14 01. ПапаОлег

      Верхоламов Олег Владимирович, воспитанник Ленинградского Суворовского Училища, окончил Омское ВОКУ. Злая Судьба фронтовая свела меня с ним в пустыне Кызыл-кум на полигоне учебного гвардейского 366-го полка в/ч 61436. В силу моего малолетства и разгильдяйства в тот день я был зелёным курсантом, то есть недо-солдатом, а Олег Владимирович в звании старшего лейтенанта занимал должность командира Второй учебной роты.
       После короткого собеседования под открытым небом среди песков Полигона меня направили в Первую учебную роту к старшему лейтенанту Кобызеву, а моего товарища Олега Герасимовича зачислили в роту Верхоламова. Кобызев готовил будущих гранатомётчиков РПГ-7В, а Верхоламов обучал снайперов. Я изо всех сил завидовал Герасимовичу. Не потому что хотел сделаться снайпером, а потому что хотел служить под командованием Верхоламова. Ибо он был очень незаурядной личностью как офицер и как человек, по-отечески относился к своим подчинённым, несмотря на суровые полигонные условия пустыни Кызыл-кум постоянно находился в приподнятом настроении сам и распространял поток оптимизма на окружающих. Не могу точно сказать это были его личные природные качества, из-за которых он таким родился, или за годы обучения в Суворовском училище он проникся воинской службой, познал на собственном опыте тяготы и лишения курсантской незавидной долюшки. В любом случае, бойцы из Второй роты за глаза наградили своего ротного титулом «ПапаОлег». За то, что он по-человечески относился к своим подчинённым и к тому же был очень весёлым и остроумным человеком. Находиться рядом с ним было весело и интересно.
       Кобызев, командир роты, в которой обучали меня, был не менее достойный и замечательный офицер. Он недавно прибыл из Афгана, был грамотный, умный, сдержанный, справедливый – базару нет. Но я всё равно в глубине души периодически «помечтывал» чтобы меня перевели из гранатомётчиков в снайперы. Не потому что с Кобызевым было что-то «не так», а потому что Верхоламов был необыкновенный.
       После окончания учёбы я угодил по распределению в гвардейский 365-й мотострелковый полк. Не играет значения, само оно так совпало или специально было организовано, но в то время в Панджшерском ущелье заканчивалось перемирие с Ахмад Шахом Масудом. Панджшер надо было брать под контроль, для этих целей командование приступило к формированию специального 682-го танкового полка, которому для усиления придавались три гвардейских батальона. Формировали этот полк на полигоне в Термезе, а там в ту пору служили Верхоламов, Кобызев, Герасимович и вся остальная братия вместе со мной. Кобызева в 682-й полк не взяли, ибо он уже отдал долг Родине насчёт Афгана, а все остальные выше перечисленные гвардейские личности строем и с песней помаршировали в сторону Советско-Афганской границы.
Во вновь сформированном 682-ом полку старшего лейтенанта Верхоламова назначили командиром взвода в Восьмую роту Третьего горнострелкового батальона. Меня, Герасимовича, Мишу Гнилокваса, Ваню Грека, Толика Воличенко и всех остальных пацанов с полигона, ввели в штат Седьмой роты. Верхоламов был направлен служить в «ненашей» роте, занял должность взводного, а не ротного, значит титул «Папа» ему вроде как бы стал не положен. Однако «полигонная» братия так и продолжила между собой называть Верхоламова «ПапаОлег». За то, что он был классный офицер, настоящий мужик, весёлый человек и «завсегда» понимал солдата. Даже если солдат ничего не говорил, а молча набедокурил.
       После того, как меня и ПапуОлега судьбина «раскидала» по разным подразделениям, мне доводилось видеть его не часто. В основном это происходило «внизу», когда его рота и наша возвращались с боевого выхода. А раз мы виделись лишь «внизу», то рассказывать о боевых эпизодах, связанных с Папой Олегом буду не я, а те люди, кто с ним хаживал в горы. Например, Денисов Сергей Николаевич. В 1984-ом он регулярно выходил на боевые операции с Восьмой ротой в должности командира огневого взвода. Приведу один из эпизодов в изложении Денисова С.Н.: - «В 1984-ом году при входе в Панджшер каждой роте батальона придали по одному взводному офицеру с миномётным расчётом. Для управления боевой работой этого расчёта и корректировки артиллерийского огня поддерживающих подразделений. Меня придали к Восьмой роте. Примерно на 4-е или 5-е сутки операции наша «сборная» вышла к кишлаку Шуфайи-Бала. «Сборная» - это управление батальона, 8-ая рота, мои миномётчики и управление минбатареи.
       Нас вела пара проводников из местных. Вели, показывали духовские склады. С их помощью удалось найти мешок с ПМНками и ещё кое-чего, по мелочи. Но, вели-то они нас в другой «мешок», как у них было принято, то есть в засаду. С тем «мешком» мы разминулись таким вот макаром: 23-го апреля после длительного перехода по горам мы остановились в районе н/п Шуфайи-Бала. Время начало идти к вечеру. Поскольку было тихо, я решил отойти на речку, чтобы раздеться до второй формы и помыться по пояс. Оставил «на стрёме» своего «второго номера» Власова Кирилла. Сам я разделся, почти помылся тут началось
– «Ба-бах!», «Ба-бах!».
