Когда наша мама была маленькой. 04
В гостях хорошо, однако пора и честь знать. Райса бежит домой, шлепая босыми пятками по отбитой множеством ног земле. Возле их ворот стоит лошадь, запряженная в телегу. «Каразирековские приехали!» - определяет тут же девочка, мигом узнав лошадь и телегу по еле уловимым приметам: к тележному днищу прикреплено знакомое ведерко для дегтя, дядя смазывает им колеса арбы, если дорога дальняя. И его кнут лежит тут же, на рогоже, которой застелена телега.
Странно, что брат не крутится возле, уж он такой охотник до лошадей! Хлебом не корми, дай только погладить коня по холке, походить вокруг, делая вид, что поправляет упряжь. А если уж до кнута доберется, пиши пропало – готов часами громко щелкать им на зависть соседской ребятне, резко взмахивая худыми руками.
Брат с сестрой, честно говоря, не больно любят бабушку из Каразирекова, мамину маму. Она какая-то скучная, как серый сухарь. Мало разговаривает, гостинцев от нее тоже не дождешься. Если ребята слышат, что приехала бабушка, сразу спрашивают:
- А какая бабушка? Мишкинская или каразирековская?
Мишкинская бабушка - вторая жена их деда со стороны отца. Ее жизненная история была грустной, но вполне обычной для татарской жены. Дед Райсы и Гаптрахима, овдовев, взял молодуху, чтобы обстирывала и обихаживала его – мужчина, тем более в возрасте, не может без женской заботы. Неожиданно для всех молодая жена родила ему сына, в котором оба души не чаяли. И надо же было так совпасть – поскребыш деда, Махмуд, родился почти одновременно с его старшим внуком Гапртахимом.
Мальчишки, дядя и племянник, не разбирая родства, росли, играли вместе, были очень дружны. Позже и маленькую Райсу Махмуд считал своей сестрой. Мать его, пусть и неродная бабушка, тоже привечала внучат, и они отвечали ей любовью.
Внезапно дед заболел и умер. Его жену, не имевшую родни поблизости, почти насильно выдали замуж в Мишкино, а это очень, очень далеко по местным меркам.
Молодая вдова совсем не хотела уезжать. Мужа, пожилого и строгого Нажметдина, она боялась, но любила: был он суровым, красивым и хозяйственным. Без его опеки оставаться в доме женщина не могла: старшие дети мужа, уже семейные, и прежде были недовольны женитьбой отца. Выползли какие-то обиды и недовольство вдовой. Прокормить мачеху с ребенком никто из них не мог: дочери Нажметдина только–только одна за другой стали невестками, а единственного сына Тимергалея раскулачили и отправили в исправительный лагерь. Решено было выдать бедную женщину замуж за степенного мужчину из села Мишкино.
Уезжая на новое житье, вдова оставила Махмуда на воспитание доброй бездетной женщине Рахиме и ее мужу, живущим на соседней улице. Ее новому зажиточному мужу чужое дитя было ни к чему. Тоскуя, мать при любой возможности старалась навестить своего первенца, кудрявого красивого мальчика, всем обличьем напоминавшего покойного отца. Материнское сердце рвалось к поневоле оставленному сыночку. А где сын, там и его первые друзья - внуки первого мужа. Поэтому ехала женщина с подарками и гостинцами, как будто оправдываясь за свой проступок перед родной душой. Неудивительно, что ее приезду дети бывали рады. Им не интересны степени родства, причины отъездов-приездов! Главное – мишкинская бабушка добрая. Райса даже имени ее не могла никак запомнить, но любила ее и ждала. А мамина мать… Эх, зачем только она приехала!
И сегодня девочка шагала к дому без особой радости. Бабушка будет теперь гонять ее без конца:
- Райса! Иди воды свежей принеси с родника. Райса, протри-ка тут пол!
В действительности дело оказалось еще хуже. Мать давно уже ходила, держась за живот, и не выходила на колхозную работу, а наутро ушла в больницу и осталась там. Бабушка усевшись на саке*, сначала немного подержала на руках малышку, потом достала старый Коран и стала читать, перелистывая желтые страницы тонкими пальцами. Брат, под предлогом натаскать веток для растопки, убежал с мальчишками на речку.
Днем сестренку можно было еще развлечь, хоть и тяжелая она, вытащить на улицу, на теплую землю, чтобы самой поиграть с подругами. Но вот ночью…
Только угрелась Райса на полу, укрывшись старыми бешметами*, только уснула, прижавшись грязными пятками к теплому боку брата, как бабушка уже звала ее:
- Райса, ребенок плачет!
Райса спросонья нашарила за пазухой бутылочку с разведенным молоком, подхватила малышку и стала ее кормить. Фаузия, наевшись, успокоилась . Старшая сестра упала и уснула как убитая.
На следующую ночь ей пришлось хуже. Во сне она выронила драгоценную бутылочку и легла на нее, молоко выдавилось через рожок и почти все вылилось на постель. Фаузия уже не плакала, а истошно орала, не давая покоя никому. Бабушка подливала масла в огонь, проклиная неумеху внучку:
- Кахар суккан бала!* Ничего толком не умеешь, не могла как следует приготовить ребенку еду с вечера!
На счастье, на столе лежал хлеб, завернутый в тряпочку. Райса откусила от половины каравая, начала разжевывать его. Голодная Фаузия стала кричать еще пуще. Кое-как завернув разжеванную тюрю узелком в уголок платка, Райса сунула его сестренке в рот. Измученная малышка, всхлипывая, стала сосать и скоро уснула. Когда Райса отошла от ее зыбки, она казалась себе ледышкой, так застыли босые ноги. Единственным одеялом укрылась бабушка, которой досталось хозяйское место на саке.
Снова проснулась Райса часа через три, от холода. Брат Гаптрахим уже встал, как мужчина, принес сухого кизяка, который они вместе собирали на горе и возле конного двора, растопил плиту. Воду в казан, вмазанный в плиту, Райса натаскала еще вчера. Брат, жалея ее, не будил, но как тут спать. Ночью пошел холодный августовский дождь, в открывающуюся дверь ушло последнее тепло, да и сестренка в колыбели уже похныкивала. А бабушка ни за что не встанет первой, не пойдет за растопкой, вот и приходится Гаптрахиму с совком бежать к соседям за угольками, чтобы разжечь плиту.
Слава богу, соседи незлые и хозяйственные. Маленькая говорливая Хуснижихан и такой же небольшой Габдрахман всегда сберегали в печке тлеющие угольки. Дом соседей стоял высоко по сравнению с соседними низенькими домишками, даже его окна смотрели как будто бы свысока из-за нарядных наличников: Габдрахман был рукастый мужик, с пилой-топором дружил. Мог помочь людям, за это его благодарили кто чем. И их сынок Талгат, сверстник Райсы, был всегда одет-обут.
День, когда бледная и похудевшая мать вернулась из больницы домой, показался девочке праздником. Наконец бабушка уедет! «Никогда не буду к ней ездить, - думала Райса. - И такой злюкой, как она, тоже не буду! Пусть живет у себя, в своей деревне. Без нее хорошо!»
Иллюстрация Елены Аллаяровой
________________________________________
*саке – дощатая лежанка, нары в углу дома (тат.)
*бешмет – верхняя одежда (тат.)
*кахар суккан бала- проклятый ребенок (тат.)
Свидетельство о публикации №222042101301