Лунная соната

ЛУННАЯ СОНАТА
Меня зовут Юлька. Я живу в Жулебино. Жуть, правда? И начинается одинаково- Жуть и Жулебино. Сплошные стройки, щелястые заборы, разрытые котлованы, грязи по уши…И еще похабное неумелое граффити повсюду. На любом свободном клочке стены, где еще не висят объявления о кредитах за час и съемных квартирах…Но ничего, жить можно…Только мажоры живут в пределах Садового кольца, а мы люди попроще, нам и тут неплохо. Не хуже, чем  везде. Тем более, мне все равно, какой район.
Я не хожу ногами, а езжу в коляске.
Но, живя на первом этаже, а я живу на первом, это  легко поправимо.
С нашего балкона мой отец смастерил пандус- такой покатый съезд с перилами через газон. Тем более, окно с балконом выходит на торец дома и это никому не мешает. Я могу самостоятельно выбираться на улицу, во двор, что я и делаю каждый день.
 Здесь у меня друзья - Длинный и Толстый, Рыжий и Ромка. Еще Модель. Вообще-то она Ева, но по имени ее никто не зовет, только Модель, что говорит само за себя.
У нее брат в загранку плавает, шмотки ей привозит.
Ну она и звездит, а еще ей повезло с фигурой и ноги у нее от ушей.
Толстый и Длинный - обычные пацаны, ничем особо не груженые, учатся в девятом, потом пойдут в шарагу на автослесарей учиться.
Все у них просто и ясно. Слушают рэп, травят  анекдоты…Словом, пацаны, как пацаны.
Само собой, в армию не хотят. Но хотят- не хотят, а пойдут, как миленькие -куда денутся?
Рыжий- восьмиклассник. Прогульщик жуткий! Больше ничем не замечателен.
 Ромка - он футболист. И пусть он звезда всего лишь дворового футбола, я уверена, его заметят. Он -талант.
Наверно, я неравнодушна к нему, но девочкам всегда нравятся спортсмены, а я, поскольку езжу в коляске, просто завороженно смотрю, что  он выделывает ногами -это с ума сойти можно! Вот я и схожу потихонечку…
И  Вика, конечно…
Она -  сестра моя старшая, мы живем в одной квартире, спим в одной комнате и я ее люблю больше всех на свете…Она всегда берет меня с собой, хоть я и моложе на два года.
 Но она не гордится тем, что старше и у нее все в порядке, в отличие от меня. И я безумно рада, что я с Викой в ее компании.
Ведь это все ее друзья - Ромка и Рыжий, Длинный и Толстый. А благодаря Вике теперь это и моя компания.
                ***
Вся эта история с моей Викой и всеми нами началась в сентябре, таком мокром и холодном, что моя коляска замусорила сохлой грязью всю квартиру.
Но Вика всегда возьмет веник, молча выметет грязь и можно жить.
 В коляске я сидела не всегда.
Когда мне было семь лет, я заболела вирусным гриппом, а он дал осложнение на ноги. Говорят, это не навсегда. Но пока- коляска.
Ко мне ходят на дом учителя, учусь потихоньку, не загадывая наперед.
Я первая под вечер оказываюсь во дворе, ведь у меня свободного времени -хоть отбавляй.
Затем появится Длинный, он посопит, пристроится возле моей коляски, которую ребята называют танком, и начнет смотреть по окнам.
Если у кого-то из наших горит свет, он кричит в окно.
 Соседям не нравится. Но они привыкли.
Затем из окна вылезает Толстый, а он тоже живет на первом и прыгает прямо в газон. Его это прикалывает.
В подъезд он, правда, заходит через дверь за углом, ведь прыгнуть вниз легче, чем забраться вверх, так я про себя думаю - усилий больше.
И это именно Толстый рисует граффити на нашем торце.
Вместе они, Длинный и Толстый, топчутся у подъезда и стреляют сигареты у прохожих. Мне деликатно не предлагается, вроде как, все вместе берегут меня.
 Дальше вспоминают, что Ромка должен быть дома - ведь сегодня Спартак с кем-то там играет. Кричат в окно. Надрывая глотки, спрашивают, какой счет. Слышу, как Ромка отвечает, что не идет игра, нашим не прет.
 Потом Ромка начинает ругаться, что, пока они орали под окном, нам забили и посылает их развесисто.
Сконфуженные и посланные далеко Толстый и Длинный пытаются пристать к парню с футляром то ли баяна, то ли аккордеона в руках.
Парень часто ходит вдоль нашего дома в одну сторону, потом обратно. Я запоминаю всех, кого видела хотя бы дважды.
Прямо напротив торца нашего дома забор  новостройки и звуки строительства не смолкают до вечера.
Когда мы собираемся, еще слышно стройку. А напротив нашего подъезда- проем в заборе и, чтоб туда не ходили, проем затянут красно-белой лентой. Парень с футляром лишь на секундочку затормозил, чтоб глянуть в сторону котлована, который зияет за лентой, а они -Длинный и Толстый, тут как тут. Спрашивают, не будет ли закурить. Парень мотает головой - нету, мол, и идет своей дорогой.
Длинный оскорблен таким ответом, он кричит вслед музыканту: «Эй ты, Бетховен , мать твою! Не ходи тут, слышь?»
 А поскольку тот не отвечает, Длинный вытягивает шею и кричит громче: «Здесь живут люди без музыкального слуха!»
