Эрудит

(Иллюстрация из Интернета)

В конце 80-х годов прошлого века автору этих строк по окончанию срочной воинской службы в Группе советских войск в Германии (ГСВГ) пару лет довелось прослужить переводчиком военной комендатуры одного из гарнизонов ГСВГ, переименованной позднее в Западную группу войск (ЗГВ). Работа была увлекательной, насыщенной, разнообразной, связанной с постоянными поездками по зоне ответственности, распространявшейся по территории нескольких административных округов Восточной Германии – бывшей Германской Демократической Республики. Приходилось встречаться с огромным количеством официальных, и неофициальных лиц ГДР, представителями практически всех органов и ветвей власти административных образований, высокими и не очень партийными функционерами, Британской военной миссией, военнослужащими армии ГДР – Национальной Народной Армии, наблюдать изнутри работу немецкой полиции, участвовать в совместных с ней мероприятиях, временами обеспечивать официальное взаимодействие с органами МГБ ГДР.

Изначально, после разгрома гитлеровской Германии, военные комендатуры были созданы в советской зоне оккупации для налаживания там послевоенной жизни, взаимодействия с создаваемыми под советским контролем органами местной власти и госаппарата. Во многом эта деятельность походила на работу дипломатических представительств, ибо приходилось улаживать огромное количество конфликтных ситуаций и споров, как с местными властями, так и с населением, испытывавшим в известной мере неудобства от присутствия иностранных войск у себя под боком.

Штат комендатур был, как правило, невелик и состоял из военного коменданта (майор или подполковник), помощника коменданта (старший лейтенант, капитан), старшего инспектора военной автомобильной инспекции (старший лейтенант, капитан), подчинённого ему инспектора ВАИ (прапорщик), начальника гауптвахты (прапорщик, старший прапорщик), переводчика, водителя коменданта (военнослужащий срочной службы), иногда и водителя старшего инспектора ВАИ (военнослужащие срочной службы), а также секретаря коменданта (гражданское лицо). Вся официальная информация и документация от немецкой стороны, а также в её адрес направлялась на обработку переводчику, проходила через его руки, и если иные сотрудники не владели немецким языком хотя бы в малой степени, то тот становился ключевой фигурой, отсутствие, болезнь или неработоспособность которой могла парализовать нормальную деятельность учреждения, особенно в кризисных ситуациях, как задержание западной военной миссии в неположенном районе, побег с оружием военнослужащего, взаимодействие с полицией на оперативных мероприятиях и тому подобное.

В силу сложности, многогранности и, нередко, пикантности задач предполагалось, что функции военного коменданта должны исполнять военные с гибким дипломатическим складом ума, обширными познаниями, хорошо ориентирующиеся в страноведческих реалиях, осведомлённые в вопросах немецкой этнокультуры и истории, тонко разбирающиеся в прикладной психологии. Возможно, это и было именно так в других комендатурах ГСВГ, но в той, где в течение двух лет проработал я, сменились три коменданта, каждый последующий из которых в большей степени превосходил предшественника отсутствием перечисленных выше качеств. В кругах военных на тот момент существовало даже устойчивое мнение, что должность коменданта – карьерный тупик, куда попадают «залётчики» или неперспективные офицеры, которым в армии не смогли найти более полезное применение.

Нередко низкий уровень общей культуры и воспитания комендантов ставил их самих да и меня, как языкового посредника, в неловкое положение, будь то не в меру потреблённый алкоголь в ходе какого-нибудь официального приёма, неприличные просьбы или нелепые вопросы к собеседникам, которые всегда трансформировались мною, по возможности, в уместные высказывания, дабы сохранить, как говориться, «лицо фирмы», не подставлять начальника и не выглядеть глупо самому.

Третий из комендантов оказался не только последним «на моём веку», но и таковым в истории этой небольшой воинской части перед выводом войск гарнизона из уже объединённой Германии в 1993 году. Новый комендант с первых дней появления на своём посту вызывал у меня изумление. Как-то раз поведал, что в военном училище успеваемость у него была невысокая, но там было важнее «уметь решать вопросы», ибо училище неформально называлось «шашлычным» (т.к. находилось в одной из столиц республик Северного Кавказа). Многое говорило о том, что он не совсем понимал, где оказался, ибо некоторые его вопросы вводили в ступор. Так, однажды на служебном выезде он обратился ко мне с обезоруживающим вопросом:

– Слушай, а где Западный Берлин находится?

