Мой адрес - Советский Союз... Казахстан

   Нефтегорск – город нефтяников. Практически всё его население тесно связано с этой профессией. В своё время, в 1950-е – 60-е годы, когда  в этих краях начиналась  разработка нефтяных месторождений, сюда приехали специалисты со всех концов страны. Многие приезжали семьями, а молодые создавали свои семьи здесь. Шли годы, рождались и вырастали новые специалисты, заменяя своих отцов и дедов. И теперь уже отсюда уезжали они на новые месторождения, где нужны были их опыт, мастерство и умелые руки.

         Осваивая месторождения, нефтедобытчики продвигались всё дальше на север, преодолевая трудности, связанные с отсутствием дорог, электроэнергии и условий для проживания. Из-за сурового климата в тех краях нефтяникам платили повышенную зарплату. Это было хорошим стимулом для желающих заработать, и многие нефтегорцы им воспользовались. Большинство работали вахтовым методом, ежемесячно приезжая домой. Но были и те, кто уехал совсем. То, что значительная часть наших горожан трудилась и продолжает трудиться в отдалённых  районах, стало одной из особенностей Нефтегорска.

         Я не был нефтяником, но и мне не один раз предлагали поехать в те далёкие края, где нужны были не только нефтяники, но и другие специалисты. Долгое время я не решался на переезд из Нефтегорска, не желая нарушать установившийся семейный покой. Но подросли дочери-двойняшки Ольга и Тамара, поступили на учёбу в Куйбышевское педучилище № 2 по специальности «Воспитатель в дошкольных учреждениях», стали жить в городе и приезжать домой на выходные дни. Это сразу ударило по семейному бюджету. Средств нам и без того никогда не хватало, а тут недостаток их стал просто катастрофическим. Пришлось решаться на радикальные меры.

         Многие нефтегорцы летали тогда на Север, чтобы заработать. Но некоторые ездили с той же целью в Казахстан, где тоже платили «северные» надбавки в связи с тяжёлыми климатическими условиями. В конце концов и я оказался там  с помощью своих хороших знакомых Романовых – Николая и Надежды, которые уехали в Казахскую ССР раньше. Главную поддержку оказал мне тогда бывший главный инженер Нефтегорского нефтегазодобывающего управления (НГДУ) "Богатовскнефть" Л. Н. Баландин. К тому времени Лев Николаевич тоже уехал из Нефтегорска в Казахстан на более высокую должность. Жил он теперь в городе Актюбинске и работал главным инженером объединения "Актюбинскнефть". Мы хорошо знали друг друга по Нефтегорску, и он рекомендовал меня руководству НГДУ "Октябрьскнефть", входящего в структуру объединения "Актюбинскнефть", на должность начальника ЦАП – цеха автоматизации производства. По институтскому диплому я имел специальность  инженера автоматической электросвязи. А это, как считал Л. Н. Баландин, небольшая разница. Везде автоматика, везде  электроника. Я согласился и поехал. Это было в сентябре 1987 года.

         Правда, перед тем, как согласиться, решили с женой   сначала съездить и посмотреть на месте, куда мы собрались. Когда поезд прибыл на станцию Кандагач, мы с ужасом увидели, что находимся внутри пылевой бури. В полдень было темно, как в сумерки. Страшно было выходить из вагона. За несколько минут грязная песочная пыль набилась нам в глаза и нос, в волосы и под одежду. Но мы понимали, что едем в такую местность, где нас ожидают всевозможные трудности и заранее были готовы к ним, поэтому, несмотря на такую «приветливую» погоду,  укрепились в решении приехать сюда на работу.
         Переночевав у Романовых, утром выглянули в окно и снова были поражены. На этот раз мы  находились внутри не бури, а пылевого облака, и не серого, как вчера, а цементного цвета, светлого,  как туман. Причина оказалась простой. Несколько машин проехали по грунтовой дороге в казахскую степь к нефтяным объектам. Поднятая ими пыль, из-за особенностей местной почвы,  висела в воздухе несколько часов. 
         Так, за одни сутки, мы с женой получили полное и наглядное представление об условиях, в которых предстояло работать. Удивительно, что эти «смотрины» как будто специально были устроены для нас. Будто кто-то хотел напугать нас или предупредить. Ведь подобных явлений больше не наблюдалось, даже когда мы уже работали там и знали, что это может произойти в любой момент.
         А тогда, укрепившись в своём решении, мы спокойно поехали домой собирать вещи. Я дал окончательное согласие руководству и вскоре приехал в Кандагач пока один. Устраиваться с работой и жильём.

