А и вправду - о чем мечтал Чехов и его герои?..

                А и вправду –
                о чем мечтал Чехов и его герои?..
                (А. Чехов и  С. Довлатов, эссе, часть 1).

                «Мир уродлив.
                И люди грустны».

                Уоллес Стивенс. Строчки из стихотворения
                «Варварское».

                Уоллес Стивенс, американский поэт (1879 – 1955 г.г.)
                Лирика Стивенсона отличается твердой верой в               
                значении поэзии, как высшей условности, без               
                которой, тем не менее, нельзя обойтись, и      
                нравственного начала, вносящего в мир смысл и   
                порядок (из Википедии).
               
     Оба писателя, - и Чехов, и Довлатов родились и умерли в бурные для России дни. Антон Павлович в 1860 году – накануне отмены крепостного права, умер в 1904 году, - шла война с Японией и за полгода до 9 января 1905 года.
    Сергей Донатович родился в страшном 1941 году, а умер 24 августа 1990 года, ровно год не дожив до очередной русской революции…  Обоим не было и пятидесяти лет…
    Конечно, Чехов скончался будучи прославленным и признанным классиком русской литературы, но это, в сущности, мало меняет дело, так как через несколько лет после смерти Довлатова – огромная, и долго невиданная в России - посмертная слава, - прямо обрушилась на Сергея Донатовича, и его почти мгновенно, и безоговорочно включили в список классиков нашей литературы.
   И вытащить его оттуда, как выражался  М.Булгаков, - не представляется никакой возможности…
    Но, могут возразить (и правильно сделают) – это все же разные эпохи, и все в стране переменилось…
    Да, верно, разные времена и все переменилось, - только
страна, то есть люди и общество остались прежними.
    А раз так, то и писатели в России (если она не иссякла талантами) должны в чем – то совпадать. Вот они и совпали, - недаром Довлатова называют – современный Чехов.
   В чем же совпадение?
   Чехова называли «жестоким» писателем, в какой-то степени также можно определить и Сергея Довлатова. И возникает диалог:
              -  В чем их жестокость?
              -  В показе жизни без прикрас.
              -  Так оба писателя относились не к сказочникам и фантастам и не стремились жизнь приукрасить. А.С. Пушкин и Лермонтов, Тургенев, Достоевский – наконец, тоже показывали не совсем идиллистические картинки. Их не называют жестокими.
              - Их жестокость особого рода, они лишали читателей, надежды.
              - Как это – лишали? Да, Чехов – любимый писатель русской интеллигенции, а впоследствии, – и советской. Довлатов тоже, примерно, пользовался особым расположением постсоветской интеллигенции. Жаль, что такого внимания удостоился уже после своей смерть.
              - Согласен. Но, позволю заметить, образованный слой народа, который принято у нас называть интеллигенцией, склонен к пессимизму и безнадеге. Именно, русский философ Лев Шестов называл Чехова «певцом безнадежности».
              - А почему так?
              - Сложно объяснить, но вероятно у грамотных людей несколько иной кругозор, а если попроще, то у них мало государственного оптимизма.
              - А что это за государственный оптимизм такой?
              - Это оптимизм государственных чиновников и официальных СМИ. Они всегда приукрашивают, мягко говоря.
              - Ну, у них работа такая, а писателям – то зачем беспросветную жизнь показывать и «ужас без конца», - человек надеждой живет…
              - Я согласен, что Антон Павлович перегибал палку, но этот «перегиб» ему нужен был не для показа безнадежности, а
для другого…
               - Для какого другого?
               - Хорошо, давайте попробуем разобрать его повесть, очень драматическую и трагическую «В овраге». Кстати, он писал её уже тяжело больным и чувствовал неизлечимость своей болезни, (1900 год). Строился дом в Ялте и он продал (очень выгодно) издателю право на свои произведения и получил громадную для того времени сумму денег, 75 тысяч рублей золотом.
