Ловец заблудших душ. Часть сорок восьмая

Жёлто-зелёные ромбы срослись в пёструю шаль, которая свилась узлами и выползла из них живой змеёй, ощупывающей воздух раздвоенным язычком. Она потекла по бело-розовым мраморным плитам, направляясь к трону, где спал дряхлый старец в золотой диадеме. Тело змеи шуршало, словно осенний лист, пролежавший в редколесье два месяца.
- Шорк-шорк-шорк, - добавились чьи-то шаги, и рядом с питоном возник человек.
Хромец, несмотря на то, что приволакивал правую ногу, двигался быстро, и вскоре он и змея оказались у ступеней. Колода карт вылетела из рукава, на мгновение зависла в воздухе, чтобы тут же замелькать "рубашками", дразня крапом и исповедуя лёгкость бытия. Свернулась в ленту Мёбиуса, и время затрещало, подобно проводу, охваченному искрами мощной грозы, загуляло всполохами и взорвалось. Диадема свалилась с головы старика и покатилась вниз, по пути теряя изумруды, грохнулась на пол и замерла возле приоткрытой пасти змеи. Та качнула золотой обод, вставший на ребро, и неторопливо втянулась в него.
- Тебе к лицу королевская мантия, - усмехнулся её спутник, извлекая из другого рукава даму "пик".
Пропустил её между ловкими пальцами, и карта сменила масть, обретя пылающее сердце.
- Как бессовестны женщины, когда им приходится носить чужую маску, - хохотнул Шут. - И как они же правдивы, когда вовлекают в игру Таро мужчин, уверенных в собственной власти!
Он хлопнул в ладони, и лента, пляшущая над троном, рассыпалась бумажными клочками, которые подхватил ветер и согнал, словно пыльный мусор, в один из дальних углов. Протяжно загудел незримый колокол - басовито и гулко. Глаза Шута вспыхнули алым, тело исказила судорога, и он упал на холодный мрамор. Стон сменился утробным рычанием, и вместо человека возник огромный косматый зверь с сединой на лопатках. Фигура старца разъехалась в стороны, словно неудачно сложенный карточный домик, оставив на троне раскрытый веер с изображением Дракона. Белое пламя, вырвавшееся из диадемы, обожгло змею, заставив её метаться, колотя хвостом по ступеням. Колокол ударил ещё раз, и пространство исказилось, будто сотня кривых зеркал, отражающихся друг в друге. Огонь потух. Рядом с волком стояла женщина в синем платье. Диадема, вновь обрётшая изумруды, лежала на чёрных, волнистых волосах.
- Звонарь нынче запоздал, - певуче сказала женщина. - Надо будет вырвать язык и ему, и колоколу - в назидание.
Волк рассмеялся по-человечески:
- Всё, что пожелаете, Королева.
- Я желаю...

