Когда наша мама была маленькой. 05

ГОРЕСТИ И РАДОСТИ РЯДОМ

В детстве время проходит так незаметно! С утра до вечера успеваешь и на ток к матери сбегать, и воды с речки натаскать тяжеленными ведрами на коромысле, и с сестренкой повозиться, а солнце еще высоко. Дел полно, устанешь до вечера. Только лег – и уже во сне гуляешь в неведомых чудесных краях!

Вот ведь как интересно: дни длинные, столько всего случается, а лето уже пролетело! И осень прошла серенькими короткими днями, зима заперла детишек в холодном доме, потому что на улицу не побежишь – надеть-то нечего! Но потихоньку и погода стала мягче, на дворе уже пахнет весной, когда выбежишь на минутку по нужде в материной обувке.

Никто не заметил, как заболела маленькая Фаузия. Потихоньку стала она вянуть: все меньше болтала на своем языке и не смеялась, ела неохотно, больше спала или просто молча лежала в своей колыбельке, из которой уже давно выросла. Брат с сестрой пытались ее развеселить, и песенки пели, и рожицы корчили. Прежде она ни за что не лежала бы без дела, а сейчас… Глазки стали совсем черными и большими, лицо припухло и побелело. Даже свое любимое молоко малышка пила неохотно, через силу. Никого не тревожа, она тихо умерла в один из предвесенних дней.
Мать поплакала, попричитала, пока были дома одни. Потом привычно сомкнула губы и молча выполнила нужные дела: позвала соседок, согрела воды, чтобы обмыть крошечную покойницу, достала припасенный совсем для другого случая кусок белой ткани на кэфеннек*.

По мусульманскому обычаю над умершим нельзя проливать слезы, чтобы не отягощать его переход в иной, лучший мир. Это татарские женщины усвоили с малолетства. Детей отправили на улицу, чтобы не путались под ногами. Не детское дело похороны, пусть и родной сестренки. Впрочем, к моменту выноса маленького тельца из дома брат с сестрой были уже дома: а как же хаер*?! Им точно известно: когда хоронят кого-то, читают положенную молитву, а затем родные раздают хаер – мелкие монетки. Чтобы им да не досталось монеток? Нет уж, их сестренка умерла! Не чужая!
Так дети остались без своей вечной обузы, милой сестренки Фаузии, которую ругали, нянчили, растили и очень любили своими маленькими сердцами. Знакома им была дорога на кладбище, знакомы мужики, которые унесли сестренку на руках, чтобы навсегда оставить там, в кладбищенской земле под березками. Но что малышка умерла – слово повторяли, а понять не могли. Долго еще Райсе ночью слышался плач сестрички и она просыпалась с мыслью успокоить, прижать к себе маленький теплый комочек… Но детская душа защищена свыше! К счастью, быстро забываются в этом возрасте горести быстротекущей жизни.

А вскоре неожиданная радость пришла в дом: отец прислал письмо! С той черной февральской ночи тридцатого года о нем ничего не было известно ни Мадине, ни его братьям.

И то сказать, родным своего лиха хватило! Родного дядю Тимергалея, Факаетдина, отправили в ссылку вместе с семьей. Он так и сгинул где-то в неведомых краях. Второго дядю, Янгира, выселили из двухэтажного нового дома и отправили в лагерь. Дом этот строили долго, два сына-красавца Янгир бабая трудились, чтобы добротно, красиво получилось. Райса помнила высокую лестницу в верхние комнаты – она бывала там с матерью. Хотя у них и свой тогдашний дом был хорошо отстроен после большого пожара, но таких красивых вещей, как у старика Янгира, не было. Отец, как ни крути, был один мужчина в семье. А пожар был страшный, рассказывала мать. Отец еще баню поставил, клеть для зерна, сарай для коровы и лошади Марьки. Эх, ничего теперь у них не осталось. Даже сани и телегу увезли, сложив на них всю конскую упряжь, когда забрали отца.

Зато отец живой! Вот оно, его письмо! Еще и приедет скоро, так и написал. Мать хорошо читает, только плачет.
- Анкяй*, что ты плачешь, вот же написал, приедет! – Гаптрахим жалеет свою суровую маму, а сам того и гляди тоже заревет.
Райсе непонятны их слезы. Она едва припоминает усатого большого человека, который покидывал ее к потолку. Помнит силу его больших рук. А может, ей только кажется, что помнит – было-то ей тогда всего три года…

А чего горевать-то? Надо скорее побежать по соседям, сюенче* же у них в доме!
- Дай, анкяй, мне отцово письмо! Я сейчас сюенче принесу соседям!
Раса, крепко держа в руке серый треугольник с письмом отца, гордо шагает по улице. Мать кричит вслед:
 - Смотри, не испачкай! Не порви ненароком, уши оторву тогда!
Не таковские! Небось, понимаем, какое важное дело предстоит – всем, всем до одного соседям сообщить сюенче – радостную весть: отец их, Амиров Тимергалей, жив и здоров, вот письмо его! Всем соседям приветы шлет, про каждый дом отдельно расспрашивает.
 
Да никто никогда вообще с таким письмом по их улице еще не хаживал!
Вот, меленько покряхтывая-посмеиваясь, Хуснижихан протягивает Райсе яичко:
- На, кызым, тебе за хорошую новость! Очень хорошо, хорошо! Жив-здоров, аллага шокер*!

В соседнем доме Гулхая и Кафия, две сестры, угощают вестницу…пряником! Не самый свежий, затвердел малость, но это же пряник! Говорят, у Кафии муж был герой, красный командир. Почему бы ей не покупать пряники? А тетя Гулхая так вообще учительница! И что такое случилось, что мать с ней не общается? Это называется в селе «ыспур» - в споре-ссоре находятся, значит, две стороны. Не разговаривают, в гости друг к другу не ходят, а приходит к ним одна Кафия. Правда, это случается очень редко. Странные эти взрослые.
 
Сейчас не до споров, надо забирать что дают! Деловитость Райсы пропала, она быстренько хватает угощенье и кладет в карман. Эх, карман-то оттянутый весь, платье же старое! Как бы не выпало все добро оттуда, как бы донести до дома! Сестры что-то говорят вслед, а Райса уже несется домой! Сложив на материн стол гостинцы, она начинает  свой поход заново, идет уже по другой стороне улицы.
Вечером они с Гаптрахимом делят гостинцы. Угощают мать, что-то оставляют до завтра. Пару сырых яичек откладывают:
- Анкяй, завтра сваришь?

Мадина молчит. Захотели каждый по яичку, умники! А потом чем им суп заправлять? Хотелось бы ей щедро накормить деток, ведь дочка сама ходила и собирала сюенче. Но женщина знает, что в колхозе пока ничего не выдадут. Без коровы совсем плохо. Отпустить ребят завтра в поле за ягодами, может? Хоть ягод наедятся…

Иллюстрация Елены Аллаяровой
________________________________________
*кэфеннек- мусульманский саван для покойника (тат.)
*хаер-подаяние , здесь: поминальные деньги или вещи (тат.)
*анкяй – мама, мамочка (тат.)
*сюенче – радостная весть, а также подарок вестнику за нее(тат.)
*аллага шокер – хвала аллаху (тат.)