               - Писали критики, что, мол, Чехов показал отрицательное влияние фабрики на народ, разложение нравов, уход от традиции, -  полнейшую деградацию народа, - рабочих крестьян… И вообще, тема фабрики поднимается во многих произведениях писателя.
               - Нет, Чехов не для этого писал, и показать он хотел другое… (про отношение к фабрике у Чехова мы еще поговорим).
   Вопрос в том, - удалось ли показать, что хотел…
   Начнем с семьи, в которой проживают главные герои. Понятно, что в повести, не надо искать какой – то стройной логики, её там нет, но её нет и в русской жизни, -  это надо понимать и признавать.
   Сама семья полна противоречий, если так можно назвать. В чем противоречия? Сам старик Цыбукин – клубок противоречий, - вот как в тексте: «У старика всегда была склонность к семейной жизни, и он любил свое семейство больше всего на свете, особенно старшего сына – сыщика и невестку». Невестка – это жена младшего сына Степана – Аксинья.
  Так именно эти члены его любимой семьи, разрушили семейный очаг Цыбукиных. Хотя, по большому счету, во всем виновен сам старик.
   В чем вина старика? Его хозяйство -  построено на обмане и лжи. В лавке продают некачественные товары, незаконно торгуют плохой водкой, принимают ворованное…
  Старик - фарисей высшей марки: женится (будучи вдовцом) на
степенной, верующей женщине – Варваре Николаевне, которая постоянно помогает нищим богомолкам, и даже иногда берет из лавки товары для бедных, но старик это поощряет и не препятствует. Почему? А это создает видимость благообразия и положительно влияет на окружающих.
  А в лавке, тем временем, идет бесконечный и бессовестный обман покупателей.
  А его любимая сноха Аксинья – хищница, и постепенно прибирает хозяйство к рукам, так как её муж неспособен ни к чему и глух.
   Когда читаешь описание жизни в цыбукинском доме, то охватывает какая – то непроходимая тоска: «Раз шесть в доме пили чай; раза четыре садились за стол есть. А вечером считали выручку и записывали, потом спали крепко».
   Становится понятно, почему так был популярен Антон Павлович среди интеллигенции. Образованный слой не принимал образ жизни, который показывал Чехов и считал, что писатель является разоблачителем этой неправды. Хотя это не совсем так.
   Все дело в том, что Антон Павлович во многом противоречит сам себе и своей биографии.
   Чехов достаточно подробно рассказывал о своем детстве, которое прошло в семье лавочника и все, что с этим связано. Но в этой семье выросли интеллигентные, грамотные люди и все были талантливы. То есть, обстановка не сделала Антона Павловича черствым, злым человеком и семья была очень дружная и деятельная.
  Почему так? Я отношу это к болезни писателя. Эти пессимистические настроения связаны с ощущением с постоянной угрозой прогрессирующей болезни.
   Вот заметка И.Бунина на полях письма Чехова брату (Бунин читал изданные письма Чехове уже в начале 50 – х годов).               
   Антон Павлович пишет 4 апреля 1893 года: «Чем глубже погружаюсь я в старость (это в 33 года! – заметка Бунина) тем яснее вижу шипы роз, коими усеян твой жизненный путь…»
    А вот о себе, немного ранее - 1 марта 1893 года, письмо к Авиловой: «Нервы скверные до гнусности, денег нет и не будет, смелости и умения жить тоже нет, здоровье скверное, настроения хорошее для нас уже почти недоступно».   
    Вот такие признания близким людям, которые делал Чехов, многое объясняют в характере творчества писателя.
    Вернемся к повести. В уста старшего сына старика Цыбукина – Анисима, который работает в сыскном отделении и живет не в Уклеевке, а в городе, писатель вкладывает самые разоблачительные слова.
    Это тоже не вписывается в нормальную логику жизни. Перед последним отъездом Анисима в город, когда уже состоялось венчание молодых, и прошла свадьба, он как будто исповедуется.