Лиза вздрогнула и открыла глаза. Сон, в котором она увидела себя, оборвался, но ощущение чего-то странного осталось. Девушка осторожно выскользнула из-под руки Виктора, сгребла в охапку одежду и вышла в коридор. Оделась и открыла входную дверь. Её определённо кто-то звал. Кто-то, похожий на неё, способный творить мыслями.
- Самое мутное время, - думала она, спускаясь по лестнице. - Три часа после полуночи.
В небольшом скверике, приютившемся во дворе, Лиза увидела незнакомого человека, который приветливо помахал ей рукой и пригласил присесть рядом на лавочке.
- Не старайтесь прочесть меня, Елизавета Стефановна, - мужчина иронично приподнял одну бровь. - Я так давно творю сны для себя и других, что приучил их не падать в обморок от визита Ведьмы. Даже такой великолепной, как Вы.
- Значит, странное сновидение - Ваше послание?
- Скорее, подарок. Люблю, знаете ли, преподносить сюрпризы. Улыбаетесь? Понимаю! Это же качество присуще и Вашей душе.
Он вытащил из рукава веер и обмахнулся им. Сине-красный Дракон, извиваясь на шёлке, разинул пасть.
- Вы хотите знать, кто я? - улыбнулся незнакомец. - Что ж, удовлетворю Ваше любопытство, поскольку привык не ломаться в присутствии дам. Излишняя кривизна в поступках портит репутацию. Я живу уже так давно, что хотел бы обзавести склерозом, притупляющим память. Но - увы - помню всё отчётливо, ибо не перерождался, подобно Вам, Королева, а оставался неизменным, лишь тасуя маски, как карты. Итак, выберу навскидку! Я - бродяга, смеющийся над мудростью принца, которому наскучила жена, и он сбежал под сень дерева, чтобы отрекаться от жизни и праздновать пустоту. Мы вместе жевали медовую лепёшку и дразнили людей, как потревоженных пчёл. Он оброс учениками, как подводная скала полипами, и не смог больше быть лёгким, как пылинка. Я ушёл, чтобы танцевать Журавлём на плитах Шао-Линя, а он стал куском золота - лежащим или сидящим, спустив одну ногу. А потом мне захотелось быть пьяницей, торгующим скворцами возле Колизея. Bestia - зверь, покрытый гноищем и пеплом, причитал рядом со мной о доброте и о тех. кто отказал ему в милости. Я хохотал над ним, ибо видел за его спиной легионы чёрноспинных демонов, которые со временем облачатся в ризы святых и будут распределять ключи от рая, торговать индульгенциями и убеждать мир в выгоде казни и "воскрешения". А каким я был солдатом - обычным рядовым, славящим сына хромого Филиппа; центурионом, стирающим грязь и розовое масло Иудеи с сандалий; стрелком, натягивающим тетиву во имя победы Алой Розы; бывшим соловецким монахом, защищающим Архангельск. Развлёкся, будучи секретарём маркиза де Сада и позднее его же тюремщиком в Бастилии. Помнится, он нервничал, когда вовремя не приносили заячий паштет! Без этого кушанья "великому любовнику" не мечталось и не творилось! Славно я тогда порезвился, подсказывая ему темы из "Кама-сутры"! Правда, он оказался ленивцем и потчевал своих дам и читателей "огрызками" .
- У Вас была интересная жизнь, - кивнула Лиза.
- Да, Королева, - согласился незнакомец. - Могу уверить Вас, что являюсь создателем дорийских заклинаний. Ими впоследствии воспользовался Иисус Христос, когда получил звание Магистра и способность творить иную реальность. Жаль, что его Дар оценён слишком узко - в рамках первобытного человека. Ужасно жаль, что толпа неучей присвоила себе право вещать от его лица и ссылаться на его опыт при решении простейших "кау-уравнений".
- Неужели Вас никто не опознал за столь длительное время? - спросила Новицкая.
- В отличие от тех, кто продлевает себе жизнь снадобьями, я могу менять внешность. Вылепливать вместе с носом или ростом совершенно свежую судьбу. Кто же разгадает в карточном шулере, опустошившим в Баден-Бадене карманы будущего писателя-невротика, возницу царя Агамемнона? Или в профессоре-астрофизике - колдуна вуду, продавшего некогда порошок из сушёной печени старого негра... Кому бы Вы думали? Ай-ай, не угадаете! Аврааму Линкольну! Президент таскал сие в малюсенькой табакерке и вдыхал перед очередным выступлением, дабы не испытывать панических атак на публике.
- О!!! - сказал Лиза. - Будь на моём месте религиозный фанатик, объявил бы Вас дьяволом - вечным скитальцем по изнанке Мировой души.
- Рад бы назваться чужим именем, но оно мне не принадлежит, - расхохотался Егор Никодимович, он же - "Паганель". - Ваш дядюшка позволил мне заинтересовать собой юную Ведьму, дабы помочь ей в сотворении входов и выходов. Чтобы...
Он слегка помедлил.
- Чтобы однажды превзойти саму себя, обжигая горшки, как Боги, и разливая в них вино, как Шут, сотворивший из одной виноградинки семь галлонов надежды.
"Паганель" бросил веер на колени девушке и исчез.

Лиза вздрогнула и открыла глаза. Сон, в котором она видела себя, оборвался, но ощущение чего-то странного осталось.
- Чем дальше в лес, тем выше мухоморы, - улыбнулась Ведьма и погладила руку Виктора, которая лежала на её груди.
Стрелки на часах показывали три минуты четвёртого. На постели лежал китайский веер с оскаленным Драконом. В распахнутую форточку влетела карта - дама с огненным сердцем. Лиза мгновенно переменила ей масть на "крести" и услышала издалека чью-то мысль:
- Всё, что желаете, Королева!
- Я желаю..