         НГДУ "Октябрьскнефть" располагалось в г. Октябрьске Актюбинской области. От Актюбинска на юг через город Алгу поезд идёт  около 100 км до станции Кандагач. Посёлок Кандагач с 1967 года стал городом Октябрьском. Его переименовали в честь 50-летия Октябрьской революции и в связи с разработкой нефтяных месторождений. За старым посёлком вырос новый городок из пятиэтажных домов. Его-то и  назвали Октябрьском, а старую часть города в народе по-прежнему именовали Кандагачём.  Железнодорожная станция тоже сохранила своё название «Кандагач».

         После распада Советского Союза упразднено и советское название города – Октябрьск. Теперь, взглянув на карту, южнее Актюбинска можно увидеть город Кандыагаш. Да и Актюбинск с того времени переименован в Актобе. Ранее входившая в состав СССР Казахская Советская Социалистическая Республика (Казахская ССР) с 1991 года называется «Республика Казахстан». Но эти изменения происходили позже. А тогда…
         Начальник НГДУ "Октябрьскнефть» Н. И. Бурашников оказался нашим земляком из г. Отрадного. При первой же встрече он неожиданно предложил мне согласиться на должность начальника отдела кадров, а не начальника ЦАП.
         – Я смотрю, вы опытный руководитель и организатор, – сказал Николай Иванович. – Двенадцать лет руководили районным узлом связи, да ещё в райкоме партии работали. А конкретная  работа с кадрами вам знакома?
         – Конечно, - ответил я. - В нашем узле связи должности кадровика штатом не предусмотрено. Эту работу выполняет сам руководитель. Оформление приказов о приёме и увольнении, предоставлении отпусков, поощрениях и взысканиях – всё делает сам начальник. А областное руководство строго за этим следит. Каждые два года все руководители сдают экзамен на допуск к руководящей работе. В экзаменационном билете шесть вопросов: четыре - по трудовому законодательству и два – по охране труда и технике безопасности. Не сдашь экзамен – можешь распрощаться с должностью, поэтому мы хорошо знали трудовой кодекс…
         -  Очень хорошо! – прервал меня начальник НГДУ. - Дело в том, что начальник ЦАП для нас сейчас не главная забота. Назначим туда кого-нибудь из "технарей". Кадровая работа – вот наше слабое звено. Тут срочно нужен руководитель с вашим опытом. Две с половиной тысячи работающих, большая текучесть кадров, очень сложный и очень разный контингент. Люди едут к нам со всех концов Советского Союза, много освободившихся из мест заключения. Есть добросовестные работники, есть лодыри и пьяницы. Есть хорошие специалисты, есть люди вообще без специальности. Работы много не только по подготовке и обучению кадров, но и по их правильному учёту, грамотному приёму и увольнению, оформлению очередных и дополнительных отпусков, больничных листов, учёту пенсионеров и инвалидов, вредных условий труда…
         - А впрочем, - заключил Н. И. Бурашников, -  вы  знаете это  лучше меня.
         Зарплата начальника цеха и начальника отдела кадров была одинаковой, поэтому начальник управления без особого труда убедил меня согласиться, и я почти два года (до июля 1989 года)  работал начальником отдела кадров НГДУ "Октябрьскнефть". Это была бурная эпоха в моей жизни и в жизни моей семьи после спокойного и привычного нефтегорского уклада.