И в довершение, громко врубает рэп. Гогочут с Толстым напару, им весело-Длинный без ума от своей шутки. Если мне что-то не нравится, а такое мне определенно не нравится, я молчу.  Ведь это мои друзья . Они поступают так, как им хочется.
 А я много от чего завишу и не могу поступать, как  нравится мне. Поэтому частенько помалкиваю.
И вот, наконец, матч кончился и во дворе появляется наш Ромка.
Он в хорошем настроении, щелкает меня по носу, снимает с себя спартаковский шарф и укутывает меня, бормоча: «Наш малыш совсем замерз!»
А мне тепло от его слов и шарф тут вовсе не причем, хотя очень приятно, что он завязывает шарф на меня.
«А Вика где?- спрашивает он, и не дожидаясь ответа, кричит нам в окно, -Вик, а Вик! Выходи!»
Моя Вика появляется на роликах, она знает, что я буду смотреть ей вслед, потому не уезжает далеко, а движется в пределах двора, чтоб не исчезнуть из виду. Я смотрю на нее и улыбаюсь.
Она красивая, Вика, гораздо красивее Модели… Или я просто ее очень люблю?
Я всегда мечтаю, что когда-нибудь она встретит настоящего принца и он не будет похожим ни на Длинного, ни на Толстого, ни на Рыжего…Я очень этого хочу.
Пока Вика разъезжает на коньках, Ромка успевает рассказать про матч Спартака с румынами, у которых Спартак выиграл со счетом 3: 1.
Все, кто с нами знаком и проходят мимо или тормозят, слышат эту историю про матч.
И баянист, или аккордеонист с футляром тоже слышит, идя в обратную сторону.
Когда он проходит мимо, ребята начинают задирать его.
Ромка предлагает сыграть футбольное приветствие «на гармошке».
Но музыкант никак не хочет разделить Ромкину радость насчет победы Спартака у румын. Он идет мимо без оглядки и без единого слова.
Потом подъезжает поближе Вика, с другой стороны подходит Модель и про музыканта забывают.
Модель ехидно приветствует Вику, назвав ее олимпийской чемпионкой - она не может видеть спокойно никого, кто может быть в чем-то заметнее ее. Ромка начинает в третий раз уже для Вики и Модели рассказ про победу Спартака. Я могу слушать и третий раз, и пятый…
А Модель скучает.
Ей гораздо интереснее, когда разговор касается ее самой. И она достает новехонький сенсорный телефон и начинает с ним играть.
«Ух ты, класс!»-говорят Толстый и Длинный вместе, а я уже не в первый раз думаю, что они одинаково мыслят.
Модель счастлива  всеобщим вниманием. Тут же надолго забыт Спартак, музыкант и настрелянные сигареты.
Вика, мельком заглянув на телефон, кругами ездит возле нас.
Модель уверена, что Вике завидно. А я знаю, что это не так.
Катаясь, Вика не забывает подъехать ко мне и потрогать за руку, не очень ли я замерзла. Она боится, что я простужусь и тогда смогу сидеть только дома, глядя на улицу из окна.
Иногда мы все отправляемся за угол нашего дома -там на пустыре, пока не появится новый дом, оборудовали спортплощадку, поставили футбольные ворота и у моих ребят даже есть соперники - команда из башни напротив. Когда есть возможность собраться, ребята играют на первенство квартала по мини-футболу.
Вот и сегодня стоять на месте было зябко и все, поеживаясь, отправились к стадиону. Я на своем танке.
Рыжего после победы Спартака разбирало нетерпение и он лупил по мячу, пока не уронил его в траншею за красно-белой лентой.
«И че ты сделал?- разъярился Ромка.- Весь мяч изгадил, кабан! Лезь теперь в траншею!»
«Да, ладно тебе, Ромыч,- бубнит Рыжий примирительно.- Тут делов -то на копейку…ща достану!»
 И Рыжий прыгает вниз за мячом. Но делов оказывается не на копейку.
 А Рыжего достать из траншеи трудней, чем просто мяч.
Пока доставали, у всех испортилось настроение.
И тут опять появился музыкант. Правда, уже без футляра. Но Длинный нарочно плюнул прямо ему под ноги.
 Я думала, они сцепятся. Но тот прошел мимо, ни на кого не глядя.
«Слышь, Вик,- говорит Толстый.- Опять этот Бетховен здесь шляется! Ох, дождется он, чую…»
«Что он тебе дался?- говорит моя сестра и, прищурясь, смотрит вслед уходящему. Покачнувшись на роликах, она успевает схватиться за Длинного и это спасает ее от падения.
«Не пялься на чужих,- добродушно корит ее Ромка,- своих тебе мало…»
«Мой брат показывал  на судне мои фотографии  и один симпатичный моряк очень хочет познакомиться со мной!- говорит Модель, идя с Толстым.- Дай мне руку, Толстый, здесь так скользко-приличные сапоги не оденешь!»
Этим она хотела привлечь внимание к сапогам, которые, как и телефон, у нее тоже новые.
 «Он мне привез такую классную зажигалку в виде полицейского! Когда от нее прикуриваешь, у полицейского на груди вспыхивает надпись «No smoking!» и музычка играет…»
Вика спрашивает, куда на этот раз плавал брат и просит показать зажигалку, Модель капризно обещает в следующий раз вынести.
