Как я косил под иностранца

   Совершить восхождение на Эльбрус в советское время можно было только в составе альпинисткой группы или туристского мероприятия, например эльбрусиады какого-нибудь клуба туристов.
   Я не принадлежал ни к одной из этих групп. И тем не менее, в августе 1983 года я поднимаюсь к «Приюту Одиннадцати» именно с целью восхождения. Мое появление было замечено «хозяином» приюта. Звали его Ибрагим. Я пришел в хорошем ветрозащитном костюме, на ногах были новенькие высотные самодельные бахилы, изготовленные из ботинок «прощай молодость». Это такие войлочные боты на основе калош. Старики их надевали прямо на обувь, для зимы вещь очень удобная и теплая. Я эти боты обшил сверху плотным капроном, пришил утепленное синтепоном голенище на молнии – одним словом, получились высотные сапоги. Сделаны они были аккуратно, отчего выглядели солидно. Надел их на киевский вибрам – были такие ботинки для туризма, в те годы вещь дефицитная.
   Увидев меня, из двери первого этажа вышел Ибрагим – балкарец лет сорока пяти, в неплохой экипировке. С серьезным выражением лица он осмотрел меня и спросил: «Собрался на Эльбрус?» Я ответил: «Нет», но понял, что засветился. Он ушел, думаю, не поверив. Мне нужно было не показываться на глаза суровому дядьке, и я решил отсидеться в укромном месте. Для этого я познакомился с двумя симпатичными людьми – отцом и сыном, которые любезно пригласили меня в холодную, промороженную изнутри комнату на втором этаже приюта. Здесь почти темно, кое-как горел огонек в лампочке, стены были выкрашены в мрачные тона, вдоль них стояли двухъярусные металлические койки с грязными матрасами. О белье и речи не было. А ведь когда-то здесь лежал паркет, было тепло, светло и давали постельные принадлежности. Комната скорее напоминала помещение заброшенного дома, чем пристанище для восходителей. Окна были залеплены снегом, отчего свет внутрь почти не пробивался…
   Нужно было переодеться. Я сменил одежду: снял яркий красный капроновый костюм, надел брезентовое одеяние, которое принадлежало старшему добродетелю. Завернул шею каким-то желтым дурацким шарфом, голову покрыл вязаной шапочкой и стал похож на «чайника», который пришел поглазеть на окружающие горы. Я понял, что законспирироваться мне удалось: строгий дядька меня не узнал, когда мы случайно столкнулись на лестнице, ведущей к выходу…
   Новым знакомым я рассказал о цели своего визита сюда, на высоту 4200 м. Мужчина, не лишенный чувства авантюризма, отнесся ко мне с пониманием, но спросил, имею ли я опыт и необходимое снаряжение. И то и другое у меня было. Он подсказал, что на третьем этаже приюта, а там всегда останавливались иностранцы, к восхождению готовится группа, кажется, чехов или словаков.
   Тихонько крадусь на третий этаж. Здесь гораздо теплее, чем на «советском» этаже, в коридоре светло и лежат ковры, общее впечатление – я попал в какой-то другой приют. Вспомнил поговорку, которая «ходила» в те годы: «СССР – единственная страна, где к иностранцам относятся лучше, чем к своему народу». Какой контраст между двумя этажами! Встречаю иностранца-переводчика. Так, мол, и так, не возьмете ли меня на гору. Он приглашает в номер, где матрасы накрыты одеялами и внутри тепло. Моя брезентовая одежда нужного впечатления не произвела. Я это заметил и сказал, что имею необходимую экипировку для восхождения на Эльбрус. В общем, моя настойчивость принесла плоды: мне сказали, чтобы я пришел в час ночи. Радостный, я отбыл в свое убежище.
   Время ожидания пролетело в разговорах незаметно. В назначенный час я весь в капроне и самодельных сапогах поднимаюсь на третий этаж. Удивлению не было предела – перед ними стоял совсем другой человек. Они долго изучали мою высотную обувку, трогали руками, затем сравнивали со своими нубуковыми ботинками, которые явно уступали моей комбинации: ботинки плюс сапоги.
   На «улицу» выходим прямо из двери третьего этажа. Инструктор, мы тогда не знали слова гид, ставит нас шеренгой. Смотрю, я вообще не выделяюсь из общей массы, а по обуви – прямо-таки гималаец. Он пересчитал нас, я был последним – двенадцатым, и повел вверх.
   Не буду описывать подробности подъема, они многим известны – мы шли на Восточную вершину. Скажу только, что из двенадцати человек поднялись на вершину, вместе со мной, семь. Стиль хождения у иностранцев, как мне тогда показалось, был странным: устал человек и, не говоря ни слова, поворачивает назад. Гид у нас один, и, вероятно, была договоренность, что никого вниз не сопровождают.
   На спуске нас накрыла непогода: пошел снег, видимость упала. Связываемся все «паровозом» – одной веревкой, идем. Вскоре уже не видно другого конца связки, гид командует сесть и пережидать. Иностранцы разговаривают между собой, я держусь особняком и рот не открываю. Чувствую, гид начал ко мне присматриваться – что за молчун. Ну, думаю, догадывается. В этот момент облачность расступилась, и внизу в стороне я увидел вешку, которыми был маркирован путь на вершину. Я окончательно вжился в роль иностранца и, показывая на вешку, проговорил растянуто и нарочито с акцентом: «В-е-е-щька». Гид поднимает группу и ведет вниз.
   У приюта собрались встречающие иностранцы, гид снова строит нас в шеренгу, поздравляет с восхождением, что-то говорит про подъем и плохую погоду, затем каждому жмет руку. Иностранцы уходят к себе на третий этаж отдыхать, а я – в свою коморку, где меня поджидают мои новые знакомые. Коротко рассказываю о наших приключениях, наспех отдыхаю, прощаюсь и незаметно выскальзываю из приюта в своем красном капроновом костюме.

август 1983 г.