    Заходит попрощаться к Варваре Николаевне и состоялся разговор, ради чего и написана повесть. И этот, как он подписывается – Агент, замешанный в изготовлении фальшивых монет, неожиданно выражает сокровенное: «Бога – то, ведь все равно нет, мамаша. Чего уж тут разбирать».
  А смотря на недоуменную реакцию Варвары, добавляет: «Бог, может, и есть, а только веры нет», - и продолжает, - «…Я так, мамаша, понимаю, что все горе оттого, что совести мало в людях».
   Я немного неправильно выразился, когда писал про «исповедовался», нет, Анисим высказал свои заветные мысли, и как будто в оправдании себя, предполагая, что ему грозит суд.
  А в чем же оправдание? – в заключительном высказывании  Анисима: «Так целый день ходишь – ни одного человека с совестью».
  Конечно, внутренняя логика в произведении Чехова есть и это начинаешь понимать, после внимательного прочтения (я указывал в одном рассказе о Чехове, что этого писателя надо читать – очень внимательно).
   Антона Павловича обвиняли в отсутствии авторской позиции и безверии, но в повести эти обвинения отпадают. Здесь имеется четкая авторская позиция и вера христианская, - по крайней мере, все соответствует текстам евангелия.
   И как же это показывается?  На примере героя повести, старого плотника Елизарова, по прозвищу – Костыль (кстати, и профессия, и прозвище совершенно не случайны).
   Именно Елизаров произносит настоящую социальную правду, которая является правдой самого писателя, его символом веры:
«А потом этого, после, значит разговору, я и думаю: кто же старше? Купец первой гильдии или плотник? Стало быть, плотник, деточки! – Костыль подумал и добавил: - Оно так, деточки. Кто трудится, кто терпит, тот и старше».
  Старый плотник разговаривает с Липой и Прасковьей, её матерью, но создается впечатление, что этот вывод сделан для всех читателей, и обращение – деточки, не случайно. 
   Главная героиня повести -  Липа, красивая девушка, дочь бедной вдовы – поденщицы, которую приютила у себя её сестра.
   С первого взгляда – Липа, кажется, как в народе говорят – малахольная, как и её мать – Прасковья. Но это абсолютно не так. Продолжим.
   Когда я прочитал описание внешнего вида Липы, подумал, что Чехов просто ошибся и редакторы эту ошибку не заметили.         
  Прочитаем: «Она была худенькая, слабая, бледная, с тонкими, нежными чертами, смуглая от работы на воздухе; грустная, робкая улыбка не сходила с её лица, а глаза смотрели по – детски – доверчиво и с любопытством».
   Меня смутило два эпитета, – получалось, что девушка одновременно была – бледная и одновременно – смуглая. Непонятно, как это? Только в конце повести осенила догадка, - так Антон Павлович показал евангельские заповеди блаженства!
  Только Липа соответствовала всем заповедям: она, – нищая духом, она плачущая, кроткая, жаждет правды, милостивая, чистая сердцем, миротворица, изгнанная за правду.
  В повести нет и быть не может какой либо борьбы добра со злом, кроме попытки старика Цыбукина поступить по справедливости, - переписав бутёкинскую землю на сына Анисима и Липы, и тем самым сгубил маленького Никифора.            
   Злобная Аксинья обварила голого ребенка кипятком и малыш умирает. Никто даже и не подумал обвинить Аксинью в умышленном убийстве. Почему?
   Автор этот вопрос не затрагивает, считает, что и так все понятно: все хозяйство, все нечестное «благополучие» держится на Аксинье, которая прогоняет Липу и сам старик Цыбукин, потерявший разум становится её жертвой, которая даже его не кормит.
  И последний эпизод повести ошеломляет современного читателя, когда брошенному, голодному старику Цыбукину, Липа подает кусок пирога и здоровается с ним…
  Нам интересна позиция блаженной Липы. По ходу действия - понятно, что Липа не малахольная, а девушка, все понимающая и со своей твердой жизненной позицией, которую даже не собирается менять.
