрыв возможность для прохода. В апрельские дни ленинских субботников давал в газету не одну а две информации - помимо обычной, о числе работников отделения, принимавших участие в субботнике, была и другая - о митинге со станции, откуда отправлялся состав с новыми грузовиками, только сошедшими с конвейера Автозавода имени Лихачева.
Работая в МоЖе, я узнал, что наиболее значительное предприятие на Окружном отделении - локомотивное депо Лихоборы было коллективным членом Общества СССР - Мексика., а машинист-инструктор Валерий Дмитриевич Воронцов - вице-президентом Общества. В депо существовал кружок по изучению испанского языка, и многие работники могли приветствовать гостей из далекой Мексики, которые бывали гостями дело, на родном языке и перекинуться с ними несколькими фразами. О таких встречах и вечерах в Доме дружбы с народами зарубежных стран я писал в газете. А в конце 1977 года Воронцов сообщил мне, что вскоре летит в Мексику вместе с директором Института Латинской Америки профессором Вольским, во время поездки будет вести записи, а по возвращении передаст мне путевые заметки для публикации.
Подготовив большой материал о поездке, я принес его в редакцию. Узнав об этом, редактор пришел в ужас: «Это же капиталистическая страна! Неизвестно, с кем там встречался Воронцов, Как мы можем об этом печатать!» Напрасно я пытался уверить его, что вице-президент Общества дружбы был в официальной поездке и встречаться с кем попало не мог - редактор оставался непреклонным: без визы авторитетного лица мой материал не пойдет! Обескураженный, я позвонил Воронцову, рассказал о неудаче. «А виза директора Института Латинской Америки профессора Вольского, который возглавлял делегацию, редактора устроит?» - спросил меня Валерий Дмитриевич. «Разумеется, устроит» - заверил я. «Нет ничего проще. Через два дня Вольский будет у меня в гостях, и я поговорю с ним»
Через несколько дней по приглашению Вольского мы с Воронцовым приехали в Институт Латинской Америки на Большой Ордынке. Стоило нам войти в приемную директора, как навстречу мне бросился референт с возгласом: «Сеньор Гильермос!» Он принял меня за латиноамериканца. А через двадцать минут после знакомства с Вольским, когда Виктор Вацлавович читал мой материал, в кабинет вошел человек, с которым он нас познакомил - это был главный редактор журнала «Латинская Америка» Серго Анастасович Микоян.
«Москва - Мехиико - Сан-Хосе» - так назывался подготовленный мной материал, печатавшийся в пяти номерах нашей газеты.
Однако я старался не забывать и о любимом девятнадцатом веке и в декабре 1975 года написал большую статью к 150-летию восстания декабристов. Однако она была не только не напечатана, но даже не зачтена. Убедившись, что девятнадцатый век здесь никого не интересует, месяц спустя я напечатал статью к юбилею Салтыкова-Щедрина в газете «Гудок», с которой мы контактировали (в типографии «Гудка» печаталась наша газета). Статья была компиляторская, не хуже и не лучше подобных юбилейных статей. Каково же было мое изумление, когда меня на планерке отругали за то, что я не отдал эту статью в свою газету. Редактор поначалу даже не поверил, что такое мог написать я (хорошего же он мнения был о своем сотруднике!). Пришлось мне с того времени писать о писателях прошлого и для родного издания.
В редакции ко мне относились доброжелательно. Исключение составлял один человек - корреспондент то ли Курского, то ли Брянского отделения железной дороги, одну фразу во время дежурства по номеру я имел неосторожность поправить - она выглядела слишком корявой. Внешне похожий на киллера французской кинокомедии «Укол зонтиком», только не такой элегантный. Однажды он воспротивился, когда в своей статье я образно назвал цех эксплуатации локомотивного депо «сердцем депо». А когда я уже не работал в газете, но продолжал состоять в журналистской организации при редакции, он с пеной у рта требовал исключить меня из Союза журналистов: «Это не наш человек!» Действительно, водку стаканАми не пьет, не ругается матом, не рассказывает похабных анекдотов - где уж тут быть нашим! Думается, он с радостью подписался бы под строками:
Пушкин, Лермонтов, Некрасов -
Репродуктор чуждых классов
принимая всерьез сарказм стихов, напечатанных в 1930-е годы в «Крокодиле» и высмеивавших тогдашний уклон в литературной науке - «вульгарный социологизм»
Корнеев Алексей 17.08.2025 19:25 Заявить о нарушении
Пожалуй, лучше переслать его через "Личные сообщения", где давно находится мое письмо Вам в ожидании ответа.
После диплома и перехода на работу, несколько более соответствовавшую специальности филолога - редактором в научно-исследовательском институте нефтегазовой промышленности, для получения разрешения заниматься в научном зале Ленинки (тогда, в докомпьютерную эпоху, попасть в этот зал было нелегко) пришлось придумать тему, отвечавшую профилю НИИ. Занятие сочинительством приходилось скрывать от сослуживцев - как бы не подумали, что это может помешать работе.