Потом этот следующий раз наступает, когда все собираются, а я простыла. Сижу дома, возле окна и вижу их, даже слышу, что говорят, потому, что Длинный, как всегда слушает рэп, а его еще надо перекричать.
Все восторгаются зажигалкой, разглядывают на все лады…
Вика была на роликах и каталась около - она знает, что я сегодня у окошка и смотрю на нее.
Потом у Модели зазвонил ее новый телефон, она прижала его к уху, перекрикивая рэп Длинного, и морщась говорила в трубку: «Да, помню я, что у нас сегодня гости! Да, буду я, буду! Да уже иду - ну, выгляни в окно, сама увидишь!»
Пока она разговаривала по телефону, зажигалка оказалась в руках у Вики. Вика  слушала, как та наигрывает простенький мотив.
Модель молча забирает у Вики зажигалку и не прощаясь ни с кем, уходит. Как будто, кто-то виноват, что она забыла про своих гостей!
«Вик, пошли на пустырь!"- предлагает Ромка.
 Длинный гогочет над анекдотом, который рассказывает ему Рыжий. Толстый присел на корточки и пытается что-то царапать кирпичом на асфальте- он же у нас  художник.
Вика подъезжает поближе, вместе склоняются над тем, что нарисовал Толстый, смеются. Наверно, рисунок забавный, мне из дома не видно.
Зато видно, как идет парень с футляром.
Вся компания уже двинулась к стадиону, а музыкант идет им навстречу. Пропустив его, пацаны оглядываются и Длинный кричит: «Эй, ты! Не ходи по рисунку, совсем ослеп, что ли?»
Музыкант, как обычно, молчит. Только ускоряет шаг. Вроде  бы, инцидент исчерпан…
Все скрываются за углом. Двор надолго опустевает.

Но Вика не такая, чтоб про меня забыть. Она выезжает из-за угла, по траве подходит прямо на коньках к окну и корчит мне смешные рожи, я в ответ улыбаюсь.
Она рассказывает, что Толстый нарисовал на асфальте  меня и написал «Не болей, Юлька!»
 Мне приятно.
Потом Вика на коньках ковыляет обратно на асфальт, а я смотрю, как в обратную сторону идет парень с футляром.
Он остановился прямо на рисунке Толстого и смотрит под ноги и читает, что написано. Вика подъезжает к нему  и пытается столкнуть с рисунка, но музыкант оказывается крепким и не трогается с места. А Вика неожиданно падает.
Я вытягиваю шею и хочу помочь всеми силами Вике.
Она почему-то сидит на асфальте и не встает.
«Ты идиот, придурок! - кричит Вика парню.- Ты мне ногу сломал!»
Сконфуженный парень ставит свой футляр и подает Вике руку.
«Прости, я не хотел,»-говорит он и пытается поднять Вику.
 «Не трогай меня!»-сопротивляется Вика и встает сама.
 И я вдруг слышу в голосе всегда такой уравновешенной сестры слезы и сама чуть не плачу от жалости к ней.
Встав, Вика пинает ногой футляр с инструментом и, потеряв равновесие, падает снова.
«С ума сошла! Не соображаешь, что делаешь!- говорит музыкант, но старается быть спокойным. Он недоумевает, откуда  взялась эта злость.- Ну, будешь вставать? Руку дай!»
«Да пошел ты! Проваливай! И не ходи здесь, пока тебе ребята не наваляли!»-говорит Вика уже потише и продолжает сидеть на земле.
«Да что же это такое? Она же заболеет!»-думаю я и глотаю невесть откуда взявшиеся слезы.
«Как знаешь,»-говорит музыкант и, подняв футляр, уходит без оглядки. А Вика упрямо сидит на земле прямо на рисунке Толстого.

В эту минуту с пустыря возвращается разгоряченная компания , они вваливаются под окна с очередным анекдотом.
Увидя сидящую  на асфальте Вику, удивленно замолкают.
«Упс! Вик, а Вик…-испуганно спрашивает Ромка,- чего ты, лапа?»
Я протягиваю руки к оконной раме и, повоевав с окном, раскрываю одну створку: «Это он, я в окно видела!»
«Кто? Кто он?»-наперебой спрашивают пацаны.
«Ну, крокодил этот!»-кричу я в раскрытое окно, удивляясь, что они не понимают.
«Какой крокодил?»-бестолково спрашивает Рыжий.
«Ну, этот, с гармошкой…»-говорю я устало и вдруг понимаю, что  парню теперь  несдобровать.
Слезы лишили меня сил.
«Этот крокодил толкнул Вику? Ну, гад! Ты себя приговорил! Ну, попадись ты мне…»-грозится Длинный.
«Не бойся, малыш!"- кричит мне Толстый.
И, обращаясь уже к Вике, говорит: «Вставай, Вика, ничего…Мы его за тебя…Мы его, урода…в канаве утопим!»
А Рыжий и Ромка под руки пытаются поднять с земли Вику.
Но она вырывается и кричит: «Не трогайте! Оставьте меня! Уйдите!»
«Вик, ты что? Да что это с тобой? Парни, че это с ней?»-недоумевает Ромка. Остальным тоже непонятно, что такое произошло.
«Провалитесь вы все! Идите к черту со своими моряками, матчами, анекдотами! Надоели вы мне все!» - кричит Вика.

За окном немая сцена -пацаны не знают, что им делать.