  Что хотел сказать Чехов, рисуя этот образ? Мне кажется, он хотел показать христианскую веру, какая она должна быть, и показал громадную пропасть между реальной жизнью и христианскими идеалами.
   Антон Павлович жил во время назревающих перемен и в его произведениях ощущается влияние Л.Толстого, Короленко, и он сам оказал громадное влияние на таких разных писателей, как Бунин и Горький, - недаром они были близки с Чеховым.
   Теперь о фабрике, то есть о негативном восприятии Чеховым фабричной жизни, по – моему, у него нет даже положительного образа фабричного рабочего. Рабочие показаны в основном на фоне грязного кабака. Почему так?
   Дело тут не только в Чехове, этим «грешили» многие русские писатели, да и уже – советские (так называемые представители «деревенской прозы» – Ф. Абрамов, В. Распутин, В Белов, В.Астафьев, В.Шукшин, - «фабрику» тоже не жаловали).
   Что значит – «грешили»? - а не видели в фабрике, заводе позитива…  А что, в промышленности есть какой – то позитив? – отравили всю природу…
   Так – то оно – так, но Чехов как – то не осознавал, не придавал значение, что «фабрика», - дает работу, кормит.
  Для крестьянина, потерявшего связь с землей и своим хозяйством, - фабрика – это выход.
   И, как то бы ни было, но путь к современной цивилизации лежит через «фабрику»…
   Надо отметить, что Антону Павловичу и деревня не нравилась. Вот он пишет Н.А. Лейкину 21 мая 1897 года из Мелихова: « … Прихожу все более к заключению, что человеку порядочному и не пьяному можно жить в деревне только скрепя сердцем, и блажен русский интеллигент, живущий не в деревне, а на
даче»
   Для несведущего читателя может сложиться впечатление, - Чехов, своеобразный отшельник, который «бежит» общественной жизни. Это не так.
   Наоборот, - удивляешься, что при постоянном кровохарканье, Антон Павлович был очень деятельным, общественным человеком.
    Я даже иногда задумываюсь, а не себя ли изобразил Антон Павлович в образе Липы?
    И на самом деле, Чехов – некий своеобразный «поденщик», согласный на любую работу ради общества.
    Трудно поверить, но Антон Павлович, будучи больным, исполнял обязанности участкового врача, - и это в сельской местности! Приходилось добираться до больного на телеге, не успеешь вернуться от больного, а уже ждут из другой деревни.
   Каких только обязанностей не выполнял: являлся гласным (т.е депутатом) Серпуховского земского собрания, участвует в съезде земских врачей Московской губернии (лето 1894 года), присяжной заседатель в окружном суде, попечитель сельской школы и сам помогает строить школы, борется с эпидемией холеры и с голодом, даже знаменитая перепись населения 1897 года не обошла его стороной.
   Я уж не упоминаю путешествие на остров каторжный – Сахалин и возвращение обратно через Суэцкий канал, Средиземное море, проливы – Дарданеллы, Босфор, Черное море.
   Мало кто из русских писателей могут с ним сравняться по количеству проеханных верст и интенсивности поездок и по России, и по Европе.
   Кроме того, постоянно пишет рассказы, повести, драматургические произведения…
   И все же хочется понять, почему герои Антона Павловича согласны на счастье и торжество справедливости только в далеком будущем, почему ни к чему не призывают?
   Ведь страна – накануне революции, этого он не мог не
замечать?
     Можно ответить так:  примыкать к какой – то одной точке зрения или, как пишут – иметь мировоззрение, или можно по -другому – «отражать интересы общества» - не для Антона Павловича.
   Почему? В таком случае писатель теряет свободу творчества для себя, сам себя ограничивает.          
   Я думаю, что Чехов чуть не единственный свободный человек в России на рубеже двух веков…

           Часть 2. Абсурд, который никто не хотел               
                замечать.
 
                «Все интересуются, что там будет после смерти?