Однажды мне надо было съездить в редакцию журнала, где печатался моя новелла. Предстояло в обеденный перерыв, который длился 45 минут, съездить с работы (в районе станции метро Шаболовская, тогда еще не существовавшей), вычитать верстку и вернуться обратно. Представьте, я успел уложиться в 45 минут! Теперь это кажется фантастикой, но тогда московские улицы были свободны от заторов.
Написал сейчас это и усомнился сам - неужели такое было действительно возможно? Вернее всего, обеденный перерыв длился не 45, а 60 минут., и моя поездка в редакцию и возвращение произошли в течение часа.
Немного проще стало, когда я перешел работать в редакцию газеты «Московский железнодорожник» (сокращенно называю ее МоЖ). Теперь я стал более свободен, а два года спустя, принятый в Союз журналистов, получил разрешение беспрепятственно работать в научном зале Ленинки как член творческого союза. (Думаю, немногие из сотрудников многотиражек воспользовались этим правом). Но в газете были свои трудности. Прежде всего, большой объем работы - 2 тысячи строк написанных материалов были нашей ежемесячной нормой. Сотрудники больших газет, услыхав о таком объеме, приходили в ужас.
В состав МЖД входило входило 15 отделений: Московско-Курское, Московско-Рязанское, Московско-Смоленское, Московско-Рижское, Московско-Ярославское, Рязанское, Тульское, Орловское, Курское, Каширское, Новомосковское, Калужское, Брянское, Смоленское и Московско-Окружное. На каждом отделении был свой корреспондент, который числился на ставке какого-нибудь железнодорожника (сообщаю последнюю деталь потому, что это коснулось меня)
Я был корреспондентом по Московско-Окружному отделению Московской дороги, иначе говоря, окружной железной дороге. До 1960 года по ней проходила граница Москвы, а затем столица расширилась и дорога вошла в пределы города. Предполагалось, что со временем железная дорога будет электрифицирована и по ней пойдут электрички,. Поэтому при строительстве станции метро «Ленинский проспект» в центре зала был предусмотрен третий выход для пересадки на железнодорожную станцию.
Однако долгие годы виды столицы в дневное время и огни ночью имел возможность созерцать лишь машинист и помощник из кабины тепловоза, тянущего по Окружной вереницу товарных вагонов - на кольце не было пассажирского движения... Об этом был тогда написан мой очерк «Огни Москвы». Однако и локомотивная бригада не могла позволить себе это - гораздо важнее голубоватых огней уличных фонарей и неоновых реклам для них были огни семафоров - зеленый, желтый и красный.. И только в наше время давний план был претворен в жизнь. - по малому кольцу Окружной дороги, которое именуется теперь МЦК, (Московское центральное кольцо) пошли электропоезда, из окон которых пассажиры действительно любуются Москвой в дневное время, и огнями столицы в вечернее.
Естественно, в железнодорожной газете приходилось писать о «работниках стальных магистралей» - машинистах, помощниках машинистов, диспетчерах, дежурных по станции, электромонтерах пути, рабочих пути… Писал на самые разные темы - о рабочих династиях, когда люди двух и даже трех поколений работали на одном предприятии. О локомотивной бригаде - машинисте и помощнике тепловоза, уехавших по комсомольской путевке на БАМ. Об овощном конвейере - завозе в Москву фруктов и овощей, вагоны с которыми разгружались на станциях Окружной.
Для предотвращения вероятности несчастных случаев, вместе с юрисконсультом объехал кольцо, побывал на опасных перегонах, где жители близлежащих домов переходили железную дорогу в неустановленных местах - в результате увиденного был написан материал, где предлагалось или обозначить эти места для снижения скорости, или оградить их, закрыв возможность для прохода. В апрельские дни ленинских субботников давал в газету не одну а две информации - помимо обычной, о числе работников отделения, принимавших участие в субботнике, была и другая - о митинге со станции, откуда отправлялся состав с новыми грузовиками, только сошедшими с конвейера Автозавода имени Лихачева.
Работая в МоЖе, я узнал, что наиболее значительное предприятие на Окружном отделении - локомотивное депо Лихоборы было коллективным членом Общества СССР - Мексика., а машинист-инструктор Валерий Дмитриевич Воронцов - вице-президентом Общества. В депо существовал кружок по изучению испанского языка, и многие работники могли приветствовать гостей из далекой Мексики, которые бывали гостями дело, на родном языке и перекинуться с ними несколькими фразами. О таких встречах и вечерах в Доме дружбы с народами зарубежных стран я писал в газете. А в конце 1977 года Воронцов сообщил мне, что вскоре летит в Мексику вместе с директором Института Латинской Америки профессором Вольским, во время поездки будет вести записи, а по возвращении передаст мне путевые заметки для публикации.