Вика же продолжает сидеть на холодном асфальте.
«Вика, вставай- простудишься!» - кричу я в окно и готова бежать ей на помощь всем телом. Я дрожу и зубы у меня нервно стучат.
Мальчишки, постояв над Викой и видя, что она продолжает сидеть, уходят.
Оставшись одна, Вика еще немного сидит, подняв коленки к лицу.
На улице сумерки и никого. Затем она поднимается и, не отряхнувшись, возвращается к дому, но не через наш пандус, как обычно, а через подъезд.

Назавтра я вижу из окна, как Вика идет из школы, я жду ее с нетерпением. Она уже свернула на газон и делает последние несколько шагов к балкону. А под окнами своим обычным маршрутом идет музыкант.
Он заметил Вику  и останавливается опять на том самом месте, с которого Вика пыталась столкнуть его.
«Привет,- говорит он, как ни в чем ни бывало и не дожидаясь ответа, спрашивает,- я тебя вчера не очень больно зашиб?»
«Привет,- отвечает сестра и тон у нее мирный. Ничего в нем не осталось от вчерашней ярости.- Сама виновата, сама на тебя налетела.»
Парень делает несколько шагов по траве в сторону Вики и я слышу каждое их слово.
«Тяжелый?- спрашивает Вика, кивая на футляр.- Что там внутри?»
«Тяжелый,- соглашается музыкант и улыбается Вике, как старой подруге.-Это баян. Футляр громоздкий. Сам об него дома спотыкаюсь каждый раз.»
«Часто тебя вижу,- говорит Вика, бросая на траву школьный рюкзак.- Куда ты с ним ходишь все время?»
«Школу музыкальную заканчиваю, последний год учебы…»-говорит баянист, поставив футляр около Викиного рюкзака. Рюкзачок кажется  таким маленьким  рядом с тяжелым футляром!
«Нравится?- спрашивает Вика.- Учиться музыке нравится?»
«Само собой, нравится…Да и привык. Не бросишь…»-рассудительно отвечает парень и внимательно смотрит на мою Вику. И совсем не спешит в свою музыкальную школу.
«Сыграл бы …»-нерешительно предлагает Вика.
Парень оглядывается и усмехается. Еще рано -и никого из нашей компании не видать.
«Не могу,- говорит баянист.- Холодно.»
«Ха, чего это тебе холодно? -удивляется сестра. На тебе вон, куртка какая!»
«Да не мне холодно- инструменту!»-отвечает музыкант.
И тут у Вики появляются в голосе вчерашние нотки. Я ясно их слышу.
«Ой, не могу- вот умора!- говорит Вика.- Чего это вдруг инструменту холодно? Ты прикалываешься, что ли? Как это инструменту может быть холодно?»
«Так инструмент- он же хрупкий…Он, как человек, на холоде замерзает,-говорит баянист, а я ощущаю всей кожей, как может замерзнуть инструмент,-потому -то любой инструмент прячут в футляр…Что тут непонятного?»
Вика отступает от собеседника на пару шагов и оглядывает его. Как больного на всю голову.
Он замечает этот взгляд. «Ты чего?»-спрашивает он в недоумении.
«Странный ты,- произносит сестра медленно,- про гармошку какую-то как про лучшего друга говоришь!»
«Да, пожалуй…-кивает баянист Вике.- Для тебя это, может, и гармошка, а для меня и правда, друг. На всю жизнь друг.»
И тут Вика совсем сбивается на вчерашний тон.
«Что, у тебя настоящих друзей нет? - говорит она. -Умора! Насмешил! Баян-друг!»
«Да это и есть самый настоящий, не предаст никогда,- баянист ссутулился и потянулся за футляром.- Но тебе непонятно то, что для меня очевидно… У тебя самой-то есть друзья?»
Вике не понравилось то, как он это спросил. И не понравилось то, что он резко собрался уходить.
«Только свистни! За меня - любой! Весь двор за меня! -тут она заметила, что он насмешливо улыбается.- И нечего тут ухмыляться! Выдумал: баян-друг!»
«Слушай,- спросил баянист,- ты когда-нибудь бываешь серьезной? По - настоящему серьезной?»
«А это еще зачем?»- запальчиво спросила сестра и поднялась на балкон. Теперь она была сверху и, получалось, что смотрела и разговаривала  свысока.
Баянист остался один под нашим окном и выглядел без Вики совсем  растерянно.
Мне стало его жаль. Вика не должна была так с ним разговаривать. Он не сделал ей ничего плохого. В первый раз во мне колыхнулось чувство раздражения к ней.
«Замечательный балкон,- сказал баянист, глядя на Вику снизу.- Очень круто!» И попытался улыбнуться. Улыбка у него была хорошая.
«Это отец смастерил,- смягчилась Вика.- Он мастер на заводе, у него золотые руки и голова, как у академика!»
«Это отец смастерил, руки у него золотые…»-думала я гордо, повторяя про себя Викины слова.
Баянист отвернулся и стоял спиной к нам обеим.
«А у меня отца нет,- сказал он.- Отец умер…Давно. Я его плохо помню.»
«Отчего? Отчего он  умер?- спросила Вика сверху.
«От перитонита.»- ответил музыкант, не поворачиваясь к нам.
«Перитонит-это что?»- не поняла Вика. И я не поняла, что это.