                После смерти начинается история».

                С. Довлатов. Записные книжки.

   Перейдем к Довлатову. Герои Сергея Донатовича похожи на героев Антона Павловича, - они изображали неудачников, людей выбивающих из общей массы.
   Но начнем с того, что сразу бросается в глаза: юмор Чехова и юмор Довлатова, - одной природы.
   Это юмор интеллигентов и он не совсем безобиден, а даже – наоборот. Нет, этот юмор  не злой, - он беспощадный.
 Вот у Чехова, как показано отношение старика Цыбукина к своему сыну Анисиму: «Вот, не захотел дома жить, пошел по ученой части…» Чехов одним предложением разоблачает наивность и спесивость этого торговца. Какая ученая часть, - его сын обыкновенный безграмотный сыщик!
  Да к тому же, Анисим такой же спесивый и недалекий, как и его отец, иначе бы не отсылал таких писем отцу: «Любезные папаша и мамаша, посылаю вам фунт цветочного чаю для удовлетворения вашей физической потребности» и подписывался уже лично – Анисим Цыбукин, и добавлял –«Агент». Мало того, письма писал его знакомый, явно владеющим канцелярским слогом, омертвляющий русский язык, как современный перл чиновничьей мысли: «в шаговой доступности».
   У Сергея Довлатова точно такая же способность в нескольких фразах показать человека. Только действующим лицом довлатовских рассказов зачастую является сам автор, который и к себе – беспощаден.
   А у Чехова автор скрыт и явно не показан, но его присутствие «чувствуется» во фразах многих героев.
   Довлатова обвиняли в псевдокументальности, это можно
применить и к Антону Павловичу.
     Что здесь, по моему, имеется ввиду? Описано, с виду – реалистично, но с такой долей юмора и иронии, что создается ощущение выдумки автора, - якобы – ну, не так все происходит!
   А как? Все же описано - верно… Верно, но с авторской точки зрения, которую читатель сразу принимает, т.к. написано удивительно точным и легко читаемым языком с неповторимыми юмористическими интонациями.
   Разберем произведение Довлатова «Заповедник».
    С чего начинается произведение? – с описания поездки героя  (Борис Алиханов) в пушкинский заповедник. Приведу небольшой диалог с девушкой – экскурсоводом, которая сопровождала группу туристов:
              - Давайте познакомимся.
              - Аврора, - сказала она, протягивая липкую руку. (девушка ела мороженое)
              - А я, - говорю, - танкер Дербент. Девушка не обиделась.
              - Над моим именем все смеются. Я привыкла… Что с вами? Вы красный? (герой был с похмелья и только что выпил водки)
              Уверяю вас, это только снаружи. Внутри я – конституционный демократ.
     Мог состояться такой диалог в середине 70-х годов 20 века? Гипотетически – мог, кроме упоминания, что над именем девушки все смеются, да еще в сравнения с танкером. Все, что касалось октябрьской революции, было табуировано, не только
какими – то запретами, но и сознанием советского человека.
  Точно также непонятно было значение – «красный» в контексте сравнения двух политических течений – «конституционный  демократ», - это было тогда, вообще, большинству
непонятно.
   Почему я это пишу? Для того, чтобы показать – обвинение в псевдокументализме довлатовской прозы, как сейчас принято говорить – «имеют место быть».
   То есть, это не выдумка, но достаточно правдивая и
одновременно смешная пародия на окружающих и на самого себя, - такое самоистязание с болью, горечью и смехом.         
    В сущности, это же проделывал и Чехов, только в начале века.
    А вообще, много булгаковского проглядывает в произведениях Сергея Довлатова. Иногда сочетания слов и смысл заставляют это заметить.
   Вот у М.Булгакова в «Мастере и Маргарите»: «Совсем худо, - заключил хозяин, - что – то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы»
  А у Довлатова (Заповедник): « Есть что ущербное в нумизматах, филателистах, заядлых путешественниках, любителей капусты и аквариумных рыб».