         Пять месяцев я прожил в служебной гостинице и уже в феврале 1988 года переселился в трёхкомнатную квартиру. Строительство домов велось тогда вахтовым методом, круглосуточно, очень быстро. В начале ноября 1987 года только начали рыть котлован под наш дом, а уже 15 февраля 1988 года, то есть через 3,5 месяца, мы - специалисты и работники НГДУ заселились в первые четыре подъезда. Вернее,  по счёту наши подъезды были последними. Дом имел П-образную форму и строился почему-то с другого конца. Короче говоря, я получил квартиру № 235 на четвёртом этаже в последнем подъезде пятиэтажного 240-квартирного дома № 12 микрорайона "Дружба" г. Октябрьска.

          Когда дом строился, мы уже знали номера своих квартир. Это тоже способствовало ускорению. Хорошо кто-то придумал. Как только были воздвигнуты стены, всех нас - владельцев квартир, в рабочее время посылали на наш строящийся объект для помощи  отделочникам, плотникам, сантехникам и электрикам. Мы не только убирали строительный мусор из своих квартир, но и помогали, чем могли, как подсобные рабочие, а главное контролировали ход работ, и сразу высказывали специалистам свои  замечания и пожелания, чтобы  исключить возможные недоделки, недоразумения и претензии.
         Однажды я не смог пойти на  стройку из-за срочной работы. Прихожу на другой день, а установленная вчера без меня дверь оказалась не того размера, открывается не в ту сторону и совсем не закрывается. Тогда я сам нашёл нужную дверь, принёс её в свою квартиру и плотники без лишних разговоров поставили её на место. Их тоже можно понять. Строительство велось круглые сутки, ни на минуту не останавливаясь даже ночью. В таких условиях не мудрено перепутать какую-то дверь. Хорошо, что в подобных ситуациях хозяева квартир могли своевременно вмешаться.

         Полтора года мы прожили в этой квартире. Я жил постоянно, а жена приезжала через каждые две недели на две недели. Она работала вахтовым методом в цехе автоматизации производства (ЦАП), начальником которого я чуть  не стал. Мы с ней оба связисты. В Нефтегорске она работала старшей телеграфисткой и электромехаником  телевизионного ретранслятора. Иными словами, и у неё (где бы ни работала) везде была автоматика, везде электроника…
         Сын Владимир некоторое время жил с нами, учась в 9 и 10 классах, затем уехал в с. Неверкино Пензенской области, где и окончил школу, живя у тёти Шуры (Королёвой Александры Николаевны – сестры моей супруги Клавдии Николаевны).
         Дочери Ольга и Тамара учились в Куйбышевском педагогическом училище и приезжали к нам в Октябрьск только летом и на каникулы. По выходным они приезжали в свою квартиру в Нефтегорске, куда через каждые две недели возвращалась и их мать.

         Работы у меня было очень много не только по должности, но и общественной. Райком партии сразу привлёк в качестве пропагандиста для проведения политзанятий. А затем ещё избрали секретарём парткома НГДУ. И это тоже в нагрузку, без освобождения от основной должности и без доплаты, хотя освобождённые единицы секретарей парткомов в то время были и на предприятиях гораздо меньших нашего. Мне же фактически пришлось работать на двух должностях при одной зарплате. Через некоторое время Актюбинский обком партии наградил меня Почётной Ленинской грамотой, а в Октябрьском райкоме партии   мою фотографию поместили на доску почёта в числе лучших пропагандистов района.
         Работая в Нефтегорске, я получал 200 рублей в месяц. В Октябрьске 250 рублей был только оклад, на который начислялись премиальные и "северные", то есть учитывался территориальный коэффициент. Всего выходило 600 рублей, но с вычетом налогов оставалось 500. Это было очень хорошо. Таких денег раньше я никогда не видел. Ещё и Клавдия Николаевна вахтовым методом  зарабатывала 300 рублей. Но никаких накоплений нам сделать не удалось. Всё уходило на учёбу и содержание повзрослевших детей. И то  -  слава Богу! А иначе мы бы совсем оказались "на мели".
 
