Незабвенная пионерская юность

Вспоминая свои юные пионерские годы, многое осознанно и неосознанно поднимается со дна омута памяти. В октябрятах в конце начальной школы мы учили наизусть клятву юных пионеров, стараясь суметь все запомнить и пусть не сразу, но стать достойными дела социалистической справедливости, дела Владимира Ильича Ленина. Прием в пионеры был для нас очень значимым и торжественным событием. После этого мы стали другими, более ответственными, с огромным чувством долга перед школой, перед родителями и перед нашей самой замечательной, самой великой Родиной – Союзом Советских Социалистических Республик. Наши годы юности проходили в эпоху мира и стабильности, братства и разоружения, детского счастья и взаимопомощи. В школе и во дворе мы вместе играли, вместе собирали макулатуру и металлолом, вместе занимались уроками, играли в футбол и в индейцев, собирали подписи за освобождение Антонио Майданы, знаменитого Парагвайского коммуниста…
О многом можно вспомнить из пионерского детства. Но сегодня мне бы очень хотелось поведать юным читателям о самом счастливом и незабываемом событии всей моей теплой советской юности: об отдыхе во Всесоюзном пионерском лагере «Артек». Эта здравница была мечтой каждого пионера: ходили легенды о том, как там здорово и весело, сколько интересного и классного сделано для детей. В 1983 году его посетила Саманта Смит, девочка из США, посол доброй воли, которая показала всему миру тогда, что между народами США и СССР может и должна быть только дружба. Мы все знали о ней, видели Саманту по телевизору и мечтали с ней познакомиться, но, к сожалению, юная американская девочка погибла через 2 года в авиакастрофе.
Я учился в Ярославле в школе № 43 имени А.С. Пушкина с углубленным преподаванием немецкого языка и только закончил тогда 6-й класс (мне было 12 лет). Путевки в «Артек» каким-то образом распределялись по регионам и в 1984 году такая путевка попала в нашу школу. Конечно, у нас хватало достойных и отлично учившихся детей, но они в большинстве своем были девочками, а путевка пришла на мальчика. Из пацанов, по возрасту, видимо, только я и подошел – такое вот случилось везенье. Считалось, что в этом году в Артеке проходит слет клубов интернациональной дружбы, а поскольку многие из нас переписывались с немецкими сверстниками, в том числе и я, все идеально сошлось: я мог там рассказать о нашем школьном клубе интернациональной дружбы, об общении со сверстниками из ГДР, показать фотографии наших друзей по переписке.
18-го июля 1984 года от железнодорожного вокзала в городе Симферополь нас на специальных артековских очень удобных и красивых автобусах привезли в лагерь. Пока ехали, мы, даже толком не успев познакомиться, уже распевали всем ребятам известные песни: «Если с другом вышел в путь», «Улыбка», «Поворот»… Все ехали и любопытно смотрели в окна – вокруг было так здорово, небо – голубенное, море – голубенное, горы и везде зелень, воздух чистый, машин мало, облаков нет… Вожатые – парень и девушка, Володя и Наташа, нас сразу как-то объединили, легко и непринужденно: наверное, самых лучших молодых педагогов со всей страны приглашали работать в «Артек».
Меня зачислили в 3 отряд дружины «Лесная». В лагере дружин было несколько, по-моему, десять или двенадцать. Наша была окружена деревьями, как в лесу. Спальный корпус в два этажа назывался «Тополь». Спальни мальчишек располагались на первом этаже, а девочек – на втором. Все вокруг было стеклянным – вход, с одной стороны, и открывающиеся окна во всю стену на лес и море. Ближе к горам была «Горная» дружина, ниже к морю - «Кипарисная» и «Лазурная», а у самого моря – «Морская». Кажется, еще были «Речная», «Озерная», «Полевая» и «Хрустальная» дружины. Нам выдали артековскую форму: белые майки, бежевые шорты и полупанамки-полукепки.