   Как и Чехов, Довлатов беспощаден к своим героям. Он не жалеет никого, даже людей опустившихся, он не дает им пощады и никогда не оправдывает, как, вероятно, не оправдывал самого себя.
 Такой опустившийся человека показан в произведении «Заповедник».
  Никто так пародийно – зло и издевательски, и одновременно по свойски, даже в чём – то сочувственно, не изображал падших людей, как описан хозяин квартиры героя произведения - Михал Иваныч: «Итак, я поселился у Михал Иваныча. Пил он беспрерывно. До изумления паралича и бреда. Причем бредил исключительно матом. А матерился с таким же чувством, с каким чувством пожилые интеллигентные люди вполголоса напевают, то есть для себя, без расчета на одобрение или
протест.
  Трезвым я его видел дважды. В эти парадоксальные дни Михал Иваныч запускал одновременно радио и телевизор. Ложился в брюках, доставал коробку из – под торта «Сказка». И начинал читать открытки, полученные за всю жизнь. Читал и комментировал:
  …Здравствуй, папа крестный!...  Ну, здравствуй, здравствуй, вы****ок овечий!..  Желаю тебе успехов в работе… Успехов желает, едри твою мать… Остаюсь вечно твой Радик… Вечно твой, вечно твой… Да на хрена ты мне
сдался?..
    В деревне Михал Иваныча не любили, завидовали ему. Мол, и я бы запил. Ух, как запил бы, люди добрые!.  Уж как я запил бы, в гробину мать!.. Так ведь хозяйство… А ему что…
   Хозяйства у Михаил Иваныча не было. Две худые собаки, которые порой надолго исчезали. Тощая яблоня и грядка зеленого лука…
   Как – то дождливым вечером мы с ним разговорились:
           - Миша, ты любил свою жену?
           - Кому? Жену – то? Бабу в смысле? Лизку значит – всполошился Михал Иваныч.
           - Лизу. Елизавету Прохоровну.
           - А чего её любить? Хвать за это дело и поехал…
           - Что же тебя в ней привлекало?
           Михал Иваныч надолго задумался.
           - Спала аккуратно, - выговорил он, - тихо, как гусеница.
    Как объяснить такую характеристику? Между прочим – это не совсем хохма, здесь есть большая доля правды, как однажды герой Алиханов выразился:
           - Миша – человек безрассудный, я понимаю, но добрый и внутренне интеллигентный…
    И тут же объясняет «интеллигентность» своего квартирного хозяина: «Действительно, было в Михал Иваныче что – то аристократическое. Пустые бутылки он не сдавал, выбрасывал.
          - Совестно мне, - говорил он, - чего это я буду как нищий.
   Михал Иваныч, достаточно гротескный персонаж, но –
народен, этого не отнимешь.
   В статье Владимира Бондаренко «Плебейская проза Сергея Довлатова» автор обвиняет писателя в незнании  «почвеннического направления современной русской культуры» и от этого «весь свой сарказм, весь наработанный цинизм, всю конвойную беспощадность» направляет на представителей либеральствующей интеллигенции.
   Можно согласиться с этим утверждением, только с оговоркой,
- а разве был не прав Довлатов?
      Да, в произведении «Заповедник» не совсем позитивно представлены образованные сотрудники Пушкинского заповедники, - с присущим писателю сарказмом и юмором. Он даже позволяет себе несколько предвзято высказаться о самом руководителе заповедника, знаменитом Гейченко.
   Особенно сарказм выступает, когда Довлатов пишет об отношении сотрудников к самому герою этих мест – Пушкину.
   Это хорошо показано в следующем тексте:
            - Тут все живет и дышит Пушкиным, - сказала Галя, - буквально каждая веточка, каждая травинка, так и ждешь, что он выйдет сейчас из – за поворота… цилиндр, крылатка, знакомый профиль…
             - Между тем из – за поворота вышел Леня Гурьянов, бывший университетский стукач.