         В стране шла перестройка, пошатнувшая все привычные устои. Тот период запомнился сильным землетрясением в 1988 году в Армении (г. Спитак) с многочисленными жертвами. Погибли 25 тысяч человек, 19 тысяч стали инвалидами, 530 тысяч остались без крыши над головой. Разрушены 21 город и 324 села. В пользу пострадавших по всей стране был организован сбор средств. Работники нашего НГДУ через бухгалтерию перечислили свою зарплату за один рабочий день. Я перечислил 18 рублей. Сейчас такая сумма кажется незначительной, а тогда это были неплохие деньги. Килограмм колбасы стоил 2 рубля 10 копеек, килограмм конфет-подушечек – 1 рубль, литр молока – 24 копейки, буханка белого хлеба – 20 копеек, проезд в трамвае – 3 копейки, коробка спичек – 1 копейка.
         В тот же год относительно спокойная жизнь страны советов взорвалась невиданным, очень жестоким межнациональным конфликтом между Армянской и Азербайджанской республиками в Нагорном Карабахе. Это было первым мощным потрясением Советского Союза, который доживал последние годы. Напряжённая атмосфера чувствовалась тогда и в Казахстане, хотя и не в такой крайней форме. Мелкие беспорядки, возникавшие кое-где, усмиряла местная казахская милиция. Казахи разгоняли казахов. Однако газеты, выходящие на казахском языке, не стесняясь, писали о том, что русским пора убираться восвояси. Агрессивный национализм уже и здесь  открыто заявлял о себе.

         Поведение казахов как-то сразу изменилось. В разговорах с нами они стали сдержанными. Между собой старались говорить только на казахском языке, хотя совсем недавно стыдились его и   общались на русском даже между собой. Считали такое общение цивилизованным.
         А я даже завидовал казахам, ведь они знали два языка. Начал учить казахский. Пробовал разговаривать. Однажды позвонил в приёмную начальника управления. Трубку взяла секретарь Анна (казашка):
          - Алло, Анна! Бастык барма (начальник здесь?) – спросил я.
          – Нету его! – сердито прокричала Анна и бросила трубку.       
Позже я спросил её, почему она так грубо ответила.
         – Я вас не узнала. Думала, какой-то казах звонит.
         – А почему же ответила не на казахском?
         – А ну его, этот казахский…

         Большинство казахов свободно говорили на русском. Но были и такие, что совершенно не знали его, не умели читать и писать. В основном это были жители дальних аулов. Представитель военкомата однажды жаловался, что с такими парнями в армии одно мучение. Они ни команды, никакого другого слова не понимают. Письма домой не пишут. Потом родители их разыскивают, присылают запросы.
         И такие неграмотные люди просились к нам  на работу, где требуются специалисты не ниже пятого разряда. Обижались, когда  им отказывали. Говорили, что русским всё можно, а нам почему нельзя? А мы не имели права принимать рабочих без квалификации для обслуживания сложного оборудования в опасных условиях с постоянной угрозой выброса сероводорода. Все работники на своих местах обязательно были с противогазами, а рядом стояли автобусы с работающими двигателями, готовые в любой момент вывезти рабочую смену из опасной зоны.
         В те годы много пришлось летать на вертолётах Ми-8. Например, 4-й цех находился в 200 км от г. Октябрьска, а хорошей дороги к нему не было. Это основное месторождение, там возник посёлок Жана-Жол (Новая жизнь). Если на машине ехать, то дня не хватит, особенно в непогоду. До других цехов в Кенкияке тоже около 100 км. Туда могли иногда проехать, кое-какая дорога была. Но чаще всё же предпочитали вертолёты, которые всё равно летали по несколько раз в день в Жана-Жол, зачастую с промежуточной посадкой в Кенкияке.

         Мне однажды в такой ситуации пришлось прыгать с вертолёта на заснеженное поле. Вертолёт летел в Жана-Жол, а в Кенкияк только один я. Поскольку при взлёте и посадке вертолёт испытывает максимальную нагрузку и при этом топлива расходуется больше, чем просто в полёте, мы решили из-за одного пассажира в Кенкияке не садиться. Чтобы мне не прыгать на бетонную площадку, вертолёт немного в стороне (не садясь) снизился на минимальную высоту, и я прыгнул на снег. Посадка была почти мягкой, хотя и не очень приятной.
         Работать мне нравилось. Всего нас в отделе кадров было шесть человек. Чувствовал себя нужным и полезным, поэтому нелёгкая и ответственная должность давала моральное удовлетворение. Зато очень тяготило "бесплатное приложение" – должность секретаря парткома. И вовсе не потому, что она действительно была бесплатной, а потому, что заставляла заниматься пустым, ненужным делом, отнимающим много времени.