«Перитонит-это внутреннее кровоизлияние. Отец был музыкант. Известный. Всю страну объездил .С этим самым баяном -баянист указал кивком головы на футляр.- Был солистом ансамбля народных инструментов. Теперь этот инструмент мой. Наследство…»
Вика повозилась на балконе и спросила у баяниста: «Есть сигарета?»
«Я не курю,»-ответил он, все еще стоя к нам спиной.
«А…про Спартак новости знаешь? Как они с румынами позавчера сыграли?»- почему Вика спросила музыканта про Спартак, я совсем уж не поняла.
Он ничего не ответил, только плечами пожал. И медленно пошел прочь от наших окон.
Вика дала ему отойти и сказала громко: «Иди-иди! Скучно с тобой до чертиков! И поговорить не о чем, кроме, как про баян…Нереальной жизнью живешь!»
«А реальной -это как? Во дворе торчать, сигареты стрелять? Новости про Спартак мусолить?» - озлился музыкант, повернувшись к Вике.
 И я увидела, как перекошено обидой его лицо.
«Да! Да! Да!- сорвалась на крик Вика.- И сигареты! И во дворе торчать! И Спартак обсуждать! И не у всех отцы-артисты! На всех музыкальных школ не хватит!»
Вика, Вика! Дорогая моя, любимая самая! Что ты такое говоришь? Ты никогда никого не обижала, не унижала, не пинала!  Или я в тебе так ошибалась?
«Жаль мне тебя…»-сказал музыкант совсем тихо. Не знаю, услышала ли сестра. Я услышала и поняла.
«Ты себя пожалей! Себя, понял? У меня все хорошо, замечательно просто! Смотри, как бы мне тебя пожалеть не пришлось!»- прокричала сверху вслед музыканту сестра.
«Тебя жалости не научили…Ты и руки не подашь, если что…-жестко сказал баянист.- Хотя девочка, которая ездит в коляске, думает по-другому.»
И он ушел. Совсем.
Его уже не было видно, он свернул за угол, а я сидела, как ошпаренная кипятком после его слов.
Он ЗНАЛ про меня? Он ЗАМЕЧАЛ?
«Давай, двигай!- кричала вслед ему Вика так, что, наверно, и за углом дома музыкант ее прекрасно слышал. -Тебя заждались в ансамбле народных инструментов! И смотри, баян не застуди! Артист, блин!»
Подошел Длинный.
 «Чего шумишь, Вик?»-спросил, подходя к балкону и помахав мне рукой в окно.- Смотрю, опять  Бетховен здесь шляется? Че ты ему сказала?»
«Сказала, чтоб обходил наш двор подальше -не ровен час, в траншею свалится со своим сундуком!»-Вика еще не остыла от ссоры с музыкантом.
Длинный закуривает, посылает смачный плевок в газон и говорит сам себе: «Во придурок-то! И че ходит? Ходит-ходит, а толку?»
В привычной компании  Длинного Вика быстро успокаивается и, посмеиваясь, говорит: «Тебе, Длинный, не понять…У  него предок знаменитый .Ему вся страна рукоплескала!»
«Че? Какой еще предок?- не понимает Длинный.- Бетховен, что ли? Ты серьезно?»
Вика, стоя на балконе, хохочет до упаду.
Потом совсем другим тоном говорит: «Для чего ты живешь, Длинный? Чтоб курить да под ноги плевать? Весь газон нам заплевал!»
Она спускается с пандуса, чтобы забрать  свой рюкзак и возвращается на балкон.
« Вик, ты че? Не понял… Не с той ноги встала?»-обижается Длинный. Но сестра его уже не слышит. Она дома.
 И все, вроде бы, как всегда.
Только вот разговор с баянистом никак не идет из моей головы.
И Вика молчит, так что, мы почти и не разговариваем…Я молчать привыкла, а у нее сегодня нет охоты общаться.

К вечеру следующего дня мне полегче и  я опять на улице.
Потихоньку стягиваются все.
И Ромкины футболисты чеканят мячом у забора. Топчутся в нетерпении, через полчаса у них матч на пустыре. Они скачут вдоль забора, приседают, прыгают…Я с удовольствием наблюдаю это.
Вика пока дома…
 Длинный и Толстый сидят на оградке газона и, конечно, слушают свой рэп. Забавляются тем, что всмятку топчут жестянки из- под колы.
Они тоже ждут игру. Рыжий от нечего делать двигает мою коляску туда -обратно. Я не против. Это забавно. Под звуки рэпа это выглядит почти танцем.
Появляется Модель. При виде Модели прыжки и  пасы футболистов становятся более шустрыми.
Выходит Ромка, на ходу обменивается рукопожатием с пацанами и щелкает меня по носу.
«Малыш -ты мой лучший талисман!- говорит он и поворачивается к пацанам.- Когда Юлька с Викой смотрят игру, мне всегда фартит!»
 Я польщена, конечно. Да что там, польщена, я просто счастлива. Конечно, мы всем двором будем болеть за Ромку и его ребят.
«А я думала, что я -твой лучший талисман,- капризно говорит Модель и делает губки сердечком в сторону Ромки.
Но перед игрой он не готов строить глазки -любая игра для него серьезней, чем все девчонки вместе взятые. Даже Модель с ее ногами от ушей.
«Ты -лучшее украшение трибун,- невозмутимо отвечает Ромка.- А сестры талисманят!»