    То есть, автор, как будто говорит, что не стоит отождествлять то время и современность. Стоит речь вести о подлинном Пушкине и не показывать великого поэта «в глянце».
   Вот мнение Довлатова о Пушкине, которое выразил в «Заповеднике»: «Больше всего меня заинтересовало олимпийское равнодушие Пушкина. Его готовность принять и выразить любую точку зрения. Его неизменное стремление к последней высшей объективности. Подобно луне, которая освещает дорогу и хищнику и жертве.
   Не монархист, не заговорщик, не христианин – он был только поэтом, гением и сочувствовал движению к жизни в целом.
   Его литература выше нравственности. Она побеждает
 нравственность. Его литература сродни молитве природе…"
   Конечно, в произведении об этом говорится более подробно и нагляднее, и писатель прямо выражает свое собственное отношение к Пушкину, достаточно беспощадное, но близкое к действительности.
    «Заповедник» Довлатова – это такой внутренний диалог с
самим собой. Автор постоянно рефлексирует, и надо отметить,
постоянно оправдывает себя.
   Я думаю, что не случайно выведен Михал Иваныч. Он, конечно - пропащий, спившийся человек, но не лишен рассуждать здраво и выражать правильные «народные» мысли и верно оценивать человека и ситуацию.
   Вот как он определяет своего постояльца в разговоре с приехавшей женой героя: «С Борькой живем хорошо, - говорил он, насчет поведения и вообще…
В смысле – ни белого, ни красного, ни пива…
Не говоря уж про одеколон…  Он все книжки читает. Читает, читает, а дураком помрет, - неожиданно закончил Михал Иваныч».
   По сути, Довлатова, как и Чехова можно назвать певцом безнадежности. Только слово – певец, к оценке творчества Сергея Довлатова не подходит. Но безнадежность присутствует, даже в первом (по времени написания) произведении «Зона. Записки надзирателя».
  Я пытаюсь найти ответ, - а в чем причина этой безнадежности? У Чехова, как написал – в неизлечимой болезни, а у Довлатова?
   Тут я теряюсь. Ведь, если бы не тоска и боль в их творчестве, то ведь это – солнечные люди! С их искрометным и тонким, и народным, естественным юмором…
    Оба – высоченные красавцы, а Довлатов, вообще богатырем смотрелся, особенно в молодости с ростом 192сантиметра.
    Кстати, вероятно это и послужило причиной, что после того как его отчислили из университета, был призван на военную службу, но служит надзирателем в исправительно – трудовом лагере, республика Коми.
    Я даже сейчас не могу точно сказать, положительную или
отрицательную роль сыграла эта служба в дальнейшей судьбе
Сергея Донатовича.
   Сам он об этом пишет так: «Мир, в который я попал, был ужасен. В этом мире дрались заточенными рашпилями, ели собак, покрывали лица татуировкой и насиловали коз.
В этом мире убивали за пачку чая», и так далее…
    Но, тем не менее, именно из этого «мира» Довлатов привез
черновик своего произведения. О чем это говорит?
   А вот своеобразный «культурный шок», который получил молодой парень, выросший в семье интеллигентов,  способствовал к пробуждению творческих способностей.
   На самом деле, описывая лагерные и армейские «ужасы», Довлатов, как и Чехов, много утрирует и преувеличивает (здесь роль сыграла стремление немного потрафить читателю, который состоял из русско – говорящих эмигрантов. Ведь все произведения Сергея Донатовича были опубликованы на Западе).
   Единственно правильный вывод, который он делает, который сделали и до него, - человек способен приспосабливаться к различным условиям.
   Варлам Шаламов написал об этом раньше Довлатова и на более высоком уровне.
   Тем не менее, в «Зоне. Записки надзирателя» «бросает вызов» и Шаламову, и Солженицыну. Ну, не совсем – вызов, а показывает лагерь с неожиданной, «третьей»  стороны, которая мне кажется более объективной и жизненной.