Подготовив большой материал о поездке, я принес его в редакцию. Узнав об этом, редактор пришел в ужас: «Это же капиталистическая страна! Неизвестно, с кем там встречался Воронцов, Как мы можем об этом печатать!» Напрасно я пытался уверить его, что вице-президент Общества дружбы был в официальной поездке и встречаться с кем попало не мог - редактор оставался непреклонным: без визы авторитетного лица мой материал не пойдет! Обескураженный, я позвонил Воронцову, рассказал о неудаче. «А виза директора Института Латинской Америки профессора Вольского, который возглавлял делегацию, редактора устроит?» - спросил меня Валерий Дмитриевич. «Разумеется, устроит» - заверил я. «Нет ничего проще. Через два дня Вольский будет у меня в гостях, и я поговорю с ним»
Через несколько дней по приглашению Вольского мы с Воронцовым приехали в Институт Латинской Америки на Большой Ордынке. Стоило нам войти в приемную директора, как навстречу мне бросился референт с возгласом: «Сеньор Гильермос!» Он принял меня за латиноамериканца. А через двадцать минут после знакомства с Вольским, когда Виктор Вацлавович читал мой материал, в кабинет вошел человек, с которым он нас познакомил - это был главный редактор журнала «Латинская Америка» Серго Анастасович Микоян.
«Москва - Мехиико - Сан-Хосе» - так назывался подготовленный мной материал, печатавшийся в пяти номерах нашей газеты.
Однако я старался не забывать и о любимом девятнадцатом веке и в декабре 1975 года написал большую статью к 150-летию восстания декабристов. Однако она была не только не напечатана, но даже не зачтена. Убедившись, что девятнадцатый век здесь никого не интересует, месяц спустя я напечатал статью к юбилею Салтыкова-Щедрина в газете «Гудок», с которой мы контактировали (в типографии «Гудка» печаталась наша газета). Статья была компиляторская, не хуже и не лучше подобных юбилейных статей. Каково же было мое изумление, когда меня на планерке отругали за то, что я не отдал эту статью в свою газету. Редактор поначалу даже не поверил, что такое мог написать я (хорошего же он мнения был о своем сотруднике!). Пришлось мне с того времени писать о писателях прошлого и для родного издания.
В редакции ко мне относились доброжелательно. Исключение составлял один человек - корреспондент то ли Курского, то ли Брянского отделения железной дороги, одну фразу во время дежурства по номеру я имел неосторожность поправить - она выглядела слишком корявой. Внешне похожий на киллера французской кинокомедии «Укол зонтиком», только не такой элегантный. Однажды он воспротивился, когда в своей статье я образно назвал цех эксплуатации локомотивного депо «сердцем депо». А когда я уже не работал в газете, но продолжал состоять в журналистской организации при редакции, он с пеной у рта требовал исключить меня из Союза журналистов: «Это не наш человек!» Действительно, водку стаканАми не пьет, не ругается матом, не рассказывает похабных анекдотов - где уж тут быть нашим! Думается, он с радостью подписался бы под строками:
Пушкин, Лермонтов, Некрасов -
Репродуктор чуждых классов
принимая всерьез сарказм стихов, напечатанных в 1930-е годы в «Крокодиле» и высмеивавших тогдашний уклон в литературной науке - «вульгарный социологизм»
Корнеев Алексей 17.08.2025 19:25 Заявить о нарушении
Спасибо, Алексей Вениаминович!
Пора вам уже написать полноценные (т.е. подробные) мемуары о вашей ранней журналистике.
Интереснейший же материал! Чувствую, с какой ностальгией вы вспоминали! Это уже история!
А вы напишите с иронией. Есть ли сейчас эти профессиональные ж/д газеты?
Богатая была организация при власти СССР, с сильным профсоюзом. Неужели всё в 90-е разогнали?
Вы забыли мне ответить про школу. Поощряли ли вашу любовь к литературе?
С улыбкой,
Элла Лякишева 17.08.2025 20:15 Заявить о нарушении
Пора вам уже написать полноценные (т.е. подробные) мемуары о вашей ранней журналистике.
Интереснейший же материал! Чувствую, с какой ностальгией вы вспоминали! Это уже история!
А вы напишите с иронией. Есть ли сейчас эти профессиональные ж/д газеты?
Богатая была организация при власти СССР, с сильным профсоюзом. Неужели всё в 90-е разогнали?
Вы забыли мне ответить про школу. Поощряли ли вашу любовь к литературе?
С улыбкой,
Элла Лякишева 17.08.2025 20:15 Заявить о нарушении
А можно для ТОГО времени вас назвать рьяным, увлечённым, фанатичным журналистом?
Или всё-таки литература манила всё больше? И архивы тоже?
Мне кажется ж/д отняла у вас лучшие годы для художественного творчества. Разве не так?
Элла Лякишева 17.08.2025 20:19 Заявить о нарушении
Или всё-таки литература манила всё больше? И архивы тоже?
Мне кажется ж/д отняла у вас лучшие годы для художественного творчества. Разве не так?
Элла Лякишева 17.08.2025 20:19 Заявить о нарушении