Я не сразу сообразил, что он, собственно, имеет в виду, может быть, топографическую карту Западного Берлина?

– Да там же, где и Восточный, только по другую сторону Берлинской стены – был ответ.

– Да? Странно, а я думал, что в Западной Германии.

То есть, этот военный, который должен был бы знать толк в картах, географии и топографии, искренне полагал, что Восточный Берлин расположен в Восточной Германии, а Западный, соответственно, в Западной! В способности к формальной логике ему было не отказать, следует признать. Правда, то, что на тот момент столицей Западной Германии (ФРГ) являлся «славный город» Бонн, ускользнуло от внимания выпускника «шашлычного училища». «Да уж, ему бы в разведке служить» – посетила меня тогда мысль – «цены бы ему не было».

В ту пору это был не единственный курьёз в моей работе под началом комендантов, но история, которую поведаю ниже, не пришла бы на ум даже Михаилу Задорнову и прочим развлекателям «почтенной публики».

В процессе самоликвидации ГДР как субъекта международного права в 1988-1990 годах на политическую арену вышло такое любопытное явление как «Новый форум» - движение оппозиционных режиму ГДР сил, в руководство которого входили различные интеллектуалы с необратимым либерализмом мозга, и которое пользовалось пассивной и активной поддержкой широких слоёв оболваненного населения. Входили туда и представители церкви, под сводами храмов которой «Новый форум» и собирал недовольных своей жизнью жителей восточногерманского государства, о социальных благах которого ныне большинству даже не приходится и мечтать. Церковники, почувствовав на своём горле ослабление хватки гэдээровской службы госбезопасности «Штази», невероятно активизировались, и, скорее всего, по просьбе или поручению спецслужб ФРГ, под различными предлогами начали активно выходить на советскую военную администрацию, становясь при этом ещё одним каналом получения информации из первых рук, т.к. идея предстоявшего вывода советских войск «благодаря» политике Горбачёва-Шеварднадзе-Ельцина уже витала в воздухе, но никто толком не знал его сроки, а деморализация и фрустрация личного состава ГСВГ стала благоприятной средой для сбора различной развединформации, как на основе алчности и предательства, так и по глупости или ввиду утраты всякой бдительности.

Итак, в один прекрасный день в комендатуру нашего гарнизона пожаловали два представителя протестантской церкви: пастор одного провинциального городка на территории гарнизона, активный деятель оппозиции, и с ним посланник руководства лютеранской церкви из Восточного Берлина. Изначально, гости искали встречи с начальником гарнизона, которым у нас традиционно являлся командующий армией, штаб которой был расквартирован в нашем небольшом живописном городке в 90 километрах к северу от Берлина. Разумеется, у генерала не нашлось времени для встречи с такими собеседниками в виду отсутствия интереса, поэтому наместников господа Бога на Земле отфутболили в военную комендатуру в сопровождении второстепенного полковника из политотдела армии.

Переговоры состоялись в кабинете коменданта за огромным старинным столом для совещаний, в окружении прочей резной трофейной мебели из твёрдых пород дерева, «позаимствованной», возможно, когда-то, в особняке какого-нибудь высокопоставленного чина СС или промышленника, но изрядно обшарпанной послевоенными хозяевами-временщиками. Посетители разместились по одну сторону стола, по другую, напротив них, восседал комендант, слева от него уселся полковник из политотдела армии, внешне походивший, скорее, на классического партийного чиновника, чем на военного, с каким-то уж очень гражданским, холёным бледным кабинетным лицом, по правую руку от хозяина кабинета – переводчик.