С первого и до самого последнего дня смены (18 июля – 14 августа) жизнь в «Артеке» была организована настолько насыщенно событиями, мероприятиями, встречами, конкурсами, играми, купаниями, поездками, общением, спортивными соревнованиями, что скучать не приходилось ни одной минуты. Письмо родителям я написал только один раз, и лишь потому, что для этого было отведено время где-то в середине нашей смены. Правда, каждый вечер я вел дневник и кратко записывал в него все, что происходило за день.
Все было настолько ново, неожиданно и интересно, что у каждого из нас горели глаза, мы жаждали приобщиться к любому делу, игре, мероприятию, видели в окружающих друзей и единомышленников, чувствовали такую сплоченность и такое единодушие, как если бы проучились все вместе несколько лет в одном классе. Наш отряд был отрядом барабанщиков, поэтому в дополнение ко всем общелагерным делам нам приходилось раньше вставать, бежать на стадион или на спортивную площадку, где мы каждый день разучивали барабанные ритмы для разных мероприятий, которых было великое множество в нашу смену. Здесь мы познакомились с замечательной игрой «Снайпер», что-то вроде «Вышибал», только более сложной и требующей командных действий, заключавшейся в тактическом выбивании волейбольным мячом игроков команды противника с игрового поля.
На третий день к нам в отряд приехали иностранные сверстники. Надо сказать, что поскольку смена была международной в наш лагерь были приглашены на отдых ребята из разным стран: США, Боливии, Индии, Сербии, Австрии, Германии, Северной Кореи, Финляндии. В моем отряде должны были отдыхать дети из Австрии, чему я со своим начальным немецким был только рад, надеясь его использовать и как следует потренироваться. Но нет, почему-то к нам поселили пионеров из Северной Кореи. В первые дни они показались такими одинаковыми, но потом мы научились их различать. Один парень чуть постарше у них был за переводчика, несколько немного понимали по-русски, несколько – по-английски, у всех были корейско-русские разговорники. Понемногу мы научились общаться,  понимать друг друга, узнали, что Ким Ир Сен для этих детей, как для нас – В.И. Ленин. Я тоже подружился с одним корейским мальчишкой, которого звали Ен Гил. Мы с ним вместе дежурили по нашей общей спальной комнате. У меня был фотоаппарат «Вилия», которым мне удалось сделать несколько фотографий, включая Ена Гила, и не испортить их дома при проявке и печати. Они оказались такими же ребятами, как и мы, любили учиться, не хотели войны, любили играть и купаться, смотреть мультики и общаться. А еще они любили петь. Хором. Они пели настолько здорово, настолько слаженно, что казалось, что выступает Детский хор Центрального телевидения и радио, только Северной Кореи. Несколько песен они пели на русском языке. Особенно часто и очень любили корейские ребята исполнять нашу «Катюшу». Это получалось у них так мило и так мягко: «Кятюся», что все вокруг трепетали и начинали подпевать.
В «Артеке» мы впервые познакомились со сверстниками из США. Они нам показались такими здоровыми и крупными. Оказалось, что американцы чуть старше нас, года на два. Так мы впервые увидели среди них чернокожих девушек и парней. С американцами у меня связано два воспоминания. Первое – грустное. На соревнованиях по футболу команда, в которую входили они, победила команду нашего отряда со счетом 1:0. Я отстоял на воротах весь матч, не пропустив с игры ни одного мяча. К сожалению, на последних минутах нам был назначен пенальти, а здоровенный черный американец меня переиграл и забил единственный гол. Зато второе воспоминание самое положительное. Они познакомили нас с брейком, очень модным тогда в Штатах танцем. В день, когда каждая страна выступала со своими национальными номерами, американские ребята вынесли огромный картонный щит и положили его на сцену. Заиграла весьма своеобразная для нас музыка, мы такой никогда не слышали, но она очень заводила. И тут они начали танцевать. По-одному и группой американцы выламывались в резких, похожих на механические движениях, корпусом и руками, похожие на роботов, меняя ритм с замирающе медленного на быстрый и ломкий. Нижний брейк нас вообще привел в экстаз. Так круто и здорово это было исполнено, что мы влюбились в танец и позже пытались его копировать по памяти в отряде и затем показывали друзьям, приехав домой на родину.