По стопам отца

Машина подскочила на старой кочке. Кажется, не было ни единого раза, когда бы отцу удавалось её объехать. В те времена, когда мы ещё ездили на дачу все вместе, мама каждый раз шутила, что мы пробьем головами крышу, а папа отвечал, что всегда хотел кабриолет.

Из-за поворота показалась потертая детская площадка, открывая в памяти следующую дверцу воспоминаний. Это было хорошим, машина набрала скорость.

Папа учил меня кататься на качелях. Качели – одни из самых простых в обращении механизмов, и многие родители используют их, чтобы научить детей обращаться с вещами в нашем мире. Ни одна конструкция не начнет выполнять свою функцию, пока кто-то не направит ей свой приказ, свое достаточное по силе мысленное пожелание. И если для управления сложными аппаратами необходимо уметь держать в голове разом огромное количество стремлений, а в автомобильных гонках побеждают по-настоящему одержимые, для того чтобы покачаться на качелях нужно лишь хотеть, чтобы они поднимали тебя вверх и опускали вниз. Чем сильнее хочешь, тем быстрее и выше можно взлететь.

Мне четыре, и я беспокойно верчусь на жесткой деревяшке. В песочнице позади – девочка в красивом белом платье с темно-синей вышивкой, она улыбнулась мне, когда мы только пришли. Еще бы, я городской, и на мне модная кепка. Я об этом не знаю, но девочку зовут Лиза. Отец слегка тормошит меня за плечо, силясь привлечь мое внимание. Он хмурится, но прячет улыбку в усах.

«Давай еще раз. Это просто. Нужно сосредоточиться и захотеть подняться вверх, а затем опуститься вниз. Если получится, тебе понравится! Ну, попробуй.»

Я сосредотачиваюсь изо всех сил, наверное, моя маленькая голова краснеет от натуги, и о, чудо, казавшаяся незыблемой конструкция из металла и дерева поддается. Я лечу вверх, вниз, снова вверх. Отец хлопает в ладоши, смеется, запрокидывая голову, и хвалит меня.

Я улыбаюсь, хорошее было время. За окном мелькает вывеска «РОДУКТЫ», запыленная «П» валяется здесь же на земле. Единственный магазин в деревне, где продается все, от странно пахнущего мыла до якобы марочного вина. Машина сбрасывает скорость. Я не хочу сталкиваться с тем прошлым, не хочу прикасаться к тем вещам, которых касался он.

Мне 11, и я давно должен был спать, но, подчиняясь моему желанию, лампа на тумбочке у кровати все еще разливает по комнате теплый свет, я читаю книгу – что-то приключенческое, где удалой главный герой спасает подружку из лап отъявленного негодяя. Вот бы и в жизни все было также просто, и герой с негодяем не могли бы слиться в одного человека.

Снизу раздается шум тяжелых шагов, хлопает, дверь. Я знаю, что это значит – у отца был плохой день. Я не разбираю слов, но улавливаю общий тон. Он недоволен. Причина не важна. Он устал, пьян и хочет злиться. Слышу нежный голос мамы, она пытается его успокоить. Но он не слушает, только злится еще сильнее. Подчиняясь его желанию, уже тогда древний магнитофон в углу гостиной начинает играть Песню. Она всегда одна и та же. Я слышал ее так много раз, что она превратилась в неприятную какофонию, и совершенно потеряла всякий смысл, но я знал, что это кантри, и там что-то о свободе. Песня вроде бы должна заглушать ссору, но я все равно слышу, как он надрывается на работе, как моя мать виновата, что мы живем в нищете, и еще много бранных слов, которые мне нельзя говорить, в адрес мамы. Лампа на тумбочке мгновенно затухает, комната погружается во мрак, и все в ней замирает в надежде, что сегодня отец не вспомнит о том, как я ему не помогаю и как плохо учусь.

Машина заглохла на повороте. Я давно научился управлять любой, даже сложной, техникой, но при наплыве сильных эмоций такое иногда случается. Делаю глубокий вздох. Отец был сложным человеком с тяжелой жизнью, но он не был плохим. И не стоит так о нем думать.

Желаю, чтобы стекло опустилось. Ветра нет, но погода приятная, и я ощущаю прохладу на лице. Машина не поедет, пока я снова не захочу оказаться в точке назначения. Усилием воли воскрешаю в памяти хорошие воспоминания.