Модель обижается и делает вид, что ей до Ромки и игры вовсе нет дела и она остановилась лишь на минутку .Она погружается в свой новый мобильник, футболисты же  жалуются один другому, что сильно болит зашибленное колено и поле все в лужах.
«Ишь, Роналдо зашибленный,- весело глумится Ромка и я понимаю, как он взвинчен -на стриженом газоне любой дурак сыграет! Ты на пустыре с лужами сделай свое дело…»
Потом Ромка вытягивает шею по направлению к нашим окнам и кричит: «Ви-ика! Да Вика же! Выходи, давай! Тебя одну ждем!»
«Да иду!»-приглушенно из-за стекла отзывается Вика и через минуту выходит.

«Зашибленный» Роналдо делает свое дело-больной ногой он бьет по мячу. Бьет метко в цель, но цель неудачная- он попадает по голове Толстому.
Всем ужасно смешно!
Знать бы, что через минуту станет не до смеха…
«Ну ты, блин…Куда бьешь, осел? Ослеп, что ли!»-ругается Толстый.
«А че ты сел сюда? Парк культуры тебе тут, что ли?»-огрызается обидчик.
Вика заливается смехом. Толстый  в сердцах саданул по мячу. Мяч не попал в обидчика, а  ударился в забор и рикошетит в живот Длинному.
Длинный, охнув, вскочил и в бешенстве орет на Толстого: «Куда бьешь, дебил? Ты ж мне плеер разбил!» Вика все хохочет.
 Длинный кидается на Толстого, но Ромка с его футбольной реакцией свистит и кричит: «Мужики, брэк! Слышь, кончайте! Нашли время! Айда на пустырь!»
Рыжий толкает сзади мою коляску, чтоб не забыть и про меня, и случайно в суматохе колесом задевает Модель.
Она не может этого пережить, посылает его и меня заодно с ним.
Ей уже не до матча, ей наехали на замшевый сапог грязным колесом. В спешке все бывает, а что делать?
Возникшая перебранка вместе с табором катится за угол и натыкается на баяниста с футляром.
 На мокром асфальте лужи и компания лавирует между ними, выбирая место посуше. Музыкант затормаживает.
«Дай дорогу,»-жестко говорит баянисту Длинный, кивая на мою коляску. Но, боюсь, коляска не при делах, просто все накаленные и злые, особенно Длинный , которому досталось мокрым мячом.
Баянист смотрит под ноги. Если он сойдет с нашей дороги, попадет в глубокую лужу.
«Ты тупой или глухой?»-свирепеет Длинный.
«Да ты чо, Длинный, у него же музыкальный слух!»-говорит Толстый, в упор глядя на баяниста. Пацаны гогочут дурными голосами. Длинный прибавляет громкость в плеере.
«Пошел ты!»-тихо, но четко отвечает музыкант.
«Че ты сказал? Повторишь?»-говорит Рыжий и отрывается от коляски. Музыкант смотрит на мою Вику и не спешит ничего повторять.
Я понимаю, что сейчас будет драка и робко говорю: «Ребята, нас же  ждут на пустыре…Нам некогда…»
То, что нам некогда, ребята понимают по-своему.
Рыжий выдвигается вперед и толкает в грудь парня с баяном. Парень выпускает из рук футляр, он гулко падает на мокрый асфальт.
И тут пацаны забывают про баяниста и с криком «Такой футбол нам не нужен!» принимаются пинать футляр ногами.
Баянист кидается спасать футляр, Модель - свои замшевые сапоги от грязных брызг, а Вика оттаскивает мою коляску подальше от борьбы.
Пацаны пыхтят, матерятся - баянист оказался крепким парнем и, отчаявшись защитить баян, защищается сам, дерется не по-детски.
«Ребята, бросьте!»-верещит Модель.
«Ребята, пусть он идет! Пожалуйста, пусть он идет!»-кричит Вика.
«Вика, что они делают? Что они делают?»-повторяю я отчаянно и снова меня бьет озноб и стучат зубы.
«Ну, уж нет! Он игру нам сорвал!»-кричит самый любимый мой футболист, для которого я и сестра всегда были талисманом.
«Еще борзеет, гад!- бубнит  Длинный про баяниста и ощеривается на Толстого,- че стал, баран? Помогай!»
У меня щелкает в ушах и я начинаю плохо, как сквозь вату, слышать. Вижу, словно во сне, как раскрываются застежки футляра.
«Бей его, мужики!»-надрывается Длинный.
«Эй, бросьте! Кому говорю! Оставьте его, вы, придурки!»-кричит Вика и, отвезя меня на безопасное расстояние, кидается в гущу драки. Ее отбрасывают.
«Вик, он допросился,- на ходу объясняет Длинный.- Сколько раз его предупреждали -не ходи здесь!»
Модель исчезла по-тихому, никто не заметил как.
«Да помогите же кто-нибудь!»- кричит Вика и плачет навзрыд.
И я плачу. Я вцепилась руками в ободья своей коляски так, что костяшки пальцев свело -не отодрать.
И тут пацанам приходит в голову новая идея.
-Парни, в канаву его, гада!
-Точно! Пусть ныряет за своим сундуком!
Ногами спихивают растерзанный футляр в траншею.
Вот, значит, для чего еще могут пригодиться здоровые ноги…
«Не смейте, слышите, вы, уроды!- кричит Вика  и пытается оттащить дерущихся от края траншеи,- ненавижу вас! Слышите? Всех вас ненавижу!»