         В обязанности начальника отдела кадров входило  регулярное посещение всех отделов, цехов и участков предприятия, в том числе на вертолётах. Изучение условий труда, учёт пожеланий и просьб работников, проверка соблюдения трудового законодательства, проведение собраний трудовых коллективов в цехах и на участках – этими и другими вопросами приходилось заниматься ежедневно непосредственно на рабочих местах, поэтому меня хорошо знали во всех цехах и отделах. И не только знали, но и, смею сказать, уважали.
         Я был крайне удивлён, когда на общем собрании мою кандидатуру выдвинули в Верховный Совет СССР. Это было неслыханным. Верховный Совет СССР – высший орган власти Союза Советских Социалистических Республик. Быть депутатом Верховного совета доводилось разве что первому секретарю обкома партии или председателю облисполкома, не более одного-двух человек от области.
          Протокол нашего собрания о моём выдвижении дальше райкома партии не пошёл. Ведь там ожидали, что крупнейший в области коллектив нефтяников выдвинет кандидатом в депутаты Верховного Совета либо секретаря обкома КПСС, либо председателя облисполкома. Но наш коллектив, пользуясь объявленной свободой, не стал поступать по указке сверху, а выдвинул своего кандидата. Конечно, это была напрасная затея. В своём ответном слове я поблагодарил коллектив за столь высокое доверие, но объяснил причину, почему я беру самоотвод.
         Собрание было бурным. Не считаясь с моим мнением и желанием, коллектив всё же выдвинул мою кандидатуру и представил протокол собрания в райком партии. Конечно, ничего хорошего из этого не получилось.
         Кандидатом в депутаты я не стал. Но не стали ими также ни секретарь обкома, ни председатель облисполкома. Шла перестройка и многое менялось на глазах. Порядок формирования Верховного Совета был изменён. Выдвижение кандидатов в депутаты отменили. Все собрания (и наше в том числе) по выдвижению кандидатов в депутаты Верховного Совета СССР были напрасными, все протоколы никому не нужны. А вскоре и сам СССР прекратил своё существование.
         Последний нормальный (доперестроечный) состав Верховного Совета 11-го созыва работал с 1984 года и прекратил свою деятельность в 1989 году. Следующий Совет был сформирован по другим правилам (или без всяких правил) Собранием народных депутатов и работал только до 1991 года.

         Политическая обстановка менялась прямо на глазах. Уезжая в Актюбинскую область, я не исключал, что со временем мы сможем туда окончательно перебраться всей семьёй. Население Казахской ССР в те годы насчитывало около 17 миллионов человек. Из них 40 % русских, 40 % казахов и 20 % других национальностей (украинцы, немцы, корейцы и т.д.). Советский Союз был единым и мощным государством, в котором все народы жили дружно, независимо от национальности. Многие действительно переезжали в Казахстан на постоянное место жительства. Мы никого и ничего не боялись. Ведь вся  советская страна была нашей родиной.

         Я тоже всерьёз собирался окончательно переехать туда. Надо было только дождаться, когда дочери закончат учёбу, а работу по специальности для них я уже присмотрел. Сын  окончил школу, и ему работа была приготовлена.
         Однако тревожные дни надвигались всё ближе. Местные националисты с каждым днём смелее и наглее заявляли о себе. Как-то вечером, прямо в нашем подъезде, сына сильно избил местный казах. Позвонил в нашу квартиру, открыла жена (меня дома не было) и нагло заявил:
         - Забирайте своего отпрыска. Можете на меня в милицию  жаловаться…
         Через несколько дней я нашёл этого мужчину и попытался выяснить у него за что он так жестоко поступил с парнем, который до сих пор  весь в синяках, гематомах и ссадинах. Но разговора не получилось. Говорил он дерзко. Ничего конкретного не сказал, а только вновь повторил:
         - Можете жаловаться в милицию…