Да так внезапно! Куртку я на себя накинул, «лифчик» сверху и бегом побежал на тропу. Выскочил, а Кирилл мне орёт: - «Духи»! - и рукой показывает на тропу, ведущую вдоль речушки, среди зарослей, к выходу из кишлака.
 - Сколько? - я.
 - Один, вроде, я в него выстрелил, но не попал!
 - За мной! - и мы погнали.
       В быстром темпе мы выдвинули на гребень расчет гранатометчиков, чтобы обеспечивали нам прикрытие. Я организовал группу бойцов под моим командованием и взяли мы двоих духов. Одного – лишь после очереди по ногам.
Тут я услышал от гранатомётчиков условный сигнал, поданный свистом. Гранатомётчики доложили о том, что они с гребня засекли ещё четверых духов с автоматами. Духи услышали очередь по ногам своего соратника, сошли с тропы и укрылись в дувале, на гребне за речкой.
       Отбежать мы успели от основных сил совсем недалеко, поэтому минут через пять я уже вернулся и докладывал комбату майору Пудину о результатах погони и наблюдении гранатомётчиков. Ещё не остыв от горячки захвата, тут же предложил комбату лично придавить этих четверых: а что – «тут - недалеко», и ребята с гранатомётом поддержат, если что. У них здорово получилось отсечь духам путь к отступлению. Одной гранатой развалили до земли духовский забор!
       Глянул я на стоящих рядом офицеров и спросил:
- Кто со мной?
        Олег Верхоламов сразу поднялся:
 - Пошли!
       Не буду припоминать, в каких выражениях Пудин запретил нашу ребяческую выходку, в успехе которой я тогда был полностью уверен! А ещё через пяток минут ему по связи «сверху» довели, что (вслед за разведкой и вооружённым передовым дозором) на нас выдвигается банда в сто пятьдесят рыл.
       Дальше, наступившей ночью, много чего было интересного, особенно для меня. Но, это уже другая история. А сейчас я говорил про Олежкину готовность идти в бой. Остальные офицеры роты, присутствовавшие при этом, энтузиазма не проявили. Только Олег».
       Следующий эпизод рассказал командир второго взвода Восьмой роты лейтенант Алексей Коротков: - «В 1984 году 22 октября Олег получил задачу выехать утром из Рухи для сопровождения колонны разбитой техники в Хайротон. Колонна, которую он должен был сопровождать, вышла из Рухи в назначенный срок, а старший лейтенант Вехоламов «тормознулся» у подруги, у Замы. Она работала в Рухинском полковом магазине «Внешпосылторга». Догонять ушедшую колонну Олег поехал потом, попозже, на одном БТРе. За рулём был опытный солдат-срочник, командир машины – Олег и ещё к ним на броню заскочил лейтенант из взвода связи, Фоменко Владимир.
       В тот день я сидел в Баграмском морге, летел в отпуск и сопровождал погибшего в Мариштане от своих САУшек сержанта. Мы ждали проходящий авиа-борт. В ближе к вечеру к нам в помещение зашел прапорщик, старший этого заведения, спросил кто есть с 682-го. Сказал:
 - Привезли офицера, надо опознать.
       У меня как ёкнуло! Операций не планировалось, только Олег должен был идти на сопровождение. Пошел я на опознание, зашел в морг. Там рядом лежали Верхоламов Олег и лейтенант-связист Фоменко Владимир Владимирович. Посидел с ними часа полтора, всё никак не мог поверить в случившееся. Потом прилетела Замка, подруга Олега. Я сидел в морге у тела Олега, когда она зашла.
       Особо расспрашивать не позволяла обстановка, но обстоятельства произошедшего мне удалось узнать. Выехал Олег из Рухи бодро, доехал до водопада. Рухинский водопад по водоотдаче был не огромный. Однако, он умудрился падающей водой промыть в ландшафте небольшое ущелье. Размыл участок горы прямо вместе с дорогой. Из-за этого ландшафта пришлось проложить дорогу так, что под самым водопадом она делала крутую петлю. Вся техника, которая ехала по этой дороге должна была снизить скорость, чтобы проехать по петле. А там душманы сидели в засаде, ждали какую-нибудь несложную добычу. Одиноко катающийся БТР показался им лёгкой целью. Они дождались пока бронетранспортёр сбросил скорость на крутом повороте и «встретили» его из гранатомета.
        Первая граната ударила где-то в районе двигателя. Но, видимо, не повредила. Все же наши консервные банки БТР-70В, живучи.
       Лейтенант из батальона связи ехал на люке водителя. Ему пуля в голову сзади попала. Олег провалился в люк. Душманы выстрелили из гранатомёта второй раз. Вторая граната попала в броню. Кумулятивная струя вошла Олегу в сиденье командира сзади. Его так выгнутого и привезли. Благо водитель вывел БТР в Анаву. Спасибо водителю. 
       Потом мы подписали протокол. Вот такая история».
 
       В посмертной записке, как всегда, штабные работники написали какую-то ерунду. А мне, как человеку, лично знавшего ПапуОлега, очень хочется напомнить расхожую фразу «Война забирает лучших». Только лучший офицер, отважный до безрассудства, бесконечный оптимист и весельчак, мог покорить сердце Рухинской Красавицы. А потом по полной бесшабашности, отстать от колонны и рискнуть жизнью ради фронтовой любви. Никого не призываю к проявлениям мальчишеского безрассудства, однако, в нашем мире иногда случаются любовь и романтики. ПапаОлег был одним из них.