«Вика, Вика, упадешь!»-я реву в голос  и еду прямо к яме, кидая коляску из стороны в сторону.
Вика бросается на мой крик и толкает коляску назад от ямы.
Сзади нас  тишина- потом топот ног: баяниста скинули в траншею.
Когда Вика смогла оглянуться, все были уже далеко. В траншее - ни звука.
Вика плачет, я протягиваю к ее лицу руки, чтоб утереть  слезы.
Руки у меня грязные и я пачкаю ей лицо. Вика опускается передо мной на колени и прячет мокрое лицо в спартаковский шарф, повязанный мне на шею Ромкой.
За спиной сестры возникает Длинный и , шмыгая носом, говорит примирительно: «Вик? А, Вик? Пойдем отсюда, он давно нарывался, Вик…Че теперь поделаешь?»
Вика плачет, голова ее мотается по моим беспомощным коленкам.
«У-у-хо-ди! Не-на-ви-жу! Ненавижу тебя! Всех вас ненавижу!- она не может унять свой плач.- Сво-лочи, га-ды!»
Подходит Ромка, садится на корточки и не решаясь дотронуться до Вики, говорит виновато: «Вик…Ну, Вик, пошли, лапа! Сейчас футбол начнется! Брось, пошли!»
«Уй-ди…Все уйдите…»-шепчет обессиленная слезами Вика.
 Длинный и Ромка переглядываются, лица у них расстроенные.
«Черт его знает, как оно получилось?- говорит Ромка.- Мы не хотели, Вик…Не сиди на земле, Вик! Холодно, простынешь! И малыш простынет.»
Я смотрю на него сквозь пелену слез, снимаю с шеи его шарф и кидаю на асфальт.
Вике больше не в чем прятать заплаканное лицо.
 Она встает с колен, поворачивается к парням и говорит: «Пошли вон! Не подходите ко мне никогда, слышите? Ни-ког-да! Имя мое забудьте…Ненавижу вас! Господи, как же я вас ненавижу! Вы меня плохо поняли? Видеть вас не могу! Знать не хочу! Проваливайте!»
Помедлив еще, парни  понуро уходят.
И мы остаемся вдвоем.
А через миг с той стороны, куда ушли ребята, к нам через лужи пробирается  Модель. Ни на секунду не забывая про свои сапоги.
«Вик, Юль! Девчонки!» - тревожно окликает она нас издали.
«Не подходи!- предупреждает  Вика.- Все,  конец! Ни слова! Прочь от меня!»
За Моделью пытаются подойти остальные, бестолково топчутся испуганным стадом.
«А чего он сам полез? Не полез бы- не получил!»-оправдывается Рыжий.
Вика не смотрит в их сторону и обе мы молчим.
«Оставь ее, Рыжий! Пойдем.- говорит Модель.- Дай мне руку, здесь грязно! Приличные сапоги не оденешь…Что за район у нас!»
Около траншеи Рыжий тормозит и говорит нерешительно: «Футляр бы достать, испортится…»
«Сами пусть достают,- обиженно говорит Ромка.- Пошли отсюда!»
На этот раз уходят насовсем.
Спартаковский шарф празднично краснеет на мокром асфальте.
Мы с Викой удивленно смотрим друг на друга и молчим.
Все слова сказаны, все слезы выплаканы. Викины веки набухли и покраснели, ресницы склеились, на щеках пятна грязи от моих колес. На виске у Вики пульсирует голубая жилка.

Мне показалось, что прошла целая вечность, потому что вдруг спустились сумерки.
Было светло -и сразу темно. Только шарф продолжает краснеть.
 В котловане гулко ухает какой-то механизм, вгоняет в землю сваи. Я ощущаю, как коляска подо мной слегка содрогается  от его ударов.
Сестра поднимается, с трудом ступая затекшими от сидения возле меня ногами, подходит к траншее.
«Ты живой?»-спрашивает она у музыканта и снова начинает плакать от того, что она увидела.
Ответа я не слышу, но что на дне траншеи есть движение, я угадываю.
Вика опускается на коленки прямо в грязь, где валяется красно-белая лента, оборванная во время драки: «Ты выбраться сможешь?»
И снова ответа нет . И кажется, время совсем остановлено.
Только ухающий мерно механизм на строительстве напоминает, что время все же  не стоит на месте.
«Что ты все молчишь? Тебе очень больно? Хоть что-нибудь скажи…-голос у сестры тревожный.- Эй, не молчи! Не молчи, слышишь? Не молчи, мне страшно!»
Она закрывает лицо руками. И тут я слышу тихий голос баяниста.
«Не бойся…»-отвечает он снизу.
«Ты цел?- Вика свешивается в траншею и я невольно подаюсь вперед, боясь, что и она окажется в яме.- Скажи, ты цел?»
«Вроде, цел,»-слышится голос из траншеи. Голос спокойный и даже, кажется, усмехающийся.
«Дурак несчастный!»- сквозь слезы выговаривает Вика и громко шмыгает носом.
-Почему?
-Потому, что не такой как все!
-Значит, жалеешь, все-таки…
-Да не тебя, а …твой баян!
-Чего ж вдруг ты вздумала его жалеть? Подумаешь, гармошка! Не более того…
-Ты мне про него рассказывал, как про человека…Как про лучшего друга! И что он на холоде замерзает…А его ногами, в яму…За что? Ну, за что?
