Москвичка

По приезду в Москву, на учебу, я добрался до Садово-Кудринской, и, прошагав от «Баррикадной» ставший позднее привычный маршрут, открыл тяжелую входную дверь солидного здания. После короткого вопроса палец вахтера ткнул в направлении какой-то двери, и я поплелся, уставший, «оформляться».

Как сказали бы сейчас – «на ресепшене», меня встретила немногословная симпатичная девушка. Маленького росточка, хрупкая, с правильными чертами лица, что я отметил сразу, она задала мне несколько обычных, дежурных вопросов, выдала пару таких же дежурных бланков для заполнения и отправила к коменданту общежития – заселяться.

Побросав вещи в довольно комфортной, кем-то приготовленной заранее комнате, я задался целью выяснить обычные, скорее житейские вещи – где столовка, душ, где меняют бельё, где купить свежие газеты - жить мне здесь предстояло не день и не два. Спросить об этом можно было только у той самой девушки, что встретила меня при оформлении…

Она всё так же скучающе сидела в своем кабинете, в тишине, лишь за окном во внутреннем сквере здания о чем-то щебетали птицы да доносились вопли какого-то животного – неподалеку за забором размещался Московский зоопарк. Наш разговор был беглым, но продуктивным – я узнал, что хотел, и лишь одно никак не давалось – где же столовая, как добраться? Привычным жестом поправив модную стрижку (чисто московскую, отметил я, у нас таких не видел), девушка поднялась и негромко сказала: «Я вас провожу». И мы пошли - по длинным коридорам, по лестницам, о чём-то разговаривая.

Что необычного было в ней, я понял не сразу. Нет, не маленький рост, не складная фигурка, не изящные тонкие и ухоженные руки, и даже не улыбка, казалось, немного несмелая, что бывает у людей, обремененных какой-то заботой. Исподтишка рассматривая её, прислушиваясь не к ней, а скорее к собственным ощущениям, я всё-таки понял, что так отличало её. Голос? Да, голос, но не только…

Немного «скрипучий», как будто надломленный, тем не менее он, не потеряв каких-то юношеских обертонов, всё же был взрослым, обволакивающим, томным… Но привлекало не только это. Она разговаривала необычно медленно, протяжно, с характерными, какими-то театральными паузами, и я отметил про себя – вот ведь ломака… Тоже мне, москвичка…

Быть может, и не поменял бы я своего мнения о ней, если бы потом не оказалось, что девушка эта - не фифа какая, а обычная дежурная по общежитию, которая выходит на смену сутки через трое. Узнал я это через несколько дней - началась учеба, а общежитие, несмотря на свои довольно приличные размеры, оказалось предельно замкнутым. К тому же учились мы в большинстве своем здесь же – в учебный корпус можно было пройти по коридору прямо в домашних тапочках, что очень оценили наши сокурсницы…

Увидев через несколько дней манерную девицу в столовке, я вяло помахал ей одними пальцами, и, прихватив поднос, встал в очередь. Оказались мы за один столиком скорее из моей вежливости, и через пять минут на правах «старого знакомого» я узнал, что зовут её Валя, что она – дежурная, что работает так вот и так, что живет в Кузьминках, замужем, и у неё есть даже малолетний сын…

Её манера разговаривать заставляла не слушать, а прислушиваться, как это бывает, если собеседник говорит тихо и медленно. Этот тембр, поворот головы, какое-то спокойствие в движениях завораживали, и мне было приятно, что она, москвичка, вот так запросто разговаривает с каким-то довольно неотесанным приезжим из далекой Горьковской области. Куда-то исчезла и та манерность, что я ошибочно увидел в ней в первый день нашего знакомства, и вот мы разговариваем, и что-то обсуждаем, а она, вся крахмально-изящная, улыбается моим нелепым попыткам понравится ей…

Мы часто встречались, и не только случайно. По вечерам во время её дежурства я частенько заходил к ней в небольшую комнатку, мы пили чай, что-то рассказывали, смеялись, и я откровенно любовался ею, думая про себя: «Повезло же кому-то…» Ах, если бы…

Нет, ей не везло, хотя и была она москвичкой. Первый брак был неудачным, и его последствия – сын Максимка, доставлял хлопот ничуть не меньше, чем пьяница-муж, с которым она развелась через год после свадьбы.

Второе замужество, уже через несколько лет после того, как я закончил обучение, оказалось не лучше, а подросший сын стал если не горем, то главной материнской проблемой. Но это было позже, а пока мы просто симпатизировали друг другу, общались – совсем невинно, хотя случаев, причин и желания для более тесного общения было хоть отбавляй. Но я не мог себе представить, что эта субтильная, красивая девушка, похожая на американскую актрису Элизабет Шу, очень модная, а одевалась Валентина очень модно; что эта москвичка хоть как-то может заинтересоваться моей персоной. Для сближения я не делал никаких попыток, а она, понятно, не могла их себе позволить.

Уехав на каникулы, я немного скучал по нашим посиделкам, по её неспешному разговору, а вернувшись осенью, первым делом разыскал Валюшку. Она была рада, и всё покатилось по-прежнему.

Учеба закончилась неожиданно-ожидаемо. Перед отъездом я зашел к ней с бутылкой вина, мы попрощались – тихо, с явной грустью. Что могли, да и вряд ли хотели изменить мы в этой жизненной текучке?

В июле у Валентины – день рождения. В течение долгих лет я поздравлял её, звонил, если в эти дни не уходил "на байдарках", мы вспоминали былые времена, она телеграфно сообщала свои новости, я – свои… Однажды случилась возможность побывать с какой-то вымученной политической оказией в Москве, я позвонил, предупредил, что приеду, она обрадовалась и сказала, что отменит все дела. Я их тоже отменил, и мы встретились на Пушкинской – ей так было удобнее. Просидели два часа в какой-то уличной кафешке на Тверской, бывшей улице Горького, не замечая ни ветра, ни шума машин…

У неё был всё тот же голос, те же интонации, что так нравились мне, но было и уставшее лицо, и грусть в глазах, и что-то ещё, что понять я не смог бы никак. Прощаясь, Валюшка по-детски уперлась лицом мне в плечо, и, шмыгнув носом, сказала: «Звони!» А дальше… А дальше повернулась и вошла в пасть метрополитена, ни разу не оглянувшись.

А я-то обязательно оглянулся бы. Но разве можно понять этих москвичек?..