Мне 18, и я вот-вот выйду на сцену перед залом, переполненным гордыми родителями, пришедшими посмотреть, как их чада получают сертификаты об окончании школы. Я не уверен, пришел ли кто-то из моих, и беспокойно тяну шею, стараясь заглянуть за занавес. Отсюда мне виден только дальний угол заднего ряда, и там никого из них нет. Лиза, моя девушка, стоит прямо передо мной, она нетерпеливо переминается с ноги на ногу, но все же успевает ободряюще улыбнуться мне через плечо перед тем, как выйти вперед, где в натянутой позе стоит наш уже изрядно уставший директор. Я договариваюсь с собой, что не буду расстраиваться, ведь у мамы, скорее всего, смена, а отец мог снова запить или просто забыть о том, что сегодня у меня выпускной. Звучит мое имя, я разжимаю кулаки и выхожу из-за бархатного занавеса. Директор нехотя пожимает мою потную ладонь, улыбаясь в зал, как будто на камеру, и вручает мне медаль, серебряную, но все-таки медаль, вместе с дипломом. Я тоже поворачиваю голову в зал и вижу, как мой отец, встав и громко хлопая в ладоши, свистит и показывает мне большие пальцы вверх. Он улыбается так широко, что это отлично видно через весь зал. Я смущенно смотрю, как он обнимает за плечи какого-то незнакомца и потряхивает его, что-то говоря ему в ухо и указывая на меня. Отец мной гордится. Тем вечером мы пошли в парк, пели песни под самоиграющую гитару и ели самый невкусный на свете арбуз.

Я усмехнулся, вспомнив, как под самый конец празднования к нам присоединилась Лиза со своей семьей. Я неловко замялся, но все же смог выдавить из себя: «Мы теперь вместе». И чуть не сгорел со стыда, когда папа, думая, что его никто не видит за узкой маминой спиной, смешно выкатывал глаза и уважительно мне кивал.

Иногда отец был веселым и любил смешить других. Возможно, в этом доме осталось что-то из того веселья.

Машина двинулась вперед, преодолевая последние метры. Ворота неприятно заскрежетали, но открылись, подчиняясь моему желанию. Двор совершенно зарос, но посыпанные крупной галькой тропинки остались проходимыми. Я подхватил с переднего сидения сумку с вещами, выпрямился, полной грудью вдыхая свежий воздух. Хлопнул себя по лбу – чуть не забыл сообщить, что со мной все в порядке, и я успел добраться до ночи. Денису все еще не сняли гипс, и Лиза с мальчиками решила пока остаться в городе. Я надеялся, что они присоединятся ко мне на следующей неделе. Ответа не последовало.

Больше никаких отговорок у меня не было. Я пожелал, чтобы дверь машины заперлась, ступил на чудом сохранившееся крыльцо. Глубоко вздохнул и взялся за ручку двери.

Из глубины дома послышались знакомые резкие ноты.

«Freedom is everything to me…»

Я замер. Отца не было в живых уже месяц, и я приехал, чтобы разобраться с оставшимися от него вещами. Но Песня снова звучит.

В мозг хлынули воспоминания. Крики, споры, звуки бьющейся посуды и треснувшей от удара мебели. Отец с занесенной для удара рукой. Или уже не отец, а я сам? Как маленький Денис сломал руку? Мы всем говорили, что не справился с управлением новой игрушечной машинки, но что случилось на самом деле?

Я схватился за голову и начал оседать на крыльцо.

«Live your wife and skip the son

You deserve forever freedom».

Лиза с мальчиками остались дома, попрощавшись со мной вчера. Или нет? Как давно я на самом деле в последний раз целовал свою жену? Когда возил машинки по ворсистому ковру вместе с Денисом? Когда играл в футбол с Мишкой?

«Live your dull and pity work

There is something more for you

Somewhere. Somewhere».

Та дыра в стене рядом с дверью. Это не след от шальной траектории мячика для бейсбола. Это я сделал, споткнувшись об этот мяч в прихожей.

«Freedom is everything to me».

Нет. Я не буду таким же, как мой отец. Песня должна замолчать. Я не стану совершать те же ошибки, передавая уродливое наследство своим сыновьям, чтобы потом им было чем поделиться со своими.

Я ринулся в дом, не разбирая дороги, то и дело спотыкаясь о пыльный хлам. В верхнем ящике на кухне всегда лежат спички. Песня должна замолчать. Этот дом должен замолчать. Навсегда.

Картинки за окном быстро сменяли одна другую. Машина летела вперед, унося меня прочь от воспоминаний. Я куплю по дороге букет цветов. И ворох игрушечных машинок. А потом мы все вместе пойдем гулять в парк и есть самый невкусный арбуз на свете. Я все исправлю.

В боковом зеркале в последний раз отразился и исчез, заслоненный деревьями, черный столб дыма, поднимающийся к облакам.