Вика снова не может унять свои слезы.
 Я смотрю на нее и думаю -откуда у одного человека столько слез? И понимаю, что никогда в жизни Вике не приходилось плакать так, как теперь…
«Чего ж ты плачешь?- спрашивает музыкант и мне кажется, что он улыбается там, внизу.- Это ж твои лучшие друзья…Все- за тебя горой, сама убедилась!»
«Друзья-я?- возражает Вика.- Да какие ж они, к черту, друзья! Разве я могла подумать, что они такие, что они могут так?»
-Выходит, тебе сейчас больнее, чем мне…
-Что? Не понимаю! Ты выбраться сможешь?
-С рукой что-то не так… Похоже, плечо вывихнул!
-Этого еще не хватало! Я тебя вытащу! Дай мне руку!
-Не надо, я грязный…
-Ты можешь протянуть мне баян?
-Трудно…Но я попытаюсь.
Вижу, как Вика силится вытащить наверх футляр с баяном. Это получается у нее с натугой. Она вся перепачкалась.
«Ну, слава богу!- говорит сестра удовлетворенно и вытирает футляр рукавом куртки.- Тебе очень больно? Подожди минутку…Я сейчас за отцом сбегаю!»
-Не надо, не ходи…
-Почему? Почему не надо?
-Лучше домой иди…Ты вся испачкалась! Тебя ругать станут. Переоденься…
-Плевать! Я тебя не брошу!
«Зачем тебе проблемы?- немного помолчав, спрашивает музыкант,- скучно со мной до чертиков, поговорить не о чем…В футболе ни бельмеса не смыслю…Не курю, опять же…На стенах не рисую… И вообще, я не такой, как все!»
«Ты не такой, как все,- соглашается Вика, все еще судорожно всхлипывая, но уже спокойней.- Ты лучше всех их, вместе взятых! Всех, кого я знаю…Ты бы не спихнул человека в яму. А они- просто так, ни за что…Ты вон инструмент жалеешь, чтоб на улице не замерз…»
Вика порывисто оглядывается на меня и заканчивает свою мысль: «Как же ты, наверно, умеешь жалеть людей…»
Она почти  успокоилась. И я улыбаюсь.
Мое лицо омрачается лишь когда Вика вспоминает свою компанию: «А у этих нет жалости! Наверно… наверно, они и убить могут?»
«За тебя - могут!» - соглашается баянист.
И я не понимаю, шутит он или говорит серьезно.
- Иди домой, Вика…Холодно, ты мокрая насквозь!
«Откуда ты знаешь, что я - Вика?»-изумляется сестра.
«Да уж знаю…»- вздыхает музыкант снизу.
«Нет-нет-нет! Постой, погоди!- Вика поднимается на ноги и вытирает глаза.-Надо же, тушь потекла…Хорошо, что ты там, внизу!»
-Чего ж хорошего?
-На меня сейчас лучше не смотреть. Я страшная, как черт!
«Нет, ты красивая,- возражает баянист,- особенно сейчас…»
Вика снова опускается возле ямы на колени и спрашивает его: «Почему? Почему сейчас?»
«Не сумею объяснить…»-отвечает он.
Вика нашаривает в кармане платок, вытирает глаза, щеки, судорожно вздыхает.
В траншее молчание. Она  заглядывает вниз.
«Ты что замолчал?»-спрашивает она обеспокоенно.
«Я слушаю музыку…»- говорит баянист и я чувствую, что он снова улыбается.
«Музыку?- Вика в недоумении оглядывается. Я пожимаю плечами из своей коляски.- Где же музыка? Откуда тут музыка? Ничего не слышу! Стройка шумит!»
«Музыка внутри…Если она звучит- никакая стройка ее не заглушит…»- и снова баянист улыбается.
Вика опять опускается на колени, устраиваясь прямо над ним.
«А какую музыку ты слышишь? Она, красивая, эта музыка?»- спрашивает она с детским любопытством.
-Она замечательная…Бетховен. Лунная соната.
-Какая она, расскажи?
-Как же можно рассказать музыку? Музыку не расскажешь! Ее можно только услышать. Или почувствовать. Бетховен был глухой. Он не слышал звуков музыки. Он их чувствовал. Как никто другой, чувствовал.
«Это как? Я не понимаю! - Вика затрясла головой и подалась вниз всем телом. И я вытянула шею, чтобы тоже услышать музыку.
«Дай свою руку,- сказал музыкант из ямы. - Тогда почувствуешь…»

Я не видела, как тесно сплелись их замерзшие пальцы. Но по долгому молчанию поняла, что теперь и Вика слышит эту же музыку.
А мои онемевшие пальцы тоже смогли, наконец, ожить. И я нагнулась и подняла с асфальта красно-белый шарф.
 И, взглянув в сторону ямы, поняла, что он, как две капли воды похож на ленту, что загораживала вход на стройку. И кинула его туда. Теперь они лежали рядышком.
Я смотрела в небо, как когда-то глухой Бетховен смотрел.
 И видела те же звезды, и ту же луну, из-за  которой внутри него родилась эта волшебная  музыка.
 И знала, что баянист эту музыку услышал. И подарил Вике… А Вика смогла почувствовать.
Потому, что нашла своего принца. Который ни на кого не похож. Потому, что не такой, как все.
2005г