  О чем писал Варлам Шаламов в своих «Колымских рассказах»? В основном о стремлении человека, в нечеловеческих условиях остаться несгибаемой личностью. У него один человек противостоит системе зла, жестокости, бесчувственности, равнодушии.
  Шаламов не видит в ГУЛАГе никакого позитива. Лагерь морально и нравственно калечит людей, лагерь своими миазмами отравляет общество, - вот его вывод.
   Но сам же себе и противоречит. Своей биографией лагерной противоречит. Если бы ему не помогли люди, его знакомые, то не удалось пройти ад колымских лагерей
   А Шаламов прошел, выжил. Почему, как это получилось?
Во – первых, его часто и подолгу держали в больнице. Потом помогли окончить курсы фельдшеров и последние годы, он уже не выходил на общие работы. То есть находился в относительном тепле и получал больничный паек.
   Значит и в таких условиях сохраняются человеческие отношения, что сам же Шаламов отрицает в своих рассказах.
   А Солженицын весь нацелен на показ несправедливости
наказания, лагерной системы и самого советского государства.
     И всей своей последующей жизнью доказывал, что несправедлива только советско – коммунистическая система, а вот другая система будет справедлива. И оказался неправ.
   В любом государстве сохраняются тюрьмы, заключенные, охранники…
   А у Довлатова – все по - другому. Как определяет лагерь Сергей Донатович? А никак, - все одинаково: и между лагерем и жизнью на так называемой «воле» - нет разницы: «Я обнаружил поразительное сходство между лагерем и волей. Между заключенными и надзирателями. Между домушниками – рецидивистами и контролерами производственной зоны. Между зеками – нарядчиками и чинами лагерной администрации.
  По обе стороны запретки расстилался единый и бездушный мир…
  Мы были похожи и даже взаимозаменяемы. Почти любой заключенный годился на роль охранника. Почти любой надзиратель заслуживал тюрьмы.
  Повторяю – это главное в лагерной жизни.
  Остальное – менее существенно.
  Все мои истории написаны об этом… - так утверждал Довлатов.
   Эти «записки» не напечатали, хотя они представляли несомненный интерес и новый взгляд на окружающий мир.
    Как это объяснить? - Довлатов ничего не придумывал, но впоследствии он для себя объяснил, что этот, во многом абсурдный мир лагеря, «никто не хотел замечать».
  Шла середина 60 – х годов, хрущевская оттепель подходила к концу. Партийная верхушка стала догадываться что они «дали маху», напечатав солженицынского Денисовича, поэтому даже речи не шло, чтобы опубликовать еще, что - либо из лагерной
 жизни.
  Вот поэтому и не появился тогда на литературном горизонте новый талантливый писатель – Довлатов.
   Вместо писателя появился журналист, или, как себя определял
 сам Сергей Донатович  - репортер.
   Но пытался писать прозу, и даже были напечатаны две его «ужасно пролетарские повести», которые он сам считал неудачными. 
   А с середины 70 - х годов его рассказы стали печатать на Западе, что и привело к эмиграции в США.
     В Америке он прожил 12 лет, и многое было напечатано, - и «Заповедник» (1983 год), и «Зона. Записки надзирателя» (1982 год)  и другие.
   Конечно, пришла определенная известность. Два года работал редактором газеты в Нью - Йорке, но там все те же проблемы творческой свободы…
   Конечно, как будто многое исполнилось, но… Я сам себе задаю вопрос, - а можно ли «правильно» перевести на другой язык книги Довлатова?
    Что значит – правильно? А то и значат, что Довлатов великий стилист и невозможно идентично на другой язык его перевести, - это как поэзия: она – непереводима…
   … Умер он неожиданно, - в машине реанимации у него горлом хлынула кровь…
   Через два года (1992 год) все известные произведения Сергея Донатовича были опубликованы в России, которую он уже не увидел…
   

                Валерий Педин  (7 февраля – 19 апреля 2022 год).