Священники были сама любезность. Они долго рассыпались в благодарности за то, что с ними согласились встретиться, не стеснялись лгать, что им близка и глубоко понятна историческая миссия Группы советских войск в Германии, клялись в беззаветной германо-советской дружбе, предлагали себя в качестве опоры в любых начинаниях и так, как бы вскользь, задали вопрос о сроках вывода войск. Когда их попросили обосновать, с какой стати они, собственно, заинтересовались такой нерелигиозной тематикой как вывод советских войск, те наперебой бросились легендировать, что вот, дескать, сердца верующих кровью обливаются за остающиеся без присмотра могилы павших советских воинов – освободителей благодарного немецкого народа. Вот, мол, до сих пор это было в ведении комендатур и военной администрации, а кто же позаботиться обо всём этом хозяйстве после ухода доблестной Советской Армии? Надо, с их слов, успеть хорошо подготовиться, чтобы взять на себя эту благородную миссию, а для этого необходимо всё спланировать. Им, естественно, сроки никто не назвал, так как никто их, на самом деле, в тот момент не ведал. Но дело совсем в другом. В своих хвалебных речах, пространных и путаных объяснениях посетители, то и дело, упоминали всуе имя Мартина Лютера, ссылались на него как на отца-основателя протестантского течения церкви, подкрепляли свои сентенции его цитатами. По окончании беседы, разумеется, сторонами была выражена готовность к дальнейшим контактам, плотному взаимодействию и сделаны прочие, принятые в таких случаях реверансы.

Как только визитёры покинули здание комендатуры, в моём кабинете раздался звонок начальника: «Зайди ко мне!».

В обширном кабинете коренастого низкорослого почти квадратного и лысеющего коменданта, своим видом напоминавшего, скорее, набычившегося главаря организованной преступной группировки, на котором сидела несколько помятая повседневная форма с погонами подполковника, я, стоя (в прямом смысле этого слова) на широком затёртом затоптанном ковре, не сразу поверил услышанному:

– Слушай, а кто этот, … Мартин Лютер? – сразил наповал неожиданным вопросом подполковник, остановив на мне взгляд картёжного шулера.

– Ну как, кто? Это же реформатор церкви… – начал, было, я просветительскую деятельность, но комендант раздражённо прервал этот религиозно-исторический экскурс умника:

– Да знаю я, что «реформатор»! Ты мне лучше скажи, это тот, что слева сидел или справа?

– Видите ли, – продолжил я вкрадчиво, справившись с оторопью – Мартин Лютер на этой встрече не присутствовал… - «Как бы это ему помягче довести?», – подумал я, и, упреждая уточняющий вопрос недоумевавшего начальника, заключил:

– … ибо умер ещё в шестнадцатом веке.

В кабинете воцарилась неловкая давящая тишина. Не найдя способа сохранить лицо, комендант, отворачиваясь, злобно бросил через плечо в мою сторону, словно выстрелил в упор:

– Иди, работай!

Впоследствии я не раз вспоминал этот случай (поводов было предостаточно) и задавался вопросом, навсегда ли канули в лету те славные времена, когда под словами «русский офицер» понимали не только защитника отечества, человека чести, патриота, но и представителя высокообразованной части общества, его культурной элиты, владевшего не только шпагой, но и пером, кистью, музыкальным инструментом, вокальным и танцевальным искусством, иностранными языками. На фоне, будем надеяться, ушедших в прошлое непрерывных «ре-форм» российской армии в плане её «оптимизации», череды ликвидации военных вузов остаётся надеяться, что в ходе смены формы, утрата содержания военного образования, да и образования, в целом, не обрело необратимый болонский характер, и всё когда-нибудь вернётся – должно вернуться – на круги своя, а такие люди, как описанный выше «эрудит», никогда не смогут носить погоны российской армии, дабы не позорить её.

Послесловие

Да, а как же захоронения советских воинов в современной Германии? Поддержание их в надлежащем состоянии, насколько мне известно, сегодня входит в компетенцию муниципалитетов, а не религиозных общин, а тот «заботливый» пастор из небольшого провинциального восточногерманского городка уже в объединённой Германии был удостоен «Креста за заслуги перед Федеративной Республикой Германия» (Bundesverdienstkreuz) – аналог российского Ордена «За заслуги перед Отечеством», что говорит само за себя: личный вклад в ликвидацию ГДР оказался, очевидно, весомым.