         Неприятности на этом не кончились. Однажды уволился один из работников охраны, не молодой уже казах, пьяница и прогульщик. Несколько дней он пил, не появляясь на работе. И это далеко не первый раз. Коллектив охранников, где он работал (отряд ВОХР, в котором все бойцы -  казахи), на своём собрании принял решение просить администрацию уволить нерадивого сотрудника. Профсоюзный комитет дал своё согласие. Опомнившись, виновник тут же написал заявление на увольнение по собственному желанию и умолял не портить ему трудовую книжку «нехорошей статьёй». Ему пошли навстречу и удовлетворили просьбу. Отдел кадров оформил увольнение по собственному желанию, но злостный нарушитель трудовой дисциплины передумал и написал на меня жалобу в прокуратуру о незаконном увольнении, будто его силой заставили написать заявление.

         Никогда бы не подумал, что из этого небольшого эпизода разыграется долгая драма, помотавшая нервы не только мне, но и  начальнику НГДУ, да и всему коллективу управления. Отдел кадров ежедневно издаёт десятки приказов. Это привычная работа, обычная рутина. При таком большом количестве документов иногда случались и недоразумения, которые легко разрешались в рабочем порядке. Но таких последствий и результатов из-за увольнения по собственному желанию, не было никогда. На ноги были подняты все органы, в которые меня вызывали – райисполком и облисполком, райком и обком партии, областной совет профсоюзов.
         Везде меня ругали и грозили. Был суд. Даже два. Первый суд (судья русский) подтвердил правильность наших действий. Но проигравшую сторону это не устраивало. Решение было обжаловано. Второй (судья казах) всё перевернул с ног на голову, встал на сторону прогульщика, а нас обвинил в притеснениях лиц казахской национальности.
         В течение нескольких месяцев наш «герой» приходил в отдел кадров и старался спровоцировать меня на драку. Кричал  в лицо и замахивался на меня, хватал за одежду, бил по рукам. А в коридоре стояли несколько «свидетелей», ожидая, когда я не выдержу и ударю его. Дело в том, что в жалобе прокурору он написал, что я дрался с ним. Но поскольку этого не было, то надо было устроить  провокацию.

         Местная газета опубликовала статью, где «ценный и опытный работник, пострадавший от произвола руководства» поливал меня грязью, жаловался, утверждая, что я,  получив трёхкомнатную квартиру для всей семьи, проживаю в ней один, что я и жена получаем какие-то незаконные выплаты. Вслед за этой статьёй последовали другие. Против меня и начальника НГДУ Н.И. Бурашникова также начальника отряда ВОХР и всего коллектива управления выступили многие серьёзные люди из казахов, везде и всюду превознося лодыря и пьяницу и обвиняя нас в притеснении казахов. Только коллектив отряда ВОХР очень не хотел возвращения пьяницы в свои ряды. Во всех инстанциях работники охраны давали объективную характеристику бывшему сотруднику. Но их объяснений, как и наших, никто не слушал, и слушать не хотел. Все объединились с одной целью – вытеснить русских из всех предприятий и вообще из города. Этой цели никто уже не скрывал, а угрозы с каждым днём только усиливались…
   
         Да, совсем недавно было время, когда я серьёзно думал  переехать в Казахстан.  Но жизнь неожиданно распорядилась по-другому. Не проработав и двух лет, пришлось возвращаться домой, в Россию. Квартиру приватизировать не стал, хотя мог бы это сделать. Представил себе, какая жизнь здесь ожидает мою семью. Но  многие из наших земляков квартиры приватизировали. Не все они успели, как я, на себе почувствовать тревожное и опасное веяние того времени. Надеялись, что всё уляжется и жизнь снова станет спокойной. Но позже, постепенно большинство из них тоже вернулись домой.

         Я вернулся в Нефтегорск в конце июля 1989 года, а уже с первого августа был  назначен на должность главного редактора районной газеты «Ленинский луч», которая в настоящее время называется «Луч».